Белый и пушистый

Глава 1

Кучики были старой и уважаемой семьёй. И если бы у них не было страшной семейной тайны, то её следовало бы выдумать. Но тайна, к счастью... или к несчастью, была. Строго говоря, страшной она не выглядела. По крайней мере, внешне. Напротив, была вполне себе пушистой... и даже белой. Дед издевался, давая Бьякуе* такое имя (чувство юмора у представителей семейства Кучики всегда было своеобразным!), или просто выбрал понравившееся?
Глядевший в зеркало Бьякуя склонялся к первой версии. Он знал, что опаздывает на службу, чего с ним ни разу не случалось, но никак не мог себя заставить выйти из дома.
Снежный барс в зеркале раздражённо дёрнул хвостом.
Ну кто же мог подумать, что семейное проклятие (правда, кое-кто это называл благословением от самого Владыки Смерти), скажется именно на двадцать восьмом главе рода? К тому же в хрониках описывается белый тигр с голубыми глазами, а из зеркала глядел барс. Хоть и с голубыми глазами.
Ещё немного - и явится встревоженный лейтенант, который отлично знает, что Бьякуя может не прийти на работу разве в случае очередной попытки переворота в Обществе. Но идти в таком виде? Немыслимо!
Словно в ответ на мысли, за дверью послышались шаги, и лейтенант, не дождавшись ответа на стук и возглас "тайчо!", заглянул внутрь.

Сидевший перед зеркалом снежный барс обернулся и посмотрел неодобрительно. Как-то знакомо неодобрительно.
Ренджи попятился. Встал в дверях, видя, что зверь агрессии не проявляет. Подумал. И спросил неверяще:
- Тайчо... Тайчо?..
Барс дёрнул хвостом и отвёл взгляд.
- Тайчо, - умилился Ренджи, решив не удивляться - у этих аристократов всё не как у людей! - Какой вы... белый и пушистый!
Барс заворчал и недвусмысленно продемонстрировал клыки ничуть не менее острые, чем Сенбонзакура.
- Я же комплимент вам делаю, между прочим! - обиделся Ренджи. - И вообще, если вы мне руки откусите - кто будет гонять отряд и готовить вам чай?
Барс мимикой - хотя это было довольно затруднительно - выразил всё, что думает о чаеприготовительных способностях лейтенанта.
- Всегда казалось, что есть в вас что-то этакое... кошачье, - признался Ренджи.
Барс дёрнул хвостом, смерил холодным взглядом.
- Наверное, вредность, - закончил Ренджи, благоразумно попятившись к окну - двери за собой он успел задвинуть.
Интересно, почему опушившемуся капитану неудержимо хотелось высказать всё, что о нём думаешь? И умеют ли кошки пользоваться шунпо, вот в чём вопрос...

Барс тоже с тоской покосился на окно, но счёл, что пока в своём доме он хозяин, через окна удирать не будет. В каком виде хочет, в таком и ходит!
- Может, вам хоть шарфик повязать, тайчо? - заботливо спросил Ренджи. - Ну, чтобы сразу было ясно, что вы - это вы. И с вашей шерстью будет замечательно сочетаться.
- Р-р-р, - предупредил барс сдержанно.
Хвост, выдавая с головой, сам по себе мотнулся туда-сюда.
- Не хотите, ну и не надо, - легко согласился Ренджи. - И так красиво. А на службу-то, простите, вы пойдёте или отдыхать будете?
Барс направился к дверям, выразительно глянул через плечо: кого ждём? Ренджи спохватился, отодвинул перед опушившимся капитаном створку. Капитан величаво (на самом деле просто очень тщательно следя за тем, чтобы не запутаться в четырёх лапах и одном, но очень длинном хвосте) прошествовал к выходу, но на энгаве снова задумался.
- Доброго дня, нии-сама... Привет, Ренджи, - рассеянно кивнула Рукия, пройдя мимо. - Прошу прощения, мне надо кое-что взять из своей комнаты...
Ренджи вытаращился. Посмотрел на усатого-хвостатого-пятнистого барса. Потом вслед подруге.
- Рукия?!
- Чего кричишь? - обернулась та. - Знаешь же, что у нас дома нельзя!
- Ты... ты! Ты как поняла, что это тайчо?!
Рукия воззрилась на него удивлённо, перевела взгляд на барса, и без того большие глаза стали ещё больше.
- Нии-сама, какой у вас... э-э-э... экзотический вид сегодня.
Барс надменно вздёрнул голову, и Ренджи умилился. Однако один вопрос следовало прояснить.
- Ты поздоровалась!
- Я что, по-твоему, собственного брата не узнаю? - отмахнулась Рукия. - Нии-сама, простите за нескромный вопрос, вам так удобно? Видишь, Ренджи, у моего уважаемого брата есть свои причины, чтобы выглядеть... так, и нас с тобой они не касаются. Выполняй свой долг - помогай нии-сама. И не лезь, куда не просят.
И скрылась в доме. Ренджи снова посмотрел на снежного барса. Ох уж эти Кучики...

Выглянувший домоправитель, узрев господина в пушисто-пятнистом виде, философски вздохнул и пошёл на кухню давать указания по поводу меню. В конце концов, барсу явно нужна несколько другая пища.

На службу барс-капитан всё-таки пошёл. Прокрался, вернее, наотрез отказавшись от помощи Ренджи и умудрившись просочиться незамеченным мимо часовых и старательно имитирующих трудовую деятельность прочих подчинённых. Ренджи поймал себя на мысли о выговоре часовым - не иначе, влияние тайчо. Но не заметить здоровенного снежного барса?! И это военная организация!
Барс восседал на стуле, смотрел в разложенные перед ним заботливым лейтенантом бумаги и старательно не замечал невзначай бросаемых на него взглядов - Ренджи очень интересно было, как это капитан в подобном виде будет работать. Барс маялся, но привитое чувство ответственности было сильнее, потому просто бездельничать не получалось. Выручила кота-капитана объявленная тревога - в Сейретей снова кто-то вторгся.
Барс цапнул ножны с мечом и ломанулся в приоткрытое окно.
- Экий вы скорый, тайчо! - пробурчал Ренджи, хватая Забимару - не оставишь же тайчо, он ещё куда-нибудь вляпается!
Догнал он здоровенного кота только возле казарм третьего отряда, где, собственно, и шёл бой со странной помесью пустых с кем-то, подозрительно похожим на квинси.
- Гр-р-р, - выразительно сказал барс, выронив меч и прижав его лапой, ухитрившись зубами вытянуть из ножен. Меч рассыпался острыми лепестками.
Ренджи чуть не позабыл имя своего занпакто, но потом захлопнул рот и подумал почти философски, что это же Кучики, от них и не того ожидать можно...
От зрелища "снежный барс в розовых лепесточках" в осадок выпали и свои, и чужие. Что, собственно, и послужило делу победы "наших", поскольку народ в Готее был всё-таки закалённый всяческими странностями и в себя приходил быстро.
- Вот вечно тебе выпендриться надо, Кучики, - буркнул Зараки, вытирая клинок.
Барс надменно вздыбил хвост, и Ренджи тихонько хрюкнул: тайчо всё время забывал следить за непослушной пятой конечностью, и тот все эмоции выдавал с головой.
- Пуши-и-и-истик!!! - восторженно взвизгнула Ячиру, которой на поле боя вообще было нечего делать.
Барс затравленно огляделся, попятился.
- Стой, Пушистик! - у барса аж шерсть на загривке дыбом встала.
- Ячиру, гляди, Пустой! - преданный лейтенант своего капитана в беде бросить никак не мог.
- Где? - хором вопросили Ячиру и Зараки, оглядываясь.
Барс немедленно воспользовался предоставленной возможностью и негероически сбежал. Одна восторженная Ячиру - это страшнее любого конца света, ей и банкая не надо.
Долго укрываться в офисе, правда, не вышло.
- Вас к сотайчо вызывают, - вздохнул Ренджи, выслушав сообщение бабочки. - Наверное, кто-то уже рассказал, что вы сегодня своеобразно выглядите.
Барс издал невнятный звук и прижал уши.
- Хотите, я с вами, тайчо, пойду? - великодушно предложил Ренджи, готовый ради командира даже на такую жертву, как встреча с Главным Начальством. - Вдруг они вас не поймут?
Барс мотнул головой, покосился на снова возлежащую на подставке Сенбонзакуру, вздохнул по-человечески - таскать меч в зубах он определённо считал несолидным - и вымахнул в заботливо оставленное Ренджи открытым окно. Створки дверей отодвигать было в таком виде неудобно, да и подчинённым показываться - тоже.

