Слезы королевы

Глава 1

Продолжение фанфика "Красный дракон саксов": http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/ffshowfic.php?l=0&fid=80238
_______________________

- Солнце светит над Камелотом! Замок просыпается! Как себя чувствует сегодня моя любимая королева?
Артур заворчал, когда в спальне раздался радостный голос Мерлина, принеся с собой его всегдашнее отличное утреннее настроение. Некоторые вещи никогда не меняются. А вот другие - напротив… С тех пор как Гвиневра забеременела, Мерлин больше не вопил каждое утро: «Проснись и пой!» - входя в королевскую опочивальню.
Похоже, он решил полностью забросить побудку короля, пренебрегая даже вытаскиванием его из кровати. Хотя Артур и не признался бы в этом ни за что на свете, он чувствовал себя забытым. Поскольку новый утренний ритуал Мерлина был предназначен совершенно не ему. Он заключался в пробуждении Гвиневры с помощью подноса, нагруженного невообразимыми вкусностями. Свежие фрукты, жареные яйца, хрустящий хлеб, нежная ветчина, мягкий сыр сопровождались самыми изысканными пирожными, какие Мерлин только мог достать, большей частью изобилующими кремом и сахаром. Артур подозревал, что Мерлин подкупал персонал кухни, чтобы каждое утро приносить разные пирожные. Если только не создавал их сам, в каковом случае он не жаловался на воображение!
Кроме того, он никогда не забывал поставить на поднос немного свежих цветов из сада – тем утром это были лилии. Самым радостным тоном Мерлин желал своей подруге Гвен «хорошего аппетита», окидывая ее влюбленным взглядом, когда, привлеченная вкусными запахами специально для нее приготовленного великолепного завтрака, королева открывала заспанные глаза, чтобы наугад взять одну из сладостей.
Когда Артур пытался схватить что-нибудь с подноса, он получал шлепок по пальцам, сопровождаемый ворчанием: «Это не для тебя». Король не знал, как на этого реагировать. Он подозревал, что сам должен бы приносить Гвиневре по утрам вкусности. Но, глядя, как она весело поглощает все это, и не имея возможности разделить с ней трапезу под страхом быть грубо осаженным, Артур испытывал желание громко запротестовать.
- Мерлин, ты восхитителен, - вздохнула Гвиневра, прищурившись.
- Для меня удовольствие доставлять тебе удовольствие, - любезно ответил Мерлин. – Как ты себя чувствуешь сегодня? Усталость? Тошнота? Озноб?
- Ничего такого, - весело ответила она. – Мне очень хорошо.
Мерлин радостно улыбнулся, но не перестал закидывать ее вопросами:
- Хочешь, чтобы я проветрил комнату? Или сильнее натопил? Хочешь чего-нибудь особенного? Может, немного музыки? Кажется, дети любят музыку. Я встретил в городе повивальную бабку вчера вечером, и она мне объяснила, что даже в утробе матери они могут слышать все, что говорится вокруг них… Мне это показалось очень впечатляющим… По ее словам, музыка успокаивает их и помогает чувствовать себя любимыми.
Артур зарылся головой под подушку. Он никогда не слышал ничего более смешного. Мерлин часто вел себя как девчонка, но то, как он превращается в наседку – было несколько… обескураживающе. Теперь он проводит ночи в разговорах о детях с повитухами.
- М-м-м… я только на третьем месяце, - произнесла Гвиневра, беря пирожное.
- Слышишь, Мерлин? – подал голос завернутый в одеяла король. – Три месяца. Еще шесть месяцев ждать до рождения.
- О! – произнес Мерлин. – Великий король умеет считать.
- Сомневаюсь, что у ребенка уже есть уши, - задумчиво прошептала королева.
- Конечно, есть! – Мерлин закатил глаза. – Уверен, они идеальные – как у его матери…
Гвен очаровательно улыбнулась ему.
Артур бросил взгляд из-под подушки в направлении еды и попытался воспользоваться разговором, чтобы стащить с подноса пирожное с кремом.
- Немедленно положи обратно, - шокированным тоном приказал Мерлин, обвиняюще наставив на него палец. – Как ты смеешь? Отнимать кусок хлеба у собственного сына. Это недостойно тебя!
- Но… здесь полно других, - слабо запротестовал Артур, замерев с лакомством в руке – между подносом и ртом.
- Если ты съешь это пирожное с кремом, ты потолстеешь, - заявил Мерлин. – Это Гвен беременна – она должна набирать вес, а не ты. Ну, будь благоразумен… и положи то, что взял, обратно на поднос. Немедленно.
- Но я голоден! – пожаловался Артур, чей желудок яростно урчал.
- Не будь ребенком, - нахмурился Мерлин.
Артур в досаде выпустил пирожное. Гвиневра бросила на него взгляд, полный сочувствия, и у него возникло впечатление, что она – с набитым ртом – насмехается над ним. Он испустил мученический стон и натянул одеяло на голову.
- Повитуха говорит, что такое поведение очень часто встречается, - заметил Мерлин с понимающим видом. – По ее словам, многие будущие отцы боятся перестать находиться в центре внимания. Артур, хватит!
Пальцы короля замерли в нескольких дюймах от кусочка пирога.
Гвиневра спрятала улыбку, не вмешиваясь, не принимая какую бы то ни было сторону.
- Но здесь слишком много для нее одной! – воскликнул Артур, переходя в наступление.
- Если хочешь что-нибудь поесть, иди ищи сам, - возразил Мерлин.
- Но я король!
Последний аргумент Артура. У Гвиневры задрожали губы.
- Да, король обжор.
Королева рассмеялась, ревниво нависнув над своим подносом, чтобы защитить его от надвигающейся драки. После четырех лет замужества она привыкла к перебранкам Мерлина и Артура. Наблюдение за их сражениями по утрам давно не шокировало ее. Конечно, это показалось бы неуместным и неприличным кому-то другому, но в ее глазах, это просто… были они.
Мерлин холил и лелеял ее, точно был ее матерью, и пытался узнать все, что как-либо относилось к детям. Артур весь день не отрывал от нее заботливого взгляда и часами мечтал о том, каким будет отцом. Но когда они оказывались лицом к лицу, оба немедленно превращались в детей. И Гвен любила их такими.
Им очень повезло, что время от времени они могли побыть просто самими собой: вдали от долга, от судьбы, не король, не маг, не защитники Альбиона – просто Артур и Мерлин, такие трогательные и забавные. Гвен радовалась, что они позволяют себе быть такими в ее присутствии.
Артур прыгнул на Мерлина, чтобы задушить его подушкой. Тот издал возмущенное восклицание. Перья разлетались над матрасом.
- Попляшешь у меня, - ворчал Артур, все еще наполовину завернутый в одеяла, пока Мерлин пытался вырваться, разворошив всю кровать.
Артуру удалось прижать Мерлина, и он принялся его щекотать. Мерлин хохотал так, что начал задыхаться и попросил пощады. Но Артур никогда не умел остановиться в нужный момент. Маг угрожающе направил на короля палец.
- Артур! Хватит, - серьезно произнес он.
- Да? И что ты сделаешь на этот раз, чтобы выкрутиться? – Артур мстительно улыбнулся.
«Не провоцируй его, ты проиграешь», - весело подумала Гвен.
Прямо над головой короля материализовалось ведро воды и опрокинулось на него. От холодной воды Артур подскочил, словно кот, брошенный в ручей, и принялся прыгать на месте, яростно отфыркиваясь. Гвен улыбалась до ушей, уплетая засахаренные яблоки. Мерлин снова захохотал, рухнув на мокрые подушки.
- Я убью тебя! Я убью тебя!
Гвен погладила живот и прошептала:
- Нет, не волнуйся… Конечно, папа не серьезно.
- Ты сам напросился. Сир.
- Я хочу мой завтрак. Немедленно!
- Слушай, малыш, раз у тебя есть уши, - продолжила Гвен. – Эти два хулигана, которых ты слышишь – твой отец и дядя Мерлин. Считается, что они оба взрослые, но когда их никто не видит, можно подумать, что им пять лет.
В этот момент Артур как раз выпихнул Мерлина с кровати, и они, сцепившись, рухнули на пол.
- На двоих, - восхищенно уточнила Гвен для будущего принца.

***
Беременность была благословением. Гвен никогда не чувствовала себя такой цветущей. Она восхищалась жизнью, растущей в ней, и не проходило и дня, чтобы она не думала о своем сыне. Хотя он был еще невидим, Гвен чувствовала сильную и глубокую связь с ним, какой никогда прежде не испытывала. Оставаясь одна, она часто сидела, положив ладонь на живот, прикрыв глаза, дрожа от счастья, и шептала нежные слова своему ребенку. Носить в себе жизнь, чувствовать, как она вибрирует и растет, было по-настоящему волшебно. Гвен следила за малейшими изменениями в своем теле. Порой она удивлялась, что ощущает себя такой переполненной и такой безмятежной.
Не одна Гвен мечтала вслух. Эта беременность сделала и Артура по-настоящему счастливым. Может быть, больше, чем когда-либо. Он мечтал стать не таким отцом, каким был для него Утер. Отцом внимательным и нежным, который будет играть со своим сыном, подкидывать его на коленях, чтобы заставить смеяться, или утешать, обнимая, когда ему будет грустно. Когда Артур говорил об этом, он никогда не говорил о наследнике, которому однажды передаст трон Камелота. Он не думал ни об его обучении воинскому делу, ни о его долге перед народом. Он видел только ребенка – не Артура в миниатюре, а маленького мальчика, который будет сочетать в себе их обоих. Нежность Артура, когда он говорил о сыне, трогала Гвен больше, чем она могла выразить.
- Я не хочу, чтобы он был как я, - признался однажды Артур. – У меня ушло столько времени на то, чтобы узнать, что по-настоящему важно в жизни. Я хочу, чтобы он вошел в зрелый возраст, уже понимая, что слушать свое сердце – это сила, а не слабость. Как ты и Мерлин… Я буду так горд, если он унаследует от вас непосредственность и теплоту.
Каждую ночь Артур с Гвен, лежа рядом, часами говорили о ребенке и о радости, которую принесет им наблюдение за тем, как он растет. Когда они так беседовали, сплетя пальцы, их голоса дрожали. Они смеялись, воображая первые шаги маленького принца, первые слова, первые глупости. Оба были убеждены, что это мальчик, и уже придумали ему имя: Галаад. Когда они пытались представить, каким он будет, то видели темные кудри, большие голубые глаза и слишком хорошо подвешенный язык. Он будет храбрым и упорным, как отец, великодушным и благоразумным, как мать, мудрым и неуклюжим, как Мерлин.
Днем Мерлин частенько присоединялся к их мечтам. Он говорил тогда о родах и важности образования. Было очень забавно слушать, как Мерлин разглагольствует о том, в чем совершенно не разбирается. И Артур насмехался, что все его знания по предмету чисто теоретические. Мерлин возражал, что он учился у Гаюса и знает об этом больше Артура. Артур хохотал, восклицая, что роды – область девчонок. «И лекарей», - неизменно отвечал Мерлин. Забывая, что он-то как раз лекарем не является.
На самом деле, Гвен отлично представляла Мерлина в роли заботливой няньки, из которого озорной маленький принц будет вить веревки, заставляя носиться без отдыха – точно как его отец. Она не представляла лучшего наставника для своего сына и знала, что с Мерлином и Артуром маленький принц получит совершенное воспитание, происходящее из совершенного равновесия.
Мерлин первым благословил ее ребенка, положив руку на живот, и он был единственным, кроме Артура, кому Гвен это позволила. Ей показалось тогда, что его пальцы коснулись ребенка сквозь нее, и что с помощью магии Мерлин что-то прошептал ему, словно уже сейчас начинал его воспитывать.
- Он тебе отвечает? – спросила Гвен однажды.
- Не словами, - ответил Мерлин с детской улыбкой. – Но некоторым образом он чувствует мою магию, и ему нравится, когда она убаюкивает его. Он уже личность, хоть и крошечная. И это мой способ… сказать ему «добро пожаловать». Через прикосновение он в каком-то смысле уже знает меня.
- Мне не терпится увидеть его. Узнать, каким человеком он станет…
- Хорошим, - не колеблясь, ответил Мерлин.
- Думаешь… он будет магом? Мне этого хотелось бы. Но это маловероятно, правда? Ни я, ни Артур не обладаем магией.
- Не знаю, - признал Мерлин. – Магия очень таинственная вещь…
До сих пор беременность королевы оставалась тайной. Первые три месяца – всегда самые чувствительные, и она отложила объявление новости на более позднее время. Которое теперь наступило.
Ради этого Артур организовал большой праздничный турнир и пригласил всех рыцарей Камелота и союзных королевств участвовать в нем. В конце игр он собирался обнародовать новость.
Мерлин, конечно же, издевался над другом:
- Турнир на свадьбу, турнир для ребенка. Неужели здоровенные потные олухи, стиснутые в негнущихся доспехах, являются лучшим подарком для Гвен в честь великой новости?
- Это традиция, Мерлин, - закатил глаза Артур.
Конечно же, Мерлин знал это. Но не мог не сделать замечание, и Артур и не ждал от него другого.

***
Палатки рыцарей, приглашенных на турнир, располагались во дворе, и толпа уже собралась на скамейках, когда Артур, Гвиневра и Мерлин вышли, готовые председательствовать на празднике. Артур не будет сегодня сражаться. Как Утер до него, став королем, он воздерживался от участия в турнирах.
Когда они пересекли Зал советов, направляясь во двор, начальник голубятни сообщил Гвен, что к ней прилетела одна из птиц Митиан. Он передал послание, и, когда Гвен взяла его, ей стало смешно. Письмо опять было адресовано Гавейну. Они с принцессой не прекращали переписку со времени ее выздоровления в Камелоте. Гвен оказалась кем-то вроде посредника между ними. Гавейн строил из себя гордеца, но королева была уверена, что его чувства к Митиан были чем-то большим, чем мимолетное увлечение. Подруга делала вид, что не заинтересована, но Гвен достаточно хорошо ее знала, чтобы понять, что она полностью увязла. Они ухаживали друг за другом, как два строптивца – без обмена любовными клятвами или обещаниями, с намеками и шутками, предназначенными скрыть обоюдное восхищение.
Многие подумали бы, что их любовь невозможна, однако Гвен была далека от подобных суждений. Митиан в свои тридцать лет одна управляла королевством. Гавейн со своей стороны был закоренелым холостяком. Они были преданы своему долгу – ни один, ни другая не оставили бы его ради каких бы то ни было глубоких отношений. Но зачем лишать себя совместного счастья, даже если они не могли жить рядом? Гвен знала, что одиночество порой давит на плечи Митиан, и понимала, что у Гавейна под видимостью балагура и гуляки прячется доброе сердце. Она не зацикливалась на миссии свести их, но эта идея очень ей нравилась.
- Идите без меня, - сказала она Мерлину и Артуру. – Мне надо кое-что сделать – я догоню вас.
Гвен направилась к оружейной в поисках друга. Гавейн закончил приготовления к турниру, и лошадь ждала его во дворе. Увидев ее, он нетерпеливо приподнял бровь. Гвен загадочно улыбнулась:
- Вам письмо, сэр рыцарь.
- Принцесса? – нетерпеливо спросил тот.
- Нет, Томас, - весело заявила Гвен.
Разочарованное лицо Гавейна стоило всего золота мира.
- Конечно, принцесса, - улыбнулась она. – Кто еще мог додуматься писать вам?
- У меня сейчас нет времени читать ее письмо, - ответил Гавейн, сделав вид, что ему совершенно неинтересно. – Меня ждут на турнире…
Гвиневра приподняла бровь. Гавейн неестественно улыбнулся и набросился на послание, заставив ее расхохотаться. Жадность, с которой он его проглотил, была совсем не притворной.
- Митиан, Митиан, - весело пробормотал Гавейн, закончив читать. – Как вы можете быть одновременно такой восхитительной и такой невыносимой?
- Что она пишет? – спросила Гвен.
- Вы не читали? – не поверил Гавейн.
- Нет! Я никогда бы не посмела.
- Я думал, моя королева более любопытна… - рыцарь состроил гримасу.
- Так и есть. Но любопытная – не значит нескромная. Я никогда бы не стала читать без вашего разрешения…
Гвен попыталась утащить у него послание. Гавейн сопротивлялся несколько мгновений, после чего протянул письмо добровольно.
- Вы позволите взглянуть?
- Ну, конечно.
Гвен развернула письмо:
«Дорогой Гавейн,
Со своей стороны, я всегда считала, что темное пиво лучше светлого, и я тоже нахожу его более характерным. Но, по правде говоря, я предпочитаю сильный алкоголь, когда хочу развлечься, что, увы, происходит не слишком часто. Это похоже на ваши азартные игры: зачем держать пари на мелочь, если, рискнув всей ставкой, можно много выиграть? Возможно, вы игрок, друг мой, но мелкий игрок, скажу я вам, вопреки всем вашим хвастливым речам. Есть старая поговорка, которая утверждает, что те, кто много говорят, мало делают, и после вашего последнего послания я спрашиваю себя: можно ли ее применить к вам?
Если вы сомневаетесь в моей способности противостоять вам на поле боя, я продемонстрирую ее в свой следующий визит. Я брошу вам перчатку, и будьте уверены, что состязание станет запоминающимся. Тогда вы узнаете, что некоторые женщины способны сделать с копьем. После того, как я брошу вас на землю, мы сможем поговорить обо всем остальном… в таверне, почему бы и нет? С бокалом ликера в руках.
Митиан».
- Она пишет вам, чтобы поговорить об алкоголе, азартных играх… и состязаниях? – недоуменно спросила Гвен.
Гавейн рассмеялся и ответил с бесконечным уважением в голосе:
- Вы не поймете. Эта женщина – просто ужас. У нее слишком извращенный для вас ум.
- Так же как и у вас, - довольным тоном заметила Гвен. – Мне кажется, это скорее хороший знак!
Затрубили рога, возвещая начало празднеств. Гвен должна была занять почетное место на трибунах, а Гавейн – выйти на ристалище.
- Я хочу продолжить этот разговор в перерыве, - сказала она.
- Непременно, - пообещал рыцарь, запрыгивая в седло.


Глава 2

Король с королевой сидели рядом на почетных местах, все трибуны были заполнены. Впервые после долгого времени в Камелоте проходил большой турнир, и сотни людей пришли посмотреть на него. Рога протрубили, и рыцари с копьями в руках выехали на площадку. Турнир должен был проходить в трех частях: сначала – состязание с копьем, потом – поединки на мечах, и наконец – общая битва, которая завершит праздник.
Артур встал, чтобы поприветствовать участников:
- Рыцари Альбиона, благодарю вас за участие в этом большом событии. Пришло время доказать вашу храбрость. Властью короля Камелота я объявляю турнир открытым! - Артур задержал взгляд на Солеле, который стоял среди других участников, и улыбнулся. - Нынешний чемпион – Солель, доблестный рыцарь Круглого Стола и защитник Альбиона. Тот, кому удастся победить его, сможет хвалиться, что преуспел там, где потерпел поражение дракон! Господа, я желаю всем вам удачи и хороших состязаний.
Когда король произнес эти слова, двое первых участников вышли на ристалище. Это были Герейнт – молодой рыцарь, недавно появившийся в Камелоте – и сам Солель.
По возвращении домой Артур официально нарек его Первым Рыцарем Камелота. Это был очень значимый почетный титул, который король создал специально для Солеля, считая, что его героический поступок во время битвы в Немете заслуживал справедливого вознаграждения. Солель был этим глубоко тронут.
В других обстоятельствах он был бы восхищен тем, как Артур говорит о нем. Но сегодня Солель был в отвратительном настроении, и черная тень покрывала все его мысли. Перед турниром он не сомкнул глаз – вернувшись в святилище, он провел ночь с Морганой. Как всегда бывало после встречи с ней, Солель внутренне кипел.
Три месяца назад, обнаружив свою любимую в объятиях Мерлина, Солель думал, должен ли он сразу расстаться с ней? Рассказать ей о том, что видел, чтобы заставить объясниться? Или продолжать навещать ее, как ни в чем ни бывало?
Первым его порывом было сжечь мосты. Он был глубоко оскорблен, и оборвать немедленно все связи представлялось ему самым очевидным решением – во избежание дальнейших страданий. По крайней мере, так он думал вначале. Но быстро понял, что не способен обойтись без Морганы. Солель чах вдали от нее…
В течение недели заключения в Камелоте он каждый час терзал себя вопросом, воспользовался ли Мерлин ночами, которые должны были принадлежать ему, посещая Моргану в ее спальне в святилище. И Солель вернулся на Остров Блаженных, чтобы увидеть ее – с горечью, несчастный, взвинченный, увлекаемый превосходящей его силой.
Он был решительно настроен высказать Моргане все, и на самом деле мог спровоцировать большую ссору, казавшуюся ему необходимой, если бы проявилось хоть что-то: виноватый взгляд, колебание в словах… Однако она была талантливой актрисой, и Солель не обнаружил у нее ни малейшего следа угрызений совести.
Он высматривал изменения в поведении или отношении, на которые можно было опереться, чтобы извлечь правду на свет. Но Моргана вела себя, как ни в чем ни бывало, открыто демонстрируя радость видеть его, и за несколько секунд ее зеленые глаза околдовали его.
Необходимость в ней была сильнее боли, причиняемой ее ложью. За один единственный ее взгляд Солель готов был отдать жизнь. Даже если влюбленное выражение ее лица было лишь иллюзией, он добровольно тонул в ее взгляде, потому что только эта гипнотизирующая зелень могла успокоить его мучения. Солель не мог жить без голоса Морганы, запаха Морганы, кожи Морганы.
Когда она поцеловала его, все принятые решения рухнули. Когда она обвила его руками, его мозг отключился – и он отдался ей, не в силах сопротивляться, желая только снова пасть перед ней.
Солель по-прежнему любил Моргану. Любил так сильно! За одно объятие его поглотило забвение, и он отказывался думать, что с ним делает Моргана. Он не хотел снова и снова видеть ее взгляд на Мерлина, когда, переплетя руки, они вместе плакали. Солель не хотел больше думать.
И, уходя, он не был способен противостоять ей.
Солель знал, что начнет кричать без остановки, если откроет рот. И все разрушит. Может, даже причинит ей боль с помощью магии. Моргана заслужила это, причинив столько боли ему. Разыгрываемая ею комедия только ухудшала предательство, доказывая, что ее чувства к нему были неискренними.
Солель так ее ненавидел! Но простая мысль о том, чтобы ранить Моргану, немедленно его парализовала. Близость ее тела делала его бессильным. Раньше любовь сделала из него мужчину. Теперь он стал лишь марионеткой в руках Морганы, и даже если она смеялась над ним, Солель не мог оторваться от нее. Он не мог уничтожить ее, не мог отомстить…
Таким образом, пришлось остановиться на третьем варианте. Сделать вид, что ничего не произошло. Спрятать свою боль, свой гнев. Отвечать улыбкой на улыбку, вести себя так, будто ничего не изменилось.
Солель стал таким же лжецом, как она – и эта ситуация убивала его.
При каждом влюбленном взгляде Морганы, при каждом нежном слове в его адрес, он замечал ложь на ее лице, слышал ложь в ее голосе. Он видел в ней одновременно чудесную женщину, в которую был влюблен, и искусную обманщицу с холодным сердцем, от которой обязательно должен был избавиться. И, однако, Солель неизбежно уступал ее власти. Каждый раз, когда он приходил в святилище, любовь, которую он по-прежнему испытывал к ней, отдавала его на ее милость. Порой Моргане почти удавалось заставить его забыть, кем она была на самом деле в глубине своей двуличной и скрытной души, заставить его поверить, что она искренна. И это было хуже всего: приступы надежды, которую она дарила ему, почти убеждая, что иллюзия реальна, чтобы потом боль осознания, что он снова позволил себя обмануть, с большей силой обрушивалась на него. Каждый из этих моментов в обществе Морганы был пыткой - но пыткой, которую Солель не мог прекратить. И как бы сильно она не заставляла его страдать, он любил это страдание, потому что оно исходило от нее. Тогда в глубине сердца он оплакивал подругу, которую когда-то обрел в ней – свою волшебницу, свою чародейку, свою половину.
И Солель кипел.
Как долго человек может выносить подобную ситуацию? не сойдя с ума?
Солелю необходимо было принять участие в состязании, чтобы разрядиться. Он выбил Герейнта из седла при первой же атаке, ударив его копьем в грудь. После чего бросил в пыль Персиваля, Гавейна, Леона. Ему не нужно было даже использовать магию, чтобы одержать победу. Турнир был спасением для него, позволяя приглушить грусть и разочарование.
Люди на трибунах бешено аплодировали, а Артур выглядел впечатленным, когда Солель одерживал победу за победой. Однако побеждая, он чувствовал себя проигравшим и никогда еще не был таким несчастным. Когда наступил момент принять почести турнира, который он выиграл, и королева подошла повязать свою ленту на его копье, а король объявил: «Невозможно отнять у него место первого рыцаря», - Солель благодарил Артура с грустной улыбкой.
Во время перерыва он отправился освежиться: перед возвращением на площадку для дуэли на мечах оставалось несколько свободных минут. Солель стоял перед поилкой рядом со своей жадно пьющей лошадью, а слуга, данный ему на время турнира, пришел проверить его доспехи.
В тот момент, когда он осматривал подпругу и смазывал соединения, Солель увидел Гвиневру в сопровождении Гавейна. Они воспользовались перерывом, чтобы прогуляться между палатками, и шли рядом, оживленно болтая. Гавейн, должно быть, рассказывал что-то забавное, поскольку сияющая королева засмеялась, откинув назад голову. Рыцарь, который был королем соблазнителей, сорвал цветок и держал его в зубах, глядя на Гвиневру с обольстительным видом. Когда он в свою очередь засмеялся, Солель увидел, как его рука задержалась дольше необходимого на плече королевы, и она ничего не сделала, чтобы прервать контакт… Солель вздрогнул от негодования.
Они выглядели флиртующими друг с другом. Уже не в первый раз Солель замечал их вместе. С тех пор, как войска Камелота вернулись с великой битвы в Немете, Гвиневра и Гавейн казались сообщниками.
Солель подумал, что Гавейн достоин пощечины за то, что осмелился вести себя подобным образом. Артур был королем. Он заслуживал большего уважения со стороны своих людей. То, что один из его рыцарей позволяет себе столь открыто, на людях, флиртовать с его женой, было бесчестным оскорблением. И однако Гавейн осмеливался. Гордо, без тени колебания. С улыбкой на губах.
А хуже всего было то, что Артур, видимо, ничего не замечал. Люди болтали у него за спиной, но он оставался глух к сплетням. От этой мысли сердце болезненно сжалось. Король мог быть порой таким наивным... Он был великодушен и доверчив, что Солель находил восхитительным – всегда готов поверить другим, всегда готов все простить. К несчастью, эти качества приводили к злоупотреблению окружающими его добротой. Артур был человеком, которого можно обмануть на виду у всех, и он узнает об этом последним. Солелю невыносима была мысль, что его короля могут принимать за идиота. Она растравливала боль от предательства Морганы.
Слуга рядом с ним, должно быть, заметил его взгляд, прикованный к Гавейну и Гвиневре, поскольку тихонько фыркнул.
- Между этими двумя что-то происходит – я дал бы руку на отсечение, - доверительно сообщил слуга. – Когда король был на войне, они были вместе день и ночь… близкие, как два пальца на руке.
Солель испепелил его взглядом. Он ненавидел пересуды, и собирался уже велеть идиоту заткнуться, когда тот продолжил:
- Вы знаете, что королева беременна?
- Беременна? – пораженно переспросил Солель.
- Совсем недолго, и очень немногие в курсе. Но Тереза, которая подметает у придворного лекаря, слышала его рекомендации королеве. После четырех лет, наконец. Странно, что это выяснилось после того, как король отсутствовал… Но поведение королевы не впервые вызывает сомнения. В конце концов, она уже была замешана в скандале.
- Что ты хочешь этим сказать? – в шоке спросил ничего не понимающий Солель.
Слуга улыбнулся:
- Вы никогда не слышали про знаменитую историю с Ланселотом Озерным?
Солель вспомнил, что Гавейн упоминал о ней несколько лет назад, однажды вечером в таверне… Он сказал: «До сих пор не могу поверить, что Гвиневра предпочла мне Ланселота». У остальных был смущенный вид. И когда Солель спросил, о чем речь, ему ответило молчание.
Он медленно покачал головой – против воли проснулось любопытство, желание узнать правду. Слуга не заставил себя просить – ему хватило одного кивка со стороны рыцаря, чтобы начать историю.
- Это случилось накануне королевской свадьбы. Все были удивлены, что Артур Пендрагон выбрал в жены служанку. Какое потрясающее восхождение по социальной лестнице для Гвиневры! Простая дочь кузнеца коронована… Многие задавались вопросом, не манипулировала ли она королем с корыстной целью. Он, конечно, был влюблен. Но она? В то время ничто не позволяло утверждать этого… особенно после того, что произошло. Прямо накануне церемонии бракосочетания, словно по волшебству, появился Ланселот: первая любовь Гвиневры, которого Артур сделал рыцарем за несколько лет до того… Странно, скажете вы. Считалось, что этот человек погиб в сражении годом раньше. Но он снова объявился, и все обрадовались, что он выжил. Он был из тех людей, что вызывают восхищение, как вы сегодня. Сильный и скромный воин… к тому же красавец. И вот во время турнира, данного в честь свадьбы, Ланселот очень эффектно выводит нашего доброго короля из игры, доказывая, что из них двоих он более сильный. Тем же вечером… Ланселота и Гвиневру застали вместе в тронном зале, страстно целующимися. Рыцарь оказался любовником королевы. Артур арестовал обоих. Ланселот совершил самоубийство в своей камере. Артур сохранил Гвиневре жизнь, но изгнал ее из Камелота. Ее изгнание должно было стать окончательным, но после нападения Морганы на Камелот они вернулись вместе, и он решил простить ее.
- Простить? Подобное предательство? – пораженно произнес Солель.
- Да, и, несмотря на то, что она сделала, он женился на ней. Все знают эту историю. Вы не слышали о ней только потому, что вас не было в то время в Камелоте.
Солель посмотрел на Гвиневру, которая стояла, положив руку на живот, глядя прямо в глаза Гавейну. Услышанная только что история все еще звучала в голове, и все мелкие детали, которые раньше проходили мимо сознания, внезапно обрели смысл…
После четырех лет бесплодия королева чудесно забеременела не от мужа. Ребенок, наследник трона, которого она носила, был сыном Гавейна-соблазнителя, неисправимого Гавейна, который, привыкнув бывать в чужих постелях и хвастаться этим в тавернах на закате, ни секунды не колебался, точно так же поступив с женой своего сюзерена. Бедный Артур, чья корона однажды перейдет к чужому отпрыску – он ничего не подозревал о ловушке, жертвой которой стал. Королева была беременна бастардом, и, если никто не помешает, однажды этот бастард – сын дочери кузнеца и бесчестного рыцаря – сядет на трон Камелота.
Солель смотрел, как Артур подходит к Гвиневре с наивной улыбкой на губах, с очарованными глазами, не замечающими правду.
Сжав кулаки, он подумал: «Я не могу позволить этому случиться».

***
Затрубили рога. Пришло время возвращаться на ристалище для сражения на мечах, а Солель внутренне кипел еще больше, чем раньше. Его первый противник был рыцарем из королевства Аннис, который приехал, чтобы помериться силами с чемпионами Камелота. Солель обрушил на него весь свой гнев и вывел из игры за десять ударов. После чего покинул площадку до следующего боя, с волнением наблюдая за списком.
Он надеялся, что ему удастся сойтись с Гавейном и преподать ему хороший урок. Но Гавейн сражался с Персивалем, который разоружил его, и Гавейн ушел на трибуны, сев… рядом с Гвиневрой. Солель пришел в бешенство.
Артур с Мерлином были погружены в свой разговор, и ни один не замечал, что королева тут же повернулась к любовнику, чтобы возобновить беседу, которую они начали немного раньше – их глаза, по-прежнему прикованные друг к другу, сияли. Они бесстыдно выставляли на всеобщее обозрение свою отвратительную связь. Гвиневра потихоньку передала Гавейну записку, которую тот ловко спрятал в отвороте перчатки, доказывая, что они назначали друг другу тайные свидания.
В этот момент Солель перестал следить за ними, поскольку должен был вернуться к сражению. Он оказался перед Персивалем. Солель был в такой ярости, что магия, помимо его воли, едва не спалила трибуны дотла. Он изо всех сил контролировал уровень энергии, заставляя ее отступить. Персиваль был удивлен силой его атаки. И Солель не дал ему времени опомниться, нанеся завершающий удар при помощи секретного маневра Гавейна, которым рыцарь-предатель пользовался, чтобы завладеть оружием противника.
Персиваль попытался закрыться щитом, но, несмотря на преимущество в весе, Солелю удалось повалить его на землю. Гигант признал свое поражение, и Солель тут же протянул ему руку, чтобы помочь подняться. «Отлично сыграно, Солель», - дружески сказал ему Персиваль. Солель с улыбкой кивнул: «Спасибо, Персиваль. Я сегодня в форме».
Он вернулся на боковую линию, и Леон хлопнул его по спине.
- С той энергией, что ты сегодня демонстрируешь с утра, никто не отважится оспорить твой титул чемпиона.
Солель не ответил. Он знал, что время, когда его воспринимали, как младшего брата, осталось далеко позади. Ни один из его товарищей по оружию не был настолько силен, чтобы победить его. Все уважали его храбрость и мудрость. И это совсем без магии…
Но слава и признание, которых Солель добился от своих братьев, не спасали его от презрения той, кого он любил. Так же, как корона не защищала Артура от двуличия его жены. Неужели все женщины одинаковы? Неужели все они ведьмы, змеи? У Солеля было все, о чем он мечтал, но никогда ему не было так горько.
Выиграл последнюю дуэль и подтвердив свой титул чемпиона, Солель склонился перед королем, как того требовал обычай. Артур встал, аплодисментами приветствуя его подвиг. Солель думал, что на этом турнир для него закончился, но король удивил всех, воскликнув:
- Я поклялся не участвовать в соревнованиях сегодня, но не могу устоять перед искушением сразиться с лучшим из моих рыцарей.
Гром аплодисментов встретил это заявление. Беспокойство сжало сердце Солеля. Артур был хорош в битве на мечах, но то было несколько лет назад… Он больше не проводил тренировки так регулярно, как прежде, и не вкладывал в них столько упорства. Он утратил рефлексы, скорость и силу…
Солель достаточно знал свои нынешние возможности, чтобы понять: у короля нет ни малейшего шанса победить его в честной дуэли. А последнее, чего он хотел, это унизить Артура еще больше, после того как он был унижен поведением своей жены. Значит, он должен будет сдерживать удары, чтобы позволить Артуру достойно закончить поединок. Но в том психическом состоянии, в котором Солель был в тот день, он не был уверен, что сможет это сделать…
Король покинул трибуны, направившись к одной из палаток для участников турнира. Мерлин уже возвращался из оружейной, неся его доспехи. Он быстро и привычно надел их на Артура. Готовый к сражению, король присоединился к Солелю в центре площадки. Когда они подняли мечи, народ приветствовал обоих криками.
Они повернулись друг к другу и пожали руки.
- Удачи, - с улыбкой произнес Артур.
- Вам тоже, сир, - любезно ответил рыцарь.
Они отступили на несколько шагов и встали в стойку. Артур атаковал первым. Солель перешел в защиту, ограничиваясь отражением ударов, не отвечая на них. Но даже так королю не удавалось заставить его пошатнуться. Через несколько минут Артур понял его замысел и подозрительно спросил:
- Ты щадишь меня?
- Вовсе нет, сир. Усталость от предыдущих дуэлей…
- Какая усталость? Я видел тебя только что – ты был в лучшей форме!
Солель парировал удар, не зная, что ответить. Артур нахмурился и приказал:
- Атакуй меня.
Солель со вздохом повиновался, сдерживая силы.
- Лучше! - произнес разозленный Артур. – Я прекрасно знаю, что ты пытаешься сделать: точно так же я поступил в свое время с отцом. Но ему было пятьдесят лет, а мне только тридцать! Я не желаю, чтобы меня щадили. Если ты действительно способен меня победить, я способен принять это.
- Как пожелаете, сир.
Солель перешел в наступление в пол силы. Артур почувствовал, что он все еще не старается во всю мощь, и принялся изводить его, чтобы спровоцировать. Солель хотел не обращать внимания на провокации, но в этот миг краем глаза увидел, как Гвиневра что-то шептала на ухо Гавейну… и потерял контроль над собой. Это длилось лишь мгновение, но в это мгновение он атаковал Артура со всей силы, и меч короля взлетел в воздух, упав в нескольких футах от них. Солель осознал, что готов был бросить безоружного Артура на землю, и кровь отхлынула от лица при понимании, до какой степени ему было легко победить его. Артур, король Камелота, хозяин Альбиона, был слаб в сравнении с ним.
Солель почувствовал, как по щекам потекли слезы. Мысль, что человек, который вернул мир и реабилитировал магию в Альбионе, мог быть так легко побежден, была невыносима для него. Он отступил на шаг, давая королю красивое поражение.
Артур снял шлем. Он шатался, задыхался, но восхищенно улыбнулся ему и протянул руку:
- Браво, рыцарь Солель. Это был прекрасный поединок.
Солель принял рукопожатие короля, все еще пребывая в шоке. Сила, живущая в нем, пугала его. Он вспомнил о деревне друидов, которую уничтожил магией за секунду, и понял, что у него есть причины бояться того, на что он способен.
- Я не хотел… - извинился он.
- Не беспокойся, - улыбнулся Артур. – Я подозревал, что ты выиграешь, но хотел все-таки потягаться с тобой. Ты силен, Солель. Ты стал великим воином, которым Камелот может гордиться. А то, как ты вел себя во время нашей дуэли, доказывает, что я прав, доверяя тебе. Не присоединишься ли ко мне на трибунах, чтобы наблюдать общий бой?
- Охотно, сир, - с облегчением ответил Солель.
Они вместе поднялись на трибуны. Гавейн проигнорировал их, Гвиневра встретила улыбкой. Солель отметил, что место Мерлина пустовало.
- Куда делся Мерлин? – спросил он Артура, садясь рядом с ним.
- Он приносит свои извинения, - любезно вмешалась Гвиневра. – У него… телепатический сеанс. Он ушел, чтобы спокойно поговорить, но скоро вернется…
Он говорит с Морганой – понял Солель. Разрушительная ярость вспыхнула в нем. Даже сейчас они вместе. Как будто им не хватало всех остальных встреч.
- Мы не будем его ждать, - добродушно заметил Артур. – Мерлин в любом случае терпеть не может общие бои… а рыцари готовы к выходу.
Король поднял руку, и затрубили рога. Участники выехали на площадку на своих боевых конях, сверкая начищенными доспехами, и встали лицом к лицу, ожидая сигнала, чтобы атаковать.

***
Пендрагоны будто сговорились удивлять Мерлина. Артур застал его врасплох, неожиданно решив сразиться с Солелем, в то время как вовсе не собирался участвовать в турнире. А вскоре после этого Моргана озадачила его, выйдя на телепатическую связь. Уже давно он не слышал, чтобы она была так испугана, и понимал, что это значит. У нее было видение. Плохое видение. Среди криков и аплодисментов, сотрясавших трибуны, Мерлин не мог сконцентрироваться на ее голосе. Он вынужден был отойти от площадки, чтобы лучше слышать.
Но Моргана кричала нечто абсолютно бессвязное, и ему никак не удавалось разобрать смысл сквозь волну паники, окрашивающей ее мысли.
- Моргана. Я не понимаю ничего из того, что ты пытаешься мне сообщить, - с тревогой произнес Мерлин. – Постарайся говорить спокойнее.
- Мерлин, у меня нет времени объяснять. Нечто ужасное произойдет во время общего боя. Прошу тебя, ты должен ее защитить.
Страх охватил его.
- Кто в опасности, Моргана?
- Гвиневра!
Мерлин развернулся, готовый броситься бегом. Он уже сорвался с места, когда крик ужаса поднялся над трибунами… «Нет», - подумал он. Каким же он был идиотом, уйдя далеко от королевы! Мерлин рванул по воздуху, но в глубине души уже знал правду.
Слишком поздно.

***
Король опустил руку. Рыцари бросились вперед, и с металлическим грохотом начался бой. Некоторые взлетели в воздух от первого же удара – с легкостью обезоруженные. Другие храбро нападали друг на друга. Общие бои всегда были грубыми, но эта ярость была ничем по сравнению с той, что бушевала в сердце Солеля. Он стиснул руки на подлокотниках своего кресла, и надежно скрытая магия ревела внутри него. Моргана разговаривала с Мерлином. Опять. Краем глаза Солель заметил, как ладонь Гавейна сжала руку Гвиневры. Другой рукой королева с улыбкой коснулась живота. Солель посмотрел на Артура и обнаружил его, поглощенного боем, с широкой улыбкой на губах. Это было уже слишком.
Магия поднялась неудержимым вихрем, и всякая способность рассуждать покинула Солеля. Он должен был что-то сделать, чтобы спасти от унижения короля, который одарил его своим уважением и доверием, чтобы исправить недостойную ситуацию, развивавшуюся на его глазах, и заставить заплатить виновных.
Бастард Гавейна умрет, он лично проследит за этим. И немедленно.
Солель не мог взяться прямо за Гвиневру, поскольку нельзя было, не обнаружив своих способностей, пробить магический щит, которым Мерлин окружил королеву. Но были и другие, столь же эффективные способы убедиться, что справедливость восторжествует.
Солель сосредоточил магию на ближайшем рыцаре среди тех, что участвовали в общем бое, и проник в его сознание. Он прибыл из королевства Баярда и сейчас был слаб. Он боролся против воли колдуна меньше секунды, после чего сдался, полностью подчиненный его воле. Один прыжок отделял рыцаря от почетной ложи, где сидела королева. Солель внедрил в его сознание ярость и жажду разрушения, которая стала управлять его поступками, и рыцарь бросился на трибуны, вызывав удивленное «о-о-о», когда приземлился перед королевой.
Прежде чем кто-либо успел отреагировать, рыцарь пронзил мечом живот Гвиневры. Резким жестом Солель вонзил свой собственный меч в сердце рыцаря, и тот рухнул на землю мертвым.
Солель сглотнул и посмотрел на Гвиневру. Меч, пронзивший ее живот, пригвоздил ее к креслу. Она открыла рот в немом крике, вытаращив глаза. Струйка крови стекала по ее губам. Потом алый цветок распустился на голубом платье вокруг лезвия, погруженного в ее плоть, и она всхлипнула от боли.
Солель, сотрясаемый дрожью, отступил на шаг. «Что я наделал?» - потрясенно подумал он, поняв, что королева умирает.
Крик всеобщего ужаса поднялся над трибунами.


Глава 3

Гвен была уверена: Гавейн влюблен. Они все утро между состязаниями проговорили о Митиан, и даже если рыцарь, строго говоря, не признался в своих чувствах к принцессе (будучи слишком гордым для этого), некоторые признаки не могли обмануть. Каждый раз, когда Гавейн упоминал ее имя, его взгляд сиял, как никогда прежде. Он беспрестанно дерзко улыбался во время разговора и иногда, рефлекторно хватал руку королевы, словно делясь внутренним волнением.
Гавейн давал понять жестами то, что не говорил словами, совершенно не отдавая себе отчет в том, что так часто касался королевы во время разговора. Были и другие доказательства – Гвен начала их считать. Рассеянность, которую Гавейн продемонстрировал во время состязаний, и то, что победа или поражение его не волновали. На трибунах он потребовал у Гвен послание, по отношению к которому прежде притворялся равнодушным, заботливо спрятав его в отворот перчатки, чем вызывал у нее невольную улыбку. Сэр Гавейн-соблазнитель, наконец-то, был покорен женщиной!
Гвен была рада за Митиан, которая впервые познавала счастье влюбленности. Гвен часто сожалела о суровости жизни принцессы. Мысль о чудесном времени, ожидающем друзей, возвращала королеву в эпоху, когда они с Артуром были помолвлены: к их тайным свиданиям и поцелуям в коридорах украдкой. На ее губах расцветала идиотская улыбка при мысли о том времени, но это было сильнее ее… эти воспоминания ее умиляли.
Гвен представляла, как будет рассказывать эту историю Галааду, когда он подрастет. Она представляла его голубые глаза, округлившиеся от удивления, и внимательное выражение лица, когда он будет с интересом ее слушать. Она мечтала о вопросах, которые будет задавать ее сын, когда безумный рыцарь прыгнул на трибуны перед ней.
В следующее мгновение Гвен получила удар в живот и оказалась пришпиленной к креслу. Она не успела испугаться: все произошло так быстро, что она не видела удара. Боль пришла только через несколько мгновений. Глухая колющая боль, словно волной накрывшая все чувства – в глазах заплясали черные звезды. Тогда Гвен услышала панические голоса вокруг и поняла, что с ней произошло что-то серьезное.
Солель убил человека, бросившегося на нее, и сквозь пелену боли, помутившей сознание, Гвен различила, как Артур кричит ее имя. Его голос был душераздирающим, и она, точно отделившись от своего тела, задалась вопросом, не было ли ранение настолько серьезным, чтобы стать смертельным. Она успела только подумать: «Галаад». И ее сотряс всхлип, а ледяной холод начал распространяться в узле боли в животе.
- Нет, нет, нет, нет!
Гвен видела склоненные над ней лица. Гавейн с вытаращенными от ужаса глазами. Элиан, прикрывший рот рукой. И Леон… почему Леон рвал на себе волосы?
Потом Гвен осознала, что Артур стоит перед ней на коленях, с глазами полными слез, с выражением ужаса на лице. Его руки повисли, будто он не осмеливался прикоснуться к ней… плечи сотрясались от рыданий. Похоже, он был потрясен ее видом. Артур смотрел не на ее лицо… а на живот. Медленно Гвен опустила глаза и увидела. Меч, вонзенный в ее тело. Перед платья, пропитанный кровью. Ее рот округлился в немом крике, но ни один звук не вырвался из горла.

***
Мерлин мчался к королеве со скоростью молнии, но в глубине души он знал, чувствовал, что уже слишком поздно. Эта уверенность порождала черное отчаяние. Однако слишком поздно для чего, Мерлин не знал, пока не добрался до трибун, поскольку в королевской ложе было настоящее столпотворение, закрывавшее ему вид. Но хаоса и криков было достаточно, чтобы сжалось сердце, а во рту появился привкус пепла, подтверждая худшие страхи. Стиснув зубы, Мерлин отталкивал с пути зевак. Сердце бешено колотилось, в голове вертелась единственная мысль: только бы она не умерла. В памяти всплыло это утро и улыбка королевы, когда он принес ей завтрак в постель. Гвен, дорогая Гвен, при всем своем великолепии, такая простая, такая радостная, такая цветущая… Мерлин не хотел ее потерять – это было немыслимо, невозможно. Он расчистил себе путь, раздвигая народ плечами, и тогда увидел ее. Мерлин беззвучно закричал, потрясенный до глубины души. Мозг был не в состоянии уразуметь то, что он увидел. Меч, кровь. Расширившиеся от ужаса глаза Гвен. Артур в слезах на коленях перед ней. Рыцари, не знающие, что делать. Рыдающий и мечущийся из стороны в сторону Элиан. Солель как пришибленный, точно получивший удар по голове. Как это случилось? Мерлин отказывался верить. Не могло все рухнуть так быстро… такой прекрасный день не мог превратиться в кошмар за одну секунду. Возможно ли, чтобы разбились все мечты, все надежды, чтобы две самые драгоценные жизни были отняты у тех, кто их любил, без надежды вернуться? Если бы только он был здесь! Если бы он только не отошел, чтобы лучше слышать Моргану! Почему судьба всегда так жестока? Почему всегда, когда хочешь предупредить катастрофу, только ускоряешь ее?
«Она жива», - напомнил себе Мерлин.
Он стиснул зубы и бросился вперед, крикнув: «Отойдите!» - зная только одно: он должен добраться до подруги, пока она еще дышит.

***
- Нет, нет, нет, нет!
«Это страшный сон, это не на самом деле», - думал Артур. Но кровь, текущая из раны, не была воображаемой, как и потерянный взгляд Гвиневры, меч, пронзивший ее насквозь, и ужас, который он испытывал при мысли, что его жена может умереть.
- Гвиневра, Гвиневра, останься со мной. Не умирай, не умирай, прошу тебя… - умолял Артур.
Слезы текли по его лицу. Он не знал, что делать. Он был парализован ужасом, глядя, как она теряет сознание. Артур закрыл глаза, словно ребенок, испуганный темнотой, и изо всех сил позвал:
- Мерлин! Мерлин, умоляю, умоляю тебя, сделай что-нибудь!
Мерлина не было здесь. Мерлин ушел, а он ничего не мог сделать, чтобы спасти Гвиневру… Артура сотрясала сильная дрожь. Вокруг него толпились люди, громко кричавшие и бесполезно суетившиеся. Ему хотелось завопить: воздуха, дайте ей воздуха! Но у него пропал голос.
«Мерлин, прошу тебя».
И два слова вернули дыхание:
- Я здесь.
Рядом появился Мерлин, и его пальцы – твердые и успокаивающие – сомкнулись на плече Артура.
- Не дай ей умереть. Прошу тебя. Не дай ей умереть, - произнес Артур, вцепившись в него, словно утопающий.
Мерлин не ответил. Он опустился на колено перед Гвиневрой. Его лицо было бледно и сосредоточено.
- Артур. Отойди, пожалуйста, - спокойно велел он.
Артур подчинился.

***
Мерлин должен был оставаться спокойным. Не время предаваться горю, надо было контролировать себя. Он встретился взглядом с Гвен – одновременно испуганной и оглушенной болью. Когда Мерлин посмотрел на ее живот, чтобы оценить повреждения, все внутри скрутило. Он потянулся к ней магией, зондируя, и сердце разбилось на кусочки. Ему не надо было искать Галаада, чтобы знать, что его больше нет. Мерлин чувствовал его отсутствие так сильно, как если бы от него самого оторвали кусок. Его маленький принц ушел. Лезвие убийцы уничтожило его моментально, ударив прямо в сердце маленького существа, и всякий след его бытия исчез.
Мерлин запретил себе думать о непоправимой боли этой потери, потери ребенка, которого он благословил и для которого мечтал о чудесной жизни. Это было слишком тяжело. Он изгнал Галаада из своих мыслей и сосредоточился на Гвен. Она была еще жива, ей он еще мог помочь.
- Мерлин… - в ужасе выдохнула она.
- Прости, Гвен, - прошептал он.
- Не… твоя… вина… - с трудом произнесла она.
- Я помогу тебе, - попытался Мерлин успокоить ее.
Гвен кивнула. Ей было ужасно больно, и сознание покидало ее. Она цеплялась изо всех сил, чтобы не соскользнуть во тьму, тянувшую к себе. Теперь, когда Гвен увидела свою рану, она понимала, что умрет без магической помощи. Она не была уверена, что даже магия сможет помочь, и ей было страшно. Умереть таким образом казалось ужасным. Гвен вслепую протянула руку и отчаянно вцепилась в друга.
- Я должен буду вытащить лезвие, - прошептал Мерлин. – Я постараюсь сделать это, как можно быстрее.
Гвен охватил страх, но она храбро кивнула:
- Давай.
Мерлин схватил эфес меча двумя руками, осторожно сомкнув на нем пальцы. До самых глубин существа Гвен почувствовала малейшие колебания – будто ее сжигали заживо. «Прости», - выдохнул Мерлин и одним движением вырвал меч. Но Гвен показалось, что сталь целые века вынималась из ее тела. Невообразимой силы пульсирующая боль охватила до мозга костей. Мерлин отбросил оружие, заставляя себя не смотреть на кусочки плоти, оставшиеся на нем. Он немедленно положил ладонь на рану подруги и направил на нее всю силу своей магии. Его пальцы почти сразу же покрылись кровью. Никогда еще Мерлин не произносил заклинания с таким пылом.
Гвен почувствовала, как страшный обжигающий холод, который расползался в животе, сменился укрепляющим теплом, когда магия Мерлина заполнила ее. Она не смотрела на свою рану: слишком боялась упасть в обморок, если сделает это. Гвен полностью сосредоточилась на золоте, сияющем во взгляде друга, на выражении невозмутимой решимости, написанной на его лице. Он был великим магом. Если кто-то и сможет ее спасти, то только он… Гвен вцепилась в эту мысль изо всех сил.
Лицо Мерлина покрылось потом. Королева почувствовала, что он берет на себя ее страдания, и увидела, как он скривился от напряжения в тот момент, когда ее затопило облегчение. Разорванные органы внутри нее согревались. Гвен чувствовала исцеляющее действие магии, остановившей кровотечение и восстанавливающей то, что было повреждено. Боль вскоре совершенно исчезла, замороженная оцепенением, охватившим все члены. С возвращением хорошего самочувствия, которое она считала потерянным навсегда, на Гвен накатила волна усталости. Она была истощена, она не могла больше держать глаза открытыми… и соскользнула назад, словно тряпичная кукла.
- Гвиневра! – крикнул Артур.
Глаза Мерлина по-прежнему сияли, рука по-прежнему лежала на животе королевы. Он должен был исцелить эту рану. Он мог чувствовать, как затронутые органы срастаются, зарубцовываются… и еще увеличил силу заклинания. Мерлин хотел стереть всякий след зла, причиненного Гвен, как если бы это ужасное покушение никогда не происходило. Но он знал, что ничего не выйдет. Шрам никогда не рассосется полностью, и когда Мерлин понял, что это значит, бессильная ярость поднялась внутри, вызывая желание стереть в порошок все вокруг.
- Нет, - подавленно произнес он с глазами полными слез. – Нет…
Артур рядом с ним подавил крик.
- Она умерла, да? Ты не смог ее спасти! Гвиневра! Гвиневра!
Мерлин заметил безумное состояние, в которое его реакция повергла друга, и поспешно повернулся к Артуру, чтобы вывести его из заблуждения.
- Артур. Успокойся. Она жива. С ней все в порядке. Мне удалось ее исцелить. Но процесс исчерпал ее жизненную энергию, и она будет долго спать. Два или три дня подряд… Позволь перенести ее в спальню.
Артур молча кивнул, слезы все еще капали на его рубашку.
- Унеси ее, Мерлин, - произнес он надтреснутым голосом, когда смог снова дышать.
Мерлин осторожно, точно ребенка, поднял Гвен на руки и исчез, унося от любопытных, глазеющих на нее. Он появился в королевской опочивальне, вдали от криков и общей суеты. Очень осторожно положил подругу на кровать. Гвен глубоко вздохнула, и ее ресницы дрогнули, прежде чем она погрузилась в глубокий сон.
Мерлин упал на колени рядом с кроватью и, спрятав лицо в ладонях, зарыдал.

***
Артур на ощупь проложил себе дорогу сквозь толпу и, пошатываясь, направился к замку. Дойдя до центра тренировочной площадки, он упал на колени. Последовавший за ним Солель поспешил помочь ему подняться. Король обратил на него полный ужаса взгляд, и рыцарь, охваченный сознанием вины, подумал: «Это из-за меня». Он никогда не хотел причинить зло Артуру. Напротив, он хотел его защитить… Он не понимал, что король был влюблен в Гвиневру, что потерять ее было для него гораздо хуже, чем любой обман, который она могла совершить. Как у него с Морганой… Когда Солель управлял сознанием рыцаря, он не хотел ее убить… только уничтожить ребенка. Теперь он понимал, что если королева не поправится, Камелот потеряет короля, потому что рассудок Артура не сможет выдержать утраты любимой жены.
- Мне так жаль, - произнес он, покачав головой.
- Убийца… - глухо произнес Артур с безумным взглядом. – Ты убил его… Мы никогда не узнаем, почему он это сделал…
- Мне жаль, - повторил Солель, неспособный сказать что бы то ни было другое.
- Причины ничего не значат. Зло уже сделано.
Артур опустил голову, рыдания снова сотрясли его. Солель хотел помочь ему подняться, готовый принять на себя его вес, чтобы поставить на ноги, но король был слишком потрясен и обессилен. Солель посмотрел назад, в направлении трибун. Леон и Персиваль наводили порядок в толпе и организовывали вынос тела убийцы.
К тому времени, как Артур взял себя в руки, к ним присоединился Элиан в обезумевшем состоянии, поддерживаемый Гавейном, который, казалось, не мог прийти в себя.
«Я должен был убить его», - подумал Солель в ярости, глядя на отчаянное выражение лица любовника.
Артур, наконец, выпрямился. Гавейн приблизился к нему и с виноватым взглядом коснулся руки.
- Я сидел рядом с ней. Я должен был защитить ее ценой своей жизни, - слабым голосом произнес он. – Я ничего не заметил. Это произошло так внезапно. И теперь… это моя вина. Мне не хватило бдительности. Я виноват, что жизнь королевы в опасности… Я никогда себя не прощу.
Король покачал головой:
- Я тоже ничего не заметил, Гавейн.
- Она выживет, правда? – спросил Элиан.
Солель никогда не видел брата королевы ни таким потрясенным, ни таким уязвимым.
- Я не могу потерять ее. Это моя сестра… она вырастила меня, она всегда была рядом… я ничто без нее… она единственная моя семья, я не могу ее потерять, - растерянно произнес рыцарь.
Артур обнял Элиана и прикоснулся лбом к его лбу, не в силах успокоить по-другому. Боль, которую он испытывал, была двойной, потому что он знал кое-что, чего не знали остальные… И теперь он должен был сказать это. Артур просто не мог вести себя так, словно Галаада никогда не существовало. Его сын. Мерлин сказал, что Гвиневра выживет… но что касается Галаада… он не осмеливался надеяться.
- Она была беременна, - надтреснутым голосом произнес король.
«Артур был в курсе?» - в ужасе подумал Солель.
- Первая тошнота появилась как раз перед нашим отъездом в Немет… оставалось всего лишь шесть месяцев до рождения Галаада… Я собирался сегодня объявить народу хорошую новость.
Перед отъездом в Немет?
Желудок Солеля перевернулся. Если это правда… Если Гвиневра забеременела, когда Артур был в Камелоте… это означало, что король был отцом ребенка. Солель в ужасе отступил на шаг. Он позволил черноте своих чувств ослепить себя и вместо того, чтобы проверить подозрения, действовал по первому импульсу, не владея собой. А вдруг он совершил ошибку? А вдруг я убил наследного принца Камелота? Страх овладел им. В глубине души Солель понимал, что его необдуманный поступок только что опасно изменил будущее. И впервые за четыре года он испытал непреодолимое желание заглянуть в будущее. Может, прыгнуть сквозь время… пересечь две тысячи лет, отделяющие его от завтрашнего мира… в каком состоянии он найдет его? Вибрирующим магией… или агонизирующим, как раньше? Неужели в порыве ярости он убил всякую надежду?
«Не смотри, - велел себе Солель, изо всех сил цепляясь за настоящее. – Не смотри. Не смотри».
По щекам Элиана текли слезы:
- Беременна… Я не знал. Не знал…
- Я знал, - прошептал Гавейн. – Она сказала мне… когда в Немете шла битва. Она боялась будущего, боялась того, что случится, если победят саксы. Я поклялся ей, что никогда не позволю ничему случиться ни с ней, ни с принцем. Я не сумел сдержать слово…
Солель посмотрел на Гавейна и сглотнул. В его глазах не было ни малейшего следа лицемерия. Но как же то единение, что он видел между ним и королевой? Ему же не приснились их близость, их привязанность!
А вдруг это была… просто дружба?
Солелю стало дурно, когда он понял, что сотворил. Гвиневра была невиновна, однако… заплатила за преступление Морганы. Ошибка, которую он совершил, повлечет за собой большие последствия. Глядя на Артура, Солель предчувствовал, что отныне, что бы ни произошло, король никогда не станет прежним.
Тревога охватила его и пригвоздила к месту… Одна единственная ошибка… одна единственная ошибка, и все могло рухнуть. Но это не единственная твоя ошибка, не так ли? – прошептал внутри коварный голосок. Слезы навернулись на глаза, когда Солель вспомнил, как Килгарра приговорил его. Ты убьешь Артура. В сознании великого дракона не было и тени сомнения. «Я не злой, - с ужасом подумал Солель. – Я не убийца, я не чудовище».
- Есть ли малейшая надежда, что ребенок… - начал Элиан.
- Я предпочитаю не говорить об этом, - произнес Артур и, бросив на него пустой взгляд, пробормотал: - Я должен быть с Гвиневрой. Она сейчас нуждается во мне.
С этими словами король ушел в направлении замка – один, шатаясь, словно побежденный человек, идущий к смерти.

***
- Прости, Гвен, - прошептал Мерлин в королевской опочивальне. – Я должен был быть с тобой. Я должен был помешать этому человеку причинить тебе зло. Моя магия так могущественна, и все-таки мне никогда не удается спасти тех, кого я люблю. Если бы ты знала, как я хотел бы защитить своих друзей. Зачем мне эти силы, если они не спасают от страданий? Зачем мне быть самым могущественным магом всех времен, если меня нет рядом, чтобы не дать несчастью коснуться тебя и Артура? Ты моя самая дорогая подруга, Гвен. Ты была ей с первого дня, с тех пор, как впервые мне улыбнулась. Только ты могла решить подружиться с деревенским идиотом, поставленным в колодки. Ты самый храбрый человек из всех, что я знаю. Самый великодушный. Самый преданный. Ты всегда была королевой в сердце. Ты не подвела меня, когда мне нужна была твоя помощь. Но я сегодня подвел тебя. Тебя. Артура. Галаада. Мне так жаль. Так жаль…
- Мерлин.
Маг испуганно подпрыгнул. Он не слышал, как Артур вошел, и, только почувствовав его руку на своем плече, заметил, что король рядом. Артур произнес его имя с нежностью. Мерлин поднял на друга глаза, полные слез, и покачал головой, сдавленно произнеся:
- Моргана предупредила меня слишком поздно.
Артур сжал его руку, и Мерлин вцепился в него. Маг дрожал словно лист. Ноги у Артура были ватными. Он посмотрел на Гвиневру, лежавшую на кровати. Ее лицо было спокойным, дыхание глубоким. Она спала. Она жила.
- Ты спас ее, - сказал Артур. – Ты ее исцелил. Ты хороший друг, Мерлин.
Артур взлохматил ему волосы и сел на кровать, рядом с женой. Он ласково отодвинул с лица черные кудри, положил ладонь на разорванную ткань платья там, где меч пронзил живот. Рана закрылась. Кожа была здоровой и свежей, отмеченной бледным шрамом, который казался старым. Артур облегченно вздохнул и наклонился к любимой.
- Я люблю тебя, Гвиневра, - прошептал он ей на ухо. – Я запрещаю тебе умирать и оставлять меня. Что бы ни произошло, мы будем вместе до конца. Тебе придется быть мужественной, любимая. Тебе придется бороться ради меня. Но доверься мне. Я не покину тебя. Я буду рядом, когда ты проснешься, и каждый день после. И мы справимся с этим. Обещаю тебе.
Гвиневра оставалась неподвижной. Артур выпрямился, мягко повторив:
- Она не умрет.
Мерлин издал задушенный звук позади него, и Артур обернулся. Друг стоял, прислонившись к стене. Он прижал ладонь к губам и молча плакал. Артур никогда не видел его столь уничтоженным, и он знал причину. Он приготовился к этой правде, пока шел до замка.
- Ты не смог спасти Галаада, да? – наконец, грустно спросил король.
Глаза Мерлина все сказали за него, когда он покачал головой, подавив рыдание.
- О, Мерлин, - с болью произнес Артур. – Иди сюда.
Мерлин шагнул к нему, потом еще. Артур притянул его к себе и крепко обнял. Потом он закрыл глаза и прижался лбом к его лбу.
- Это не твоя вина, Мерлин, - мягко произнес он. – Не твоя вина.
Мерлин обмяк в его объятиях, сотрясаемый плачем. Он попытался говорить, но не смог ничего сказать и отчаянно вцепился в Артура, желая, чтобы ничего этого не было, желая вернуться назад. Как он объяснит другу правду? Как он объявит теперь, что они не только потеряли Галаада, но что Гвен никогда не сможет иметь детей?


Глава 4

Моргана была потрясена тем, что случилось с Гвен. Когда-то она была ее подругой и поверенной – они были близки, как сестры, всегда с готовностью поддерживая друг друга. Потом, когда Моргана перешла на сторону Моргаузы, они потеряли друг друга. Но после того как Моргана отвернулась от тьмы, она желала королеве Камелота только блага. Гвен вышла замуж за ее брата и сделала его счастливым. Она была королевой с великим сердцем, неусыпно заботящейся о своем народе. Но могла ли она надеяться на счастье теперь, когда безумный рыцарь лишил ее всякой надежды стать матерью?
Немногое могло сокрушить храбрую женщину, которую Моргана когда-то знала… но она боялась, что нынешнее испытание входит в это малое число.
Ей было больно – и оттого что ее подруга страдала, и оттого что Моргана потеряла члена семьи. Сын Артура и Гвен, маленький принц Камелота, на которого Мерлин возлагал столько надежд, был ее племянником, ее кровью, ее плотью. Поскольку Моргана не собиралась сама заводить детей, он был единственным продолжателем рода Пендрагонов… и вот он мертв.
Утер Пендрагон должен был перевернуться в могиле. Его дочь стала волшебницей, а сын женился на служанке, которая не сможет подарить ему детей. Как жизнь порой иронична! Самые великодушные люди – такие, как Гвен – должны страдать больше всех…
Боли, которую испытывала Моргана, уже было достаточно, чтобы вывести из равновесия. Но она еще и пребывала в глубоком смятении из-за того, как развивались события, приведшие к трагедии. Обычно Моргана видела далекое будущее, и ее предчувствия позволяли Мерлину предусмотреть свои действия. Впервые у нее было столь важное видение всего за несколько секунд до того, как события произошли. Утром, когда Моргане явилась картина рыцаря, бросившегося на Гвен во время турнира, общий бой уже начался. Машина судьбы уже была запущена. Было слишком поздно что-нибудь менять.
И это не было нормально.
Гвен была важна. Она была королевой Камелота. То, что влияло на ее судьбу, влияло на ход будущего. Моргана, видящая все остальное заранее, должна была давным-давно уловить день, когда подруге угрожала опасность.
Что же произошло? Почему она ничего не заметила?
Моргана размышляла об этом с утра, не переставая, ее грызли тревога и недоумение. И напрашивавшийся вывод ужасал ее. Моргана ничего не различала, когда будущее касалось Солеля. Она не видела, как он убивает красного дракона саксов. Она не видела, как он участвует в великой битве при Камланне, которая все время являлась ей во сне. Вопреки тому, что утверждала Айтуза, ни в одном из ее видений он не убивал Артура. На самом деле, Солель никогда не делал что бы то ни было ни в одном из ее видений – ни хорошего, ни плохого. Что могло означать одно из трех: либо дракон солгал ей о судьбе ее любовника; либо Солель был столь непредсказуем, что ускользал от любого предвидения; либо он нашел способ скрыться от ясновидения, чтобы Моргана ничего не знала о его действиях.
В любом случае она чувствовала, что Солель был замешан в опоздании, с которым она проинформировала Мерлина об опасности, подстерегавшей Гвен. И эта мысль пугала Моргану. Предостережения Айтузы о человеке, которого она любила, не переставали мучить ее. После того, как дракон объявил, что Мордред убьет Артура, Моргана собиралась раскрыть все Мерлину: настоящую личность Солеля, его связь с ней, сомнения касательно его будущего.
Но вот во время последней битвы Солель спас Артура. Мерлин видел это собственными глазами. И Моргана не смогла приговорить человека, которого любила, за будущие поступки, зная, что сейчас его сердце честно и прямо, потому что часть ее отказывалась верить, что все подчинены своей судьбе.
Вот только сомнение, то ужасное сомнение, которое Айтуза внушила Моргане, вновь возникало при любом случае, вызывая вопросы. А что, если ее любовник был предназначен стать творцом их общего уничтожения? А что, если он лгал ей насчет своих истинных намерений? А что, если он уже начал работать против них? Когда Моргана задавала себе эти вопросы, ее сердце разрывалось между любовью к Солелю и верностью Мерлину и Артуру.
Ей надо было с ним поговорить. Ей надо было расспросить его лицом к лицу. Ей надо было знать, был ли он причастен к несчастью, поразившему Гвен. Моргана была убеждена, что увидит правду в его глазах. Если Солель причинил зло ее подруге… она убьет его собственными руками.

