Наследие Карпентер

Глава 1

ВНИМАНИЕ. Голосование проходит в комментариях к фанфику. Оцените текст по трем критериям:
1. общее впечатление
2. стиль
3. сюжет и соответствие теме
в баллах от 0 до 5
Спасибо!


Название: Наследие Карпентер
Фандом: "Гарри Поттер"
Персонажи: Северус Снейп, Мэгги Карпентер, Уильям Карпентер, Оливер Вуд, Зейнаб Иванишвили
Жанр: общий
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Предупреждения: нет
Саммари: Эта история о волшебнике, который предпочитал книги живому общению, а также о том, что любовь к жизни важнее любви как таковой.

Глава 1
Когда-то Карпентеры были одним из самых уважаемых чистокровных семейств в магической Британии...
Фелиция Карпентер, вдова лорда Джорджа Карпентера, в конце девятнадцатого века ставшая первой женщиной-министром магии, занимала этот пост двенадцать лет, при ее администрации было принято несколько законов с гуманистическим уклоном, среди них — знаменитый закон о неприкосновенности магглов: прежде, до тысяча восемьсот девяносто восьмого года, простецов преспокойно похищали, ставили на них темномагические эксперименты, испытывали опасные для жизни зелья, и никто этому не препятствовал.
Когда к власти пришла Фелиция, магглы стали жить куда спокойнее, хотя они так и не узнали, кому этим обязаны. Помимо всего прочего, министр Карпентер основала фонд помощи малоимущим магам, заменила смертную казнь на пожизненное заключение в Азкабане и запретила ввозить в Англию драконов, чей вес превышал восемьсот фунтов, ибо слишком много водоемов иссушили огнедышащие ящеры и слишком много поселений они сожгли; к тому же, драконы угрожали посевам на полях и конфиденциальности магического населения, поэтому с тех пор в целях безопасности каждый владелец такого существа должен был в обязательном порядке зарегистрировать его в Министерстве, в Отделе контроля за популяциями магических животных.
Уже тогда Фелиция пыталась ослабить рабское положение домашних эльфов, но сопротивление политической элиты, чей быт только на эльфах и держался, оказалось слишком велико, и министру не удалось ничего с этим поделать.
Фелиция умерла в пятьдесят четыре года — в день своей смерти миссис Карпентер вышла на крыльцо фамильного особняка, похлопала по карманам, проверяя, как всегда, взяла ли мятные леденцы, и трансгрессировала ко входу в Министерство (тогда на том месте вместо телефонной будки стоял ничем не примечательный мусорный бак). Зеленый луч появился из ниоткуда — предполагали потом, что из разросшихся кустов ольшаника, — и Фелиция упала на землю, чтобы никогда уже с нее не подняться.
Поговаривали, что министра убили разозленные драконоводы, но большинство все же склонялось к версии, что нападение совершили те, кому из-за политики Фелиции Карпентер пришлось свернуть свои жестокие эксперименты на магглах.
Первая женщина-министр ушла; ее долго помнили и оплакивали, а портреты Фелиции Карпентер повесили во многих госучреждениях магов — один из таких портретов, с которого строго глядела пожилая женщина в яркой лиловой мантии, висел на первом этаже в Хогвартсе, рядом с прочими министрами магии.
Северус Снейп никому не сказал бы, что восхищался ею, да никто и не спрашивал, хотя это, несомненно, являлось правдой. Еще будучи учеником старших курсов, Северус стал интересоваться политикой — так просто, без всякого намерения принимать в ней участие.
Пока однокурсники толклись на квиддичном поле, слонялись у Черного озера или в уютном тепле гостиной играли в плюй-камни, Северус часами просиживал в библиотеке, перерывая десятки ветхих томов по истории Англии и других государств. Так, по ходу штудирования книг, он узнал о существовании древнего африканского альянса ведьм и колдунов, которым управляло одно лицо, причем лицо это не избиралось, а наследовало власть по мужской линии своей династии.
Но более всего Северуса заинтересовала Фелиция Карпентер — отнюдь не как женщина, но как человек, ярким пятном выделявшийся на фоне жуликов и воров, которые обычно управляли магической Британией.
Фелиция Карпентер не была красавицей — напротив, лицо ее чем-то напоминало бледную заостренную морду гоблина, всю жизнь просидевшего над золотом Гринготтса, — однако ж министр отличалась исключительной честностью, целеустремленностью и искренним желанием изменить мир к лучшему.
Северуса, как и любого парня его возраста, переполняли мысли о собственном увлечении. Безумно хотелось с кем-нибудь поделиться тем, что накопилось в голове, но однокурсники с факультета были мальчиками неумными, а общение с Лили после того отчаянного выкрика «Грязнокровка!» стало несколько натянутым. Тем не менее, Северус пошел к ней — больше и не к кому было.
– Фелиция... кто? – Лили подняла голову от книги и непонимающе уставилась на приятеля.
– Фелиция Карпентер, – терпеливо повторил Северус, подавляя в себе раздражение. – Министр магии с тысяча восемьсот девяносто второго по тысяча девятьсот четвертый. Отменила смертную казнь, запретила проводить опыты на магглах и...
– А, да, кажется, слышала что-то, – быстро перебив его, Лили махнула рукой. – Ну и что? С чего вдруг ты заговорил о ней?
– Ни с чего, – Северус замолчал.
Было очень обидно, что подруга не разделила его интересов и в этот раз.
Пожав плечами, Лили снова уткнулась в книгу, и Северус молча ушел за стеллаж; минуту спустя рядом с Лили появился Джеймс — взъерошенный, в мятой мантии, как и всегда. Он жевал жвачку, усиленно работая мощными челюстями.
– Что он хотел от тебя? – донесся до Северуса его громкий голос.
– Сев? – рассеянно переспросила Лили. – Даже и не знаю... Завел разговор про политику и министров магии, а потом внезапно ушел...
– Идиот, – презрительно выплюнул Джеймс, с грохотом отодвинув стул и плюхнувшись рядом со своей девушкой.
Ничего не ответив на этот выпад, Лили устало вздохнула и перелистнула страницу.
Дальше Северус слушать не стал — в тот момент он почувствовал сильный укол разочарования и в Лили, и в симпатии, которую некогда к ней испытывал. Покинув библиотеку, Северус спустился в подземелья, устроился на своей кровати за бархатным темно-зеленым пологом и вынул из-под подушки книгу.
«История клана Карпентеров» под редакцией ирландского мага Чарльза О'Грэди не являлась библиотечной книгой — Северус заказал ее в Косом переулке, кое-как выпросив у матери деньги. Потертый том был прочитан дважды, но Северус возвращался к нему вновь и вновь, подмечая упущенные детали.
Информацию о потомках Фелиции Северус просматривал без особого интереса, все они казались одной бледной тенью в сравнении с той, кто являлась предметом его восхищения, но уже к концу шестого курса, несколько подостыв, Северус пересмотрел взгляды касательно внука Фелиции, превосходного ученого-зельевара, который изобрел мощнейшее противоядие от всех ядов: зелья были сильной стороной Северуса Снейпа, увлечением всей его жизни после Фелиции Карпентер, поэтому нет ничего удивительного в том, что юный маг тут же принялся разыскивать все доступные учебники Уильяма Карпентера.
С удивлением Северус узнал, что старый маг еще жив, и твердо решил сделать все возможное, чтобы встретиться с ним.
Но на носу были экзамены. Седьмой курс принес с собой обилие домашних работ, утомительные наставления профессоров и — к большому удивлению Северуса — двух друзей-единомышленников в лице Мальсибера и Эйвери; оба были с шестого курса — Северус с ними неплохо ладил и раньше, но особенно сблизился только в год своего выпуска.
Жизнь странным образом налаживалась: не предвиделось больше нападений Джеймса Поттера и его дружков, ибо все без исключения погрязли в подготовке к ЖАБА, а Мальсибер с Эйвери хотя и в упор отказывались проявлять хоть какой-то интерес к Фелиции Карпентер, трудами ее внука-ученого все же прониклись, и Северус с удовольствием варил с друзьями зелья по учебникам старого Уильяма — вместо того, чтобы готовиться к экзаменам.
– Послушай, Сев, – сказал однажды Мальсибер, наклонившись к его уху с заговорщицким видом, хотя гостиная Слизерина была практически пуста. – Что ты после школы собираешься делать?
– Буду учиться в Академии Зельеваров, если поступлю. Я же говорил, – Северус пожал плечами.
Но Мальсибер продолжал сверлить его глазами, а Эйвери в соседнем кресле неуютно ерзал.
– Что? – Северус нахмурился.
И тут Мальсибер заговорил:
– Ты, конечно, знаешь, что в Британии сейчас... Ну, словом, ты слышал про темного волшебника, который...
– А, про этого, – Северус со знанием дела кивнул. – Еще бы я не слышал. А почему ты спрашиваешь?
– Он вербует себе сторонников, – приложив ладони ко рту, проговорил Мальсибер зловещим шепотом. – Он уже очень и очень силен. Мы с Карлом собираемся присоединиться к нему сразу, как закончим школу.
– Я еще не решил, Джон, – прозвучал из кресла нервный голос Эйвери. – Не надо говорить за меня.
– Ты просто ссыкло, – презрительно фыркнул Мальсибер, вновь повернувшись к старшему приятелю. – Слушай, Сев, не только я этого хочу. Эван Розье с пятого курса... Регулус Блэк... Говорят, его кузина Беллатриса уже с Темным Лордом! А ты в зельях неплохо шаришь — Лорду пригодился бы такой специалист.
Но Северус не разделял его энтузиазма.
– Темный Лорд — опасный выскочка, не более. Рано или поздно он попадет в Азкабан.
– Ты недооцениваешь его мощь! – Глаза Мальсибера сверкнули. – Скоро он захватит Британию с Ирландией и выгонит вон всех этих вонючих, поганых грязнокровок!
Северус угрюмо промолчал. Против магглорожденных он ничего не имел — Фелиция Карпентер решительно осуждала тех, кто оценивал человека по статусу его крови. Вот Эванс — родилась в семье магглов, а получше иных чистокровных слизеринок будет...
Магией же Северус интересовался всякой. Он считал, что темные искусства — тоже искусства и вовсе не обязательно использовать их во вред; а то, что делал этот Темный Лорд, могло называться только надругательством над черной магией.
– Извини, Джон, я лучше поучусь еще, – подытожил Северус и, поднявшись с диванчика, отправился восвояси.
Мальсибер, не успокоившись на этом, неоднократно уговаривал друзей подумать над тем, чтобы вступить в ряды черного волшебника, но его слова были словами шестнадцатилетнего мальчишки, и Северус не воспринимал их всерьез.
Успешно сдав все экзамены, Северус с долей какого-то облегчения распрощался с Мальсибером и Эйвери, после чего благополучно поступил в Академию Зельеваров. Не только интерес к зельям двигал им — на кафедре ядов и противоядий все еще преподавал профессор Уильям Карпентер. Перед тем, как впервые появиться на его паре, Северус еще раз заглянул в «Историю клана Карпентеров» — если верить книге, старому профессору недавно исполнилось семьдесят девять лет; отец его, Генри Карпентер, в свое время возглавлял Департамент тайн, и о нем, соответственно, известно было мало, кроме того, что Генри Карпентер загадочным образом исчез в сорок семь лет, и единственный его сын утверждал, что почти не помнит отца, так редко тот появлялся дома...
Сам Уильям Карпентер вот уже пятьдесят три года был женат на Элеоноре Блэк, имел сына Алистера и дочь Пенелопу. Как Северус узнал из новой, отредактированной версии книги, вышедшей минувшим летом, Пенелопа так и не вышла замуж, полностью посвятив жизнь целительству в Святом Мунго; Алистер же взял в жены маггловскую женщину, и в семьдесят шестом — буквально два года тому назад — у него появилась дочка Маргарет.
– Доброе утро, студенты, – в душную полукруглую аудиторию проковылял маленький сгорбленный старичок в лимонного цвета мантии.
Голова его, обросшая частым серебристым пушком, напоминала одуванчик, голос преподавателя скрипел, слова появлялись изо рта с присвистом и легким шипением — должно быть, подумал Северус, вставная челюсть.
– Меня зовут Уильям Карпентер, – продолжал тем временем старичок, усаживаясь за свой стол. – Я буду учить вас варить яды и противоядия в ближайшие два года. Вопросы?
Подняла руку девушка на задней парте.
– Да, мисс...
– Эллиот, сэр, – звонко проговорила студентка в больших квадратных очках. – Скажите, пожалуйста, какова необходимость варения ядов, если мы не собираемся использовать их в жизни?
Дура, подумал Северус. Дура, несмотря на умненький вид и огромные очки.
– Ну, во-первых, мисс Эллиот, чтобы распознать тот или иной яд, нужно знать не только каждый его компонент, но и их сочетание, – профессор Карпентер задумчиво пожевал мягкую губу. – К тому же, в подвале вашего дома могут появиться крысы, и их тоже нужно будет чем-то травить.
Несколько человек — а в группе было всего пятнадцать — негромко посмеялись.
– Что же, поскольку сегодняшнее занятие лекционное и варить пока ничего не требуется, возьмите перья и запишите тему, – профессор взмахнул волшебной палочкой, и на огромной доске позади него стали появляться буквы. – У вас ко мне вопрос, мистер?..
– Арнольд, – отозвался со второй парты прыщавый юноша, чьи уши торчали в разные стороны. – Это правда, что ваша бабушка была министром магии?
Несколько любопытных глаз уставилось сначала на студента, потом на преподавателя.
– Правда, – спокойно ответил профессор Карпентер. – Хотя это и не относится к теме занятия, – добавил он с легким укором.
Арнольд смущенно замолк; Северус тоже молчал, чувствуя, что его окружают одни идиоты.
Больше вопросов у студентов не возникало, все писали лекцию, и к концу занятия пальцы у Северуса оказались заляпаны чернилами.
Когда все собрали сумки и покинули аудиторию, Северус несколько неловким шагом приблизился к преподавательскому столу — старичок уже собрал свои исписанные пергаментные листы и застегнул портфель.
