Глава 1Пейринг: Гарри/Джинни
- Успокойся, Рон. Все в порядке.
Джинни устало проводит рукой по волосам и делает глоток крепкого кофе. Как же все это неприятно. Она бы поняла, если бы это было больно, это должно было быть больно. Но вместо ожидаемой боли она чувствовала лишь обиду. Впрочем, и это чувство было слишком слабым.
- Послушай, если у вас какие-то проблемы с Гарри, ты можешь мне рассказать, - говорит Рон.
Джинни тепло улыбается, вспоминая, как Рон стремился защитить ее от всего на свете, и сжимает его руку, лежащую на столе. Она не станет той, кто разрушит его веру в непогрешимость Гарри Поттера и уж точно она не станет причиной, по которой исчезнет Золотое Трио. Не после стольких лет.
- Если бы случилось что-то серьезное, я бы рассказала, Рон. Мы просто повздорили из-за ерунды, завтра же и помиримся.
- И поэтому ты такая расстроенная и уставшая? - упрямо качает головой Рон.
Больше всего на свете ему хочется сделать вид, что ничего не случилось, что все в порядке, нормально, так как должно быть. Он ведь его лучший друг, она его младшая сестренка и что ему остается делать теперь? Отказаться от кого-то из них? Бред.
- У меня трое детей, а Гарри постоянно на работе. К тому же мне уже не семнадцать, - легко смеется Джинни.
Рон слишком долго ее знает, чтобы она могла этим его обмануть, но он верит, потому что хочет верить. Потому что Джинни, конечно, его сестра, но Гарри и Гермиона почему-то немного важнее.
- Я люблю тебя, Джинни. Ты ведь знаешь это? - произносит он негромко. Кажется в первый раз за долгое время, если не впервые за всю свою жизнь.
- Знаю, Рон. Я тебя тоже.
Заплакать Джинни позволяет себе только после того как за братом закрывается дверь. Не из-за Гарри, а из-за слов Рона. Возможно, поддержка была ей куда нужнее, чем она думала. Взяв себя в руки, она садится на ковер перед зажженным камином в гостиной и обнимает колени руками.
- Как мы до этого дошли, Гарри?
Ответом ей служит тихое потрескивание огня. Впрочем, нужны ли ей ответы? Она ведь знает, что простит его. О каких вариантах может идти речь, если это человек, которого она любила большую часть своей жизни? Они прошли через многое, и через многое им еще предстоит пройти. Особенно теперь. Но сдаться? Никогда. Джинни ни за что не откажется от Гарри, ведь так?
Вот только сердце по-прежнему молчит, и она невольно задумывается о том, так ли уж сильно она любит его теперь. Не после того как узнала о Чжоу, нет. Наверное, это началось куда раньше, ведь будь все также, как в самом начале, Гарри ни за что бы так с ней не поступил. Когда муж заходит в дом и молча, садится рядом с ней она некоторое время молчит, не зная с чего начать.
- Это никогда не повторится, - произносит негромко Гарри.
- Я знаю, - отвечает Джинни и удивляется тому, как спокойно звучит ее голос.
Гарри смотрит на жену, стараясь вспомнить то, что чувствовал, когда смотрел на нее раньше. Невольно вспоминаются слова людей, которые говорили, что школьные браки редко бывают счастливыми. Они не верили, смеялись и были настолько счастливы, насколько могли быть счастливы люди, прошедшие войну и потерявшие там слишком много.
Он не любит Чжоу, но когда увидел ее спустя столько лет, в груди стало так тепло, что не хотелось терять это чувство. Поэтому он находил ее снова и снова, поражаясь тому, что чувство вины и без того не оглушительное в самом начале и вовсе сходит на нет.
Гарри любил Джинни. Когда-то так сильно, что не представлял без нее ни дня, потом слабее, но это казалось нормальным. Нельзя ведь каждый день проводить как первый? Они взрослели, воспитывали детей, ходили в гости к друзьям и на приемы в Министерство. Она держала его за руку всякий раз, когда ему приходилось произносить речь в день Победы. И Гарри как никто другой понимал, что если бы не та рыжая девушка он бы никогда не оправился. Он бы застрял в тех месяцах наполненных ночными кошмарами и чувством вины. Гарри любил Джинни, если и не сейчас, то в любом случае слишком долго, чтобы отпустить ее и тот мир, который она для него создала.
- Прости меня, - просит он.
- Почему я больше не жду тебя на кухне, чтобы разогреть ужин, когда ты придешь с работы? Почему мы больше не отправляем детей к маме на выходные, чтобы побыть вдвоем? Почему ты больше не пишешь мне записки с работы о том, что скучаешь по мне и детям? Что с нами произошло, Гарри?
Джинни поворачивает голову и рассматривает лицо человека, которого она знает едва ли не лучше, чем себя саму. Она видела, как он плачет, видела, как смеется, наблюдала за тем ,как он взрослел, знала, когда лучше оставить его одного, и знала, когда ему нужна поддержка. Но в последние дни, месяцы, а может и годы она перестала это замечать. У нее ведь было столько дел: дом, дети… Сейчас это все не кажется даже вполовину таким серьезным, как то ощущение, благодаря которому она просыпалась и засыпала с улыбкой, считала минуты до возвращения Гарри. Только вот сейчас этого чувства не было. Она засыпала думая о том, что нужно купить, и просыпалась, то радуясь, что Гарри работает на этот раз в ночную смену и нет необходимости бежать готовить завтрак, то с трудом заставляя себя вставать раньше и стоять у плиты, чтобы сотворить что-то из остатков продуктов, которые не успела купить накануне из-за того, что у Лили разболелся зуб.
- Мне это тоже не нравится, но это нормально, Джинни. Нам уже не по двадцать, у нас куда больше забот и ответственности. Это нормально, что у нас стало оставаться меньше времени друг для друга. У нас ведь трое замечательных детей, помнишь?
Гарри заставляет себя улыбнуться и несмело обнимает жену за плечи. Она хочет его оттолкнуть, сказать, что на Чжоу у него время нашлось, несмотря на наличие троих детей, но не может заставить себя произнести это вслух. Впрочем, Гарри, кажется, за столько лет научился читать ее мысли.
- Это была ошибка, - произносит он.
- Почему?
- Наверное, это кризис среднего возраста. С ней мне было не больше семнадцати, а здесь с тобой и детьми я чувствую себя на свои тридцать лет. И это не плохо, это правильно, потому что последние десять лет были лучшими в моей жизни, и я ни за что бы от них не отказался. Черт, я не знаю как тебе это объяснить.
Гарри пытается отодвинуться, но Джинни накрывает его руки своими.
- Я понимаю.
Она действительно все понимает. У Гарри никогда не было того, что, несмотря на войну, было у самой Джинни и у всех остальных подростков. У них у всех было время повзрослеть, пусть и немного, но все же. А Гарри никто этого времени не дал. И Чжоу, его несостоявшаяся первая любовь, та самая ниточка, которая напомнила ему о том, что он мог бы иметь, если бы не Волдеморт. Джинни знала, что его женитьба на ней была сознательным шагом и никогда, даже сейчас не сомневалась в искренности его любви к ней. Но все же она его «есть» и «будет», а «было» - это Чжоу. Гарри должен был сделать то, что сделал, чтобы навсегда оставить ее в прошлом. Но понимание не приносило Джинни облегчения. Обида осталась, сердце по-прежнему молчало, что ей делать теперь? Простить?
- И что мы будем делать дальше? – снова читает ее мысли Гарри.
В этот момент сверху раздается требовательный плач Лили и ответ приходит к Джинни сам собой.
- У нас трое замечательных детей, помнишь? – передразнивает она мужа и улыбается, поднимаясь на ноги.
- И что это значит? – уточняет Гарри.
- Это значит, что мы попробуем сначала. Будем стараться уделять друг другу больше времени. Я люблю тебя, Гарри Поттер, и я не собираюсь сдаваться, - говорит она серьезно и поднимается вверх по лестнице в детскую, чувствуя, как в груди волной поднимается то самое ощущение, которого ей так не хватало.
Гарри провожает ее взглядом и улыбается. Разумеется, они справятся. Да, ему предстоит еще долго заслуживать прощение, но в глубине души он знал, что все будет в порядке. И через десять и через пятнадцать лет, потому что есть любовь, которая никогда не умрет.
Глава 2Пейринг: Билл/Тонкс
- Кажется, я был такой дурак, - улыбается Билл, остановившись рядом с Тонкс.
Она вздрагивает от звуков знакомого голоса, но тут же берет себя в руки. Спустя столько лет нелепо было реагировать так. Улыбнувшись, она смотрит ему в глаза, словно пытаясь найти что-то знакомое, но этот Билл куда взрослей и серьезней, чем тот парень, за которым бегала вся женская половина Хогвартса.
