Глава 1. Префлоп. Глава 1. Префлоп.
Почему Снейп раньше не замечал, насколько честными были руки Гермионы?
С узкими ладонями и длинными пальцами – на одном из них серебряное колечко (родительский подарок?), без лака на коротких ногтях. Невыносимо правдивые для азартных игр, магических поединков, споров и жизни.
Особенно для жизни.
Человек с настолько не склонными к лукавству пальцами обречен на вечный проигрыш.
Она поправила кольцо – камень все время норовил перевернуться и царапал ладонь, и положила руки на парту.
– Один к восьми, профессор, – быстро ответила Гермиона.
– А если бы маги собрались другой компанией? – Снейп, прищурившись, смотрел ей в глаза. – Какова вероятность, что после пьянки все колдуны уйдут со своими волшебными палочками, если они пили втроем?
– Смотря сколько выпить, – прошипел Рон. Для понимания красоты теории вероятности ему не хватало абстрактного мышления и любви к цифрам.
Гермиона на секунду поджала губы – Снейп успел заметить, как дернулся правый уголок ее рта. Вероятно, ее раздражал шепот дружка. Сжала ладонь в кулак, пытаясь сосредоточиться, и провела большим пальцем по указательному.
– Один к шести, профессор, – ответила Гермиона.
Девушка внимательно смотрела ему в глаза, не замечая, как ее правая бровь едва-едва приподнялась вверх. Неуверенность в ответе?
Любопытно…
– Верно, мисс Грейнджер, – Снейп спокойно ответил не менее внимательным взглядом. – Пять балов гриффиндору.
Улыбка шустрой змейкой скользнула по губам: только показалась и исчезла, словно ее и не было. Лишь руки девушки легли на стол чуть более расслабленно.
– Я вижу, некоторые из вас уловили суть, – профессор зельеварения зажег огонь под своим котлом.
– Да, профессор, – сказал Поттер, звенящим от честности голосом. – Студент может сварить зелье на П, В, У, С, О, и Т. Следовательно, вероятность того, что я получу П на экзамене, равна одному к шести. Не так ли?
Снейп криво ухмыльнулся.
После окончания войны привычное напряжение между ним и Поттером сменилось на какие-то иные отношения. Что-то непонятное с примесью снисходительности, взаимных беззлобных насмешек и взаимного же понимания чужой боли. Профессор несколько раз пытался охарактеризовать изменения, но у него не получалось: то ли словарный запас зельевара был слишком мал, то ли…
Снейпу нравилось думать, что все дело в его словарном запасе. Так было привычнее и удобнее. Северус любил свои привычки: в них ему было комфортно.
– На вас теория вероятности не работает, Поттер, – прошелестел голос Снейпа.
– Ух ты! Один к четырем или даже к трем, профессор? Вы так высоко оцениваете меня, – зеленые глаза за круглыми очками лукаво вспыхнули. – Боюсь, что пока не достоин…
Гермиона прыснула, некоторые студенты отреагировали фырканьем. Даже Снейп едва заметно улыбнулся.
После войны у Поттера появилась черта, которой зельевару хотелось бы научиться – удивительное чувство такта и уместности. Вероятно, она начала формироваться еще в детстве, когда мальчику приходилось угадывать настроение Дурслей, чтобы не быть лишний раз битым. Пусть старый моралист Дамблдор отрицал возможность жестокого обращения дяди и тети с юным героем волшебного мира, Снейп никогда не сомневался, что Поттеру частенько прилетало ремнем по геройским штанам. Потом война и плен с чаепитиями у Вольдеморта и его веселой компашкой пожирателей. Вот они-то явно были хорошими учителями, вкладывающими знания в глубину спинного мозга так, что не сможешь от них избавиться, даже если захочешь.
– Не сомневайтесь в себе, от этого появляется сколиоз, – бросил Поттеру зельевар.
Гриффиндорцы откликнулись острожными смешками. Даже львята могут превратиться в мышат, если вместо мультфильмов и молодежных комедий с детства показывать им убийства. Самые удачливые и умелые среди своего набора студенты красно-золотого факультета сидят перед котлами, боясь проявить неугодную эмоцию. Невезучие и глупые давно гниют в земле или видят незримое в больнице святого Мунго.
– Мне интересно, кто из вас сможет за час восстановить рецепт зелья по двум известным компонентам из пяти, – Снейп оглядел класс. – Приступайте.
– Это издевательство, – простонал Уизли, склонившись над только что полученной склянкой с зельем.
– Разумеется, – не стал отрицать профессор зельеварения. – И я бы не советовал вам заглядывать в свитки к своим однокашникам…
– Зелья у всех разные, – хором закончили студенты.
***
В этом году Хогвартс лишился своих замечательных обедов в Большом зале. Впрочем, своих прекрасные ужины и завтраки он тоже потерял, поскольку Большого зала больше не существовало, хотя все по привычке предпочитали именовать так ужасно неуютное место с разрушенными практически до основания стенами, на которых уже образовалась наледь. С сентября студенты принимали пищу в чудом уцелевших гостиных, помимо традиции потеряв и возможность обзавестись коммуникационными навыками.
Снейп курил, прислонившись плечом к заснеженным булыжникам. Последнее время он все чаще и чаще гнал от себя ощущение, что его жестко на… иначе говоря, возлюбили, как ближнего своего, только иными словами и в странной позе.
Наши победы, без слов, самые легендарные, но от таких мутных легенд почему-то хотелось пить, не просыхая. Причем, стоя и не чокаясь.
Снейп стряхнул пепел на снег.
Он начал курить совсем недавно, около года назад. Если не считать тех пары месяцев на шестом курсе Хогвартса, которые были наполнены пафосом подростковой крутизны больше, чем вдыхаемым дымом, раньше ему курить не доводилось. Казалось бы, тридцать восемь – не лучшее время для формирование новой привычки, а ведь втянулся… Причем, крепко втянулся, стоит признаться. Хотя бы самому себе.
– Давненько пора, Северус, – услышал зельевар голос Макгонагалл.
– Пользоваться легилименцией в быту – некорректно, – на одной ноте ответил мужчина.
– А разговаривать самому с собой – непрофессионально, – в тон ему откликнулась директор. – Особенно, если твоя профессия – разведчик.
– Шпион, – поправил Снейп. – Бывший.
– Если поймали – шпион, а пока не сцапали – разведчик, – не сдавалась Макгонагалл. – Тем более, бывших разведчиков не бывает.
– Никого бывших не бывает, – Северус глубоко вдохнул дым. – Прошлое мало кого отпускает. Люди просто складывают маски куда-то на дно души, а потом надевают их, когда приходит время. Порой даже против своей воли, просто потому что маски оказываются слишком сильными.
