Глава 1Он всегда был немногословен, мрачен и одинок. Днем, в широких коридорах Хогвартса этот невзрачный паренек часто смотрелся нелепо: сутулый, худой, в старой поношенной мантии, что нередко служило поводом для насмешек. Поэтому он предпочитал проводить время в библиотеке, либо за пределами замка, у самой кромки запретного леса, где никто не мог помешать ему оставаться наедине со своими мыслями. Поначалу, даже гриффиндорцы относились к нему настороженно – слишком уж странным казался им этот парень со шрамом на щеке и каким-то затравленным, звериным огоньком в глазах. Однако своими знаниями, честностью и хладнокровием, он быстро сумел завоевать уважение, и вопреки ожиданиям у него впервые появились друзья. Он остро осознавал собственную ущербность и старался компенсировать ее, погрузившись с головой в изучение тяжелых фолиантов и хитросплетения магических знаков, и следует сказать, немало преуспел в этом. Однако четверокурсник факультета Гриффиндор Ремус Люпин всегда старался избегать ненужного внимания, и никто никогда не видел ужасных глубоких шрамов, рассекавших его плечи, спину и грудь.
Она была красивой, жесткой и высокомерной, умеющей держать себя при любых обстоятельствах. Настоящая гордость своего древнего рода. С юных лет в ней воспитали приверженность традициям и тягу безупречности, верность чистоте крови. Она рано познакомилась с изнанкой светской жизни, научилась лгать и притворяться, как того требовал ее мир, и ее красивое лицо редко покидала маска надменности. Она ни перед кем не показывала слабости и никого не любила, за исключением, пожалуй, своих сестер. Она презирала всех нечистокровных, хотя с другой стороны, она презирала вообще всех окружающих, без особой на то причины. Как нередко бывает в юном возрасте у отпрысков обеспеченных семей, она давно потеряла вкус к жизни, которая казалась ей нескончаемым круговоротом фамильярностей, лживых приличий, званых обедов и пустых разговоров.
Впервые он увидел ее лишь на четвертом курсе, точнее сказать, обратил на нее внимание. Ведь она была старше на два года, и их курсы редко пересекались, а Ремус не интересовался и не следил за жизнью других учеников. Однажды, после очередной стычки гриффиндорцев и слизеринцев, которая чуть не окончилась массовой дракой, он вместе с Джеймсом и Сириусом стоял в холле в общей неразберихе, когда какая-то девушка, проходя мимо, резко толкнула Сириуса в плечо, а когда тот обернулся – плюнула ему в ноги, попав на ботинок.
– Вшивая псина! – процедила она сквозь зубы. – Тебя нужно было выбросить еще в детстве, в такую же собачью свору, к которой ты сейчас тянешься. Тут тебе самое место.
И не дожидаясь ответа, скрылась в веренице взволнованных учеников, не одарив Ремуса и Джеймса даже презрительным взглядом.
- Кто это была? – чуть погодя спросил Ремус, когда они возвращались в гостиную.
Сириус ответил ему горькой усмешкой.
- Позволь познакомить, Беллатриса Блэк, моя сестра.
- Ты не говорил, что она учится в Хогвартсе.
- Ремус, а когда это я любил распространяться о своих родственниках?
На этом разговор закончился. Тогда, при беглом взгляде, он даже не уловил черты ее лица, ему на память остался лишь холодный голос и змеиные пряди черных волос. Однако судьба заставила пересечься их дороги довольно скоро.
Примерно через неделю должна была состояться очередная дуэль Джеймса Поттера и Северуса Снейпа, и Ремусу выпала роль секунданта. Обычно на этот случай у Джеймса имелся его верный и лучший друг Сириус, но по иронии судьбы, именно в тот вечер он отрабатывал наказание, отмывая посуду в школьной столовой, и секундантом пришлось стать Ремусу. Тот был не в восторге от этой затеи, но друга подвести не мог, и ближе к полуночи, осторожно выбравшись из спальни, они стали прокрадываться по коридорам школы к заранее выбранному кабинету. Идти вдвоем под одной мантией невидимкой было ужасно неудобно, к тому же даже их осторожные шаги гулко отдавались эхом в пустых коридорах.
По пути Ремус думал о том, кого Снейп мог взять себе в секунданты. На ум сразу же приходил Малфой, они со Снейпом всегда были закадычными друзьями, ну или Розье либо Нотт на худой случай.