Тонкс краснеет от воспоминаний о том, как она сама добивалась тогда его внимания. Стоило только ему оказаться в поле ее зрения, как она тут же начинала менять цвет волос с одного на другой и каждый цвет был ярче предыдущего. Она была младше его на два года и добилась своего только, когда он был на седьмом курсе, а она на пятом. Но вспоминать те пять месяцев, что она гордо носила звание девушки Билла Уизли кроме как с улыбкой, она не могла. Она была счастлива.
- Ты помнишь? – спрашивает Билл.
- Мне безумно шли зеленые волосы с красными прядями, - смеется она.
- Я был согласен на что угодно, лишь бы ты перестала изображать передо мной МакГонагалл.
- Ты терпеть не мог трансфигурацию, - вспоминает Тонкс.
- Мерлин, сколько лет прошло, - удивляется Билл.
- Да ладно тебе, Билл!
Тонкс смеется и наотрез отказывается возвращаться в привычный образ и продолжает дразнить парня профессором трансфигурации. Они уже несколько часов сидят в гриффиндорской гостиной, и Нимфадора то и дело с интересом оглядывается по сторонам.
- Ты же говорил, что я нравлюсь тебе любой!
- Так и есть, но МакГонагалл это слишком. Пожалуйста, милая, - умоляет Билл.
Девушка сдается и возвращается к своей внешности.
- Занимайся, - напоминает она ему.
Билл со вздохом снова берет в руки учебник по ненавистной трансфигурации. Экзамен по этому предмету уже через две недели и он будет последним. Тонкс пытается сдержать непрошенные слезы, понимая, что у нее осталось всего лишь две недели с ним. Билл, наверное, и не думает об этом, но для пятнадцатилетней Нимфадоры это расставание - личный конец света.
- Все в порядке? – спрашивает Билл и перехватив е руку целует раскрытую ладонь.
- Не отвлекайся, учи, - усмехается Тонкс.
Она садится на диван рядом с ними украдкой скользит взглядом по его красивому лицу. В такие моменты ей кажется, что они никогда не расстанутся. Но Билл слишком любит свободу, он не станет ждать ее два года, а она слишком любит его, чтобы наблюдать как день за днем, от встречи к встречи, его любовь к ней превращается в жалость и обязанность. А любит ли он ее вообще?
- Я больше не могу!
Билл раздраженно отбрасывает учебник и ложится на диван, устроив голову на коленях Тонкс. Она с улыбкой начинает перебирать его волосы.
- И все-таки ты какая-то грустная в последнее время. В чем проблема? – через пару минут говорит Билл.
- Думал бы лучше об экзамене, - улыбается Тонкс.
- Не ври мне, Нимфадора! – торжественно и серьезно просит парень.
Девушка, ничего не говоря, начинает менять внешность, снова становясь Минервой МакГонагалл.
- Ладно, я прошу прощения, Тонкс! – смеется Билл.
- Доиграешься ведь, и следующие две недели будешь видеть меня только в таком виде, - шутливо возмущается Тонкс, возвращаясь к своей внешности.
Другого она бы уже прокляла, но это же Билл. Ему можно все. Улыбка сходит с ее лица, и это не укрывается от глаз гриффиндорца.
- Так вот в чем дело. Две недели, - произносит он, поднимаясь с дивана.
Тонкс молчит, рано или поздно им бы пришлось об этом поговорить, но сейчас она совсем к этому не готова.
- Мы можем видеться на выходных в Хогсмите.
На самом деле Билл вовсе не хочет проводить выходные здесь. Ему не терпится начать самостоятельную, взрослую жизнь и найти в ней место для Нимфадоры оказывается куда сложнее, чем он думал раньше. К тому же, он ведь ничего ей не обещал, они никогда не говорили о будущем, да и о любви за все время не было произнесено ни слова. Она была непосредственна, очаровательна в своей неуклюжести, но ей было всего пятнадцать.
- Мне будет мало этого, Билл.
Если бы он тогда сказал, что любит ее, она бы бросила школу, сделала бы все, чтобы быть с ним, но он только перевел взгляд на огонь в камине. Поэтому Тонкс торопливо поднялась с дивана и также торопливо поцеловала Билла.
- Будь счастлив, - прошептала она и почти бегом выбежала из гриффиндорской гостиной.
А он не стал ее догонять.
- Да уж. Ты успел постареть, - с наигранно печальным вздохом произносит Тонкс.
- Вот как?
Биллу кажется странным, что они могут вот так смеяться, когда за окном идет война. Но через две недели его свадьба и ему так или иначе придется быть счастливым женихом. Вот только как прогнать это беспокойство за жизнь Флер и за других?
- Я должен был тебя тогда догнать, - негромко говорит он, продолжая тепло улыбаться.
Тонкс улыбается в ответ, потому что понимает, что и для него и для нее все это в прошлом. У нее Ремус, у него Флер и они оба счастливы насколько это возможно сейчас. Все же он сильно изменился, думает Тонкс, случайно останавливаясь взглядам на шрамах, пересекающих его лицо.
- Я не должна была убегать.
Билл берет ее руку в свою под ее удивленным взглядом.
- Как думаешь, с Флер у меня получится все не испортить? – спрашивает он.
Тонкс легко сжимает в ответ его руку. И все-таки, они были созданы друг для друга. Тот мальчик с веселыми глазами и та девочка с зелеными волосами с красными прядками. Жаль, что они не поняли этого тогда. Наверное, это стоило того, чтобы бороться.
- Я уверена, что вы будет очень счастливы, Билл.
- Спасибо тебе, Нимфадора, - отвечает он негромко.
- Доигрался, - коротко и серьезно произносит Тонкс и черты ее лица начинают меняться.
- Только не это, - хохочет Билл, и Минерва МакГонагалл смеется рядом с ним.
И кажется совсем неважным, что за стеной через пару минут начнется собрание Ордена Феникса.
- Я думал, что разучился смеяться, - усмехается Билл.
- Я тоже, - кивает Тонкс и мягко высвобождает свои пальцы из его ладони.
Там за стеной ее муж и его будущая жена. И это все же куда важнее.
Глава 3Пейринг: Рон/Гермиона
Рон привыкает. Привыкает к тому, что война закончилась вчера, к тому, что у него теперь четверо братьев, а не пять, и это совсем не просто. Он спускается к озеру, рассеяно бросает в воду камни и мечтает перестать думать обо всем, но кажется давно пора понять, что мечты редко становятся реальностью. А пока он пытается дышать реже, чтобы не вдыхать запах пыли и крови, который, наверное, будет преследовать его всю жизнь.
Когда за спиной раздаются легкие шаги, он не оборачивается. Бояться Пожирателей у него уже нет сил, а встречаться глазами с кем-то из друзей и видеть их искренне сочувствие хочется еще меньше. Рон знает, что ему просто нужно время, чтобы смириться с тем, что он потерял Фреда, что Джордж, да и все остальные члены его семьи уже никогда не будут прежними. Вот только судя по шагам за спиной времени ему давать никто не собирается.
Гермиона берет Рона за руку и переплетает свои пальцы с его.
- Все будет хорошо, - шепчет она.
Рон сдерживает злые слова, рвущиеся из той пустоты в груди, которая появилась после смерти Фреда. Это ведь Гермиона, она вовсе не хочет причинять ему боль. Наоборот.
- Ты нужен своей семье, - продолжает девушка.
- Сейчас им нужен не я, а Фред. Живой и здоровый, - качает головой Рон.
Он бросает последний камень в озеро и, мягко высвободив свою руку из ее пальцев, делает несколько шагов по направлению к замку.
- Не смей этого делать! – яростным шепотом останавливает его Гермиона.
- Делать что? – непонимающе спрашивает Рон оборачиваясь.
- Не смей отгораживаться от меня сейчас! Я не собираюсь терять тебя снова.
Ярость уходит из ее голоса также быстро как пришла, и последние слова она произносит еле слышно, пугаясь этой вспышки эмоций. Рон стоит напротив нее, засунув руки в карманы джинсов, и смотрит так, будто видит ее впервые. Гермиона сокращает расстояние и обнимает его за шею, пряча лица у него на плече. Парень чувствует ее слезы и с трудом заставляет себя поднять руки и неловко погладить ее по спине и волосам.
- Ну что ты, успокойся, - шепчет он, целуя ее волосы.
Но Гермиона не успокаивается, продолжая всхлипывать и отчаянно цепляться за него. Кажется, она плачет впервые за те долгие полтора дня, что прошли с победы Гарри над Волдемортом.
- Обещай, что ты никуда не уйдешь, никогда не оставишь меня одну, - просит она, отстраняясь, чтобы посмотреть Рону в глаза.
Парень готов был пообещать ей все, что угодно лишь бы больше никогда не видеть ее плачущей, но имел ли он право обещать то, что может не выполнить? Ведь ему придется уйти вместе с остальными, чтобы поймать сбежавших Пожирателей, чтобы отомстить за всех тех, чьи тела по-прежнему лежали в Большом Зале, чтобы попытаться прогнать эту вязкую пустоту из сердца.
- Я должен буду быть с Гарри, - мягко говорит он.