Во внезапно наступившем молчании было слышно, как Макгонагалл сглотнула. Пожилая женщина не решилась нарушить тишину и просто несколько раз похлопала Северуса по плечу, напоследок сжав в кулак сукно его сюртука. Снейп почувствовал ее страх и волнение, отчего ему стало в высшей степени неловко.
– Не обращайте внимания, я не это имел в виду.
– Конечно, мой милый, конечно, – Макгонагалл кивнула и поспешно отвернулась, чтобы не видеть его глаз. – Но курить тебе лучше бросить. Подумай о том, какой пример ты подаешь ученикам.
– Вы правы, директор. Мне стоит подумать об этом, – послушно согласился Северус, стряхивая пепел на снег.
Глава 1 (часть 2)Рождественское настроение в этом году не чувствовалось, зато прекрасно ощущались сквозняки, холод, легкий голод и всеобщее разочарование. За неделю до светлого праздника Рождества Снейп сидел на булыжнике, который еще недавно был частью стены Большого зала, и курил, глядя на темные сизовато-синие облака. Утро с сигаретой позволяло ему смириться с этой жизнью, а вред здоровью… Черт с ним, со здоровьем этим, от нервов он умрет раньше, если не удавится.
– Доброе утро, крестный, – Драко сел рядом с ним на камень.
Малфой спросонья выглядел презабавно: еще более бледный, чем обычно, с растрепанными платиновыми волосами и чуть припухшими веками. Если бы неподалеку находилась толпа девушек, она бы издала оглушительный «Ооох!» в едином порыве умиления.
– Здравствуй, Драко, – выдохнул Северус, разглядывая фланелевую пижаму Малфоя, выглядывающую из-под мантии.
Последние сутки столь ценимое им одиночество из приятной мелочи превращалось в недопустимую роскошь, и это начинало раздражать.
– Я хочу уйти из школы, – тихо сказал юноша, доставая пачку сигарет из кармана мантии.
Снейп молча шлепнул его по рукам, отчего сигареты упали и рассыпались по снегу. Драко ойкнул, но ничего не сказал, лишь надулся и возмущенно засопел.
– Если бы хотел, давно бы ушел, – пожал плечами Снейп, выпуская струйку дыма.
– Мне нечего здесь ловить, крестный, – поджал губы Малфой. – Даже если у меня будет отличный аттестат, самая высшая должность, которой я когда-то смогу удостоиться, – полотер в министерстве магии.
– В министерство магии тебя с такими родственными связями не возьмут, – пробормотал Снейп.
Он чувствовал, что должен найти какие-то иные слова, совсем не те, что срывались с языка против воли, но лукавить не хотелось. На секунду Северус почти решился обнять крестника за плечи, но решил, что жест будет неуместным и фальшивым, потому в очередной раз затянулся терпким дымом.
– Мне ничего не светит, – прошептал Драко.
По его правой щеке одна за другой катились слезинки. Несколько жутковатое зрелище, ибо левая щека так и осталась сухой…
– Так тебе в любом случае ничего не светит, – максимально мягко попытался сказать Северус. – Почему бы не попробовать расслабиться и отложить решение проблем до тех пор, пока они не начнутся? Или отнестись к ним иначе, как к игре?
Малфой неаристократично шмыгнул носом. Былого лоска в нем практически не осталось. Куда все только делось? Даже взгляд совсем другой: затравленный, забитый, зашуганный. И осанка иная, словно юноша все время втягивает голову в плечи…
Убого выглядит, если честно.
Поджав губы и щелчком отправив окурок в сугроб, Снейп притянул крестника к себе и, взъерошив ему волосы, несколько раз хлопнул по спине. Словно получив разрешение на слезы, Драко самозабвенно зарыдал, упиваясь своим несчастьем, не задумываясь ни об этикете, ни о приличиях, ни о чувстве собственного достоинства. Потеряв счет времени, он размазывал слезы по плечу зельевара, так и не решившись придвинуться к нему ближе.
– Крестный, а можно я закурю? – едва успокоившись, спросил Драко, сдерживая раздирающие горло всхлипы.
– Голову оторву, – лаконично ответил Снейп. – Пять баллов со слизенрина.
– Но вы же курите! – возмутился Малфой.
– Во-первых, я – профессор, – напомнил Северус. – А, во-вторых, тогда еще пять баллов со слизерина за курящего декана, раз уж ты настаиваешь...
Тем временем сизо-фиолетовые сумерки становились все прозрачнее. В воздухе приятно пахло морозом, а мысль о предстоящей кружке горячего шоколада позволяла думать, что все не так уж плохо.
***
Неразлучная троица сидела за своим любимым столом в библиотеке. Гарри корпел над сочинением по трансфигурации, Рон рисовал в блокноте какие-то загогулины, а Гермиона расчерчивала пергамент для удобного конспектирования статьи по чарам. Мальчики так и не поняли, почему ей удобнее ставить кучу символах на полях и в чем смысл расстановки ключевых слов и цветных пометок, но пальцем крутить у виска перестали. Иногда высшее проявление дружбы – это возможность понимать и принимать тараканы друг друга.
– И все же, – первым нарушил молчание Рон, – я не понимаю…
– Поздравляю, – отреагировала Гермиона, не любившая, когда ее отвлекают. – В этом мире должна быть какая-то стабильность.
– Я серьезно, – не стал огрызаться Рон. – Мне не дает покоя теория вероятности.
Гермиона оторвала взгляд от пергамента и строго посмотрела на старого друга.
– Если я правильно помню, то теория вероятности была упомянута Снейпом как альтернативный вариант одного из трех возможных решений задания, – продолжая писать, сказал Гарри. – Почему бы тебе не уделить внимания двум другим возможным вариантам решения?
– Я хочу разобраться, – уперся Рон.
Гарри закатил глаза и выразительно покачал головой из стороны в сторону. Они с Гермионой отлично знали, что если их общий друг поставил перед собой цель, он обязательно ее достигнет. Вопреки здравому смыслу и логике.
– Допустим, у тебя в руках колода карт, – медленно подбирая слова, заговорила Гермиона. – Какова вероятность, что ты достанешь короля с первой попытки?
Гарри фыркнул. Он всегда смеялся над искренней верой Гермионы в то, что если что-то непонятное делать медленно, оно резко станет более понятным.
– А чья колода? – нахмурился Рон.
– Это имеет значение? – приподняла брови Гермиона.
– А как же! – воскликнул рыжеволосый юноша. – Если колода Гарри, то мне точно не повезет. Он не гнушается всякими фокусами. Ты, конечно, прости, все знают, по чарам тебе равных нет, но подобными штуками ты заниматься не станешь…
Гермиона со стоном отложила перо и пергамент в сторону. Гарри готов был поклясться, что губы отличницы беззвучно произнесли грязное ругательство.