На него хоть и вытаращились, но пропустили к сотайчо без звука.
- Бьякуя, это Шихоуин, что ли, дурное влияние на тебя оказала? - растерянно спросил Кьёраку, оглядев подчинённого, отрастившего себе хвост.
Хвост, между прочим, забавно так шевелил пушистым кончиком...
Кьёраку тряхнул головой, отгоняя наваждение: дёргания за хвост Бьякуя ему точно не простит.
- Может... покусала? - предположил Укитаке, не придумав ничего лучше.
- А я говорил Гинрею, что нельзя кошку эту к его внуку в наставницы - одного поля ягоды ведь! - сказал Кьёраку. - Страшно представить, чего он мог от неё понабраться - мы вон до сих пор не знаем толком, что творится в голове у него самого! И вообще, что мне теперь с ним делать?
Барс чинно сидел, делая вид, что его совершенно не волнует обсуждение его самого. Только хвост да прижатые уши выдавали.
- Знаешь, хаори на барсе будет смотреться как-то странно... - задумчиво сказал Укитаке. - А без него - нельзя, иначе подумают, что у нас тут сборище проходимцев каких-то!
- Можешь мне поверить, - утешил Кьёраку, - они и в хаори остаются сборищем проходимцев. На неискушённый взгляд, по крайней мере.
- С другой стороны, есть же у нас Комамура! - оживился Укитаке. - Бьякуя, ты на задних лапах ходить не можешь?
Барс оскорблённо фыркнул: вот ещё! Он не какой-нибудь там вам облезлый инугами, он - снежный барс!
Спешно вызванный Маюри оглядел здоровенного кошака, сказал брюзгливо:
- Как обратился, так и обратно шкуру сменит. Буду я всякой ерундой заниматься!
- Ты как хочешь, Джуу-тян, - решил Кьёраку, - а я одного из капитанов никак лишаться не могу. Тем более тут шевеление подозрительное снова...
- Но кот...
- Ур-р-р, - очень вежливо сказал барс, показав кончики страшных клыков.
- Прости, Бьякуя, - извинился Укитаке. - Конечно же, снежный барс. Но - барс-капитан?!
- Кошка же была, - философски заметил Кьёраку. - И чем барс хуже всех этих бездельников? Пёс у меня уже есть, как раз кота не хватало. Для уюта, так сказать.
Укитаке возмущённо фыркнул на такое легкомыслие, но спорить больше не стал. Тем более, как выяснилось, бойцовские качества как раз не пострадали - у Бьякуи и в этот раз всё не как у прочих оказалось. Использовать занпакто в зверином обличии!

Ренджи приучен был своего капитана - довольно-таки молчаливого - понимать не то что с полуслова - с полувзгляда, едва не читая мысли, потому охотно при барсе служил переводчиком и следил, чтоб никто не ляпнул что-то вроде "Кучики, ну будь человеком!"
Готей свыкся как-то очень быстро, а может, просто не заметил особой разницы. Молчал и молчит, смотрит недобро, но зря не укусит, Сенбонзакура, опять же...

* * *
Барс наддал лапой одному мелкому Пустому, перехватил другого и тряхнул, как обычная кошка свою добычу. Потом брезгливо выплюнул.
- Кхе!
"Вот нечего всякую пакость в рот тащить!" - подумал Ренджи, но вслух благоразумно этого не сказал.
Барс оказался ценной боевой единицей - в кошачьем облике Бьякуя был ещё быстрее и ловче, не говоря уже о клыках и кинжально-острых когтях, и способности по-прежнему кастовать любимые заклинания, а потому успевал буквально везде. Кроме того, больше делать ему было нечего - с бумагами работать неудобно, а бездельничать чувство долга не позволяло. Начальство - нахальное и практичное - этим пользовалось вовсю, посылая барса на ликвидации вторжений. Хицугая, на которого всё это обычно сваливали, как на самого младшего, вздохнул с облегчением. А шестой отряд задрал носы ещё больше: вот, мол, какой у нас капитан - всем капитанам капитан!
Однако Ренджи беспокоило странное спокойствие Рукии, нимало, похоже, за обожаемого "нии-сама" не беспокоящейся, и то, что барс вновь становиться человеком не спешил. Рукия молчала, как партизан, только улыбалась загадочно на возмущение Ренджи её бессердечностью и неблагодарностью.
Барс держался по-прежнему величаво и холодно - это у капитана, похоже, от облика не зависело. Однако Ренджи стоило больших трудов сдерживаться и не улыбаться, когда барс, забывшись, от раздражения начинал подёргивать кончиком хвоста. Капитан оказался очень раздражителен, просто в человеческом облике талантливо это скрывал, потому хвост начинал ходить из стороны в сторону довольно часто. Барс злился, отлавливал и прижимал негодную конечность лапой. Хвост, явно живя какой-то своей жизнью, очень осторожно, незаметно выскальзывал из-под тяжёлой лапы, и всё начиналось сначала.
Ренджи в подобных случаях сдавленно извинялся и удирал за дверь - смотреть спокойно на ловящего свой хвост капитана у него просто не было сил.
Впрочем, всё хорошее когда-нибудь кончается, и, когда однажды в офис в положенное время вошёл Кучики-тайчо в своём обычном, вполне человеческом виде, Ренджи наряду с радостью испытал странное разочарование.

* * *
- Кто растерзал моё любимое розовое хаори и погрыз шляпу?! - взъярился в этот же день сотайчо, потерявший оные вещи, когда бесславно удирал от сердитой... очень сердитой Нанао, почему-то вбившей себе в голову, что сотайчо не только не должен пить, но и обязан работать с бумагами. - Кучики!!
- Когти я точу в специально отведённом для этого месте, - надменно сообщил Бьякуя, не сказав ни "да" ни "нет", но отнюдь не забывший "кота для уюта".
- Не он, - перевёл Ренджи. По привычке.

Пожалуй, кошачья версия капитана Ренджи нравилась едва не больше прямоходящей. Хотя двойной объём бумажной работы расстраивал...
Потом ему кое-что пришло в голову: а если это - так сказать, семейная традиция, опушаться время от времени? Про то, что Рукия Бьякуе неродная сестра, не вспоминал, кажется, даже он сам - такая Кучики получилась, что прямо загляденье. Этак и подруга в кошачьи подастся...

*Это к версии "Бьякуя" от "Бьякко" (Белый), бога-тигра, вместо привычных "Сумерек" или "Белой ночи". А барс как вариант бога-тигра :)

Редкий зверь

Снежные барсы — звери очень редкие. Настолько редкие, что норовят вымереть, даже несмотря на усилия отдельной кучки людей. Слишком уж красивы.
И, конечно, раз у капитана Кучики оказался-таки скелет... кот в шкафу, то никем иным, кроме снежного барса, по твёрдому убеждению преданного лейтенанта, он стать не мог. Тоже ведь... редкий! Вымирающий, можно сказать, вид. На всё Общество — единственный... экземпляр.
Дивный зверь — бело-серебристый густой мех с чётко очерченными чёрными пятнами, складывающимися в на диво выразительную маску на морде... лица, длиннющий хвост, горделивость и величавость в каждом движении — отныне восседал в капитанском кресле. Просто потому, что контролировать семейную проблему капитан пока не научился. Он не зависел от луны, как европейские оборотни (если не считать привычки этой луной любоваться, ну так он и в человеческом облике это делал... может, из-за этого всё?), зато изрядно зависел от эмоций. Обратившись барсом, Бьякуя (если бы капитан услыхал, то точно голову бы открутил... или откусил за такую фамильярность, но имя-то красивое!) становился куда как раздражительнее, во всяком случае, держать себя в лапах барсу было куда как труднее, чем человеку себя в руках. И кошачьи привычки выдавали с головой — скажем, прижатые уши и дёргающийся кончик хвоста куда надёжнее свидетельствовали о о том, что капитан сердится, чем его обычное невозмутимое выражение лица, а загнутый крючком хвост говорил о волнении его владельца. Раздражение Бьякуи на облик непривычный мешало вернуть себе привычный вид, потому и проводил он большую часть времени пушистым.

Сотайчо пока молчал, никак не комментируя присутствие в не очень дружных рядах капитанов снежного барса. Без хаори. Может, ему любопытно было, чем всё закончится — не каждый день главу благороднейшего и древнего рода увидишь пушистым и на четырёх лапах. А может, он вообще пушистых любил больше, чем людей — вон и капитан Комамура пушистый какой...
Вся бумажная работа легла на плечи Ренджи — ещё чьего-либо присутствия в офисе опушившийся капитан не желал, и на помощь третьего офицера в этом можно было не рассчитывать.

Ренджи вздыхал над бумагами и украдкой любовался раздражённо подёргивающим пушистым кончиком хвоста барсом, при котором, вдобавок, состоял переводчиком — отчего-то никто другой не понимал ни выразительного взгляда (а что изменилось-то? капитан и человеком не очень-то разговорчив был!), ни тихого ворчания, заменившего слова. Рукия от этой чести как-то очень быстро отстранилась, хотя как раз она, кажется, вообще разницы не замечала. Сталкиваясь, почтительно приветствовала брата и шла заниматься своими лейтенантскими делами. Барс был хорош — очень хотелось погладить густой, блестящий шёлком мех... если бы к прекрасному облику не прилагались острые клыки и характер капитана Кучики. Так что Ренджи старался держать себя в руках и умилялся пушистости исключительно про себя.
И предложить вместо чая кусочек мяса на обед пока не осмеливался.