– У вас тоже возник вопрос? – удивленно осведомился он, заметив студента.
Северус кивнул.
– Это по поводу изобретенного вами противоядия, профессор... Это зелье в самом деле может поспособствовать регенерации организма в случае нарушений? И с какого рода нарушениями оно способно справиться?
Уильям Карпентер широко распахнул глаза и с восхищением поглядел на студента.
– Это очень хорошие вопросы, мистер...
– Снейп, – быстро подсказал Северус.
– Да-да, очень хорошие, – с присвистом повторил старичок. – Но, боюсь, мое противоядие нуждается в серьезной доработке. Испытывая его на себе, мои ассистенты сталкивались с самыми разнообразными побочными эффектами – от позеленения кожи до фурункулов по всему телу, а один юноша две недели страдал поносом, и его даже пришлось отправить в больницу Святого Мунго.
– И понос прекратился? – полюбопытствовал Северус.
– Да, но он возобновляется время от времени, – грустно вздохнул профессор. – Ничего приятного в этом нет. Я пытаюсь усовершенствовать противоядие, но получается пока, должен сказать, прескверно, а времени у меня не так много осталось — возраст берет свое...
Старичок сунул портфель под мышку; в шишковатых пальцах позвякивали ключи от аудитории. Северус понимал, что пора бы ему уходить, но продолжал неуверенно переминаться с ноги на ногу. Не об этом ли он мечтал последние два года?..
– Сэр, – быстро, чтобы не передумать, проговорил Северус. – Не нужен ли вам свежий взгляд на ваше творение? Я мог бы немного помочь, если хотите.
– Желаете на себе испробовать мое зелье? – профессор печально покачал маленькой седой головой. – И всю жизнь мучиться от возможных проблем со здоровьем, мистер Снейп?
– Да, если потребуется.
Старичок задумался, после чего наконец произнес:
– Зайдите ко мне на кафедру после занятий. Мне почему-то кажется, что сейчас вам нужно в другое место.
Взглянув на часы, которые висели над дверью, Северус остолбенел. Пара по лекарственным зельям началась пять минут назад.
– Вот черт! – воскликнул он и тут же спохватился. – Извините, профессор.
Тот что-то пробурчал в ответ, после чего Северус вылетел в коридор и побежал искать нужную аудиторию — к счастью, она располагалась на том же этаже, и путь не отнял много времени.
Северус чувствовал себя немного неловко — в Академии Зельеваров он был только третий день, а уже опаздывал.
Кабинет, в котором проходили лекарственные зелья, был маленьким и тесным, как Северус уже знал с первого занятия по этому предмету, и студенты заняли почти все места. Преподавательница — строгая седая дама в остроконечной шляпе — бросила на Северуса укоризненный взгляд, когда он тихонько извинился и прошел на свободное место рядом с девушкой в квадратных очках; кажется, ее звали Розамунда Эллиот или что-то в этом роде...
– Розалин, – тут же представилась соседка по парте, словно прочитав его мысли. – А ты Северус, верно?
– Да, – ответил он, почти не разжимая губ.
– Ты англичанин, да? – осведомилась девушка, явно горя желанием пообщаться.
На этот раз Северус только кивнул.
– А я из Техаса. У нас в Штатах нет хороших вузов для подготовки зельеваров, видишь ли, – пояснила Розалин, не обращая внимания на недовольные взгляды преподавательницы.
Северус ничего не ответил. Болтливость соседки начинала раздражать его.
– Ты опоздал, – продолжала тем временем студентка. – Пока тебя не было, профессор Харрисон говорила, что на следующем занятии мы будем варить зелье от поноса — забавно, правда? Оно очищает кишечник и...
Не желая больше слушать ни про понос, ни про кишечник, Северус натянул на голову широкий капюшон от своей черной мантии и лег на парту лицом вниз; мгновение спустя над головой прозвучал голос профессора Харрисон:
– Я могу расценивать ваши действия как проявление глубочайшего безразличия к лекарственным зельям?
Северус поднял голову.
– Извините, я просто...
– Если вам скучно, можете покинуть аудиторию, – сухо произнесла преподавательница. – Или же извольте вести себя как подобает.
Северус только кивнул, на щеках его появились розовые пятна, а Розалин поглядела на соседа по парте с сочувствием.
Через два месяца Северус разделил с Розалин свою узкую, скрытую белым пологом кровать — не потому, что был хоть сколько-нибудь влюблен в болтливую однокурсницу, а чисто из академического интереса — хотелось все попробовать, все познать.
К удивлению Северуса, Розалин не обиделась, когда он не предложил ей отношений. Приятельница только пожимала плечами:
– Я знала, с кем связывалась.
А в конце первого семестра Уильям Карпентер сообщил Северусу, что с удовольствием возьмет такого способного студента к себе в помощники; правда, со старым профессором у Северуса не получалось работать чаще раза в неделю: слишком загруженное расписание и обильное количество домашних заданий препятствовали этому — несчастный Северус закурил, приобрел черные синяки под глазами и сильнейшую зависимость от бодроперцового зелья, которое варил после занятий, чтобы не уснуть над книгами. Одно время он еще заглядывал в спальню Розалин, но потом и от этого отказался: сил не оставалось ни на что, кроме учебы.
Яды и противоядия, лекарственные зелья, целительство, аптекарское дело, травоведение, латынь, защита от проклятий и сглаза, кулинарная магия, привороты, изготовление талисманов, косметология, история зельеварения... И это был далеко не предел. Помимо основных предметов, Северус записался на факультатив по методам использования уринотерапии, который вела сумасшедшая старая дева мисс Бишоп, — в ее жарко натопленном кабинете вечно пахло кабачками, кошачьей мочой и гнилым отсыревшим ворсом персидского ковра.
– Северус, дорогой, вы не очень хорошо выглядите, – обеспокоенно заметил Уильям Карпентер, когда прохладным воскресным утром один из его помощников ввалился на кафедру ядов и противоядий.
Старичок сидел на уютном кожаном диванчике, протягивая ноги к камину, попивал чай с сахаром и молоком, а в креслах напротив расположились еще два ассистента — один был выпускником, навещавшим старого преподавателя по воскресеньям, другой же учился на втором курсе, и Северус иногда видел его в столовой во время обеденных перерывов.
– Сколько вы отдыхали нынешней ночью? – осведомился профессор Карпентер, пододвинувшись, чтобы опоздавший студент уместился на диванчике рядом.
– Часа три, наверное, – отозвался Северус, с облегчением упав на нагретое стариковской попой сидение.
Профессор поцокал языком.
– И как же вы за три часа-то высыпаетесь?
Северус яростно потер слипающиеся глаза, после чего, вскинув голову, непонимающе взглянул на преподавателя.
– Куда высыпаюсь?
Студент, сидевший в кресле, нервно хихикнул, выпускник продолжал хранить серьезное молчание.
– Так не годится, молодой человек, – покачал головой старый профессор. – Вам надобно пойти в свою спальню и как следует отдохнуть, вы не можете приступать к работе в таком состоянии.
– Нет, я могу, – тихо возразил Северус.
Теперь он смотрел на профессора совершенно осмысленно, и старичок смилостивился.
– Что же, если вы уверены в этом, прошу всех проследовать в мою лабораторию.
Поработали они на славу, хотя так и не добились прогресса в усовершенствовании профессорского противоядия, а в понедельник Северус — впервые в жизни — проспал все занятия.
Его разбудила ошарашенная Розалин.
– Северус, как же так?! – восклицала студентка, пока он, сердито поглядывая на нее, натягивал брюки на голые ноги.
– Профессор Харрисон что-нибудь сказала по поводу моего отсутствия?
Розалин на секунду задумалась.
– Кажется, нет. Она вообще ничего не говорила — только ходила по рядам и смотрела, как мы писали контрольную.
– Контрольную? – Северус побледнел. – Мерлинова борода!
Натянув мантию и кое-как пригладив волосы руками, он бросился на кафедру целительства, где с ходу принялся упрашивать профессора Харрисон разрешить ему переписать важную работу.
Доцент кафедры целительства и профессор лекарственных зелий проницательно поглядела на растрепанного студента сквозь тонкие стекла очков, до боли напомнив ему школьную преподавательницу трансфигурации Макгонагалл.
– Какова же причина вашего пропуска? – строго поинтересовалась седая дама.
– Это... достаточно сложно объяснить, – негромко произнес Северус.
За такой короткий срок он не сумел сформулировать более определенного оправдания, однако это и не потребовалось: неудовольствие профессора Харрисон, когда она по справедливости оценила способности Северуса к зельеварению, быстро сошло на нет, и теперь даже эта строгая женщина относилась к студенту с некоторым снисхождением.
– Хорошо, мистер Снейп, – произнесла профессор Харрисон, чуть улыбнувшись. – Перепишете контрольную на следующем занятии.
На той же кафедре Северус отыскал преподавателя аптекарского дела — чудаковатого, вечно экспериментирующего мужчину лет тридцати — и с облегчением узнал, что не пропустил ничего существенного; следовало только взять конспекты у Розалин и переписать лекцию в свою тетрадь.
Если, конечно, Розалин записала хоть слово из сказанного преподавателем, в чем Северус очень сомневался. А с прочими учениками он особо не контактировал.
Что ж, решил Северус, в крайнем случае придется законспектировать нужную главу из учебника, только и всего.
Помимо всего прочего, в коридоре на третьем этаже Северус сумел выловить профессора латыни, пока она не отправилась по делам в Лондон, и взять у нее домашнее задание, после чего план был выполнен, и Северус пошел прямиком в библиотеку — наверстывать упущенное.
После этого инцидента пришлось признать, что он взял на себя слишком много; Северус покинул факультатив по методам использования уринотерапии, принеся мисс Бишоп свои извинения, и на четверть сократил время выполнения домашних работ — в конце концов, не обязательно перечитывать один и тот же параграф по два раза, а сочинения можно писать сразу на приготовленном для сдачи свитке, а не на черновике...
– Как ты меня терпишь вообще? – спросил Северус однажды у Розалин.
Они сидели в большой подвальной библиотеке, которая в тот момент до отказа была забита студентами, и готовились к летней сессии.
Эллиот пожала плечами, поправила квадратные очки на переносице.
– Ну, ты же как-то терпишь меня. Остальные этого не делают — наверное, не любят американцев.
Северус на секунду поднял голову от книги и, глянув в тетрадь приятельницы, в которой она беспечно рисовала филина, язвительно заметил:
– Возможно, в следующем году нам не придется проявлять друг к другу столь железного терпения, если ты завалишь экзамены и вылетишь из академии, как пробка от шампанского.
Розалин только отмахнулась.
– Не вылечу. Это тебе кажется, что нужно учить круглый год, а я предпочитаю импровизировать.
Усмехнувшись, студентка стала подрисовывать филину клюв и так увлеклась этим занятием, что уже не услышала, как Северус пробормотал свое мнение касательно подобной импровизации.
Тем не менее, Розалин благополучно перешла на второй курс, и Северус был рад этому — даже ему время от времени требовалась какая-то компания, помимо учебников и маленького дряхлеющего профессора.
Воскресные занятия с Уильямом Карпентером проходили в прежней форме — правда, теперь у доцента кафедры ядов и противоядий осталось только два помощника: бывший студент по окончании академии подрастерял интерес к зельям, и профессор только вздыхал:
– Что ж, это вполне закономерно. Когда-нибудь и ты, Северус, меня покинешь.
Они были вдвоем в лаборатории преподавателя — другой ассистент ушел, сославшись на срочные дела, а Северус остался помогать прибирать помещение.
– Я не думаю, что покину вас, сэр.
«Куда скорее вы покинете этот мир», – подумал Северус, но удержался от того, чтобы произнести это вслух.
Не ответив, профессор подошел к запотевшему окну и, протерев часть стекла рукавом мантии, задумчиво поглядел вниз, туда, где располагался внутренний двор со старым каменным фонтаном в виде трехглавого дракона; каждая голова изрыгала по струе. Поскольку погода была не по-осеннему теплой, студенты кучками по три-четыре человека прогуливались по периметру фонтана, сидели на бортиках; кое-кто решил запустить и поджечь воздушного змея.
– Молодежь гуляет и веселится, – с оттенком печали в голосе проговорил профессор Карпентер. – На своем веку я повидал весьма мало студентов, которые сумели бы с головой погрузиться в науку — и ты, вне всяких сомнений, один из таких людей. Другой вопрос — надолго ли это?
Северус подошел к нему, оперся локтями на подоконник.
– Мама говорит, что я интроверт. Так что, наверное, навсегда.
– А как же мисс Эллиот? – с легкой улыбкой поинтересовался старичок.
– Нет, это другое. Мы с Розалин просто... – Северус неопределенно махнул рукой.
Профессор задумчиво пожевал нижнюю губу.
– Когда я женился на Элеоноре, я почти не знал ее. До свадьбы мы виделись всего раз — на приеме у старой Фенеллы Блэк. Тогда были совсем другие времена — и люди были другие... Впрочем, – он покачал головой, – я всегда больше тяготел к наукам, чем к людям.
Северус подумал, что в его возрасте станет таким же — дряхлым ученым профессором в огромных очках и пропахшей травами одежде.
– А ваш сын? – спросил он, вспомнив вдруг, что старик много чего рассказывал о жене и дочери, но ни слова не говорил о мистере Алистере Карпентере. – Он не увлекается зельями?
Профессор нахмурился, кустистые брови сошлись на переносице, и в голосе его появился легкий холодок:
– О, одним зельем Алистер увлечен чрезмерней даже, чем я своими; как и его супруга.
Северус не стал ничего уточнять. И без того профессор Карпентер достаточно ясно намекнул, что его сын — алкоголик.


