ПрологВ лесу было спокойно. Гуляющий меж древесных крон теплый ветерок заставлял зеленых гигантов петь гудящие утробные песни. Веселые птичьи трели, нисходящие к земле с крепких дубовых веток, оркестровой какофонией накрывали Лихолесье. На мягкой подстилке изо мха танцевали лучики света, а стайки маленьких сверчков тут и там задорно насвистывали летние серенады. Яркий день, светлый и, казалось бы, добрый, не предвещал в ближайшем будущем ничего страшного. Однако взорам древних открывалась иная правда.
— Считаешь, она сможет осилить уготованное? — заданный вопрос был риторическим. Анаэль прекрасно знала, что сестра справится с поставленной задачей. Однако сердце все равно томилось в тумане сомнений и тревоги. Не хотелось бы оценивать способности Красной Колдуньи, но эльфийка не могла ничего поделать с собственными страхами. Они росли и крепчали, точно так же, как будущее росло и крепчало в лучах рассвета.
— Ниар – лучший воин из нас троих, ты ведь знаешь. В том деле, что ей предстоит, наша помощь не потребуется, — Талрис беззаботно качнул головой. Его спокойный взгляд скользил по опушке, вдаль, туда, где сейчас начиналось долгое путешествие гномов к Одинокой Горе. Анаэль нахмурилась. — Она старше, умнее, опытнее.
— Знаю, братец, — бессмертная потянула на себя поводья, заставив высокого белого камаргу осторожно отступить назад. Крепкий жеребец податливо выполнил мнимый приказ хозяйки. Эльфийка, слабо улыбнувшись, нежно погладила лошадь по шее. — Но на душе неспокойно. Словно бы что-то в воздухе мешает мне дышать ровно. Можешь считать это предчувствием беды.
— Ничего не случится, сестренка, — хмыкнув, Талрис кивнул в сторону. Его гнедой шайр весело зашевелил ушами, вторя беспечности хозяина. — Ниар учили побеждать там, где победить не может никто. Она справится лучше нас с тобой вместе взятых.
Уверенность брата в успехе Ниар вдохновляла и успокаивала, хотя Анаэль никогда не восхищалась старшей сестрой, как Талрис. Да, было что-то в чудаковатой Ниар не от мира сего: сильная, жесткая и смертоносная, как моргульский клинок, она с необыкновенной легкостью ставила на колени своих врагов. Однако в сердце волшебницы царил мрак, и его Анаэль отчаянно боялась.
— Мы храним последний секрет, что еще не известен никому из Айнур. И секрет этот должен оставаться скрытым от глаз Майар до момента истины, ты ведь это понимаешь, — эльфийка нервно моргнула, ощущая, как к горлу подбирается крик. Практически теряя контроль над собственными чувствами, Анаэль попыталась понять, чем была вызвана тревога. Не находя причин беспокоиться о сестре, бессмертная сжала губы в ниточку. — С ними путешествует Митрандир. Он мудр и проницателен. Думаешь, старый маг не заподозрит ничего, встретившись с Красной Колдуньей?
Талрис улыбнулся, но почти тут же помрачнел. В его черных глазах, глубоких, как сама ночь, заискрились знакомые огоньки плохо скрываемой ярости. Как и отец, он был достаточно умен, чтобы осознавать существующие риски. А риски были огромными. Пусть время благоприятствовало осуществлению задуманных планов, пусть пока все шло гладко и успешно, многое могло измениться.
— Послушай, Анаэль, — старший брат задумчиво опустил свой взгляд к земле. Его утонченное лицо казалось бледным в свете ярких утренних лучей. Анаэль на секунду стало не по себе. Перед мысленным взором бессмертной пронеслись картины давно минувших столетий: кровавые битвы под темными небесами Мордора. Анаэль прекрасно помнила, как сама она выглядела в день падения Темного Властелина. И хоть Саурон отцом ей не являлся, смерть его бессмертную огорчила. — Митрандир сильный волшебник, но мы ведь сильнее. Мы умнее и старше, и вряд ли кто в Средиземье сможет состязаться с нами в умении мыслить наперед. Отец даровал нам огромную силу, чтобы мы смогли вернуть его к жизни после гибели Саурона. Когда Ниар достанет нам Аркенстон, мы сможем продолжить наши приготовления к возвращению отца. И когда он восстанет из небытия, наш с тобой мир преобразится.
Эльфийка не стала отвечать на последнюю реплику брата. В чем-то он был определенно прав. Каким бы подозрительным и осторожным не был Гэндальф, Ниар в любом случае могла его обыграть. В конце концов, она была старшей из Миас, сама Арда воспитала в ней хитрость. Помимо прочего, Ниар умела находить выход из самых сложных ситуаций. Будучи действительно умелым и крепким бойцом, в войне сестра приносила Саурону только долгожданные победы. Темный Властелин поступил весьма опрометчиво, отказавшись от помощи детей старшего сына Илуватара. За что и заплатил всем известную цену.
Анаэль хитро ухмыльнулась. В воздухе пахло бурей, надвигающейся на Средиземье. Забавной казалась та полусонная завеса, что окутывала мир вокруг: точно оцепеневший, он наливался красками и ждал своего часа, дабы воспылать бушующим пламенем. Никто ничего не знал об угрозе, нависшей над землями Арды. Этот простой факт убаюкивал. Все шло своим чередом – так, как и было предначертано силами высшими.
— Нам нужно найти того светлого орка с горы Гундабад, — Талрис открыто посмотрел сестре в лицо. — Без его помощи вряд ли обойтись.
— Послушай, братец, почему бы нам просто не проникнуть в Эребор? — Анаэль коротко кивнула. Ей никогда не нравились планы Ниар, но этот казался просто бессмысленным. — Смог, возможно, сильный противник, но когда-то он являлся нашим наместником в Средиземье. Силы его происходят от нас и отца нашего. Значит, он не может нас убить. Тогда зачем идти на обман, когда можно просто потребовать необходимое у слуги?
Талрис нахмурился. Видимо, мысли эльфийки вторили его собственным. Анаэль задумчиво поджала губы, вспоминая лицо Ниар. Уверенное, сухое, оно обычно ничего не выражало и оставалось пустым во время разговоров. Однако глаза старшей из Миас полыхали всякий раз, стоило беседе коснуться возвращения в Средиземье отца. Одержимая идеей воскрешения Темного Владыки, Ниар множество ночей проводила в исступленном изучении древних рукописей. Ее сосредоточенность и преданность старым устоям восхищала, но казалось Анаэль, что порой Красная Колдунья перегибала палку в своем вечном стремлении достигать поставленных целей.
— Потому что нам нужен не только Аркенстон, сестра, — Талрис поднял руку и коснулся ею груди. — Душу вернуть в мир живых можно, можно и тело сотворить для души. Но чтобы совместить их в единое целое, нужны артефакты посильнее и подревнее Аркенстона. Искомое нами сокрыто под чертогами Казад-Дума, где-то в темных лабиринтах, запертое в гномьих ларцах. Ты скажешь мне, что копи Мории для нас тоже небольшая помеха и окажешься права. Но сколько дней и ночей мы проведем в поисках, прежде чем найдем желаемое? Намного легче попросить помощи у тех, кто знает, как устроены гномьи дома.
— Не думаю, что Торин Дубощит будет благосклонен к нашей затее, — Анаэль фыркнула. Чудилось ей, что последующие события окажутся далеко не радужными. В Казад-Думе сейчас правили орки, детища Мелькора, старинные враги всех эльфов. Ужиться с этими агрессивными и кровожадными существами вряд ли было возможно. Хотя бы потому, что они не ведали слова «порядок». Во времена Саурона Ниар и Талрису приходилось командовать полчищами орков, но никто из Миас не опускался до близкого знакомства с ними. Не из соображений безопасности, а из соображений «Мы выше грязи». Ничего со времен Саурона не изменилось. — Или у Красной Колдуньи есть коварный план, в соответствии с которым упрямый наследник Дурина по собственной воле поможет нам?
Ниар никогда не делилась задуманным с младшими братом и сестрой. До ужаса осторожная, она кропотливо огораживала свои тайны от посторонних глаз. Порой такой ее подход к жизни был вполне оправдан, но иногда Анаэль казалось, что старшая Миас страдает умопомешательством. Скривив губы в ухмылке, эльфийка не без страха подумала о секретах, что все еще яростно охраняла Ниар. Кто его знает, что скрывала от вселенной осмотрительная Заклинательница Огня? Под палантином таинств могут жить ужасы, даже для Саурона слишком темные и жестокие.
Анаэль передернуло от отвращения. Нет, Ниар она любила. Но опасалась ее, как люди могут опасаться змей.
— Думаю, сестрица, Красная Колдунья точно знает, что делает, — Талрис грустно покачал головой. — Нам нужно найти бледного орка прежде, чем Ниар захочет с нами поговорить. Иначе не только Торину Дубощиту придется несладко, но и нам с тобой.
Дернув поводья, Талрис направил своего шайра в сторону от тропы. Строптивый конь ударил копытом по земле, но подчинился чужой воле. Весело помахивая хвостом, жеребец без особой грациозности двинулся к лесу. Анаэль, наблюдая за твердой и мощной поступью коня Талриса, думала об отце, которого стремилась вернуть к жизни Ниар. Благородные побуждения сестры вряд ли могли привнести в Средиземье дух добра. Напротив, успешный исход плана Ниар предвещал начало войны.
Анаэль сладко улыбнулась. Ради войны эльфийка готова была стерпеть все странности старшей сестры. Собственно, ради войны бессмертная готова была стерпеть практически все, что угодно.
Глава 1.1: Дом медведяБильбо звонко чихнул. Вдобавок ко всем напастям теперь его мучил еще и насморк. Нет, особых неудобств он не ощущал: как и говорил Гэндальф, к шумной компании гномов можно было привыкнуть. В некотором смысле хоббит даже наслаждался ею. Постоянный смех, громкое сопение и ворчание, вечно угрюмый Торин и вечно веселые Фили и Кили – разве подобная дружеская обстановка могла кому-то не понравиться? Бильбо хмыкнул, отирая нос рукавом. Прелесть, да и только. Орки, тролли, гоблины… Неожиданное путешествие уже оправдало все ожидания, и теперь хоббит мрачно гадал, чего еще можно было опасаться в будущем.
Хотя нужно было признать, что не только мистер Бэггинс мрачно поглядывал вперед, со страхом в глазах меряя силуэт Одинокой Горы. Шедший во главе всей компании Гэндальф казался хоббиту темнее осенней тучи: сосредоточенный и хмурый, волшебник что-то шептал себе под нос, искоса поглядывая то на Торина, то на Балина. Явно чем-то недовольный, маг спешно перебирал ногами, отмеряя широкие уверенные шаги. Не пытающийся ничего объяснить, Гэндальф просто вел куда-то своих подопечных. Втайне Бильбо надеялся, что Серый Странник направляется к какому-нибудь тихому и безопасному местечку, где можно было хотя бы на пару минут расслабиться. Или выпить чаю, например.
Грустно вздохнув, Бильбо в очередной раз бросил спешный взгляд на Торина. Последний лихо вышагивал за Гэндальфом, правда, прихрамывая на правую ногу. Явно измученный после неудачной битвы с Азогом, Король Эребора молча что-то обдумывал. Хоббит поджал губы, представляя себе ту боль, которую испытывал сейчас потомок Дурина. Варг бледного орка успел хорошенько потрепать Торина прежде, чем подоспела долгожданная помощь. Чудным казался мистеру Бэггинсу сам факт способности гнома идти. Но, учитывая поразительное упрямство Короля-под-Горой, ничему дивиться, пожалуй, уже не стоило.
Снова громко чихнув, хоббит остановился. Всего лишь на мгновение, чтобы дать усталым ногам немного отдыха. Ночь, да и утро, собственно, для всей компании выдались не самыми счастливыми. В определенном смысле Бильбо уже начал потихонечку привыкать к жутковатым походным условиям: отсутствие второго завтрака более не вызывало удивления, как и отсутствие завтрака вообще. Утомленность пришла к мистеру Бэггинсу вместе с пониманием незавидности собственного положения. Да, конечно, он каким-то образом сумел выжить в последнем бою с орками. Сумел даже, пускай и на мгновение, почувствовать себя героем, защищая Торина. Но все это лишь воля случая – Бильбо был более чем уверен, что во второй раз везение отвернется от него. Мысли о подобном никак не вдохновляли.
— Сейчас бы булочку съесть, — мечтательно протянул мимо проходящий Бомбур. Вздрогнув, хоббит растерянно посмотрел на тучного рыжего гнома, что наивно моргал глазами и добродушно напевал себе в усы какую-то песенку. Улыбчивый и беззлобный, толстячок легкой походкой семенил вперед. При этом взгляд Бомбура то и дело устремлялся куда-то вдаль. Бильбо улыбнулся краешками губ. Гадать не нужно было: все в компании смотрели только на нее – на Одинокую Гору.
— Тебе лишь бы че поесть, — с легкой издевкой заметил Бофур, доставая из кармана брюк маленькое яблочко. Чистенькое и блестящее, оно источало мягкий свежий аромат. Льющийся по воздуху запах явно сладкого фрукта щекотал нос и раззадоривал желудок. Сглотнув, Бильбо проводил взглядом перекочёвывающее из рук в руки яблоко. Дошедшее до Бомбура, оно тут же практически наполовину исчезло во рту прожорливого гнома.
— Благодарю, — причмокивая, толстяк отвесил небольшой поклон своему брату. Обменявшись любезностями, оба смолкли. Бильбо, наблюдая за простыми действиями гномов, с легкой завистью отметил неприхотливость компаньонов. Для счастья некоторым хватало яблока. Хоббит обрадовался бы сейчас, пожалуй, только мягкой перине и горящему камину. Представляя себе, как вытягивает ноги в удобном кресле, мистер Бэггинс задумчиво улыбнулся. Нет. Наверное, для счастья ему самому не нужны были уютный дом и забитая продовольствиями кладовка. Хватило бы простого носового платка. Банально и скучно, но факт.
Хмыкнув себе под нос, мистер Бэггинс, что так часто с гордостью восхвалял собственную любовь к тихой и мирной жизни, неспешно пошел следом за новыми друзьями. Ноги после погони продолжали истошно ныть, как и спина. Голова гудела от недосыпа, а руки в плечах почему-то наливались тяжестью. Непривычное состояние физической усталости нагоняло тоску, но, вновь и вновь встречаясь взглядами с членами небольшой гномьей компании, Бильбо убеждался в маловажности собственных проблем. Глаза гномов горели верой. И чем ближе вся компания подходила к Одинокой Горе, тем яростнее и свирепее становилась она.
Продолжая удивляться самому себе, Бильбо ускорил шаг и нагнал беседующих друг с другом Дори и Ори. Не вникая в суть разговора, хоббит махнул им рукой и продолжил идти рядом. Казалось мистеру Бэггинсу, что до Эребора идти предстояло целую вечность. А за этой вечностью путников ждал огромный огнедышащий дракон. И, возможно, смерть.
С воодушевлением Бильбо понял две вещи, размышляя о Смоге и о предстоящем сражении. Первое: смерть в огне не казалась такой уж страшной альтернативой. Второе: смерть в принципе не могла длиться долго.
Правда весьма и весьма обнадеживающая.
♦♦♦♦♦
Правда весьма и весьма обнадеживающая. Кто-то бы посмел с этим поспорить, но Ниар не сомневалась в собственных решениях и – а это главное! – в собственных убеждениях. Смелые люди всегда казались старшей Миас наиболее уязвимыми перед лицом коварства. Смелость в каком-то смысле подразумевала под собой героизм и благородство: только сильные сердцем и духом существа могут бросать вызов темной пучине смерти. А благородство это пусть и мило, но глупо. Почитаемое смертными качество, которое не может служить добром его обладателю. Оступиться может каждый, но в обмане заподозрить может только тот, кто сам обманывает. И так как обман дело подлое, придуманный Ниар план казался очень даже неплохим.
Девушка криво улыбнулась, погладив высокого черного фриза. Сильный конь довольно фыркнул, подставляя широкую морду под маленькие ладони хозяйки. Чувствуя тепло своего жеребца, Ниар прижалась лбом к его мощной шее. Почему-то близость скакуна всегда успокаивала строптивую и яростную душу Миас.
— Ну вот, Арго, скоро и наступит момент истины, — Ниар обратилась к коню так, как люди обычно обращаются к близким друзьям. По натуре своей одиночка, старшая Миас старалась не делиться сокровенными секретами с окружающими. Но верный конь не мог предать или осудить. Как обычно, Арго лишь добродушно повел ушами, вслушиваясь в мелодичный голос хозяйки. — Совсем скоро в Средиземье вернется наш отец… И, быть может, тогда нам с тобой станет жить немного легче.
Хмыкнув, Ниар несколько секунд просто стояла, с восхищением наблюдая за фризом. Потом, сдунув с лица пряди длинной челки, осторожно подтянула ремни богато вышитой подпруги. Убедившись в том, что седло крепко закреплено на спине лошади, легко вспорхнула на скакуна. В отточенных движениях старшей Миас угадывались годы практики верховой езды: маленькая и ловкая, точно ребенок, она без колебаний дернула на себя поводья, перед этим заботливо оправив хакамору на морде Арго.
Когда вороной скакун сделал широкий шаг вперед, Ниар беззаботно огляделась. Ей нравилось в Лихолесье. Да, возможно, кому-то тут стало бы дурно. Темные тропы со всех сторон окружали исполинские деревья, кронами уходящие далеко-далеко в синюю бездну небес. Хитросплетения корней испещряли лесную подстилку замысловатыми узорами, сквозь густые вензеля которых пробивалась зеленая жизнелюбивая трава. Где-то вдали свистели пташки, высокими голосками передразнивая друг друга. Тут и там порхали крохотные мотыльки, тонкими крылышками разрезая воздух. Все было окутано теплым одеялом жизни – сердце леса билось ритмично и звонко, как когда-то колокола на сторожевых башнях Дейла. Прикрыв глаза и сосредоточившись на звуках, можно было нутром почуять ту первобытную силу, что пряталась за мрачной личиной Лихолесья. Не было в ней ничего ужасающего, лишь жизнь в самом ярком ее проявлении.
Улыбнувшись своим мыслям, Ниар открыла глаза и посмотрела на запад. Оттуда должны были прибыть долгожданные гости во главе с Серым Магом. Маленькие и чудные представители веселого народца, промышляющего торговым делом. Смелые и уверенные в своей правоте, гномы Эребора понятия не имели о важности своего путешествия. Стремящиеся просто вернуть свой дом, они давали трем Миас возможность воскресить отца. Возможность вернуть утраченное некогда величие собственного рода.
— Ты ведь не собираешься причинить им вреда, чародейка?
Ниар вздрогнула от неожиданности, оборачиваясь. Подле ее жеребца стояла молодая и бойкая гномка. На удивление высокая и стройная, она, на зависть многим человеческим девушкам, могла похвастать осиной талией. Точеная стать ее и удивительная красота поразили Ниар. Приоткрыв рот в изумлении, Миас широко распахнутыми глазами оглядывала собеседницу. Одетая в богатые одежды, гномка стояла в скромной позе. Лицо свое, светлое и ничем не омраченное, она повернула в сторону, куда секунду назад смотрела сама Ниар. Длинные локоны вьющихся волос ниспадали гномке на плечи и струились по спине черной рекой, а пряди, оплетенные лентами, послушно складывались в незатейливую, но элегантную косицу. Круглые ушки на мочках украшали миниатюрные звездочки сережек, сверкающие на солнце белыми алмазными лепестками. Тоненькую шейку загадочной подгорной жительницы обвивала золотая паутина цепочки. Висящий на ней небольшой медальон искрился легкостью искусно отшлифованного металла. Прищурившись, Ниар приметила на медальоне вязь грубых рун Ангертас. Как синдарин и квенья, Миас знала кхуздул. «Бойся огня, ведь он совершенен» – гласила надпись.
— Простите, а мы знакомы? — Ниар посмотрела вниз, обращаясь к гномке. Последняя подняла голову, слегка улыбаясь. Алые губы низенькой женщины почему-то подрагивали. Миас моргнула, вновь и вновь оглядывая незнакомку. Было что-то странное в ней. И даже не сказочная красота (что для гномов уже своеобразное чудо). В глазах неизвестно откуда взявшейся собеседницы Ниар видела глубокий, сокрытый синевой свет. Словно бы маленькие солнечные зайчики плясали в том глубоком море, что ширилось в мудрых и знающих глазах гномки. Миас поморщилась. Столько веков она жила среди существ Средиземья и все равно продолжала им удивляться. Нет-нет да и могли повстречаться на пути поистине странные создания. Как эта гномка, например.
— Нет, дитя, мы не знакомы, — точно перышко легкая, подгорная жительница обошла Арго стороной и встала прямо рядом с конем, осторожно хватая поводья. Ниар, заметив последнее, не стала ничего говорить. Страха старшая из Миас давным-давно ни перед кем не испытывала. Что может напугать законную наследницу ангбандского трона? Ничего. И уж тем более не гномка. — Но, думаю, нам с тобой нужно познакомиться, так как путь тебе предстоит нелегкий. А в нелегком пути всегда нужен советчик.
Взгляд гномки на секунду стал холодным, точно лед. Синие глаза взирали на Миас из-под тонких бровей, горя жалящими сполохами тайн. Ниар скривила губы в усмешке. Кем бы ни была эта гномка, говорить она умела. Но магии за ней не чувствовалось, как и не чувствовалось ничего подозрительного. Не могла незнакомка знать ничего об Эреборе, Аркенстоне и Мории. Не могла она ведать тайны, которыми владела только Ниар. Даже черному гиганту Ородруину, дышащему огнем и пеплом, ничего не было известно о секретах Сильмарилл.
— Прощения дважды просить не привыкла, но все же – простите. Мне не нужны советчики, и путешествия я не планирую, — Ниар выдернула поводья из рук гномки и прищелкнула языком, давая понять Арго, что пора в путь. Вороной фриз без особого участия двинулся вперед, мощными ногами перешагивая через поваленные ветви деревьев. Гномка отступила в сторону, ахнув. Немного испуганная, она тут же возобладала над собственными эмоциями и вновь мягко улыбнулась. Ниар, искоса наблюдая за незнакомкой, позволила Арго ускорить шаг. Вскоре красавица-гномка исчезла из поля зрения, и вновь разумом Ниар овладело тихое и смиренное чувство покоя.
Через пару минут вороной конь вывел Миас к широкой просеке, сплошь усеянной маленькими красными цветами. Благоухающая поляна, судя по всему, была глуха к песни Осени, что семимильными шагами пересекала Средиземье. Улыбнувшись покою, что царил на просеке, Ниар слезла с седла и отпустила Арго, позволяя фризу немного порезвиться среди высокой травы. Конь, неуверенно отойдя от хозяйки, несколько мгновений оглядывался вокруг, шевеля ушами и вдыхая в себя пряный запах леса. Потом, громко фыркнув, легкой рысцой побежал вдаль. Его мягкий и сильный ход завораживал. Ниар, продолжая улыбаться, села на небольшой валун и принялась наблюдать за веселыми играми своего жеребца. Вскоре мысли Миас улетели далеко прочь от Средиземья и тех проблем, что еще только предстояло решить.
О повстречавшейся гномке Ниар забыла, хотя где-то в груди у девушки копошились тени смятения, вызванные неожиданной беседой с незнакомкой. Не отдавая себе сознательного отчета в действиях, Ниар продолжала упорно игнорировать ничем не объяснимую тревогу, снедавшую сердце. И хоть отец учил старшую Миас быть осторожной и внимательной, Красная Колдунья позволила себе забыться в чарующей мягкости Лихолесья.
До возвращения в дом Беорна времени оставалось мало, а поэтому Ниар без каких-либо колебаний решила провести оставшиеся полчаса свободы за простым любованием природой. Как существо древнее, Миас любила тишину и уединение. Как дитя войны, более прочих вещей она ценила мир. А так как сердцу Ниар редко удавалось биться в медленном ритме безмятежности, девушка пользовалась любым подходящим моментом, чтобы побыть наедине с самой собой.
Грустно хмыкнув, Миас спустилась к земле и легла на траву, подставляя свое лицо щедрым на тепло солнечным лучам. Яркий белый диск на небосклоне в тихом величии смотрел на детей Арды. Ниар, моргнув, помрачнела.
Небо было на редкость чистым и ровным. Лазурная гладь бархатным полотном стелилась по бесконечным просторам вселенной. Где-то там, вдали, зрели бури, ветра и ненастья. Дожидаясь своего часа, они оставались неприметными для взоров смертных. Ниар хохотнула.
Зачастую девственная чистота так обманчива…
♦♦♦♦♦
Зачастую девственная чистота так обманчива… Тишина, стелящаяся по низинам и взгоркам, успокаивала сердце, но не давала повода расслабляться. Торин взирал на зеленеющую даль Лихолесья с легким, едва заметным страхом в глазах. По натуре своей порывистый и не идущий на уступки, гном прекрасно знал о тех опасностях, что поджидали его и компанию в темных дебрях старого леса. И опаску смелому сердцу внушали далеко не злые и коварные существа, что могли обитать среди могучих деревьев. Торин боялся существ добрых и мудрых, тех, что обычно проявляли милосердие и сострадание к бедам окружающих. Слова, произнесенные умными и великими, находили свое пристанище в памяти гнома. Но слова эти не имели силы над желанием вернуть свой дом и порождали лишь неуверенность. Так легко быть смелым, когда цели малы и победа почти одержана. Сложно идти вперед тогда, когда в тебя почти никто не верит.
Взгляд Торина коснулся одинокой вершины на горизонте, что стремилась своими пиками дотянуться до самих небес. Призрачный силуэт Эребора в эфемерной жаре наступающего дня колыхался в воздухе, точно мираж. На удивление теплая погода охватила восточный край, и дождь, что застал путников в горах, теперь только сном чудился Королю-под-Горой. Тело, да и усталый разум, требовали покоя и свежести, но ветерок лишь изредка касался кожи своими приятными прохладными пальцами. Льющиеся с небес яркие лучики щекотали нос, а стрекот цикад в траве заставлял думать о летних прогулках и пирушках, что люди так любили устраивать в хорошую погоду.
Никакой дурак бы не отказался сейчас от отдыха, холодной кружки пива и приятной беседы. Оглянувшись, Торин застыл на месте, оглядывая лица своих верных соратников и компаньонов. Усталые, изнуренные долгим походом и опасностями, все они, наверное, мечтали о короткой передышке. Но впереди высился Эребор, за широкими вратами которого спал огромный дракон. Нахмурившись, гном опустил взгляд к траве, которая сегодня почему-то казалась зеленее обычного.
Четко и ясно Торин видел образ Смога, лежащего среди золотых барханов. Мог легко представить себе раздувающиеся ноздри дракона, почивающего под высокими чертогами цитадели. Почти физически мог ощутить ту силу и мощь, что скрывалась под толстой кожей огромного ящера. Воспоминания о прошлом были достаточно ярки, чтобы гном, прикрыв веки, мог почуять запах огня, который окутывал Эребор с приходом в него Смога. Кошмарные сцены разрушений и смерти. И далекие стоны рушащихся подпорок в коридорах, перекрываемые голосами тех, кто не успел спастись от вездесущего огненного тумана.
Скорее всего, в Эреборе его самого и друзей, что шагали рядом, ждала погибель. Торин безумно боялся наступающего будущего, но слепо боролся с собственным страхом. Не совсем понимая, оправдан риск или нет, гном просто пытался довериться своему сердцу. А оно неугомонно требовало вернуть потерянное. Будь он один, Торин бы не колебался. Но отвечать приходилось не только за себя.
Проводив взглядом племянников, Торин обернулся и пошел вперед. Нестерпимо болело всё без исключения. Хотелось пить, есть и спать. Радовала только тропинка, что вилась вперед упрямой и тугой лентой. Светлая, окаймленная по бокам пушистой травой, желтым лучиком бежала она куда-то. Шедший впереди всей компании Гэндальф спешно направлялся вниз по тропе. Вздохнув, Торин без особой радости нагнал вначале Бофура с Бомбуром, а через пару мгновений поравнялся с хоббитом. Мистер Бэггинс держался на удивление хорошо, хотя ему, как представителю спокойного Шира, все путешествие, наверное, казалось сплошной мукой. Стремление хоббита к комфорту и уюту никогда не раздражало Торина. Скорее уж умиляло и ставило в тупик, заставляя раз за разом то ли злиться, то ли удивляться. Королю-под-Горой было откровенно жаль Бильбо. Уж кому-кому, так это маленькому хоббиту нужен был отдых. И, однако, мистер Бэггинс не просил о привале и не ныл. Что странно.
Еще пару мгновений Торину понадобилось, чтобы нагнать Гэндальфа. Оказавшись за спиной у мага, гном вновь окинул взглядом длинную аккуратную тропинку, с некоторой озадаченностью заприметив вдали постепенно увеличивающийся силуэт человека, верхом едущего на лошади. Не став спрашивать у Серого Странника ничего относительно конечного пункта путешествия, Торин не без опаски начал наблюдать за приближением к компании незнакомца.
В первую очередь гном обратил свое внимание на лошадь. Конь был вороной масти, статный и явно породистый. Его лоснящаяся на солнце черная шкура казалась шелковистой. Высокий крепкий скакун с широкой грудью и сильными ногами явно ходил в любимчиках у хозяина. Длинная вьющаяся грива была кропотливо и тщательно расчесана, а некоторые пряди ее были сплетены в тонкие косы, на кончиках которых весело гремели серебряные бубенцы. Широкие копыта скрывал под собой густой черный пух. Тонкие голени закрывали ногавки, плотно окольцовывающие серебряными лентами ноги жеребца. Под скромным, но добротным седлом, Торин увидел дорогой вальтрап. Интересным показалось гному украшение упряжи. Тонкие орнаменты, шитые серебряной нитью, перечерчивали черную амуницию коня. Поджав губы, гном переключил свое внимание на седока, почему-то ожидая увидеть в лице хозяина коня какого-нибудь зажиточного купца из Эсгарота. По разумению Торина, только очень богатый человек мог позволить себе содержание столь красивого создания в столь шикарных условиях.
Ожиданиям, правда, не удалось оправдаться. Верхом на вороном красавце ехала крепкая в плечах молодая человеческая девушка. Сухопарая, она, тем не менее, не была лишена той девичьей красоты, что свойственна всем юным особам в период взросления. Аккуратная и тоненькая, она напомнила Торину хороший клинок – миниатюрный и острый. Одетая в скромные брючки и плотную кофточку, с улыбкой ехала она вперед. Без страха управляя лошадью, легкими движениями рук и ног девчушка заставляла огромного коня повиноваться себе. Под кожей незнакомки, белой и тонкой, играли молодые мышцы. Физически явно сильная, не в пример многим своим одногодкам, под стать черному жеребцу юная особа отличалась завидной статью. Пытаясь угадать рост наездницы, Торин в недоумении решил, что незнакомка была низенькой. Необычное сочетание пропорций, учитывая «человечность» забавной девушки.
Лицо загадочной особы гном смог разглядеть только тогда, когда она подъехала ближе. Широкое и немного грубое, оно поражало таинственной красотой. Молоденькое и чистенькое личико девушки словно бы светилось. Большие глаза без боязни взирали на мир, а темные полудужья широких бровей придавали образу наездницы какой-то едва уловимый шарм. Алые губы растягивала открытая улыбка, снисходительная и немного вызывающая. Короткие каштановые волосы топорщились в разные стороны, и оттого девчушка становилась только привлекательнее в свете яркого дня. Две длинные тоненькие косички, сплетенные из прядей чуть выше висков, вились вниз к шее. Крохотные ушки незнакомки на гномий манер украшали грубые металлические сережки, поблескивающие под ярким солнцем. Чем-то незнакомка напоминала разбойницу – лихую, веселую и жизнерадостную.
Когда вороной конь оказался прямо напротив Торина, гном, наконец, смог услышать его тяжелое, но резвое дыхание. Рассмотреть лошадку в подробностях Король-под-Горой не успел: черный жеребец пронесся мимо точно ветер. Пылающий жаром, быстрый и неугомонный, спустя уже какую-то секунду скакун оказался за спиной гнома, унося свою хозяйку на запад.
Пораженный странным зрелищем, Торин зачем-то оглянулся, остановившись. Не улавливая хода собственных мыслей, он попытался понять, что надеялся увидеть, смотря в спину красивой девушки. Борясь со смесью странных чувств, гном прикрыл открытый рот и неожиданно для себя понял, что черный конь замедлил свой ход, разворачиваясь.
Девушка продолжала улыбаться. Подъехав ближе, посмотрела на Торина. За завесой карих девичьих глаз искрилось любопытство. И, пожалуй, веселье. Вздохнув полной грудью, гном стал молча наблюдать за тем, как незнакомка что-то вытаскивает из сумки, что висела на седле. Необъяснимое волнение, щекотавшее изнутри, навалилось на Торина тяжелой волной. Сглотнув, он увидел, как девушка выуживает из сумки яркое красное яблоко и кидает его ему. Словно во сне, гном поймал свежий фрукт, отчего-то двигаясь совсем неловко. Потом, посмотрев на яблоко, попытался улыбнуться незнакомке, надеясь, что вместо обычного угрюмого выражения лица действительно выйдет улыбка.
Девушка, заметив его реакцию, тепло рассмеялась. Звонкий переливчатый девичий смех точно летняя песенка разлетелся по округе. Продолжая ничего не понимать, Торин посмотрел незнакомке в лицо. Последняя улыбнулась шире, подмигнула и вновь развернула лошадь к Западу, на этот раз пуская коня в галоп. Сжимая в руках ничем не заслуженный подарок, гном как вкопанный стоял на месте, наблюдая за черной точечкой на горизонте, в которую за минуты превратилась девушка на вороном коне.
— Торин, все в порядке? — немного скрипучий голос Балина вывел гнома из состояния полудремы. Вздрогнув, Король-под-Горой резко обернулся, глазами выискивая старого друга подле. Балин стоял напротив: хмурый, он смотрел на наследника Дурина обеспокоенным взглядом. Торину стало одновременно смешно и приятно. Умудренный жизнью, Балин всегда проявлял недюжее терпение к странностям молодого Короля Эребора. С легкостью он принимал все решения Торина, какими бы безумными они не оказывались. Легкость эта, скорее всего, была наигранной, но старый умный гном всегда находил правильные слова в нужный момент. Вот и сейчас Балин как нельзя кстати обратился к Торину, сам того не понимая морально поддерживая последнего.
— Да, конечно, — без промедления ответил Торин, искоса поглядывая в сторону, где уже давным-давно исчез маленький силуэт лихой наездницы. Поджав губы, Балин коротко кивнул и пошел себе дальше, не став ничего расспрашивать. Торин за оказанное внимание был благодарен, как и за такт, что Балин выказал своим лаконичным беспокойством. Хмыкнув, Король-под-Горой поднес к лицу подаренное незнакомкой яблоко.
Наливное, под солнышком оно блестело ярко-алыми красками, переливаясь и благоухая. Живой и спелый фрукт, пахнущий отчего-то медом, заставил Торина на секунду ощутить себя дома. Причин почувствовать тепло и уют не было: вокруг простирались одинокие земли востока, где-то плели свои планы враги, а Эребор все еще был далек. Но именно успокоение коснулось сердца гнома в момент, когда ядреный яблочный запах, столь терпкий и аппетитный, коснулся носа. Все тревоги показались незначительными, и мир стал похож на яркую картину, сошедшую со страниц книг о далеких путешествиях. Маленьким и пустяковым казался жест незнакомки, но в жесте этом был добрый умысел.
Улыбнувшись краешками губ, Торин сжал красное яблоко в руке. Последний раз бросив взгляд к западным далям, молодой наследник рода Дурина развернулся на месте и пошел следом за своими компаньонами и друзьями. Немного успокоившись и расслабившись, гном пытался угадать, кем же была чудесная девчушка. Не надеясь встретить ее хотя бы еще раз, Торин просто загадочно улыбался своим мыслям, думая о яблоке и о теплом солнышке, что светило с небес.
Вопреки всему, наступивший день был прекрасен.
♦♦♦♦♦
Вопреки всему, наступивший день был прекрасен. Погода смиренно давала путникам короткую передышку перед грядущими ненастьями в виде огня и битвы. Чистое небо слепило своей голубизной, а едва заметные белые барашки у северного горизонта навевали думы о наступающей осени. Тяжело вздохнув, Балин посмотрел на рядом идущего Гэндальфа. Волшебник хмуро поглядывал по сторонам, изредка бубня себе что-то под нос. Казавшийся озадаченным, маг явно что-то искал в смутной дали приближающегося леса.
— Гэндальф, скажите, пожалуйста, куда Вы нас ведете? — поинтересовался Балин, нарушив тишину, что воцарилась в группе. Не слишком-то надеясь на ответ, старый гном со скукой в глазах посмотрел в лицо Серому Страннику. Последний, опустив взгляд к собеседнику, качнул головой.
— К другу, мистер гном, — голос Гэндальфа как обычно звучал громко и уверенно. Словно бы не ощущающий страха, волшебник спешил куда-то, делая широкие и ритмичные шаги. — Нам нужен отдых, еда и помощь, какая-никакая. Знаю, что где-то тут живет один Некто. Он-то нам и поможет.
— И кем же является этот Ваш Некто? — настаивал на своем Балин. Опять же, совершенно не надеясь на ответ. Взгляд гнома скользнул чуть вперед. Где-то там поблескивала тонкая ниточка маленькой речушки. Приятное зрелище подпортили внезапно возникшие перед глазами образы предстоящей битвы со Смогом. Балину почему-то верилось, что она будет быстрой. Если вообще будет.
— Ох, он колоритная личность, — Гэндальф протянул последнее слово, как бы ставя на нем ударение. — Поистине занимательная. Образно говоря, он промышляет сменой шкур. Немного неусидчив и яростен в гневе. С ним нужно быть поосторожнее, хотя я более чем уверен, к вам он отнесется с благодушием. Впрочем, сами все увидите.
— Ну а имя у этого Некто есть? — Балин не стал расспрашивать Гэндальфа о, как выразился маг, «смене шкур». Подсознательно старый гном не желал знать, в чем крылась суть этой фразы.
— Есть, а как же без имени, — Гэндальф хмыкнул, поглаживая свою длинную серую бороду. — Если Вам, мой дорогой Балин, станет от этого легче, имя нашего будущего друга – Беорн. Он могучий воин и, по слухам, добрая душа. Нам нужна будет его помощь: припасы, лошади, в общем, все то, чем мы сейчас не располагаем. К тому же нужно будет где-то отдохнуть. Лучше всего это делать под крышей и в приятном окружении.
Не став ничего добавлять, Гэндальф ускорил шаг, ясно давая понять, что разговор окончен. Посмотрев в спину магу, Балин грустно вздохнул. После услышанного у гнома пропало всякое желание идти дальше. Сомнения относительно правдивости обнадеживающей речи Гэндальфа грызли Балина изнутри. На душе скреблись кошки. Особого выбора в вариантах действий, правда, не было, поэтому гном лишь понуро опустил плечи и поплелся дальше, глотая тревогу и примешивающийся к ней страх.
Еще через пару минут Балин оглянулся назад, выискивая в толпе Торина. К своему удивлению, гном нашел молодого Короля пребывающим в хорошем расположении духа. Загадочно улыбающийся, будущий властитель Эребора о чем-то мечтательно размышлял. Неся в одной из рук красное яблоко – и откуда оно только взялось? – Торин шел прямо, не поднимая взгляда и не оглядываясь вокруг. Нахмурившись, Балин вновь решил было спросить у него о самочувствии, но тут же передумал.
К чему, собственно? Если какие-то мысли заставляли Торина улыбаться, лишать их Короля было бы несправедливо. Радость, пусть и маленькая, все же радость.
♦♦♦♦♦
Радость, пусть и маленькая, все же радость. Королю-под-Горой не хватало улыбки, и Ниар ее гному подарила. Хохотнув, девушка поднесла очередное красное яблочко к губам, вдыхая его яростный летний аромат. Маленький медовый фрукт, слегка приправленный простой и светлой магией, обладал чудесным свойством поднимать настроение. В пасмурные дни он дарил чувство солнечной ласки, в холодные зимние стужи согревал, а в одинокие вечера успокаивал мрачные чудовища тяжелых дум.
Сидя на Арго и доедая свой завтрак, Миас думала о той забавной группе маленьких существ во главе с магом, что направлялась к дому Беорна. С трудом веря, что пятнадцать путников действительно могли отважиться бросить вызов старому дракону, Ниар вспоминала лицо Торина Дубощита. Без всяких сомнений она с легкостью определила в толпучке гномов Короля Эребора. Как и поговаривали, этот высокий и широкоплечий представитель подгорного народца обладал поистине гнетущим взглядом. Хмурый и лютый, точно волк, он смотрел на мир из-под широких кустистых бровей так, словно бы ожидал очередного удара, который могла нанести ему жизнь. По опыту Ниар знала, что таким взглядом обладают только очень добрые существа, прошедшие сложный, а зачастую и болезненный путь. Духом явно сильный, Торин Дубощит вряд ли умел колебаться и сомневаться в принятых решениях. Сухой, смелый, чем-то этот гномик напоминал Ниар старых героев давно прошедшей Первой Эпохи.
Миас задумчиво хмыкнула, съев яблоко и отбросив в сторону оставшуюся от него веточку. Торин не походил на гнома, а это казалось странным. Правда, Ниар никогда не имела дела с гномами рода Дурина, поэтому судить о внешности ей было сложно. Однозначно девушка решила для себя только одно: лицо у Короля-под-Горой было вполне человеческим. Да, грубое, как лица всех мужчин, но для гномов слишком уж… Аккуратное? Пожалуй. Острый нос, тонкие губы и большие синие глаза. И взгляд, точно удар кувалдой, прямой и тяжелый. Верно, меч этому гному был не нужен. Врагам Торина могло хватить просто брошенного на них взора, которым эреборец с легкостью мог бы убивать.
Хотя следовало признать, что улыбался молодой Король красиво. Улыбка у него получалась искренней, пусть натянутой и неуверенной. Такие улыбки редко приходилось лицезреть на лицах существ Эндора. Ниар, прикрыв веки, хмыкнула.
— Он не так глуп, как тебе кажется, чародейка…
Возглас, внезапно прозвучавший рядом, заставил Ниар вздрогнуть. Резко открыв глаза, девушка оглянулась. Голос говорящего она узнала без промедления: обращалась к ней та же гномка, что повстречалась Ниар еще в Черном Лесу. Быстро развернув фриза, Миас встретилась с холодным и расчетливым взглядом незнакомки.
— О чем Вы речь ведете, уважаемая? — ответила Ниар на пространную фразу гномки. Щурясь, девушка подсознательно прикидывала про себя то расстояние, что отделяло Лихолесье от Каррока. Как, спрашивается, маленькая женщина могла так быстро выбраться из чащи и оказаться тут, у верхних подходов к Андуину? Без резвого скакуна такая задача казалась Ниар невыполнимой, но, во-первых, гномы на лошадях не ездили, и, во-вторых, даже если бы они на них ездили, коня рядом с гномкой не наблюдалось. В груди Ниар зашевелились тени. Как и в былые времена, старшая из Миас ощущала тревогу всякий раз, стоило опасности показаться на горизонте грядущего.
Прищурившись сильнее, Ниар вновь оглядела гномку. Такая же красивая и аккуратная, как и час с лишним назад. Вряд ли даме в столь богатом платье удалось бы вырваться из цепких лап Лихолесья, не испортив наряда. Сжав губы в ниточку, девушка без страха слезла с лошади. Магии все еще не ощущалось. Ступив вперед, Ниар с нарастающим любопытством пыталась разгадать загадку незнакомки. Последняя, судя по выражению лица, не задумывала ничего злого. Тогда…
— Зачем Вы преследуете меня? — Ниар указала рукой в сторону Лихолесья. — Как Вам удалось так быстро оказаться тут? Чего Вы хотите?
— Как много вопросов, — гномка улыбнулась, опустив лицо. Сверкающие синие глаза начинали Ниар слегка раздражать. Причины раздражения девушка, правда, понять пока была не в силах. — И все они не по существу, чародейка.
— С чего Вы взяли, что?... — договорить Ниар не успела. Гномка нетерпеливо отмахнулась от девушки, точно отмахивалась от назойливой мухи. Пораженная таким жестом, Миас замерла на месте, как вкопанная. Какого...? Кем себя эта особа возомнила?
— Не лги мне, дочь Мелькора, — слова разрезали воздух словно хлыстом. Ниар, заслышав их, дрогнула, но не испугалась. Лишь улыбнулась шире. Раззадоренное не на шутку любопытство толкало вперед. Во взгляде Миас появились искорки темного огня. Сжимая кулаки, Ниар прямо поглядела на гномку. — Ты чародейка, и ты задумала недобрые вещи. Боюсь я, как бы они тебе самой не навредили, Ниар.
— Кто Вы такая? — Ниар подошла к гномке ближе, с гнетущим чувством понимая, что смотрит на подгорную жительницу снизу вверх. Как ни парадоксально, но гномка была выше. — Вы не демон и уж тем более не посланница Айну. Передвигаетесь быстро, но при этом не на коне. Если бы бежали, что точно потребовалось бы, желай Вы оказаться тут рядом со мной именно сейчас, то с Вас бы пот лил в три ручья. Гномы кто угодно, но не бегуны на длинные дистанции. Значит, Вы использовали какие-то мне незнакомые чары. И, даже если предположить, что я чего-то о волшебстве не знаю, в Вас все равно не ощущается никакой магии. Следовательно, вопрос: кто Вы такая и как Вы так быстро передвигаетесь? На орлах?
Ниар с иронией вскинула руки к небу.
— Сомневаюсь. Птицы эти хороши, но запах дичи я распознаю за мили. Так, может быть, скажете мне правду, а? Раз уж знаете, кто я и зачем пожаловала в Эннорат.
Уперев руки в бока, Ниар выжидательно воззрилась на гномку. Последняя, скрестив руки на груди, смотрела на девушку, как матери смотрят на провинившихся детей. Не понимая, что происходит, старшая из Миас ждала ответа. Не желая проявлять силы или агрессии, Ниар сосредоточила все внимание на своей загадочной преследовательнице. Вышколенные во время войны привычки и в мирное время отлично служили девушке. Мгновенная оценка ситуации позволила Ниар прийти сразу к нескольким выводам.
Во-первых, если гномка владела магией, то была явно сильнее. А это вряд ли, учитывая действительное происхождение трех Миас. Могущество, вложенное Мелькором в сердца детей, было поистине огромно и внушало страх даже самому Темному Властелину. В Средиземье существовало только два существа, которые бы смогли на равных противостоять Ниар в бою. Учитывая, что ими были брат с сестрой, опасаться конфликтов с высшими силами старшей Миас не приходилось.
Во-вторых, гномка знала о том, что жизнь Ниар даровал именно Темный Властелин. Такими сведениями могли располагать только очень древние существа. Знающие секрет эльфы давным-давно почивали в мире, осведомленные Валар вероятнее всего решили, что история о трех воинах Дор Даэделота – сказка. А кто еще из Айну посмел бы переплыть море и вмешаться в ритмичную жизнь Эндора? Ответ прост: никто. Никого судьба Средиземья уже не волновала. Лишь тени старых кошмаров клубились над этой землей, погруженной в безбрежный, но тревожный сон. Значит, гномка никакого отношения к Аману не имела. Но кем же она была?