***
Моргана находилась в саду, когда Солель пришел к ней ночью. Он и сам не знал, зачем явился. Это она спровоцировала роковые события. Из-за нее он наказал ни в чем неповинную королеву. Теперь его руки были покрыты кровью, а Камелот лишился наследника. Артур страдал, будущее никогда не было столь ненадежным – и все по вине этой женщины с двуличным сердцем. Солель ненавидел ее за то, что она довела его до подобных крайностей. И, тем не менее, он пришел к ней. Часть его боялась, что Моргана узнает о его преступлении. Другая часть отчаянно желала исповедаться ей и получить прощение. Солель совершенно потерялся. Однако он был здесь, на Острове Блаженных, вернувшись к источнику всех своих бед.
Моргана стояла прямая и неподвижная, точно мраморная статуя в своем белом платье, и Солель сразу заметил ее холодность и бледность. Когда он приблизился, она одарила его ледяным взглядом – вместо того нежного, каким обычно встречала. «Ведьма решила показать свое истинное лицо?» - с горечью подумал Солель, застыв напротив нее. Пронзительные зеленые глаза были прикованы к нему и заставляли чувствовать себя неловко. Из-за чего этот обвиняющий вид, этот немой упрек?
Должно быть, Моргана узнала, что произошло сегодня, как напали на королеву… но о его роли в этой атаке? Она не могла знать.
«Она не может знать, - вздрогнув, попытался убедить себя Солель. – Никто не может знать, что это сделал я». Так почему же Моргана смотрела осуждающее, словно он сделал что-то плохое?
- Ты знаешь… что произошло сегодня, - неуверенно произнес Солель.
- Да.
Голос Морганы был таким холодным, таким лишенным эмоций! Она не сказала ничего, кроме этого невыразительного «да», но продолжала пристально смотреть на него. И Солелю показалось, что ее взгляд пронзает его насквозь, раскрывая все его злые поступки. Моргана вскинула подбородок с гордым и высокомерным видом. Ее глаза горели и обжигали. «Гадюка», - в ярости подумал Солель. Вот кем она была – змеей. Но как же она была красива. Как она была желанна в своем презрении…
После долгого молчания Моргана, наконец, бросила:
- Скажи мне, что это сделал не ты.
Сначала Солель был поражен уверенностью обвинения. Потом в душе поднялся гнев. Как она смеет? Обвинять его, словно он в ответе за все беды мира, а она – невинная, уверенная в своем праве! Возможно, он совершил ошибку, но разве с Морганой такого никогда не случалось? Так как она могла судить его? После всего, что она сделала, после того, как она предала его! Только Моргана была виновата в том зле, что совершил Солель! Он ни за что не признает перед ней, что был неправ. Не тогда, когда она вела себя, будто оскорбленный судья. Лучше умереть!
- Зачем мне делать такое? – шокированно спросил Солель.
- Это ты мне скажи.
Он ничего не ответил. Она отвернулась.
- Гвен не заслуживала этого. Если я узнаю, что зло ей причинил ты… - безапелляционно заявила Моргана, - я никогда тебя не прощу.
- Как я могу иметь малейшее отношение к тому, что произошло? – с гневом воскликнул Солель. – Насколько я знаю, не я прыгнул на трибуны, как разъяренный безумец, чтобы наброситься на королеву! Я люблю Артура. Никогда я не хотел бы причинить ему зло. Как я могу навредить тем, кого люблю? Ты принимаешь меня за труса, готового нападать на женщин и детей, которых они носят в утробе? Или за больного, неспособного контролировать себя? Если действительно ты так думаешь обо мне… что я презренный убийца… Почему же ты со мной? Что есть во мне, что ты могла бы любить?
Он посмотрел на Моргану со всей своей ненавистью.
- Разве что твоя любовь ко мне – лишь ложь…
«И в таком случае скажи мне об этом, - в ярости подумал Солель. – Скажи, чтобы покончить с этим!»
- Нет! – потрясенно возразила Моргана, невозмутимая маска на ее лице треснула. - Как ты можешь так говорить? Ты знаешь, что я искренна с тобой…
- Правда? – иронично спросил Солель.
- Конечно!
По ее потерянному выражению, он с изумлением понял, что Моргана действительно дорожила им, какой бы лгуньей и манипулятором она ни была. Солель сузил глаза, по-новому взглянув на нее. Моргана не была всемогущей. Не была недостижимой. Не была сильнее него. Ему удалось задеть ее… так, может, удастся однажды подчинить? Не быть больше ее марионеткой, но напротив – стать хозяином… Эта мысль открыла ему новые перспективы, и уже более уверенно Солель спросил:
- Так почему ты так не доверяешь мне?

Солель стойко выдержал ее взгляд, и Моргане стало стыдно за то, что она так быстро осудила его… Конечно, не он держал меч, конечно, не он нанес удар. Но какое отношение он имел к рыцарю, напавшему на Гвен? Какое-то отношение он точно должен был иметь! Только Солель мог затуманить будущее, которое видела Моргана. У нее никогда не бывало подобного с кем-то другим. Если бы только у него не было такого самоуверенного вида, когда он отрицал свое участие в трагедии.
- Айтуза говорит… - смущенно начала Моргана.
- Драконы! – яростно оборвал Солель. – Снова и всегда – драконы! Что драконы знают о людях? Пусть Айтуза говорит! Килгарра тоже думал обо мне только плохое. Ты хоть представляешь, что я пережил в Немете, когда просил его о помощи? Он умирал, и я был единственным, кто мог выиграть битву. Все, что я хотел – спасти Артура. Но он заставил меня умолять, потому что он, так сказать, видел будущее и считал меня злом. Скажи, Моргана. Я показал себя злом, когда убил Смога и принес победу Камелоту? Я показал себя злом, согласившись скрывать свою природу, чтобы служить Артуру? По какому праву они все меня судят? По какому праву ты встаешь на их сторону, а не на мою?
Солель прервался, задыхаясь. И вдруг его взгляд стал ледяным.
- Если бы ты любила меня, ты никогда бы так не говорила.
- Я люблю тебя, - с силой произнесла Моргана. – Я никого так сильно не любила. Но в будущем…
- Я устал от того, что все, кого я знаю, предсказывают мое будущее! – прорычал он. – Только я могу решать мою судьбу!
- Солель.

Моргана протянула к нему руку. Солель видел, как она дрожит… и почувствовал ликование. Она боялась. Боялась, что он ускользнет от нее, боялась, что он ее оттолкнет. Боялась, что он ее покинет. Солель никогда не видел в ее глазах столько мольбы, никогда не видел такой муки на ее лице. В это мгновение уже не он был в ее власти.
- Я люблю тебя, - умоляющим голосом выдохнула Моргана. – Я люблю тебя, я не хочу тебя потерять… Что бы ты ни сделал, скажи мне правду… и я прощу тебя. Я могу простить тебе что угодно… если только ты признаешь свои ошибки, если только твое раскаяние будет искренним. Позволь мне помочь тебе… прошу тебя. Любовь моя…
Солель схватил ее за руку, резко притянул к себе и заставил замолчать поцелуем. Теперь он обладал ее губами, он заставлял ее задыхаться. Моргана закрыла глаза в его объятиях, отчаянно вцепившись в него, и вдруг Солель понял, до какой степени был глуп, живя в страхе. Еще не поздно изменить равновесие. Еще не поздно, чтобы Моргана принадлежала ему. Просто вместо того, чтобы подчиняться ей, вместо того, чтобы зависеть от милости ее улыбок, он должен повернуть ситуацию и показать, что она зависела от него, что она в нем нуждалась. Она хотела поиграть. Он поиграет с ней. Он заставит ее истощить свои силы, бегая за ним, он подчинит ее своим желаниям.
И однажды она будет принадлежать ему. Полностью. И он выиграет.
- Я ничего не сделал, - с силой произнес Солель. – Это правда. Я ничего не сделал, и мне не в чем себя упрекать. Если ты не веришь мне, скажи – и я больше не буду тебе докучать. Но если ты говоришь правду, будто любишь меня, поддержи меня, как должна это делать настоящая подруга, вместо того, чтобы осыпать меня сомнениями и подозрениями.
Моргана отвернулась, и Солель заметил, что по ее щекам текут слезы. Она плакала. А его глаза были сухими. Это было справедливым воздаянием за все бессонные ночи, что он провел из-за нее. Но даже после всей боли, что она ему причинила, Солель не мог не сочувствовать ей. Он хотел только, чтобы она выбрала его. Чтобы была верна ему. Больше никаких подозрений. Больше никаких колебаний. Больше никаких сомнений. Он вытер ее слезы и скользнул пальцами в ее волосы.
Моргана закрыла глаза при его прикосновении – ее дыхание было прерывистым, а лицо – взволнованным. Солель убрал руку и отступил.
- Что ты делаешь? – спросила Моргана.
- Ты слишком расстроена. Мне лучше уйти.
- Нет, - она схватила его за руку и, поколебавшись, попросила: - Останься. Я верю тебе, Солель. Прости, что сомневалась в тебе. Мне жаль.

***
Позже, когда они лежали рядом, Моргана прильнула к нему, точно ребенок, и Солель обнял ее. Впервые она казалась ему столь уязвимой, столь хрупкой.
- Как себя чувствует Гвен? – тихо спросила Моргана.
- Мерлин исцелил ее, но она еще не пришла в сознание. Не решаюсь представить, как она отреагирует, когда узнает, что потеряла ребенка.
Моргана ничего не ответила. Волосы закрывали ее лицо.
- Ты знала, что она беременна? – спросил Солель, внимательно следя за ее реакцией.
Моргана молча кивнула.
- Почему не сказала мне?
Солель злился на нее из-за этого. Если бы она была искренней с ним, если бы разделила с ним свое знание! Никогда бы он не повел себя так глупо…
- Что бы это изменило? – оцепенело ответила Моргана.
- Все. Я бы удвоил бдительность, чтобы защитить ее. И, может быть, заметил бы нападение. Моргана… Мы проводим вместе почти каждую ночь, но ты ничего не говоришь мне о том, что думаешь и знаешь. Почему ты столько скрываешь от меня? Почему ты предпочитаешь довериться Мерлину?
- Я не предпочитаю… - запротестовала Моргана.
- Конечно, предпочитаешь. Он все о тебе знает, тогда как меня ты держишь на расстоянии. Вы постоянно разговариваете телепатически. Вы беспокоитесь об одном и том же. Почему ты до такой степени доверяешь ему и так мало доверяешь мне?
- Ты не поймешь.
- Пойму, если ты объяснишь. Думаешь, я дурак?
- Мерлин спас меня, - глухо произнесла Моргана. – Я была одинока и потеряна, я заблудилась во тьме. Он должен был ненавидеть меня и желать моей смерти, но вместо этого он пришел ко мне и протянул мне руку. Он поверил в меня… когда я сама была неспособна поверить в себя. Он вернул меня к жизни.
- А я? Что я сделал для тебя? – спросил Солель, пылая ревностью.
Ее ответ совершенно его разоружил.
- Дело не в том, что ты что-то сделал, - дрожащим голосом произнесла Моргана. – А в том, кто ты есть. Я влюбилась в тебя, Солель. В тот день, когда ты взял луну пальцами, чтобы подарить мне. Я знала, что это неразумно, знала, что это нежелательно. Но я ничего не могла поделать, - она замолчала на мгновение и призналась: - Наша связь всегда была необыкновенно сильна. Я никогда не могла этого объяснить.
Их взгляды встретились, и Солель заметил, что Моргана дрожит.
- Я не могу потерять тебя, - испуганно повторила она.
Солель серьезно посмотрел на нее:
- Ты меня не потеряешь. Обещаю.

***
Многие подходили к изголовью спящей королевы. Артур поощрял любивших ее людей посещать ее, поскольку был убежден, что она услышит их сквозь транс и их слова придадут ей сил. Гвиневра заслуживала внимания и любви. Если бы на ее месте был кто угодно другой, она, не колеблясь, поступила бы именно так, и Артур чувствовал, что таким образом воздает ей должное.
Один за другим рыцари Круглого Стола вставали на колени рядом с ложем и разговаривали с королевой.
Солель пришел первым. Он заливался слезами, шепча, что Гвиневра – образец для всех женщин в своей верности королю, с которым разделяла царствование. Он проклинал себя за то, что не смог ее защитить, и просил прощения за страдания.
Элиан держал сестру за руку, благодаря за все годы, что она отдала ему, растя его, как мать. Он говорил, как любит ее и как боится потерять.
Леон почтительно прошептал, какую мудрую и справедливую королеву он видел в ней. Королеву, которой он восхищался, за которую, не колеблясь, отдал бы жизнь, и за которой готов был последовать с закрытыми глазами в огонь битвы.
Гавейн признался, что до нее у него никогда не было подруги и что ему не хватало ее прямоты и ее советов.
Персиваль превозносил ее сердце и то, как она защищала слабых, называл ее матерью народа и напоминал ей, что они все были ее детьми.
Во дворе замка народ собрался с зажженными свечами, горевшими всю ночь в ожидании пробуждения королевы, которая всегда так заботилась о своих людях. Они вспоминали, как Гвиневра распределяла продукты во время голода, как трудилась, помогая восстановить дома после разрушения. Люди вспоминали, как она вела рыцарей в поход и заключила мирный договор. Они стояли бок о бок и пели, чтобы согреть сквозь сон сердце Гвиневры, вопреки усталости не желая идти отдыхать, стремясь в этот день испытаний быть здесь ради нее – так же как она была рядом, когда они нуждались в ней.
Большинство слуг замка бодрствовали в Зале совета.
И любовь, которую народ Камелота выказывал к своей королеве, немного утишила боль Артура. Благодаря этим проявлениям поддержки, он знал, что они с женой не одиноки в своем испытании. Приятно было чувствовать себя в таком окружении, знать, что чудесная женщина, которую он выбрал, была также той, кого его народ избрал, чтобы царствовать над их сердцами.
Когда наступила глубокая ночь, Артур с Мерлином остались одни в королевской опочивальне, сидя рядом на полу. Они давно не разговаривали. Ни один, ни другой больше не плакал. Они погрузились в оцепенение с красными от пролитых слез глазами и занемевшим от долгой неподвижности телом.
Мерлин посмотрел на своего короля, своего друга, своего Артура, и понял, что пришло время сказать ему правду, которую он до сих пор скрывал. Это было так тяжело, но он больше не мог молчать. Он сглотнул и приготовился к признанию.
- Артур. Есть кое-что, что ты должен знать.
Друг ничего не ответил, но едва заметно кивнул.
- Рана Гвиневры была необычайно серьезной. Я исцелил ее, но пришлось заплатить цену. Я так хотел бы… чтобы этого не случилось. Но я не выше всех законов, и равновесие… может быть порой неумолимым.
Артур закрыл глаза.
- Гвен никогда не сможет иметь детей, - прошептал Мерлин.
Он с беспокойством ждал реакции друга, следя за эмоциями на его лице. И был удивлен, заметив лишь покорность. Артур глубоко вздохнул и ответил:
- Я подозревал это.
Мерлин вздрогнул, когда он добавил:
- Я сегодня много думал, Мерлин, и рассмотрел все возможности. Включая эту. Трон Камелота… не может оставаться без наследника. Если я умру… ради блага нашего народа абсолютно необходимо, чтобы кто-то мог занять мое место.
Мерлин побледнел, воскликнув в ужасе:
- Ты же не думал об этом? Ты не можешь бросить Гвен ради другой – не после всего случившегося! Может быть, ей удастся справиться с болью, если мы будем рядом, чтобы поддержать ее. Но если ты бросишь ее, чтобы жениться на другой, она умрет!
Артур потрясенно посмотрел на него.
- Бросить ее, чтобы жениться на другой? Мерлин! – он покачал головой и горячо произнес: - Никогда я бы так не поступил. Гвиневра – моя жена. Она единственная женщина, которую я люблю, и я буду любить ее до моего последнего вздоха. Родит она мне детей или нет, она – моя семья, самое дорогое, что у меня есть, и… Как ты только мог вообразить, что…
- Сожалею, - произнес Мерлин со слезами на глазах. – Не знаю, что мне пришло в голову.
- Конечно, мы все поддержим ее: ты, я, рыцари, весь народ. Конечно, мы все будем рядом, - с силой произнес Артур. – Однако трону Камелота нужен наследник. Будет ли он моей крови или нет – неважно. Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы у людей был кто-то, кто сможет их вести.
Мерлин кивнул.
- Нужен кто-то молодой, у кого все будущее впереди, - медленно продолжил Артур. – Верный принципам, за которые мы с тобой всегда боролись. Кто-то, кто не боится магии и может проявить благородство. Кого уважают рыцари, и кем восхищается народ. Кто был испытан в сражениях и может смело вести за собой войска. Кто будет готов отдать жизнь за Камелот и при случае сможет проявить рассудительность и мудрость, - Артур замолчал на мгновение и заключил: - Есть только один человек, которого я могу представить без колебаний.
Мерлин кивнул. Он знал, какое имя собирался назвать друг, и одобрял его выбор.
- Солель, - уверенно заключил Артур.


Глава 5

Когда три дня спустя Гвиневра проснулась, Артур был рядом с ней, и его лицо было первым, что она увидела, открыв глаза.
Мерлин сидел в углу комнаты, весь день ожидая вместе с королем, не в состоянии оставить его одного дежурить у постели королевы. Со стесненным сердцем он наблюдал, как Артур склоняется над Гвен, чтобы поговорить с ней в полголоса. Мерлин не слышал, что он ей шептал, но догадывался о содержании.
Я люблю тебя. Я с тобой. Вместе мы сможем все преодолеть. Даже если мы потеряли сына, даже если у нас больше не будет детей. Вместе мы сможем все преодолеть.
Слезы навернулись на глаза. В последние дни Мерлин заново узнал силу и мужество Артура. Он не сдался, не впал в отчаяние. Он противостоял обрушившемуся на него испытанию спокойно, забывая о собственной боли, чтобы полностью сконцентрироваться на благосостоянии той, кого любил. Артур хотел быть рядом, когда она очнется, и он был готов. Готов утешить ее, поддержать, вернуть к жизни. Готов быть сильным за двоих.
Благородство, проявленное Артуром перед лицом несчастья, напомнило Мерлину, почему он тысячу раз готов был отдать за него жизнь. Человек, сидевший на кровати, склонившись над женой, был воплощением великодушной и бескорыстной любви, которая стремилась защищать и исцелять. Мерлин верил в него. Он был уверен, что благодаря Артуру Гвен поправится. Он представлял, как она будет плакать, кричать от горя и биться в руках любимого.
Но все случилось совсем не так.
Гвен вздрогнула и отвернулась к стене – с пустыми глазами и потухшим лицом. Она не произнесла ни слова. А когда Артур хотел обнять ее, Гвен осталась неподвижной, точно деревянная. Отсутствующая.
И тогда Мерлин испугался.

***
В последующие дни Артур не покидал изголовья жены, но не добился от нее ни малейшей реакции. Когда он смотрел на нее, Гвиневра отводила глаза. Когда он обнимал ее, она не шевелилась. Когда он разговаривал с ней, она ничего не отвечала. Она не пролила ни слезинки, не издала ни звука. Никакого выражения не появилось на ее лице, которое казалось теперь бездушной маской. Как будто Гвиневра, на которой Артур женился, исчезла. Вся жизнь, вся радость покинули ее. Ужас, который он испытывал, видя ее такой, был хуже того, который он испытал, думая, что потерял ее. Артур вспоминал об облегчении, когда Мерлин сказал, что Гвиневра спасена, и понял, что, возможно, ошибся. Возможно, он действительно потерял ее, только по-другому, и она не вернется больше никогда.
Ночью, когда Артур наощупь протягивал руку, Гвиневра уклонялась от его прикосновения, сжавшись на своей половине кровати, вне его досягаемости. Утром, когда вставало солнце, она лежала с закрытыми глазами, делая вид, что спит, тогда как Артур знал, что она провела всю ночь, глядя в стену широко распахнутыми глазами.
«Это нормально, - повторял себе охваченный тревогой Артур. – Ей нужно время. Время, чтобы исцелиться от того, через что она прошла».
С болью в душе он должен был вернуться к своим обязанностям. И он попросил Мерлина занять его место рядом с Гвиневрой, пока его не будет днем.
– Прошу тебя, – Артур с трудом подбирал слова. – Придумай что-нибудь. Верни ее. Ты всегда был самым близким ее другом… если кто-нибудь может здесь преуспеть, так это ты.
Мерлин сделал все, что только мог, чтобы вернуть Гвен к жизни. Он разговаривал с ней, приносил цветы и лакомства, пытался развлечь ее, рассказывая последние новости в замке, дурачился, чтобы рассмешить ее, пытался уговорить прогуляться.
Но каждый его подарок, каждое предложение принимались равнодушно. Гвен не смотрела на цветы, не прикасалась к сладостям, не реагировала на признания или шутки, отказывалась выходить из комнаты. Она упорно предпочитала оставаться в кровати и ни разу не раскрыла рта.
Отчаявшись добиться успеха, Мерлин попытался послать к ней Элиана, потом Гавейна. Он отправился за Митиан и привел ее к подруге. Но ни один из них не преуспел там, где они с Артуром потерпели поражение. Все выходили из спальни, грустно качая головой, повторяя то, что он уже знал: она не произнесла ни слова, она не захотела ничего слышать.
В конце концов, Мерлину приходилось утешать их, тогда как он сам чувствовал те же отчаяние и беспомощность.

***
Дни превращались в недели, восемь из которых протекли без малейших изменений. Чем больше проходило времени, тем сильнее колебалось мужество Артура. Ради любви Гвиневры он мог сразиться с чем угодно, но был бессилен, если она его отталкивала. Из стойкого и спокойного он все больше превращался в раненого и уязвимого. Артур пытался это скрыть, но он недолго так продержится. Поэтому, чем больше проходило дней, тем больше боялся Мерлин.
Вопреки их общим усилиям согреть сердце Гвен, вернуть ее, заставить снова улыбаться, Артур бился о глухую стену. Гвен замуровалась внутри себя – в глубине боли, которую не могла ни с кем разделить.
Однажды Мерлин бесшумно вошел в королевскую спальню и обнаружил ее стоящей перед окном. Положив одну руку на живот, Гвен что-то шептала. Она не заметила его присутствия, и Мерлин не сразу понял слово, которое она без конца повторяла. А когда понял, сердце разбилось на кусочки.
- Галаад. Галаад. Галаад. Галаад.
Мерлин вынужден был опереться о стену. Худшее действительно случилось. Он слышал это в ее надтреснутом голосе, в котором звучало бездонное страдание. Он видел это в том, как Гвен смотрела в небо, будто мечтала только об одном: улететь и исчезнуть по ту сторону облаков, куда ушел ее сын. Гвен потеряла в этой трагедии больше, чем ребенка. Ее рассудок был сокрушен. Все ее существо повернулось к Авалону.
Тогда Мерлин решил использовать крайнее средство. Приблизившись, нежно произнося ее имя, он потянулся к Гвен магией. Он окутал ее золотистым теплом своей силы, желая помочь, исцелить, надеясь добиться хоть какой-то реакции – неважно какой.
И добился.
Но не той, на которую рассчитывал. Впервые за эти дни Гвен обратила на Мерлина свои огромные темные глаза и по-настоящему посмотрела на него, произнеся лишь одно слово:
- Нет.
Властность ее тона заставила его тут же отступить.
Не забирай у меня мою боль, - означало это «нет». – Она – все, что мне осталось.
- Гвен, - растеряно умолял Мерлин. – Я знаю…
- Нет, не знаешь, - отрезала она и спокойно посмотрела на него. - Ты не женщина, ты не знаешь, что значит носить в себе жизнь и чувствовать, как она превратилась в смерть. Ты испытываешь пустоту в мыслях, а я ощущаю ее в теле. Ты испытываешь боль в сердце, а я ощущаю ее в животе. Пожалуйста. Не говори, что ты знаешь. Только я могу знать.
- Ты права. Я не знаю. Но все, что я хочу – помочь тебе. Прошу тебя. Я не могу видеть, как ты страдаешь. Я знаю, что могу тебе помочь…
- Если ты действительно хочешь мне помочь, оставь меня, - мягко ответила Гвен. – Пожалуйста, Мерлин. Пожалуйста. Я не хочу говорить. Мне надо остаться одной.
Как он мог не выполнить ее просьбу?
Мерлин вышел, шатаясь. Слезы текли по лицу. Ни разу в жизни он не чувствовал такой печали.

***
В конце второго после рокового турнира месяца состоялась коронация Солеля в качестве наследного принца Камелота. Артур решил не откладывать церемонию, не собираясь делать тайну из сложившейся ситуации. Народ должен был знать, что у короля никогда не будет законного наследника. Людей надо было успокоить. И устроить траур по маленькому принцу, который никогда не родится.
В этот день Гвиневра, ко всеобщему удивлению, впервые решила покинуть спальню. Она спустилась в тронный зал, чтобы присутствовать на церемонии рядом с мужем – одетая в черное, с суровым лицом. От ее присутствия будто немая тень появилась, витая над собравшимися.
Когда корона была возложена на голову Солеля, Мерлин стоял позади Гвен. Артур торжественно провозгласил:
- Властью, данной мне, нарекаю тебя, рыцарь Солель, наследным принцем Камелота.
И когда молодой человек произносил свою клятву, Мерлин отчетливо услышал, как Гвен возмущенно прошептала:
- Нет. Не так все должно быть.
Она покинула тронный зал раньше, чем обеты были завершены, и Мерлин побежал за ней.
- Гвен? – умоляюще позвал он.
Она, нахмурившись, повернулась к нему, и жестко произнесла:
- Разве ты не видишь, как все это неправильно звучит? Не Солель должен быть наследником Артура, а его сын, дитя его плоти, его крови. Артур молод. Здоров. Он не должен отказываться зачать ребенка только из-за меня.
- Артур смирился с тем, что у него не будет наследника его крови, - мягко произнес Мерлин. – Он так поступает, чтобы показать, что останется с тобой, что бы ни случилось. Он показывает всему народу, насколько тебя любит. Он доказывает, что останется верен тебе в любом случае.
Гвиневра посмотрела на него бездонными темными глазами:
- Он не должен был.
Тем же вечером она перенесла свои вещи в соседнюю комнату.

***
Артур был в шоке, когда обнаружил, что Гвиневра покинула их спальню. Он поспешил к ней и принялся стучать в дверь, зовя ее из коридора, не заботясь о производимом шуме.
- Гвиневра, прошу тебя. Прошу, поговори со мной.
У Артура больше не получалось сдерживать свои боль и панику. Он сделал все, чтобы показать жене: он останется с ней, что бы ни произошло. И все равно она пыталась удалиться от него.
- Я не хочу говорить. Уходи, прошу тебя.
- Гвиневра. Это несправедливо. Ты несправедлива. Я люблю тебя. Не убегай от меня, не отталкивай меня. Я ничто без тебя.
Артур плакал, произнося эти слова – совершенно потерянный.
- Это неправильно.
Дверь открылась. Жена смотрела на него через порог. Она была прямой и величественной в своем горе.
- Ты – Артур Пендрагон, король Камелота и правитель Альбиона, со мной или без меня, - яростно заявила она.
Охваченный стыдом, Артур склонил голову, чтобы скрыть слезы.
- Не делай этого. Не прячься за стеной. Не веди себя так, словно наша любовь не имеет значения… Я обязан тебе тем, кем я являюсь. Ты сделала из меня человека, которым я стал. И без тебя я не могу им быть.
Гвиневра шагнула к нему и взяла его руки в свои.
- Ты ошибаешься, - она была спокойна и решительна. - Наша любовь – самый драгоценный подарок, который дала мне жизнь. Но Галаад мертв. Я бесплодна. И так не должно быть. Ты не можешь отдать трон Камелота и все, что ты построил, кому-то не твоей крови. Вот это было бы несправедливо.
- Гвиневра… Нет ни одной традиции, которую я бы не нарушил в течение жизни, - Артур безнадежно искал ее взгляд. – Я сделал это, чтобы быть рядом с теми, кого люблю. Я сделал это, потому что следовал своему сердцу в каждом принятом решении. Я ни о чем не жалею… Мой выбор сделан. И я не стану его пересматривать. Только тебя я желаю видеть матерью моего ребенка. И если у меня не будет детей с тобой, не будет совсем.
Гвиневра долго смотрела на него, после чего сказала:
- Но я не могу больше стать матерью, Артур. И я не позволю тебе лишить себя возможности иметь сына под предлогом, что я не могу тебе его подарить. Не делай вид, будто это не имеет для тебя никакого значения. Я знаю. Знаю, что имеет. Я видела твой взгляд каждый раз, когда мы думали о будущем, говоря о Галааде. Я видела твою улыбку, когда ты воображал себя отцом. Ты всегда желал этого больше всего.
Он покачал головой.
- Я хочу тебя. Я хочу быть с тобой.
- А я хочу, чтобы ты снова женился.
Артур потрясенно замер.
- Что? Как ты можешь такое говорить? Как ты можешь…
- Выбери женщину, которая сможет подарить тебе сына. И сделай своего ребенка наследником Камелота. Так все должно быть, Артур. А не так, как сейчас.
Гвиневра выпустила его ладони и отступила. Он смотрел, как она скрывается в комнате, смотрел на дверь, закрывшуюся, чтобы встать между ними.
- Я сделаю вид, что ничего не слышал, - произнес Артур, поглощенный горем. – Сделаю вид, что ты никогда этого не говорила. Я никогда не откажусь от тебя, Гвиневра. Никогда, никогда, никогда.
Он упал на колени рядом с дверью, сотрясаемый рыданиями. У него не было сил подняться. В конце концов, Мерлин пришел за ним, чтобы отвести в кровать. Он проплакал всю ночь. Напрасно Мерлин пытался урезонить его – слезы текли без остановки… Когда наступило утро, отчаяние, появившееся во взгляде Артура, было тем же, что у Гвиневры.
Впервые в жизни Мерлин не знал, что делать.

***
- Гвиневре не стало лучше, - прошептал Солель Моргане вечером своей коронации. – Не знаю, поправится ли она вообще.
Когда он увидел сломленный взгляд королевы во время церемонии, вина придавила его, и он задыхался под ее весом. Как принять, что он стал причиной такой боли, такого отчаяния?
Солель уничтожил невинную душу. Он так корил себя за это! Он вспоминал о жизнерадостности королевы, которую он разрушил и заменил несчастьем, витавшим отныне над Камелотом. Солель был виноват. Виноват во всей этой боли, виноват во всем этом отчаянии. Иногда ему казалось, что он сходит с ума. Ему часто случалось потихоньку плакать, когда он думал о том, какую огромную ошибку совершил.
- Помнишь о той ночи, когда ты впервые пришел за мной в святилище? – глухо прошептала Моргана, не глядя на него. – Тогда ты рассказал мне план. Ты объяснил, как собираешься сделать Гвиневру бесплодной и втереться в доверие Артура, чтобы однажды свергнуть его и занять его место.
Солель вздрогнул. Он помнил, как говорил все это, когда его сердце было полно ненависти и гнева. Но он больше не был тем, кто составлял эти сумрачные планы.
- Разве не странно, - сдержанно и грустно продолжила Моргана, - что каждый из этапов твоего плана до сих пор реализовывались один за другим? Вот ты наследный принц Камелота, в то время как Гвиневра разбита и бесплодна. Мой брат на коленях, а мой племянник мертв…
Звезды отразились в глазах Морганы, когда она повернула к нему голову.
- Скажи. Ты счастлив, Солель? Или я должна сказать… Мордред?
Он в ужасе повернулся к ней.
- Не зови меня так. Я не хотел, чтобы это случилось. Эта ситуация также огорчает меня, как и тебя. Но мы ничего не можем изменить. Слишком поздно. Слишком поздно…
- Ты думаешь? – задумчиво произнесла она.
- Моргана, - Солель схватил ее руку. – Ты же не веришь на самом деле, что я заранее все это задумал, нет?
- Нет, - признала она. – И тем не менее. Это случилось.
- Артур выбрал меня, чтобы вести народ Камелота, если с ним случится несчастье. У меня не было намерения добиваться этой чести. Я даже не знал до последнего дня, что он мне ее предложит. Я сделал это не для того, чтобы занять его место, но чтобы поддержать его. В моих глазах это необычайно важное обязательство. Я никогда не предам его доверия после всего, что он сделал для меня.
Моргана промолчала. Потом она поднялась с кровати и оделась. Солель с беспокойством наблюдал за ней.
- Куда ты? – спросил он.
Она не ответила.
- Моргана… - страх сжал горло. – Что ты собираешься делать?
- Ничего, что касается тебя.
- Скажи мне.
- Чего ты боишься? - Моргана растерянно посмотрела на него. – Что я повернусь против тебя? Что я отправляюсь рассказать твой секрет? Не все вертится вокруг тебя, Солель. Моя подруга нуждается во мне. Я не останусь здесь, ожидая, пока она окончательно погибнет. Я должна ее увидеть. Если я хоть что-нибудь могу сделать для нее, то должна приложить все силы, пока еще не слишком поздно.


Глава 6

Когда Гвен пришла в себя и заметила любящий взгляд Артура, склонившегося над ней, на одно мгновение она подумала, что ей приснился дурной сон. Потом она осознала, что, если бы это был обычный день, Артур никогда не проснулся бы раньше нее. И Гвен поняла, что ей ничего не приснилось – произошло нечто ужасное. Она вспомнила о своем ранении и ощутила в самой глубине своего существа, что отныне ничто не будет как прежде. Гораздо раньше, чем Артур начал говорить, Гвен оценила степень образовавшейся в ней пустоты. Движение жизни, которую она носила в себе, угасло.
Галаад был мертв.
Онемевшее тело казалось пустой оболочкой, и всем сердцем Гвен пожелала быть в другом месте. В другой реальности, в другой жизни. В мире, где ее сын будет рядом.
В последующие дни ее озадачивало то, с какой энергией Артур утешал ее. Ей не нужно было, чтобы ее утешали, обнимали, целовали. Ей был нужен Галаад.
Гвен не понимала по-настоящему, до какой степени любила своего ребенка, до какой степени вложила в него душу, пока он не был так жестоко вырван из ее тела. Теперь, когда его больше не было, весь мир казался пустыней. Внимание и нежность тех, кого Гвен прежде любила, не трогали ее. Ей казалось, что она качается на волнах над самой собой, над людьми, над миром. Муж умолял ее вернуться. Но вернуться к чему? У нее было чувство, что ей вырвали сердце.
В последовавшие за пробуждением дни у Гвен обильно текла кровь. И в этой крови она нашла обрывки своих грез. Гвен никому не говорила о мельчайших остатках, ни одной душе не показывала их. Но они окончательно разбили ее душу и толкнули к небытию.
Все, казалось, ждали, чтобы Гвен снова стала той, что прежде. Но как она могла?
Когда ей удавалось заснуть, она видела один и тот же сон. Она находилась в запутанном лабиринте, терялась в нем. И слышала голос Галаада, который звал ее: «Мама?» Иногда Гвен краем глаза различала его черные кудри и тень улыбки. И она бросалась бежать, как безумная, крича его имя. Но никогда не могла добраться до него. Ей никогда не удавалось схватить его в объятия.
Когда Гвен просыпалась, скорчившись в углу кровати, сжимая пустоту, ей казалась, что она стала, как и ее сын, привидением, потерянным в лимбе, откуда никогда не вернется.
Никакая магия, никакой свет не могли больше ее коснуться.
Когда Артур решил назначить Солеля наследником, Гвен охватило чувство несоответствия, которое больше ее не покидало. То, что она скована смертью – одно дело. Но Артур? Артур заслуживал лучшего. Где-то в глубине души Гвен нашла силы выйти из оцепенения, движимая любовью, которую все еще чувствовала к нему, чтобы сказать, что если она все потеряла, то Артур – нет. Он мог жениться на другой. У него мог быть другой ребенок. У него мог быть наследник его крови. Он не должен оставаться верным ей. Гвен никогда не потребовала бы от него подобного, зная, насколько она была пуста и мертва внутри.

***
Все думали, что Гвен уничтожена, потому что не могла больше зачать. Все пытались убедить ее, что, несмотря ни на что, она остается их королевой. Но ей было плевать на свое бесплодие. Даже если бы Гвен могла зачать другого ребенка, она не была уверена, что захотела бы.
Она хотела Галаада. Галаада и никого другого.
Маленького веселого мальчика, который сводил ее с ума в лабиринтах снов. Молодого человека с сияющим взглядом, лицо которого она представляла. Своего сына, который был одновременно принцем и магом.
Когда Мерлин впервые положил ладонь на ее живот, Гвен почувствовала, как ребенок пошевелился. И каждый раз после этого, когда друг касался ее, Галаад тянулся к его силе. Так, благодаря интуиции, в которой не могла сомневаться, Гвен поняла кое-что, чего не знали остальные. Галаад был бы магом.
Он был не только принцем Альбиона, но и избранником источника. И через него – еще больше, чем через Артура – объединились бы старый и новый мир. Галаад был ее чудесным ребенком, тем, кого Гвен так долго ждала – он родился от любви и стал бы однажды кем-то невероятным.
Гвен видела себя матерью, держащей его на руках и кормящей его грудью. Она воображала его первые шаги, первые слова, игры и смех… Она видела его рыцарем, магом, принцем, потом королем. Гвен носила в своей утробе будущее. И все это было отнято у нее. Теперь, когда она смотрела в завтрашний день, она видела только стену. Ничто не могло согреть ее оледеневшее сердце. Ничто не могло избавить ее от боли потери ребенка – этого ребенка, ее Галаада.
Даже любовь, которую Гвен испытывала к Артуру, не была достаточно сильной, чтобы привязать ее к этому миру. Даже могущество Мерлина не могло исцелить ее от боли потери. У нее не осталось желания бороться. Желание жить покинуло ее.
Артур не мог понять. Гвен знала, что он останется с ней, что бы ни случилось, продолжит любить ее и надеяться в течение месяцев, лет, если это необходимо. И с каждым днем, что он отказывается отступиться от нее, он будет понемногу разрушать себя в напрасном ожидании. Гвен не собиралась становиться причиной такой пытки. Поэтому она решила удалиться от Артура. Она знала, что больше не позволит ему коснуться себя ни при каких обстоятельствах. Однако ей хотелось бы утешить его, как прежде: обнять, вытереть слезы. Но Гвен была неспособна на это. А если бы она притворилась, Артур заметил бы. Они оба не заслуживали лжи. Они слишком любили друг друга, чтобы быть нечестными. Она не подаст Артуру надежды, что однажды может снова стать прежней Гвен – великодушной и храброй, той, на ком он женился. Она слишком уважала и слишком любила его для этого.
В ту первую ночь в своей новой комнате Гвен стояла одна рядом с окном. С тяжелым камнем на сердце из-за того, что Артур несколько часов плакал у ее двери. Но она заставила себя не пойти утешать его, зная, что если сделает это, ему будет еще тяжелее. Он должен был порвать с ней. Он должен был понять, что потерял ее.
Гвен смотрела на облака, и их растрепанные завитки напоминали ей волосы ее сына. Она смотрела на луну, и луна напоминала детское лицо в ночном небе под ее мечтательным взглядом. Сколько лет придется ждать, прежде чем она соединится с ним на Авалоне? Сколько лет, прежде чем она сможет, наконец, сжать его в объятиях?
Галаад.
Гвен была полностью поглощена мыслями о нем, когда почувствовала чье-то присутствие позади и обернулась. И обнаружила ту, кого не видела долгих четыре года, кого была бы счастлива увидеть прежде, но чье присутствие сейчас в ее комнате наполняло ее только недоумением.
- Моргана?
Великая жрица молча смотрела на Гвен своими загадочными зелеными глазами, в которых отражались противоречивые эмоции. Здесь была глубокая печаль, боль, в которой эхом отражалась ее собственная, но также и спокойствие, и мудрость, которую Гвен не удавалось понять. Как будто Моргана все видела и все приняла в глубоком вздохе. Как будто она нашла силы выстоять, когда случилось то, что она видела.
Последний образ, который Гвен сохранила о «ведьме», был образом опасного опытного врага и немного безумной женщины, преследуемой болью и отчаянием. Волшебница, неподвижно стоявшая сейчас рядом с ней, была совершенно иной.
Принцесса Пендрагон всегда была красива, но сегодня ее красота была отмечена величием, окутана аурой силы и тайны. Казалось, время не коснулось ее – в юном лице было нечто вневременное, вызывавшее в памяти туманы Альбиона. Длинные черные волосы каскадом спускались до пола. Прозрачное платье, белое, как луна, не было приталенным, как у придворных дам, но воздушным и эфирным, словно завеса, отделяющая мир живых от мира мертвых.
Гвен знала, что Моргана изменилась, но не представляла, до какой степени. Теперь, когда Гвен чувствовала ее ауру, она осознала, что стоявшая перед ней волшебница не была ни подругой, которую Гвен когда-то любила, ни мстительной женщиной, которая покушалась на ее жизнь, но кем-то иным. В ее взгляде было выражение «да будет так», спрятанное глубже, чем печаль. Моргана пришла, не думая, что спасти ее будет так же легко, как улыбнуться. Возможно, не думая вообще, что может ее спасти. И Гвен была ей за это благодарна.
- Здравствуй, Гвиневра, - голос Морганы был нежным. - Я пришла сказать, как я сожалею о твоем сыне.
Гвен вздрогнула. Моргана первая произнесла эти слова. Первая не преуменьшала смерть Галаада. Не пыталась вести себя так, будто это не имело ни малейшего значения. Она медленно кивнула и ответила:
- Спасибо.
- Я могу что-нибудь сделать для тебя? – спросила Моргана, склонив голову.
Гвен долго молча смотрела на нее, после чего попросила о том, о чем не осмелилась просить Мерлина. Потому что он отказал бы и осудил даже за вопрос. Раньше, когда Гвен не могла забеременеть, она просила его помочь ей с помощью магии. Мерлин отказался с шокированным видом, который она не могла забыть. Он говорил ей об Игрейн и Утере, говорил, что Артур предпочел бы остаться без потомства, чем рисковать ее жизнью, как его отец рисковал жизнью его матери. Гвен ничего не ответила, но подумала, что если бы Утер не пожертвовал жизнью жены, Артур никогда бы не родился, Мерлин остался бы половинкой без цели, а Альбион никогда не обрел бы своего короля.
- Ты можешь вернуть его мне? – спросила Гвен.
Взгляд Морганы омрачился, но в нем не было осуждения. После долгого молчания она вздохнула и медленно произнесла:
- Черное искусство магии крови и некромантии обманчиво. Никогда не следует доверяться их обещаниям. Цена, которую они требуют, всегда гораздо выше, чем вознаграждение, которое они дают взамен, - Моргана посмотрела на Гвен и заключила: - Я могла бы. Но это был бы не твой сын. Лишь вещь без души. Вспомни Ланселота.
Гвен кивнула:
- Понимаю, - и, помолчав, спросила: - Зачем ты пришла?
Моргана торжественно посмотрела на нее:
- Я пришла, потому что я твоя подруга, Гвен.
- Ты хочешь попытаться спасти меня? Ты тоже? Сделать меня такой, какой я была до того, как потеряла сына?
- Нет, - Моргана вздохнула. - Я знаю, что все не так просто. Я тоже была во тьме, и я вышла оттуда изменившейся.
- Но ты вышла, - заметила Гвен.
Она посмотрела в окно на далекую сияющую луну.
- Скажи мне. Как тебе удалось?
Моргана приблизилась к ней и тоже подняла глаза на небо.
- Помнишь… те кошмары, что снились мне прежде ночь за ночью?
Гвен молча кивнула.
- Я просыпалась с криком, с ужасом в сердце, и ты тут же оказывалась рядом, держа в руках зажженную свечу. Этот слабый свет, который ты приносила с собой, был единственным, что не давало мне уступить отчаянию и сойти с ума. Я шла по жизни, терзаемая своими видениями. Каждый раз, когда я заглядывала слишком далеко вперед, я сталкивалась со своими страхами…
Гвен закрыла глаза и спросила:
- Когда это прекратилось?
- Это не прекратилось.
Гвен повернулась к Моргане и была поглощена сияющими грустными омутами зеленых глаз.
- Но я научилась противостоять своим страхам в тот день, когда перестала стремиться к будущему и начала принимать каждый день таким, какой он есть. Мне удалось не позволять страхам управлять мной. Это единственный совет, который я могу дать тебе сегодня, Гвен. Принимай каждый день таким, какой он есть, и ты увидишь, что со временем… хотя вещи не станут проще, а кошмары никогда не прекратятся, ты вновь обретешь силу, как я.
- Ты ошибаешься, Моргана, - Гвен покачала головой. – Я не могу быть сильной, храброй, полной надежды. Мой сын мертв. Мое сердце пусто. Я больше не нахожу в себе желания улыбаться, когда просыпаюсь каждый день и думаю о том, что должно было быть и чего не будет. Ты говоришь о своих видениях, позволь мне рассказать о моих. Я знала Галаада. Я видела, как он растет. Я видела, как он взрослеет. Я не могу принять то, что он отнят у меня. Без него моя жизнь имеет вкус пепла. И я не желаю, чтобы было по-другому.
Гвен вздрогнула и отвела глаза.
- Я больше не хочу говорить.
- Тогда мы не будем говорить, - прошептала Моргана.
Она села на кровать и оставалась там в тишине. Прошло около часа, прежде чем Гвен повернулась к ней, обнаружив, что Моргана не пошевелилась. Ее глаза были безмятежны, а лицо неподвижно. В руках горела свеча, маленькое пламя которой сияло в темноте.
- Почему ты еще здесь? – спросила Гвен.
- Я делаю для тебя то, что ты прежде делала для меня, - просто ответила Моргана. – Я остаюсь рядом с тобой и держу эту свечу, чтобы быть уверенной, что всегда есть пламя, каким бы маленьким оно ни было, которое осветит тьму, в которой ты находишься, когда тебе будет нужен свет.
- Я была твоей служанкой. Заботиться о тебе было моей работой, - сказала Гвен, чтобы прогнать ее.
Моргана улыбнулась:
- Ты была моей подругой. Ты делала это не из чувства долга, но из любви. А теперь – моя очередь. Я буду возвращаться каждый вечер. Если хочешь поговорить со мной, я выслушаю тебя. Если не хочешь ничего говорить, я буду просто сидеть. Но каждый раз, когда ты очнешься от преследующих тебя снов о сыне, ты увидишь это пламя и будешь знать, что какой бы одинокой ты не была, во тьме, в которой ты себя похоронила, я с тобой.
- Гвен, которую ты знала, мертва.
- Моргана, которую ты знала, тоже мертва. И между тем я здесь.

***
Когда занялся день, Моргана покинула Камелот также тихо, как пришла.
Остаток ночи прошел в молчании. Гвен спала, потом проснулась, разбуженная кошмарами. Моргана поднесла свечу и положила прохладные ладони на покрытый испариной лоб королевы, которая с потерянным видом оглядывалась вокруг. Она прошептала: «Галаад», - и вздрогнула.
Связь Гвен с сыном была сильна, и столь же сильна была боль, которую она испытывала. Редко случалось, чтобы обычные женщины создавали со своими детьми такую глубокую связь до их рождения. Но Моргана слышала, что подобный феномен встречается среди тех, кто обладает магией. Также она слышала, что когда ребенок умирает – до или после рождения – мать редко переживает его. Если Гвен когда-нибудь удастся исцелиться, это займет много времени и будет нелегко.
Моргана вернулась в святилище и отправилась в храм, чтобы подумать. Вид подруги, погруженной во тьму, возвращал ее в то время, когда она сама была потеряна во мраке. Выражение немой боли Гвен напоминало о собственных страхах.
Моргане хотелось бы посоветоваться с Айтузой. Но Айтуза улетела в свою пещеру, чтобы полностью сосредоточить силы на яйцах, которые она носила. У нее не было времени ни на что другое, если она хотела, чтобы пять дракончиков родились сильными и совершенно сформировавшимися.
Моргана знала, что не должна надоедать Айтузе. Как и Гвен, она была одна. За исключением магии источника, текущей в ней.
В храме одиночество было иным – населенным присутствием жриц былого. Моргана чувствовала духов воздуха, воды и земли, различала магнитную ауру Авалона и то, как земля была связана с невидимым миром. Она слышала шепот магии, которая пела вокруг нее, наполняла ее своим чудесным присутствием, омывая от всех сомнений и бед.
Будущее могло быть мрачным, судьба могла угрожать любви, битвы могли быть обречены на поражение. Вопреки всем своим видениям, Моргана не знала, из чего будет состоять завтрашний день. Но одно она знала.
Что бы ни случилось, она не покинет подругу. Что бы ни случилось, она не откажется от нее.
И вдруг вопреки всем сомнениям, вопреки всем бедам, Моргана почувствовала, как в ней пробуждается свет. Тогда она улыбнулась. Потому что даже самая хрупкая надежда была могущественнее всех демонов, преследовавших ее душу.

Глава 7

С тех пор, как Гвен покинула супружескую спальню, Артур стал тенью самого себя. Его несчастный вид разбивал сердце Мерлина. Он не мог больше наблюдать, как друг закрывается в себе и теряет вкус ко всему. Король, которому он служил в эти последние дни, не имел ничего общего с его Артуром.
Он полностью сосредоточился на делах, чтобы окончательно не сорваться в отчаяние. Казалось, он стал не способен вести разговор, не касающийся решения проблем, и был столь угрюм, что Мерлину становилось дурно. Никогда прежде Артур не был так страстно увлечен вопросами снабжения. Теперь же подсчет зерна стал его любимым занятием. Он считал и пересчитывал до поздней ночи, отказываясь отвлечься на что-нибудь другое, точно выживание королевства внезапно стало зависеть от его талантов математика.
Порой его поведение вызывало у Мерлина желание закричать. Но он сдерживался, зная, что Артур цепляется за мелочи, потому что совершенно потерян. Кто он такой, чтобы отнимать у друга это последнее утешение, не будучи способен предложить другого?
Мерлин чувствовал себя таким виноватым! Ему не удалось вернуть Гвен. Ему ужасно не хватало подруги. Они всегда вместе заботились об Артуре. И Мерлин непоколебимо верил, что ничто не сможет разрушить их объединенный фронт.
Он ошибался. Смерть Галаада смогла.
Напрасно Мерлин повторял Гвен, что страдает так же, как и она, что любил маленького принца так же глубоко – она отказывалась разделить свое горе, свои слезы, свою боль. В последний раз, когда Мерлин пытался поговорить с ней, Гвен сказала: «Держись от меня подальше».
Он никогда не чувствовал себя таким ничтожеством, как при этом холодном и грустном приказе. После которого Мерлин уже не знал, как вернуться к Гвен. Не удалось и найти слова, чтобы облегчить печаль Артура. Они умирали на языке каждый раз, когда Мерлин собирался открыть рот. Ему казалось, что он потерянный ребенок, родители которого ведут холодную войну.
К чему обладание всем могуществом, если оно не помогало сблизить Артура и Гвен, когда им обоим это было так нужно? Мерлин никогда прежде не чувствовал себя таким бесполезным. И теперь, когда он терял Артура, становилось еще хуже.
Даже в те времена, когда Мерлин не мог свободно использовать магию, он не тяготился службой у короля. Между ними всегда были моменты шуток, дерзости, товарищества и скрытого вызова, которые облегчали работу и делали дни веселее и приятнее, несмотря на угрозы, нависавшие над королевством. Их искренняя дружба добавляла красок в их жизнь.
Но эта эпоха теперь закончилась. Король был постоянно зарыт в бумаги. Он не отрывался от своих пергаментов в течение совета и засыпал над ними за письменным столом по наступлении вечера, когда был слишком истощен, чтобы держать глаза открытыми. Жизнерадостный, веселый Артур, которого Мерлин всегда любил, исчез. Он предпочел бы потерять магию, чем быть вынужденным наблюдать за этим.
Мерлин знал, что друг загружал себя работой, чтобы не думать о Гвиневре. Когда она решила переселиться в другую комнату, он нашел Артура возле ее двери полностью разбитым и отвел его в спальню, практически неся на себе.
После того, как он уложил Артура и завернул в одеяло, словно ребенка, тот, плача, скрючился в кровати, и Мерлин не смог ничего из него вытянуть. Он остался сидеть у его изголовья, часами гладя по волосам, пытаясь успокоить. Он убаюкал Артура магией, чтобы облегчить его страдания, ничего не добившись.
О, Артур перестал плакать на рассвете. С тех пор он не пролил больше ни слезинки, но в каком-то смысле его молчание было еще хуже. Мерлин уже достаточно страдал от того, что не может помочь Гвен, погруженной в грусть и молчание. И отказывался потерять таким же образом Артура. Он должен был что-нибудь сделать. Сейчас что угодно было бы лучше, чем весь день изображать верного молчаливого слугу, ожидая чуда.
Тем утром Мерлин убирался в покоях короля – столь счастливый от возможности заняться хоть чем-то полезным, что и не подумал об использовании даже крохи магии – и яростно размышлял над тем, что позволило бы ему переломить ситуацию. Потому что если он не придумает немедленно, скоро станет слишком поздно.
Мерлин должен был найти что-нибудь, что вернуло бы Артуру немного жизненной энергии. Какое-нибудь развлечение?
- Не съездить ли нам на охоту? – предложил Мерлин, подбирая с пола рубашку и засовывая ее в корзину с грязным бельем.
- У меня нет желания охотиться, - мрачно ответил Артур.
Он писал примечания к тексту закона. Недавно, проходя позади, Мерлин бросил туда быстрый взгляд. Это был закон о налогах на товары – не особенно важный и невероятно высокопарный, который Артур последние три дня переделывал до мельчайших деталей. Еще один предлог.
Мерлин вздохнул, слыша, как перо яростно скрипит по бумаге. Какое бесполезное уточнение король еще добавлял к своему шедевру?
- В любом случае, я не понимаю, почему ты мне это предлагаешь, - заметил Артур тоном, лишенным интереса. – Ты всегда ненавидел охоту.
- Но ты ее обожаешь.
- Я обожал ее раньше.
Мерлин несколько секунд обдумывал этот ответ, прежде чем продолжить с воодушевлением:
- Тогда небольшая тренировка с рыцарями? Тебе полезно побыть на свежем воздухе. Ты уже много дней передвигаешься только между Залом совета и своими покоями. Что скажешь о том, чтобы чуть-чуть размять руку? Я буду держать щит, если хочешь. Обещаю не пользоваться магией. Посмотрим, за сколько тебе удастся сбить меня с ног. Уверен, я стал гораздо лучше сопротивляться после стычки со Смогом во время нашей последней битвы!
Мерлин был полон надежды, но ответ короля обрезал ему крылья.
- Я вышел из того возраста, когда веришь, что махание мечом решит все проблемы, Мерлин, - не без иронии произнес Артур. – Более того, мне надо заняться кучей документов, и никто не сделает этого вместо меня.
Мерлин поднял глаза к небу и прошептал:
- Солель мог бы это сделать. В конце концов, он теперь твой наследник.
- Так пусть он и занимается тем, чем должен заниматься наследник. Тренировками рыцарей и управлением патрулями, - безразлично проворчал Артур. – Время, когда он будет часами сидеть, зарывшись в бумаги, придет слишком быстро. А пока королевская работа – моя доля, какой бы скучной она ни была.
Мерлин снова вздохнул. Бесполезно. Артур опять собирается провести весь день в четырех стенах. И конечно, не могло быть и речи, чтобы оставить его одного. Мерлин с разочарованием констатировал, что закончил всю уборку. Он не хотел идти стирать, бросив Артура в одиночестве томиться над своими налогами. Оставалось только одно: помыть пол. Если немного повезет, ему понадобится два-три часа, чтобы отдраить всё вручную, и он сможет избежать тоски до обеда. У Мерлина была пара идей, как продержаться до трех, в лучшем случае четырех часов: начистить до блеска несколько пар сапог, пришить несколько пуговиц… К несчастью, доспехи Артура уже сверкали. И учитывая, что король не собирался их надевать, они не рисковали скоро запачкаться. Мерлин опять закончит день, сходя с ума… Он со вздохом взял щетку и принялся вымещать свое бессилие на плитах пола.
Два часа спустя, когда Мерлин по-прежнему яростно размышлял над блестящей идеей, Артур впервые оторвался от своего пергамента и адресовал ему удивленный взгляд, наблюдая, как он бешено натирает полы.
- Ты уже несколько лет не делал этого вручную, - наконец, заметил он.
- Мне надо чем-нибудь заняться, - саркастично ответил Мерлин.
- Ты мог бы взять выходной и воспользоваться им, чтобы заняться… чем-нибудь приятным? – предложил Артур.
Мерлин поднял на него сияющий взгляд:
- Артур, ты гений.
Тот скривился:
- Очень смешно.
- Нет, я серьезно! - с жаром воскликнул Мерлин. – Возьмем выходной – ты и я. Позволь мне забрать тебя далеко отсюда…
- Мерлин, у меня нет времени, - проворчал Артур. – У меня куча дел…
- Прошу тебя, - произнес Мерлин с умоляющим взглядом, сложив ладони. – Мы оба знаем, что твоя работа может подождать. Если бы этот закон был такой срочный, ты бы не перечитывал его три дня.
- Нет.
Мерлин скрестил руки на груди и нахмурился:
- Если ты действительно хочешь оставаться здесь и терзать себя, поговорим о настоящей проблеме, вместо того, чтобы строить из себя делового человека.
Артур опустил голову и грустно прошептал:
- Что тут можно сказать? Гвиневра больше не хочет меня видеть. Не хочет говорить со мной… Она обращается со мной, как с чужим. Словно то, что случилось – моя вина. Это так и есть, конечно. Я должен был помешать этой трагедии… должен был защитить ее и Галаада… Но разве не достаточно тяжело уже то, что мы потеряли сына? Неужели надо, чтобы мы были лишены друг друга? - Артур закрыл глаза. - Мне невыносимо быть здесь, в двух комнатах от нее, и чувствовать ее так далеко, точно мы на двух разных континентах. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о желании броситься к ее двери и умолять ее открыть… Но я знаю, что если я уступлю искушению, она оттолкнет меня. Снова, - король побледнел и заключил: - Она больше не видит во мне мужа.
Мерлин почувствовал, как слезы подступили к глазам.
- Артур… - умоляюще произнес он. – То, что ты сидишь здесь, пережевывая ситуацию, ничего не изменит.
- Знаю.
- Прошу тебя. Позволь увести тебя куда-нибудь на один день. Отправимся в путешествие. Подышим другим воздухом. Тебе станет лучше. Обещаю, мы вернемся до наступления ночи. И кто знает: может быть, немного отстранившись, мы сможем рассмотреть ситуацию более здраво?
Артур посмотрел на Мерлина, и смутное любопытство зажглось в глубине его потухшего взгляда.
- Путешествие?
Мерлин искушающее улыбнулся:
- Путешествие. Приключение, подвиг… открытие.
Артур положил перо и спросил:
- Где?
Мерлин принял мечтательный вид.
- Я могу перенести тебя к югу дальше, чем ты когда-либо мечтал дойти. Даже за море – до диких неисследованных берегов…
Это был его последний козырь. Он сыграл на нем так, как только мог.
- Тебе никогда не было любопытно открыть другие страны, другие народы, другие континенты? Животных, на которых ты никогда не охотился? Берега, на которые не ступал ни один житель Альбиона? Я могу показать тебе все это. Я могу перенести тебя за границу известного мира… Как во время наших приключений в прежние времена, когда ты был принцем и любил отправляться в путешествия инкогнито… Только ты, я и твой меч…
На этот раз во взгляде короля решительно сверкнул интерес.
- Ты правда можешь перенести нас туда, где никогда не был ни один житель Альбиона? – недоверчиво спросил он.
- Я самый могущественный маг всех времен, - ответил Мерлин, приподняв бровь. – Ты уже забыл?
Губы Артура дрогнули. И мгновением позже, Мерлин почувствовал, как камень упал с сердца, когда он увидел на лице друга то, чего не видел уже несколько недель: настоящую улыбку.
- Надо признать, видя тебя на четвереньках со щеткой в руке и в мыле до локтей… я засомневался, - насмешливо заметил Артур.
- Ты целыми днями сидишь в чернилах до запястий, твое ослиное величество, - язвительно парировал Мерлин. – Тогда как предполагается, что ты величайший воин Альбиона.
Артур рассмеялся. Мерлин положил щетку, встал и, приподняв бровь, приглашающим жестом протянул руку ладонью вверх, с искушающей улыбкой на губах.
- Ну, так что? Ты со мной?
Артур долго разглядывал его, после чего сдался, кивнув.
- Прекрасно. Покажи мне эти берега, о которых ты говорил. Но внесем ясность: это только на сегодня.

***
- Где это мы?
У Артура был недоуменный голос, но, по крайней мере, он походил на прежнего Артура.
Это был самый длинный коридор мгновенного перемещения, который Мерлин когда-либо открывал, и даже он чувствовал легкую тошноту – настолько прыжок был жестким.
Сейчас король вцепился в него посреди океана льда, и они сильно рисковали тут же и замерзнуть, если задержатся в окрестностях. «Должно быть, я ошибся в расчетах», - подумал Мерлин, поняв, что перенес их на край света. Конечно, когда он думал о путешествии за море, он не предполагал, что за все моря мира. Но в воодушевлении момента, после того как Артур согласился пойти с ним, он немного увлекся.
Все вокруг было белым, насколько хватало глаз. Рядом не было ни единой живой души. Горизонт был таким обширным, что кружилась голова.
Остолбенев, Мерлин смотрел, как у них под носом гуськом проходят странные птицы без перьев. Они шли вразвалку на перепончатых лапах, взмахивая до смешного маленькими крыльями.
- Что это за создания? – сощурившись, спросил Артур.
- Э-э… - протянул Мерлин, плохо соображая. – Думаю, я чуть-чуть перестарался. Лучше вернемся назад…
- Не раньше, чем я поймаю одну из этих странных уток! – торжествующе воскликнул король.
И прежде чем Мерлин успел возразить, король Камелота решительно заскользил по льду, преследуя ходящих птиц, которые кинулись врассыпную.

***
Два часа спустя Артур Пендрагон, у которого покраснели нос и щеки, согласился, наконец, признать поражение и прыгнуть в следующий коридор без своей странной утки. Животные оказались гораздо проворнее, чем позволял думать их гротескный вид.
Мерлин, вынужденный скользить по льду за другом, крича ему быть острожным, если он не хочет сломать ногу, был безмерно рад этому решению. Он протянул коридор наугад, и они приземлились в месте, абсолютно противоположном первому.
На этот раз они оказались на широкой равнине, в центре которой текла полноводная река. Посреди высоких, вызолоченных солнцем трав, возвышались деревья, похожие на зонтики. Стояла удушающая жара, контрастировавшая с ледяным холодом, из которого они прибыли.
И животные, находившиеся здесь, не походили ни на что, виденное Мерлином до сих пор. Олени были крупнее всех, что они встречали в Альбионе, а их рога – длинные и прямые – казались заточенными, словно боевой меч. Среди них бродили забавные ослы, смешно расчерченные черно-белыми полосами.
На другом берегу реки прогуливались самые грациозные и самые необычные создания, какие только можно представить. Они были желтыми, в коричневых пятнах, с ногами как у девушек и длинными, тонкими, точно веревки, шеями, на которых их изящные головы поднимались выше деревьев.
Но Мерлин в ступоре вытаращил глаза при виде самых крупных животных. Их были тысячи. Они были высотой с гору и пользовались длинными гибкими носами, как ловкими руками, чтобы притягивать к себе ветви деревьев. Их шкура казалась шершавой, будто старая кожа. Их клыки были такими длинными, что изгибались до земли. А их уши…
- Ха! – восхищенно воскликнул Артур, хлопнув Мерлина по спине. – Видел уши этих зверей? Рядом с ними твои кажутся почти скромными.
- У меня прекрасные уши! – возмутился Мерлин, рефлекторно коснувшись их и густо покраснев.
Его всегда немного смущал размер его ушей. Нахмурившись, он повернулся к Артуру, и все упреки умерли у него на губах. Впервые за время, показавшееся ему вечностью, друг улыбался до ушей. В нем, наконец, проснулся охотник.
- Артур? – нерешительно произнес Мерлин, глядя, как он обнажает меч, приближаясь к животному-горе. – Я не уверен, что это хорошая идея…
- Ты такая девчонка, Мерлин! Чего ты боишься? Эти животные выглядят совершенно мирными! Пошли – я умираю от желания посмотреть, на что они похожи вблизи!