Глава 2

Глава 2
Третий семестр пролетел незаметно, и четвертый — последний — принес с собой новые предметы, массу домашних заданий и подготовку к итоговым экзаменам. К концу года за книги засела даже Розалин; что касается Северуса, он вообще почти не покидал библиотеку, в результате чего темные круги под глазами стали вдвое больше, чем на первом курсе, а дозу утреннего бодроперцового зелья пришлось увеличить.
Северус закончил Академию Зельеваров с отличием, отшумел торжественный банкет, и выпускники стали прощаться друг с другом.
– Ты будешь писать мне? – спрашивала Розалин, застегивая свой необъятный чемодан.
Девушка возвращалась в Америку, планируя заняться аптекарским делом в родном Остине.
Северус фыркнул.
– Ни за что.
– Шутишь? Ты просто обязан написать мне на следующей же неделе! – Розалин взмахнула палочкой, уменьшив чемодан в размерах.
– Ну... – Северус изобразил глубокую задумчивость. – Может быть, через месяц.
Эллиот запустила в него оберткой из-под жвачки.
– Ты просто неисправим.
Северус не стал отрицать этого.
Попрощавшись, они разлетелись каждый в свою сторону: Розалин отправилась в Остин, что в штате Техас, а Северус, выйдя за ворота, переместился к собственному дому в мрачном Паучьем Тупике.
Лето выдалось дождливым.
Северус потихоньку подыскивал работу, изредка ходил в местную маггловскую библиотеку и помогал матери по дому — с тех пор, как Тобиас Снейп допился до смерти, Эйлин осталась совсем одна.
Про Розалин Северус благополучно забыл, и она сама написала ему письмо — ни единого слова упрека, только радостные излияния касательно обретенной работы в магической аптеке, пространные сравнения Англии с Америкой и невеселое сообщение о том, что муж бросил ее старшую сестру с маленьким ребенком. Северус ответил, поделившись собственными скромными новостями, и получил новое письмо уже через три дня после отправки — но не от Розалин, а от Джона Мальсибера. Старый приятель, написавший лишь единожды вскоре после окончания школы, предлагал встретиться и пропустить по стаканчику в «Дырявом Котле» на выходных.
Стоял теплый июльский вечер, когда Северус трансгрессировал к дверям трактира — бармен как раз вышвыривал из заведения пьяницу, который не заплатил за огневиски и к тому же осквернил новые шторы из синего бархата.
– Каждую неделю одно и то же, Карпентер... Пока не возместишь убытки, даже не думай здесь появляться!
Глядя, как пьяница ковыляет по тротуару, что-то ворча себе под нос, Северус осведомился у бармена:
– Кто этот человек?
– Этот? – мужчина с презрением плюнул на землю. – Алистер Карпентер. Вечно тут ошивается. Позорище для своей семьи!
Коротко кивнув, Северус проскользнул мимо него в трактир — и увидел старого приятеля. Джон Мальсибер, ставший еще здоровее, чем был два года назад, сидел за угловым столиком в компании Карла Эйвери; между ними стояла початая бутылка огневиски.
– Эй, Сев, сюда! – Мальсибер помахал ему обеими руками.
Северус взял себе дополнительный стул и, усевшись на него, поздоровался со старыми приятелями.
Мальсибер ничуть не изменился со школьных лет, если не считать того, что укрепился в телесной комплекции, — все тот же нахальный громкоголосый здоровяк, никогда не теряющийся в щекотливых ситуациях.
Переменился Эйвери — исчезла из его манер нервозная неуверенность, лицо стало выражать меньше эмоций, а под глазами обосновались синяки.
– Ну так чем вы сейчас занимаетесь? – спрашивал у них Северус, попивая сливочное пиво, которое принес бармен.
– Мы-то... – Глаза Мальсибера странно загорелись. – Я бы показал тебе прямо здесь, да боюсь, что нас неправильно поймут.
Северус поднял брови.
– Меня пугают твои намеки, Джон.
– Мы присягнули Темному Лорду, – глухо произнес Эйвери. – Он — сразу после школы, а я только этой зимой.
– Лорду? – переспросил Северус. – То есть вы у нас теперь вне закона?
– Зря смеешься, – мрачно осадил его Мальсибер. – Скоро вся магическая Британия будет подчиняться его законам.
– Да? – Северус недоверчиво хмыкнул. – Что ж, посмотрим.
– К слову, – Мальсибер поднес к губам стакан с янтарной жидкостью и сделал внушительный глоток, – Эванс-то твоя вышла за Поттера. Ребенок у них родился... вот буквально пару недель назад. Она не писала тебе?
Северус только досадливо поморщился.
– Эванс не моя. И мы не так часто переписывались после школы.
Почему-то известие о свадьбе бывшей подруги его не удивило.
– Ну-ну... Работу хоть нашел? – Мальсибер рыгнул в кулак.
Северус отрицательно покачал головой.
– Темному Лорду все еще нужен зельевар. Не желаешь занять вакансию, пока свободна?
– А как там — у Темного Лорда? Каков он из себя? – Северус в упор посмотрел на Эйвери — из двоих его приятелей Карл мог бы дать наиболее адекватный ответ.
Эйвери глубоко задумался.
– Это довольно-таки тяжело объяснить, – он медленно покачал головой. – Когда попадаешь туда, кажется, будто ты оказался в другом мире. Назад пути не будет. И ты уже не станешь таким, как раньше.
– Вечно ты городишь свою псевдофилософскую чепуху, – пробурчал Мальсибер. – Ты, Сев, не вздумай прислушиваться. Его даже Господин всерьез не воспринимает. А я вот что скажу: служба у Темного Лорда — лучшее, что случалось в моей жизни.
Но Северуса куда больше заинтересовало мнение Эйвери, чем пустопорожнее бахвальство Мальсибера.
Северус изначально не хотел становиться участником всего этого безумия, но, покинув академию, он столкнулся с тем, с чем сталкивались ежегодно многие ее выпускники: Соединенное королевство оказалось переполнено зельеварами, и найти работу было практически невозможно. Что оставалось таким, как он? Частная торговля зельями? Ее и без того слишком много, и едва ли Министерство с охотой даст разрешение на открытие еще одной точки, а без лицензии и в Азкабан немудрено загреметь. Уехать в Америку? Так ведь и мать здесь не бросишь...
Присоединение к Темному Лорду могло открыть новые перспективы, способствовать овладению всевозможными чарами, которые не изучали в школе и в академии... Но Северус сомневался и отчаянно жалел, что никогда не говорил на эту тему с профессором Карпентером. Но знает ли старик о Темном Лорде хоть что-то?.. Наверняка еще меньше самого Северуса: Уильям Карпентер живет в мире книг и лабораторных экспериментов, весьма маленький интерес для него представляет то, что происходит в мире.
– Так что скажешь, Карл? – Северус внимательно посмотрел на Эйвери. – Если я вступлю в ваши ряды... Стоит ли оно того?
Приятель опять же ответил не сразу.
– Зависит от того, что именно ты хочешь.

* * *

Северус почти сразу, как принял Черную Метку, понял, что совершил большую ошибку, за которую, вполне возможно, придется расплачиваться всю жизнь.
Великий темный волшебник, о котором с трепетом говорили слизеринцы, оказался обычным психованным маньяком с непомерными амбициями — эту мысль, разумеется, Северус отодвинул на самые дальние задворки сознания, чтобы Темный Лорд не почуял и намека на презрение к нему.
Этот отвратительный человек напоминал Северусу Гитлера из маггловских учебников по истории — такой же злобный, самонадеянный, уверенный в собственном превосходстве ублюдок. Чем, в сущности, они с Гитлером отличались? Первый решил истребить евреев, второй — грязнокровок, и оба мечтали захватить власть над миром.
Впрочем, у Гитлера это не получилось.
Однако были у службы Темному Лорду и приятные стороны: Северус встретил старых знакомых в лице Люциуса Малфоя, Беллатрисы Блэк и ее школьного бойфренда Родольфуса Лестрейнджа. С ними был и Рабастан, старший брат Родольфуса. Чуть позже Северуса в ряды Пожирателей Смерти вступил и Эван Розье, которому едва исполнилось восемнадцать.
Стало даже казаться, что жизнь потихоньку наладилась — Северус устроился на работу в лавку одного торговца сильнодействующими зельями в Лютном переулке; платили не так, чтобы очень много, но на жизнь хватало. Помимо всего прочего, с Люциусом, Беллой и братьями Лестрейндж было весьма неплохо проводить время.
Лорд давал задания самого разного характера — к удивлению и большому облегчению Северуса, он не приказывал убивать грязнокровок и приносить в заплечном мешке их отрезанные головы; Северус варил для хозяина зелья и занимался мелким шпионажем. Все было как будто в порядке.
Пока не убили Лили.
Северусу было плевать на пророчество, плевать на то, что Джеймс Поттер, по сути, мог умереть — с какой стати жалеть того, кто отравил ему всю школьную жизнь? Но когда оказалось, что в деле замешана Лили, Северус не смог с этим смириться.
Эванс была его единственным близким человеком долгие годы, человеком, который принимал и терпел Северуса таким, какой он есть; даже когда Лили вышла замуж за этого Поттера — она не перестала быть первой подругой, которая оставалась бы ею, как бы редко они ни виделись. Дружба с Лили не была похожа на отношения с Розалин — по этой последней Северус не тосковал, когда она отчалила в родную Америку.
Лили же... Редкие письма не давали Эванс исчезнуть из его памяти. Северус скучал по ней всегда — немного, но скучал. Одно время он был влюблен в нее, но даже когда чувство сошло на нет, Северус с теплом вспоминал старую дружбу, которая скрашивала его жизнь в школе и которая могла бы длиться до сих пор — сплетни, общие секреты, встречи по выходным... Кто, собственно, все испортил, крикнув: «Поганая грязнокровка!» в адрес лучшей подруги?..
Не проходило ни дня, чтобы Северус не жалел об этих словах; он был унижен, раздавлен, и оскорбление вырвалось само собой. Северус думал, что лучше бы Поттер наложил на него Силенцио тогда.
Северуса устроило бы даже, живи Лили с этим отвратительным Поттером до конца своих дней, и пусть была бы редкая переписка, и шутки в письмах, понятные только им двоим, и вечная благодарность — девушке, которая стояла за него до последнего.
Но девушка умерла.
Северус просил за нее неоднократно — Волан-де-Морта, потом самого Дамблдора, когда стало ясно, что Темный Лорд не намерен пощадить Лили. С директором Хогвартса у Северуса всегда были неплохие отношения: Дамблдор всячески поощрял одного из самых способных учеников.
Со всей этой ситуацией Северус так разнервничался, что совсем перестал появляться на еженедельных воскресных занятиях с Уильямом Карпентером, которые до тех пор не прерывались даже после окончания академии.
Так или иначе, Лили все равно убили — а днем позже скончалась и Эйлин Снейп.