Удивительная догадка яркой звездой зажглась в разуме Ниар. Приподняв брови, девушка в восторге посмотрела на стоящую рядом незнакомку, оглядывая ее свежим, заинтересованным взглядом. Поверить в правдоподобие своего смелого предположения Ниар пока не решалась, но все больше убеждалась она в своей правоте. Прочие догадки не были важны, так как под собой не имели никаких логических основ. Во всяком случае, материальных доказательств точно не имели.
— Так ты – дух, — широко улыбнувшись, Ниар обошла стороной незнакомку. Последняя не двигалась, позволяя Миас себя осматривать. Не удивительно. Бояться красотке-гномке явно было нечего. Убить мертвого невозможно. Изгнать тоже. В старые времена ходило поверье, что призраки умерших появляются только перед теми, кого желают оберегать. Ниар в эти россказни никогда не верила. Наверное, потому что никогда не встречалась с душами ушедших в иной мир существ. — И ты поэтому все обо мне знаешь. Ведь явилась ты не просто так, но с просьбой кого-то защитить. Отец говорил мне, что каждая душа имеет право на прошение помощи у Илуватара, в случае, если прошение действительно оправданно.
— С чего ты взяла, чародейка, что я хочу твоей помощи? — нарушила свое молчание гномка. Помрачнев, она опустила свой тяжелый взгляд к земле. Ниар покачала головой, дивясь красоте своей новой знакомой. Странным казалось, что выглядела гномка такой… живой.
— Я помню лица всех существ, что мне когда-либо встречались на пути, — Ниар остановилась. Кивнула в сторону северо-востока, туда, где возвышался над огромными полями Эребор. — Тебя я не видела раньше. А если бы и увидела, то при встрече бы отправила тебя прямиком к Намо. Мы не знакомы, а значит, ты пришла в мир живых не защищать меня. Следовательно, тебя отпустили сюда по причине веской и важной, а что может быть важнее защиты любимых?
Ниар продолжала хитро улыбаться. Опаска исчезла, исчезли сомнения. Вновь полностью владея ситуацией, Миас чувствовала себя как нельзя хорошо. С легкой жалостью поглядывая на призрака, она обдумывала свои последующие шаги. Нужно было предупредить Беорна о гостях, что к нему шли. И, конечно же, уведомить об этом Анаэль.
— Ты умнее, чем кажешься, — гномка подняла лицо к свету, и на этот раз в глазах ее Ниар увидела капельки слез. — Ты умнее, чем считают тени, вьющиеся вокруг тебя.
— Не важно, что считают тени, — старшая Миас пожала плечами, дожидаясь окончания бессмысленной беседы. Намереваясь отправить призрака туда, где ему было самое место, Ниар оглядывала окрестности. Скала была пуста, но где-то вдали бродили орки. Их смрад приносил с собой ветерок. — Важно лишь то, что считаю я. Скажи мне, дух, как ты нашла меня и откуда узнала о моем существовании?
— Если тебя волнует сохранность секрета, что защищаешь ты в течение многих столетий, можешь быть спокойна, Ниар, — гномка говорила тихо, но голос ее Миас слышала отчетливо. Так, словно бы произнесенные незнакомкой слова раздавались не со стороны, но в уме. — Никто из Валар не знает о твоем существовании. Лишь смутные образы видят они, глядя на Средиземье. И в образах этих темнота твоя теряется. Как я нашла тебя? Все просто. Шла на зов лихой песни, яркой и чистой. Вас сложно спутать с кем-то еще. В конце концов, вы уникальны.
— Это я и без тебя знаю, призрак, — заметила Ниар неучтиво. — Ты пришла в этот мир с яростным желанием кого-то защитить. И тебя в этот мир отпустили, хотя Намо явно не понимал, что творил. Знал ли он, кого ты станешь искать? Если верить тебе, то нет, не знал. Знал ли, что попытаешься вмешаться в разворачивающиеся сцены кровопролития? Да, определенно, знал. И в чем суть? Ты не можешь ничего изменить. Что суждено, то суждено. Судьбу пишем не мы, но за нас ее пишут. Никому не под силу обмануть смерть.
— Ты говоришь о вещах, непонятных мне, — гномка слабо улыбнулась. Лицо ее почему-то померкло, но не стало от этого менее красивым. Ниар молча наблюдала за духом. — Я даже не совсем понимаю, как вновь оказалась в Средиземье. Лишь знаю, чего хочу и как сильно хочу. Если ты спросишь, откуда я знаю тебя, ответить не смогу. Знание это уже было дано мне кем-то… чем-то. Поэтому прости меня, Ниар, но помочь найти ответы на интересующие тебя вопросы я не могу.
— В таком случае возвращайся туда, откуда пришла, — старшая Миас раскинула руки в стороны. — Здесь тебе делать нечего.
— Но ты сама сказала, что один раз душа может попросить помощи у Великих Айнур, кем бы они ни были… — гномка замялась. Казалось, слова давались ей с трудом. Явно смущенная и растерянная, она будто бы не знала, о чем ведет речь. Это показалось Ниар забавным. Более забавным, чем появление в Эндоре духа как такового. — А ты сильна… ужасно сильна. И тебе по силам то, чего желает моя душа.
— Я не одна из Айнур и никогда не была частью их братии, — Ниар снова пожала плечами. — Единственная цель моего существования – защита отца и его наследия. Не пойми меня превратно, дух, я не желаю им зла. Просто такова судьба.
— Слишком много значения ты придаешь этому слову, дитя, — гномка грустно покачала головой, отступая. — Время покажет. Возможно, ты сама вскоре поймешь, как многое можешь изменить лишь одним своим желанием. И хоть ты не Валиэ, силы твои соизмеримы с силами старших детей Первого Певца. А поэтому, памятуя о скрытом в тебе свете, я попрошу тебя исполнить мое желание. Защити их, убереги от бед. Полагаю, в масштабах Средиземья такая задача покажется тебе легкой. А о большем просить я не смею.
Сделав шаг назад, гномка низко поклонилась и исчезла, растворившись золотым туманом в прямых лучах солнечного дня. Наблюдая за сим удивительным действом, Ниар ощущала непостижимый прилив сил. Не сказать, что исчезновение призрака впечатлило старшую Миас: видавшая зрелища и грандиознее, Ниар пропустила мимо себя красоту исчезновения духа. Восхищение у девушки вызвал факт совсем иного рода.
Явиться к ней, к старшей наследнице Барад-Дура, могло только существо отчаявшееся, потерявшее всякую надежду. Гномка такой не казалась. Кого она опекала в группе Торина Дубощита для Ниар осталось загадкой, однако в принципе знание оного важным не являлось. Мысли старшей Миас упорно возвращались к появлению гномки рядом. Каким образом призрак выбрал себе защитника? Каким образом вырвался из-под ярой опеки Намо? Загадки, расплывчатые, как круги на воде. Качнув головой, Ниар прогнала все мысли прочь. Что бы ни происходило среди Валар, ее это не касалось. Опять же, важной была лишь конечная цель, ради достижения которой сама Ниар могла не то, что горы свернуть, но с ног на голову перевернуть всю Арду.
Вырвать кого-то из рук Эру – задача сложная. Вполне осуществимая, но крайне сложная. Этот божок, что сотворил подобия себя и других существ, заселив ими Средиземье, совершил огромную ошибку, заперев одного из сыновей своих в Авакуме. Мелькор знал о том, что рано или поздно его поймают. Знал и о том, что разгневанные Валар спустят на него всех псов. Как же… Мудрые правители и созидатели. Прославленные праотцы, давшие существам Великих Земель разум и чувства. Проповедавшие мир. Что знали они, эти прячущиеся в Чертогах Безвременья трусы, о жизни, царствующей в Эннорате? Айну, служители Илуватара, его верные рыцари Валар и Майар.
Но взгляд видящего знает о подвохах. Именно поэтому Мелькор создал детей своих, наделив их не только силой и властью, но и разумом быстрым. Обучил их военному искусству и дал дух свободный, способный судить самостоятельно и путь выбирать желаемый. Да, возможно, Темный Властелин слегка перестарался: дети его – Миас – вышли сильнее, чем он мог предположить. Да, возможно, допустил ошибку, дав им волю. Но отцу Ниар была благодарна за все. В том числе и за способность оставаться непредвзятой. Зная, что обязана Мелькору не только жизнью, но и знанием, старшая из Миас стремилась отдать ему долг. А для этого нужен был Аркенстон…
Камешек, красивый и лучистый. Простой по природе своей, но сложный внутри, в скрытой силе. Ниар загадочно улыбнулась, подходя к Арго.
Что-то в будущем клубилось, темнело и наливалось багрянцем. Страшная буря надвигалась на Средиземье. Шквальный ветер перемен грозил вырвать из земли столпы тех традиций и обычаев, что еще держали Эннорат на плаву. Далекий гром битв доносился до ушей Ниар, а за всем этим хаосом девушка видела крохотный огонек… Негаснущую искру надежды.
Глава 1.2: Дом медведя…Негаснущую искру надежды. Да, именно ее пыталась отыскать в себе Анаэль, оглядывая пустошь, что простиралась вокруг. Серая и убогая, точно предместье Кумы, она навевала эльфийке воспоминания о прошлом. Достаточно далеком прошлом, учитывая возраст младшей Миас. Впрочем, Анаэль никогда не участвовала в битвах самолично. Понятия не имея, как выглядит война изнутри, она знала только о тех шрамах, что оставались после битв на плоти матери-земли. Мертвая почва, пропитанная кровью, и догорающие куски плоти, превращающиеся в пепел. Ужасающее запустение и отчаяние.
Грустно вздохнув, Анаэль осторожно слезла с камаргу. Конь нетерпеливо взбрыкнул, тычась хозяйке мордой в плечо. Стараясь успокоить свою лошадь, эльфийка обхватила рукой поводья и начала осторожно поглаживать любимого Лиорила. Белоснежный жеребец через несколько минут стих и, казалось бы, больше не нервничал. Мирное создание, такое далекое от всего жестокого, оно много раз спасало Анаэль жизнь.
— Тише милый, тише, — полушепотом пропела эльфийка на валарине. Длинные стремительные слова слетели с языка забавной трелью. Младшей Миас нравилось это древнее наречие. В отличие от сестры, она не знала кхуздула и не владела тем множеством диалектов, что каким-то образом развились в синдарине. Зато темное наречье эльфийка знала в совершенстве, правда, не по своему желанию. — Мы тут не надолго. Подождем вестей от сестренки и уже после возьмемся за дело.
Камаргу, к счастью, ответить не мог. Хмыкнув, Анаэль отпустила поводья, не боясь, что конь убежит. Лиорил сотни лет сопровождал свою хозяйку в походах и за прошедшие годы научился понимать, чего хочет эльфийка. Вышколенный жеребец на зависть окружающим предугадывал желания своей наездницы и никого больше в мире не слушался. Анаэль этот факт радовал.
Глубоко вздохнув, бессмертная подняла свой взгляд к горизонту. Всматриваясь в лагерь орков, серым пятном маячившим вдали, бессмертная с некоторой опаской продумывала последующие шаги. Нет, самих орков Анаэль, естественно, не боялась. Но по общей договоренности дети Мелькора решили как можно реже применять магию в случаях, когда без нее можно обойтись. Сохранять тайну собственного происхождения Миас были вынуждены только до поры до времени. Ввязываться в конфликты без причин было глупо, а привлекать к себе внимание со стороны недругов – еще глупее. Конечно, они были сильны. Однако Ниар правильно рассуждала об опасности того могущества, что таилось в каждом из Миас. Во всяком случае, тактика осторожности оправдывала себя тысячи лет подряд: никто не ведал о детях Моргота, никто не знал об их силе, хотя все трое принимали непосредственное участие практически во всех сражениях, что имели место быть. Тихие и умные, Миас играли теней, что не были видны взору Айнур. Легким ветерком их влияние казалось на поле боя, но ураганом носилось оно над поверженными врагами.
«Кукловоды, — подумала Анаэль, вспоминая слова старшей сестры. — Мы мастера над тайнами. Как во времена отца нашего, так и во времена его приемника, мы лишь тени, что пляшут на стене. Шепоток тут, шепоток там, и вот уже выстроенный Барад-Дур стройным и черным мечом возносится к небесам, как памятник силам былым. Мы носим маски, и будем носить их, пока не настанет время. А пока останемся призраками, играющими в детские игры».
Ниар была искусным манипулятором. В каком-то смысле она была гением обманов и интриг. Отец часто повторял своим детям, пока они росли, что каждый из них, из Миас, обладает определенным даром. И если Талрис был сильным волшебником, а сама Анаэль нашла себя в искусстве врачевания, то Ниар, без всяких сомнений, открыла в себе наичуднейший дар убеждения. Кого и что угодно она могла заставить поверить в нужные ей вещи. И так было всегда. Без магии, без силы, лишь словом своим и логикой она могла заставить сильнейших мира сего повиноваться собственной воле. Хотите сражение? Хорошо, будет сражение. Хотите мира? Будет мир. Одно огорчало Анаэль. Любя сестру душой и сердцем, она боялась того холода, который правил разумом Ниар. Иногда могло показаться, что она добра и тепла к окружающим. Иногда – что жестока и бессердечна. Резкая смена настроения старшей Миас обычно обуславливалась единственным условием: необходимостью быть тем, кем нужно тогда, когда нужно. Такой хладнокровный расчет, способствующий эмоциональному контролю, зачастую Анаэль ставил в тупик. Потому что не всегда можно было понять, что чувствует сестренка и насколько правдивы ее слова.
Анаэль опустила взгляд. Кончики губ эльфийки поползли вниз. Воспоминания о гибели Саурона не давали бессмертной покоя. И не столько смерть этого соратника отца заставляла Анаэль вновь и вновь мыслями возвращаться в прошлое, сколько те странные вещи, что творились в Барад-Дуре незадолго до знаменательного события. Ведь, по сути, именно Миас стали зачинщиками той страшной войны. Как источник великой силы, старой мудрости и заветов Мелькора, они очень часто давали советы Саурону. В черных уголках крепости, под низкими тучами Мордора. Как наместники Моргота. Как само дыхание преисподней. Шептуны…
Эльфийка вздрогнула. Плохие мысли, глупые, никчемные, бесполезные. Подняв руку, бессмертная оглядела тонкую белую ладонь, аккуратное запястье, нежную кожу. Порой Анаэль сама с трудом признавала в себе… кого? Представителя тайной силы, что шлифовала историю Эннората? Или убийцу, которым младшая Миас, без споров, являлась? Пожалуй, и то, и другое.
В оправдание свое Анаэль всегда повторяла про себя слова старшего брата: никто не выбирает, кем родиться, когда и как. Миас не были виновны в том, что были теми, кем были. Такова была их судьба. Их предназначение, если хотите. Слабое утешение для бессмертной души, но лучше хоть какое-то, чем никакое.
Встряхнув головой, Анаэль приказала себе сосредоточиться на настоящем моменте. У эльфийки всегда это выходило лучше прочих вещей. Кропотливая, прилежная, она не могла соперничать с братом и сестрой в талантах, зато с лихвой могла обогнать их в терпеливости и ответственности. Улыбнувшись своим мыслям, Анаэль вновь вспомнила слова Ниар. Голос последней эхом разнесся в сознании.
«Познай себя. Тогда и только тогда ты сможешь понять, как действовать следует, а как – нет».
Мудрый завет великого воина, пусть никем и не почитаемого. Ниар нравилось быть невидимкой, хоть у сестры и не всегда получалось стоять в стороне от важных событий. Анаэль такой скромностью похвастать не могла. Она из кожи вон лезла, чтобы себя хоть как-то проявить. Тщетно. Но, дела давно минувших столетий. А на повестке дня – Азог.
Бледный орк, за которым Анаэль наблюдала уже минут пять, нервно вышагивал из стороны в сторону, ругаясь на черном наречье и плюясь на своих подчиненных. Высокий, сильный, он рвал и метал, как белая гроза в самом сердце ужасной бури. Жестокий и кровожадный, как и все орки, Азог забавлял Анаэль. Так много злобы в столь маленьком и смертном создании. Возможно, ненависти орка было какое-то оправдание, но Анаэль с трудом верила, что такому сильному проявлению нетерпимости вообще могло быть объяснение. Торина Дубощита эльфийка ни разу не видела (не приходилось даже мельком), но с великим сомнением бессмертная оценивала важность последнего. Что такого то гном мог сделать орку? Отрубленная рука это аргумент для мести. Но отрубленная голова деда это еще более веский аргумент для лишения конечностей своего врага. Впрочем, не суть.
Важен был лишь конечный результат. Анаэль любила войну. Погромы, пожары, убийства – да, они эльфийку приводили в состояние глубочайшей прострации. Но во время войн, именно во времена смуты и горя, она могла увидеть в Ниар и Талрисе не кого-то, но своих самых близких родственников. По иронии судьбы эти двое только после сражений позволяли чувствам возобладать над разумом. А семья… Чего стоила семья для Анаэль? Мира? Да. И не только мира. Вообще всего сущего.
А значит, проблемы Азога и Торина Дубощита были маловажными. Цена их жизней равнялась теплым улыбкам и разговорам по ночам. Открытым сердцам и – иногда – объятиям. Во всяком случае, для Анаэль война была именно ключом к темным и потайным закоулкам душ брата и сестры. Опустив взгляд, бессмертная сглотнула.
Иногда ей было одиноко. Не имея дома, не имея любимого, Анаэль только и знала, что смерть да сражения, пусть и издали. Но те секунды тепла, что приносила в жизнь бессмертной война…
Всемогущие боги, секунды те были бесценны.
♦♦♦♦♦
Всемогущие боги, секунды те были бесценны. Редкие и скоротечные моменты триумфа, которые Талрис воспринимал как личные победы над собственными слабостями. Зависть съедала изнутри и вынуждала порой совершать подлые вещи. Но убежать от нее Миас был не в силах. Точно бездумная карикатура на Ниар, всю свою жизнь он пытался вырваться из тени старшей сестры. Каждая ее удача воспринималась Талрисом как собственное упущение. Вначале он просто пытался стать похожим на старшую Миас. Потом же…
Талрис открыл глаза. Осматриваясь вокруг, он медлил. В голове неспешной речкой текли воспоминания. Мелькающие перед мысленным взором эфемерными видениями, они неопределенной силой давили на сознание. Гнетущее ощущение постоянной спешки и быстро уходящего времени сжимали сердце Талриса в тисках. Вздрогнув, Миас опустил меч. Здесь это оружие было бесполезным. Следовательно, ненужным.
Присев на корточки, чародей дотронулся рукой до земли. Холодная, она скрывала в себе спящий огонь. И, хоть Дол Гулдур казался заброшенным, в нем обитала сила. Темная, страшная, древняя. Талрис улыбнулся. Саурон, скрытный мерзавец. Анаэль в своих догадках оказалась права. А Ниар впервые прошляпила важную составляющую жизни.
Подняв взгляд к крепости, бессмертный оглядел ее серые стены, безжизненные и глухие. Каменной завесой они отгораживались от всего сущего, пряча за собой черные помыслы последнего Темного Властелина Средиземья. Овитые темным плющом, преграды из монолитных каменных глыб с высокомерием смотрели в лица неожиданным гостям, которые по незнанию или по глупости оказывались рядом.
Отряхнув руки от земли, Талрис поднялся на ноги. Угрозы для себя он не ощущал: Саурон не мог почувствовать существ, чьи силы превосходили его собственные. И, однако, факт его призрачного обитания здесь, в Дол Гулдуре, казался Миас достойным внимания. Хотя бы потому, что Владыка Мордора вел какую-то свою неспешную и темную игру, правила которой были всем трем наследникам Мелькора неизвестны. А учитывая тот небольшой конфликт, что произошел между детьми Мелькора и Сауроном перед битвой у Лугбурза, вряд ли можно было ожидать от встречи с Артано радостного воссоединения давних союзников.
Знал ли Майа о том, что его поражение от рук Исилдура носило не совсем честный характер? Пожалуй, да. Наверняка слышал тихий и нежный шепот магии, слова которой на валарине произносил Талрис перед тем грандиозным ударом сломанного меча, что отнял у Саурона тело и власть. И, пожалуй, Артано не был рад последнему сюрпризу, что преподнесли ему дети Мелькора во время сражения. С одной стороны, Саурон сам был виноват во всех бедах, что обрушились на него. Возжелав титула, которого не был достоин, этот Майа поставил точку на тех добрых отношениях, что связывали его и трех Миас. Ниар пыталась образумить Саурона. Последний, однако, был непреклонен в своих решениях. Досадные факты прошлого.
Покачав головой, Талрис вышел из теней кустарников, что скрывали его от глаз живых. Недолго думая, бессмертный приподнял в руке свой меч и без колебаний вонзил его в землю. Рано или поздно Саурон должен был заметить оружие и вспомнить о старых друзьях, что скитались по миру после его низвержения. Должен был, в конце концов, задуматься о последствиях, которые вслед любым действиям неслись раскаленными звездами к первоисточникам бед.
— Бойся нас, — прошептал Талрис на валарине, как обычно шептал слова волшебства вслед своим врагам. — Бойся, потому что мы вернулись в Эннорат.
Угроза имела силу, Миас не сомневался в правильности собственного поступка. Оставляя свой меч у крова бывшего друга, он надеялся вновь когда-нибудь повстречаться с Сауроном. Посмотреть ему в глаза и спросить, почему он, один из самых преданных соратников Мелькора, отвернулся от друзей своих и целей, что все вместе они преследовали.
Ниар не одобрила бы подобного. На поле брани старшая Миас была категорична: любая, даже самая маленькая, слабость врага тут же обращалась ею в собственное преимущество. Саурон не был другом детям Мелькора, а значит, по определению, был их врагом. Ждущий своего часа, Саурон явно намеревался вернуть былое могущество. Но, как и многие другие, он был слеп и не видел Миас. Просто не мог их увидеть, хотя бы потому, что магия детей Моргота происходила не из темноты, но из света. Наверное, узнав о том, что Миас находятся в Средиземье, Саурон возжелает отомстить им. На руку было бы оставаться в тени, но Талрис не любил хитростей. Хотелось дать Артано последний шанс.
Развернувшись, бессмертный легкой походкой пошел к своему коню. Не спеша переступая через корявые ветви, что лежали на земле, он думал о Барад-Дуре. Старая крепость создавалась магией. Очень сильной магией, нисходящей корнями своими к тайнам Сильмарилл. Цитадель Саурона, она охранялась тремя парами глаз – глазами верных детей Великого Властелина. По общему соглашению, владыкой Барад-Дура был признан Артано. Но Миас знали, что предназначалась крепость другому правителю. И что Мордором рано или поздно должен был повелевать Мелькор. Отстроить Ангбанд без помощи отца было практически невозможно. Хотя бы потому, что никто из Миас не был хорош в картоведении (не хотелось как-то менять ландшафт кардинально, но обычно вместо равнин у всех трех детей Мелькора выходили горы. Или в обратном порядке).
Хмыкнув забавной мысли, Талрис на секунду остановился. Взгляд его выхватил из теней маленький блестящий объект, скрытый за высокой травой. Нахмурившись, Миас сошел с еле заметной тропы в лесную чащу. Продираться сквозь густые заросли было не так просто, как казалось. Надоедливая мошкара черными облачками вилась вокруг, жаля и раздражающе попискивая. Кряхтя и морщась, Талрис обогнул последний куст и, выпутав ноги из густого переплетения вьюнов, остановился напротив широкого дерева, у основания полностью заросшего мхом.
Из коры исполина торчала стрела. Наконечник, отлитый из черной стали, почти полностью погрузился в мягкое тело древа. Улыбнувшись, Талрис осмотрел снаряд. Веселое бурое оперение, выполненное из перьев рыжих сов, придавало тонким длинным стрелам какой-то разбойничий вид. К кончику снаряда, прямо у основания оперения, были подвешены серебряные бубенцы. Они то и блестели на солнце, привлекая к себе внимание. Вокруг древка, под наконечником, красовалась привязанная бичевой бумажка.
— Вот же назгулова душонка, — срывая со стрелы записку, Талрис улыбнулся шире. Ниар, вездесущая и всезнающая бестия. Как же иногда раздражали ее порой слишком уж заносчивые манеры. Разворачивая тонкий пергаментный кусок, Миас прикусил нижнюю губу, сдерживая в себе смех. Да, определенно точно, старшая сестра была самодовольной и высокомерной стервой. Однако не без основания. Не восхищаться её предусмотрительности было практически невозможно.
Без промедления узнав крепкий, но пляшущий почерк сестры, Талрис поморщился. Кхуздул. Жуткий язык. Самый жуткий из всех, что пришлось выучить. Раньше бессмертному казалось, что страшнее черного наречья ничего существовать не может: Саурон как-то не слишком задумывался о красоте создаваемого языка. Однако принявшись учить Ангертас, Талрис с неудовольствием признал, что готов скорее зашить себе рот, нежели говорить грубым и каким-то рычащим языком гномов.
«Ты совершенно предсказуем, да. Но твой старый друг кажется мне ужасным и недальновидным изувером с замашками Эру. Саурон жив, не сюрприз. Мы ведь уже обсуждали это. Если хочешь, отправляйся на юг и полюбуйся на Ородруин. Старый пердун продолжает коптить в небо. Однако не советую, ибо не только мы интересуемся личной жизнью Майрона. Гэндальф не прост. Или, как минимум, не глуп. Ввязываться ни во что не стоит, потому что если и будет перепалка между силами высшими, мы должны ее избежать. Знаешь ведь, Саурон далеко не дурак. А у нас нет ни армии, ни хороших союзников с армией. Пока мы сами по себе. Не так ли?».
На необычном вопросе записка заканчивалась. Свернув ее, Талрис засунул пергаментный кусок в карман плаща. Оправив его, огляделся и пошел назад к лошади. Обдумывая слова Ниар, он пытался угадать, когда старшая Миас успела погостить в старой крепости. Определенно точно, после ее визита Саурон был осведомлен и о том, что все трое Миас были в Средиземье, и о том, что они к нему относятся недружелюбно. Для полного счастья в Дол Гулдур нужно было приехать Анаэль и высказать свое «фу» в адрес этого Майа. Чего доброго, Саурон бы свернул все свои духовные пожитки и отправился бы странствовать на восток. Одной проблемой стало бы меньше.
Ниар не боялась Саурона. Талрис знал об этом, помнил то яростное выражение лица, исказившее образ старшей Миас в момент, когда ей сообщили о смерти Майа. Ниар радовалась скорбной новости, смеялась над поверженным союзником. Но при этом опасалась его духа, памятуя о мощи, которой Майрон обладал. С колечком он был способен на многое. Но колечка не было. Была лишь скрытая сила, которую Саурон копил для возвращения в Средиземье. Но ведь и у него не было армии. На что мог надеяться Владыка Мордора?
Талрис нахмурился. Ответы были очевидными, и оттого – страшными. Помощников у Майрона всегда хватало. Найди он кольцо, мир бы тотчас изменился. Спрашивается, что мешает действовать на опережение? Собрать собственную армию и силой взять вещи, необходимые для возвращения отца. Не проблема, тоже вариант. Однако и тут Ниар рассуждала правильно. Любые действия широкомасштабного плана были бы тотчас замечены теми, кто гордо называет себя защитниками Средиземья. И разразилась бы война, на этот раз не между Сауроном и всем Энноратом, но между детьми Мелькора и всем народом Средиземья. Учитывая ту огромную силу, которой обладали Миас, сомневаться в победе было глупо. Однако Талрис помнил об участи отца. Встань Средиземье на колени перед новыми правителями, на помощь Эннорату сразу бы прискакали бравые Валар. Да, Мелькор создал Миас как оружие против Айнур. Но даже втроем они вряд ли бы могли долго противостоять всем детям Эру одновременно. Тут нужна была помощь отца, мудрый совет, грамотный подход к войне. И его хитрость. А значит армия и война хоть и вариант, но плохой. Могущество Миас всегда строилось на таинственности и невидимости. Отказываться от преимущества столь выгодного просто безрассудно.
А значит, нужно было ждать. Саурон действовал, пусть и тайно, пусть и в тени. У него явно были власть имеющие соратники. Его тихая партизанская война могла отвлечь взоры сильных, позволяя действовать тем, кто умнее. Но этот вариант был рискованным. Хотя бы потому, что Саурон никогда не выступал вперед без крепкого тыла.
В целом, пищи для ума хватало с лихвой. Хмурясь, Талрис запрыгнул на своего шайра. Добрый конь, точно каменный монумент, хладнокровно стоял посреди Лихолесья. Заслышав от хозяина короткий приказ в виде щелканья пальцев, гигантский скакун двинулся прочь от Дол Гулдура.
Наверное, все было не так уж и плохо. Талрис решил остановить свои рассуждения на этой мысли, заприметив в лесу тоненький ручеек. Погода была хорошей, впереди маячила беседа с сестрами, да и вообще, нужно было съездить в какой-нибудь ближайший город, дабы купить вяленого мяса.
Нахмурившись, Миас недовольно покопался в карманах. В одном из них, одиноко бряцая друг о друга, покоились два золотых. Печальная ситуация с деньгами заставила Талриса громко рассмеяться. Вот уж точно, ирония: одни из самых могущественных существ в Средиземье за душой имели только горсточку монеток. Ну, и две серебряные вилки. Немалое богатство, если уж на то пошло.
На жизнь хватало.
♦♦♦♦♦
На жизнь хватало. И на веселье хватало. И даже на шикарную ванную хватало, с пенкой и маслами. Меда всегда и на все хватало. Сладкий, ароматный и липкий, он находился почти везде.
Фыркнув, Ниар с легким отвращением отерла седло. Каким образом мед попал на него – вопрос интересный, но второстепенный. И так понятно: Арго вновь побывал в заботливых руках Беорна. Косолапый человек души не чаял в вороном фризе. Как будто лошадь Ниар была из золота отлита. Впрочем, Арго был не против ухода со стороны оборотня. Кому не понравится дважды в день вычесываться, купаться и есть от пуза столько овса, сколько вообще возможно? Наверное, конь чувствовал себя как в Амане, гуляя по шикарным лужайкам близ дома Беорна и резвясь среди многочисленных пони высоким и стройным красавцем.
— За пять лет холеной жизни ты, друг мой, возгордился и расслабился, — осторожно перебирая косички в гриве Арго, Ниар дожидалась прилета своих друзей. Два стриженка, которых старшая Миас три зимы назад нашла в Лихолесье, теперь служили ей посыльными. Веселые пташки, наделенные голосом, обладали тяжелым характером и порой бросались в свою покровительницу забавными шуточками. Иногда Ниар жалела о том, что спасла стрижей от голодной смерти. Говорить то они умели, но вот молчать…
Арго издал возмущенный фырк. Нетерпеливо мотнув хвостом, вороной жеребец чуть ступил вперед, вызывая своим маленьким бунтом улыбку на лице Миас. Конечно, коню не нравилось, когда говорили с ним как с откормленным и ленивым тяжеловозом. С другой стороны Арго давно не нюхал огня: последние лет пятьдесят он и Ниар только и делали, что переходили с места на место, отыскивая ответы на интересующие их вопросы. Пол последних десятка лет Миас жила у Беорна. И за это время, как и Арго, старшая дочь Мелькора успела позабыть запахи сражений, казалось бы незабываемые. К доброте и заботе легко было привыкнуть. Хотя мед действительно осточертел.
Где-то совсем рядом послышались звуки птичьих трелей. Собираясь вновь отчитать Арго за его неуемный аппетит, Ниар подняла свой взгляд к небу и с удовольствием заметила порхание пташек недалеко от себя. Легко узнаваемые голоски двух переговаривающихся друг с другом стрижей грели душу. Радовало, что птичек по дороге к Карроку никто не слопал. Магия защищала стрижат, но от всего уберечь своих подопечных Ниар не могла. Повстречайся на пути птах некто более опасный, чем охотник, и чудотворному волшебству уже было бы не по силам отвести беду от крылатых посыльных.
— Глянь туда, Прудо! Хозяйка похорошела!
— Ты прав, Гилбо! Видимо, Беорн теперь позволяет ей мыться!
— И то верно! Сейчас она не выглядит как старый плесневелый мухомор…
Покачав головой, Ниар улыбнулась. Пара стрижей не изменилась: вечно мелящие всякую чепуху, они беззаботно наслаждались жизнью. В определенном смысле Миас даже завидовала этим свободным созданиям. Они могли существовать без забот и хлопот, не ведая обманов, лиходейства и других составляющих жизни. Им не было дела до Саурона и уж тем более их не волновал плененный в Авакуме Мелькор. Все проблемы сводились к охоте на бабочек и воспитанию неокрепших птенцов.
Отойдя от фриза на шаг, Ниар рукой указала своим маленьким друзьям на седло. Вспорхнувшие чуть выше, птички тут же спикировали вниз, ловко усаживаясь на спину Арго.
— Чего ты хотела, хозяйка? — тут же спросил стриж, что потемнее. Ниар кивнула, радуясь необыкновенной прямоте птицы. Получасовой беседы о важности правильного червякового питания Миас бы не выдержала. Ей на всю жизнь хватило одного подобного разговора: встретившись со стрижами в последний раз, девушка вынуждена была дискутировать на тему диетического питания для ослабших птенцов. Конечно, Ниар много нового узнала о мотылях, гусеницах и улитках, но казалось старшей Миас, что без подобного рода просветительских диспутов можно было спокойно обойтись. Хорошо еще, что стрижи не учудили дегустационную пятиминутку.
— Нужно передать два сообщения, — Ниар подала стрижам свернутые в трубочки записки. Птицы послушно взяли их в свои маленькие лапки. — Ту, что перевязана красной лентой, доставьте Анаэль. И скажите ей, чтобы поторопилась. Ту, что черной – Беорну. И передайте, что я вернусь домой вскоре.
— Это все, хозяйка? — стрижи повернули к Ниар свои маленькие головки.
— Потом можете вернуться ко мне. Я накормлю вас и дам еды про запас. А теперь летите, друзья мои.
Ниар кивнула подопечным, и маленькие птицы с легкостью взметнулись ввысь, щебеча и играя друг с другом. Провожая их глазами, Миас с радостью наблюдала за задорным полетом ничем не обремененных существ. Солнышко играло лучиками на крыльях стрижей, проливая на них свои теплые и нежные слезы света. Ветерок подхватывал задиристую песнь птиц и уводил ее с собой в далекие дали Средиземья, точно унося любимую в края добра и негаснущего счастья. Отойдя к краю Каррока, Ниар помахала стрижам, желая им легкого полета. Позже, когда острый взгляд девушки уже не мог различить вдали силуэты непоседливых летунов, старшая Миас распростерла руки в стороны и, закрыв глаза, позволила сознанию воспарить над проблемами насущными. Нагнетающий воздух ветер с севера ерошил волосы, а поднимающийся от земли жар вызывал ощущение легкости. Прекрасный день и, если бы не дела, Ниар бы без промедления вскочила на Арго и понеслась к Андуин. Речка бы своей холодной лаской смыла бы с тела усталость, остудила бы разум и позволила бы Ниар на несколько мгновений почувствовать себя обычной. А может быть, даже свободной.
Впрочем, до вечера еще было время. Оглянувшись, Миас окинула взглядом зеленую долину, что вела к дому Беорна. Арго был быстрым скакуном, так что при желании можно было успеть везде и всюду. Ниар, ухмыляясь и не тратя больше ни секунды, подбежала к фризу и с присущей ей легкостью села на спину жеребца. Впереди лежал целый мир. Знакомый мир, старый, истоптанный и родной. Но не менее чудесный, чем тысячи лет назад…
Дернув поводья, Ниар пустила Арго галопом. Шаловливый ветер тут же запел свои песни в ушах, повествуя об истории Эннората и о героях, что покоились в объятиях матери-земли. Ритмичный бег коня завораживал, а маленькие блики у горизонта позволяли представить Ниар Аман, простирающийся за недосягаемыми пределами белым лучезарным полем. Вот она…
Свобода.
♦♦♦♦♦
Свобода. Да, именно – свобода. Дядю можно было любить хотя бы за то, что он никогда не ограничивал племянников в действиях. Может быть, опекал порой чересчур, зачастую ругал, но в целом позволял быть теми, кем им нравилось быть. Когда встал вопрос о том, кто пойдет к Одинокой Горе и когда, Кили вместе с братом первыми вызвались добровольцами. После их смелого заявления последовал долгий и местами неприятный разговор с дядей, а после этого разговора еще менее приятная беседа с матерью. Оба молодых гнома не колеблясь настаивали на своем, хотя и Торин, и Дис были весьма красноречивы в описаниях возможного исхода рискованного предприятия. Кили, моргнув, вспомнил обеспокоенное лицо матери, осунувшееся и словно бы постаревшее за те несколько дней, что предшествовали началу путешествия в Шир.
И впервые пожалел о том, что не послушался Торина. Конечно, подобные мысли – просто малодушие и трусость, но теперь, находясь совсем рядом с Эребором, молодой гном с удивительной ясностью осознал близость смерти. Ощутил ее зловонное дыхание, которое не несло с собой ничего, кроме пустоты, помноженной на вечность. В загробную жизнь верилось с трудом. Да и не хотелось в нее как-то верить.
— Ты чего притих? — Фили подошел из-за спины. Голос брата успокаивал. Подняв взгляд, Кили кивнул в сторону.
— Гэндальф сказал, что не пойдет с нами через Лихолесье, — толкучка вокруг мага росла и ширилась. Возмущенные и явно напуганные, все спутники наперебой кидались на Серого Странника. Сыпавшиеся со всех сторон вопросы листопадом накрыли Гэндальфа. Растерянный, маг пытался успокоить паниковавших искателей приключений. Кили хмыкнул. Что-что, а приключение они точно нашли. — Теперь все пытаются убедить его идти через лес с нами. Однако что-то у народа это плохо получается.
— Дела не ахти, братец, но обычно тебе подобные ситуации не мешали улыбаться в тридцать два зуба, — Фили присел рядом. Отцепил от пояса бурдюк с водой. Отпил немного и предложил брату. Вода была вкусной, Кили знал об этом. Они наполнили опустевшие меха в небольшой речушке, что попалась на пути. В ней же искупались и рядом с ней же отдохнули. Правда, недолго. — На, держи. Попей, может, станет легче.
— От воды легче не станет, но мне всегда нравился твой оптимизм, — Кили покачал головой, отказываясь от предложения брата. Фили, нахмурившись, убрал бурдюк. Он явно хотел задать какой-то вопрос, на лице было написано. Всегда чувствовавший плохое настроение брата, Фили при этом не навязывал свою помощь. За что сам Кили был ему благодарен. Опустив взгляд, молодой гном задумчиво провел рукой по своему мечу. — Мы почти у Эребора, веришь в это?
Ответ последовал не сразу. Фили смотрел вдаль, куда-то на юг, где зеленые холмы, сливаясь друг с другом, перетекали в горизонт.
— Не очень. Еще тяжелее мне поверить в то, что под Эребором спит дракон. Знаю, о чем ты думаешь, — Фили поджал губы. Его серые глаза казались темнее обычного, хотя день был ясным. — До последнего боя с орками я воспринимал весь поход как сон. Кажется, что все нормально, но чем ближе мы к Одинокой Горе, тем страшнее становится. Не поверишь, но вчера не мог заснуть. Долго представлял себе, как выглядит дракон. Пытался понять, какого это – встретить его взгляд и погибнуть, почувствовав на коже безумный жар. Представить так и не смог, зато осознал, насколько коротка жизнь.
— Я маму вспоминал, — неожиданно перебил брата Кили. Голос не дрожал, но сквозь него просачивались какие-то горькие и одинокие интонации. Не знай гном сам себя, решил бы, что слушает какого-то нюню. — Вспоминал, как она плакала, отговаривая нас. Мне тогда странным показалось, что она так сильно изменилась. Так…
— Постарела, да? — Фили кивнул. Отвел взгляд в сторону, будто пряча его. Кили захотелось улыбнуться, но не вышло. Впервые в жизни, пожалуй. — Как кажется мне, прощаясь, она уже не надеялась на новую встречу.
Слова какой-то безумной правдой свалились на плечи Кили. Интересно, что ощущает человек, отпуская детей туда, откуда они уже никогда не вернутся? Горечь? Естественно. Боль? Наверное. И боль, вероятнее всего, ни с чем несоизмеримую. Материнское сердце чутко и нежно. Чтобы сознательно отпустить двух единственных сыновей на смерть, Дис понадобилось пролить множество слез и провести несколько ночей без сна и отдыха. Ребячество…
Сглотнув, Кили вновь моргнул, прогоняя прочь слезы. Не место и не время. Встав с небольшого камня, молодой гном окинул изучающим взглядом гудящую толпу своих друзей. Высокая фигура Гэндальфа все еще находилась в гномьей оккупации – сомкнувшись плотным кольцом вокруг мага, подгорные жители не оставляли своих попыток убедить Серого Странника не покидать смелую компанию. Хотя на счет «смелой» Кили был уже не уверен.
Дядя, как ни странно, в дискуссии не участвовал. Стоя в сторонке, он одиноко поглядывал куда-то вдаль. Держа руки за спиной, спокойно слушал разговор других гномов с Гэндальфом. Как обычно беспристрастный и хладнокровный, Король Эребора с завидной стойкостью принял неожиданные заявления Серого Странника. Холодным взглядом Торин окидывал компаньонов и без каких-либо эмоций на лице наблюдал за тем, как вся бравада и иногда наигранная смелость облупившейся шелухой слетает с лиц соратников. Прищурившись, Кили оглядел Торина.
— Впечатление такое, что ему не страшно, — изрек он спустя минуту молчания, в очередной раз находя в своем учителе и опекуне пример для подражания. Фили, не ставший подниматься с насиженного места, покачал головой. Как никогда серьезный, он тепло улыбнулся. И в улыбке его было что-то пугающее.
— Уверяю тебя, ему страшно. И даже пострашнее, чем нам с тобой. Каждый из нас сам выбрал свой путь, и за свои жизни мы отвечаем сами. Но Торин был организатором похода, именно Торина мы называем своим Королем. Ему суждено править Эребором и следом за ним каждый из нас бросится в битву, если понадобится. Он отвечает не за себя, во всяком случае, не только. Жизнь каждого из нас находится в его руках и от его решений зависит судьба нашего народа. Как думаешь, страшно ли нести такую ответственность?
Кили оглянулся, встречая взгляд своего брата. Заданный вопрос не нуждался в ответе. Он лишь подчеркивал ту выдержку, которой обладал дядя. Кили задумался на секунду. Не все ведь могли пережить схватку со Смогом. Кто-то мог погибнуть. Дори. Бофур. Или же сам Кили. Да кто угодно.
Представив себя на месте Торина, молодой гном инстинктивно сжался в комочек. Наверное, сложно смотреть в лицо сестре, сыновей которой ведешь на верную смерть. И сложно это еще мягко сказано.
— А знаешь что, — Кили наклонился над братом, мрачнея. — Дай-ка мне испить водицы. Не вино, но может действительно станет легче…
♦♦♦♦♦
— Дай-ка мне испить водицы. Не вино, но может действительно станет легче…
Торин бросил косой взгляд на племянников. Ребятам было нелегко. Как и всем остальным. Орков и гоблинов можно перетерпеть, с ними можно даже сражаться, если есть оружие и противники немногочисленны. Но мысли о драконе угнетали, сбивали всякий настрой и, в конце концов, просто приводили в замешательство. Участвовавшим в войне гномам было полегче: примириться со смертью достаточно просто. К опасности привыкаешь, как привыкаешь, например, к постоянной боли в сломанной руке или ноге. Но даже опытным воинам сложно ужиться с мыслью, что смерть придет не от меча, но от огня. Хотя, кто его знает…
«Чушь, — оспорил сам себя Торин, проглатывая страх и волны паники, что бились о некрепкие стены самообладания. — Люди в Дейле истошно кричали. Охваченные пламенем, они метались из стороны в сторону, кидаясь к еще не тронутым огненным дыханием везунчикам. Смерть в огне не легче смерти от меча или стрелы. А если Смог вдруг не пожелает воздать нам огнем, то без всяких сомнений сотворит из всей компании вкусное рагу к ужину. Что не лучше».
Мысли так себе, Торин это понимал. Как понимал и то, что вся затея с походом в принципе своем безумна. Похожая на крик отчаяния, она, тем не менее, была для Торина единственным шансом вернуть Эребор. Другого такого могло и не представиться. К тому же, никто точно не знал, жил ли Смог под сводами Одинокой Горы или давным-давно покинул ее. Хотелось бы верить, что драконий дух выветрился из цитадели десятки лет назад, но интуиция говорила иное. Шестое чувство предостерегало, вопило и не давало страху ослабнуть. Помня еще, как Смог ворвался в Эребор, давя под собой бравых солдат точно глиняные фигурки, Торин с каким-то неприятным чувством в груди думал о предстоящем. Убить дракона и армии вряд ли могло быть по силам. Что уж говорить о четырнадцати маленьких путниках, которые хоть и были хороши в бою, но все равно оставались слабыми и беспомощными перед лицом столь безграничной силы.
Глупые мысли и глупые действия. Сжав губы, Торин устало отер руками лицо. Взгляд скользнул вдаль, к блестящему зеленому лугу, что простирался на мили к югу. Безбрежность и умиротворение. И кто, спрашивается, заставил его вообще подумать о возвращении в Эребор? Сумасбродство.
Моргнув, молодой наследник Дурина задумчиво оглядел горизонт. На секунду гному показалось, что вдали промелькнула какая-то тень. Встряхнув головой, Торин сделал неуверенный шаг вперед. Прищурившись, попытался что-то разглядеть. Тщетно.
«Почудилось, — решил Торин, ложа руки в карманы плаща. Дотронувшись ладонью до спрятанного в одном из них яблока, гном прикрыл веки и с осторожностью вспомнил лицо незнакомки на вороном коне. Переливчатый и звонкий смех юной, не знающей войны девушки. На секунду стало полегче. Тихонечко улыбнувшись, Торин сжал яблоко. — Кем бы она ни была, упрекнуть девчонку в отсутствии духа было бы сложно. Чтобы путешествовать тут в одиночку нужно обладать храбростью, граничащей с безумством. Удивительно».
Посмотрев себе под ноги, Торин попытался припомнить, имела ли при себе незнакомка оружие. Казалось, что нет. Впрочем, не заметить короткий кинжал Торин мог, но чем маленький клинок был способен помочь в этих краях? Сгодился бы разве что для самоубийства в случае крайней необходимости. Лихая наездница либо впервые была на востоке Средиземья, либо вообще не чувствовала страха. Но на чужестранку девушка не была похожа. Беленькая, лишенная загара кожа выдавала в крохе уроженку севера. Люди, что жили восточнее Руна, выглядели иначе. Следовательно, предположение о храбрости маленькой наездницы не было лишено смысла. Поморщившись, Торин развернулся к своим друзьям, что плотным косяком окружили Гэндальфа.