Но однажды, наутро после плановой встречи лейтенантов, где оные перемывали косточки своим командирам, Ренджи — то ли не проснулся до конца, то ли уж больно хорошо и душевно они с приятелями вчера посидели, — подойдя с бумагами к столу, рядом с которым возлежал опушённый капитан, рассеянно почесал барса за ушком. И едва успел отдёрнуть руку — клыки сомкнулись на волосок от ладони.

Готей меланхолично наблюдал, как вокруг города наматывает круги лейтенант шестого отряда, за которым гнался снежный барс. Барс не был кошкой обычной, а потому бегать так мог долго, лейтенант же хотел жить и сохранить в целости все свои конечности, что изрядно прибавляло резвости.
— Я больше не буду, тайчо! — вопил на ходу Ренджи. Ещё бы животик почесал! Ну не банкаем же от единственного и любимого капитана снова отмахиваться? И редкий зверь ведь! Вымирающий! А Сенбонзакура у него, Ренджи, между прочим, неудобно барсу в зубах ножны таскать... — Менос попутал!
На третьем круге Укитаке, которого Кьёраку затащил на крышу — любоваться зрелищем, укоризненно покачал головой:
— Ничуть не изменился!
— Не ворчи, Джуу-тян. Пусть молодёжь резвится, — хмыкнул Кьёраку.
— Чувствую, скорее рано, чем поздно, будем мы с тобой водить молодёжь на развалины города и рассказывать, каким он был замечательным, пока некто Кучики в Готей не вступил, — предрёк Укитаке, знавший своего бывшего ученика лучше, чем кто-либо другой.
Вдали красноречиво грохнуло.

Хвост

Придя на службу с опозданием (а вы пробовали продрать поутру гребешком спутанную гриву?), Ренджи, уже было приготовившийся каяться на всякий случай во всех грехах, начальства в офисе не обнаружил. Он, конечно, надеялся, что капитан сегодня встал с той ноги, но даже сердитый капитан попросту отсутствовал. Это было немыслимо. Капитан, обязательный и ответственный до отвращения, на работу явился, даже впервые обзаведясь пушистым длинным хвостом и шкуркой барса впридачу. Ренджи судорожно постарался припомнить, не намечался ли на вчера-сегодня конец света. Ничего не вспомнил, послонялся по офису, трижды заварил свежего чаю, чтоб напоить блудного капитана, раз десять рыкнул «нет капитана, я за него!» просовывавшимся в двери девичьим мордашкам и окончательно пришёл в полное недоумение. Пора было идти жаловаться Рукии и организовывать поисково-спасательную операцию. И вообще впору Куросаки вызывать. Потому как, когда Ренджи пытался представить себе причины неявки капитана Кучики на службу, в голову лезли только ужасы какие-то. Надо было действовать.

Но, выйдя из офиса и замешкавшись у дверей, Ренджи внезапно увидел хвост. Хвост свешивался с крыши, был серебристым, длинным и пушистым, кончик хвоста нервно подёргивался; методом дедукции Ренджи предположил, что к хвосту должен прилагаться владелец, ибо где же это видано, чтобы хвосты были сами по себе, сами по себе бывают разве улыбки.

К данному хвосту и впрямь прилагался капитан в облике барса — было бы странно, если б хвост прилагался к капитану Кучики повседневному. Барс залёг на крыше, притаившись и не отзываясь даже верному лейтенанту, но бессовестный длиннющий хвост, явно живущий какой-то своей жизнью, снова выдал его с головой.

А дело было в том, что девочки Готея внезапно обнаружили, что некий капитан Кучики не только знатен, богат и хорош собой, но ещё и котик, что едва не перекрывало с лихвой все прочие достоинства.
Нанао подготовила для очередного собрания Женской Ассоциации Шинигами доклад на тему «Проблемы социализации снежных барсов в военной организации типа Готей», прочие же решили брать дело в свои руки. А трудностей и опасностей девочки Готея не боялись — скорее, бояться и готовиться уносить ноги было надо трудностям и опасностям. Возглавляла девочек традиционно Ячиру.

— Пушистик! — донёсся издалека детский голосок.
Барса передёрнуло; он буквально распластался по крыше, пытаясь стать совсем незаметным. Мимикрировать под окружение у Бьякуи в любом облике всегда выходило из рук вон плохо.

— Капитан — сказал, сообразив, в чём дело, Ренджи, честно придушив улыбку, норовящую расползтись до ушей. Строгий и бесстрашный, но пушистый буквально капитан боялся, что его банально затискают. Сенбонзакуру же в последнее время носил Ренджи, как заправский оруженосец. Видимо, с клыками и когтями капитан Кучики пугал куда как меньше. Да и как-то неэтично - сослуживиц, пусть и напрочь, как весь Готей, лишённых чувства самосохранения... — Вы думаете, что спрячетесь на крыше от Ячиру? Она ж из-под земли достанет. Может, попросите политического убежища у сотайчо? Или у Рукии в отряде хотя бы. Сестра же, заступится!

Барс надменно промолчал, не делясь своими мыслями вовсе не потому, что был воспитанным. Просто даже если ты аристократ в энном поколении и вообще само совершенство, говорить, будучи гигантским котом, затруднительно.


Взяться за ум

Когда Кьёраку-сотайчо рассуждал о том, что для уюта ему кот не помешает, он как-то не подумал о том, что кошки и псы издавна не ладят, и разногласия меж ними куда серьёзнее, чем просто межвидовые. Они не сходятся во взглядах на мир: кошки считают, что весь мир и люди впридачу — только их, псы же всей душой отдают себя людям, и убеждение кошек, что все должны поклоняться им, коробит любого порядочного пса. И всякий честный пёс считает своей священной обязанностью призвать к порядку негодное кошачье.
Может быть, конечно, сотайчо понадеялся на разум своих капитанов… Но проводить собрания, к примеру, решительно невозможно, когда один из твоих капитанов — громадный прямоходящий пёс, а второй обладает кошачьей ипостасью; пусть кот этот громаден и пятнист, но всё ж остается котом. Причём большую часть времени, заставляя сотайчо подозревать подчинённого в наглом симулянстве — в конце концов, ответственность в Бьякую вбивали изрядно, немудрено и утомиться, а с кота не тот спрос, что с человека!
Капитаны ерошили загривки, скалили клыки и рычали друг на друга, превращая собрание в цирк и не думая слушать увещевания прямого начальства; затыкаясь тогда только, когда Унохана-тайчо доброжелательно обещала обоим симпатичные ошейники и полный курс прививок для четвероногих питомцев.
Кьёраку, жалевший, что не может по примеру предшественника проникновенно сказать: «Спали всё дотла!», готов был уже гнать обоих в шею — даже его терпению был предел — да кем заменишь? Кадровая проблема — она и в Обществе Душ кадровая проблема.

Кошки, как общеизвестно, не мечтают захватить мир — они уже прибрали его к своим мягким лапкам, отлично помня, как им некогда поклонялись, и считая себя существами божественными; Общество Душ такая участь миновала, потому как кошки здесь преимущественно водились демонические, а при наличии двух хвостов, размерах с хорошего телёнка и привычке питаться неосторожными жителями Руконгая достаточно трудно прикидываться безобидным и завоевать всеобщую любовь.

Ныне в Обществе водился ровно один кот не демонического, а в некотором роде божественного происхождения, ведь шинигами всё же гордо прозываются богами смерти; при том кот, обладавший внешностью самой выигрышной (к девичьему восторгу!) , ну а нравом в Готее никого было не испугать. Впору, к негодованию Комамуры-тайчо и всех его предков, захватывать мир душ — раз уж он оказался под рукой… то есть под лапой.
Впрочем, ударившийся в последнее время в философские рассуждения Ренджи подозревал, что это миру придётся упрашивать Кучики-тайчо о том, чтоб ему принадлежать, а тот ещё подумает, нужна ему такая головная боль или нет.

В человеческом облике капитан выгуливал себя сам, барса же требовалось... прогуливать. И кому же могла выпасть такая честь, как не верному лейтенанту? Ренджи по-прежнему исполнял обязанности переводчика (что было требованием сотайчо, справедливо полагавшего, что все прочие кошачьего не знают, а некоторые псовые вообще усмотрят оскорбление в невинном фырканье) и оруженосца — почему-то без Сенбонзакуры Кучики-тайчо даже в пушистом облике появляться на люди... то есть на шинигами отказывался наотрез. А в зубах носить неудобно, и занпакто ещё обидится. А может, сопровождение Ренджи требовалось еще на случай встречи с Ячиру. Запас конфет для откупа лейтенанту был выдан под личную ответственность. Ну и приходилось заранее договариваться с Ибой, дабы выгуливать капитанов Кучики и Комамуру в разное время и в разных местах — кошачье-собачьи выяснения того, кто же правит, грозили стать последним днём Сейретея, а потому строго-настрого запрещены были Кьёраку-сотайчо.

