ЦЕЛЬ ПЕРВАЯ – МИР ДОЛЖЕН УЗНАТЬ ОБ ЭТОМУ меня было много молодых людей: высоких, низких, рыжих, кудрявых, носатых, с длинными ресницами и большим эго. Но, ни к одному я не относилась серьезно, хотя кто-то даже мечтал сделать меня своей женой. И когда я чувствовала, что мышеловка начинает медленно захлопываться – я в последний момент успевала улизнуть от ответственности, признавшись, что «я еще не готова связать себя по рукам и ногам».
Для меня не существовало любви как таковой: всё были какие-то дружеские чувства, симпатия, и этого было мало для меня. Мало для того, чтобы, счастливой, сказать «Да!». Тем более, я все еще учусь в Бирмингемском университете на сценариста. Вся моя жизнь – хорошо спланированные ситуации. Мне нет равных в том, чтобы планировать свой день ровно до минуты, секунды. Так я и живу – запланировав свои действия заранее. Я заранее знаю, что я скажу, что я сделаю, и что будет дальше, ведь мне удалось повернуть ход событий под свои планы. Мне нравится менять ход событий на свой лад – будто я играю с судьбой.
Я мечтала окончить университет с отличием и путешествовать по миру, чтобы черпать вдохновение для своих будущих сценариев. Ведь в мои планы входило сотрудничество с такими режиссерами как Крис Коламбус, Джеймс Кэмерон и Стивен Спилберг! В мои планы абсолютно не входило влюбляться.
Но когда я увидела его впервые – это не могло быть ошибкой. Он поправлял свой галстук и проницательно смотрел в глаза, рекламируя флакон мужских духов. И все это было на экране кинотеатра. Тогда я ходила на какой-то фильм, какой уже не помню, ибо мои мысли были заняты только им. Фоган Фриман был тем, с кем я должна была связать свою жизнь. И дело не в том, что он восхитительный актер или просто красавец: что-то было в нем такое, что заставляло в моей голове щелкнуть неведомому механизму и заставить его работать в ином направлении. Я забыла обо всем. Он не покидал мои мысли. Это было очень странно, ведь я никогда не влюблялась в актеров и относилась к их бешеным фанатикам со скептицизмом. Нет, нет, я не стала закупаться значками, постерами и дисками с фильмами: я замкнулась в себе и судорожно начала обдумывать свое бедственное положение. А вы подумали, что я перенесла это спокойно?
Единственная, с кем я делилась своими мыслями, была лучшая подруга.
- Перл, - как-то сказала она после моего судорожного рассказа, ставя кружку на землю, - это же всего лишь обложка! Ты ведь даже не знаешь, какой он на самом деле.
Мы собрались тогда вместе: я, Летти и Эбби, наконец выбравшись на природу втроем, для того чтобы позагорать, поесть жареный зефир на палочке и посплетничать. Во время бурного дня мы разожгли костер, чуть не сломали палатку, раскладывая ее по инструкции, разбили себе коленки, лазая по скалам, и все вымокли, когда Эбби понадобилось переправиться через реку, ведь «на карте национального парка "Нью-форест" именно там находилась зона для отдыха».
- Твои аргументы достаточно убедительны, Летти. – Сказала я, передразнив ее вычурную манеру разговаривать со всеми, как на сцене.
Она росла со мной с самого детства в Брайтоне вместе с Эбби, и знала нас обоих, как облупленных. Для нас она выступала в роли «мамочки», которая всегда готова была утешить, пожалеть, «поцеловать в больное место». И мы любили Летти. Как жизнь.
Ее мечта поступить на актерский факультет осуществилась, и теперь она студентка Центрального Колледжа искусства и дизайна имени Святого Мартина, который окончили такие знаменитые личности как Стелла Маккартни, Александр Маккуин и другие. Ох…Ей удалось быстро взлететь на вершину СиСМ, ей не было равных в отображении характеров глубоких персонажей. Она с детства была актрисой, выставляя нас с Эбби виноватыми в любой шалости, а в отместку я писала про нее различные шуточные истории.
Единственная, кто каким-то чудо образом заинтересовалась биологией, была Эбби. Она всегда была немножко отдельно от нас. Но мы с Летти никогда не давали ее в обиду другим, поддевая ее сами. Но наша крепкая маленькая семья на троих держится вот уже много лет, несмотря на эмоциональные бури и ссоры.
Леттиция засмеялась, кидая в меня зефир, за что получила в лоб куском хлеба.