Джеймс и Ремус беспрепятственно спустились на третий этаж, и вошли в третью аудиторию слева от кабинета трансфигурации, – все знали, что эта аудитория обычно не использовалась для занятий и потому пустовала. Осторожно проверив дверь, они убедились, что она не заперта, а значит, слизеринцы уже ждут их внутри. Собравшись с духом, друзья ступили в полумрак.
Однако то что, они увидели, неприятно удивило их. В кабинете помимо Снейпа и Малфоя, за одной из парт развалились еще Крэб и Гойл, а чуть поодаль, из дальнего угла на них с угрозой взирали Беллатриса и еще один парень слизеринец, которого, насколько знал Римус, звали Эйвери.
– Какого черта, Снейп? Я думал, мы будем драться честно.
– Испугался, Поттер? – Снейп ответил ему неприятной ухмылкой. – Не поджимай раньше времени хвост, мои друзья не будут вмешиваться, они просто пришли меня поддержать.
– А где же твой щенок? – гневно выпалила Беллатриса.
Джеймс на секунду вскипел. Ремус попытался жестом его успокоить, но сразу понял, что честной дуэли уже не получится.
– Мы так не договаривались, Снейп. Пускай все лишние уйдут, и тогда мы начнем. Только я, ты и наши секунданты.
Снейп вышел из-за стола и встал напротив них, вынимая палочку. Люциус Малфой тоже начал приближаться к ним, обходя сбоку. Крэб и Гойл поднялись со стульев, но, будто не зная что делать дальше, стояли с глуповатыми выражениями на лицах. Во взгляде Беллатрисы сквозила неприкрытая ненависть.
– Мы имеем право находиться там, где захотим. Ты тоже мог бы пригласить свою подругу – грязнокровку …
Малфой не успел договорить, потому что Джеймс молниеносным движением выхватил палочку – Редукто! – и блондин отлетел назад, с грохотом повалив что-то на пол. Далее события опережали способность Ремуса их анализировать, он едва успел увернуться от посланного кем-то заклинания. Помещение кабинета наполнилось вспышками и грохотом, от которого, как с ужасом, подумал Ремус, проснулась наверно половина Хогвартса. Он послал луч заклятия в Снейпа, но промахнулся, выбив крошки кирпича из каменной кладки.
– Ремус! – услышал Люпин голос Джеймса, но в ту же секунду почувствовал, как сразу два заклинания ударили ему в грудь, и белая пелена застлала глаза еще до того, как он, упав, коснулся земли.
Очнулся Люпин довольно быстро, по крайней мере, пыль после недавней битвы еще не успела осесть и летала в воздухе. Он как мог быстро поднялся, потому что каждое движение и даже вдох отдавалось глухой болью в ребрах, однако в помещении уже никого не было. «Ну спасибо, Джеймс». Ремус схватил палочку и уже хотел сбежать, когда ему послышался какой-то приглушенный стон в углу. Он присмотрелся и увидел, что на полу, прислонившись к стене, лежала Беллатриса Блэк, было видно, что по ее бледному лицу текла кровь. Римус остолбенел. С минуты на минуту должен был появиться Филч, а Блэк была их ненавистным врагом, но что-то внутри, что-то истинно гриффиндорское говорило ему, что он не может оставить ее вот так здесь. Он подошел к ней и неуверенно попытался привести в чувство, но она лишь вскрикнула от боли. У Ремуса сжалось сердце. Он за секунду вдруг ясно осознал, что перед ним не жестокая и гордая, слизеринка, которую он себе представлял, он вдруг увидел в ней слабую, хрупкую девушку, какой она, наверно и была на самом деле.
Больше не мешкая, Люпин осторожно взял Беллатрису на руки и выбежал из кабинета. Сложно сказать, толи кабинет был заколдован и глушил все звуки, толи ему просто невероятно везло, однако он миновал два коридора и поднялся по лестничному пролету, не встретив никого, даже заблудшего привидения. Люпин распахнул ногой дверь в какой-то чулан, запер ее изнутри, подперев двумя черенками от швабр дверную ручку, бесчувственную Блэк он аккуратно уложил на старое поеденное молью кресло, занимавшее половину крохотного помещения.
Однако после того как непосредственная опасность миновала, в нем стала нарастать паника. Осмотрев девушку, он понял, что судя по всему, она потеряла сознание от удара о стену, а не от заклинания, о чем говорила рана на затылке. Это немного успокоило, хотя он понимал, что самое правильное сейчас это отвести Блэк к мадам Помфри.
Он осторожно вытер бежавшую по ее щеке струйку крови. Тонкие, почти идеальные черты ее лица не давали оторвать взгляда, впервые он видел ее так близко. А терпкий, сладковатый аромат ее духов был действеннее любого приворотного зелья.
