Глава 1Продолжение фанфика "Красный дракон саксов": http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/ffshowfic.php?l=0&fid=80238
_______________________
- Солнце светит над Камелотом! Замок просыпается! Как себя чувствует сегодня моя любимая королева?
Артур заворчал, когда в спальне раздался радостный голос Мерлина, принеся с собой его всегдашнее отличное утреннее настроение. Некоторые вещи
никогда не меняются. А вот другие - напротив… С тех пор как Гвиневра забеременела, Мерлин больше не вопил каждое утро: «Проснись и пой!» - входя в королевскую опочивальню.
Похоже, он решил полностью забросить побудку короля, пренебрегая даже вытаскиванием его из кровати. Хотя Артур и не признался бы в этом ни за что на свете, он чувствовал себя забытым. Поскольку новый утренний ритуал Мерлина был предназначен совершенно не ему. Он заключался в пробуждении Гвиневры с помощью подноса, нагруженного невообразимыми вкусностями. Свежие фрукты, жареные яйца, хрустящий хлеб, нежная ветчина, мягкий сыр сопровождались самыми изысканными пирожными, какие Мерлин только мог достать, большей частью изобилующими кремом и сахаром. Артур подозревал, что Мерлин подкупал персонал кухни, чтобы каждое утро приносить разные пирожные. Если только не создавал их сам, в каковом случае он не жаловался на воображение!
Кроме того, он никогда не забывал поставить на поднос немного свежих цветов из сада – тем утром это были лилии. Самым радостным тоном Мерлин желал своей подруге Гвен «хорошего аппетита», окидывая ее влюбленным взглядом, когда, привлеченная вкусными запахами специально для нее приготовленного великолепного завтрака, королева открывала заспанные глаза, чтобы наугад взять одну из сладостей.
Когда Артур пытался схватить что-нибудь с подноса, он получал шлепок по пальцам, сопровождаемый ворчанием: «Это не для тебя». Король не знал, как на этого реагировать. Он подозревал, что сам должен бы приносить Гвиневре по утрам вкусности. Но, глядя, как она весело поглощает все это, и не имея возможности разделить с ней трапезу под страхом быть грубо осаженным, Артур испытывал желание громко запротестовать.
- Мерлин, ты восхитителен, - вздохнула Гвиневра, прищурившись.
- Для меня удовольствие доставлять тебе удовольствие, - любезно ответил Мерлин. – Как ты себя чувствуешь сегодня? Усталость? Тошнота? Озноб?
- Ничего такого, - весело ответила она. – Мне очень хорошо.
Мерлин радостно улыбнулся, но не перестал закидывать ее вопросами:
- Хочешь, чтобы я проветрил комнату? Или сильнее натопил? Хочешь чего-нибудь особенного? Может, немного музыки? Кажется, дети любят музыку. Я встретил в городе повивальную бабку вчера вечером, и она мне объяснила, что даже в утробе матери они могут
слышать все, что говорится вокруг них… Мне это показалось очень впечатляющим… По ее словам, музыка успокаивает их и помогает чувствовать себя любимыми.
Артур зарылся головой под подушку. Он никогда не слышал ничего более смешного. Мерлин часто вел себя как девчонка, но то, как он превращается в наседку – было несколько… обескураживающе. Теперь он проводит ночи в разговорах о
детях с повитухами.
- М-м-м… я только на третьем месяце, - произнесла Гвиневра, беря пирожное.
- Слышишь, Мерлин? – подал голос завернутый в одеяла король. –
Три месяца. Еще
шесть месяцев ждать до рождения.
- О! – произнес Мерлин. – Великий король умеет
считать.
- Сомневаюсь, что у ребенка уже есть уши, - задумчиво прошептала королева.
- Конечно, есть! – Мерлин закатил глаза. – Уверен, они идеальные – как у его матери…
Гвен очаровательно улыбнулась ему.
Артур бросил взгляд из-под подушки в направлении еды и попытался воспользоваться разговором, чтобы стащить с подноса пирожное с кремом.
- Немедленно положи обратно, - шокированным тоном приказал Мерлин, обвиняюще наставив на него палец. – Как ты смеешь? Отнимать кусок хлеба у собственного
сына. Это недостойно тебя!
- Но… здесь полно других, - слабо запротестовал Артур, замерев с лакомством в руке – между подносом и ртом.
- Если ты съешь это пирожное с кремом, ты потолстеешь, - заявил Мерлин. – Это Гвен беременна – она должна набирать вес, а не ты. Ну, будь благоразумен… и положи то, что взял, обратно на поднос.
Немедленно.
- Но я
голоден! – пожаловался Артур, чей желудок яростно урчал.