***
Пять минут спустя они сидели на верхушке дерева, на которое взобрались в рекордные сроки, а «мирное животное», к которому Артур хотел подойти поближе, качало ствол сильными ударами с поразительной для столь спокойного на первый взгляд зверя злобой.
- Я говорил тебе не злить его! – крикнул Мерлин, изо всех сил вцепившись в ветку.
- Я только хотел потрогать его нос! – возразил Артур.
- Ну вот, теперь ты знаешь, что ему не нравятся подобные фамильярности от незнакомцев!
Животное отошло на несколько шагов, обернуло нос вокруг себя, яростно захлопало ушами и снова пошло в атаку.
- Оно его сейчас выдернет! – пронзительно закричал Артур, вцепившись в ствол. – Не хочешь поколдовать, вместо того чтобы острить?
Мерлин как раз открывал новый коридор мгновенного перемещения, когда животное отказалось от идеи завалить дерево, явно удовлетворенное произведенным страхом. Оно медленно удалилось и начало спокойно грызть ветки соседнего дерева. Один из его малышей тут же появился из кустов, чтобы устроиться под его животом.
- О-о-о, это была самка! – понимающе воскликнул Артур.
Мерлин поднял глаза к небу и решил: «Достаточно охоты на сегодня».
Король Камелота выпустил свою ветку и спрыгнул на землю. Маг в свою очередь соскользнул вниз. Едва приземлившись, он увидел, как друг замер, положив руку на эфес меча. «Ну что еще?» - с беспокойством подумал Мерлин, как вдруг услышал веселые смешки и рассмотрел три радостных лица, спрятавшиеся в кустах. Они были черны, как уголь. Большие насмешливые глаза наблюдали за ними.
- Подожди, - Мерлин схватил Артура за руку, чтобы помешать ему вынуть меч.
- Это настоящие демоны! – подозрительно воскликнул Артур.
- Мне они кажутся больше похожими на детей.
Мерлин присел на корточки и сделал юным шпионам знак рукой, дружески улыбнувшись:
- Не бойтесь.
Трое приятелей выпрямились, с очень позабавленным видом появившись из высоких трав. Они были юны, но ходили, словно маленькие мужчины: развернув плечи и выставив вперед подбородки. На них были плетеные набедренные повязки, бронзовые браслеты на лодыжках, а в руках – длинные заточенные копья. Кажется, они тоже были охотниками.
- Itreki! – сказал старший из них, все еще смеясь, сделав в их сторону широкий жест.
- Itreki? – неловко повторил Мерлин.
- Itreki, itreki, - загалдели остальные, которым это, видимо, казалось очень смешным.
Старший сделал красноречивый жест в сторону существа с большими ушами, добавив осуждающим тоном:
- Tembo ki li ma nè. Akka. Akka.
- Что они говорят? – растерянно спросил ничего не понимающий Артур.
Мерлин состроил веселую гримасу.
- Думаю, они считают тебя идиотом, - перевел он, основываясь на здравом смысле. – В чем они не так уж и неправы. В любом случае, их очень насмешило, как ты пытался погладить зверя-гору по носу.
- Пфф! Это просто дети, что они понимают? – уязвлено произнес Артур.
- Мне они кажутся охотниками, и я думаю, они считают, что ты много о себе возомнил, атаковав такую крупную дичь.
- Охотники! Это наш счастливый день! Спроси у них, на кого здесь охотятся! – увлеченно воскликнул Артур.
- Как? Я не говорю на их языке, - напомнил Мерлин, закатив глаза.
- Ну, Мерлин, немножко больше воображения! Язык охотников не имеет границ. Подожди. Я покажу тебе.
Артур вынул меч и сделал вид, что протыкает воображаемое животное.
- Охотиться? – спросил он с надеждой.
Мальчики начали с опаской отступать, потом растерянно посмотрели на короля, пока он продолжал жестикулировать, изображая охоту (способом, который Мерлин нашел чрезвычайно комичным, и который, в конце концов, рассмешил его новую публику, вызвав новую волну хохота). Но Артур не отчаивался. Он продолжал тыкать в пустоту мечом, восклицая: «Охота! Животное!»
Когда дети устали смеяться над ним, старший взял себя в руки и кивнул с понимающим видом.
- AkkaTembo, - заявил он, помахав перед ним рукой. – Simba!
- Simba! – повторили хором два его юных товарища, с улыбками на губах и сияющими глазами.
- Simba? – Артур бросил взгляд на Мерлина. – Что это значит?
- Понятия не имею, - ровным тоном ответил Мерлин. – Но у меня на этот счет есть нехорошее предчувствие…
- О нет, Мерлин… ты не будешь мне сегодня говорить о предчувствиях, - пригрозил Артур, нахмурившись. – В конце концов, это ты привел нас сюда.
Это прозвучало упреком, и Мерлин собирался запротестовать, когда взгляд Артура вдруг просветлел.
- В это фантастическое место, со всей этой необычайной дичью… - мечтательно произнес он. – Даже не надейся, что я уйду отсюда, не убив что-нибудь! Пошли за этими тремя гордыми воинами… и выгоним симбу из кустов.
- Itreki, sor! – воскликнул старший из их друзей, сделав знак следовать за ним.
Артур решительно двинулся вперед. Мерлин вздохнул. «Я хотел вытащить его из уныния, ну вот и вытащил», - подумал он с полугрустной-полувеселой улыбкой.


Глава 8

Солель наблюдал на тренировочной площадке за молодыми рыцарями, которые недавно пришли на службу в Камелот. После назначения его наследным принцем эта работа стала частью его обязанностей. Солель принимал ее близко к сердцу, следуя примеру Артура, обучая новых рекрутов всему, что он знал. Он постоянно удивлялся нехватке таланта у новичков, задаваясь вопросом: неужели и он когда-то был столь неловок с мечом? Но Солель пытался быть терпеливым с ними, потому что помнил – обучение не всегда легко.
Он как раз тренировался с молодым человеком по имени Лионель на глазах веселящихся Гавейна и Персиваля, когда на площадке появился Леон.
- Солель? – позвал он. – Извини, но я должен прервать тебя.
Солель сделал знак своему партнеру и, удивленный, направился к Леону.
- Что случилось? Надеюсь, ничего серьезного?
- Серьезного? Нет. Но сегодня на после обеда назначена публичная аудиенция в тронном зале – около пятидесяти наших горожан выстроились в очередь, чтобы высказать свои просьбы, а у нас некому выслушать их.
- Разве не Артур должен возглавлять эту аудиенцию? – непонимающе спросил Солель.
- А. Да, вообще-то, - с очень смущенным видом ответил Леон. – Но… Артура нет. Я обнаружил это только что, когда зашел в его покои. Смотри… Он оставил записку.
Солель взял у него в спешке нацарапанное послание:
«Я ухожу с Мерлином. Мне нужно проветриться. Спасибо за то, что прикрываете меня на время отсутствия. Вернусь очень скоро.
Артур».
- Может, следует спросить у королевы, не согласится ли она заняться этим? – спросил Солель.
- Я так и сделал, - сообщил Леон. – Но она нездорова.
Внезапно Солель почувствовал себя немного глупо.
- Король отсутствует, королева больна, - продолжил Леон. – Следовательно, исполнять королевские обязанности полагается наследному принцу… и таким образом… поскольку ты наследный принц…
- Я являюсь им технически, - согласился Солель. – Но ты прекрасно знаешь, что Артур принял это решение, только чтобы успокоить людей… и я не готов быть хорошим заместителем.
- Что ж, сегодня ты сможешь показать, что достоин этой чести, - заметил Персиваль с сочувствующей гримасой.
- В любом случае, у тебя нет выбора. Больше некому, - добавил Гавейн и пробормотал себе в бороду: - Как подумаю, что они осмелились удрать без меня!
- Вперед, ваше высочество, - весело сказал Леон, подталкивая Солеля к лестнице. – Все когда-то бывает в первый раз.

После десятого прошения Солель начал немного расслабляться. Люди, пришедшие увидеть короля, кажется, не были оскорблены тем, что он его заменял. Проблемы большей частью представляли собой повседневные конфликты: украденная корова, ущерб, нанесенный соседом, спор о границах участка. С толикой здравого смысла их можно было справедливо решить. Леон, оставшийся помогать Солелю, делал знаки взглядом или рукой, давая подсказку, когда он сомневался в принятии решения. И у Солеля сложилось впечатление, что он неплохо справился.
Однако было странно сидеть на троне Артура, вершить суд вместо него и слышать обращение «Ваше высочество» от граждан Камелота. Солель чувствовал себя не на своем месте и сожалел, что Гвиневра не захотела как королева исполнить эту роль. Конечно, Артур заслужил выходной, но то, как он исчез, никого не предупредив, переложив все свои обязанности на Солеля, даже не поговорив с ним, сбивало с толку. Не слишком разумное поведение со стороны короля, который всегда так заботился о своем королевстве.
И потом Солель искренне считал, что является наследным принцем лишь на словах. До сих пор он, конечно, был правой рукой Артура, помогая ему с тренировкой рыцарей и патрулями. Но он совершенно не владел секретами управления государством и никогда не думал, что будет вовлечен в него до такой степени.
Двадцать седьмое дело заслуживало того, чтобы задержаться на нем дольше, чем на остальных. Речь шла об отравлении одного молодого человека. Его старшая сестра обвиняла ревнивую соседку в использовании черной магии, чтобы наказать его за обручение с другой. Артур обеспечил себя особыми следователями для такого рода случаев: Ранильда и Сайамар – пара друидов, которые могли отличить обоснованные обвинения от тех, что происходили от сплетен. Солель сразу же велел их позвать и попросил отправиться к жертве, чтобы облегчить ее страдания и определить их происхождение.
Последнего просителя Солель принял далеко за полдень и, разобравшись с его делом, чувствовал себя уставшим, словно после длительной тренировки.
- Ты очень хорошо справился для первого раза, - произнес Леон, хлопнув его по плечу. – Твои решения были полны уважения и мудрости. Сам Артур не сделал бы лучше.
- Спасибо, - Солель был тронут. – Кстати об Артуре: он вернулся?
Они вышли из тронного зала и направились к королевским покоям, но когда подошли к двери, охрана сообщила, что короля по-прежнему нет. Было время ужина.
- Интересно, куда они оба отправились? - прошептал Солель.
- Наверняка они вернутся завтра утром, - ответил Леон.
Солель подумал о Гвиневре, запертой в своей комнате, и ему стало больно за нее.
- Если я приглашу королеву на ужин, как думаешь, она присоединится ко мне?
Леон вздохнул:
- Королева никого не желает видеть. Но кто знает? Ты всегда можешь попытаться.

***
Вместо того чтобы кого-нибудь посылать, Солель сам явился к дверям Гвиневры.
- Миледи? – позвал он, постучав. – Это Солель. У вас найдется минутка для меня?
Он почти ожидал, что его выпроводят, но против всякой надежды, королева открыла дверь.
Она была одета в черное. Волосы зачесаны назад, а черты лица казались усталыми. Гвиневра горько посмотрела на него, отчего у Солеля пересохло в горле. Он не мог не думать, что это из-за него справедливая и великодушная королева, управлявшая Камелотом вместе с Артуром, стала тенью самой себя. Когда он вспоминал о своих подозрениях по поводу ее связи с Гавейном, ему становилось невыносимо стыдно. О чем он только думал в день турнира? Как он мог позволить Моргане до такой степени лишить его всякого соображения? Гвиневра стала невинной жертвой ситуации. Если бы он только мог чем-нибудь ей помочь…
- Чего вы хотите, рыцарь? – жестко спросила королева.
- Я подумал… что, может быть, вы согласились бы поужинать со мной, - предложил Солель.
- Вы не должны чувствовать себя ответственным за меня в отсутствие Артура. Меня не волнует, здесь он или в другом месте. И, в любом случае, я не голодна.
Солель закрыл рот, не зная, что еще сказать после того, как его столь резко выпроводили. Не то чтобы это было незаслуженно.
- Что-то еще? – спросила Гвиневра, которой, казалось, не терпелось закрыть дверь.
- Нет, я… простите, что побеспокоил, - смущенно пролепетал Солель, опустив взгляд на сапоги.
И услышал ее вздох.
- Как прошла аудиенция? Надеюсь, вам не встретилось слишком много трудностей?
Королева немного смягчилась, и Солель понял, что она прилагает усилия, чтобы быть вежливой. Это еще больше увеличило чувство вины… Если бы она знала, что он причина всех ее страданий, причина смерти настоящего наследника!
- Я старался изо всех сил, миледи, - еле слышно произнес Солель. – Но я уверен, что люди были бы гораздо счастливее, если бы их судили вы. Может быть, в следующий раз вы бы могли…
- Что, рыцарь? Провести половину дня, делая вид, что слушаю прошения моих подданных, в то время как мое сердце в другом месте? – с иронией произнесла Гвиневра. – Нет. Народ Камелота заслуживает лучшего. Он заслуживает, чтобы их судил кто-то, кто будет их слушать. Справедливее будет, если отныне в отсутствие Артура аудиенциями будете заниматься вы.
- Пока вам не станет лучше, - с надеждой предположил Солель.
Королева холодно посмотрела на него, и он почувствовал, как по спине пробежал холодок от черноты этого неподвижного взгляда.
- Когда врата Авалона откроются, чтобы вернуть мне сына, тогда, возможно, вы будете услышаны, и я смогу снова вершить суд. А до тех пор, рыцарь Солель, поскольку Артур назначил вас занять место Галаада, потрудитесь исполнять обязанности, которые сопровождают эту честь, чтобы показать себя достойным ее, - она сделала паузу и заключила: - Спокойной ночи.
- И вам, миледи.
Солель был очень бледен, когда отвернулся от закрывшейся двери, и всякий аппетит оставил его. Вместо того чтобы пойти ужинать с остальными рыцарями, Солель закрылся в своей комнате. Но он не собирался оставаться там, мечась из угла в угол, и открыл коридор, отправляясь на Остров Блаженных. Ему необходимо было этим вечером общество Морганы. Но ее не было ни в саду, ни в спальне. И Солель вернулся в Камелот с пустыми руками.
С отчаяния он присоединился, в конце концов, за столом к Леону, Гавейну и Персивалю. «Надеюсь, Артур вернется завтра, - подумал Солель. – Надеюсь, он найдет способ утешить Гвиневру».

***
Алайо, Мукем и Бирджа ловко пробирались сквозь кустарники. Вспотевший Артур следовал за ними. В этом адском климате его доспехи стали как печь, и ему казалось, что он уже поджаривается под кольчугой. Зачем он только надел их перед отбытием! Но Мерлин ведь не дал ни малейшего намека на то, в какое место собирается их перенести… Артур даже не был уверен, что он заранее выбрал пункт назначения!
Бирджа, младший из детей, невероятно забавлялся тем, как он задыхается и пыхтит, словно увалень. Он постоянно поворачивался и фыркал от смеха. Алайо – старший – был в ужасе от шума, который производило железо.
Если не считать этого, теперь, когда знакомство состоялось, трое юных охотников приняли Артура и Мерлина. Конечно, они страшно коверкали их имена: в их устах Артур стал Аритиром, а Мерлин превратился в Мирили. Артур не понимал, почему это их так забавляло, пока Мерлин любезно не просветил его:
- У меня впечатление, что на их языке Аритир и Мирили – женские имена.
И Артур ждал, пока они доберутся до симбы, чтобы показать этим мелким сорванцам, кто здесь девчонка. А пока он упражнялся в беге, думая, что в этой охоте значительно потеряет в весе.
- Шшшш! – произнес Алайо, повернувшись к ним во второй раз.
Артур бросил на споткнувшегося о корень Мерлина недовольный взгляд.
- Тише, Мерлин! Кажется, симба – пугливый зверь. Я и так рискую спугнуть его из-за доспехов, а если ты возьмешься за дело со своим обычным изяществом, мы не увидим и кончика его хвоста.
- Артур, мы уже два часа выслеживаем этого зверя, и нет никакой гарантии, что мы увидим кончик его хвоста до наступления ночи, в любом случае, - ответил Мерлин, который даже без доспехов сильно вспотел. – Тебе не кажется, что пора вернуться в Камелот?
- Конечно, нет, - решительно заявил Артур. – Сначала трофей, потом Камелот. В конце концов, ты сам сказал: ничего срочного нас там не ждет.
- Симба! – вдруг прошептал Мукем, встав на одно колено.
Двое его товарищей тут же приблизились, и Артур присоединился к ним, чтобы в свою очередь с любопытством склониться над следами, на которые показывал мальчик.
- О, - разочарованно сказал он Мерлину. – Это просто дикая кошка. Не понимаю, почему они так носятся с этим симбой? Посмотри, Мерлин.
Маг бросил взгляд на отпечатки. Они действительно были примерно того же размера и формы, что у кошки. Он невольно улыбнулся, представив физиономию Гавейна, когда тот узнает, что они больше двух часов бежали под палящим солнцем, чтобы выследить кошку. Мерлин так и слышал, как друг будет хохотать. Зато он мог быть спокоен. По крайней мере, симбы не были похожи на животное-гору.
- Asselete! Asselete!(1) – сказал Алайо, повернувшись к ним и делая знак пригнуться, прежде чем исчезнуть в высоких травах.
Они подчинились, и мальчик повел их по равнине, согнувшись пополам. Они шли цепочкой против ветра. Через сотню шагов они высунулись из травы, добравшись до открытого места на берегу большой лужи. Почва была горячей и пыльной, вся в следах животных.
- Симба, - прошептал Алайо, показывая пальцем на поваленный ствол.
Артур прищурился – ему понадобилось несколько мгновений, чтобы различить животных. Песочный цвет их шерсти сливался с землей, маскируя от чужих взглядов. Это действительно были кошки – немного крупнее домашних кошек в Камелоте – с великолепными рыжеватыми шкурами. Их было трое, и они играли рядом со стволом, кусая друг друга. Артуру хватило одного взгляда на их мех, чтобы понять, что из него выйдут отличные шубы.
Не понимая, чего они ждут, король вышел из высоких трав и направился к зверям с мечом в руке. Мерлин позади обеспокоенно прошептал: «Артур, нет!» И, повернувшись к нему, Артур весело воскликнул:
- Это просто котята, Мерлин! Нечего бояться!
- Itreki nabi riaké, (2) - вытаращил глаза Алайо.
Артур увидел, что бледный как смерть Мерлин показывает пальцем ему за спину.
- Их мать гораздо крупнее, - произнес он одними губами.
- О! – повернулся Артур.
В десяти шагах от него из высокой травы встал симба, который был гораздо крупнее домашней кошки, и смотрел на него в упор золотыми глазами, приоткрыв пасть с длинными острыми клыками. Создание нервно мотнуло хвостом. Его задние лапы подрагивали.
И симба прыгнул на Артура, выставив когти. Артур успел услышать, как Мерлин выкрикнул его имя, и рефлекторно вытянул руку с мечом вперед в защитном жесте. В следующее мгновение он упал на спину, придавленный мертвым телом. Только через несколько минут Артур понял, что Симба не двигается, поскольку, прыгнув, насадился на меч. Поразительное везение!
- Артур! Артур! Ты в порядке?
- Мммффф! – ответил он.
Руки Мерлина схватили его подмышки, помогая освободиться. Артуру удалось выбраться из-под зверя, вытащив за собой окровавленный Экскалибур. Серьезная ошибка. Мерлин увидел кровь и истолковал это в дурную сторону. Он разрыдался и принялся поспешно раздевать Артура, ища рану и бормоча:
- О нет! О нет!
Артур крикнул:
- Мерлин, я в порядке!
Но друг его не слушал. Артур вдруг понял, что последняя рана, которую лечил Мерлин, была рана Гвиневры в проклятый день турнира. Он недооценил травму, которую друг получил от этого. Судя по его панике, Мерлин ожидал, что он тут же умрет у него на руках.
- Я не ранен, тройной идиот итреки! – прорычал Артур, запутавшись в своей кольчуге, откинутой через голову вместе с рубашкой.
- О.
Мерлин отодвинулся, прижав руки ко рту. И вдруг расхохотался. Артур присоединился к нему, в эйфории от того, что на волосок избежал смерти. Это заставило Мерлина тут же подскочить.
- Это ты из нас двоих больший итреки! – рявкнул маг, наставив на него обвиняющий перст. – Ты бросаешься ко всем диким животным в округе, не задумываясь! Где ты учился охотиться?
- N'tsasek simba, - одобрительно произнес Алайо, переводя взгляд с окровавленного меча Артура на мертвого симбу; и, указав на торс Артура, пораженно добавил: – Eca chuk m'kiri! (3)
- Что он говорит? – спросил король.
- Кажется, он, наконец, понял, что ты мужчина, - Мерлин протянул Артуру руку, чтобы помочь ему встать.
Трое юных воинов схватили тело симбы и с пением потащили его за собой.
- Эй! Это моя добыча! – воскликнул Артур. – Если я не принесу его в Камелот, никто не поверит нам, когда мы будем рассказывать, как охотились на симбу!
Путаясь в своих доспехах, он бросился следом за детьми. Мерлин побежал за ним.
- Артур, пора возвращаться! Скоро ночь!
- Сначала я хочу моего симбу!
Артур обогнул трех юных охотников и встал перед ними, загородив путь.
- Это мое, - указал он на тело.
Алайо прищурился и упер руки в бока.
- N'tem iliké, Itreki! (4)
- Не итреки! Артур! Eca chuk m'kiri! И отдай мне это, немедленно! - Артур схватил мертвого симбу за голову.
- Артур! – возмутился Мерлин.
- M'pebes aku ra militor (5), - проворчал Алайо, хлопнув короля по пальцам, чтобы заставить его выпустить добычу.
- Уй! – Артур отдернул руку. – Ты! Похититель симбы!
Прежде чем Мерлин успел сказать хоть слово, большая черная рука закрыла ему рот. Он вытаращил глаза. Дюжина взрослых охотников, вооруженных длинными копьями и кожаными щитами, тихо появилась из кустов. Они окружили Артура, наставив на него оружие, явно готовые немедленно воспользоваться им.
- N'tari simba? (6) - сказал самый высокий из мужчин.
- Simba n'sele, (7) - ответил Алайо, спрятавшись за ним.
Гигант похлопал его по голове. Юный охотник бросил на Артура торжествующий взгляд.
- N'bili sama, (8) - черный гигант нахмурился и сделал угрожающий жест копьем в направлении короля.
- Хорошо, - Артур сглотнул. – Нет проблем. Не будем ссориться из-за этого.
___________
(1) Пригнитесь.
(2) Этот идиот, явно, хочет умереть.
(3) Он убил льва! Это не женщина!
(4) Убирайся отсюда, идиот!
(5) Убери свои мерзкие белые пальцы от моей добычи!
(6) Кто убил этого льва?
(7) Я, отец.
(8) Убери оружие!

***
- Куда они нас ведут? – спросил Артур.
- Если бы я знал! – ответил Мерлин.
Солнце быстро садилось за горизонт, окрашивая небо в раскаленные цвета. Ночь должна была наступить меньше чем через час.
Пленив их, охотники связали им руки за спиной. Трое решительно толкали их вперед своими копьями, тогда как остальные шли сзади, с пением неся тело симбы. Алайо шагал во главе, гордо неся Экскалибур на вытянутых руках. Мукем и Бирджа шли рядом, нагруженные доспехами Артура, которые они разобрали на части.
- Подходящий момент, чтобы немного поколдовать, тебе не кажется? - прошептал Артур, уставившись на своего слугу.
- Если они испугаются, я рискую получить удар по голове раньше, чем смогу открыть коридор, - ответил Мерлин с сомнением. – А если я буду без сознания, нам это не слишком поможет. Они явно не собираются нас пока убивать. Посмотрим, куда они нас ведут, и тогда сориентируемся.
- Они забрали моего симбу, мои доспехи и мой меч, - пробурчал Артур. – Ты должен их оглушить!
- Напомни-ка, как тебе удалось объединить Альбион с твоими талантами к дипломатии? – съязвил Мерлин.
- Этим занималась Гвиневра.
Вскоре после заката они дошли до деревни. Она представляла собой несколько круглых платок из кожи, натянутой на деревянные дуги. Сотня быков с длинными рогами собралась поблизости. При виде охотников с пленниками вся деревня поспешила им навстречу. Десятки рук принялись щупать Артура с Мерлином, трогать одежду и волосы, а сотни любопытных глаз внимательно их рассматривали. Охотники отогнали жителей угрожающими криками.
Пленников с большой пышностью подвели к почтенному старцу, восседающему на деревянном кресле рядом с огнем, и бросили их на колени перед ним.
Высокий черный воин, который, без сомнения, был отцом Алайо, взял слово и, бурно жестикулируя, принялся объяснять ситуацию. Старец повернулся к Алайо и задал ему вопрос. Алайо указал на тело симбы и с решительным видом хлопнул себя по груди.
- Врунишка! – сощурился Артур. – Уверен, он рассказывает всем, что это он убил симбу. Если бы мы были в Камелоте, я бы отправил его в колодки!
- Артур! Это всего лишь ребенок, - напомнил ему Мерлин.
- Возможно, но в любом возрасте можно научиться хорошим манерам… ай!
Артур получил удар по затылку за то, что открыл рот, когда никто не спрашивал его мнения. Старый вождь задал еще несколько вопросов и внимательно выслушал ответы двух других детей и взрослых охотников. После чего он поднял руки к небу, требуя тишины, и заговорил:
- Relayo, iké saba Mirili sari! Sako pi tu larita bo sa. Artiri e cachuk m'kiri se hurati sili. Sabaké ikdalsar. Misiri kudalko. (1)
Жители дружно зааплодировали этому решению, в котором Артур и Мерлин ничего не поняли. Отец Алайо широко улыбнулся и схватил Мерлина за запястья, решительно потащив к ближайшей палатке.
- Эй, куда вы меня ведете! – упираясь, возмутился Мерлин.
Охотник удивленно посмотрел на него и потянул сильнее. Мерлин резко дернул руки к себе, и связывавшая их веревка натянулась. Охотник восхищенно покачал головой:
- Mirili sari, suta koi, suta sari. M'sili ka soi cachuk eti. (2)
Мерлин посчитал его тон слишком фамильярным, и у него возникло ужасное подозрение.
- Артур? – нерешительно позвал он.
- Не позволяй им увести себя! – бросил ему Артур, который по-прежнему стоял перед вождем. – У них явно дурные мысли. Может, они не поняли, что у тебя только кожа да кости, и собираются сварить тебя на ужин…
- Не смешно, - встревожено ответил Мерлин.
С колотящимся сердцем он наблюдал, как охотник приближается к нему. К его великому изумлению он послал ему… чарующую улыбку? И погладил щеку недвусмысленным жестом.
- Знаешь, кажется, он не собирается тебя есть, - насмешливо заметил Артур. – У меня впечатление, что он собирается на тебе жениться!
Охотник схватил двумя пальцами мочку его уха. Мерлин вспыхнул. Его глаза загорелись золотом, и веревки, связывавшие его запястья, испарились в облаке дыма. В следующее мгновение он влепил посмевшему схватить его за ухо грубияну затрещину, рявкнув:
- Я не девушка!
Охотник отступил на шаг, держась за щеку, и Мерлин увидел, как он покраснел от смущения. Все жители деревни издали удивленное «О-о-о-о». Бирджа вдруг взволнованно воскликнул:
- Mirili soi silisaï! (3)
Жители склонились перед Мерлином в знак уважения. Пользуясь своим преимуществом, он направился прямо к остолбеневшему Алайо, забрал Экскалибур и вернулся к Артуру, освободив того от пут и протянув меч. После чего воскликнул:
- Artiri n'tari simba!
Мерлин очень надеялся, что это означало: «Артур убил симбу», - а не какой-нибудь бессмысленный бред. Вождь задумчиво посмотрел на него, потом – на Алайо, который закричал:
- Sili atra! Simba n'seme! Dijilia n'seme! Itreki si s n'tari simba n'seme! Sili atra! (4)
С этими словами мальчик убежал, и вождь вздохнул. Повернувшись к Артуру и Мерлину, которые по-прежнему стояли перед ним, он поднес руку к сердцу в жесте раскаяния.
- Te beko te me, soi silisaï yadun, soi yekeltek yadun. N'tari simba, es'eme. Daita pora su kamilito. (5)
- Им повезло, что я не злопамятный, - ответил Артур, приподняв бровь.
Вождь хлопнул в ладоши и тут же появились женщины, несущие глиняные тарелки, полные каши с молоком. Лицо Артура немедленно прояснилось. Он с утра ничего не ел, и умирал от голода. Этого было совершенно достаточно, чтобы заслужить его прощение! Он повернулся к Мерлину и восхищенно воскликнул:
- Не знаю, что ты им сказал, но это явно сработало! Браво, Мерлин.
Король попробовал еду, его лицо озарилось широчайшей улыбкой, и он добавил:
- Представляю, как расскажу Гавейну, что вся деревня приняла тебя за девчонку!
_________
(1) Релайо, можешь взять прекрасную Мирили в супруги, как ты того желаешь! Уведи ее в палатку и сделай счастливой. Кажется, Артири – мужчина, несмотря на длинные волосы. Значит, никто не может жениться на нем, но мы отправим его пасти коров.
(2) Прекрасная Мирили, ты также сильна, как и очаровательна! Ты сделаешь меня счастливым человеком.
(3) Мирили – колдунья!
(4) Это несправедливо! Это был мой лев! Это была моя охота! Этот идиот пришел и убил моего льва!
(5) Не сердитесь, белая колдунья, белый воин. Вы убили льва, он ваш. В качестве извинения приглашаем вас разделить с нами ужин.

***
Немного позже, при свете звезд, когда деревня уснула, Артур с улыбкой повернулся к Мерлину:
- Спасибо за этот день.
- Да не за что. Мы всего лишь три раза едва не умерли, - ответил Мерлин, сузив глаза.
- Не считая того, что ты едва не стал невестой охотника, - насмешливо заметил Артур.
- Я не нахожу это забавным, - возмутился Мерлин, нахмурившись. – Не понимаю, что заставило его так думать.
- Может быть, тот момент, когда ты бросился ко мне, чтобы раздеть, после того как я убил симбу? Со стороны это наверняка смотрелось странно…
- Но я думал, что симба тебя убил! – возмущенно возразил Мерлин.
Артур засмеялся и прошептал, покачав головой:
- Это было смешно, - он бросил на друга благодарный взгляд и добавил: - Я почти забыл, как смеяться.
Мерлин вздохнул:
- Мне нравится твой смех. Мне его ужасно не хватало.
Артур ответил не сразу и со вздохом:
- Теперь надо возвращаться, правда?
- Боюсь, что да, - кивнул Мерлин.
- Ты, по крайней мере, знаешь, как вернуть нас в Камелот? – нахмурился Артур.
- Полагаю, я научился этому, - весело ответил Мерлин.
Они поднялись, и маг открыл коридор мгновенного перемещения.
- Готов? – спросил он, протянув руку своему королю.
- Готов, - ответил Артур, беря ее.
И они прыгнули.

***
В Камелоте было утро, и замок медленно просыпался. Крадясь потихоньку по коридорам в направлении королевской опочивальни, Артур и Мерлин нос к носу столкнулись с Гавейном, который, похоже, оттуда возвращался, очень недовольный тем, что никого там не нашел. Увидев их, рыцарь набросился на них, не дав времени скрыться.
- Артур! Мерлин! Где вы были?
- Ну… - смущенно начал Мерлин.
- Вы осмелились уйти без меня – опять! – возмутился Гавейн. – Почему вы никогда не берете меня с собой, когда собираетесь немного развлечься? Когда бы вы ни собиралась совершить новый побег… я хочу в нем участвовать.
- Пойду повидаю Гвиневру, - шепнул Артур на ухо Мерлину. – Займись Гавейном.
- Подожди… - Мерлин попытался удержать короля.
Но Гавейн схватил его за руку, выговаривая:
- Ну нет, не может быть и речи! Ты не сбежишь, пока не расскажешь мне все. Начиная с самого важного: пиво было хорошим?
Мерлин с беспокойством посмотрел на Артура, удаляющегося к комнате королевы. Почему у него было ощущение, что этот утренний визит – плохая идея?

***
Как только Артур снова ступил в замок, его охватило чувство вины. На богатой дичью равнине, увлекшись приключением вдали от Гвиневры, он почувствовал себя заново рожденным и помолодевшим, к нему вернулись бодрость и хорошее настроение. Впервые за десять длинных недель Артур не был грустен, апатичен или беспомощен.
Но теперь, когда он вернулся, вся радость необычного дня исчезла, уступив место давящей на него реальности. Он потерял сына. Он терял жену. Эти две мысли были невыносимы.
Теперь у Артура было только одно желание – увидеть Гвиневру, стиснуть ее в объятиях, вернуть к себе и стереть вместе с ее грустью все горе, которое скапливалось понемногу в этих каменных стенах. Чтобы все стало, как прежде. Он дошел до ее двери, движимый этим стремлением, и громко постучал.
- Гвиневра, это я. Артур. Открой, пожалуйста.
Лишь молчание было ему ответом.
- Гвиневра, я не уйду, пока ты не откроешь, - громко пригрозил он.
Возможно, он выпил немного лишнего за ужином у черных охотников.
Несколько секунд прошло, прежде чем дверь приоткрылась. Гвиневра молча посмотрела на Артура – под глазами залегли тени, а щеки впали.
- Гвиневра, - выдохнул он.
- Здравствуй, Артур, - бесстрастно ответила она. – Я открыла. Теперь скажи: чего ты хочешь?
- Тебя.
Он хотел украсть у нее поцелуй, но она отвернулась, и ее глаза вспыхнули гневом. Отказываясь быть отвергнутым, Артур снова попытался ее поцеловать. И заработал пощечину, заставившую его отступить.
- Надеюсь, ты хорошо повеселился, бегая с Мерлином, пока я здесь взаперти оплакиваю нашего сына! – воскликнула Гвиневра с жестокостью, какой прежде он у нее не замечал. – Два месяца прошло, и ты уже устал носить траур? Это показывает, как важен для тебя был Галаад.
- Как ты можешь такое говорить? – воскликнул Артур, раздираемый между яростью и болью.
- Потому что это правда! – гневно ответила Гвиневра. – И мне плевать! Делай, что хочешь! Но когда ты осмеливаешься так навязываться мне… словно самодовольный завоеватель… готовый открыто хвалиться передо мной, не заботясь об уважении к моему горю… тогда как ты явно провел ночь, пьянствуя… этого я не потерплю, Артур! Это недостойно тебя!
Гвиневра опустила глаза, чтобы скрыть возмущение, и попыталась успокоиться.
- Если ты действительно неспособен смириться с тем, что я оплакиваю Галаада, - глухо произнесла она. – Если моя печаль так мешает тебе… тогда… возможно, я должна уйти отсюда, потому что мне здесь больше не место.
- Нет! – в ужасе воскликнул Артур. – Гвиневра, не говори так. Ты моя жена…
- Тогда уважай меня, - она бросила на него горящий взгляд.
- Я больше не буду тебя беспокоить, - Артур отступил. – Обещаю тебе. Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста…
Он наткнулся спиной на стену и выдохнул:
- Прости.
- Отлично.
Гвиневра захлопнула дверь. Артур почувствовал, как слезы потекли по лицу, и наощупь побрел по коридору.

***
- У этих животных-гор был нос, которым они пользовались как рукой?
- И уши, напоминающие парус корабля, - подтвердил Мерлин.
- Я должен бы тебя убить за то, что ты забыл меня взять, - проворчал Гавейн.
В этот момент в конце коридора появился Артур. Он шел не прямо…
- Артур? – встревожено спросил Мерлин.
На лице короля застыла маска грусти и гнева, и Мерлин отодвинул Гавейна, чтобы пойти ему навстречу.
- Артур, что случилось? – испуганно спросил он. – Что ты…
- Заткнись, Мерлин, - Артур глянул на него разъяренно. – Я хочу снова уйти. Немедленно.
- Снова уйти? – растерянно повторил Мерлин. – Куда? Почему…
- Без разницы, мне плевать. Если я останусь здесь еще мгновение, я сойду с ума. Собери еды на неделю. А потом мы посетим новые места.
- Я хочу с вами! – взволнованно воскликнул Гавейн. – Я хочу увидеть животных-гор, полосатых ослов и гигантских симб!
- Гавейн, нет! – отрезал Мерлин. – Артур, это неразумно. Ты не можешь уйти. У тебя официальная встреча с Баярдом и Аннис, запланированная на завтрашнее утро. Ты должен…
- Не говори мне, что я должен делать! – рявкнул Артур.
Успокоившись, он продолжил:
- Солель примет их. Я оставлю ему инструкции. А ты тем временем собери провизию. Гавейн… найди нам бочонок пива.
- Бегу! – радостно воскликнул Гавейн.
- Артур, - Мерлин положил ему руку на плечо. – Бегство никогда ничему не помогало… Мы говорили об одном дне, помнишь? Что бы ни произошло сейчас с Гвен… ты не сможешь это уладить, уехав.
Артур помолчал, глядя на Мерлина, и произнес:
- Она сказала, что кто-то из нас должен уйти: или она, или я.
Мерлин сглотнул и измученно возразил:
- Уверен, она так не думала.
- Она верила в каждое слово. Я не могу оставаться здесь. Если я останусь, я сойду с ума.
- Но…
Король схватил его за руку и умоляюще посмотрел прямо в глаза, используя всю силу убеждения, на какую был способен.
- Пожалуйста, Мерлин, - прошептал он.
У мага перехватило горло. Он был неспособен сопротивляться этому взгляду. И проклятый Артур знал это. Он слишком хорошо знал его слабость. Мерлин сдался:
- Ладно, хорошо.


Глава 9

- Ты не должна была так жестоко обходиться с Артуром, - прошептала Моргана, когда Гвен закрыла дверь после того, как прогнала мужа.
- Я не спрашивала твоего мнения, - ответила она, яростно повернувшись к ней.
Моргана молча смотрела на нее, испуганная тем, что видит. Подруга похудела – остались кожа да кости. В глазах не отражалось ни доброты, ни простодушия, только напряженная боль, к которой теперь прибавился черный гнев. Она была неузнаваема, она не походила на себя. Несмотря на все ночи, что Моргана провела у изголовья Гвен, ей так и не удалось вырвать королеву из гнетущей тишины, обволакивающей словно саван.
Даже для прошедшей через тьму и познавшей ее черноту Морганы пребывание рядом с Гвен стало испытанием. Настолько нечто давящее и темное исходило от нее.
- Артур любит тебя, Гвен.
- Правда? Тогда почему он бежит от меня? Уверена, еще до полудня он снова уедет – в другие места, к другим приключениям. Подальше от меня, - с яростью произнесла королева.
По крайней мере, она больше не была погружена в равнодушие. Но надежды это не вселяло.
- Он бежит не от тебя, - ответила Моргана, пытаясь воззвать к благоразумию Гвен, – а от боли, которая тебя уничтожает. Вас разделяет не отсутствие наследника, а эта боль, растущая в твоем сердце. Ты должна найти силы победить ее. Ты должна реагировать, Гвен. Твой траур скоро поглотит тебя.
Гвен отвернулась и упрямо уставилась в стену, лучась гневом.
- Почему ты выбрала именно этот момент, чтобы вернуться? – тихо спросила она. – Годами я напрасно ждала твоего появления. Но ты не сделала ни малейшего шага ко мне. Почему ты упорно остаешься со мной – часами, каждый день? Почему теперь, когда я больше не хочу никого видеть?
Моргана опустила взгляд на свои ладони. Когда она заговорила, это был далекий, окрашенный грустью шепот.
- У меня была подруга Гвен. Она была дочерью кузнеца. Она была нежной, доброй и великодушной. И хотя она родилась ни благороднее, ни богаче, ни грациознее любой другой, все любили ее, потому что она обладала достоинством, которое делало ее драгоценнее всех остальных вместе взятых. Она умела заботиться о тех, кого любила… Моя подруга Гвен была рядом со мной, день и ночь. Я доверяла ей, а она – мне. Она одна знала, как меня пугали мои сны. Она одна обнимала меня, чтобы успокоить, когда ничто не могло меня подбодрить. А потом, однажды… она влюбилась в моего брата. И я видела во сне, как она получает корону. Мою корону, думала я, пожираемая амбициями. Начиная с этого дня, хотя она ничего мне не сделала, я приложила все силы, чтобы уничтожить ее. Я пыталась обвинить ее в магии, чтобы отправить на костер. Когда это не сработало, я дошла до того, что вернула из мира мертвых ее первую любовь, чтобы соблазнить ее, околдовать, чтобы она впала в немилость, накануне ее свадьбы.
Гвиневра ничего не ответила, но губы сжались в тонкую линию, когда она уставилась на Моргану мрачным взглядом.
- Так память Ланселота, рыцаря с чистым сердцем, была испачкана, а имя моей подруги Гвен запятнано виной, которая была моей, а не ее. Позже я пришла в себя, осознала все зло, что причинила той, кого должна была любить как сестру, - мягко продолжила Моргана. – Но было слишком поздно, поскольку зло было уже совершено. Как я могла вернуться? Мне было стыдно.
Она грустно посмотрела в окно:
- Мне по-прежнему стыдно. И причина, по которой я здесь сегодня с тобой… причина, по которой я прошу тебя не разрушать все… Заключается в том, что я не хочу тебе подобной участи. Ведь именно это случится с тобой, если ты позволишь горечи и гневу поглотить тебя и убить доброту, живущую в тебе… Если ты дойдешь до этого, как дошла я, ты никогда не сможешь ни вернуться назад, ни полностью возродить доверие между тобой и теми, кого ты любишь. Я не хочу, чтобы это случилось.
- Моргана, - произнесла Гвен, сев рядом с ней и положив ладонь на ее руку.
Их взгляды встретились.
- Мне не важно, что ты могла сделать раньше.
- Но мне важно, - Моргана грустно улыбнулась. – Не говори, что все прощено. Мне не хватит жизни, чтобы исправить все ошибки и, наконец, простить саму себя. Но не потому я сегодня здесь. Я здесь ради тебя. Ты моя подруга, и я хочу, чтобы ты избежала моих ошибок.
Гвен медленно покачала головой. Она понимала. Но… она глубоко вздохнула, в свою очередь приступив к признаниям:
- Я не могу победить боль. Не потому что не пыталась. Всеми силами я хотела бы двигаться вперед. Но вырванный из моего тела Галаад нерасторжимо связан с моим рассудком. Я не могу думать ни о чем другом, кроме него. Аппетит покинул меня, сон бежит от меня. Каждый раз, когда я вспоминаю об его отсутствии, мне хочется кричать, бить и кусаться. Ты права, Моргана. Я вела себя отвратительно с Артуром, он не заслужил этого. Но правда состоит в том, что если я останусь здесь, я все разрушу… Рано или поздно, даже если не хочу этого. В конце концов, я буду причинять боль всем, кого люблю. Из-за пустоты, которая кричит во мне и поглощает меня.
- Если ты останешься здесь… - с беспокойством повторила Моргана. – Но куда ты хочешь пойти? Камелот – твой дом, Артур – твой муж. Ты не можешь уйти.
- Артур заслуживает детей, - ответила Гвен, спокойно глядя на нее, - а со мной у него их не будет.
Моргана выдержала горящий взгляд, не дрогнув.
- С детьми или без, Гвен, ты королева, и ты хорошая королева. Народ Альбиона нуждается в тебе, и Артур не захочет никакую другую женщину рядом с собой, чтобы править Камелотом. Он доверил тебе свое сердце в тот день, когда выбрал тебя, и оно навсегда принадлежит тебе. Пендрагоны такие: они не берут обратно то, что отдали из любви. Если ты покинешь его сейчас, ты сломаешь его. Боль и горечь изменят его к худшему. Он никогда не женится снова. У него не будет других детей. Он станет как Утер. И закончит тем, что совершит те же ошибки. Ты не имеешь права позволить случиться такому.
- Если я останусь, будет еще хуже. Я уйду из Камелота. Я должна. Если ты согласна, я закончу свои дни в святилище, рядом с тобой.
Моргана покачала головой. Нечто в горе Гвен было выше ее понимания. Теперь она отдавала себе отчет, что не сможет спасти ее в одиночку. Ей нужна была помощь, совет. Хотя Моргана была последней великой жрицей, она не знала всего, поскольку знания добывала своими ограниченными силами.
Но среди мудрых были те, кто мог ее просветить. Моргана слышала о друидке по имени Алиора – почтенного возраста женщине из клана медведя, обладающей бесконечными знаниями. Говорили, что она ведает тайнами воды и луны.
- Дай мне немного времени, - попросила Моргана. – Я должна увидеться кое с кем, кто, может быть, сможет нам помочь.
Гвен с болью посмотрела на нее.
- Тот, о ком ты говоришь, имеет власть открыть двери Авалона, чтобы позволить мне увидеться с сыном? Потому, что если нет, даже если он может обратить время вспять, заставить реки выйти из берегов, приказать солнцу подниматься на западе, а луне оставаться все время полной, он не сможет помочь мне собрать кусочки моего сердца. Только глаза Галаада могут вернуть меня к жизни, только голос Галаада может исцелить мою разбитую душу, только смех Галаада может вернуть мне желание улыбаться, только любовь Галаада может возродить меня…
Глядя, как слезы текут по щекам Гвен, Моргана приняла решение. Она отправится посоветоваться с Алиорой, чего бы это ни стоило. Она узнает, как помочь подруге.

***
На заре Моргана покинула Гвен и теперь находилась в центре леса Асетир в поисках медвежьего клана. Солнце проникало под высокие кроны гигантских деревьев, ветер шевелил на ветках ленты, отмечающие начало территории друидов. Моргана пропела их имя и мотивы, объявляя о своем появлении.
Я великая жрица Острова Блаженных,
Я сестра медвежьего клана.
Я пришла с миром к моим братьям,
Я ищу слова мудрости у матери Алиоры.
Вокруг нее поднялся ветерок, и голос ответил:
Добро пожаловать, Моргана Пендрагон.
Наша мать Алиора готова принять тебя.
Моргана осторожно направилась к священным местам и вскоре достигла лагеря друидов, расположенного на берегу кристально-чистого ручья. Около двадцати разноцветных палаток стояли по кругу, соединенные друг с другом длинными шнурками. Между ними туда-сюда безмятежно ходили друиды. Их дети, смеясь, играли около воды. Солнце, освещающее лагерь, придавало им сияющий и вневременной вид.
Пока Моргана приближалась, многие друиды улыбались ей, уважительно кивая. Когда она достигла первой палатки, молодая женщина в простом платье, с заплетенными шерстяной лентой волосами, пошла ей навстречу и произнесла загадочным тоном:
- Следуйте за мной. Алиора ждет вас.
Они направились к большой голубой палатке, находившейся немного в стороне от остальных. Юная друидка отодвинула ее полотнище, приглашая войти. Внутри сидела старая женщина с морщинистым лицом, бледными, почти слепыми глазами. Она была одета в оленьи шкуры, а длинные седые волосы, тщательно расчесанные, окружали ее, словно белоснежным покрывалом.
- Мудрость воды и луны, - приветствовала ее Моргана, склоняясь.
- Великая жрица святилища, - ответила старица тем же тоном.
- Я пришла в поисках твоего слова и твоего совета.
- И ты получишь их, Моргана Пендрагон. Садись, прошу тебя.
Моргана села по-турецки напротив почтенной старицы.
- Что я могу сделать для тебя? – спросила Алиора.
- Я ищу помощи не для себя, а для дорогого мне человека, который страдает.
- Кто эта женщина и почему она страдает?
- Она моя сестра, супруга моего любимого брата. В течение четырех лет после их свадьбы она оставалась бесплодна, и, наконец, их союз дал плод любви. Она носила ребенка, названного Галаадом, только три месяца, когда он был вырван из чрева матери мечом убийцы. С тех пор горе овладело сердцем моей сестры. Это не горе обычного траура, но чернота, которая погружает ее в молчание и удаляет от близких. Несмотря на все мои усилия, я не смогла помочь ей преодолеть боль, и боюсь, что если она продолжится, моя сестра будет потеряна навсегда.
- Редко встречаются дети, траур по которым столь тяжел, когда они бывают отняты у матери до рождения, - медленно произнесла Алиора. – Но порой случается, что источник избирает человека с его зачатия, чтобы одарить его магией, и проникает в материнское чрево. Такой избранный ребенок бывает одарен именем и судьбой раньше, чем окажется у материнской груди. И связь между ним и матерью становится гораздо сильнее, чем во время обычной беременности, поскольку через магию эти два существа, живущие в одном теле, узнают друг друга духом. Женщины медвежьего клана передают от матери к дочери истории о великих друидках, которые носили детей-магов. Шалайак, мать Нимуэ, видела свою дочь во сне и говорила с ней о будущем магии. Зария, мать Меридара, когда была беременна своим сыном, могла приказывать лету и зиме, тогда как раньше у нее не было ни малейших магических способностей.
Старица обратила к Моргане мудрый сияющий взгляд.
- Всякая женщина страдает, когда теряет ребенка, Моргана Пендрагон. Но всякая женщина знает, что беременность – хрупкий дар, который может закончиться как радостью, так и трауром. Такова магия воды и луны, которую женщины носят в своем чреве. Пропитанная смертью, как и жизнью, управляемая силами равновесия. Поэтому слезы их траура не длятся вечно. Однако когда ребенок избран источником, это значит, что он предназначен для жизни, а не для смерти. В случае твоей сестры железо прервало нить жизни Галаада. Железо – инструмент мужчин, оно не участвует в равновесии воды и луны. Оно не имеет ничего общего с даром жизни и смерти, который принадлежит женщинам. Ребенок был вырван из будущего магии. Великий ущерб был нанесен его матери, но также и источнику, и равновесию.
- Вы говорите, что Галаад… должен был родиться? - прошептала Моргана.
- Твой племянник был предназначен стать великим принцем, и однажды – великим королем. Королем, чье имя превзошло бы имя его отца в памяти людей. Кто-то нарушил планы магии. Галаад не должен был умереть. Его жизнь была записана в книге великих магов. В той же книге, где есть твое имя, и имя могущественного Эмриса. Оплакивая своего сына, твоя сестра оплакивает не только ребенка, которого потеряла, но человека, которым он должен был стать, и свет, который он должен был принести в мир. Ее горе не обычно, и потому оно медленно разрушает ее.
- Существует ли способ помочь ей? - спросила Моргана с тревогой.
- Да. Но это будет нелегко, даже для последней из великих жриц. И если ты решишься на это, тебе придется пойти на жертвы.
- Мы говорим о моей сестре. Я готова сделать все необходимое, чтобы помочь ей.
Алиора удовлетворенно кивнула:
- В северных землях, за границей королевства Аннис существует источник. Он течет между священных камней Эдель Терека, куда древние жрицы приходили когда-то рожать детей-магов. Как и Остров Блаженных, Эдель Терек представляет собой врата, которые позволяют проникнуть в невидимые земли, находящиеся по ту сторону великих вод. В этом месте при полной луне завеса, отделяющая мир живых от вечного Авалона, может быть приподнята. Туда ты должна отвести свою сестру.
Алиора взяла предмет, завернутый в дорогую ткань, и дала его Моргане.
- Возьми с собой рог Эделя, и когда вы войдете в священную воду, протруби в него, чтобы открыть врата мира духов. Тогда твоя сестра сможет увидеть своего ребенка. Только он обладает властью освободить ее от печали. Только он может восстановить ту часть ее, которую она потеряла, когда железо разделило их.
- Вы говорили о жертве. Но я отказалась практиковать магию крови и черных искусств.
- Не бойся. Речь действительно идет о жертве магии, но не такого порядка. Путешествие к Эдель Тереку – священное паломничество. И если ты предпримешь его, ты должна дать обет не использовать свои силы каким бы то ни было образом до тех пор, пока не войдешь в священные воды. Будь осторожна: если ты нарушишь этот обет любым способом, когда рог Эделя откроет врата мира духов, твою сестру потребуют в качестве платы. Тогда, вместо того чтобы обрести ее, ты навсегда ее потеряешь.
Моргана вздрогнула от этих слов и покачала головой.
- Без железа. Значит… без меча. Если мы должны путешествовать одни, без магии, без оружия, как мы будем защищаться?
- Правила паломничества одни и те же в течение веков. Их нельзя изменить. Когда вы будете готовы отправиться, явитесь к озеру Авалона и запечатлейте свой обет, осуществив следующий ритуал. В течение трех дней вы должны голодать, потом войдите в озеро и произнесите клятву его владычице в таких словах: Я посвящаю себя вам, Хранительница врат Авалона, до тех пор, пока не прозвучит рог Эделя в священном источнике Эдель Терек. Я буду соблюдать древние правила во время паломничества Воды и Луны. Я не возьму с собой железа. Я не буду есть мяса. И я не буду использовать магию, пока не прозвучит рог Эделя в священном источнике Эдель Терека. Когда вы принесете обет, Владычица Озера даст вам свое благословение, начертав священную руну над вашими сердцами. Тогда вы должны будете подкрепиться медовыми сотами. И в течение всего путешествия вы будете соблюдать обет. Вы будете путешествовать пешком, не взяв с собой ни золота, ни украшений.
- И если мы соблюдем все правила и прибудем к концу нашего пути?
- Завеса приподнимется, и твоя сестра сможет увидеть своего сына, - пообещала Алиора.


Глава 10

Солель нервничал, готовясь к прибытию короля Баярда и королевы Аннис. Да и как было не нервничать? Он чувствовал, что не имеет законного права принимать их. Однако он оказался вынужден заняться этим, потому что больше было некому.
Судя по короткому письму, которое оставил Артур, он забегал в замок, прежде чем снова исчезнуть. Как надолго? Он не уточнил. Просто оставил Солелю печать и доверенность, гарантирующую, что его подпись имеет законную силу в отсутствие короля.
Тем утром Солель поднялся на заре и умолял Гвиневру сопровождать его, чтобы вместе встретить союзников. Она не соизволила даже открыть дверь.
- По крайней мере, примите их вместе со мной, - настаивал Солель. – Я не знаю, как объяснить то, что вы не вышли приветствовать их.
- Скажите, что я больна, или куда-нибудь уехала… Придумайте что-нибудь, рыцарь Солель. Эта задача не должна стать слишком сложной, если, как я надеюсь, вы и впрямь одарены хорошими мозгами.
Солель прикусил язык, чтобы не ответить прочувствованной репликой. «Это моя вина, что она стала такой», - напомнил он себе, пытаясь сохранить спокойствие. Но как провести встречу, если прежде Солель был представлен союзникам только как один из рыцарей?
- Все будет хорошо, - успокаивал его Леон, когда они готовились спуститься на площадь для встречи гостей. – В конце концов, это неофициальный визит, предназначенный укрепить дружеские связи.
Солель не был так в этом уверен, но решил промолчать.
Аннис и Баярд прибыли вместе в первой половине дня в сопровождении своей свиты. Путь до Камелота был долог для обоих, и Солель приготовил для них комнаты, как обычно делала Гвиневра, когда принимала гостей.
Он встретил их теплыми приветствиями, как подобает союзникам. Но они смотрели сквозь него, словно он был невидим, наклонившись в седлах и с недоумением глядя ему за спину, словно надеялись, что король и королева Камелота неожиданно появятся в обнимку в главных дверях.
«Ой-ей», - подумал Солель, заметив такую реакцию.
- Где Артур? – спросила Аннис без обиняков, прервав на середине его приветственную речь.
- Его величество не смог присутствовать и просил вас извинить его, - сердечно ответил Солель.
- Мы проделали этот путь, чтобы увидеть его, и когда мы приехали, он отсутствует? – возмущенно вопросила Аннис. – Я надеюсь, у вас хотя бы есть хорошее объяснение, молодой человек!
Солель почувствовал себя крайне неуютно и на ходу выдумал предлог:
- Непредвиденные обстоятельства, миледи. Отряд разбойников напал на один из наших патрулей неподалеку от деревни Лонгстид. Артур должен был срочно выехать сегодня утром, чтобы восстановить порядок…
- Он мог бы отправить кого-нибудь другого, - проворчала Аннис. – Любой из его рыцарей мог этим заняться.
Солель пытался придумать какой-нибудь умный ответ, но мозг работал замедленно. К счастью, Баярд пришел ему на помощь:
- Вы же знаете Артура, дорогая! Вечно сам летит на помощь беднякам, словно на нем держится весь мир. Его неспособность передавать другим дела – большой недостаток, но нам его не изменить.
Солель вздохнул с облегчением, когда Аннис с веселой улыбкой кивнула. Но, повернувшись к нему, она выглядела отнюдь не любезной.
- А Гвиневра? Где она?
- В гостях у принцессы Митиан, - тут же ответил Солель, радуясь, что это извинение подготовил заранее.
- С тех пор, как они сражались вместе, эти девушки неразлучны, - сказала Аннис Баярду и добавила для Солеля: - Смею надеяться, что королева вернется до завтра…
- Боюсь, что нет, миледи, - ответил он, все более обеспокоенный. – Ее величество все еще больна после нападения, жертвой которого стала… Она отправилась в Немет, чтобы отдохнуть. Вас должен был принять король. Не предполагалось, что королева вернется к этой встрече… и вот случилась эта помеха в последнюю минуту. Если вы согласитесь, вас приму я.
- А вы кто такой? – произнесла Аннис, подозрительно разглядывая его.
Баярд сделал то же самое. Стиснув зубы, Солель вытерпел взгляд правителей, смотревших на него так, будто он был едва лучше насекомого. Они что, совсем не слушали его приветственную речь? Он сделал усилие, чтобы остаться вежливым.
- Как я уже говорил… я – Солель, первый рыцарь Камелота и его наследник до той поры, пока у Артура не появится ребенок.
- О, так это вы! – воскликнула Аннис, приподняв брови.
Баярд бросил на нее сочувствующий взгляд, прокомментировав ровным тоном:
- Назначить наследником какого-то рыцаря – самая странная идея из всех, что когда-либо были у Артура. Но, в конце концов, мы всегда знали, что Артур может быть… оригинальным в своей манере правления. За это мы его и любим.
- Смею надеяться, что он хотя бы проинформировал вас о своем мнении по вопросам, которые мы должны обсудить, - высокомерно бросила Аннис. – В противном случае, мы приехали зря.
Когда двое правителей двинулись к замку, у Солеля возникло впечатление, что его бросили позади, и он прикусил губу. Этот визит обещал быть нелегким.
- Ну, - упавшим голосом сказал он Леону, - ты все еще думаешь, что я хорошо справляюсь?
- Мужайся, - сочувствующе ответил тот. – Кто-то же должен заняться ими.

***
Первый день визита Аннис и Баярда стал пыткой. Хотя Солель долго изучал вопрос налогов на ввоз товаров, который прибыли обсудить союзники, он ничего не понимал в торговле, а Артур, конечно же, не проинформировал его о своем мнении по вопросу. Солель не решался сказать «да» или «нет» на предложения правителей. Они смотрели на него, как на умственно отсталого, каждый раз, когда он признавался: «Я не знаю».
Солель отдал бы что угодно за возможность запереться в своей комнате по примеру Гвиневры, отдавшись жгучему чувству унижения, пока гости не отбудут из замка. Но если бы он это сделал, больше некому было бы исполнить обязанности хозяина, возложенные на него. И Солель смирился со своей пыткой, страдая в душе. «Это твоя вина», - повторял он себе каждый раз, когда с ним обращались свысока или глядели как на идиота. – Ты заслуживаешь все, что сейчас терпишь, и еще в сто раз больше».
Солель познал лишь один короткий успех во время ужина, когда Аннис и Баярд похвалили качество блюд, но это был скорее успех шеф-повара, чем его. И когда еда закончилась, быстро стало ясно, что Аннис и Баярд страшно скучали в его обществе, поскольку они рано откланялись.
Решительно настроенный улучшить впечатление о себе на второй день, Солель провел ночь, изучая их предложения, попросив Леона объяснить все тонкости, ускользающие от него. Таким образом, он открыл для себя много секретов торговых отношений.
Спал Солель всего два часа, но на следующее утро чувствовал себя гораздо увереннее в переговорах с союзниками и не путался в словах.
После полудня он предложил гостям отправиться на охоту, чтобы развлечь их. Баярд и Аннис с готовностью согласились, и, вооруженные арбалетами, они выехали в лес в сопровождении тридцати людей.
Когда Солель убил первого оленя, двое союзников впервые после их прибытия одарили его уважительными взглядами.
- Возможно, вы не увлечены торговлей, - кивнул Баярд, - но одно точно: вы умеете стрелять.
- Благодарю, сир, - ответил Солель, кивнув в ответ.
- Вы управляетесь с мечом так же хорошо, как с арбалетом? – с вызовом спросил король.
- Так говорят.
- Меч рыцаря Солеля единственный в Альбионе пронзил сердце дракона, - вмешался Леон, стремясь поддержать его.
Взгляд Аннис вдруг просветлел.
- Так это вы знаменитый Убийца драконов? – восхищенно спросила она.
- Люди назвали меня так после сражения в Немете, но, должен сказать, мне не нравится это прозвище. Я убил Смога, это правда. Но он был скорее вещью, чем драконом – вещью Хорсы-некроманта и его гнусной магии.
Теперь, когда Аннис и Баярд соединили его с его репутацией, они настойчиво стали просить рассказать всю историю… и второй вечер прошел более непринужденно, чем первый. Хотя Солель по-прежнему чувствовал себя неловко, вспоминая тот эпизод.
Мрачные предсказания Килгарры постоянно возвращались в его мысли – тем сильнее, чем больше он пытался подавить их. И Солелю было тяжело получать похвалы за битву, о которой он вспоминал с неохотой.
Однако совершенно новое восхищение Аннис и Баярда в его адрес наполнило его удовлетворением. В конечном счете, он был рад слышать, как королева скептиков восклицает:
- После этого подвига я понимаю решение Артура назначить вас своим наследником. Кто лучше Убийцы драконов мог бы защитить Камелот, если в этом возникнет необходимость?

***
На третий день официального визита Солель сам не заметил, как начал рассказывать об ужасном нападении, жертвой которого стала Гвиневра. Гости задумались о последствиях ранения королевы.
- Артур действительно собирается остаться ей верен? – пораженно спросил Баярд.
- Вы говорите о королеве Гвиневре, друг мой! – сурово ответила Аннис. – Следите за своими словами. Эта женщина стоит десяти таких мужчин как вы!
- Мне никогда не приходило в голову усомниться в добродетелях королевы, - возразил Баярд. – Я как никто знаю важность ее роли в объединении Альбиона… Но Артур – король, и у него нет детей. Что станет с его королевством?
- Артур молод, - ответила Аннис. – Этот вопрос может и подождать.
- Король и королева всегда были едины, - оборвал спор Солель. – И таковыми останутся, что бы ни случилось.
- Значит, вы будете наследником, а после вас – ваши дети, - задумчиво произнес Баярд. – Очень удачно…
- Я не могу радоваться беде, поразившей моего короля! - возмущенно воскликнул Солель.
- Артур в любом случае должен был бы назвать кого-то постороннего семье. В роду больше никого нет, - напомнила Аннис.
- Вы забываете Моргану, - ответил Баярд.
- Моргана Пендрагон – великая жрица. Ее обязанности не позволяют ей занять трон Камелота, - возразила Аннис. – Более того. Ее бурное прошлое не делает ее желанной претенденткой на престол. В памяти людей ее имя запятнано кровью.
Солель невольно сжал кулаки, слыша такие слова о своей возлюбленной. Ошибки, совершенные ею, были так давно! Как эти люди могли осуждать ее за прошлое, которое было похоронено много лет назад! Это было несправедливо.
- Отлично. Возможно, она никогда не наденет корону, - признал Баярд. – Но кто знает… если у нее будут дети…
- У короля Артура впереди долгие годы царствования, - напомнил им Солель, пытаясь скрыть свое возмущение. – Не подобает обсуждать его преемников в его отсутствие. Что касается меня, я полностью доверяю ему, и уверен, что в нужный момент он сделает наилучший выбор для будущего своего народа. Кем бы ни был тот, кого он назначит себе на замену.
Аннис и Баярд согласились, что в любой ситуации Артур поставит нужды своего народа и мир в Альбионе на первое место. Тема была закрыта.
Утром четвертого дня они пришли к согласию в переговорах и подписали новый договор. Солель впервые подписывал официальный документ именем короля. Уезжая, Аннис и Баярд попрощались с ним как с равным – с улыбками, сильно отличавшимися от их первоначального высокомерного отношения.
Однако Солель вздохнул с облегчением, глядя, как они удаляются. Он прожил последние дни, словно экзамен, и был рад, что он закончился.
- Видишь: в конце концов, ты неплохо справился, - дружеским тоном поздравил его Леон.
Солель подумал, что может отдохнуть несколько дней в ожидании возвращения Артура, которое, конечно, не задержится. Он не подозревал, что его ждали еще неожиданные повороты…

***
Это случилось утром шестого дня.
Солель устал. Накануне он снова отправился на Остров Блаженных, не найдя там ни единого следа Морганы. Казалось, она не появлялась в святилище с тех пор, как объявила, что собирается помочь Гвиневре, даже не намекнув, что именно намерена делать.
Моргана всегда отличалась независимостью, но Солель невольно злился при мысли, что она не соизволила предупредить его о своем отсутствии. И даже зная, как она была взволнована несчастьем королевы, он не мог не отметить некоторые бросающиеся в глаза факты.
Моргану невозможно было найти… и, как нарочно, не было и Мерлина! Конечно, Артур тоже отсутствовал. Но кто мог знать наверняка, были ли Артур и Мерлин вместе? Кто мог поклясться, что король не уехал сам по себе, один? Кто мог пообещать, что могущественный Эмрис не воспользовался отпуском своего короля, чтобы провести время с великой жрицей? Солелю порой казалось, что он настоящий идиот, которого бросили, свалив на него всю работу, тогда как те, на ком действительно лежала ответственность, безнаказанно веселились.
Но каждый раз, когда его мысли принимали опасный оборот, Солель гнал их чувством вины и напоминал себе: эту ситуацию спровоцировал ты.
Тем утром он надеялся выспаться вволю после утомительного совета накануне, но его бесцеремонно растрясли. Открыв глаза, наполовину сонный, Солель увидел склонившееся над ним обеспокоенное лицо Леона, который тут же объявил:
- У нас проблема.
Солель застонал и попытался спрятать голову под подушку. Пожалуйста, никаких проблем этим утром! Но Леон не собирался отставать от него.
- Королевы нет в ее покоях.
- Что? – Солель в панике подпрыгнул на кровати. – Как это? Куда она делась?
- Я постучал в дверь и не получил ответа… тогда я вошел и обнаружил комнату пустой… ее шкаф был полон, но… не знаю, у меня плохое предчувствие. Я думаю… думаю, она уехала, - раздосадовано заключил Леон.
- Уехала, - ошеломленно повторил Солель. – Хочешь сказать… уехала из Камелота?
Леон кивнул.
- Нет. Это невозможно.
Солель представил лицо Артура, когда он сообщит ему, что потерял Гвиневру. Он закрыл глаза и принялся быстро соображать.
- Если она уехала, Элиан должен быть в курсе. Она не могла покинуть Камелот, не предупредив брата. Кроме того, она была здесь еще вчера, а значит, не могла уйти далеко… Если узнать направление, мы можем бросить людей на ее поиски. Нельзя терять ни минуты!
Леон кивнул. Солель запрыгнул в сапоги, и они отправились за Элианом.
Они нашли его, совершенно унылого, в оружейной.
- Гвиневра исчезла, - обвиняющим тоном сообщил Леон.
Элиан казался смущенным, но ответил:
- Я не знаю, где она.
Солель нахмурился:
- Перестань врать. Если Артур узнает, что мы позволили ей уехать, ты хоть представляешь, как он отреагирует? Ему и так достаточно плохо!
- Она моя сестра, - возразил Элиан. – Она заставила меня обещать, что я ничего никому не скажу.
- Элиан, - вмешался Леон. – Король отсутствует неделю, и теперь мы не знаем, где королева. Мы должны обеспечивать ее безопасность, а она где-то совсем одна бегает в лесах! Ситуация серьезная! Если ты что-нибудь знаешь по поводу ее исчезновения, ты должен нам сообщить. Она может быть в опасности…
Элиан вздохнул и возразил:
- Она не в опасности. Никто ее не похищал, она сама решила уйти.
Две пары нетерпеливых глаз настойчиво разглядывали его, и он уступил.
- Она пришла ко мне поздно ночью. Сказала, что хочет на некоторое время удалиться от всякой общественной жизни, чтобы поразмышлять. Я спросил, куда она отправится, но Гвен ответила, что не хочет никому открывать эту информацию, чтобы ее не побеспокоили. Я пытался напомнить ей, что в отсутствие Артура она в ответе за королевство, и умолял изменить решение. Но…
Элиан с оскорбленным видом смотрел в землю.
- Ну? Что она сказала? – поторопил его Леон.
- Что она не может заниматься королевством, пока не уладит собственные проблемы, - несчастным тоном бросил Элиан. – И можно даже не пытаться заставить ее передумать.
- И ты вот так позволил ей уйти? – вне себя вопросил Леон.
- А что я должен был делать? Отвести ее обратно в комнату как пятилетнего ребенка? Привязать к кровати, чтобы помешать ей уйти? Она приняла решение!
- Она королева Камелота! Она не может уйти вот так, одна, без эскорта, даже не сказав куда! – взорвался Леон.
- Я просил позволить мне сопровождать ее, - оправдывался Элиан. – Но она сказала, что ей не нужен никто там, куда она идет. Я думал предупредить стражу, чтобы помешать ей выйти из города… Но к чему бы это привело – удерживать ее против воли? У нее был такой решительный вид… я подумал, что лучше будет довериться ей.
- Довериться! А если она не вернется? Что скажет Артур, когда узнает, что его жена исчезла?
Элиан сузил глаза и яростно возразил:
- Артура здесь нет. И, возможно, если бы он лучше заботился о ней, мы никогда не оказались бы в такой ситуации!
- Хватит! – рявкнул Солель, прерывая спор.
Он провел рукой по лицу, полностью оглушенный. Артур не давал о себе знать в течение недели… и, судя по нежеланию говорить собственному брату о том, куда она направилась, Гвиневра, похоже, покинула Камелот навсегда.
Из чего следовало, что Солель оказался в ответе за королевство на неопределенный срок. Он был оглушен. Неужели Артур и Гвиневра были настолько безответственны? Он бы разозлился, если бы не чувствовал себя виновным в этой катастрофической ситуации. Но Солель знал, что их дезертирство – результат принятого им в день турнира необдуманного решения.
А что, если они никогда не вернутся?
От одной мысли об этом его прошибал ледяной пот. Солель не хотел ни трона Камелота, ни ответственности за Альбион. Но он был наследником. У него не было выбора: он должен был принять последствия своих поступков и защищать порядок ради блага народа в ожидании возвращения законных правителей.
- Артур вернется, - глухо произнес он.