– Вот тебе кубик, – Гарри взмахом волшебной палочки превратил кусок пергамента в игральную кость. – Вероятность того, что тебе выпадет шестерка, равна одной к шести. Две шестерки подряд – одной к тридцати шести. Три шестерки подряд – одной к двумстам шестнадцати. Четыре шестерки подряд – одной к тысяче двумстам девяноста шести, что предельно мало, потому мы можем пренебречь данным расчетом. Принцип ясен?
– Не ясен, – равнодушно ответил Рон, выбрасывая кубик на стол шестью отметками вверх.
– Пока ты распинался, он сломал теорию вероятности, – грустно сказала Гермиона, глядя на игральную кость.
– Да ладно, – сглотнул Гарри.
Рон потряс кубик в ладони и легко бросил его на стол.
– Шестой раз подряд, – пожала плечами Гермиона. – Что будем делать?
– Не знаю, – растеряно ответил Гарри. – Слушай, может быть, он раньше в шахматы выигрывал исключительно из-за редкого везения?
Тем временем, с негромким стуком кубик опять приземлился на стол шестью точками вверх…
Глава 1 (часть 3)Северус вплотную подошел к единственной представительнице неразлучной троицы, которая в данный момент была занята приготовлением сложнейшего дурманного елея.
– Где Уизли? – холодно спросил профессор, наблюдая за тонкими пальцами гриффиндорской отличницы.
Нож, рукоятку которого она держала, завис в воздухе, чтобы через секунду с тем же ровным ритмом продолжать стучать о доску.
– В больничном крыле, профессор, – ответила Гермиона. – Последствия старой травмы…
Снейп молча кивнул, не требуя дальнейших объяснений.
Девушка говорила правду, хотя и волновалась: Северус невольно отметил, как она сглотнула после неожиданно прозвучавшего вопроса.
– Мисс Грейнджер, – Снейп на секунду задержался у ее котла. – Все будет хорошо.
– Вы думаете? – Гермиона подняла взгляд и внимательно посмотрела ему в лицо.
Нехороший у Грейнджер взгляд для ее восемнадцати, прямо скажем, очень нехороший. Адский просто, черт возьми! Давно пора отбросить привычную боязнь сделать неверное оценочное суждение, основанное на эмоциях и называть вещи так, как они того требуют. Такой взгляд должен появляться у женщины, когда от нее во время третьей беременности уходит третий же жених, обещая обязательно вернуться через полгода. Карие глаза девушки заглядывали в его сердце, бегло подмечая, ощущая, анализируя…
Северус почувствовал, что под этим взглядом ему самому хочется сглотнуть. Тело, проклятый предатель, ты всегда желаешь провала своего хозяина. Он чувствовал в этих глазах тоску, тупую боль, привычное волнение и обреченность.
– В последнее время даже слишком много, – поделился Снейп, заставляя себя посмотреть ей в глаза.
– Я не в этом смысле, – стушевалась девушка и, наконец, опустила взгляд. – Вы думаете, что все будет хорошо?
– Разумеется, нет, – спокойно ответил Северус, продолжая пристально смотреть ей в лицо.
Ее ресницы дрогнули, а брови недоверчиво приподнялись.
– «Хорошо» – это величина оценочная, потому абстрактная и недостижимая, – твердо сказал зельевар. – «Хорошо» должно быть в голове. Тогда оно будет в любой момент. В независимости от обстоятельств.
– Но если…
– «Если» не существует, Гермиона, – краем глаза профессор заметил, как девушка вздрогнула при звуке своего имени. – Еще подростком от кого-то из авроров я услышал фразу «мысли пачкают мозги». Главный девиз аврората, вы не знали? – Северус сделал небольшую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. – Иначе никто бы из них не смог пережить ни одну облаву, ни один проигрыш, ни одну победу. Сейчас я говорю эту фразу вам. На какое-то время она должна стать и вашим девизом тоже, чтобы наступило «хорошо».
Девушка вернулась к своему зелью. По всей видимости, ей необходимо было обдумать тезис о бесполезности данного занятия.
Она думала, что ей нужно меньше думать, о том что ей нужно меньше думать, о том что ей нужно меньше думать… Из почти растворившегося в памяти школьного курса арифмантики он помнил, что данный процесс имеет свое название, но не помнил, какое именно.
Северусу стоило большого труда обойти всех учеников, прежде чем подойти к своей крепости – столу учителя. Положив ладони на драконий переплет одной из редких книг, он смог, наконец, успокоиться.
Мало кто знал, что сложнее всего двойному агенту Северусу Снейпу, которого в современных учебниках называли героическим разведчиком, давался блеф.
– Профессор, у меня не получилось зелье смирения, – из дальнего угла класса раздался любопытный голос Поттера, – но получился отличный цемент...
Должна же быть в мире хоть какая-то стабильность?
***
Меньше всего Рону нравилось то, что он оказался в больничном крыле, хотя Малфой на соседней кровати был уверен, что куда сильнее рыжеволосого юношу огорчает его, Драко, то бишь, соседство. На соседа, честно говоря, Рональду было плевать с высокой башни (увы, теперь это сделать можно было только на словах, ибо Астрономическая башня пострадала во время последней битвы ничуть не меньше Большого зала).
По мнению неразлучной троицы, слизеринский староста в последнее время вел себя почти идеально: пакостей не делал и молчал. Разве что глазами сверкал злобно. Или истерично? Рон был слишком увлечен попытками разобраться в теории вероятности, чтобы ответить на этот вопрос. В данный момент рыжеволосый юноша развлекался с покерной колодой карт, которую ему принес Гарри несколько дней назад.
– Уизли, выключи свет, я хочу спать, – простонал Малфой, укрывшись с головой одеялом.
– Один фиг, не будешь, – равнодушно ответил Рон.
– А вдруг, буду, – капризно сказал Драко.
В первую ночь своего вынужденного сосуществования они чуть не сломали ночник, по очереди посылая в него различные заклинания. После двадцати метких попаданий в светильник и около десятка промахов, прилетевших в стенку, в палату разъяренной фурией влетела мадам Помфри и отобрала у несчастных больных волшебные палочки на время всего больничного.
– Не будешь, – также равнодушно сказал Рон. – Полнолуние же… Твое проклятие набирает силу.
– И что?
– И ничего! – гаркнул Рон и сразу же перешел на спокойный тон. – Если и заснешь, тебе будут сниться такие кошмары, что мама не горюй… И пытать тебя будут, и всю твою семью, и самому тебе убивать придется. Причем, твою же семью да жуткой смертью.
Малфой под одеялом обиженно засопел.
– Знаешь, какой в данной ситуации есть плюс? – светским тоном поинтересовался Рон, тасуя колоду.
– Какой? – заинтересовался Драко, не высовываясь из своего теплого кокона.