* * *

Северус появился на пороге лаборатории профессора Карпентера через неделю после страшного происшествия — бледный, едва стоящий на ногах и — неслыханное дело! — пьяный.
Старичок стоял у раковины и намывал пробирки, что-то негромко мурлыкая себе под нос, когда Северус окликнул его. Подняв голову, профессор близоруко прищурился.
– Северус, ну надо же! Я уж думал, ты покинул меня, – в старческом голосе звучала неприкрытая радость и немного упрека.
– Я убил человека, – с порога произнес бывший студент.
– Что ты сказал, дорогой? – рассеянно переспросил профессор Карпентер.
Он вынимал звенящие друг о друга колбочки из раковины и не расслышал слов выпускника.
Северус подошел прямо к старику и выдохнул ему в лицо:
– Я убил человека.
Тут доцент кафедры ядов и противоядий в полной мере осознал смысл сказанного и, к тому же, почувствовал запах сильнейшего перегара, который так часто исходил от его сына. Блеклые глаза расширились.
– Что случилось?
– Я примкнул к лорду Волан-де-Морту, – четко произнес Северус.
– Волан... кому? – профессор выглядел напуганным и растерянным. – О чем ты толкуешь, мой мальчик?
– Собственно, это не важно... Важно то, что я убил девушку, которая была мне дорога — не своими руками, но только я виноват в ее смерти. Лили погибла, потому что я сказал ему информацию о ней... Ее муж тоже погиб. И Темный Лорд умер. А на другой день — моя мать. Я редко навещал ее — просто бросил на произвол судьбы... А мать ведь знала, с кем я связался. Переживала постоянно. С сердцем стало плохо. Мерлин. Да лучше бы — я...
Северус не заметил, как с кончика его длинного носа упала капля — и угодила на идеально отполированную поверхность стола.
Профессор Карпентер, кажется, уяснил, что Северус никого по-настоящему не убивал, и на лице его отразилось видимое облегчение. Старичок положил маленькую сухонькую ручку на плечо бывшего студента.
– Ты ни в чем не виноват. Ты очень расстроен, но люди иногда умирают, и с этим нельзя ничего поделать.
Яростно помотав головой, Северус закрыл лицо руками и впился в волосы скрюченными пальцами.
– Вы просто не знаете, что я натворил.
– Что бы это ни было, – раздался у самого уха сочувственный голос, – все на свете можно исправить.
– Как?! – внезапно выкрикнул Северус.
Он отнял руки от лица и, схватив со стола пластмассовую подставку, в которой покоились колбы всевозможных размеров, яростно швырнул ее на пол. Полетели стекла, лаборатория наполнилась звоном.
– Мертвые не оживают — в том-то и проблема! Ну насоздаю я инферналов — и какой от этого толк?!
Профессор, казалось, даже не обратил внимания на разбившиеся колбы. Он пристально смотрел на Северуса.
– Ты прав. Умерших вернуть нельзя — но можно помочь тем, кто еще жив.
На другой день Северус пришел к Дамблдору.
– Я хочу взять сына Лили и воспитывать как собственного.
Директор так изумился, что даже позабыл предложить ему засахаренную лимонную дольку.
– Это очень благородный порыв, Северус.
Ребенка Дамблдор, тем не менее, не дал, сказав, что маленький Гарри останется у родственников, — так ему будет уютней, к тому же, дом Дурслей находится под кровной защитой на случай, если ребенку будет угрожать опасность; однако Северус понял, что у директора свои планы на сына Лили Поттер.

* * *

Маргарет Карпентер вышагивала по перрону и катила перед собой тележку, в которой находились старый кожаный чемодан и клетка с крупной рыжей совой. Тетушка Пенелопа — пухлая низкорослая волшебница сорока девяти лет — едва поспевала за юной племянницей; дыхание ее сбилось, а ноги подгибались.
– Мэгги, постой! Не так быстро!
К тетушке Пенелопе обратились темно-синие глаза, наполненные презрением.
– Тебе вообще не надо было провожать меня. Я сама в состоянии добраться до этой говенной школы.
– Но ты едешь в Хогвартс впервые, ты не найдешь дорогу, – возразила целительница. – Должен же кто-то показать ее, если твои мама с папой... не очень хорошо себя чувствуют.
– Ага, – с готовностью ответила девочка. – Оба нажрались, как последние скоты, и теперь лежат блюют друг на друга. Хоть бы они уже насмерть упились!
– Мэгги! Не выражайся, пожалуйста.
– Пошла ты в сраку!
Маргарет ускорила шаг, громко шаркая подошвами растоптанных кед, и тетушка Пенелопа почти побежала, чтобы не отстать.
«Зря я надела туфли на каблуках, – думала немолодая волшебница, отчаянно запыхавшись. – Но кто ж знал...»
– Мэгги! – устало воскликнула целительница. – Ты же девочка!
– А мне насрать, что я девочка! – красноречиво отвечала племянница.
Мерлинова борода, с отчаянием подумала тетушка Пенелопа, искренне понадеявшись, что Маргарет показывает характер именно перед ней и не начнет так вести себя в школе.
Заметив барьер между платформами девять и десять, Мэгги растолкала магглов своей массивной тележкой и, не дожидаясь тетки, вошла прямиком в стену.
На рельсах уже стоял алый паровоз; туда-сюда сновали ученики с чемоданами, телегами и клетками со всякой живностью. Кое-кто держал на руках кошку или хорька, но преобладали, конечно, совы.
Мэгги искоса поглядывала по сторонам — окружающее девочку не трогало совершенно, будто она ехала в Хогвартс не в первый раз, а как минимум в пятый.
Шаркали по платформе ее давно просившие каши кеды, торчали во все стороны спутанные, немытые темно-русые волосы длиной до лопаток, на тощем теле болталась огромная кожаная куртка — ее подарила тетка, чтоб племянница не замерзла. Чемодан и сову тоже приобрела для Маргарет Пенелопа Карпентер и она же полностью собрала девчонку в Хогвартс, но Мэгги это почему-то совершенно не трогало: она испытывала презрение к толстой замухрышке и старой деве, которая вечно читала нравоучения. Печется о племяннице, как глупая курица — считает, видимо, что очень кому-то нужна.
«Ты же девочка! Девочкам ругаться некрасиво!» – восклицала тетка, когда Мэгги начинала материться, как сапожник.
А Мэгги думала, что тетка Пенелопа, наверное, даже слова «жопа» за всю жизнь не сказала ни разу, а замуж так и не вышла — все потому, что дура и жирная уродина. Тут хоть болтай на светский манер, как эта сморщенная мочалка английская королева, ничего уже не поможет.
Мэгги с презрением плюнула на асфальт, достала из кармана безразмерной куртки пачку сигарет, стащенных у матери, и в этот момент тетушка Пенелопа наконец нагнала ее.
– Че тащишься, как коровища? – рявкнула девчонка на родственницу.
– Акцио, сигареты! – поджав губы, произнесла целительница и спрятала отнятый трофей в свою сумочку. – Мэгги, сколько раз говорить, что курение вызывает рак легких?!
Маргарет густо покраснела, на глазах выступили слезы ярости.
– Ты че, охренела?! – заорала она так громко, что несколько человек обернулись. – Ты че сделала, дура?! Отдай сейчас же!
– Мэгги, – взмолилась тетушка Пенелопа.
– Дай сюда! – кричала девочка, как безумная.
Целительница подошла к племяннице вплотную, положила пухлые руки ей на плечи и заговорила с расстановкой в каждом слове:
– Маргарет, ты едешь в школу для умных и воспитанных детей. Там не принято курить и грубить старшим, иначе ты будешь отчислена в первый же год.
– Да мне насрать, пускай отчисляют! – рявкнула Мэгги, яростно мотнувшись в сторону, чтобы сбросить теткины руки. – Я вообще не хотела ехать в эту вашу поганую школу!
– Но ты должна получить среднее магическое образование, в нашей стране это обязательно, – сказала тетушка Пенелопа, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже. – К тому же, чем больше времени ты будешь проводить вне дома, тем лучше для тебя.
Мэгги громко фыркнула.
– Предки хоть курить не запрещают, а ты... ты... старая уродина!
Схватив из тележки чемодан и клетку с совой, девчонка резко развернулась и забралась в ближайший к ней вагон, по пути столкнув на рельсы какого-то мальчишку; к счастью, поезд еще не начал трогаться, и он успел выбраться на платформу.
Пенелопа Карпентер продолжала стоять на одном месте, пока хвост алого паровоза не исчез из виду, после чего, вздохнув, медленно побрела к барьеру между мирами.
Целительница старательно смаргивала выступавшие слезы. Ей было жаль несчастную девчонку — и притом Пенелопа понимала, что уже ничем не сможет помочь.
Мэгги сидела в пустом купе, сложив ноги на чемодан. Не обращая внимания на мелькающие за окном пейзажи, она ревела, размазывая слезы и сопли по чумазому лицу.
«Это несправедливо, несправедливо, несправедливо...» – так и стучала отчаянная мысль в голове.
Ну почему, почему она не может жить, как нормальные люди? У всех предки как предки и только у нее — дерьмо паршивое. Отец — сраный алкаш, мать такая же, оба одеваются как бомжи, дома вечно толкутся их вонючие собутыльники, везде следы от засохшей блевотины. Но предки хоть курить разрешали, а тетка Пенелопа... да чтоб ей сдохнуть! Подумаешь — в школу собрала. От этого она не перестанет быть старой неудачницей!
Вспомнив об отнятых сигаретах, Мэгги заревела еще сильнее, и девочка, заглянувшая было в купе, смущенно отпрянула и пошла искать другое место. Вслед незнакомой ученице летели проклятья.


Глава 3

Глава 3
Северус Снейп знал, что в этом году в Хогвартс должна поступить внучка Уильяма Карпентера, поэтому в перерывах между ложками чахлого салата остро поглядывал на столпившихся перед табуретом со Шляпой первокурсников.
Занятие, впрочем, было более чем бесполезным: Северус понятия не имел, как выглядела Маргарет Карпентер. Он никогда не видел ее — оставалось прикидывать и гадать.
Девчонка, вероятнее всего, не красавица — Карпентеры никогда не отличались внешней миловидностью, если, конечно, Маргарет не унаследовала симпатичное личико матери... Но как выглядела Кэтрин Карпентер, Северус тоже не знал.
Однозначен тот факт, что девица из такой семьи должна иметь горделивую осанку и манеры настоящей леди.
Может, мысленно предположил Северус, вон та рыженькая во втором ряду?.. Или — из третьего ряда — высокая, длинные черные кудри, прямая спина, будто девчонка проглотила шило... Впрочем, как бы она ни выглядела, наверняка станет одной из лучших в зельеварении. А больше ничего и не требуется.
– Бакстрил, Элен, – произнесла профессор Макгонагалл, глядя в список.
Та самая кудрявая девчонка с прямой спиной.
– Бернс, Эндрю.
А у этого старший брат перешел на четвертый курс.
– Воларис, Софи.
И не поймешь, какие корни — то ли испанка, то ли аргентинка... А может, вообще бразильянка.
– Вуд, Оливер.
Крепкого телосложения мальчик, на лбу красовалась свежая шишка — должно быть, уже успел с кем-то подраться... Северус подумал, что этот Вуд наверняка попадет в Гриффиндор, факультет хулиганов и забияк, — и не ошибся.
Фамилии следовали одна за другой.
– Иванишвили, Зейнаб.
Еще одна иммигрантка.
– Карпентер, Маргарет.
Северус внимательно пригляделся — и не поверил своим глазам, когда из шеренги выступила растрепанная чумазая девочка в огромной потертой куртке (а ведь почти все остальные сообразили переодеться в мантии!). С выражением глубочайшего безразличия на перепачканном лице Маргарет уселась на трехногий табурет.