Глава 11

Мерлин, Артур и Гавейн уже неделю находились в Галлии. И если она была не столь экзотична, как солнечные земли, где первые двое охотились на симбу, было в ней кое-что, чего не хватало просторным равнинам: таверны. Берега Арморики* насчитывали их сотни – посещаемые как варварами, так и моряками. И в переполненных заведениях никогда не иссякали напитки. Именно по этой причине Гавейн высказался за Галлию, когда выбирали, куда отправиться.
У Мерлина до сих пор стояло перед глазами, как он подпрыгивает на месте, точно ребенок – возбужденный мыслью о похождениях, которых не позволял себе с тех пор, как стал рыцарем.
- О-о-о, пожалуйста, - просил Гавейн, строя умильные глазки. – Если мы отправляемся в путешествие, отправимся в Галлию! Я знавал прежде одного варвара, который говорил, будто пиво там льется рекой! Я всегда хотел узнать, говорил ли он правду!
- Гавейн, друг мой, ты мечтаешь только о выпивке, - фыркнул Артур. – Это прямо-таки навязчивая идея, и я нахожу сей факт удручающим. Ты не задумывался, что в жизни кроме пива есть кое-что еще?
- Да, еще есть девочки, - весело ответил Гавейн. – Нечего принимать такой снисходительный тон, ваше величество… Мы все знаем, почему вы говорите об алкоголе так, будто не любите его. Просто вы слишком горды, чтобы признать… что не умеете пить!
- Я могу выпить столько же, сколько ты, если захочу! – возмутился король на эту блестящую колкость.
- Спорю, что нет, - заявил Гавейн с широкой ухмылкой во все зубы.
- Принято, - решительно ответил Артур. – Мерлин, в Галлию.
Вот так они и оказались в настоящей ситуации. Слабость, проклятая слабость.
Мерлин бесконечно винил себя за то, что неспособен сопротивляться умоляющему взгляду. Даже когда наверняка знал, что идея, скрывающаяся за ним, обернется катастрофой. Но как сопротивляться, когда вместо одной пары глаз на него смотрели две? Более того – они принадлежали Артуру и Гавейну. А ведь Мерлин не мог не уступить перед мольбой хотя бы одного из них! И он перенес их в Галлию, чтобы развеяться, лелея надежду, что из этого выйдет что-то хорошее.
Вначале-то было скорее забавно. Руководивший авантюрой Гавейн напоминал прежнего Гавейна-бунтовщика, которого Мерлин считал отличным спутником в путешествиях. Всегда готовый посмеяться или завязать хорошую драку, он мечтал развратить своих приятелей и не скупился на средства для этого.
- Будто старые добрые времена вернулись, - повторял Гавейн без конца. – До клятв и коронаций, когда все мы были свободными людьми.
«И безответственными», - добавил Мерлин про себя.
Артур позволил развратить себя с пугающей легкостью. Казалось, он только и ждал, чтобы предаться дебошу. Дошло до того, что он поставил на кон свои доспехи в игре в кости! А проиграв, Артур принялся орать: «Тем хуже! Мне остается Экскалибур!» Который он поставил и проиграл в следующий заход…
Мерлин ударил себя по лбу, ошеломленный подобной глупостью. Клинок, закаленный в дыхании дракона… нет, в дыхании Килгарры, который отдал жизнь за Альбион! Потерян из-за идиотского пари! Это была невообразимая тупость, и, однако, Артур совершил ее!
Мерлин всю ночь преследовал победителей в азартной игре, чтобы вернуть драгоценный меч, прежде чем он исчезнет в глубинах Галлии. Просто не верилось, что Артур проиграл его в кости. Мерлин был горд тем, что вернул Экскалибур без магии. Хотя пришлось выложить половину их запасов и придумать страшную историю о том, что меч приносит несчастье всякому, кто им владеет. На берегах Арморики не слишком хорошо относились к магии: нынешний правитель вел кампанию против волшебников, напоминающую времена Утера Пендрагона. Лучше было к волшебству не прибегать.
К концу недели Мерлин уже видеть не мог таверны, пиво и азартные игры, которые систематически плохо заканчивались. Король Камелота был пьян с утра до вечера и с вечера до утра, поскольку наливался как сапожник. Очевидно, у Артура с Гавейном была конкуренция.
В тот вечер с наступлением сумерек они сидели за столом в худшей дыре во всей округе и соревновались в способности поглотить все, бросая друг другу идиотские вызовы. Таверна была полна разгульных галльских варваров, хохотавших во все горло и разговаривавших грубыми голосами, обменивавшимися плоскими шутками и предававшимися тому же времяпровождению, что и Артур с Гавейном.
Утративший иллюзии Мерлин провел вечер, обхватив голову руками и наблюдая за тем, как его веселые товарищи наполняют кружки и чокаются.
Это была уже седьмая кружка – значит, скоро Артура начнет рвать. Гавейн будет безумно хохотать, пока его короля выворачивает наизнанку, а потом выпьет еще глоток и последует его примеру. Мерлин подберет своих друзей, скорее мертвых, чем живых, чтобы дотащить их до сухого места – как правило, до ближайшей конюшни. И они заснут на соломе, словно бродяги – слишком вымотанные, чтобы искать комнату. А утром проснутся с пустым желудком и кошмарным похмельем, которое приведет их в отвратительное настроение.
Если целью путешествия было перенять галльские нравы, можно было сказать, что двое гордых представителей Альбиона ее достигли. Но к чему могло привести подобное существование?
Гвиневра, оставшаяся в Камелоте, должно быть, в ярости. Мерлин на ее месте был бы. Он чувствовал себя виноватым за троих, видя, как Артур с Гавейном соперничают в пьянстве, пытаясь убедить себя, что у них нет никаких проблем… вместо того, чтобы решительно посмотреть в лицо реальности.
Бросив взгляд в собственную кружку, Мерлин вздохнул. Лучше смех, чем слезы… не так ли?
«Ты слаб, Мерлин, ты слаб», - сказал он своему отражению, подмигивавшему из глубины пива.
- Меня тошнит, - пожаловался Артур.
- Жалкий игрок, - насмехался Гавейн.
- Посмотришь еще, какой я…
Король скатился со стула и оказался на четвереньках, когда его вырвало. Галлы за соседними столиками расхохотались, глядя на него.
- Мерлин! – яростно и возмущенно икнул Артур.
- Я здесь, - вздохнул смирившийся с судьбой Мерлин.
Он схватил короля подмышки, помогая встать. Артур тяжело оперся на него и, пошатываясь, выпрямился. Осевший на своем стуле Гавейн держался за бока…
- Мерлин, меня…
- Наклоняйся с другой стороны! – крикнул Мерлин, в спешке разворачивая Артура, чтобы не быть забрызганным.
Новый взрыв смеха приветствовал второй приступ рвоты короля. Ведь есть же более приятные способы проводить вечер… в тепле, за партией в карты, приняв горячую ванну, вдыхая аромат лаванды, а не пот и грязь соседей.
«Не в этой жизни», - подумал Мерлин.
- Все будет хорошо, - сказал он вслух, выпрямляя друга, который больше не строил из себя гордеца. – Весь алкоголь, который ты поглотил, теперь на земле, вряд ли тебя будет еще сильно рвать… Давай, выпей лучше это.
Мерлин протянул Артуру свою флягу со свежей водой. Тот отпихнул ее с презрительной гримасой.
- Что это?
- Вода.
- Бе! Где мое пиво?
- Ну уж нет, хватит на сегодня пива! Пей, говорю – тебе станет лучше!
Закоченевшие пальцы Артура промахнулись, сомкнувшись на пустоте, и он издал неразборчивую жалобу. Мерлин поднял глаза к небу, потом, смирившись, поднес горлышко к его губам. Артур начал пить крупными жадными глотками.
- Гляньте-ка! Теперь он дает ему соску! – насмехался один из ближайших галлов. – Я знал, что парни с Альбиона известны своими странными нравами, но никогда не видел собственными глазами!
Мерлин благоразумно проигнорировал комментарий, но Гавейн повернулся к варвару, пронзительно глядя на него.
- Что ты сказал, друг? – вызывающе спросил он.
- Подожди своей очереди, милый, пока твоя дорогая женушка не напоит тебя из бутылочки, - насмешливо ответил ему мужчина.
- Ты будешь пить не воду, а собственную кровь, когда я выбью тебе зубы, - проворчал Гавейн, вставая.
«О нет, не снова!» - в отчаянии подумал Мерлин, видя приближение драки.
Галл поднялся навстречу подстрекателю. Мерлин бросил на него взгляд и сглотнул. Он был около двух метров ростом, а его кулаки напоминали наковальню. Скорее это он выбьет зубы Гавейну, каким бы рыцарем тот ни был. Но чтобы впечатлить Короля Хвастунов, требовалось больше. Особенно когда он был пьян.
- Думаешь, я боюсь тебя? – нагло заявил Гавейн, встав перед гигантом. – Иди сюда, дорогуша, и увидим, кто из нас сильнее…
У Мерлина совершенно не было настроения для новой драки в таверне. Таща на плече Артура, наполовину оглушенного от опьянения, он встал между Гавейном и его противником, чтобы, пока еще не поздно, урегулировать ситуацию с помощью любезности.
- А может, все тихо разойдутся по местам? – жизнерадостно заявил Мерлин. – Предлагаю следующую…
- Кто спрашивал твое мнение? – проревел гигант, оттолкнув его.
Мерлин споткнулся, потеряв равновесие, и ударился о стол с болезненным «м-м-ф». Но сумел во время выпрямиться, чтобы не уронить Артура. Тот покачнулся на ногах и, внезапно разбуженный толчком, рванулся вперед, натянутый как лук.
- Ты коснулся Мерлина, - Гавейн приподнял бровь в адрес галла. – Поверь, не стоило этого делать.
- Гавейн, - жестко произнес Мерлин. – Никаких драк сегодня. Уходим, пока все не стало…
- Можно подумать, я отступлю! – ответил уязвленный Гавейн. – Он толкнул тебя.
- И что?
- Ты мой друг, никто не может толкать тебя!
- Это громадное, мертвецки пьяное чудовище! - в ярости воскликнул Мерлин. – Мне плевать, что он толкнул меня. Если бы я хотел, я мог бы подвесить его за ноги на верхушке дерева! Что ты стремишься доказать, побив его? Конечно, не то, что ты умнее!
Гигант и его друзья ехидно заулыбались.
- Осторожно, друг, - насмешливо бросил варвар Гавейну. – Ты разозлил свою милочку…
- Если Мерлин должен быть чьей-нибудь милочкой, то только моей, - вмешался Артур, упустивший возможность помолчать.
- Я ничья не милочка! – оскорблено возмутился Мерлин.
Но его уже давно никто не слушал.
- Согласен… с тобой… Гавейн, - заявил Артур, который, несмотря на склонность путаться в ногах, решительно продвигался вперед, чтобы принять участие в конфликте.
Мерлин смотрел, как он на ощупь ищет свой меч, и с ужасом подумал: «В таком состоянии он ранит сам себя!»
- Никто… не тронет Мерлина… - продолжил король заплетающимся языком. – Это… наш друг… а вы всего лишь… идиоты. Вы заслуживаете хорошей… трепки!
- Артур, Гавейн, хватит! – безапелляционно велел Мерлин.
- Оставайся на месте, Мерлин… - Артур властно оттолкнул его себе за спину.
- Какую глупость ты еще хочешь сотворить? – запротестовал маг. – Ты смешон, ты даже на ногах не держишься!
- Эй, Артур, послушайся друга, - насмехался гигант. – Когда не можешь прямо ходить, следует избегать участия в драках.
- Ах, я не могу прямо ходить?! Еще увидим!
Мерлину неожиданно страшно захотелось бросить их выпутываться самостоятельно, отказаться от борьбы и вернуться в Камелот. Но Артур едва не насадил себя на Экскалибур, кинувшись на галла, чтобы проучить его. Гавейн рухнул спиной на стол от первого же удара кулаком. И если бы не магия Мерлина, их обоих превратили бы в паштет за десять секунд. Он тихонько спутал толстые кожаные шнурки, которые варвар носил на сапогах, заставив его споткнуться, и его товарищи кучей повалились на него. Схватив Артура и Гавейна за локти, Мерлин потащил их из таверны, воспользовавшись общим замешательством.
Он грубо толкал друзей перед собой, пока они не добрались до опушки в лесу. И только тогда позволил им, сотрясаемым последними спазмами смеха, упасть на землю.
- Чудесный удар, Мерлин! – воскликнул Гавейн, добравшись до ближайшего ствола, чтобы опереться о него спиной.
- Я бы… не смог лучше, - одобрил Артур, подняв палец, как знающий толк пьяница.
Мерлину захотелось отодрать обоих за уши. Если бы он мог, то принял бы вид старика, чтобы отчитать их, но он чувствовал себя слишком уставшим для этого.
- Считаете себя забавными? Так вот: это не так! – бушевал он. – А сейчас вы оба послушаете меня. Мы не станем проводить остаток жизни, обчищая берега Арморики и лес Броселианд. Мы возвращаемся домой! Артур, ты поговоришь с Гвиневрой. А Гавейн… ты протрезвеешь!
- Да, мамочка, - презрительно ответил Гавейн.
Артур принялся хохотать. Мерлин думал, что задушит его. Но король вдруг перешел от смеха к слезам, и весь его гнев умер, утонув в волне сострадания перед лицом такого отчаяния.
- Сир, - Мерлин присел рядом. – Это не может так продолжаться… ты же понимаешь! Ты правитель Альбиона, ты должен вернуться в Камелот. Народ нуждается в тебе!
- У моего народа все хорошо, Мерлин, - жалобно ответил Артур. – Это мой брак разваливается…
- А пьянки каждую ночь, доводящие тебя до немощи, что-нибудь изменят? – пораженно спросил Мерлин.
- Нет, но это помогает мне меньше думать, - с несчастным видом вздохнул король.
- Ты настоящая катастрофа, - констатировал Мерлин в полном отчаянии.
- Да, я катастрофа без нее… - рыдал Артур.
Мерлин прикусил язык, сдерживая ответ… и желание хорошенько встряхнуть его за плечи, чтобы заставить реагировать.
- Если это вас утешит, - вмешался Гавейн, казавшийся порядочно протрезвевшим и угрюмым, - я тоже несчастлив в любви. Поговорка врет, потому что я ничуть не счастливее в игре, если судить по тому, сколько денег я проиграл с начала недели.
- А о какой своей любви ты собственно говоришь? – разочарованно спросил Артур. – У тебя их столько!
- О единственной, которую я когда-либо таковой считал, - гневно уставился на него Гавейн,. – Митиан из Немета… и я запрещаю вам смеяться…
У Артура рот округлился от удивления.
- Митиан! Но… она…
- Принцесса. Да, я знаю, - произнес Гавейн тоном, лишенным иллюзий. – И гораздо красивее вас. Но придержите ваши нравоучения – между нами никогда ничего не будет. По крайней мере… ничего, кроме писем, потому что я недостаточно благороден для нее…
- Тебе бы следовало перестать быть таким дураком, - ответил Мерлин. – Митиан очень тебя ценит. Неужели ты так слеп, что ничего не замечаешь? К тебе она пришла за поддержкой, после своего последнего визита к Гвиневре. И поверь, она не просто так выбрала тебя…
- Это ты так говоришь, но что ты понимаешь в девушках, Мерлин? – возразил Гавейн несчастным тоном.
- Ничего. Именно это я и собирался сказать, - кивнул Артур. – Он, должно быть, целовался с одной… очень давно… и к тому же… это был очень целомудренный поцелуй!
Мерлин открыл рот… и закрыл. Чаша терпения переполнилась. «Милочки» галлов и заключений этих двух о его личной жизни ему хватило выше крыши! Можно подумать, обязательно надо вести себя по-идиотски, чтобы тебя уважали, а люди, предоставленные самим себе, способны только на поведение безмозглых животных. Так вот – нет!
- Знаете, это уж слишком! – взорвался Мерлин. – Думаете, мне не доставило бы удовольствия завести подружку, по которой можно вздыхать? Но уж точно… я не рискую найти ее, проводя все свое время, подбирая вас каждый вечер мертвецки пьяными! Наверное, я должен извиниться за то, что слишком беспокоюсь о Камелоте, его идиоте-короле и его рыцарях-кретинах, так что мне не остается времени на ухаживания? Не говоря уже об Альбионе, о народе, о магии и всем остальном! Вы, похоже, не отдаете себе отчет, сколько всего мне порой приходится переносить!
Артур и Гавейн пораженно смотрели на него.
- Что касается женщин… позвольте сказать вам, - Мерлин метал громы и молнии, в запале не в состоянии остановиться. – Если бы неподалеку оказалась какая-нибудь, она сбежала бы от вас, сломя голову! Скажите спасибо, что я еще не сделал то же самое! А теперь все возвращаются в Камелот! Немедленно.
Мерлин задыхался, раскрасневшись после своего пламенного выговора. Артур и Гавейн с пристыженным видом посмотрели друг на друга, и опустили головы.
Стоило бы подумать, что в их состоянии это был худший из всех возможных моментов для возвращения в замок. Но Мерлин не подумал. Он был так выбит из колеи, что смог открыть коридор перемещения только со второго раза.

_______________________________
*Арморика (лат. Armorica, лат. Aremorica) — историческая область на северо-западе современной Франции. Часто название «Арморика» употребляется как синоним названия «Бретань». Арморика существовала в античности и была частью Галлии, находившейся на побережье между устьями рек Сены и Луары, включая всю современную Бретань и простиравшуюся на неопределенное расстояние вглубь материка. Первоначально термин толковался значительно более расширительно, чем сейчас, включая всю Нормандию и даже все атлантическое побережье современной Франции.

***
Раскаяние двух пьяниц не продлилось даже то время, что понадобилось для перемещения. Едва они прибыли в Камелот, Артур направился прямо к покоям Гвиневры в сопровождении Гавейна, который подбадривал его возбужденными воплями. Король постучал в дверь своей жены – раз, два, три, не получая ответа. И начал яростно биться плечом, пытаясь открыть ее силой.
- Ты с ума сошел! – в панике воскликнул Мерлин. – Артур, прекрати!
- Ты сам сказал, что нам надо поговорить, - напомнил ему король, прежде чем позвать: - Гвиневра!
- Но не сейчас же! Ты абсолютно пьян!
- Плевать!
Гавейн начал помогать Артуру атаковать дверь. После двух дополнительных ударов она была сорвана с петель. Мужчины пролетели внутрь… и обнаружили, что кровать королевы пуста. Артур издал яростное ворчание, развернулся и рявкнул:
- Убью Солеля!
- При чем здесь Солель? – растерянно спросил Мерлин.
- Я велел ему позаботиться о ней!
Артур прямиком направился в покои наследного принца и ворвался в них с воплем:
- Где моя жена?
Солель спал без задних ног. При звуке королевского голоса он так подпрыгнул, что свалился с кровати. Полностью дезориентированного, его схватил грязный Артур, от которого несло пивом.
- Сир? – недоверчиво спросил Солель, в шоке от такого резкого пробуждения.
- Именно: сир, - ответил Артур вне себя и толкнул рыцаря к стене.
Солель ударился головой, в глазах заплясали звезды.
- Гвиневра! Где она? – закричал король. – Я жду твоих объяснений!
Пошатываясь, Солель смотрел на человека, стоящего перед ним, и пытался разглядеть в нем короля, за которым следовал в течение пяти лет со слепым доверием. Но было невозможно найти в этом отталкивающем пьянице, грубо вытащившем его из постели, образ юного сияющего рыцаря, который представлял в его глазах надежду магии. Солель вынужден был опереться о стену, обнаружив, что страх сжимает горло, и невольно начал дрожать. В течение бесконечной недели он, не переставая, молился о возвращении Артура, охваченный страхом никогда больше его не увидеть. Но теперь… Солель поймал себя на надежде, чтобы Артур снова исчез как можно быстрее. Разочарование было более чем жестоким. Лучше отсутствующий король, чем такой!
Артур угрожающе занес кулак и прорычал:
- Отвечай.
- Артур! – потрясенно воскликнул Мерлин. – Прекрати, хватит!
- Я хочу знать, где она!
- Не здесь! – крикнул Солель.
Он закрыл глаза, защищая лицо рукой. Но удар не приходил. Через несколько мгновений Солель осторожно приоткрыл глаз, обнаружив, что задыхающийся король отступил на шаг.
- Что? – спросил он, протрезвев. – Что значит «не здесь»?
- Она уехала, она… покинула замок, - ответил Солель, пытаясь успокоиться вопреки панике.
Трое мужчин в шоке молча смотрели на него.
- Она сказала Элиану, что хочет удалиться от всякой общественной жизни на время. Никто точно не знает, куда она отправилась.
- Я оставил тебя ответственным за мое королевство, и что происходит? – возмущенно вопросил Артур. – Ты позволил моей жене… потеряться!
Он повернулся к Мерлину:
- Я хочу, чтобы ты нашел ее!
- Не тогда, когда ты в таком состоянии, - ответил тот.
- Немедленно! – прорычал король.
- Артур, если ты не успокоишься, ты разбудишь весь Камелот!
- Мне плевать! Открой свои чертовы коридоры и отведи меня к жене, сейчас же!
- Отлично, ваше ослиное величество, ты сам этого захотел! – проворчал разозленный Мерлин.
Его глаза вспыхнули золотом, но ничего не произошло. Раздраженный, он попытался снова открыть коридор. На этот раз окно появилось, однако тут же сузилось и испарилось.
- Что ты там возишься? – разозлился Артур. – Ты забыл, как это делается?
- Это твоя вина! – ответил Мерлин, в свою очередь, приходя в ярость. – Ты меня отвлекаешь!
Он сконцентрировал силы, и на этот раз коридор материализовался перед ними. Мерлин извиняющееся посмотрел на Солеля:
- Я правда очень сожалею об этом.
Солель ничего не ответил.
Протолкнув Артура сквозь окно и подтащив к нему Гавейна, Мерлин повернулся к бледному рыцарю, пообещав:
- Я верну их, когда они успокоятся.
После чего тоже исчез.

***
Мерлин не задумывался над длиной коридора. Он думал только о том, чтобы увести Артура подальше, чтобы люди не увидели его в таком состоянии, и убедиться, что они не попадут на Гвиневру, пока король не протрезвеет. Появившись по другую сторону, Мерлин предположил, что прыжок был относительно длинным, судя по тому, как кружилась голова.
Гавейн был оглушен, Артур метался вокруг, в панике повторяя:
- Ее здесь нет.
Бедная Гвиневра! Если бы она была здесь, она была бы потрясена. Мерлин выдохся, он просто не мог больше. Он принял единственное решение, пришедшее на ум в тот момент, которое принял бы еще на выходе из таверны, если бы спутники не довели его до бешенства.
Одним магическим взглядом Мерлин усыпил Артура и Гавейна, убедившись, что они будут отдыхать достаточно долго, чтобы проснуться свежими и бодрыми. А потом он позаботится, чтобы ни тот, ни другой больше не коснулись и капли алкоголя – по меньшей мере, в течение года. Какие бы взгляды они на него не бросали. Мерлин был истощен и, едва упав на землю, в свою очередь крепко заснул.
Когда он проснулся, в небе сияло послеполуденное солнце. Мерлин сел и осмотрел пейзаж, расстилавшийся перед глазами. Они приземлились на холме, нависающем над океаном. Вдали можно было различить дорогу и отдаленные очертания города, размеры которого невозможно было определить.
Мерлин чувствовал, что его подташнивает, хотя в отличие от Артура и Гавейна ничего не пил. Глубоко вздохнув, он решил найти что-нибудь, что можно приготовить, в тайне радуясь, что в поле зрения нет ни одной таверны, а все пиво, которое они брали с собой, давно закончилось. Вот что поможет его спутникам протрезветь!
Мерлин собрал хворост, зажег магией костер и на мгновение удивился, насколько этот простой фокус опустошил его. Должно быть, их неделя в Галлии измотала его больше, чем он думал. Но он быстро прогнал эти мысли. Заметив неподалеку ручей, Мерлин споро соорудил себе гарпун, чтобы порыбачить. Он поймал три рыбы и начал поджаривать их.
С наступлением вечера жалко выглядевший Артур, наконец, проснулся, тогда как Гавейн по-прежнему храпел. Король поднялся и сел рядом с Мерлином, перед рыбой на вертеле.
- Ты приготовил поесть, - смиренным тоном заметил он.
- Я подумал, что ты будешь голоден, - ответил Мерлин, не глядя на него.
- Не знаю, чем я тебя заслужил, - прошептал Артур. - Что бы я без тебя делал?
- Глупости, - укоризненно ответил Мерлин. – Со мной или без меня, ты только их и умеешь делать…
- Это так. Но не сердись на меня. Пожалуйста.
Мерлин, наконец, повернул голову, чтобы посмотреть на него. Артур выглядел раскаивающимся. Глубоко, искренне раскаивающимся. У него был взгляд побитой собаки, который делал его одновременно жалким и очаровательным. Невозможно было долго на него сердиться, когда у него было такое выражение лица.
- Я никогда не могу по-настоящему злиться на тебя, - вздохнул Мерлин, скривившись.
Лицо Артура озарилось улыбкой.
- Я вечно тебе все прощаю, моя слабость меня погубит, - нахмурился Мерлин. – Ты вел себя…
- Как кретин, - заключил Артур. – Знаю. Но я был потрясен тем, что Гвиневра покинула Камелот…
- Это не извинение.
- Правда. Спасибо, что не послушал меня, когда я требовал отправиться к ней.
Мерлин вздохнул и кивнул, слегка улыбнувшись:
- Не за что.
- И… прости за то, что я сказал… о тебе и девушках.
Мерлин угрожающе посмотрел на него. Артур игриво улыбнулся и продолжил:
- К слову, это было все-таки отчасти правдой… если подумать, ты…
- Заткнись, - проворчал Мерлин.
- Ладно! Ладно, я ничего не говорил, - с невинным видом заметил Артур.
- Скажите-ка… где мы? – спросил Гавейн, появившийся, потягиваясь, как кот.
- Добро пожаловать в наше общество, господин Пиво, - бросил ему Мерлин. – Ответ на твой вопрос: со всей очевидностью, не в Арморике, учитывая, что здесь нет таверн.
- Какая досада! – разочарованно произнес Гавейн. – За каким чертом ты привел нас в такую пропащую дыру?
- Затем, что вы с Артуром выпили свою норму на десять лет вперед, - Мерлин приподнял бровь. – Теперь настало время поесть. А после еды… мы возвращаемся домой. Спокойно. Хватит склок!
- Но… - запротестовал Гавейн.
- Гавейн. Мерлин прав, - заявил Артур. – Мы не можем и дальше вести себя, словно мы по-прежнему юны… и безответственны. Камелот ждет нас… и, что бы ни случилось, мой народ нуждается во мне.
Мерлин кивнул с облегчением от того, что друг, наконец-то, вспомнил об этом.
Съев рыбу, они спустились освежиться в реке. Когда Мерлин решил, что они достаточно представительно выглядят, он с улыбкой посмотрел на друзей и спросил:
- Готовы?
Оба кивнули. Мерлин сконцентрировал свои силы… И ничего не произошло. Он попытался снова – раз, два, три, десять. Прежде чем принять очевидное. По какой-то таинственной причине его магия больше не была достаточно сильной, чтобы открыть даже самый маленький коридор. Паника охватила его, и кровь отхлынула от лица. Артур с беспокойством нахмурился:
- Мерлин… что происходит?
Он в замешательстве посмотрел на короля и прочистил горло.
- Думаю… у нас небольшая проблема, - едва слышно выдохнул Мерлин.


Глава 12

Когда Моргана в первый раз рассказывала о Паломничестве Воды и Луны, в душе Гвен проснулось чувство, которое она считала потерянным навсегда. Хрупкий свет надежды. Надежды увидеть своего сына, поговорить с ним.
У Гвен ни разу не возникло ни малейшего сомнения в принятом решении. Если существовала возможность вновь обрести Галаада – пусть на несколько мгновений – она воспользуется ею, не раздумывая. Каковы бы ни оказались цена или испытания, которые надо преодолеть. Ее ребенок стоил любых жертв, она ничего не боялась. Ради счастья видеть его лицо не только во сне Гвен готова была пройти сквозь огонь и воду, и даже сто раз убитая, она поднялась бы снова, чтобы добраться до него.
Такой была ее любовь к Галааду: стойкой, глубокой и нерушимой. Если понадобится, она доведет Гвен до края света. Единственной ее тайной тревогой было обнаружить в конце путешествия не своего сына, своего принца, но страдающую тень, которая будет лишь выглядеть как он. Царство мертвых могло быть страшным, полным бесформенных чудовищ и жестоких разочарований.
Гвен помнила ледяное присутствие дорока и темного Ланселота, вернувшегося, чтобы околдовать ее. А вдруг у Галаада не такое лицо, как в ее снах, а другое – полное боли?
«По крайней мере, я узнаю, - решительно подумала Гвен, - кто он на самом деле, и страдает ли он там, где находится».
А если страдает?
Гвен вырвет его из небытия и боли, даже если для этого понадобится перевернуть мир мертвых с ног на голову. Черпая силы в этом решении, она слушала рассказ Морганы о правилах паломничества. Ни мяса, ни железа, ни магии. И они должны будут путешествовать пешком. Когда жрица произносила эти слова, Гвен вдруг поняла, от чего подруга собиралась отказаться ради нее.
Впервые за долгие годы, Гвен смотрела на ту, кого многие называли «ведьмой», отбросив сложившиеся представления, страхи, подозрительность, забыв на время свое горе и даже Галаада. И увидела перед собой необыкновенную женщину.
Эта женщина, которую за четыре года Гвен встретила лишь однажды, была готова отказаться от могущества, которое так старательно приобретала, чтобы сопровождать ее на пути, ведущем к сыну. За высокомерием и гордостью, за мраморным лицом у Морганы Пендрагон скрывалась самая щедрая душа, которую Гвен когда-либо встречала. Она была настоящим другом. Деяние любви, совершаемое Морганой, было столь велико, что слезы выступили на глазах, когда Гвен осознала степень ее преданности.
- Знаешь, - сказала она, покачав головой, - ты не обязана идти со мной. У тебя есть долг перед своим народом.
- Да, есть. Как и у тебя. Но я буду нужна тебе в Эдель Тереке, чтобы протрубить в Рог. И я хочу идти с тобой, Гвен. Дорога будет длинна и тяжела. Я хочу быть рядом с тобой, чтобы поддерживать тебя в пути. И… я прошу тебя: дай мне этот шанс. Оставь мне эту возможность быть рядом с той, кого я люблю, не только издалека, не только время от времени, но в каждый миг путешествия, как я хотела бы быть со всеми, кто мне дорог.
Гвен вздрогнула и взяла ее за руки:
- Я счастлива, что ты сопровождаешь меня.
И произнеся эти слова, она поняла, что это правда. Моргана улыбнулась. За ее лунной красотой Гвен почувствовала тепло, пыл и страсть. Словно груз прожитых лет вдруг упал с сердца, и вспомнились времена их юности, когда они были так близки. И тогда Гвен поняла, что путешествие будет ценно само по себе, а не только тем, что произойдет в источнике Эдель Терека.
Перед отбытием Гвен настояла, что должна предупредить брата. Когда она отправилась к нему в самый темный час ночи, Моргана предупредила:
- Если ты расскажешь Элиану о том, куда мы идем, можешь быть уверена, что еще до рассвета патруль отправится по нашим следам. Рыцари Камелота не позволят своей королеве уйти, не испробовав все средства, чтобы удержать ее. На пути до Авалонского озера мы можем запутать их, но как только мы произнесем обеты, я не смогу больше пользоваться магией, чтобы отвлечь их. А если они догонят нас, у нас будут трудности с продолжением паломничества. Они захотят вернуть тебя – добровольно или силой.
- Я скажу ему только, что хочу удалиться на некоторое время, - успокоила ее Гвен. – Он мой брат, я не могу оставить его в неведении о моей судьбе. А главное, я не могу позволить ему думать, что меня похитили. А если я поговорю с ним, он успокоит Артура, когда тот вернется.
- Артура? Он будет в печали и ярости, какими бы ни были объяснения, - рассудительно заметила Моргана. – Но и ему мы не можем ничего сказать. Паломничество Воды и Луны – женский путь, спрятанный от мужчин. Ни один из них не должен знать, что мы затеваем.
Это включало и Солеля. Моргана знала, что он плохо воспримет ее отсутствие. Но у нее был долг перед Гвен – священный долг, долг сестры. Более того – помогая ей достичь источника Эдель Терека, Моргана не только поддержит подругу: если все пройдет хорошо, она вернет женщину, которую любит ее брат. Конечно, Моргана делала это для Гвен, но также и для Артура. Даже если он никогда об этом не узнает. Чтобы он снова мог быть счастлив. Чтобы он снова обрел ту, кого выбрал…
Она должна была это сделать – хотя бы отчасти загладить свою вину за все беды, что принесла Артуру в прошлом. И если Солель будет страдать во время ее отсутствия, значит – пусть страдает. Тем хуже. В конце концов, его страдания не будут длиться вечно. Что значат несколько месяцев разлуки по сравнению с целой жизнью вместе? А вернувшись, Моргана расскажет ему обо всем.
Попрощавшись с Элианом, Гвен вернулась в спальню, чтобы забрать вещи. Она почти ничего не взяла с собой: каравай хлеба, несколько яблок, круг сыра, бокал меда, да свежей воды. Это все, в чем она нуждалась.
Тяжелые, вышитые шелком платья остались в шкафу. Никакой роскоши в траурном путешествии. Никаких юбок во время быстрой ходьбы по дорогам. Гвен надела шаровары, сапоги, темную рубаху, черную накидку. Она не могла взять доспехи, но выбрала посох и, прежде чем уйти, обрезала и заплела свои густые волосы, чтобы они не мешали ей.
- Практично, - одобрила Моргана.
- Многое изменилось с прежних времен, - весело ответила Гвен. – Я тоже возглавляла армию. Я знаю, какими бывают мужчины.
Моргана понимающе улыбнулась. Гвен покосилась на нее:
- Лучше не быть слишком красивой во время путешествия, как ты считаешь?
- Действительно, - рассмеялась Моргана. – Если мы не хотим, чтобы нас задерживали предложения неуклюжих претендентов – ведь мы должны изображать анонимных путешественниц.
Гвен кивнула, слегка улыбнувшись:
- Твоя очередь?
- О! Со мной все просто.
Моргана использовала магию, чтобы измениться. Впервые за долгие годы на ней были шаровары и простая белая рубаха, но удобство мужской одежды показалось ей до странности приятным. Прежде она еще носила кольчугу и меч, но железо давно перестало быть ее любимым оружием, и в этом путешествии оно было запрещено.
Моргана взяла посох – такой же, как у Гвен – и две женщины обменялись заговорщицкими взглядами.
- Я долго буду жалеть, что не родилась волшебницей, видя преимущества, которые предоставляет ваш с Мерлином дар, - вздохнула Гвен.
- Ты не захотела бы родиться волшебницей во времена Утера, - ответила Моргана, протягивая ей руку.
- Утер Пендрагон был идиотом, - прошептала Гвен и про себя подумала: «Он утопил бы собственного внука».
- Согласна с тобой, - кивнула Моргана. – Но он может похвалиться тем, что произвел на свет двух детей, которые таковыми не являются. Хотя… что касается Артура, это еще не факт.
Гвен невольно улыбнулась:
- Осторожно. Ты говоришь о моем муже…
- Знаю. И о своем брате.
Королева вложила ладонь в руку жрицы, и Моргана открыла коридор перемещения. В следующее мгновение они оказались на берегу озера Авалон.
При виде черных вод, окруженных высокими горами, разум Гвен опустел. Ей казалось, что она вырвалась из тюрьмы, и она удивилась этой мысли. Когда дом стал для нее темницей? Когда ее душа начала задыхаться в стенах Камелота? Гвен не знала. Но с первого же мгновения дуновение свежего ветра на лице свело ее с ума.
- Это место великолепно, - произнесла она, глядя на молчаливый лес и неподвижную воду.
- Так и есть, - согласилась Моргана.
Гвен закрыла глаза, наслаждаясь ощущением покоя, витавшим здесь.
- Я забыла, до какой степени дикая природа может быть целительна для души, - выдохнула она.
- Когда я жила в лесу Асетир, я чувствовала то же самое. Величественность деревьев успокаивала мое сердце. Зелень листвы уравновешивала мою кроваво-красную ненависть.
- Почему в тебе было столько ненависти? – спросила Гвен, садясь на берегу.
- Моргауза соединила с моей душой демона, - ответила Моргана, глядя на озеро. – И демон, о существовании которого я не подозревала, управлял всей моей жизнью. Когда я узнала, что сделала моя сестра, я получила урок, который никогда не забуду.
- Какой урок? – задумчиво спросила Гвен.
- Больнее всего ранят те, кого мы любим, - грустно произнесла Моргана.
Гвен долго молчала, прежде чем ответить:
- Когда я была юной девушкой, я верила, что доброта может быть без пятен. Но, возможно, все мы имеем демона в глубине сердца, которого обнаруживаем, когда взрослеем и все усложняется. Демона, полного горечи и гнева, который с криком поднимается во время испытаний, чтобы попытаться управлять нашей жизнью…
- Так и есть, - кивнула Моргана и не без иронии добавила: - Но мой – хуже, чем у большинства людей. Даже сейчас, когда я говорю с тобой, я слышу, как рычит эта тварь, которой не нравится то, что она скованна.
- Пусть она сотрясает свою клетку, сестра. Она пленница, в то время как мы свободны, - прошептала Гвен.

***
Следующие три дня они провели на берегу озера, следуя очистительному ритуалу, предписанному друидами, и питались лесными фруктами и сотами дикого меда.
За эти три дня Гвен видела такие вещи, которые никогда не думала увидеть, и они наполняли ее восхищением и почтением. Она смотрела, как дриада спускается с дерева, сливаясь кожей с корой, чтобы устроиться на плече Морганы, отдыхающей в тени. Она любовалась духами воды, танцующими в свете звезд, и замечала воздушных созданий, почти невидимых человеческому глазу, различая крылья с прожилками. Ей казалось, что вся тайная красота мира спустилась к ней благодаря дару Морганы.
- Где ты научилась всему этому? – спросила Гвен.
- От мудрых, от друидов, через традиции. Но когда я начала взаимодействовать с источником, сама магия учила меня некоторым тайнам.
- Я никогда не видела, чтобы Мерлин делал то, что делаешь ты.
- Мерлин – урожденный маг, но только женщины могут принять священное призвание. Раньше великие жрицы воспитывались старшими, которые с детства обучали их тайнам видимого и невидимого мира. Но Утер во времена Великой Чистки разрушил порядок. Остались лишь две великие жрицы – Нимуэ и Моргауза. Однако их сердца были наполнены местью… Вместо того, чтобы открывать мне секреты нашего призвания, Моргауза учила меня манипулировать и убивать, развивая мой талант для разрушения и войны. Когда я начала восстанавливать святилище, мне самой пришлось узнавать, какими были истинные функции великой жрицы. Сегодня я обучаю этим ритуалам моих девочек – урожденных волшебниц. В следующем поколении будет множество великих жриц…

Когда Гвен спала на берегу озера, ее сны о Галааде становились сильнее и яснее. Порой в них царила ночь, в других случаях – день. Гвен слышала смех сына среди листвы, видела его кудри среди ветвей, различала его силуэт у воды.
На второй вечер Гвен услышала, как он шепчет:
- Мама.
Она вскочила от звука его голоса и заметила, что Моргана, лежавшая напротив, тоже только что проснулась, и ее глаза переходили от золотого к зеленому.
- Ты слышала его? – с благоговением спросила Гвен.
Моргана потрясенно кивнула:
- Я видела его лицо. Он шаловливый ребенок… прошел через твой сон, чтобы появиться в моем…
- Я никогда не вижу его целиком, - прошептала Гвен. – Он танцует, точно тень, на краю моего сознания и исчезает. Ты видела его… Скажи, какой он?
Моргана покачала головой:
- У него глаза Артура и твои черты… и нежная спокойная сила Мерлина. Твой сын прекрасен. Какая душа, какая судьба, какая сила… какой свет. Я понимаю, почему он не оставляет твои мысли. Теперь, когда я увидела его, он навсегда останется и в моих.
Гвен ничего не ответила, но душу накрыла грусть. Даже если она, в конце концов, увидит Галаада, судьба ее ребенка была разбита, когда прервалась его жизнь. Она никогда не познает счастья прижать его к себе. Никогда не увидит, как он растет и исполняет свою судьбу.
Слова Морганы напомнили Гвен, что ее потеря навсегда оставит ее безутешной, и что цель их путешествия – траур, а не возрождение.
- Почему мои сны становятся такими ясными на берегу Авалонского озера? – спросила она, чтобы не думать о том, что причиняло боль.
- Авалонское озеро – врата в мир духов, - ответила Моргана и, немного помолчав, добавила: - А также святилище, которое избрал Мерлин, чтобы оставить здесь навсегда единственную женщину, которую он любил.
- Мерлин был влюблен? – удивленно спросила Гвен.
- В духа-хранителя, которого мы встретим завтра. В те времена, когда этот дух еще был женщиной. Она давно умерла, и они любили друг друга лишь мгновение, но я думаю, что она навсегда останется в его сердце, как единственная любовь. Это грустная история. Там, где она сейчас находится, он никогда не сможет присоединиться к ней. Даже в вечности они будут разлучены.
- Все истории любви грустны, - прошептала Гвен.
- Мне хотелось бы верить в обратное, - произнесла Моргана, мягко коснувшись щеки королевы. – Мне хотелось бы верить, что, по крайней мере, для некоторых из нас они заканчиваются миром и радостью.

***
На третий день луна была полной. Моргана и Гвен распустили волосы и нагишом вошли в озеро, полностью погрузившись в холодную воду. Вынырнув лицом к лицу, каждая положила правую руку на сердце другой, и они произнесли клятву.
- Посвящаю себя тебе, Хранительница врат Авалона, до тех пор, пока не протрубит рог Эделя в священном источнике Эдель Терека. Я буду придерживаться правил Паломничества Воды и Луны. Я не возьму с собой железа. Я не буду есть мяса. И я не стану использовать магию, пока не протрубит рог Эделя в священном источнике Эдель Терека.
Вода вокруг них замерцала сверкающими пузырьками, в которых улыбались лица вилий.* Серебряный свет озарил глубины озера, и сияющая фигура появилась в медленном фонтане на поверхности воды. Разлетевшиеся капли застыли в воздухе, тогда как появившийся жидкий силуэт полетел к двум женщинам. Приблизившись, силуэт сгустился, превратившись в изящную девушку, одетую в сверкающее серебряное платье, чье безмятежное лицо было отмечено нежностью.
- Добро пожаловать, паломницы Воды и Луны, - тепло произнесла она. – Я Фрея, дух озера и Хранительница врат Авалона. Вы исполнили ритуал очищения, и я пришла благословить ваше путешествие. К какому духу вы собираетесь взывать?
- К духу моего сына, Галаада, - ответила Гвен.
Дева Озера нежно улыбнулась ей:
- Руны священного обета будут начертаны в ваших сердцах до тех пор, пока воды источника Эдель Терека не смоют их. Дух принца света будет ждать вас там – в конце вашего паломничества, по ту сторону врат Авалона.
Пальцы Морганы и Гвен засветились, и когда они опустили руки, друидский символ начертался на их коже серебряными чернилами. Свет, исходивший из озера, начал гаснуть, а лицо Фреи – превращаться в воду.
- Могу ли я спросить вас, госпожа? – осмелилась Моргана, когда Фрея уже готова была исчезнуть.
Женщина-фея кивнула.
- Я знаю, что прежде вы были смертной … - прошептала Моргана. – И что вы любили…
- Мерлин рассказал вам обо мне?
- Да… госпожа… - кивнула жрица.
- Каков ваш вопрос, Моргана Пендрагон?
- После вашей смерти… почему вы согласились стать Хранительницей врат Авалона? Почему не перешли по ту сторону, чтобы ждать его? Вы могли бы встретиться снова в вечности. Но теперь, когда вы являетесь госпожой Озера и Хранительницей врат, это невозможно. Даже если Мерлин умрет… вы будете разлучены.
Фрея задумчиво посмотрела на Моргану:
- Иногда интересы мира следует предпочесть своим личным, даже если приходится отказаться от самого дорогого желания. Однажды настанет день, Моргана Пендрагон, когда все будет казаться потерянным, и я буду нужна Мерлину. В этот день, являясь Хранительницей врат Авалона, я смогу помочь ему сделать кое-что, с чем он не справится один. Поэтому я согласилась стать Девой Озера.
- О чем идет речь? – с любопытством спросила Моргана.
Фрея улыбнулась и загадочным тоном ответила:
- Исполнить его судьбу.
Моргана вздрогнула:
- Вы, знающая все тайны, можете ли сказать… какой будет моя судьба?
- Ваша судьба – сделать выбор. Но Айтуза уже говорила вам об этом. И не мне говорить больше. Разве что, вот это: добро, которое вы совершите однажды, будет происходить из вашего желания загладить свои ошибки. Оттого что вы познали великую тьму, вы сможете подарить миру великий свет, что вы и сделаете… если будете следовать сердцу. Никогда не теряйте надежду, Моргана. Перед концом вы будете нужны Мерлину, также как и я. Я не смогу сыграть свою роль, если вы не исполните свою.
Моргана ничего не ответила, но сохранила эти слова в сердце.
- Желаю вам счастливого паломничества, дочери Воды и Луны, - заключила Дева Озера. – Мы увидимся снова у источника Эдель Терека. И, если вы будете верны своим обетам, я открою для вас Врата Авалона.
Ее силуэт растекся, воды озера погасли, и переливающаяся поверхность вновь стала неподвижной.

____________________________
*Вилии, вилы, самовилы — в северной мифологии женские духи, очаровательные девушки с распущенными волосами и крыльями. Они одеты в волшебные платья – кто отнимал у них платье, тому они подчинялись.
Вилии владели колодцами и озерами, обладали способностями «запирать» воды. Если отнять у них крылья, они теряют способность летать и становятся простыми женщинами.
К людям, особенно к мужчинам, они относятся дружелюбно, помогают обиженным и сиротам. Если разгневать вил, они могут жестоко наказать, даже убить одним взглядом. Они могут лечить, предсказывать смерть, но и сами они не бессмертны.
Подобные девушки, называемые Vilia, встречаются и в кельтской мифологии.

***
Выйдя из воды, Гвен и Моргана подкрепились медовыми сотами и, взяв посохи, сразу же отправились в путь через лес. Гвен все еще была под впечатлением от чарующего видения Девы Озера и размышляла о вопросах, которые Моргана задала о Мерлине.
- Ты часто видела Мерлина в последние годы? – спросила она некоторое время спустя.
- Очень часто, - с улыбкой ответила жрица.
- А между вами…
- Нет. Никогда, - отрезала Моргана. – Он был моим наставником, советником и другом. Он никогда не был влюблен в меня.
- Но прежде он был влюблен… в Деву Озера. И он рассказал тебе об этом.
- Когда Килгарра умер, он пришел ко мне и тогда рассказал о ней.
- Значит, вы должны быть очень близки.
- Так и есть. Артур – мой брат по крови, и я люблю его… но Мерлин – мой брат по магии, и я восхищаюсь им.
- Как умерла Фрея?
- Артур убил ее.
Гвен попыталась представить себе Артура, убивающего единственную любовь Мерлина, и вздрогнула.
- Почему он это сделал?
- Потому что она была проклята. Потому что он не знал, что Мерлин ее любит.
- Мерлин не злился на него за это?
- Он злился бы на кого угодно, но не на Артура. Мерлин не может злиться на Артура. Они для этого слишком тесно связаны.
- Мне спокойнее от того, что они сейчас вместе, - прошептала Гвен. – Я знаю, что с Артуром ничего не случится, пока Мерлин с ним.

***
- Сожалею, - в пятнадцатый раз повторил Мерлин.
Он был бледен и расстроен, в глазах стояли слезы, но он отказывался сдаваться. Артур видел, как он снова концентрируется, пытаясь призвать магию и открыть коридор… безрезультатно.
У Мерлина вырвался придушенный вскрик, и он в отчаянии прикрыл рот ладонью. Артур обменялся с Гавейном обеспокоенным взглядом. Вот уже три дня Мерлин напрасно упорствовал, и они оба уже начали бояться за него. Недавно, собирая хворост, они обсуждали это.
- Надо что-то делать, - сказал тогда Гавейн. – Он топчется на одном месте, и если так будет продолжаться, он заболеет.
- То есть, ты хочешь сказать, что я должен действовать? – ответил Артур.
Гавейн весело приподнял бровь:
- Если кто-то и может вытащить Мерлина из шокового состояния от потери магии… так это вы, принцесса.
Теперь пришло время взять все в свои руки. Артур перевел дыхание и успокаивающе произнес:
- Мерлин. Прекрати упорствовать, это ничего не дает.
- Но я не понимаю, что случилось… я действительно не понимаю! - слезы текли по щекам Мерлина – он выглядел совершенно потерянным. - Моя магия… не может просто… исчезнуть вот так. Это невозможно!
Он снова потянулся к источнику, наверное, уже в сотый раз пытаясь открыть коридор в Альбион. Они оставались на том месте, куда он их перенес, последние три дня. Пока остальные охотились, рыбачили и поддерживали огонь, Мерлин все время проводил, пробуя снова и снова. Невозможно вернуться в Камелот…
И если бы только это! Со времени его первой попытки – три дня назад – его власть над магией значительно уменьшилась. Заклинание мгновенного перемещения было далеко не единственным, которым он больше не владел! Попытавшись использовать другие, Мерлин с ужасом заметил, что три четверти заклинаний стали для него невыполнимы!
Теперь ему была доступна только низшая магия, которой он владел еще ребенком: перемещать объекты силой мысли, вызвать искру, чтобы зажечь огонь… Но ничего, кроме этих маленьких фокусов! Как они вернутся в Камелот при таких условиях?! Не говоря уже о защите Артура. Мерлин никогда еще не чувствовал себя столь беспомощным… и никогда еще ему не было так страшно. Он всегда жил с магией, она всегда была для него так же естественна, как дыхание, и невозможность добраться до нее повергала его в шок. Словно он лишился руки или ноги.
И надо же было этому случиться на другом краю света, когда они были уязвимы как никогда!
- У меня не получается, - в панике произнес Мерлин.
- Мерлин. Прекрати пытаться, - приказал Артур.
Тот с ужасом покачал головой:
- Это моя вина. Моя вина, что мы заперты здесь и не можем вернуться в Камелот. Я был так глуп! Как можно быть таким глупым?
Артур смотрел, как он мечется, вцепившись пальцами в волосы, и устало подумал: «Ну вот, опять». Гавейн был прав: пора уже его остановить. Он поднялся и направился к другу, чтобы помешать тому метаться из стороны в сторону. Такое самобичевание ни к чему не приведет.
- Мерлин. Хватит, - Артур схватил его твердой рукой. – Прекрати винить себя. Это не твоя вина. А моя. Если бы я не напился, если бы не вел себя как болван, ты не был бы вынужден переносить меня сюда, чтобы дать мне время успокоиться.
- Я не был вынужден, - в отчаянии ответил Мерлин. – Я был зол. Я действовал по первому импульсу. Я никогда не должен был открывать такой длинный коридор! Почему я не подумал?
- Что сделано, то сделано. Перестань мучить себя.
- Ни один из вас не виноват. Только я в ответе за все, - мрачно заявил Гавейн, сидевший у костра. – Я – тот идиот, что таскал вас по всем тавернам Галлии.
- А я тот идиот, что радостно за тобой последовал, - кивнул Артур.
- Возможно. Но я – тройной идиот, перенесший нас всех на другой край земли и неспособный вернуть обратно, - покачал головой Мерлин.
- Мерлин, все будет хорошо.
Маг бросил на короля испуганный взгляд:
- Ты не понимаешь. У меня ощущение, что чем больше проходит времени, тем хуже становится. Что я буду делать, когда совсем лишусь магии? Что со мной будет, если она никогда не вернется?
Он клацнул зубами.
- Но пока что это не так, - напомнил Артур. – Твоя магия не исчезла. Она просто… уменьшилась. И ничто не говорит о том, что это не временное явление. Так что перестань портить себе кровь. Хорошо?
Мерлин кивнул. Он отчаянно хотел верить в эту версию происходящего. Но не мог не думать о возможности… Он вздрогнул.
- Попробуем задать себе правильные вопросы, - снова заговорил Гавейн. – Из-за чего это могло произойти? Наверняка есть объяснение… Ты уверен, что с тобой такое впервые случается?
- Да!
- Ты чувствуешь себя слабым или больным? – с беспокойством продолжил Артур. – Может быть, причина в этом.
- Нет, я хорошо себя чувствую, - Мерлин покачал головой. – Не думаю, что я умираю…
- А когда ты пытаешься использовать магию, что происходит?
- Я тянусь к источнику, но поток… поток столь тонок, что я с трудом его улавливаю, - несчастным голосом ответил Мерлин.
- А может быть, что источник иссяк и магия начала исчезать? – спросил Артур.
Мерлин посмотрел на него с выражением абсолютного ужаса в глазах и воскликнул:
- Нет!
- Ладно, хорошо, забудь, - Артур успокаивающе сжал его ладонь и, подумав, снова спросил: - Ты говорил однажды, что источник находится на Острове Блаженных…
Мерлин кивнул.
- Может такое быть, что мы оказались слишком далеко, чтобы ты мог из него черпать?
- Нет, это смешно. Когда мы охотились на симбу, у меня не было никаких проблем с магией. Однако в тот момент мы были очень далеко от Альбиона.
- Но вы оставались там всего лишь один день, - заметил Гавейн. – А в этот раз прошла неделя…
- Гавейн прав. Возможно, мы слишком давно в отлучке, - подтвердил Артур. – Возможно, поэтому у тебя не получается поймать поток…
Мерлин одарил его пустым взглядом. И, вырвавшись из хватки Артура, снова принялся кружить, размышляя вслух.
- В Галлии я почти не использовал магию. А когда мы возвращались в Камелот, коридор открылся только со второй попытки… Мы оставались в замке очень недолго, после чего я перенес нас сюда. Потом мы два дня спали, прежде чем я предпринял первую попытку уйти отсюда. Значит, в течение недели моя магия постепенно слабела… и чем дальше я буду от источника, тем меньше будет моя сила. Действительно – способности детей Морганы удваиваются, когда они действуют на Острове. Но я никогда не думал, что верно и обратное. Что по мере удаления от источника способности мага уменьшаются. Тогда… это означает… что моя магия связана с землей Альбиона?
- Что может быть логичнее? – с сияющими глазами воскликнул Гавейн. – Магия Альбиона связана с землей, из которой она произошла и которую предназначена защищать. Если подумать, это даже очевидно.
- Самые грандиозные проявления магии у тебя всегда происходили, когда Альбион был в опасности, - подтвердил Артур. – Гавейн прав. Земля и магия связаны.
- Но тогда… - потрясенно произнес Мерлин. – Я не обрету вновь свои силы, пока мы не вернемся. А у нас нет ни одного способа вернуться.
- Если твоя магия не может нам помочь… тогда мы пойдем пешком, - бодро заявил Артур.
- Пешком? Но мы даже не знаем, где мы! – воскликнул Мерлин. – Альбион может быть на севере, юге, востоке или западе. Мы ничего об этом не знаем. Мы можем быть отделены от него океанами… возвращение может занять целую жизнь! А если мы не сможет вернуться? Представьте себе: никогда больше не увидеть Камелот! Никогда… не вернуться… И все из-за меня!
Артур почувствовал, как дрожь пробежала по позвоночнику. Он подумал о том же три дня назад. Сначала он ругал Мерлина полным идиотом, потом обвинял его во всех бедах мира, пока не понял, что сам несет гораздо большую ответственность за сложившуюся ситуацию, и заключил, что, по сути, не так важно, кто виноват.
Потом, видя, что, вопреки всем усилиям, Мерлину ничего не удается, Артур испугался. А если он больше не увидит Камелот? А если он больше не увидит Гвиневру? А если он подведет свой народ? А если он останется в памяти как исчезнувший король? Артур думал о своем последнем появлении перед Солелем, о своих пьяных речах, о своем идиотском поведении. И он был в отчаянии, поскольку знал, на что будет похоже, если его отсутствие затянется: король, как трус, бросивший свой трон, отрекшись от власти. Правитель, забывший свой народ и передавший свои обязанности другому человеку…
Одна только эта мысль сводила Артура с ума.
Но самое худшее – Гвиневра. Что она подумает? Что он сбежал? Что, вместо того, чтобы отправиться искать ее, найти и вернуть… он бросил ее, потому что не хотел больше быть ее мужем?
Но, уступив отчаянию на один день, Артур ощутил новую решимость, когда понял, что не имеет ни малейшего намерения все потерять: свое королевство, свой народ, свою любимую жену. Он вернется домой. С Мерлином и Гавейном. Даже если придется провести в пути остаток жизни. Надеясь, что земля не столь велика, и что они не так далеко от дома.
Он вернется к себе, потому что ради достижения этой цели он отдал бы все оставшиеся силы, энергию и храбрость. И когда он это сделает… он найдет способ снова завоевать сердце женщины, которую любил, сколько бы времени это ни заняло.
Приняв это решение, Артур торжественно пообещал себе: я больше никогда не буду таким кретином. И собирался сдержать его… потому что последний случай явно был лишним, и теперь он пожинал плоды.
- Надо поспать, - решительно заявил Артур. – Завтра на заре мы начнем возвращение. Пешком. Лучше будет, если мы хорошо отдохнем к тому моменту.
Они растянулись у костра, и Гавейн вскоре захрапел. Артур хотел бы последовать его примеру, но слышал, как Мерлин ворочается неподалеку, вертясь с боку на бок. Артур подошел к нему, и они оказались лицом к лицу в темноте.
- Перестань дергаться, - сказал он. – Попытайся не думать о своей магии, или ты никогда не уснешь.
Мерлин издал саркастичный звук. Длинные ресницы коснулись щек, когда он опустил взгляд.
- Я не могу не думать о ней, - выдохнул он. – Это моя магия… это все, что я есть… и я теряю ее.
- Неправда, - Артур дружеским жестом взлохматил ему волосы. – Ты гораздо больше, чем твоя магия, Мерлин. Ты – это ты.
Он верил в каждое свое слово. Тем более, когда они были так близко, что Артур различал выделяющиеся в темноте резкие черты друга. От Мерлина пахло цветами и полевыми травами – солнечный запах, заставлявший думать о деревне летом, к которому примешивалось золотистое тепло его магии. Этот запах успокаивал Артура. Как и тысяча мелочей, которые одновременно веселили и умиляли его. Звуки, которые Мерлин издавал во время еды. Его манера сопеть, когда он был не согласен с Артуром. То, как он напрягался, точно струна, когда метался из стороны в сторону, размышляя над очередной проблемой. Как много он мог говорить, возмущаясь, шутя, или успокаивая его тревогу, разворачивая свои размышления фраза за фразой.
Мерлин был гораздо большим, чем его магия: он был Мерлином. Мальчишка из Эалдора, не умеющий держать язык за зубами и порой ведущий себя как девчонка. Друг, которого Артур выбрал бы, если бы его попросили выбрать только одного человека, чтобы сопровождать его в самом последнем приключении.
Артур всегда удивлялся, как от одного человека может исходить нечто одновременно столь сильное и хрупкое. Десять лет спустя после его первого: «Довольно, мой друг», - брошенного во дворе замка, чтобы помешать заносчивому принцу издеваться над слугой, Артур не переставал удивляться этой тайне.
- А если она исчезнет полностью? Если она никогда не вернется? Артур… - Мерлин взволнованно поднял на него глаза. - Без своей силы я ни на что не гожусь, я прекрасно это знаю…
- Обычно глупости говорю я… - сказал Артур, прижавшись своим лбом к его.
- Это правда, и ты знаешь это! Что бы ты сказал… если бы у тебя не хватало руки, чтобы держать меч? Без магии… во время драки я не продержусь и двух секунд.
- Мерлин… - проворчал Артур низким угрожающим голосом.
- Ты сам это сказал. И был прав. Без магии я ничего не стою. Я всего лишь крестьянин из Эалдора, потерявшийся на другом краю света…
- Нет ничего плохого в том, чтобы быть крестьянином из Эалдора, - произнес Артур, положив ему ладонь на затылок. – Но ты далеко не только это. Так что, пожалуйста, перестань говорить глупости. Потому что с магией или без, ты всегда будешь лучшим другом, о котором только мог мечтать такой кретин как я – с гораздо большими мозгами, чем когда-либо были у меня. И если твоя магия не вернется… что ж, я буду первым королем, у которого будет маг без магии. Но в любом случае, ты всегда будешь собой, и ты всегда будешь важен для меня, идиот.
- Кретин, - ответил Мерлин, закрыв глаза, чтобы скрыть слезы, текущие по щекам.
Он был глубоко тронут тем, что сказал Артур. Должно быть, друг почувствовал это, потому что обнял его сильнее. Мерлин вздрогнул и выдохнул:
- Не покидай меня.
- Никогда, - ответил Артур, прижавшись подбородком к его макушке.
Порой Артур вел себя как кретин… Но в другие моменты, вроде этого, он был словно непоколебимая скала, на которую Мерлин мог опереться, не боясь, что все рухнет. И знание, что друг будет рядом, что бы ни случилось, что он не откажется от него, не оставит, успокоило тревогу, которую Мерлин не смог бы иначе преодолеть.
Он вспомнил, что лет пять назад сам готов был отказаться от своей силы, чтобы остаться рядом со своим королем. Теперь, когда он, казалось, был обречен ее потерять, Мерлин обрел уверенность, что возможность оставаться рядом с Артуром поможет ему перенести удар.
Как Артур мог быть таким важным в его жизни? Как он мог занимать столько места в его сердце? Возможно, все было связано. Земля Альбиона, питающая источник магии, магия источника, трепещущая в Мерлине, король Былого и Грядущего, защищающий землю Альбиона, магия в Мерлине, защищающая короля. Возможно, они с Артуром в глубине были действительно единым целым. Одним существом, одной тайной, одной судьбой.
Мерлин услышал в своем сознании веселый голос Артура, шептавший: «Ты такая девчонка». Но он мог только сильнее вцепиться в него, и Артур не оттолкнул его.
- Ты всю жизнь заботился обо мне. Теперь моя очередь, - пообещал король, не размыкая объятий.
- Ненавижу быть таким. Ненавижу быть обузой для других.
- Как ты можешь так говорить! После всех лет, что ты заботился обо всех нас… сделать для тебя то же самое – меньшее, что мы можем сделать. И я уверен, Гавейн будет счастлив помочь мне в этом.
- Естественно, - проворчал Гавейн с другой стороны костра. – Но среди всех этих прекрасных слов я заметил… что никто никогда не приласкает меня!
Мерлин в объятиях Артура тихонько рассмеялся. Король не мог не присоединиться к нему.


Глава 13

Мерлин проснулся с ощущением, что ему нечем дышать… и подумал, не заболел ли он в довершение всех бед. Но, открыв глаза, он понял, что задыхался вовсе не потому, что, лишившись магии, обречен на медленную мучительную агонию. На самом деле, он просто был наполовину раздавлен Артуром! Каким же тот был тяжелым!
Король повернулся во сне, растянувшись, заняв все место, и теперь громко храпел над Мерлином, одну руку закинув ему на лицо. Мерлина развеселило то, как его отодвинули в угол, где он согнулся в три погибели, подтянув колени к груди, в то время как Артур изображал из себя морскую звезду, без всякого стеснения радостно заняв все доступное пространство. И как только Гвен делила с ним постель, не оказываясь утром на полу?
Мерлин потянулся и со вздохом прищурился на встающее солнце. Сегодня они начинали путешествие, и никто из них не знал, сколько времени оно продлится. Лучше встряхнуться, чтобы отправиться в путь бодрым. Может быть, он обречен стать бесполезным в области магии, но ничто не мешало ему наверстать это в области приготовления еды.
Мерлин бесконечно винил себя за то, что оставил друзей выполнять всю работу вместо него три последних дня. Пора было перестать жалеть себя и взять все в свои руки.
Он начал с начала: попытался высвободиться из-под Артура. Это оказалось не так-то просто. Когда Мерлин попробовал выскользнуть за пределы его досягаемости, король заворчал во сне, и его рука сомкнулась на его рубашке собственническим жестом, пригвоздив его к земле. Мерлин издал потрясенный звук, когда услышал, как друг во сне пробормотал: «Гвен». Он извернулся, чтобы выбраться из сонного объятия Артура и встать, слегка возмущенный тем, что его спутали с королевой.
«В следующий раз каждый будет спать со своей стороны костра», - решительно подумал Мерлин.
Оказавшись на ногах, он взял гарпун и отправился на рыбалку. Он поймал две рыбы, собрал немного трав для приправы. В лесу нашлись шалфей и дикая мята, к тому же Мерлин откопал около шести сладких луковиц.
Когда пришло время разжигать костер, он заколебался. Он почти боялся призывать свою магию – даже для простой искры. Если не получится, день будет испорчен… лучше уж не испытывать судьбу. И Мерлин предпочел трут.
Когда рыба зажарилась, он бесцеремонно потряс Артура и Гавейна, громко воскликнув:
- Проснись и пой! Солнце встало! Не время изображать сурка!
- Эгей, Мерлин, - ослепленный утренним светом Гавейн приподнялся на локтях, – приятно видеть, что ты пришел в себя.
- Вы пропадете без меня, так что пришлось мне образумиться.
- А как себя чувствует наш король этим утром? – Гавейн покосился на Артура.
- Голодным, - проворчал тот, не соизволив открыть глаза.
Мерлин бросил на него веселый взгляд:
- Доброе утро, Мерлин. О, ты пришел в себя. Гляди-ка, как мило, ты приготовил завтрак?
- Я не говорю такое при пробуждении, - пробурчал Артур. – Особенно после того, как ночью я едва сомкнул глаза, и это полностью твоя вина.
- Моя вина?
- Абсолютно. У тебя ужасно острые кости, Мерлин – ощущение, что ты голодаешь. Рядом с тобой невозможно удобно устроиться! Если хочешь продолжать служить мне подушкой ночью, тебе следует наесть немного жира… чтобы стать удобнее…
- Ты достаточно жирный за нас двоих! – возразил Мерлин. – И я человек, а не подушка, твое ослиное величество!
Артур схватил сапог и швырнул ему в голову. Мерлин ловко увернулся.
- Мне не нужна магия, чтобы уклоняться от твоих бросков, - нагло напомнил он. – Ты не попадал в меня даже в то время, когда я не использовал ее для подобных вещей.
- Да, но теперь, если я поймаю тебя, у тебя не будет возможности сбежать, - мечтательно произнес Артур.
- Для этого надо, чтобы ты встал.
- Полагаю, мне следует привыкнуть к подобным сценам по утрам? – насмешливо прокомментировал Гавейн. – Если б вы знали, что люди в замке говорят о пробуждении короля…
- Гавейн, заткнись! – рявкнул этот последний.
Сапог Гавейна просвистел в воздухе и врезался в лицо Артура.
- Я тоже могу играть, - хвастливо объявил он.