– Беллатриса – прошептал он, будто пробуя на вкус ее имя. Однако, быстро взяв себя в руки, он попытался привести ее в чувство. – Беллатрис, очнись!
Не сразу, но девушка пришла в себя. Но, увидев перед собой Люпина, тут же в страхе отпрянула. И опять же при этом в ее взгляде был испуг и легкий цвет изумрудов.
– Люпин, что ты здесь делаешь? И где я?
– Ты потеряла сознание… там в кабинете. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально – Беллатрис быстро взяла себя в руки, и ее голос в ту же секунду стал холоден, она попыталась встать.
- У тебя лицо в крови – осторожно произнес Люпин. Странно, но когда он помог ей подняться и аккуратно вытер кровь с ее лица, она не возражала. А Ремус постарался скрыть волнение от столь непривычного прикосновения к девушке.
– Я могу проводить тебя до твоей гостиной. - без особой надежды, но стараясь нарушить молчание, произнес он.
– С чего ты решил, что мне нужна была твоя помощь? Я не просила помогать мне.
– Тогда ты бы уже стояла в кабинете директора в очередь на отчисление – мягко парировал Люпин.
– Если бы не Филч и кучи разбуженных грязнокровок, мы бы с тобой по другому поговорили, Люпин. Беллатриса сжала в руках палочку и направилась к двери, но перед тем как оставить Ремуса одного в затхлой каморке для метел, она все же обернулась и как-то странно, пристально посмотрела на него. Этого выражения ее глаз он не смог растолковать, и еще некоторое время продолжал стоять, охваченный противоречивыми чувствами.
Глава 2Последующие дни закрутились водоворотом событий, школьных занятий, квиддичных матчей, но события той ночи оставили в душе странный горьковатый осадок, который вечерами иногда не давал ему уснуть. Он не знал, как относиться к тому, что произошло между ним и Беллатрисой Блэк, да и значило ли это вообще что-нибудь? Тогда, на следующий день Джеймс долго о чем-то рассказывал и за что-то извинялся, но Ремусу было все равно. Впрочем, о некоторых деталях несостоявшейся дуэли он сам предпочитал благоразумно молчать. С тех пор он начал замечать Беллатрису в большом зале за столом слизеринцев. Она появлялась там в окружении своих подруг, иногда вместе с Малфоем и Снейпом. Тогда Ремус ловил себя на мысли, что с жадностью пытается поймать каждый ее взгляд, каждый изгиб ее тонких губ, когда она улыбалась кому-нибудь. Отмечая ее гордую осанку, аристократичность, пронизывающую все ее существо, он вместе с тем с горечью понимал, какая пропасть разделяет их. От таких мыслей становилось противно, и начинала нарастать злость на самого себя.
Он видел, как иногда она вздрагивала от боли, ведь девушка так и не ходила в больничное крыло, и у него неприятно сосало под ложечкой.
– На кого это ты там пялишься? – Сириус попытался проследить взгляд Люпина и тоже уставился на другую сторону большого зала.
– Ни на кого, просто задумался.
В магическом мире к тому времени уже витало в воздухе смутное предчувствие новой угрозы, возможно, самой зловещей со времен Гриндевальда. Угрозы в виде темного волшебника, который скоро станет ночным кошмаром для всего волшебного мира. Тогда его имя еще не боялись произносить вслух, но и настоящего имени мало кто помнил. Немногие пока еще опасались его и воспринимали всерьез, а чины из министерства и вовсе только посмеивались. Он говорил о чистоте крови, верности традициям и истинном понятии силы. Он собирал вокруг себя последователей, которые в глазах других выглядели просто безобидной кампанией. Просто круг хороших друзей.
О нем много говорили, в том числе в стенах Хогвартса, скорее с любопытством, чем с осуждением. Только Дамблдор молчал и хмурился, когда по большому залу шепотом разносилось имя Волан-де-Морт.
Тем временем дни в Хогвартсе текли неспешно и неторопливо. Незаметно, крупными хлопьями снега в окна постучал декабрь, и ученики предпочитали проводить время в теплых гостиных у горящих каминов, ожидать рождественских каникул и походов в Хогсмид.