- Я пойду с вами, - упрямо отвечает Гермиона.
- Ну уж нет. На этот раз ты останешься здесь, и это не обсуждается, - также упрямо возражает Рон.
Гермиона делает шаг назад и скрещивает руки на груди.
- Ты не можешь мне запретить.
- Не могу. Но ты можешь попытаться понять, что ни я, ни Гарри не позволим тебе пойти с нами. Нам будет спокойнее, если ты будешь здесь, - пытается объяснить Рон.
- Вы будете спокойны, а я буду здесь сходить с ума от беспокойства? Отличная перспектива. Ты хоть представляешь, что со мной будет, если с кем-то из вас что-то случится?
Гермиона почти кричит, отчаянно отказываясь представлять мир, в котором не будет теплых рук Рона и зеленых глаз Гарри. За прошедшие семь лет она наволновалась о них так, что хватило бы еще на две жизни, но как бы она не волновалась, она почти всегда была рядом, чтобы помочь. И сейчас они хотят, чтобы она сидела, заламывая руки, пока они будут охотиться за Пожирателями?
- С нами ничего не случится, я обещаю тебе. Совсем скоро Гарри вернется к Джинни, а я…
Рон не находит в себе силы договорить. То, что происходило в день Последней Битвы, кажется сном и если сегодня в своих чувствах он не сомневался, то боялся, что она всего лишь думала о том, что кто-то из них может умереть. Гермиона по-прежнему напряжена и смотрит на него выжидающе, явно не собираясь упрощать задачу, и Рон решается.
- А я вернусь к тебе, - заканчивает он и с опаской смотрит в глаза девушки.
Но вопреки худшим его опасениям лицо Гермионы расслабляется и она снова делает шаг вперед, упираясь лбом в его плечо.
- Нам нужно будет разбить зеркало Аберфорта, чтобы у нас у всех были осколки. Так я всегда буду знать, где вы и все ли с вами в порядке, - говорит она негромко.
- Хорошо, - соглашается Рон.
- Когда вы собираетесь уходить?
- Вечером, после похорон.
Последнее слово дается ему нелегко, потому что перед глазами снова встает тело брата. Гермиона замечает это и касается рукой его щеки.
- Мы справимся, слышишь? Ты не один, - говорит она.
Рон накрывает ее пальцы своими, продлевая прикосновение. Гермиона медленно, касается своими губами его губ, и парень не выдерживает. Он целует ее яростно, крепко прижимая к себе, запутываясь пальцами в ее волосах. А она отвечает, закрывая глаза и полностью отдавая себя во власть знакомых рук и не менее знакомого запаха.
- Я люблю тебя, - шепчет она, когда им перестает хватать воздуха и приходиться отстраниться друг от друга, чтобы вдохнуть.
- Я тебя тоже, Гермиона, - отвечает Рон.
- Обещай мне, что вернешься целым и невредимым, - требовательно просит она.
- Обещаю.
Обещание дается легко, потому что теперь Рон знает, что он действительно сделает все невозможное, чтобы вернуться самому и чтобы привести к этой девушке с покрасневшими от слез, но по-прежнему такими красивыми глазами живым и здоровым Гарри. И это обещание медленно, но верно заполняет ту пустоту, которая не давала нормально дышать. Конечно, боль никуда не ушла и вряд ли когда-нибудь исчезнет совсем, но Рон знал, что Фред рад за него сейчас. Где бы он ни был.
К замку они возвращаются медленно, крепко держа друг друга за руки. И Рон привыкает. Привыкает к тому, что Фреда больше нет, к тому, что официально война закончилась вчера и к тому, что Гермиона держит его за руку и смотрит на него так, что Рон, кажется, теперь верит, что мечты все же сбываются.
Прим. автора: я не очень люблю эту пару, поэтому, наверное, получилось не то, что заказывали, но я старалась:)Глава 4Пейринг: Роза/Скорпиус
- Готова? – спрашивает Скорпиус, сжимая ее ладонь.
Рози делает глубокий вдох и улыбается.
- Только обещай не принимать всерьез, что они наговорят. Я своего папу знаю, он еще ту истерику может устроить, - в который раз просит она.
- Успокойся, это мы еще к моим родителям не ходили, - ободряюще улыбается Скорпиус.
Рози издает нервный смешок. Как только ее угораздило влюбиться в сына Пожирателя?
- Ладно, главное, что я тебя люблю, - произносит она.
- И я тебя. Пошли уже.
***
Рон и Гермиона Уизли сидят в гостиной на диване. Все, что они знают, это то, что Рози собирается сегодня привести к ним своего таинственного жениха. Когда хлопает входная дверь они поднимаются и изображают дружелюбные улыбки. В конце концов, Рози никогда их не подводила, думал Рон вплоть до того момента как в гостиную вошла та самая примерная дочь крепко держа за руку сына Драко Малфоя.
- Волдеморта ты видимо решила не беспокоить? – упавшим голосом спрашивает Рон, почти падая обратно на диван.
Гермиона выглядит не менее шокированной, но все же находит в себе силы посмотреть на мужа взглядом, не обещавшим ему ничего хорошего.
- Паап, - закатывает глаза Рози.
Скорпиус продолжает вежливо улыбаться, и на какое-то время ему кажется, что эта улыбка приклеилась к его лицу навечно.
- Здравствуйте, - произносит он немного неуверенно.
Ну и где хваленная фамильная выдержка и самоуверенность, которые пытался внушить ему отец? Наверное, надо было все же слушать его внимательней, думает Скорпиус. Он даже представить себе не мог, что его так волнует мнение этих людей и только сейчас понимал, что сделает все, чтобы добиться их уважения. Ради Рози. Эта девушка рядом с ним стоит и не таких усилий.
- Здравствуй, - отвечает Гермиона, по-прежнему безуспешно пытаясь взять себя в руки.
- Не доводи отца до сердечного приступа, Рози. Скажи, что шутишь, - умоляющим тоном просит Рон.
- Не шучу, папа. Я люблю Скорпиуса и выйду за него замуж.
Голос Рози звучит так уверенно, что ее родители сразу понимают, что бороться бесполезно, она не станет их слушать. Впрочем, легче от этого Рону не становится. Он уже представляет смешки и подколки, которые будут нестись ему в спину в коридорах Министерства. Такой подлости от собственной дочери он не ждал.
- Что-то ты слишком рано нам сообщила, милая, - усмехается Рон.
- Да потому что я знала, как ты отреагируешь! – взрывается Рози.
Гермиона бросает очередной рассерженный взгляд на мужа. Ей тоже совсем не нравится эта ситуация, но она не могла видеть слез глазах единственной дочери.
- Тогда ты не должна быть удивлена, - спокойно произносит Рон.
- Я все-таки надеялась, что мое счастье важнее, чем твои дурацкие предрассудки. Ты даже не знаешь Скорпиуса, а уже сделал выводы!
Скорпиус успокаивающе сжимает ладонь невесты. Могло быть и хуже, по крайней мере, в него еще не бросили непростительным заклинанием. От собственного отца он такой доброты и понимания ждать не мог.
- Я люблю вашу дочь больше жизни и собираюсь сделать ее самой счастливой на свете. Мне кажется, это должно что-то значить для вас. Вы ведь ее родители.
Малфой старается говорить спокойным, нейтральным тоном, боясь спровоцировать мистера Уизли на активные действия.
- Разумеется, это многое значит для нас. Правда, Рон? – с нажимом произносит Гермиона, смотря в глаза мужу.
Рон переводит взгляд с жены на заплаканную дочь, а с нее на, по всей видимости, будущего зятя. Отлично. Иметь в родственников Малфоев – это предел его мечтаний. Потом он опускает взгляд на сцепленные руки детей и вздыхает. Конечно, это значит если не все, то уж точно многое. И рано или поздно он окончательно смирится с фактом того, что его дочь в скором времени получит титул леди Малфой, но уж точно не сегодня.
- Надеюсь, сестры у тебя нет? Иначе мне придется в срочном порядке отправлять Хью в Дурмстранг.
- Нет, мистер Уизли. Я единственный ребенок, - улыбается Скорпиус.
- Уже хорошо, - усмехается в ответ Рон.
- Садись, Скорпиус. Мы с Рози сейчас быстро приготовим чай.
Выходя из гостиной вместе с дочерью, Гермиона еще раз смотрит на мужа, но на этот раз с нескрываемой гордостью и любовью. Она с радостью убедилась в том, что для него нет ничего важнее счастья их детей. Рон отвечает ей взглядом мученика.
- Ну что, Скорпиус, рассказывай, - начинает Рон, когда парень сел в кресло.
- О чем рассказывать? – не понимает Малфой.
- Давно вы с Розой встречаетесь?
- С начала шестого курса.
- И как это вышло?
- Мы вместе играли в команде по квиддичу, там начали общаться, подружились.