* * *

Мэгги почти не волновалась — правда, когда старая ведьма в очках назвала ее фамилию, девочка почувствовала себя неуютно, но не подала виду. Мэгги уселась на трехногий табурет, и учительница опустила ей на голову Распределяющую Шляпу.
«Как же воняет, Мерлин», – с досадой подумала Мэгги.
– Гм, – произнес голос у самого ее уха. – В тебе много гнева.
«И это мне заявляет старая пыльная тряпка?!»
– И прямо-таки львиной ярости. Я знаю, куда тебя определить, – подытожила Шляпа. – Гриффиндор!
– Ну наконец-то, – пробормотала Мэгги себе под нос с облегчением и, поднявшись, пошлепала в сторону длинного факультетского стола, над которым висели золотисто-алые знамена.
Несколько учеников засмеялись — оказалось, что Мэгги забыла вернуть шляпу профессору Макгонагалл. Когда недоразумение было улажено, девочка плюхнулась за стол между Зейнаб Иванишвили и Оливером Вудом.
– Какого хрена жратвы нету? Почему тарелки до сих пор пустые? – недовольно поинтересовалась Мэгги, ни к кому конкретно не обращаясь.
Словам ее аккомпанировало утробное урчание желудка.
Сидевший рядом мальчик повернул голову.
– Меня зовут Оливер Вуд, – с ходу представился он, протянув руку для пожатия. – Помнишь меня?
Мэгги сунула в ладонь мальчишки свой сопливый носовой платок и набычилась:
– С хрена ли я должна тебя помнить? Я здесь первый день вообще.
– Ты сбросила меня на рельсы на платформе, – с легкой улыбкой подсказал Оливер.
Казалось, он совсем не сердился.
– А-а... – протянула Мэгги, что-то смутно припоминая. – Ну а че ты раскорячился посреди прохода? Жопа, что ли, в дверь не проходит, как у моей стремной тетки?
Вуд посмотрел на нее странным взглядом, на что девочка тут же не преминула отреагировать:
– Ну и какого хрена ты на меня вылупился?
Оливер хмыкнул.
– А ты смешная.
– Ага, обхохочешься, – насупилась Мэгги, бросая очередной взгляд на преподавательский стол — их сегодня будут кормить вообще?!
– Я имел в виду — забавная, – поправился Оливер, не отрывая от собеседницы заинтересованного, чуть снисходительного взгляда. – Ты так разговариваешь, будто...
Но договорить фразу он не успел, потому что церемония распределения наконец завершилась, и Дамблдор поднялся со своего места.
– Я рад приветствовать наших дорогих первокурсников, а также тех, кто возвратился в Хогвартс после каникул, – громко заговорил директор.
Мэгги демонстративно зевнула.
– Оповещаю вновь прибывших, что Запретный лес на территории школы так называется именно потому, что ходить в него запрещено, – продолжал старый волшебник. – Также наш завхоз мистер Филч просил напомнить, что нельзя использовать магию в коридорах. На этом пока все. Ешьте и набирайтесь сил для завтрашних занятий.
Тут-то тарелки на всех четырех столах и заполнились всевозможными яствами, а кубки — тыквенным и томатным соком. У Мэгги поначалу разбежались глаза от такого разнообразия блюд — дома ей хорошо если удавалось перехватить заплесневелый кусок хлеба с селедкой, пока родители и их собутыльники не закусили этим спиртное, а тут... Жареная и запеченная в сыре картошка, цыпленок табака, фаршированный гусь, яблочный штрудель, пироги с патокой и грибами, золотистые спиралевидные макароны, фрукты на десерт.
Зыркая по сторонам, Мэгги схватила куриную ногу и вцепилась в нее зубами, капая жиром себе на колени. Обглодав сочное мясо до костей, девочка умяла целый пирог с опятами, запив его большим количеством тыквенного сока, поела картошки, после чего набрала на тарелку апельсинов и стала чистить их, разбрасывая во все стороны твердые оранжевые шкурки.
На нее удивленно поглядывали, Вуд наблюдал за соседкой круглыми глазами — сам он, обладая здоровым мужским аппетитом, готов был поклясться, что не съел бы и половину того, что слопала Мэгги.
После того, как ученики — и преподаватели — плотно поужинали, старосты стали собирать первокурсников, чтобы отвести их в факультетские гостиные.
Мэгги выходила из Большого зала вместе с Оливером Вудом; карманы ее огромной куртки топорщились от хлеба и мандаринов.
Оказавшись в спальне, Мэгги громко объявила: «Я сплю у окна!», после чего села на кровать и рыгнула; соседки с неодобрением покосились на нее.
Мэгги с неудовольствием отметила, что спальню ей в ближайшие семь лет придется делить с этой черномазой Зейнаб Иванишвили, высокой рыжеволосой ирландкой Викторией Кэссиди, белокурой француженкой Дарин Бланк и коренной англичанкой Энид Хардбрум — угловатой и сутулой, похожей на скомканный зонтик.
Более всего Мэгги не понравилась даже не грузинка, а Дарин Бланк с ее манерностью, показухой в каждом движении, белобрысыми кудрями, картавым «ma chérie» чуть ли не в каждой фразе. Помимо всего прочего, от француженки так несло ее отвратительными духами, воняющими, точно моча гоблина, что Энид Хардбрум, чья кровать находилась ближе всех к источнику смрада, кашляла всю ночь, из-за чего Мэгги долго не могла уснуть и мысленно уже начала строить для Бланк всякие козни.
В первый же день занятий Мэгги выставила ногу в коридоре, и проходившая мимо Дарин упала, растянувшись на полуво весь рост.
Карпентер удовлетворенно искривила губы в усмешке.
За завтраком Мэгги снова села рядом с Оливером.
– Доброе утро, – мальчик приветливо улыбнулся. – Нравится тебе здесь?
– Да хвен его жнает, – отвечала девочка с набитым ртом.
Сделав могучее глотательное движение, она добавила:
– Но жратва здесь точно лучше, чем дома.

* * *

Что бы ни говорила Мэгги, в Хогвартсе ей вполне нравилось — с одной стороны: не было здесь развеселой алкоголической компании, которая постоянно наблюдалась в Карпентер-холле, не протекала крыша, мать не блевала на матрас, отец не отпихивал в сторону, чтоб девчонка не мешалась под ногами; не щипал за впалые щеки отцовский приятель, чей рот был полон гнилых зубов, и не стремилась опекать клуша Пенелопа.
С другой стороны, Мэгги с первого же дня возненавидела дурацкую школьную форму, тем более что мантия ее была куплена в лавочке уцененных товаров — тетка Пенелопа обещала прислать новую только со следующей получки.
«Куда эта дура только деньги девает? – досадливо думала Мэгги, с завистью глядя на новенькие одежки однокурсниц. – Спускает, наверное, на десяток своих облезлых кошек, а племянница пускай ходит в обносках...»
К преподавателям Мэгги тоже не питала особой приязни — учитель зельеварения напоминал огромную летучую мышь и снимал баллы со всякого, кто открывал рот на его уроках. Профессор Биннс, который вел историю магии, что-то невнятно бубнил себе под нос и не отреагировал даже, когда Мэгги со скуки запустила в него скомканным тетрадным листом.
Более или менее сносными показались ей крошечный преподаватель заклинаний Флитвик, профессор Стебль по травологии и мадам Трюк, которая учила первокурсников полетам на метле, — Мэгги неплохо держалась в воздухе, хотя и уступала в этом своему приятелю Оливеру.
«Зато, – злорадно думала девочка, – я могу облететь стену, а этот увалень Перси Уизли в нее врезался».
Профессор Синистра по астрономии была молодая и нестрогая — первокурсникам она давала всяческие поблажки в виде отсутствия домашнего задания, но Мэгги ее предмет казался запутанным и невыносимо скучным, поэтому девочка часто прогуливала его и не сумела составить целостного мнения о преподавательнице.
Защиту от темных сил вел немец профессор Шмидт — помешанный на точности и пунктуальности, он наказывал штрафными очками всякого, кто имел несчастье опоздать хоть на минуту. Мэгги опаздывала постоянно, поэтому учитель ее, соответственно, невзлюбил.
Не поладила Мэгги и с деканом Гриффиндора.
– Сегодня мы начнем работать над превращением спицы в карандаш, – говорила Макгонагалл на одном из занятий по трансфигурации. – Мисс Бланк, возьмите, пожалуйста, ящик со спицами у меня на столе и раздайте студентам по одной штуке.
Когда Дарин проходила мимо Мэгги, Карпентер почти на автомате выставила ногу в растоптанном кеде, но однокурсница, наученная горьким опытом, просто перешагнула через преграду.
Раздосадованная, Мэгги принялась размахивать палочкой, но спица так и оставалась спицей. У Оливера тоже не выходило ничего хорошего — вместо того, чтобы произвести необходимую трансфигурацию, он до крови уколол себе палец.
– Вот дерьмо! – воскликнул Оливер, бросив спицу на парту.
Он никогда не выражался подобным образом, но пример Мэгги оказался очень заразителен.
К сожалению, это услышала Макгонагалл.
– Минус десять очков Гриффиндору, – сухо произнесла преподавательница, поглядев на него в упор. – Еще раз употребите такое слово в моем классе, Вуд, останетесь после уроков.
Мальчик покраснел, а Мэгги, когда профессор отвернулась, показала ей в спину язык.
– Гляди-ка, у Перси получилось, – Оливер кивнул головой в сторону рыжеволосого веснушчатого очкарика, который расположился за первой партой.
И правда — в руках Уизли сжимал настоящий грифельный карандаш.
Мэгги уныло поскребла затылок волшебной палочкой и стала оглядываться — к ее изумлению, успеха добилась и неуклюжая, вечно все роняющая Иванишвили; правда, карандаш грузинки состоял из металла, но иные и этого не сумели добиться.
– Смотри! – громко сказала девочка, толкнув Оливера в бок и указав пальцем на Зейнаб. – У чурки тоже получилось!
– Мэгги! – ужаснулся Вуд.
Иванишвили коротко обернулась и, схватив сумку, выбежала из классной комнаты; из-за захлопнувшейся двери донеслись приглушенные рыдания, а Макгонагалл гневно повернулась к Мэгги:
– И вы, Карпентер, находите это забавным?!
Кое-кто из учеников, захихикав было, мгновенно замолк.
– Ну я же просто пошутила! – сказала Мэгги, густо покраснев.
Ей и самой стало немного неуютно от того, как Зейнаб отреагировала на какое-то дурацкое обзывательство, но с хрена ли привязалась Макгонагалл? Ей-то какая разница?
– Шутка получилась очень плохая, – отрезала учительница трансфигурации. – После уроков отправитесь в теплицы к профессору Стебль.
– А нахрена? – раздраженно осведомилась Мэгги.
Все, кто еще не наблюдал за происходящим, теперь повернулись к ней.
Губы Макгонагалл побелели от ярости.
– Профессору Стебль, – проговорила она с расстановкой, – нужна помощь в пересадке некоторых растений. И если я на этом уроке услышу от вас еще хоть одно скверное слово, будете разговаривать с директором.
Так Мэгги получила очередное взыскание — уже восьмое или девятое за те три месяца, что она пробыла в Хогвартсе. Счастье, что на сей раз Макгонагалл отправила ее не к этому ужасному Филчу, а к Помоне Стебль, с которой Мэгги еще худо-бедно ладила.
Отбыв наказание, девочка вернулась в спальню уже затемно. Однокурсницы не сказали ей ни слова, — впрочем, как и всегда — а Зейнаб и вовсе поспешила задвинуть полог на своей кровати.
Пожав плечами, Мэгги стала расшнуровывать кеды, когда к ней вдруг подсела Виктория Кэссиди.
– Ну? – буркнула Мэгги, пасмурно поглядев на ирландку.
Рыжеволосая однокурсница была, пожалуй, самой спокойной и рассудительной из них пятерых.
– Зачем ты обидела Зейнаб? – шепотом осведомилась Виктория. – Она плачет целый день и ни с кем не хочет разговаривать.
Мэгги начала раздражаться — кто сказал, что это из-за нее?
– Я-то тут причем? Это была шутка, только и всего!
– Кто вообще научил тебя таким словам? – укоризненно спросила ирландка.
Она, казалось, не злилась — в глазах было только осуждение, смешанное с непониманием.
– Мама, – с вызовом ответила Мэгги, даже не потрудившись понизить голос. – Она говорит, что эти черножопые понаехали в Британию со всех клоповников и привезли с собой заразные болезни.
Из-за белого полога показалась Зейнаб во фланелевой пижаме; глаза ее покраснели и опухли.
– Я не могу! – взвыла Иванишвили, вскочив с кровати и босиком бросившись к лестнице, ведущей из башни. – Я больше не могу жить с ней в одной спальне!
На следующий же день декан Гриффиндора вызвала Мэгги к себе на ковер.
– Вам знакомо слово «толерантность», Карпентер? – поинтересовалась профессор Макгонагалл, глядя на ученицу из-за тонких стекол очков.
Девочка угрюмо ковыряла ногой дырку в полу и на вопрос преподавательницы только пожала плечами.
– Так вот, Карпентер, толерантность — это терпимость к тем, кто от нас отличается. Расой, цветом кожи, мировоззрением... Да не важно. Я хочу, чтобы вы понимали, что национальность мисс Иванишвили — не повод для насмешек.
Мэгги с возмущением вскинула голову.
– Да мне вообще пофигу на этих черножо...
– Карпентер! – предупреждающе произнесла профессор Макгонагалл.
– … иностранцев, – нехотя поправилась Мэгги. – Я просто пошутила насчет Зейнаб.
– Вероятно, родители не объяснили вам крайнюю пагубность таких шуток, – задумчиво проговорила декан. – Пожалуй, я должна написать им письмо.
– Мои предки могут нихе...
– Карпентер!
– … совсем не ответить, – кисло сказала Мэгги.
– Вашей тете я тоже напишу, – пообещала Макгонагалл, наслышанная о плачевном положении семейства.
– Ага, зашибись, – пробурчала Мэгги себе под нос. – Тогда эта старая клуша притащится в школу и опять начнет трах...
– Маргарет!
– … парить мне мозги.
Макгонагалл внимательно посмотрела на ученицу, после чего произнесла слова, которых девочка никак не ожидала от нее услышать:
– Возьмите-ка конфеты, Маргарет.
– Что взять?!
– Конфеты, – с раздражением повторила профессор Макгонагалл, пододвинув к ней вазочку с карамельками и ирисками.
– Ну... ладно, – удивленно сказала Мэгги и, хапнув целую горсть, стала набивать карманы.
– И послушайте меня внимательно, – продолжила декан Гриффиндора, словно бы не заметив, что вазочка опустела как минимум наполовину. – Если вы добиваетесь исключения из Хогвартса, можете вести себя в том же духе. Но если все же вы желаете продолжать обучение, придется подчиняться школьным правилам и — что самое главное — уважать остальных студентов. Надеюсь, я выразилась достаточно ясно?
Мэгги оставалось только кивнуть — челюсти ее намертво склеила профессорская ириска.