К сожалению, Зараки-тайчо тоже любил прогуливаться по городу в свободное время. И любил также дразнить тех, кого считал достойным хорошей драки.
— Привет, Кучики! — обрадовался было Зараки по старой памяти, потом вдруг погрустнел (последнее могло быть и фантазией Ренджи — физиономия его бывшего командира всегда выражала одно: "Всех убью, один останусь!"). — Жаль, конечно, что ты сейчас выглядишь, как молью траченный меховой коврик. Я это... сочувствую, вот.
— Урр, — глухо сказал барс, прижал уши, встопорщив усы. Хвост его нервно подергивался; к счастью, Зараки-тайчо вовсе не был знатоком кошачьих повадок и читать выражение кошачьей морды лица тоже не умел.
— Чего? — переспросил Зараки. — Да, Ячиру тут шампунь велела передать, коли встречу — она тебя дома никак застать не может. Вот, для кошек с длинной шерстью...
— Урр-мау. Р-р-рау, — высказался пушистый капитан, скрежетнув когтями по мостовой.
Ренджи покраснел до ушей, покосился на барса с укоризной.
— Тайчо… э-э-э… рад встрече с вами в этот чудесный день. И благодарен за заботу.
— Правда, что ли? — подозрительно уточнил Зараки.
— Ну, может, не дословно, но смысл примерно такой, — заверил Ренджи, отодвигаясь от когтистой лапы, норовящей опуститься ему на ноги.
Барс зевнул во всю жаркую пасть, показывая белоснежные клыки и своё отношение к коллеге.
— Имей совесть, Кучики, даже не подерёшься с тобой. Я животных не мучаю, — буркнул Зараки-тайчо, явственно испытывающий неловкость, обращаясь к пушистому зверю.
Барс окутался белым мерцанием реяцу, и Ренджи обречённо зажмурился, судорожно вспоминая полное заклинание щита.
В конце концов, он сделал все, чтоб предотвратить последствия...
— Врукопашную, Кучики?! — обрадовался Зараки.
Стены вздрогнули.

... — Вот возьму и стану тигром, — объявил, выбираясь из развалин и отряхиваясь от пыли, Ренджи хмуро взирающему на него барсу. Барс явно боролся с чисто кошачьим желанием вылизать шерсть и привести её в порядок. Но что позволено коту, то князю невместно, и барс страдал. — Полоски уже есть. И, в конце концов, следовать за вами — моя прямая обязанность. Во всём. Только меч будете сами таскать тогда.
Барс странно фыркнул.
— Чего смеётесь? — обиделся Ренджи, передумав отряхивать капитана от пыли. — Думаете, я на тигра не похож?
— Похож, похож, Абараи-кун, — благожелательно сказал неслышно подошедший Укитаке.
Ренджи поспешно поклонился старшему по званию. Барс мёл мостовую кончиком хвоста. Бегать с места происшествия было ниже его достоинства.
Укитаке, дождавшись, пока осядет пыль, обозрел разрушения, помрачнел и выговорил Ренджи:
— Ты обязан следить за командиром, раз уж он сам с собой в этом облике совладать не может, а не потакать его выходкам!
Барс, всё ещё страдавший от того, что испачкал мех в пыли, покосился на бывшего наставника совсем недружелюбно, выпустил-втянул когти. На мостовой остались глубокие царапины.
Где-то вдалеке грохнуло ещё раз: Зараки-тайчо, увлёкшись выяснением, чья реяцу круче, опаздывал на тренировку собственного отряда и решил сократить путь.

* * *

— Что-то Бьякуя совсем… проникся обликом, — пожаловался как-то другу Кьёраку, в очередной раз гадавший, на кой ему эта головная боль — Готей-13. — Скоро углы метить начнёт. Повлиял бы!
— Ты ж хотел кота! — только развёл руками Укитаке: особого влияния на бывшего ученика он не имел.
Бьякуя, выказывая должное уважение былому наставнику и старшему по возрасту, выслушивал, но всегда делал всё по-своему, как кот из гайдзинской поговорки. Даже Шихоуин, одно имя которой выводило Бьякую из себя, имела куда большее на него влияние.
— По-моему, — мрачно сообщил Кьёраку, — у меня кошкофобия развиваться начинает. Может, Шихоуин-сан вызвать для воспитательных бесед?
— Коты, — сказал Укитаке, — не терпят соперников на своей территории. Боюсь, как бы кошачья часть Бьякуи не посчитала своей территорией весь Сейретей. А уж когда снова Шихоуин в гости явится... В беседах, между прочим, она не сильна, всё больше по дра... по практике.
— Шихоуин-сан прежде сколько Бьякую дразнила, а город всё стоит, — возразил Кьёраку.
— Шихоуин дразнила мелкого котёнка, — сказал Укитаке. — И последствия мелкие были. А нынче котёнок вырос.
— Да ещё как вырос, — проворчал Кьёраку, представив себе последствия разборок за территорию между беглой принцессой и её бывшим учеником и мысленно помянув добрым словом учителя, повесившего на него это цирковое сборище, именуемое Готей-13.
А ведь коты ещё и устраивают мартовские концерты! При мысли о мартовском барсе (не иначе, понабрался ведь от Шихоуин дурного!) Кьёраку совсем загрустил.

Поскольку раздражённый Бьякуя смену облика контролировал из рук вон плохо, то, узнав от шпионов о предстоящем визите Шихоуин Йоруичи в Общество Душ, вовсе человеческий вид принимать перестал.
Конечно, Йоруичи, навестив сперва брата и дав пару советов по управлению кланом и рекомендации по низведению и курощанию старейшин, не могла не проведать бывших учеников.
— Урр? — недовольно сказал барс, на скрип дверей подняв голову от любезно разложенных Ренджи отчётов. Над которыми клевал носом — негодное кошачье готово было спать по двадцать часов в сутки. Особенно сытно пообедав. И как тут прикажете работать?..
— Малыш! — всплеснула руками Йоруичи, узрев опушившегося ученика. — Наконец-то ты взялся за ум!

Работа в зоопарке

Ренджи благовоспитанно выстоял очередь, стойко выдержал восхищённое внимание какой-то малышки, что, засунув палец в рот, таращила глазёнки на него и его полыхающую на солнце гриву, глазом не моргнул, когда мальчишка лет десяти, подёргав за рукав роющуюся в сумочке мать, громко объявил на всю округу:
— Мам, я хочу такие же татуировки, как у полосатого дяди!
Словом, тайчо мог бы им гордиться.
Купив наконец билет (один взрослый, хотя Рукия не преминула бы съехидничать, что детский ему был бы в самый раз — это с тайчо она благовоспитанная младшая сестрица с опущенными долу глазами, а прочим от неё спасу нет. Как была сорванцом, так и осталась), Ренджи прошёл внутрь. Поплутав среди клеток, подпрыгнув от резкого крика каменного ворона, немного задержавшись у павильона с обезьянами (обезьяний король во внутреннем мире встрепенулся, а пришедшую эмоцию можно было расшифровать как смесь ревности с любопытством; Ренджи даже задумался о том, нет ли у его собственного короля и впрямь власти над дальними родичами — вот было б круто!), с уважением поглазел на варана (точно ведь дракон! с острова Комодо!) длиной чуть не в половину Хьёринмару Хицугаи-тайчо, прошёл мимо нарезающего круги по вольеру чёрного длинноногого волка, вышел наконец к кошачьим — дремлющая на солнышке рыжая рысь, с десяток песочно-полосатых котов чуть крупнее домашних — все разных видов, хоть особой внешней разницы Ренджи не усмотрел, и наконец остановился перед вольером. Возлежащий с надменным видом на изогнутой, лишённой коры ветви дерева снежный барс не удостоил его и взглядом.

Ренджи переждал восторженную толпу, частью повисшую на ограде перед вольером, частью размахивающую телефонами, снимая фото и видео. Когда толпа проследовала к следующим вольерам, Ренджи оглянулся, нет ли кого (барс всё так же надменно взирал куда-то в стенку), потом вздохнул:
— Как же вас угораздило, тайчо?..

Во всём, разумеется, был виноват проклятый Урахара. Если что-то приключалось в Обществе Душ, то все привычно винили во всём Куроцучи Маюри, в лабораториях которого, как поговаривали, пропадали души и особо любопытствующие шинигами. Если что-то приключалось в Каракуре (за исключением давно уж приключившегося и с ОД, и с Каракурой Куросаки), то винили Урахару. Оба капитана — бывший и нынешний — друг друга стоили, и сам Франкенштейн бы пожал коллегам по безумным экспериментам руки при случае. Именно Урахара изобрёл «костюмы», позволяющие расхаживать шинигами в мире живых во вполне материальном виде. На досуге пригретый когда-то Шихоуин Йоруичи (что взять с той, что имеет привычку разгуливать в облике чёрного кота!) учёный всячески пытался их усовершенствовать — не столько для удобства шинигами, к которым относился с изрядной иронией, хоть своей принадлежности к их роду и не отрицал, сколько из любви к искусству и страсти к экспериментам. И последний экспериментальный костюм достался как раз Бьякуе. Экспериментировать Урахара предпочитал на ком-то, лабораторные испытания его не удовлетворяли. Словом, новый «костюм» среди прочих свойств вроде возможности более длительного в нём пребывания в теории мог позволить пользоваться занпакто. Каким образом совместить материальное тело и меч из мира куда менее плотного, Урахара пока не придумал, но оптимизма не терял. Разумеется, у новых свойств «костюма» были некоторые побочные эффекты… о которых Урахара благоразумно не упомянул. Он был ленив, и ловить сбежавших подопытных или отбиваться от них не любил.