– Я знала, что ты не поймешь меня…
- Я всего лишь немножко подпортила тебе настроение. – Летти улыбнулась и погладила по голове Эберн, уже мирно посапывающую в своем спальном мешке, который выглядывал из палатки. – Они, мужчины, странные существа. Кажется, что они такие, какими мы их видим. Но это не так: внутри них огромный мир тайн, который нам, женщинам, никогда не понять.
Горячий шоколад обжег мои губы, и мне пришлось отложить на время идею выпить его. Сейчас она говорила в точности, как я слышала в одном фильме. Я хотела рассказать ей об этом, но забыла. Да и самое главное было то, что я обратила внимание на ее слова. Она заставила меня задуматься.
- Что ж, пора и нам ложиться. – Леттиция встала с раскладного стульчика, но тут же остановилась под моим пристальным взглядом. – Что?
- Летти, как думаешь, он сможет меня полюбить?
Бэквош только засмеялась, потрепав меня по голове. Понятно, она не восприняла мои слова всерьез. Может и мне стоит последовать ее прекрасному примеру? Забыть о том сдвиге, что случился со мной, когда я встретилась с его лицом, проектируемым на экран, и жить спокойной жизнью и дальше, продолжая лелеять мечты об идеальных сценариях и головокружительных контрактах.
Мы затащили Эберн в палатку и я, пожелав Леттиции спокойной ночи, забралась вслед за ней, клубочком свернувшись у ног подруг. День выдался тяжелым, так что мне не составило труда быстро окунуться в объятия Морфея. И мне приснился сон: я с жадностью пожирала глазами ночное небо, на котором каждая звездочка блестела, словно алмаз. Я протягивала руки, кричала что-то несуразное и пыталась дотянуться до блестящих точек. И мне это удалось. Я схватила звезду.
На следующее утро я проснулась с определенной решительностью: я достану эту звезду с неба.
ЦЕЛЬ ВТОРАЯ – БЛЕСТЯЩЕМУ АКТЕРУ НУЖЕН ИДЕАЛЬНЫЙ СЦЕНАРИЙЕсли вы никогда не заглядывали в пасть голодному льву, или не плавали в бассейне с крокодилами, или не играли в догонялки с разозлившимся быком, вы не поймете, каково было мне перед профессором Макинтошем в день сдачи своего пробного сценария.
Эти минуты были томительны: сначала он бесстрастно окинул мою накиданную быстрой рукой обложку, потом открыл первую страницу, бегая глазами по краткому содержанию. На лице его не отражалось абсолютно ничего. С таким выражением он мог ехать на велосипеде в парке или поедать свой ленч. Ни одна мышца не дрогнула, когда он принялся пролистывать реплики героев. Ни одна! И лишь его привычка облизывать свои губы выдавала полное сосредоточение на работе молоденькой студентки, для которой сценарий этот был одним из первых творений.
Брайс Макинтош был профессионалом. За его сценарии боролись лучшие режиссеры мира, а студенты Бирмингемского университета дрожали перед ним, словно овечки перед волком, безразличие которого действительно пугало. Поговаривали, что он никогда не злится, а лишь отчисляет студентов, которые оказались ему неугодны.
Я тоже проявляла заметный героизм: дыхание мое рядом с профессором нисколько не ускорилось, сердце не участило темп. Мне казалось, что я была парализована, следя за каждым движением его зрачков.
Я слышала, как тихо он вздохнул, и вдруг профессор Макинтош откинул труды, над которыми я корпела всю ночь напролет. Папка прокатилась по гладкой поверхности стола и остановилась на самом краю, намереваясь сброситься вниз от горя. С удивлением я наблюдала, как скользит гладкая бумага по лакированной доске. В это время, хлопнув своей большой морщинистой рукой по столу, озверевший профессор прокричал мне в ухо, что я абсолютная бездарность, что мой сценарий бездарный, и что он годен только для жалких развлечений и самое ему место в каком-нибудь лондонском закоулке на дешевой сцене с бездарными (такими же, как я) актеришками. Раскрытыми глазами я уставилась на него, впервые не зная, что мне делать: бежать и прятаться, или пытаться выстоять атаку?
После секундного молчания, профессор Макинтош достал из переднего кармана пиджака маленький беленький платочек, вытирая им лицо, ставшее от напряжения мокрым. Указав дрожащей рукой на дверь, он заботливо посоветовал мне «выметаться отсюда, пока не напишу что-то более приличное», чему я незамедлительно последовала, схватив со стола свою кипу запачканных чернилами бумаг, которую глубокой ночью еще считала своим спасением от дополнительной зачетной работы.