- Не будь ребенком, - нахмурился Мерлин.
Артур в досаде выпустил пирожное. Гвиневра бросила на него взгляд, полный сочувствия, и у него возникло впечатление, что она – с набитым ртом – насмехается над ним. Он испустил мученический стон и натянул одеяло на голову.
- Повитуха говорит, что такое поведение очень часто встречается, - заметил Мерлин с понимающим видом. – По ее словам, многие будущие отцы боятся перестать находиться в центре внимания. Артур, хватит!
Пальцы короля замерли в нескольких дюймах от кусочка пирога.
Гвиневра спрятала улыбку, не вмешиваясь, не принимая какую бы то ни было сторону.
- Но здесь слишком много для нее одной! – воскликнул Артур, переходя в наступление.
- Если хочешь что-нибудь поесть, иди ищи сам, - возразил Мерлин.
- Но я король!
Последний аргумент Артура. У Гвиневры задрожали губы.
- Да, король обжор.
Королева рассмеялась, ревниво нависнув над своим подносом, чтобы защитить его от надвигающейся драки. После четырех лет замужества она привыкла к перебранкам Мерлина и Артура. Наблюдение за их сражениями по утрам давно не шокировало ее. Конечно, это показалось бы неуместным и неприличным кому-то другому, но в ее глазах, это просто… были
они.
Мерлин холил и лелеял ее, точно был ее матерью, и пытался узнать все, что как-либо относилось к детям. Артур весь день не отрывал от нее заботливого взгляда и часами мечтал о том, каким будет отцом. Но когда они оказывались лицом к лицу, оба немедленно превращались в детей. И Гвен любила их
такими.
Им очень повезло, что время от времени они могли побыть просто самими собой: вдали от долга, от судьбы, не король, не маг, не защитники Альбиона – просто Артур и Мерлин, такие трогательные и забавные. Гвен радовалась, что они позволяют себе быть такими в ее присутствии.
Артур прыгнул на Мерлина, чтобы задушить его подушкой. Тот издал возмущенное восклицание. Перья разлетались над матрасом.
- Попляшешь у меня, - ворчал Артур, все еще наполовину завернутый в одеяла, пока Мерлин пытался вырваться, разворошив всю кровать.
Артуру удалось прижать Мерлина, и он принялся его щекотать. Мерлин хохотал так, что начал задыхаться и попросил пощады. Но Артур
никогда не умел остановиться в нужный момент. Маг угрожающе направил на короля палец.
- Артур! Хватит, - серьезно произнес он.
- Да? И что ты сделаешь на этот раз, чтобы выкрутиться? – Артур мстительно улыбнулся.
«Не провоцируй его, ты проиграешь», - весело подумала Гвен.
Прямо над головой короля материализовалось ведро воды и опрокинулось на него. От холодной воды Артур подскочил, словно кот, брошенный в ручей, и принялся прыгать на месте, яростно отфыркиваясь. Гвен улыбалась до ушей, уплетая засахаренные яблоки. Мерлин снова захохотал, рухнув на мокрые подушки.
- Я убью тебя! Я убью тебя!
Гвен погладила живот и прошептала:
- Нет, не волнуйся…
Конечно, папа не серьезно.
- Ты сам напросился. Сир.
- Я хочу мой завтрак. Немедленно!
- Слушай, малыш, раз у тебя есть уши, - продолжила Гвен. – Эти два хулигана, которых ты слышишь – твой отец и дядя Мерлин. Считается, что они оба взрослые, но когда их никто не видит, можно подумать, что им пять лет.
В этот момент Артур как раз выпихнул Мерлина с кровати, и они, сцепившись, рухнули на пол.
- На двоих, - восхищенно уточнила Гвен для будущего принца.
***
Беременность была благословением. Гвен никогда не чувствовала себя такой цветущей. Она восхищалась жизнью, растущей в ней, и не проходило и дня, чтобы она не думала о своем сыне. Хотя он был еще невидим, Гвен чувствовала сильную и глубокую связь с ним, какой никогда прежде не испытывала. Оставаясь одна, она часто сидела, положив ладонь на живот, прикрыв глаза, дрожа от счастья, и шептала нежные слова своему ребенку. Носить в себе жизнь, чувствовать, как она вибрирует и растет, было по-настоящему волшебно. Гвен следила за малейшими изменениями в своем теле. Порой она удивлялась, что ощущает себя такой переполненной и такой безмятежной.