***
Позавтракав, они решили, что прежде всего следует разузнать, где они оказались, чтобы разработать курс. Для чего нужно было найти местных жителей и расспросить их. И, естественно, они направились в деревню, видневшуюся на горизонте. Оставалось только надеяться, что их не воспримут враждебно и они найдут способ объясниться, несмотря на языковые препятствия.
Когда они отправились в путь, было жарко, но морской воздух смягчил жгучие солнечные лучи. Между холмов петляла тропинка, которая, похоже, вела к большой дороге. Они быстро пошли по ней, чтобы попасть в деревню. Эта последняя была необыкновенно красива: с золотыми пшеничными полями и фруктовыми садами, деревья которых сгибались под тяжестью спелых плодов – желтых и оранжевых, величиной с мячики для жонглирования. Друзья остановились, чтобы сорвать несколько, и оказалось, что они восхитительны.
- По крайней мере, мы не умрем от голода, - весело сказал Гавейн с текущим по подбородку соком.
Он принялся бесстыдно лопать все, до чего мог дотянуться на своей ветке, одновременно наполняя карманы, пока полностью не набил их.
- Не ешь столько, обжора, - предупредил его Мерлин. – Эти деревья наверняка кому-то принадлежат, а нам нечем заплатить за то, что мы взяли…
Он еще говорил, когда Артур воскликнул:
- Смотрите!
В десяти шагах от них появилась молоденькая девушка, разглядывавшая их округлившимися глазами. У нее была темная, как хлебная корка, кожа и длинные черные волосы, вьющиеся дикими кудрями.
- Ну и красотки здесь, однако! – воскликнул Гавейн с широкой улыбкой, не прекращая бешеный сбор урожая.
Артур попытался познакомиться более обычным способом, направившись к девушке.
- Здравствуй? – вежливо произнес он.
При этих словах явление как ветром сдуло. А несколькими мгновениями позже вдалеке послышались угрожающие голоса, что-то возмущенно выкрикивавшие.
- Гавейн, я же просил тебя не переусердствовать! – в панике воскликнул Мерлин, догадываясь, в чем дело.
- Нет времени говорить, пора бежать! – вмешался Артур, по пути схватив своего мага.
Мужчины, которых девушка позвала, чтобы прогнать их, совсем не шутили: они выглядели разъяренными и потрясали палками. Трое воров с Альбиона пустились бежать со всех ног с такой скоростью, способность к которой они в себе и не подозревали. Гавейн смеялся как закоренелый мошенник и казался весьма довольным и веселым. Артур задыхался и проклинал пропущенные тренировки и смешки Гавейна. А Мерлин не переставал бросать обеспокоенные взгляды назад, проверяя, не догоняют ли их.
К счастью преследователи устали первыми. Поднявшись на вершину склона, они, запыхавшись, остановились, чтобы перевести дыхание.
- Вот это комитет по встрече! – произнес Гавейн, согнувшись в три погибели.
- Надо быть осторожнее в своем поведении, - укорил его Мерлин. – У меня больше нет магии, чтобы вытащить нас из любой ситуации, так что мы не можем себе позволить настраивать всех против себя!
- Вы будете меньше ворчать, когда проголодаетесь, - ответил Гавейн, указав на свой наполненный карман.
И, конечно же, они съели все сочные фрукты еще до обеда. К этому времени они добрались до большой дороги, по которой шли многочисленные путешественники. Все они были смуглыми и черноволосыми, и с тележками, полными продуктов, ремесленных изделий, либо погоняя перед собой поголовье быков, ослов или баранов, направлялись к городу.
- Должно быть, сегодня ярмарочный день, - заметил Мерлин. – Нам повезло: в этом стечении народа мы наверняка найдем кого-нибудь, кто сможет нас понять.
Увы, они быстро обнаружили, что это не так. Несколько человек, с которыми они попытались завязать разговор, прогнали их на непонятном языке с хриплым акцентом – больше занятые своими товарами, чем заинтересованные перспективой завязать разговор. Надо признать, после недели, проведенной в тавернах Галлии, и трех дней, потерянных среди природы, они не внушали доверия своим видом бродяг.
Гавейн попытался очаровать девушку, проходившую мимо – ее отец испепелил его взглядом. Артур дал ему подзатыльник и угрожающе потряс перед носом пальцем, с угрозой прошипев его имя.
- Что? – возмутился Гавейн. – Я просто поздоровался…
Немного позже, когда раздраженный купец протянул монетку остолбеневшему Артуру, Мерлин понял, что люди думали, будто они просят милостыню.
- Что я должен с этим делать? – спросил Артур, в ступоре глядя на монету.
- Э… он просто принял тебя за нищего, - объяснил Мерлин.
- Нищего?
Артур вспыхнул и многозначительным жестом выкинул монету через плечо.
- Плохая идея! – сказал Гавейн, подхватывая ее на лету. – Она может пригодиться нам раньше, чем вы думаете!
После этого они решили добраться до ярмарки, прежде чем снова пытаться завязать диалог.
Город оказался портовым. Бухточка, в которой собрались корабли, до сих пор была скрыта вершиной холма.
Часам к трем они достигли крепостной стены и с удивлением обнаружили, что ворота охраняли люди в нагрудниках из кованной стали очень хорошей техники, в сверкающих шлемах, украшенных перьями, и ярко-красных накидках, украшенных изображением орла. Очевидно, это были воины, но странные воины. В отличие от остального населения, внешний вид которого был довольно одинаков, они были всех цветов – от самых белых до угольно-черных. И, однако, все явно говорили на одном языке – сильно отличающемся от того, который использовали местные жители.
- Кажется, этот город оккупирован иностранной армией, - с любопытством пробормотал Артур. – Гавейн, посмотри на мечи этих людей! Я никогда таких не видел. Они гораздо короче наших…
- Лучше бы нам держаться незаметно, - посоветовал Мерлин. – Они, похоже, проверяют всех входящих. Не время попадаться на глаза!
Артур и Гавейн спрятали свои мечи под рубахами, и попытались изобразить скромный вид. Мерлин немного беспокоился, что им станут задавать вопросы. Но когда проверка дошла до них, ими откровенно пренебрегли. Охрана проверяла в первую очередь товары, не интересуясь теми, кто ничего не перевозил.
По другую сторону стены земляные домики с плоскими крышами стояли по краям узких переполненных улиц, на которых царило оживление гигантской ярмарки под открытым небом.
Артур, Мерлин и Гавейн слились с толпой, с любопытством разглядывая прилавки. Здесь продавали все: мясо, соль, всевозможные фрукты, большая часть которых была им незнакома, мешки спелой пшеницы, ткани, гончарные изделия, украшения, прекрасно выкованное оружие. Толкались многочисленные прохожие, занятые своими делами, между ними бегали босоногие дети. В толпу вливались животные: здесь были кошки, ослы, бараны без шерсти и странные создания с горбом на спине, которые, кажется, заменяли лошадей.
Когда они углубились в улицы, Мерлин решил снова попытаться установить контакт.
- Здравствуйте, - сказал он, остановившись перед прилавком торговца зерном. – Не могли бы вы сказать, как называется этот город?
Человек указал на ближайший мешок и показал цифру на пальцах.
- Нет, нет, я не хочу покупать, - возразил Мерлин, покачав головой.
Продавец посмотрел на него раздраженно.
- Здесь… - Мерлин указал на землю под ногами. – Мы находимся… в…
Он едва успел уклониться от полетевшего в него стоптанного башмака. И заработал страстную ругань от матроны, которая, должно быть, была женой торговца и решила составить конкуренцию Артуру в метании предметов. С очень выразительным взглядом она указала пальцем в направлении улицы, а другой рукой швырнула перезрелый плод, вынудив Мерлина отступить.
- Не могу поверить! – проворчал он, вернувшись к Артуру. – Я вежливо попытался спросить название города и едва не получил ботинком по голове!
Артур вздохнул:
- Что ты хочешь, Мерлин. Есть в тебе что-то, что побуждает людей кидаться в тебя предметами…
Мерлин сузил глаза. Артур слегка улыбнулся.
- Нам надо идти к порту, - заявил Гавейн. – Может, нам больше повезет среди моряков, которые много путешествуют.
- Хорошая мысль, - одобрил Артур.
И они начали пробираться сквозь толпу.

***
Добравшись до побережья, они обнаружили, что пять из длинных парусников с веслами, стоявших в бухточке, готовились отплывать. Десятки носильщиков занимались погрузкой кораблей, используя для этого тележки и шлюпки. Набережные были забиты народом, среди которого находилось множество охранников с орлами.
Артур, Мерлин и Гавейн решили, что лучше будет спрятаться за бочками с товаром, чтобы их не заметили. Оказавшись в укрытии своего наблюдательного поста, они принялись изучать толпу, и обнаружили, что несколько сотен людей на набережной были прикованы цепями друг к другу.
- Они… пленники? – неуверенно спросил Мерлин.
- Я бы скорее сказал – рабы, - ответил Гавейн. – Видели те корабли с веслами? Чтобы заставить их двигаться, нужны руки!
- Рабство должно быть запрещено, - презрительно скривился Артур. – Те, кто использует его – просто дикари.
- Дикарями скорее выглядят рабы, - задумчиво произнес Гавейн.
Мерлин посмотрел на них внимательнее. Рядом со стражниками, безупречно одетыми в одинаковую униформу, тщательно причесанными, чисто выбритыми, пленники казались совершенными варварами. Все эти люди были высокими, сильными и мускулистыми. Но при этом грязными и плохо одетыми, будто их вытащили из самых забытых уголков мира. Маг отметил, что среди них не было ни женщин, ни детей.
- Мерлин, смотри! – вдруг пораженно воскликнул Артур, указывая на суматоху среди погрузки. – Там, в клетке!
Мерлин посмотрел на животное в клетке, которое как раз погружали на борт шлюпки, и открыл рот. Это был тот зверь, которого Артур поразил Экскалибуром – с клыками и большими золотистыми глазами. С той разницей, что у него на голове была густая грива, и он казался растерянным.
- О, симба!
- Так вот, что такое симба! – радостно воскликнул Гавейн. – Ты был прав, Мерлин: эти животные не кажутся покладистыми! Но, возможно, у них вкусное мясо?
- Сомневаюсь, что его едят, Гавейн. Интересно, что они собираются с ним делать? - ошеломленно пробормотал Артур.
Мерлин повернулся к рабам и вдруг заметил среди них кое-что любопытное: белокожий гигант со светлой бородой…
- Этот, кажется, галл! – с энтузиазмом объявил он. – Возможно, нам удастся поговорить с ним! Я подойду…
- Мерлин, нет! – с беспокойством произнес Артур. – Это слишком…
Опасно. Но прежде чем он закончил фразу, Мерлин проскользнул сквозь пальцы и начал потихоньку приближаться к узникам. Петляя среди груд товаров, он смог обойти стражу с орлами так, что его не заметили. Точно мышь, он подобрался к гиганту, согнувшись вдвое, и позвал:
- Псст! Сюда!
Раб повернулся к нему, заинтересованно прищурив темные глаза. С близкого расстояния он напоминал гору. Золотые волосы и борода были длинными, обнаженное тело позволяло оценить весь объем его мускулатуры. Мерлин не хотел бы быть его врагом.
- Здравствуй, - произнес он в полголоса. – Меня зовут Мерлин. А тебя?
Человек заворчал, подумал и ответил:
- Альмерик.
- Ты из Галлии, верно?
- А ты – нет, - неуверенно ответил раб. – Я знаю твой язык… Ты… с земли на севере Арморики… с другой стороны моря.
- Да! Так и есть! – воскликнул Мерлин с сияющими глазами. – Я с острова Альбион…
Он был взволнован тем, что, наконец, нашел кого-то, кто может его понять… и кто уже слышал о его родной земле.
- Можешь сказать, где мы сейчас?
- Ты странный, - хохотнул раб. – Как ты можешь не знать, где находишься? Как-то же ты попал сюда…
- Это длинная история. Но я правда не знаю, где мы, и если бы ты помог мне, это было бы очень любезно…
- Я вовсе не любезный. Но я все-таки скажу тебе. Мы в Нумидии* – на границе Римской империи.
- Римская империя? – удивленно произнес Мерлин. – Что это?
- Ты забавный дикарь. Маленький, худой, бледный, и полон забавных вопросов.
- Я не дикарь, - запротестовал Мерлин. – Мы очень цивилизованы в королевстве Альбион!
- Ты родился вне Империи и не говоришь на латыни. Значит, ты дикарь, - возразил гигант. – Англы, галлы, саксы. Для римлян мы все дикари, привыкай.
- А она очень большая, эта Империя, о которой ты говоришь? – озадаченно спросил Мерлин.
- Конечно, большая! – презрительно ответил Альмерик. – Больше любого другого королевства! Ты путешествовал с мешком на голове, что не заметил этого?
- А Галлия находится…
- Очень далеко отсюда, на севере. По ту сторону Маре Нострум**.
Мерлин отчаянно посмотрел на него.
- Как пересечь океан? – спросил он.
- Не думаю, что тебе стоит об этом беспокоиться, - рассмеялся гигант.
Мерлин почувствовал, как что-то укололо его внизу спины, и живо обернулся, обнаружив себя нос к носу с тремя солдатами из охраны с орлами, которые направили на него мечи.
Он с трудом сглотнул, глядя на их лезвия, которые нашел чересчур острыми. Потом поднял взгляд на их хмурые лица, не предвещавшие ничего хорошего. Может, удастся выпутаться с помощью улыбки?
_______________
*Нуми́дия (лат. Numidia) — в древности область в Северной Африке – современная северная часть Туниса и Алжира.
**Mare Nostrum (лат. Наше море) - название Средиземного моря у древних римлян.

***
- О, нет! – простонал Артур, видя, как трое стражников окружили друга. – Мерлин, в какую передрягу ты опять впутался? Гавейн… надо что-нибудь придумать, чтобы вытащить его… и быстро…
- Не вижу как, - озабоченно ответил Гавейн. – Их слишком много для двоих, даже таких, как мы!
- Так что же делать? Позволить им забрать Мерлина? – в ярости произнес Артур.
- Они вроде бы не собираются сейчас его уводить, - возразил Гавейн. – Посмотрите: он не так уж плохо справляется… немного удачи, и он заговорит им зубы…
- Я бы очень удивился!
- Он может быть очень ловким. Вспомните, сир – он всех нас водил за нос в течение добрых пяти лет, пока не открыл, что он маг!
Артур в тревоге посмотрел на друга. Тот что-то воодушевленно вещал стоявшим перед ним солдатам. Судя по широким жестам и тону голоса, Мерлин пылко защищался… к сожалению, на языке, который стража не понимала!
Потом Артур понял, что Мерлин нашел переводчика в лице белого гиганта, который был скован неподалеку…

***
Старший из троих солдат ткнул Мерлина в грудь острием меча и пролаял что-то недовольным тоном. Потом, повернувшись ко второму, задал ему вопрос, на который тот ответил короткой фразой.
- Что они говорят? – нервно спросил Мерлин у своего переводчика.
- Они спрашивают, где твой жезл вольноотпущенника.
- Мой… что?
- Ну, деревянный меч, который получают рабы, когда становятся свободными, - пояснил галл тоном, каким говорят с пятилетним ребенком. – Только не говори, что ты его потерял!
- Но я никогда не был рабом! – запротестовал Мерлин.
- Хватит врать. Дикарь, находящийся на юге Империи, не может не быть рабом. А если у него нет жезла – значит, это беглый раб.
- Я никогда не был ничьим рабом. Клянусь, я говорю правду. Пожалуйста, скажи им это!
Гигант вздохнул и повернулся к солдатам, которые, нахмурившись, следили за их разговором. Мерлин, охваченный тревогой, ждал ответа.
- Они думают, что ты был среди пленников и тебе удалось освободиться, - сообщил ему Альмерик.
Мерлин сглотнул, когда острие ближайшего меча коснулось его горла.
- Осторожнее с этим! – испуганно воскликнул он, отталкивая лезвие нервным жестом.
Угрожавший ему римлянин нахмурился. Он снова начал что-то обсуждать со своими товарищами.
- Что они теперь говорят? – спросил Мерлин, волнуясь все больше.
- Тот, что справа, говорит, что ты слишком худой и не продержишься на арене больше пяти минут, - любезно перевел Альмерик. – Тот, что слева, говорит, что ты похож на евнуха и наверняка принесешь им хороший доход на рынке в Риме, если они продадут тебя как домашнего раба.
- Что? – Мерлин тряхнул головой.
- Командир сомневается, забирать ли тебя, поскольку он пришел сюда за рабами для цирка, а не за маленькими хорошенькими писцами.
- Я не хорошенький маленький…
- А теперь он добавил, что в любом случае, никто не захочет купить тебя, потому что ты уже сбежал один раз.
- Отлично, скажи им, что я непременно сбегу снова! – упрямо заявил Мерлин, скрестив руки на груди.
- На твоем месте, я бы не хотел, чтобы он это знал, - любезно заметил гигант.
- Да? Почему это? – удивился Мерлин.
- Потому что, если они не возьмут тебя для продажи, они убьют тебя на месте.
- О, - Мерлин побледнел. - Хорошо, тогда скажи им, что я не сбегу…
Но Альмерик не успел выполнить просьбу, поскольку командир римлян решил, что с него хватит споров. В следующее мгновение он крепко схватил Мерлина за руку. Почувствовав, как в душе поднимается паника, он инстинктивно попытался оттолкнуть мужчину магией… но нанесенный им удар был не сильнее щелчка, и римлянин его даже не заметил.
Мерлин сражался изо всех сил, пытаясь вырваться, но его удары кулаками и ногами вызвали только смех. Он ненавидел это – чувствовать себя слабым, как котенок. Если бы у Мерлина оставалась его сила, он отправил бы этих солдат глотать пыль в одну секунду… но без нее он напрасно суетился. Командир римлян заломил ему руку за спину, заставив вскрикнуть от боли, и толкнул вперед, к другим пленникам.
Нет! Он не позволит ни связать себя, ни продать! Это невозможно… Мерлин пришел в ужас, представив, как его грузят на галеру, разлучают с друзьями, сковывают навсегда, вдали от Альбиона… лишив возможности вернуть свою магию.
- Артур! Гавейн! На помощь! – в страхе закричал Мерлин. – Не дайте меня увести!

***
- Мерлин, идиот! – воскликнул Артур.
Тем хуже для стратегии – надо действовать. Он уже потерял королевство, жену, подданных, не могло быть и речи о том, чтобы потерять еще и друга. Тем более после того, как Артур поклялся, что будет заботиться о нем.
Обнажив Экскалибур, король бросился на врага, перепрыгнув через товары. Гавейн устремился за ним, испустив военный клич. На набережной тут же завязалась драка. Трое мужчин, которые схватили Мерлина, развернулись как один, оттолкнув свою добычу в сторону.
Командир группы оказался перед Артуром. Легкость, с которой он отбил атаку, смутила короля. Большинство рыцарей оказались бы на земле после его удара! Двое других окружили Гавейна. Остальные члены стражи, привлеченные суматохой, бегом поднимались к ним. Сражение обещало быть жестоким!
Мерлин наблюдал за зрелищем, прижав руки ко рту, явно в ужасе от того, что позвал на помощь, поняв теперь, насколько опасна ситуация.
«Уходи, прячься!» - всем сердцем подумал Артур. Было слишком поздно, чтобы они с Гавейном ускользнули из ловушки. Они были окружены не менее чем двадцатью солдатами, образовавшими плотный строй, чтобы заключить их в тесный круг. Шансы на выживание уменьшались с каждой минутой.
Артур зарычал, широко вращая мечом, настроенный ожесточенно сражаться за свою жизнь. Он не собирался умирать здесь!
- Ко мне, Гавейн! – крикнул он.
И рыцарь встал с ним спиной к спине. Вдвоем они представляли собой опасную команду, и какое-то время никто из орлиных воинов не мог к ним приблизиться. До тех пор, пока составляющие круг не перестали защищаться, чтобы разом броситься на них.
- Нет! – крикнул Мерлин.

***
С магией или без, он не мог позволить этим солдатам навредить Артуру. Он выпрямился с энергией отчаяния и бегом устремился к своему королю, пока не стало слишком поздно.
Пять римлян набросились на Артура. Один схватил его за плечи, другой держал ноги, двое солдат завладели руками и пытались вырвать меч, тогда как последний старался опрокинуть его на спину, вынудив согнуть колени. Артур яростно сопротивлялся, хотя противников было гораздо больше. Гавейн попытался освободить его от врагов, но получил удар по голове, оглушивший его.
С бешено колотящимся сердцем Мерлин петлял среди столпотворения, едва ускользая от римлян, пытавшихся остановить его, и мечей, летящих со всех сторон, чтобы преградить ему дорогу. Он добрался до Артура, когда тот упал на колени, и целый лес лезвий был направлен на его голову. Командир римлян поднял свой меч.
- Нет! – крикнул Мерлин, исступленно пытаясь дотянуться до своей силы, чтобы защитить друга.
Он заметил шлем, валявшийся на земле, и смог швырнуть его в воздух, чтобы отклонить удар командира римлян. Солдаты пораженно смотрели, как летящий предмет отскочил от лезвия – с таким видом, будто спрашивали себя, откуда он взялся. В следующее мгновение задыхающийся Мерлин встал между воинами и их целью, выпрямившись перед Артуром, раскинув руки.
- Мерлин, что ты делаешь? – вне себя закричал король.
- Защищаю тебя, - ответил он.
- Кретин, уйди отсюда – тебя убьют! У тебя нет магии, ты не можешь больше играть в героя.
- Да что ты? Правда что ли?
- Мерлин, выполняй приказ!
- Вот уж не думаю.
На самом деле Мерлину было не по себе: его легко могли проткнуть, а он не способен был сотворить магический щит. Но страх нисколько не поколебал его решимости: те, кто хочет навредить Артуру, должны сначала убить его. И никакой приказ ничего не изменит в его решении.
- Ты прекрасно знаешь, что я никогда не делаю то, что мне велят, - заявил Мерлин из бравады, чтобы придать себе храбрости.
Артур ругался, пытаясь высвободиться из хватки тех, кто удерживал его за колени.
Командир римлян расхохотался, что-то громко сказал и взял оружие. Меч поднялся над Мерлином – и обрушился. Маг зажмурился, но не пошевелил и пальцем. Он слышал голос Артура, кричавший: «Мерлин, нет!» - чувствуя на своем лице ветерок, вызванный движением лезвия.
В следующее мгновение, поняв, что он все еще жив, Мерлин недоверчиво открыл глаза. Командир римлян остановил удар, почти коснувшись его. На губах у него была странная улыбка. Одобрительно кивнув, он дал короткие указания.
Вся сила ушла из ног, и Мерлин упал на колени, дрожа словно лист, думая, что на этот раз смерть прошла совсем рядом.
- Идиот, идиот, идиот, - выдохнул Артур.
Мерлин повернулся к нему, в то время как цепи застегнулись на его запястьях, и увидел, что в глазах друга блестят слезы.
- Сир… ты плачешь…
Артур сердито потер глаза.
- Я думал, ты сейчас умрешь, чертов идиот!
- Ты плачешь из-за меня, - произнес Мерлин с растроганной улыбкой.
- Запрещаю тебе повторять подобное, Мерлин. Больше никогда, ты слышишь меня? Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы этого не вынес… Ты должен научиться быть осторожнее. Обещай мне…
Мерлин упрямо покачал головой:
- Нет, если это означает бросить тебя в опасности.
Артур застонал в отчаянии:
- Боже, помоги мне. Что мне с тобой делать?

***
Несколько часов спустя они были прикованы в трюме на борту корабля, на который ранее погрузили симбу. Бедный симба! Он, должно быть, не мог понять, что происходит. Мерлин почувствовал приближающуюся тошноту. Он сильно сомневался, что перенесет это путешествие без мучений. Если уж при спокойной погоде такая качка… Он не решался представить, что будет, когда они попадут в шторм! В данный момент весла были убраны, поскольку ветер надувал паруса, но Мерлин ни секунды не сомневался, что хозяева корабля немедленно поставят их за работу, когда возникнет необходимость. Что ж, по крайней мере, у них не будет недостатка в тренировках.
В этот момент Гавейн резко выпрямился.
- Мы выиграли сражение? – дезориентировано спросил он, прежде чем закричать: - Эй! Оно двигается! Где это мы?
Мерлин повернулся к пришедшему в себя другу:
- На борту.
Оглушенного во время драки Гавейна перенесли на корабль. Мерлин осмотрел его голову и с облегчением убедился, что у него прочный череп. Теперь Гавейн пораженно оглядывал незнакомую обстановку.
- На борту корабля? – воскликнул он. – Эй, но что это за цепи?
- Мы проиграли сражение, были закованы и теперь направляемся на невольничий рынок, - угрюмо подвел итог Артур.
Мерлин знал, что король раздражен из-за того, что римляне забрали у него Экскалибур. Последние два часа Мерлин без конца повторял: «Мы вернем его…» - но прекрасно видел, что Артур принимает потерю близко к сердцу. Может быть, оттого, что меч был последним знаком королевской власти, что оставался у него?
- Мы на пути в Колизей, - с презрительным фырканьем на их невежество поправил галл Альмерик, который был прикован рядом с ними.
- Ты, друг мой, из Галлии, - указал на него пальцем Гавейн.
- И как ты это узнал? – весело спросил гигант.
- У тебя вид любителя пива, - со смехом ответил Гавейн. – Так объясни, всезнающий, что такое Колизей?
- Это самая большая в мире арена. Там разворачиваются самые прекрасные сражения. Поэтому нужно много рабов, чтобы выставить их на бои.
- Этим римлянам… нужны рабы для турниров? – спросил Артур с загоревшимися глазами.
- Можно и так сказать, - кивнул гигант.
- Отлично! Потому что я прекрасный воин, - обрадовался король.
- Поэтому вам и сохранили жизнь, - объяснил Альмерик. – Вы произвели на них большое впечатление, бросившись сражаться вдвоем против двадцати.
- Я очень плохой воин, - скривился Мерлин. – Но посмотрим на все с хорошей стороны: по крайней мере, мы нашли способ пересечь океан и движемся в верном направлении: на север… к Галлии.
- Надо будет просто сбежать, когда окажемся на твердой земле, и готово, – непринужденно заключил Гавейн.
Альмерик рассмеялся:
- Сбежать? Никогда не слышал ничего более глупого.
Три пары озабоченных глаз уставились на галла.
- И почему это? – спросил Артур.
Гигант широко улыбнулся.
- Думаете, вы сможете вот так прогуливаться по Империи, идя, куда захочется? – насмехался он. – Необразованные варвары, как вы, без жезлов вольноотпущенников? Вас поймают через два дня, высекут и тут же отправят на рынок. А если вас никто не купит, вас казнят. Империя не шутит с рабами.
- Отлично, в таком случае придумаем что-нибудь другое, - решительно произнес Артур. – Мерлин, я рассчитываю на тебя, чтобы придумать план.
Мерлин обреченно вздохнул.
- Вы очень решительно настроены вернуться на Альбион, - задумчиво сказал Альмерик. – Что такого ценного вы там оставили?
- Мою жену, - ответил Артур. – И я намерен вновь ее обрести.
- А вы двое? – Альмерик посмотрел на Мерлина и Гавейна.
- О, мы лишь следуем за ним, - легкомысленным тоном ответил Гавейн.
- Есть же способ получить этот жезл, о котором ты все время говоришь? – спросил Артур.
- На самом деле, даже два. Надо выиграть много сражений… или найти очень доброжелательного хозяина.
- У нас есть все шансы быть замеченными на арене, - воодушевленно произнес Артур. – Уверен, в области состязаний, мы их удивим.
- Лично я предпочел бы попытаться быть купленным хорошим хозяином, чтобы он освободил нас по доброте душевной, - с иронией ответил Мерлин.
- Особенно, если это будет хозяйка, и если она будет хоть немного симпатичной, я сумею освободить нас за один вечер, - пообещал Гавейн.

Глава 14

В первые дни путешествия, после того, как они покинули берег озера и углубились в лес, Гвен полностью доверилась Моргане, и та вела ее через запутанный цветущий подлесок в северном направлении.
Запасы, которые взяла с собой королева, быстро закончились, но великая жрица и без магии прекрасно чувствовала себя в лесу и, похоже, знала все его секреты. Она легко удовлетворяла их нужды, собирая травы, корни и мед, которыми обе питались. Иногда Гвен казалось, что рядом с Морганой она превратилась в друидку и проходит в лесу тайное посвящение, узнавая понемногу свойства растений и способы, которыми их можно употреблять. Гвен была признательна подруге за молчание, которое та умела хранить, и за знания, которыми она делилась по пути, поскольку они отвлекали от теней и призраков.
Моргана знала тысячи историй: о священных деревьях, о феях, о лесных духах – и рассказывала их вечером у костра, воскрешая для подруги приключения самых известных друидов и великих магов, ходивших по земле Альбиона. Гвен любила эти волшебные истории, окрашенные тайной и магией, которые переносили ее далеко от ее собственной жизни и заставляли воображать, что она принадлежит к иному миру. В этом мире она никогда не была замужем, у нее не было детей, она не управляла королевством. В этом мире не существовало ничего, кроме настоящего момента, который она делила с Морганой.
Гвен часто была заворожена чарующими выражениями, скользящими по мраморному лицу жрицы, когда та рассказывала, ее нежным волшебным голосом, ее глазами, отражающими зелень листвы вокруг. Благодаря ей Гвен почти никогда не думала о своей прежней жизни и о людях, которых оставила позади. Большую часть времени ей казалось, что она плавает в некоем трансе – ее боль была словно приглушена, давая ей время и пространство, чтобы дышать.
Иногда подруга настолько напоминала фей и лесных духов, о которых говорили ее истории, что выглядела почти нереальной. Но в другие моменты Моргана становилась надежной и настоящей, когда обнимала Гвен, после того как та рывком просыпалась среди ночи от одного из своих снов. И белые руки становились нежными, успокаивающе гладя ее кудри. Ночи всегда были тяжелы для Гвен. Возвращающиеся воспоминания преследовали ее во снах. Внутренний разрыв, который она почувствовала, когда Галаад был отнят у нее, напоминал о себе так жестоко, что ей чудилось, будто она истекает кровью.
Перед взором Гвен стояли убитые лица Артура и Мерлина, умоляющие ее вернуться к ним, наполняя ее сердце виной и болью. Они были рядом с ней, они сделали все, чтобы ей помочь. А она бросила их. Бросила, как и народ Камелота, и свои обязанности, когда покинула замок. Она ушла, потому что не могла больше оставаться, потому что была лишь тенью самой себя, потому что не могла снова стать той, кого они надеялись обрести.
Но Гвен помнила о своей любви к ним и о том времени, когда была счастлива рядом с ними и думала, что жизнь, стократно исполнившая все мечты, невероятно щедра к ней. Гвен помнила обо всех светлых, наполненных смехом и счастьем пробуждениях. А ярче всего она помнила нежность, сиявшую в глазах Артура каждый раз, когда он смотрел на нее. Его губы на ее губах, обнимающие ее руки. Человека, которого она видела в нем. Ее мужа. Ее короля. Ее сердце. Отца ее ребенка.
Когда Гвен осознавала все, что потеряла, она чувствовала, как снова погружается в бездонную пучину отчаяния. Тогда она была благодарна за то, что может спрятать лицо на плече кого-то теплого и живого, почувствовать осязаемое прикосновение крепкого объятия, прижаться, закрыв глаза, к Моргане, точно она была якорем ее жизни. В такие моменты, когда, дрожа, Гвен выныривала из тьмы, отчаянно вцепившись в остававшуюся ей любовь, она чувствовала себя ближе к подруге, чем к кому бы то ни было еще – даже к Мерлину, даже к Артуру.
Моргана была женщиной, как и она, и Гвен казалось, что она может раствориться в ее объятии, как ребенок в руках матери, быть утешенной ее нежностью, которая никогда не осудит. Ее близость постепенно восстанавливала силы, потому что с ней Гвен не была ни женой, ни королевой, ни матерью, а просто женщиной, которая, возможно, могла еще справиться со всем сама.

***
Когда неделю спустя Гвен с Морганой выбрались из леса, шел сильный дождь, близился вечер, а укрыться было негде. Они продолжили идти, пока не достигли деревни. Моргана убедила Гвен постучаться в одну из хижин, чтобы попросить приютить их.
У мужчины, открывшего дверь, был очень добрый взгляд, и он тут же согласился пустить их на ночь. Его жена сердечно приняла их, предложив сухие одеяла и пригласив разделить с ними ужин. Их звали Ульвиг и Тельма. Им было лет по тридцать.
Предложенная еда была простой, но вкусной. Гвен была глубоко тронута тем, как эти люди открыли им дверь своего дома, и любезностью, которую они проявили к незнакомкам. Она с нежностью вспомнила свою прежнюю жизнь, когда жила одна в маленьком домике, доставшемся от отца. Став королевой, Гвен всегда стремилась оставаться близкой к народу, но вопреки всем усилиям, порой казалось, что новый статус отдаляет ее от людей.
Этим вечером она испытывала удовольствие от пребывания среди крестьян – как одна из них, без титула и короны. Моргана оказалась чудесной гостьей: за ужином она рассказала хозяевам несколько своих историй. Когда тарелки опустели, Гвен помогла Тельме вымыть посуду, пока Моргана обсуждала с Ульвигом последние новости Альбиона.
Когда они сели за стол выпить чаю, Ульвиг вздохнул и озабоченно спросил у путешественниц:
- Не слышали ли вы по пути последних новостей из Камелота?
- Боюсь, что нет, - ответила Моргана. – Мы не проходили через город.
- Альбион – место, где хорошо жить, но я беспокоюсь о последних слухах, которые дошли до нас со Двора, - признался хозяин. – Кажется, король и королева исчезли оба, и никто из их рыцарей не может сказать, где они. Даже наследник Солель…
Гвен вздрогнула от этих слов. Артур исчез? Куда же он отправился… на ее поиски или куда-то еще?
- Некоторые говорят, что они сбежали и не вернутся, - продолжил Ульвиг. – Но почему король Артур ушел? Как он мог бросить нас? Он всегда так дорожил своим долгом, так заботился о мире и своем народе… Некоторые утверждают, что принц похитил или убил короля и королеву, чтобы узурпировать трон и украсть их корону. Надеюсь, они ошибаются. С каким правителем мы тогда остались бы?
Гвен обменялась с Морганой обеспокоенным взглядом. Она тоже не могла представить, чтобы Артур бросил Камелот – он, всегда так заботившийся о своем народе. Теперь Гвен была страшно встревожена при мысли, что он мог совершить какую-нибудь глупость из-за того, как она исчезла.
Но она же не оставила Артура одного. С ним был Мерлин. Мерлин помешал бы ему совершить глупость. Гвен отчаянно пыталась убедить себя в этом, но страх, проснувшийся в душе, не умолкал.
- Уверена, что ни король, ни королева не бросили нас, - успокаивающим тоном произнесла Моргана. – И я нисколько не сомневаюсь, что они скоро вернутся. Что касается принца, я чувствую, что он верен короне, и я убеждена, что королевство в хороших руках при нем. В конце концов, король сам выбрал его своим наследником. Может быть, Артур и Гвиневра просто отправились в путешествие? Испытание, недавно выпавшее на их долю, было тяжелым. Какими бы королем и королевой они ни были, они остаются прежде всего мужчиной и женщиной, потерявшими ребенка. Возможно, им было необходимо удалиться на какое-то время, чтобы справиться с горем.
- Вы правы, - улыбнулся хозяин. – Я беспокоился из-за ерунды.
После этих слов Ульвиг вышел, чтобы принести дров на запас, а Тельма постелила им на полу рядом с очагом, чтобы они могли спать в тепле.
Когда хозяйка собиралась пожелать им спокойной ночи, Гвен и Моргана услышали приглушенные стоны по другую сторону занавески, разделявшей комнату пополам.
- Это мой сын, - извинилась Тельма.
- О, - удивленно произнесла Гвен. – У вас есть дети?
- Один. Его зовут Тельвик, - хозяйка отвела взгляд и добавила: - К сожалению, он серьезно болен…
Гвен и Моргана прошли следом за Тельмой к изголовью ребенка. Когда взгляд Гвен упал на Тельвика, она побледнела. Ему было не больше пяти лет. Он был бледен и метался в лихорадке. Глаза закрыты, невинное личико и черные кудри промокли от пота… черные кудри… Словно во вспышке Гвен увидела Галаада на месте Тельвика, и ее сердце разбилось на кусочки.
- Бедное дитя, - произнесла она, опустившись на колени рядом с ним, прикоснувшись ладонью ко лбу. – Давно он болеет?
- Почти неделю, - ответила Тельма, и несколько слез скатились по ее щекам. – Я ждала три года после свадьбы, прежде чем смогла забеременеть… И когда Тельвик родился, я назвала его моим чудом. Но судьба порой бывает жестока… Ульвиг говорит, что, если она решила забрать то, что дала, мы не можем ей помешать – надо смириться.
Она помолчала немного и глухо добавила:
- Как я могу смириться с тем, что мой сын умирает? Я мать… ни одна мать не должна переживать такое.
- Вы могли бы отвезти его в Камелот, - предложила Гвен. – Арвин, придворный лекарь, мог бы его вылечить.
- Я сомневаюсь, что Тельвик переживет путешествие, - грустно произнесла Тельма. – Но прошу вас, простите меня. Вы здесь не для того, чтобы выслушивать мои заботы. Я показала себя плохой хозяйкой. Тем более, уже поздно, и вы, должно быть, устали.
Гвен посмотрела на Моргану. Жрица отвела взгляд, и они вместе ушли.

***
Позже, когда они лежали рядом у огня, Гвен сказала:
- Ты должна вылечить Тельвика.
- У него сильный жар, - озабоченно ответила Моргана. – Не знаю, может ли медицина тут чем-нибудь помочь.
- Тогда используй магию, - выдохнула Гвен. – Ты могущественна, с ее помощью ты сможет спасти его…
- Да, но если я это сделаю, я нарушу правила паломничества.
- Я уже потеряла сына. У Тельмы сын пока есть. Тельвик жив и должен таким остаться. Это важнее, чем наше паломничество.
Гвен говорила решительно. Моргана приподнялась на локте, чтобы посмотреть на нее в темноте.
- Если я это сделаю, откажешься ли ты без сожалений от похода к Эдель Тереку? – жестко спросила она. – Станешь ли ты самой собой, вернешься ли в Камелот, сядешь ли снова на трон, чтобы выполнять свои обязанности королевы? И примешь ли ты с радостью Артура, когда он вернется?
Гвен промолчала, по телу пробежала дрожь. Моргана прекрасно знала, что она была не способна совершить все это.
- Ответ – нет, не так ли?
- Это неважно.
- Ты нужна Камелоту. Ты нужна Альбиону. Ты нужна Артуру. Так что это важно, да.
Гвен отвернулась, съежившись на своей половине постели. Моргана вытянулась на спине, уставившись в потолок.
- Я не могу использовать магию, - произнесла она некоторое время спустя. – Я поклялась не делать этого. И если я нарушу слово сейчас, за последствия заплатишь ты. А я не хочу, чтобы это случилось.
- Ты могла бы позвать своих учеников и попросить их помочь этой семье, - шепотом настаивала Гвен.
- Моя клятва включает и отказ от общения на расстоянии, Гвен, - сердито возразила Моргана. – Если бы я могла поговорить с моими братьями с Острова Блаженных в любой момент, что бы это была за жертва?
- Так что нам делать? – в ярости спросила королева. – Позволить ребенку умереть? Эти люди проявили к нам гостеприимство, разделили с нами еду и кров! Они были добры и великодушны, тогда как их единственный ребенок умирает. И какова благодарность: мы отвернемся и уйдем, как ни в чем ни бывало?
- Гвен! – с упреком произнесла Моргана. – Я знаю все это.
- Нет, ты не знаешь. Тельвик… он похож на Галаада, - прошептала Гвен, повернувшись к ней. – Когда я смотрела на него только что, я видела моего сына на этой кровати. Я никогда не смогу больше взглянуть в зеркало, если мы бросим его умирать.
Они были лицом к лицу – так близко, что их носы соприкасались, и взгляд Гвен был черным и свирепым.
- Я так же, как и ты, хочу, чтобы Тельвик поправился. И сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему наукой, - пообещала Моргана. – Будем надеяться, что этого окажется достаточно.
Гвен вздохнула.
- Есть ли… у тебя хоть малейшее предположение, куда мог уехать Артур? – с беспокойством спросила Моргана.
- Нет, - несчастным тоном ответила Гвен. – Я правда ничего не знаю. Я не понимаю, что ему пришло в голову. И не понимаю, как Мерлин мог позволить ему бежать из Камелота…
- Они мужчины, а мужчины порой бывают идиотами, - проворчала Моргана, прижавшись лбом ко лбу подруги.
- А если с ними что-нибудь случится? Это будет моя вина, - выдохнула Гвен. – И в дополнение ко всему я приведу в упадок Камелот. Я никогда себя не прощу, Моргана. Если бы Артур…
- Прекрати, - приказала Моргана, схватив ее ладонь. – Не думай об этом, я тебе запрещаю.
Но когда Гвен спрятала лицо у нее на плече, Моргана, широко открыв глаза, продолжала думать обо всем, от чего она отказалась, пожертвовав магией на время путешествия. Был Солель, в которого она хотела верить всем сердцем, но который остался теперь один управлять Камелотом, и некому было помочь ему советом. И о ком Айтуза думала, что ему предназначено убить Артура. Была Айтуза, чьей мудрости Моргане не хватало с тех пор, как та удалилась вынашивать свои яйца, и чьего мнения она не спросила, когда решила помочь Гвен во что бы то ни стало. Был Артур, которого Моргана не могла защитить, если он вдруг окажется в опасности. Был Мерлин, с которым она не могла связаться, чтобы узнать, все ли в порядке с Артуром. Были ученики на Острове Блаженных и ответственность, которую она оставила.
Моргане оставалось только надеяться, что все это стоило труда, что еще не слишком поздно спасти Гвен. Это было безумное и опасное предприятие. Но Дева Озера велела следовать своему сердцу. А сердце Морганы было повернуто к женщине, которая лежала рядом с ней в эту темную ночь. К Гвен, которая наконец-то начала медленно возвращаться.

***
На следующее утро Моргана проснулась рано, чтобы отправиться в лес. Она искала кору, травы и корни, понижающие жар и стимулирующие движение крови. Когда она вернулась в хижину, Гвен уже встала и с нетерпением ее ждала.
Женщины вместе взялись за приготовление лекарства. Моргана решила сделать отвар на основе коры ивы и пластырь, который поможет ребенку легче дышать. Гвен, которая прежде часто ассистировала Гаюсу, оказалась хорошей помощницей, растирая растения как надо, и вместе они работали быстро и эффективно.
Хозяева были удивлены, узнав, что две путешественницы, которых они приняли накануне, имели познания в медицине, и поблагодарили за помощь.
- Не благодарите пока, - ответила Моргана. – Я не знаю, будет ли этого достаточно, чтобы спасти вашего сына.
- По крайней мере, вы попытались, - сказал Ульвиг. – Это уже много в наших глазах.
Гвен решила позаботиться о родителях, приготовив им завтрак, пока Моргана посвятила себя Тельвику. Она намазала бальзамом грудь и спину ребенка, а потом крепко перевязала. После чего сидела у его постели, заставляя его каждые два часа выпивать чашку настоя. К вечеру жар Тельвика немного спал, но только на следующий день на заре, он впервые открыл глаза, заявив, что хочет есть.
Гвен приготовила супа и накормила его из ложки. Моргана молча наблюдала за ней, тронутая этой картиной. Она с легкостью могла представить Гвен, так занимающуюся Галаадом, принцем света, и была потрясена. С начала путешествия Моргана часто видела во сне племянника, и ее сны всегда были окутаны неосязаемым счастьем, которое оставляло ее удивленной и тоскующей. Они были полны незначительных домашних сцен, в которых звучал беззаботный смех Артура, Гвен и Мерлина. Сцен, при которых она всегда присутствовала. Все четверо они собирались вокруг ребенка, который был в центре их внимания.
Галаад, присутствовавший в этих видениях, был чуть постарше Тельвика. Он был дитя магии: летал, чтобы перебраться из одной комнаты в другую, дарил матери волшебные цветы, засыпал по вечерам при звуке голоса своего отца и проводил время в дерзких шутках над своими наставниками. Его друзьями были пять маленьких непоседливых драконов, которые наперебой добивались его расположения. А когда он смеялся, на щеках появлялись ямочки.
Галаад был таким живым в ее снах, что порой по пробуждении Моргана протягивала руку, думая коснуться спящего мальчика рядом с собой. Эти картины приводили ее в сильное волнение.
Она знала, что речь не могла идти о будущем, что ни одна душа не может быть призвана обратно из царства мертвых в мир живых. Однако каждое из ее видений было таким реальным и таким душераздирающим, что Моргана терялась в догадках. Было ли это возможное будущее? Было ли это будущее еще возможно, каким бы безумным это ни казалось?
Она так хотела бы, чтобы так и было… потому что в ее видениях, мимолетных и волшебных, Галаад совершил чудо, объединив их в одну семью. Семью, в которой у Морганы было два брата, сестра и маленький племянник. В которой глаза Артура сияли от счастья, когда он улыбался. В которой Гвен светилась, когда танцевала. В которой Мерлин имел вид занятой, но беззаботный, словно он, наконец, освободился от груза ответственности, давившего на его плечи. Как будто все ошибки, все неудачи были стерты, как будто все обещания смерти в ее видениях о Камланне были ложью, как будто надежда могла еще существовать.
Моргана хотела бы обладать силой Айтузы – умением просматривать все ветви Древа возможностей. Тогда она нашла бы путь, чтобы воплотить эти сны в жизнь… и знала бы, чего белый дракон ждет от нее, когда говорит о правильном выборе.

***
На третий день Тельвик встал с постели, и Тельма заплакала. Слушая смех мальчика, когда Гвен танцевала с ним на полянке перед домом, Моргана нежно улыбнулась. Подруга привязалась к Тельвику. Это было заметно по тому, как она кружила его на руках. И это было хорошо. Хорошо, что Гвен еще способна привязываться. Что она снова чувствует тепло и любовь.
- Спасибо, - произнес Ульвиг, подойдя к Моргане. – От всего сердца спасибо за то, что спасли его.
- Не стоит благодарностей, - серьезно ответила она. – Вы были добры к нам. Мы только отплатили за вашу доброту.
- Моя жена говорит, что Бог послал вас нам в ответ на наши молитвы, - задумчиво произнес Ульвиг.
Пришло время отправляться в путь, подумала Моргана. Глядя на Гвен, вернувшуюся в дом с Тельвиком на руках, она поняла, что пребывание здесь пошло королеве на пользу. Женщина, идущая к ней, улыбалась впервые за долгие недели, а ее глаза сияли радостью, когда ребенок указывал пальчиком на небо, чтобы прокомментировать форму облаков. На глазах Морганы невозможный сон накладывался на реальность. Гвен шла по парку с Галаадом на руках. Его темные взъерошенные кудри падали на глаза, птицы садились на его маленькие пальчики, и он смеялся.
- Смотри, мама! Смотри, какие красивые малиновки!


Глава 15

Долгий месяц после того краткого появления ночью в его комнате Солель ждал возвращения короля. Он никому не говорил о смертельно пьяном Артуре, угрожавшем ему; о том, как опустился король, которым все восхищались. Солель просто не мог. Каждый раз, когда он собирался рассказать Леону, губы немели, рассудок деревенел, превращаясь в чистую страницу, и слова умирали на языке раньше, чем он мог их произнести.
Когда рыцари спрашивали, где Артур, Солель тихо отвечал:
- Не знаю. Но он вернется.
Он один знал, что человек, в которого верил народ, который основал Альбион и восстановил магию, исчез, может быть, навсегда, потонув в своем горе. Ночью, в кошмарах, Солель вновь видел пьяницу, который, схватив его за горло, изрыгал бессвязные угрозы. И этот жалкий образ уничтожил образ светлого рыцаря, которого он любил и за которым последовал бы до края света.
Но Солель не мог сказать другим правду о том, что король бросил свое королевство. Она разрушила бы их надежды и мечты. И все по вине Солеля – принца, наследника, единственного правителя, к которому они теперь обращались.
Так что он ограничивался ответом «он вернется», всем сердцем надеясь, что ошибается, подозревая обратное. Солель невольно продолжал каждый день ждать того мига, когда правитель Камелота с улыбкой на губах войдет в ворота замка, полностью став самим собой, готовый снова подняться на трон. Порой, услышав шум шагов в коридоре, Солель с колотящимся сердцем оборачивался, думая: «Это он». Но всегда ошибался, испытывая одно и то же разочарование.
Моргана, которая так нужна была ему в эти тяжелые времена, тоже исчезла, даже не попрощавшись. И он остался совершенно один, придавленный грузом ответственности за королевство, которое не принадлежало ему. Солель отчаянно искал Моргану на Острове Блаженных и на землях Камелота. Не столько из стремления вновь обрести любовницу, сколько из желания поговорить с кем-то, кто поддержал бы его. Он хотел бы высказать ей свои сомнения, страхи, сожаления, спросить ее мнения, совета.
Поняв, что Моргану невозможно найти, Солель решил, что она с ними, поскольку исчезла одновременно с ними. Тогда он почувствовал ненависть. Артур, Мерлин, Гвиневра, Моргана. Все четверо казались неразделимы. Он никогда не принадлежал к их кругу. Он никогда не обладал малейшей значимостью в их глазах. И когда они ушли, сбежав от ответственности, судьбы, обязанностей, они оставили его, не знающего, что делать.
Боль от отсутствия Морганы была невыносима, но Солель понимал, почему она сбежала… Он помнил выражение ее взгляда, когда она спрашивала после турнира, на котором была ранена Гвиневра: «Ты это сделал?» Он знал, что Моргана почувствовала его вину сквозь ложь, и, вопреки всем обещаниям – я люблю тебя, я верю в тебя – то, что она увидела, заставило ее сбежать. Солель не мог осуждать ее за это.
Возможно, он должен был бы ненавидеть Моргану, но чувствовал только грусть. Грусть, одиночество, потерянность под бременем новой ответственности.
Он любил Камелот, Альбион. Королевство представляло собой мир и справедливость. Солель чувствовал свой долг по отношению к народу, к своим братьям-магам, которые благодаря новым законам жили в мире. Он знал, что является последним бастионом между порядком и хаосом, и что в качестве наследника короны ему надлежало управлять хорошо.
Это было единственное, что оставалось, и Солель управлял так, чтобы почтить память Артура и сберечь свое наследство. Он хотел быть уверен, что, когда Артур вернется – если вернется вообще – он найдет все в порядке.
Вначале Солель думал, что король вернется достаточно быстро, чтобы хватило объяснений о его исчезновении. Но через месяц отсутствия, когда начали появляться слухи, Солель понял, что не может больше оставлять людей в сомнениях и неуверенности о том, что случилось с их королем. Он должен был что-нибудь придумать… что-нибудь правдоподобное и достойное. В противном случае обвинения падут на него, и он больше не сможет защитить королевство.
Солель собрал рыцарей и решил сказать им правду.
- Король и королева уехали, и никто не знает, где они. Мы не можем признать публично, что мы не в курсе, куда они отправились. Если мы не хотим потерять лицо, нужно найти приемлемое извинение их отсутствию и действовать так, словно они оставили точные инструкции перед отъездом.
- Не понимаю, что заставило их уехать, - несчастным тоном произнес Леон.
- Горе, - ответил Солель.
- Но что станет с Камелотом, если их отсутствие затянется? – воскликнул Персиваль. – Королевство без короля не сможет выстоять…
- Мы организуем все так, что королевские обязанности будут должным образом исполняться, - заявил Солель. – Леон, ты составишь для меня календарь официальных встреч на несколько недель вперед. Элиан, ты заменишь Гвиневру во всем, чем она обычно занималась, в частности – публичными аудиенциями и заботой о срочных делах в городе. Персиваль, ты займешься тренировкой рыцарей и управлением патрулями, которые раньше были на мне, - он решительно посмотрел на своих братьев по оружию. - Не может быть и речи, чтобы мы отдали Камелот на растерзание неуверенности и беспорядку. Завтра я сделаю объявление для народа…
- Да, но что ты им скажешь?
Солель думал об этом всю ночь и на рассвете нашел решение. Когда он встал перед народом, собранным во дворе в ожидании объяснений, история была готова.
- Народ Камелота, сегодня у нас беда и траур. Как вы знаете, короля и королевы больше месяца нет среди нас. Я не в ответе за их исчезновение. Знайте, что это ложь. Как и вы, я оплакиваю их отсутствие, как и вы, жду их возвращения. Тех, кто утверждает, что они мертвы, позвольте разуверить. Я знаю, что они оба живы, уехали по своей собственной воле и чувствуют себя хорошо. Если я так долго не сообщал вам причины их отъезда, так это потому, что они просили меня сохранить их в тайне. Но перед лицом вашего беспокойства я больше не могу молчать, и я решил сказать вам правду. Правители Альбиона не бросили нас. После зловещих событий турнира королева Гвиневра, погруженная в великую печаль от потери сына, пожелала уединиться для молитв на Острове Блаженных. Страшное горе обрушилось тогда на замок. Но вскоре король Артур получил во сне указание. Он услышал голос, который велел не терять надежду, и ему явилась чаша света. «Тот, кто завладеет Чашей жизни, принесет всем вокруг счастье и процветание, - объявил голос, - и теперь ты должен отправиться на ее поиски». Этот предмет может творить чудеса. Но он может быть найден только во время священного поиска. Наш король в сопровождении своего мага Мерлина и храброго сэра Гавейна решил предпринять этот поиск и привезти Чашу в Камелот. Когда они вернутся из своего путешествия, они принесут с собой потерянное счастье… и королева вернется.
Конечно, это была сказка, но люди аплодировали, потому что сказка прославляла образ Артура Пендрагона, который жил в их сердцах. Солель дал им то, в чем они нуждались: надежду.
- До дня их возвращения, - продолжил Солель, - Артур назначил меня управлять от его имени. И я обещаю вершить справедливость в верности принципам Братства Круглого Стола, с помощью рыцарей Камелота. Поэтому не бойтесь и смотрите в будущее с надеждой.
Солель успокоил народ, но сам знал правду, и она не имела ничего общего с прекрасной историей, которую он рассказал… как бы ни хотелось в нее верить. Чем больше проходило времени, тем больше его собственные надежды угасали. Он уничтожил Артура, которого поклялся защищать, уничтожив его сына и жену. И уже невозможно было исправить сотворенное зло. Слишком поздно.
Король и королева покинули свой народ. Они сбежали, как трусы, сломленные горем. Им было наплевать на будущее Альбиона.

***
Знание правды не меняло решимости Солеля сдержать обещание. В последующие недели он на самом деле стал королем. Хотя он и не был коронован, официально сохраняя статус наследного принца, он исполнял все обязанности правителя Камелота. Леон, Элиан и Персиваль образовали эффективный совет, объединенные одной бедой и одной решимостью. Рыцари Круглого Стола приняли его как командира и быстро научились доверять его суждениям.
Аннис, Баярд, Лот и Митиан привыкли видеть его вместо Артура на официальных собраниях, а народ – на троне во время аудиенций. Когда Солель доказал, что сделает все ради сохранения мира и справедливости, население перестало говорить о нем как об узурпаторе и начало воспринимать как защитника королевства. В глазах всех он стал тем, кто хранит королевскую власть Артура Пендрагона и поддерживает законность на землях Альбиона.
Солель был бы счастлив, если бы не был так одинок, и если бы его прошлые преступления не продолжали преследовать его. В некотором роде благодаря своим обязанностям он нашел равновесие.
Так продолжалось до похода на разбойников в одну из дальних деревень Камелота на границах с территорией Гедрефа. Солель захотел сопровождать Персиваля, который возглавлял войска, чтобы убедиться, что грабители задержаны. Это была организованная банда, храбро сражавшаяся с ними всю ночь, прежде чем сдаться. На рассвете, когда пленники были надежно связаны, а рыцари, должным образом отпраздновавшие победу, крепко спали, Солель, не в состоянии заснуть, сел на коня и отправился на холм, возвышающийся над Великим Лабиринтом. Он всегда находил вид с этого места великолепным и хотел посмотреть, как встает солнце над океаном.
Сторожевая башня рыцарей Немета в Гедрефе находилась неподалеку от высокого мыса. Полюбовавшись на восходящее солнце, Солель решил проведать людей их союзницы, принцессы Митиан.
- Принц Солель, - произнес открывший ему. – Входите, вы желанный гость здесь. Вы голодны?
Солель кивнул и согласился разделить с ними завтрак. Но когда он вошел в башню, чтобы приветствовать остальных членов стражи, и сел за стол, его охватила необъяснимая тревога – глубокая, стойкая, но неопределимая – так что он даже потерял аппетит. Рыцари, с которыми он преломил хлеб, были какими-то странными. Или с его стороны было безумием находить их взгляды пустыми, а жесты – дерганными? Не была ли их манера говорить ненормальной? Или ему только казалось, что их акцент непривычен?
Спустя долгие десять минут в их компании Солель извинился, вышел из башни и, нахмурившись, взял под уздцы своего коня, пытаясь вспомнить, почему не покидавшее его мерзкое ощущение было столь знакомо. Еще десять минут ушло на то, чтобы понять: оно походило на ощущение, которое Солель испытывал в присутствии только одного человека… колдуна Хорсы… который практиковал черное искусство некромантии. Пульс участился, сердце пропустило удар.
Во внезапном озарении он повернулся к берегам Гедрефа, по которым только что гулял в течение часа, любуясь восходящим солнцем, и не заметил ничего необычного. Но на этот раз Солель посмотрел магическим зрением. И тогда он увидел их.
Саксонские корабли, тысячами стоящие в бухте, и пляж, черный от воинов, готовящихся к войне. Насколько хватало глаз, горели костры, кишели люди, цвели палатки. У Солеля возникло впечатление, что он видит кошмар.
Хэнгист вернулся, как и обещал. Но на этот раз он привез с собой бесчисленные войска. Сколько здесь было солдат? Тысячи? Вцепившись в поводья своего коня, Солель покачнулся и подумал: «Артура нет. Мерлина нет. Морганы нет… Килгарра мертв. Я не могу один отразить вторжение. Это конец. Альбион не переживет войны такого размаха».

***
Солель вернулся в деревню в состоянии шока, отупевший от увиденного и не в состоянии рассказать об этом кому бы то ни было. Персиваль подозрительно посмотрел на него, заметив, насколько он был бледен.
- Что случилось, Солель? Можно подумать, ты увидел призрака.
Он покачал головой, ничего не ответив, и не произнес ни слова до самого возвращения в Камелот.
Тем вечером, когда Солель сидел, уставившись в стену в своей комнате, во власти ужасной уверенности, что не сможет ничего сделать, чтобы не допустить разрушения Альбиона, у него возникло непреодолимое желание, с которым ему удавалось справляться годами. Увидеть будущее. Узнать, достаточно ли решений, принятых Артуром в течение его царствования, чтобы обеспечить будущее магии, или, как он теперь боялся, царство свободной магии было в Альбионе лишь волшебным эпизодом.
Солель боролся с искушением до наступления темноты, но, в конце концов, уступил ему. Увидев свое прежнее откровение – неизменное, незыблемое, торжествующее – он открыл рот в немом крике, охваченный черным отчаянием более чем когда-либо. Словно земля разверзлась под ногами, а худшие ужасы снова стали реальностью. «Нет», - подумал Солель, глядя на серый, тусклый, холодный мир без магии. Нет, нет, нет, нет. Слезы текли по щекам, ледяной холод проник до самого сердца.
Точно безумец Солель бежал по мертвым улицам, вглядываясь в угрюмые лица, голые деревья, серое небо. И голос внутри него повторял: «Нет надежды, нет надежды, нет надежды». Будущее снова обернулось крахом, который преследовал его юность. Значит, Альбион исчезнет и магия… не выживет.
«Нет, - в ужасе подумал Солель. – Я не позволю этому случиться. Это невозможно».
Это из-за саксов – он был уверен в этом. Он видел их бесчисленные войска. Они разрушат то, что Артур строил всю жизнь, их варварские орды сметут Альбион и положат конец мечте.
Вдруг Солель увидел, как посреди серости пляшет белый свет – чистый и нежный – свет, который был бальзамом на его раненое сердце. Перед ним появился ребенок, идущий навстречу толпе – маленький мальчик с черными кудрями, матовой кожей и синими глазами. Синими как небо, синими как океан. Крошечный белый дракон сидел на его плече, и оба сияли магией, распространяя за собой дождь зачарованных звезд, разбивая мрачное колдовство, которое сковывало будущее.
Он казался нереальным. Он казался нездешним.
Солель недоверчиво открыл рот, понимая, что ребенок не имел ничего общего с его видением. Он не принадлежал этому миру. Его присутствие излучало силу. Однако люди вокруг не обращали на него внимания, будто он был невидим.
Солель стоял, застыв, пока мальчик, засунув руки в карманы, непринужденно приближался к нему, а создание на его плече хлопало крыльями время от времени, чтобы удержать равновесие. Его лицо было задумчивым и сосредоточенным, словно он усиленно размышлял.
И вот они оказались лицом к лицу, но вместо того, чтобы пройти сквозь него, как это сделал один из нематериальных людей, населяющих будущее, ребенок остановился перед Солелем, поднял голову и посмотрел ему в глаза проницательным сияющим взглядом.
- Здравствуй, Мордред, - торжественно произнес мальчик. – Я так и знал, что найду тебя здесь.
Вздрогнув, Солель пораженно уставился на него:
- Ты можешь видеть меня?
Ребенок слегка улыбнулся, напомнив ему кого-то, и весело ответил:
- Конечно, могу. Так же, как ты, я не нахожусь здесь на самом деле.
- Если ты не принадлежишь этому будущему, - возразил Солель, - тогда что ты здесь делаешь?
- Я пришел увидеть мой народ, - взволнованным тоном объявил ребенок. – Народ Альбиона будущего.
- Твой… народ, - повторил Солель.
- Народ будущего скучает по магии, Мордред, - ребенок смотрел на него мудрыми синими глазами. – Он ждет. Ждет возвращения моего отца.
- Кто ты? – спросил Солель, и ужасная догадка родилась в нем.
Синие глаза пронзали его.
- Я сын Артура Пендрагона и настоящий наследник Альбиона, место которого ты занял. Меня зовут Галаад, свет. И сейчас… я мертв. Ты должен бы знать это, Мордред… учитывая, что это ты убил меня.
Страх охватил Солеля, и он отступил от призрака, испуганно воскликнув:
- Я не знал, кто ты! Я не знал, что ты будешь таким!
- Не бойся, - успокаивающе произнес Галаад. – Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль.
- Тогда зачем?
Народ ждет возвращения моего отца… сказал ребенок. Более чем через тысячу лет люди все еще ждут Артура, который так и не вернулся. И Галаад… свет… Солель убил свет. Он почувствовал, как его охватывает лихорадка.
- Артур бросил этих людей, - выдохнул он. – Он уехал, он не вернулся… Надежды нет, не так ли? Надеждой был ты… и я уничтожил тебя…
Галаад грустно посмотрел на него:
- Я не сержусь на тебя за то, что ты сделал, Мордред. Ни за то, что еще сделаешь. Я знаю, ты не выбирал свою судьбу.
- Мою судьбу? – Солель зловеще рассмеялся.
«Я не хочу, чтобы этот мир стал реальностью, - подумал он в ужасе. – Я не хочу этого будущего».
- Мой отец – Король Былого и Грядущего. Ты должен верить в него, - сказал Галаад.
- Как я могу? Посмотри вокруг! Артур ничего не сделал, чтобы помешать этому. Когда все это случилось? Как умерла магия? Скажи, прошу тебя!
- Источник магии иссяк во время битвы при Камланне, в день, когда саксы атаковали Камелот.
- Я не дам этому случиться! Я не дам саксам все разрушить!
- Мордред, нет, подожди! – ребенок протянул к нему руку. – Битва неизбежна…
- Тогда я изменю исход.
Слезы текли по его лицу. Солель развернулся и побежал, не слушая, что ребенок кричит ему в спину.
- Не изменишь, если не поймешь, что такое магия Альбиона!
О, он понимал. Он понимал, что магия необходима. Он понимал, что должен положить все силы, чтобы не дать ей исчезнуть. Вернувшись в свою эпоху, он дрожал и весь промок от пота. Разум разрывался под тяжестью, которую он чувствовал. Лицо мертвого ребенка было высечено в его памяти. Галаад… свет.
Свет, тенью которого он был… Но Солель не хотел быть тенью. Он никогда этого не хотел. И он будет до конца сражаться за свою судьбу. Стиснув зубы, он принял решение. Он пойдет к саксам, поговорит с ними. Он сможет уговорить их отказаться от уничтожения народа Альбиона и источника.
Силой, если придется. Переговорами, если не будет другого выбора.

***
При свете луны одетый в черное Солель появился в лагере саксов, надвинув капюшон на лицо. Ближайшие охранники тут же вскочили и окружили его. Он вытянул перед собой руку, и сталь их мечей согнулась под действием магии.
- Я хочу говорить с королем Хэнгистом, - тихо произнес Солель. – Немедленно отведите меня к нему.
Несколько минут спустя его ввели в палатку короля. Хэнгист был точно таким, как он помнил. Он встал, внимательно глядя на гостя. Солель отбросил капюшон, открыв лицо.
- Доброй ночи, Хэнгист. Вы знаете, кто я?