Стало как-то стыдно. Маленькая девчонка без оружия и припасов направлялась к горам, улыбаясь и смеясь незнакомцам. Как она, с виду негрозная и тихая, могла быть смелее воинов, которые не раз и не два встречались с опасностями? Бред какой-то.
— А ну хватит, — неожиданно даже для себя произнес Торин. Не повышая голоса, он все же каким-то образом заставил всех компаньонов тут же замолчать. Гномы, что еще мгновение назад осаждали Серого Странника вопросами и уговорами, удивленно воззрились на своего предводителя. Захотелось втянуть голову в плечи, съежиться и убежать куда-нибудь. Торин, преодолев это искушение, ступил вперед. — Прекратите панику и крики. Если Гэндальф сказал, что ему нужно отлучиться, быть по сему. Мы не беззащитные дети и постоять за себя сумеем. Собирайтесь и пора в путь. И, в конце концов, возьмите себя в руки. Если нам хватило сил и храбрости дойти до Лихолесья, что может помешать нам его перейти? Ничего. А значит нужно заканчивать ныть и идти дальше.
Чеканя слова, Торин обводил друзей взглядом, видя их напуганные и усталые лица. К сожалению поддержать каждого в отдельности молодой наследник Дурина не мог. И предложить соратникам что-то большее, чем ободряющее слово, был не в силах. И хоть все произнесенное и сказанное не имело под собой никаких оснований, Торин надеялся, что пока подобных наставлений должно было хватить.
Мрачно посмотрев на несколько удивленного и озадаченного Гэндальфа, Король-под-Горой прошел мимо и остановился только подле своих вещей, сложенных у покатого валуна. Подхватив в руки меч, Торин не спеша начал готовиться к очередной долгой прогулке на пути к Одинокой Горе. Все в компании после короткой отповеди Торина начали суетиться и бегать из стороны в сторону, обсуждая между собой решение Короля. Одобрения со стороны Торин, конечно, не ожидал, но выбора особого не было. Унижаться и уговаривать волшебника остаться гном не собирался. А время неумолимо текло вперед, бушующим потоком смывая все произошедшее и сказанное в темную бездну вчерашнего дня.
Сглотнув, Торин проверил крепежи меча, несколько раз себя осмотрел и стал дожидаться остальных. Посматривающий на него Гэндальф как-то загадочно улыбался, ставя наследника Дурина в эмоциональный тупик. Хотелось подойти и прямо спросить у мага, что он задумал, но Торин не торопился с действиями. Хватало и одного поспешно принятого решения. После драки кулаками не машут, старая и мудрая правда, но теперь Король-под-Горой старался думать прежде, чем приступать к действиям. Хотя, не сказать, что желание вернуть Эребор просто взяло и возникло в уме Торина. Много лет он мечтал вернуться на родину. Мечтал вернуть свой дом. Теперь мечта была близка к исполнению. А эта мысль ободряла.
Хмыкнув, Торин поглядел на восток. Яркое солнышко все еще светило с небес, хотя определенно, дни стали короче. Через пять или шесть часов должно было начать смеркаться, а яркое белое светило обещало неспешным шагом отправиться к своему ночному дому. Хотелось бы до сумерек оказаться в том месте, куда так стремился попасть Гэндальф.
Надеясь, что вскоре удастся хорошо поесть и выспаться, Торин коротко кивнул проходящему мимо Двалину. Тот ответил широкой улыбкой, которая, вопреки свирепости, была очень и очень приятной. Хохотнув, Торин подумал, что младший брат Балина едва ли пытался быть милым, а когда пытался, гримаса у гнома выходила даже более ужасающей, чем физиономия полнейшего равнодушия к окружающим, свойственная только Двалину. В потаенных уголках души побаиваясь, что обладает улыбкой, сродни улыбке старого друга, Торин отчужденно покачал головой.
Определенно точно, люди не лгали, говоря, что гномы – народец чудной. Маленькие, веселые, они, тем не менее, сохраняли в себе толику грубости и резкости. С одной стороны, здорово, конечно. А с другой стороны, наверное, лучше родиться железным молотом, чем так улыбаться. Умозаключение не слишком важное, но все же довольно забавное. Без учета его абсолютной правдивости, к сожалению.
Вздрогнув, Торин вновь вспомнил смелую наездницу. Не понимая, почему мыслями вновь и вновь возвращается к ней, Король-под-Горой вытащил из кармана яблоко. Отдав маленький подарок, девушка рассмеялась.
Любопытно – почему?
Глава 1.3: Дом медведяЛюбопытно – почему? Почему именно ее посылали на подобного рода задания? Анаэль никогда не находила в себе дипломатической жилки, но сей факт не смущал Ниар и Талриса: из года в год, из века в век они просили младшую сестру договориться то с одним орком, то с другим. Как будто сговорившись, они твердили одно и то же: у тебя доброе лицо, Анаэль; ты внушаешь доверие, Анаэль; тебе поверит любой, Анаэль. Как будто от их слов менялась сущность задания.
— Спасибо, Гилбо, — подав стрижу маленького мотылька на вытянутой руке, эльфийка спрятала записку сестры. Служившая Ниар птаха в жесте благодарности расправила крылья, поклонилась, склюнула ночную бабочку и, не задерживаясь больше на спине камаргу, взлетела к небесам, уносясь прочь. Проводив взглядом посыльного, Анаэль развернулась и посмотрела на бледного орка. Азог притих, явно истратив весь запас ярости на неделю вперед. Теперь, сидя на камне, в окружении огромных варгов, орк молчаливо глядел вдаль. Сложно было сказать, о чем думал Азог – его серые рыбьи глаза, маленько смахивающие на глаза мертвеца, холодно поблескивали из-под впалых век. Желания разговаривать с огромным орком Анаэль не испытывала. Выбора, однако, не было.
Ступив вперед, бессмертная не спеша пошла к тому возвышению, где уруки под предводительством гундабадского силача обустроили свой лагерь. Осторожно перебирая ногами, Анаэль старалась выглядеть спокойно. На самом деле хотелось смеяться. Нет, в целом ситуация бессмертную совсем не забавляла. Смешным казалась необходимость проводить переговоры. Как и всегда, подчиненным нужно было дать право выбора.
«Дай им власть, сестра. Дай им понять, что они имеют власть над собственной жизнью и что они могут выбирать. Предложи им больше власти, и они пойдут за тобой. Таков наш мир».
Еще одна стратегическая хитрость от Ниар. Сестра любила повторять, что сущее строится на сказочных постулатах о силе и могуществе. Тот, кто обладает властью, правит миром. Не найдется в Средиземье живой души, которая бы не хотела чего-то изменить в своей жизни. А значит, не найдется души, которая бы не желала иметь власти. Дать жаждущим то, чего им не хватает, все равно, что подписать негласный контракт: мы дарим вам желаемое, вы исполняете наши приказы. Но это Ваш выбор. На самом деле власть в Эндоре распределялась достаточно пропорционально: кто имел большую армию, тот и музыку заказывал. Вполне логично. Однако могущество штука тонкая. Даже очень маленькие люди могут отбрасывать длинные тени. Чем длиннее тень, тем больше возможностей обмануть противника. И все, что требуется – актерский талант. Быть слабыми в мире Миас означало быть сильными. Равенство это соблюдалось, но только в той мере, в какой было необходимо.
Орки заприметили эльфийку не сразу. Днем они видели хуже, и ориентировались, по большей части, на запахи и звуки. Привыкшая следить за собой, Анаэль давно отказалась от разнообразных благовоний. Ниар раз за разом повторяла брату и сестре: «Не только глазами мы видим, но ощущаем носом и слышим ушами. Забывать об этом не стоит. Если враг не увидит вас, он услышит. А если не услышит, то почует. Из маленьких камней строятся крепости. Мелочи важны». А ходить, не издавая звуков, эльфийка научилась еще в детстве. Мелькор частенько заставлял детей драться у рек. Стоило Темному Властелину услышать плеск воды, он впадал в ярость. Больше прочего Моргот не любил незначительных ошибок, допускаемых в сражении. Оберегая своих детей, он пытался научить их искусству не только войны, но и боя. Так что осторожность Анаэль привили еще в малом возрасте.
Несколько маленьких орков уже бежали навстречу. Немного удивленные, с боевым воплем на безгубых ртах, они неслись на якобы врага. Не оглядываясь по сторонам и как бы не замечая противников, Анаэль, не меняя темпа, шла вперед. Когда орки настигли бессмертную, эльфийку от Азога отделял один чейн.
«Шаг первый. Демонстрация силы. Позволь своему будущему союзнику понять, кто хозяин положения и что может быть в случае непослушания».
Анаэль, не разворачиваясь лицом к оркам, подняла одну руку вверх и демонстративно прищелкнула пальцами. Магия подобных действий не требовала, но…
«Шаг второй. Демонстрируя силу, приукрась свои возможности. Пусть они будут казаться более грандиозными, чем они есть на самом деле. Легкость в действиях пугает. А страх – залог кротости».
Хмыкнув, Анаэль заставила себя тепло улыбнуться и посмотреть на Азога. Бледный орк поднялся со своего места и с озадаченностью на уродливом лице наблюдал за разворачивающейся на его глазах драмой.
«Шаг третий. Исполняя трюк на публику, не стоит забывать о зрелищности. Крупномасштабность это здорово. Наш зритель требует крови».
Окружившие Анаэль орки, вооруженные пиками и мечами, после щелчка пальцами в одно мгновение упали на землю, опрокинутые волной чар. Пытающиеся подняться на ноги, они чем-то напоминали перевернутых на спины жуков: беспомощные, орки неловко дергали кривыми когтистыми лапами. У Анаэль создалось ощущение, что она попала в цирк уродцев. Еще раз взмахнув рукой, она приковала оппонентов к серой, сухой почве. Выросшие из земли вьюны по воле магии начали опутывать несчастных, сжимая их грудные клетки, раздавливая внутренние органы, иссекая плоть. На почву полилась темная густая кровь. Фонтаном брызжущая из еще живых орков, она черным вином растеклась под ногами эльфийки. Не задумываясь, бессмертная ступала по кровавым лужам, вперед, к Азогу. Бледный урук, впав в замешательство, оцепенело наблюдал за Анаэль.
«Шаг четвертый. Остановись, дай добыче отдышаться. Пусть придет в себя, пусть почует твою силу и свой страх. Это поможет в дальнейшем. Признание чужого могущества – дело не легкое».
Анаэль замерла на месте, когда от Азога ее отделяло всего пять ярдов. Опустив взгляд, она прислушалась к стихающим воплям за спиной. Все для напавших орков кончилось. Теперь их души стремительно летели в пустоту.
«Шаг пятый. Прояви уважение. Дай понять, что ты пришла с миром. Любое существо – не имеет значения, враг или союзник – достойно почтения. Соблюдай такт».
Бессмертная, сложив руки по бокам, преклонила одно колено перед Азогом. Так Миас выказывали уважение. На оба колена они не становились никогда.
«Шаг шестой. Жди. Терпение вещь окупаемая».
Минут десять ничего не происходило. Анаэль терпеливо вслушивалась в гортанное дыхание варгов, до безумия огромных и, с виду, кровожадных. Представляя себе, сколько людей может положить одна такая собачка, бессмертная ощущала первобытный и неистребимый страх перед волками. Хотя, по сути, ей нечего было бояться. Вряд ли что-то в Средиземье могло навредить детям Мелькора. Клыки и когти убивали только существ из плоти и крови. Природа Миас зиждилась только на свете.
— Чего тебе надобно? — Азог заговорил неожиданно, испуганно, резко. В произносимых им словах слышалась легкая паника. Не удивительно. Редко смертным удавалось лицезреть магию Миас собственными глазами. Обычно дети Мелькора принимали чужой облик во время битв, чтобы оградить лица свои от взоров Майар. В этот раз Анаэль решила обойтись без маски. Ниар одобрила.
«Шаг седьмой. Тебе зададут вопрос. И вопрос этот будет скорее способом защиты. Собеседник, ошеломленный и испуганный, захочет избавиться от твоего общества как можно скорее. Единственным его желанием станет уединение. Не дай возможности говорящему отгородиться. Вместо кнута теперь используй пряник. Покажи, что ты друг».
— Я пришла к тебе с миром, Азог. У меня нет меча или лука, моя душа открыта перед тобой. И, как посланник твоего друга и покровителя, я принесла тебе весточку. Нам стало известно о твоей проблеме, и мой понимающий хозяин сопереживает тебе. Мы знаем о Торине Дубощите. И мы знаем, какой участи ты ему желаешь. Хотелось бы спросить: нужна ли тебе помощь, Владыка Мории?
«Шаг восьмой. Кем бы ни был твой собеседник, он захочет узнать твое имя. Скажи правду. Он не поверит, но спорить ни с чем не станет. Проявленная тобой сила станет лучшим аргументом в пользу продолжения дискуссии. Помни о том, что собеседник – не дурак. Он будет следить за тобой, зная, что ты сильнее. И будет крайне осторожен».
— Кто ты такая, эльфийка? — Азог отступил на шаг назад, растерянно и без всякой былой ярости осматриваясь по сторонам. Верные слуги бледного орка, разбежавшись кто куда, наблюдали за беседой издали. Анаэль почти чувствовала их страх, несносной вонью повисший в воздухе. Хмыкнув, бессмертная поднялась с земли и встретилась взглядом с Азогом.
— Мое имя – Анаэль. У меня много других имен, но меня ты можешь называть этим. Я являюсь глашатаем сестры своей, твоего вечного друга и защитника на землях Эннората. Представляя вечную силу и могущество отца своего, Темного Владыки Средиземья Моргота, приветствую тебя, Азог.
На пустоши повисло гробовое молчание. Орк вновь сделал шаг назад. Лицо его перекосила ужасная гримаса. Пока явно не осознающий происходящего, он обессиленно покачивал головой. Типичная картина. Анаэль видела подобные сцены не раз и не два за всю свою долгую жизнь. Нужно было дать орку время понять, что его не разыгрывают. И что все вокруг – отнюдь не сон.
«Шаг девятый. Твой собеседник впадет в легкую прострацию. Не дай ему замкнуться в себе. Дай понять, что обладаешь властью и власть представляешь. Сделай ему предложение и отпусти. Теперь выбор только за ним».
— Что… Что вы хотите от меня? — моргнув, орк снова попятился. Какой же «храбрец». Почуяв опасность, тут же вознамерился бежать. Наверное, Торин Дубощит отдал бы многое, чтобы увидеть своего извечного врага в таком состоянии. Талрис говорил, что в минуты тревоги все живые существа имеют возможность узнать свое истинное лицо. Азог симпатичным не оказался. Бледный орк с горы Гундабад являлся простым и циничным трусом.
— Лично от тебя мы ничего не хотим, Азог, — Анаэль произносила слова медленно, нараспев. Черное наречие с ее уст слетало успокоительной колыбелью. Держась уверенно и чувствуя себя всевластной среди стайки перепуганных уруков, бессмертная улыбалась. — Мы лишь помочь тебе хотим, гундабадский завоеватель гномьих царств. Ты гоняешься за Торином Дубощитом который год подряд, а этот наследник Дурина с легкостью умудряется всякий раз выскальзывать из твоих лап. Мы можем помочь тебе раз и навсегда разделаться с этим гномом. При этом тебе не понадобится ловить наследника Эребора. Он сам придет к тебе, встав перед вратами Мории. Сам постучится к тебе в дверь и зайдет в твой дом. И радоваться будет тому, что оказался подле врага своего.
Опустив голову, Анаэль наблюдала за быстро меняющимися эмоциями, что отражались на лице Азога точно в зеркале. Испуг стремительно сменился яростью. Ту сменили собой подозрительность и опаска, сквозь которые проскальзывал вновь нарастающий ужас. Вслед им понеслись догадки, грозовыми облаками пляшущие в серых глазах бледного орка. И, наконец, над всем этим эмоциональным хаосом восторжествовала заинтересованность.
Где-то минут пять вновь ничего не происходило. Повисшая тишина, что неразрушимым барьером стояла между Анаэль и Азогом, была прервана неожиданно и резко. Хриплый голос орка грозным рыком пронесся по пустоши.
— И если я соглашусь принять ваше предложение, что вы потребуете взамен оказанной услуги?
Анаэль улыбнулась. А Азог не полный болван. Быстро соображал, что к чему. Конечно, несчастный понятия не имел, с какими силами связывался. Что ж. Время вскрывать карты.
«Шаг десятый. Твой собеседник начнет торг. С этого момента – он твой с потрохами».
Десять ступенек по направлению к сотрудничеству. Инструкция разработана и выдана Ниар. Сестренка соображала в нравах существ Эндора, с этим спорить не стоило. Хмыкнув, бессмертная пошла по направлению к Азогу.
До заката хотелось отдохнуть.
♦♦♦♦♦
До заката хотелось отдохнуть. Присесть на лужайку, раскурить трубку, немного подремать. Погода к подобным занятиям вполне располагала, так что мысли Бильбо были далеко не безосновательными. Огорчало лишь отсутствие лавок в обширном поле клевера, которое окружало путников со всех сторон.
Поджав губы, хоббит сбавил шаг. Компания гномов плотной толпой стояла подле Гэндальфа. Волшебник оглядывался по сторонам, окидывая изучающим взглядом роскошные просторы клеверных угодий. Ровные ряды красных цветов, вперемешку с цветами белыми и розовыми, тянулись тонкими стеблями к солнцу. Над всем этим благоухающим великолепием вились тучки огромных пчел. Размером с больших бабочек, они чем-то напоминали маленькие пушистые полосатые шарики из шерсти. Постоянное жужжание их крыльев наполняло воздух непрекращающимся гулом.
— Мы уже совсем рядом, — изрек Гэндальф, наконец. Подойдя ближе, Бильбо встал по правую руку от мага. Взгляд мистера Бэггинса тут же приковали к себе аллеи огромных ульев с соломенными крышами, что тянулись вдаль тонкими аккуратными рядочками. За ними возвышалась живая изгородь. Посмотреть, что было за ней, хоббит был не в силах. Высокие тёмно-зелёные стены даже Гэндальфу не позволяли заглянуть за изумрудную завесу. — Вам лучше тут обождать…
Обернувшись к гномам, волшебник начал как по писаному проводить небольшой инструктаж. Не вслушиваясь в произносимую им речь, Бильбо отвернулся и вновь посмотрел на изгородь. Ее размеры внушали опаску: не представляя, кто мог жить за такой стеной, мистер Бэггинс почувствовал легкое волнение. Живот неприятно крутило, как бывало всегда, когда хоббит ощущал страх. Нервно сглотнув, Бильбо обернулся назад. Гномы внимательно слушали Серого Странника, не переча ему, не споря. В этот раз все подгорные жители вели себя крайне смиренно, что хоббита, откровенно говоря, озадачило. Не совсем понимая, почему упрямые и несговорчивые друзья вдруг стали такими покладистыми, Бильбо с удивлением обнаружил, что дрожит.
— … и так, пойдемте со мной, мистер Бэггинс, — Гэндальф обратился к хоббиту резко. Пропустив момент окончания долгих и монотонных указаний волшебника, Бильбо, словно во сне пошлепал за ним, понуро опустив плечи. Проходя мимо ульев, стоящих близ тропы, маленький хоббит почувствовал себя крайне неуютно. Все вокруг казалось уж чересчур большим. Добрые друзья остались за спиной – кротко стоя у дороги, гномы мрачно поглядывали друг на друга. Их былое веселье куда-то улетучилось. Впервые мистер Бэггинс пожалел о том, что чудной народец стих.
Совсем скоро Гэндальф свернул, и теперь вместе с хоббитом шагал вдоль изгороди. Бильбо решил, что волшебник искал ворота. Впрочем, долго идти не пришлось: высокая и широкая деревянная калитка поджидала путников в пятидесяти шагах от тропы. За ней виднелся шикарный сад, несколько деревянных построек и низенький жилой дом. Как оказалось, за изгородью тоже стояли ульи: их островерхие крыши ровными шпилями украшали пчелиные домики.
— Ну что ж… — толкнув дверцу ворот, Гэндальф пропустил вперед Бильбо. Совсем оробевший, хоббит осторожно ступил на выложенную камнем тропу, что вилась среди деревьев к дому хозяина всего пчелиного сада. Волшебник последовал следом. Пройдя только на ярд вперед, путники повстречали двух лошадей. Холеные, красивые, они встретили мага и хоббита, оглядели и, развернувшись, куда-то рысцой ускакали. Их умные морды почему-то Бильбо смутили. Казалось, однако, что лошадки эти были далеко не простыми.
— Они доложат ему о прибытие гостей, — пояснил Гэндальф, заметив, с каким откровенным любопытством хоббит оглядывает лошадей. — Беорн любит животных и умеет разговаривать на их языке.
— Замечательно, — протянул Бильбо без энтузиазма в голосе. — А почему гномов-то оставили за изгородью?
— Потому что хозяин всех этих пчел не слишком уж радушен, — объяснил маг и кивнул вперед. — Пошли.
Когда на пути, наконец, оказался дом, хоббит с волшебником очутились внутри небольшого двора, образованного маленькими деревянными постройками. Посреди него, прямо на лоснящейся зеленой траве лежал огромный ствол дуба, а над ним возвышался гигантский человек. Обладающий густыми черными волосами и такой же густой черной бородой, он с улыбкой взирал на незнакомцев, что пожаловали к нему в гости. Опираясь на гигантских размеров топор, хозяин дома без подозрительности в глазах смотрел на Гэндальфа. Стоящие рядом с ним лошади выжидательно потряхивали поднятыми вверх ушами.
— Все в порядке, — сказал человек глубоким басом, обращаясь к резвым скакунам. — Идите. Кем бы ни были наши гости, вред они причинить вряд ли сумеют.
С этими словами добродушный с виду хозяин ульев поднял топор вверх и со свистом опустил его на дерево, всаживая лезвие почти до самой рукояти в твердую плоть могучего дуба. Наблюдая за сим действом как Бильбо, так и Гэндальф ощутили небольшое искушение развернуться и пойти прочь. Впрочем, на счет волшебника хоббит не был уверен. Лицо Серого Странника нисколечко не переменилось: лишь улыбка мага немного померкла, а уголки губ потянулись вниз. Хотелось бы верить, что Гэндальф тоже испытывал легкий страх. Справедливости ради.
— Прошу в дом, господа, — огромный человек, одетый в шерстяную тунику, протянул свою лапищу в сторону. Прикидывая про себя рост того, кого волшебник называл Беорном, Бильбо нехотя признал, что с легкостью сможет пройти меж ног последнего, не задев головой края его одеяний. — Там и поговорим.
Кивнув в ответ, Гэндальф вновь пропустил Бильбо перед собой. Хоббит за оказанную честь благодарить Серого Странника не желал. Проклиная про себя все приключения разом, мистер Бэггинс всеми усилиями воли боролся с собственными страхами.
А они, к сожалению, были огромны.
♦♦♦♦♦
А они, к сожалению, были огромны. Да, именно так – огромны. Большие такие, деревянные, с соломенными крышами. Ниар передернуло. Никогда она не любила пасеку. Стаи гигантских пчел вызывали в душе Миас неосознанный страх. Представить себе, к каким последствиям может привести укус одной такой трудяги девушка могла без особых проблем. Беорн частенько просил помочь ему в сборе меда, поэтому общаться с полосатым жужжащим населением старшей Миас приходилось вплотную и с завидным постоянством. Порой пчелы чванились и нет-нет, но норовили ужалить своих хозяев. Поэтому хотя бы раз в год Ниар приходилось ездить по Лихолесью с опухшим глазом или, и того хуже, раздутым носом. Подозревала девушка, что в такие моменты она выглядела как маленький уродливый тролль.
Хмыкнув, Ниар оглядела компанию гномов, что копошилась у ульев. Выглядящие одиноко и растерянно, смешные подгорные жители явно чего-то ожидали. Наверное, своего волшебника, который наверняка сейчас вешал лапшу на мохнатые уши Беорна. Гэндальфу было невдомек, что у косолапого оборотня была в подручных ищейка получше любой собаки. Впрочем, на исход разговора между Беорном и Гэндальфом осведомленность медведя никак повлиять не могла. Будучи достаточно добрым, чтобы не отворачиваться от чужих проблем, хозяин местной пасеки вряд ли мог отказать в приюте несчастным путникам.
— Давай Арго, домой, — попросила коня Ниар, отпуская поводья и расслабляя руки. Вороной красавец неспешно двинулся вперед по широкой тропинке. Иногда пофыркивая, фриз самозабвенно поглядывал из стороны в сторону. Его черную гриву развевал ветерок и он, явно наслаждаясь всем происходящим, иногда издавал еле слышимое ржание.
На все про все у Ниар ушло три часа. За это время она успела отослать послание Анаэль, искупаться в Андуине и даже немного позагорать. Солнечный свет никак не желал касаться девушки своим чудотворным дыханием. Вечно беленькая, она желала когда-нибудь обрести цвет кожи, отличный от привычного тона «бледной поганки». Но, видимо, не судьба. Грустно вздохнув, старшая Миас вновь посмотрела на гномов.
Эти мальцы оказались достаточно расторопными. Пока сама Ниар валялась где-то на берегу речки, эреборские кузнецы да рудокопы, судя по всему, без отдыха топали вперед. Сама Миас не надеялась увидеть гномов у дома Беорна еще как минимум часов пять (втайне она хотела немного поспать на лавках в саду друга). С планами вышла промашка. На этот раз вздохнув еще грустнее, Ниар подняла голову и заставила себя улыбнуться. Широко улыбнуться, приветливо. В конце концов, она собиралась поздороваться не с кем-то, но с храбрецами, что собирались убить Смога.
Оказавшись в десятке шагов от всей компании гномов, Ниар увидела, как подгорные жители одновременно оборачиваются к ней. Оценивающие недоверчивые взгляды скользили по Арго, да и по самой Ниар, как по нпотенциальным источникам проблем. Упрекнуть гномов в чем-то девушка не решалась. Сама всегда была подозрительной, циничной, резкой. Такой ее сделала жизнь. Но, в отличие от прямолинейных и честных путников, Ниар умела скрывать свои истинные эмоции. А порой и лживые тоже. Ее не зря называли Королевой Обмана. Войну Ниар вела тоже только с единственным оружием в руках – ложью. До поры до времени ума хватало. Лишь Саурон не купился на сладкие речи старшей дочери Мелькора. И все планы из-за упрямца и гордеца пошли прахом. Но каждому воздается по заслугам. Старый Майа силой расплатился за свое неуемное желание быть владыкой Эннората. Цена разумная, по мнению Ниар. Так или иначе, Саурон сам возжелал создать Единое Кольцо. Обманывая весь мир, он погубил себя. Как сказал бы отец – поделом.
Прищелкнув языком, старшая Миас пустила Арго рысью и в два счета оказалась рядом с искателями приключений. Чураться огромного коня гномы не чурались, но встали поближе друг к другу. С их стороны похвальные действия, жалко, что бесполезные. Если бы вдруг Ниар захотела, ну, скажем, побить этих милых путников, завидная дисциплина бы им никак не помогла. Хмыкнув, девушка попыталась отыскать в толкотне единственное знакомое ей теперь лицо. За пару секунд справилась.
Торин стоял рядом с двумя ну уж очень молодыми гномами. Старшей Миас так и хотелось назвать юнцов нелестным для них словом «сосунки». Сдерживая в себе сей порыв, девушка поймала взгляд молодого Короля. Тот, удивленно взирая на нее снизу вверх, слегка улыбался. На этот раз взгляд Торина был открыт и даже приветлив. Синие глаза искрились, непонятно, правда, отчего. Ниар стало немного не по себе. То ли от неприкрытой радости, что красовалась на лице наследника эреборского трона, то ли от неприкрытой озлобленности, что красовалась на лицах всех остальных гномов. В любом случае, нужно было знакомиться.
— Полагаю, господа, что вам не удастся найти Эребор среди этих ульев, — Ниар обратилась к гномам, продолжая улыбаться. Уверенная в том, что выглядит как нельзя мило, она напоминала себе, что ставки в начинающейся игре были достаточно высокими. Любой просчет мог стать последним. — Только мед, пожалуй. Дом ваш несколько восточнее и севернее, если мне не изменяет память.
Несколько мгновений гномам понадобилось, чтобы придумать достойный ответ. Они не шептались между собой, но лишь переглядывались и многозначительно друг другу кивали. Вперед к Ниар ступил маленький седой гном. С виду умный, с густой бородой и не менее густыми волосами, он являлся счастливым обладателем проницательного взора и осторожной, хитрой улыбки. Недолго думая Ниар решила, что этот эреборец был в компании самым умным. Хотя делать окончательные выводы старшая дочь Мелькора, наследница Барад-Дура и всего Мордора, не торопилась.
— Мы не в Эребор направляемся, дитя, — голос гнома был с хрипотцой, но звучал довольно приятно. Ниар продолжала улыбаться, глядя собеседнику в глаза. — А кто ты, позволь спросить, и что делаешь здесь, в столь небезопасной части Средиземья? Мы видели тебя по дороге сюда, ты ехала в сторону Мглистых Гор.
«Ну, понятно с тобой все, — хмыкнула про себя Миас. — Всегда забавно наблюдать за неуклюжими попытками честных людей солгать. Любопытно, какую отмазку ты дашь на мои последующие слова. И почему я вдруг дитя?».
— Мое имя – Ниар. Я живу здесь и являюсь воспитанницей человека, известного вам по имени Беорн, — старшая Миас старалась говорить учтиво и приветливо, но отказываться от привычного, слегка ироничного тона не собиралась. Люди часто бранили ее за еле слышимое высокомерие, что проскальзывало сквозь слова, но за это же они ее и любили. Быть яркой не значит быть доброй, красивой, благородной. Быть яркой значит быть собой. Закон Сильмарилл. — Его дом находится чуть дальше, о чем вы, как я полагаю, прекрасно осведомлены. С вами нет двух компаньонов – того, что ходит в серых одеждах и того, что меньше вас ростом. Следует предположить, что они уже говорят с моим добрым наставником. От вас пахнет огнем и орками, на ваших поясах мечи, а на сапогах – старая пыль. Вы пришли с запада, скорее всего только спустились с гор. И переход через них не дался вам просто, потому что многие из вас прихрамывают, и явно не от усталости. Спрашивается, куда могут идти тринадцать вооруженных мечами гномов в компании хоббита и человека, если не к Одинокой Горе?
Ниар улыбнулась шире. Седовласый гном был явно поставлен в тупик. Его вытянувшееся лицо не выражало ничего, кроме недоумения в крайней степени его проявления. Видимо по дороге к Лихолесью гномам не часто встречались проницательные люди. Хотя, наверное, им вообще не встречались люди, способные задавать правильные вопросы. Рассмеявшись, тепло и без всякого намека на злобу, Ниар спрыгнула с Арго, пушинкой приземлившись на землю. Не обращая внимания на шепотки, что теперь стали громче и отчётливее, старшая Миас прошла чуть вперед. Несколько гномов покорно уступили ей дорогу и, оказавшись перед молодым Королем Эребора, девушка замерла.
К собственному сожалению пришлось признать, что этот суровый гном был выше на несколько дюймов. Второй такой за день, между тем. Досадная правда. Когда детям Мелькора пришло время выбирать свой постоянный облик, – Темный Властелин позволил сделать это своим наследникам, когда им от роду было по семнадцать лет – старшая Миас без раздумий выбрала человеческий род в качестве образца для собственной внешности. В отличие от Анаэль, Ниар не стремилась стать красивой. Напротив, хотелось быть обычной. Низенький рост, неприметное личико, карие глаза и каштановый волос: вот он, идеал внешности для воина, которым хотела стать девушка. К сожалению, с ростом Ниар промахнулась. А изменить себя она уже не могла, ведь именно отец даровал ей то, что существа Средиземья называют телом. Необратимая магия.
Торин тем временем выжидательно смотрел Ниар в лицо. Качнув головой, девушка склонилась перед ним в легком поклоне. Такого жеста было достаточно, чтобы выразить свое уважение. В любом случае, ниже старшая Миас никому никогда не кланялась. Разве что отцу.
— О Вашей храбрости ходят легенды, а слухи о путешествии, что Вы задумали, быстро распространились по Средиземью. Так как Вам пришлось совершить долгий путь из Эред Луина на восток, полагаю, Вы и Ваша компания нуждаетесь в крове и отдыхе. А потому, раз уж дом свой Вы пока не вернули, приветствую Вас и Ваших друзей, Торин, сын Траина, внук Трора. Мы рады Вашему возвращению на восток, Король-под-Горой.
Ниар несколько секунд дожидалась ответа, уперев свой взгляд к ногам. Гномы, однако, пораженно молчали. Не совсем понимая, чем вызвано их безмолвие – старшей дочери Мелькора всегда казалось, что дети Аулэ горазды на пустую болтовню – девушка подняла взгляд.
— Идите следом, — весело протараторила Ниар, поняв, что больше ждать ответа просто не сможет. Терпения не хватит. — Полагаю, ничего страшного не случится, если мы вдруг все вместе окажемся у Беорна на пороге. Ваш маг рано или поздно позовет вас, конечно, но Гэндальфу невдомек, что мой наставник все про вас уже знает. Так что… добро пожаловать.
♦♦♦♦♦
— Полагаю, ничего страшного не случится, если мы вдруг все вместе окажемся у Беорна на пороге. Ваш маг рано или поздно позовет вас, конечно, но Гэндальфу невдомек, что мой наставник все про вас уже знает. Так что… добро пожаловать.
Договорив последнее, девушка махнула рукой и прыгающей походкой двинулась между ульев по направлению к изгороди. Провожая ее взглядом, Торин несколько мгновений ошеломленно стоял на месте. Встряхнув головой, молча пошел следом за юной женщиной, назвавшейся Ниар. Спрашивать совета у друзей гному не хотелось. Во-первых, потому, что вряд ли девушка лгала. Во-вторых, потому, что ждать Гэндальфа уже надоело. Ну и в третьих, соратники тоже выглядели порядком ошарашенными. Складная речь незнакомки впечатляла своей… чеканностью.
Вообще, Торину следовало ей ответить. Но в момент, когда девчушка оказалась рядом, в голове гнома было только два до безумия нелепых вопроса: «Вы?» и «Как такой малютке удается залазить на такую большую лошадь?». Конечно, увидев ее еще у Каррока, молодой Король понял, что хозяйка вороного жеребца не была высокой. Однако подумать, что она была настолько низенькой Торин просто не мог. Хотя бы потому, что таких крохотных людей гному встречать еще не доводилось. В Дунланде он видел высоких смуглых мужчин и таких же высоких и смуглых женщин. Странники, что торговали в этом человеческим городе, были хоть и светлее, но немногим ниже. Так что рост незнакомки Торин воспринял как маленький сюрприз.
Оглянувшись, гном посмотрел на своих компаньонов, что шли рядом, почти не отставая. Все они переглядывались друг с другом, искоса поглядывая на шедшую подле всей группы черную, статную лошадь. Конь, кстати, без приказа хозяйки двинулся следом. Не только красивый, но и умный. Торин нахмурился, с жеребца переводя взгляд на девушку.
Неожиданная и приятная встреча, тут спорить не с чем. Готовый поклясться Эребором, меньше всего молодой наследник Дурина ожидал повстречаться с этой миниатюрной и улыбчивой красавицей снова. Кто бы мог подумать, что незнакомая наездница окажется подопечной того, чьей помощи искал Гэндальф. Впрочем, можно было догадаться, наверное. Но никого случайные прохожие обычно не волнуют. Торин улыбнулся краешками губ, смотря в спину девчушке.
Совсем еще юная, она легкой походкой обходила ульи, ловко огибая их то с одной стороны, то с другой. Насвистывая что-то себе под нос, быстрым ветерком девушка неслась через пасеку, не оглядываясь и не сбавляя скорости. Ее короткий волос, забавно торчавший во все стороны, под светом яркого солнца казался почти медным, а светлая кожа белела подобно снегу. Только сейчас Торин заметил, что вокруг тонких запястий чудного существа вились кожаные браслеты с крохотными каменными подвесками. Забавно, но девчушка, кажется, любила все простенькое: одежда ее была чистой, но изношенной и скромной. Кожаные сапоги до колен в некоторых местах протерлись. Пояс, который девушка обвила вокруг талии два раза, был сплетен из толстых льняных шнуров, а хлопковая рубашка по краям имела парочку дыр. Неопрятно, но мило. Возможно потому, что вся неопрятность лихой наезднице шла – с легкостью ее можно было представить сидящей где-нибудь в засаде, с кинжалом в зубах и луком за спиной.
Хмыкнув, Торин заметил еще кое-что. У юной человеческой красавицы действительно не было при себе оружия. Вообще никакого. В этот раз молодой Король не испытал удивления, но лишь нашел подтверждение собственным думам. Хотелось бы узнать, каким образом молодая особа намеревалась защищаться от недругов, в случае неприятных с ними встреч. Явно ведь в рукопашном бою против орков и прочих тварей у девчонки и шанса то победить не было. С такой задачей и большим человеческим воинам сложно было бы справиться. А о детишках, как эта наездница, речь вообще идти не могла.
Задумавшись, гном спешно обошел один улей, остерегаясь летавших вокруг пчел. Подождал, пока мимо пройдут племянники. Пропустил вперед остальных своих друзей. Хлопнул по плечу замыкающего компанию Бомбура – добродушный толстяк выглядел обиженным и уязвлённым речами Гэндальфа о «двух гномах в одном» – и двинулся следом. Настроение, к счастью, стало немного лучше. Хотя бы потому, что яркое клеверное поле, в цвету пылающее сочными красками, навевало воспоминания о детстве. Ощущая успокоение, Торин со всей компанией завернул по направлению к широким воротам. Девушка, что теперь вела всех гномов за собой, открыв калитку, пригласила гостей во внутренний двор, обнесенный изгородью. Улыбаясь и кивая, она подождала, пока внутрь дворика зайдет Торин. Когда все гномы оказались по «домашнюю» сторону ворот, девчушка ловким движением взяла своего коня под уздцы, ногой прикрыла калитку и рукой указала куда-то вдаль.
— Идите дальше, прямо по тропинке. Увидите низкий деревянный дом и заходите в него, вас уже ждут, — девушка стояла рядом с лошадью, поглаживая морду вороного коня, который судя по всему, порывался куда-то быстренько ускакать. Жеребец казался строптивым: только теперь Торин понял, насколько действительно огромным был этот черный скакун. Широкие копыта коня оставляли в земле большие глубокие следы. Мохноногий, он выбивал ногами упрямую чечетку, силясь вырваться из рук хозяйки. То и дело разворачивая строгие аккуратные уши в сторону, вороной великан легонько тыкался девчушке в плечо. Картина поражала своим великолепием. — Будете встречать на пути животных – не пугайтесь и ни в коем случае не обижайте их. Беорн такого не потерпит.
Досказав последнее, девушка потянула своего жеребца куда-то в сторону. Счастливый, конь без промедления ступил следом за наездницей. Гномы, поняв, что проводника они в чужом доме лишились, тут же заголосили.
— Послушайте, милейшая, лучше будет, если Вы отправитесь с нами! — из толпы вышел Бофур, мило улыбаясь и скромно пряча руки за спиной. Поглядев на него, Торин хмыкнул. Друзья соображали достаточно резво. Перешептываясь, они искоса и недоверчиво оглядывали девчушку. Сам Король-под-Горой не находил в юной особе ничего опасного, но, как показывал горький опыт, зачастую очевидная доброжелательность могла скрывать за собой ярую ненависть. — Как же мы объясним Вашему хозяину свое появление? Нагло появляться в дверях – не дело. Нас ведь никто еще не приглашал.
Бофур замолк, в искреннем и неприкрытом волнении ожидая ответа. Девушка, смотря гному прямо в глаза, снова рассмеялась. Лицо Торина при этом вновь тронула улыбка. Красивый смех, переливчатый, почти детский. Давно не приходилось слышать такого.
— Я Вас приглашаю, мистер гном. Вас и друзей Ваших. Но если вы робеете, деваться некуда, — отпустив поводья, девушка хлопнула вороного скакуна по крупу и, подождав пока лошадь скроется за деревьями, прошла вперед. — Идемте.
♦♦♦♦♦
— Идемте.
Ловко развернувшись, девица широкими шагами прошла к каменной тропинке и повела всю компанию вперед. Фили, с любопытством оглядывая незнакомку, гадал, кем она приходилась хозяину шикарных пчелиных владений. Как сказала сама девушка, Беорну она была воспитанницей. Верилось с трудом, учитывая нелюдимость всех оборотней.
— Она не похожа на человека, — прошептал Кили в полголоса, поравнявшись с братом. Опустив голову, он кивнул на красавицу-незнакомку. Маленькая, тоненькая, расторопная, больше прочего она отчего-то напоминала Фили рыжую белку. Движения девушки были плавными, отточенными, умелыми. Походка – прыгающей, но упругой. Тяжелый шаг компенсировался удивительной ловкостью. Странное сочетание. — Сам-то ее видел?
— Еще по дороге сюда, — Фили с легким раздражением окинул брата взглядом. Последний как обычно много говорил, много улыбался и отчего-то краснел. Упаднические мысли, судя по всему, вместе со всеми мыслями в целом убежали из головы Кили. Хотелось бы знать, в каком направлении. — Ехала к Карроку. Меня другое удивляет. Одета бедно, а подпруга коня серебром вышита.
Мимо братьев важно прошел белый баран. Яркий, как облачко, он искоса окинул гномов пренебрежительным взглядом, и поплелся прочь, неторопливо перебирая ногами. Как у барана мог быть пренебрежительный взгляд, Фили не волновало. Гораздо более важной деталью являлась походка этого животного: он шел в положении «стоя», на двух задних ногах. Прицокивая копытцами, лихо так топал к зеленой изгороди.
— Во имя Дурина, куда мы попали? — озвучил Кили мысли, пожалуй, всех гномов. В Средиземье, конечно, хватало чудных вещей и еще более чудных существ. Но ходящих как люди парнокопытных парням встречать ещё не доводилось. Поражаться было чему, хотя стоило помнить, что проявленное удивление могло быть оскорбительным к местным обитателям.
— Слушай, не спрашивай ничего, ладно? — попросил Фили брата. Сморщив нос, молодой гном представил себе, как выглядит хозяин пасеки. Воображения хватило только на то, чтобы пририсовать человеку уши и хвост. Как объяснил Гэндальф, Беорн мог превращаться в медведя. И, ссылаясь опять же на слова мага, оборотень этот обладал тяжелым характером. А попадаться под лапы огромному косолапому крайне не хотелось. — У меня и так двоякие мысли в голове, а тут еще ты…
Кили надулся, но уже через минуту засиял как солнышко. Догадаться о причинах столь бодрого настроения было достаточно просто. В воздухе, где-то в стороне, разливался пряный, пьянящий аромат свежеиспечённого хлеба. Сладкая сдоба, судя по тем мягким и карамельным ароматам, что щекотали носы голодных и усталых путников. Пустой желудок возмущенно заурчал при мыслях о скором обеде. Сглотнув, Фили приказал себе не торопить события и не вопить от счастья, которое могла доставить всем гномам крепкая и горячая трапеза. Хотя стремление броситься вперед и наворовать сытных булочек было огромным.
— Как я есть хочу. Я безумно хочу есть. А пахнет ведь корицей и медом. И парным молоком, — начал причитать за спиной Бомбур. — Наверное, аппетитные штуки стряпает этот Беорн. Только представьте эти круглые воздушные хлебцы, пропитанные свежим янтарным медом…
Фили от злости остановился. Кили поступил так же. Пылая негодованием, братья, не сговариваясь, обернулись к тучному гному, который мягко улыбался и сверкал глазами. Бомбур, встретив суровые взгляды племянников Торина, тут же смолк.
— Бомбур, сделай одолжение – заткнись хоть на минуту, — учтиво попросил Фили, сам того не ведая представляя описанные рыжим гномом вкусности. Желудок теперь устраивал маленькую революцию. Чтобы унять его вой хватило бы и маленького кусочка хлеба, но не на шутку раззадоренный, теперь он требовал действительно вкусных вещей.
— А если не смолкнешь, матерью клянусь, я сам тебя слопаю и даже не поперхнусь, — прошипел Кили, четко и ясно выговаривая слова. Толстяк, услышав всю тираду, грустно и отчужденно моргнул. На секунду Бомбура стало жалко. Однако после того как спазмы в животе повторились, Фили убедился в правильности совершенной над компаньоном словесной казни.
— Все трое – прекратите уже, — проходивший мимо Двалин холодно зыркнул на Фили. Поежившись, молодой гном косо посмотрел на притихшего брата. — И так жрать хочется, а вы…
Возмущенно махнув рукой, опытный воин пошел дальше, не обращая более внимания на разворачивающуюся потасовку. Вздохнув, Фили вновь посмотрел на Бомбура. Последний ждал чего-то, осторожно поглядывая в сторону. Немного растерянный, он явно не думал больше о сдобе, булочках и обеде. Вздрогнув, Фили оглянулся и увидел вдали сделанный из дерева дом. Из открытых нараспашку окон виднелась шляпа Гэндальфа, силуэт какого-то огромного существа и кучерявая макушка Бильбо.
Шедшая впереди девушка, которая взялась представить гномов своему покровителю, весело замахала одной рукой в жесте приветствия.
— Эй, Беорн! Я дома! Глянь, какой улов! Тринадцать милых подгорных человечков!
♦♦♦♦♦
— Эй, Беорн! Я дома! Глянь, какой улов! Тринадцать милых подгорных человечков!
Беорн заприметил всю толпу издали. Впереди шла Ниар, весело размахивая руками. На лице ее светилась улыбка, столь ей присущая доброжелательность и веселье. Как обычно в приподнятом настроении, девушка вышагивала вперед с грацией, которую редко можно было увидеть среди женщин. Конечно, все дамы старались быть элегантными и привлекательными. Секрет Миас был как раз в обратном: Ниар не пыталась быть похожей на тех высокородных Леди, которых воспевали поэты в сказаниях и песнях. Как существо древнее, легендарное, она сохраняла в себе едва уловимые природные начала.
Оборотень знал ее целых пять лет. Ровно столько эта чародейка прожила под крышей его дома. Беорн впервые встретил Ниар в Лихолесье. Избитая, раненая, она лежала на лужайке рядом с Арго. Понятия не имея, кем является маленькая девочка, добрый медведь подобрал ее и отнес к себе. Несколько недель он приводил Ниар в чувство, выжидая. Девушка крепла, хорошела и дарила ему улыбки. Спрашивать ее о чем-либо Беорн долго не решался. Понять, что произошло в Черном Лесу он не смог. Но предложил молодой красавице остаться на несколько месяцев. И девчонка согласилась. С радостью бралась за любую работу, трудилась, не вредничала и не паясничала, а вечерами пела, точно соловей. Очарованный ее легкостью, Беорн любовался Ниар. Правду он узнал по случайности, нелепой и грустной. Однажды решив проследить за своей подопечной во время ее практически еженедельных прогулок к Лихолесью, он увидел Ниар в компании двух эльфов: златовласой девушки и черноволосого юноши, высокого и стройного. Они разговаривали между собой на звонком витиеватом языке. Не став выдавать себя, Беорн вернулся домой и стал дожидаться Ниар. Когда девушка вернулась, она прямо сказала ему, что знает о его собственном походе в Черный Лес. И тогда был длинный разговор, во время которого старшая Миас дала понять Беорну, что молчание теперь являлось залогом его жизни. Не поверивший на слово, оборотень выслушал сказ чародейки о Сильмариллах, Мелькоре и детях его. Полностью осознав, кого он опекает, Беорн накинулся на Ниар и встретил в ней невиданной силы оппонента.