Было воскресенье, и Люпин собирался большую часть дня провести в библиотеке. Набрав гору книг и пергаментов, он прошел в самый дальний конец помещения и едва не выронил все это из рук. В дальнем углу за стеллажами почти с такой же кипой бумаг сидела Беллатриса Блэк, ее рука орлиным пером нервно и дергано выводила что-то на пергаменте. Ремус замер. Он огляделся: кажется, в библиотеке никого не было кроме них и мадам Пинс, которая сейчас скрылась где-то в недрах книжного лабиринта. Мелькнула глупая мысль, что если не сейчас, то возможности заговорить с ней никогда не представится. С другой стороны, зачем ему с ней разговаривать? Ремус давно признался себе, что она ему нравится. Равно как и сразу понял, что с этой девушкой ему ничего не светит. «Ремус, ты идиот. Развернись и уйди сейчас же».
- Привет. – Сказал он, чувствуя себя полным дураком.
Скрип пера тут же стих. Беллатриса подняла голову и уставилась на него так, как будто бы флоббер-червь обрел дар речи и попытался с ней заговорить. Ее рука застыла над свитком, и она не заметила, как с кончика пера стали падать крупные чернильные капли, испортив ее домашнее задание. Поняв, что отступать уже поздно, Ремус подошел ближе и свалил книги и письменные принадлежности на соседний стол. Почему-то тревога, не дававшая ему покоя все это время, внезапно испарилась, осталось только усталость, он вдруг понял, что эмоционально опустошен своими сомнениями и метаниями. Вся эта ситуация показалась ему донельзя глупой. Зачем он это сделал? Зачем заговорил с ней? Уж не думает ли он, что Блэк вдруг начнет строить ему глазки.
Беллатриса, не удостоив его ни словом, снова уткнулась в пергамент, как будто Люпина здесь и не было.
¬- Зачем вы на нас напали? Это было дело Джеймса и Снейпа. Кто вас туда притащил? – Ремус внезапно начал испытывать странное чувство к этой девушке, чувство очень похожее на отвращение. Глядя на ее до тошноты правильные, въевшиеся в кожу манеры, надменность и наплевательское отношение ко всем и всему. Она сейчас напомнила ему змею на лесной тропе, шипящую и скользкую, чья чешуя блестит и переливается в лучах солнца, пробивающегося сквозь листву. Лениво свиваясь в кольца и обнажая бледное брюхо, она настолько же завораживающе красива, насколько и отвратительна.
«Все-таки она просто девчонка из богатой семьи, избалованная и эгоистичная. Что ты пытался в ней увидеть, Ремус?»
Люпин почувствовал злость и отвращение теперь уже по отношению к себе.
- Лучше скажи, что делал там ты, в то время как Поттер обычно таскает за собой другую шестерку – моего братца?
Ремус замешкался.
- Сириус? Он отрабатывал наказание в школьной столовой, всю ночь.
Беллатриса хмыкнула.
- Не удивительно. На него это похоже. Вляпаться в дерьмо, которое потом приходится оттирать другим. По-другому он просто не умеет жить. Его-то я и искала, если тебе интересно, хотела прикончить своего родного братца.
Она кинула на него косой взгляд, от которого Люпину на секунду сделалось не по себе.
- Я не понимаю…
- Ты чистокровный? – Блэк резко оторвалась от своих записей и развернулась к нему. Серебряные серьги вспыхнули бликами на фоне черных волос и блеснули как два острых кинжала в лунную ночь.
- Ну, вообще-то да.
– Тогда ты и сам должен понимать. Хотя вряд ли, факультет гриффиндор выбивает остатки мозгов его студентам не хуже бладжеров. И ты, конечно, считаешь, что хоть ты и сам чистокровный, нет причин делить волшебный мир на чистокровных и нечистокровных волшебников – при этих словах в ее голосе послышалось неприкрытое презрение. – И, кроме того, количество нечистокровных должно расти, чтобы мы, видите ли, не вымерли.
Беллатриса наконец перестала делать вид, что поглощена домашним заданием, без сожаления скомкала испачканный чернилами листок и бросила его в угол. Люпин отметил про себя, что при этих словах в ней проскальзывало что-то безумное. Она даже говорила, обращаясь больше к самой себе, чем к нему.
- Да, я считаю, что в магическом мире все равны. И да, без маглов мы давно бы вымерли. – Спокойно произнес Ремус. – Из маглорожденных семей произошло не меньше великих волшебников, чем из чистокровных и глупо это отрицать.