Если Кучики Рукии удавалось пользоваться демонической магией, то её великолепному брату достало силы, чтоб обернуться барсом, даром что «костюм» к тому был не приспособлен, а родовое пушистое проклятие вовсе принадлежало душе, сути, не имея отношения к физическому телу — или внешней оболочке в случае шинигами. Конечно, «костюм» до некоторой степени отражал способности своего владельца, но чтоб так трансформироваться! Конечно, сам Урахара был бы в восторге от гибкости физических характеристик своего творения и непременно попытался бы отрезать хоть кусочек на анализы. Если не засадить в клетку весь образец — это ж какую уйму интересных опытов можно провести!

Контроль над пушистой частью своей сути Бьякуе по-прежнему удавался не всегда — Ренджи подозревал, что тут сказалось влияние бывшей наставницы тайчо. Очень уж остро тайчо реагировал на всё, связанное с родом кошачьим…
Словом, в минуту раздражения Бьякуя, в тёмном переулке столкнувшийся с не уступившей дорогу молодёжной бандой, снова обернулся снежным барсом. Хотя был довольно брезглив и предпочёл бы выказать своё раздражение не путём кусания неугодных за разные части тела. Конечно, когтистая затрещина тоже была довольно эффективна, но инстинкты есть инстинкты, и когда тебя дёргают за хвост, будь ты хоть десять раз главой великого рода в энном поколении, невольно вонзишь клыки. Молодежь оказалась совсем безголовой (чему их нынче учат родители?!) и попыталась редкого и ценного зверя изловить. Потому как снежный барс — это не только тридцать два клыкасто-когтистых кило прекрасного и вдвое больше надменного презрения к окружающим, но и ценный мех. Если от них пушистый тайчо ещё ушёл, взметнувшись вверх по вертикальной кирпичной стене, цепляясь когтями за едва заметные трещинки в кладке, и перемахнув через головы, то от профессиональной облавы с вертолётом — хищный зверь в городе! — уйти не удалось. Редкого ценного зверя спеленали сетями, как котёнка, а пока барс пытался сети разодрать, успокоили дротиками со снотворным. Так что нынче гордый капитан шестого отряда работал в зоопарке. Снежным барсом.

Выйти из «костюма» Бьякуя не мог — то ли что-то заклинило, то ли во всём традиционно был виноват Урахара, а перекидываться обратно в человеческий облик не желал. Не только потому, что затруднился бы объяснить людям, откуда он взялся в запертой клетке, где сидел снежный барс, но и из гордости. Если б кто-то в Обществе Душ узнал, в какое глупое положение он попал… Он и так порой слышал за спиной шепотки умиляющихся неумных сейретейских девиц от пяти до девятисот о «милом котике». Ни милым, ни котом Бьякуя признавать себя не желал. Его второй облик — хищный гордый барс, и всё тут. Некоторые на досуге складывают фигурки оригами или пишут кистью по шёлку, а он позволяет себе прогулки в виде барса. На увещевания Кьёраку-сотайчо и бывшего наставника Укитаке по поводу потакания вредным привычкам Бьякуя отвечал надменным молчанием. Его личное право оборачиваться кем угодно, в конце концов, пока это не противоречит уставу! Нет, ворота штаба первого отряда уже были исцарапаны, как и тростниковый настил возле дома бывшего наставника. И вообще, надо же где-то было ему точить когти. Любое оружие требует постоянного ухода, а когти для барса были тем же, что меч для воина.

Ренджи помялся у клетки — барс по-прежнему делал вид, что его не замечает, вот только свешивающийся вниз роскошный хвост раздражённо подёргивался, выдавая с головой, — потом сказал с укоризной:
— Я… мы беспокоились, между прочим.
Барс на миг прижал уши.
— Хоть бы предупредили! Рукия вон с ума сходит, и наш, и её отряды от неё уже стонут, а остальные тайчо её далеко стороной обходят, чтоб не раздражать. И всё равно у нас в Обществе похолодание. Даже снег кое-где лёг.

Барс не выказал интереса к глобальному похолоданию в рамках некоего Общества Душ, по-прежнему изображая неразумного зверя.

— Может, Рукию позвать? — задумчиво сам себе сказал Ренджи.
Барс глухо зарычал. То, что его в подобной ситуации может увидеть младшая сестрица, Бьякуе явно категорически не нравилось.
— О, есть контакт! — обрадовался Ренджи. — То есть я очень рад, что вы соизволили меня заметить, тайчо.
Барс тяжело вздохнул, явно отчаявшись донести до лейтенанта, что узнавать своего тайчо в подобной компрометирующей ситуации не следует. Впрочем, Ренджи всегда недоставало воспитания, а потому он просто и без затей намерен был блудного командира спасать.
— Так поговорите со мной! — предложил Ренджи. Барс посмотрел на него очень знакомым взглядом, после которого полагалось устыдиться и усомниться в своих умственных способностях. Взгляды у Кучики-тайчо всегда получались выразительными на диво. — Или вам так понравилось для фото позировать и детишек радовать?
Барс нервно зевнул.
— Нет, ну можете, конечно, подождать, пока мимо будет пробегать очередной спасатель, — обиделся Ренджи.
Барс вновь явственно, совсем по-человечески (впрочем, он и был ведь на самом деле человеком… или шинигами… когда не был большим котом… в общем, Ренджи запутался и решил отложить выяснение нынешней видовой принадлежности любимого командира на потом) тяжело вздохнул.
— Так мне вас вытаскивать, или всё-таки будете следующую команду ждать?..
Едва приметный наклон головы Ренджи решил счесть согласием.

— Вот ограбление зоопарков до сих пор в мои служебные обязанности не входило, — пробормотал Ренджи, сосредоточенно пиля решётку ножовкой.
Он предпочёл бы перерубить прутья занпакто, но вот беда — в материальном мире клинок мог воздействовать лишь на живых созданий, но не на предметы.
— Будь добр, Ренджи, занимайся делом, — Бьякуя восседал в сэйдза, умудряясь даже взъерошенным (умываться по-кошачьи для него, столько усилий прилагавшего для сдерживания инстинктов пушистой половины, было мучительным), находясь в клетке, не терять своей величавости.
— Да пилю я, пилю, тайчо, не нервничайте вы так.
Померещилось раздражённое фырканье, и Ренджи даже тряхнул головой. Нет, точно показалось. Не мог же тайчо опуститься до подобного выражения чувств, совершенно не приличествующего аристократу!

Как они оба самым недостойным образом удирали от всполошившейся охраны (ну не с мечами же на неё!) и лезли через ограду, Ренджи вообще предпочёл бы забыть. Гордость Кучики — дело такое… с ней лучше поосторожнее быть.

Урахара не пришёл в восторг от ночных гостей, зато от причины их визита впал в эйфорию. Причина была изложена предельно кратко, сдержанно и холодно, тайчо всё время держал руку у пояса, и от расправы его явно удерживало лишь сознавание, что помочь может только виновник всего произошедшего.

Счастье ещё, что Йоруичи-сан, по кошачьему обычаю, где-то гуляла — иначе вконец извела бы насмешками, и тайчо мог и вновь опушиться к немалому её восторгу.

— Так что с вами случилось, тайчо? — спросил Ренджи уже позднее, когда они восседали на крыше, а Бьякуя, избавившийся наконец от «костюма» (Ренджи подозревал, что Урахара его на части разберёт, изучая внезапно проявившиеся свойства, раз не получилось отрезать кусочек от «оригинала» — тот отчего-то был резко против), тщетно пытался распутать волосы гребнем. В доме Урахары Бьякуя не пожелал задержаться ни единой лишней минуты. Может, опасался, что в результате следующего эксперимента у него ненароком отрастут ещё какие-нибудь лишние конечности. Вроде крыльев или щупалец.

— Я потерял самообладание, что было совершенно недопустимо, — объяснил Бьякуя холодно.
Ренджи не обиделся. Он давно уж научился разбирать оттенки неизменно ровного тона командира. Злился и раздражался тайчо на себя, на собственную несдержанность, а вовсе не на в чём-то провинившегося Ренджи.
— Ренджи. О произошедшем…
Ренджи постарался всем своим видом выразить, что он ни за что и никогда, и вообще будет нем, как могила. Хотя ни на грош не доверял хитрой роже пообещавшего молчать Урахары и не очень представлял, что скажет Рукии. Подружка хваткой обладала поистине бульдожьей, там хочешь не хочешь — а заговоришь. Оказаться меж двух банкаев в планы Ренджи не входило. Кроме того, он вовсе не мог ручаться, что Рукия, узнав обо всем, не решит объявить войну посмевшим обидеть ее обожаемого брата. Думается, преступность в таком случае в Каракуре вымрет. Как мамонты. Или сократится до числа редких зверей барсов.
Видимо, вполне пантомимой удовлетворившись, Бьякуя отвернулся и соскользнул с крыши.
— Мы куда, тайчо? — окликнул целеустремленно зашагавшего куда-то по улице командира Ренджи.
— Я желаю умыться и поужинать, Ренджи. После сырого мяса я, знаешь ли, желаю отведать нормальной еды.
Ренджи вздохнул и, спрыгнув с крыши, поплёлся следом. Мало ли, опять рассердится на что-нибудь — и снова обернётся зверем для городских улиц экзотическим.
Посадят гордого редкого зверя-тайчо в клетку. И табличку с подписью повесят.