Сакс медленно кивнул. Он помнил молодого человека, пронзившего сердце Смога. Хэнгист хорошо запомнил его лицо, а сегодня он пришел сам, как и было предсказано. Этой встречи он ждал с нетерпением, поскольку ее исход был важен для его планов. Для достижения цели ему необходим был союзник в Альбионе. И Хэнгист был готов принять этого почетного гостя, как подобает.
- Ты рыцарь Убийца Драконов.
- Да, - кивнул тот.
- А каково твое имя? – с любопытством спросил Хэнгист.
Молодой человек бросил на него взгляд, черный как ночь, полный вызова и гнева.
- Меня зовут Мордред.
«Все лучше и лучше», - восхищенно подумал Хэнгист. Он не мог поверить, что Убийца Драконов, который правил в Камелоте, был также тревожной фигурой, о которой говорили все пророчества Острова, как о биче Артура Пендрагона. Хэнгист собирался всего лишь использовать его, чтобы заставить народ принять власть саксов. Но теперь представилась великолепная возможность убить двух зайцев одним ударом.
После поражения в Немете Хэнгист готовился ко второму нападению. Он видел, как сражался Артур и его маг, и знал, что их нелегко будет победить. Тогда он потрудился узнать великие предсказания об Альбионе, и из уст саксонских друидов его шпионы услышали, что Королю Былого и Грядущего предназначено умереть от руки одного единственного человека. Колдуна по имени Мордред.
Хэнгист уважал пророчества и верил в судьбу. А еще он верил, что судьбе можно помочь. Причалив к берегам Гедрефа с невидимой армией, накрытой его колдунами большим щитом, король отправил шпионов по всей стране на поиски Мордреда. Они вернулись с пустыми руками. Никто не знал, что стало с мальчиком-друидом, которому было предназначено уничтожить великого короля.
Хэнгист почти готов был отказаться, и вот удача улыбнулась ему! Найти такого врага Альбиона в рядах защитников Альбиона было странно, но Хэнгист сразу же понял, до какой степени это облегчило его задачу. Решительно, это был прекрасный день для него.
- Зачем ты пришел сюда, Мордред?
- Я пришел предупредить вас. Если вы с сегодняшнего дня не откажетесь от захвата Альбиона, я уничтожу вас – вас и ваших людей. Вы думаете, что знаете, что такое сила… но вы не знаете моей силы. Отнеситесь к этому предупреждению серьезно… и уходите, пока еще есть время.
Хэнгист приподнял бровь, с любопытством разглядывая Солеля.
- Ты дрожишь, колдун. Почему бы тебе дрожать, если ты можешь выполнить свои угрозы? Я думаю, ты не настолько силен. Я думаю, ты боишься.
Солель вытянул перед собой руку и магией схватил короля за горло. Хэнгист поднес руки к шее, задыхаясь.
- Боюсь? – с яростью произнес Солель. – Я боюсь не вас. Но того, что ваша глупость может сотворить, если я не остановлю вас.
Хэнгист задыхался…
В темноте палатки материализовались семь силуэтов, и саксонские колдуны, появившиеся, чтобы защитить своего короля, нейтрализовали силу Солеля. Хэнгист улыбнулся: его серые тени были опасны.
Солель призвал энергию, готовый взорвать весь лагерь, если понадобится. Он помнил о том, как когда-то уничтожил деревню друидов. Сегодня он был сильнее, чем тогда. Он мог смести эту армию с лица земли, даже если придется умереть вместе с ними. Главное – сохранить будущее магии.
Когда Солель уже собирался произвести разрушающий взрыв, семь некромантов повернулись к нему и одновременно ударили. Им удалось запереть магию внутри него. Солель яростно сражался, пытаясь оттолкнуть их, воззвав к источнику, но оказался на коленях прежде, чем успел понять, что происходит. Его сила была по-прежнему здесь, но он не мог выпустить ее наружу! В ярости Солель колдовал и колдовал снова, его глаза беспрестанно вспыхивали золотом. Но саксонские маги держали его в своих руках. Они проникли внутрь него, причиняя мерзкую боль, от которой перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы.
«Нет!» - подумал парализованный Солель.
- Ты всего лишь самоуверенный мальчишка, - улыбнулся Хэнгист. – Думаешь, я допущу дважды одну и ту же ошибку? Что приду сюда без защиты против вашей магии, после того, как видел, на что она способна? Тогда я пришел с Хорсой и Смогом, но этого было недостаточно. На этот раз я привел с собой армию колдунов, Убийца Драконов. Они обучались очень далеко от источника, и теперь рядом с ним они вдвое сильнее любого из вас, маги Альбиона, для которых все так легко. Ты думаешь, что можешь прийти в мою палатку и угрожать мне, но ты ничего не сделаешь. Ты можешь только стать моим союзником… или умереть. Мои серые тени разорвут тебя на кусочки, если я прикажу!
Солель всхлипнул от боли в хватке некромантов.
- Никогда я не стану вашим союзником! Никогда не позволю вам уничтожить магию!
Хэнгист недоверчиво посмотрел на него:
- Уничтожить? Зачем мне уничтожать столь опасное оружие, которое даст мне такую власть? Никогда столь идиотская мысль не приходила мне в голову.
Солель непонимающе потряс головой.
- Но… - возразил он, все еще поглощенный видением будущего.
- Я хочу уничтожить не магию, а Артура Пендрагона и его мага Эмриса. Они убили Хорсу, который был моим братом, и когда я найду их, я заставлю их заплатить. Обоих. После этого я буду править с магией над всеми народами Альбиона.
- Никогда народы Альбиона не примут вас в качестве короля! – в ужасе воскликнул Солель. - Люди предпочтут умереть, чем покориться вам и вашим варварам. Вы будете править королевством без подданных, Хэнгист!
- Нет, - король покачал головой. – Люди примут меня и примут с благодарностью, Убийца Драконов. Потому что кое-кто мне в этом поможет.
- В самом деле? И кто же? – с вызовом выплюнул Солель.
Хэнгист улыбнулся:
- Ты.
- Никогда, - с отвращением произнес он. – Я верен Артуру!
- Да, действительно – Артур. Где же он? Я слышал, он исчез. Покинул свой народ, свой трон, свою страну.
Слезы потекли по щекам Солеля.
- Он вернется.
- Так пусть возвращается, - улыбнулся Хэнгист. – Но ты будешь подчиняться мне, потому что если ты откажешься служить мне, я всем расскажу, кто ты есть.
- Кто вы такой, чтобы знать, кто я есть? – в ярости воскликнул Солель.
Хэнгист рассмеялся:
- Ты сам это сказал: ты Мордред. Когда твои дорогие друзья узнают твое настоящее имя, когда они обнаружат силу, которую ты так тщательно скрывал от них, сколько, по-твоему, пройдет времени, прежде чем появятся друиды, назвав тебя убийцей из пророчеств? Сколько времени, прежде чем они обвинят тебя в том, что ты убил короля, чтобы занять его место, или собирался это сделать?
- Я не трогал Артура!
- Кого это волнует? Твоя судьба начертана в твоем имени. И люди увидят его, а не тебя. Они осудят тебя, прогонят и убьют из-за своих легенд. Виновен ты или нет – какая разница! И когда они убьют тебя, некому будет работать под моим началом, и я буду вынужден уничтожить этот народ, которым ты так дорожишь, потому что, как ты и сказал, он откажется служить мне, если никто не убедит его склониться.
Солель задрожал:
- Вы не имеете права.
- Если ты не хочешь, чтобы твой дорогой народ погиб от меча и магии, чтобы мои колдуны нападали на женщин и детей в твоих городах; если не хочешь быть в ответе за то, что мы будем убивать, насиловать и жечь все на своем пути, ты сделаешь, что я велю тебе, наследный принц Камелота, - тон Хэнгиста смягчился, когда он опустился перед Солелем на колено, чтобы оказаться на одном уровне с ним. - Я даю тебе шанс, юный принц. Шанс спасти свой народ. Шанс избежать разрушения твоей страны. Воспользуйся им. Сейчас.
Солель со слезами на глазах покачал головой. Какой выбор у него был, кроме как принять сделку, предлагаемую Хэнгистом? Король саксов прав: если кто-нибудь в Камелоте узнает его настоящее имя, он погиб. Друиды знают, что ему предназначено, и они оповестят об этом рыцарей Круглого Стола. А если Артур вернется… а если Мерлин узнает, кто он…
Солель не решался представить, что тогда будет. Как он был глуп, открывшись саксу! Как он был глуп, придя сюда с угрозами! Теперь никто ему не поможет. Он остался один… и один должен сделать выбор здесь и сейчас.
- Вы чудовище, - с отвращением выдохнул Солель.
- Это не так, Мордред, - спокойно возразил Хэнгист. – Я завоеватель. И я хочу этот остров. Твоему народу не обязательно страдать, если ты присоединишься ко мне. Решай.
Слезы снова потекли по щекам. Солель закрыл глаза и сдавленным от волнения голосом произнес:
- Вы должны обещать мне… обещать, что не тронете источник.
- Клянусь.
- И что не тронете простых людей во время вашего нападения. Мне нужно ваше слово, что подданные Альбиона будут под защитой. Что вы будете заниматься только… вооруженными воинами.
- Я знаю, что ты располагаешь доверием Артура и народа. Знаю, что ты новый правитель Альбиона, даже если не носишь официально титула короля. Я также знаю, что ты дорожишь своим народом. Я вижу это в твоих глазах. Я уже сказал: людям не обязательно страдать. Мы нападем на пять королевств, и когда одержим победу, мы подпишем с тобой договор. По моей великой снисходительности я оставлю народам Альбиона одного правителя с их острова. Ты будешь коронован, и я использую тебя, чтобы править через тебя.
- Вы собираетесь сделать из меня марионетку, - со слезами произнес Солель.
- Какой у тебя еще есть выбор?
Он отвел взгляд.
- Вы не причините вреда нашим магам.
- Я хочу лишь голову Эмриса за то, что он сделал с Хорсой, - спокойно ответил Хэнгист. – Можешь оставить себе остальных… если они станут твоими союзниками.
- Правители пяти королевств…
- Должны умереть. По-другому быть не может.
Солель уставился в землю. Эта сделка сводила его с ума.
- Я не могу согласиться на это, - еле слышно произнес он.
- Хорошенько подумай о последствиях своего выбора. Я одержу победу в любом случае – с твоей помощью или без. Просто без тебя это будет… более кровавым. И убийственным. Но результат останется одинаковым.
Солель задохнулся:
- Когда вы собираетесь атаковать?
- Как можно скорее.
Солель покачал головой и прошептал:
- Плохая идея.
- Почему же?
Он колебался с ответом, пока не понял, что сделает это. Он поможет Хэнгисту – не потому, что хотел его победы, а потому что это был единственный способ избежать бойни. Солель помнил, что саксы сделали с Неметом. Помнил женщин и детей, которых он спас, когда они едва не утонули в подземных переходах. Если он не согласится на сделку с Хэнгистом, если не будет работать с ним, с народом Камелота случится то же самое.
Галаад пытался его предупредить. Битва неизбежна… Все, что он мог теперь сделать – это попытаться уменьшить потери.
- Если вы атакуете сейчас, вы истощите свои силы в сражениях. За время, которое понадобится, чтобы поставить первое королевство на колени, четыре остальных объединят силы для контратаки. Война затянется, и многие погибнут напрасно. Надо… напасть на правителей пяти королевств, когда они соберутся вместе в переделах досягаемости ваших мечей, когда они меньше всего будут этого ожидать.
- У тебя есть предложения?
И тогда Солель окончательно сдался.
- Через три месяца в Камелоте состоится большой праздник в честь пятилетия объединения Альбиона. Правители пяти королевств прибудут на него со своими лучшими рыцарями. Если вы ударите в этот момент, вы добьетесь быстрой победы без больших потерь. Люди примут ваше господство тем легче, что все будет сделано быстро и безболезненно.
- Быстро и безболезненно. Это мне по душе, - кивнул Хэнгист. – Значит, мы договорились.
- Да, договорились, - произнес Солель и, исполненный отвращения к содеянному, поднял глаза, чтобы встретить его взгляд.


Глава 16

- Так вот он, Рим. Что ж… можно сказать, что он… - Артур посмотрел вокруг, пытаясь не выглядеть впечатленным, и заключил, поджав губы: - Большой.
Гавейн издал неопределенный звук, похожий на «ньньнэ». Непривычно молчаливый Мерлин растерянно фыркнул. Покосившись на них, Артур отметил круглые, как шары, глаза, приоткрытые рты и подумал: «Предатели». Он знал, что здесь есть от чего застыть, но не мог не обижаться на них за подобное восхищение иностранной столицей. Он попытался подавить чувство унижения, приняв достойный вид.
Колизей действительно был грандиозен. Весь этот белый мрамор – действительно элегантен. Самые бедные из дворцов, что они видели с выложенных плитами дорог, действительно были в три раза величественнее замка Камелота. Толпа на рынке действительно была так многочисленна, что в сравнении с ней народ, чьим королем был Артур, казался населением затерянной деревни. По сравнению с сердцем Римской империи сердце Альбиона действительно походило на маленький провинциальный городок, и перед войсками Империи рыцари Круглого стола не продержались бы долго.
Но знали ли римляне слово «скромность»? В их манере выставлять напоказ перед приезжими свой достаток было что-то вульгарное. И что стало с равенством, братством и справедливостью за этим красивым фасадом? Было очевидно, что у римлян нет никаких принципов. Они заставляли сражаться на турнирах рабов! Нечем впечатляться.
«Камелот в сто раз лучше Рима», - вскинув голову, подумал Артур – пылкий защитник своего любимого королевства. И он готов сразиться с любым, кто будет утверждать обратное.
- Двигайтесь живее! – приказал Тибериус, когда они вошли внутрь большого невольничьего рынка. – Пришло время заслужить потраченные нами на то, чтобы привезти вас сюда, труды… принеся нам прибыль!

***
Пересечение Маре Ностра было совсем не легким. Артур, Мерлин и Гавейн устали до такой степени, что Мерлину казалось: от гребли он вырвет себе руки. Артур попытался подбодрить его сомнительным способом («У тебя всегда были слабые руки, Мерлин… тебе не помешает наработать немного мускулов!»). Гавейн старался компенсировать нехватку ритма, гребя в два раза быстрее, но добрая воля дала эффект обратный тому, на что он рассчитывал. Тибериус, бригадир галеры, быстро заметил, что Мерлин не так воодушевленно гребет, как большинство соседей, и гораздо хуже сложен для подобных упражнений, и возненавидел его.
Мерлин со своей стороны решил, что не станет терпеть этого типа, который не переставал играть хлыстом, заставляя рабов ускорить ритм. Он никогда не любил тиранов и не начнет этого делать теперь! Таким образом, Мерлин ввязался в скрытую войну с новым заклятым врагом – к великому отчаянию своих спутников, которые постоянно призывали его прекратить нарываться на неприятности.
Нарываться на неприятности – как будто он это начал! Что Мерлин должен был делать? Молчать и соглашаться? Да лучше умереть! За кого они его принимали?
Как только Мерлин с помощью Альмерика достаточно выучил латынь, чтобы строить правильные фразы, он принялся отвечать начальнику каждый раз, когда тот высказывал свои размышления. Мерлину доставляло удовольствие гладить его против шерсти, глядя прямо в глаза, с провоцирующей улыбкой, которая означала: я не боюсь тебя.
И каждый раз от обеспокоенных за его жизнь Артура и Гавейна он слышал: «Мерлин, заткнись!» Друзья систематически ругали его.
- Мерлин, - говорил Артур полуумоляющим-полуугрожающим тоном. – Прикуси язык, или добьешься, что тебя убьют! Ты не можешь продолжать вести себя, как в то время, когда обладал магией!
- То, что я больше не могу использоваться магию, не значит, что я чудесным образом научусь молчать, - с неизменным вызовом отвечал он.
Он не мог смириться с несправедливостью – это было сильнее него!
Бригадир скоро начал применять репрессивные меры, к большому несчастью Артура, который ощущал последствия в той же степени, что и Мерлин. Когда его лишали еды (Я знаю, что ты заботишься о моей диете, Мерлин, но заставлять меня делиться с тобой своей порцией каждый вечер, чтобы не дать тебе умереть от голода? Ты в самом деле хочешь, чтобы я потерял эти проклятые лишние килограммы), когда его бичевали (Артур, что тебе в голову пришло кидаться передо мной?! Теперь у тебя лицо посинело! О нет, не смотри на меня так мрачно… я тут ни при чем, если ты решил проявить рыцарство, когда я тебя об этом не просил!) и даже когда его грозились выкинуть в море (Нет, ну извинись же! Мерлин, извинись! Как это - «нет»? Ты невозможен… извинись немедленно, тебе приказывает твой король!)
Чтобы отомстить Тиберию за жестокое обращение, Мерлин регулярно с удовольствием запутывал ремешок своего пыточного инструмента между балками до такой степени, что этот идиот добрых двадцать минут распутывал его. Он также заставлял Тиберия падать, когда удавалось сделать мокрые доски более скользкими, чем они должны быть. И часто пытался усыпить его, чтобы начальник обнаружил его храпящим, вместо того чтобы заниматься своей работой.
Гавейн фыркал при каждой проделке, прежде чем не очень-то убежденным тоном проворчать: «Это уж слишком». Артур поднимал глаза к небу со словами: «Браво. Теперь он будет злее, чем обычно…»
Эти мелкие нападения забирали все запасы энергии Мерлина, но, несмотря на требовавшиеся усилия, он не отказался бы от них ни за что на свете. Они позволяли ему не чувствовать себя игрушкой судьбы и продолжать сопротивление.
В тот день, когда Артур получил синяк через все лицо, пытаясь закрыть Мерлина от удара, он использовал остававшуюся ему струйку магии, чтобы снять штаны с бригадира, что заставило выть от смеха всех рабов на галере. Взгляд, подаренный ему в этот момент Гавейном, стоил золота.

***
Вскоре после инцидента со штанами они пережили бурю, от которой все заболели, и они всерьез начали опасаться утонуть.
Во время шторма гребля была бесполезна, и преследования Тиберия на какое-то время прекратились. Но жизнь на борту галеры не стала лучше. Рабы теснились друг на друге, на палубу выходили редко. Когда всех охватила морская болезнь, скученность превратилась в ад. Ни Мерлин, ни Артур не избежали этого. Даже Альмерик расклеился. Только привычный к пиву желудок Гавейна сопротивлялся бортовой качке.
В первую ночь, когда они лежали в трюме яростно раскачивающегося корабля – с зелеными лицами и подскочившим к горлу желудком – Гавейн спал сном младенца, доказав выносливость, приобретенную во время посещения таверн.
Мерлин в десятый раз отрыгнул содержимое желудка. Артур помог ему отойти для этого в угол, и поддержал, когда он снова устраивался на своем месте – скорее мертвый, чем живой. И тут Мерлин увидел, как на лице Артура появилась улыбка.
- Думаешь, смешно видеть меня таким? – простонал он.
- В некотором смысле, да, - ответил король. – Да и я не лучше… У меня было все. И вот я здесь – в трюме галеры… поднимаю тебя после того, как тебя тошнило.
Они захохотали как сумасшедшие после этого заявления. И Мерлин пообещал, что, когда буря закончится, он постарается держать рот на замке достаточное время, чтобы Артур мог воспользоваться первой едой, которую им удастся проглотить без тошноты.
Но, несмотря на усилия, Мерлину никогда не удавалось стать достаточно уважительным, чтобы не оказаться лишенным ужина, и Артур не осуждал его за это. Он всегда, не дожидаясь просьб и не ожидая в ответ благодарности, делил свою тарелку с другом.
Приятными моментами путешествия Мерлин мог назвать только уроки Альмерика, который быстро научил его говорить на латыни, и маленький секрет, о котором никому не рассказывал: оставшейся магии как раз хватало на то, чтобы время от времени освобождаться, пока все спали, и подышать воздухом на палубе.
Благодаря этому Мерлин неожиданно приобрел друга в еще более несчастном, чем он, пассажире – симбе, или (спасибо Альмерику за уточнение) льве, которого Мерлин решил в память о трех юных чернокожих охотниках назвать Симбой. После несколько бурного начала – животное попыталось оторвать ему руку – Мерлин нашел, как использовать остатки магии, чтобы очаровать его. И лев больше не возражал, когда он чесал его за ухом. А после того, как Мерлин начал это делать, взгляд Симбы совершенно изменился. Иногда он даже мурлыкал.
- Не бойся, друг мой, - шептал Мерлин, глядя на простирающийся перед ними океан. – Мы доберемся до твердой земли… когда-нибудь.

***
До твердой земли они добрались через десять дней, но это было только началом пути, который должен был привести их в Рим. Долгая дорога пешком была еще более изматывающей, чем путешествие по морю.
Мерлин никогда не болел в Альбионе. Он не пропустил ни одного дня на службе Артуру с тех пор, как прибыл в Камелот. Недомогания, поражающие простых смертных, его не касались. Он никогда не страдал от малейшего гриппа, насморка, головной боли, живота или горла. Но после десяти дней усиленных физических тренировок и скудной еды на борту галеры его организм, ослабленный исчезновением магии, не выдержал пешего перехода.
Через три недели после того, как они причалили, Мерлина охватил сильный жар. Теперь испытание стало действительно тяжелым. Он даже думал, что больше не сможет передвигать ноги.
Артур и Гавейн показали себя настоящими друзьями. Они по очереди помогали Мерлину идти, таща его на себе, и не давали Тиберию приблизиться, будто были его телохранителями, постоянно оставаясь начеку.
Порой, измученный дрожью, Мерлин чувствовал себя полностью истощенным и выдыхал:
- Я больше не могу.
Артур наклонялся, чтобы прошептать ему на ухо:
- Мужайся, Мерлин. Не бросай меня теперь.
Голос друга немедленно возрождал достаточно энергии, чтобы продолжать переставлять ноги. Но они шли по землям, сожженным солнцем, в адской жаре – задыхаясь днем, дрожа от холода ночью.
Хотя его спутники лишали себя воды и еды, чтобы Мерлин мог достаточно пить и есть, ему не удавалось восстановить силы. Артур и Гавейн спали, прижавшись к нему, чтобы он не стучал зубами из-за отсутствия одеяла. И Мерлин часто видел, как они обмениваются обеспокоенными взглядами поверх его плеча, точно на самом деле боялись, что он не переживет путешествия.
- Вы не должны беспокоиться обо мне, - бросил он однажды, когда его особенно сжигал жар. – Я, знаете ли, не сахарный…
Но правда состояла в том, что Тиберий постоянно смотрел на Мерлина с торжеством, видя, в каком он плачевном состоянии, а у того не оставалось сил даже на то, чтобы в отместку разрезать шнурки его штанов.

***
В течение этого путешествия случались моменты, которые навсегда останутся в памяти Мерлина.
Однажды он упал, и бригадир подбежал, угрожая бросить его умирать, если он немедленно не встанет. Мерлин будет помнить о том, как Артур закрыл его от удара Тиберия, и о том, как плеть обвилась вокруг предплечья Артура, нарисовав на загоревшей коже тройной кровавый браслет, впившись в тело. Он будет помнить о взгляде Артура, когда он резко дернул, чтобы вырвать оружие из рук бригадира. «Тронь его, и я убью тебя», - обещали его глаза.
- И что ты будешь делать – понесешь его?
Конечно, Артур поднял Мерлина на руки и понес. Пока светило солнце – до самой ночи. И часть следующего утра.
Когда Мерлин уже не мог ничего проглотить, не почувствовав себя еще хуже, он отказывался есть два дня, пока Гавейн не решил взять все в свои руки. Он засовывал пищу Мерлину в рот кусок за куском, чтобы заставить его подкрепиться. Даже если на кормление уходили часы.
Мерлин будет помнить о руках Гавейна, надавливавших на его челюсти, чтобы, несмотря на сопротивление, заставить его открыть рот, и о решимости, написанной на лице друга. «Мы сохраним тебя живым», - обещало это лицо.
В подобные моменты, несмотря на кошмарное состояние, Мерлин понимал, как ему повезло, что он может рассчитывать на таких друзей. Друзей, которые были готовы на что угодно, чтобы спасти его. Он узнавал себя в их упорстве и был потрясен их самоотверженностью.
Мерлин помнил о далеком времени, когда ему казалось, что его существование будет всегда состоять в том, чтобы жертвовать собой ради других. Теперь, когда он ни на что не годился, те же самые люди, которым он так долго не решался довериться, были готовы на все, чтобы сохранить его рядом.
Однажды ночью Мерлин проснулся на руках Артура и обнаружил, что тот тихо разговаривает с ним. Он слишком устал, чтобы открывать глаза, и стал с любопытством прислушиваться.
- Я всегда думал, что из нас двоих я умру первым. Я знаю, что ты сказал бы, если бы мог меня слышать… знаю, как злился бы. Но правда в том, что я всегда верил: что бы ни случилось, твоя магия защитит тебя. И вот ее больше нет, а ты болен. Я не могу потерять тебя в этом затерянном месте из-за лихорадки, Мерлин. Это было бы слишком глупо… слишком несправедливо… слишком безумно. Ты выкарабкаешься, ты поправишься, я приказываю тебе. Я не позволяю тебе сдаваться теперь.
«Какая самонадеянность», - подумал Мерлин, внутренне улыбаясь, вопреки истощению. В этом был весь Артур, думавший, что может приказать выздороветь.
- Может, однажды ты умрешь… - кажется, он сомневался в этом. - Но в тот день ты будешь старым, и умрешь в своей постели, окруженный теми, кто любит тебя. Друзьями. Детьми. Внуками. Такими же магами, как ты. Так должно быть.
Мерлин медленно открыл глаза и прошептал:
- Не думаю, что у меня будут дети и внуки.
Король смутился и покраснел:
- О. Ты проснулся. И… давно?
- Да. Сожалею. Я все слышал… - Мерлин слабо улыбнулся, тенью своих прежних дерзких улыбок, и спросил: - Ты часто это делаешь? Разговариваешь со спящими?
- Только с тобой, - признал Артур, не зная, куда деться; помолчав, он выдохнул со страдающим взглядом: - Не говори Гавейну.
- Обещаю, - великодушно ответил Мерлин.
Артур долго разглядывал его, снова став серьезным, после чего спросил:
- Почему у тебя не будет детей, Мерлин? Почему ты не создашь семью? Ты молод. У тебя впереди годы, чтобы кого-нибудь встретить… жениться, увидеть рождение сыновей и дочерей.
- У меня уже есть семья, - тепло ответил он. – Ты, Гвен, Моргана, Гавейн, Леон, Персиваль, Элиан… народ Камелота и друиды, маги с Острова Блаженных. Вы все – моя семья, Артур. Вы самая лучшая семья, о которой я только мог мечтать.
Артур ничего не ответил, но его глаза слишком сильно блестели. Мерлин прочистил горло и продолжил:
- Помню: когда много лет назад я пришел в Камелот, я боялся, что мне никогда не удастся найти свое место. Но я нашел его – рядом с тобой. И я не хочу променять его ни на что на свете.
- Я знаю все, чем ты пожертвовал, чтобы остаться со мной. Я сожалею об этом. У тебя никогда не было времени построить что-то для себя. Жениться. Жить своей жизнью. Но когда мы вернемся…
- Артур. Я не испытываю никакой нужды ни в женитьбе, ни в детях, - честно сообщил Мерлин. – У меня нет чувства, что я пожертвовал своим счастьем ради твоего, потому что мое счастье связано с твоим. Твои дети стали бы моими.
Артур мягко кивнул:
- Я знаю, - и вдруг с болью произнес: - Галаад. Мой сын.
Глаза Артура наполнились слезами. Его сотрясло рыдание. Мерлин обнял его за плечи и снова услышал его вздох: «Мой сын». В следующее мгновение Артур плакал, все его мышцы судорожно сжались от боли, которую он так долго подавлял, и которая, наконец, прорвалась.
Его слезы промочили рубашку Мерлина, который сделал единственное, что мог: стиснул друга в объятиях. Он ничего не говорил. Что можно сказать перед лицом тоски человека, потерявшего ребенка?
Все, что Мерлин мог сделать – это защитить Артура и быть его скалой в тот миг, когда тот нуждался в нем, нуждался, чтобы он был рядом, чтобы он был сильным, чтобы он показал, что все будет хорошо. Мерлин жалел только об одном: не иметь возможности убаюкать Артура своей магией, как сделал это много лет назад, когда показал всю правду.
Вместо этого он медленно гладил растрепанные светлые волосы Артура и плакал вместе с ним, думая о принце, которого они потеряли.
Галаад.
Некоторое время спустя Артур успокоился. И высморкался в рубашку Мерлина.
- Артур… это отвратительно, - слабо возмутился тот.
Артур усмехнулся и вытер глаза. После чего вздохнул:
- Спасибо.
Мерлин положил ладонь поверх его руки и ответил:
- Спасибо тебе.
Артур кивнул, потому что больше нечего было сказать. Потому что в такой долгой дружбе, как их – сильной, истинной, верной и нерушимой – ничто не было так естественно, как быть рядом, когда друг нуждался в этом. Какими бы ни были обстоятельства: отчаянные сражения, неразрешимые проблемы, невозможные трагедии, истощающие болезни, бесконечные изгнания – они все пережили вместе. Испытание за испытанием, день за днем. Не было ничего, что бы они не разделили, ничего, чему бы не противостояли, ничего, что бы не преодолели вместе. Ничего из того, что делал один, не могло испугать другого. Не было ничего, чего бы они могли стыдиться друг перед другом. Не было ничего, чего бы они не перенесли друг ради друга. Не было ничего, чем бы они не пожертвовали друг ради друга. Такая дружба была самым большим утешением, которое могла дать жизнь.
Артур спрашивал себя, как жили люди, у которых не было, как у них, второй стороны медали, чтобы поддержать, когда все плохо.
- Не знаю, как справлялся мой отец, - прошептал он. – Жить таким одиноким столько времени. Если бы ты умер…
- Я не умру. Я поправлюсь, чтобы тебе никогда не пришлось задавать себе этот вопрос, - решительно ответил Мерлин. – И когда мы вернемся… мы найдем Гвен, чтобы она тоже вернулась на свое место, рядом с тобой. Обещаю тебе.

***
Мерлин выздоровел, и они дошли до Рима. Идя по все более широким и многолюдным дорогам, они обнаружили, что подходят к центру империи. Она на самом деле была удивительным местом, объединяющим людей со всех сторон света, и ее армия казалась бесчисленной. Римляне, похоже, имели между собой только одну общую черту: любовь к цирковым играм.
Артур порой говорил, что люди, которые так любят состязания, не могут быть совершенно плохими. Но Мерлин часто задавался вопросом, сводились ли эти знаменитые игры к состязаниям. У него на этот счет было плохое предчувствие.
Альмерик довольно загадочно рассказывал о сражениях. Он явно считал, что попасть на арену – случай покрыть себя славой, и с нетерпением ждал грома аплодисментов. Но почему он никогда не говорил о правилах?
В настоящий момент перед ними возвышался Колизей – гигантский и величественный. Цирковые игры ждали только их. Но открытие состоится не раньше, чем они найдут покупателей.


Глава 17

Артура, Гавейна и Мерлина вместе с другими рабами довели до центральной площади рынка, куда их согнали в ожидании продажи. Их нынешний хозяин, центурион Клавдий, на которого работал Тиберий, радовался в предвкушении грядущей наживы. Мерзкий бригадир, со своей стороны, довольно нахваливал товар постоянным покупателям. Мерлин не мог не возмущаться при мысли, что его продадут.
Артур решил воспринимать все стоически, будто переговоры его совершенно не касаются. Он стоял, скрестив руки на груди, высоко подняв голову, сжав челюсти и презрительно посматривая вокруг. Мерлин никогда не видел, чтобы кто-нибудь так хорошо изображал пренебрежение и равнодушие. Но он знал, что внутри друг кипит.
Гавейн мрачно осматривал окрестности, и его лицо светлело, только когда перед ним проходила красивая женщина, бросив на него заинтересованный взгляд. Мерлин предполагал, что Гавейн не имеет ничего против того, чтобы быть купленным хорошенькими дамами, которые оборачивались на него. Особенно если его купят для личных утех.
Гавейн напрочь был лишен добродетели!
Мерлин попытался понять правила торговли, но они ускользали от него. Почему какие-то рабы покупались поодиночке, а другие – дюжинами?
- Это вопрос цены, - любезно просветил его Альмерик. – Те, у кого есть особые достоинства, которые умеют читать и писать, получили хорошее образование, стоят гораздо дороже нас, купленных оптом коллегиями, которые обеспечивают Колизей гладиаторами.
- Хэй! – воодушевленно воскликнул Мерлин. – Но Артур, Гавейн и я, мы все умеем читать и писать… и мы очень хорошо образованы!
- Иди расскажи об этом Тиберию, - насмешливо предложил Альмерик, указав пальцем на бригадира. – Уверен, он будет счастлив узнать об этом!
Мерлин помрачнел. Тиберий бросил на него саркастический взгляд, который обещал: ты скоро за все заплатишь.
«Животное», - произнес Мерлин одними губами, вернув ему взгляд.
Остальные рабы, собранные на публичной площади, не казались униженными, напротив: если некоторые выглядели уставшими, запыленными и унылыми, другие были ухоженными, хорошо одетыми и не слишком задетыми тем, что являются товаром.
Альмерик объяснил Мерлину, что тот факт, который он находил неприемлемым, будучи варваром, не являлся таковым для цивилизованных людей. Попасть в Рим было удачей, свободный ты или раб, потому что Рим – цивилизованное место, и жить здесь в качестве раба часто означало иметь лучшие условия, чем у свободного человека в варварских землях. После этого агитирующего заявления Мерлин озадаченно посмотрел на галла. Он не верил в него ни секунду, но понимал, что другие могли верить. Общество, в котором жили эти люди, было прочно основано на рабстве – около половины жителей Рима являлись рабами.
По словам Альмерика, многие из них такими родились, пользовались хорошим расположением со стороны хозяев и ничуть не были оскорблены своим положением. Самыми обездоленными были военнопленные, которых римляне называли «варварами».
Пока Альмерик объяснял эти детали, покупатели проходили мимо, разглядывая их. Время от времени, кто-нибудь заинтересовывался и делал знак приблизиться понравившемуся рабу, бесстыдно щупал его руки, смотрел зубы и глаза.
Мерлин был оскорблен подобным отношением.
- Надо же проверить, хорошее ли у них здоровье, - произнес Альмерик таким тоном, словно находил это совершенно естественным.
В этот момент какой-то богатый римлянин, ходивший туда-сюда перед группой уже добрую дюжину минут, махнул в направлении Мерлина. Это был толстый мужчина, одетый в белое, окруженный тремя слугами. Один из них держал зонт, чтобы защитить его от солнца, тогда как двое других махали большими веерами из перьев у него перед носом.
- Думаю, этот тебя заметил… - шепнул Гавейн Мерлину.
- Что мне до того? – ответил тот, решив игнорировать мужчину.
- Возможно, это твой шанс, - вмешался Альмерик. – Ты не продержишься на арене долго. Может, стоило бы постараться произвести хорошее впечатление на этого господина и уйти с ним?
- Конечно, нет! – ответил Мерлин, скрестив руки на груди.
Он не понимал, почему должен хотеть уйти с увальнем, который даже не мог сам держать зонт. Но заинтересованный разговором Артур повернулся к Альмерику:
- Почему Мерлин не продержится на арене долго?
- Сражения в Колизее – это всегда сражения насмерть. А ваш друг не выстоит перед такими опасными противниками, как другие гладиаторы.
- Насмерть? – пораженно задохнулся Артур. – Почему ты не сказал нам об этом?
- Не видел надобности пугать вас раньше времени, - Альмерик приподнял бровь. – Но я говорю вам теперь. Это не те поединки, к которым вы привыкли. Нет правил, все удары позволены, и нет речи о том, чтобы сдаться: сражение не прекращается, пока один из двух противников – или один из двух лагерей – не прикончит другого.
Артур обеспокоенно повернулся к своему магу:
- Мерлин… ты не воин…
Мерлин посмотрел на короля. Возможно, он не был воином, но он все-таки служил ему тренировочным манекеном несколько лет и умел защищаться, когда надо. Не говоря уже о том, что если все позволено, у него было несколько козырей в рукаве, которые не требовали использования магии. Кроме того, у него тоже была гордость!
- Я выкручусь, Артур, - заявил он безапелляционным тоном.
- Ты не выкрутишься, - рассердился король. – И я, конечно, не позволю тебе попасть на арену для битвы насмерть против громил, которые разорвут тебя на кусочки. Я хочу, чтобы ты пошел с этим господином, который не собирается отправлять тебя на верную смерть… и ждал в безопасности, пока мы с Гавейном не придем за тобой.
- Что? – пораженно произнес Мерлин. – Ты прогоняешь меня! Не могу поверить!
- Давай, Мерлин, - приказал Артур.
- Нет! – с жаром возразил он, сверкая глазами. – Нет, не может быть и речи! Я не пойду с этим… незнакомцем, который хочет меня купить неизвестно для чего. Этот человек не внушает мне ни малейшего доверия! Кроме того, если он уведет меня, как мы встретимся? А если вам будет нужна моя помощь? Об этом ты подумал? Мы должны оставаться вместе. Это самое важное.
- Я согласен с Артуром, - вмешался подлый предатель Гавейн. – Мерлин, подумай. Нам с ним будет спокойнее сражаться, если мы будем знать, что ты в безопасности…
Мерлин обиженно и недоверчиво посмотрел на него.
- Я даже не стану на это отвечать. Можете думать, что хотите – я не пойду.
Он продолжил упрямо игнорировать покупателя, который начал терять терпение.
- Пожалуйста? – Артур сделал умоляющие глаза.
- Это подлая попытка манипулирования, - Мерлин нахмурился. – Но это не сработает, сир. Нет – и нет.
В этот момент Тиберий сам пришел, чтобы заставить его приблизиться к покупателю. Задыхаясь, Мерлин был вынужден последовать за ним, и его толкнули к римлянину. Тотчас слуги бросили веера и протянули к нему руки, чтобы ощупать. В возмущении Мерлин грубо оттолкнул их.
- Я не лошадь! – гневно воскликнул он на латыни. – Запрещаю вам прикасаться ко мне, шайка дикарей.
- О, какой острый язык! – засмеялся покупатель.
- Я же говорил: он вам понравится, - кивнул Тиберий.
- Пустите меня! – воскликнул Мерлин, вырываясь из хватки бригадира.
- Ты не безобразен, несмотря на большие уши, - заметил покупатель. – Жаль, что ты так плохо воспитан, но никогда не поздно начать обучение. Поверь, тебе будет гораздо лучше в моем доме, чем на арене Колизея.
- Я предпочитаю арену, спасибо большое, - с вызовом ответил Мерлин, глядя на мужчину, не давая смутить себя.
Но он не принял в расчет Артура, который пробрался к ним.
- Он не так плохо воспитан, как кажется, - сообщил король римлянину на плохой латыни. – Я бы даже сказал, что под грубой внешностью, скрывается великолепный слуга. Он готовит, стирает, моет полы, делает чудесные ванны…
- Артур! – растерянно воскликнул Мерлин.
Он не мог поверить, что друг нахваливает его качества в хозяйственных делах, чтобы продать его незнакомцу!
- А еще он умеет полировать доспехи, - вмешался Гавейн с энтузиазмом, – и составлять письма.
- И жонглировать, - добавил Артур. – Он умеет развлекать!
- Что? – задохнулся Мерлин. – Полный бред!
- М-м-м… - задумчиво произнес римлянин. – Видно, у него много талантов…
Мерлин за всю жизнь не чувствовал себя столь униженным. Красный как рак, он заявил:
- У меня нет никаких талантов. Я независимый, упрямый, я никогда не делаю того, что мне велят, я сжигаю котелки, когда готовлю. Вода, которую я наливаю в ванну, всегда слишком горячая. И я ненавижу уборку!
- Точно как я.
Знатная римлянка только что подошла к первому покупателю. Это была женщина чуть за тридцать с алебастровой кожей и длинными темными кудрями. Она была хрупкой, изящной и очень красивой, несмотря на платье из оранжевого шелка, цвет которого был таким ярким, что резал глаза. На ее лице появилась заинтригованная улыбка, когда она услышала последнюю реплику Мерлина. Она адресовала ему блестящий вожделением взгляд.
- Неважно, какую цену вы собирались заплатить за него, сенатор Август, я удваиваю ее, - заявила она своему конкуренту. – Я хочу этого молодого человека. Он такой… экзотичный!
Мерлину захотелось придушить Гавейна, когда тот пихнул его локтем в бок, шепнув: «Отличный улов». Он покраснел еще больше и ответил:
- Я не… экзотичный, я…
- Очень экзотичный, - радостно вмешался Артур. – На самом деле очень экзотичный. Он не похож ни на что, что вы знали до сих пор.
- Боюсь, как бы вы не разочаровались, госпожа, - заметил Тиберий. – Он, кажется, не слишком расположен к женщинам, судя по тому, что я мог видеть.
Слова застряли у Мерлина в горле. Кончики ушей заалели. Он смутно начал понимать, о чем шла речь, но это было столь абсурдно, что он не мог поверить.
- Ну вот, дорогая, вам он будет бесполезен, - заявил римлянин.
- Не будьте так уверены, - с вызовом произнесла дама.
- Отлично! Проверим, так ли вам это нужно.
Мужчина протянул руку к остолбеневшему Мерлину, который подумал: «Что он собирается делать?» Конечно, у него были подозрения, но это было слишком… непристойно, чтобы он мог поверить, что…
Он застыл на месте, когда понял: да, именно это покупатель собирался сделать, добро пожаловать в Рим. В этот момент Артур со всего размаху врезал кулаком в челюсть римлянина, гневно воскликнув: «Как вы смеете!» - сразу пресекая «проверку».
Мерлин успел увидеть лицо друга: красное от возмущения и от ярости – перед тем как покупатель упал на спину. Впервые он был рад, что Артур повел себя по отношению к нему, будто защищал леди в беде. Друг вложил в удар всю свою силу. Гадкий тип потерял сознание.
Абсолютно выйдя из себя, Тиберий обрушил на них поток оскорблений. Гавейн толкнул Мерлина себе за спину… и бригадир набросился на Артура, который, сжав челюсти, с угрожающим видом стоял перед ним.
- Ты дикий выродок, варварский кретин! – прорычал Тиберий, попытавшись заставить его отступить ударами палки. – У тебя совсем мозгов нет?
- Может, у меня и нет мозгов, но если этот грязный тип еще раз попробует лапать моего друга, у него не останется зубов! – предупредил Артур, отталкивая дубинку голыми руками.
- Если бы я мог, я бы задушил тебя на месте! Но это лишит меня денег, которые вы должны принести, так что я приду посмотреть, как вы сражаетесь в Колизее, и получу удовольствие, любуясь, как вас троих разорвут на кусочки! – рявкнул Тиберий.
Упавший покупатель теперь пытался с помощью своих слуг подняться, будто черепаха, перевернутая на спину, и ругался при этом.
- Сенатор Август… приношу вам свои извинения, - произнес Тиберий, ставя его на ноги и смахивая с него пыль.
- Вы должны лучше дрессировать своих дикарей, - оскорблено произнес сенатор. – Я хочу, чтобы эти трое были в первом ряду на завтрашнем представлении!
- Нет! Я хочу купить мальчика, - возразила его конкурентка, шагнув вперед. – Пусть сражаются двое других, но этого продайте мне. Он мне нравится, я хочу уйти с ним.
Мерлин в ужасе спрятался за Гавейном.
- Почему они все хотят меня? – простонал он, пользуясь другом как щитом.
- Должно быть, дело в твоих ушах, - ответил Гавейн.
- Не позволяй ей приближаться ко мне! – прошептал Мерлин, бросив взгляд поверх его плеча, чтобы посмотреть на покупательницу.
Она продолжала пожирать его глазами и, казалось, готова была при необходимости вытащить силой.
- Почему нет? – задумчиво ответил Гавейн. – Она симпатичная…
- Она может быть столь же красивой, как Моргана, мое мнение не изменится… Я не вещь!
- А мое изменится, - вздохнул Гавейн. - К тому же я ревную: обычно все сражаются за меня!
Бригадир приблизился, чтобы прогнать чужачку.
- Я не продам его вам, - нервно сказал Тиберий. – Раз он не хочет следовать правилам, он закончит в Колизее с остальными. На великом представлении, как и просил сенатор Август.
- Вы не знаете, с кем имеете дело, - гневно заявила римлянка. – У меня тоже есть имя… и я обещаю, что вы услышите обо мне!

***
В конце концов, они попали в подземелья Колизея – скученные с десятками других гладиаторов в песчаной клетке, где им подали обильную еду. Несмотря на подавленную атмосферу, они с аппетитом съели весь ужин. Однако каждый по своей причине был раздосадован.
Артур был в ярости из-за того, что центурион Клавдий оставил у себя Экскалибур. Бригадир, купивший их всех, работал на другого римского хозяина, который владел одной из самых больших коллегий гладиаторов в городе. Клавдий исчез, и это означало, что меч потерян.
Гавейн, обдумывал тот факт, что ни одна девушка не собиралась торговаться, чтобы купить его – они предпочитали Мерлина. Он чувствовал себя обиженным.
Что касается Мерлина, он дулся на друзей, которые предали его, пытаясь продать сначала мужчине, потом женщине, собиравшимся использовать его с мерзкими целями. Он не кладь!
Только Альмерик сиял, потому что завтра должен был состояться поединок, которого он так долго ждал.
С наступлением вечера хозяева коллегии раздали оружие и пришли испытать их в сражении, чтобы определить, какую роль они будут играть в представлении, которое будет изображать великие победы римлян на африканских берегах. Артура и Гавейна назначили «капитанами варварских орд Ганнибала» после того, как они одного за другим отправили противников на землю. Мерлин выпустил меч после трех ударов и был назначен «пищей для диких зверей», что стало последней каплей в его возмущении. Решительно, чем скорее они покинут Рим, тем лучше!
Но как сбежать? Камеры слишком хорошо охранялись, чтобы Мерлин мог поиграться с замком. С той магией, которой он еще обладал, он не мог усыпить всех римлян Колизея, и не было никакого способа выбраться из города. Оставалось только надеяться, что они достаточно отличатся в завтрашнем сражении, чтобы получить проклятые деревянные мечи, которые позволят им вернуть свободу.
В другое время Мерлин сходил бы с ума от беспокойства при мысли об арене. Но после всего перенесенного сегодня, он был готов встретиться с чем угодно – включая диких зверей – лишь бы не уступать перед разнузданными авансами чересчур восторженных покупателей. Он решил посвятить эту ночь сну, не беспокоясь о том, что случится завтра, и провел лучшую ночь за многие недели.
Завтрак будущих гладиаторов оказался еще сытнее, чем ужин, что привело Гавейна в хорошее настроение. Но Артур по-прежнему хмурился, и Мерлин знал, что король боится за него. В другое время он бы пожалел друга, но сейчас он был зол и собирался доказать, что не так бесполезен, как тот считал… «Я покажу ему», - решительно пообещал он себе.
Однако прекрасные решения испарились, когда наступил момент подготовки к битве. Уже одни только костюмы были смешны. Как, во имя неба, они должны сражаться в набедренных повязках из пятнистых шкур, обутые в простые сандалии?
- Это потому что вы будете изображать дикарей с африканских берегов, - объяснил начальник по оружию, сунув «одежду» в руки Мерлину, пресекая возражения. – Надо, чтобы на вас были костюмы, соответствующие вашим персонажам.
- Но… в конце концов, посмотрите на меня, - пораженно произнес Мерлин. – Я не могу изображать дикаря с африканских берегов – с моей внешностью это недостоверно.
- Ничего не могу поделать, если нам не удастся найти достаточно черных рабов для массовой сцены, - заявил мужчина. – Их сложно поймать… Приходится дополнять состав дикарями с севера, чтобы достичь нужного числа сражающихся.
- Люди из страны симб не одеваются в такие набедренные повязки, - продолжил Мерлин. – Их повязки красные и далеко не такие короткие. Это не повязка, это юбка. Я отказываюсь носить юбку, чтобы сражаться на публике!
- Мерлин, - раздраженно прикрикнул Артур. – Надень это, ради Бога, или ты будешь разодран на мелкие кусочки раньше, чем выйдешь на арену.
Артуру легко было говорить. У него имелась хотя бы видимость доспехов. Ему не придется устремиться в сердце Колизея почти голым!
Затем настала очередь оружия. Артур и Гавейн имели право на топоры, Мерлин получил дубинку. Что он должен был делать с дубинкой? Он возразил, что черные охотники, которых он встречал, носили копья, а не дубины. Начальник по оружию посмотрел на него раздраженно.
- Прекрати цепляться к деталям, - велел Артур, - и попытайся сохранить в голове цель оставаться рядом со мной во время сражения.
Вот только, когда настало время подниматься на поверхность, Мерлина отделили от Артура и Гавейна и провели в другой коридор с теми, кто, как и он, были вооружены несчастными дубинками. И все протесты короля ничего не изменили.
- Не я занимаюсь постановкой, - отчеканил начальник по оружию. – А теперь вернитесь в свои ряды и готовьтесь к сражению, вместо того, чтобы жаловаться.

***
Колизей был залит светом. Кто-то громко объявил:
- Сейчас мы будем присутствовать при воспроизведении великой битвы Ганнибала против Сципиона Карфагенского!
Мерлин со своей группой вышел наружу. Тысячи зрителей на трибунах аплодировали изо всех сил. Он никогда не видел, чтобы столько людей собиралось на одно зрелище! Было чем впечатлиться. В официальной ложе стоял, широко улыбаясь, мужчина в лавровом венке. Наверняка это был император римлян.
Каждая из пяти дверей, располагавшихся по внутреннему периметру Колизея, выпускала по группе сражающихся. Мерлин начал отчаянно искать взглядом группу Гавейна и Артура и обнаружил ее прямо перед собой на другом конце арены. Он застыл, приоткрыв рот, при виде животного-горы, которое вдруг появилось из соседней двери. Это был тембо! Вот только на нем сидел всадник, который поднял руку и сжал кулак – толпа приветствовала его ревом. Тембо захлопал гигантскими ушами и с недовольным видом обвил вокруг себя длинный нос. Мерлин с трудом сглотнул, задавшись вопросом, какие еще сюрпризы их ждут. Он начал понимать, что представление будет кровавым…
Из третьей двери появились гладиаторы, одетые как римские пехотинцы. Их были десятки! Из четвертой – выехали колесницы, запряженные четверками лошадей. Воины, управлявшие ими, были в доспехах и держали арбалеты, мечи и копья. Их командующий вслед за всадником тембо поднял к небу кулак, вызвав крики в толпе. Мерлин посмотрел на пятую дверь – ближайшую к нему. Она была открыта… но оттуда никто не появлялся. «Странно», - подумал он.
Мерлин снова перевел взгляд на арену и спросил себя: «Как я выживу в этом состязании?» Он начал беспокоиться…

***
- Там Мерлин! – воскликнул Артур, указывая пальцем на противоположную дверь. – Гавейн, Альмерик, мы договорились: наша цель – добраться до него как можно быстрее. Если мы слишком задержимся, спасать будет нечего, так что я рассчитываю на вас!
- Э… Артур? – произнес Альмерик. – Наша цель – попытаться уничтожить колесницы и пехотинцев Сципиона Африканского. Это не личное состязание, оно проходит в команде. Если нам удастся прикончить всех членов лагеря противника, мы выиграем и выйдем отсюда живыми.
- Мерлин там совсем один, и мы должны как можно скорее добраться до него, - возразил Артур. – Следованием правилам займемся после этого.
- Я с вами, - согласился Гавейн.
- Ну, раз мы не сражаемся с членами нашей собственной команды… - потерянно вздохнул Альмерик.

***
Как только прозвонил гонг, началась смертельная схватка. Колесницы на всей скорости ринулись прямо на группу Мерлина. С другого конца к ним бегом бросились пехотинцы. И они оказались между молотом и наковальней. Что там говорил начальник по оружию на его счет? Что он послужит «пищей для диких зверей»? Теперь он понимал почему.
«На помощь», - подумал Мерлин и решил трусливо покинуть свою позицию, чтобы избежать попадания меж двух огней. Эта мысль пришла в голову не только ему. Остальные обладатели дубинок прекрасно отдавали себе отчет, что они не выстоят в подобном столкновении. И все как один бросились к пятой двери, откуда еще не появилось ни одного кровожадного врага, готового разорвать их на части.
И только когда они приблизились к ней достаточно, чтобы разглядеть выход, на них выпустили львов. Пять первых беглецов оказались пригвождены к земле, пронзенные смертоносными когтями и разорванные на части острыми клыками.
Мерлин резко затормозил и, готовый сменить курс, обернулся. Возницы колесниц как раз врезались в арьергард несчастных «дикарей», и повернуть назад было плохой идеей. Колеса, украшенные острыми спицами, производили резню, тогда как «Сципион Африканский» и его люди пробивали себе путь среди войск Ганнибала, срубая их как листья ударами мечей и стрелами.
Какой-то человек в панике пробежал мимо Мерлина. Он услышал ворчание за своим плечом и медленно развернулся на ослабевших ногах. Огромный лев смотрел на него золотыми глазами, готовый прыгнуть и сожрать его. С колотящимся от ужаса сердцем, Мерлин перевел взгляд на зверя, который будто колебался… Вдруг безумная надежда вспыхнула в душе.
- Симба? – неуверенно спросил Мерлин.
Зверь провел языком по клыкам и вопросительно посмотрел на него из-под коричневой гривы.
- Симба, - радостно повторил Мерлин. – Это я, твой друг. Скажи, что ты узнаешь меня.
Животное село на задние лапы и с любопытством посмотрело на него.
- Мне кажется, мы оба попали в переплет… правда?
Теперь римские пехотинцы напали на остальных львов, которые, очевидно, настолько же голодные, насколько испуганные, без различия бросались на сражающихся обоих лагерей. В центре арены тембо принялся вслепую атаковать колесницы, швыряя лошадей и возниц в воздух одним ударом ужасных бивней. Мерлин приблизился к Симбе, подозрительно наблюдавшим за ним, и дрожащим голосом произнес:
- Ты прав. Это они дикари… проклятые римляне. Это не состязание, это резня! Слушай. Я знаю, что ты тоже хотел бы оказаться дома. Но у нас с тобой нет выбора…
Мерлин протянул руку ко льву, который угрожающе зарычал.
- Если ты поможешь мне, я тоже помогу тебе вернуться домой.
Изо всех сил он воззвал к своей магии, и в его глазах сверкнула маленькая золотая искра. Приблизившись ко льву, Мерлин положил ладонь на его гриву. В следующее мгновение он чесал его за ушами… и Симба мурлыкал.

***
- Я больше не вижу Мерлина! – задыхаясь, воскликнул Артур посреди сражения. – Куда он делся?
- Артур, осторожно! – крикнул Альмерик.
Галл оттолкнул короля Альбиона с пути колесницы, которая двигалась прямо на них, в последнюю минуту опрокинув его на землю.
- Ты… спас мне жизнь, - недоверчиво произнес Артур, когда опасность миновала.
- Мы в одной команде, - кивнул Альмерик, протянув ему руку, чтобы помочь встать.
На них уже мчалась следующая колесница. Когда она проехала совсем близко, Гавейн рванулся и прыгнул на возницу, ударив его по голове, чтобы заставить выпустить поводья. Человек с криком упал и, перелетев через борт, попал в мельницу острых спиц собственных колес.
Второй гладиатор направил арбалет прямо на Гавейна. Артур подобрал плеть мертвого участника, лежавшего рядом с ним, и щелкнул ею так, что она обвилась вокруг руки стрелка. Стрела полетела в пустоту, мимо цели.
- Гавейн, сюда! – велел Артур рыцарю, подобравшему поводья.
Гавейн остановил лошадей и заставил их вернуться к Артуру и Альмерику.
- Быстрее, вы двое, поднимайтесь! – крикнул он.
Они неслись по арене на всей скорости… пока животное-гора не встало перед ними.
- Объезжай его, Гавейн! – закричал Артур.
Тот заставил лошадей лавировать между гигантских ног зверя. Вылетев с другой стороны туннеля, который образовывал его живот, они обнаружили, что на них во весь опор несется другая колесница. Ею управляли рабы, изображавшие римлян.
- А теперь что? – спросил Гавейн.
- Слишком поздно, чтобы маневрировать… держи прежний курс и молись, чтобы они свернули первыми! – ответил Артур.

***
Колизей был мясорубкой. Люди убивали друг друга, животные пожирали людей, люди пронзали животных, животные топтали друг друга. Для чего все это? Потому что один идиот с короной из лавра находил это забавным. Мерлин был в ярости. Не может быть и речи, чтобы он играл в эту тупую игру. Даже лучше: он остановит ее.
Мерлин заметил римского пехотинца, который зажал в угол льва и пытался проткнуть его мечом. По спине пробежала дрожь. Мертвые львы, мертвые лошади… это слишком напоминало милых маленьких косуль, которых Артур любил убивать на охоте. Правда, Артур уже много лет не делал этого, потому что со временем загадочным образом все хуже стрелял. А когда он все-таки слишком хорошо целился, Мерлин пугал цель, прежде чем становилось слишком поздно.
Пусть лев совсем не был милой маленькой косулей. Больше клыков, больше когтей. Но разве не достаточно того, что люди убивают друг друга? Неужели так необходимо вмешивать животных в свои бессмысленные счеты?
- Оставь животное в покое! – приказал Мерлин. – Иначе… я прикажу моему льву немедленно сожрать тебя!
- Ты сумасшедший? – ответил раб, задыхаясь. – Ты на арене, и это дикие звери! Если мы не избавимся от них, они всех нас сожрут!
Мерлин повернулся к Симбе и велел:
- Сидеть.
Лев охотно подчинился, усевшись на песок Колизея. Гладиатор смотрел на него, приоткрыв рот.
- Видишь? – убежденно заявил Мерлин.
- Как ты это делаешь? Ты колдун? – пораженно спросил раб.
Мерлин слегка улыбнулся и подумал: «Видимо, да».
Симба посмотрел на своего собрата льва, и тот вопросительно заворчал, нервно ходя взад-вперед. Симба зарычал, и его товарищ наклонил голову, после чего посмотрел на Мерлина. Новое рычание, и он сел слева от мага и не возражал, когда тот тихонько похлопал его по макушке.
Мерлин повернулся к гладиатору, приподняв брови с выражением «видишь?» Раб бросил на него восхищенный взгляд:
- Отлично. Мне плевать, что мы в разных лагерях! Я остаюсь с тобой, человек со львами.
- Я тоже! – воскликнул второй гладиатор, который присутствовал при всей сцене, внезапно встав позади них.
Успокоившись, Мерлин сказал:
- Мы не обязаны играть по их правилам. Мы не обязаны сражаться друг с другом.

***
- Где Мерлин? – спросил Артур, которому волосы лезли в глаза.
Возница колесницы напротив в итоге свернул раньше них, и их повозка опрокинулась на бок. Поле битвы находилось в невообразимом хаосе. Мерлин, должно быть, уже мертв, лежит где-нибудь посреди этой бойни… Артура охватила страшная тревога.
- Что там происходит? – вдруг спросил Альмерик. – Что там за толпа?
- Э… Артур? – Гавейн положил ладонь на плечо короля. – Думаю, мы нашли Мерлина. Гляньте-ка на это!
Артур повернулся, и его глаза округлились. Это не мог быть Мерлин… правда? Это невозможно. Мерлин больше не обладал магией, чтобы совершать чудеса…
И тем не менее. Кто еще мог спокойно идти к центру арены, окруженный пятью львами, которые следовали за ним, точно собаки, в сопровождении постоянно увеличивавшейся свиты из гладиаторов, изображавших как римлян, так и варваров, вопреки правилам арены?
- Никто не обязан ни с кем сражаться. Все мы здесь – члены одной команды, и не станем убивать друг друга для развлечения… болванов наверху. Так что… если вы хотите, чтобы все прекратилось… идем со мной. И мы поговорим с этим в лаврах, который веселится за наш счет.
Гладиаторы, окружавшие Мерлина, одобрительно закричали. Лицо мага осветилось радостной улыбкой при виде такого воодушевления.
- Отлично! – воскликнул он. – Вперед!
Толпа на трибунах освистывала этот неожиданный поворот, лишавший ее убийств. У Артура дрогнули губы, и он захохотал.
- Как подумаю… что я волновался за него, - потряс он головой.
- Он невероятен, правда? – восхищенно воскликнул Гавейн.
В этот момент животное-гора преградило путь магу. Публика замолчала в ожидании того, что произойдет. Сердце Артура подпрыгнуло к горлу… а если зверь нападет на него?
Мерлин приблизился к животному, и Артур попытался успокоиться. У Мерлина всегда был особый талант общения с животными. Он зачаровывал драконов, в конце концов! Животное-гора развернуло свой нос, чтобы схватить мага… И спокойно посадило его себе на спину.
- Верно, друг мой, - кивнул Артур. – Проклятый Мерлин! Невероятен – самое подходящее слово.
С легкой улыбкой Гавейн хлестнул поводьями, чтобы их колесница присоединилась к кортежу, сопровождавшему Мерлина на пути к императору.
Потрясенная толпа, которая мгновение назад свистела, принялась одобрительно кричать при виде невероятного исхода знаменитой битвы. Император встал и потребовал тишины.
- Человек со львами, - сказал он Мерлину, стоявшему перед ним на спине животного-горы, - ты подарил нам сегодня великое зрелище, развитие которого было самым… неожиданным. Это противоречит всем правилам, но ты понравился толпе, и я принимаю ее мнение, чтобы объявить тебя победителем битвы. За удивление, которое ты вызвал у нас, я выполню три твоих пожелания. Проси, чего хочешь, и ты получишь это.
Счастливый Мерлин быстро обдумывал приоритеты.
- Я хочу, чтобы вы вылечили раненых, - сказал он, подумав о людях, которые все еще мучились, разбросанные по арене.
Император кивнул и торжественно произнес:
- Принято.
- Людей и животных, - уточнил Мерлин. – Эти бедные звери ничего ни у кого не просили.
Император бросил на него странный взгляд, словно имел дело с слабоумным, но сделал знак продолжать. Мерлин вспомнил об Экскалибуре, который они потеряли. Он совершенно не собирался оставлять меч, закаленный Килгаррой, в глубинах Римской Империи.
- У моего друга был меч, - заявил он. – Центурион Клавдий забрал его. Я хотел бы, чтобы он его вернул…
Теперь император выглядел несколько растерянным, но, тем не менее, неуверенно произнес:
- Принято…
- Также я хотел бы, чтобы вы отдали мне льва, у которого на морде шрам в виде звезды… - продолжил Мерлин, вспомнив свое обещание Симбе.
Император озадаченно кивнул и громко произнес, повернувшись к публике:
- Да будет так.
Толпа зааплодировала.
- Эй, я не закончил, - вмешался Мерлин. – Потом я хотел бы…
- Я сказал три желания, не четыре, - ответил император, нахмурившись. – Молчать, теперь довольно.
Он сделал знак рукой, и сотни солдат из римской стражи вышли на арену, окружив раздосадованных рабов.
- Спускайся немедленно со слона! – услышал Мерлин приказ – две дюжины арбалетов были направлены на него.
- Э-э, хорошо? – произнес он, подняв руки.
Животное-гора протянуло свой нос-руку, чтобы поставить его на землю, рядом с Артуром.
В тот миг, когда Мерлин встретил взгляд короля, он понял, что у того было только одно желание – задушить его.
- О, - произнес он, смутно понимая, что сделал. – Думаю, я знаю, почему ты злишься.

***
- Мерлин, идиот! – прорычал Артур из своей камеры. – Попросить, чтобы тебе отдали этого проклятого льва, вместо того, чтобы потребовать нашего освобождения!
- Меня застали врасплох, - смущенно защищался Мерлин, гладя гриву зверя, который, сидя рядом, с любовью смотрел на него. – Я не думал, что уже исчерпал свои желания, я думал, что Экскалибур и Симба считаются за одно! И потом, не мог же я его так бросить… В конце концов, только благодаря ему мне удалось переломить ситуацию, и потом…
- И потом что?
- Я обещал ему, что помогу вернуться домой.
- Мерлин, это животное!
- Возможно, но он мой друг.
- А я кто? Ты помнишь, что мне ты тоже кое-что обещал? Я никогда не пойму, как ты мог быть таким… вдохновенным в один момент, и таким глупым в следующий! Твой талант и твой идиотизм… не имеют никаких границ! – прорычал Артур. – Ты мог бы освободить нас. Ты мог потребовать корабль! Мы могли бы быть на пути домой!
- Возможно, но пока мы выиграли благодаря мне, - упрямо заявил Мерлин, уставившись на Артура сверкающими глазами. – Так что нечего орать на меня, потому что у меня был момент… замешательства, понятно? Может, если бы ты больше доверял мне…
- Что? Это помогло бы тебе вспомнить, что нашей главной целью являются свобода и возможность вернуться домой? Не могу поверить, что ты забыл об этом!
Мерлин уступил чувству вины.
- Сожалею… хорошо? Может быть, я немного… запутался, я должен был попросить его освободить всех рабов и дать нам корабль… но просто не это пришло мне в голову первым.
- Если вас обоих это успокоит, - вмешался Гавейн, - я сомневаюсь, что император освободил бы всех рабов. Также я не думаю, что он дал бы нам корабль. Возможно, в лучшем случае, он освободил бы Мерлина. Но я даже не уверен, что он согласился бы включить в сделку нас.
- Кто-то должен был заняться раненными, - привел аргумент Мерлин. – И я обещал Симбе вытащить его отсюда. Я попросил то, что считал самым справедливым. Я правда очень, очень сожалею.
Артур вздохнул и сдался:
- Мерлин, сожаления ничего нам не дадут. Ты должен постараться, если хочешь быть прощенным.
- Я найду способ вытащить нас отсюда.
Позади них ключ звякнул по решетке.
- Да, это он, - произнес женский голос, полный энтузиазма.
Стража разошлась, пропуская молодую римлянку в оранжевом.
- О, - скривился Мерлин. – Только не этот способ.
- Здравствуй, экзотичный варвар, - римлянка с рынка широко улыбнулась. – Ты, наконец, мой!

***
Часом позже Гавейн, Артур, Альмерик, Мерлин и Симба попали во дворец госпожи Элизеи, дочери сенатора Октавия. Она обволакивала всех четырех чрезвычайно воодушевленными взглядами, обещая им «показать дом снизу доверху».
Артур никак не мог поверить, что вчерашняя покупательница сумела их найти и выкупить за приличную цену. Он серьезно не понимал, что Элизея нашла в Мерлине, чтобы так увлечься им, но должен был признать, что ситуация, вызванная этой любовью с первого взгляда, безумно его веселила. Он никогда не видел друга до такой степени кем-то напуганным, и в других обстоятельствах пожалел бы его. Но сейчас, после того как Мерлин забыл потребовать у императора свободы для них, Артур находил, что эта кара вполне заслужена. И не мог сдержать садисткой улыбки, кривившей губы при каждом взгляде, полном ужаса, который Мерлин бросал на римлянку.
Мерлин видел, как Артур улыбается, и думал: «Венценосный осел… это не смешно!» Он шел, зажатый между Гавейном и Симбой, на почтительном расстоянии от новой хозяйки, и был невероятно счастлив, что лев решил не отходить от него ни на шаг. Поскольку в отношении Гавейна нельзя быть уверенным ни в чем. Мерлин был все еще слегка травмирован инцидентом на невольничьем рынке. И госпожа Элизея, какой бы безобидной она не выглядела, казалась ему более опасным противником, чем все гладиаторы арены, если судить по ее бьющей через край энергии и мечтательным взглядам, которые она кидала на него.
Счастье еще, что Мерлин уже вернул себе одежду к тому моменту, как она появилась в подземельях Колизея. Если бы на нем по-прежнему была пятнистая юбка, он не сомневался, что Элизея накинулась бы на него, вопреки любым попыткам избежать этого.
Очевидно, тот факт, что она по уши влюбилась в него, имел свои преимущества. Когда Мерлин заявил, что отказывается идти с ней, если она не купит и его друзей, она великодушно потратила все свои деньги, чтобы увести всех четверых.
- Увидите, вам здесь понравится, - заявила римлянка. – Пойдемте, я покажу вам бани.