– Ты эгоист до мозга костей, Малфой, никогда и никого не любивший, – с готовностью пояснил Рон. Очевидно за время, проведенное в больничном крыле, он сильно соскучился по общению. – Твоя семья – единственное твое слабое место, и то, это скорее стереотипный момент воспитания, а не истинные чувства. А вот что будет, если когда-нибудь ты искренне полюбишь женщину? Или вдруг у тебя родится ребенок и ты, вопреки своей сущности, начнешь в нем души не чаять? Только представь, каждое полнолуние ты будешь видеть сны, в которых ты подвергаешь мучению самое лучшее, самое светлое, самое любимое, что только есть на свете… Паршиво, должно быть.
– Я одного понять не могу, – Драко резко сел в кровати, отчего одеяло упало с его головы. – Какого черта Поттеру понадобился Темный Лорд с таким другом, как ты?
Рон пожал плечами. Он уже смирился с тем, что интересной беседы с аристократом не получится, хотя попытаться стоило…
А говорят, в высшем свете прекрасно умеют вести увлекательнейшие дискуссии ни о чем. Врут, как всегда, врут…
Глава 1 (часть 4)Ребят, мне страшно перечитывать то, что я выкладываю, ибо пишу по ночам и, как выяснилось, очень невнимательно. Если кто-нибудь согласится бетить данный шыдефр, буду благодарна.
Снейп сидел за письменным столом и с брезгливым выражением лица читал учебник новейшей истории магии. Книга была добротная: в яркой обложке, с золотым теснением на корешке, с картинками на мелованной бумаге, еще пахнущая типографской краской… Жаль, что текст подкачал.
Все чаще Снейпу становилось до тошноты противно, когда ему на глаза попадались статьи о прошедшей войне. Он уже привык к неправильному написанию имен некоторых героев – людей, не пожалевших своих жизней ради настоящего никчемного писаки, его все меньше и меньше смущали фактические ошибки при описании хода войны… Презрительно поджав губы, он мог смириться практически со всем, кроме единодушного решения борзых журналистов и мемуаристов признать Вольдерморта сумасшедшим. Будто бы сговорившись друг с другом, они делали из величайшего темного мага столетия спятившего фанатика, придумывая события, тасуя прошлое, подменяя факты. И это вызывало ощущение абсурда и непонимания. Снейпу было невозможно понять, как можно гордиться победой над идиотом, не вызывающим ничего, кроме брезгливой жалости. Создавалось ощущение, будто бы кто-то специально хочет сделать все возможное, чтобы дискредитировать победу, сделать ее как можно ничтожнее и незначительнее, размазать по стенке ее героев, отняв у них славу и уважение. До тех пор, пока подобная политика проводилась среди журналов, газет и второсортной литературы, Снейпу было легче с этим смириться, но познакомившись с новым академическим изданием учебников по истории магии, он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
Захлопнув книгу, мужчина встал из-за стола, подошел к бару и молча налил себе огневиски. Янтарная жидкость красиво играла на свету. Снейп задержал дыхание и сделал пару больших глотков.
– Профессор Снейп! – в комнату ворвалась возмущенная мадам Помфри. – Я застала двух старшекурсников за азартными играми в больничном крыле.
Снейп поморщился и поставил стакан на полку. Ему не нравилось, когда в его комнаты вламываются без стука.
– Во что играли-то? – без интереса спросил Северус.
– В покер, – гневно ответила модам Помфри. – И кто! Юный лорд Малфой и герой войны Рональд Уизли!
– Кто выиграл? – сразу заинтересовался Северус. – Уизли?
– Профессор Снейп! – мадам Помфри поджала губы, отчего стала выглядеть куда более забавно. – Неужели вам все равно?
– Мне не все равно, – примирительно сказал Северус, надевая сюртук. – Видите, я уже собираюсь пойти наказать их… Кстати, покер – это не так уж страшно. Почти шахматы, только нет клеточек и фигурок, зато есть карты.
– Профессор Снейп!
– Иду-иду, мадам Помфри…
***
Как Снейп и предполагал, на данный момент выигрывал Рональд Уизли. Вокруг него уже скопились горки леденцов, которые юноши использовали вместо фишек. Бедняга Драко потянулся было к одному леденцу из своих запасов, очевидно, желая положить его в рот, но передумал. Видимо, ему показалось неразумным съедать десять процентов своего богатства. Оба мальчика расположились на разных концах пустой кушетки, стоявшей между их кроватями.
– Что здесь происходит? – прошипел Снейп, стараясь быть как можно более правдоподобным в своем показном гневе. Мадам Помфри засветилась, словно солнышко в мартовский день.
– Я пойду, профессор? – степенно спросила женщина, поворачиваясь к выходу. – Не хочу вам мешать…
– Идите, конечно, – разрешил Северус. – Что здесь происходит?
– Мы с Малфоем играем в покер, – спокойной ответил Рон, кидая на сложенный пододеяльник пару конфет.
Драко задумался и, спустя секунду, положил сверху столько же из своих запасов.
– Кстати, профессор, присоединяйтесь, если хотите, – великодушно предложил Уизли, переворачивая карты.
Драко побелел и скинул карты на кровать, не показывая их значения. Рон передвинул конфеты к себе.
– С Малфоем играть скучно, – грустно вздохнул рыжеволосый юноша. – Он – истеричка. На лице «рука» читается, будто бы я прямо в его карты смотрю. И куда только делась хваленая аристократическая сдержанность…
– Вы предлагаете мне сыграть в покер с вами и Драко? – от такой наглости Снейп даже растерялся.
– Почему бы нет, профессор? Вам же интересно, – Рон бросил быстрый взгляд на Северуса.
– Я никогда не играл в азартные игры с парой своих учеников, – твердо сказал Снейп.
– Мы не пара! – вспыхнул Малфой.
– Я же сказал, он – истеричка, – Рон закатил глаза. – Если вас смущает только число игроков, я могу позвать Гарри и Гермиону.
– Только не Грейнджер! – громче нужного сказал Драко.
– Значит, против Гарри возражений нет, – быстро сделал вывод Уизли. – Так вы остаетесь, профессор?
Глава 2. ФлопДорогая бета, если ты читаешь эти строки и ищешь сотрудничество, отзовись. Обещаю хорошо обращаться и посылать лучи любви, уважения, тепла и нежности.
Дорогие читатели, поздравляю вас с наступающим праздником. Любви и тепла.