Мои пальцы покрепче сжали листы, когда я неслась через главные двери университета. Во мне не было ни капли злости или разочарования. Я ликовала! Да, конечно, до идеала мне еще как до луны, но профессор Макинтош сказал, что сценарий «годен». Ухватившись за это слово, я откинула остальные. Зачем они? Всего лишь нужно-то чуть-чуть поработать над текстом, сюжетом, персонажами, смыслом, и сценарий будет готов к любой волне недовольных критиков!
Летти уже ждала меня в кафе, когда я, мокрая от дождя, который начался нежданно, как всегда в Англии, приоткрыла дверь и протиснулась внутрь. Не знаю, что было написано на моем лице, но Бэквош тут же вскочила и схватила меня за плечи, поинтересовавшись о моем здоровье. Я отмахнулась от нее, окатив ошарашенную подругу водой со своего рукава. Брезгливой рукой она смахнула капли со своей новенькой беленькой кофточки и предложила мне жестом приземлиться рядом с ней на свободный стул за столиком. Импульсивно, я шлепнулась на стул, и началось суетное стягивание мокрого дождевика, во время чего я мастерски сбила солонку и перечницу со стола. Бэквош, поджав губы, медленно полезла за ними, не спуская глаз с моего лица. Все внутри нее зудело, чтобы наконец расспросить Сигал, вытрясти из нее информацию. Но она бы не была Леттицией Бэквош, если бы вот просто так кинулась на жертву с расспросами, нет. Она настоящая тигрица, которая сначала выждет нужный момент, и только тогда выпустит свои острые коготки Перл под кожу. Для начала – хорошая приманка.
- Твои глаза дергаются от ужаса. – Летти заказала мне черный кофе, который я так не люблю, но который помогает мне взбодриться и прийти в себя. Я с жадностью схватила кружку руками и отхлебала все. Летти оглянулась, не смотрит ли на нас кто-нибудь со стороны и, удостоверившись, что все в порядке, наклонилась ко мне всем туловищем.
- Ну, что, как? Его, - она покивала головой и возвела глаза к потолку, - вдохновили французы-просветители?
Кофе обожгло мой язык, и я поморщилась, что подруга приняла за отрицательный ответ и, недовольно, откинулась на спинку.
- Французы-просветители вызвали у него приступ эпилепсии. Кажется, он оплевал мне все лицо.
Летти сначала посмотрела на меня, прежде чем понять, что я не шучу, и растянуться в торжественной улыбке. Она вскочила со своего места, обеими руками ударив по столу так, что, кажется, она сломала его ножку.
- Но это же замечательно!
- Он в порядке, - намекнула я, заглядывая под стол и проверяя его устойчивость.
- Это не важно! – Летти, сморщила нос и подняла ладонь, останавливая меня. – Главное, что ты вызвала у него определенные эмоции! – Бэквош, еле сдерживая себя и ерзая на стуле, схватила меня за замерзшую руку с теплыми ладонями от кружки с горячим содержимым. Ее глаза светились от счастья. – Я наслышана о профессоре Макинтоше, и то что ты рассказываешь – огромный прогресс. – Летти возбуждено прижала ладони к своим губам, сияя, как начищенный чайник. – Я не верю твоему счастью!
Я подозрительно спокойно отхлебнула из чашки, хотя ее слова укрепили во мне уверенность.
- Ты думаешь, завтра я еще буду числиться в списках Бирмингемского университета?
- Я не думаю, - Летти сощурила глаза, скрываясь за меню, - я уверенна, что профессор Макинтош теперь будет звать тебя по имени.
- Я думаю, завтра это пригодится ему, чтобы лично высказать мне о том, что я вылетела с факультета. – Кажется, чашка слишком сильно ударилась о стол? Мне показалось, что все услышали, как ее донышко звонко цокнуло о дерево. Все смотрели на меня, я чувствовала взгляды. Но, когда я оглянулась, единственные посетители - а это толстый мистер Хэм, который каждый день в это время заказывал себе порцию отборной говядины и жареной картошки, и старая чокнутая старушка мисс Станч, нервно поднимающая губу, бормочущая под нос все подряд, которая сейчас смотрела в окно – все занимались своими делами. Однако это тягостное чувство чего-то взгляда на себе еще долго тревожило меня. Когда я сообщила об этом Летти, та невинно опустила свои глаза на кусочек торта с ежевикой, который ей только что принесли.