- Я так и знала. – Блэк презрительно ухмыльнулась. – И ты наверняка ни разу в жизни не задумывался над тем, почему, к примеру, никогда еще волшебный мир не стоял так часто перед угрозой разоблачения, как в наше время? Это стало такой проблемой, что для устранения проявлений магии в обычном мире уже на пределе работает несколько отделов Министерства. Или почему растет количество сквибов в наших семьях? Почему должность министра занимают идиоты вроде Нобби Лича? Готова поспорить, ты никогда не терзал свою просветленную голову этими и другими вопросами, потому что тебя отучили думать и просто вбили в голову, что маглы хорошие. Когда толпе грязнокровок хочется пострелять искрами перед домами маглов, они не задумываются, что подвергают опасности старания и честь десятков поколений волшебников. Потому что они не любят думать, потому что у них и нет этой чести, потому что они просто маглорожденные, которых добрый Дамблдор пригрел у своего камина, и поэтому они возомнили себя великими волшебниками. У них нет ни чести, ни гордости, ни чувства ответственности за себя и свой род, за силу, которой они волей случая обладают. Вот в чем наше с ними принципиальное различие.
- Но ведь Дамблдор…
- Дамблдор идиот. Люпин, начни думать своими мозгами, а не перенимать стереотипы из бульварных газет и головы моего брата…
Они говорили долго, не заметив, как стрелки часов давно перескочили обеденное время. И хоть сама ситуация, когда слизеринка и гриффиндорец мирно беседуют в библиотеке, казалось обоим странной, в тот момент они предпочитали не обращать на это внимания. Беллатриса оживленно спорила, говорила резко и иногда называла его идиотом, но Люпин понял, что, кажется, скоро начнет к этому привыкать. В тот день она заставила Ремуса по-другому взглянуть на многие привычные для него вещи. Ведь раньше все казалось предельно простым: есть хорошие волшебники, выступающие за мир во всем мире и плохие ¬- которые вздергивают несчастных маглов и грязнокровок на улицах. Однако на очень многие аргументы Беллатрис у него не находилось ответа. Впрочем, и свои позиции он сдавать не собирался, чем иногда приводил слизеринку в бешенство.
Это было странное ощущение, витавшее между ними. Как будто двое солдат враждующих сторон волею судеб оказались в одном окопе и пытаются пережить окружающее их безумие. И среди войны, разрушения и смерти, вдали от своих идеологов и командиров, они вдруг понимают, что вот, их враг, которого еще вчера они без сожаления приговорили бы к смерти, до боли похож на них самих. Такой же запуганный, сбившийся с пути и потерявшийся, с такими же чувствами и переживаниями, мечтами и страхами. Он оказался на той стороне баррикад, просто потому что судьба так бросила кости. Он просто назвался для тебя врагом.
Время приближалось к ужину, когда они наконец стали собирать учебники и пергаменты, в которых не написали ни строчки.
- Ты что Люпин, собрался меня проводить? – спросила Блэк, когда они выходили из библиотеки.
- Нет, но я бы пригласил тебя в Хогсмид – полушутя ответил Ремус.
Беллатриса рассмеялась, совсем по-женски, без тени сарказма, с трудом верилось, что она может быть такой обычной.
- Ты идиот. Ты ведь знаешь, что я не соглашусь.
- Да, знаю.
- И перестань на меня так пялиться в большом зале, понял?
- Ага… хорошо.
Они подошли к лестнице, ведущей вниз к подземельям Слизерина, здесь им нужно было прощаться. Она обернулась, и ему показалось, что воздух треснул электрическим разрядом от силы ее взгляда. Сейчас она казалась совсем хрупкой, с этой тяжелой кипой фолиантов в руках. Молнией в сознании пронеслась сцена: ночь, темная кровь на ее щеке, адреналин, подмешанный в вены, и сладковатый запах женских духов. Она посмотрела на него, как тогда, когда выходила, оставляя в каморке с метлами.
- Знаешь, мне все здесь так надоело.
Она говорила тихо, казалось, обращаясь больше к самой себе.
- Почему некоторые добровольно выбирают для себя дорогу в пропасть?
- Я… я не знаю Беллатриса.
- Потому что здесь нет ничего, для чего стоит оставаться. Нет никакой истины, никакого чувства за которым стоит следовать. – Ее глаза сейчас напоминали заросший тиной болотный омут – так легко в них можно было сгинуть без следа.
- Так что оставляю право вам быть глупыми героями, выдумывать тупые истины и воевать за них. А я не герой.
Люпин стоял не в силах произнести ни слова. Он чувствовал, что вот сейчас она говорит что-то очень важное, и главное в этот момент не потерять ее, ухватиться за ниточку, сказать что-то, что ее успокоит и попытаться понять. Но он так и не смог подобрать слов. А она развернулась и скрылась в темноте лестничного пролета.