Глава 4

Глава 4
Северус Снейп не предполагал, что когда-нибудь найдется человек, которого он будет ненавидеть так же сильно, как Джеймса Поттера и его дружков.
Но такой человек отыскался.
Маргарет Капрентер, в которой Северус ожидал обнаружить талантливого зельевара и просто прилежную ученицу, очень скоро стала наказанием для всех преподавателей: девчонка постоянно грубила, порой расхаживала по школе без формы, небрежно выполняла работы и рисовала в тетрадях каракули, а проделки ее попахивали воровством и откровенной жестокостью.
Неоднократно Северус, прохаживаясь по коридорам и поглядывая в окна, замечал, как Маргарет в одиночестве или в компании Вуда бежала от теплиц профессора Стебль и из-за пазухи ее торчали спелые головки подсолнухов.
К зельеварению Маргарет вообще не проявляла интереса — на уроках Северуса она обычно сидела где-нибудь на задних партах с тем же Вудом, щелкала семечки и бросала на пол скорлупки.
Заметив мусор в своем кабинете, Северус подошел к ученице и, нависнув над ней, произнес с нескрываемым гневом:
– Минус двадцать очков Гриффиндору. Останетесь подметать за собой после урока. Оба.
Тогда Мэгги стала бросать скорлупки прямо в котел, внутри которого варилось кипучее зелье, из-за чего стенки его расплавились, и горячая жидкость выплеснулась на спину сидевшей впереди Зейнаб.
– Хардбрум, отведите Иванишвили в больничное крыло, – бросил Северус, даже не повернувшись в сторону Энид, которая сидела рядом с грузинкой. – Карпентер.
– Я не специально! – испуганно крикнула Мэгги под всхлипы удаляющейся Зейнаб и утешающей ее Энид. – Он сам расплавился!
– Это правда, профессор! – горячо подтвердил Оливер Вуд.
Северус глянул на мальчика с нескрываемым презрением, после чего вновь обратил взгляд на Мэгги.
– Интересно, что поспособствовало столь неприятному казусу? Быть может, не следовало бросать в зелье скорлупу от семечек, идиотка вы этакая?! Целую неделю будете чистить котлы в моей лаборатории. Без всякой магии, но так, чтобы я видел в них свое отражение.
– Нахрена? – огрызнулась Карпентер, ткнув пальцем в то, что осталось от ее собственного котла. – Это и так на вас похоже.
После этого случая Маргарет все-таки вызвали к директору, и Дамблдор долго говорил с ней о чем-то, но хулиганство девчонки не прекратилось — Карпентер по-прежнему взрывала котлы, курила самодельные сигареты в факультетской гостиной, мусорила в коридорах и выражалась хуже даже, чем вечно недовольный школьный завхоз.
Впрочем, Мэгги худо-бедно училась и старалась не совершать проступков, которые могли бы грозить ей исключением из Хогвартса: должно быть, даже своим недоразвитым умишком девчонка понимала, что в школе ей живется куда лучше, чем с родителями-алкоголиками или с чрезмерно заботливой тетушкой.
Учителя смогли вздохнуть чуть спокойнее, когда Мэгги перешла на второй курс и попала в гриффиндорскую команду по квиддичу — загонщиком; Вуд стал вратарем, и новоявленным спортсменам много энергии приходилось выкладывать на поле, иногда и до такой степени много, что на шалости практически не оставалось сил.
Мэгги вылетела из команды на четвертом курсе, использовав биту загонщика не по назначению: вместо того, чтобы отбивать бладжеры, девчонка со всей силы ударила по голове ловца Когтеврана, так, что тот потерял сознание и рухнул на грязное квиддичное поле. Игра была сорвана.
Мэгги даже не вызвали в кабинет декана — Макгонагалл сама тотчас же спустилась с трибун, лицо ее побелело от ярости, а высокая остроконечная шляпа съехала на бок. Сапоги преподавательницы трансфигурации утопали в раскисшей грязи, но она, казалось, даже не замечала этого.
– Немыслимое безобразие! – обрушилась на ученицу профессор Макгонагалл. – Это слишком даже для вас, Карпентер!
Мэгги стояла по щиколотку в луже, сверху на нее лил дождь, глаза девочки подозрительно блестели.
– Возмутительная попытка дискредитировать ловца Когтеврана! – продолжала бушевать преподавательница. – Вы могли и вовсе убить его!
– И убила бы! – огрызнулась Мэгги.
– Нет, это просто... – Макгонагалл так и задохнулась от злости. – Я не могу подобрать слов! Ваше поведение, Карпентер, переходит всякие границы! Мне придется исключить вас из Хогвартса.
Мэгги вскинула голову, словно громом пораженная.
– Но профессор! Хавьер пытался наслать на Оливера заклятье!
– Она говорит правду! – Вуд подбежал к ним и едва успел затормозить на скользкой грязи, чуть не сбив Макгонагалл с ног.
– Вы можете выгораживать подругу сколько угодно, – сухо ответила профессор. – С меня довольно ее выходок.
– Но я не вру! – отчаянно крикнула Мэгги.
Декан Гриффиндора открыла рот — вероятно, чтобы велеть ученице замолчать, но в этот момент к ним стремительно приблизилась Виктория Кэссиди.
– Профессор, я видела, как Хавьер пытался заколдовать Вуда.
Макгонагалл подняла брови.
– В самом деле?
Ирландка кивнула.
Мэгги заметила, что профессор засомневалась в ее виновности.
Виктория была круглой отличницей, и никто не мог бы заподозрить, что она водила дружбу с Маргарет Карпентер, поэтому ирландке поверили.
– Хорошо, – сказала Макгонагалл ничего не выражающим голосом. – Но это не оправдывает способа, которым Карпентер решила разобраться с Хавьером, – профессор обратила взгляд к Мэгги. – Я напишу вашей тете, а по поводу сложившейся ситуации созову педсовет — из-за вас уже второй в этом году.
Развернувшись, она поправила шляпу и пошла прямиком к замку, а Мэгги, оттолкнув Оливера в сторону — так, что он угодил прямо в лужу — побежала в подсобку для школьных метел, грязными руками размазывая слезы и сопли по всему лицу.
Вуд не обиделся. Спокойно поднявшись, он выжал мокрые рукава алой спортивной формы и с благодарностью посмотрел на Викторию.
– Ты ведь и правда все видела?
– Думаешь, реально разглядеть хоть что-нибудь в такой дождь? – ирландка, пожав плечами, улыбнулась. – Но я хорошо изучила Мэгги. Она довольно-таки противная девчонка — но честная.

* * *

В начале мая, когда почки на деревьях окончательно превратились в листья, а преподаватели стали напоминать о приближающихся экзаменах, Мэгги затащила Оливера в пустой коридор и, воровато оглядевшись, вынула из сумки большую пузатую бутыль — но, впрочем, тут же спрятала.
– Что это? – Взгляд Оливера был полон подозрения.
– Кукурузное огневиски.
– Нифига себе! – восхищенно прошептал Вуд. – Где ты его достала?
– Попросила предков выслать на днюху, а они взяли и выслали, – фыркнула Мэгги. – Даже не ожидала от них такой щедрости. Может, потому что юбилейная дата и все такое...
Минувшим днем ей исполнилось пятнадцать.
– Короче, – весело подытожила Мэгги, – сегодня вечером, когда все лягут, разопьем ее и оторвемся как следует. Только ты, я и Зейнаб.
– Зейнаб? – удивленно переспросил Оливер.
– На прошлой неделе я раздолбала часы, которые достались ей от бабушки, – нехотя призналась Мэгги. – Хочу как-то загладить вину, что ли...
На лице Вуда вдруг появилась опаска.
– Если нас поймает Макгонагалл...
– В жопу Макгонагалл, – решительно заявила Мэгги. – Ночью в подсобку для метел никто не ходит, даже Трюк. К тому же, меня уже выперли из команды — что еще они могут сделать?
Оливер не стал спорить.
Зейнаб не сильно удивилась, когда Мэгги позвала ее отмечать день рождения — между однокурсницами сложилось странное подобие дружбы, в котором Карпентер то гадила, то приносила, казалось, совершенно искренние извинения.
Иванишвили только осторожно заметила, что в родной Грузии к женскому употреблению алкоголя отношение сложилось крайне отрицательное.
– Но ты, на минуточку, в Англии, а не в этом своем Чуркиста... Ох, черт! – Мэгги, спохватившись, хлопнула себя по лбу. – Извини! Извини, Зейнаб! Я просто забылась, честно, я просто...
– Ничего, – печально произнесла грузинка.
Она была незлобивой девочкой.
– Но ты же придешь, да? – забеспокоилась Мэгги. – И ты по-прежнему будешь давать мне списывать астрономию?
– Конечно, буду, – Иванишвили вымученно улыбнулась.
Мэгги в порыве чувств крепко стиснула ее в объятиях.
В полночь все трое собрались в подсобке для метел и, подперев дверь, устроились прямо на полу, в темноте: Люмос мог привлечь крайне ненужное в такой ситуации внимание.
Захватить стаканы, конечно, никто не догадался, а трансфигурацию посуды из подручных предметов они пока не очень хорошо выполняли, поэтому хлебать пришлось прямо из горла, и уж кого-кого, а Мэгги это смущало в последнюю очередь.
Мэгги также предложила друзьям покурить, в подтверждение своих слов вынув из сумки самые обычные маггловские сигареты, стащенные у семикурсника, который без присмотра оставил рюкзак на кресле в гостиной.
Но и Оливер, и Зейнаб отказались от подобного удовольствия — первый был спортсменом, а вторая не переносила табачного дыма.
Напились они довольно быстро, после чего искупались в Черном озере прямо в одежде и, осушив себя волшебными палочками, незамеченными отправились в замок.
Мэгги долго не могла уснуть, лежа в своей кровати и глядя за окно, где в небе иссиня-черного цвета воцарился одинокий полумесяц. Мэгги думала, что лучшего дня рождения нельзя было и желать...