Скорпиус чувствует себя до того неловко, что кажется готов провалиться сквозь землю. Мужчина напротив сверлит его не слишком дружелюбным взглядом и это не прибавляет уверенности. Конечно, ради Рози он готов вытерпеть и не такое, но все же он ожидал более радушного приема. Герои ее родители или нет, в конце концов?
- Как, кстати, твой отец отреагировал на Райвенкло? – поинтересовался Рон.
- Сказал, что хорошо хоть не Гриффиндор, - с опаской ответил Скорпиус.
- Когда вы с Рози собираетесь сообщить твоим родителям о помолвке?
- Завтра.
- Мерлин, я должен видеть лицо хорька, когда вы об этом объявите! – вдруг смеется мужчина.
- Рон! – возмущается Гермиона, входя в комнату.
- Папа! – одновременно с ней выкрикивает Рози.
- Прости, Скорпиус. Издержки школьной вражды, - извиняется Рон.
- Ничего, боюсь отец, когда говорит о вас, использует выражения покрепче, - виновато отвечает Малфой.
Рон задумывается о том как, наверное, нелегко было Рози скрывать от них эту свою любовь. Нужели все потому что он терпеть не может Драко Малфоя? Бред, его дочь не должна страдать из-за этого хорька. И надо бы перестать его так называть, как никак теперь они будут родственниками. От этой мысли по-прежнему сводит зубы, но ради Рози он готов на многое.
- Ладно, предлагаю выпить за вас, дети, - провозглашает он.
Гермиона легко сжимает его руку, Рон тепло ей улыбается. Перед уходом Рози крепко обнимает отца.
- Спасибо, что не подвел меня, папа, - шепчет она ему на ухо.
- Главное, чтобы ты была счастлива, - отвечает Рон.
- Я счастлива, особенно теперь, когда знаю, что вы с мамой на моей стороне.
Когда за ними закрывается дверь, Рози бросается Скорпиусу на шею. Он подхватывает ее на руки и кружит на месте.
- А ты боялась, - мягко говорит парень.
- Я люблю тебя, - серьезно произносит девушка.
- И я тебя. Даже не представляешь как, - также серьезно отвечает Скорпиус.
Глава 5Пейринг: Гарри/Пэнси, Гарри/Джинни
Прим.автора: переписывала несколько раз, но полностью выполнить заявку на "без соплей" не удалось, приношу свои извинения:)
- Ты помнишь… - начинает Пэнси.
- Не помню, - грубо обрывает ее Гарри.
Ему не до того. У него семья, Джинни вот-вот родит ему первенца, и предаваться воспоминаниям с бывшей любовницей кажется глупым. К тому же, ему и вспомнить нечего. Девушка смотрит на него холодными глазами, напрочь забыв трагическое выражение безоговорочной любви, с которым сегодня вошла в этот кабинет.
Все очень просто: Гарри – Герой, а Пэнси - не особо удачливая пособница Пожирателей Смерти, разумеется, бывшая, но подобные приставки в современном магическом мире мало кого волнуют. Пока Гарри выплескивал свою злость, накопившуюся за годы войны, на Пэнси, та получала некоторые поблажки и подарки от национального Героя. Но женившись на Джинни Гарри эти встречи прекратил, в ответ на что получил несколько слезных истерик с уверениями в вечной любви от Паркинсон, которые вскоре сошли на нет. Вот и все, вспоминать действительно нечего. И вдруг это появление спустя чуть больше года с последней встречи.
- Давай ближе к делу, у меня нет на тебя времени. Что ты хочешь? – спрашивает Гарри.
- Я беременна, Поттер, - заявляет Пэнси.
Гарри скользит взглядом по едва округлившемуся животу девушки и усмехается.
- В следующий раз, когда соберешься кого-то шантажировать беременность, тщательнее высчитывай сроки.
- Я не говорила, что это твой ребенок, - закатывает глаза Пэнси.
- Тогда повторяю вопрос, милая: чего ты хочешь от меня?
В общем-то, ему все равно. Он уже знает, что откажет ей в просьбе, просто потому что теперь ему нечего просить взамен.
- Я хочу, чтобы ты помог мне уехать за пределы Англии. Куда угодно, - просит Пэнси.
Гарри не сдерживает веселой улыбки. Все это кажется до абсурда нелепым.
- Может сразу полнейшую реабилитацию по всем статьям?
- Поттер, если бы я могла справиться со всем этим сама, я бы никогда к тебе не обратилась. Мерлин, да ты последний человек, к которому я бы пришла за помощью! Но у меня нет выбора.
- Я каким-то образом должен изменить решение Визенгамота, я правильно тебя понял? – уточняет Гарри.
- Ты уже делал это для Драко.
- Я делал это не для него, а для его матери, которая сделала кое-что для меня. Что ты можешь мне предложить?
Пэнси стоит перед его столом, избегая смотреть в глаза, и это настолько ей не свойственно, что Гарри с интересом подается вперед.
- Поттер, я не хочу с тобой торговаться. Заведомо ясно, что мне нечего тебе предложить, потому что у меня ничего нет. Я просто прошу о помощи, - в голосе девушки звучат умоляющие нотки и по ее лицу Гарри видит насколько это для нее унизительно.
- Чей это ребенок? – спрашивает он, откидываясь на спинку кресла.
- Это неважно, - резко отвечает Пэнси.
- Больной вопрос? – усмехается Гарри.
Девушка гордо вскидывает голову. Она бы все отдала, чтобы не стоять сейчас здесь и не унижаться перед этим человеком. Именно перед этим человеком. Но у нее нет выбора, рассчитывать на помощь от кого-либо другого было бы еще глупее, чем надеяться на помощь Гарри Поттера.
- Если хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя, придется для разнообразия побыть честной, Паркинсон.
- Этот ребенок мой и только мой. Его отец не знает о нем и никогда не узнает, если ты мне поможешь. Так будет лучше для меня, для него и для этого ребенка.
- Я давно перестал бросаться в омут с головой ради призрачных идей добра и справедливости. С чего мне тебе помогать?
-Потому что ты должен помнить, - неожиданно хриплым голосом произносит Пэнси и, кажется, впервые за эту встречу смотрит прямо в глаза Поттеру.
- Видимо с этим все-таки проблема. Что именно я должен помнить? – спрашивает он, чувствуя, как отчего-то вдруг стало сухо во рту.
- То единственное и последнее письмо. Тогда ты бросил меня справляться одну, написал, что это моя проблема.
- О каком письме речь? – хмурится Гарри.
Он никогда не получал писем от Паркинсон и ее слова казались лишь лживой попыткой заставить его делать то, что нужно ей. Но что-то в ее лице мешало ему так думать.
- Не притворяйся большим идиотом, чем есть, - почти с яростью произносит Пэнси.
Гарри встает из-за стола и подходит к девушке вплотную. Левой рукой он приподнимает ее подбородок и заставляет смотреть в глаза.
- Я не получал писем, - отвечает он четко проговаривая слова.
- Я написала всего один раз. Через месяц после нашей последней встречи. Я была беременна, Поттер. От тебя. Наивная дура, решила, что ты должен знать, - голос Пэнси полон презрения ни сколько по отношению к Гарри, сколько по отношению к себе.
Гарри резко опускает руку, как будто обжегшись.
- Ты понимаешь, что это звучит как бред? Откуда мне знать, что ты не лжешь? Я не получал этого письма и уж точно на него не отвечал.
- Теперь это тоже уже неважно. Судя по всему, даже если бы ты помнил, не стал бы мне помогать, - с едва заметным отчаянием в голосе говорит Паркинсон.
- Веритасерум, - вдруг произносит Поттер.
- Я не собираюсь пить его здесь!
- Если выпьешь, если все это окажется правдой, завтра же будешь в Испании. То, что сможешь когда-либо вернуться, не обещаю, но отсутствие преследования гарантирую.
Сделать это не так уж сложно, в конце концов, Гермиона работает в отделе обеспечения магического правопорядка и сделает то, что он попросит, не задавая лишних вопросов. А если этого будет недостаточно, то статус Героя никто не отменял и можно будет обратиться напрямую к Министру Магии. Почему-то ему очень важно знать, правду ли говорит Паркинсон.
- Откуда мне знать, что ты меня не обманешь?
Пэнси страшно. Впервые с окончания войны ей действительно по-настоящему страшно, потому что если Поттер не получал ее письма и сейчас услышит правду, то есть вероятность, что он будет несколько расстроен. Но откуда тогда взялся тот ответ, который она получила? Она кладет руку на живот. Пожалуй, ради этого ребенка она готова на куда более страшные испытания, чем один раз сказать правду.
- Я всегда сдерживаю обещания, - твердо говорит Гарри.
- Хорошо, тогда обещай мне еще одну вещь.
- Какую?
- Ты не будешь спрашивать меня о том, кто отец ребенка, которого я жду. Это, правда, не имеет значения для тебя.
- Ладно.
Пока Гарри ищет флакон с зельем, пока они ждут начала его действия, проходит около получаса. Пэнси сидит в кресле с молча предложенной Поттером чашкой кофе и бездумно смотрит перед собой. Через некоторое время в голове начинает шуметь, а после воцаряется удивительная пустота.