«Я не хочу убивать тебя, Медведь. Ты хороший человек, добрый, милосердный, справедливый. Ты можешь нести этому миру свет. Но если ты еще раз посмеешь поднять на меня свою руку, ты погибнешь. И я не дрогну, вырезая из груди твоей сердце и из шерсти делая плащ» — голос Ниар тогда звучал холоднее и резче обычного. Металлический, глубокий, он лился гладкой, плавной речкой. Но Беорн не стал гневить Миас, а лишь попросил повторить её свой рассказ. Что она и сделала, отпустив опекуна.
Как объяснила Ниар, ей нужен был приют. Она ждала кого-то здесь, на этой тропе, лелея в душе коварные планы. Со временем Беорн узнал от девушки много новых вещей. Вечерами они сидели за столом, пили мед и ели. А Ниар рассказывала оборотню про Ангбанд, ее родной дом, про далекие края Севера, про прошедшие войны и про героев, которые встречались ей на пути. Очень много девушка говорила о своем отце и о брате с сестрой. Нежность и любовь скользили в ее словах, и всякий раз, заслышав нотки грусти в речи своей сожительницы, Беорн чувствовал глубокий, нарастающий страх. Ниар была злым существом, убийцей, осквернительницей. Оборотень понимал это. И, осознавая с кем говорит, он пытался понять, как создание столь далекое от света могло испытывать такую сильную привязанность к своим близким. Чувства, ведомые лишь добрым и благородным существам.
Шли года, а Беорн убеждался в том, что зло по натуре своей не слишком отличается от добра. Он перестал бояться Ниар. Слушал ее и учился у нее, как маленький ребенок может учиться у мудрых и старых. А старшая дочь Мелькора продолжала рассказывать о путешествиях сестры и брата, об их победах и поражениях. Порой ее рассказы походили на сказки, порой были чересчур похожи на жизнь, но так или иначе в них были уроки, число которых Беорн уже давным-давно позабыл. Внимая словам колдуньи, он находил в ее речах правду, неприкрытую, ясную, твердую. Каждое слово Миас обосновывала и всему находила она объяснение. Раз за разом она доказывала Беорну свою доброту, так, что оборотень уже не понимал, как столь дивное создание может быть предвестником бед.
А две недели назад Ниар сказала, что скоро уйдет своей дорогой. И тогда медведь понял, что пришло время, которого он всегда боялся. Время перемен.
Оглянувшись на своих гостей, оборотень ухмыльнулся. Заслышав звонкий девичий голос, возвещающий о прибытии тринадцати гномов, Гэндальф притих. О нем Ниар рассказывала много любопытных баек. И, судя по ее словам, которым сам Беорн склонялся верить, маг этот был силен и мудр. По крайней мере, старшая Миас относилась к Серому Страннику с глубоким почтением.
— Пара значит, говорите? — выгнув одну бровь дугой, Беорн кивнул волшебнику. Тот, хмурясь, промолчал. Видно было, что маг чем-то недоволен и смущен. Последнее оборотня порадовало. — А пара это разве пятнадцать?
— Помноженное на семь плюс один, — тут же выпалил маленький спутник Гэндальфа. Достопочтенный хоббит был напуган, но полон энтузиазма и уверенности. Забавный малый. — Мы просто еще не дошли до той части рассказа…
— С вами ясно все, — тепло улыбнувшись, Беорн подошел к столу и, стащив со шкафа поднос со стаканами, начал расставлять их. Подождав, пока один из его верных псов – Ато – принесет кувшин с молоком, Беорн поглядел на молчавших гостей. Явно растерянные, они ожидали его реакции в тихом страхе. — Да вы не бойтесь… Я знал о Вашем прибытии и о том, кого Вы сюда ведете, Гэндальф. Так что гномы, хоббит и Вы сами для меня не сюрприз. Мой дом – ваш дом. Не ахти что, но накормить такую братию я сумею. Чем смогу, в общем, тем помогу. А пока, милый хоббит, будьте добры, помогите мне.
С этими словами Беорн протянул в руки Бильбо мешок с ложками и вилками. Объяснив, что и как нужно делать, оборотень раздал приказания всем своим зверькам и стал дожидаться прихода гостей. Они появились на пороге через пару минут. Залетевшая в помещение Ниар пылала несдерживаемой радостью. От нее пахло лугом, ветром и речкой, так что Беорн без промедления понял – дочь Мелькора вновь ходила к Андуину. Широко распахнув дверь, она жестом пригласила гномов пройти внутрь. Беорн с трудом представлял себе, как может выглядеть компания гномов, но под высокими балками его дома они смотрелись, как минимум, забавно. Серьезные, не знающие чего ожидать, маленькие подгорные жители усталыми, но смелыми взглядами смотрели на хозяина пасеки. Оборотню гномы понравились.
Хмыкнув, он прикинул про себя размеры своей столовой и величину пришедшей в дом компании. Столик нужен был явно побольше. Обойдя стороной оробевшего хоббита, что прижимал к груди вилки с ложками, Беорн остановился напротив гномов, сложив на груди могучие руки.
— Мое имя – Беорн. Вы мои гости. Так что пожалуйте в дом медведя, господа.
Несколько секунд в столовой стояла гробовая тишина. Почему-то все притихли, и лишь со двора доносилось веселое ржание вороного Арго. Улыбаясь, Беорн ждал. Когда первое робкое приветствие сорвалось с губ какого-то скромного смельчака, со всех сторон на оборотня посыпались произносимые имена и громкие возгласы «К Вашим услугам!».
Глава 2.1: День "отдыха"Подлецы считали Барад-Дур своей собственностью, а Мордор – своим наследством. Наглые сопливые ублюдки, неспособные правильно оценивать расстановку сил в мире. Наделенные практически ничем неистребимой уверенностью в собственном могуществе, эти трое претендовали на власть в Средиземье. И, судя по проявленному ими упорству, своих целей они добиться могли.
Саурон обошел стороной оставленный Талрисом меч. Поднять его клинок он не мог – лишенный тела, силы, власти, Темный Владыка лишь мечтал вновь коснуться ногами земли. И ведь чья была идея с кольцом, а?
Сделав рывок вперед, Майа встал на одно колено перед клинком Миас. Свое оружие Талрис оберегал как зеницу ока. Оставленный тут, совсем рядом с Дол Гулдуром, меч даже сейчас полыхал магией мерзкого волшебника. Чары Талриса были как никогда сильны: время шло, детишки Мелькора крепчали. Раньше их ребяческие игры с магией Саурона даже умиляли. Приятно было смотреть на веселых сорванцов, которые без всякого страха в глазах катались верхом на пауках под высокими сводами Ангбанда. Невероятное зрелище на самом деле. Однако малыши быстро росли, хорошели, умнели. И начинали соображать, что к чему в Средиземье.
Раньше, когда Мелькор еще не был пленен Эру, Саурон дружил с молодыми и совсем еще наивными воинами Дор-Даэделота. В некотором смысле он был их вторым наставником. Моргот воспитывал отпрысков своих в строгости, порой жестокости и тирании. Да, нельзя было бы упрекнуть его в отсутствии всякой любви к детям. Он дорожил своими Миас, как не дорожил никем и ничем в существующем мире. Ради них троих Мелькор был способен на многое. Но страшась за участь детей, старый Темный Властелин в каждое проявление отцовской нежности (Саурон не мог забыть этих моментов, как ни пытался) добавлял завидную щепотку строгости и сдержанности. Сопляков поэтому было жалко, и, выводя малявок на прогулки, Саурон частенько давал им вволю повеселиться. Пожалуй, только рядом с ними Темный Властелин чувствовал себя живым. И светлым. Таким, каким был некогда.
Когда Мелькора пленили, Миас стали для Саурона некой опорой, постоянными защитниками, гарантом безопасности на случай, если что-то пойдет не так. По силе равные самому Морготу, они чаще вели себя кротко, спокойно и сдержанно. К удивлению многих – в том числе и к удивлению самого Саурона – никто из троих не выказывал жестокости или беспощадности к подчиненным. Миас лишь на поле брани казались таковыми. В меру властные, в меру алчные, они желали только одного – возвращения в Средиземье отца. Безумное желание, неподкрепленное никакими разумными доводами, оно снедало сердца трех великих воинов Ангбанда. Когда Саурон понял, что друзья его более друзьями не являются, было как-то поздно менять что-либо в устоявшихся отношениях. Конечно, поначалу они все вместе пытались решить непростую задачку, что задал им Эру, посадив Моргота в Куму. Дела стали хуже в момент, когда сам Саурон нашел возвращение Темного Владыки в Средиземье ненужным. Миас разгневались, пусть и не подали вида. Месть с их стороны пришла неожиданно.
Создать единое кольцо Саурону предложила Ниар. Сладкими были ее речи, повествующие о павшей перед новым владыкой Арде. И идея старшей Миас показалась Саурону хорошей. Обмануть всех, таким образом победив. Недолго думая, Майа поступил, как предложила ему Ниар. Невдомек ему было, что за обманом крылся еще один обман. Как говорится, доверяй, но проверяй.
«Забавно, но я ее сам всему обучил и многое рассказал, — подумал Саурон, вспоминая лицо старшей наследницы Мелькора. По сути ведь, принцессы Ангбанда, дочери Темного Властелина, прекрасной Ниар. Девушку сложно было назвать симпатичной, но обычным существам Средиземья она бы пришлась по вкусу. Из двух сестер самому Саурону всегда больше нравилась Анаэль. В белокурой эльфийке не было того коварства, что таилось в глубоких шахтах бездонного сердца Ниар. — Стоило только подумать, на что они способны, и того удара с легкостью можно было бы избежать».
Протянув руку к мечу, Саурон замер. Сделанный из обычной серой стали, ничем непримечательной и непрочной, клинок Талриса, тем не менее, обладал определенной силой. Ковался он в ангбандской кузне, и создателем его была Ниар. Девушка дружила с металлом: податливый в ее руках, он превращался в удивительное оружие, уникальное, крепкое, гибкое. Как закаливала свои мечи Ниар известно никому не было. Охраняющая секреты мастерства так же яростно, как секрет собственного происхождения, старшая дочь Мелькора предпочитала творить в одиночестве. Именно этот клинок, который принцесса специально делала для брата, целых два месяца не покидал полумрака кузнецы. Отдав меч в руки Талрису, Ниар пожелала, чтобы маг положил на него свои охранные чары. Теперь они мелкой вязью рун опутывали лезвие клинка, заставляя его светиться еле видимым светом цвета огненного сердца Ородруина.
Саурон качнул головой. Стоило ему только коснуться меча, вся пелорийская тройка сразу бы об этом узнала. С одной стороны Майа не терял ничего – бывшие друзья и так были осведомлены о делах старого союзника. С другой стороны, не хотелось выдавать собственных страхов. Задумавшись, Саурон отвел призрачную руку прочь от рукояти клинка.
— Судя по наружности двуногой и двурукой, ты пытаешься сохранять хоть какие-то остатки прежнего своего облика. Мне жаль тебя, Майрон.
Голос гостя вырвал Саурона из темных пучин раздумий. Поднявшись с колена, Темный Властелин посмотрел в сторону, где стоял поверженный враг. Впрочем, кто тут был повержен и когда – значения не имело. По факту, Майа сам находился не в лучшей своей форме, так что оскорблять призрак эльфа смысла не было.
— Этим именем меня уже давно никто не называл, — выпрямившись, Саурон оглядел своего посетителя с ног до головы. Эльф стоял рядом, лишенный страха и даже опаски. Спокойно взирающий на черный призрак Темного Властелина, знаменитый кузнец и создатель Сильмарилл демонстративно зевнул. — Жалость это глупо, Феанор.
— Для кого-то точно глупо, — не став спорить, эльф скучающим взглядом оглядел серые стены Дол Гулдура. Длинные волосы Феанора развевал поднявшийся ветер. Потихоньку смеркалось. Сгущающаяся вокруг старой крепости темнота одеялом окутывала душу Саурона. После того, как к Амон Ланку пришел Талрис, Темный Властелин ощущал внутри себя поднимающиеся волны паники. — Зачем призвал меня?
Умелец никогда не любил ходить вокруг да около. Саурон бы хмыкнул, будь положение дел немного лучше настоящего. К сожалению, в Средиземье теперь было неспокойно. Определенно, всех Истари волновало возвращение Темного Властелина, – то есть самого Саурона – но невдомек было мудрым защитникам Эннората, что даже Повелитель Колец мог чего-то страшиться.
Пелорийская тройка целых семьдесят лет не появлялась на землях Эндора. Лишенный былой власти, Майрон думал, что его бывшие ученики и приятели путешествовали по Востоку. Чем они занимались там, сказать было сложно, но Майа подозревал, что дети Мелькора промышляли войной: созидать и наслаждаться созиданием молодые воины Дор-Даэделота не умели. Знающие толк в стратегии и инженерии, с легкостью эти трое могли работать на какого-нибудь зажиточного восточного правителя, выжидая и прячась. Примерно семь десятилетий назад, точнее Саурон сказать не мог, в Средиземье вернулся Талрис. Не скрываясь, не пытаясь даже обмануть шпионов бывшего друга, молодой маг поселился среди людей, в какой-то маленькой и бедной деревне на западе Эннората. Жил при этом чародей скромно, магию не применял. По прошествии десяти лет переезжал на новое место. И так до появления в Средиземье Анаэль. Встретив сестру, Талрис отправился на запад, туда, где когда-то был Белерианд. В целом, Миас не привлекали к себе внимания со стороны. Но Саурон прекрасно знал, что неутихающий пожар в их сердцах не мог потухнуть просто так. Возвращение детей Мелькора говорило только об одном: сильнейшие воины Ангбанда, наконец, нашли способ вызволить отца из тюрьмы.
Последней в Средиземье вернулась Ниар. Самая хитрая и опасная из всей триады. Саурон почуял ее приближение задолго до того, как ноги старшей Миас коснулись плодородной земли Эндора. В груди основательницы Тарас Луны кипел гнев. Клокочущая злость, перерастающая в ярость. Уверенная в своих действиях и решениях, Ниар летела по Руну на своем вороном коне, точно мятежный дух, вырвавшийся из-под земли. Никогда раньше старшая дочь Мелькора не казалась Саурону такой сильной.
— Мало кто знает, что Барад-Дур в действительности возводился всего семь дней, — Майрон прошел стороной от Феанора. Эльф терпеливо ждал ответа на свой вопрос. — Огромные каменные глыбы поднимались вверх не на веревках, как привычно любому орчьему обществу, но с помощью магии, сильной, стихийной. Словно перышки летали отшлифованные блоки из черного камня по воздуху, подхваченные чарами тех, кого некогда Валар считали лишь глупыми выдумками напуганных существ Эннората.
Саурон прошел за спиной эльфа. Феанор теперь выглядел более заинтересованным в продолжение беседы. Ну, так еще бы. Сказки, известные детям Валинора. Слухи о тенях, что сражаются на стороне Врага. Пустые и ничем не подкрепленные байки о чудовищных созданиях, охраняющих все входы и выходы Ангбанда.
— Я до сих пор помню ту картину, что наблюдал во время отстройки крепости, — тихим голосом продолжил Майа. Щуря глаза, наполненные огнем, он улыбался. — Стоящая посреди черной твердыни тоненькая девушка, раскинувшая руки и поющая ангельским голосом. Магия, струящаяся из ее бездонной души, лилась несдерживаемым потоком огня и металла. Опутывающая камни цепкими лентами чар, эта магия впитывалась в бездушные глыбы, наполняя их дыханием старого и сильного Врага. Точно молотом в кузнице девушка вбивала колдовство в каждую щель Лугбурза, в каждый просвет между стенами, в крышу, в землю вокруг, в темные высоты потолков и еще более темные низины гротов, что окружали крепость. Душу свою эта маленькая и с виду неприметная девчушка разделяла на части и отдавала крепости, как собственному ребенку. Песнь чародейки бежала непрерывной и прекрасной трелью над безжизненными просторами Мордора, поднимаясь к небесам, сливаясь с клокочущим сердцем Ородруина. Сама земля вторила той песни и в воздухе висели ее ритмичные, ужасающие стоны. Ветер в те дни казался мне дыханием огня: летающие вокруг Барад-Дура волны лавы, рассыпающие вокруг тысячи искр, омывали стены крепости, ласкали их, как мужчина может ласкать тело женщины. Барад-Дур рос, и, защищенный магией, крепчал. Непреступными казались мне созданные девушкой шпили. Любой враг, что подошел бы к крепости ближе, чем на милю, был бы испепелен тем недремлющим стражем, что жил в стенах и камнях вокруг твердыни. Восхитительным было создание, что строило Барад-Дур.
Саурон встал напротив Феанора. Эльф был мрачен и серьезен. Сложив руки на груди, он исподлобья мерил Майа недоверчивым взглядом.
— Что говоришь ты мне такое, Майрон? — Феанор поморщился. Легонько так, элегантно. Саурона чуть не передернуло. Отвык он от эльфийских манер за столько-то лет отшельничества. — Крепость твоя была разрушена. И никакой магии в ней не было, насколько известно твоему покорному слуге.
— Создатель дает, создатель и забирает, — мрачно произнес Саурон, подмечая тот нарочито уважительный тон, которым пользовался призрак. В определенном смысле такое проявление почтения можно было считать оскорблением. — Но магия охраняла Барад-Дур. Магия Амана, светлая и неукротимая в своем могуществе. Девушка та предала меня, и вместе с сестрой своей и братом ушла из Мордора.
— Вещи бессмысленные ты говоришь, Майа, — эльф отступил прочь. Серый, немного озадаченный и начинающий нервничать, Феанор никак не мог понять, к чему клонило существо, призвавшее мертвого из чертогов Мандоса. — Валар не могли не ощутить такой силы в Средиземье…
Саурон, заслышав эти слова, громко расхохотался, не дав собеседнику закончить фразы. Всемогущий Илуватар, кузнец был так же наивен и слеп, как и все дети Эру. Этот факт делал комплимент троим Миас, но еще больше пугал Темного Владыку. Никогда не думавший, что воспитанники обернутся против него же самого, Саурон резко протянул руку Феанору.
— Кто такие твои Валар, кузнец? — прищурив глаза, Майрон оскалил зубы. Его эфемерная воздушная сущность, сотканная из темноты, полыхала негодованием и страхом. — Лишь кучка творцов, возомнивших себя Владыками Арды. Невдомек этим гордецам, что за спинами их, широкими и бравыми, зреет Зло, гораздо более страшное, чем Мелькор и Я. Долго это Зло крылось от глаз их и, клянусь дыханием Амон Амарта, оно будет крыться от взоров их и дальше. Жаждущие вернуть отца своего и прозванные врагом твоим Миас, дети Мелькора стремятся вызволить давшего им жизнь Властителя. Дай мне руку и сам увидишь, что правду тебе говорю я, кузнец…
Феанор покачал головой, снова отступая назад. Теперь в темных глазах эльфа плясал неприкрытый страх, нарастающий, как ураганный ветер в жарких пустынях Востока.
— Я не понимаю…
— И не поймешь, — оборвал эльфа Саурон. Повысив голос, он дрогнул, услышав собственный тон. Яростный, но не лишенный каких-то умоляющих ноток. Низость, просить помощи у врага. Но других вариантов действий Майа пока придумать не мог. Ему нужно было время. Время, чтобы найти кольцо. Время, чтобы отстроить Барад-Дур. Время, чтобы понять, как отомстить Миас. — Вы все думали, что они – выдуманные легенды Ангбанда. Были причины, которые заставляли существ шептать про Трех Воинов Тангородрима. Про тех странных и, казалось бы, непобедимых солдат Мордора. Но никто не мог подтвердить, что эти словно бы придуманные образы бравых воинов не были лишены реальных прототипов. Ни одна живая душа не смогла бы увидеть их реальные лица, ни одна душа не смогла бы их запомнить. Сила их застилает пеленой взоры Валар и Майар, и что уж тут скрывать, твоих бессмертных родственников. Всем существом своим эти трое стремятся достичь лишь одной единственной цели: вернуть Моргота в Средиземье. Таков был план Мелькора относительно детей своих и желание свое он заветом вложил в их сердца.
Феанор был бледен, как снежные вершины Таникветиль. Саурон, смолкнув, ощутил в себе скорбь. Радости от намечающейся войны с соратниками своими Повелитель Колец не чувствовал. Лишь горечь и боль приносило ему осознание конца той крепкой и жаркой дружбы, что связывала Майа и детей Мелькора. Саурону захотелось улыбнуться. Шальная мысль яркой молнией осветила его сознание. Ведь это именно он, Майа по имени Майрон, прозвал воинов Ангбанда пелорийской тройкой. В честь того яркого белого света, по чистоте своей сравнимого лишь с белизной ледяных шапок гор Пелори в Амане, что горел в глазах наследников Моргота.
— Нужно рассказать обо всем… — сорвавшиеся с губ эльфа слова отдавали запахом паники. Развернувшись, призрак Феанора решил было уйти. Теперь уже действительно напуганный и серьезный, кузнец явно намеревался поведать об узнанном хозяевам Валинора. Не по планам действие.
Саурон взмахнул рукой. Темная магия, подкрепленная возрастающей силой, день ото дня крепнущей, охватила призрак нолдо невидимыми путами. Замерший, Феанор недоуменно воззрился на Майа. Чувствуя свое превосходство, Саурон подошел ближе к эльфу, погубленному некогда своими собственными страстями.
— Никому ты ничего не скажешь, Великий Умелец, — слова на квенья мягко срывались с губ Саурона. Не пытаясь напугать призрака, Повелитель Колец лишь хотел успокоить слабое создание Эру. — Я воззвал к тебе и в чертогах Намо ты услышал мой голос. Но разве заметил твое исчезновение Вала Мандос? Нет, не заметил. А почему?
Эльф молчал. Тени догадок скользили по его лицу. Феанор не страшился Майа, но страх его происходил из услышанных в тенях Дол Гулдура слов. Саурон такой страх одобрял. Редко непосвященным давалась возможность познать тайное. А тут секрет такого масштаба, хранимый еще со времен существования Белерианда.
— Ты сказал, что дело касается Сильмарилл, — Феанор говорил тихо, ровно. Самообладанию эльфа можно было только позавидовать. — Сказал, что поведаешь мне тайну обмана, секрет лжи, паутиной которой Моргот оплел мои камни. Я знаю, Майа, что уйдя из чертогов Мандоса по зову твоему, я лишил себя возможности вернуться в Аман. Но если ты правду говоришь – клятва моя не сдержана даже наполовину. А ты сам жаждешь, видимо, заполучить любую возможную помощь… потому что напуган и загнан в ловушку, не так ли, Майрон?
Майа пренебрежительно опустил руку. Освободившийся от магических пут дух содрогнулся. Смерть не освобождала от боли. Саурон знал, как подчинять себе призраков. Ведомо было ему о хитростях, которые помогали укрощать мнимую свободу погибших. Намо бы не обрадовался потере своих секретов. Прикрыв призрачные веки, Властелин Колец повернулся к призраку спиной.
Красивым и чистым выглядел Дол Гулдур в свете уходящего дня. Удлиняющиеся тени ползли по каменным плитам змеями, охватывая все большую часть крепости. Саурону на секунду захотелось забыть о своем темном прошлом. Вернуться назад, на родину, в тепло и уют отца. Там бы, у берегов Эккайи, он смог расслабиться и наслаждаться бесконечностью собственной жизни. Вылавливал бы ракушек из моря и, быть может, смог, наконец, отпустить все ужасы войны, что тисками из черной стали сжимали его неспокойное сердце. Но существа Эннората называли его чудовищем. А от сущности своей Саурон был не вправе отказаться. Шелковыми нитями Вайрэ четка вывела судьбу Майа на гобелене фатума. Ничего не поделаешь.
— Ты теперь мой посыльный, Феанор. И ты не можешь отказаться исполнять приказы, что я даю. Договор, друг мой, таков: я говорю тебе, где твои камни сейчас на самом деле, а ты в ответ на мою любезность подчиняешься мне и хранишь молчание. Не слишком большая цена за исполнение клятвы, не так ли?
Обернувшись, Саурон посмотрел в глаза молчащему призраку. Кузнец колебался.
— Я помогу тебе вернуть их, Умелец. И ты сможешь преподнести их Йаванне, а она в свою очередь распорядится Сильмариллами так, как захочет. Но грехи твои будут искуплены, — Майа не лгал. По крайней мере, пока ко лжи он не прибегал. Представляя себе, какие муки испытывал Феанор в чертогах Мандоса, Саурон прекрасно знал, что Кузнец согласится на сделку. — Но ты будешь молчать, и никому ничего не скажешь о том, что услышишь от меня сегодня. Иначе клянусь, ты пожалеешь, что вообще появился на свет.
Умелец стоял напротив, опустив плечи. Как никогда серьезный, он боролся с отчаянием в собственном сердце. Саурон чувствовал охватившее призрака смятение. Стоящий перед сложным выбором, бессмертный взвешивал все "за" и "против". Согласиться – все равно, что подписать контракт со Смертью. Отказаться – обречь себя на постоянное грызущее ощущение тоски, одиночества и нестерпимой боли. И что же лучше? Саурон хищно ухмыльнулся, наблюдая за тем, как эльф вновь и вновь храбро отбивает атаки собственной алчности и гордыни. Неутихающий пожар вечно ищущего духа. Сильмариллы… Знаменитые камни, хранящие в себе свет двух Великих Древ…
Саурон вновь протянул руку Феанору. В этот раз эльф не отпрянул, но лишь обратил на Майа свой темный, тяжелый взгляд. Взгляд храбреца. Хмыкнув, соратник Моргота, а ныне Темный Властелин, решил задать самый важный вопрос. Голос Саурона в этот раз прозвучал громоподобно. Стены Дол Гулдура дрогнули, эхом отражая глас своего повелителя.
— Ну, так что?
♦♦♦♦♦
— Ну, так что? Может быть добавки? — Беорн посмотрел на Бильбо сверху вниз, держа в огромных руках миску, до краев наполненную горячим вкусным супом. Хоббит, успев слопать уже две порции хрустящей поджаренной картошки и несколько ломтей хлеба, намазанных ароматной овощной икрой, в панике убрал пустую тарелку подальше от гостеприимного и щедрого оборотня, поставив ее ближе к краю стола. Не желая чувствовать себя набитым едой пузырем, мистер Бэггинс покачал головой и улыбнулся.
— Нет-нет, спасибо. Я и так уже порядком съел.
— Вот и зря, — Беорн приподнял миску, передавая ее рядом сидящему Ори. Гном, добрый и скромный по натуре своей (кстати, именно он первым произнес свое имя при первой встрече с хозяином пасеки), от предложенной добавки, в отличие от хоббита, не отказался. Кивнув Беорну и тихонечко его поблагодарив, Ори подставил к себе тарелку и начал быстро уминать суп. Наблюдавший за ним Бильбо в который раз поразился той скорости, с которой гномы уничтожали попавшуюся в руки еду. — Суп вышел наваристым, густым, сытным. Если пожелаете его отведать, скажите.
Не став отвечать вслух, мистер Бэггинс лишь кротко кивнул огромному человеку, вновь неуверенно улыбнувшись. Сидя по левую руку от Ори и по правую от Гэндальфа, хоббит наблюдал за тем, как друзья трапезничают. Вообще, теперь Бильбо хотелось спать. Прикрыв глаза, он загадочно хмыкнул.
После того, как все гномы толпой вломились в двери огромного деревянного дома, Беорн попросил Гэндальфа отложить рассказ о путешествии на некоторое время. Ушедши в дальнюю комнату, оборотень вернулся с огромным столом в руках. Быстренько сообразив перестановку мебели, он приказал своим животным (а их было много и все они сновали из стороны в сторону, суетливо обхаживая гостей) накрыть на стол. Умные собаки, овечки и белочки тут же начали носить из кладовой широкие блюда, сплошь покрытые разными яствами. Пара больших баранов прикатила откуда-то деревянные кадки и расставила их вокруг стола. Рядом с тарелками, словно по волшебству появлялись стаканы, салфетки, новые тарелки и новые блюда. Наблюдающий за столь слаженной работой животных Бильбо от изумления хлопал широко распахнутыми глазами. Когда стол был полностью убран, славные слуги Беорна шустренько усадили всех гномов на скамейки и кадки, выделив отдельные места для мага, Торина и своего хозяина.
Когда гости принялись есть и пить, Беорн попросил Гэндальфа рассказать о том, что произошло с путниками во время их перехода через горы. Волшебник, медленно и со смаком потягивая вкуснейший мед из деревянной кружки, начал повествовать о маленьком приключении в горах и о битве с орками. Говорил он степенно, расписывая Беорну все детали. Иногда оборотень перебивал чародея каким-нибудь уточняющим вопросом, после чего смолкал, вновь отдавая право голоса Гэндальфу. Когда Серый Странник закончил говорить, уже смеркалось. Солнышко касалось белой дугой высокого силуэта гор, воздух на улице словно бы налился багрянцем и вскоре из-за окон начали доноситься веселые песни сверчков. Трапеза, однако, продолжалась. Беорн без устали предлагал гномам добавки, подкладывал Бильбо на тарелку сдобных булочек и задавал вопросы то одному участнику путешествия, то другому. Гномы, правда, не шумели и не пели, но отвечали складно, с задором и без страха. Так что вскоре за столом воцарилась приятная дружеская обстановка, способствующая веселым шуткам и житейским спорам. В огромной столовой иногда раздавался чей-нибудь громкий хохот, но в целом в воздухе парил лишь мирный гул ровных бесед.
Глубоко вздохнув и открыв глаза, Бильбо довольно улыбнулся своим мыслям. Сложно было поверить, что Гэндальф сомневался в радушии Беорна. Оборотень казался хоббиту самым что ни на есть гостеприимным хозяином. Вспоминая, как сам встретил гномов на пороге дома, Бильбо ощущал стыд. А ведь мистер Бэггинс всегда считал, что гостей принимать умеет… Ужасное заблуждение.
Захотелось выйти на улицу и подышать вечерним воздухом. Осторожно отодвинув от себя тарелку и стакан, предварительно аккуратненько положив столовые приборы на блюдце, хоббит ловко слез со своего места. Ори, каким-то образом уже доевший суп и теперь жевавший небольшой хлебец, любопытно посмотрел на хоббита.
— Вы куда, мистер Бильбо? — гном задал вопрос без укора, но лишь с намерением узнать, все ли у компаньона было в порядке. Такое искреннее беспокойство Бильбо умилило и, улыбнувшись, хоббит кивнул в сторону открытой нараспашку входной двери.
— Пойду на улицу, подышу немного, — ответ Ори, судя по всему, устроил. Гном кивнул и довольно улыбнулся. Не став больше задерживаться на месте, мистер Бэггинс быстренько прошел вдоль длинной скамьи, на которой сидело пять гномов и выскользнул из дома. Шумящая компания, кажется, даже не заметила, что хоббит пошел немного погулять.
А на улице было чудесно. Нагретый за день воздух пылал сладким клеверным ароматом. Жужжание пчел шло на убыль, но иногда мимо Бильбо пролетали полусонные трудяги, направляющиеся к своим ульям. Где-то в самой дальней части двора слышалось тихое блеяние, а из-за угла дома доносились длинные птичьи посвистывания. Сладко потянувшись, хоббит оглянулся и заприметил вдали, под большой яблоней, широкую скамью. Недолго думая, мистер Бэггинс направился именно туда, решив посидеть под раскидистым плодоносом.
Пройдя вперед шагов на десять, Бильбо заметил, что скамейка уже занята: прямо посередине, облокотившись на резную спинку, сидела девушка. Та самая, что привела гномов в дом Беорна. Нахмурившись, хоббит подумал, что может ей помешать. С другой стороны, выглядела юная девочка совсем одиноко, а ее лицо казалось грустным. Поджав губы, мистер Бэггинс немного помялся на одном месте, но потом все же решил подойти к загадочной соседке Беорна.
Оказавшись совсем рядом, Бильбо замер, ловя на себе воздушный девичий взгляд. В свете сумерек незнакомка казалась даже милее, чем верхом на коне. Немного угловатый овал лица лучи заходящего солнца смягчали, а карие глаза вбирали в себя красные искорки заката, становясь янтарными. Темные брови девушка, завидев хоббита, слегка приподняла. Тут же улыбнулась восхитительной улыбкой.
— А я Вас видел, — осторожно произнес Бильбо, пряча руки за спиной. — Вы ехали в сторону гор на такой большой черной лошади. И Вы дали Торину яблоко.
— Верно, — голос у девушки был мягким, немного детским. Создавалось впечатление, что ей и двадцати лет от роду не было. На взгляд Бильбо, красавица тянула только на семнадцать. — Мое имя – Ниар, но иногда Беорн в шутку кличет меня Лодырем. Можете называть так, как больше нравится.
Протянув вперед руку, девушка открыто посмотрела хоббиту в лицо. Немного оторопевший от столь неприкрытого дружелюбия, Бильбо пожал крохотную ладошку новой знакомой. Ловя себя на мысли, что, пожалуй, ручку нужно было поцеловать, полурослик улыбнулся девчушке в ответ.
— Бильбо Бэггинс, к вашим услугам, — слова как-то очень уж вяло вылетали изо рта. Не зная почему, хоббит разрумянился. Молодая женщина, заметив этот факт, тихонечко рассмеялась. Боги, какой переливчатый смех… как звон серебряного колокольчика…
— Мне кажется, что Вы провели слишком много времени в окружении гномов, — Ниар, похлопав по скамейке рядом с собой, предложила Бильбо сесть. Слегка поклонившись, мистер Бэггинс так и поступил. Искоса посмотрев на воспитанницу оборотня, что теперь делила с ним место на дубовой скамье, хоббит только сейчас с удивлением заметил в руках юного создания глиняную курительную трубку. Не став сразу делать больших глаз, Бильбо сглотнул.
«Чудненько. Волосы короткие, носит штаны и курит трубку, — мысли мистера Бэггинса стремительно неслись вперед. Зоркий взгляд подмечал любопытные мелочи во внешности собеседницы. — Смеется часто и улыбается всем. Не от мира сего».
— Вы не ужинали с нами, — заметил Бильбо, не находя других тем для разговора. Хотелось болтать о чем-то пространном, да так, чтобы не обидеть чем-то по незнанию юную барышню. Обычно легко находящий общий язык с незнакомцами, сейчас хоббит как назло не мог придумать ничего стоящего для обсуждения.
— Мне нет дела до вашего приключения, — подняв трубку, девушка обхватила загубник губами и начала медленно потягивать дым. Сладкий запах тлеющего табака разливался по воздуху сизыми облачками. Находя всю ситуацию довольно приятной, Бильбо неожиданно для себя расслабился. — Гномы, волшебник и Вы в придачу. Попахивает ужасной авантюрой. А мы с Беорном народ тихий, приключений не любим. Так что слышать даже не хочу ничего о золоте, драконах, Одинокой Горе…
Бильбо хмыкнул. Точно такие же речи он распевал Гэндальфу в своей уютной норке. Странное ощущение на секунду охватило хоббита целиком: словно бы в душу его проник холодный воздух, ледяным дыханием сковав сердце. Но потом все прошло, так же неожиданно, как началось. Вздрогнув, Бильбо посмотрел на Ниар.
— Я тоже говорил так, пока почему-то не кинулся за компанией гномов, желая найти приключение.
— Ну, его Вы точно нашли, — девушка хохотнула. Потом, покосившись на Бильбо, отняла трубку от губ. — Слушайте… Вы ведь из Шира, так?
Бильбо кивнул. В глазах девчушки заполыхали свирепые искорки задора. Не понимая, чем так обрадовал юную особу, хоббит смотрел на Ниар, угадывая ее мысли.
— Это ведь именно в Шире выращивают самое лучшее трубочное зелье всего Средиземья? — развернувшись к Бильбо, теперь девушка с вниманием оглядывала хоббита, будто изучая некий интересный рисунок в книге. Поежившись, полурослик вновь закивал ей. — Я как-то купила у бродячего торгаша ширский табак… Кажется назывался он «Южной звездой». Весьма неплохое трубочное зелье, скажу я вам. Пряный на вкус, дым не тяжелый, раскуривается легко и медленно тлеет. Добротный сорт.
— Да, дома у нас горазды им насладиться, — протянул Бильбо, с завистью поглядывая на глиняную трубку Ниар. Между тем, изысканной работы трубка, мистер Бэггинс готов был это признать. Явно старинная, она была узенькой и длинной. Чашу украшали цветочные узоры мелкой рисовки, а мундштук рукой мастера обвит нитями серебра. Кое-где на чубуке проглядывались еле-заметные резные вензеля, чем-то походящие на буквы странного, Бильбо не знакомого языка.
— Хотите? — Ниар обратилась к мистеру Бэггинсу как бы невзначай. Не дожидаясь ответа, девушка вытащила из кармана брюк белоснежный платок и отерла трубку у мундштука. Потом, вернув платок на законное место, протянула ее хоббиту. — Держите, мы не жадные…
— Спасибо, — несколько растерянно ответил Бильбо, подхватывая из рук собеседницы трубку. Чувствуя себя несколько неловко, хоббит поудобнее уселся на скамейке и позволил себе восхититься чарующим вечером. Табак в трубке, кстати, был хорош. Отдавая должное вкусу Ниар, хоббит подумал, что, вернувшись домой, обязательно пришлет девушке парочку мешочков «Южной звезды».
Затянувшись, хоббит приподнял голову и выпустил в небо маленькое дымное колечко. Ширясь в боках, оно беззаботно полетело вдаль, подхваченное легким ветром.
— Никогда не умела пускать колечки, — заметила девушка, мечтательно наблюдая за игрой Бильбо с дымом. Немного сонная, Ниар продолжала улыбаться. Хоббит, глянув на нее, хмыкнул. Учитель из него был не ахти, однако кое-кого в Шире он уже смог пристрастить к своему незатейливому искусству. Учитывая, что заняться пока было откровенно нечем, – к гномам мистер Бэггинс не спешил, находя компанию девушки гораздо более приятной – альтернатива уроков по пусканию колечек из табачного дыма не казалась такой уж и плохой.
— Могу научить, если хотите, — с энтузиазмом проговорил Бильбо, наблюдая за тем, как легкая дрема улетучивается с лица собеседницы. — Но прошу учесть — я тоже далеко не мастак в этом деле. Но вечер скоротать подобное занятие вполне может помочь… Так что при желании и большом старании за час другой Вы не то, что колечки пускать научитесь, а кораблики из дыма выдувать будете. Как Вам идея?
Ниар выпрямилась, пылающими глазами посмотрела на трубку и широко улыбнулась, заставив Бильбо вновь стать пунцовым. Кивнув, девушка подсела поближе и начала слушать объяснения хоббита относительно техники выдувания дыма. А мистер Бэггинс, поглядывая на свою ученицу, начинал думать, что жизнь не так уж и плоха.
Сегодняшнее утро было хоть и сложным, но прекрасным. Вечер оказался даже лучше ожидаемого. А в таком случае, причин для беспокойства не было.
♦♦♦♦♦
Сегодняшнее утро было хоть и сложным, но прекрасным. Вечер оказался даже лучше ожидаемого. А в таком случае, причин для беспокойства не было.
Кашлянув, Торин облокотился о дверной косяк, широкий, крепкий. На улице уже было темно, однако разглядеть призрачные силуэты деревьев гном еще мог. За спиной копошились друзья, укладываясь на ночлег: расторопный зверинец Беорна уже успел каким-то образом наколдовать всем путникам постель. Кроватей не было, зато были соломенные тюфячки, перинки и простенькие одеяльца. Все лучше, чем холодный камень гор или сырая трава долин Средиземья. В просторном холле пахло медом, растопленный камин извергал из себя сверкающие султаны искр и обстановка, в целом, походила на дружескую. Вволю наговорившись и прекрасно поев, все теперь зевали и мечтали о сне. Беорн, ушедший куда-то полчаса назад, попросил гномов поскорее улечься и не выходить на улицу ночью. Спросить почему, Торин не решился. Да и Гэндальф особого любопытства к просьбе оборотня не проявил. Памятуя о радушии хозяина дома, эреборец не позволял себе думать о том, что Беорн за своими словами мог скрывать подвох. Королю-под-Горой в принципе не хотелось так думать.
С улицы послышались голоса и звук приближающихся шагов. Выпрямившись, Торин развернулся в сторону, откуда раздавался шум. Ветер доносил до ушей гнома легкую и веселую речь, а еще знакомый уже смех. Через пару мгновений из темноты вынырнули два силуэта, которые по мере приближения к дому становились более материальными и отчетливыми. Вскоре Торин смог разглядеть уверенно шагающего вперед Бильбо и веселую девчушку, что от души хохотала над шутками хоббита. Мистер Бэггинс нес в руках элегантную глиняную трубку и при этом, иногда покачивая ею в воздухе, рассказывал Ниар какую-то, судя по всему, крайне занимательную историю.
Поджав губы, Торин опустил взгляд. Хоббит как-то не проявлял раньше чувства юмора. Ну и что же изменилось?
Подойдя к дому, парочка остановилась у порога. Бильбо, развернувшись к девушке, примолк. Повертев в руке трубку, подал ее воспитаннице оборотня (Беорн сей факт подтвердил). Ниар, уперев руки в бока, тут же отрицательно покачала головой. В карих глазах лихой наездницы сверкали огоньки: крохотные такие огненные светлячки, такие же непоседливые, как и их хозяйка.
— Оставьте себе, мистер Бэггинс, — бархатный девичий голос музыкой наполнил ночной воздух. Молча созерцая беседу компаньона и молодой женщины, Торин с интересом оглядывал лицо последней. Кожа у нее действительно была цвета молока. Но щеки и нос казались обветренными и шелушащимися. Видимо юная особа много времени проводила в поездках. Об этом же говорили ее вышколенные навыки верховой езды. — Полагаю, я все равно никогда не научусь выдувать эти треклятые колечки.
— Ну, зачем же так категорично, — Бильбо, однако, руку с трубкой опустил. Видимо из вежливости боялся отказаться от подарка. Торин нахмурился. Только сейчас до него дошла сухая и странная мысль: трубка принадлежала девушке. Кто бы мог подумать. Чем дальше, тем больше сюрпризов. — Рано или поздно хоть одно колечко у Вас получится. Не сомневаюсь в этом.
— Мне бы Вашу уверенность, — Ниар, сложив руки на груди, кивнула в сторону, где гномы, весело переговариваясь друг с другом, пытались поделить между собой одеяла. Гэндальф, задумчиво наблюдавший за ними, на беседу хоббита с девчонкой никакого внимания не обращал. — Но, будем надеяться, Вы правы. А сейчас, полагаю, Вам нужно пойти и поспать. У вас у всех был трудный день.
— А Вы разве спать не собираетесь? — хоббит словно бы искренне удивился. Состроив озадаченную гримасу, Бильбо без какого-либо стеснения смотрел маленькой девушке в открытое светлое лицо. Последняя, замявшись, отвела взгляд, при этом едва заметно помрачнев.
— У меня будут дела, — только и вымолвила она. — Завтра утром у нас в любом случае найдется минутка для дискуссии о колечках. С удовольствием послушала бы продолжение той истории о Вашей тетушке. А саму тетушку хотелось бы увидеть собственными глазами, потому что я не верю в упомянутые Вами… размеры ее талии.
В этот раз хоббит отвечать не стал. Лишь кивнув, он улыбнулся собеседнице и прошел в дом, перешагивая через дремлющих уже друзей. Действительно вымотанные, гномы засыпали быстро. Торин не сомневался, что и сам провалится в кружащие объятия сновидений, как только головой коснется подушки. Хотя спать, откровенно говоря, как-то не хотелось.
Девушка, что жила вместе с Беорном, проводила Бильбо одиноким, грустным взглядом. Растянутые в улыбке губы дрогнули, и Торин неожиданно для себя уяснил, что не понимает прячущихся за искренним смехом Ниар чувств. Блестящие карие глаза девушки наполнились темнотой, не потеряв при этом едва-едва заметного внутреннего света. И в свете этом виднелось нечто до ужаса холодное, но обжигающее и свирепое…
Стоило прелестному созданию моргнуть, искорки в глазах потухли, и снова девушка показалась молодому наследнику Эребора теплой и доброй. Повернув голову к гному, Ниар застенчиво посмотрела ему в глаза. Торина при этом окатило волной жара. Тихим и кротким был взгляд лихой наездницы, как щекочущее касание летнего дождика. Сквозь его робость проглядывалось любопытство. И – в этом Торин готов был поклясться – вызов, пляшущий, огненный, строптивый.
— Спокойной ночи, Ваше Величество, — тихо произнесла Ниар, склоняя голову перед потомком Дурина. Гном, вздрогнув, в очередной раз восхитился отточенностью движений молодой девушки. Порывистые, вызывающие, они каким-то образом казались лаконичными и мягкими. Объяснить сей парадокс Торин не мог. Казалось ему, что движения подобные тем, что демонстрировала Ниар, были присущи лишь опытным воинам, которые танцевали на поле боя, а не бились. Но кроха-наездница вряд ли вообще когда-либо участвовала в сражениях…
Кивнув, Торин вновь оглядел лицо девушки, снова и снова находя его красивым.
— И Вам.
Глава 2.2: День "отдыха" — И Вам.
Ниар под взглядом Торина захотелось поежиться. Король-под-Горой выглядел умиротворенным, но выражение лица его все еще оставалось отстраненно-холодным. Осанистый, держащий себя величественно и сдержанно, наследник Эребора воплощал в себе дух царства, которое потерял. В ответе его не было резкости, а лишь легко ощутимая уверенность в себе. И за огромной стеной внешнего спокойствия молодой эреборец скрывал глубокий океан боли, волнами бьющий о высокие заслоны выдержки. Ниар не понаслышке знала, как тяжело бывает существам, не имеющим возможности проявить слабость. Торин был как раз из таких. Жизнь гнома явно не баловала: в синих, как бесконечно простирающаяся даль Вайи, глазах эреборца кружили туманные призраки погибших в битвах родных. Каждый новый вздох Торина, как казалось Ниар, раззадоривал этих призраков. И каждый новый шаг по направлению к дому глухой и пульсирующей яростью вторил упрямому сердцу Короля. А седины в черных волосах молодого потомка Дурина было не по годам много…
Отведя взгляд, старшая дочь Мелькора ступила прочь, более не желая находиться подле гостей. Гномам нужно было отдохнуть, прийти в себя после изнурительного перехода через Мглистые Горы. Всегда уважающая смельчаков, способных в здравом уме идти на огромные риски, Ниар прекрасно понимала – лучшей наградой для гостей сейчас был именно отдых и крепкий, продолжительный сон. А посему не стоило докучать подгорным жителям своим обществом.