Мы еще чуть-чуть посидели, поговорили о погоде, об учебе, о молодых людях – любимые темы Летти. Потом, попрощавшись, вышли на холодную не по сезону бирмингемскую улицу. Бэквош сразу схватилась за телефон и, уткнувшись в него, пошла к своему дому, на автомате огибая препятствия. Пока она не скрылась за углом, мой взгляд был прикован к ней, но потом перешел на неоновую вывеску кафе. «Фортуна». Мой нервный, нудящий вздох заставил прохожего дернуться, но как же мне не хватало этой фортуны сейчас! Домой я плелась с неохотой, а когда пришла и оповестила о своем приходе громким хлопком парадной двери, с кухни сразу послышались недовольные возгласы:
- Хватит дверьми хлопать! Из-за тебя мы уже раз меняли косяк!
Одновременно с кухни тянулись и запахи тыквенного пирога, который так обожал отец, но терпеть не могла я.
- Хватит готовить тыквенный пирог! – Послышался мой стон в ответ, и, бросив дождевик на пол, я распласталась рядом с ним так, чтобы с кухни меня было видно.
- Но почему? – Искренне возмутилась мама, суетящаяся у плиты. – У нас целый огород тыкв, надо же их использовать куда-нибудь.
- Скоро я сама превращусь в тыкву…
- Тогда, до двенадцати ты обязательно должна будешь появляться дома. – Послышалась усмехающиеся реплика отца из гостиной. Шлепание тапочек по деревянному паркету усилилось, и тяжелая рука погладила меня по голове. Отцу пришлось присесть, чтобы суметь сделать это. – Поднимайся. Обещаю, это последняя тыква в этом месяце. – Отступил он под моим тяжелым взглядом.
- Мне придется смириться с судьбой.
Тыквенный пирог был торжественно выужен из пылающей жаром плиты и водружен в самой середине стола. «Там, где ему и место», - говорил мой папа. Иногда мне казалось, что моя семья поклоняется этому виду «тыквенные обыкновенные». И прямо сейчас, когда я, лежа на полу, наблюдала, с какой любовью родители смотрят на блюда, еле сдерживала смех.
- Я не буду это есть.
- Тогда, пока мы будем вкушать плоды богов, - отец присел за стол перед пустой тарелкой, - ты можешь разогреть вчерашние макароны.
Улыбка, которая появилась на моем лице, означало одно – я сдаюсь. И папа, увидавший ее, победно поднял руки над головой.
Наша семья была самой обычной бирмингемской семьей, не считая повышенной любви к тыквам. Мы редко ссорились, и если ссорились, то по важным причинам, стараясь не нести лишний раз ругань в дом. У меня не было ни кошек, ни собак, которые бы создавали суету в доме, поднимали шум, драли обои и портили дорогую старую мебель бабули Бертины. Тем более, у меня аллергия на шерсть. Но я не пытаюсь пожаловаться! Мне всегда казалось, что животных заводят от скуки, и когда в очередной раз, просматривая Animal Planet, я вижу, что люди берут на себя такую огромную ответственность, не понимая, что теперь жизнь маленького существа в его руках, и так беспечно обращаются с ней, я переполняюсь чувством ненависти к таким людям. Как жаль, что такие живут на каждой улице, считающие себя людьми превосходящими любое другое живое существо, хотя из себя ничего не представляющие. На моих глазах мужчина пытался пнуть щенка за то, что тот погрыз ему ботинок, а потом, как успокоился, подкупил его собачьей галетой, и тот вылез из своего укрытия. Иногда животные человечнее настоящего человека.
Родители всегда разделяли и поддерживали мое мнение. Даже если я была не права, никто не кричал, не топал ногами: все спокойно объяснив, они доказывали свою правоту. Летти в шутку говорила, что мне достались «идеальные родители», которая росла с отцом и строгой мачехой. И в чем-то я соглашусь с ней. Между нами редко возникало не понимание. И мама, и папа всегда пытались понять меня. Главное, что они пытались.
Нет, не это главное. Главное, что мы любим друг друга. Любовь всегда являлась ключом к решению всех проблем и бед.
- Перл, - мама села напротив папы, прежде налив всем троим чаю, - как дела у тебя в университете?
Моя заминка и поскребывание пальцем паркета сразу насторожило их.