6. Рыжий и полосатый

... — Вот возьму и стану тигром, — объявил, выбираясь из развалин и отряхиваясь от пыли, Ренджи хмуро взирающему на него барсу. Барс явно боролся с чисто кошачьим желанием вылизать шерсть и привести её в порядок. Но что позволено коту, то князю невместно, и барс страдал. — Полоски уже есть. И, в конце концов, следовать за вами — моя прямая обязанность. Во всём.
"Взяться за ум"

Случиться что-нибудь в Сейретее могло практически на ровном месте. Даже если все капитаны и лейтенанты держали банкаи-шикаи на привязи, никто на Общество не нападал и Куросаки в гости не заглядывал. Например, из-за неисправности проводки могли отключиться экраны на клетках с подопытными образцами в лабораториях двенадцатого. Или образцы могли сбежать из-за чьей-нибудь халатности. Или в лаборатории забредали безответственные занпакто — после одного такого случая восстанавливать пришлось вообще всё. Заодно с половиной города. Или опыты могли оказаться... чересчур удачными, и клетка результат опытов удержать не могла.
Тогда Готей отлавливал сбежавшие образцы по всему городу. Кого можно было — доставляли Куроцучи.
Рукия бы с радостью притащила особо пушистые эксперименты домой, но вот нии-сама видеть дома питомцев не желал, лишь раз оговорив тем, что ему и работы довольно.
Рукия подозревала, что Ренджи немножко обиделся бы, услыхав это.

Словом — в Сейретее всегда что-нибудь случалось. Видно, так задумано было создателем. Шинигами предпочитали не задумываться о том, что мир их, Сообщество Душ, тоже должен был кто-то выдумать и создать, и о том, какое своеобразное воображение и чувство юмора у этого создателя было.

Случиться в Сейретее что-нибудь могло, даже если в лабораториях двенадцатого было всё спокойно.

Душевные посиделки лейтенантов с обязательным перемыванием косточек начальству были делом обычным, и неприятностей (ну разве снега поутру, когда не слишком трезвая Мацумото явится на службу) ничто не предвещало.

— Мне очень с командиром повезло, — похвалился Кира, который и вправду в последнее время стал куда менее нервным, а загнанность из глаз вовсе ушла. — Роуз-тайчо спокойный и терпеливый, никаких тебе двойных-тройных смыслов в словах, что не так сделал — разъяснит подробно, захочешь — не ошибёшься снова.
— Кучики-тайчо у меня тоже спокойный и терпеливый… — пробормотал Ренджи. — Вот только не знаешь, когда грохнет. И если уж грохнет — спасайся кто может!
— Это точно, — подтвердил с усмешкой Куросаки, который в гости себя пригласил сам, а капитаны дружно сделали вид, что ослепли, оглохли и разучились чувствовать реяцу, как при визите Шихоуин Йоруичи. Так было спокойнее. А Общество — сохраннее. — И полоски не спасут.

— С этими полосками я на тигра похож! — обиделся Ренджи.
— На Тигру — похож, — беззастенчиво заржал Куросаки, не забыв пояснить всем присутствующим, кто такой этот Тигра и в чём именно их с Ренджи сходство.
Друг называется.

А наутро Ренджи, кое-как продрав глаза после душевных посиделок накануне, ощутил себя как-то странно и неуютно. Прямо-таки не на своём месте.
Что он там про следование за капитаном твердил?
Наговорил.
Вместо рук почему-то обнаружились полосатые лапы. С подушечками и когтями. Ещё и хвост. Тоже полосатый…

Мысли о дезертирстве Ренджи благоразумно отогнал. По мнению командиров Готея вообще и тайчо шестого в частности, даже смерть не была достаточно уважительной причиной для неявки на службу.

Подбадривая себя примером командира, который и в пушистом виде, обязательный, как и всегда, явился на службу вовремя, тигр-лейтенант где ползком, а где по крышам, пару раз чуть с них не сверзившись, всё же добрался до офиса. Вот прав был командир — часовые никуда не годились. И то, что уровень реяцу у Ренджи на порядок выше, оправданием быть не могло.
Подумать только — у них тигры во дворе водятся, а они и ухом не ведут!

Кучики Бьякую удивить вообще было сложно. Особенно после лет этак семидесяти службы в Готее.
Так что Ренджи, наверное, мог собой гордиться.
Кошки, конечно, видят иначе, но в который раз подумалось, что глаза у командира изумительные. Особенно когда изумлённые...

Развернувшиеся из-под щитов сияющие крылья реяцу придавили знакомой тяжестью… но буквально через пару мгновений вновь удалось сделать вдох.
Голос командира прозвучал почти ровно:
— Ренджи?.. Полагаю, на сей раз причина твоего опоздания на службу действительно достаточно убедительна.

Ренджи даже немножко возгордился своей неотразимостью. Даже в виде тигрином — узнают. Хотя что там делается с рисунком реяцу при такой кардинальной смене сущности...

— Р-р-р, — сказала в ответ на всплеск угрозы тигриная сущность, показывая на всякий случай клыки.
И это он ещё над выходками барса-капитана старался не смеяться! Упёртое внутреннее кошачье явно на всё имело своё собственное мнение.
— Не смей рычать на командира, — только что величаво восседавший за столом Бьякуя бестрепетно ухватил за холку, тряхнул… насколько получилось тряхнуть такую тушу.
Тигр засмущался, спрятал клыки, принявшись рассматривать пол у себя под лапами. Даже непослушный хвост на всякий случай поджал. Это лейтенанты толстокожие бывают, а тигры — они всей шкуркой драгоценной-полосатой неприятности чуют. Иногда даже их избегают.
— Нии-сама… — глаза проскользнувшей в приоткрытые двери Рукии на миг стали ещё больше при виде уважаемого старшего брата чуть не в обнимку с невесть откуда взявшимся тигром, но она быстро взяла себя в руки, не иначе, вспомнив о носимой фамилии: — Всё в порядке, нии-сама? Тогда я загляну попозже, раз вы заняты. Простите, что потревожила…
Оставила на столе коробочку с обедом и резво испарилась.

Действительно, подумаешь, тигр. В офисе. Право слово, дела Кучики никого не касаются. Даже если их последствия приходится разгребать всему Готею.

Бьякуя вздохнул, обошёл зверя и присел на краешек стола, чего в обычное время себе бы не позволил.
— И что мне с тобой делать?
Тигр дёрнул кончиком хвоста. Подумал. Подошёл и уложил морду Бьякуе на колени.
Мол — любить и чесать. И мяса бы кусочек… Ну или хотя бы вон того бенто. Можно и с коробочкой вместе.
Ошарашенный Бьякуя помедлил — и положил ладонь на голову зверя. Тот неумело басовито мурлыкнул, жмуря зелёные глаза.
Правильного страха — ну ладно, хотя б насторожённости, каким зверем можно напугать шинигами, служащего в Готей-13? — перед крупным и непредсказуемым хищником не было совершенно.
Ренджи — он и есть Ренджи. Полосат и шумен, как и всегда...
__________________

Ренджи выходить из офиса и являть миру тигриный облик не очень хотелось. Отчёты разбирать он в этом облике не мог, да и видели кошачьи что-то уж совсем иначе — строки иероглифов попросту не складывались в слова, как уж там тайчо барсом над теми отчётами корпел, уму непостижимо. Оставались тренировки личного состава — уж этой-то обязанности полосатая шкурка не помеха.
Но выходить не хотелось. Это тайчо и барсом можно быть, там не то что посмотреть косо, там подумать не посмеют. А Ренджи приятели потом пару месяцев высмеивать будут. Завёл, мол, Кучики-тайчо как-то себе то ли питомца, то ли лейтенанта, так до сих пор и не разобрался...

— Тебе бандану повязать, Ренджи? Дабы все сразу поняли, что это именно ты? — осведомился Бьякуя.

Ну да, память у Кучики-тайчо тоже… кошачья. Хотя шарфик Ренджи тогда барсу чисто из заботы предложил!

Ренджи очень хотелось спросить, как это тайчо в пушистом виде в лапах и хвосте не путается — сам-то он, стоило только задуматься о том, какую лапу первой ставить и куда девать при этом негодный хвост, подло опутывающий конечности, норовил ткнуться носом в пол. До работы, не иначе, только на вбитом — буквально — чувстве ответственности добрался.

А у тайчо хвост, между прочим, вообще толщиной в его-барса же лапу. Остаётся удивляться, как из стороны в сторону не рыскал — у Ренджи-то так не выходило: хвост влево, сам он — вправо.
Понаставили стен, честному тигру не пройти!

Тайчо не смеялся, нет, но молчал так, что лучше б в голос, как тот же Куросаки.