Уходя вглубь сада, который Беорн в течение многих лет кропотливо превращал в произведение медвежьего искусства, наследница Мордора еще чувствовала на себе сверлящий, тяжелый взор Короля-под-Горой. Ощущения были сродни тем, что Миас единожды пришлось пережить во время Нирнаэт Арноэдиад. Ниар тогда было уже четыреста семьдесят лет и, повидав достаточно кровопролитных сражений, старшая дочь Мелькора без какого-либо страха сражалась в рядах орков, приняв их облик, облачившись в их одежду. Смешавшись в толпе с прислугой отца, девушка убивала эльфов и людей. Совершенно не сомневаясь в победе Ангбанда, принцесса Тангородрима беззаботно отдалась потоку сражения: подхватывая боевой клич соратников, не думая слишком о стратегии и не заботясь о безопасности (всесилие, оно ослепляет), Ниар просто шла вперед с мечом в руке и кровью врага на лице. Забравшись на какую-то маленькую, кривую скалу, она выпрямилась в полный рост и оглядела бушующее месиво убивающих друг друга существ. В тот момент картина вызвала в душе Миас прилив воодушевления и подъем сил. Молодая и наивная, Ниар не вдумывалась в суть происходящего. Ей хотелось лишь продолжать бой. Продолжать убийства.
Но внезапно в толпе наследница Мелькора увидела склонившегося над землей эльфа. Темноволосый, совсем еще юный, он пытался подняться на ноги. Теснимый орками со всех сторон, бессмертный вновь и вновь падал на землю. Юношу били, кололи и раздирали на части: его изувеченное лицо походило на кровавый паштет. Один глаз заплыл, но второй оставался ясным. Бессмертный умирал, и, умирая, он встретился взглядом с Ниар. Не было боли и скорби во взоре эльфа, но лишь понимание и знание. Тогда принцессе Ангбанда почудилось, что бессмертный увидел ее настоящее лицо. Понял ее сущность. Познал ее страхи. Словно бы смерть подарила эльфу дар ясновидения и несчастный, прощаясь с Ардой, смог лицезреть перед собой маленькое светлое чудо в облике темного орка.
То был первый и последний раз, когда Ниар ощутила себя действительно уязвимой. Подвластной чужой силе. И сейчас, чувствуя на себе взгляд Короля Эребора, старшая Миас испытывала тот же страх, что и тысячи лет назад, в битве при Ард-галене. Казалось дочери Мелькора, что Торин Дубощит видел гораздо больше, чем было положено смертным.
За спиной раздался долгожданный хлопок входной двери. Продолжая идти вперед, Ниар расслабилась: гномы были в доме, вместе со своими волшебником и хоббитом; сестра с братом занимались Азогом; Беорн, вероятнее всего, ждал сородичей. Дел не было, так что временем для самой себя старшая Миас располагала. Отчего-то захотелось побыть с Арго, и, без каких-либо колебаний, наследница Мордора повернула в сторону конюшни. Зная, что Беорн вряд ли поставил жеребца в стойло, Ниар принялась глазами искать высокий растянутый силуэт своего скакуна. Долго поисками заниматься не пришлось, потому что фриз сам подошел к хозяйке, заприметив ту издали. Пышущий жаром, Арго огромной черной тенью возвышался над Ниар.
— Ну, здравствуй снова, друг чудесный, — пропела дочь Мелькора на синдарине. Погладив лошадь по морде, Миас с благодарностью заметила, что Арго расседлан. Каким образом оборотень успел освободить коня от амуниции и прочей ездовой белиберды Ниар представить не могла. В любом случае, добрый и отзывчивый Беорн сделал своей сожительнице приятное одолжение. Старшая Миас любила любую физическую работу, но иногда по вечерам, особенно после тяжелых и суматошных дней, заниматься не хотелось вообще ничем. И хоть ушедший день не был сложным, Ниар отчего-то чувствовала себя разбито и потерянно. Как после проигранной битвы, которых на веку бессмертной было, к сожалению, не мало.
— Ну и как они тебе? Правда не плохие ребята?
Подпрыгнув на месте, принцесса Ангбанда резко развернулась, понимая, что с трудом сдерживает в себе неожиданный пожар раздражения и гнева. Снова эта гномка. Какой-же настырный призрак. Упрямый, наглый и бессовестный призрак. Сжав губы в ниточку, Ниар поймала на себе прямой взгляд синих глаз. Вышедшая из тени, гномка стояла в двух шагах слева, сложив руки на груди и покачивая головой. Амулет на ее шее яростно поблескивал шлифованным золотом, играющим оттенками богатства в тусклом свете убывающей луны.
— Гномы как гномы, маленькие, бурчливые, прожорливые, — проговорила Ниар холодным, ничего не выражающим тоном. — Вы так и будете за мной таскаться?
Гномка, заслышав вопрос, рассмеялась. Не находя ничего смешного в озвученных мыслях, Миас нахмурилась. До чего же порой напористыми бывали действия не нашедших покоя душ. Начиная Первой Эпохой, Ниар припоминала лишь двух-трех призраков, что по случайности ей повезло повстречать. Души тех воинов скитались по Эннорату без целей, потерянно бродя по лесам и долам. Но у этой гномки цель была.
Ниар прищурилась, вспоминая свой разговор с незнакомкой у Каррока. Тогда Миас решила, что Мандос отпустил гномку добровольно. Ай ли? Попахивало обманом. Во всяком случае, действовать следовало осторожнее. И теперь нужно было держать язык за зубами даже в присутствии брата и сестры, что казалось наследнице Барад-Дура крайне удручающим фактором. Вероятнее всего, Анаэль и Талрис призрака не увидят. А вот гномка сможет и услышать их, и рассмотреть со всех сторон…
— Я уже говорила, девочка моя, что тебе понадобятся совет и хорошая компания в долгом путешествии, — гномка пожала плечами, словно бы говоря, что слова Ниар были лишены всякого смысла в целом. — Полагаю, мудрый завет не сможет как-либо тебе помешать.
— Казалось мне, я говорила – в планах моих нет долгого путешествия, — ангбандка встала рядом с Арго, положив ладони на бедра. Хотелось бы пнуть гномку, да так, чтобы душа ее прямиком направилась обратно в Аман. Силой такой, к сожалению, Ниар не располагала. — Да и мудрость совета, что Вы мне можете дать, весьма сомнительна. Я сражалась и побеждала тогда, когда Вашей прабабки еще и в планах то не было. Считаете, мудростью Вы превосходите ту, что царствовала некогда над Тангородримом?
— Нет, что ты, — гномка покачала головой. Прекрасные черные волосы струящимися локонами обрамляли тоненькое личико подгорной красавицы. — Определенно, ты – мудрее меня в вопросах войны, умнее в стратегии, которая для меня является тайной, покрытой мраком. Но ведь совет нужен не только тогда, когда речь идет о жизни и смерти. Возможно, тебе потребуется собеседник. Или человек, который может помочь разобраться с чувствами…
И вот на этой ноте Ниар поняла, что слышать гномку больше не хочет. Не хватало еще, чтобы уму разуму ее учила молодая, по сути, особа. Рассуждая об эмоциях и чувствах, чудная представительница гномьего мира, кажется, не совсем понимала, что говорит далеко не с маленькой девочкой.
— Я не стану помогать никому из компании Короля Эребора, — Ниар перебила собеседницу. В тоне ее не слышалось сомнения. Однозначно, Миас не собиралась тратить свое время на пустые потуги исправить то, что должно было произойти, так или иначе.
Гномка, спокойно переживающая отпор со стороны дочери Мелькора, потупила взгляд.
— Почему? — задала она единственный вопрос спустя минуту. Ниар, косо оглядев собеседницу, хмыкнула. Гномка была осанистой, на удивление хорошо воспитанной. Манеры выдавали в ней женщину высокого рода. Поставленный голос, четкость речи, умение улыбаться тому, кому улыбаться не хочется. И жалящий взгляд синих, темных глаз. Таких же глаз, что сверлили Ниар всего пять минут назад.
— Потому что сыну Вашему суждено погибнуть от рук Азога. А если случится так, что Азог совершить предначертанного не сможет, дело докончит его наследник, Больг. И так далее, до бесконечности. И, даже если я вдруг захочу по какой-то мне неизвестной причине помочь Торину Дубощиту, мне не удастся оградить его от всех ударов судьбы. В противном случае, я стану ему нянькой до конца его коротких гномьих дней, — Ниар старалась придать голосу успокаивающие нотки. С точки зрения искусства переговоров и нахождения компромиссов, разговор на равноправных началах вел к достижению положительных результатов чаще, чем агрессивные беседы. К тому же, не хотелось обижать гномку. За столетия войн, Ниар видела много разных вещей. В том числе имела счастье наблюдать за матерями, защищающими своих детей. Не было противников сильнее, свирепее и смелее женщин, дерущихся за жизни любимых чад.
— Ты не можешь этого знать, Ниар, — собеседница ступила ближе. Ее щеки разрумянились, лицо полыхало уверенностью, граничащей с отчаянием. — Никто не знает.
— Я знаю.
И тут Миас не лгала. Она точно знала, что эреборец, идущий отвоевывать свой дом и богатство у дракона, погибнет от руки гундабадского орка. Такова была судьба Торина. Таков был его удел.
Гномка молчала. Ее душу одолевали противоречивые сомнения. Наверное, она не поверила словам Ниар. Не удивительно. Впрочем, решение призрака Миас не волновало. Девушка ни при каких условиях не стала бы совершать рискованных поступков без должной причины. А причин спасать жизнь Королю-под-Горой не было.
— Откуда? — короткий вопрос. Четкий. Ясный. Кажется, говорить подобным образом в семейке Торина было заведено задолго до рождения синеглазого гнома, что смело вел своих друзей к Одинокой Горе. Хмыкнув, Ниар в этот раз решила сама подойти ближе к мрачнеющей гномке. Испытывая к собеседнице слабую тень того, что люди Эндора называют словом «сострадание», старшая Миас хотела как-то утешить призрака, молящего о помощи.
— Вы ведь знаете, кто я такая? — старшая дочь Мелькора задала вопрос резко, передергивая внимание собеседницы на себя. Гномка задрожала, но взгляд свой обратила к Миас. Ниар знала, что упасть духом может любой. Знала, как порой больно бывает существам, что умеют искренне любить. Она понимала, какие муки сейчас испытывала эта маленькая, гордая и бойкая женщина. Избавить ее от страданий Ниар было не по силам. Но поддержать гномку наследница Мелькора могла.
— Да, знаю, — мать Торина сглотнула, в рывке приподнимая подбородок и дерзко смотря в лицо существу темному и могущественному. Храбрость из пустоты. Еще один повод восхищаться детьми земель Эннората. — И ведаю больше, чем ты представляешь себе, дитя. Да, возможно моя жизнь была безумно короткой в сравнении с жизнью твоей, но опыт не делает твою правду выше моей веры. Я погибла много лет назад, но стою здесь и сейчас, перед тобой, живая и полная надежды. Ты не можешь знать того, что предначертано Торину, потому что даже своей судьбы не ведаешь…
Ниар сглотнула, подавляя неожиданно поднявшуюся в груди метель страха. Вот тут гномка была совершенно не права. Дети Мелькора знали о том, что ожидает их в самом Конце. Отец поведал им секрет будущего, рассказав о предсказании, что некогда изрек Мандос. В прорицании том описана была смерть трех Миас, неумолимо приближающаяся к ним с каждым новым восходом солнца. А за смертью всю троицу ждала вечная пустота небытия. Пришедшие из ниоткуда, их души и должны были уйти в никуда. И если созданиям своим Эру обещал жизнь под чертогами Намо, а после Конца новое Начало, то Мелькор не озаботился о том, чтобы души Миас обрели вторую жизнь. Закон Сильмарилл. Даденное на время, должно вернуться к истокам.
— Каждому из нас сердце земли, на которой росли мы, даровало по Искре, — Ниар заговорила тоном тихим, спокойным и гладким. Мысли все еще витали вокруг Эру и смерти, что ждала каждого из Миас в конце. Не зная, как выглядит пустота и что собой представляет небытие, старшая дочь Мелькора смерти боялась. И думать о ней старалась поменьше. — Балитрафалемир-мун-Белерианд. С валарина переводится как «Высокая воля Белерианда». Дары родины нашей, что взрастила нас и сделала сильнее, являли собой некие навыки, которые нельзя встретить среди обычных существ Арды. Сестре моей, Анаэль, по крови эльфийке, Белерианд вложил в руки искру познания – моя милая сестренка может узнать о прошлом того, к чему прикоснулась, будь то предмет, животное или человек. Моему милому брату суровая земля северного края даровала искру понимания – Талрис может ощутить эмоции любого человека в любой момент времени, зная его лицо и имя. Мне же Белерианд даровал искру последнего взора – я чую дух смерти, если он клубится над кем-то, и вижу ее в том обличии, в котором она придет, чтобы сопроводить душу к Намо. Вашему сыну она дышит в затылок и ждет удобного момента, чтобы ударить. Он умрет в битве, сражаясь, и думать будет об Эреборе и о том, что лучи солнца, беспечно танцующие по каменным сводам цитадели, в детстве напоминали ему сказочных фей. Последний вздох его будет легким, и со спокойным сердцем он отойдет в другой мир.
Слушая, гномка молчала. Лишь ее синие глаза стали почти черными, засверкали слезами, превратились в бушующий омут боли и переживаний. Несколько минут ничего не происходило, лишь ветер гулял по саду Беорна, шаловливо покачивая могучие ветви яблонь. Ниар ждала, вспоминая те ощущения, что испытала, увидев Торина. Тяжелая судьба и невероятно легкая улыбка гнома. Слишком много ответственности для одного существа, слишком много соблазнов и искушений на пути. Но конец все равно один, а улыбкой от судьбы нельзя откупиться.
— Нет. Не так и не сейчас, — тишину голос гномки разорвал в клочья, уверенный, сильный, по горному величественный. Ниар, вслушиваясь в него, слегка дрожала. Красивая женщина. Волевая. Любящая. Торин был похож на мать. — Ты видишь только туманные облака, но будущее, точно вода – непостоянное, игривое, переменчивое в формах. Может быть ты права, и сына я защитить не могу. Но ты можешь. Тебе это под силу. Я говорила это, и буду говорить всякий раз, оказавшись рядом. Ты повторяешь очень часто слово «судьба». Но тогда судьбой мне велено молить тебя о помощи. И разве это ничего не значит?
— Я отказала Вам в ней, — Ниар не стала распространять ответ до грубостей. Казалось Миас, что начни она спорить, словесный отпор будет оказан не слабый. Гномка не церемонилась и, вопрошая защиту для сына, не унижалась. Лишь давила, давила, давила.
— Но ты согласишься, — резко развернувшись, мать Торина исподлобья окатила Ниар ледяным взглядом. — Слышала я, что раньше на неизведанном востоке тебя называли Анхналебририт. Под чертогами Мандоса нет чужих наречий, и все мы говорили на одном языке. И встретился там мне один странный человек, старый и усталый, и повествовал он нам всем о воине, прекрасном и справедливом, что умел вести войну и защищал людей. И сказал этот старец, что воином тем была Колдунья, сплошь закутанная в одежды цвета зимнего закатного солнца. Но не всегда в алое была одета волшебница: белое платье ее стало цвета бордо из-за крови, что пропитала ткань. И потому Колдунью эту прозвали Красной и почитали ее, как освободителя от Зла. Это ведь твое имя, девочка? А старец тот был магом…
— Которого я убила, — вставила Ниар безразлично. Майа. Один из Истари. Старый обезумевший чурбан, который забыл, зачем прибыл в Средиземье.
— Из жалости, как он мне объяснил, — гномка улыбнулась. Потом, тут же, не дав Ниар раскрыть рот, продолжила повелительным тоном, сбивая спесь с Миас. — И не спорь. Этот человек помог мне найти тебя. Он же помог уйти от Мандоса и пройти в Средиземье незамеченной. И он сказал, что ты поможешь. Потому что внутри тебя – свет. Так же, как и в сестре твоей, и в брате. А еще он сказал, на что именно вы трое способны. И после рассказа его, клянусь тебе, я поверила в силу, которая заключена в каждом из вас. Поверила в то, что предначертанное можно изменить. И что судьба ваша лежит не там, где пророчил Намо.
Ниар вздрогнула. Вот это уже больше походило на правду. Во всяком случае, та часть, что говорила о побеге из Амана. Майа вполне мог устроить нечто подобное. На востоке наследница Барад-Дура встретилась с Истар случайно: бушевала война, маленькие деревеньки грабили и сжигали, большие города востока походили на бойни, а люди были жестоки и тщеславны. Имя тому Майя было Палландо и, увидев в Ниар воина и чародея, он без промедления попросил у нее помощи. И Ниар не отказала. Так в далеком крае на востоке Средиземья, в царстве неизвестном ни эльфам, ни гномам, воцарился мир. А у Ниар появилось новое имя.
Но что гномка говорила о судьбе, и что такого мог знать Истар, чего не знала сама Ниар?
— Он не так тщеславен, жаден и горд, как ты думаешь, чародейка, — голос гномки зазвучал мягко и нежно. Наблюдая за собеседницей, старшая Миас молчала. — Да, Торин бывает тяжел в общении. Да, он категоричен и прям, но не от того ли, что ему пришлось пережить? Не от боли ли он воспринимает любые действия людей рядом либо как вызов, либо как предательство? Ему одиноко, сложно и больно, но разделить свои переживания ему не с кем. И нет того, кто его поддержит. Пойми это. Почувствуй. И все они… в чем виноваты? Кого прогневили? За что пострадают? Среди них есть мои друзья. С Торином идут мои внуки. В него верят мои старые знакомые. Так почему же тебе не помочь ему?
Ниар продолжала молчать. Ее не интересовал Торин Дубощит. Однако слова о судьбе… Палландо, хитрец, как же так? Неужто нарочно он попросил о помощи? Неужели сам все понял? Или же Эру? Снова слишком много вопросов. И при этом нуль ответов. Скверно. Крайне скверно. У Ниар создавалось ощущение, что она играет с кем-то в прятки. Вначале падение Саурона. Потом долгие поиски возможности высвободить отца. Неожиданные удачи – одна за другой. Свитки, руны, секреты магии. Мория. Эребор. Аркенстон и Смог. Теперь призрак и народ Дурина. Кто-то водил за нос трех Миас и казалось Ниар, ничем хорошим начатая игра закончиться не могла. Чувствуя себя слепой, глухой и беспомощной, принцесса Ангбанда вспомнила про Майрона. Первая инстинктивная мысль – война двух врагов между собой. Столкнуть лбами тех, кто неугоден Валар. Но. Одно но. Никто в Амане понятия не мог иметь о секрете Сильмарилл. А значит и о секрете Миас. Что же происходило?
Вдруг, именно вдруг, вокруг стало тихо. Словно кто-то просто взял и всевластной рукой удалил существующие звуки из мира. Нервно хмыкнув, Ниар посмотрела в сторону, где секунду назад стояла гномка. Взгляд уперся в пустырь, покрытый мягкой сочной травой. Исчезла. Просто взяла и исчезла, толком ничего не сказав.
— Эй! — Ниар, не надеясь на ответ, все же огляделась вокруг, выискивая в тенях абрис гномки. Миас окружали только кусты и деревья. Стоящий рядом Арго мирно щипал высокие стебли травы. Мать Торина просто испарилась в ночи. Жаль, потому что теперь старшая дочь Мелькора не прочь была бы с ней поговорить по душам. Прикусив нижнюю губу, Ниар снова крикнула в темноту: — Эй, есть тут кто?
В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия.
♦♦♦♦♦
В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия. Полуночный певец заливался, голосил, но не слышал отклика: одинокий зов соловья стелился по саду серенадой вечно влюбленного в жизнь существа. Но потом и она растворилась в воздухе, уступив место безмолвию, чарующему, прекрасному.
Беорн моргнул. До встречи с сородичами оставалось примерно два часа, может чуть меньше, может – чуть больше. В любом случае, пока оборотень был предоставлен самому себе и мог заниматься чем-то помимо самокопания и пустых раздумий о планах Ниар. Повлиять на решения Миас Беорн вряд ли мог: строптивая и упрямая, как баран, морготова дочурка проявляла недюжее послушание только в случае, если ее лишали обеда. Вздохнув, оборотень сложил руки на груди и воззрился на убывающую луну. На душе было как-то уж очень паршиво. В воздухе будто кто-то огромный разлил кувшин прокисшего молока – пахло кислым, пахло старым, и пахло пропавшим.
— Эй, есть тут кто?
Голос Ниар донесся из сада, не из самой его глубины, но откуда-то с яблоневой рощицы. Вздрогнув, Беорн замер на месте. Что случилось-то?
Не став медлить, оборотень спешным шагом пошел на девичий крик. Пройдя мимо сарая, он свернул налево, прошел небольшую грядку с овощами, обогнул стороной ульи и, наконец, подошел к яблоням. Искать Ниар не пришлось – она ходила невдалеке, рядом с большим плодоносным деревом. За спиной ее стоял великан Арго. Сама же девушка растерянно оглядывалась по сторонам. Обычно собранная, живая и резкая, сейчас Миас выглядела потерянно и испуганно.
Сердце Беорна забилось сильнее. Определенно точно, что-то произошло. Разве Ниар, при всем своем могуществе, могла перепугаться чего-то маленького и несущественного? Девушку, положившую на обе лопатки огромного медведя простым взмахом руки, не страшили волки, пауки, разбойники, орки, тролли и Саурон. Но сейчас, бледная, с широко распахнутыми пустыми глазами, Ниар смахивала на безобразную карикатуру самой себя. Беорн ощутил, как по спине бегут мурашки. Собравшись с духом, он направился к Миас. Чародейка, увидев его, помахала рукой. Но как-то вяло. Как-то уж очень и очень устало.
— У тебя все нормально? — спросил Беорн, оказавшись рядом. Ниар, маленькой и притихшей тенью стоящая подле, пожала плечами. — Ты словно бы приведение увидела.
С губ волшебницы сорвался истеричный смешок. Оборотень, заслышав его, нахмурился. Впервые он стал свидетелем подтверждения тому, что Миас были человечны: страх и постоянное напряжение для них не являлись незнакомыми эмоциональными состояниями. Что ж. Это радовало. Огорчало иное. Для пошаливающих нервишек нужны причины. А чтобы выбить из колеи опытных воинов необходимо что-то позабористее простой опасности.
— Да, его и увидела, — понять, шутит Ниар или говорит серьезно Беорн не смог. Приведений ему видеть не приходилось, а тон Миас был лишен и намека на задор. Но с юмором у принцессы Ангбанда, строго говоря, всегда были проблемы. — Говорила с ним. С проклятущим Фэа одной весьма недальновидной особы, сбежавшей из-под присмотра Мандоса. Узнала нечто неожиданное и неприятное. Однако, Беорн, не перевелись еще во вселенной те, кто может обмануть твою покорную слугу.
Оборотень уставился на Ниар долгим, изучающим взглядом. Ангбандка, казалось, присутствия рядом с собой друга вообще не замечала. Покусывая нижнюю губу, она о чем-то усиленно думала, что-то взвешивала, анализировала. В пустых глазах девушки колыхались хорошо знакомые Беорну крохотные огонечки света. Ссутулившаяся, закрытая, чародейка даже не пыталась поделиться своими заботами с Беорном. Но так было всегда. Изменилось другое…
«Переживает? — нарастающая тревога снедала душу. Прежде всего доверяющий собственному чутью, Беорн ощущал исходящий от чародейки запах острого, сильного страха. К нему примешивался аромат ярости, железный и горячий. Но под всем этим Ниар скрывала что-то более личное. Более темное и тайное. — За что переживает или за кого? За Талриса и Анаэль? Сомнительно. По словам Ниар эти двое сильнее ее в разы. Упади на них горы, вряд ли что случится. Тогда в чем причина страха?».
— Откуда ты узнала, что гномы придут ко мне? — вопрос сорвался с губ случайно. Задать его Беорн собирался давно, но никак не мог подобрать правильного момента. Но вот он настал.
— В Средиземье только три Истари. Один из них чудаковатый тип, которого волнуют больше звери, птицы и грибочки, нежели люди. Второй самодовольный и гордый болван, зарвавшийся до власти. Третий, что спит сейчас в твоем доме, интриган каких свет не видывал, — Ниар говорила все это не задумываясь, словно по писанному. Беорна пробрал холодок. Сколько раз обдумывала свой план старшая Миас? Десятки раз? Сотни? Тысячи? Время позволяло ей не торопиться. А ум позволял не тратить секунды даром. — Я знала, что компанию гномов на восток поведет именно Гэндальф. Для этого Майа Арда всегда была превыше людских жизней и их мелочных переживаний. А Серый Странник крайне предсказуем в выборе маршрутов. Когда сотни лет подряд видишь одни и те же действия того или иного существа, рано или поздно начинаешь их предугадывать.
Беорн пару секунд молчал, обдумывая полученный ответ. Потом, вновь покосившись на дочь Мелькора, спросил:
— Хорошо, допустим с Гэндальфом все понятно. Но гномы… ты же не могла предсказать всего. Для этого как минимум ты должна была быть уверена в том, что на Эребор нападут…
И вот тут Беорн резко замолк, понимая, наконец, правду. Горькую, режущую глаза правду.
— Аркенстон будет проводником для отца, — Ниар заговорила снова, словно бы не заметив того молчания, что магической печатью легло на уста оборотня. Беорн надеялся, что лицо его не выражало всех тех чувств, что теперь бушующим морем омывали душу. Но надежда надеждой, а правда – правдой. Ниар прекрасно разбиралась в поведении людей, гномов, эльфов. Она точно знала, какую злость, разочарование и боль сейчас испытывал Беорн. — Чтобы выйти оттуда, где он сейчас, нужен свет, но не солнечный. Магический, как тот, что заключен в Аркенстоне. Сошли бы и Сильмариллы, но по причинам тебе уже известным, эти камни мы бы никогда применить не смогли. А забрать Аркенстон из Эребора во время правления Трора было фактически невозможно. Во всяком случае, без привлечения внимания. Но мне нужен был этот камень. И тогда я обратилась за помощью к старому другу.
— Смогу, — свой голос Беорн не узнал. Бездушный какой-то.
— Именно. Дракону мое предложение понравилось, — Ниар хохотнула. — Но Смог бы в любом случае напал на Эребор. Такие существа, как он, обязаны мне подчиняться. Поэтому выбора у дракона не было. Дождавшись подходящего момента, он напал на цитадель и вволю порезвился в Дейле. Договор был простым: он мне камень, я ему – Эребор.
— Ну, так забрала бы Аркенстон сразу и черт с ним, — возмущенно воззрившись на Ниар, Беорн поднял брови вверх. Сердце в груди колотилось, как молот: бешеные удары гнали по крови горький яд непонимания. — Ты ведь… Ты же понимаешь, скольких ты…
Беорн даже не знал, что сказать. Ниар все еще отчужденно смотрела вдаль; ничего не выражающий взгляд ее карих глаз оставался пустым. Словно бы девушке плевать хотелось на жизни погибших. Будто бы речь шла о муравьях, чей дом по случайности оказался в лесу, сжираемом летним пожаром.
— Все беды Эребора на моей совести, я знаю, Беорн, — старшая дочь Мелькора говорила монотонно. Без эмоций. Без намека на муки совести или хотя бы стыд. Наблюдающий за ней оборотень вспомнил слова Ниар при первом разговоре на чистоту. Девушка попросила Беорна молчать, если тот хотел жить. По прошествии пяти лет дружбы с принцессой Ангбанда оборотню казалось, что Миас вряд ли убьет его, даже если Беорн случайно кому-то на что-то намекнет. Теперь же уверенность в последнем постулате пчеловод ставил под огромные сомнения. — Но если бы мне нужен был только Аркенстон, поверь, я бы нашла способ обойтись без глобального кровопролития. Однако тюрьма Эру хитра, добраться до нее не просто, а стражу убить еще сложнее. Путешествуя по востоку, я многое узнала о колдовстве шаманов народов неизведанных территорий. Они поделились со мной знаниями и опытом, и указали на ошибки в моих планах. И подсказали, где следует искать следующий нужный мне предмет. В Казад-Думе, где-то за далекими переплетениями шахт и высокими монолитными стенами, есть комната. В комнате той – черный клинок, способный перерубить все, что угодно. Но комната эта охраняется чарами, что посильнее моих будут и посложнее уж точно. То заклятие – магия крови. Ее нельзя ни обмануть, ни разрушить. Колдовство, что стражем служит для черного меча, создано было самим Дурином. И только истинным потомком Дурина оно может быть разрушено.
Беорн почувствовал, как сердце его падает куда-то в пятки. Прикрыв глаза, он криво ухмыльнулся.
— Так тебе нужен сейчас не Аркенстон, которым ты, по сути, владеешь, а Торин…
— Он уязвим. Он одинок и горд, — речь Ниар все еще походила на град. Холодная, она неслась вперед и жалила иглами тонкого расчета. — Можно было бы найти и другого потомка Дурина. Но чтобы дверь открылась, снимающий заклятие должен делать все по собственной воле, а не по принуждению со стороны. Если бы я похитила кого-то из царского семейства гномов и поставила на колени перед этой дверью, угрожая огнем и металлом, вряд ли бы добилась успеха. Манипулировать легче фигурками с ослабленным тылом. Уставший, изнуренный, морально надломленный, Торин как раз подходит по всем параметрам. Опытный кукловод заботится о своих куклах и тщательно выбирает их при покупке. Идея со Смогом прельщала мне дальней перспективой. И не только относительно Эребора. Меня постоянно мучила одна и та же навязчивая мысль: Саурон жив и Саурон будет мстить. Он, конечно, силен, но бояться его глупо. Однако палок в колеса он может понатыкать порядком. Желая избежать этого, я и пригласила Смога на огонек к гномам. План был таков: дракон занимает цитадель, гномы бегут из нее и находят новый дом, притом не суть важно, где он будет располагаться. Смог тем временем купается в золоте и спит неделями, выпуская из носа облака черного дыма. Я была уверена, что рано или поздно Саурон начнет снова набирать армию, и попытается отыскать кольцо. Единственным Истар, что постоянно опасался возвращения в Эндор Темного Властелина, был Гэндальф. И тут, друг мой…
Беорна от слова «друг» покоробило. Впервые, пожалуй.
— … началось самое сложное. По моим планам Саурон должен был искать поддержки у старых соратников. Дракон – могущественное создание, сильное, способное истреблять города, тысячами убивать людей. Конечно же, мой некогда друг Майрон, он же Властелин Колец, захотел бы иметь такую зверюшку. Мне крупно повезло, что в качестве твердыни для начала великого похода против действующей власти Саурон выбрал именно Дол Гулдур. Но тут тоже была своя логика. Думаю, все помнят Исилдура. И все помнят, как он погиб. Эльфы списывают его трагическую смерть на волю единого кольца, которое стремилось избавиться от нового хозяина. Это не совсем правда. Конечно, колечко бы рано или поздно Исилдура отправило к праотцам, но Талрис ускорил события. Нам нужно было, чтобы кольцо оставалось вблизи от Дол Гулдура. Просто для того, чтобы его было легче контролировать. Практическое применение эта хитрость получила позже. Сейчас, лишенный власти, Саурон стремится найти кольцо, а оно где-то тут, неподалеку. Поэтому-то и Дол Гулдур. Поэтому дракон и поэтому Гэндальф. Серый Странник никогда не позволит Майрону окрепнуть и попытаться вновь поставить Эннорат на колени. Он уже ездил к старой крепости и знает о том, что дух Саурона пребывает там. Спорю на что угодно, волшебник уговорит своих друзей напасть на крепость. Потому что Гэндальф это Гэндальф – такой вот уж он предсказуемый. Но чтобы обезопасить себя, чтобы нападение на Дол Гулдур не закончилось трагедией, этот Майя, помня о драконе, прихватил с собой гномов. Формально, Торин и его бравые ребята – просто мясо для резни, единственная цель существования которого заключается в принятии драконьего удара на себя. Я не кривила душой, называя Митрандира манипулятором и интриганом. По сути, мы с ним мыслим примерно одинаково. За тем небольшим исключением, что я о нем знаю все, а он обо мне – ничего.
Ниар замолкла. Ее слова походили на подогнанные друг под друга факты. Однако Беорн знал, что старшая Миас никогда не полагалась на удачу и ждать чего-либо не любила. Желаемое девушка брала силой. Ненавистное силой же гнала прочь из собственной жизни. В таком свете поверить в правдивость слов создательницы Барад-Дура было более чем легко. Открыв было рот, Беорн собирался задать вопрос, но Ниар прервала его, подняв вверх ладонь.
— Да, Торин вовсе мог не идти к Эребору. Но, во-первых, мы говорим о гномах. Эти существа парадоксально упрямы. Прямые, честные, трудолюбивые, маленькие дети Аулэ никогда и ничего не забывают. Во-вторых, мы говорим с тобой не о ком-то, но о Торине Дубощите. Вот тут нам действительно повезло: гном попался расчудеснейший. Словно бы сама судьба послала мне его в руки. Такие, как Торин, не сворачивают с намеченного пути и проигрывать не умеют. Он скорее умрет, нежели признает, что потерял навеки свой дом. Но жить с мыслью, что вместе с семьей пришлось трусливо бежать из Эребора, Торин Дубощит никогда не сможет. До последней капли крови он будет биться за Одинокую Гору. Ну, и в третьих, опять же, есть Гэндальф. Талрис постарался на славу, готовя почву для той театральной пьесы, что сейчас всеми нами разыгрывается. Он откопал черте где отца Торина и помог верным шавкам Саурона найти Траина. Подогнать к старому гному Серого Странника оказалось делом не сложным. А там уже карта и ключ к двери от Эребора…Таким образом, вся головоломка сложилась в картинку и теперь колесики моего плана двигаются и крутят запущенную машину. Все меняется и ничего не стоит на месте.
Ниар замолчала, позволяя Беорну переварить весь поток полученной информации. Голова оборотня гудела. С трудом принимая правду, медведь бросал на Миас короткие испуганные взгляды. Будучи маленьким и милым существом, от природы добрым и направленным к свету, Ниар действительно умела обманывать. И думать, судя по всему, тоже умела. Притом в грандиозных масштабах. С одной стороны страшно. С другой стороны – восхитительно.
Минут пять Беорн молчал. Ниар тоже придерживалась политики выжидания, видимо уступая право голоса. Хмурясь, оборотень думал о спящих гномах. Об их наивности и неосведомленности. Может быть, счастье их только в этом и состояло. Но завидовать участи смельчаков Беорн не завидовал: Торин Дубощит попал между молотом и наковальней, а вместе с ним и его друзья. Вряд ли участвуя в играх столь могущественных сил, несчастные гномы могли выжить. Не говоря уже о хоббите, непонятно каким образом затесавшимся в чудную компанию искателей приключений.
— И что ты собираешься делать теперь? — вопрос казался резонным. Беорн выгнул одну бровь дугой и попытался улыбнуться. Ниар его пугала. Она его восхищала. Миас была его наставником и другом. Она была убийцей. Но совершая зло, она оставалась доброй. Во всяком случае, оборотню хотелось в это верить.
— Направлю путешествие Торина в другую сторону, — Ниар пожала плечами, выражая тем самым скуку. — Гномы пойдут не в Эребор. Они пойдут в Казад-Дум.
— И каким же таким образом ты убедишь их отправиться в Морию? — мелочи теперь уже были делом принципа. Хотелось понять, на что опираются командующие, создавая свои стратегии. Ниар, вне всяких сомнений, была воином. И именно полководцем.
— У меня припасена пара тузов в рукаве, Беорн, и было бы глупо рассказывать о них тебе сейчас, — Ниар подняла голову и открыто посмотрела оборотню в глаза. Последний замер, чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание. В каком сумасшедшем мире он жил. Если уж даже добро отличить от зла было сложно, что вообще можно было говорить о жизни в целом? Моральный кодекс. Честь и достоинство. Все это по привычке существа Средиземья приписывали только стороне «добра». Но вот стоит перед ним представитель «зла», обладатель детского лица и чистой души. Как же думать о правильном и неправильном, когда оба эти понятия тесно переплетены друг с другом? — Ради твоего же блага. Потому что я все еще не хочу тебя убивать.
— Ну и на этом спасибо, — выпалил Беорн, к собственному удивлению широко улыбнувшись. Ниар, тяжело вздохнув, пожала плечами. Улыбка друга ее, судя по всему, не вдохновила. Вновь в воздухе воцарилось напряженное молчание. Казалось Беорну, что длится оно вечно.
— Я собираюсь начать войну, — Ниар нарушила тишину шепотом. В голос Миас пробралась дрожь, которую девушка даже не пыталась скрыть. Опустив голову, наследница Мордора стояла перед Беорном как провинившийся ребенок в ожидании наказания. На секунду всю сущность медведя сковала ярость. Но момент прошел, и оборотень с жалостью посмотрел на колдунью. — Решив освободить отца от пленения Эру, я взяла на себя ответственность за те разрушения, что принесет Мелькор в этот мир. Я буду повинна в смерти детей, стариков и женщин, не говоря уже о смертях мужчин. Но Беорн…
Ниар смолкла. Закрыв глаза, качнула головой. Какие же сражения сейчас шли в сердце чародейки? О чем твердило ее сердце? А что говорил разум? Вопросы, которым суждено было остаться без ответов.
— Я хочу, чтобы хотя бы ты знал – я обязана поступить так, как поступлю. Я отдаю долг, а долг – дело чести. Мы не выбираем, кем родиться.
— Но выбираем, кем быть и как поступать, — мягко заметил Беорн. Ниар вздрогнула, услышав его слова, помрачнела. Ее верхняя губа задрожала, то ли в приступе гнева, то ли в приступе боли. В какой-то ужасный момент Беорн решил, что сейчас хорошенько получит от ангбандки. Но, опустив голову, чародейка лишь улыбнулась.
— Орков добрых не бывает, Беорн. Жажда крови настолько сильна, что они не владеют собой.
Закончив свою мысль, Ниар медленно поплелась прочь из сада. Куда именно оборотень спрашивать боялся. Да и не хотел знать, какие дела могли быть ночью у Миас. Колдовские дела медведь предпочитал оставлять колдунам. Поэтому, поморщившись, Беорн мрачно смотрел Ниар в спину, пока она неспешно шла к тропинке, ведущей из сада.
— Послушай, Ниар! — чуть повысив голос, оборотень окликнул принцессу Дор Даэеделота. Ниар, обернувшись, удивленно уставилась на медведя. — А с чего ты взяла, что Дубощит поможет тебе? Ты сказала, что дверь можно открыть только добровольно сняв чары. Как ты собираешься его обмануть?
Ниар, расправив плечи, развела руки в стороны и расхохоталась.
— Беорн! Кто сказал, что Торина будут обманывать? Он сам придет в Казад-Дум и рад еще будет тому, что дверь ту откроет! Поверь, я умею убеждать таких, как молодой Король. Методов много, но один работает безотказно. Просто так что ли я такая маленькая?
Хитро подмигнув оборотню, чародейка развернулась на месте и уже веселее пошла вперед, плавно покачивая бедрами. Беорн, оглядывая Ниар, досадливо хмыкнул. Нет, Король-под-Горой попал не между молотом и наковальней. Тут действовали силы гораздо более страшные, чем страх, боль, война и смерть. И казалось Беорну, что Ниар перетрет Торина в порошок и развеет его душу по воздуху, а эреборец и заметить этого не успеет. Бедняга.
Подождав, пока Ниар скроется в темноте, оборотень поднял голову к небу. Звезды алмазной россыпью сверкали на черных потолках мироздания. Ночь выдалась на удивление ясной.
Затишье перед штормом.
♦♦♦♦♦
Звезды алмазной россыпью сверкали на черных потолках мироздания. Ночь выдалась на удивление ясной.
Затишье перед штормом. Торин это понимал. Любуясь небом через широкое окно, молодой наследник Дурина никак не мог уснуть. Переворачиваясь с одного бока на другой, гном вновь и вновь возвращался мыслями к Смогу. К предстоящей битве. К тем ужасным событиям, что должны были развернуться под Одинокой Горой. Смерть не очень беспокоила Торина. Тревогу вызывали мысли о проигрыше. Мысли о том, что Эребор никогда вновь не станет домом для тех гномов, что остались ждать своего Короля в Синих Горах.
Прикрыв глаза, Торин попытался задремать. Мысли, однако, покоя не давали. Под боком самозабвенно похрапывал Бофур (спустя полчаса прослушивания сей симфонии Торин ясно понял, что готов ради сна безжалостно убивать), так что еще и изрядно мешали окружающие звуки. Если бы Беорн не запретил выходить ночью на улицу, гном бы без промедления пошел в яблоневый сад.
«Яблоко, — вспомнил неожиданно молодой Король. — Яблоко все еще в кармане…».
Есть не хотелось. Но эреборец помнил, что взяв фрукт в руки, ощутил себя лучше. Вряд ли конечно подарок Ниар мог снова каким-то образом поднять настроение, но ведь попытка не пытка. Протянув руку к карману плаща, потомок Дурина вынул из него красный кругляш. Хмыкнув, поднес яблоко к лицу, вдыхая сладкий аромат лета, что источал фрукт. Вспомнилась улыбка задорной девчушки на вороном коне, ее крепкий и здоровый смех, скромность и вызов во взгляде. Зажмурившись, молодой Король с легкостью выудил из памяти свежее воспоминание… Такое летящее и безмятежное. Ладный ход черного скакуна, пылающего жаром. Точеная фигура юной красавицы, и лучики света, гуляющие свободно по ее белой коже. А еще – смелость и свобода. И большие карие глаза, в которых плясал огонь… И все это – пара секунд жизни.
Лицо Торина тронула улыбка.
…Ниар…
Глава 2.3: День "отдыха"…Ниар…
Какое-то дурацкое имя выбрал Мелькор, нарекая свою дочь. Отца попрекать плохим вкусом девушка не собиралась, но всякий раз пробуя свое имя на вкус, Красная Колдунья морщилась. Сочетание букв ей нравилось: яркое «р», твердое приглушенное «н», восходящее звонкое «иа». Однако происхождение, да и смысл имени не радовали. Истоками своими уходящее к языку орков, слово «Ниар» означало «дуб». Притом используя это слово, орки подразумевали далеко не высокое крепкое дерево. Почему Моргот в качестве имени для своей старшей дочурки выбрал сие орочье понятие, Ниар не знала, а спрашивать боялась. Уважения, правда, «дубовая» девочка среди орков с таким распрекрасным именем смогла добиться не сразу. Свирепый народец признал ее силу только после пары-тройки показательных уроков, тут же дав девушке новое прозвище – «Мирад’ок». Эта кличка оказалась немногим лучше, ибо значила она «удар ломом».
А хотелось иметь имя подобрее и поженственнее. Как имя «Анаэль». С квенья оно переводилось как «ромашка». Или, например, прекрасное (и крайне редкое) орчье имя «Элрель» – «спасительница». Что-то в таком роде. Но никак не пренебрежительное «Ниар». «Дубовый, толстый, туповатый».
Фыркнув, Красная Колдунья отерла зеркало рукой и посмотрела на собственное лицо. С кожи стекали капельки ледяной воды. Умывшись, девушка ощутила свежесть, но полностью смыть с себя усталость Ниар не смогла. Ночь выдалась бессонной, пусть и плодотворной. Закончив все приготовления для своих маленьких и темных планов, принцесса ангбандская теперь была свободна от дел как птица в полете. Впрочем, существовали еще такие понятия как стирка, готовка, ульи и огород. Так что расслабляться не стоило.
Поджав губы, Ниар стряхнула с рук капельки и, развернувшись, оглядела сад Беорна. Светало. А хозяин пасеки между тем куда-то ушел: судя по всему, смотреть на плоды дел эреборской компании. Оборотень, конечно, мог спросить и у самой ангбандки о том, что произошло с Гэндальфом, Торином и их компаньонами, но делать этого не стал. Пожалуй, из чувства самосохранения. Беорн вообще старался пореже обращаться к Ниар с необычными просьбами, зная, что девушке придется пользоваться своими колдовскими навыками. А лишние напоминания о происхождении принцессы мучали медведя. Беорн был довольно-таки совестливым.
Хмыкнув, создательница Барад-Дура отошла прочь от большой кадки с водой, приставленной к одной из стен деревянного дома. Желудок, пустой еще со вчерашнего вечера, нещадно вопил и требовал завтрака, плотного и, желательно, жирного. Спрашивается, почему Мелькору было сложно детей своих создать без подобных вот животных нужд? Жизнь бы изрядно полегчала, если бы различные физические слабости вдруг потеряли свою власть над телом. Неосуществимая мечта, но зато какая соблазнительная…
«Ладно, хватит, — решила Ниар, потирая замерзшие руки. Утро, хоть и ясное, выдалось прохладным. — Нужно все же взяться за дело. И закончить с бытовой мелочью лучше бы побыстрее».
Клонило в сон, но волшебница, подавляя в себе желание прилечь на траву и подремать, прошла к входу в медвежий дом. Двигаясь бесшумно, она осторожно открыла тяжелую дверь и тенью скользнула внутрь. В избе Беорна царил предрассветный полумрак, по воздуху вились едва заметные дымные облака, а в камине тлели догорающие угли. Гномы, лежащие на тюфяках и перинах, казалось, крепко спали. Гэндальф, которого животные Беорна обустроили лучше других путников, закутавшись в теплое одеяло, видел свои тревожные сны, понятия не имея о присутствии врага рядом с собой. Посмотрев на лицо Майа, Ниар нахмурилась.
Как же легко их было сейчас убить. Никто бы даже не проснулся. Но вот беда – лишить жизни путешественников Миас пока не могла. Хотя бы потому, что с ними она связывала возвращение в Эндор отца. Значит, нужно было набраться терпения и ждать. А с последним у старшей дочери Мелькора всегда были проблемы – особой выдержкой девушка не обладала.
Качнув головой, Ниар себя приструнила. Не стоило торопить события, не стоило даже думать о будущем. Важнее прочего сейчас был отсутствующий завтрак. Готовая слопать целиком хоть балрога, ангбандка тихонечко перешагнула через лежавшего на полу гнома. Тот, перевернувшись на другой бок, сладко что-то протараторил и смолк почти тут же, погрузившись в еще более крепкий сон. Улыбнувшись, Ниар с удовольствием заметила, что гости, в целом, казались умиротворенными. На войне частенько приходилось видеть солдат, которые даже погружаясь в мир эфемерных сновидений оставались напряженными и испуганными. Представители подгорного народца, судя по всему, не страдали ночными кошмарами и бессонницей. Хотя ведь и им несладко жилось последние лет сто.
Снова перешагнув через очередного гнома, Ниар замерла на месте. Взгляд ее упал на одного из гостей. То был один из молодых соратников Торина, которого, кажется, звали Ори. Вчера именно этот юный и наблюдательный член гномьего отряда проявил смелость перед Беорном, первым представившись оборотню. Вел себя юнец скромно: говорил тихо, иногда наивно, а иногда слишком серьезно. Сутулился, опускал взгляд умных карих глаз перед старшими и тихонечко улыбался, прижимая к груди маленький, но широкий блокнот. Вечно что-то пишущий, вечно слушающий и внемлющий чужой мудрости, Ори приятно удивил Ниар. Открыто смотря девушке в лицо, гном не искал за личиной незнакомки врага и не ожидал подвоха. Чистой и яркой была душа юного эреборца.