- Помните, я рассказывала вам про профессора Макинтоша… - начала я издалека, чтобы избежать ненужных расспросов. Родители кивнули, пытаясь уловить, к чему это длинное повествование приведет. – Вот. Он личность очень серьезная, и сегодня утром он принимал у меня мой зачетный сценарий. Он разозлился, когда прочитал его, назвав меня бездарностью…
Нож, который держал в руке отец, с лязгом ударился об пол.
- Нет, нет, нет! Вы все немного не так поняли! Я единственная, кто вызвала у него хоть какие-то эмоции! Это же лучше, чем меня без слов отчислят, так? – Мне пришлось даже привстать, чтобы контролировать реакцию ошеломленных родителей. – Он сказал мне, что надо продолжать писать, это же хорошо, так ведь?
Будто бы спрашивая у самой себя, я встала на корточки, не сводя глаз с мамы и папы. Звонок прервал нависшую, обещающую серьезный разговор тишину.
- Я открою! – Меня даже просить не надо было. Пулей я оказалась у двери и, забыв посмотреть в глазок, я распахнула ее нараспашку, оказавшись по ту сторону.
Передо мной стоял молодой человек в фирменной форме «Фортуны». По моей взметнувшейся брови вверх он явно понял, что являлся нежданным гостем. Он смущенно почесал себя за ухом и, не дожидаясь, пока я спрошу, могу ли я ему чем-то помочь, протянул мне мой сотовый телефон. Я ахнула и порылась в кармане своих джинс. Соответственно, никакого телефона там не было…
- Благодарю! – Мне было нечего сказать, кроме банальных фраз. – Надеюсь, я не доставила вам слишком много хлопот.
Официант вступил под свет фонаря и снял с себя кепку, взъерошив волосы на голове. Теперь-то мне удалось разглядеть его более отчетливо. Долговязый, с большими красивыми руками и озорными зелеными глазами. Он смотрел на меня то ли с ехидцей, то ли с жалостью, что так или иначе оскорбило меня и заставило скрестить руки на груди. Но Долговязый и не думал ехидничать. Он заправил кепку за пояс.
- Я так торопился, что не успел переодеться.
- Надеюсь, это не обвинение…
- Нет, что ты! – Спохватился парень. – Я позвонил Леттиции Бэквош, которая была последняя в списке принятых вызовов. Думаю, я не прогадал. Она сразу сказала мне твой адрес.
Парень сдержанно улыбнулся и мне уже начало казаться, что ему надоело стоять и болтать языком. К сожалению, я не могла пригласить незнакомца на ужин и, надеюсь, он сам это прекрасно понимал. Мы еще постояли молча несколько секунд, прежде чем он вздохнул и я, машинально, протянула ему руку.
- Перл Сигал, очень приятно познакомиться.
- Бен. – Он пожал мне руку, и, развернувшись в сторону темной аллеи, скрылся за деревьями. Я еще долго смотрела ему в след, не понимая, что только что произошло, все еще держа телефон в своей руке.
- Кто это был? – Спросила мама, когда парадная дверь захлопнулась за мной.
- Никто. – Я уже поднималась по лестнице, и мне не было дела до расспросов. Кажется, скоро ко мне придет вдохновение!
Впрочем, я не ошиблась. Разложив перед собой бумагу, карандаши, ручки и печенье, внутри моей головы что-то засвербело, казалось, готовится отличный материал. Но прошло несколько минут, чтобы окончательно понять – само оно из головы никогда не выйдет в готовом виде. Я со злостью съела все печенье, даже не запив, и обхватила свои колени. Рука сама потянулась к маленькому телевизору, который стоял на стопке старых толстых энциклопедий. Экран загорелся, и началась реклама про самые вкусные батончики во всей Британии, про напитки, которые освежают даже в самый зной. Я бесстрастно следила за тем, как сменяются картинки за картинкой, пока не начался трейлер нового фильма, который обещал скоро выйти в кинотеатрах. И, завидев там Фогана, я сразу подползла на корточках к ящику и прилипла к нему, стараясь рассмотреть его лицо поближе. Конечно, он играл полубога, спасителя мира, без которого весь мир готов был рухнуть. Другой роли для Фогана и не могли придумать, чему я несказанно радовалась, продолжая пялиться в экран, уткнувшись в него носом. Вот, героически выхватив меч, он отрубает чудовищу голову и спасает прекрасную даму, которая влюбляется в него с первого взгляда.
- Еще бы! – Воскликнула я, но тут же отпрянула от телевизора, съежившись в позе раздумий. Последний кадр трейлера и лицо Фримана на весь экран.