Последние несколько ночей Снейп проводил за покером в больничном крыле. Периодически внутренний голос весьма занудным тоном говорил ему, что играть в карты с учениками – непедагогично, но Северус всегда находил способ отгородиться от него. Во-первых, они играли не на деньги. Во-вторых, только плохой педагог чужд импровизации, бывают такие ситуации, в которых необходимы нестандартные решения для всеобщего блага. Например, сыграть с учениками в покер для улучшения микроклимата в коллективе. В-третьих, наверное, тоже существовало…
Как и ожидал Снейп, самым серьезным противником оказался Рональд Уизли. Очевидно, любовь гриффиндорца к шахматам давала тому серьезные преимущества над остальными. Помимо любви к тактике и стратегии рыжеволосый юноша демонстрировал хорошую память и умение «читать» эмоции по лицам людей. Драко, несмотря на опыт, был игроком посредственным, но с каждым вечером играл сильнее. Скорее всего, Малфой начинал понимать, что ему ничего не угрожает и постепенно расслаблялся. Гарри… Его сложно было классифицировать как игрока. Снейпу казалось, что для Поттера игра – самоцель, ему неважно, кто победит и с каким количеством леденцов или спичек. Поскольку Гарри не хотел выигрывать, Северусу тяжело было сделать вывод о его способностях: то он выигрывал со слабейшей рукой, заставляя всех отказаться от дальнейших ставок, то сам сливал карты, по невнимательности, не замечая, что у него может получиться сильнейшая комбинация.
Изначально во время игр никто не употреблял алкогольные напитки: студенты стеснялись пить при Снейпе, а Снейп стеснялся пить при них. Во время второй ночной серии игр, Снейп спустился к себе в подземелья «за очень важным документом», выпил пару глотков огневиски и вернулся, чувствуя, как от мальчишек пахнет спиртом – что еще они могли найти в больничном крыле? Он криво ухмыльнулся, но ничего не сказал. Мальчишки же в свою очередь только переглянулись, втянув исходящий от Снейпа сложный аромат алкоголя с оттенками солода, кедра и дыма. Через сутки он принес огневиски с собой, поставив бутылку на стол так спокойно и уверенно, будто бы каждый вечер пил в компании своих учеников. Мальчишки поступили тактично и мудро: они без вопросов достали чашки и поставили их в центр стола, как можно ближе к бутылке. К пяти утра они с Драко курили в форточку, щурясь на выдыхаемый дым. Гарри сидел рядом на подоконнике, прикрыв слезящиеся от дыма глаза, и задумчиво улыбался. Рон любопытства ради стрельнул сигарету у Малфоя, но с непривычки закашлялся и долго плевался, осуждающе глядя на Снейпа и Драко.
Конечно же, они говорили, но ни разу во время игр не прозвучало ничего, что можно было бы назвать «важным». Ни одного серьезного слова, ни одной умной мысли – только насмешки, ироничные уколы, тонкая игра слов, но вместе с тем за столом было тепло и спокойно, а за каждой минутой молчания стояла вся мировая философия и все существующие кризисы.
Снейпу невероятно нравилась эта возникшая атмосфера лаконичного взаимопонимания. Он не испытывал к мальчишкам отцовских чувств, скорее, наоборот, каждого из них он рассматривал как равного себе, что нельзя было сказать об учениках на курс младше: те казались ему совсем детьми. Так странно, всего лишь год разницы…
После пятой ночи, проведенной за игрой в покер, курс Поттера пришел на урок зельварения, но Гарри ни словом, ни интонацией, ни жестом не выдал своего сближения с деканом слизерина. Во время урока он также как обычно задавал вопросы, прибавляя уважительное «сэр», не прибавляя ни единой ироничной нотки, старательно работал над зельем, пытаясь добиться хорошего результата. А вечером он также раздавал карты, разливал по кружкам огневиски и смеялся над анекдотами Снейпа. Возможно, в Поттере умер хороший разведчик? Даст Бог, никто никогда об этом не узнает: некоторым талантам лучше оставаться скромными задатками.
За пару дней до рождества Малфоя и Уизли выписали из больничного крыла. И впервые за много лет Снейп почувствовал, как почва ушла у него из-под ног. Такое странное, почти забытое ощущение… Его не было во время войны, его не было после, разве что в юности… Вот почувствовал, надо же…
А вечером в идиотских колпаках Санта-Клауса к нему в подземелья пришли Рон и Гарии, прижимая к груди бутылку огневиски. На некотором отдалении от них стоял Драко Малфой с набором для покера в руках.
***
Утро Рождества началось для Снейпа в половине первого. Кто-то настойчиво стучал в дверь. Сдерживая раздражение, Северус надел мантию и, щурясь со сна, открыл дверь. На пороге стояла Гермиона Грейнджер.
– Добрый день, профессор, – девушка поздоровалась и только потом подняла не него глаза.
Должно быть, мужчина выглядел не самым лучшим образом, поскольку на лице Гермионы вспыхнул румянец. Снейп молча кивнул на приветствие, ожидая, когда она продолжит.
– Я хотела бы поздравить Вас с Рождеством, – после молчания добавила Гермиона, покраснев еще сильнее.
Снейп выжидающе посмотрел на нее. Ему показалось, что он абсолютно потерялся в реальности и не может понять, что происходит.
– Вы не похожи на учителя в традиционном представлении, – сбивчиво заговорила Гермиона, – но я многому у Вас научилась – не только зельям. И мне бы хотелось, чтобы Вы знали, так думаю не только я. Вас ценят многие студенты, в том числе и те, с которыми у Вас сложно складываются отношения...
Гермиона сбилась. Повинуясь какому-то порыву, Северус сделал шаг ей навстречу, толком не слыша звучащих слов. Он внимательно вслушивался в ее интонацию, пытаясь понять, отчего ее голос то падает вниз, то стремительно забирается наверх, считал, как часто она набирает дыхание (отчего-то вдохи получались достаточно шумными), казалось, что еще немного, и он сможет почувствовать ритм ее сердца.
– Это вам, профессор, – Гермиона протянула ему небольшую записную книжку. – Надеюсь, вы вернетесь в науку и сделаете множество открытий в зельеварении. С этой войной мы про многое забыли.
Снейп положил ладонь на записную книжку. Ее тонкие пальцы из-за всех сил сжали кожаный переплет, словно она не хотела расставаться с подарком.
– Надеюсь, вы не пропитали страницы ядом? – Северус попытался пошутить.
– Что вы… Нет, конечно, – Гермиона подняла на него большие влажные глаза и снова покраснела.
Записная книжка, наконец, оказалась в руках у Северуса. Гермиона быстро опустила руки, но Снейп успел увидеть, как она сжала кулаки так сильно, что ногти, должно быть, впились в кожу. И дыхание… Оно стало едва слышным, будто бы всеми силами Гермиона пыталась сдерживать свое волнение. Если бы они сидели за покерным столом, Северус решил бы, что она блефует. Но ведь не станет же лучшая ученица школы травить преподавателя зельеварения, пропитывая какой-либо смесью страницы блокнота, если куда проще и эффективнее воспользоваться пищевым ядом? Тем более, совсем недавно Гермиона сварила прекрасный образец одного из них.
– Еще раз с Рождеством, профессор, – тихо сказала девушка.
Она повернулась и пошла по коридору в сторону исчезающей лестницы.
– Гермиона, – окликнул ее Северус.
Девушка остановилась и медленно повернулась к нему лицом.