Сейчас Ори тоже прижимал к груди свой блокнот, видимо боясь с ним расстаться даже под крышей друзей, в безопасности. Его лицо казалось Ниар серым и напряженным: гному снился какой-то сон и не из приятных он был. Слегка морща нос, Ори беспокойно постукивал пальцами по кожаной обложке блокнота. Теплое одеяло сползло со спины гнома и теперь лежало рядом. Бедняга.
Присев подле, Ниар подхватила стеганную накидку и осторожно гнома укрыла, стараясь не тревожить сна молодого храбреца. Убедившись, что одеяло полностью накрывает гостя, чародейка еще несколько секунд изучала лицо Ори, после чего протянула руку к его голове и положила холодную ладонь на разгоряченный лоб.
Гному действительно снился кошмар. В туманных ночных видениях юного воина окружали полчища орков, голодных, свирепых и жестоких. Хмурясь, Ниар с удивлением признала в снившихся Ори уруках морийцев: высокие скалистые стены Казад-Дума угрюмо возвышались над серым морем сражения. От такого кошмара любой во сне начал бы стонать.
«Элрелемир себрион, — произнесла Ниар в уме на валарине. Заклинание легкое, светлое, очищающее мысли и успокаивающее сознание. — Спи безмятежно, храбрец».
Подождав, пока гном затихнет, Красная Колдунья поднялась на ноги и задумчиво уставилась на свернувшегося калачиком Ори. Тихий, юный, совсем не злой. Ниар до безумия сильно захотелось наорать на кого-нибудь. Из всех самых гадких вещей мира подлые закономерности войны ангбандка ненавидела больше всего. Без всяких споров и притязаний на звание миролюбивого человека, Ниар готова была признать, что питает страсть к сражениям и битвам: девушка не мыслила себя без меча, без крови врагов и постоянной близости смерти. Была своя прелесть в войне, неукротимый шарм жестокости и священная, неприступная правда защиты своих близких. Но чаще всего в пожарах сражений гибли существа, которые не имели никакого отношения к спорам Великих и которые заслуживали жизнь больше, чем полководцы. Как этот ни в чем неповинный мальчик, волею судьбы пошедший за Торином и по велению рока оказавшийся тут, в доме Беорна. Глупо.
Прикрыв глаза, Ниар резко отвернулась и попыталась выровнять сбитое гневом дыхание. Уже через пару мгновений злость прошла, а сердце сбавило скорость своего бесконечного бега. Неприятный осадок на душе остался, но принцесса Дор-Даэделота не в первый раз мучилась рассуждениями о несправедливости и судьбе. Рожденная войной, взращенная ею и живущая только благодаря ей, Ниар ежедневно размышляла о смысле кровопролития. И не находила его.
Качнув головой, девушка напомнила себе о завтраке. Аппетит, правда, пропал, но поесть было нужно. Поэтому, аккуратно обойдя Ори стороной, Красная Колдунья прокралась к столу и, недолго думая, начала осматривать кухонные шкафы. Вспоминая, где лежат сдобные лепешки, старшая Миас начала осторожно заглядывать за высокие деревянные дверцы низеньких тумб. Чувствуя себя не в своей тарелке, Ниар улыбнулась, прислушиваясь к оркестровому хору в своем желудке.
Воришка в собственном доме.
♦♦♦♦♦
Воришка в собственном доме. Во всяком случае, сейчас Ниар походила именно на воришку. Крадучись, она приоткрывала дверцы шкафов и пыталась что-то в них отыскать. Взгляд девушки перебегал с одного предмета на другой, жадно выхватывая из общей картины какие-то скляночки и баночки. Из одного шкафа девушка вытащила кружку, с другого – пару тоненьких медовых хлебцев. Закончив мародерствовать на кухне Беорна, девчушка поставила все найденное на стол, затем налила в кружку чистой воды и осторожно присела на стоящую у стола скамейку. Все это Ниар проделала на удивление быстро и тихо.
Торин вынырнул из пучин сна, наверное, четверть часа назад, найдя всех компаньонов спящими. Взглянув за окно, гном увидел сереющее небо и к собственному сожалению понял, что проснулся слишком рано. Звезды еще не успели погаснуть на безграничной небесной тверди, а лучи восходящего солнца даже не касались зеленых вершин рядом растущих деревьев. Решив пока не подыматься и друзей своих не будить, Торин просто лежал и смотрел в небесную даль, наслаждаясь тишиной и покоем.
Признаться честно, когда в дом вошла Ниар, сердце гнома екнуло. Привыкший на все обращать внимание, реагировать на малейшие признаки опасности, Торин, заприметив скользнувший внутрь темного помещения лучик света, потянулся к мечу. Привычки, знаете ли, от них избавиться практически невозможно. Ожидая увидеть в дверном проеме какого-нибудь орка (вероятно, спросонья), Торин в удивлении замер, наблюдая за тем, как в щелку протискивается маленькая девчушка. Осторожно ступая по полу, видимо остерегаясь скрипов и шорохов, Ниар прикрыла за собой дверь и начала медленно ступать вперед. Перешагивая через спящих гномов или обходя их стороной, если такая возможность существовала, воспитанница Беорна невесомой тенью шла на кухню. Торин, задержав дыхание, молча наблюдал за Ниар, боясь пошевелиться. Нет, чем-то смутить девушку гном вряд ли мог. Но давать ей понять, что не спит, тоже не собирался. Во-первых, потому, что тут же началась бы сутолока: друзья бы проснулись, сразу бы заверещали, начали бы готовить завтрак. Во-вторых, хотелось просто понаблюдать за тем, что будет происходить. А произошло следующее.
Ниар, обойдя всех гномов, остановилась подле Ори, склонилась над ним и укрыла, при этом как-то по-матерински нежно. Потом коснулась лба гнома рукой. Страдающий плохими снами, Ори всегда под утро начинал переворачиваться с боку на бок, иногда издавая странные стоны, похожие чем-то на стоны болеющего человека. Торину всегда было искренне жаль мальчишку, но помочь ему Король-под-Горой был не в силах. Сегодняшнее утро ничем не отличалась от многих уже прошедших: спящий Ори начал ерзать на полу, скинул с себя одеяло, издавая приглушенные вскрикивания. Но стоило девушке коснуться гнома, все будто бы прошло: Ори стих и обмяк. Пораженно всматриваясь в Ниар, Торин молча наблюдал за тем, как девушка поднимается с колена на ноги, несколько секунд стоит над спящим другом, а затем отправляется на кухню. Подмывало во весь голос спросить: что, балрог дери, произошло?
Однако свои наблюдения Торин пока предпочел оставить при себе. Причины были. Много причин. Но хватало одной. Вполне возможно, что Ори просто стало чуть-чуть полегче. Совпадения, они иногда случались. Наверное, даже чаще, чем «иногда».
Девушка тем временем за обе щеки уплетала сухие пластинки медового хлеба, запивая их водой. Искоса поглядывая на Ниар, Король-под-Горой отчего-то почувствовал себя слегка смущенным. Ничего запрещенного или непристойного в своих действиях (а точнее – в их отсутствии) Торин не находил, но тем не менее воспринимал мелкий шпионаж как нечто низкое. Пожалуй, следовало дать девушке понять, что за ней наблюдают. С другой стороны – зачем?
Ниар ела красиво. Именно красиво – надкусывая хлеб, девушка медленно его прожевывала, явно наслаждаясь трапезой. Иногда отирая губы, она подносила к ним кружку и делала два-три больших глотка, после чего снова принималась за хлеб. Порой крошки падали ей на колени, и тогда девушка очень коротким движением смахивала их со своей одежды. А временами они оставались у нее на губах, и тогда Ниар осторожно их слизывала. Прикончив один хлебец, задорная девчушка по-мальчишески непринужденно облизала пальцы и в один присест допила воду. Оглядев же стол, сложила на него руки и, прикрыв глаза, просто продолжила сидеть на месте.
Торин вчера не успел хорошенько разглядеть воспитанницу Беорна. Случайных пятнадцати минут вряд ли могло хватить для ознакомления с внешностью, так что эреборец с любопытством окинул юную особу свежим изучающим взглядом. Да, Ниар была подтянутой – но далеко не худой, как могло показаться. Стройные ноги в икрах были широки, так что утверждение «девушка любит бегать» имело некий смысл. Руки в запястьях казались до ужаса тонкими, а ладони – крохотными, аккуратными, ухоженными. И даже если Ниар занималась тяжелой работой по дому, тонкая кожа и маленькие не натруженные пальчики не выдавали в юной особе домохозяйку. Тонкая рубашка скрывала под собой широкие для леди плечи, маленькую грудь и осиную талию. Не девушка, а загляденье. Действительно, как крепкий и острый клинок умелой работы.
Засмотревшись, Торин не заметил, как Ниар поднялась со своего места. Убрав кружку в мойку (казалось гному, что при желании в ней можно было кого-нибудь утопить), а остатки хлеба обратно в шкаф, задорная девчушка направилась назад, к выходу из дома. Упругой походкой вышагивая к двери, Ниар на секунду задержалась напротив Торина, подняв к нему лицо. И посмотрев ему в глаза…
Вот тут Король-под-Горой испытал неслабое потрясение и теперь уж точно сильное смущение. Уверенный в том, что на лице его сии эмоции вряд ли читались, Торин просто продолжал упрямо глядеть девушке в глаза, уступая ей возможность действовать.
Ниар, к удивлению гнома, просто живенько улыбнулась, коротко поклонилась и, не став дожидаться ответа со стороны Короля, пошла к двери. Ее непринужденное поведение, такое легкое и такое при этом странное, вводило в прострацию. Провожая глазами силуэт девчушки, Торин молчал.
А на задворках сознания крутилась одна и та же фраза, эхом вторящая эмоциональному состоянию: вот вам и утро доброе, чтоб его.
♦♦♦♦♦
А на задворках сознания крутилась одна и та же фраза, эхом вторящая эмоциональному состоянию: вот вам и утро доброе, чтоб его. Двалин не был предвзят. Скорее просто устал как вол и со вчерашнего вымотался так, словно всю предыдущую неделю вкалывал на поле. Спать пришлось на полу, а от подобного «комфорта» спина болела в два раза сильнее обычного. Старые травмы порой напоминали о себе, а гному гораздо приятнее было почивать на мягкой почве, чем на прямых кленовых досках. Впрочем, крепкий завтрак компенсировал все ночные неудобства и тупую, ноющую боль в пояснице. Отпивая пьянящего меда из кружки, гном оглянулся.
Завтрак подавали тоже звери: как и вечером, они стайкой набежали к столу, ловко расставили на нем кружки и тарелки, принесли из кладовой большие блюда с печеными пирожками, булочками и сладкими медовыми кексами. Завершив приготовление к трапезе, звери Беорна исчезли из дома так же неожиданно, как и появились в нем.
Гномы же, просыпавшиеся медленно, неохотно поднимались с пола, скидывая с себя теплые одеяльца. Полусонные, они ждали, пока накроют на стол, после чего такие же полусонные сели за него, начав потягивать из кружек горячий, пряный чай. Прикончив бодрящий напиток, они молча принялись поедать кексы, в то время как воспитанница Беорна (за стол не садившаяся, но завтракающая рядом у кухонного шкафа) расторопно меняла кружки и ставила на стол новые, до краев наполненные подогретым медом. Девчушка казалась Двалину милой, но при этом какой-то напоказ открытой и улыбчивой. Молча юная особа подставляла на стол новые блюда, так же молча уносила куда-то старые. Скромная? Пожалуй, да. С хитрецой? Без всяких сомнений.
Бильбо, сидевший напротив, кашлянул. Зыркнув в сторону хозяйки дома, он осторожно поставил свою кружку на стол и отодвинул от себя тарелку с недоеденным кексом. Хоббит выглядел немного дерганным, хотя, пожалуй, его вины в этом не было. Привыкший к тихой жизни, мистер Бэггинс с трудом превозмогал свою тягу к удобству и вежливости. Вот и сейчас, скорее всего, Бильбо ощущал себя неуютно просто из-за воцарившейся на кухне тишины. Двалин же подобные «молчаливые» моменты готов был возводить в ранг священных явлений (настолько редки они были в гномьей компании).
— Кхм… — прежде чем заговорить, хоббит откашлялся. Его забавные уши на кончиках покраснели, а лицо мистера Бэггинса отчего-то разрумянилось. Ухмыльнувшись, Двалин нашел зрелище забавным. — Ниар, позвольте спросить.
Девушка, стоявшая в стороне и попивающая собственный чай из огромной кружки, подпрыгнула от неожиданности и, поперхнувшись, закашлялась. Справившись с приступом, она удивленно воззрилась на Бильбо, улыбаясь краешками губ и пунцовея. Последний факт, в принципе, был вполне объясним: четырнадцать пар глаз уставились на юную особу с неподдельным интересом. Если бы Гэндальф до завтрака не уехал по своим делам, то пар глаз было бы пятнадцать. Волшебник хоть и не нашел воспитанницу Беорна любопытной, тем не менее разделил бы с гномами и хоббитом заинтересованность в беседе. Хотя бы потому, что обстановка нормальным людям могла показаться угнетающей. Двалин, правда, готов был настаивать на обратном.
— Да, конечно, — уверенный приветливый девичий голос. — Спрашивайте, мистер Бэггинс. Только постарайтесь обойтись без вопросов о моем росте. Я человек. Просто маленький человек. А если о возрасте – то после двадцати мне всегда только восемнадцать.
По компании гномов прошелся шепоток и легкий, едва слышимый смех. Бильбо в мгновение стал совершенно красным. Скромно опустив взгляд, мистер Бэггинс улыбнулся, подыскивая правильные слова. Поборов же присущую ему кротость, Бильбо вновь поднял взгляд и спросил, уже более уверенно и четко (про себя Двалин хоббита похвалил):
— Нет, не о росте речь, впрочем, может быть только косвенно. Я еще вчера хотел спросить, но как-то постеснялся, — хоббит обхватил кружку руками и заерзал на месте. Признак действительно сильного любопытства. Двалин, отпив меда, хмыкнул. — Вы ездите на лошади. Притом на очень большой лошади. А ведь ростом Вы не выше меня… Как Вы вообще залазаете на нее? Признаться честно, я с трудом могу себе это даже представить.
Вопрос резонный. Девчонка оборотня самому Двалину чуть ли не в пупок дышала. По жизни гному попадалось много разных людей: низких и высоких, толстых и худых. Однако тех, что были ростом с хоббитов – никогда. На коне Двалин юную особу видел. Слезающей с коня – тоже. Но вот как девица ростом с полурослика запрыгивает на своего доброго скакуна, увы и ах, гному наблюдать еще не приходилось.
Все молчали и пялились на Ниар. Девушка, более или менее свыкнувшись с общим вниманием, теперь спокойно встречала на себе чужие взгляды.
— Ногами, мистер Бэггинс, — ответ был прост. — Залазаю на коня ногами.
И вновь вся компания дружно захихикала. Сидевший на другом конце стола Торин тихонечко улыбался. На воспитанницу оборотня Король не смотрел, однако с каким-то забавным выражением лица оглядывал хоббита. Сидевший по правую руку от Торина Балин, развернувшись, кивнул Ниар.
— Ну а если серьезно, милое дитя, как Вам удается справляться с лошадкой? — брат говорил с улыбкой на лице, но тон его был холоден. Двалину этот факт не понравился. Посерьезнев, он тоже посмотрел на девицу. Та мельком зацепилась за его взгляд. Гному тут же захотелось опустить глаза к полу. У Ниар взор был чуть ли не похлеще Торинского: ясный, резкий, тяжелый, острый, как лезвие меча. Не девка, а огонь.
— У меня были хорошие учителя, — мягко произнесла хозяйка дома. — Я родом с Востока, того самого, что находится дальше Руна. Моя родина лежит за Красными Горами, а потому вряд ли вы знаете о ней что-либо. Но народ моей страны всегда ценил искусство верховой езды, поэтому дети с малых лет приучались к седлу. Возраст, рост и вес не имели никакого значения там, откуда прибыла ваша покорная слуга.
Слова Ниар буквально взорвали молчание: тут же со всех сторон на девушку посыпались разные вопросы. Вы с Востока? Путешествовали в одиночку? А драконов на Востоке не видели? А что там, за Руном? И так далее, и тому подобное. Двалин молча наблюдал за тем, как друзья, надрывая глотки, пытаются привлечь к себе внимание девчушки. Но гном, хмурясь, лишь оглядывал лицо Ниар.
А воспитанница Беорна лгала. Родом она была явно не с непознанного Востока. Однажды Двалину пришлось общаться с купцом, пришедшим на земли Средиземья из-за Орокарни. Тот был высок, широкоплеч и смугл. Черные волосы восточного человека кудрями вились по спине, а зеленые, точно изумруды, глаза сверкали из-под густых широких бровей. Ниар же больше походила на коренную северянку Эндора. Во всяком случае, ее бледное лицо красноречиво говорило именно об этом.
Тем временем девушка отвечала на вопросы. Да, она была родом с Востока. Путешествовала воспитанница Беорна всегда в одиночку (вот так-так, подумал про себя Двалин). Драконов на Востоке отродясь не было. А за Руном простирались обширные степные земли, за которыми начинались восточные города-государства. Да, в ее стране все ездили на лошадях. И да, любого можно было посадить на спину коня. Шум нарастал, и беседа за столом плавно перетекла в веселые споры. Все как обычно.
— Могу поспорить, что не любого, — в ответ на реплику Ниар выкрикнул Нори. Широко улыбнувшись, он добродушно хлопнул Бомбура по плечу. Толстяк, уминая булочку, удивленно поднял к другу взгляд. — Попробовали бы ваши друзья усадить вот этого гнома на лошадь! Он не только толст, но и труслив порой…
Бомбур, надо сказать, обиделся. Не став отвечать, просто взял еще одну булочку и мрачно нахмурился. Двалин ухмыльнулся, чувствуя, что беседа на такую тему добром явно не закончится.
— К балрогу Бомбура! — вскрикнул Кили, поднимая кружку и кивая Ниар. Девушка, обходя стол, собирала пустые тарелки. С делами хозяйскими она справлялась быстро и ловко. — Попробуйте-ка усадить в седло нашего хоббита! Он и на пони-то с трудом держится, а уж как мы уговаривали его…
— Строго говоря, никто меня не уговаривал, — зашипел Бильбо, слыша слова племянника Торина. Кили, обернувшись к хоббиту, весело улыбнулся. — Вы просто усадили меня в седло.
— Не суть, — Фили, сидевший между мистером Бэггинсом и своим братом, благодушно рассмеялся. — Но в седле Вы действительно не очень держитесь…
— А потому я хоть половину своей доли готов поставить на то, что Бильбо бы никто на коня посадить бы не смог, — закончил свою мысль Кили, вновь отпивая из кружки. Все вокруг его поддержали, подшучивая над хоббитом и изрекая довольно-таки едкие комментарии друг другу в беседе о лошадях. Балин, что молча наблюдал за ходящей вокруг стола девушкой, лишь загадочно хмыкал. Торин, вообще не проронивший ни слова за завтраком, почему-то в сторону Ниар не смотрел. Король думал о чем-то своем.
— И чего же стоит Ваше слово, мистер гном? — спросила воспитанница Беорна, забирая у Кили кружку и подавая новую, полную меда. Молодой гном улыбнулся, засверкал глазами и гордо изрек:
— Клянусь Дурином, Эребором и именем своей матери! Если вдруг Бильбо сможет хотя бы ярд вперед проехать на Вашем коне, половина золота, что будет принадлежать мне, станет Вашей!
Услышав слова юного гнома, Ниар рассмеялась. Видимо не придав им особого значения, вернулась к мойке и принялась мыть посуду, больше не обращая внимания на шумевших за спиной гномов. Споры, однако, продолжались, как продолжались и беседы. Вскоре вся компания начала обсуждать план дальнейшего пути, кто-то перекинулся парой слов о Смоге, потом гномы дружно переключились на более приятные темы об оружии и железе. Ниар, как добросовестная хозяюшка, подливала в кружки мед, подставляла гостям блюда с печеньицами, улыбалась гномам и порой отвечала на их веселые шутки.
Когда же трапеза подходила к концу, и все давным-давно забыли о произнесенных Кили словах, воспитанница Беорна подошла к столу со стороны Торина, взяла небольшое яблочко, что лежало на широком деревянном подносе (Беорн видимо не любил железо – все у него в доме было сделано из теплой и крепкой древесины), и обратилась к племяннику Короля.
— Кили, я принимаю Ваши условия спора, — звонко откусив кусок от яблока, девушка оперлась о стол одной рукой. — Хоббит сядет на Арго, проедет ровно ярд и половина Вашего золота станет моим.
Девичий голос перекрыл шум. Гномы стихли, и в этот раз было заметно, что Ниар довольствуется всеобщим вниманием. В ее карих глазах блестели лукавые огонечки. Двалин, посмотрев на Кили, хмыкнул. Племянник Торина зря вообще рот открыл. Воспитанница Беорна не походила на тех людей, которые умели проигрывать. Чем-то эта девчушка привлекала, чем-то неопределенным и таинственным. Что скрывалось за простотой и приветливостью Ниар, Двалин понятия не имел, но то, что он видел, гном был готов назвать настоящей, неподдельной харизмой.
— Я не согласен, — пропищал Бильбо в наступившей тишине. Побледневший, он как никто другой осознавал всю реальность происходящего. Хоббит, казалось бы, уже понял, что Ниар не являлась бесхитростной нюней.
— Идет, — твердо ответил Кили, вставая со своего места. Молодой гном, хоть и побледнел, но пыла своего не растерял.
— Ну что ж, — изрекла Ниар и, отбросив в корзину для мусора огрызок, резво пошла к хоббиту. Оказавшись прямо напротив Бильбо, схватила его за шкирку и на удивление легким движением стянула несчастного со скамеечки. Мистер Бэггинс, не ожидавший такой прыти от молодой женщины, податливо пошел следом за юной особой. — Пари есть пари: дело святое.
Волоча за собой Бильбо, Ниар вышла из дома на улицу, где набирал цвет и распускался бутон нового дня. Погода вновь радовала глаз и душу, солнышко весело играло лучами рассвета с зеленой травой, а яблони на ветру издавали приятный шорох. Сидевшие за столом гномы проводили взглядом девушку с хоббитом, вслушиваясь в возмущенные крики последнего. На кухне Беорна вновь воцарилась тишина. Залетающие внутрь помещения звуки лишь усиливали то безмолвие, что сковало гномов.
— Я зря поспорил? — первым заговорил Кили, обратившись к дяде. Торин, как обычно спокойный, посмотрел на племянника. На лице Короля не читалось удивления. Казалось, что молодой наследник Дурина, как и хоббит, давно прознал о воинственной природе маленькой девочки, что подавала завтрак.
— Сдается мне Кили, что зря.
Поднявшись с места, Торин отхлебнул из кружки и вышел из-за стола. Поглядев в окно, ухмыльнулся. Двалин, знавший Короля еще мальчишкой-шалопаем, (ох и любил Торин проказничать в свое время: как-то раз он умудрился подменить всю одежду королевского гарнизона на тоненькие шелковые ночные наряды, что так любили человеческие женщины) без промедления узнал во взгляде внука Трора искорки любопытства. Едва заметные, они, тем не менее, становились ярче. Двалин качнул головой. Ничего хорошего, однако.
— Ты же не думаешь, что эта козявка сможет закинуть хоббита на свою лошадь? — обратился к Торину Бофур. Разведя руки в стороны, гном покосился на Кили. Последний выглядел потерянно. Видимо уже прощался с половиной своего еще не добытого золота. — Я имею в виду, она то может и хорошо ездит. Но хоббит далеко не так прост, как кажется… Мы с вами успели в этом убедиться.
— А ты-то сам уверен, что козявка, которая нам тут харчи разливала, проста? — Двалин посмотрел на Бофура с легкой ехидцей в глазах. — Стала бы она спорить, если бы не была уверена в выигрыше?
— Да ну говорить о чем-то смысла нет, — сидевший Фили тоже поднялся с места, и, хлопнув брата по плечу, вышел из-за стола. — Вы как хотите, а я пойду и гляну. Если вдруг Бильбо все же окажется верхом на лошади, теперь уже я клянусь Дурином, никогда слова плохого не скажу в сторону хоббита.
Не сговариваясь, все гномы тут же начали вскакивать со своих мест. Кто-то брал с собой кружки, кто-то – булочки. Все надеялись увидеть веселое представление. Двалин, наблюдавший за Торином, подождал, пока друзья выйдут из деревянного дома. Проходивший мимо Балин косо глянул на Короля, покачал головой и последовал за компаньонами. Торин же, казалось, идти никуда не торопился.
— Считаешь, она усадит Бильбо на лошадь? — спросил Двалин как бы невзначай. Торин же, оторвав взгляд от окна, спокойно посмотрел на старого друга. Гномы пару секунд молчали. Молодой Король Эребора каким-то образом сохранял хладнокровный, величественный вид. Торину невдомек было, что выдавали его волнение лишь глаза.
— Я думаю, Двалин, мистер Бэггинс сам вспорхнет на коня. Во всяком случае, мне так кажется. Хоббит достаточно храбр, чтобы действовать безумно, и достаточно тактичен, чтобы не обижать юных дам. Одно скажу точно: Бильбо не из тех, кто струсит перед лицом маленькой опасности. А значит это, что утро будет веселым. Хотелось бы в это верить, по крайней мере. Собирать косточки хоббита из-за простого спора у меня желания нет, да и перед Гэндальфом держать ответ тоже не слишком хочется. Поэтому предлагаю пойти и посмотреть, чем закончится дурацкая авантюра Кили.
Коротко кивнув, Торин обошел Двалина стороной и вышел из дома. Тяжело вздохнув, опытный воин опустил взгляд к ногам. Что-то не давало гному покоя.
Наверное, плохое предчувствие.
♦♦♦♦♦
Наверное, плохое предчувствие. Скорее всего, именно его испытывал Бильбо, смотря на Арго. Ниар хохотнула, придерживая коня.
До чего чудной народец, эти гномы. Забавные, наивные и смелые. Кто вот просил Кили ставить половину своего богатства на столь легкое, по сути, условие? Никто. Юному воину просто не терпелось похвастать собственными силой и храбростью. Что ж, за язык никто не тянул, сам напросился.
Оглянувшись, старшая Миас увидела у высокой зеленой изгороди толпу гостей. Гномы стояли рядом друг с другом, перешептывались и наблюдали. Кто-то даже прихватил с собой кружки с медом. А пухленький Бомбур вообще притащил огромный душистый крендель. Скользя взглядом по лицам подгорных жителей, Ниар с удовольствием находила их улыбающимися и удовлетворенными.
«Когда не выходит воевать открыто, завоёвывай сердца, — наставлял дочь Мелькор. Ниар, слушая отца, внимала каждому его слову. — Ты не прогадаешь, расположив к себе людей своего врага. Тогда они усомнятся в своем правителе и будут смотреть на тебя, как на твердыню, что может обеспечить мир и покой. Доверие – вещь относительная, помни об этом. Умный противник везде ищет подвох, а поэтому, обманывая, старайся обернуть ложь в рамку житейских будней. Пусть каждый твой шаг скрывает жизнь. Пусть в действиях будет видеться только искренность. Но чтобы добиться подобного, Ниар, тебе придется действовать честно. Проникаясь любовью – люби. Проникаясь заботой – заботься. Сущее не приемлет обмана, а ложные эмоции легко почуять. Поэтому будь искренней и готовься к боли. На пути к цели тебе придется принести в жертву то, что станет дорого сердцу. Помни – война это не только смерть, кровь и меч. По большей части война – переживания. Научишься управлять чужими эмоциями, научишься повелевать миром».
На словах – проще простого. На деле Ниар приходилось не раз и не два бороться с соблазнами. Жалко ли было существ, которые пали жертвами ее интриг? Да, было. И было действительно больно наблюдать за муками людей, что доверяли в руки старшей Миас свои тайны и мечты. Смотря на гномов, Ниар прекрасно понимала, что в конце пути к Казад-Думу каждый из этих маленьких смельчаков будет готов отдать за нее свою жизнь. И, когда потребуется, старшая дочь Мелькора собиралась взять с них эту дань за честь быть знакомыми с наследницей Дор Даэделота. Привяжется ли сама Ниар к гномам? Да. И – вероятнее всего – привяжется сильно. Но война есть война. Боль и потери неизбежны на поле брани.
Поймав на себе взгляд Торина, Ниар сглотнула. Король-под-Горой, в отличие от друзей, не улыбался. До отвратности серьезный, он стоял поодаль, сложив руки на груди, с безразличием в глазах поглядывая на Бильбо. Поджав губы, старшая Миас попыталась эреборцу кротко улыбнуться, подавляя в себе желание подойти к нему и хорошенько треснуть. Напоминая себе, что терпение является оружием гораздо более опасным, чем злость, Ниар опустила свой взгляд.
Ничего страшного. Сейчас этот упрямый наследник Дурина не питал к ней симпатии. Но уже завтра Торин будет благодарить Миас за помощь. В конце концов, при первой встрече Король-под-Горой ей улыбнулся. Что-то, да значит.
— Послушайте, а так ли Вам нужно золото? — голос хоббита вывел Ниар из прострации. Вздрогнув, девушка посмотрела на бледного Бильбо. Осунувшийся, он дрожал. Испуганно поглядывая на Арго, несчастный мистер Бэггинс старался вести себя вежливо.
«Да нет, в общем-то, — хотелось ответить Ниар. — У меня завалялась где-то пара серебряных монет, а у сестры моей есть, кажется, десять золотых плюс дорогие вилки. Я не слишком-то богата, но в золоте не нуждаюсь. Потому что где-то в Белерианде, в развалинах Тангородрима, лежит маленький сундучок, наполненный маленькими драгоценными камнями. Лежит, мирно покоясь на огромных золотых дюнах отца. Что такое золото Эребора, когда есть золото Ангбанда?».
— Нет, но дело и не в золоте, — произнесла Ниар, хороня в сознании собственные размышления о Белерианде. До возвращения на родину оставалось много времени. Года. А может, и десятки лет.
— Тогда я пойду, раз уж Вам не нужно золото, — быстро пробубнил Бильбо, разворачиваясь на месте и тут же давая деру. Резко сделав шаг вперед, старшая дочь Мелькора поймала хоббита за руку. Мистер Бэггинс попытался вырваться, но Ниар остановила его, схватив второй рукой за плечо.
— Бильбо, я могу скрутить Вас и закинуть на лошадь, если пожелаете, — медленно произнесла девушка, стараясь выговаривать слова как можно более ласковым, но повелительным тоном. Хоббит дрожал. Гномы в стороне хихикали и подтрунивали. Было бы гораздо проще, если бы вся компания Торина разом заткнулась, но такого подарка судьбы Ниар не ждала. — Я не стану этого делать, потому что верю в вашу смелость. Поэтому я отпущу Вас сейчас, и Вы сами решите, хотите ли Вы попробовать залезть на Арго или нет. Хорошо?
Бильбо коротко кивнул. Не торопясь, Ниар убрала руки прочь от хоббита. Последний, сделав шажок назад, оправил свою безрукавку и резко посмотрел на высокого могучего фриза. Арго, кстати говоря, равнодушно жевал молодую зеленую травку. Летающие вокруг пчелы коня не волновали. Ровно, как и толпа гномов неподалеку.
— Нет, — ответ был четким и ясным. Махнув рукой, Бильбо откланялся и зашагал прочь. Его компаньоны, попивавшие мед, тут же начали улюлюкать, но по-доброму, без издевок. Еще бы. Как будто кто-то из бравых эреборских завоевателей сам мог запрыгнуть на лошадь. Глотая раздражение, Ниар опустила руки вдоль тела. Взгляд ее уперся в спину хоббита.
— А ну вернитесь сейчас же! — на этот раз ангбандка слегка повысила голос. Узнавая в своем тоне тот самый, которым некогда отдавала приказы, Миас вздрогнула. И вот оно – забытое эхо ушедших войн. Голос повелителя. Голос того, кто может подчинять. Хоббит, что самозабвенно шел себе к уютному домику Беорна, вздрогнул, оглядываясь. Ниар посмотрела Бильбо в глаза. Мистер Бэггинс выглядел потерянным и одиноким. — Вернитесь назад. Этот конь воплощение самых маленьких Ваших страхов. Я понимаю их – Арго большой, высокий, сильный. Все на Вас смотрят, оценивают, смеются. Не ставят ни во что Ваши старания и никак не хвалят за успехи. А Вы – просто маленький хоббит, мистер Бэггинс. И Вы никогда не нюхали запаха настоящих сражений. Но вдумайтесь в это, милый Бильбо. Вы кинулись следом за Торином, даже не понимая, на что подписываетесь, отправляясь в путешествие с гномами. Решили бросить вызов дракону, а не какому-нибудь песику в Шире. Все окружающие Вас компаньоны – воины. Им не привыкать к опасности и смерти. Но Вы – другое дело. Что для героя храбрость, мистер Бэггинс? Лишь преодоление собственных страхов. Так подумайте, кто Вы такой. Маленький трусливый хоббит, который не может даже справиться с паникой? Или тот самый смельчак, что побежал за приключениями, оставив теплоту родного края за спиной?
Ниар замолчала, ожидая реакции Бильбо. Гномы, однако, стихли. Теперь вокруг жужжали только пчелы, да птички насвистывали свои песенки. Ниар бросила взгляд на Короля-под-Горой. Сердце Миас при этом забилось чаще. Торин не смотрел в сторону, где стоял Арго, она и хоббит. Эреборец, прикрыв глаза, теперь улыбался. Своей восхитительной королевской улыбкой.
— Да ну чтоб вас всех, — пробубнил Бильбо возмущенно, всплеснул руками и упругой походкой вернулся к Ниар. Ангбандка, смотря на хоббита, ощутила, как настроение тут же становится лучше. Мелочи творили чудеса. В данном случае мелочь: победа мистера Бильбо Бэггинса над своими бесами. — Что делать?
Выжидательно оглядев Арго, хоббит перевел взгляд к Красной Колдунье. Последняя, схватив жеребца под уздцы, подвела коня ближе к Бильбо.
— Встаньте рядом, — Ниар рукой указала на место, откуда проще всего было залезть на лошадь. Арго, поняв, что над ним хотят провести некий эксперимент, теперь навострил ушки. Похлопав коня по шее, принцесса ангбандская его успокоила. Фриз вообще не был строптивым, как многим казалось. Почти нежный, вороной скакун любил катать на себе детей, и был не прочь полакомиться сладостями. — Полагаю, Вам сложно будет в первый раз сесть в седло без чужой помощи, а поэтому я Вас подсажу. Когда встанете мне на руки, я приподниму Вас, и Вы схватите руками седло. Не торопитесь и не дергайтесь. Потом, подтягиваясь руками вперед, перекиньте левую ногу на другую сторону седла. И просто сядьте.
Хоббит посмотрел на Ниар с сомнением. Миас ему кивнула.
— Вы уверены в том, что делаете? — спросил Бильбо шепотом. Он явно был готов пойти на откровенную глупость, что предлагала совершить ему Ниар. Но для храбрости мистер Бэггинс просил поддержки. Которую Ниар с удовольствием собиралась хоббиту оказать.
— Совершенно уверенна, — кивнув, старшая Миас присела на одно колено и сложила руки замком. — Ну, Бильбо, запрыгивайте.
Хоббит пару секунд помялся, потом подошел к Ниар и, поставив ей ногу на руки, стал ждать. Зная, что тянуть не стоит, девушка подтолкнула хоббита вверх (маленький выходец из Шира весил не слишком-то много). Как по писанному, мистер Бэггинс схватился руками за седло и на удивление Красной Колдуньи легко перекинул ногу через спину фриза. И сел, как ему и велели.
Арго, почувствовав на спине непривычную тяжесть, поднял голову и заржал. Бильбо, пребывая в легком шоке, очумело (и никак иначе) оглядывался по сторонам, прижав руки к груди. Ниар, подняв к нему голову, быстро схватила поводья, не дав Арго лихо погарцевать с хоббитом на спине (вороной скакун привык приветствовать подобным образом новых всадников). Улыбаясь, ангбандка погладила любимого жеребца по шее.
А за спиной раздались громкие торжествующие крики. Ну надо же. Гномы радовались. Лихо подначивая Бильбо, они веселыми голосами переговаривались и хлопали в ладоши.
— Мама дорогая, — пропищал хоббит со спины Арго. — Как же высоко…
— Вы привыкните, — Ниар передала в руки Бильбо поводья. Тот принял их поразительно ловким движением. Хмыкнув, старшая дочь Мелькора не стала обращать внимания на то, что хоббит сидел в седле прямо, как штык. Подойдя к Арго, девушка осторожно подтянула стремена: хорошо, что рост у них с Бильбо был примерно одинаковым. — Только прошу Вас, не бойтесь.
— Хорошо, — мистер Бэггинс, судя по всему, не стал говорить всего, что думал. Мудрое и тактичное решение.
Позади вновь послышался нарастающий гул гномьих голосов. Оглянувшись, Ниар увидела, что гости идут навстречу, лихо вышагивая по пасеке. Широко улыбающиеся, они чуть ли не вприпрыжку пересекали тот небольшой клочок земли, что отделял живую изгородь от пчелиных угодий Беорна. Буквально пары мгновений подгорным жителям хватило, чтобы оказаться рядом. Со всех сторон на Бильбо посыпались хвалебные речи. Кили, подошедший к коню спереди, весело хохотал. Казалось, его вообще не расстроил факт проигрыша. Ниар, осознав это, убила в себе удивление: стоило начать привыкать к гномьим странностям.
— Ну, Вы, однако, дали маху, — Фили, все еще хлопающий в ладоши, отвесил Ниар короткий поклон. — Таки умудрились посадить хоббита на коня. И без особых уговоров, следует заметить.
—А никто не сомневался в храбрости нашего хоббита, — между тем выкрикнул Дори. — Бильбо успел навидаться всякого за время путешествия.
— Пф, все мы многое повидали, — тут же оспорил Бофур. — Однако часть спора еще не выполнена. А, не забудем, Кили ставил половину своей доли. Это много. Так что давайте, устраивайте прогулки хоббиту на коне. Один ярд и не меньше.
Сидящий на коне Бильбо громко застонал, вызвав новые взрывы смеха. Ниар, поглядывая на зеленеющего мистера Бэггинса, с трудом могла представить несчастного даже рысью едущим по полю. Нет, конечно, выдержке хоббита можно было бы позавидовать. Но вряд ли полурослик морально был готов к новым потрясениям.
— Скажите, а Ваш вороной красавец хорошо выдрессирован?
Голос раздался вблизи, из-за спины. Бархатный, глубокий, спокойный голос. Вздрогнув, Ниар резко обернулась, испуганно встречая на себе взгляд Торина. Король-под-Горой стоял в шаге от девушки: высокий, стройный, красивый.
«Красивый?! — ангбандка, поймав себя на этой мысли, качнула головой. — Что за бред, дорогая? Ну-ка очнись. Он гном. Он создание Аулэ, из камня сделанное. Маленький, чопорный, высокомерный и жадный. Пройдет еще лет сто, от силы сто пятьдесят, и он превратится в толстенького и уродливого лицемера, с большим носом, крохотными глубоко посаженными глазами и длинной седеющей бородой. Хотя Торину и этого не светит. Так что заканчивай думать как дура, начинай просто думать».
На какое-то время самовнушение помогло. Но Король-под-Горой никак не хотел вязаться с образом толстенького и страшненького гнома. Ниар видела перед собой действительно привлекательного, хорошо воспитанного мужчину. Степенный, Торин знал себе цену и умел правильно себя вести. А еще он умел к себе располагать. Ниар захотелось ухмыльнуться, но девушка сдержала в себе смешок.
— Тоже желаете прокатиться? — Ниар косо посмотрела на Арго. Окруженный гномами, фриз, судя по поднятой вверх морде, чувствовал себя центром мироздания. Возгордится ведь, а после перестанет есть сухари. Старшую Миас такой расклад не устраивал, но делать было нечего. — Он вышколен, как и его хозяйка. Так что беспокоиться не стоит. Потеряться конь вряд ли сможет, а если даже и будет такая ситуация, то он вернется домой.
— Снимите меня, — пролепетал Бильбо со спины Арго. Тон хоббита был умоляющим. Торин, подняв к нему взгляд, а потом посмотрев на племянника, ухмыльнулся. От этой ухмылки Ниар стало действительно не по себе. Слишком уж много мыслей и чувств она за собой скрывала.
— Кили, один ярд, и половина твоего золота принадлежит юной девушке, — спокойно напомнил Торин племяннику, после чего чуть подался назад и ловко шлепнул Арго по крупу. Лошадь, истолковав сие действо как приказ, в секунду сорвалась вперед, унося Бильбо в бескрайнее клеверное поле. В два счета перейдя на галоп, вороной красавец помчался куда-то к горам. До ушей гномов донесся протяжный вопль хоббита.
Ниар, смотря на скачущего во весь опор Арго, несколько секунд пялилась вдаль. Потом же, закрыв рот, изумленно посмотрела на Торина. Тот все так же спокойно провожал взглядом Бильбо, слегка улыбаясь. Гномы, разделяющие между собой молчаливое удивление, задумчиво глядели на удаляющийся силуэт хоббита и черную тень вороного жеребца, что еще мелькала впереди.
Прежде чем тишина была нарушена, прошло минуты три. Первым заговорил Бофур.
— Ну, ярд он точно проехал.
— Пожалуй, и милю тоже, — как-то мрачно заметил Фили.
— И золото мое тоже плакало вместе с Бильбо, — печально добавил Кили, ни к кому конкретно не обращаясь.
Ниар, посмотрев на них, прикусила нижнюю губу. Косо глянула на Короля-под-Горой. Торин Дубощит не был лишен какого-то своего особенного, тонкого юмора. С одной стороны он поступил грубо. С другой же – помог Ниар и преподал урок племяннику. Ну и, пожалуй, организовал Бильбо сердечный приступ. Его странноватые манеры восхищали, пусть и пугали своей подчеркнутой сдержанностью. Видимо, полумер Торин не признавал. Если уж действовать, то действовать радикально. Своеобразно, но не всегда эффективно. И чему его только учили?
Ниар, хитро улыбнулась. Чувствуя на себе тяжелый взгляд синих глаз, решила, что в принципе гномов можно было стерпеть.
Так или иначе, с ними было весело.
Глава 2.4: День "отдыха"Так или иначе, с ними было весело. Порой сложно, порой просто отвратно, но в основном весело. Во всяком случае, Бильбо был готов простить Торину его злую выходку, как и всем гномам – язвительные шутки. Как оказалось, унижение стоило полученных ощущений.
Первые ярдов двести хоббита не слабо потряхивало от ужаса: схватившись обеими руками за поводья, сжимая коленями седло, мистер Бэггинс несколько минут просто кричал. Когда горло охрипло, наш смелый выходец из Шира решил все же смолкнуть и приоткрыть зажмуренные глаза. Найдя себя на спине огромной черной лошади, несущимся с умопомрачительной скоростью куда-то к горам, Бильбо вновь попытался завопить. Бьющий в лицо ветер этого сделать не позволил: дыхание тут же перехватило, и хоббит вынужден был припасть к шее фриза. Пару мгновений мистер Бэггинс просто успокаивал себя. Заметив же, что лошадь скачет ровно, ладно перебирая ногами, путешественник из Шира осмелел. Чуть приподнялся. Огляделся.
Пейзаж изменялся стремительно. Вороной жеребец Ниар бежал вперед так, словно бы земля под ногами грозила исчезнуть. За один прыжок Арго, как казалось самому Бильбо, покрывал чуть меньше половины чейна. При этом двигался великан непринужденно и легко. Ветром он пролетал над огромными зелеными холмами, одним прыжком перемахивал через ручьи и как птица вился над скалистыми взгорками. Длинная грива колыхалась, серебряные бубенцы, вплетенные в косы, звонко вторили свисту ветра. От коня веяло жаром, силой и невероятной грацией. Огромные копыта в клочья рвали траву, и лишь орлы в небесах могли соревноваться с Арго в скорости. Понимая, какой чести удостоился, Бильбо выпрямил спину и, позволяя вороному фризу уносить себя вдаль, вскинул руки к небу.
Боги, ну и ощущения…
Страх прошел сам собой. Лошадь была умелой, тяжелой. Она несла седока осторожно, не делая грубых поворотов, не притормаживая резко. Поняв это, Бильбо вконец успокоился. Подхватил поводья и позволил себе насладиться пролетающими мимо красотами. Арго, казалось, был не против прогулки. Вообще, у хоббита возникло мрачное подозрение: исходя из легкости хода жеребца, можно было предположить, что фриз способен бежать и быстрее. Куда быстрее, правда, не ясно. Однако мощь и скорость Арго впечатляли. И внушали уважение. Казалось, что на таком скакуне возможность пересечь все Средиземье за пару недель была вполне осуществимой. Проверять на практике Бильбо свое предположение не собирался, а потому слегка потянул на себя поводья. Арго сбавил темп, без особых усилий перейдя на рысцу.
— Ну что ж, мальчик, — обратился к коню хоббит, не сомневаясь, что черный великан все понимает. — Отвези меня назад, к своей хозяйке.
Лошадь повиновалась. Развернувшись, проскакала пару метров манерным аллюром, под стать коням высоких кровей, потом сорвалась на галоп, так же легко, как и у пасеки. Готовый к этому рывку, теперь Бильбо смог быстро подстроиться под заданный жеребцом темп. К собственному изумлению, хоббит нашел в себе неплохого наездника. Теперь уже совершенно уверенный в себе, мистер Бэггинс без крика на губах скользил взглядом по лугам и раздольям восточного края. Через минут семь, может быть пять, на горизонте замаячила знакомая зеленая изгородь. Улыбаясь, Бильбо нашел всех гномов стоящими у калитки: друзья ждали своего «взломщика». Ниар, ходя из стороны в сторону, иногда поглядывала вдаль, прикладывая руку ко лбу. Завидев же хоббита, девушка запрыгала на месте, замахала рукой. Бильбо, хохоча, радостно ответил ей тем же жестом. Арго, заслышав голос хозяйки, без колебаний двинулся в ее сторону.
Гномы встретили Бильбо аплодисментами. Арго ловко обошел все ульи, деловито и гордо ступая по изумрудной траве. Подойдя к хозяйке, остановился, мотнул головой и замер. Ниар, подскочив к фризу, тут же взяла его под уздцы. Погладив лошадь по морде, вскинула к Бильбо осторожный, обеспокоенный взгляд.
— Вы как, Бильбо? — пропитанный какой-то до ужаса искренней тревогой, голос девушки заставил подошедших ближе гномов замолчать. Хоббит, все еще не веря в произошедшее, покачал головой. Представляя себе, как выглядит, мистер Бэггинс усмехнулся: наверное, похожий на взъерошенного воробья, он казался приятелям испуганным и усталым. Однако сердце хоббита вопило далеко не от страха, но, если уж на то пошло, от несравнимого ни с чем волнения.