- Начнем? – спрашивает Гарри.
- Да, - кивает девушка.
- Ты писала мне письмо после того как мы виделись последний раз?
- Да.
- И ты отправила мне его и получила ответ?
- Да.
Это совсем не нравится Гарри, потому что уже сейчас он понимает, что слова Паркинсон о беременности были правдой, а это значит, что где-то растет его ребенок, а он даже не знает об этом. Он вспоминает свою радость, когда Джинни сообщила о том, что у них скоро будет малыш. В тот день ему казалось, что он может летать. И сейчас выясняется, что кто-то лишил его шанса испытать это счастье гораздо раньше.
- Что было в том письме?
- Я написала, что жду от тебя ребенка. Срок был небольшим, полтора месяца. Я не знала, что делать. Как ты помнишь, денег у меня особенно не было, и я понятия не имела, как растить ребенка в том месте, где я тогда жила. Поэтому я написала тебе и попросила о помощи, - спокойным голосом рассказывает Пэнси.
Она сама не понимает этого спокойствия. Может, это действие зелья, а может, она, наконец, пережила ужас и отчаяние тех дней?
- И что было в ответном письме?
- Только то, что это моя проблема.
Гарри делает глубокий вдох.
- Где ребенок сейчас? – спрашивает он взволнованно, уже представляя, как берет его на руки. Или ее.
- Я сделала аборт на втором месяце, у меня не было выбора.
Поттер на секунду теряет дар речи, замирая в одной позе со странным выражением лица. Но потом внезапно подходит к стене и ударяет по ней кулаком.
- Какого черта ты натворила, Паркинсон?! Ты должна была меня найти! – он почти кричит.
- Ты написал, что это моя проблема, и я решила ее. А в последнюю встречу ты сказал, что не хочешь меня видеть больше никогда. Тогда я была все еще гордой и не собиралась умолять тебя дать мне хоть пару галеонов, - ровно произносит Пэнси.
- Вот только я ничего не писал! Неужели ты думаешь, что я оставил бы своего ребенка?
- Да, - отвечает Пэнси под действием зелья и поднимает глаза на разъяренного Поттера, который явно не ожидал такого ответа.
- Что? – переспрашивает он.
- Да, потому что он был от меня.
Гарри проводит руками по волосам.
- Почему мой ребенок не стоил унижений, а этот стоит?
- Потому что это ребенок от любимого человека, Поттер.
Почему-то эти простые слова, сказанные не с целью задеть его, выбивают весь воздух из легких.
- Приходи завтра, я все сделаю, - с трудом произносит Гарри, открывая перед Панси дверь кабинета.
Девушка послушно встает и подходит к двери, но на пороге оборачивается и, протянув руку, касается щеки Гарри.
- Мне жаль, что ты больше не тот человек, которого я запомнила, - шепчет она, невесомо касаясь его губ.
***
Дом встречает его привычными запахами готовящегося ужина, треском огня в камине и улыбающейся Джинни, которая спешит к нему навстречу. В момент, когда жена обнимает его, Гарри вдруг осознает, что доступ к его личной почте был только у Джинни, но это осознание не мешает ему обнять ее в ответ. Он мог бы устроить скандал, обвинить ее во лжи и подать на развод. Но какой в этом был смысл? В конце концов, Гарри не был образцом честности, а поступив то, как поступила Джинни, ничего ему не сказав, лишь доказывало, что ее любовь к нему способна пройти через многое. К тому же сегодня он уже успел потерять одного своего ребенка, так и не узнав, и рисковать сейчас он не намерен. Поэтому Гарри врет Джинни, что на работе задержался, потому что дописывал отчет. И она верит ему, потому что любит.
Глава 6Пейринг: Гермиона/Драко
В глубине души Гермиона хочет, чтобы он остался, и знает, что ей достаточно лишь попросить.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает Драко.
Ей кажется, что он смотрит с надеждой.
- Нет, - коротко отвечает Гермиона.
Теперь она видит, как эта надежда стремительно тает.
«Прости меня, прости, прости, прости», - не переставая повторяет про себя девушка.
- Хорошо.
Драко пожимает плечами. Он бы и рад просто развернуться и уйти, но даже попытка заставить себя сделать хоть шаг от нее кажется ему сейчас величайшим преступлением.
Гермиона смотрит выжидающе, у нее с контролированием эмоций на удивление куда лучше, чем у ее… Здесь она запинается в своих мыслях с трудом пытаясь подобрать подходящее определение. Любовник? Друг? Развлечение? Ошибка?
- Я собираюсь жениться на Астории Гринграсс, - вдруг выдает Драко.
Настала ее очередь пожимать плечами. Она рассеяно прокручивает на пальце обручальное кольцо, тем самым словно напоминая, что она сама уже давно и счастливо замужем.
«Счастливо?» - фыркает Гермиона про себя.
Впрочем, по большому счету все сложилось как нельзя лучше. Рон замечательный, да и ссоры с Гарри и всеми остальными близкими людьми этим браком удалось избежать, а то, что в процессе спасения своей репутации ей пришлось пожертвовать Малфоем - это не такая уж и высокая цена.
«Ты ведь так не думаешь», - ехидно напоминает ей внутренний голос.
- Ладно. Надеюсь, вы будете счастливы и все такое, - неловко произносит Гермиона.
Драко смотрит ей в глаза. С изумлением? Она уверена, что сможет выдержать этот взгляд, но уже через несколько секунд сдается.
- А что ты от меня ждешь? Что впаду в истерику? Все кончено, Малфой. Еще три года назад.
И ее чуточку истеричный тон выдает ее с головой. Как ей кажется, Драко вздыхает с облегчением. Вот только она не понимает, в чем был смысл. Он хотел убедиться, что ей не все равно? Зачем? Спустя столько месяцев напоминать ей о сделанном выборе и принятых решениях кажется ей по-настоящему глупым. Было бы еще понятно, если бы это она бросалась ему в ноги, обвивала пороги и просила принять ее обратно, но появление Малфоя в ее жизни без каких-либо существенных просьб, но с осуждением в глазах это как минимум нелепо. Вероятность того, что она с ее богатым военным опытом стала бы лелеять чувство вины за собственное и его разбитые сердца по сути вообще сводится к нулю. И он не может этого не знать.
- Да ничего не жду, - усмехается Драко.
Усмешка выглядит неприятной и злой. Глаза становятся равнодушными, холодными и презрительными, словно не было всех этих лет. Словно она по-прежнему та гриффиндорская заучка-грязнокровка, а он слизеринский принц.
- Малфои не прощают.
Он выглядит так, словно готов рассмеяться над потерянным выражением лица Гермионы.
- Опять правила твоего дурацкого фамильного Кодекса? – заставляет она себя произнести.
- Разумеется.
Гермиона надеется, что она выглядит не так глупо, как себя чувствует. Неужели она могла всерьез подумать, что для него это хоть на секунду было по-настоящему? Может тогда, когда им было по девятнадцать, он что-то и чувствовал к ней, но в тот день, когда она сделала свой выбор, даже это исчезло, уступив место уязвленной гордости. Ну конечно, какой Малфой выдержит, что его променяли на Уизли.
- Все это, чтобы напомнить мне? Убедиться в чем-то? Я не понимаю, чего ты хочешь, - говорит Гермиона, обхватывая себя руками.
Притворяться и изображать что-то теперь бессмысленно. Все, что он хотел увидеть, он наверняка уже увидел. Драко подходит к ней совсем близко и пропускает между пальцев прядь ее волос. Гермиона с трудом сдерживается, чтобы не наклонить голову вслед за его рукой.
- Мне этого не хватало. Можешь себе представить?
Драко грустно улыбается, но теперь поверить ему еще сложнее, чем когда бы то ни было.
- Прекрати, - просит Гермиона, но не принимает никаких попыток отстраниться.
Для нее все просто. Кажется, она скучала по нему сильнее, чем ей казалось.
- Почему я думаю о тебе? Почему я не могу просто выбросить тебя из головы? В тебе ведь не было ничего особенного, такая же девчонка, как и все другие. Мечтала о большой любви, верила, что своей заботой сделаешь из меня человека, которым я никогда не был. Но почему, когда уходили другие, я чувствовал облегчение, а когда ты сдалась, я был практически в отчаяние?
Гермиона смотрит в его серые глаза. Когда-то она действительно верила в собственноручно придуманную сказку про хорошего мальчика, у которого было тяжелое детство и не было выбора. Позже ей удалось примирить себя с фактом, что Драко – это не Гарри Поттер, и все действия в его жизни были продиктованы стремлением спасти себя самого и, возможно, своих родителей, и принять тот факт, что выбор есть всегда. Это было не так уж просто смириться с тем, что человека, которого она полюбила, просто не существовало, но она ведь справилась с этим, не так ли?
- Малфой… - начинает она, но сказать ей нечего.