– Спасибо Вам за подарок, мне очень приятно, – Снейп прислушался к себе и понял, что не соврал. – Мне редко доводилось получать подарки, потому я растерялся. Последние несколько лет нам все было не до праздников. Честно говоря, раньше меня тоже не часто баловали сувенирами.
– Ничего страшного, я была к этому готова, – улыбнулась Гермиона.
– Как Вы узнали? – заинтересовался Северус.
– Почувствовала, – пожала плечами девушка. – И спасибо Вам за тот разговор про мысли.
– Вам стало легче? – быстро спросил Снейп, делая несколько шагов ей навстречу.
– Нет, но за разговор – спасибо, – девушка еще раз улыбнулась.
– Мы к нему еще вернемся, – Северус внимательно смотрел ей в глаза.
– Извините, мне нужно идти, – отвела взгляд Гермиона. – Я обещала помочь профессору Макгонагалл.
– Когда-нибудь, – послушно добавил Снейп.
Девушка кивнула на прощание и, повернувшись, ушла в сторону исчезающей лестницы.
Глава 2 (часть 2)Приветствую всех.
Извините, что у нашего сериала долго не было обновления. Мне вдруг стало интересно, кто по названию определил, что здесь будет околопокерная тематика?
До скорых встреч.
– Вы думали о том, что будете делать после школы? – профессор Макгонагалл внимательно посмотрела Гермионе в глаза.
Девушка нервно сглотнула.
Конечно, она размышляла о своем будущем. Причем, предавалась этому занятию так часто и в столь разных ключах, что порой ей казалось, что она уже пережила все возможные реальности, какие только можно. Иногда она решала, что отныне все пойдет оптимистично и безоблачно. В такие дни она радовалась трудностям, нелогично считая их очередным доказательством верности выбранного пути, легко вставала раньше времени и видела во всем только ей понятные знаки: вот Гарри потянулся сперва за свитком по истории магии, а не по чарам – значит, все будет хорошо. Вот со стола Рона упали два пера, и на пол последним опустилось черное. Вот профессор Спраут пришла на занятия в красных перчатках…
Иногда ощущение окрыленности исчезало. Такие периоды были самыми тяжелыми для Гермионы. Приходило осознание бессмысленности существования и ощущение собственной ничтожности. Ей не была чужда самоирония, оттого она всегда смеялась над собой в такие моменты, но безошибочно улавливала в звуке своего смеха истерические нотки. Она через свое нежелание видела, как после войны изменилось отношение к маглорожденным волшебникам. Теперь в глазах общественности «грязнокровки» стояли на одной ступеньки с молчаливыми сторонниками Вольдеморта. Грубо говоря, если бы кто-то решил нарисовать иерархию доверия властителей и судей, то на первую ступень он бы поместил чистокровных волшебников, воевавших против Вольдеморта, на вторую – маглорожденных и аморфных упивающихся, не успевших сделать ничего плохого по причине своей инфантильности и тормознутости (здесь Гермиона обычно спохватывалась и мысленно меняла два последних слова на «осторожность»), а на третью – тех упивающихся, которые сидели в Азкабане. Принимая во внимание данный факт, у Гермионы не получалось выстроить и просчитать ту модель своего будущего, которая бы ее устраивала.
Куда она могла пойти? В министерстве ей, конечно, будут улыбаться в лицо, но посмотрят на ее происхождение и принадлежность к женскому полу, да отправят куда-нибудь подальше. Получить образование, не связанное с магией, и работать в области, находящейся на границе двух миров? Идеальный вариант для тех, кто не нашел себя ни тут, ни там, но из-за воспитания Гермионе было противно чувствовать себя обслугой, к которой она с абсолютно снобским размахом относила всех людей, работающих в сфере торговли и туризма. Опять же, из-за воспитания ее привлекали к себе только государственные учреждения.
– Думала, – лаконично ответила Гермиона.
– И что надумали? – не отводила взгляд Макгонагалл. – Как вы видите свое будущее?
– Отвратительно, – честно ответила девушка и скривила губы в улыбке.
– Не хотите продолжить обучение в магистратуре? У нас небольшой преподавательский состав, так что со следующего года я смогу даже выделить ставку для вас, – предложила Макгонагалл.
Четыре года назад Гермиона была бы счастлива услышать эти слова. Что уж там, даже два года назад… А сейчас почему-то растерялась и неловко пожала плечами. В который раз ей показалось, что за годы вынужденного военного приспособленчества и умения довольствоваться малым она просто разучилась хотеть.
– Мне нужно подумать, профессор, – Гермиона попыталась улыбнуться чуть искреннее. – Спасибо за предложение.
– Думайте, я не хочу давить на вас, – профессор Макгонагалл развернула перед собой свиток, показывая, что разговор окончен, – но и отпускать вас мне жаль.
Профессор Макгонагалл водила палочкой по карте Великобритании, разыскивая потенциальных первокурсников, а Гермиона следила за ее действиями, готовая в любой момент записать адрес и имя с фамилией.
Гермиона выводила очередную фамилию, когда на столе директора загорелась одна из десяти стоящих там свечей.
– Профессор! – воскликнула девушка, указывая на пламя.
– Сработали защитные чары, – озабочено сказала Макгонагалл. – Продолжайте работу, Гермиона. Мне нужно проверить, все ли в порядке на границах территории Хогвартса.
Гермиона послушно пересела за директорский стол и достала из рукава волшебную палочку. Макгонагалл надела теплый плащ и вышла из кабинета.
***
Профессор Макгонагалл вернулась спустя пару часов, уставшая, но не без улыбки в компании мрачного профессора зельеварения.
– Все в порядке? – спросила Гермиона, вскакивая со стула.
– Ничего страшного, просто шестикурсники решили устроить магическую дуэль из-за несчастной любви, и нечаянно попали боевым заклинанием в наши защитные чары, – объяснила Макгонагалл, дотрагиваясь палочкой до чайника.
– А профессор Снейп? – девушка удивленно продолжала рассматривать зельевара.
Ссутулившийся, угрюмый, с капельками воды, еще недавно бывшими снежинками, в черных волосах… Гермиона хотела улыбнуться ему, но в последний момент испугалась его возможной реакции, и опустила глаза.
– Как вы думаете, кто предпочтительнее в боевой стычке: пожилая дама или зрелый мужчина, хорошо знающий защиту от темных искусств? – лукаво поинтересовалась Макгонагалл, расставляя на столе чайные чашки.
– Дама-то у нас всю жизнь только крестиком вышивала, – хмыкнул Снейп.
– Сейчас я схожу к себе, принесу удивительную пастилу, и мы будем пить чай, – суетилась директор. – И никто не посмеет отказаться. Я хочу рождественских посиделок.
Гермиона растерялась. Ей было неловко находиться вместе с профессорами наедине. Если к Макгонагалл девушка привыкла – после войны та частенько обращалась к ней за помощью, то Снейп вызвал чувство сумасшедшего неудобства.