— Потрясающе, — не задумываясь выпалил Бильбо. Опустив взгляд, увидел ошарашенные лица компаньонов. Явно не знающие что ответить на такое заявление, эреборцы просто пялились на хоббита. В глазах их читалось сомнение. Полурослик, не желая описывать свою короткую прогулку на коне, повертелся на месте. Со скакуна теперь нужно было как-то спуститься. Чисто в теории – процесс несложный. Вздохнув, мистер Бэггинс рассудил так: если уж на Арго он смог забраться, то и слезть сможет. Поэтому, освободив одну ногу из стремени, ловко перекинул ее через спину фриза и без оглядки соскользнул с седла на землю. Оказавшись ногами на твердой поверхности, хоббит покачнулся, но быстро поймал равновесие. Убедившись в том, что шататься при ходьбе не будет, Бильбо наигранно смахнул с плеча пылинки. — Проще простого.
Произнесенные им слова заставили всех окружающих громко засмеяться. Гномы тут же окружили Бильбо, стали хлопать его по плечу, порывались поднять на руки. Мистер Бэггинс скромно отмахивался. Со всех сторон доносились до ушей хоббита одобрительные возгласы, откуда-то слышался изумленный вопль Кили, Ори скромно пожал мистеру Бэггинсу руку. Не зная, чем уж заслужил такое к себе внимание, Бильбо со всей компанией поплелся к калитке.
Лишь единожды хоббит оглянулся, провожая глазами высокого черного Арго. Втайне надеясь вновь оказаться на его спине, Бильбо махнул рукой оставшимся позади Ниар и Торину. Эти двое, судя по всему, не торопились возвращаться в сад Беорна. Хмыкнув, Бильбо с некоторым злорадным удовольствием подступился к смелой, но безосновательной мысли о симпатии между Королем-под-Горой и воспитанницей оборотня. Ниар казалась хоббиту милой и доброй. Торин – упрямым, горделивым, но не лишенным ума гномом. Что надо парочка.
Обидно, что мысли эти – просто глупость. Поджав губы, Бильбо опустил взгляд и сосредоточил внимание на собственных шагах, все еще душой и сердцем пребывая в полете с вороным жеребцом.
Прекрасные мгновения…
♦♦♦♦♦
Прекрасные мгновения… Редкие минуты чистой радости, не омраченной плохими воспоминаниями или туманными мыслями о будущем. Друзья веселились, смеялись, шутили, и, казалось, не существовало на свете Смога, а страшных битв при Азанулбизаре никогда не происходило. Чуждым теперь казался Эребор, холодным и бездушным, как самые отдаленные отроги Мглистых Гор. Лишь лето и смех были важными сейчас. И ничего больше. Цена счастью – глупый спор и храбрый поступок хоббита. Все просто.
Торин украдкой посмотрел на девушку, стоящую по правую от него руку. Ниар смеялась, провожая гномов, помахивала им рукой, если те оглядывались. Порой со стороны шумной компании к ней летели злобные шуточки. Воспитанница Беорна отвечала коротко, но с задором. Коня своего Ниар отпустила, и теперь вороной красавец игриво гонялся за летающими в клеверном поле бабочками. Такой же беспечный, как и хозяйка, огромный фриз больше не внушал опаски. Торин, нахмурившись, отвел свой взгляд в сторону.
Странные ощущения испытывал гном, пребывая в гостях у Беорна. Вначале случайная встреча в поле с красавицей-наездницей. Потом – гостеприимство, горячий ужин, прекрасное утро и веселый завтрак. С легкостью можно было позабыть о том пути, что лежал впереди. Сладкий медовый запах одурманивал и убаюкивал. А сердце отчего-то билось грузно, разливая по венам ничем необъяснимое волнение.
В горле пересохло. Сглотнув, Торин повернулся к Ниар, тут же ловя на себе ее прямой взгляд. Девушка по обыкновению широко улыбалась. Карие глаза поблескивали плутовскими искорками. Ветер шаловливо играл с короткими прядями каштановых волос, а лучики восходящего к зениту солнца очерчивали профиль Ниар яркими белыми лентами.
— Вашему Величеству явно не милы пути легкие, — на высоких нотах заговорила девушка. Голос ее звенел колокольчиком. Торин вздрогнул. — И кажется мне, Ваше Величество не знает опаски.
— Я лишь хотел помочь, — Король-под-Горой услышал собственный голос как будто со стороны. Размеренный, сдержанный, лаконичный. Не отводя взгляда от глаз Ниар, Торин проклял собственные привычки. — Мне показалось, что Бильбо вряд ли усидит на Вашей лошадке еще хотя бы минут пять. Чудо, что он вообще залез на коня. Вы умеете убеждать.
Ниар скромно потупила взгляд. Ее лица коснулся румянец. Смущенная, она выглядела даже милее. Торин не к месту вспомнил произнесенную девушкой речь, что была адресована хоббиту. Никакой робости, никаких колебаний – лишь слова, чеканные, сильные, налитые кровью и омытые незыблемой уверенностью. Сложно поверить, что их могло произнести столь хрупкое существо.
— Королю не должно разбрасываться похвалой, — мягко заметила Ниар, заправляя за ухо непослушную прядь. Короткое, стремительное движение. Как она добивалась такой грации? В таких-то незначительных действиях? Торин недоумевал. — Моей заслуги в произошедшем не было. Бильбо смел.
— Да уж, — протянул эреборец, не зная, что вообще можно было ответить на произнесенную Ниар реплику. Замерев, молодой наследник Дурина вновь посмотрел бойкой девчушке в глаза. Понимая, что не находит слов для дальнейшей беседы, Торин в легкой задумчивости продолжал оглядывать лицо Ниар. Молчание становилось тягостным, а сказать было откровенно нечего. В голове копошились лишь какие-то глупые мыслишки, не достойные внимания. И вновь это странное чувство в груди, тянущее и тяжелое.
Плачевную ситуацию спас оглушительный шум, донесшийся со стороны. От неожиданности подпрыгнув, Торин с благодарностью повернул голову к источнику грохота. Пока еще не зная, что гвалт не предвещает ничего хорошего, наследник эреборского трона почувствовал легкость на душе: как будто кто-то гору с плеч свалил. Потратив несколько секунд на усмирение гулко бьющегося сердца, Король-под-Горой остановил свой взгляд на толпе гномов. Друзья, что еще не успели дойти до ограды, очевидно, преуспели в своем желании поднять Бильбо на руки. Однако строптивость хоббита они явно недооценили: сопротивляющийся всеми ногами и руками мистер Бэггинс каким-то образом ускользнул из лап почитателей, тем самым устроив маленькую неразбериху среди желающих отдать честь храбрецу-полурослику. Теперь вся компания представляла собой кучку громко хохочущих болванов, в порыве веселья поваливших три рядом стоящих улья.
Шум, кстати, исходил именно от пчелиных домиков. Нарастающее гудение крыльев свидетельствовало о приближении бури. Торину однажды не повезло разворошить пчелиное гнездо. В тот не самый лучший свой день он два часа бегал от озлобленных насекомых в поисках какого-либо укрытия. Найдя спасение в речке, гном избежал укусов, зато после недобровольного купания нашел на теле пару пиявок. Мерзость, но тогда кровопийцы казались меньшим из двух зол.
Но то был один рой. А тут целых три улья. Три роя. А пчелы не лесные, маленькие и добродушные. Речь шла о пчелах размером с мизинец.
— Вот же… — Ниар рванула вперед, бледнея. Ясно осознавая плачевность сложившейся ситуации, девушка покусывала нижнюю губу.
— Ох, ну не стоит, — схватив воспитанницу Беорна за руку (тонюсенькую ручку по стандартам гномов), Торин потянул к себе рвущуюся вперед Ниар. Последняя не сопротивлялась, но лишь пораженно ждала объяснений. Эреборец, вздохнув, отпустил юную особу и прищурено оглядел разбитые ульи. Тучки пчел сгущались над сломанными домиками. — Кидаться разъяренному рою навстречу глупо. Тут бежать надо. Желательно побыстрее, да при этом подальше.
♦♦♦♦♦
Кидаться разъяренному рою навстречу глупо. Тут бежать надо. Желательно побыстрее, да при этом подальше. Кили все прекрасно понимал, правда, выкарабкаться из-под толстого Бомбура пока был не в силах. Первым заметивший разрушение ульев, молодой гном старался докричаться до гогочущих друзей. Без толку. Отпихивая от себя рыжего пухлика, Кили, глотая ртом воздух, покосился на Бильбо. Хоббит стоял в стороне, согнувшись в три погибели: полурослик чуть ли не плакал от смеха, наблюдая за компаньонами и их неловкими потугами вылезти из общей гномьей толкотни.
«Ну, Бильбо, ну прохвост, — зло подумал племянник Торина, вытаскивая ноги из-под чьего-то зада. — На коне прокатился, лишил меня золота, нас всех в кучу свалил и теперь смеется. Чтоб пчелы первым делом на него накинулись».
Кили хоббиту зла не желал, однако против торжества справедливости ничего не имел. Выбравшись, наконец, из общей сутолоки, молодой воин с радостью вздохнул полной грудью и косо глянул на поваленные в неразберихе ульи. Огромные пчелы взвивались к небу, присоединялись к компании других пчел, образовывая огромные жужжащие тучки. До момента жалящей мести оставалось, как казалось Кили, несколько минут. А может, и того меньше.
— Эй! — не став медлить, Кили вскочил на ноги, подошел к Бомбуру, помог толстяку подняться с колен. Тут же подхватил под руки Ори и Дори, заставляя друзей встать с земли. — Эй, народ! Мне кажется, у нас возникли маленькие неприятности…
Мягко сказано. Но молодому воину было не до подробных объяснений: как можно скорее Кили хотелось забежать в дом Беорна, закрыть все двери, окна и, по возможности, отсидеться в хижине до прихода оборотня. Слыша за спиной нарастающий гул, гном подбежал к брату и подтолкнул его вперед. Возмущенный Фили открыл было рот, дабы изречь длинную тираду бранных слов, но поднял взгляд, увидел пчел и, к счастью для Кили, сам бросился помогать растерянным друзьям. Когда все поняли, что происходит, пчелы, к сожалению, успели перейти в наступление. Веселые голоса уступили место громким злым крикам, вся гномья толпа каким-то образом поднялась с земли и бросилась наутек к саду. Кили, практически не замечавший воплей своих соратников, бежал к крепко сбитой избе Беорна впереди всех. Дяди в толпе юный воин не видел, ровно, как и хоббита. За Торина волноваться не стоило: пчелы, пожалуй, сами бы расступились перед Королем Эребора, остерегаясь встречи с его холодным, зимним взглядом. А вот за Бильбо побеспокоиться следовало.
Не зная, как поступить – мчаться вперед к укрытию или искать полурослика – Кили лихо перемахнул через небольшую оградку, что вилась низким заборчиком вокруг грядок с капустой. Глотая волнение, оглянулся: друзья почему-то разбегались в разные стороны. Бушевавшие пчелы кидались на гномов с только оркам присущей яростью. Машущие руками, бранящиеся как сапожники, гномы забегали в первые попавшиеся постройки. Пожалуй, все происходящее могло даже показаться кому-то смешным: кучки маленьких человечков, сломя голову носящихся по саду среди деревьев и кустов картошки, наводили мысли о всеобщем помешательстве. Хохотнув, Кили бросил взгляд на тучку пчел, что летела следом. Пора было делать ноги.
Не мешкая, гном бросился вперед, ловко перепрыгивая через огромные белые капустные кочаны. Заприметив вдали покатый сарай, юный и улыбающийся, племянник Короля Эребора без колебаний направился к нему. Преодолев капустные ряды, Кили практически влетел в низкое деревянное помещение. Захлопывая за собой широкие навесные двери, гном попытался отдышаться и успокоиться.
Знай Кили, что произойдет через пять минут, в сарай бы не зашел ни под каким предлогом. Но судьба – коварная женщина, и порой она любит злобно пошутить над несчастными смертными. Поэтому юный гном продолжал самозабвенно вслушиваться в гудение пчел за деревянными досками ворот, ничего не подозревая о грядущих событиях.
В полумраке сарая совсем рядом с Кили неожиданно раздалось громкое и протяжное «Мууу!». С этого самого «Мууу!» и начался погром всего хозяйства Беорна. Минута первая…
♦♦♦♦♦
Минута первая… Громкое «Мууу!» за дверями сарая и гортанное жужжание приближающихся пчел. Бифур и Бофур переглянулись: выбирая между полосатыми тружениками и коровами, братья не сговариваясь выбрали добродушных парнокопытных. Вряд ли черно-белые телочки Беорна умели жалить, в отличие от шершней. К тому же, мгновение назад в сарай забежал Кили, и, судя по всему, находился в добром здравии – из-за высоких ворот доносились лишь возмущенные крики коров, видимо удивленных визитом нежданного гостя.
— Стучи давай, — бросил Бофур брату. Бифур тут же принялся колотить по дверям сарая. Ждать долго не пришлось. Кили, приоткрывший ворота, высунул на улицу любопытную моську. Молодой гном прищуривался. Бофур решил, что внутри покатой постройки было темно.
— Впустишь? — Бифур обратился к племяннику Торина на кхуздуле. Кили поморщился, но дверь открыл шире, пропуская старших к себе в укрытие. Бофур подождал, пока внутрь зайдет брат, и только потом сам ступил к сараю. Собираясь уже зайти в теплые коровьи покои, гном услышал позади себя бешеный топот. Вскидывая брови вверх, оглянулся и увидел мчащегося по капустной грядке Глоина. В сравнении с Двалином не менее суровый, огненно-рыжий воин, спотыкаясь о капустные вилки, отчаянно размахивал руками, силясь прогнать жалящих пчел прочь. Не оставляя бесполезных попыток отвязаться от разозленных насекомых, Глоин на всех парах бежал к сараю.
Сглотнув, Бофур попытался избавиться от чувства паники. Зная уже, что произойдет, любитель шапок-ушанок попытался побыстрее протиснуться в просвет между двумя дверями ворот. К сожалению, сделать этого гном не успел.
Глоин в почетном сопровождении агрессивно настроенных мёдоделов, споткнувшись об ограду грядки и дважды упав, в три огромных прыжка преодолел расстояние между собой и сараем. Продолжая размахивать своими огромными ручищами, он врезался в Бофура. Последний, ойкнув, ввалился в сарай, упав поперек Бифура и Кили. Двое последних закричали от возмущения, вторя нарастающим «Му!» коров. Глоин же, упершись спиной в ворота, на весь сад орал самые что ни на есть непотребные ругательства в адрес жалящих паразитов. Двустворчатые двери под весом разгневанного и покусанного гнома заскрипели, и, пошатавшись, рухнули на пол вместе с Глоином. Кили, Бофур и Бифур, как и положено мученикам, оказались под упавшими воротами. Залетевшие в сарай пчелы наполнили воздух ужасным жужжанием.
Первая минута погрома тянулась до ужаса долго.
♦♦♦♦♦
Первая минута погрома тянулась до ужаса долго. Ничего не соображая, уже дважды укушенный, Фили, злой чуть ли не как балрог, пытался поднять на ноги Балина. Старый гном, в полном замешательстве бежавший к дому Беорна от жужжащего ига, по неосмотрительности врезался в огромную яблоню. Естественно, с головой самого Балина было все в порядке, а вот плодоносное дерево после столкновения с крепким лбом гнома потеряло все свои яблочки: красные, сладко пахнущие фрукты дождем посыпались на несчастных подгорных жителей, что бежали подле. После падения слегка ошарашенный седобородый наставник Торина пару мгновений пытался встать. Фили, заметив сложности компаньона, подскочил к нему и поднял на ноги за шиворот. Балин же, пуча глаза, ткнул рукой куда-то в сторону, указывая, судя по всему, на крытый соломой не то амбар, не то загон.
Не думая долго, молодой гном, в охапку схватив гнома постарше, рванул от гнетущего пчелиного воя к маленькой постройке. Чувствуя растущее облегчение, ничем правда пока не оправданное, Фили залетел внутрь крохотного деревянного помещения, сложенного из тонких бревен. Балин, следующий за племянником Короля, не отставал.
Оказавшись уже за крепкими дверями низкой постройки, гномы без удовольствия поняли, что очутились в птичнике, битком набитом серыми толстыми гусями. Замерев, оба храбреца выжидательно косились на огромных носатых птиц. Гуси в свою очередь недобро поглядывали на непрошеных посетителей.
Стало как-то до дурноты смешно. Ситуация напоминала вырезанную сцену из плохо поставленной комедии. Фили хохотнул, заслышав первое яростное гусиное шипение. Когда шипение перешло в прямые атаки, было уже не до смеха. Балин, толкая к выходу Торинского племянника, произносил какие-то невразумительные речи. Фили же, отбиваясь от серых гусей, вылетел из птичника навстречу к пчелам с какой-то безумной радостью в сердце. Гуси, однако, оказались упрямыми. Проскользнув вместе с Балином в открытую дверь, они наравне с пчелами начали гоняться за двумя гномами.
Не зная теперь, куда бежать и от кого в первую очередь, Фили огляделся. Заприметив вдали высокую фигуру Двалина, он кивнул компаньону и вместе с ним побежал вперед.
На второй минуте все гномье веселье только набирало обороты.
♦♦♦♦♦
На второй минуте все гномье веселье только набирало обороты. Выглядывающий из окошка Бильбо с жалостью наблюдал за мечущимися из стороны в сторону друзьями. Вздохнув, хоббит задернул штору.
В пристройку у самой калитки мистер Бэггинс попал по случайности. Когда стало понятно, что лишенные своего дома пчелы желают воздать нарушителям спокойствия по заслугам, подгорные жители по воле инстинктов кинулись в бега. Что понятно. Бильбо и сам бросился наутек, заслышав за спиной тревожное жужжание. Перебирая своими ножками быстрее друзей, он в два счета оказался в саду Беорна. Поняв, что вряд ли найдет пристанище в доме оборотня, мистер Бэггинс в панике начал оглядываться вокруг. Внимательный взгляд хоббита вырвал из чарующего спокойствия сада маленькую, поросшую плющом пристройку. Без оглядки кинувшись к ней, Бильбо нашел дверь крохотной лачужки открытой. Юркнув внутрь, мистер Бэггинс быстро осмотрелся и понял, что находится в покоях Ниар.
Внутри было сумрачно и уютно. Посреди комнатушки стояла крепкая, низенькая кровать. Прямо рядом с окном ютился крохотный стол, сколоченный из толстых кедровых досок. За ним прятался аккуратный стульчик. У одной стены – платяной шкаф. Стену напротив от потолка до пола закрывало гигантское полотно из крепкого льняного сукна. Выцветшее, но от этого не менее прекрасное, оно было умело вышито цветными шелковыми нитями. Затейливые узоры складывались в подробнейшую карту Средиземья. Всматриваясь в полотно огромными, восхищенными глазами, Бильбо несколько мгновений стоял перед ним, оглядывая четко очерченные тропки, что извивались по вышитой земле. Подойдя ближе, хоббит рукой прошелся по шелковой глади. Нашел воткнутую в полотно иголку с ниткой. Стало ясно, кем был автор карты.
— Вот это да… — прошептал мистер Бэггинс. Взгляд его бегал от одного угла полотна к другому. Будучи любителем карт, Бильбо знал в них толк и мог отличить хорошие от плохих. Вышивая, Ниар точно знала, что делает: все маленькие тропки Шира девушка ловко нанесла на льняное сукно умелыми стежками. Создавалось впечатление, что воспитанница Беорна знала весь Эндор как собственные пять пальцев. Хмыкнув, Бильбо вскинул свой взгляд вверх, к стыку полотна с потолком. Северо-запад Средиземья Ниар, судя по всему, вышила в первую очередь: нити рисунков там были серее.
— Белерианд, — прочитал хоббит, всматриваясь в обширные земли, покоящиеся западнее Синих Гор. Странно. Бильбо всегда казалось, что там должно быть море. Нахмурившись, Мистер Бэггинс остановил свой взгляд на рисунке черного замка, который Ниар изобразила в виде гигантской цитадели, сплошь покрытой зазубренными хищными шпилями башен. «Утумно».
По телу побежали мурашки, а сердце на секунду сбилось с привычного ритма. Откуда юной девушке знать о землях, давным-давно канувших в небыль?
«Вообще, Бильбо, не стоит удивляться, — сказал сам себе хоббит. — Оглянись еще разок, друг. Тут же не комната, а сплошная библиотека. Вполне возможно, что среди книг и свитков где-нибудь лежит древний пергамент с картой старых северных просторов. Кто его знает, все может быть».
Отступив на шаг от полотна, мистер Бэггинс несколько завистливо оглядел хоромы Ниар. Комната сама по себе не ахти, но книг у девушки было валом. Маленькие, большие, крохотные и огромные, они, казалось, лежали повсюду. Покоились на кровати, стояли у стен, высокими башнями возвышаясь друг над другом. Оплетенные кожей, некоторые даже украшенные камнями, книги эти наполняли воздух приятным сухим ароматом старой бумаги. А вокруг книг лежали свитки, открытые, другие же – свернутые в трубочки. На полу валялись перья, обрывки каких-то записей на неизвестных языках, пустые баночки чернил разнообразных цветов. Не знай Бильбо, что находится в комнате юной человеческой леди, решил бы, что попал в гости к летописцу.
Поджав губы, хоббит подошел к столу Ниар. Оглядев его, посмотрел на раскрытую книгу, что лежала у окна. Письмена в ней Бильбо прочитать не мог, хотя узнал в используемых буквах гномьи руны. Сюрприз за сюрпризом. Неужто скромная девчушка под опекой у оборотня владела кхуздулом?
Не став придавать своему открытию особого значения, Бильбо прошел к кровати Ниар и взял в руки первую попавшуюся книжицу. Немного истрёпанная, она все же цепляла взгляд. Твердая коричневая обложка пестрила крючковатыми надписями, что извивались тонкой искусной вязью вокруг названия книги, писанного крупными буквами. «Сильмариллион».
Вновь нахмурившись, Бильбо сел на кровать и положил неизвестную книжку на колени. За окном творился какой-то бедлам, так что покидать свое маленькое убежище хоббит пока не собирался. Решив немного обождать, мистер Бэггинс открыл пухленький том и принялся его читать, жадно глотая абзацы текста.
Тем временем, веселье в саду длилось уже целых три минуты.
♦♦♦♦♦
Тем временем, веселье в саду длилось уже целых три минуты. Гуси продолжали гоняться за Фили и Балином, найдя их крайне уязвимыми жертвами. Несчастные в сарае воевали с пчелами, а Двалин, закрывшись с остальными гномами в постройке, что служила Беорну парилкой, отстранённо наблюдал за безумием, творившимся на улице. Крохотное окошко позволяло видеть немного, но и узкого обзора хватало, чтобы понять: друзьям приходилось не сладко.
«Любопытно, а Торин где? — подумал Двалин, покусывая нижнюю губу. Как-то не хотелось опытному воину видеть Короля искусанным гусями и пчелами. — И куда подевалась малявка?».
— А ну убери свои ноги подальше, — зашипел кто-то за спиной. — Я понимаю, конечно, места мало, но совесть же иметь надо. Зачем толкаться?
— Я виноват в том, что до дома мы не добежали? — раздался возмущенный ответ. — Уж извини, но придется потесниться.
В парилке и правда было мало места. Высокая, но не слишком просторная, она с трудом вмещала в себя шестерых гномов. Дышать было почти нечем: плотно закрытая дверь не давала свежему воздуху пробиться внутрь, а влажность стягивала горло стальными тисками. Нужно было как-то выбираться наружу. Но вот как? Пчелы в каком-то смысле казались Двалину даже хуже орков. Серых уруков хоть убить можно было, а против жалящих насекомых с мечом не пойдешь.
Мысли эреборского воина прервал ужасающий шум, донесшийся с улицы. Вздрогнув, Двалин посмотрел в окно, силясь понять, что произошло. Взгляд мельком ухватил силуэт пробегающего рядом с парилкой брата: белобородый гном с каким-то изуверским выражением лица пытался отбиться от свирепого серого гусака. Страшное зрелище. Двалин хмыкнул, отводя глаза в сторону. Все бы ничего, если бы не пчелы.
А потом гном заметил вдали еще кое-что… И это кое-что заставило опытного воина, прошедшего через сотни сражений, ужаснуться.
Шла четвертая минута гномьих приключений в саду у оборотня.
♦♦♦♦♦
Шла четвертая минута гномьих приключений в саду у оборотня. А пчелам, как оказалось, было все равно, кого жалить. Бифур, Бофур и Кили, выбравшись из-под обрушенной на пол двери, взяли под руки не на шутку рассерженного Глоина и побежали от пчел вглубь сарая. Засим полосатое население сломанных ульев переключило свое внимание с гномов на несчастных рогатых коров. Коровам, к слову, досталось изрядно. Рассвирепевшие и перепуганные животные снесли ограду загона и, окруженные пчелиным роем, понеслись вон из сарая. И прямо за несчастными гномами.
Подгорные жители, поняв, что происходит, прибавили шагу. Теперь комичная ситуация казалась всем четверым трагичной. К ругани Бифура прибавилась отборная брань Глоина. Кили, старавшийся молчать, с ужасом в глазах бежал вперед, понимая: упадет – попадет под копыта. И это даже не укус шершня. Это, как-никак, копыта. Не хотелось испытывать кости на прочность без особых причин.
Выбежав из сарая, преследуемые теперь не только пчелами, но и покусанными коровами, подгорные жители бросились наугад вперед, понятия не имея, куда следует бежать. Встретившись с Фили и Балином, они к собственному несчастью нашли новых врагов: теперь, правда, шипящих и щиплющихся. И так, шестеро отважных гномов, преследуемых домашней живностью Беорна, направились к единственной постройке, что виднелась вблизи (да-да, той самой парилке). Выделывая невероятные кульбиты во время погони, проявляя ловкость, смелость и – что немаловажно – рассудительность, храбрые спутники Короля Эреборского успели сломать три забора, повалить одно дерево (повалили его коровы), пройтись по шести грядкам и скинуть в колодец корзину с собранной морковкой.
В общем, подгоняемые опасностью, гномы мчались к единственному убежищу, что маячило рядом. Пошла пятая минута веселья.
♦♦♦♦♦
Пошла пятая минута веселья. Двалин, заприметив стремительно надвигающийся на парилку цирк во главе с перепуганным насмерть Кили, начал выпихивать компаньонов прочь из помещения. Друзья, ничего не понимая, спорили, ругались и задавали вопросы, отвечать на которые воин не собирался. Пчелы теперь казались меньшей из проблем. Двалина больше пугали огромные коровы Беорна, что плотным стадом из пяти голов преследовали незадачливых компаньонов. Скрипя зубами, гном кое-как заставил своих соратников выйти на улицу. Кружащие вокруг парилки пчелы тут же начали пикировать с небес к крайне удрученным подгорным жителям, стараясь их ужалить. Не обращая на полосатых мёдоделов более никакого внимания, Двалин лишь расторопно повел своих друзей прочь от деревянной баньки. Уйти удалось вовремя – буквально спустя мгновение к парилке подбежал Кили, обогнул ее, и понесся дальше, ведя за собой Фили, Балина, Бофура, Бифура и Глоина к избе Беорна. Бешеное стадо коров, вперемешку с гусями и жужжащими насекомыми влетело в крепкую с виду постройку, превратив ее в щепки. Огромные деревянные брусья взлетели в воздух, послышался оглушительный треск и возмущенное мычание растерянных, испуганных коров. Погром приобретал все более грандиозный масштаб.
Сделав большие глаза, Двалин повернулся к друзьям. Те удивленно смотрели на разрушенную парилку. Коровы, столкнувшись с деревянной преградой, казалось бы, потеряли всякий интерес к гномам. Несчастные животные просто метались из стороны в сторону. Пчелы, явно распуганные шумом и общей суматохой, разлетались кто куда. Гуси, яростно хлопая крыльями, убегали от беснующихся парнокопытных.
Сглотнув, Двалин представил себе грядущий вечер: Беорн ведь явно не станет плясать от радости, увидев картину разрушения, охватившую его красивый ухоженный сад. И по голове гостей не погладит, хваля за скромность и неприхотливость.
В общем, оставалось уповать только на милость оборотня и, быть может, еще на удачу.
♦♦♦♦♦
В общем, оставалось уповать только на милость оборотня и, быть может, еще на удачу. Ниар, оглядывая ствол поломанного дерева, решила для себя, что вечером носа не высунет из своей конуры. Держать отчет на ковре перед Беорном девушке не хотелось, хотя иной альтернативы в принципе не существовало. Впрочем, всегда оставался и другой вариант завершения конфликтной ситуации (под показательным кодовым именем «Побег»), но пользоваться им сейчас было крайне глупо. Во-первых, потому, что гномья компания была виновата в произошедшем только косвенно. Во-вторых, потому, что отказываться от своих великих планов из-за маленьких проблем Миас не привыкла.
— Мы все починим, — донесся до ушей Красной Колдуньи сухой голос Короля-под-Горой. Торин, что вместе с Ниар наблюдал со стороны за метаниями друзей, остолбенело стоял подле. Вытянувшийся в струнку, серый, как осенние тучи, эреборец выглядел пристыженным и крайне удивленным. Косо глянув на него, ангбандка еле сдержала в себе язвительные замечания, так и просившиеся сорваться с языка. Сарказм сейчас был неуместен.
— Полагаю, Ваше Величество, выбор не слишком велик, — сдержанно вымолвила Ниар, осторожно подбирая опавшие с яблони сочные плоды. — Но Вам не стоит беспокоиться о чем-либо…
Не став продолжать реплики, Ниар присела на колени и начала сгребать к себе яблоки. В уме уже обрисовывался план по быстрому и качественному привидению сада медведя в божеский вид. Не поднимая взгляда к гномам, что стояли в стороне, старшая дочь Мелькора успокаивала волны гнева, бившие о заслоны сдержанности. Искушение надрать подгорным жителям их мягкие места было поистине огромным. И, что самое главное, вполне оправданным. Однако впадать в истерику и биться в иступленной панике Миас не собиралась. В конце концов, ей было не двадцать лет, и кровь в венах уже не кипела от желания воздать обидчикам должное, как какие-то тысячи лет назад. Со злостью Ниар была способна справиться. Как и с погромом тоже.
«Вначале – яблоня. Убрать фрукты, срезать ствол, собрать ветки. Потом ульи. И парилку было бы тоже неплохо починить. Мыться же где-то нужно, — мысли неспешно летали в голове пушистыми, белыми облачками. Стараясь не размышлять о гостях, Ниар грустно улыбнулась. — Может быть, если крупно повезет, к ночи управлюсь».
За спиной скользнула тень. Хмыкнув, Ниар повернула голову к Торину. Король-под-Горой, присев на колени, по примеру девушки принялся собирать опавшие с дерева яблоки. Быстро и ловко подбирая красные плоды, эреборец плотно сжимал губы и мрачно поглядывал на обмерших компаньонов. Ниар, моргнув, посмотрела на руки Торина.
«Большие ладони, — старшая дочь Мелькора отмечала факты не без определенного восхищения. — Грубая, сухая, покрытая мелкими морщинками кожа. Крепкое запястье, как и подобает воину. Пальцы, в костях широкие, натружены часами работы в кузнице. Маленькие порезы и ожоги. И еще глубокий шрам на правой руке, с тыльной стороны … Потомок Дурина явно не кичится, строя из себя бравого малого. Может Торин и грубиян со склонностями к подозрительности, но упрекнуть его в лености вряд ли можно. У этого гнома руки не пахаря и не рудокопа, а умелого и работящего коваля».
Сглотнув, старшая Миас потянулась к яблоку, что лежало дальше остальных. Красное, в тон алой крови, оно блестело на солнышке и раззадоривало аппетит своим сладким запахом. Пресекая всякие мысли о перекусе, ангбандка, прикрыв веки, схватила фрукт, тут же ощутив на своей ладони мимолетное чужое касание… Рука, сжимающая яблоко, дрогнула. Стремительно открыв глаза, девушка испугано посмотрела на Короля-под-Горой.
— Извините меня, — коротко вымолвил Торин, всем телом подаваясь назад. Ни смущения, ни удивления, лишь повелительное вопрошание прощения. Ясно, сдержанно и, как обычно, величественно. Ниар захотелось поморщиться – девушка не любила чужих прикосновений и даже рукопожатие воспринимала как пытку. Принцесса Ангбанда не брала вещей с рук, не обнималась и старалась обходить людей стороной. Откуда проистекали эти привычки, неведомо было даже самой Ниар, но жизнь они усложняли достаточно сильно. Приходилось как-то воевать с собственной природой. За пару веков девушка приучила себя к молчаливому смирению: стоило кому-то дотронуться до старшей дочери Мелькора, в ход шел лишь тяжелый, надменный взгляд. В случае с Торином нужно было как-то обойтись без него. Поэтому Ниар просто скромно отвела глаза в сторону.
— Вы не обязаны мне помогать, — тихо произнесла Красная Колдунья, всем сердцем желая прогнать гномов из владений Беорна. За пять минут веселые подгорные жители умудрились поставить с ног на голову тихую и безмятежную жизнь яблоневого сада. Проклятущие создания Махала словно бы притягивали к себе неприятности.
— Можете считать это жестом доброй воли, — спокойно ответил Торин, заставив Ниар вновь задуматься об изгнании гномов. Король-под-Горой словно бы не замечал собственного высокомерия. Ненамеренно, он все же каждым своим словом исхитрялся принижать собеседников. Завидный талант, ничего не скажешь. Год за годом старшая дочь Мелькора кропотливо оттачивала свое мастерство в искусстве диалогов, но научиться ставить ни во что подчиненных одной только фразой чародейка так и не научилась.
— Я сама справлюсь, — чуть тверже попросила Ниар, перекладывая последние яблоки в уже собранную кучу. Теперь нужно было найти корзину и отнести фрукты в дом. Подняв взгляд, девушка огляделась. Коровы, бегающие по грядкам, громко мычали. Гномы, что избавились от нападок со стороны пчел, сбились в кучку и раскаянно смотрели в сторону своего Короля. Серые гуси, каким-то только им известным способом сбежавшие из птичника, гордо вышагивали среди капустных вилков. Идиллия.
Ангбандка искоса посмотрела на Торина. Тот сидел рядом, тяжелым взором окидывая друзей. Завидовать несчастным компаньонам Дубощита не стоило. Крики, нравоучения, злой оборотень, и, возможно, свирепствующий Гэндальф – мелочи в сравнение с тем высасывающим душу взглядом, которым Король-под-Горой одаривал соратников.
— Но от помощи нашей не откажитесь, — эреборец говорил медленно, внятно, делая между словами глубокие, вязкие паузы. Ниар, вслушиваясь в голос Торина, чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, а не владычицей Дор-Даэделота. — Полагаю, Вам понадобятся умелые руки, чтобы прибраться к возвращению Беорна.
♦♦♦♦♦
— Полагаю, Вам понадобятся умелые руки, чтобы прибраться к возвращению Беорна.
Ниар не ответила, а лишь опустила взгляд к земле. Торин, наблюдая за девочкой, вспомнил мимолетное касание к ее ладошке. Легкое, едва ощутимое, оно все же заставило воспитанницу оборотня вздрогнуть. Последний факт горьким осадком ложился на душу. Король Эребора, конечно, ненароком дотронулся до беленьких пальчиков Ниар, не желая как-то смутить или обидеть юную женщину. Однако лихой наезднице даже столь незначительное, случайное прикосновение оказалось неприятно. Досадная правда.
Вздохнув, Торин поднялся с колен, отряхивая плащ. Последние пять минут он провел рядом с Ниар, созерцая восхитительную беготню товарищей. Пчелиная кара, к счастью, самого Короля-под-Горой не настигла: пушистые полосатые насекомые всю свою ярость направили против гномов, веселящихся с Бильбо. Стоявшие в стороне, Торин и Ниар побежали следом за всей компанией уже после того, как последний подгорный житель перемахнул через калитку в живой изгороди. Сразу решив не вмешиваться, Торин просто стоял и смотрел, как бравые воины Эребора гоняются от коров, гусей и пчел. Остановить сие сумасшествие молодой гном, даже если бы хотел, не мог: все происходило слишком быстро и слишком непредсказуемо.
Последствия пчелиной атаки, конечно, ужасали. Одна с корнем выкорчеванная яблоня, одно под основание разрушенное здание, бегающие гуси, сбежавшие из загона коровы, и, в придачу ко всему, истоптанные грядки. Захотелось хорошенько выругаться, собрать пожитки и быстро покинуть дом Беорна, пока оборотень не вернулся и не устроил гостям взбучку. Однако так поступить было бы как минимум бесчестно.
Поймав на себе взгляд Двалина, Торин кивнул старому другу. Опытный воин, скривив губы в ухмылке, качнул головой и, развернувшись, начал что-то громко внушать собравшимся вокруг соратникам. Гномы молча слушали отповедь, не споря, не ругаясь, не защищаясь. В общем, вели себя так, как и подобает вести себя виновникам маленьких неприятностей. Хмыкнув, Торин отвел взгляд от друзей и посмотрел на сидящую на земле Ниар.
Какой же все-таки маленькой была эта девочка… Пожалуй, она была достойна более мягких слов чем те, что Король-под-Горой адресовал ей пару мгновений назад. Но воспитанный в строгости, молодой эреборец не умел говорить теплым тоном. Да и извинения всегда давались Торину с трудом. Изменять собственным привычкам юный Король ни под каким предлогом не собирался, хотя и чувствовал некую надобность сгладить вину перед юной особой. Хотелось сказать что-то приветливое, но вновь и вновь мысли в голове Торина путались, а фразы застревали в горле.
А Ниар просто молча сидела перед кучей красных яблок, пустым взглядом смотря на сломанное дерево. Спокойная, сдержанная, скромная…
— Что я пропустил? — неожиданно раздавшийся за спиной вопрос заставил Торина обернуться. Голос Бильбо пронесся над садом громогласной насмешкой. Широко улыбающийся, хоббит шел со стороны калитки. Чувствуя, как брови ползут вверх, Король Эребора выжидательно покосился на полурослика. Бильбо, остановившись, мрачно оглядел Ниар и кучу яблок перед ней. Затем, быстро окинув взглядом весь сад, присвистнул. — Похоже, много всего, м-да?
Глава 2.5: День "отдыха"— Похоже, много всего, м-да? — Бильбо закончил вопрос неохотно, давясь словами. Любая лишняя фраза, которая могла по неосмотрительности слететь с языка, грозила привести Короля-под-Горой в состояние «только попадись мне под руку и отведаешь стали». Хоббиту знакомиться с эльфийским мечом Торина как-то не хотелось. Оркрист вызывал в душе полурослика благоговейный трепет: гладкое лезвие, отшлифованное до глянцевого блеска, сверкало яростными искорками перед глазами врагов. Чудесное зрелище, но любоваться им вблизи Бильбо никакого желания не имел. Торин и без клинка в руках являл собой стихийное бедствие.
— Спрашивать даже не стану, где Вы были, — глухо произнес эреборец, разворачиваясь к друзьям. Мистер Бэггинс же, втянув голову в плечи, робко подошел к Ниар. Девушка сохраняла молчание, пребывая в немой прострации. Склонившись над юной особой, хоббит заглянул в карие глаза воспитанницы Беорна. Ниар устало встретила на себе взгляд полурослика.
— Вы спрятались в моей комнате? — звенящий голос стих, задорное пение восходящих ноток потонуло в мрачном ветре изнеможения и легкого, едва заметного раздражения. Веселая девчушка не улыбалась и не смеялась, и этот факт в Бильбо вызвал волну самых горьких эмоций. Чувствуя себя отчего-то виноватым, мистер Бэггинс присел рядом с Ниар.
— За что и прошу покорно Вашего прощения, — перейдя на полушепот, хоббит подал воспитаннице Беорна яблоко, лежавшее у ног. Молодая женщина фрукта не взяла, но лишь отвернулась в сторону. — Надеюсь, Вы не затаите на меня обиду за эту вольность… Дверь была открыта, а за спиной шумели пчелы…
— Бросьте, Бильбо, мелочи, — Ниар отмахнулась, криво улыбнувшись. Ее беленькое личико стало серым, угрюмым. Хоббит сглотнул. — Надеюсь лишь, что мой бардак не смутил Вас. Знаю, какое ужасное впечатление производят разбросанные книги и бумаги: Беорн, наведываясь ко мне в гости, вечно морщит нос и бубнит о моем неряшестве.
— Что Вы, — тут же запротестовал Бильбо. Реакция Ниар казалась смелому ширцу смешной и голословной. В нынешние времена мало кто мог похвастать любовью к знаниям и чтению. Люди лишь вкушали плоды жизни, наслаждались ежедневными хлопотами и мало времени уделяли тому, что находилось за гранью обыденности. — Я испытал приятное удивление и, надо признать, белую зависть, увидев Вашу библиотеку. Сам-то я не большой знаток литературы, но почитать люблю, особенно о приключениях. Но больше всего меня поразила Ваша карта…
— Ах, это, — вот тут Ниар тепло рассмеялась, расцветая. В глазах девчушки появились знакомые огоньки веселья и хоббит почувствовал, как настроение тут же возносится к облакам от одной лишь улыбки юной женщины. — Банальное развлечение, которым я скрашиваю вечера. Ничего особенного.
— Неужели? — Бильбо замер на месте, оглядывая лицо собеседницы. Вспомнилась подробная зарисовка тропинок в Шире, которую Ниар сумела ловко отразить в умелых стежках опытной швеи. Созданная девушкой карта являлась плодом усердной, долгой и кропотливой работы. — Я впервые видел столь подробное отражение Средиземья на чем-то отличном от эльфийских пергаментов. Как бы грустно не звучало, но люди не особо талантливы в передаче…
Бильбо замялся. Ниар ведь была человеком. Обижать ее род не хотелось. И, однако, правда есть правда. Эльфийские картоведы и летописцы не зря считались лучшими: свое мастерство они ежедневно оттачивали, сидя за изучением древних манускриптов и скрижалей. Год за годом, век за веком, старательные дети Эру, поклоняющиеся Гилтониэль, переносили вечно изменяющийся облик Эндора на бумагу. Легкими движениями эльфы рисовали горы, отточенными взмахами перьев штриховали поля, закругляя хитроумными завитушками абрисы озер и рек. Людские карты не отличались лаконичной четкостью и не пестрели искусной вязью надписей.
— …важных деталей, — за Бильбо фразу закончила Ниар, кивнув. Девушка не казалась обиженной или уязвленной. Ее лицо светилось пониманием. — Есть пороки, которые людям не дано преодолеть. Мы слишком нетерпеливы, возможно, потому, что век наш короток.
— Но Ваше полотно… — хоббит робко улыбнулся. Впереди раздавался громкий голос Торина: Король отдавал указания своим компаньонам, порой размахивая руками, а порой просто пожимая плечами. Гномы слушали, вникали, соглашались (что естественно – выбора у них в принципе не было). — Оно же восхитительно. Я имею ввиду… Вы бывали в Шире? Создалось ощущение, что бывали и прожили среди нас, хоббитов, с добрый десяток лет. Даже я не знаю столько маленьких тропинок в Зеленых Полях, сколько их вышито у Вас на карте. А если говорить о крохотных ручьях, что иссекают Дровяной Бор? Да ни один хоббит посчитать их не сможет…
— Ну что Вам сказать, милый Бильбо? — зардевшись, произнесла Ниар. — Я путешествовала, встречала разных существ и много читала. Порой, чтобы узнать мир получше, нужно просто уметь слушать и видеть. Проходящие мимо пасеки Беорна торговцы хоть и не часто, но рассказывали разные байки о Средиземье. Порой они даже дарили мне свои собственные карты. А в Шире, мистер Бэггинс, я действительно бывала. Правда давно и недолго.
«Вот как, — хоббита подмывало засыпать Ниар вопросами. Ее короткие реплики относительно собственного прошлого раззадоривали любопытство. — А кажется, что гостили Вы у нас, Ниар, месяцами. И при этом не сидели дома… Странно, что я не слышал о Вашей личности ничего. Ведь обязательно бы кто-то нашептал «по секрету» о чужачке, шныряющей туда-сюда».
Мистер Бэггинс нахмурился. В математике он не был силен, но производимые полуросликом вычисления и не казались сложными: исходя из возраста Ниар, – а по виду ей никак не могло быть больше двадцати трех – следовало предположить, что девушка навещала Шир не так давно. Так или иначе, всего лишь десять лет назад воспитанница Беорна являлась ребенком и по Эннорату вряд ли могла путешествовать. Значит, молодая женщина гостила у хоббитов от силы лет восемь назад. Как же вышло, что Бильбо не был наслышан о храброй девице? Сплетников в Шире хватало с лихвой.
— Бильбо, может, поможешь? — мысли хоббита прервал Бофур, подошедший со стороны. Полурослик, вздрогнув, поднял задумчивый взгляд. Гномы, что еще пару минут назад толпой стояли перед Торином, теперь суетливо прибирались в саду. Бофур, державший в руках огромную корзину (откуда ее гном достал, Бильбо не знал, да и знать не хотел), выжидательно косился на хоббита.
— Да, конечно, — приветливо улыбнувшись, мистер Бэггинс поднялся с колен. — В чем именно? Яблоки отнести?
— Было бы не плохо, — Бофур кивнул и, не став отдавать плетенку хоббиту, подошел к девушке, тут же начав лихо перекладывать красные фрукты с земли в искусно сделанный пещур. — А вообще, все могло быть и хуже…
Бофур начал что-то громко объяснять, иногда смеясь, иногда мрачнея. Бильбо, помогая другу, не слушал гнома, мыслями все еще пребывая с картой Ниар и ее книгами. Что-то мистеру Бэггинсу не давало покоя, некое предвосхищение какой-то тайны, секрета, а, быть может, и заговора. Ничего крайне подозрительного Бильбо в воспитаннице Беорна не находил. Более чем, молодая белокожая девушка хоббиту определенно нравилась. И, однако, в словах Ниар скользила фальшь. Чуть слышимая, еле ощутимая, но все же пробивающаяся сквозь улыбки и смех.
— Если Вам не нужна моя помощь тут, я, пожалуй, пойду, — серебряный колокольчик голоса молодой женщины раздался вблизи. Бильбо, как и Бофур впрочем, посмотрел на поднимающуюся с колен сожительницу оборотня. — Полагаю, с яблоками вы и сами справитесь, милые гости.
Коротко поклонившись, Ниар развернулась на месте и пошла к избе Беорна. Бильбо провожал девушку каким-то тоскливым, грустным взглядом. Красивая, словно только распустившийся цветочек, она порхала по траве, прыгающей походкой семеня между неповоротливыми гномами. Низенькая, с виду хрупкая, Ниар, тем не менее, не выглядела слабой. И, вопреки кажущейся наивности, была отнюдь не глупа.
— Да уж, ну и девица, — хохотнув, Бофур ткнул Бильбо в плечо. Полурослик, мрачно посмотрев на гнома, лишь поджал губы и не стал ничего отвечать. Как-то не хотелось обсуждать Ниар за глаза. Пришлось бы упомянуть о книгах, карте и возрастных вычислениях. Делиться открытиями мистер Бэггинс не спешил. Вполне возможно, что цена им равнялась нулю. А ставить себя в неудобное положение Бильбо просто так не собирался. Поэтому, тяжело вздохнув, полурослик лишь принялся с удвоенным старанием перекладывать яблоки в корзину.