Стойку для оружия — вроде тигру меч ни к чему, но привычка! — Ренджи, конечно, опрокинул — тайчо не сделал и движения помочь. Забимару при попытке взять в зубы сперва возмутился в голове, а потом заржал на два голоса, осознав произошедшее с хозяином.
«Похоже, ты тайчо своему точно как родной стал, спроси, не терялся ли у него еще один неучтённый родственничек!»

Ну, зато отчёты не только читать, но и писать не надо. А тренировка с отрядом может превратиться в увлекательную игру в кошки-мышки. И теснота полигона, где и развернуться во всю ширь тигриной души толком негде, оного тигра нимало не смущала. Когда это какого кота такие мелочи могли смутить, тем более если всякий кот занимает ровно столько пространства, сколько сам пожелает? А остальные — подвинутся.

Отряд был против тигроигр, но кто его спрашивал?..

Когда Бьякуя ввечеру, разобрав не только свои бумаги, но и те, за которые ответственен был Ренджи, собрался домой, тигр совершенно случайно всей немалой тушей перегородил двери. На тигриной морде прямо-таки написаны были вселенская печаль и тоска.
— Пойдёшь со мной, — со вздохом велел Бьякуя, устало потерев виски.
Только тигра в казармах и не хватало.

Рукия обрадовалась. Нии-сама не разрешал заводить питомцев — особенно котов! — дома, с барсом фамильярничать тоже не будешь, а тут — целый тигр! Пушистый. И полосатый.
Уважаемый старший брат в ответ на просьбу «погладить котика» милостиво разрешил «делать, что вздумается».
Вмиг затисканный тигр позорно бежал за спину Бьякуи.
У того подозрительно подрагивали уголки губ.
— Рры! — возмутился тигр, но тут же сник, едва заслышав вкрадчиво пропетое обходящей уважаемого брата Рукией «ко-отик». — Р-рмя!
— Оно ещё и мяукает, кто бы мог подумать, — заметил Бьякуя этак задумчиво.

Уж кто бы говорил. А ещё командир называется. Нельзя так над единственным лейтенантом издеваться.

Командир, однако, сжалился — а может, ему надоел этот неуправляемый бедлам, хаос представители этого семейства не жаловали, хотя при надобности организовывали отменно, и к этому делу подходя со всей фамильной ответственностью, — и одним взглядом угомонил сестру и тигролейтенанта.
Те разом сели, преданно поедая глазами.

От зрелища восседающего за столом рядом с даймё и его сестрой тигра глаза у домоуправителя, вошедшего получить распоряжения, стали заметно больше. Но он промолчал: изволят, мол, даймё тигров к ужину за стол приглашать — так им виднее.

____________
У Бьякуи были предположения по поводу причин внезапной чрезмерной полосатости и пушистости лейтенанта. Всё происходящее в очередной раз убеждало, что первоначальная тактика избегания привязанностей или хотя бы внешнего выказывания их, была куда вернее. Разве только объяснишь это той же Рукии? Нынче весь Готей в курсе привязанности его, Бьякуи, к младшей сестре, что, конечно, совершенно недопустимо и делает его уязвимым, но и оттолкнуть, а потом увидеть обиду в её глазах…
Что же делать с пушистостью лейтенанта, оставалось вопросом открытым. Бьякуя видел, разумеется, перепутанный клубок энергонитей и потоков, но знать нужный порядок течений энергии в человеческом теле — одно, а вот напрямую работать с этим — совсем другое. Сам он распутывать это не взялся бы, слишком тонкая и опасная работа, и в собственном теле приучен был выправлять потоки исключительно путём направленных медитаций. Специалистов же такого класса не водилось даже в четвёртом отряде. Унохана-тайчо — может быть… но занявшая её место бывший лейтенант подобного уровня если и достигнет, то лет этак через сто.
Оставалось ждать, пока Ренджи достаточно возьмёт себя в руки, чтобы энерговозмущения эти успокоились — на своём опыте Бьякуя уяснил, что смена облика изрядно зависит от эмоций… или же, напротив, обозлится окончательно.
На порывах злости лейтенант, случалось, делал удивительные рывки в развитии.

_____________________
Тигр чувствовал себя несколько неуютно. Он и в человеческом-то облике, давно привыкнув к Кучики-тайчо (который хоть и спросит всегда строго, и трёпку задаст в воспитательных целях, может, даже банкаем, но из неприятностей всегда вытащит), изрядно смущался даймё Кучики. Тайчо — он командир, строгий, но свой и привычный. Родной уже, можно сказать. Особенно после эпопеи с походом Куросаки на Тёмного властелина. Сталь, пусть она хоть десять раз одушевлённая — она и есть добрая честная сталь, и кровь у всех одинаково алая. Но то — на службе. В бою.
А вот аристократ, до которого — как до луны, и гордости в котором на десяток таких вот полосатых лейтенантов хватит…
Что уж там за демоны за наглухо запертыми дверьми водились — лучше б и не знать.

Тайчо шло барсом быть. Гордости в нём — как в тех котах, самое мелкое кошачье горделиво и самоуверенно так, будто ему целый мир принадлежит. А тут — барс целый, куда там тиграм и львам, видал Ренджи этих барсов в зоопарке (любопытно ведь, но начальство пристально разглядывать — оно ещё расстроится! расстроенный же Бьякуя — это такой небольшой конец света в отдельно взятом Мире Душ, а там за него и сестрица младшая любимая расстроится...), там такое выражение морды лица, что аж неудобно становится, что венец эволюции вниманием своим назойливым от мыслей о тщетности всего сущего отвлекаешь. Если уж коты мир захватили, то генералами у них точно снежные барсы.

Ночью успевший прочесавший весь сад и с трудом удержавшийся от желания пометить территорию, утомившийся топать по энгаве и коридорам (всем известно, что ночами котики вырастают до размеров тигров, а тигры те громко топают!) тигр нахально отодвинул створки дверей и прокрался в покои даймё.
— Только не говори, что ты ещё и темноты вдруг стал бояться, — вздохнул мгновенно проснувшийся, конечно же, Бьякуя.
— Ррры, — жалобно вякнул тигр. Мол, там, за дверьми, темно и страшно и вообще невесть какие Меносы водятся. А тут — сила знакомая, родная… вкусная.

И под бок подобрался. Кот я — чего хотите? Подумаешь, большой и полосатый. А кота надобно кормить и почитать… то есть любить и чесать.

Даймё ничего больше не сказал и мохнатую грелку гнать не стал. Может, вспомнил собственную войну с порывами кошачьей сущности. Не вылизывается над ухом — и то ладно.
Под утро так и вовсе голову на мохнатый тёплый бок уложил.
Говорите, кошек не любит? С теми, кто кошек не любит, просто правильный кот не случился.

___________________
Шестой отряд был решительно против бесчеловечных… то есть тигриных методов тренировок. Лейтенант своего капитана и так подарком не был, но хоть за пятки не кусал!
К Кучики-тайчо парламентёров выслать решились было спустя несколько дней, но тот как раз выкупал своего полосатого лейтенанта у лейтенанта одиннадцатого за мешочек сладостей и коробочку такояки, Зараки-тайчо при этом требовал не обижать ребёнка и игрушку отдать, так что бедных приплющенных реяцу обоих тайчо парламентёров едва не объявили дезертирами.
Слава ками, наутро нашли.

— У Бья-куна хвост лучше — пушистее! — напоследок заявила Ячиру авторитетно, не забыв отобрать выкуп.
Зараки-тайчо жизнерадостно заржал, Кучики-тайчо сделал вид, что не слышал, а полосатый Ренджи на всякий случай всё же поджал хвост. Мало ли, вдруг в отсутствие полюбившегося пятнисто-серебристого и пушистого хвоста сойдёт и тонкий полосатый?

— Рры? — жалобно вопросил тигр, уложив морду на стол капитана, когда убедился, что опасность в лице Ячиру точно прошла стороной.
— Человеком станешь, когда начнёшь себя и свои порывы контролировать, — командиру, похоже, переводчик с тигриного вовсе не требовался.
Хотя справлялся же сам Ренджи с переводом с кучиковского на общечеловеческий!

Бьякуя в очередной раз поймал себя на том, что ладонь привычно уже ложится на голову подобравшегося украдкой под руку тигра, и неслышно вздохнул. Ладно бы — гладить кота, но кот-то этот был его лейтенантом!
Кто бы мог подумать, что тигры умеют и выразительные морды строить, и жмуриться умильно, и почти мурлыкать.
Не говоря уж о недопустимости подобной ночной близости. Только спалось с тигром рядом отчего-то так сладко, как и в детстве не удавалось — нервность натуры выходила боком.

____________________
Тигр, отлучавшийся, дабы не смущать изысканный вкус командира видом своей трапезы (сырым мясом он на деле брезговал, варёное тигру было невкусным, зато рыба была неплоха), вернувшись, снова принялся гипнотизировать его взглядом. Всё одно больше заняться было нечем. Отряд и без того убегался, прогнанный по всему городу, отчёты не читались, война не наступала, словом, оставалось только действовать на нервы любимому начальству.

Тем более нервы у того были на зависть всему Готею.