***
- Я не хочу с ней ужинать, - сказал Мерлин.
Он представлял собой жалкое зрелище, сидя одетый на берегу бассейна, подтянув ноги к подбородку, с растрепанными волосами и растерянным взглядом. Теперь, когда Артур уже не так злился на него, он по-настоящему сочувствовал другу. Самый могущественный маг всех времен (который временами бывал также самым патетичным) повержен приглашением римлянки Элизеи поужинать с ней наедине. Артур никогда не думал, что доживет до подобного. Но Мерлин казался действительно запутавшимся.
- Ты знаешь, что не можешь отказаться, - вздохнул Артур. – Это было бы очень невежливо, после того, что она сделала для нас.
- Но ты прекрасно понимаешь, что она не собирается ужинать со мной, - возмущенно возразил Мерлин. – Ужином буду я! Это ясно по тому, какими взглядами она меня одаривает! Она находит меня экзотичным! Это говорит обо всем!
- Не думаю, что ты можешь остановить это, друг мой, - насмешливо заявил Гавейн, плавая в бассейне. – Чего ты боишься? Это не так уж трудно. Она красива, влюблена… и она богата! Дай ей то, что она хочет, и она подарит все, что тебе нужно! Нашу свободу… и, возможно, даже корабль! Это уникальный шанс! Если бы он выпал мне, я бы немедленно воспользовался!
- Даже не сомневаюсь в этом! – буркнул Мерлин, сверля Гавейна отчаянным взглядом. – Почему, ради всего святого, она не остановила свой выбор на тебе? Это решило бы все наши проблемы!
Гавейн вылез из воды, схватил полотенце и, обернув его вокруг себя, направился к корзине с фруктами, стоявшей на столе рядом с бассейном, по пути хлопнув Мерлина по плечу. Он схватил яблоко, хрустнул им и повернулся к магу с понимающим видом.
- Я знаю, почему ты так дергаешься.
Артур, который болтал ногами в воде, закатав штаны до колен, заинтересованно посмотрел на Гавейна.
- Ты думаешь, - произнес он, - что Мерлин никогда не…
- Знаешь, Мерлин, в этом нет ничего непреодолимого, - Гавейн приподнял брови. – Спроси у Артура, если не веришь мне…
- Прекратите, оба! – воскликнул Мерлин, чувствуя себя страшно смущенным. - Я отказываюсь говорить о моей… личной жизни с вами!
- Однако, Гавейн, ты преувеличиваешь, - произнес Артур, с упреком посмотрев на рыцаря.
- Это вы так думаете, - ответил тот с улыбкой.
- Я был бы очень удивлен, если бы Мерлин… - Артур бросил на мага быстрый взгляд. – Мерлин должен был… - легкое сомнение появилось на его лице. – В конце концов, я думаю… - выражение внезапного понимания промелькнуло в глазах. – О.
Мерлин знал, что покраснел как рак, но ничего не мог с этим поделать. «Ненавижу Гавейна, ненавижу», - подумал он.
- О, - повторил Артур, с состраданием посмотрев на него так, будто он был чем-то вроде маленького кролика.
Все лучше и лучше, действительно.
- Проблема не в этом! – воскликнул Мерлин, задетый за живое. – Даже если бы это было не так…
- Значит, так и есть, - бросил Гавейн.
- Я не буду на это отвечать! – Мерлин бросил на него убийственный взгляд.
- Понимаю, - кивнул Гавейн. – Это немного неловко… в… двадцать шесть… двадцать семь лет?
- У меня не было времени… до сих пор уделить внимание такого рода проблеме, хорошо? И я прекрасно себя чувствую без этого. И, конечно, не потому что я никогда…
Он сам выдавал себя, и теперь глаза Артура чуть ли не выкатывались из орбит, когда он разглядывал его. Мерлин застонал, спрятав лицо в ладонях, чтобы скрыть свое унижение.
- Здесь нечего стыдиться, - Артур искренне пытался помочь, что делало ситуацию еще хуже. – Я уверен, что это случается со многими. Я хочу сказать, с некоторыми. Ну, по крайней мере, с кем-нибудь? Не то чтобы я знал лично, конечно… но… это должно быть… где-нибудь, - жалко заключил король.
- Артур, - умоляюще произнес Мерлин. – Я уловил мысль, спасибо.
Король прикусил губу.
- Во всяком случае, сегодня, - решительно заявил Гавейн, - у тебя есть уникальная возможность избавиться от проблемы…
- Это не потому что я не… я не желаю служить десертом госпоже Элизее или кому бы то ни было еще! – запротестовал Мерлин. – Я не вещь, Гавейн! Кроме того, я дорожу…
- Своей девственностью? – недоверчиво спросил Гавейн. – На самом деле?
- Моей честью! – взорвался Мерлин. – Но тебя я не прошу это понимать.
- Тут он прав, - заметил Артур, весело посмотрев на Гавейна, и со вздохом повернулся к Мерлину. - Послушай, Мерлин… я дам тебе совет, который ты дал мне много лет назад, когда я отправился к Митиан. Будь честен с ней… и я уверен, что она сможет тебя понять.
- Ты на самом деле так думаешь? – с надеждой спросил Мерлин.
- Нет, но это лучше, чем другое твое решение… которое состоит в том, чтобы сбежать от нее, выпрыгнув в окно, - ответил Артур с широкой улыбкой. – Если бы я был на ее месте, я бы очень плохо воспринял подобную реакцию.

***
В конце концов, Мерлин отправился на ужин, сопровождаемый советами Артура.
После первого изумления госпожи Элизеи, которая бесспорно надеялась сделать его своим ужином и была сильно смущена страстными объяснениями причин его холодности к ней, Мерлину удалось склонить ее на свою сторону, спросив, как бы она реагировала, если бы ситуация была обратной. Он ходил взад-вперед, излагая все, что с ним случилось: после невольничьего рынка до этого ужина.
И Элизея живо заинтересовалась его теориями о праве на свободный выбор распоряжения своим телом. У них завязалась оживленная дискуссия о мужчинах и женщинах. Элизея отстаивала, что они абсолютно разные, тогда как Мерлин доказывал, что между ними гораздо больше сходства, чем считается. В итоге они уселись друг против друга, чтобы поесть, обсуждая свои культуры. И закончили ужин размышлениями о рабстве, которые круто изменили понятия римлянки по этому предмету.
В конце вечера Мерлин чувствовал себя почти также свободно со своей хозяйкой, как наедине с Гвен, и решительно потерял всякий страх, что она бросится на него.
Элизея рассказала о своих увлечениях и путешествиях, о трех мужьях, которых она пережила, и о непреодолимом влечении ко всему экзотичному. Мерлин рассказал о Гавейне, который был гораздо экзотичнее его, и они вместе посмеялись над проделками рыцаря.
Потом Элизея захотела, чтобы он рассказал о своей стране. И прежде чем он осознал, что делает, Мерлин начал рассказывать о Камелоте, Артуре, Гвен, Моргане, Экскалибуре, Альбионе, рыцарях Круглого стола… магии, драконах, Галааде… и о том, как они попали в Рим. Он так соскучился по дому, что говорил часами.
Когда Мерлин замолчал, чувствуя боль в горле, почти занялась заря, а у госпожи Элизеи в глазах появилось мечтательное выражение, очень отличное от того, что было несколько часов назад. Она вздохнула и произнесла:
- Мерлин, это самая чудесная история, что я когда-либо слышала. Правда это или нет, я нахожу, что она стоит вашей свободы.
- Вы серьезно? – спросил он, моргнув.
Элизея кивнула:
- Я провожу вас до границ Империи и там помогу найти корабль, чтобы вы отправились в Галлию. Артур должен вернуть свой трон, встретиться с женой, которую он любит… А ты – обрести, наконец, свою магию.


Глава 18

В северных землях лил дождь. Насквозь промокшие, Гвен и Моргана пробежали вдоль главной улицы деревни и влетели внутрь ближайшей таверны, торопясь попасть под крышу. Около двадцати мужских взглядов устремились на них, когда они отбросили капюшоны, открывая поток промокших кудрей. Под темными плащами рубашки прилипли к телу, и путешественники, сидевшие в общей комнате, со сверкающими глазами и приоткрытыми ртами застыли перед зрелищем, представшим перед ними. У большинства из них были шлемы, мечи, большие бороды и волосатые ноги. Внезапное вторжение двух женщин в мокрых рубашках и шароварах в этот чисто мужской и явно пьяный мир стало настоящим событием.
- Мужчины, - резюмировала Моргана, подняв глаза к небу.
- Пошли они все куда подальше, - ответила Гвен пресыщенным тоном.
Женщины обменялись заговорщицким взглядом. На долгую минуту повисла тишина, пока не вернулся гомон разговоров и смеха. Гвен схватила Моргану за плечо и потащила к стойке. Хозяин таверны подозрительно смотрел на них, пока они устраивались на табуретках.
- Два стакана ликера, - заказала Гвен.
- Проси по два на каждую, если хочешь достаточно выпить, чтобы согреться, - угрюмо заметила Моргана, выжимая волосы. – Видела размер стаканов, которые нам подали в последнем постоялом дворе?
- Вы слышали мою подругу, - Гвен посмотрела на трактирщика. – Двойную порцию.
Тот скорчил гримасу:
- А деньги?
Гвен небрежно бросила монеты на прилавок – последние, что у них оставались. Целых три дня они трудились на ферме, чтобы их заработать. Голые холмы земель Аннис были далеко не так богаты пропитанием, как леса Камелота. А мясо они есть не могли, так что охотиться не приходилось.
Когда Моргана и Гвен поняли, что ни та, ни другая, не подумали о том, чтобы взять с собой денег, обе почувствовали себя немного глупыми, но было слишком поздно исправлять нехватку предусмотрительности.
Без магии возвращаться в Камелот было бы и потерей времени, и риском. А звать на помощь друзей, передав им сообщение – чревато принудительным возвращением домой. Нельзя было использовать свои настоящие имена, чтобы получить милость от народа. Но и отказываться от путешествия из-за еды они не собирались. Так что пришлось импровизировать.
Иногда они разнообразили свое путешествие хорошими шалостями, чувствуя себя одновременно в бегах и свободными. Проходящие дни, вместо того чтобы грустно тянуться до прибытия к цели, приносили неожиданные повороты.
Гвен вспомнила о том времени, когда ей было интересно, каково это – родиться мужчиной и переживать походы и приключения. Нынешний опыт позволил узнать ответ на этот вопрос и сформировал идею, согласно которой жизнь женщины прекрасно могла не ограничиваться тем, чтобы поддерживать выбор мужа.
Бывали дни, когда они находились в тяжелом положении. Когда не зажигался костер, и они ложились спать голодными. Когда они были вынуждены прятаться от патрулей Камелота, словно две преступницы, точно зная, что все рыцари Круглого стола их ищут. Спать в кустах, чтобы проснуться со спутанными волосами и пустым желудком, было не слишком приятно, особенно когда подлесок оказывался холодным и мокрым. Бросаться в чащу при малейшем стуке копыт было ничуть не веселее.
Но бывали другие дни, о которых Гвен вспоминала с улыбкой.
Вскоре после перехода границы их окружили бандиты, и она думала, что настал их последний час. Но Гвен не приняла в расчет Моргану и ее невероятную изобретательность. Жрица заигрывала с главарем бандитов с ошеломляющим очарованием: вся – пристальные взгляды и интригующие улыбки. И какой нормальный мужчина мог сопротивляться Моргане, которая задалась целью соблазнить? Она держала его в своих руках в тот же миг, когда непринужденным жестом обнажила округлость белого плеча в вырезе рубашки. Бандит пал жертвой чар, которым не нужна была никакая магическая сила. Когда тоном, полным обещания, Моргана предложила приготовить ужин для него и его людей, чтобы поднять им дух на ночь, несчастный уже ничего не соображал.
После еды он вообразил себя белкой и безуспешно пытался забраться на дерево. Его ближайший помощник орал: «Я дикий гусь!» - и был решительно настроен броситься с вершины того же дуба, хлопая крыльями в надежде полететь. В то время как остальные члены банды искали трюфели в корнях деревьев, будто были стадом кабанов.
Гвен никогда не забудет урок, полученный в тот день. Чтобы избавиться от пятнадцати бандитов с большой дороги, надо насыпать в еду горстку галлюциногенных грибов, только что собранных в лесу: оригинальный рецепт Морганы Пендрагон к вашим услугам.
- Ни железа, ни магии, - прошептала жрица с хитрой улыбкой, мечтательно разглядывая вязкое варево, в то время как восторженное «я лечу!» сопровождалось шумом катастрофического падения. – Но никто не говорил, что наркотики запрещены… ведь так?
И с этого приключения началось соревнование.
Пару дней спустя путешественницы наткнулись на двух пьяных бродяг, которые нашли их «очаровательными» и не были обескуражены их равнодушием. Один из них схватил Моргану, что совсем не понравилось Гвен. Страх не был нормальным выражением в глазах жрицы, и Гвен не могла позволить этому животному вызывать его. Ее подруга никогда не станет хрупкой куклой в руках пьяного идиота. И, конечно же, не тогда, когда она отказалась от своей силы, чтобы помочь Гвен.
Схватив свой посох как оружие, Гвен перешла в нападение и решительным воинственным жестом ударила изо всех сил по затылку пьяницы. Он упал на землю лицом вниз. Второй удрал в тот момент, когда королева угрожающе повернула посох к нему, приняв любимую боевую позу. Гвен посмотрела ему вслед с дрожью удовлетворения.
- Ни железа, ни магии, - сказала она, встретив взгляд Морганы и с триумфальным выражением скривив губы. – Но никто не говорил, что дубинки запрещены… ведь так?
Скоро это стало игрой. Они называли ее «Тысяча и один способ избавиться от грубиянов, или маленькое соревнование в стратегии без железа и магии». И они начали вести счет с дополнительными баллами, когда одна из них проявляла особенную изобретательность в преодолении опасностей пути. После они много смеялись над этим – свободным юным смехом, совершенно неуместным для королевы и великой жрицы, но особенно подходившим Гвен и Моргане. Стоило одной воскликнуть: «Голова этого идиота!» - как другая смеялась до слез, и лавина общих воспоминаний дарила радость.
Ничего не бояться – пьянящее чувство. С какими бы сложными ситуациями они ни сталкивались, какой бы ни была опасность, они испытывали его, бросая друг другу вызов взглядом: «Кому из нас удастся лучше всего преодолеть сегодняшний кризис?»
Гвен радовалась, что пелена спала с глаз Морганы, и старый образ милой девушки, который подруга хранила о ней, полностью исчез. Она больше не была невинной малышкой Гвен, которая носила цветы в волосах и передники на юбках. И она решительно предпочитала ту женщину, которой стала сегодня. Эта женщина, начавшая появляться во время приключений с Митиан во главе рыцарей Камелота, похоже, достигла своей зрелости. Она была сильнее и решительнее, менее наивна, менее уязвима. Она не могла позволить сломить себя каким бы то ни было трудностям.
Со своей стороны Гвен восхищалась размахом хитроумного воображения Морганы. Великая жрица не выносила, когда мужчины наступали ей на пятки, что напоминало Гвен старые времена, когда Моргана постоянно сравнивала себя с Утером и Артуром в поступках и словах, презрев всякую осторожность и всякое соблюдение этикета, с упорством, порой преувеличенным.
Иногда в двусмысленных фразах, которые Моргана любила употреблять, чтобы запутать слушателей, и в коварных стратегиях в ней поднималась тень колдуньи – врага Камелота. Гвен радовалась, что она вернулась к более теплому отношению к старым друзьям. Никто не мог защитить врагов Морганы от азарта, который она вкладывала в швыряние их на землю. И к этому роду занятий у нее был определенный талант. Гвен была более прямолинейной и более шумной в своих мастерских ударах, и вдвоем они составляли опасную команду.
В данный момент Моргана, притягивая шокированный взгляд трактирщика, одним глотком опустошила второй стакан ликера и со стуком поставила бокал на стол.
- Ба! Эта сивуха крепка, она согревает глотку лучше, чем огонь, - заявила она с улыбкой, демонстрирующей острые зубки.
- Если бы тебя видели ученики, они сочли бы тебя огрубевшей до кончиков ногтей, - насмехалась Гвен.
- Мне всегда нравилось быть грубой. Это одна из самых приятных вещей, что есть в мире. Если бы я не унаследовала столько ответственности, я бы наверняка стала самой отчаянной плутовкой на всем Альбионе. Я бы носила большие охотничьи сапоги, мантию со шнуровкой, меч с обоюдоострым лезвием… и я бы бросалась на помощь всем девицам в беде, чтобы подтолкнуть их к бунту против гнета замужества с криком: «Свобода!»
- Ты пьяна, - рассмеялась Гвен. – Всего лишь после двух стаканов!
- Возможно, - ответила Моргана с улыбкой, которую алкоголь сделал мечтательной. – Но мне все равно это понравилось бы. Мир дрожал бы перед жутким дуэтом Гвен и Морганы – поборниц справедливости, ужаса вооруженных рыцарей, чемпионок запрещенных ударов.
- Все негодяи Камелота и Альбиона подвергались бы суду совести, прежде чем опустить ложку в котелок с супом, из страха превратиться в белку в наказание за плохие поступки.
Они рассмеялись.
- Я хочу есть, - сказала Моргана. – А нам нечем заплатить за ужин.
Гвен покачала головой и напомнила:
- У нас был выбор: ужин или выпивка.
- Зачем выбирать, когда можно иметь все? – ответила Моргана, приподняв бровь.
Она тряхнула волосами, позволила своей накидке соскользнуть с плеч и повернулась к переполненной комнате, спросив с очаровательной улыбкой:
- Есть ли среди вас достаточно галантный рыцарь, чтобы предложить ужин двум девушкам?
Два часа и два овощных супа с теплым хлебом спустя Гвен и Моргана смотрели, как тот самый рыцарь уткнулся носом в подушку в комнате, которую он «великодушно» предложил им разделить с ним.
- Субстрат из латука очень полезен, - произнесла Моргана, глядя на дно стакана, который опустошил их гость. – Этот фанфарон прохрапит, как минимум, до завтрашнего полудня.
- Мне кажется, или ты становишься все искуснее с растениями?
- «Ни железа, ни магии» обязывает. Всегда надо иметь с собой хорошее снотворное.
Гвен помогла ей перетащить мужчину на пол, и они устроились на кровати валетом, положив руки под голову и уставившись в потолок. В комнате было тепло, в то время как снаружи свирепствовала буря. Одежда почти высохла, и впереди ждала хорошая ночь отдыха.
- Помнишь, когда мы шли по деревне, все жители которой были больны, и тебе удалось разрешить загадку эпидемии, обнаружив зараженный колодец?
- Мертвой крысой, которую туда бросил первый помощник главы деревни, - сонно ответила Моргана. – И ты разоблачила этого лицемера…
- Только у него была выгода в этом деле. К тому же только он притворялся больным.
- Неважно, это было прекрасно.
- Из нас получилась отличная команда, - согласилась Гвен. – Ты – целительница, а я – поборница справедливости.
- Я извращенная отравительница, а ты – пинательница под зад, - весело поправила Моргана.
Гвен вздохнула.
- Ты была права… если бы мы могли просто… бросить нашу судьбу и жить такой жизнью, думаю, мне тоже это понравилось бы.
- Возможно… но тебе стало бы не хватать Артура.
- Если бы мы могли бросить нашу судьбу и жить такой жизнью, больше не было бы короля, и он мог бы нас сопровождать.
- Если бы он нас сопровождал, это было бы далеко не так забавно. Он никогда не позволил бы тебе участвовать в какой бы то ни было заварушке.
- А Мерлин смотрел бы на тебя шокированными глазами каждый раз, когда ты бросалась бы в запутанную авантюру, чтобы наказать грубиянов, которые тебе не понравились, - рассмеялась Гвен. – Он упрекал бы тебя за то, что ты не прибегла к воспитательным мерам, и дал бы тебе урок насчет добродетели прощения!
Когда их смех затих, Гвен грустно констатировала:
- По сравнению с ними, мы просто чертовки, да?
- Иногда попытка переломить ситуацию позволяет забыть, что судьбу не так-то просто повернуть.
Гвен задумчиво посопела.
- У тебя по-прежнему те сны?
- Каждую ночь, без исключений.
- Все время это сражение…
- Все время одно и то же.
- Ты видела меня в них?
Моргана не ответила. Гвен легонько пнула ее, и она пнула в ответ.
- Скажи…
- Да. Иногда я тебя вижу.
- Какая я? – с любопытством спросила Гвен. – Я хочу сказать… ты знаешь, что я хочу сказать.
- Ты спрашиваешь, была ли ты в сражении или где-то позади, прячась, - перевела Моргана.
Гвен кивнула.
- А ты сама как думаешь?
- Понятия не имею. Но мне хотелось бы… быть в доспехах – тех, которые я попросила сделать Элиана – и скакать рядом с Артуром в самый темный час твоих видений. Это был бы хороший способ умереть, если уж нам всем это суждено.
Моргана ничего не ответила, но грустная улыбка скользнула по ее губам.
- Ты храбра в самый темный час моих видений, Гвен, - наконец, произнесла она. – И, конечно же, не осталась прятаться позади.
- Так скажи мне по крайней мере: я умру раньше Артура?
Снова молчание. Гвен поднялась на локтях. В расширенных глазах Морганы плескалось беспокойство, губы сжались в тонкую линию.
- Неважно. Я понимаю, что ты не хочешь об этом говорить… На твоем месте я бы тоже не ответила…
- Это просто образы, фрагменты. Я никогда не вижу картину в целом, - напомнила Моргана.
Было столько всего, что она не могла сказать Гвен. Столько всего, что она хотела бы забыть. Моргана знала, что подруга примет решение не оставаться позади, наблюдая бушующую внизу битву из бойниц, потому что видела выражение ее мрачного гордого взгляда на воинов и флаги. Моргана знала, что Гвен бросится на помощь своему королю, скача в сверкающих доспехах, окруженная тремя неожиданными спутниками, которые пожертвуют собой, чтобы помочь ей добраться до Артура сквозь вражескую линию. Потому что она видела, как королева скачет, склонившись к шее белого коня, словно ничто не могло ее задеть посреди грохота битвы.
Моргана знала, что Гвен покажет себя храброй. Ей удастся прийти вовремя, чтобы спасти Артура от смертельного удара меча, предназначенного ему. Но она добьется этого только ценой собственной жизни, которую, не колеблясь, отдаст за него. Моргана знала, что Артур подхватит Гвен на руки, когда она упадет, и она будет улыбаться, когда их взгляды встретятся в последний раз. Моргана знала, что последнее, что увидит Гвен, покидая этот мир, будет неизменная любовь в глазах ее мужа, который стиснет ее в объятиях.
- Должно быть, это ужасно. Видеть все эти вещи ночь за ночью.
- Стало гораздо лучше с тех пор, как мы начали путешествие.
- Исход битвы… изменился?
- Нет, - Моргана поколебалась, прежде чем прошептать: - Но в моих снах появился Галаад.
Первый раз, когда принц возник в ее видениях о Камланне, был первым разом, когда Моргана видела свою собственную смерть в конце битвы. Она не разобрала, как она упала, смертельно раненая. Только знала, что лежала на земле, и жизнь вытекала из нее с каждым вздохом. Она также знала, что если повернет голову вправо, встретит взгляд Артура, который находился в нескольких шагах от нее, тоже умирая. Экскалибур больше не был вонзен в его сердце. Он лежал рядом, словно кто-то вырвал его из груди короля. Но голубые глаза, полные страдания, будут все-таки устремлены на нее, умоляя, где-то между любовью и болью: помоги мне, Моргана.
Она больше ничего не могла сделать для него. У нее не было сил даже пошевелиться. Слишком поздно, слишком поздно, - без конца крутился в ее голове припев судьбы. Она плакала. Моргана чувствовала, как слезы текут по лицу, в то время как ее взгляд не отрывался от взгляда брата. Прости. Прости. Она больше не могла дышать. Все было черно вокруг нее, все было ужасно, гнетуще. Когда вдруг над ней склонился свет.
Галаад.
Его голубые глаза были полны боли, когда он встал на колени рядом с ней. Два крошечных дракона сидели на его плечах, обрамляя красивое лицо, и Моргана подумала: «Это знамение, правда?» Но ей не удавалось понять, знамение чего. Принц покачал головой и положил ладонь ей на грудь. Она вцепилась в его пальцы, и он сжал ее руку.
- Не плачь, Моргана, - прошептал Галаад.
- Я сделала неверный выбор, - с тревогой произнесла она – рот был полон крови. – Камелот разрушен. Битва проиграна. Все умерли… Айтуза зря верила в меня…
- Нет, тебе удалось. Не верь видимости. Благодаря тебе мы свободны.
Моргана не понимала, что он хотел сказать, но сожаления и горе, которые она испытывала, превратились в нечто иное. Облегчение и сияющая радость, вызывавшие на глазах другие слезы.
Свободны. Как могущественно было это слово. Свободны от рока и судьбы. Улыбка ее племянника сияла над Камланном, разгоняя сумерки.
Да. С тех пор, как Галаад появился в ее видениях, все изменилось. Потому что теперь каждый раз, когда грохот сражения заполнял ее разум, она слышала голос принца, обещающий: ты сделала то, что нужно, ты спасла свою душу.
- Галаад появляется и в моих снах, - сонно прошептала Гвен. – Он говорит, что я сильная. Говорит, что я буду такой до конца. Когда он говорит это, я вижу, как его глаза сверкают гордостью. Он горд быть моим сыном. Иногда он маленький мальчик, но иногда он молодой человек в том возрасте, в котором Артур сражался в своем первом поединке. И один или два раза мне казалось, что я вижу старшего брата, а не сына. Но всегда, когда он смотрит на меня, я вижу, как гордость сверкает в его глазах.
Так они заснули, и ночь принесла с собой другие смутные сны, в которых сражались свет и тень.
На рассвете, перед тем как удрать, Моргана не отказала себе в удовольствии заняться их «гостем», по-прежнему крепко спавшим на полу. Не только ее племянник был способен на розыгрыши.
- Что ты такое делаешь? – недоверчиво спросила Гвен, глядя, как она спускает штаны мужчины, лежавшего лицом вниз.
- М-м-м… это сюрприз, - произнесла жрица со зловещей улыбкой.
- Моргана, ты невыносима! – воскликнула Гвен, когда та простынями привязала запястья их «благодетеля» к ножкам кровати.
- Я знаю.
Жрица вытащила из очага кусок остывшего угля.
- Что ты собираешься с этим делать? – пораженно спросила Гвен.
Моргана вернулась к мужчине.
- Он думал, что может бахвалиться перед всеми клиентами таверны, уводя двух красивых девушек в свою комнату, - сосредоточенно ответила она. – Не думаешь же ты, что я позволю ему так просто отделаться…
- Ты рисуешь на его заднице кролика? С ленточкой на ухе?
- Ни железа, ни магии. Тебе не нравится мой способ восстанавливать справедливость? – Моргана подняла на нее невинный взгляд.
Уходя, она позаботилась оставить дверь комнаты широко открытой.


Глава 19

Солель смотрел в окно, постукивая длинными пальцами по подлокотнику кресла. Его взгляд блуждал поверх крыш города, устремляясь к горизонту. Мысли были обращены к Хэнгисту.
- Ты ничего не слушал из того, что я тебе говорил? – вздохнул Леон.
Солель подпрыгнул, застигнутый врасплох. Старший рыцарь Круглого стола стоял рядом с ним со свитком в руках. У него был уставший и отчаявшийся вид.
- Сожалею, - Солель с раскаянием улыбнулся.
- Не скажешь, что тебя занимает?
- Ничего. Совсем ничего, - солгал он. – Извини, что я отвлекся. Ты говорил…
- …о списке приглашенных на юбилей Альбиона, - устало ответил Леон и грустно добавил: - Не могу поверить, что Артура не будет. Когда он был моложе, объединение всех королевств Альбиона в одну большую нацию было его любимой мечтой. Он говорил, что это будет самое великое его свершение, благодаря которому о нем будут вспоминать.
- Он был прав.
- Нет, - улыбка Леона стала горькой. - Люди будут помнить о его побеге, а не о том, что он построил. Вот уже скоро год, как он нас покинул…
Солель отвернулся, избегая отчаянного взгляда рыцаря. Он перестал ждать возвращения Артура. Перестал верить в его золотую судьбу и лучшее будущее, которое он должен построить. Какие слова утешения он мог предложить Леону? Какие бы тревоги ни терзали друга по поводу будущего, реальность была гораздо хуже. Леон не знал о саксах, поджидавших на берегах Гедрефа. Не знал, что через месяц золотой век Камелота закончится, уступив место веку рабства.
- Он не вернется, - прошептал Леон голосом, полным боли.- Нашим королем должен быть ты, Солель. Ты управляешь Камелотом в течение года, и ты хороший король. Не только я так думаю.
- Переставать верить в возращение Артура преждевременно, - машинально ответил он. – В остальном, мне не нужна корона, чтобы делать то, что я должен. Я обещал Артуру заботиться об Альбионе до его возвращения, и я сделаю это.
- Да, - кивнул Леон. – Конечно, ты прав.

***
Два месяца протекли с тех пор, как Солель заключил с королем саксов пакт, который должен был спасти Альбион от верного разрушения. С тех пор «Мордред» часто встречался с красноволосым гигантом – сначала против воли, потом, смирившись. Он надеялся на передышку после заключения вынужденного союза, но следовало догадаться, что Хэнгист не даст ее.
В первый раз, когда Серые Тени пришли за наследным принцем в его спальню, он был вынужден последовать за ними во вражеский лагерь. Солель ненавидел ситуацию, в которую его поставил сакс. Ненавидел быть таким беспомощным, превратившимся в марионетку в руках врага… вынужденным готовить капитуляцию, против которой восставало все его существо.
Колдунов было семеро, а он – один. Если бы Солель попытался сопротивляться, они бы быстро его скрутили. Он думал, что они приведут его к своему начальнику в качестве пленного, но Хэнгист показал себя до странности дружелюбным, принимая его в своей палатке, будто уважаемого союзника. Предложил поесть и попить. Посадил рядом с собой. Любезно расспросил о новостях.
Солель подумал, что Хэнгист принимает его за идиота, если думает, что может задобрить своими жалкими дарами, приправленными несколькими льстивыми словами. Какие бы усилия Хэнгист ни прилагал, чтобы убедить его, что они равны, Солель знал, что находится здесь как заложник – во власти этого радушного «хозяина», который, если бы захотел, мог бы уничтожить его в одно мгновение.
- Я вынужден работать с вами. Но не думайте, что я не предпочел бы видеть вас умирающим. Я убил бы вас, если бы мог, - сказал Солель спустя полчаса невыносимых любезностей.
- Ты не умеешь принимать поражение, - улыбнулся Хэнгист. – И я это прекрасно понимаю. Ты великий колдун, Мордред, однако ты, точно дитя, позволил поймать себя в ловушку. Теперь ты подчинен магии моих Серых Теней. Подобная беспомощность должна злить человека, обладающего такой силой…
Солель мрачно посмотрел на него. Он желал только одного: чтобы Хэнгист замолчал. Но король продолжал говорить – медленно, завораживающе:
- Сколько лет ты скрываешь свою магию? Сколько лет не позволял себе пользоваться ею, тренироваться, укреплять ее? И все из-за страха перед собственным именем? Ты силен, Мордред. Сильнее Хорсы. Сильнее самого могущественного из моих нынешних колдунов. Сильнее, может быть, чем легендарный Эмрис, который убил Хорсу. Я видел, как ты уничтожил дракона Смога. Я видел, как ты сражался. Я знаю, на что ты способен. Однако сейчас ты проиграл бы самому бесталанному из моих Серых Теней… поскольку тебе страшно не хватает практики… и ты неправильно используешь свои силы.
Губы Солеля сжались в тонкую линию, когда он в упор смотрел на Хэнгиста ледяным взглядом.
- Пошли, - предложил король. – Я хочу показать тебе кое-что.
Он повел Солеля на прогулку вокруг лагеря и без спешки раскрыл ему свои планы, наблюдая за его реакцией с явным удовольствием. Солель слушал со смесью ужаса и восхищения. Он ненавидел повелителя саксов за все, что тот собой представлял. Но это не мешало ему испытывать восхищение стратегом, прятавшимся за грубой оболочкой.
Хэнгист не терял времени, вернувшись в Саксонию после своего поражения в Немете. Он понял, что его победила магия, и решил сражаться огнем против огня. Он собрал в своей стране армию колдунов, обещая им самую заманчивую для мага награду: неограниченный доступ к источнику, находящемуся на Острове блаженных – как только они одержат победу. Пятьсот шестьдесят мастеров, которые приплыли с королем саксов, были искушенными магами. В отличие от юных учеников Морганы, они были опытны в сражениях и заклинаниях, и вместе составляли армию такой мощи, что леденила кровь.
И все они использовали черные искусства. Солель понял это, почувствовав сильное недомогание, когда Хэнгист привел его на встречу с этими людьми. Некромантия и магия крови подавляли его своей извращенной природой. Солель был окружен ими… пот струился по спине, и его охватило непреодолимое ощущение тошноты.
Когда он оказался перед Икбаалем, двоюродным братом Хорсы и новым главнокомандующим армии Хэнгиста, он почувствовал, как всякие остатки надежды меркнут в уверенности приближающегося хаоса. Злоба этого человека читалась в его недоброжелательном взгляде и в рунах, которыми он был покрыт. И он был могуществен. Кроме него, пятьсот таких же колдунов ждали лишь сигнала, чтобы обратить свои сумрачные силы против народа Альбиона.
До сих пор Солель еще надеялся, что сумеет подготовить контратаку. В бесконечный день после заключения соглашения в отчаянных поисках выхода из ситуации он даже думал, что, возможно, раскрытие его имени и личности являлось ценой, которую он мог бы заплатить, если взамен силам Альбиона удастся приготовить сопротивление. Он говорил себе, что мог бы организовать надежную защиту, объединив кланы друидов, магов Альбиона и учеников Морганы.
Но теперь Солель увидел саксонских колдунов. И понял, что нет защиты против псов войны, покрытых рунами, против кровавого способа, которым они использовали свой дар, против жадной решимости, которую он читал в их глазах. Маги Альбиона не могли сопротивляться такой силе, и это была вина Утера Пендрагона, истребившего всех самых мудрых и самых древних магов одного за другим, лишив их большей части знаний и умений. Новое поколение магов королевства было слишком юным, слишком неопытным, чтобы бросить вызов этим людям. Они жаждали добраться до источника. Это стремление пожирало их и делало готовыми на все.
Солель понял, встретив их взгляды, что был дураком, заключив договор с Хэнгистом. Когда черные колдуны смогут пить из источника магии Альбиона, они его опустошат, и, переполненные его силой, станут неконтролируемы. И тогда они все уничтожат, включая народ, ради защиты которого Солель продался. Икбааль бросил на него презрительный взгляд, заставивший вздрогнуть.
- Это он, Убийца драконов, которого ты так восхвалял? – спросил он у Хэнгиста весьма красноречивым тоном.
- Его магия чиста и сильна, - ответил король.
- Он всего лишь ребенок. Каким бы ни был его потенциал, он не научился использовать его, как следует. Посмотри на него: если я толкну его посильнее, он расплачется.
Ярость вспыхнула в душе Солеля, и ненависть к саксам увеличилась.
- Я хочу, чтобы ты натренировал его, - заявил Хорса. – Обучи его. Раскрой его силы. Таким образом, он действительно сможет быть нам полезен.
Той ночью, проводив Солеля к выходу из лагеря, Хэнгист встал перед ним и мягко произнес:
- Ты понимаешь, что я тебе предлагаю? Икбааль может обучить тебя. Он наставит тебя на путь черных искусств и сделает из тебя самого опасного колдуна из всех, когда-либо живших – на Альбионе и где-либо еще.
- Черные искусства извращают источник, - в ярости ответил Солель. – Они идут против самой природы магии. Только еретики вроде вас используют их. Никогда вы не заставите меня ими пользоваться!
- Поэтому ты слаб.
- Мне плевать, что вы думаете. Можете оставить себе свои дары.
Хэнгист нахмурился:
- Мне нужно, чтобы ты был сильным, Мордред. И ты им станешь, хочешь ты или нет.

***
Хэнгист не оставил Солелю выбора. На следующую ночь Серые Тени снова пришли за ним в спальню, и на этот раз они повели его прямо к новому учителю.
Солель ненавидел Икбааля еще больше, чем Хэнгиста. Он ненавидел дуэли, которые был вынужден вести с ним. Он не мог бороться против черной аморальной магии, которую использовал главнокомандующий короля. Он всегда оказывался на коленях, охваченный болью и тошнотой, под смех саксонских колдунов, которые смотрели на него сверху вниз. Ситуация сводила его с ума, поскольку в рамках чистой силы Солель легко бы бросил Икбааля на землю железной рукой магии. Но порочные извращенные методы его противника дестабилизировали его и заставляли уступать. Икбааль умел блокировать его магию или выворачивать ее наизнанку, чтобы истощить. Он забавлялся, направляя силы Солеля против него самого, благодаря своему знанию контрзаклятий. Во время дуэли его удары были всегда подлыми и бессовестными.
И Солель проигрывал. Он проигрывал, потому что отказывался использовать черные искусства. Он проигрывал, потому что цеплялся за те ценности, что еще оставались ему, за ту малую уверенность, которую еще не вырвали у него. Он проигрывал со вкусом пепла во рту, потому что знал: его сопротивление было столь же патетично, сколь бесполезно. К чему вся магия, что текла по его венам, если ее могла задушить ничтожнейшая уловка черных искусств?
В течение двух месяцев способности Солеля умножились в десять раз благодаря постоянному использованию. Однако мерзкой магии саксов всегда удавалось поставить его на колени, блокируя чистую мощь его собственной силы, чтобы помешать ему отвечать. И его ненависть росла каждый день.
- Зачем вы заставляете меня испытывать это? – спросил он Хэнгиста, покидая поле битвы под смех Икбааля, снова весь в крови. – Вам доставляет удовольствие подвергать меня пытке каждую ночь? Я должен заплатить за всех людей, которых вы потеряли в Немете… и за жизнь Хорсы?
- Мордред, - Хэнгист схватил его за плечо и посмотрел в глаза. - Хорса был великим человеком, и он был моим братом. Он научил меня всему, что я знаю о магии. И все же придет день, когда ты превзойдешь его. Ты всех их превзойдешь. Даже Эмриса. Икбааль может смеяться, но магия, текущая в тебе – чиста. Ты будешь великолепным боевым магом. Если только согласишься по-настоящему служить мне. Если только по-настоящему будешь сражаться за меня.
- Разве у вас недостаточно колдунов? – крикнул Солель. – Почему вы не довольствуетесь моим вынужденным сотрудничеством? Зачем пытаетесь переманить на свою сторону?
Пальцы Хорсы сжались на его плече, впившись в тело.
- Разве ты не понимаешь, какой силы можешь достичь, если возьмешь то, что я хочу тебе дать? Ты мог бы стать главнокомандующим моей армии. Ты мог бы стать моей правой рукой. Я дам тебе то признание, которого тебе не хватало на службе у Артура.
Солель задохнулся:
- Почему?
- Хорса играл со мной в одну игру – игру в сражения и силу. И с тех пор, как он умер, я не могу найти для этой игры противника, который мог бы победить меня. Но в тот день, когда Эмрис уничтожил моего любимого брата, я увидел, как один молодой человек убивает дракона. Его храбрость и сила впечатлили меня сверх всякой меры. И я знал, что придет день, когда я смогу найти партнера в этом храбром юном рыцаре, дрожащем от чистой магии. Меньше чем через месяц мы вместе будем править этой страной. Я хотел бы… чтобы наше сотрудничество не было насильственно наложенным игом. Я уважаю тебя, Мордред. Мне хотелось бы, чтобы и ты уважал меня.
Солель, с трудом дыша, молча смотрел на него. Хэнгист лгал. Он был уверен в этом. Но не мог понять, с какой целью. Солель думал: «Вы угрожали моей стране и моему народу. Вы заставили меня предать своих. Я сам себя не уважаю. Не ждите, что я стану уважать вас. Я убью вас, король саксов». Но вместо того, чтобы произнести это вслух, он ответил:
- Мне нужно время.

***
Что толкнуло его на эту реплику? Что заставило дать понять Хэнгисту, что он может перейти на его сторону? Солель не знал. Но он знал, до какой степени испытываемая им ненависть была стойкой и глубокой. Тем вечером его ждала новая дуэль… словно для того, чтобы довести его до предела.
Но тем вечером он чувствовал себя… по-другому. Как если бы он слишком далеко зашел в обороне. Как если бы что-то новое родилось в нем.
Солель сопротивлялся искушению повернуться к Леону, который спрашивал о расположении комнат для гостей на время великого праздника, и заставить его замолчать голой правдой: «Какая разница, даже если наши союзники будут спать на земле? Они мертвы. Они все уже мертвы. Митиан, Аннис, Баярд, Лот. Я приговорил их, когда торговал их жизнями с саксами и проиграл». Он подавил свой порыв и дал несколько любезных советов Леону, прежде чем отпустить его, порекомендовав ему поспать.
После чего ушел в свои апартаменты. Слуга принес ему ужин, но Солель не чувствовал голода. Желудок свернуло, гнев увеличивался, и в то же время он был охвачен ледяным могильным спокойствием.
Когда Серые Тени пришли за ним, он был готов к сражению. Как и в остальные ночи в течение двух месяцев Солеля вытолкнули в центр арены, где его ждал Икбааль, окруженный пятьюстами саксонскими колдунами, которым не терпелось снова полюбоваться на его поражение. Однако Солель немедленно заметил разницу. Хэнгиста не было. Обычно он сидел в первом ряду зрителей, и Солеля встревожило это отсутствие.
- Ты ищешь нашего короля? – с широкой улыбкой спросил Икбааль, видя, как он вглядывается в толпу. – Ты не найдешь его здесь. Он не знает, что я пригласил тебя.
Солель непонимающе повернулся к противнику.
- Он приказал мне дать тебе сегодня выходной, чтобы ты подумал. Но я решил все равно позвать тебя, поскольку я совершенно иначе смотрю на многие вещи, - Икбааль одарил его насмешливым взглядом. - Знаешь ли ты, что обычно Хэнгист навязывает мне свои правила перед нашими дуэлями? Я имею право избивать тебя только до определенного предела. Он не хочет, чтобы я слишком навредил тебе.
Саксонские колдуны позади него засмеялись, и Солель в ответ скрипнул зубами.
- Ты его забава, его новая любимая игрушка. Он не хочет, чтобы я сломал тебя – с кем ему тогда развлекаться? Но сегодня ночью с тобой немного развлекусь я. И сделаю это по-своему.
Атака была прямой и одновременно коварной. Руны, нарисованные на теле Икбааля, начали сверкать, и Солель почувствовал, как его собственная магия обращается против него. Он сдавленно икнул, чувствуя страшное жжение, растекающееся по венам. Черное колдовство пожирало его изнутри, выжигая, точно кислота. Если бы он не прервал пытку, то оказался бы на земле, корчась от боли.
Но Икбааль сурово обходился с Солелем каждый вечер в течение двух месяцев, и, несмотря на страдание, его сила взревела в нем в состоянии боевой готовности. Он ответил молниеносной атакой, взрывом белизны, который бросил саксонского колдуна в воздух. Солель хотел бы взорвать его, но Икбааль слишком быстро снова стал хозяином положения. Он блокировал его, схватив за сердце, навязывая ему противоестественный отпечаток своей искаженности, пачкая его, заставляя отступать по мере того, как проникал внутрь.
Солель ощетинился и встряхнулся, пытаясь вырваться из хватки, и ему это удалось в новом взрыве чистой силы, которая жестко облучила Икбааля, вынуждая его отступить. Колдун пришел в бешенство. Он тут же снова напал, выигрывая площадь при каждом новом ударе.
Солель яростно сражался, но борьба была неравной. Он атаковал, словно рыцарь в доспехах, несущий тяжелое копье, а Икбааль – словно извивающаяся змея, которая лишь ловко увертывалась, чтобы вонзить зубы в самые нежные места. Используя магию только в естественном направлении, Солель был предсказуем в своих действиях. Икбаалю удалось его схватить и снова сжать, стиснув его тело своей силой, стягивая магией кости, пока они едва не начали ломаться. Он вынудил Солеля встать на колени, отвел его щит своими изогнутыми когтями. И вдруг Икбааль ворвался в него, непристойно играя с его магией, манипулируя ее потоком, смеясь над безнадежными попытками оттолкнуть его.
Когда Солель был задушен до такой степени, что не мог даже шелохнуться, сотрясаемый непроизвольными спазмами, Икбааль снова принялся жечь его изнутри – безжалостно, заставляя стонать вопреки своей воле.
- Как это просто, - смеялся над ним колдун.
Он никогда еще не заводил пытку так далеко. Солель страшно страдал под его жгущим и едким проникновением. Слезы текли по лицу, он уже не мог дышать. Когда он позвал на помощь, взрыв жестокого хохота разразился вокруг него. И вдруг он вошел в белую зону, которая была словно глазом его внутреннего урагана, и на него обрушилось все, что он перенес в последний год. Это была не только пытка, которую он терпел сейчас, когда над ним насмехались враги. Это была ревность, пожиравшая его при виде того, как Мерлин обнимал Моргану. Вина, которую он испытывал от того, что уничтожил Артура. Предательство, которое он чувствовал, когда покинул свой народ. Разочарование и одиночество, которые он перенес в течение своего царствования. Отчаяние, которое охватило его, когда он понял, что ему больше не во что верить. Ужас, который внушало ему видение будущего. Все эти эмоции сплавились в ненависть – совершенную, абсолютную – и она отперла в нем дверь, которую он закрыл на ключ.
Во вспышке озарения Солель понял, что существует только один способ победить черноту некроманта Икбааля. И этот способ – слиться с ней. Он должен прекратить сопротивляться и пойти по темному пути. Он должен сделать это сейчас, если не хочет оставаться на коленях, будто ритуальная жертва. Чтобы победить. Если он бросит свое оружие и использует оружие врага, если откажется от своих принципов, чтобы повторить его движения, он не только сравняется с ним, но превзойдет его. Прошло время оплакивать свою судьбу. Чтобы победить саксов, он должен думать, как они.
И тогда он сделал это. Будто снял пальто с личностью Солеля, уронив его на землю, и переживал возрождение сущности. Внизу остался сияющий и бесполезный рыцарь – со своим глупым чувством долга и напрасными надеждами, позволивший раздавить себя грузом своих ошибок. Солель был лишь оковами морали, которые душили его, и когда он избавился от них, в нем произошло нечто необыкновенное.
Страх исчез, чтобы уступить место уверенности. Движение его магии сменило направление, когда Мордред позволил тьме проникнуть в себя и развратить. Он овладел чернотой и стал с ней единым целым. Когда он слился с ней, барьеры, запирающие его магию, исчезли в одно дыхание. И он почувствовал, как она струится под его кожей вдвое сильнее, растекаясь и приобретая размах. Сила. Никогда прежде Мордред не знал такой силы. Она была свободной, пьянящей и тянущейся во все стороны. И она принадлежала ему.
Он поднялся вдоль когтей Икбааля и почувствовал, как они увядают и рассыпаются в пыль. Он протянулся к сосредоточию власти, которую колдун имел над ним, и ударил в самую сердцевину его рун, растворяя их рисунок на его коже. Икбааль закричал от боли и удивления и покачнулся, прежде чем вернуться к нему с новой силой. Он не понял, что не мог достать его.
Магия пела в Мордреде убийственную и мрачную песнь. Воздух сиял от силы, которая изливалась из него белыми молниями. Его глаза сверкали чистым золотом, сверхъестественный ветер приподнимал одежду. Он протянул руку, и чернота хлынула из нее, заткнув рот саксонскому колдуну, заставив его замолчать. Когда его братья хотели приблизиться, чтобы помочь ему, Мордред оттолкнул их небрежным жестом. Одна из Серых Теней решила коварно атаковать его: он заставил ее взорваться дождем окровавленной плоти. Чувство, которое он испытывал, было пьянящим. Отныне он был хозяином. И они будут его рабами – или умрут. Источник кричал и плакал от его прикосновения, но даже его он мог подчинить. Мордред чувствовал себя непобедимым. Больше ничто не могло его остановить.
Он бросил Икбааля на колени. Он почувствовал, как гнев поднимается в рядах саксонских колдунов, и на него со всех сторон посыпались атаки. Мордред ответил смехом, повернув магию своих противников против них самих, заставляя их кровь вскипеть и почернеть. Он слышал их крики агонии и боли, и испытал настоящее наслаждение при виде их мучений. Вы смеялись, когда я страдал. Теперь вы умрете.
- Ты не должен был провоцировать меня, - жутким голосом сказал он Икбаалю, приблизившись к нему. – Гори, демон…
Лицо саксонского колдуна исказилось, глаза наполнились ужасом. Серые Тени ответили на мучения их начальника настоящим восстанием. Но вдруг раздался крик Икбааля:
- Стойте!
Мордред опустил глаза и понял, что главнокомандующий Хэнгиста смотрит на него с выражением, которого он никогда не видел у него прежде. С восхищением.
- Стойте, - повторил Икбааль, не отрывая взгляда от своего победителя. – Хэнгист был прав насчет него… Наконец… Мордред… ты раскрылся…
Мордред сильнее стиснул его, заставив задыхаться от боли, и яростно произнес:
- Я должен бы тебя убить.
- Я бы не стал этого делать на твоем месте. Я единственный, кто стоит между тобой и армией в пятьсот шестьдесят колдунов, - выдохнул Икбааль.
- Я не боюсь вас. Я сильнее любого из вас.
- Это правда… но ты один, Убийца Драконов, - с трудом проговорил Икбааль. - А нас несчетное множество.
Мордред обдумал это. «Хэнгист хотел поиграть со мной, - подумал он. – Теперь я буду играть с ним. Я похищу его силу и его людей. Я отомщу ему. Я его обойду и уничтожу».
- Я Мордред, принц Альбиона, - заявил он громко и угрожающе. – И вы будете служить мне. Вы будете мне служить, потому что я стою сотни таких как король без магии, за которым вы следуете.
Шепот пробежал по рядам колдунов. Икбааль пристально посмотрел ему в глаза.
- Мы пришли сюда по одной причине. Мы хотим источник магии. Хэнгист обещал его нам. Так он привел нас сюда и убедил сражаться за него. Но у него нет власти дать его нам… поскольку он охраняется созданием, которое только ты можешь уничтожить. Созданием, против которого вся наша магия бессильна, и которое способно смести с лица земли целую армию…
Мордред холодно посмотрел на сакса. Его лицо было умоляющим и полным страсти.
- Убей для нас последнего дракона! – воскликнул Икбааль. – И мы будем служить тебе. Ты будешь нашим королем. Ты, а не Хэнгист. Если ты подаришь нам сердце зверя, когда настанет время выбирать между твоими и его приказами, мы встанем рядом с тобой. Мы будем принадлежать тебе. Мы сделаем все, что ты прикажешь. Мы будем твоей армией, Мордред Альбионский.
Мордред смотрел на колдуна, видя его жадные глаза, его горячее желание. Он знал, что Икбааль не лжет. Тот, кто подарит ему источник, станет его хозяином. Его взгляд скользнул по лицам людей, столпившихся позади него, в ожидании. Они неотрывно смотрели на его губы. Абсолютная власть была на расстоянии вытянутой руки. С армией магов в его распоряжении он перевернет исход битвы.
Мордред представил лицо Хэнгиста, когда тот поймет, что его люди бросили его. Представил его выражение, когда он будет разрублен мечами своих слуг – обойденный, преданный. Как эта победа будет сладка! Как он насладится своей местью! С Серыми Тенями в своем распоряжении Мордред заставит исчезнуть угрозу, нависающую над его народом. И когда по окончании битвы он наденет корону Альбиона на свою голову, он будет свободным сильным королем, а не чьей-то марионеткой.
Саксонские колдуны начали ритмично стучать, не спуская с него глаз, с уважением скандируя его имя:
- Мордред. Мордред. Мордред. Мордред.
Он отозвал свою силу, и Икбааль уже по собственному желанию преклонил перед ним колено, в ожидании его ответа.
- Ты будешь нашим вождем?
Мордред принял решение, не колеблясь. На этот раз он возьмет то, что ему предлагают. Он пожертвует Айтузой, чтобы иметь свою армию. Он никому и ничему не позволит забрать у него власть, за которую он так дорого заплатил.
- Я сделаю это, - громко произнес он. – Клянусь. В обмен на вашу верность я принесу вам сердце белого дракона.


Глава 20

Мерлин почувствовал ее незадолго перед тем, как на горизонте появились скалы. Магия поднималась от земли, чтобы запеть в нем – магия Альбиона, его магия вернулась… наконец-то. Это было так хорошо, так нежно и так могущественно, что создавалось впечатление, будто Мерлин купается в океане доброжелательного света. Он почти забыл это состояние, это счастье, это тепло, свернувшееся внутри него. Слезы радости потекли по лицу.
Вдалеке начали появляться берега острова. Они возвращались домой. Опершись о поручни рядом, Артур внимательно посмотрел на друга и, заметив его волнение, спросил:
- Все хорошо?
Мерлин молча кивнул. Артур обнял его за плечи.
- Я думал, мы никогда не вернемся, - Мерлин вздрогнул. – Но мы, наконец, дома. Я просто… счастлив?
Артур улыбнулся уголком губ и прищурился, отчего на его огрубевшем от ветра и солнца лице появились морщинки вокруг век.
- Спасибо за это путешествие, друг мой. Даже если оно было тяжелым, приключение стоило того… и я всегда буду помнить о нем.
- Пора уже прибыть! Все винные бочонки пусты, - бросил Гавейн, сидевший на мачте, болтая ногами в пустоте.
Лежавший на палубе позади них Симба заворчал. Как и все на борту, он был сыт рыбой по горло и торопился вернуться на твердую землю.

***
Римлянка Элизея сдержала свое обещание. На следующий день после разговора с Мерлином, решительно настроенная проводить своих новых рабов до границ Империи, она занялась подготовкой к путешествию со всем присущим ей воодушевлением, не давая себе отдохнуть ни единого часа. Вследствие чего весь дом стоял вверх дном.
Проговорив с ней всю ночь, Мерлин был совершенно вымотан, когда на заре тихонько вернулся к Артуру и Гавейну. И обнаружил, что они дожидались его. Им было слишком любопытно узнать, как прошел «первый раз», чтобы сомкнуть глаза.
Позже Артур со смехом рассказал, что с каждым прошедшим часом Гавейн становился все возбужденнее и, не переставая, повторял: «Проклятый Мерлин… не могу поверить…» Мерлин не возражал, чтобы рыцарь пересмотрел свое мнение о нем, пусть даже из-за неверных выводов. Гавейн слишком склонен был считать себя неотразимым, и размышления о том, чем Мерлин мог быть привлекательнее его, ему не повредят.
Мерлин не планировал делать великую тайну из ночи с Элизеей, но при виде нетерпеливых взглядов друзей вспомнил, как они разозлили его в бассейне, и решил отомстить, позволив им вообразить то, что они хотели. И фантазии Гавейна, похоже, были невероятны. Когда он жадно воскликнул:
- Ну? Как все прошло?
Мерлин с самодовольным видом ограничился ответом:
- Что ж, я добыл нам корабль – за кого вы меня принимаете?
Приятно было наблюдать абсолютно пораженный вид друзей при этом заявлении. Артур впечатленно приподнял брови, а Гавейн скорчил уважительную физиономию, воскликнув:
- Корабль, ни много ни мало! Ты, должно быть, доставил ей большое удовольствие… давай – рассказывай!
Мерлин слегка улыбнулся, но не раскрыл рта, и вопреки энергии, которую в последующие дни приложил Гавейн, чтобы вытянуть из него правду, не выдал ни малейшего кусочка информации. Артур весело наблюдал за их каруселью, никогда не задавая вопросов. Создавалось впечатление, что про себя он изрядно забавляется этим зрелищем.
Отъезд произошел через три дня после их прибытия в дом Элизеи. Тем временем у римлянки состоялся бурный спор с отцом. Сенатор Октавий узнал, что его эксцентричная дочь планирует экспедицию, и угрожал выдать ее замуж, чтобы удержать силой. Ответ Элизеи шокировал Мерлина.
- После трех первых вы должны бы уже понять, что ни один муж, которого вы мне навяжете, не проживет достаточно долго, чтобы помешать мне делать то, что я хочу! Позвольте мне отправиться в путешествие, отец. Это избавит от проблем нас… и несчастного избранника, которому вы, конечно же, будете угрожать отставкой из преторианской стражи, если он не женится на мне.
Уладив это дело, они верхом отправились в путешествие по землям Империи. Элизея оказалась прекрасным проводником, к которому Артур и Гавейн скоро привязались: она всегда была в хорошем настроении и любила приключения больше всего на свете. Она была склонна к порывистости и некоторой неуклюжести, но могла быть очаровательной и проницательной. У нее на все были объяснения, и она любила смешить людей.
Но даже если Элизея сблизилась с королем и рыцарем, она никогда не проявляла к ним такого интереса, как к Мерлину, ясно показывая свои предпочтения. Они стали хорошими друзьями, открыв друг в друге общую страсть к разговорам и хорошим историям. Элизея была очарована магией, и малейшие фокусы, которые еще удавались Мерлину, наполняли ее счастьем, точно ребенка. А когда он рассказал ей, как Артур и Гавейн терроризировали его накануне их «великой ночи», Элизея предложила преподать им хороший урок. Так они стали сообщниками, вводя Гавейна в заблуждение.
Они от души веселились, делая вид, что флиртуют, на глазах у рыцаря. Мерлин помогал Элизее спускаться с лошади и подавал ей руку, чтобы опираться во время ходьбы. Элизея бросала на Мерлина заговорщицкие взгляды и понимающие улыбки. Иногда ночью они вместе удалялись от лагеря, унося с собой бутылку вина и покрывало – и проводили часы под звездами, болтая и смеясь. Лицо Гавейна, когда они по отдельности возвращались к своему месту у огня, стоило всего золота мира.
Путешествие предоставило возможность лучше узнать дороги Римской Империи, которая решительно была впечатляющим миром. Но Элизея обещала доставить их быстро, и они не задерживались в пути. Добравшись до океана, она заплатила за их места на борту корабля.
Именно тогда Альмерик решил не возвращаться в Галлию. Мерлин всегда подозревал, что он захочет вернуться на арену, учитывая, как он расхваливал Колизей. Элизея пришла в полный восторг от мысли представить в следующих играх своего собственного гладиатора. Галл и римлянка почти забыли о предстоящей разлуке, обсуждая планы на будущее.
Потом наступил момент прощания. И Элизея каждому сказала напутствие. Артуру она порекомендовала хорошо заботиться о жене, если он не хочет быть отравленным или задушенным во сне. Гавейну, подмигнув, посоветовала поменьше хвастаться и побольше слушать, если он действительно хочет нравиться девушкам. Оказавшись лицом к лицу с Мерлином, Элизея бросилась ему на шею и крепко обняла, прошептав на ухо:
- Мне будет тебя не хватать.
- Мне тебя тоже, - растроганно ответил он.
- Я никогда не встречала таких мужчин, как ты. Если бы мой последний муж был похож на тебя, он все еще был бы жив! Хорошо заботься об этих двух дураках. Не давай им совершать слишком много глупостей.
- Не беспокойся об этом, - улыбнулся Мерлин. – Я принимаю близко к сердцу их воспитание, и благодаря твоей помощи я добился значительных результатов в деле «Гавейн».
Они засмеялись вместе в последний раз, потом Элизея вздохнула, заранее грустя.
- Я жалею только об одном: Альбион так далеко… Мне правда хотелось бы узнать продолжение приключений великого мага и короля, который вынул из камня заколдованный меч.
- Кто знает? Возможно, эта история однажды пересечет океан… И в тот день ты сможешь всем сказать, что участвовала в их приключениях. Впрочем… если меня опишут как могущественного героя с неотразимой харизмой… не могла бы ты подтвердить эту версию? Мне хотелось бы, чтобы обо мне вспоминали в таком духе.
Элизея подмигнула: «Обещаю», - и они расстались. Когда Мерлин поднялся на борт корабля вместе со следующим за ним Симбой, Артур посмотрел на него пораженно:
- Мерлин… что ты собираешься делать с этим львом?
- Он поплывет с нами, конечно!
- Это не домашнее животное, Мерлин! Ты не можешь навсегда оставить его себе! К тому же на корабле! Что он станет есть во время плавания?
- Я буду рыбачить? – Мерлин сложил руки. – О, Артур, пожалуйста. Я обещал, что отправлю его домой, а для этого мне нужна моя магия… он должен нас сопровождать по крайней мере до берегов Альбиона!
Король вздохнул:
- Ладно, хорошо. Но в моем замке не будет львов, запомни это!

***
Плавание было долгим, но на этот раз благодаря заботам Элизеи они, по крайней мере, не гребли. Корабль был полон галлов, возвращавшихся на родину, и Гавейн прекрасно нашел общий язык с моряками, главная деятельность которых заключалась в выпивке и фривольных историях. Вскоре он начал пренебрегать компанией Артура и Мерлина каждый вечер, чтобы присоединиться к новым приятелям в их бесконечных партиях в кости, сопровождаемых непристойными комментариями.
Таким образом, король и его маг часто оставались наедине, и обнаружили, что оба наслаждаются этими минутами покоя после суматохи последних месяцев. Наверное, впервые в жизни у них не было обязанностей, забот, сражений и безнадежных поисков; им не угрожала смертельная опасность, и они могли просто наслаждаться обществом друг друга. Они спокойно проводили вечера на палубе, наблюдая за бесчисленными звездами, блистающими над океаном. Они соорудили себе удочки и ловили рыбу для Симбы, который, перейдя из статуса циркового животного в статус животного-компаньона, начал понемногу толстеть. И, конечно, они разговаривали. О Камелоте, об Альбионе, о друзьях, которых оставили дома, о стране, в которую скоро вернутся… и о Гвен. Артур никогда не думал, что будет так ценить эти моменты.
Иногда, когда они бок о бок обменивались размышлениями, он ловил себя на мысли, что просто иметь рядом Мерлина было достаточно, чтобы заполнить пустоту существования. Если бы Артур родился в другое время, с другим наследством, с другой судьбой, он хотел бы провести жизнь, наслаждаясь обществом своего друга, не заботясь больше ни о чем. Наверное, это старость, раз приходят в голову такие мысли.
Мерлин тоже был счастлив, чувствуя, что Артуру удалось преодолеть свое горе. Он, наконец, был готов снова стать королем, и это путешествие оказалось небесполезным. Единственное, что тревожило Мерлина – это магия. Ее постепенное исчезновение продолжалось, и теперь стало сложно переместить самый маленький предмет. Но здесь, в открытом море, рядом с Артуром, он не чувствовал в ней настоящей необходимости. Мерлин спал лучше, чем когда-либо с тех пор, как пришел в Камелот, и, кажется, впервые в жизни начал набирать вес вопреки рыбной диете. И он больше не беспокоился о завтрашнем дне.
Обретенный мир был бесконечно сладок. Когда утренний свет начинал плясать на волнах, и Мерлин обнаруживал, что его голова снова оказалась на плече Артура, как на подушке, ему нравилось вспоминать, в какой момент дискуссии накануне сон оборвал его мысли, приняв в свои объятия. И то, как Артур ворчал во сне, сморщив загорелый нос, на котором солнце рассыпало крошечные веснушки, заставляло его улыбаться, пока король не произносил в полусне: «Мой завтрак».
Как ни странно, именно Артур заговорил об Элизее незадолго до того, как они достигли берегов Галлии.
- Ты сильно по ней скучаешь? – спросил он одной тихой ночью.
Мерлин улыбнулся и ответил дразнящим тоном:
- Конечно, я скучаю по ней. Она была фантастична, правда?
- Вы очень подходите друг другу. Ты мог бы остаться с ней, - задумчиво произнес Артур.
Мерлин задумался, беспокоился ли друг на этот счет в течение всего путешествия. Верил ли он всерьез, что его маг может бросить его ради прекрасных глаз римлянки?
- И отказаться от магии? – Мерлин приподнял бровь, не желая признавать, что Артур был первой причиной его возвращения на Альбион.
Весело посмотрев на друга, он заметил, что тот пытается скрыть улыбку. Это не была улыбка обеспокоенного человека. Скорее – человека, у которого есть секрет, который он собирается раскрыть.
- Тогда она могла бы поехать с тобой, - Артур бросил на него взгляд, в котором читался скрытый вызов.
- И выйти за меня замуж? Ммм… давай посмотрим… Учитывая, что случилось с ее предыдущими мужьями, я не сказал бы что это самая блестящая твоя идея. По крайней мере… если ты не планируешь избавиться от меня.
- Никогда, - Артур закатил глаза. – Кто тогда будет развлекать меня?
Они вместе рассмеялись. Наконец, Артур бросил:
- У тебя с ней ничего не было, так?
- С чего ты взял?
- После стольких лет, что мы знакомы… не оскорбляй мои способности понимать тебя, умоляю,- произнес Артур с красноречивым взглядом.
Он, конечно, имел некоторые трудности вначале, но с годами усовершенствовался в этом деле. Разумеется, Мерлин мог все отрицать. Но Артура провести было не так просто, как Гавейна, к тому же Мерлину стало любопытно.
- Как давно ты знаешь?
- Если я скажу: с первого же утра… ты мне поверишь? – Артур улыбнулся уголком губ.
- Как это?
- Когда ты говорил о корабле, у тебя покраснели кончики ушей.
- Что?
- Это показательно, - с понимающим видом заявил Артур.
- Во что я не могу поверить, так это в то, что ты позволил Гавейну так долго заблуждаться, когда сам знал правду, – со смехом ответил Мерлин.
- Он может верить в это, по меньшей мере, в течение следующих десяти лет, - Артур тоже засмеялся. – И я не стану его разуверять в новых представлениях на твой счет. Мне доставляет удовольствие видеть, как он далек от истины! Кроме того, ему полезно немного усомниться в своей технике соблазнения. Особенно если он надеется составить счастье Митиан, когда мы вернемся.
- Я нахожу, что это дьявольский план, ваше ослинное величество.
- Я знаю. Мне должно быть стыдно, - заключил Артур с широкой улыбкой.

***
На берегах Арморики они пересели на другой корабль, не заглянув ни в одну таверну, несмотря на храбрую попытку Гавейна, заявившего, что они могли бы сойти на землю на несколько часов в ожидании корабля. Закончилось тем, что его крепко привязали к мачте, не обращая внимания на протесты. Надо было убедиться, что он не уступит искушению, учитывая, куда их привели последние походы по тавернам.
Плавание от Галлии до Альбиона протекало спокойно до тех пор, пока пиратский корабль не попытался взять на абордаж торговое судно, на котором они плыли. Моряки забегали по палубе, хватая оружие.
Когда Мерлин увидел пиратский флаг, тревога охватила его, и он подумал: «О нет! Только не это, не может быть и речи! Не так близко от цели, когда мы почти прибыли…» Он уже представил себя пленником в трюме пиратского корабля, отправляющегося к далеким океанам. На этой стадии путешествия Мерлин не имел ни малейшего намерения позволить увезти себя от любимой земли. Кровь вскипела от отчаяния… Но что он мог сделать, чтобы избавиться от бандитов, без магии?
Несколько минут спустя небо покрылось тучами, черневшими насколько хватало глаз, и разразилась страшная буря, пришедшая ниоткуда. Шквал был столь сильным, что пираты передумали закидывать кошки и повернули паруса к другим горизонтам.
Вцепившись в борт корабля, сотрясаемого громадными волнами, Артур пронзительно посмотрел на Мерлина и крикнул:
- Знаешь… думаю, они уже сдались!
Мерлин удивленно повернулся к нему:
- Что ты хочешь сказать?
- Можно уже прекратить бурю, пока мы не потонули.
- Ты же не думаешь, что я имею к ней какое-то отношение?
- Пять минут назад, до того как капитан заметил пиратов, небо было абсолютно чистым.
- Ну, так поверь, я тут ни при чем. Нам просто повезло…
Артур задумчиво посмотрел на него:
- Повезло, ага. Единственный способ убедиться в этом – проверить. Давай, попробуй очистить небо.
Мерлин растерянно сцепил руки:
- Но я не могу…
- Мерлин. Поверь мне. Попробуй.
В голосе Артура было нечто, что вызвало знакомый спазм. Мерлин повернулся к тучам и вытянул руку. Он был почти удивлен, когда почувствовал, как магия запела на его призыв… Несколько мгновений спустя шквал исчез, и волны успокоились. Поднялся ветерок, надувший их паруса. Мерлин пораженно посмотрел на свою руку, потом поднял глаза на Артура.
- Как ты узнал? – ошеломленно спросил он. – Я даже не заметил…
- Интуиция, - ответил Артур с очень гордым видом.