Не одна Гвен мечтала вслух. Эта беременность сделала и Артура по-настоящему счастливым. Может быть, больше, чем когда-либо. Он мечтал стать не таким отцом, каким был для него Утер. Отцом внимательным и нежным, который будет играть со своим сыном, подкидывать его на коленях, чтобы заставить смеяться, или утешать, обнимая, когда ему будет грустно. Когда Артур говорил об этом, он никогда не говорил о
наследнике, которому однажды передаст трон Камелота. Он не думал ни об его обучении воинскому делу, ни о его долге перед народом. Он видел только ребенка – не Артура в миниатюре, а маленького мальчика, который будет сочетать в себе их обоих. Нежность Артура, когда он говорил о сыне, трогала Гвен больше, чем она могла выразить.
- Я не хочу, чтобы он был как я, - признался однажды Артур. – У меня ушло столько времени на то, чтобы узнать, что по-настоящему важно в жизни. Я хочу, чтобы он вошел в зрелый возраст, уже понимая, что слушать свое сердце – это сила, а не слабость. Как ты и Мерлин… Я буду так горд, если он унаследует от вас непосредственность и теплоту.
Каждую ночь Артур с Гвен, лежа рядом, часами говорили о ребенке и о радости, которую принесет им наблюдение за тем, как он растет. Когда они так беседовали, сплетя пальцы, их голоса дрожали. Они смеялись, воображая первые шаги маленького принца, первые слова, первые глупости. Оба были убеждены, что это мальчик, и уже придумали ему имя: Галаад. Когда они пытались представить, каким он будет, то видели темные кудри, большие голубые глаза и слишком хорошо подвешенный язык. Он будет храбрым и упорным, как отец, великодушным и благоразумным, как мать, мудрым и неуклюжим, как Мерлин.
Днем Мерлин частенько присоединялся к их мечтам. Он говорил тогда о родах и важности образования. Было очень забавно слушать, как Мерлин разглагольствует о том, в чем совершенно не разбирается. И Артур насмехался, что все его знания по предмету чисто теоретические. Мерлин возражал, что он учился у Гаюса и знает об этом больше Артура. Артур хохотал, восклицая, что роды – область
девчонок. «И лекарей», - неизменно отвечал Мерлин. Забывая, что он-то как раз лекарем не является.
На самом деле, Гвен отлично представляла Мерлина в роли заботливой няньки, из которого озорной маленький принц будет вить веревки, заставляя носиться без отдыха – точно как его отец. Она не представляла лучшего наставника для своего сына и знала, что с Мерлином и Артуром маленький принц получит совершенное воспитание, происходящее из совершенного равновесия.
Мерлин первым благословил ее ребенка, положив руку на живот, и он был единственным, кроме Артура, кому Гвен это позволила. Ей показалось тогда, что его пальцы коснулись ребенка сквозь нее, и что с помощью магии Мерлин что-то прошептал ему, словно уже сейчас начинал его воспитывать.
- Он тебе отвечает? – спросила Гвен однажды.
- Не словами, - ответил Мерлин с детской улыбкой. – Но некоторым образом он чувствует мою магию, и ему нравится, когда она убаюкивает его. Он уже личность, хоть и крошечная. И это мой способ… сказать ему «добро пожаловать». Через прикосновение он в каком-то смысле уже знает меня.
- Мне не терпится увидеть его. Узнать, каким человеком он станет…
- Хорошим, - не колеблясь, ответил Мерлин.
- Думаешь… он будет магом? Мне этого хотелось бы. Но это маловероятно, правда? Ни я, ни Артур не обладаем магией.
- Не знаю, - признал Мерлин. – Магия очень таинственная вещь…
До сих пор беременность королевы оставалась тайной. Первые три месяца – всегда самые чувствительные, и она отложила объявление новости на более позднее время. Которое теперь наступило.
Ради этого Артур организовал большой праздничный турнир и пригласил всех рыцарей Камелота и союзных королевств участвовать в нем. В конце игр он собирался обнародовать новость.
Мерлин, конечно же, издевался над другом:
- Турнир на свадьбу, турнир для ребенка. Неужели здоровенные потные олухи, стиснутые в негнущихся доспехах, являются лучшим подарком для Гвен в честь великой новости?
- Это традиция, Мерлин, - закатил глаза Артур.
Конечно же, Мерлин
знал это. Но не мог не сделать замечание, и Артур и не ждал от него другого.
***
Палатки рыцарей, приглашенных на турнир, располагались во дворе, и толпа уже собралась на скамейках, когда Артур, Гвиневра и Мерлин вышли, готовые председательствовать на празднике. Артур не будет сегодня сражаться. Как Утер до него, став королем, он воздерживался от участия в турнирах.