– Вы чем-то расстроены? – спросил Снейп, едва за Макгонагалл закрылась дверь.
– Вам показалось, – соврала Гермиона.
Снейп рассмеялся. Наконец, он перестал вглядываться в ее лицо и, сняв сюртук, повесил его на спинку одного из стульев.
– Профессор, можно вопрос? – неожиданно для себя спросила Гермиона. – Только он сложный.
– Разумеется, – Снейп повернулся к ней.
Вопреки парализующей силе его взгляда Гермиона вышла из-за директорского стола и также неприлично вглядываясь ему в лицо, спросила:
– Почему вы остались в Хогвартсе?
– Мне было интересно, – пожал плечами Снейп. – Боюсь, я вам не помог. Рассказывайте.
– Я не знаю, я запуталась… Привычка просчитывать, поскольку из одного действия должно выйти следующее, как в шахматах, вы умеете играть в шахматы? – Гермионе казалось, что никогда раньше ее речь не звучала настолько несбивчиво.
– Не любитель.
– Сейчас, я попытаюсь сформулировать иначе…
Если бы хотя бы на секунду ей показалось в его облике или интонациях или словах ли неуважение или насмешка, она тут же замолчала бы, но неожиданно зельевар оказался идеальным слушателем: внимательным, ловящим каждое ее слово.
– Там не было пастилы, мои хорошие, но есть замечательный мармелад, – в кабинет вернулась улыбающаяся Макгонагалл с красивой коробкой в руках.
Словно очнувшись от чар, Гермиона вздрогнула и одними губами произнесла:
– Извините…
– Позже закончим, – тихо сказал Снейп.
Глава 2 (часть 3)Когда Гарри учился на первых курсах, каникулы приносили ему больше радости: у него всегда была уйма занятий, которым он с наслаждением предавался, наконец-то не отвлекаясь на учебу. На этот раз все было иначе: обилие выходных задавило тоской и утопило в апатичном унынии. Впервые с сентября он разглядел то, от чего так старательно отмахивался все время: герой войны, известный на весь магический мир, чей пронзительный взгляд изумрудных глаз, по мнению «Пророка», легко становился мотивацией для волшебников среднего и младшего школьного возрастов, не умел хотеть. Гарри принял осознание сего факта стойко: в одиночестве и на трезвую голову, хотя рука в панике была готова достать бутылку огневиски из его запасов. Следующие два дня он представлял различные ситуации, прислушиваясь к себе и старательно улавливая эмоциональные изменения.
Вывод был неутешителен: у Гарри не было желаний, даже самых маленьких и незначительных.
Тщательно пытаясь их найти, юноша закрывал глаза и представлял то, что всегда вдохновляло в детстве – вкусную еду. Гарри не мог сказать, что его тянуло попробовать что-то из деликатесов, на рождественском пиру он не почувствовал радостного возбуждения при виде пудинга. Он поймал себя на том, что выбирает блюда по старой памяти, не замечая разницы между овсянкой или тушеным мясом. В детстве овсянка казалась редкостной гадостью, поскольку ею часто пичкали Дурсли. Сейчас любая еда была, прежде всего едой, разумеется, различной по структуре, запаху и вкусу, но одинаково желанной.
Не без радости Гарри понял, что существуют вещи, которых он точно не хочет: еще одной войны, смерти близких, еще раз увидеть Дадли, ковыряться в компосте, упасть с метлы и ходить в мокрых носках.
Еще существовал ряд событий, с которыми он мог бы смириться, но которых было бы лучше избежать: наказаний и отработок после уроков, возможности лишиться наследства и не поступить в аврорат.
– Гарри, все в порядке? – Гермиона дотронулась до его запястья, возвращая в реальность.
– Все отлично, – юноша быстро улыбнулся. – Почему ты спросила?
– Ты был слишком расслаблен, – гриффиндорка нахмурилась. – Ты обычно бываешь настолько спокойным и невозмутимым, когда готовишься к чему-то грандиозному.
– То есть? – заинтересовался Гарри.
– В детстве у тебя было такое же безмятежное состояние, когда ты готовился к драке. Или замышлял какую-то шалость. Или ждал укола от Малфоя, зная, что он неминуем, – принялась перечислять Гермиона.
– Хорошее было время, – мечтательно протянул Гарри.
Гермиона хмыкнула.
Она села на пол перед его креслом, чтобы видеть его лицо. За ее спиной в камине плясало пламя, и от игры света на ее непослушных растрепанных кудряшках Гарри подумал, какие мягкие у нее должны быть волосы. Как пушинки одуванчиков…
– Ты уверен, что у тебя все в порядке? – нахмурилась Гермиона.
– Не беспокойся за меня, – попросил Гарри.
– Договорились, – послушно кивнула девушка, поворачиваясь к нему спиной.
Гарри прикрыл глаза. Он чувствовал, что Гермиона не обиделась. Ему было хорошо от того, что девушка сидит, прислонившись к его креслу, а в камине потрескивает пламя, в то время как за окном воет ветер… Наверное, это состояние было очень близко к его «хочу»…
Может быть…
– Гарри, ты мне не поможешь? – прервала тишину Гермиона.
– Постараюсь, – Гарри сел в кресле прямо, отгоняя дрему.
Пока юноша предавался неге, девушка расстелила на полу ворох свитков – странно, что он не слышал.
– Во время войны пострадали архивы, и профессор Макгонагалл попросила по годовым сводкам составить таблицу выдающихся студентов Хогвартса с тех времен, когда Дамблдора выбрали директором, – принялась объяснять Гермиона. – Тебе нужно зачитывать мне имена студентов, которых единовременно поощрили сотней баллов и поступок, благодаря которому они удостоились подобной награды.
– Стилл Хэрри – лучшее применение сложных чар к движущемуся объекту, – послушно начал читать Гарри. – Смитт Саманта – спасение товарищей от множественных травм во время занятий по гербологии. Флинт Хэрриш – успешная трансфигурация плазмы…
Фамилии лились одна за другой, от их обилия першило в горле, а список так и не думал заканчиваться. Гермиона торопливо писала, скрипя пером и изредка хихикая над очередной смешной формулировкой.
Уже первокурсники пришли с прогулки, попытались устроиться с веселым гомоном неподалеку, но наткнулись на строгий взгляд Гермионы и поспешили ретироваться «в более подходящие для игр места». Положа на сердце руку, стоит признать, что главным фактором был не авторитет гриффиндорской отличницы, а суровая брань Гарри, в кружевах которой легко узнавалось влияние кокни («талантливый человек талантлив во всем» – прокомментировали восторженные первокурсники). Из Хогсмида вернулись Джинни с Роном, но благоразумно сели на некотором отдалении вместе с Дином, Симусом и стайкой старшекурсниц…
– Гарри, мне нужен новый свиток, подожди пару секунду, – Гермиона поднялась с пола и по-кошачьи потянулась.