***
Понадобился бесконечный день, чтобы достичь берегов Альбиона, после того как они впервые различили скалы. Мерлин ходил туда-сюда с нетерпением, какого Артур давно у него не видел, сотрясаемый желанием ступить на землю до такой степени, что его невозможно было успокоить. Король даже вынужден был помешать ему броситься в воду, чтобы завершить путь вплавь.
Когда они, наконец, высадились, Мерлин опустился на землю на колени и с невероятной нежностью положил ладонь на траву. Золотые искры заплясали в его мерцающих глазах, и он испустил глубокий вздох, в который вложил всю напряженность встречи с землей, из которой он черпал свою магию. Потом Мерлин лег, раскинув руки, и закрыл глаза.
В течение долгих часов после этого ни Гавейн, ни Артур не осмелились побеспокоить его, понимая, что он вошел в транс. Они просто сидели рядом и ждали.
В это время Симба исследовал берега Альбиона со смесью недоверия и отвращения, с обеспокоенным видом приоткрыв пасть. Жители рыбацкой деревушки, в которой они высадились, растерянно смотрели на льва, и некоторое время спустя группа детей решила приблизиться к нему. Гавейну пришлось несколько раз вставать, чтобы не дать им подойти слишком близко. Хоть Симба и был львом Мерлина, он оставался диким зверем, с которым следовало проявлять осторожность.
Мерлин долго лежал неподвижно, восстанавливая потерянную изначальную связь с землей, совершенно не осознавая, что происходит вокруг него. Он потонул в чувстве глубокой общности, охватившем его в тот миг, когда он вошел в контакт с землей. Всеми фибрами Альбиона магия сходилась в его распростертом теле, наполняя и восстанавливая. Это было, словно вдоволь наесться после многомесячного голода. Словно второе рождение. Мерлин был почти пьян восхитительным чувством полноты, которое охватило его вместе с вернувшейся магией – легкой, танцующей, теплой, золотистой, игривой, любящей. Казалось, что он никогда не сможет впитать ее достаточно, и, однако, он был переполнен, будто источник взял его на руки, обнимая, как любимого ребенка.
Выйдя, наконец, из транса и поднявшись, Мерлин оказался нос к носу с Артуром, который завороженно смотрел на него.
- Мерлин… ты светишься, - восхищенно произнес король.
Мерлин опустил глаза на свои руки и с удивлением увидел сияющую и сверкающую ауру, которой был окружен.
- О, - моргнув, он улыбнулся и сообщил взволнованным голосом: - Моя магия вернулась.
Артур посмотрел на него, словно колеблясь, потом спросил полным желания тоном:
- Мог бы… ты… дать мне ее почувствовать? Это было… так давно. Я хотел бы… хотел бы…
Мерлин кивнул, тронутый этой просьбой. Однако он был немного смущен. После заклинания правды он никогда больше не окутывал Артура своей магией. Впервые друг прямо просил об этом… И Мерлин задумался, помнит ли еще, как это делать.
Они сели по-турецки лицом к лицу. Мерлин осторожно взял ладони Артура в свои и потянулся к нему своей силой. Он мягко начал контакт, готовый в любую секунду услышать от Артура, что довольно. Полностью восстановившись после долгих месяцев, Мерлин боялся невольно оказаться слишком грубым, а он не хотел давить на друга.
Но король закрыл глаза, и Мерлин почувствовал его зов, словно он хотел дать понять, что не надо бояться. Его лицо было спокойно и открыто, улыбка танцевала на губах, и Мерлин ощутил, как Артур довольно вздрогнул от его магии, отвечая на ее касание с радостью и нетерпением, стараясь еще больше привлечь ее к себе. Тогда Мерлин понял, что Артуру так же не хватало магии, как и ему, и в порыве радости, раскрылся, обволакивая его золотистым светом.
В какой-то момент, окруженные танцующей магией, они распахнули глаза, заглянув в сердце источника – такие близкие друг другу, что ничто не могло их разделить. Свет сиял над обоими, и Мерлин видел, как бьется сердце Артура в его взгляде, когда он зачарованно смотрел на него. Его голубые глаза были полны мечты, восторга и благодарности.
- Твоя магия так же восхитительна, как в моих воспоминаниях.
Мерлин слегка покраснел. Артур улыбнулся и продолжил:
- Я никогда не устану от того, как ты сияешь в ней.
- Ты чувствуешь источник, а не меня, - возразил Мерлин, моргнув.
- Для меня нет разницы. Для меня, ты – магия.
Еще мгновение они наслаждались покоем и радостью, окружавшей их. Потом Артур спросил:
- Ты знаешь, куда мы теперь пойдем?
- Туда, где находится Гвен, - воодушевленно кивнул Мерлин.
- Найди ее для меня, Мерлин.
- Но прежде…
Маг нахмурился и протянул руку, чтобы открыть окно мгновенного перемещения. С другой стороны появилась богатая дичью равнина, где много месяцев назад Артур с Мерлином охотились. Симба, прыгавший неподалеку, повернулся к коридору, и в его взгляде зажглась искра. Он бросился бежать к окну. Прежде чем пересечь его, Симба посмотрел красивыми золотистыми глазами на Мерлина, который махнул ему рукой.
- До свидания, друг мой! Воспользуйся хорошо своим возвращением на родину!
Лев зарычал и решительным прыжком пересек окно. Мерлин удовлетворенно кивнул и, сжав руку Артура, решительно заявил:
- А теперь найдем нашу королеву.


Глава 21

- Не могу поверить, что мы сделали это. Не могу поверить, что мы прибыли на место, - Гвен сощурилась от заходящего солнца, с волнением созерцая источник Эдель Терека.
Дорога до северных границ королевства Аннис была долгой, но награда того стоила. Озерцо кристальной воды располагалось на вершине плоского холма, в центре пустынного пейзажа. Оно было окружено дольменами, исписанными старинными рунами, и пурпурное небо отражалось в прозрачной поверхности. Воздух вокруг источника казался пропитанным тайной и магией. Трепеща на ветру, его окружали священные флаги друидов.
Вечером, когда поднимется полная луна, закончится паломничество Воды и Луны, которое Гвен с Морганой начали несколько месяцев назад на берегу Авалонского озера. Королева сможет, наконец, увидеть своего сына.
Галаад…
Она пошла так далеко, чтобы получить возможность увидеть его наяву. Эта надежда давала ей силы передвигать ноги день за днем, и во время путешествия Гвен немного подняла голову, вновь обретя жизненную силу. Однако теперь, подойдя к концу своего странствия, она чувствовала в одинаковой степени нетерпение и страх.
Страх, потому что знала: их встреча будет слишком коротка, и после мимолетного свидания пустота от его отсутствия будет длиться всю жизнь, и ее невозможно будет исцелить. Страх, потому что это путешествие дало ей цель, и теперь, когда оно закончилось, ее больше не будет. Страх, потому что, после того, как Моргана протрубит в рог, больше ничто не удержит ее рядом с Гвен. Страх, потому что Артур не вернулся в Камелот, и если она выберет возвращение туда, то должна будет жить одна – с множеством обязательств и очень малым утешением взамен.
Гвен размышляла обо всем этом, пока они приближались к цели, и приняла решение. Что бы ни произошло в Эдель Тереке, повидавшись с Галаадом, она вернется к своему долгу. И будет заботиться о своем народе в ожидании возвращения Артура. Может быть, еще не слишком поздно для них снова быть вместе. Может быть, еще не слишком поздно, преодолев поразившее их испытание, снова стать мужем и женой.
Но кто мог сказать, вернется ли Артур? Возможно, Гвен закончит свои дни в одиночестве. Без сына, без мужа. Без друга-мага. Без нежной и опасной жрицы, идущей рядом с ней. Гвен знала, что ей будет тяжело перенести такое существование. Но она сомневалась, что ей придется. Сомневалась с тех пор, как Моргана согласилась рассказать ей о Камланне.
Откровения жрицы начались после нескольких ночей, нарушаемых кошмарами. Гвен выросла, заботясь о Моргане во время ее ночных страхов. Она привыкла подбадривать ее, когда та просыпалась в поту после одного из своих видений. Но никогда ни одно из них не оставляло такого выражения боли на ее лице. И, зная, что сейчас Моргана гораздо лучше контролирует свои эмоции, чем тогда, Гвен начала задавать себе вопросы о будущем, которое видела жрица.
Долгое время Моргана отказывалась говорить о своих снах. Но однажды приоткрыла дверь в будущее, упомянув Камланн и сообщив, что битва неизбежна, даже если ее исход может меняться. Она также призналась, что в мучавших ее видениях Артур умирал в бою. Гвен думала, что подруга знает гораздо больше, чем говорит, но она уважала секреты, которые Моргана хранила только для себя.
Нескольких деталей, которые ей неохотно дала жрица, было достаточно, чтобы понять: скоро Гвен должна будет отправиться на битву ради близких. И в каком-то смысле это давало ей цель – то, что ей останется исполнить после прощания с Галаадом.
Гвен также знала: что бы ни случилось, она не даст Артуру умереть. Если только сможет сделать хоть что-нибудь… Обещание, которое они с Митиан принесли друг другу несколько лет назад, звенело в ее сознании. Мы не останемся позади. Нет, Гвен не останется позади, чтобы пережить еще одну потерю, еще один траур. Если только у нее будет выбор и она сможет сражаться. И она никому не позволит отнять у нее Артура, как у нее отняли Галаада.
Однако сегодня ее мысли были не о муже, а о сыне. Эта ночь принадлежала Галааду – и только ему.

***
С наступлением темноты Моргана в благоговейном молчании приготовила Гвен ритуальным омовением и натиранием маслом. Королева отдала себя в ее руки, потерявшись в мыслях, охваченная важностью момента. Когда она была готова, их взгляды встретились, и Моргана улыбнулась:
- Час наступил. Ты встретишь дух своего сына.
Гвен вздрогнула и с беспокойством спросила:
- Думаешь, все пройдет хорошо?
- Чего ты боишься? – удивилась Моргана.
Гвен опустила глаза:
- Может быть… Галаад сердится на меня из-за того, что я позволила ему умереть…
Моргана покачала головой:
- Нет, Гвен. Твой сын не сердится на тебя. Ты знаешь его настроение, ты уже чувствовала его присутствие…
- А вдруг настоящий Галаад будет не таким, как ребенок из моих снов? А вдруг тот, кто посещал меня – всего лишь прекрасная мечта, навеянная воображением?
- Тогда это не был бы тот же ребенок, которого я вижу в своих снах. Тебе нечего бояться, Гвен. Обещаю.
Она кивнула, воспрянув духом, и схватила протянутую руку Морганы:
- Веди меня.
Они спустились в воду источника Эдель Терека – рука в руке, под светом звезд. Когда они погрузились в священное озеро по пояс, Моргана подняла рог и затрубила. Его суровая навязчивая мелодия заставила вибрировать камни дольменов. Руны зажглись, и вокруг них вода пошла рябью. Белый свет спустился на источник, и в фейерверке прозрачных капелек на поверхности материализовался жидкий силуэт, как было и на берегу Авалонского озера.
- Добро пожаловать, паломницы Воды и Луны, - нежным голосом приветствовала их Фрея. – Вы сдержали свое обещание, и ваше прошение будет удовлетворено. Гвиневра Пендрагон, ваш сын ждет вас.
Мир завертелся вокруг Гвен, белизна стала ярче, и вдруг она оказалась одна перед Девой Озера. В этом измерении хранительница выглядела совсем как человек. Длинные волосы падали на белое платье, а взгляд был полон света.
- Где я? – спросила Гвен.
- На пороге Врат Авалона, где отдыхают благородные души, - ответила Фрея и сделала приглашающий жест рукой.
Горло сжалось, когда Гвен проникла в ослепляющий свет, царивший по ту сторону врат Авалона, и вгляделась в белизну в ожидании своего сына.
Казалось, прошла вечность, когда изящный силуэт медленно выступил из света. Сердце переполнилось нежностью к приближающемуся ребенку, раньше, чем Гвен различила его черты. Позже, когда они постепенно обозначились, нежность уступила место любви – горячей, чувственной, отчаянной… потому что Моргана была права. Галаад оказался таким, каким Гвен представляла его в полумраке в разговорах с Артуром. И таким, каким он появлялся в ее снах.
Он отличался необычайной красотой: большие синие глаза, длинные ресницы, полные губы и смуглая кожа. Черные кудри танцевали вокруг нежного лица с тонкими чертами, высокими скулами и красиво очерченными бровями. У ребенка была походка и осанка принца, но от него исходило столько нежности, доброты, мудрости, жизненной энергии, что невозможно было не заметить в нем следа магии.
Слезы потекли по щекам Гвен раньше, чем он дошел до нее. Она всегда знала, что будет любить своего сына. Но видеть его вот так – таким реальным, таким живым – было почти слишком для ее материнского сердца. Гвен застыла на месте, совершенно потонув в буре эмоций, когда Галаад остановился перед ней и, подняв взгляд, полный любви и гордости, мягко сказал:
- Мама.
От этого голоса все мысли исчезли. Гвен упала на колени перед сыном. Ей было необходимо коснуться его, почувствовать его. Она положила руку ему на плечо и притянула к себе.
- Галаад.
Гвен сжала его в объятиях, вдыхая его запах, чувствуя его тепло, и повторяла, как безумная:
- Галаад. Галаад. Галаад.
Возможно ли, что он такой живой под ее пальцами? Она обнимала его не в силах остановиться, почти душа в объятиях, и думала: «Не хочу больше никогда расставаться с ним. Больше никогда, никогда, никогда, никогда…» Мысли потеряли всякую связность, и Гвен разрыдалась.
Маленькие пальцы коснулись ее лица, и она поняла, что сын стирает ее слезы.
- Мама, - прошептал он ей на ухо. – Не грусти. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты плакала.
- Я не хочу расставаться с тобой. Я хочу остаться здесь, с тобой, навсегда, - ответила она, уткнувшись лицом ему в шею.
Галаад покачал головой и немного отстранился, чтобы посмотреть на нее.
- Нет, ты не можешь, - твердо произнес он с грустной улыбкой. – Ты должна вернуться в мир. Ты должна найти моего отца. Твое место – рядом с ним. Не со мной.
Как он мог говорить, чтобы она ушла? Как она сможет отстраниться от него теперь, когда, наконец, нашла его? Без него жизнь не имела смысла, а рядом с ним Гвен чувствовала, как любовь сияет в ней. Без него мир был черен, а когда он был рядом – залит светом. Он был ее плотью и кровью, ее сердцем…
- Сын мой. Сын мой. Я не хочу покидать тебя, - прошептала Гвен, касаясь его волос, плеч, лица. – Не хочу, не хочу, не хочу…
Галаад положил руки ей на плечи.
- Ты моя мать, и мне нужно, чтобы ты была сильной. Нужно, чтобы ты жила, чтобы найти моего отца. Чтобы я мог вернуться.
Эти слова, ускользающие от ее понимания, проникли до глубины души.
- Вернуться…
Он сжал ее ладони, посмотрев прямо в глаза.
- Я знаю, ты думаешь, что мы видимся в последний раз. Я знаю, что мы были оторваны друг от друга окончательно. Но мы еще узнаем друг друга, мама. Обещаю тебе. Однажды ты произведешь меня на свет, и мы снова будем вместе. Ты должна сохранить надежду, потому что нам будет дан второй шанс.
Гвен больше не плакала. Она смотрела на этого ребенка – своего сына, своего принца. Чувствовала могущественную магию, исходящую от него. Читала уверенность в синих глазах.
- Как это возможно? – пораженно спросила она. – Галаад… ты мертв. Мертвые не возвращаются.
Он улыбнулся и положил руку на сердце:
- Магия может творить чудеса. Время не имеет значения для сердца источника, и мечта белого дракона не может быть разрушена. Ты моя мать, а я твой сын. Мы предназначены друг другу. Связь между нами никогда не ослабеет. Помни обо мне. Храни в памяти мое лицо. Придет день, мама. После великой тьмы надежда восторжествует. Верь и будь храброй.
Лицо Галаада начало медленно стираться, и Гвен закрыла глаза.
Открыв их, она обнаружила себя в воде – дрожащей, переполненной светом… и надеждой.
Слезы королевы падали в воду источника Эдель Терека. Это были слезы грусти и радости одновременно, потому что тяжесть, давившая на ее сердце, только что исчезла благодаря одному обещанию.
Ты произведешь меня на свет.

***
Моргана знала, что не может пройти через Врата Авалона, и все же, увидев на пороге племянника, приблизилась и позвала его:
- Галаад!
Он уже почти уходил, но повернулся к ней. Синие глаза остановились на ней, и он улыбнулся:
- Тетя Моргана.
У нее было столько вопросов. Столько всего, что она хотела знать…
- Это правда? – спросила Моргана с колотящимся сердцем. – Ты вернешься?
Галаад кивнул, и его ответ заставил ее вздрогнуть:
- Если ты сделаешь то, что нужно. Я рассчитываю на тебя, путешествующую сквозь двери будущего.
- Значит, все мои сны о тебе… были не только снами? – дрожа, спросила Моргана.
- Нет, - Галаад покачал головой. – Это наше будущее.
Она не знала, что должна чувствовать. Она была растеряна…
- Как? Как это может быть нашим будущим? Когда готовится великая битва? Айтуза сказала, что она неизбежна. Я знаю, исход не может быть изменен. Знаю, что время приближается. Прошу тебя, Галаад. Мне нужна твоя помощь. Помоги мне понять, как я могу спасти будущее!
Галаад повернулся к Деве Озера, которая ждала, зависнув над водой. И та протянула ему руку. Они склонили головы друг к другу, о чем-то советуясь шепотом. Женщина-фея и маленький принц – над белым источником, едва касаясь ногами поверхности озерца. Воздух вокруг сверкал пузырями света, и они представляли собой нереальную картину в своем неземном изяществе. Фрея кивнула, прошептав: «Хорошо», - и посмотрела на Моргану.
- Галаад не имеет права прямо говорить с тобой об этом. Но он попросил меня передать тебе сообщение, - торжественно произнесла она. – Он говорит… что благодаря тебе мы сможем быть свободны.
- Фрея, прошу тебя, - Моргана сложила руки. – Я одна, и я растеряна… Вы оба должны мне помочь… Если ты знаешь что-то, скажи мне.
Дева Озера кивнула:
- Есть одна вещь, которую ты должна знать, Моргана Пендрагон, жрица Острова Блаженных. Если Мерлин будет участвовать в битве в Камланне, он умрет. Но он не захочет остаться в стороне… по крайней мере, если кто-нибудь не помешает ему присутствовать.
- И этот кто-нибудь… я?
- Тому, кому выпадет обязанность удержать Мерлина вдали от Артура во время этой битвы, понадобится много изобретательности. Ты единственная можешь справиться с таким подвигом.
- Но… - Моргана побледнела. – Если Мерлина не будет рядом, чтобы защитить Артура во время битвы… когда все обернется плохо, Артур… Артур…
Ужасное видение Артура, лежащего на земле рядом с ней, умирающего, появилось перед внутренним взором. Фрея медленно кивнула, и Моргана увидела ответ в ее неумолимом взгляде.
- Вы не можете требовать от меня этого! Вы не можете просить меня выбирать между ними двумя! Артур – мой брат! И Мерлин поклялся защищать короля до смерти, если придется. Если я уведу его от Камланна с риском для жизни Артура, из-за меня он нарушит свою клятву… и я предам их обоих!
- Иногда надо уметь видеть дальше, чем ближайший момент, - безапелляционным тоном заявила Фрея. – Мерлин должен жить. Я говорю это не потому что… я любила его, но потому что это самое важное для будущего. Однако, как ты сама сказала, он никогда не согласится, что его жизнь может быть важнее жизни его короля. Если он последует своему сердцу, он пойдет на любую жертву, чтобы спасти Артура… включая собственную жизнь. Только ты можешь найти способ удалить его от опасности, Моргана.
Фрея прервалась на мгновение и посмотрела на жрицу с состраданием:
- Тебе выпала не самая легкая участь, Моргана. Но Айтуза права, когда говорит, что будущее зависит от тебя. Каковы бы ни были жертвы, каких бы людей ты ни должна была покинуть, когда начнется Камланн, твоей единственной целью должно стать удаление от него Мерлина. И неважно, какие средства ты используешь, потому что Галаад сказал правду. Если ты преуспеешь… мы будем свободны.
Мальчик кивнул и отвернулся, исчезая в белизне Авалона. Силуэт Фреи снова стал жидким и распался, погрузившись в воду. Портал закрылся, сжавшись до тонкой линии света, и исчез. Моргана оказалась одна в центре источника.
Нет, не одна. Гвен стояла рядом с ней. Моргана задумалась, слышала ли королева разговор, но та посмотрела неуверенно и спросила:
- Ты видела его? Ты говорила с ним?
Моргана с дрожью кивнула.
- Что он тебе сказал? – настаивала Гвен.
- Что есть надежда.
Гвен схватила ее за руки, с яростным выражением в глазах.
- Пожалуйста, Моргана. Найди Артура для меня. Мне надо его видеть. Я хочу вновь обрести мужа.
Жрица кивнула и протянулась магией. Сила тут же ответила на ее призыв, наполнив ее удовольствием. Найти Артура будет легко. Достаточно позвать…
- Мерлин?
Ответ пришел немедленно – окрашенный облегчением, несмотря на чувствовавшуюся тревогу.
- Моргана! Я уже два часа пытаюсь связаться с тобой! Когда ты не ответила, я так беспокоился! Что случилось? Я говорил с Вильдором, и он сказал, что ты исчезла несколько месяцев назад! Ничего не сообщив своим ученикам! Все в порядке? Ты…
- Я объясню позже, - прервала Моргана, невольно улыбаясь при этом потоке вопросов. – И… да. Все хорошо теперь. Во всяком случае, я так думаю.
Она почувствовала удивление Мерлина через их телепатическую связь.
- Гвен с тобой? – спросил он так, словно боялся ответа.
- Да. Да, конечно. Она со мной. Скажи мне, что Артур с тобой.
- Естественно Артур со мной. Где бы еще он мог быть…
- Не только мы исчезли… - заметила Моргана.
- Я знаю. Это длинная история… - вздохнул Мерлин.
Она ни мгновения в этом не сомневалась, но сейчас были более важные вещи.
- Как Гвен? – с беспокойством спросил он.
- Она готова. Готова увидеть Артура. Готова двигаться вперед. Я думаю, пришло время.
- Спасибо, что позаботилась о ней.
- Не надо меня благодарить. Я всего лишь послушалась своего сердца.
- Я знаю. Скажи, где вы точно, чтобы мы могли подарить королю и королеве Камелота встречу, которую они заслуживают.
- Ты найдешь нас у источника Эдель Терек, на севере королевства Аннис.
- Что вы там делаете?
- Мы только что закончили паломничество Воды и Луны. Гвен… говорила со своим сыном, Мерлин.
Он замолчал, и Моргана почувствовала его восхищение.
- Ты расскажешь мне все, когда мы встретимся.
- Нет.
Она не хотела его видеть. Если Моргана посмотрит ему в глаза, Мерлин поймет, что что-то не так. Слова Фреи еще звенели в ее сознании, и она не могла говорить с ним о том, что Дева Озера просила сделать во время битвы при Камланне. Это невозможно… Ей было нужно время. Ей было необходимо подумать над решением, которое она должна принять.
- Я слишком долго не была на Острове. Я должна вернуться к своим ученикам… и Айтузе. Я доверяю тебе Гвен и Артура, Мерлин. Верни их в Камелот. И позаботься о них для меня.


Глава 22

- Готово, - сообщила Моргана. – Артур скоро появится… а мне надо уходить.
- Нет, - Гвен вцепилась в ее руку и покачала головой. - Моргана… я не хочу, чтобы ты уходила. Останься со мной, пожалуйста. Вернемся вместе в Камелот…
Моргана посмотрела на подругу, которая умоляюще уставилась на нее. Она тоже не хотела ее покидать, но и остаться не могла. Через несколько мгновений появятся Мерлин и Артур. Моргана не сможет смотреть на них, не думая, что однажды должна будет выбрать между ними. Не сможет открыть рот, не вспомнив, что станет той, кто разлучит их. По ее лицу можно будет прочитать терзавшую ее дилемму: ее неспособность решить, кого она должна спасти, а кого – бросить. Моргана знала, до какой степени они неразлучны – и, однако, она должна будет разделить их. Фрея и Галаад ясно дали понять, чего ждут от нее. Вот только эта роль была ей невыносима. Все, чего Моргана сейчас хотела – вернуться в святилище… и поговорить с Айтузой.
- Я должна идти, - она погладила Гвен по щеке. – Я никогда не собиралась возвращаться с вами в Камелот.
Гвен отказывалась отпускать ее:
- Почему? Ты близка с Мерлином, и Артур – твой брат… я знаю, что ты любишь его, почему же убегаешь?
- Потому что я обречена любить лишь издалека. Так должно быть, Гвен. Так решила судьба. Пожалуйста… не удерживай меня.
Гвен медленно отпустила ее с глазами, полными слез.
- Мне будет не хватать тебя, подруга. Я никогда не забуду это путешествие. Никогда не забуду, что ты сделала для меня.
- Мне тоже будет тебя не хватать, - выдохнула Моргана, отворачиваясь.
Она открыла коридор, ведущий на Остров Блаженных, но прежде чем шагнуть в него, обернулась, чтобы посмотреть на женщину, которая несколько месяцев была ее спутницей на дороге приключений. Ветер шевелил спутанные волосы Гвен. Туника развевалась вокруг нее. В шароварах и сапогах она казалась молодой дикаркой. В ее взгляде была невинность, но и решительность… и отвага.
Моргану охватило странное чувство, что они видятся в последний раз. Этот образ Гвен был, возможно, самым прекрасным из всех, что она могла сохранить в сердце. Но оставалось еще кое-что.
- Во время битвы при Камланне… - взволнованно произнесла Моргана; взгляд Гвен стал напряженным. - Я видела тебя в доспехах, скачущей, чтобы помочь Артуру, когда он был в опасности. И я видела, что тебе удалось его спасти. В моем сне ты была храбрее всех рыцарей Камелота. Ты не боялась.
Слезы потекли по лицу Гвен, и губы скривились в улыбке.
- Спасибо, - прошептала она.
Моргана медленно кивнула.
- Прощай, подруга, - выдохнула она и исчезла.
Гвен осталась одна. Она ощутила пустоту, образовавшуюся от исчезновения Морганы, а потом абсолютное одиночество расцвело спокойно и безболезненно. Пейзаж был пустынным и голым. Будущее звучало обещанием великой битвы. И ее сын был мертв. Но на горизонте вставало солнце…
Гвен закрыла глаза и позволила бризу высушить слезы. Мысленно воскресила черты красивого лица Артура. Она представила ласку его голоса, поднимавшегося с ветром; мечтала о силе его рук, обнимавших ее. Артур был как солнце. Она всегда видела надежду, сияющую в нем.
Гвен полюбила его задолго до того, как поняла, что любит. Артур был ее мужем, а она – его женой. Они были предназначены друг другу, и их любовь породила Галаада – чудесное дитя, которое обещало: ты произведешь меня на свет. Может быть, в другой жизни… Но в этой одно было точно: Гвен будет любить Артура до самого конца.
Ей захотелось, чтобы он оказался рядом с ней, и, подняв лицо, подставляя его под лучи зари, она услышала, как знакомый голос шепчет ей на ухо:
- Гвиневра.
Гвен открыла глаза и медленно обернулась. Артур был здесь, прекрасный как мечта. Голубые глаза, неотрывно смотрящие на нее, были полны любви и страха. Золотые волосы рассыпались по загоревшему лицу. На нем была простая туника, видавшая лучшие дни. Артур выглядел как крестьянин, сражавшийся в битве. Но он улыбался. Со всем своим блеском, со всей своей неловкостью, со всем своим благородством. Он был сильный и осязаемый. Он смотрел на нее с выражением, которое говорило: ничто не потеряно – он вернется к ней, если только она позволит.
- Артур, - выдохнула Гвен и шагнула к нему, не колеблясь.
Она вцепилась в него и нашла его губы. Он обнял ее в ответ и поцеловал. Это был жадный, голодный, отчаянный и взволнованный поцелуй. Оба дышали слишком быстро. Но это было прекрасно, потому что доказывало, что они были живы. Гвен почувствовала, что по щекам мужа текут слезы, когда он склонил к ней голову.
- Гвиневра, Гвиневра… прости меня, - потеряно произнес Артур. – Прости, что ушел так далеко. Прости, что не сумел быть с тобой в твоем испытании.
- Замолчи, любовь моя, - ответила она, снова целуя его. – Испытание закончено. Мой Артур, мой король…
Она провела ладонями по его щекам, зарылась пальцами в волосы.
- Я была мертва, но я вернулась к жизни, - прошептала Гвен ему на ухо. – Я вернулась к тебе, любовь моя. Ты мой муж. Ты отец моего сына. Ты мужчина, которого я люблю. Я хочу быть рядом с тобой. Прости, что понимание этого отняло у меня столько времени.
- Я ждал бы тебя всю жизнь, - взволнованно произнес Артур, целуя ее руку.
- Я знаю. Знаю, что стал бы.
- Вернемся домой. Пожалуйста, - умоляюще сказал он.
Гвен молча кивнула и взяла его за руку. Артур сжал ее пальцы, и они отошли от источника Эдель Терека, бок о бок. И когда они шли, освещенные восходящим солнцем, Гвен увидела Мерлина и Гавейна, ждавших в стороне. Оба улыбались, и когда они приблизились, кивнули ей в знак приветствия.
- Моя королева, - с нежностью произнес Гавейн. – Счастлив снова вас видеть.
- Я тоже счастлива, - ответила она рыцарю, сжав его руку.
Гвен повернулась к Мерлину, который смотрел на нее с неуверенной улыбкой. В нежной синеве его взгляда она увидела тот же свет, что танцевал в глазах ее сына, когда он смотрел на нее во вратах Авалона. Это была магия. У Гвен сдавило горло.
- Ты простишь меня? – хрипло спросила она.
- О, Гвен.
Мерлин обнял ее и изо всех сил прижал к груди. Она ответила на его объятие, закрыв глаза. Так хорошо было вновь обрести его таким. Гвен почувствовала радостный всплеск его магии, потянувшейся, чтобы сердечно приветствовать ее.
- Мне тоже тебя не хватало, - прошептала она.
- Я думал, что никогда не найду тебя. Думал, что ты ушла навсегда…
- Моргана вернула меня. Силой своей любви и решимости – понемногу, каждый день нашего паломничества. А теперь она ушла… и я даже не смогла по-настоящему поблагодарить ее за поддержку. Тебе я тоже так и не сказала спасибо за то, что спас меня. Ты вернул меня к жизни в день турнира. Ты исцелил меня и дал мне время. Обещаю тебе, Мерлин, что все твои усилия не будут напрасны. Ты будешь гордиться мной.
Мерлин вздрогнул, и когда Гвен отстранилась, отвернулся, чтобы вытереть слезы. Она ласково провела ладонью по его щеке и отступила к Артуру, который обнял ее.
- В Камелот? – спросил Мерлин, взволнованно глядя на друзей.
- В Камелот, - подтвердил Артур. – Если мы поторопимся, то вернемся как раз вовремя для великого праздника.
- Праздника? – Гавейн покачал головой.
- Пятилетие основания Альбиона отмечается через два дня, - напомнил Артур. – Это идеальный момент для возвращения.

***
- Король Артур вернулся! Король Артур вернулся!
Население Камелота ликовало. Народ сотнями толпился у ворот города, чтобы увидеть, как приближаются верхом король и королева, с Мерлином и Гавейном по бокам, как они поднимаются по главной улице к замку. Люди шептались, что правитель Альбиона нашел Чашу и отныне королевство обрело благословение.
Сжав зубы, Мордред наблюдал, как четверо вернувшихся восходят ко двору замка. За два дня до роковой даты, за два дня до великой битвы Артур возвращался героем. И подумать только: эти несчастные подданные были убеждены, что он нашел Чашу жизни и принес с собой радость и процветание! Невозможно было ошибаться сильнее.
Мордред смотрел на счастливого улыбающегося короля, осыпаемого лепестками цветов, горячо приветствующего свой народ. Тот самый народ, который он бросил около года назад, даже не соизволив известить своего помощника о том, сколько продлится его отсутствие.
Раньше Мордред, как и все, был бы убаюкан иллюзией сияющего взгляда короля, его улыбкой. Но сегодня, глядя на Артура, он видел только труса, идиота, жалкого неудачника. Он не справился с защитой своего королевства, не справился с поддержанием мира. Не справился с достойным ношением своей короны, не справился с исполнением своих обязанностей.
И этот человек ожидал, что Мордред послушно отдаст ему трон, чтобы занять место, которого не заслуживал? О, он отдаст. На два дня. Но потом… потом Артур пожалеет, что не остался вдали от Камелота, потому что он потеряет все. Все, что Мордред защищал в его отсутствие. Все, что Мордред получил с таким трудом. «Пользуйся своим царствованием, Артур Пендрагон, - иронично подумал он, глядя на короля, - потому что оно продлится недолго».
Рыцари Круглого стола окружили короля и королеву, возбужденно приветствуя их. Мордред смотрел, как Мерлин и Гавейн пожимают руки и обнимают друзей. Только Леон выглядел более сдержанным, но наследный принц не сомневался, что это быстро пройдет. На самом деле он искренне восхищался тем, как скоро было забыто дезертирство. Значит, достаточно называться Артуром Пендрагоном, чтобы вам тут же прощали любые предательства?
Достигнув ступеней, на которых его ждал Мордред, Артур спустился с лошади и тепло обнял его. Наследный принц обнял его в ответ и услышал:
- Спасибо, что так хорошо смотрел за моим королевством.
Мордред нацепил на лицо маску покойного Солеля и серьезно ответил:
- Я лишь исполнял свой долг, ваше величество…
- Нет, ты сделал гораздо больше, - с благодарностью произнес Артур.
Мордред улыбнулся, и они вместе вошли в замок.
Настало время собрать Совет Круглого стола, чтобы Артура, блудного короля, проинформировали о делах его собственного королевства. Мордреду пришлось слушать разглагольствования, затянувшиеся до самого заката.
Речь шла о предстоящих празднествах и прочих заботах Камелота, в которые Артур должен был вникнуть. Будто это возможно за несколько часов. После чего Мордред был вынужден присутствовать на банкете в честь возвращения короля, в течение которого он сидел справа от него, как требовал его статус. Он не хотел привлекать к себе внимание, исчезнув раньше времени.
Когда Мордред смог, наконец, уйти, он испытывал огромное желание отправиться на Остров Блаженных, где – он был почти уверен в этом – найдет Моргану, вернувшуюся одновременно с Артуром, Гвиневрой и Мерлином. Но сперва надо было поговорить с Хэнгистом и Икбаалем, а потом уже повидаться с дорогой предательницей и уладить счеты с нею.
«Терпение», - подумал Мордред.

***
Моргану охватила нежность, когда она появилась на Острове Блаженных. При виде знакомого силуэта залитого солнцем храма магии, окружавших его мраморных домов, усеянных фонтанами и вишневыми деревьями садов, в которых играли самые юные ученики, она почувствовала, как напряжение отпустило ее, и подумала: «Я, наконец, дома». Только тогда Моргана поняла, до какой степени за последние годы святилище стало для нее домом – пристанище, к которому она привязалась; место, где ее всегда ждали и куда хорошо было возвращаться.
Когда она услышала первые радостные крики: «Леди Моргана вернулась! Леди Моргана вернулась!» - улыбка тронула ее губы.
Несколько мгновений спустя к ней подбежал Вильдор с глазами, полными счастья, и бросился в ее объятия. За ним следовали охваченные волнением девочки. Когда старший из учеников приподнял ее в воздух и закружил, Моргана вдруг осознала, насколько развились его мышцы за последние месяцы. Из ребенка Вильдор превратился в мужчину, а ее не было при этом превращении.
- Наконец-то! – воскликнул он, поставив наставницу на землю.
- Вот что называется теплым приемом, - засмеялась она.
- Нам всем вас так не хватало, леди Моргана!
- Надеюсь, вы не слишком беспокоились за меня…
- Нет, потому что мы регулярно получали о вас новости, - довольно заявил Вильдор. – Через неделю после вашего исчезновения мы воспользовались кристаллом… и скоро выяснили, что вы решили сопровождать королеву в паломничестве. После этого мы регулярно присутствовали при ваших приключениях.
- Надеюсь, не слишком регулярно? – Моргана приподняла брови.
- Достаточно, чтобы понять, что лучше не приглашать самых маленьких на просмотр, не проверив заранее, чем вы занимаетесь, - со смехом ответил Вильдор.
- Вы же не видели всё? – недоверчиво спросила Моргана.
- Отравить рагу было блестящей идеей, - Вильдор широко улыбнулся. – Вы героиня всех девушек святилища с тех пор, как доказали, на что способны даже без магии.
Моргана издала отчаянный стон, и ее ученик расхохотался.
Она провела день, ходя с ним по разным домам, и с радостью отметила, что в ее отсутствие ученики продолжали занятия. Вильдор, в качестве старшего, принял на себя управление святилищем, и продолжал приглашать мудрецов из друидов и магов для обучения его братьев и сестер. Результаты его усилий были обнадеживающими. Молодые люди тренировались в поединках на арене, улучшили свои знания тайн магии. Среди них царила утешительная аура одухотворенности и силы.
Уже то, что они додумались использовать кристалл, чтобы найти Моргану и следить за ее приключениями, свидетельствовало об их успехах. Она готовилась давать объяснения своего исчезновения. А вместо этого все ученики – один за другим – объясняли ей, в какой момент путешествия она больше всего их впечатлила! Они сумели научиться на ее опыте, даже на расстоянии. Моргана гордилась ими и не преминула сообщить им об этом.
Потом она спросила об Айтузе, и Вильдор сообщил озабоченным тоном, что белый дракон очень редко появлялся в святилище.
- За последние недели я несколько раз навещал ее в пещере. Моргана… она очень похудела. Думаю, вы должны немедленно отправиться к ней.
Моргана с самого начала собиралась навестить Айтузу: ей необходимо было поговорить о словах Фреи и Галаада. Но рассказ Вильдора встревожил ее. Похудела… Что это значит? Айтуза заболела?

***
С наступлением ночи Мордред материализовался в палатке Хэнгиста посреди саксонского лагеря. На нем был черный плащ, капюшон которого скрывал лицо, и он доставил себе удовольствие заставить короля подпрыгнуть, когда тот запоздало обнаружил его присутствие.
- Мордред! – вздрогнув, произнес Хэнгист. – Я не ждал тебя сегодня. Зачем ты явился? Атака запланирована через два дня. Мы же пришли к согласию о ее ходе… Может, пока тебе лучше оставаться в Камелоте, чтобы твое отсутствие не обнаружили?
Мордред с удовольствием отметил, что король боится его. Это было заметно по его взгляду. Значит, даже Хэнгист осознал, что он вошел в полноту владения своими силами. «Если бы ты знал, как прав, боясь меня, - подумал Мордред. – Перед концом ты пожалеешь, что пытался манипулировать мной».
- Не беспокойтесь об этом, - высокомерно ответил он. – Я весь день изображал незаметную тень и сомневаюсь, что кто-нибудь придет за мной под покровом ночи. Кроме того, мне надо было видеть вас. Произошли… изменения в нашем деле.
- Какие? – нахмурился Хэнгист.
- Артур и Мерлин вернулись сегодня в Камелот.
Король саксов изумленно уставился на него, прошептав:
- Мне не сообщили об этом.
- Что ж, теперь вы в курсе. Радуйтесь, что у вас есть самый эффективный информатор внутри Камелота.
- Ты знаешь, что делать, - заявил Хэнгист. – Артур и Мерлин не должны вмешаться в наши планы.
- Артур полностью доверяет мне. Он не переставал хвалить то, как я управлял его королевством в его отсутствие. И я рассчитываю пользоваться этим до конца, - с довольной улыбкой ответил Мордред.
- Естественно, наше соглашение действительно, только если Артур умрет во время сражения, - Хэнгист приподнял бровь. – Не полагайся так на свою способность устранить его. Скорее всего, его будет непросто достать.
- Не для меня – того, кто будет скакать рядом с ним… - возразил Мордред. – Он не будет опасаться удара от меня, и я застану его врасплох. Мне довольно будет лишь подождать, пока он окажется отделен от своих людей, и нанести смертельный удар. Было бы жаль лишиться доверия рыцарей и народа, если заметят, как я его убиваю.
Хэнгист задумчиво кивнул:
- Ты умен, Мордред…
«Больше, чем вам кажется», - подумал тот, сузив глаза.
- Что касается колдуна, Эмриса, - продолжил король, - я хочу, чтобы ты избавился от него.
- Не беспокойтесь об этом, - Мордред мрачно улыбнулся. – У меня есть мысль о том, как не дать ему навредить…
- В таком случае, до встречи через два дня, - заявил Хэнгист, отпуская его. – Икбааль и его колдуны перенесут наших людей, как было договорено, к воротам Камелота, когда пробьет полдень.
Мордред растворился в воздухе, но вместо того, чтобы покинуть лагерь, перенесся к Икбаалю, чтобы держать с ним второе совещание, о котором не догадывался Хэнгист.
- Вот, значит, как – король вернулся! – воскликнул Икбааль, когда увидел его.
- Вижу, шпионы хорошо тебя информировали… и что ты не сообщил эти новости Хэнгисту, - весело заметил Мордред.
- Дни Хэнгиста на этой земле сочтены. Мы оба знаем, что верность саксонских колдунов принадлежит кое-кому другому, - улыбнулся Икбааль.
- Значит, наш договор по-прежнему в силе? – спросил Мордред, ожидая подтверждения.
- Да, наш договор по-прежнему в силе. При условии, что ты выполнишь его условия. Я буду ждать, пока ты принесешь мне сердце белого дракона, чтобы избавиться от Хэнгиста во время сражения, как мы договорились. Исполни свою часть соглашения, и я исполню свою.
- Я не забыл того, что обещал, - кивнул Мордред. – Я буду отсутствовать в начале сражения, и, вернувшись, собственными руками принесу тебе сердце зверя. Тогда ты займешься Хэнгистом, а я – Артуром. И когда я возьму контроль над Камелотом, ты завладеешь источником магии на Острове Блаженных.
- Что ты сделаешь с колдунами Альбиона, которые устроились рядом с источником? Предусмотрел ли ты способ нейтрализовать их?
- Колдуны Острова Блаженных не создадут проблемы. Они наши союзники, а не враги.
- Как ты можешь быть так уверен в этом? – настаивал Икбааль.
Мордред торжествующе улыбнулся:
- Потому что великая жрица, которой они повинуются – моя любовница. И когда я стану королем, она станет королевой.
Икбааль кивнул:
- В таком случае, до встречи через два дня, Убийца драконов. Ради великого дня, когда ты будешь коронован королем Альбиона и наш порядок воцарится над источником магии.

***
Моргана материализовалась у входа в пещеру, которую Айтуза прежде делила с Килгаррой, и нерешительно шагнула в темноту.
- Айтуза? – позвала она, осторожно продвигаясь.
Ответа не последовало. Может, дракон отлучился? Моргана уже собиралась повернуть назад, когда услышала шум глубокого дыхания. Айтуза была здесь… Моргана прошла в темноту – в глубину грота.
В полумраке виднелась белая неподвижная фигура, прижавшаяся к скалистой стене. Дракон съежился под свернутыми крыльями, положив морду на хвост, с трудом дыша. Казалось, ей больно. Она была худее, чем Моргана помнила – за исключением огромного живота – а чешуя потускнела, потеряв блеск, как будто Айтуза была больна.
Моргана в ужасе бросилась к ней. Никогда она не видела королеву в таком изможденном состоянии. Никогда не думала, что найдет ее до такой степени в плохом самочувствии.
- Айтуза!
Она пробежалась пальцами по чешуе на шее и нашла ее ледяной. Что с ней? Почему ей так плохо?
- Моргана… - задыхаясь, произнес дракон.
- Что с тобой происходит, моя королева?
Серебристые глаза Айтузы повернулись к великой жрице – они были полны боли и смятения.
- Моргана, - нежно выдохнула она. – Не пугайся… Я почти завершила свое испытание…
- Испытание? Я не понимаю, - потрясенно произнесла Моргана, гладя ее по гребню, чтобы поддержать. – Почему тебе так плохо? Ты больна?
- Нет… не больна, - ответила Айтуза с проблеском юмора. – Но это тяжелая работа – выносить одновременно пять детей. Мы, драконы, производим на свет только одно яйцо за раз. И обычно… мой друг должен быть рядом, чтобы заботиться обо мне… но я одна…
- И я тоже тебя бросила, - выдохнула Моргана со слезами на глазах. – О, Айтуза, мне жаль…
- Ты не должна сожалеть, моя храбрая жрица. Ты сделала то, что должна была, как и я… Не беспокойся, Моргана. Мои яйца почти готовы… И когда момент наступит… Я поднимусь в святилище… чтобы отложить их как можно ближе к источнику. Вильдор поможет мне… он обещал, что поможет.
- Я тоже помогу тебе. Я буду рядом, чтобы увидеть, как вылупляются твои яйца, моя госпожа. Но ты уверена… что сможешь долететь до святилища в таком состоянии?
Айтуза с трудом выдохнула:
- У меня нет выбора. Не бойся, Моргана. Я найду силы, чтобы сделать то, что должно быть сделано, - помолчав, она продолжила: - Моргана, милая. Я знаю, что ты говорила с Девой Озера и Принцем света в источнике Эдель Терека. Я знаю, что ты пришла ко мне из-за их слов…
Моргана измученно кивнула.
- То, что они просили меня сделать… Айтуза… я неспособна на это. Артур и Мерлин неразделимы, они так тесно связаны! Как я смогу выбрать между ними? Как они смогут существовать друг без друга? Как я смогу предать одного… чтобы спасти другого… Не обречет ли это обоих?
Айтуза посмотрела на нее мутными глазами и прошептала:
- Яйца дракона могут жить в течение тысяч лет, но только Повелитель драконов имеет власть призвать их в мир. Если Мерлин умрет, мой род угаснет навсегда, и источник перестанет питать магию. Я знаю, как тяжела жертва, которую источник требует от тебя. Но ты не единственная многим пожертвовала в этой войне. Год назад Килгарра отправился на смерть. Он был моим другом. Он был единственным, кроме меня, живым драконом на земле. Однако я не колебалась, прося его отдать свою жизнь. Потому что это был единственный способ. Иногда надо просто… делать, что должно, Моргана. Принять боль, чтобы избежать худшего. И вступить в битву со всем возможным оружием. Так поступают королевы.
Моргана смотрела на дракона блестящими от слез глазами.
- Ты просишь меня обречь Артура. Этого ты хочешь от меня.
Айтуза ничего не ответила.
- Артур – мой брат, - снова заговорила Моргана. – И всю жизнь я подводила его. Неужели действительно предначертано, что так и будет до самого конца?
Айтуза обратила на нее напряженный лихорадочный взгляд:
- Ты истинная героиня Камланна, Моргана. Так было решено с зари времен. Пять лет назад я вернула тебя, чтобы, когда придет время, ты сыграла свою роль в этой великой битве. Но я не могу подсказывать тебе выбор, который ты должна сделать. Ты знаешь все, что должна знать, чтобы сейчас принять решение. Но наступающую тьму тебе придется встретить в одиночку. И ответственность за путь, которым ты пойдешь в последнем сражении, лежит только на тебе.

***
Моргана не чувствовала себя героиней, вернувшись при свете звезд на Остров Блаженных. Она была истерзана, когда вошла в храм и закрыла глаза, чтобы слиться с магией.
Что мне делать?
Вместо ответа Моргана почувствовала волны, прошедшие по источнику. Они ворчали, точно готовая разразиться гроза. Сегодня здесь не найти покоя… Тогда Моргана покинула храм, направляясь к садам, и увидела его. Он был одет в черное, завернут в длинный плащ, падавший до земли, и смотрел на нее светло-голубыми глазами, сиявшими как драгоценные камни.
- Солель! – воскликнула Моргана и побежала к нему.
Он обнял ее и прижался лбом к ее лбу. Она страстно поцеловала его, лихорадочно наслаждаясь его кожей, его губами, его жизнью, выпрашивая поддержку его объятий. И он ответил ей с прежним жаром. Словно они расстались накануне. Как Солель узнал, что она вернулась? Приходил ли он искать ее каждый вечер?
Сначала Моргана собиралась извиниться за то, что исчезла, не предупредив. Но потом отвергла эту мысль. Она была последней великой жрицей острова, и, уходя, не обязана была ни перед кем отчитываться – даже перед своим любовником. Пусть довольствуется тем, что она вернулась. Тем, что они снова вместе, чтобы воспользоваться этой ночью, которая, возможно, станет последней.
- Мне не хватало тебя, - произнесла Моргана, глядя на его красивое лицо, казавшееся высеченным из мрамора.
Солель приоткрыл глаза и посмотрел на нее.
- Куда ты уходила? – приглушенно спросил он.
- Я совершила паломничество Воды и Луны с Гвиневрой – от Авалонского озера до источника Эдель Терека. Я не должна была говорить об этом путешествии никому – даже тебе. Я не думала, что оно так затянется…
- Неважно, - перебил он, покрывая ее лицо поцелуями и нежно шепча: - Лгунья…
Солель страстно поцеловал ее в губы, потом схватил за волосы, заставляя посмотреть на него, более жестко повторяя:
- Лгунья.
Моргана неуверенно смотрела на него расширившимися глазами.
- Солель?.. – выдохнула она.
- Солеля не существует – он лишь заимствованная личность, иллюзия, - заявил тот, крепче стискивая ее.
Его пальцы причиняли боль. Они сжались на ее волосах, точно когти.
Моргана побледнела, и вдруг пелена спала с глаз, когда она ощутила изменения, происшедшие с ним. Его магия обрела размах, и форма, в которую она теперь была облечена… «Нет», - подумала Моргана. Но всеми фибрами своего существа она чувствовала: он повернулся к темным искусствам. Она всхлипнула, потрясенная открытием. Выражение его лица стало опасным и угрожающим, когда он заявил:
- Мое имя – Мордред.
Его ногти вонзились в кожу у нее на висках, причиняя резкую боль, и он торжествующе приказал:
- Скажи его.
- Мордред… - задыхаясь, произнесла Моргана, пытаясь оттолкнуть его.
Он отпустил. Она отступила на шаг, и он смаковал исходящий от нее страх. Моргана бледнела на глазах, с ужасом разглядывая его.
- Любовь моя, что ты сделал? – воскликнула она.
В этот момент Мордред схватил ее своей магией. Он так долго ждал этого! И испытывал удовольствие, глядя, как Моргана страдает в его хватке – как он столько раз страдал в руках Икбааля, когда тот играл с ним. Мордред коснулся ее огнем черных искусств, с силой проникая внутрь, пробиваясь сквозь ее защиту, погружаясь до демона, который спал внутри нее. Моргана закричала от боли, и он почувствовал, как тварь заревела от удовольствия при его прикосновении. Освободить монстра было бы легко. И тогда с нежной Морганой, мягкой Морганой, совершенной Морганой было бы покончено – столь преданной своему делу, своим ученикам и своему дорогому Мерлину. Его любимая дрожала под его пальцами, со смертельно бледным лицом и закатившимися глазами. По ее щекам потекла кровь, и Мордред почувствовал, как она склоняется под его давлением – бессильная в его хватке, вопреки жалким попыткам ускользнуть.
Он был сильнее. Моргана ничего не могла против него. Он ликовал от ощущения власти. Мордред снова поискал демона в ней, касаясь его своей магией, по-прежнему держа ее в тисках.
- Я мог бы освободить демона, - торжествующим тоном заявил он, ослабив хватку настолько, чтобы позволить ей смотреть на него. – Отпустить и дать ему поглотить тебя. Я должен был бы это сделать… ты не заслуживаешь ничего другого.
Моргана в ужасе уставилась на него. Она уже не знала, кто стоит перед ней, но это не был мужчина, в которого она влюбилась. Никогда он не стал бы так ее мучить, не испытывал бы такое удовольствие, разрывая ее на части когтями своей магии. А теперь он угрожал… отдать ее во власть внутреннего демона?
Как он смел.
Глаза наполнились слезами ярости и бессилия, и Моргана вспомнила о предупреждениях Айтузы. Гибель Артура придет не от незнакомца. Она будет совершена кем-то, кого ты любишь всей душой. Как же она была глупа, отказываясь верить этому! Как она была глупа, влюбившись в мальчика-друида – юного хрупкого рыцаря, который, казалось, стремился к свету! Поддавшись его нежным словам, поверив его обещаниям, желая верить в него вопреки всему…
Никто не может избежать своей судьбы. И мир рухнул под ногами Морганы перед угрозами Мордреда.
Однако за черным магом она по-прежнему видела молодого человека, который в один прекрасный летний вечер доставал луну, чтобы подарить ей, нежно сказав: «Для меня вся магия этого мира заключена в тебе, в тебе – мое спасение и мир моей души». Моргана посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь найти того человека за стеной тьмы, которой он окружил себя.
- Прошу тебя… Не делай этого… - умоляла она. – Если ты когда-нибудь любил меня, Мордред… не делай этого.
Он в ярости оттолкнул ее. Задыхаясь, она упала на колени. Сердце наполнилось ненавистью к Моргаузе. Это из-за нее Моргана была вынуждена теперь умолять. Из-за нее она должна жить в страхе быть поглощенной чудовищем. «Если бы только…» - подумала она, и слезы капали ей на руки. Она не осмеливалась поднять взгляд на своего любовника.
- Я любил тебя, будь ты проклята, - прогремел Мордред.
И надежда вспыхнула в душе, когда он прибавил дрожащим голосом:
- Я все еще люблю тебя, иначе уже убил бы… Но время, когда ты играла со мной, закончилось.
- Я никогда… не пыталась… играть с тобой, - глухо возразила Моргана.
- Прекрати лгать, - безжалостно приказал Мордред. – Я знаю, с кем ты была на самом деле во время отсутствия. Я видел тебя с ним. В ночь, когда умер Килгарра… я видел, как ты обнимала его, видел, как вы плакали вместе… вы были похожи на двух потерянных влюбленных. Мерлин и Моргана – маг и жрица. Не думай, что я не знаю о том, как ты меня предала! Не думай, что я не знаю, какая ты змея.
Она покачала головой с глазами, полными слез.
- Это неправда, - яростно произнесла Моргана, подняв на него взгляд. - Мерлин никогда не был моим любовником! Мой наставник и мой друг, и драгоценная помощь, чтобы завершить все, что я построила на Острове Блаженных – да, тысячу раз да! Но мы никогда не были вместе в том смысле, что ты имеешь в виду... Было время, когда я не отказалась бы, если бы это было возможно. Но он никогда этого не хотел. А потом я встретила тебя.
- Не притворяйся, что ты была мне верна!
Мордред схватил ее за горло. Моргана отбивалась и оттолкнула его вспышкой белой магии. Но вместо того, чтобы попытаться убежать, она выпрямилась и, сделав огромное усилие, шагнула к нему.
- Однако это правда! - с потрясенным и отчаянным выражением лица она крикнула: - Мое сердце принадлежит только тебе! Ты, чудовище!
Мордерд бросил против нее свою магию, но на этот раз, Моргана с силой сопротивлялась, мешая проникнуть за ее щиты. Она схватила его за плечо. Он хотел оттолкнуть ее, отбросить назад. Но она ударила его и использовала весь свой вес, чтобы уронить его. Он потянул ее за собой, и она упала на него. Мгновение она нависала над ним в каскаде черных волос, оседлав, словно задыхающаяся тигрица, со щеками, изборожденными кровавыми полосами. Потом он схватил ее за запястья, перевернул, пригвоздив к земле. Она удивила его, жестко поцеловав поцелуем, в котором было больше зубов, чем губ.
Мордред растворился в тепле ее жадного рта, и вдруг его руки оказались на ней, притягивая к себе. Моргана, дрожа, прижалась к нему, запустив пальцы в волосы. Он целовал и целовал ее снова и снова, забыв весь гнев. Как он мог все еще до такой степени желать ее? Как он мог все еще любить ее? Он желал ее, желал так, что мог все ей простить, если она будет играть по его правилам.
Когда их поцелуй прервался, слезы текли по их щекам, и оба задыхались. Мордред хотел встать, но Моргана помешала ему.
- Посмотри на меня. Я люблю тебя, - ожесточенно произнесла она. – Я не знаю, что с тобой произошло. Я не знаю, почему изменилась твоя магия. Но не поздно вернуться. Какие бы ошибки ты не совершил, вернись ко мне, и мы исправим их вместе.
- Вместе… - Мордред саркастично рассмеялся, попытавшись отстраниться.
Она не позволила – положила ладонь ему на грудь, глядя дико и потеряно.
- Пусти меня, - пригрозил Мордред.
- Нет.
Хватка Морганы была сильной и крепкой. Она снова попыталась коснуться его. Значило ли это, что она действительно любила его?
- Я не дам тебе продать свою душу, как это сделала я. Я отказываюсь терять тебя. Отказываюсь наблюдать за тем, как ты скатываешься во тьму!
«Слишком поздно», - подумал Мордерд и крикнул:
- Пусти меня!
Он потянулся, чтобы высвободиться, отстранился от нее и, добравшись до ближайшего дерева, встал.
- Скажи, что ты сделал? - тихо выдохнула Моргана, подобрав под себя ноги.
Мордред закрыл глаза и выровнял дыхание. Когда он повернулся к ней лицом, он был прям и горд.
- Я исполнил свой долг. Тот долг, от которого ты, твой брат и твой дорогой Мерлин сбежали, когда бросили земли Альбиона, не оглядываясь и оставив меня одного, чтобы всем управлять. Вас не было здесь, Моргана. Вас не было, когда на берега Гедрефа вернулся Хэнгист. И вы не видели то, что видел я. Ты дрожишь перед моей силой? Ты права. Но она ничто в сравнении с силами пятисот шестидесяти саксонских колдунов, которые владеют черными искусствами и нападут на Камелот через два дня – во время празднования дня рождения Альбиона.
Моргана до крови закусила губу, охваченная ужасом. Это невозможно. Камланн не мог быть так близок.
- Нет, - обреченно выдохнула она.
- Я покажу тебе, - яростно произнес Мордред.
И он схватил ее за руку, открывая окно в лагерь саксов, показывая ей протяженность вражеской армии и силу, которой она обладала. Моргана вцепилась в него, потрясенная видом бесчисленных войск и мощью черной магии, которой обладали колдуны, пришедшие из-за моря. Когда Мордред прервал контакт, обреченность читалась в ее потрясенных глазах.
- Теперь ты понимаешь? – спросил он. – Все казалось потерянным… Но благодаря выбору, который я сделал, Хэнгист пощадит народ, вместо того чтобы уничтожить всех до единого подданных нашей большой нации вместе с его правителями. Благодаря моему выбору Альбион выживет… и магия – с ним. Так что я запрещаю тебе судить меня. Потому что ты не имеешь на это права.
Моргана закрыла глаза, дыхание прерывалось.
- Ты заключил договор… с этими дикарями… этими некромантами, этими нечестивцами.
- Думаешь, я не пытался сопротивляться? Это было единственное решение. Единственный возможный способ… чтобы выиграть время и не дать случиться непоправимому.
- Нас много, владеющих магией, на Острове Блаженных. Мы можем сражаться с ними, - задыхаясь, произнесла Моргана.
- Нет, не можем, - ответил Мордред, устало глядя на нее. – И ты – меньше, чем другие. Ты прекрасно знаешь почему. Мне хватило бы одного толчка, чтобы изменить тебя навсегда. Мне хватило бы одного прикосновения, чтобы твой внутренний монстр уничтожил тебя.
Словно в кошмаре Моргана снова увидела то, что показала ей Айтуза перед сражением в Немете… Как Хорса освободил демона, которого она носила в себе, чтобы заставить ее убить Артура. Она была последней из великих жриц. Она владела всеми тайнами магии, древними секретами и тайнами источника. И, однако, она была уязвимой и слабой, потому что ее собственная сестра соединила ее душу с монстром, которым ей удавалось управлять лишь с большим трудом.
Теперь Камланн стоял на пороге. Худшие кошмары скоро станут явью… а из-за слабости, которую Моргана носила в себе, из-за проклятия Моргаузы она не могла по-настоящему сражаться с врагами. Потому что они были адептами черной магии, и она будет вынуждена либо подчиниться их желанию, либо исчезнуть, покоренная чужой волей.
- Они слишком могущественны, Моргана. Борьба проиграна заранее.
Моргана зажала рот руками, чтобы заглушить крик, и Мордреда охватило волнение при виде того, как женщина, которую он любил, в отчаянии трясет головой. Растрепанные волосы, полные слез глаза… Будь он проклят, он не хотел этого. Не хотел, чтобы она была разбита, побеждена, обращена в ничто… Мордред встал на колени перед ней и коснулся ее лица кончиками пальцев, вытирая кровь, текущую по щекам, дрожа от контакта с нежной кожей.
- Моргана, Моргана, посмотри на меня… Ничто еще не потеряно. Если все пройдет, как я задумал, саксонские колдуны встанут на мою сторону в нужный момент. Победа ускользнет от Хэнгиста, и я восстановлю порядок, прежде чем будет слишком поздно. Мы не дадим случиться худшему вместе – ты и я.
Моргана дрожала. Она была очень бледна. Когда она посмотрела на него, Мордред понял, до какой степени она потрясена.
- Что ты обещал этим варварам взамен на их верность? – с ужасом спросила она.
- Доступ к источнику. Они такие же колдуны, как и мы, и заслуживают жить здесь – среди своих.
- Никогда! – рявкнула Моргана. – Их магия отравит источник! Разрушит его!
- Они оставят темные искусства, - пообещал Мордред. – Я заставлю их отказаться от них после победы.
- Мои ученики…
- Они ничего им не сделают.
- Что еще ты им обещал? – вне себя спросила Моргана.
- Ты меня не слушала? Мы не дадим случиться худшему вместе. Саксы примут меня в качестве короля, а ты станешь моей королевой…
- Артур – король, - выдохнула Моргана. – Не ты.
От этих слов в душе вспыхнул гнев.
- Но саксы заключили договор со мной, - напомнил Мордред. – И он не сможет осуществиться, пока Артур стоит во главе Альбиона. Икбааль и его колдуны не послушают его. Они будут слушать только меня. Ты понимаешь?
О! Моргана понимала слишком хорошо то, что он хотел сказать.
- Ты обещал им голову моего брата…
- Артур должен быть принесен в жертву.
Он хотел убрать руку, но она вцепилась в нее, хрипло произнеся:
- Нет, - Моргана сузила глаза, и слезы потекли по ее щекам. - Ты должен обещать мне, Мордред. Если ты действительно хочешь, чтобы я была с тобой. Ты должен обещать мне, что не причинишь зла Артуру.
Он отвел взгляд, сжав челюсти.
- Мордред, я тебя умоляю… - она сильнее сжала его руку.
- Он не заслуживает жизни, - ледяным тоном произнес он. – Он бросил свою корону, свое королевство. Он осмелился вернуться после года отсутствия, как ни в чем не бывало, словно его дезертирство не в счет. Он не достоин быть правителем Альбиона.
- Он мой брат! – крикнула Моргана. – Ты не можешь убить моего брата и надеяться, что я буду править с тобой! Сделай его пленником, принуди его отречься от престола, если ты действительно этого хочешь. Но, прошу тебя… пощади его жизнь! Сделай это для меня. Если не хочешь убить все чувства, что я испытываю к тебе!
Мордред дрогнул от этих слов. Потом сузил глаза и бросил на нее расчетливый взгляд.
- Отлично. Но это будет дашь на дашь. Жизнь твоего брата в обмен на жизнь Мерлина. И убьешь его ты, когда придет время. Я не хочу, чтобы он был на поле битвы. Если Мерлин будет рядом с Артуром, чтобы защищать его… размах силы, которую я вынужден буду применить, подвергнет опасности жизни всех, кто будет там. А ты же не хочешь, чтобы моя магия уничтожила несчастных подданных Камелота, не так ли? Значит, ты уберешь его с моей дороги.
Моргана в ужасе покачала головой.
- Так ты докажешь свою верность. Так ты покажешь мне, что достойна стать моей королевой. Что касается меня, в качестве свадебного подарка я подарю тебе жизнь твоего брата, и все будут довольны.
Ледяное спокойствие опустилось на Моргану. Айтуза хотела, чтобы Мерлин жил, даже если Артур должен умереть. Мордред требовал, чтобы Мерлин умер, чтобы Артур жил. Но она не верила Мордреду, когда он обещал пощадить Артура. Если она доверится ему, она будет обманута, потому что нельзя заключить договор со смертью и не быть обманутым. Моргана вздрогнула, оставаясь неподвижной, обхватив себя руками. Холод пробрал ее до самых костей.
- Тебе решать, Моргана. Помочь мне и позволить победить в Камланне без ненужных смертей. Или отказать мне в помощи и толкнуть меня на фронт одного. Выбирай быстро. Но будь уверена в одном. Если ты не найдешь способ нейтрализовать своего драгоценного Мерлина, я займусь этим сам. И тогда я убью и твоего брата тоже. Что касается тебя… я превращу тебя в демона, чтобы навсегда исчезло все, что я мог любить в тебе, и ты станешь рабыней моей воли до конца времен. Итак, скажи, ты хочешь этого? Или воспользоваться возможностью, которую я дарю тебе, искупить свои ошибки, чтобы царствовать рядом со мной, когда придет время?
Моргана молча смотрела на него, и холод внутри нее усилился. «Иногда, - говорила Айтуза, - надо просто делать, что должно». Иногда это подразумевало необходимость лжи.
- Я хочу царствовать рядом с тобой. Я хочу доказать, что верна тебе, - произнесла она, глядя Мордреду прямо в глаза.
Он вздохнул:
- Ты считаешь себя достаточно сильной, чтобы избавиться от Мерлина без моей помощи?
Моргана отвернулась и прошептала:
- Это не вопрос силы. Мерлин доверяет мне.
- Значит, ты можешь заняться им сама.
Моргана знала только одну вещь, которая могла отдалить Мерлина от Артура в начале битвы. Она была уверена, что если воспользуется ею, он последует за ней, не колеблясь. Не усомнится в ее словах. Поверит ей. А она предаст его. Заманит в ловушку. Вдали от опасности. Вдали от Камланна. Вдали от молний Мордреда. И вдали от Артура. Потому что этого просили у нее Фрея, Галаад и Айтуза. Потому что этого требовала от нее магия. Моргана дрожала, отвечая:
- Да.
- Ты убьешь его для меня, - настаивал Мордред.
«Я не убью его так, как ты думаешь, - подумала Моргана, пристально и безжизненно глядя на него. – Но в каком-то смысле то, что я сделаю, не дав ему защищать Артура, будет еще хуже. Так что – да, конечно». Она снова выдохнула:
- Да.
- Хорошо, - Мордред поцеловал ее в лоб. – Я доволен тобой, Моргана.
Она закрыла глаза. Дева Озера и Принц света предупреждали ее в источнике Эдель Терека. Она обречена предать тех, кого любила, чтобы спасти их. Мерлина, Артура, Гвен, Мордреда. Она всех их предаст – каждого по-своему. Но поскольку такова была ее судьба, поскольку у нее не было выбора, ей оставалось только склониться и идти до конца ада Камланна, играя зловещую роль, написанную для нее. Мордред был прав. Слишком поздно отступать. Оставалось только надеяться, что Айтуза правильно увидела, и что-нибудь переживет надвигающийся кошмар. Моргана далеко не была в этом уверена… но она попытается быть храброй.
Мерлин и потомство Айтузы – на первом месте.
«Какими бы ни были жертвы, - подумала Моргана, до крови кусая губы. – Прости, Артур».

Конец шестой части. Заключительная часть "Цветы разрушения": http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/ffshowfic.php?l=0&fid=83081