* * *

Едва голова Оливера коснулась подушки, как его тут же грубо растолкали в плечо — так, во всяком случае, показалось Вуду.
– Вставай! – раздавался над ухом противный скрипучий голос Перси Уизли. – Ну вставай же! Ты проспишь все на свете!
– Скльковрмя? – пробормотал Оливер, не открывая глаз.
– Восемь пятнадцать! Занятия начнутся через сорок пять минут, а мы еще даже не завтракали!
– Ну и что тебе мешает? – Оливер с трудом разлепил глаза и перевернулся на спину.
В горле было сухо, во рту словно кошки нагадили, а голова гудела так, будто готова была вот-вот разлететься на кусочки.
– Я бужу тебя уже десять минут! – возмутился Перси. – Ты здоров?
– Да... Э-э, нет. Я не пойду на первый урок, скажи, что я заболел.
Как и Виктория Кэссиди, Перси обладал повышенной принципиальностью и потому яростно замотал головой:
– Ну уж нет! Сейчас сдвоенное зельеварение. Если прогуляешь, Снейп тебе потом всыплет по первое число.
– Вот дерьмо, – почти простонал Оливер.
С зельеварением у него было не очень хорошо. Пожалуй, стоило послушать Перси и пойти на урок.
Ощущая слабость во всем теле, Оливер сполз с кровати и поплелся в ванну, где его дважды вырвало в раковину, после чего он, не убрав за собой, пошел одеваться.
За завтраком Оливер не смог проглотить ни кусочка и с завистью поглядывал на девчонок, которые с аппетитом наворачивали овсяную кашу.
Зейнаб, выпившая меньше всех, оживленно переговаривалась с Энид Хардбрум; Мэгги складывала в рот ложку за ложкой и выглядела лишь чуть бледнее, чем обычно.
На уроке у Снейпа Вуд клевал носом и дважды ошибся в ингредиентах, из-за чего заданное зелье окрасилось в черный, хотя почти у всех остальных на данной стадии варево приобрело лиловый цвет; а у Мэгги почему-то розовый.
– Черт! – ругнулась Карпентер, глядя на доску и пытаясь сообразить, что она сделала не так. – Оно должно было получиться черным? – с сомнением спросила девочка, сунув голову в котел друга.
– Не думаю, – коротко ответил Вуд.
Мэгги окинула его внимательным взглядом.
– Как ты в целом?
– На букву «х», – мрачно отозвался Оливер. – Только не подумай, что хорошо.
– Не надо было приходить на урок! – сердитым шепотом выговорила ему Мэгги.
– Я знаю, но Перси заставил и...
Он не договорил.
– Что? – непонимающе спросила Мэгги.
Духота и испарения от многочисленных котлов сделали свое дело. Оливер открыл рот, и его стошнило в собственное зелье, из-за чего варево угрожающе вспенилось и хлынуло через верх — Мэгги тут же отпрянула назад, потянув за собой едва живого соседа по парте.
Перед ними немедленно вырос профессор Снейп.
– Вы сделали это специально? – осведомился он, с ненавистью посмотрев на Оливера и взмахом волшебной палочки избавившись от испорченного зелья.
– Нет, – хрипло отозвался Вуд, ответив профессору столь же ненавистным взглядом.
– Тогда почему вы здесь, а не в больничном крыле? – вкрадчиво поинтересовался Снейп. – Исходя из ситуации, я могу сделать вывод, что вы проявили исключительный интерес к зельеварению? В таком случае чистка котлов в ближайшую неделю вам точно не повредит.
Профессор предусмотрительно не стал добавлять: «И пусть в котлах будет видно мое отражение», памятуя, чем это закончилось в прошлый раз.
– Его от вашего запаха пота тошнит, – язвительно вмешалась Мэгги, высунувшись из-за собственной посудины. – Или мама не объясняла вам, что нужно мыться хоть иногда?
Теперь захихикали не только гриффиндорцы, но и некоторые слизеринцы.
Снейп в бешенстве посмотрел на девчонку.
– Минус пятьдесят очков Гриффиндору. Я, разумеется, передам ваши слова профессору Макгонагалл, но отрабатывать будете у мистера Филча: я, признаться, сыт вашим обществом уже по горло.
Развернувшись, он направился обратно к преподавательскому столу, и Мэгги скорчила страшную рожу профессорской спине.

* * *

На пятом курсе Мэгги притихла почти на полгода — не то, чтобы она этого хотела, но внезапно возникшие отношения забирали много времени и сил.
Избранником Мэгги стал гриффиндорец из выпускного класса — высокий, крепкий и добродушный, но не слишком умный, что в конечном итоге и послужило причиной для расставания.
– Он гулял со мной и говорил о квиддиче! – возмущенно рассказывала Мэгги, а Оливер и Зейнаб ее внимательно слушали. – Он спал со мной и говорил о квиддиче! Мы сидели в «Кабаньей голове», пили огневиски — и он снова говорил о квиддиче! Я, конечно, тоже люблю квиддич, но не до такой же степени!
А на шестом курсе и Оливер нашел себе подругу — к большому неудовольствию Мэгги, ею оказалась Дарин Бланк, первая красавица Хогвартса.
Продлились эти отношения, впрочем, недолго. Вуд стал разочаровываться в подруге: в отличие от бывшего бойфренда Мэгги, Дарин выражала глубочайшее презрение и безразличие ко всему, что касалось спорта в целом и квиддича в частности. Француженка парила на каких-то собственных высотах, которых Оливер не мог постичь, как ни старался.
Если бы он был с Дарин совершенно откровенен, то сказал бы: «Я люблю твои шикарные волосы, мягкую кожу, изящную фигурку и удивительные голубые глаза, но говорить с тобой не о чем, а твои ценности — это ценности пустышки. Ты даже хуже курицы, потому что курица хотя бы беспокоится о гнезде и цыплятах, а тебя заботят только новинки французской моды и собственные ногти».
Оливеру куда приятнее было общаться со вспыльчивой и заводной Мэгги, которая до сих пор подкладывала кнопки на стулья преподавателей и мазала дверные ручки клеем; с ранимой, чуть застенчивой, но при этом добродушной Зейнаб Иванишвили, которая, если ей из дому присылали сладости, всегда угощала однокурсников. Но Мэгги была «своим парнем», а у Зейнаб росли густые черные усики прямо над верхней губой, поэтому Оливер выбрал любовь к квиддичу — что, в конце концов, может быть важнее?

* * *

Северус Снейп был вне себя от счастья, когда Маргарет Карпентер с дружками наконец выпустилась из Хогвартса — все экзамены она сдала не выше, чем на «удовлетворительно», в том числе и зельеварение, и едва ли с такими баллами девчонка найдет пристойную работу в ближайшее время.
Северус вообще не хотел, чтобы Карпентер училась у него шестой и седьмой курсы, но хитрая Мэгги черкнула пару слов своему деду, и старый Уильям Карпентер написал Северусу, слезно умоляя бывшего студента дать его внучке шанс. С этим ничего нельзя было поделать, но теперь Маргарет покинула школу, и Северус почувствовал явное облегчение — хватало и Лонгботтома, который плавил котлы с завидной регулярностью, и близнецов Уизли, которые никогда не упускали возможности устроить профессору какую-нибудь пакость, и этого отвратительного Поттера, который вечно влипал в истории, — ну точно отец; яблоко от яблони, как известно, недалеко падает.
Вскоре после выпуска Маргарет Северус решил навестить старого преподавателя — но не по собственной инициативе: Уильям Карпентер настойчиво приглашал бывшего студента в академию.
В первое сентябрьское воскресенье, когда дороги раскисли от грязи, а листья с деревьев начали облетать, Северус появился на пороге кафедры ядов и противоядий — и тут же увидел старого профессора. Похожий на маленького седого воробья, он дремал в кресле, свесив голову на грудь.
В углу за своим столом что-то писала незнакомая Северусу молодая преподавательница.
– Я к профессору Карпентеру, – произнес он, когда женщина вскинула голову.
От звука его голоса старичок встрепенулся, и морщинистое лицо озарила искренняя улыбка.
– Дорогой мой! Я думал, что больше никогда тебя не увижу!
– Я прибыл, как только получил ваше письмо, – заверил его Северус, усаживаясь в соседнее кресло. – Как поживаете?
– Все по-старому, – вздохнув, дряхлый профессор попытался распрямиться. – Помоги встать, мой мальчик.
Северуса покоробило это «мальчик», но руку он все же подал.
Тяжело поднявшись на ноги, профессор потянулся за тростью, прислоненной к потухшему камину, после чего повел бывшего студента в лабораторию.
Северус входил внутрь с некоторой опаской: последний раз он был здесь еще юношей, отчаявшимся и перебившим все, до чего смог дотянуться. Времени с тех пор утекло очень много, но в ушах снова раздавался звон разлетающегося стекла и собственный пронзительный крик: «Мертвые не оживают!»
Старый профессор, не замечая его настроения, сполоснул руки в проржавевшей раковине.
– Как тебе пришлась моя внучка? – осведомился он, с трудом закрутив тугой кран.
– Не очень хорошо, – прохладно ответил Северус. – Попортила добрую половину школьного имущества — и мои нервы. Чем она сейчас занимается?
– Записалась в квиддичную команду вместе со своим школьным приятелем Оливером, – профессор почесал седой затылок. – Боюсь, я не помню ее названия...
– Что ж, рад за них, – произнес Северус, хотя в голосе его не наблюдалось радости.
Профессор Карпентер задумчиво поцокал языком и, выдвинув один из ящиков шкафа с экспериментальными зельями, осторожно извлек на свет небольшой пузырек, внутри которого переливалась жидкость темно-алого цвета.
– Оно готово, – с трепетом произнес старый профессор. – Я работал над зельем регенерации до сих пор — и теперь оно готово. Это противоядие от всех ядов. Оно способно восстанавливать разрушенные ткани и даже — неслыханное дело — клетки поврежденного мозга. Лишь один маленький недостаток есть у этого зелья.
Северус, внимательно разглядывая бутылек, насторожился.
– Какой же?
– Ни в чем из сказанного я не уверен, – сокрушенно покачал головой профессор.
– Не уверены? – упавшим голосом переспросил Северус. – Разве вы не проводили испытания?
– Проводил, – старичок печально вздохнул. – Эффект постоянно разный, вот в чем проблема.
– Но можно же что-то сделать? – Северус впервые за долгое время снова почувствовал себя студентом, нуждающимся в совете более опытного специалиста.
Профессор Карпентер энергично закивал.
– О, да, можно. И я сделаю это немедленно.
Сунув зелье регенерации в руку изумленному Северусу, старичок снова порылся в ящике и извлек толстую стопку желтого пергамента, исписанного мелким убористым почерком.
– Здесь все мои наблюдения, все поправки к рецепту, которые я перепробовал. Теперь это принадлежит тебе.
– Почему вы так поступаете? – тихо спросил Северус, хотя уже знал ответ.
Старый профессор грустно улыбнулся.
– Все когда-нибудь завершается, мой мальчик. В том числе и срок моего пребывания на этом свете.
Он не ошибся: через две недели Северус узнал о том, что Уильям Карпентер скончался — и скончался на собственном занятии, изрядно перепугав студентов. Северус не был на похоронах — но из газет узнал, что почтенного ученого погребли на фамильном кладбище Карпентеров.
Потихоньку Северус начал разбирать записи профессора, вновь и вновь поражаясь, какой огромный объем работы тот проделал... Что ж, Уильям Карпентер умел находить для этого время, а Северус так погряз в рутинной возне с простейшими зельями и неумными учениками, что порой терял интерес к делу всей своей жизни; потому-то он и добивался должности преподавателя защиты от темных сил из года в год — Северус считал зельеварение слишком тонким искусством, чтобы позволять осквернять его бездарям вроде Лонгботтома; он предпочитал вкладывать в это искусство душу — а возможно ли подобное в условиях столь грубого надругательства над наукой?
Продолжение работы Уильяма Карпентера стало отдушиной от предсказуемой повседневности — впрочем, не то чтобы очень надолго.
Возвратился лорд Волан-де-Морт, и Северус снова вынужден был начать жизнь двойного агента.
«Послать бы все к черту», – думал он, возвращаясь в уединение Паучьего Тупика и протягивая ноги к камину.
Послал бы, но понимал — нельзя.
Лили еще не отмщена, а ее непутевому сыну угрожает опасность.
По каким-то своим причинам Дамблдор все же позволил преподавать Северусу защиту от темных сил, а на его место поставил Горация Слизнерога — прежнего хогвартсовского зельевара.
В тот же год Северус вновь повстречал Маргарет Карпентер — и не где-нибудь, а во временном штабе Темного Лорда и Пожирателей Смерти.
– Вы в своем уме? – осведомился Северус, не поверив своим глазам. – Как вы сюда попали?
Мэгги мрачно ухмыльнулась, и Северус подумал, что она почти не изменилась за прошедшее время— та же потертая мантия, те же свалявшиеся, давно не мытые волосы; блеск в глазах приобрел темный оттенок.
– Я так полагаю, что через дверь, – закатав левый рукав мантии, Карпентер продемонстрировала Черную Метку.
– Когда вы сделали это? – холодно поинтересовался Северус.
– Позавчера. – С губ Мэгги не сходила тяжелая усмешка. – Не ожидала увидеть здесь вас, профессор.
– Пути господни неисповедимы, – проворчал Северус себе под нос.
Прекрасно, подумал он про себя. Видимо, великий Мерлин решил, что в школе эта особа надоела ему недостаточно сильно.
– Как вас вообще занесло к Темному Лорду? – Северус с сомнением покачал головой. – Разве вы не играете в квиддич вместе с Вудом?
Мэгги поморщилась.
– Играла. Меня выперли.
– Что, снова защищали своего приятеля? – язвительно осведомился Северус.
Мэгги с яростью плюнула на пыльные подвальные ступени.
– Нет. Я разболтала всем газетчикам, что тренер наш — гомик.
– А он и в самом деле?.. – Северус недоверчиво поднял брови.
– Да откуда мне знать?! – нервно огрызнулась Мэгги. – Этот старый говнюк постоянно орал на Оливера, вот я и решила его проучить.
– Значит, дело все-таки в Вуде, – подытожил Северус, поражаясь, до чего же наивны гриффиндорцы. – Что ж, располагайтесь, – он обвел рукой мрачный сырой подвал. – Чувствуйте себя как дома.