– Нас впереди ждет много интересного, – не без сарказма крикнул ей Гарри. – Мы добрались до знакомых имен. Я уже нашел Люпина, Сириуса, папу и даже профессора Снейпа. Правда, их и наказывали частенько. Только на первом курсе у папы сняли три сотни баллов…
– Мне кажется, ты достойный продолжатель традиций рода Поттеров, – усмехнулась Гермиона. – Люпин, наверняка, был лучшим в классе по ЗОТИ, Снейпу не было равных на зельях, твой отец поймал снитч, за что же наградили Сириуса? Не то чтобы, я не считала его способным, просто он никогда не делился воспоминаниями о своих школьных победах…
– Он занял второе место на ежегодном турнире по волшебным шахматам, – зачитал Гарри. – Кстати, со Снейпом ты ошиблась: ему дали на пятьдесят очков больше за первое место.
– Извини? – Гермиона застыла на месте. – Снейп выиграл шахматный турнир?
– А чему ты удивляешься? – поразился Гарри. – Согласись, наш зельевар похож на человека, который дружит с логикой… Ты куда?
– Совсем забыла, у меня закончился пергамент, – растерянно откликнулась Гермиона. – Я возьму несколько свитков у Макгонагалл и вернусь.
Девушка повернулась на каблуках и выбежала из гостиной, даже не набросив плащ. Гарри посмотрел ей вслед и удивленно пожал плечами. Впрочем, через минуту он уже откинулся на спинку кресла, позволяя себе погрузиться в сладкую дрему.
Глава 3. ТернВот и я. Не ругайтесь, прошу. Или ругайтесь, но первого – у меня защита диплома. Приятных эмоций.
Глава 3. Терн
Снейп стоял перед Гермионой, как всегда, спокойный и невозмутимый. А с чего бы ему нервничать? Он же еще не знает, что ей известно, что…
– Гермиона, Вы что-то хотели? – Северус пристально смотрел ей в глаза. – Вы барабанили в мою дверь так, будто бы начался пожар.
Гермиона подняла на него взгляд и, собравшись со всеми силами, сконцентрировалась на том, чтобы не отвести его, не проиграть, быть сильнее и тут же себя одернула: что за детский сад? Разве когда-нибудь в истории взгляды были показателем чего-то существенного? Сощурив глаза и поджав губы, Гермиона запрокинула голову, чтобы чувствовать себя хотя бы чуть-чуть выше и бесстрашнее, и осеклась...
– Гермиона? – Снейп продолжал смотреть на нее так же спокойно.
– В следующий раз, когда Вы по каким-то причинам будете сообщать мне альтернативный вариант действительности, – Гермиона постаралась говорить холодным высокомерным тоном, – постарайтесь сделать так, чтобы истинный вариант не смог нечаянно всплыть.
Снейп открыл было рот, но ладонь девушки взметнулась вверх в обороняющемся жесте – профессор зельеварения предпочел не перебивать.
– Вы сказали мне, что не являетесь любителем шахмат, при этом имея в прошлом награду за первое место на школьном турнире по шахматам.
Снейп улыбнулся.
– Видите ли, Гермиона, в жизни любителям редко удается занимать первые места, – максимально мягко сказал Северус.
Гермионе никогда не доводилось слышать от него такой журчаще-голубиной интонации: мягкой, вкрадчивой и обволакивающей. Затылок и шея сразу же отозвались мурашками.
– Победа в том турнире, по большому счету, ничего не значила: из-за нашей с Блэком драки в классе, где проходил турнир, царил удивительный аромат навозных бомб, от которого предпочли скрыться остальные участники турнира. Нам же с Блэком эвакуироваться не дали в наказание. А обыграть его в шахматы – было плевым делом, – припомнил Снейп. – Так что я не так уж сильно пред Вами виноват, не находите?
Второй раз за полчаса Гермиона чувствовала себя вселенской идиоткой. От наносного высокомерия ни осталось и следа: к щекам тут же прилила кровь, а ресницы опустились в смущении.
– Я же говорил Вам, у меня другое хобби. Разрешите откланяться? – спросил Северус, все еще улыбаясь.
– Да, конечно, – пробормотала девушка. – Извините, профессор.
– Это вы меня извините, – Снейп не спешил уходить. – Никак не могу привыкнуть к Вашей чувствительности.
*
Гермиона сидела перед камином, задумчиво глядя на огонь. Ноги были старательно укутаны одеялом, но ощущение холода все равно не покидало. Мысленно поблагодарив Гарри за насильно всученную ей чашку какао, девушка сделала глоток, вглядываясь в языки пламени.
Несмотря на свой хваленый ум, Гермиона только сегодня разобралась, что с ней происходило последние месяцы. И, честно говоря, вывод ее не обрадовал. Она еще раз, подобно врачу, просматривающему свою историю болезни, заглянула себе в душу, и испугалась, увидев, какие сильные эмоции у нее вызывает Снейп. Пережить за пару минут несколько циклов от ненависти до нежности и обратно – не только выматывает, но и пугает.
– О чем задумалась? – Гарри сел рядом, обнимая ее за плечи.
– Еще и выглядишь неважно.
– Кажется, у меня агония неразделенной любви, – траурным шепотом сказала девушка.
– О, как, – Гарри не придумал ничего лучше, чем ласково похлопать Гермиону по плечу. – Не забывай про какао. Агония бесконечна, а какао остынет. Что планируешь делать?
– Не знаю. А что делают в таких случаях? – девушка положила подбородок на плечо другу.
– Пишут стихи? – предположил Гарри. – Ты еще не чувствуешь вдохновения? Разве он не вызывает у тебя желание складывать слово за словом в строчки, подобно кирпичной башенке?
– Нет, – Гермиона внимательно прислушалась к себе. – Он вызывает у меня безмолвие.
– Ух ты, сильно, – похвалил Гарри. – А ты уверена, что влюбилась? Может быть, это насморк или какое-нибудь особо мерзкое проклятие?
– Не уверена, но с высокой долей вероятности, – уголки губ Гермионы поползли вниз.
– Не расскажешь? – очевидно, в душе Гарри любопытство одолело такт.
– Я не знаю, что рассказывать, – пожала плечами Гермиона. – Он есть сочетания хаоса и космоса. Такое ощущение, будто бы в нем постоянно происходит один большой взрыв за другим, создавая новые вселенные. И это практически незаметно окружающим, если не видеть огни в его глазах…
– Похоже, все серьезно, – вынес вердикт Гарри, отнимая у подруги чашку с какао. – Успокой меня, это хотя бы живой человек, из плоти и крови, а не какой-нибудь маг-теоретик из средних веков, написавший тысячу и один труд по семантике числа 5,18?
Гермиона всхлипнула. На этот раз ситуация была серьезней некуда.