Когда они пересекли Зал советов, направляясь во двор, начальник голубятни сообщил Гвен, что к ней прилетела одна из птиц Митиан. Он передал послание, и, когда Гвен взяла его, ей стало смешно. Письмо
опять было адресовано Гавейну. Они с принцессой не прекращали переписку со времени ее выздоровления в Камелоте. Гвен оказалась кем-то вроде посредника между ними. Гавейн строил из себя гордеца, но королева была уверена, что его чувства к Митиан были чем-то большим, чем мимолетное увлечение. Подруга делала вид, что не заинтересована, но Гвен достаточно хорошо ее знала, чтобы понять, что она полностью увязла. Они ухаживали друг за другом, как два строптивца – без обмена любовными клятвами или обещаниями, с намеками и шутками, предназначенными скрыть обоюдное восхищение.
Многие подумали бы, что их любовь невозможна, однако Гвен была далека от подобных суждений. Митиан в свои тридцать лет одна управляла королевством. Гавейн со своей стороны был закоренелым холостяком. Они были преданы своему долгу – ни один, ни другая не оставили бы его ради каких бы то ни было глубоких отношений. Но зачем лишать себя совместного счастья, даже если они не могли жить рядом? Гвен знала, что одиночество порой давит на плечи Митиан, и понимала, что у Гавейна под видимостью балагура и гуляки прячется доброе сердце. Она не зацикливалась на миссии свести их, но эта идея очень ей нравилась.
- Идите без меня, - сказала она Мерлину и Артуру. – Мне надо кое-что сделать – я догоню вас.
Гвен направилась к оружейной в поисках друга. Гавейн закончил приготовления к турниру, и лошадь ждала его во дворе. Увидев ее, он нетерпеливо приподнял бровь. Гвен загадочно улыбнулась:
- Вам письмо, сэр рыцарь.
- Принцесса? – нетерпеливо спросил тот.
- Нет, Томас, - весело заявила Гвен.
Разочарованное лицо Гавейна стоило всего золота мира.
- Конечно,
принцесса, - улыбнулась она. – Кто еще мог додуматься писать вам?
- У меня сейчас нет времени читать ее письмо, - ответил Гавейн, сделав вид, что ему совершенно неинтересно. – Меня ждут на турнире…
Гвиневра приподняла бровь. Гавейн неестественно улыбнулся и набросился на послание, заставив ее расхохотаться. Жадность, с которой он его проглотил, была совсем не притворной.
- Митиан, Митиан, - весело пробормотал Гавейн, закончив читать. – Как вы можете быть одновременно такой восхитительной и такой невыносимой?
- Что она пишет? – спросила Гвен.
- Вы не читали? – не поверил Гавейн.
- Нет! Я никогда бы не посмела.
- Я думал, моя королева более любопытна… - рыцарь состроил гримасу.
- Так и есть. Но любопытная – не значит нескромная. Я никогда бы не стала читать без вашего разрешения…
Гвен попыталась утащить у него послание. Гавейн сопротивлялся несколько мгновений, после чего протянул письмо добровольно.
- Вы позволите взглянуть?
- Ну, конечно.
Гвен развернула письмо:
«Дорогой Гавейн,
Со своей стороны, я всегда считала, что темное пиво лучше светлого, и я тоже нахожу его более характерным. Но, по правде говоря, я предпочитаю сильный алкоголь, когда хочу развлечься, что, увы, происходит не слишком часто. Это похоже на ваши азартные игры: зачем держать пари на мелочь, если, рискнув всей ставкой, можно много выиграть? Возможно, вы игрок, друг мой, но мелкий игрок, скажу я вам, вопреки всем вашим хвастливым речам. Есть старая поговорка, которая утверждает, что те, кто много говорят, мало делают, и после вашего последнего послания я спрашиваю себя: можно ли ее применить к вам?
Если вы сомневаетесь в моей способности противостоять вам на поле боя, я продемонстрирую ее в свой следующий визит. Я брошу вам перчатку, и будьте уверены, что состязание станет запоминающимся. Тогда вы узнаете, что некоторые женщины способны сделать с копьем. После того, как я брошу вас на землю, мы сможем поговорить обо всем остальном… в таверне, почему бы и нет? С бокалом ликера в руках.
Митиан».
- Она пишет вам, чтобы поговорить об алкоголе, азартных играх… и состязаниях? – недоуменно спросила Гвен.
Гавейн рассмеялся и ответил с бесконечным уважением в голосе:
- Вы не поймете. Эта женщина – просто ужас. У нее слишком извращенный для вас ум.
- Так же как и у вас, - довольным тоном заметила Гвен. – Мне кажется, это скорее хороший знак!
Затрубили рога, возвещая начало празднеств. Гвен должна была занять почетное место на трибунах, а Гавейн – выйти на ристалище.
- Я хочу продолжить этот разговор в перерыве, - сказала она.
- Непременно, - пообещал рыцарь, запрыгивая в седло.