* * *

Война продолжалась, Темный Лорд вербовал себе все новых и новых сторонников, а Северус, украдкой наблюдая за внучкой покойного профессора, с удовлетворением отмечал, что она глубоко разочарована в своей затее.
Что и требовалось доказать, думал Северус. Выпускники факультета Гриффиндор слишком честны, чтобы служить такому человеку, как Темный Лорд, — и достаточно глупы, чтобы оступиться.
Мэгги с каждым днем все больше замыкалась в себе, лицо ее осунулось, под глазами залегли темные тени; волшебница всем сердцем ненавидела заброшенный, насквозь продутый ветрами особняк под Манчестером, в котором временно расквартировались Пожиратели.
Темный Лорд вызывал ее к себе на ковер. Говорил, что недоволен тем, с какой небрежностью Мэгги ему служит.
– Я исправлюсь, милорд, исправлюсь! – отчаянно твердила волшебница, лежа у него в ногах и опасаясь нового Круциатуса. – Дайте мне еще один шанс, милорд! Служить вам большая честь для меня!
– Все вы так говорите, а потом пытаетесь бежать, – Волан-де-Морт испускал нарочито усталый вздох. – Что, впрочем, бесполезно. Ступай, Карпентер. Ты меня очень расстроила.
Мэгги почти бегом бросилась в комнату, которую занимала. Захлопнув дверь, девушка повалилась на кровать, распустила свой некрасивый рот и громко заревела, размазывая слезы и сопли по лицу, — будто снова нашкодила, и профессор Макгонагалл в очередной раз стала грозить исключением.
Но не было больше ни Макгонагалл, ни Хогвартса, ни когтевранского ловца Хавьера, на чей затылок Мэгги обрушила тяжелую биту... Ничего не было, кроме страха и всепоглощающего отчаяния.
– Вы имеете своей целью переполошить всю округу?
Мэгги резко приняла сидячее положение и, прижав к себе подушку в драной наволочке, от испуга даже перестала реветь.
Стоявший на пороге человек смотрел на нее спокойно и беспристрастно.
– А, это вы... – бросила Мэгги.
Она снова принялась лить слезы, но облегчения не почувствовала — в конце концов, Северус Снейп один из них, а значит, он — враг.
Но кто в таком случае она сама?..
Профессор притворил за собой дверь, уселся на рассохшийся скрипучий стул в углу, будто собрался — что за абсурдные мысли?! — утешать бывшую ученицу.
– Я больше не хочу служить Темному Лорду, – выпалила Мэгги. – Так хотелось поделиться этим хоть с кем-то...
– Вы говорите опасные вещи, Карпентер, – заметил Снейп, задумчиво разглядывая обои, на которых красовались крупные следы от чьих-то когтей. – Но даже если вы это сказали — вам стало легче?
– Нет, – угрюмо ответила Мэгги, покрепче обняв подушку. – Я хочу домой.
Снейп насмешливо поднял уголок губ.
– Хочу к предкам, хочу бухать вместе с ними. Хочу обратно к Оливеру, хочу играть в квиддич... Хочу к тетка Пенелопе, пускай она бубнит и занудствует, да что угодно, только бы не здесь...
Мэгги вытерла лицо грязной наволочкой.
Немного помолчав, профессор вынес свой вердикт:
– Вы еще ребенок, Карпентер.
Мэгги возмутилась:
– Мне двадцать лет!
Снейп только отмахнулся.
– Не важно, сколько вам по паспорту. Психологически вы самый настоящий ребенок, который забыл подумать головой, прежде чем поступить на службу к Темному Лорду.
– Вот не стану я больше служить ему! – с вызовом сказала Мэгги. – Не стану — и все!
– Темный Лорд вас из-под земли достанет, – спокойно уведомил ее Снейп.
Мэгги угрюмо промолчала.
На следующий день ее нашли мертвой — Маргарет Карпентер лежала на полу в луже собственной рвоты. Кто-то из Пожирателей пощупал пульс — пульс отсутствовал.
– Покончила с собой. – Взгляд Волан-де-Морта полон был чистого презрения. – Оставьте ее здесь. Завтра мы перебираемся в Малфой-менор.

* * *

Северус Снейп неторопливо проходил между каменными надгробиями, под которыми покоились поколения Карпентеров. Ряды тянулись один за другим. Кое-где местность бурно поросла крапивой — за фамильным кладбищем, располагавшимся неподалеку от Карпентер-холла, давно никто не ухаживал, кроме Пенелопы Карпентер, но целительница была слишком занята в больнице Святого Мунго, чтобы уделять могилам слишком много внимания.
Северус остановился перед ухоженным, в отличие от прочих, гранитным надгробным памятником — почти всю его величину занимала крупная фотография Уильяма Карпентера, на которой ему было лет пятьдесят, не более; изображение на камне не двигалось, но улыбалось, словно живое, и все зубы ученого на нем были целы.
Рядом располагалось захоронение Элеоноры Блэк Карпентер, умершей двенадцатью годами раньше мужа.
Могила Маргарет отсутствовала вовсе — тело молодой волшебницы так и осталось гнить в заброшенном особняке под Манчестером.
Северус снова перевел взгляд на фотографию Уильяма Карпентера, и все его существо затопила горячая благодарность. Темный Лорд был мертв вот уже семь месяцев, а он, Северус, жив — и в этом заслуга покойного профессора.
Северус толком не успел разобраться с зельем регенерации — времени на него попросту не оставалось; перед битвой за Хогвартс он отпил из бутылька половину темно-алой жидкости, не зная толком, как она подействует в случае необходимости— раздумывать было некогда.
Так или иначе, зелье сработало. Змеиный яд в организме полностью рассосался, укус затянулся за считанные минуты, и Северус, очнувшись в Визжащей хижине полностью невредимым, трансгрессировал к собственному дому. В тот же день из газет он узнал о падении Темного Лорда и впервые в жизни испытал удивительное чувство легкости — будто с души свалился мешок с кирпичами.
Северуса Снейпа объявили погибшим, хотя тела так и не нашли — да и кто знает, куда оно могло подеваться в такой суматохе? Главное, что Поттер все видел собственными глазами.
К счастью, за несколько дней до битвы, оказавшейся финальной, Северус успел спрятать все записи Уильяма Карпентера под ковром в своем доме в Паучьем Тупике и, вернувшись, обнаружил их в целости и сохранности; теперь Северус полностью посвятил себя работе над усовершенствованием зелья регенерации — то, что он принял, возымело побочный эффект, и каждый месяц у Северуса стала вылезать сыпь по всему телу, которую он долго и упорно выводил сложнейшими лекарственными отварами. Сыпь вылезала снова и отчаянно чесалась — Северус пока не придумал, как от нее избавиться насовсем.
Так или иначе, в магомире воцарилось спокойствие. Министерство отлаживало свою работу, Хогвартс отреставрировали, дементоров убрали из Азкабана и стали беспощадно уничтожать, но отдельные особи все еще разгуливали на свободе. В частности, на прошлой неделе Северус повстречал одного в Шервудском лесу, где искал редкие грибы для зелья от сыпи.
Палочка была наготове. Патронус, оказавшийся гигантской летучей мышью, прогнал отвратительное существо в одночасье и, довольный, вернулся к порядком изумленному хозяину.
Впрочем, долг перед Лили был выполнен. Серебристая лань отправилась в небытие.
– Чему лучше верить: газетам — или своим глазам? – прозвучал знакомый голос у Северуса за спиной.
Резко развернувшись, он увидел девушку в старом поношенном пиджаке и джинсах, протертых в области колен. Жидкие русые волосы были собраны в хвост на затылке, в ушах болтались дешевые пластмассовые серьги, синие глаза наблюдали за профессором настороженно.
– Полагаю, ни тому и ни другому, – удивленно пробормотал Северус.
– Вы ж вроде как умерли?.. – Голос Маргарет Карпентер выражал полувопросительную интонацию, волшебница была растеряна.
– То же самое могу сказать и о вас, – справедливо заметил профессор.
– Ну, дедушка успел поделиться со мной кое-какими секретами.
Северусу стало любопытно.
– В самом деле? И какими же?
– Зелье заморозки, – коротко сказала Мэгги. – Он не говорил вам?
Северус кивнул. Говорил и, кажется, даже поделился рецептом, но отвар заинтересовал его и в половину не так сильно, как зелье регенерации.
– Оно останавливает процессы в организме на двадцать четыре часа, а потом они сами запускаются обратно, – пояснила Мэгги. – А человек в это время как бы и мертв.
– Ваш дедушка был выдающимся ученым, – произнес Северус, вновь почувствовав восхищение умершим профессором. – Все выглядело так натурально, что даже я, признаться, поверил — вы лежали на полу без пульса, в луже собственной рвоты.
– Так я специально наблевала, – довольно ухмыльнулась Мэгги. – Решила, что так моя смерть будет выглядеть более натурально.
– Но с телом за эти двадцать четыре часа могло произойти что угодно, – заметил Северус.
– Знаю, – вздохнула Мэгги. – Но это был единственный способ сбежать.
Северус невольно почувствовал некоторое уважение к бывшей студентке.
– Я ошибался, полагая, что вы наивны. Вы чертовски хитры, когда дело касается выживания.
На это волшебница только пожала плечами.
– Где вы скрывались? – поинтересовался Северус.
– У тетки Пенелопы, – Мэгги скривила губы в снисходительной усмешке. – Ее общество можно даже терпеть, если не вслушиваться в старческую болтовню.
Северус подумал, что некоторые люди никогда не меняются.
С кладбища профессор и Мэгги вышли плечом к плечу, мгновенно затерявшись в густых зарослях карликовой березы. История не знает, что произошло с ними дальше, — ведь для истории оба умерли.