Драко улыбается на удивление тепло и прижимается губами к ее лбу. На секунду ему кажется, что он действительно мог быть тем мальчиком из ее сказки, но потом правда, от которой он никогда не стремился убежать, настигает его. Нет, он знал, что делает, на что идет и какими будут последствия. Он не был глупцом и сейчас признавал, что выбрал не ту сторону, но заниматься самоанализом, искать причины ошибок, которые все равно слишком поздно исправлять было занятием глупым и неблагодарным.
- Не надо, пожалуйста, - еле слышно шепчет Гермиона.
Он отстраняется с видимым сожалением. Совсем скоро он женится на безупречной во всех отношениях Астории Гринграсс и напрочь выбросит из головы Гермиону Уизли. Просто потому что Малфои не изменяют своим женам с грязнокровками.
Гермиона думает, что она могла бы сейчас запереть дверь и заплакать, пряча лицо у него на плече и вдыхая запах, который преследует ее уже не первый год. Однако она не из тех, кто совершает дважды одну и ту же ошибку, поэтому она просто садится за стол и берет в руки один из отчетов, давая понять, что у нее больше нет времени на всю эту ерунду.
Малфой усмехается, принимая правила игры, и молча выходит за дверь. Он знает, что она сейчас закроет лицо ладонями и заплачет, а он, добравшись до дома, найдет отцовские запасы огневиски и проведет очередной одинокий вечер, отдавая дань смешной девчонке, которая верила в него сильнее, чем кто-либо до и после нее.
Глава 7Пейринг: Джинни/Том
Прим.автора: до того как увидела эту заявку, даже представить не могла, что между этими двумя могло что-то быть.
- Только не снова, - почти отчаянно шепчет Джинни, открывая глаза в знакомой до боли комнате.
В ответ на ее слова раздается холодный смех и в поле зрения девушки появляется семнадцатилетний Том Реддл, красивый юноша с невозможными глазами.
- Разве так принято встречать старых друзей, малышка Джинни? – спрашивает он насмешливо.
Девушка отступает на шаг назад, понимая впрочем, что бежать ей отсюда некуда. Остается только ждать, когда этот безумный сон, повторяющийся уже больше десяти лет, закончится. Несмотря на то ,что в реальном мире ей уже двадцать три, здесь она, хоть и выглядит соответственно своему возрасту, чувствует себя глупой одиннадцатилетней девчонкой, которая к тому же до смерти напугана.
Эти кошмары начались летом после ее первого курса. Стоило ей заснуть, как она тут же открывала глаза в полумраке небольшой комнаты, единственным источником света в которой служил зажженный камин. Эта комната, судя по стоящему у стены письменному столу и ряду книжных шкафов могла быть кабинетом. И здесь ее всегда ждал Том. Он никогда не причинял ей физического вреда, но обещания страшных смертей, которые рано или поздно случатся со всеми ее близкими людьми, были куда хуже Круциатуса.
Когда закончилась война, Джинни надеялась, что эти сны прекратятся. На какое-то время они действительно исчезли – вместо Реддла ей снился погибший брат, но уже через пару месяцев она снова проснулась в этой комнате, а за столом невозмутимо сидел Том, который вместо привычных рассказов о ее невеселом будущем, просто высказал ей сожаления по поводу смерти Фреда.
С тех пор сны были другими. Том по большей части молчал, игнорируя факт ее присутствия, а когда заговаривал, то это были нейтральные темы. Его интересовал послевоенный мир, события за пределами Англии и поначалу Джинни побаивалась отвечать ему, напоминая себе, что Волдеморт возвращался не раз, и никто не может гарантировать, что на этот раз с ним было окончательно покончено. Заметив это, Том только рассмеялся, но глаза его при этом оставались грустными и серьезными.
- Я мертв. Окончательно и бесповоротно, - сказал он ей, отсмеявшись, и почему-то она ему поверила.
- Тогда почему ты все еще здесь, в моей голове? – спросила она.
- А это никогда не зависело от меня. Это твои сны, малышка Джинни, и только ты знаешь, зачем я здесь, даже если не хочешь этого признавать.
Джинни упрямо качала головой и просыпаясь обещала себе не думать об этом, пила зелья сна без сновидений, но несмотря ни на что просыпалась каждую ночь в знакомой комнате, чтобы через несколько часов открыть глаза в своей кровати хорошо выспавшейся.
Когда она переехала к Гарри, то искренне поверила, что теперь уж точно сны закончатся, позволив ей наконец жить нормально, не боясь засыпать, но вопреки ее ожиданиями она снова провела ночь обреченно беседуя с Томом о погоде в Лондоне.
Это было похоже на сумасшествие.
- С такими друзьями и врагов не надо, - вздохнула Джинни.
- Я может тоже не рад твоему обществу, но это ты тащишь меня сюда каждую ночь, а не наоборот, - пожимает плечами Реддл.
- Я никого сюда не тащу, - вспыхивает Джинни, быстро поднимаясь на ноги.
- К тому же такими темпами тебе скоро уже будет сорок, милая, а мне по-прежнему семнадцать, и нет ничего интересного в общении с выжившей их ума старухой, - усмехается Том.
Джинни еле удерживается от того, чтобы не наброситься на него с кулаками. В конце концов, это она уже проходила: победить ей естественно не удалось, а утром она проснулась совершенно разбитой.
- Я не сумасшедшая, - убеждает она скорее себя, чем собеседника.
Понимающий вид Реддла заставляет простонать сквозь зубы не соответствующие молодой девушке ругательства. Том только улыбается, занимая единственное в помещение кресло, стоящее у стола, а Джинни взяв себя в руки подходит к одному из шкафов и наугад вытаскивает первую попавшуюся книгу. Судя по картинке на обложке это магловский женский роман, вроде тех, которыми зачитывалась в Хогвартсе Лаванда.
Со вздохом Джинни ложится на живот перед камином, открывая книгу на первой странице, и с неожиданным интересом погружается в историю любви прекрасной леди Сомерсмит и бесстрашного воина Тобиаса, который по совместительству был кровным врагом ее отца.
Она не замечает, что Том уже давно отвлекся от бумаг, лежащих перед ним на столе, и теперь неотрывно смотрит на нее с несвойственной ему даже в этом возрасте теплой улыбкой. Он понятия не имеет являются ли эти сны следствием влияния крестража на Джинни или это действительно сомнительные игры ее подсознания, но он был совсем не против появляться в этом кабинете каждую ночь, тем более, что в остальное время он находился в страшной пустоте, наполненной лишь криками бесчисленных жертв. Наверное, это был его ад за все совершенные грехи.
- Ты на меня смотришь, - вдруг произносит Джинни, не отрываясь от книги.
- Вовсе нет, - глупо отпирается Том.
Теперь очередь Джинни насмешливо улыбаться. Она пытается отогнать мысли о том насколько странно находиться в одной комнате с существом, которое и человеком то назвать нельзя, учитывая все то, что он совершил, и улыбаться. Просто улыбаться.
- Еще не совершил, - словно читает ее мысли Реддл и пожимает плечами.
- Что? – растерянно переспрашивает Джинни.
- Мне семнадцать. Все мои грехи пока это самовлюбленность, самоуверенность, беспринципность и озлобленность.
- Это не имеет значения. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, когда тебе было только семнадцать, я бы убила тебя, не задумываясь, и понесла бы за это любое наказание.
- Мы оба знаем, что ты бы этого не сделала, - возражает Том.
- Это еще почему?
- Потому что ты гриффиндорка. Убить пока еще невиновного? Да никогда. К тому же, даже если ты отказываешь это признавать, это твои сны, Джинни. Это ты держишь меня здесь, а не наоборот. Как бы ты не упрямилась, рано или поздно тебе придется принять, что одиннадцатилетняя малышка Джинни, которая всегда будет жить в тебе, все еще очень скучает по своему другу из дневника.
Голос Тома звучит не насмешливо, не издеваясь, как можно было бы ожидать. Нет. Он звучит бесконечно устало. Джинни поднимается на ноги и обхватывает себя руками. Это бред, она не должна в это верить. Он просто пытается свести ее с ума. Но в глубине души Джинни знает правду и эта правда жжет ее раскаленным железом.
- Ну же, Джинни, это твой сон. Ты можешь сделать здесь все, что угодно. Захотеть удобное кресло и получить его, включить здесь свет. Здесь ты всесильна. Ты можешь представить в своей руке волшебную палочку и произнести Аваду. Вспомни всех, кого я, точнее мое будущее я, убьет лично, и тех, кто погибнет по моему приказу. Ну же, Джинни. Я в твоем распоряжении.
Том обходит стол и встает перед девушкой и раскидывает руки в стороны. Джинни дышит тяжело, словно загнанный в угол зверь. Вместо того, чтобы сделать что-то из того что он предложил, она преодолевает разделяющее их расстояние и останавливается в нескольких сантиметрах. Ей кажется, что теперь он уж точно слышит бешеное биение ее сердца, но Том смотрит равнодушно и не делает ничего, разве что опускает руки.