- Ты актер, - я прикусила палец, - и я хочу написать для тебя идеальный сценарий.
Только я отвернулась от экрана телевизора и поднялась, как из динамиков раздалось: «У нас все получится». Вздрогнув, я снова резко оказалась перед телевизором. Фоган все еще был крупным планом, и смотрел прямо в мои глаза. Они были полны решительности, уверенности. В них я читала свое будущее.
- «У нас все получится», - снова повторил он, сжимая свой меч увереннее, будто говоря это лично мне, - «просто нужно верить в свои силы».
Расцеловав экран, я уже сидела на своем стуле с карандашом в зубах, и накидывала первичный заголовок. Окинув его кротким взглядом, я расплылась в улыбке и начала писать первый акт. А Фоган Фриман уже исчез с экрана телевизора, уступив место рекламе хорошего английского чая.
***
- Доброе утро, профессор. – Проскользнуть мимо не удалось, профессор Макинтош был не так прост. Только моя нога перешагнула порог его аудитории, он обратился ко всем своим студентам, которые остались числиться в списках университета, и громко объявил.
- Господа, поприветствуем Перл Сигал, которая должна была принести к сегодняшнему дню свой сценарий, чтобы я зачитал его перед всей аудиторией.
Мое сердце ушло в пятки, а глаза, пошли гулять по лбу, в то время, как его рука требовательно повисла перед моим носом.
- Вы думаете, это действительно необходимо, профессор? Я написала всего лишь один акт…
Но Брайс Макинтош был неумолим. И вот, моя дрожащая рука всучила ему несколько скрепленных скрепкой листочков. Взглядом, он пригласил меня присесть за первую парту.
- «Шестое чувство». – Его раскатистый бас раздался во всех углах кабинета, и студенты отложили все свои дела, полностью приковав свой взгляд к профессору.
- 1941 год. Первая Мировая. Американца Джона Лингивша отправляют, - он сощурил глаза, - в гавань на острове Оаху – Перл Харбор, вместе со всем его взводом в качестве солдат-разведчиков…в ноябре этого же года, а именно, 26-ого ноября, происходит нападение японцев и почти полное разрушение гавани. Жена Джона – Клэр, чувствуя беду, пробирается на борт самолета с военными и отправляется к своему мужу. Прибыв 25 ноября, она сумела найти Джона только на следующий день, когда они отбиваются от японцев. Проделав огромный путь, она обнимает Джона, но тот отталкивает ее от себя, прося солдат увести ее в безопасное место. Клэр вырывается и кричит Джону последние свои слова: «Я чувствую, больше мы с тобой не увидимся! Но знай, я всегда верила в тебя! Ты справишься!», но он пропускает их мимо, продолжая стрелять по истребителям врага. В этом неравном бою, Клэр гибнет от шальной пули, а Джон возвращается домой американским героем. Он не может простить себе то, что не уделил внимания жене в последние ее мгновения, и, став адмиралом корабля «Клэр», уходит в пожизненное плавание в океан, где через несколько лет и скончался.
Я вздохнула. Из уст профессора Макинтоша краткий сюжет моего сценария казался провальной работой, но, сжав руки, я продолжала слушать каждое его слов, цепляясь за интонацию, взгляд, стараясь не выдавать своего волнения. Профессор прочитал работу медленно, никуда не торопясь, смакуя каждую букву сценария. Студенты боялись нарушить тишину дыханием, кажется, перестав дышать совсем. А он читал, растягивая каждый слог. После того, как его повествование было окончено, он посмотрел на меня.
- Здесь всего один акт. Финальный.
- Да, - мои щеки загорелись румянцем, - я так тщательно его прорабатывала, что потратила все свои силы и уснула за столом.
Профессор хмыкнул и взглянул на листки.
- Стиль вашего текста похож на стиль Джейн Остин.
- Никто еще не сравнивал мои труды с книгами Остин, сэр.
Брайс Макинтош окинул меня взглядом и повернулся к окну.
- Это не комплимент. – Студенты на задних рядах вздохнули. Я услышала, как сердце мое гулко крякнуло и замерло в ожидании его триады. – Как Вы сможете стать знаменитым сценаристом, если Вас будут постоянно сравнивать с более знаменитыми писателями? Старайтесь, Перл.
Он, все еще находясь ко мне спиной, в раздумье изучал что-то за окном.
- Ваш зачет сдан. – Сказал профессор, и выкинул листы со сценарием из окна в Бирмингем.