У капитана меж бровей пролегла морщинка, но надо отдать должное — он терпел и взгляды, и ноющие зевки, и звук снимаемой со стен стружки. Даже ошибок в словах не делал. И придумывать план по избавлению Ренджи от излишней полосатости явно не собирался. Ну неужто даже в фамильной библиотеке, где, по слухам, можно было не только заблудиться, но и вовсе оттуда не вернуться, ничего про возвращение человеческого облика нет?
Капитан же лишь раз обронил что-то про «перепутанные энергопотоки» и отсутствие умельцев по работе с ними. Разве вот обратиться в четвёртый... ну или ждать, пока само пройдёт.

Ренджи к врачам точно не хотелось, а осознал он только то, что начальство и в виде полосатом устраивает.

Спасением от скуки стал доклад Рикичи об очередном прорыве Пустых в каком-то глухом уголке Руконгая.
— Ренджи, стоять! — резко скомандовал Бьякуя.
Взвившийся было тигр от неожиданности замер чуть не посреди прыжка, плюхнулся на хвост.
— Рры!
— И не спорь с командиром.

Тигр заткнулся, но хлестнул себя хвостом по бокам.

— Ты никуда не пойдёшь, — желание возразить под ледяным взглядом и зримо взметнувшейся реяцу жалобно пискнуло и попыталось забиться подальше. — В этом… виде ты не можешь применять свои умения. Не можешь пользоваться ни занпакто, ни демонической магией, а значит, будешь лишь обузой в бою — клыки и когти не самое лучшее оружие против Пустых.

А ему самому, значит, можно!

— Как ни прискорбно признавать, ты не справляешься, — в голосе едва приметно прозвучали нотки разочарования, и Ренджи вспылил.

Он — сможет! Дотянется...
Переплётшиеся обида и злость, огненным клубком собравшиеся в груди, будто взорвались — и огонь потёк по жилам, заставляя скорчиться в попытке унять его, исторгнуть из себя.
Жуткое ощущение вывернутости наизнанку — и Ренджи с трудом распрямился. Неверяще ощупал себя, с радостным воплем исполнил танец Кусаджиши-фукутайчо на телах побеждённых врагов и только потом вспомнил про присутствие командира.

Бьякуя неподобающее поведение никак не прокомментировал, лишь пристально наблюдал, чуть прищурившись.

А был ли вообще тот прорыв?..

Ренджи уставился на командира с подозрением:
— Так вы специально сказали? Чтоб я обиделся и справился — назло?
И припомнил вскинутую руку с развёрнутой к нему ладонью и явственный всплеск реяцу, подтолкнувшей в нужный момент.
Снова он попался… вроде бы знал уже, что тайчо заботу проявляет своеобразно, порой так — что обидно до глубины души. Оказывается, всё ещё не научился не обижаться.
Что говорить, методы тайчо бывали порой безжалостными, но эффективными — всегда.
— Не понимаю, о чём ты говоришь, Ренджи, — с достоинством отозвался Бьякуя.

Что и требовалось доказать.

________________________
Великолепный тайчо его, порой обретающий пятнистую шкурку, никогда не упоминал, что после непроизвольной смены сути даже самые безобидные заклинания вроде светлячка становятся непредсказуемы, недоговорённая до конца формула активируется совершенно неожиданным образом (ладно бы полосатый, но подпалённый лейтенант!), а кёккай вполне может вместо защиты обернуться одним из путей связывания.

Рукия бессовестно хохотала, вызволяя его, спутанного как гусеница шелкопряда в коконе, но потребовала далее практиковать пути демонической магии исключительно в её или уважаемого старшего брата присутствии. Дабы не изображать снова гусеничку.

Закончив к вечеру со всеми накопившимися бумагами, Ренджи наконец признался себе, что уже скучает.
Конечно, его не приглашали в поместье, но и не запрещали ведь приходить?
Сегодня, кажется, полнолуние — значит, капитан вновь до утра будет созерцать луну.
И карпы кои в пруду (тигру было жарко, тигр пытался охладиться, а Рукия обещала молчать!) уже заскучали, должно быть.

Поместье встретило чуть сонной тишиной.
Понятно, что стража была где-то поблизости, но так талантливо растворялась в окружающей среде, что Ренджи никогда не доставало способностей её почувствовать.
Ренджи, отчего-то не решившись разбивать эту тишину словами, опустился на камень-приступку, будто невзначай прислонившись спиной к коленям сидящего на нагретой за день энгаве Бьякуи. Тот будто и вовсе не заметил. Скользнувшая ставшим привычным жестом по взлохмаченной голове ладонь точно померещилась — Ренджи добрых пять минут убедительно сам себе это твердил.
Почти поверил.

— Тайчо, — помявшись, окликнул наконец Ренджи, запрокинув голову, чтобы увидеть лицо.

Лицо тайчо оставалось безмятежным, но привычная, ощущающаяся даже под щитами сила словно чуть изменила оттенок, показывая, что его слушают.

— А вы не знаете… Почему я-то стал вдруг тигром? Ну не потому же, что пообещал за вами всюду следовать! И в лаборатории двенадцатого точно не заходил. Не пил ничего… подозрительного.

Ну неужто пить настолько вредно?

— Видишь ли, Ренджи… — кажется, говорить тайчо очень не хотелось, но чувство ответственности пересилило. — Эта особенность свойственна… членам моей семьи.
— Это вы так сказать хотите, что я вам как родной уже стал? — ухмыльнулся Ренджи. — Не надо Бьякурая, считайте, что я вообще говорить разучился!

И про вертящееся на языке ехидное предложение усыновить, ну или убратить там, промолчим… и от кого, интересно, это он ехидства такого понабрался?..

— Нии-сама под покровительством Бьякко — бога-белого тигра, вернее, его ипостаси-барса, — объяснила неслышно подошедшая — впрочем, уж тайчо-то точно заметил, но дозволил, — Рукия, точь-в-точь по-кошачьи подбираясь под бок брату. — Это скорее не проклятие, а… расплата. В прошлом один из наших предков вызвал гнев бога-тигра, владыки душ. Так что все мы вроде… отражения части его сути, проявляющейся в этом мире. Нии-сама с рождения ему посвящён.

Вот уж действительно — красивое имя. Любопытно, посвящение владыке душ увеличивает шансы выживаемости?..
Потому что — очень, очень редко, но тем более пугающе! — иногда знаменитая выдержка и все таланты стратега Бьякуе отказывали, и он норовил убиться об кого поопаснее. По странной случайности, наблюдать такое Ренджи приходилось, когда нечто угрожало ему или Рукии.

— Каждый из рода с той поры получает зверя, близкого его собственной сути, — добавил Бьякуя, снова опустив руки на колени, — Ренджи на всякий случай продолжал поглядывать краем глаза, чтоб успеть подхватиться в случае чего. — Из числа кошачьих.
— А Рукия? Вдруг на ней проявится? — заинтересовался Ренджи. — А то, вы уж простите, но двух барсов сотайчо не переживет.
Рукия фыркнула, но тут же извинилась перед братом.
— Рукия… — интересно, сам-то тайчо замечает эти мягкие нотки в голосе, когда о сестре говорит? — полагаю, была бы кем-то вроде дымчатого леопарда, так что второго барса в любом случае не будет.
— Вы что, специально кошек изучали, что ли? — удивился Ренджи.
— Разумеется, я уточнил всё, что хоть как-то относится к моей… ситуации, — высокомерно отозвался Бьякуя.

Проблеме. Дивнопушистой.

Ах, какие пушистые скелеты водятся в великокняжеских шкафах!

Может, вправду попроситься в родичи?.. Раз уж всё равно как родной.

К сожалению, всё это Ренджи — виноваты тёплый вечер, напоённый ароматами цветущего сада, и непривычное чувство близости! расслабился, чего при любом представителе семейства Кучики делать категорически не рекомендуется! — вслух ляпнул, а тайчо почему-то расстроился.
Может, конечно, он карпов драгоценных, коих ещё дедушка Кучики кормил, припомнил.
А может — просто, чтоб не расслаблялся.

Аргументы, что тигр — тоже зверь редкий, беречь надо, на тайчо почему-то не подействовали. Хоть бы зарычал для приличия, что ли, едва отпрыгнуть успел (это потом уже Ренджи узнал, что барсы вообще не рычат)!

Так что вскоре весь город — ну или те, кого тоже манили дивные летние синеватые сумерки, а потому было не до сна,
— имел удовольствие наблюдать, как снежный барс гоняет по городу куда более крупного тигра. Тот удирал сломя голову, совершенно не разбирая, где стены, где крыши, где ограды.
Где-то издалека послышался бас Зараки-тайчо и пронзительный голосок его штурмана. Те вообще наличием входов-выходов не заморачивались.

— Замечательный был город, — вздохнул возлежащий на крыше Кьёраку-сотайчо, подперев голову рукой.
— Пока в Готей Бьякуя не вступил, — меланхолично добавил бывший наставник своего ученика, созерцая хрупко-прозрачную луну в небе, постепенно наливающуюся сиянием.
Летняя луна, неверный обманчивый свет, луна призраков...