-Да, ты прав. Я скучаю по своему другу, никогда не переставала, несмотря на то, что он оказался вселенским злом. И это убивает меня изнутри, потому что это до невозможного неправильно, тосковать по человеку, который развязал войну, унесшую сотни жизней. Но я не собираюсь больше думать об этом.
Последние сантиметры кажутся километрами, однако на самом деле Джинни прижимается своими губами к губам Тома за считанные секунды. Даже если Реддл удивлен, он не подает вида. Он отвечает на поцелуй, осторожно обнимая девушку за талию.
Материализовать нож в своей руке оказывается проще простого. Всадить его в спину парня еще проще. Он погружается в его тело так легко, что Джинни не может сдержать удивления – она и подумать не могла, что убивать так просто.
Том оседает на пол словно в замедленной съемке. В красивых глазах нет ни намека на боль, удивление или гнев. Скорее что-то вроде благодарности.
- Малышка Джинни выросла, Том. За это нужно сказать спасибо тебе, - пожимает плечами девушка.
- Не за что.
Это последнее, что Джинни слышит от жадно хватающего побелевшими губами воздух Реддла.
- Эй, милая, просыпайся. Это всего лишь кошмар.
Открыв глаза она встречается с встревоженным взглядом Гарри и к своему удивлению обнаруживает, что щеки, да и подушка, мокрые от слез.
- Ты в порядке? – заботливо спрашивает он.
- Да, Гарри.
Наверное, это не совсем правда, но думать об этом сейчас это слишком. Ей с трудом вспоминаются минуты –часы? – которые она просидела рядом с мертвым телом Тома Реддла. Он мог быть каким угодно злом, но он был тем, кто встречал ее каждую ночь на протяжении почти двенадцати лет. И это, судя по слезам на подушке, значило для нее куда больше, чем она думала.
Глава 8Пейринг: Роза/Скорпиус
Мне некого винить в том, что у нас ничего не вышло. Я знала, чем все закончится уже тогда, когда ты пришел ко мне домой совершенно раздавленный известием о помолвке Лили и Дерека Вуда. Это было очевидным для всех, кроме тебя, мой бедный Скорпиус. Ты любил ее так, что даже я сквозь свою дикую ревность поражалась тому, что так вообще можно любить. Но, несмотря на все эти знания и предчувствия, я поступила как глупая влюбленная девчонка и просто понадеялась на то, что все каким-то чудом разрешится само собой. Что ты просто проснешься утром и не будешь больше ее любить, потому что рядом буду я. Я готова была ждать этого мифического утра, кажется, всю свою жизнь, но ты не дал мне такой возможности.
- Я хочу развестись.
И так хочется спросить тебя, а зачем было вообще жениться? Стыдно ли тебе хоть капельку за мою испорченную к чертям жизнь? Понимаешь ли ты, на какие жертвы мне пришлось пойти, чтобы стать твоей женой и удовлетворить твое желание доказать что-то Лили?
Знал бы ты, как я ее сейчас ненавижу. Нет, ненавидела я ее с того самого момента, как ты посмотрел на нее этим особенным взглядом, которым никогда не смотрел на меня, а эта рыжая дурочка только играла с тобой и смеялась, будучи правильной до такой степени, что даже представить себе не могла, каково это влюбиться в слизеринца, в сына Пожирателя Смерти. Но сейчас моя ненависть достигает той точки, что я едва сдерживаюсь, чтобы не рвануть к ней домой, в их с Дереком идеальную квартиру, и разгромить там все, может даже вызвать ее на дуэль. Потому что если бы не было ее, то ты, Скорпиус, был бы целиком и полностью моим. Потому что если бы она ответила тебе взаимностью, я бы не переживала сейчас этого ада.
Сделав глубокий вздох и всмотревшись в голубые глаза моего пока еще мужа, я заставляю себя признать, что Лили все же ни при чем. Я знаю, что буду наступать на одни и те же грабли раз за разом в надежде когда-нибудь увидеть в его глазах ту же любовь, которая светилась в них при взгляде на мою идеальную кузину.
Скорпиус, милый, я оставила ради тебя свою семью. И я никогда раньше не задумывалась об этом, не жалела, отвлекая себя заботой о тебе, но сейчас эти мысли рвут меня на части. Неужели это для тебя ничего не значит? И куда мне идти, если здесь, рядом с тобой, мне теперь не место?
- Почему?
- Ты ведь сама знаешь, Роза. Пожалуйста, давай обойдемся без сцен.
Сцены? Да я когда-нибудь устраивала тебе сцены? Ни разу. Я ни разу не упрекнула тебя в том, что даже будучи рядом, ты думаешь совсем не обо мне. Я ни разу не поставила тебе в вину то, что ты постоянно задерживаешься, и не высказала сомнений в том, по работе ли происходят эти задержки. Я ни разу не плакала при тебе, просто потому что невозможность позвонить маме и спросить как у нее дела, жгла мне сердце.
Собственная ничтожность вдруг ударяет под колени, заставляя сесть в кресло, чтобы не упасть. Неужели это, правда, я? Та гордая гриффиндорка, которой пророчили великое будущее? И кто я сейчас? Двадцатитрехлетняя женщина без работы, без мужа, которая чувствует себя на все пятьдесят. Ничтожество.
- Я люблю тебя.
Слова вырываются против воли. Я повторяла их тебе не раз, но ты ни разу не сказал мне того же. Я уже не знаю, кого жалеть, Скорпиус. То ли тебя и твою великую несбывшуюся любовь, то ли себя и свою загубленную молодость и растоптанное сердце.
- Роза.
В твоем голосе звучит явное предупреждение и толика жалости. Всматриваюсь в твое лицо, надеясь найти хоть какой-то отголосок своей любви, но не вижу ничего кроме раздражения и усталости.
«Рози, пожалуйста, опомнись. Он – Малфой, из этого не выйдет ничего хорошего». Слова мамы, до самого конца пытавшейся меня образумить, звучат в голове так ясно, как не звучали и тогда, когда она их произносила. Тогда мне было все равно. Я была влюблена, я верила, надеялась… Мне бы сейчас хоть чуточку той уверенности в счастливом будущем, и я бы нашла, что сказать. Как находила на протяжении всех этих пяти лет своего замужества.
- Я благодарен тебе за все, но играть в эту счастливую семью дальше, я просто не могу.
Ты смягчаешься, глядя на мое отчаянье, но вот только когда ты играл в счастливую семью, Скорпиус? Ты даже не утруждал себя этим. Разве что если вдруг в поле видимости появлялась Лили. Тогда ты тут же изображал любящего мужа, не теряя надежды вызвать ее ревность. Вот только ей было абсолютно все равно. Она смотрела на меня с жалостью, а на тебя с презрением. И сейчас я почему-то получаю от этого удовлетворения. Если ты страдаешь хоть на десятую долю также как я, то это уже достаточная компенсация за предстоящий развод.
Не поверишь, Скорпиус, но я, кажется, больше тебя не люблю. Теперь я зла, обижена и мечтаю о том, чтобы ты проходил через тот же кошмар, что и я раз за разом. Годы жизни со слизеринцем сделали свое дело, и от гриффиндорского сочувствия и понимания не осталось и следа.
Сил говорить что-то еще, ссориться, убеждать, больше нет. Поэтому я, наплевав на свои вещи, аппарирую в родительский дом, удивляясь тому, что они не закрыли мне в него доступ. Невольно вспоминается бурное выяснение отношений с криками, угрозами и слезами в тот день, когда я буквально с боем прорывалась на собственную свадьбу. Сейчас это почему-то кажется смешным и нелепым.
На хлопок аппарации в гостиную входит мама. В ее глазах эмоции сменяются так быстро, что я не могу понять рада она меня видеть или нет.
- Мы разводимся, мам, - облегчаю я ей задачу.
С этого момента я больше не могу сдерживать слезы. Они ручьем текут по щекам, а я стою посреди гостиной словно провинившаяся школьница и жду, что скажет мама. Она замирает всего на несколько секунд, а потом просто крепко меня обнимает. И этого достаточно для того, чтобы я опустила последние барьеры, которые не дали мне впасть в истерику перед Скорпиусом.
Когда отец возвращается с работы он застает меня и маму сидящих на диване и рыдающих вдвоем. Несмотря на то что папа никогда не отличался особой чувствительностью и проницательностью он сразу все понимает и просто садится рядом.
- Хочешь я его в Азкабан засажу? Там им Малфоям и место, - со злостью произносит он, сжимая мою руку в своей.
- Не надо, пап. Давайте просто про него забудем.
Не знаю, сколько мы сидим вот так на диване, который помнил еще мое беззаботное детство. Все страхи и проблемы отступают назад, словно давая мне передышку. Я знаю, что все это вернется, стоит только открыть глаза и встать, но теперь я чувствую себя достаточно сильной, чтобы пройти через все трудности. И хотя, я знаю, что моя болезненная привязанность к Скорпиусу еще долго будет давать о себе знать, я уверена, что не вернусь к началу этого кошмара, просто потому что я забрала из мрачного Малфой-мэнора единственную вещь, которая стоит того, чтобы продолжать жить. Я унесла у себя под сердцем нашего ребенка, часть Скорпиуса, которая будет жить во мне и любить меня после рождения просто за то, что я есть.
Глава 9Пейринг: Гермиона/Драко
- Я одного не понимаю, Малфой, - хмурится Гермиона.
- Чего? – спрашивает Драко, не дождавшись продолжения.
- Того, что ты хочешь от меня сейчас.
Голос Гермионы вопреки ее ожиданиям и опасениям не дрожит, а звучит холодно и уверенно. Она смотрит на Драко как будто новыми глазами и не видит в нем ничего такого, что когда-то заставляло ее сердце учащенно биться. Нет, в нем определенно не было ничего, ради чего можно было отказаться от той жизни, которая у нее сейчас. Разглядывая его острые черты лица, опрятную, но недорогую одежду она пытается из элементарных остатков гриффиндорского сочувствия вспомнить, что было ей так дорого в этом человеке. Она смотрит в его глаза, которые наполнены то ли сожалением, то ли разочарованием и не чувствует ничего кроме жалости.
Драко моргает, заставляя себя вспомнить никому не нужный кодекс Малфоев. Через пару секунд выражение его лица не говорит ни о чем, а руки до этого сжатые в кулаки в карманах пальто расслабляются. Увидеть в женщине стоящей напротив девушку, которую он любил, оказывается сложнее, чем он думал. Но он видит ее, она смотрит на него из глубины глаз Гермионы, и он уже не так жалеет, что подошел к ней на улице.
- Да ничего, Гермиона. Ничего.
Слова даются на удивление легко. Где-то в груди разливается сожаление. Почему-то становится таким важным сказать, что ему жаль, что он тогда оставил ее. Очень жаль. Но он молчит, прекрасно понимая, что его извинения никогда не дойдут до той, кому они адресованы. Этой Гермионе его извинения даром не нужны. На какое-то время он задумывается о том, не он ли сделал ее такой? Быть может, сложись все по-другому, не прояви он трусость, она бы была сейчас совсем другим человеком?
- Так я пойду?
Гермиона нетерпеливо отбрасывает за спину волосы, брошенные порывом ветра ей в лицо. Драко как зачарованный наблюдает за знакомым жестом.
- Нет. Пожалуйста, - просит он, прежде чем успевает подумать.
Женщина наклоняет голову набок, выражая раздражение, но с места не двигается.
- Может, пройдемся? – предлагает Драко.
Гермиона вздыхает, но соглашается. Она оказалась в этом парке случайно, и также случайно в нем оказался Драко, который узнал ее и окликнул. Сколько времени они не общались, если не считать вежливых приветствий, которыми они обменивались в Министерстве? Гермиона прикрывает глаза, сопоставляя даты, и удивленно осознает, что прошло не больше полутора лет. Ей казалось, что за спиной осталось куда больше времени, но видимо часы, которые она проплакала после их последней встречи, слились не в месяцы, как ей казалось, а всего лишь в дни.
- Я слышал, у тебя родилась дочь, - говорит Драко, чтобы заполнить тишину.
- Ей уже два месяца.
Драко пытается мысленно подсчитать, а Гермиона, словно прочитав его мысли, смеется так, как уже давно не смеялась. И звучит этот смех на слух Малфоя довольно зло.
- Можешь не подсчитывать, Рози дочь Рона, - говорит она, отсмеявшись, но продолжая улыбаться.
Собеседник смотрит на нее недобро, и Гермиона прикусывает язык, узнавая в мужчине рядом с ней озлобленного подростка, которым он был и до войны и долгое время после. Она невольно вспоминает, как он выглядел, когда прибыл отрабатывать свое наказание. Тогда всех тех, чью вину не могли доказать или если она не была достаточно серьезной, отправляли на работы по восстановления Хогвартса. Проступки Драко вместе со всеми фактами, слухами и домыслами тянули на тюремный срок, но Гарри, памятуя о помощи Нарциссы, попросил для него смягчения приговора. И, разумеется, герою не могли отказать.
Гарри, Рон и Гермиона трудились наравне со всеми и также как другие выплескивали свою боль и злость на серые камни, бывшие свидетелями их страданий. Она также разбивали кулаки об стены древнего замка и также радовались каждому восстановленному ярусу, глупо полагая, что когда они закончат их боль останется среди этих камней, навсегда покинув их души. Может это были камни, а может просто время, но постепенно Гермионе становилось легче.
В один из дней она работала рядом с Малфоем и его ничуть не убавившаяся язвительность, почему-то вызывала идиотскую улыбку. Наверное, она радовалась тому, что хоть что-то в этом рухнувшем мире осталось прежним. Когда полные сарказма перепалки превратились в длинные беседы, Гермиона уже не вспомнит. Просто так получилось. Женщина усмехается такому нелепому оправданию. Зато она четко помнит первые поцелуи и свои руки в его вечно холодных пальцах. Они мало разговаривали о будущем и никогда не говорили о прошлом. Гарри смотрел на них с неодобрением, а Рон предпочитал не смотреть вовсе, делая вид, что ничего не происходит.
Гермиона готова была на все, она была влюблена и счастлива настолько, насколько это было возможно в то время незаживших послевоенных ран. Вот только Драко не разделял ее энтузиазма и, отработав положенные ему часы исправительных работ, исчез из ее жизни, оставшись лишь одним из сотен младших сотрудников Министерства Магии, которые здоровались с ней по утрам в Атриуме. На прощание он сказал ей только то, что все было досадной ошибкой. Тогда Гермиона долго плакала и, в конце концов, вышла замуж за Рона, который все также делал вид, будто ничего не произошло, и родила ему дочь.
- Помнится, ты не хотела детей, - замечает Драко.
Женщина безразлично пожимает плечами. История, пронесшаяся перед ее глазами, не пробудила ничего кроме обиды.
- Может я просто не хотела их от тебя, - равнодушно произносит она.
Драко сбивается с шага, чувствуя себя так, словно Гермиона снова ударила его по лицу как сделала это когда-то давно, еще до войны. Только теперь удар чувствуется сердцем и от этого куда больнее.
- У меня еще один вопрос, Малфой, и мы разойдемся. Хочу, чтобы ты знал, что ностальгия по тем временам меня не мучает, да и без этих разговоров я смогу прожить.
Мужчина останавливается и кивает. Пусть делает, что хочет. Он и не думал, что после женитьбы, как ему казалось по любви, и рождения сына, ее слова могут так ранить.
- Почему ты тогда ушел? – спрашивает Гермиона и прячет руки в карманы пальто, поеживаясь от очередного порыва ветра.
- А разве ты не счастлива сейчас? – спрашивает он, продолжая путь по усыпанной листьями парковой дорожке.
- Ты не мог тогда знать сделает ли меня счастливей твой уход, - возражает Гермиона, подстраиваясь под неторопливый шаг Драко.
Какие-то доли секунду Малфой собирается рассказать ей о том, что уйти его вынудили Поттер и Уизли, но сдерживается. К чему бередить старые раны? Весь этот разговор не имеет смысла. Она счастлива, он тоже. Кому полегчает от того, что она узнает, что он согласился на предлагаемую ее друзьями цену? Драко должен был уйти, а взамен получал Малфой-мэнор, документы на конфискацию которого должны были быть подписаны со дня на день. В глубине души ему хотелось бы верить, что он оставил ее, чтобы дать ей шанс стать счастливее, чем она была бы с ним, но Драко не хочет врать, по крайней мере, себе. Он с готовностью принял названную цену, радуясь возможности исчезнуть из жизни Гермионы вот так. На другое у него никогда не хватило бы смелости. Он любил ее, но то ли слишком сильно, чтобы рискнуть испортить ей жизнь, то ли недостаточно, раз мать и многовековые принципы поставил выше нее. Драко предпочитает не задумываться.
- Не мог, - соглашается Драко.
Гермиона поглядывает на него в ожидании ответа, а потом вдруг резко останавливается. И Драко оборачивается на нее в удивлении.
- Но Гарри мог, - произносит она сухо.
- Он бы не стал. Ты же сама знаешь, что он бы не стал, - уверенно врет Драко.
- Тогда почему? – настойчиво спрашивает Гермиона.
- Потому что знал, что сам не стану счастливее с тобой. Прости, - отвечает он и в одиночестве неспешно уходит вдаль по парковой дорожке.
Гермиона некоторое время смотрит ему вслед, а потом кивает собственным мыслям, стирая ладонью с щеки непрошенную слезинку, и аппарирует домой. Ей нужно было это услышать, ему, наверное, нужно было это сказать. Однако, все это теряет значение, стоит ей взять на руки дочь. Она знает ради чего прошла весь этот путь. Теперь точно знает.