Уже через пятнадцать минут всю гномью компанию объял веселящий дух физической работы. Подгорные жители сновали из стороны в сторону, переговаривались, ловили гусей. Не обошлось и без эксцессов, конечно же. Фили и Кили, как самые молодые, были отправлены Торином на поимку коров. Два юных воина, посовещавшись, быстренько переложили свои хлопоты на плечи старшего поколения, заявив, что с парнокопытными дел иметь не собираются. От дяди юношам порядком досталось, но своего гномы добились: широко улыбающиеся, они с радостью согласились привести в порядок капустную грядку. Коров ловить отправили Глоина с Оином. Эти двое с рогатым скотом не церемонились – рогатый скот к братьям тоже особой толерантности не проявил. Побегав друг за другом минут эдак двадцать, как гномы, так и коровы потеряли всякий интерес к погоне. В итоге вконец усталый Торин попросил Глоина починить стойла в сарае. Рыжий гном с удовольствием согласился. Сам же Король-под-Горой, как ярый поклонник фермерского дела, пошел штурмовать парнокопытных животных. Телочки Беорна, вволю нарезвившиеся и вкусившие свободы, скоро сообразили, что Торин – гном с характером и просто так от цели своей не отступится. Поэтому рогатые животинки с радостью обратили всю свою ярость против наследника эреборского трона. Торин, недооценивший прыти коров, трижды упал на землю, убегая от острых рогов, единожды успел побывать на крыше амбара, дважды погостить у гусей и трижды за живой оградой. К моменту, когда Торин все же сумел загнать коров назад в сарай, весь сад был почти убран: стоптанные грядки гномы осторожно разгладили граблями, выкорчеванную капусту Фили и Кили каким-то образом (они не сказали каким) посадили назад в черную землю, а поломанную яблоню Двалин срезал и порубил на дрова.
Потом из дома Беорна вышла Ниар, в руках держа огромную корзину с булочками, мытыми яблоками и прочими вкусностями из кладовки. Усадив гномов на траву и раздав им еду, девушка принялась носить из дома кружки с холодной, на удивление вкусной водой. Мед молодая женщина гномам мудро не предлагала. После продолжительной и сытной трапезы подгорные жители вновь принялись за работу, в этот раз вполне согласованно начав разбирать завалы парилки. Ниар же, убрав всю посуду и еду, с присущей ей улыбчивостью и любезностью отлавливала своих гостей и спрашивала о пчелиных укусах. Тех, кому не повезло пообщаться вплотную с жужжащими насекомыми, девушка уверенно отводила в сторону и без стеснения спрашивала, кого и куда ужалили. Многие гномы при этом ужасно краснели, а Ори вообще минут пять бегал от Ниар, не желая разговаривать с молодой женщиной. Пойманный за шкирку Торином, он был отведен к воспитаннице оборотня силком. Лихая наездница очень вежливо с молодым гномом поговорила (под строгим надзором Короля-под-Горой), после чего стеснительный Ори все же позволил человеческой леди вытащить из руки пчелиное жало и смочить место укуса горько пахнущим соком календулы. В общем, совсем скоро веселые подгорные жители благоухали как клумбы, а отеки после пчелиных укусов начали медленно спадать. Работа по восстановлению парилки двигалась, задорная компания начала петь песни и даже Бильбо с удовольствием подхватил незатейливый гномий мотив. Ниар подозвала подгорным жителям на помощь несколько собак и овец. Веселый народец от помощи не отказался, но лишь поблагодарил девушку за оказанную с ее стороны заботу. Воспитанница Беорна в ответ лишь пожала плечами и удалилась за живую изгородь, видимо собираясь починить поломанные ульи.
Откровенно говоря, Бильбо не верил, что за пять-шесть часов возможно практически с фундамента отстроить маленькую парилку. Но уже к вечеру деревянная банька вновь стояла на своем законном месте: гномы хоть и были лишены каких-то садоводческих навыков, в строительстве толк знали. Быстро растаскивая широкие брусья (которых, как оказалось, у Беорна было заготовлено валом), они взгромождали их друг на друга, выстукивали молотками простенький ритм и при этом еще успевали шутить и проказничать. Бильбо, работавший наравне со своими друзьями, к удивлению понял, что прошедшим днем вполне доволен. Время, проведенное у Беорна, казалось хоббиту самым лучшим с момента ухода из дома. И хоть в Ривенделле путешественников не кусали пчелы, и коровы по улицам не гоняли, только у оборотня в саду все члены эреборского отряда как-то сроднились. Быть может, из-за парилки: решать проблемы сообща всегда весело.
Так или иначе, к закату разрушенная банька была отстроена и готова к пользованию. Животные Беорна, таскавшие гномам инструменты, после окончания работы разбежались по углам сада, оставив гостей наедине с тишиной и приятной усталостью. Мистер Бэггинс, чувствовавший как спина и руки ноют от физической нагрузки, смотря на результаты общих стараний лишь улыбался. Подгорные же жители, убедившись в том, что все мелкие утренние грешки исправлены, сбились в кучку и уселись у входа в дом оборотня. Молчаливо поглядывая на сад, степенно погружающийся в вечернюю прохладу, подгорные жители лишь задумчиво хмыкали и улыбались. Ниар вернулась с пасеки чуть позже: в руках девушка несла соты, одно запястье задорной девчушки было раздуто, но в целом, воспитанница медведя выглядела тоже удовлетворенной. Кивнув гостям, она прошла в дом, поставила соты на кухонную столешницу и пригласила гномов зайти внутрь.
Усевшись за стол, как и в предыдущий вечер, все начали весело болтать о всякой ерунде. В этот раз беседы не касались Смога, Эребора и предстоящего путешествия. Друзья громко хохотали над своими маленькими утренними приключениями, Бильбо рассказал компаньонам о прогулке на Арго, после чего выслушал из уст Кили быстрый пересказ тех вещей, что происходили в саду без участия мистера Бэггинса. Ниар в это время суетилась вокруг, раздавая пряности и сладости гостям, наливая им чай и воду. Пару раз девушка выбегала на улицу: наблюдая за красивой юной особой из открытой двери, Бильбо понял, что хозяйка дома готовит гостям парилку. Идея казалась хорошей, потому что уставшие и покусанные путешественники пахли далеко не морозной свежестью.
В общем и целом, денек выдался приятным, и даже мелкие неприятности омрачить его не смогли. Смеясь над шутками Фили, Бильбо попивал холодную воду и посматривал иногда на улицу, гадая, когда в следующий раз сможет вот так же посидеть в уютном доме и спокойно поговорить с приятелями о совершенно ерундовых вещах.
А время неумолимо бежало вперед, и вечер совсем скоро полностью охватил землю своими бархатными ночными руками.
♦♦♦♦♦
А время неумолимо бежало вперед, и вечер совсем скоро полностью охватил землю своими бархатными ночными руками. Крохотные мотыльки звезд россыпью снежинок покрывали чарующую небесную твердь, и лунный серп глядел на земли Средиземья, разливая по просторам восточного края Эндора ручьи шелковистого, серебряного света. Во всем этом безмолвном великолепии свои проблемы Двалин рассматривал как нечто мелкое, бессмысленное. Жизнь была слишком прекрасна, чтобы тратить бесценные ее секунды на мысли о драконе и золоте. Поэтому воин решил просто любоваться садом Беорна и улыбаться ночи в лицо.
Взгляд гнома скользнул вдаль, к высокой кузнице оборотня. Выстроенная из огромных древесных столпов, она казалась нерушимой: пляшущий огонь в горне придавал остову всей кузни какое-то магическое, сакраментальное великолепие. Оранжевые отблески ползли по темноте, яростным светом отвоевывая у ночи пространство. Длинные тени черными призраками падали на траву, но огненный дух витал в воздухе веерами искр, что выбивались из-под горящих углей. Двалин улыбнулся. Очаровательное зрелище…
— Что делаешь? — Торин подошел из-за спины. Двалин, тут же выпрямившись, посмотрел на своего Короля. Последний хоть и выглядел потрепанно, грозности вида не потерял. Осанистый, подтянутый, наследник Эребора тихонечко улыбался краешками губ. Признак хорошего настроения.
— Наблюдаю за чудесами, — Двалин коротко кивнул в сторону кузницы. Внутри пылало пламя, а в его пылу юрко суетилась Ниар. — Глянь на это и сам поймешь, что за чудо я имею ввиду.
— Не хочешь послушать рассказ Гэндальфа? — спросил Торин, переводя взгляд на юную девчушку. Улыбка Короля при этом померкла, и нечто странное отразилось на лице эреборца. Двалин хмуро оглядел молодого наследника рода, пытаясь понять, о чем тот думает. — Он много забавных вещей говорит…
— Он вообще много говорит, — заметил опытный воин. Волшебник вернулся на пасеку Беорна примерно час назад. Вымотанный и хмурый, Серый Странник с удовольствием отужинал поданными ему яствами (Ниар расстаралась, угощая Гэндальфа). Выслушал рассказ гномов об учиненном погроме, долго смеялся, курил трубку и гонял по комнате колечки из дыма. Потом сам начал медленно повествовать о собственных делах, при этом ничего особенного подопечным не поведав. В общем, Двалин нашел компанию Гэндальфа скучной. — Так что я лучше тут посижу и понаблюдаю. Когда еще такое увидеть смогу?
Торин хохотнул, но без издевки. В смешке Короля Двалин уловил солидарность. Поэтому, ухмыльнувшись, расслабленно осел на скамейке и вновь перевел взгляд на работающую в кузнице Ниар. Тоненькая девочка ловко переворачивала металлические заготовки в горне. Сняв с себя льняную рубашку и оставшись лишь в коротенькой котте, воспитанница оборотня пренебрегла кузнечным халатом. Закатав рукава до локтей и подогнув края плотно облегающей кофты до груди, Ниар стояла рядом с огнем и, казалось, наслаждалась им. Свет из горна очерчивал точеную фигурку молодой женщины яркими бликами, струясь по ее талии и животу, а тени подчеркивали плавные округлости бедер. И вся эта прелесть в пышущей жаром кузнице.
— Этой девчонке нужно было родиться парнем, — неожиданно даже для себя изрек Двалин. Сложив руки на груди, он косо глянул на Торина. Король завороженно наблюдал за Ниар, открытым взглядом оглядывая девушку. Не мудрено. Любоваться было чем. Как минимум, странностью происходящего. — На коне ездит, с пчелами дружит, еще и знает, как обращаться с металлом. Где-то скрыт подвох, но где?
— В глазах, — Торин ответил без промедления, точно сам думал о том же, что и старый друг. Двалин хмыкнул. — Но родись она парнем, мы бы не удивлялись сейчас.
Ниар тем временем вытащила из-под углей раскаленный добела широкий пласт металла. Подхватив его одной рукой, без определенных усилий донесла заготовку до наковальни. Рабочей – левой – рукой схватила молот. Двигалась при этом юная особа легко и непринужденно: порывистые движения выглядели отточено и выразительно. Обдувающий Ниар жар трепал короткий волос девчушки, заставлял кожу блестеть от пота, волновал воздух и при этом выплескивал в холодную ночь свое огненное дыхание. Перевернув заготовку, воспитанница Беорна свободно занесла над собой молот. Ударила по раскаленному металлу, резко, уверенно, молниеносно. Железо запело. Раздался звонкий лязг, взорвавший тишину до боли знакомыми звуками кузницы. Легкий удар по наковальне, занесенный молот и снова удар по заготовке. Искры сыпались в разные стороны. Яркие отсветы плясали на сильном теле Ниар, под кожей ее играли мышцы, в глазах мерцал пожар. Кузница фонтанировала звуками: ковкий металл надрывался, звенел, искрился, заливался яростными стонами под бойкими ударами молота. Чудеса, да и только.
— Если бы у меня была дочь, я хотел бы видеть ее такой, — задумчиво изрек Двалин. Казалось гному, что вид крохотной девочки, умело орудующей молотом за наковальней, из памяти не исчезнет никогда. Статная и гибкая, как горная рысь, Ниар могла дать фору любой гномке Эребора. И, судя по виртуозности движений, любому ковалю в кузнечном деле тоже.
— Не думаю, что ты бы испытал радость, научив дочь работать со сталью, — Торин говорил медленно и серьезно. Его синие глаза отражали в себе сумрачный свет кузни, вбирая в себя отблески огня с какой-то ужасной жадностью. — Не думаю, что кто-то был бы рад. Зачем девушке учиться тяжелому ремеслу? Сам подумай.
Двалин промолчал. В словах Короля была своя отчаянная правда. Узнавать, как именно Ниар научилась работать с металлом, гном не хотел. Ни одна здравомыслящая девушка не станет браться за тяжелую физическую работу без особой необходимости. Видимо были в жизни воспитанницы Беорна некие обстоятельства, что толкнули ее к наковальне и молоту. И явно не из приятнейших были они. Хотя, если вдуматься – сколько Ниар было лет? Молоденькое, наивное, не знавшее жизни существо. Грация, юность и смех. Двалин моргнул, вновь переводя взгляд к воспитаннице оборотня.
С другой же стороны – сила, сталь и огонь. Замах, удар, звон. И тут же снова сильный удар, заставляющий железо плакать.
♦♦♦♦♦
Замах, удар, звон. И тут же снова сильный удар, заставляющий железо плакать. Никаких колебаний – лишь движения и металл, и единовластная магия кузницы, владеющая сейчас Ниар. Осаа, наблюдая за Миас, улыбалась, как может улыбаться любой гном, созерцая ладную работу коваля. Приятные воспоминания уносили гномку в далекие-дали прошлого, в детство и воспоминания об эреборских доменных печах, изрыгающих из себя пламя невиданной мощи и яркости. Жаль, что сейчас Осаа не могла почувствовать знакомого жара на коже, не могла вдохнуть в себя обжигающий запах раскаленной стали.
Гномка, подняв правую руку, несколько раз сжала кулак, наблюдая за тем, как пальцы сгибаются и разгибаются в фалангах. Будучи всего лишь призраком, она все же чувствовала свое тело, слышала звуки, ощущала ветерки и солнечное тепло. Но вкусить всю прелесть жизни Осаа теперь не могла: мороз казался гномке едва ощутимой прохладой, жгущее дыхание огня щекочущим теплом. Ярких красок в жизни мертвых не было. Лишь тени реальности и унылые, тусклые воспоминания.
— Аэкка цум амурс па урсаз цанпагин ам, — голос Ниар шепотом лег поперек металлических стонов. Осаа подняла свой взгляд к чародейке, улыбаясь. Кхуздул принцессы ангбандской был прекрасен: обычно звучащий грубо, с губ старшей дочери Моргота он слетел чеканным рыком, заливистым, смелым и подчеркнуто мягким. В исконно гномье наречие владычица Дор-Даэделота внесла игривые нотки квенья. Сочетание вышло интересным. — "Бойся огня, ведь он совершенен". Что это значит?
Детское любопытство. Осаа захотелось рассмеяться, но Королева сдержалась. Ниар была намного старше гномки, умелее в бытовых делах, искуснее на поле брани. Знания старшей Миас охватывали самые разнообразные науки и искусства. Оточенные до возможного предела, эти знания часто спасали принцессу ангбандскую. Во многом благодаря своей осведомленности старшая дочь Мелькора прославилась среди своих подчиненных как самый предусмотрительный полководец. Каждый день Ниар читала, и каждый новый день встречала с книгой в руках. Стремящаяся к познанию, чародейка приходила в негодование, стоило чему-то неизвестному прокрасться в устоявшиеся каноны бытия.
Осаа тронула медальон на шее. Высеченные на золоте руны загадочно поблескивали в свете огня.
— Мой отец был не слишком богат, но зато обладал именем, которое было известно даже самым маленьким детям в Эреборе. Искусный мастер железного дела, он имел огромную кузницу под сводами Одинокой Горы, — гномка не пыталась перекричать металлический звон, издаваемый ударами молота о раскаленную сталь. Ниар, не поднимая головы, сосредоточенно продолжала свою работу. В стороне от кузни стояли Двалин и Торин. Осаа прикрыла глаза, чувствуя, как все нутро охватывает дрожь. Смотреть на повзрослевшего сына было сложно. Еще сложнее было понимать, что его вскоре ждала смерть. — В детстве отец часто водил меня к себе на работу, рассказывал сказки о металле, очень много говорил об Аулэ и Феаноре. Я внимательно слушала и запоминала. Слова отца вводили мой детский разум в неистовое восхищение кузнечным делом. Я помню, как завистливо смотрела на сильных, ряженых в темное гномов, отбивающих молотами по наковальне. Но лучше прочего в память въелась фраза, что была золотыми буквами выведена над входом в кузницу отца. «Бойся огня, ведь он совершенен». Дед Торина верил, что пламя скрывает в себе силы, неизмеримые ничем и свирепые, как морготовы полчища орков. Когда мой отец умер, Траин попросил наших умельцев сделать мне простенький амулет из золота и выгравировать на нем эту надпись. Смысла в этой фразе нет, но для меня смысл ее лишь в любви отца и памяти о нем, что я храню.
Девушка промолчала. Ее серьезное лицо оставалось неизменно сосредоточенным. Наверное, упади сейчас с неба Смог прямо в середину сада Беорна, Ниар не колыхнулась бы и от кузницы не отошла. Потрясающая выдержка и практически неиссякаемое терпение. Миас умела правильно расставлять приоритеты: под взглядом гостей она вела себя скромно, тихо, учтиво и приветливо. Была той, кто мог бы эреборцам понравиться. Понравиться Торину. Осаа глубоко вздохнула. Ее мальчик, конечно, давно вырос, поумнел, был осторожен и мудр в решениях. Но что его опыт и рассудительность могли противопоставить Ниар, тысячами лет подряд совершенствовавшей свою искусность во лжи и манипуляции? Ничего.
— Зачем пришла? — коротко произнесла старшая Миас. Чародейка не повышала голоса, зная, что Осаа ее услышит. Гномка, косо глянув на дочь Мелькора, нахмурилась. Столько силы и столько искушений – и все в одном существе. Не зря Эру опасался пелорийской тройки. Дети Моргота обладали властью, которой даже не осознавали всецело. Захоти они подчинить себе Эннорат, справились бы за пару месяцев. А с Аманом – может быть за полгода. К счастью всех жителей Средиземья, наследники Дор-Даэделота понятия не имели, какой силой обладали.
— Снова попросить тебя защитить их, — Осаа перевела взгляд на сына. А сын, между тем, щенячьими глазами взирал на Ниар. Вот вам и вся война. Уже проигранная притом. Гномка поморщилась. Восхищенным взглядом Торин одаривал только двух существ: первого котенка, что Трор подарил внуку на пятый день рождения, и первую понравившуюся девочку, которую почему-то Траин сразу невзлюбил. Сказать нечего, Ниар свое дело знала.
— Я уже тебе отвечала, гномка, я не в силах спасти твоего сына, — чародейка ударила по заготовке сильнее. Металл гнулся, приобретал какие-то полукруглые формы. — Он умрет в скором времени, хочешь ты этого или нет. И если не под Эребором свою смерть найдет Торин, то в Мории.
Осаа задрожала. В словах Красной Колдуньи была правда. Но материнское сердце с этой правдой смириться не могло. Готовая защищать сына хоть до скончания времен, Королева Эребора упрямо раздумывала над собственным планом. Осуществить его было крайне сложно. И, однако, шанс на успех существовал. Маленький, но все же шанс. Хотя бы потому, что Мелькор по глупости дал детям своим горячие, строптивые души.
— Мандос предсказал твою смерть, Красная Колдунья, — Осаа легко перешла на кхуздул, зная, что к гномьему языку старшая Миас относится с трепетом. В какой-то момент Ниар сбилась с привычного ритма: молот соскочил с наковальни, между ударами повисла пауза. Но металл снова запел, и вновь воздух начал сотрясать плачь стали. — Твою, твоего брата и сестры. Лишь дня он не назвал, но сказал, что покой вы обретете в Амане, подарив свою силу всей Арде. Однако, чародейка, кое-что ты можешь изменить. И да, возможно тебе суждено умереть от руки Валиэ Йаванны, но…
Взгляд Осаа вновь остановился на Торине. Красивый и сильный. Да, может быть немного запутавшийся. И, пожалуй, чересчур гордый. Но в целом добрый и отзывчивый гном, просто боящийся подвести отца, деда и свой народ. Грустно улыбнувшись, гномка с любовью оглядела лицо сына. С нежностью и болью коснулась взглядом его волос, посеребрённых временем. Слишком уж большую ношу возложила судьба на плечи Торина.
— Чтобы исправить что-то, нужно заслужить право на исправление, — голос гномки стал холоднее. Королева Эребора резко развернулась к Ниар, заставляя девушку замереть. — Ты, чародейка, не ведаешь страха. В этом твоя сила. Но неизвестны тебе чувства сострадания и любви. И в этом твоя слабость. Хочешь или не хочешь, ты Торину поможешь. Запомни мои слова, деточка. Как только ты доведешь сына моего и друзей его до ворот Казад-Дума, твое собственное сердце нальется свинцом и ты испытаешь боль, равную той, что сейчас испытываю я. Вот тогда и решишь, что следует делать, а чего – нет. До тех пор, я просто твой проводник. И советник.
Ниар начала что-то говорить, но Осаа не слушала. Качнув головой, гномка лишь ступила во тьму, все еще смотря на сына. Торин улыбался, говорил что-то Двалину и смеялся над шуточками друга. Королева Эребора остановилась напротив, испытывая непреодолимое желание подойти к своему старшему ребенку, обнять и пожелать удачи. Останавливали гномку лишь мысли о Красной Колдунье. Мелькор дал наследнице хорошее имя. Ниар. Дуб. Крепкое дерево, величественное, красивое, тенью своей способное защитить от солнца, а стволом и кроной – от ветра, снега и дождя. Случайность? Быть может.
Но вероятнее всего – судьба.
♦♦♦♦♦
Но вероятнее всего – судьба. Пожалуй, именно по воле фатума несчастному орку (если орки могут быть несчастными) не повезло повстречаться на дороге с Беорном. Сам оборотень как-то не особо желал смерти безмозглому уруку – что можно было взять с пустоголовой марионетки? Ничего. Но ведь глупец осмелился напасть, и не просто напасть, а кинуться на медведя с воплем на губах. Пришлось защищаться.
— Я смотрю, ты не теряешь сноровки, да? — Ниар по обыкновению поджидала оборотня у пасеки. Ночь выдалась такой же ясной, как и предыдущая, поэтому Беорн смог заприметить силуэт чародейки издали. Волоча за собой свой трофей, медведь раздумывал о гномах и их походе в Эребор. Собратьям своим оборотень не стал говорить о Ниар: не следовало никому знать о тайне, скрываемой Миас. Но вот о Торине другим перевертышам рассказал много чего. И, нужно признать, сородичи отнеслись к низкорослым храбрецам с умилением. Парочке медвежат особенно понравился Бильбо. Рассказ Беорна о хоббите молодняк порадовал.
— Один из потомков твоих слуг опрометчиво напал на меня, — медведь встал на задние лапы, поднимая холодное тело орка над землей. Ниар, ухмыльнувшись, подошла ближе. — Видимо решил полакомиться медвежатиной.
— Эти существа никогда не умели правильно выбирать противников, — наследница Барад-Дура внимательно осмотрела жертву своего друга. Понятия не имея, чем дохлый орк может быть любопытен, Беорн выжидательно покосился на Ниар. Девушка, выгнув одну бровь дугой, выпрямилась и сложила руки на груди. — К тому же, это не орк Азога. Гундабадские уруки имеют только двенадцать пар ребер, как люди. Твой же приятель был родом откуда-то поюжнее, у него ребер тринадцать пар. Так что ко мне он не имеет никакого отношения.
Беорн выпустил из лапы хладный труп крайне невезучего орка. Порычав, оборотень обогнул стороной жертву и уселся на высокую траву, росшую у дороги. Старшая дочь Мелькора мрачно поглядывала вдаль. Покусывая нижнюю губу, девушка нервно выстукивала пальцами по предплечьям. Дурной знак. Научившийся понимать Ниар без слов, Беорн с горечью осознал: принцессе ангбандской было страшно. А причина страха у старшей Миас могла быть только одна.
— И что же Саурон забыл тут, а? — оборотню казалось, что присутствие Темного Властелина в округе уже было излишеством. На квадратный ярд вокруг пасеки вполне хватало и одного представителя злых сил: Ниар пусть и вела себя смиренно и благородно, все же являлась неотъемлемой частью свиты Мелькора. Забывать о природе ангбандки было бы неразумно.
— Ищет кольцо, — принцесса Тангородрима сверкнула глазами. Блеск в них не был отражением лунного света. Сполохи белых искр пробивались сквозь красный янтарь глаз Миас, исходя из глубин ее сущности. Беорна пробрал холодок. — Упрямо ищет свое колечко. Вначале Майрон посылал своих разведчиков к Ирисовым Полям. Я думала, что в пылу страсти назгулы там всю землю носом перепашут. Однако твари эти быстро сообразили, что кольцо искать следует в другом месте.
— Считаешь, что он только за кольцом своих посыльных шлет? — Беорн приподнялся, вытягивая вперед свою медвежью морду. Взгляд скользнул по трем крайним ульям, что мостились у дороги. Казалось оборотню, что еще вчера утром маленькие пчелиные домики выглядели иначе. Кто-то ульи передвинул. — Вряд ли ведь, Ниар. Ты говорила, что Саурон умен и наделен хитростью. При всей своей изворотливости он, пожалуй, уже прознал о твоих планах. Наверное, попытается помешать.
— Помешать вряд ли, — наследница Барад-Дура ссутулилась, опустив голову. Темнота окутывала тельце Ниар. В воздухе разливался запах древней, тайной магии. — Закадычный друг скорее попытается обратить мой же план против меня самой. Разумное действие, сам посуди. Как дети Мелькора, мы обладаем правом на трон Дор-Даэделота. По праву силы наследуем Мордор. Желаем вернуть отца в Эндор. Среди всех самых страшных врагов Саурону не повезло приобрести в качестве противников именно нас. Майрон знает, что от цели мы своей не отступимся. А противопоставить что-то нам напрямую Властелин Колец не может и никогда не сможет: армия смертных существ не помеха тем, чья сила способна поставить на колени Аман. Но все это – лишь догадки. Саурон постарается найти слабое место в моем подходе к этой тихой войне. И, будь уверен, он его найдет. Вопрос остается за малым: куда и когда старый добрый приятель решится нанести удар.
— Не понимаю, — Беорн в искреннем удивлении распростер свои медвежьи лапы. Голос лился рыком в гнетущей ночной тишине. — Ниар, если вы втроем настолько сильны, почему бы вам просто не сокрушить эльфов, потом перейти на людей и так по очереди, пока все Средиземье не падет.
— Повторюсь в очередной раз: я не уважаю беспричинное кровопролитие, — старшая дочь Мелькора говорила таким убаюкивающим голосом, что оборотню до ужаса захотелось зевнуть и подремать на траве. — К тому же, наше властвование над Эндором лишь вопрос времени и торопиться никуда не стоит, когда в запасе имеется целая вечность. Мои слова могут показаться беспечными, знаю. Но я не забываю о Сауроне. Этот Майа может доставить множество хлопот. А при определенной сноровке, может даже планы мои расстроить. Но так как я поклонник справедливых сражений, за Майроном остается право сделать следующий ход. А там как жизнь покажет.
Последние слова – откровенная и неприкрытая ложь. Беорн оскалил зубы. Ниар была не из тех существ, что могли без оглядки полагаться на удачу. Нет, девушка уже сейчас точно знала, как поступит Темный Властелин. И знала, чем следует ему ответить. Страх же девушки проистекал не из опаски проиграть, а лишь из какой-то странной боязни одержать победу. И вновь проявление человеческих эмоций, от которых ангбандка старательно пыталась избавиться.
— У вас тут, как я понял, были какие-то ландшафтные работы, — оборотень решил сменить тему. Говорить ночью о Сауроне Беорн не хотел. Пищи для ума и так хватало с лихвой. — Без приключений не обошлось?
Ниар улыбнулась, выпрямляясь. Глаза девушки посветлели, лицо окрасилось искренним восхищением. Беорна последний факт поставил в тупик. Да, принцесса говорила, что с гномами прямых дел никогда не имела и, по сути, общение с компанией Торина было для нее первым опытом близкого знакомства с подгорными жителями. Поэтому оборотень не без оснований предвосхищал какие-то эмоциональные изменения в своей подопечной. Откровенно говоря, медведь, возвращаясь домой, ожидал застать Ниар в угрюмом, горестном настроении. Но восхищение и радость? Что-то новенькое.
— Они веселые, как оказалось, — старшая Миас положила руки на бедра, встав в щегольскую позу. — Мы, правда, сломали тебе яблоню и разнесли в пух и прах парилку. Дерево, к сожалению, спасти не удалось, но эти маленькие добрые человечки каким-то образом сумели отстроить баню и почти тут же ее апробировали. Я к собственной радости нашла людские толки об умельцах-гномах не безосновательными: подгорный народец необычайно ловок и трудолюбив.
— Похоже, лучше мне не знать о произошедшем дома за время моего отсутствия, — Беорн ухмыльнулся, заставив Ниар расхохотаться. Девушку медвежья улыбка всегда веселила. Попытки изобразить на звериной морде подобие радости неизменно заканчивались лишь очередной демонстрацией длинных клыков.
— Ничего плохого и не происходило, поверь, — ангбандка подошла к другу и присела на землю рядом, спиной оперившись о широкий пушистый медвежий бок. — Если бы гномы эти не были настолько упрямы, вполне могли бы припеваючи жить в Эред Луине.
Досказав последнюю фразу, Ниар затихла, вновь мрачнея. Беорн, наблюдая за дочерью Мелькора, пытался найти слова для разговора. И, однако, не находил их. Хотелось отговорить владычицу Дор Даэделота от ее зловещих планов, убедить жить простой, скучной жизнью среди клеверных полей и зеленых лугов восточного края. Хотелось доказать ангбандке, что существование без войны, целей и вечных поисков правды тоже могло приносить счастье. Сердце оборотня от таких рассуждений сжалось в комочек и покрылось тоненькой корочкой льда.
— Ты убьешь их? — Беорн задал вопрос спустя минуту общего молчания. Ниар, пребывавшая в состоянии легкой задумчивости, вздрогнула.
— Когда они дойдут до Казад-Дума – да. А пока Торин и его компания находятся под моей опекой. Любое существо, что попытается причинить вред этим гномам, отведает ярости Ангбанда, — плавные речи, спокойные и лишенные жалости. Холодный голос, несущий в себе расчет тысячелетней выдержки. Беорн вдруг подумал, что дети Мелькора своего добьются. Вызволят папашу из Кумы, поднимут Белерианд из-под водной толщи и отстроят, в конце концов, Утумно. И Средиземье накроет мрак.
— Ты ведь сказала, что они тебе нравятся, — заметил оборотень как бы невзначай. — Приятная компания, смешной народец. Оно того стоит?
Ниар молчала, наверное, с четверть часа и Беорну даже успело показаться, что девушка спит. Но потом безмолвие ночных красот разорвал тихий шепоток старшей дочери Мелькора. Говорила чародейка негромко, но от этого становилось только страшнее.
— Дор-Даэделот – мой дом. Ангбанд – цитадель моего отца, а Тангородрим – моя твердыня. Я выросла среди холодных подгорных просторов Эред Энгрина и видела Врата Сириона своими собственными глазами. Я чувствовала теплый бриз, дующий с Белегаэра, гуляла невидимой тенью по Дориату. Я люблю ту землю всем своим сердцем и хочу вернуть ее отцу. Да, моя привязанность к Белерианду может показаться кому-то глупостью, но Беорн: там жили и умирали мои люди. Там когда-то была родина моего народа, пусть народ этот и является лишь тупым сборищем орков, гоблинов и троллей.
— Ты ни перед чем не остановишься? — ответ оборотень и так знал, но хотел услышать его от Ниар.
— Когда-то давно в Утумно отец выковал себе меч. Тонкий и черный, он был крепок, как коготь дракона, и смертоносен, как дыхание валараукаров. Украшенный полупрозрачными черными опалами, клинок этот был символом силы и неколебимости старой крепости. Омытый священной кровью Валар, каленый огнем Белерианда и пропитанный сладким ядом Гверлум, меч носил гордое имя «Хаздал-Мербат». Так на валарине мы означали понятие «победоносный». Оружие это не спасло Утумно, но после падения цитадели отец взял клинок с собой в Ангбанд. Меч хранился в зале реликвий, под толстым хрустальным куполом. Я увидела его впервые, когда мне исполнилось семь лет. Влюбилась в клинок с первого взгляда. Вожделея заполучить меч всем своим естеством, я обратилась к отцу, сказав: «Клинок этот по духу приходится мне и вместе с ним я смогу сражаться». Мелькор улыбнулся в ответ и согласился отдать мне свое старое оружие. Но перед тем, как коснуться рукой гарды меча, я должна была доказать, что достойна черной стали. Испытывая меня, отец запер твою покорную слугу в темной камере без окон и дверей вместе с двумя огромными орками. Условие было простым: проживи в камере три месяца и ты получишь меч. Представь себе, Беорн, маленькую семилетнюю девочку рядом с уруками, жестокими и прожорливыми. Ты не представляешь, какой страх я испытывала, смотря на подчиненных отца. А ведь еду и воду нам никто не приносил. Приходилось голодать. Орки ловили пробегающих мимо крыс и мышей, съедая их заживо. А я слабела, потому что есть сырое мясо не могла. Прошло полторы недели. Маленькая девочка превратилась в скелет, слизывающий влагу со стен. Обезумевшие от голода орки поглядывали в мою сторону с каким-то ужасным выражением в глазах. Я понимала, что рано или поздно они на меня накинутся. Но солдаты отца помнили о моем происхождении, а потому продолжали ждать. Еще через два дня орк, что был посильнее, убил своего друга. Зато наелся вдоволь. Именно тогда твоя покорная слуга поняла, что может обходиться без еды и воды гораздо дольше людей, эльфов и гномов. Шли дни, тело убитого орка превращалось в груду обглоданных костей. До меня медленно доходила мысль: я буду следующим блюдом к ужину живого урука. Умирать не хотелось, сдаться я не могла. Мой сокамерник все чаще бросал на меня косые взгляды. Когда орк все же напал, шел второй месяц заключения. Надо признать, я перепугалась, увидев перед собой перекошенное злобой и жаждой крови лицо урука. Почувствовав на шее крепкие холодные пальцы своего убийцы, я растерялась и несколько минут просто билась в смертельных объятиях орка. А потом под руку попался огромный камень. И схватка закончилась. Но мертвый урук – не беда. Отсутствие пищи и воды, вот что сводило с ума.
Ниар на секунду притихла. Беорн подсознательно догадывался, чем окончилась история, и слушать дальше не хотел. Тихо ненавидя Моргота, оборотень представил себе ребенка, запертого в камере, измазанного черной орчьей кровью, озлобленного, голодного, перепуганного.
— Кровь орков ужасно горькая, — голос Ниар зазвенел металлическими нотками. — По сравнению с их плотью крысы и мыши – деликатес. Но я хотела жить. В конце отец отдал мне меч, погладив по голове и поцеловав в лоб. Одержанной победе я рада не была. Зато поняла, что ради достижения цели пойду на все возможные риски. Так как ты считаешь, Беорн: что может меня остановить?
Вопрос глупый, а ответ очевидный. Ничего.
♦♦♦♦♦
Ничего. Все образуется. Эребор вновь станет гномам приютом, бездыханное тело Смога придадут огню, а дядя сядет на трон, став полноправным Королем-под-Горой. Кили хотелось бы верить именно в такое будущее. Дружелюбная обстановка дома Беорна располагала к хорошим мыслям, а промчавшийся «день отдыха» приятными воспоминаниями согревал душу. В целом, все было отлично и даже более чем. Улыбнувшись, молодой гном перевернулся на бок и прикрыл глаза.
Все уже давным-давно спали. Даже полуночник Бильбо тихонечко посапывал невдалеке. Бомбур не храпел, а Ори, к счастью, заснул быстро и теперь почивал на своем тюфячке как младенец. Успокоившиеся, насмеявшиеся, подгорные жители видели свои сладкие сны и отдыхали, растворяясь в густом тумане ночных видений. Кили, вновь вспомнив мать, сглотнул. Непреодолимое желание вернуться в Синие Горы померкло. Сердце юного гнома теперь наливалось уверенностью и растущей храбростью. Эребор…
Засыпая, Кили слышал отголоски бьющего о наковальню молота. Звон металла, такой родной и знакомый. Звонкая песнь железа и пляска огня.
Покой.
♦♦♦♦♦
Покой. Не удивительно, что Феанор не чувствовал его. Разве может обрести умиротворение душа, которую обманули? Вряд ли. А Моргот оказался не промах. Сильмариллы из рук не выпустил, врагов своих обвел вокруг пальца и теперь безмятежно почивал в Авакуме. Молодец Вала Мелькор, хитро сплел паутину лжи. Эльф недовольно поморщился.
Конечно, верить Майрону во всем тоже не стоило. Последний был падок на измышления так же, как и Мелькор. К тому же, судя по всему, Саурон теперь преследовал только какие-то свои личные интересы. Что положение самого Феанора несколько усугубляло. Впрочем, теперь бессмертный был повязан по рукам и ногам своим договором с Властелином Колец. Но, как и любые другие правила, постулаты принятого соглашения можно было обойти. Хмыкнув, знаменитый создатель Сильмарилл вышел из тени, шагая к высокому Белому Магу. Последний испуганно обернулся, выставляя вперед свой магический посох. Ох уж эти колдуны…
— Положи оружие свое, Курунир, — голос Феанора разнесся под высокими потолками Ортханка оглушительным громом. Саруман, отходя назад, пораженно оглядывал лицо собеседника. В широко распахнутых глазах Майа читался неприкрытый страх. Феанор ухмыльнулся, смело шагая к центру зала. Стоявший по правую руку от Белого Мага постамент гордо возносил к высотам крепости Палантир.
— Кто… что ты такое? — колдун держал посох наизготовку, готовый напасть. Саурон говорил о том, что Курунир – отчаянный охотник до славы, трусоватый порой, но умный. Феанор за неимением лучших источников информации, решился словам Майрона довериться. Поэтому, не обращая внимания на поджавшего хвост волшебника, эльф подошел ближе к своему творению. Палантир был накрыт широкой полосой шелковой ткани. Бессмертный кузнец протянул руку к видящему камню. Осторожно коснулся кончиками пальцев края струящейся занавеси. Перед глазами тут же вспыхнула яркая, стремительно растворяющаяся картинка: темнота, пепел, огненное сердце горы… Мордор. Значит, Саурон успел побывать там? Неужели?
Феанор широко улыбнулся. Радости нолдо никакой не испытывал. Сгущающаяся над Энноратом темнота пугала эльфа своей непроницаемой, густой сущностью. Саурон был достаточно сильным противником. Моргот – могущественным и опытным воином. А что до Миас, о которых кузнецу слышать пришлось впервые…
— Мое имя – Финвион, но я должен быть известен тебе как Феанор, некогда Верховный Король Нолдор, ученик Махтана, последователь Аулэ, создатель Палантиров и Сильмарилл, — эльф остановился, наблюдая за тем, как собеседник стремительно бледнеет. Саруман, ошеломленный и сбитый с толку, внимательно вслушивался в слова кузнеца. — Я пришел к тебе как посланник того, кого вы, Истари, некогда звали Майроном. Принесший тебе послание, вестник Мордора, дух Ородруина – я – Феанор, хочу с тобой поговорить, Курунир. И ты выслушаешь меня. По собственной воле, или же против нее…
Глава 3.1: Мен-и-НаугримВ синих глазах гнома плясала ненависть. Азог, отвернувшись, злобно оскалился. Жаль, что к Королю-под-Горой нельзя было приблизиться. Странноватая эльфийка, как снег свалившаяся на голову орка, неусыпно охраняла подгорного жителя. Подойти к гостье никто не решался. Азог тоже не пылал желанием на практике испытывать терпение новой покровительницы. А все вопросы Владыка Мории мог задать и позже. Благо, время играло на руку.
— Лучше убить его сейчас, пока он сам нам в спину не вонзил кинжал, — орк говорил на витиеватом северном диалекте черного наречия. Не стараясь быть вежливым или хотя бы отчасти учтивым, Азог стороной обошел эльфийку. Белокурая чародейка лишь качнула головой, оправляя складки платья. Спокойная, уверенная в себе, она сверху вниз глядела на подчиненных уруков своими глубокими глазами цвета голубого турмалина. Хрупкая улыбка не сходила с точеного лица. Поведение бессмертной сбивало с толку.
— Тебе ведь нужен Торин? Если да, то с убийством этого несчастного лучше повременить, — проворковала девушка на еще более витиеватом архаичном диалекте языка Мордора. Азог, заслышав сладкий голосок новой знакомой, вздрогнул. Не похожа была чародейка на друга. Впрочем, на врага она тоже не тянула. Но силы девушки впечатляли. Как и ее рассказ о собственном происхождении.
— С чего ты взяла, бессмертная, что гномья шваль кинется за этим ничтожеством? — Азог склонился к Траину, нависая над постаревшим Королем огромной черной тенью. От гнома пахло грязью, кровью и усталостью. Орк, сплюнув под ноги врага, утробно зарычал. Кипевший внутри гнев не давал спокойно глядеть на эреборца. В памяти Азога вспыхнули воспоминания о битве за Морию. Гнев рокотом вырывался изо рта.
— Сбавь пыл, Азог, — на этот раз эльфийка, назвавшаяся именем Анаэль, орка прервала резко и холодно. Подойдя, бессмертная свысока оглядела нынешнего владыку Казад-Дума. — Траин враг твой, знаю, но даже врагов можно использовать на войне в качестве оружия. Торин, конечно, не бросится сломя голову вытаскивать отца из заточения, но и на месте сидеть долго не будет. К тому же, этот гном не единственный козырь в кармане. Умный воин знает о тактике, орк. А предоставленные мне уруки далеко не семи пядей во лбу. Как и ты сам, впрочем.
Азогу захотелось броситься на эльфийку и разорвать ее тоненькую шейку. Сдерживая в себе ярость, бледный урук лишь попятился назад. Гнет высокого голоса новой госпожи заставлял чувствовать себя немощным. Не понимая, почему слушается чужих приказов, Азог смиренно кивнул. Его серый взгляд, пропитанный густым туманом сражений, коснулся светлого лица Анаэль. Девушка была красива, как горный цветок, пробивающийся сквозь плотный наст льда. Нежная и мягкая, за добротой бессмертная скрывала пламя властности и жестокости. Диковинное создание.
Вообще, заключенное соглашение орка устраивало. Предложенный Анаэль союз казался выгодным: Азог предоставлял эльфийке свою армию и преданность, а взамен получал Торина, Эребор и огромный кусок земли в Белерианде. Поначалу все сладкие речи красавицы-чародейки казались орку лишь пустым, бессмысленным бредом. Бессмертная долго говорила об отце своем, Морготе, часто описывала Дор-Даэделот (Азог слышал о нем в старых сказках), Ангбанд и Тангородрим. Очень много времени Анаэль уделила легенде о Сильмариллах. Из всего услышанного сам бледный урук понял лишь одно – дети Мелькора (кем бы они ни были) вернулись в Средиземье и теперь жаждали отвоевать свое былое могущество. Когда же эльфийка замолчала, Азог спросил ее лишь об одном. Вопрос был прост, логичен и прям. Владыке Казад-Дума хотелось знать, почему обещаниям светловолосой бессмертной следовало верить. Ответ, даденный орку, был очень показателен. Эльфийка, рассмеявшись, хлопнула в ладоши. Сопровождавшая Азога дюжина смелых воинов и еще более смелая дюжина варгов пеплом разлетелась по воздуху. И все это – в считаные секунды.
«Выбор у Вас, конечно, есть, — сказала тогда бессмертная, отряхивая одежду от оседающей на ткань сажи. — Но дважды подумайте, прежде чем решить, чью сторону занять в битве, что скоро охватит Эннорат».
И Азог решил. Стоя в поле перед светлой эльфийкой, беззащитный и удивленный, орк с презрением нашел себя подчиненным чужой воле. Без возможности сопротивляться, он лишь преклонил колено перед новой хозяйкой, внемля каждой ее фразе. Безумная мощь магии, которой обладала девушка, впечатлила бледного урука, во многом определив силу его веры в сказку о пелорийской тройке. Древняя легенда былых времен, шепотками скользившая среди юных орков. Просто сказание, которое неожиданно оказалось реальностью.
Откуда эльфийка достала Траина – еще и живым – орк понятия не имел. Попрощавшись с Анаэль в поле, Азог вернулся к своим людям, что прятались в темных пещерах восточных отрогов Мглистых Гор. Говорить своим воинам о заключенном союзе гундабадский завоеватель не торопился. Обмысливая предстоящий путь, он лишь вспоминал старое сказание о Воинах Мордора, звавшихся почему-то тройкой Гор Пелори. Старые уруки, которым не было дела до кровавых сражений, рассказывали молодым и яростным бойцам о некогда существовавших героях, что сражались на стороне Тьмы как во времена Саурона, так и во времена Моргота. Имена тех знаменитых храбрецов знал каждый юный орк и каждый юный тролль: Мирад’ок Черный Огонь, Боэкхар Звездный Плач и Зеимира Красное Солнце. Бытовало мнение, что воины эти были от рождения уруками, вышедшими из тьмы Севера, из-за Железных Гор. Владеющие стихийной магией, эти бравые солдаты Темных Властелинов могли принимать любой облик: то в виде огромных балрогов они сражались подле хозяев, то в виде драконов разрушали чуждые оркам людские и эльфийские города. Однако, кто мог знать, что воины эти были детьми Моргота? Азог качнул головой. Немыслимые вещи творились порою. Вначале маленький хоббит чуть ли не с руками выдрал Торина из зубов варгов, потом грандиозный побег подгорных жителей верхом на орлах, теперь вот какие-то завистливые толки о Сауроне и старые тени почти забытых легенд.
— Ты сказала, бессмертная, что Торин постучит в дверь Казад-Дума сам и войдет в Морию добровольно, — бледный орк с горы Гундабад поднял взгляд к эльфийке. Анаэль, улыбаясь краешками губ, кивнула. Азога от этой улыбки бросало в холод. В глазах бессмертной ледяной глыбой высилось бесстрашие. — Но тут же говоришь ты мне, что за отцом своим упрямец-гном не пойдет. Тогда зачем, изволь объяснить, ты притащила сюда эту падаль?
Траин, стоявший на коленях перед целой ватагой озлобленных орков, зарычал в ярости. Старый Король, надо признать, боевого запала не потерял. Кто его знает, что гному пришлось пережить за те годы, что пролетели после битвы при Азанулбизаре. Даже если что-то ужасное, наследник Трора духом, судя по всему, не пал. Вот же подгорные строптивцы, никогда не сдающиеся дети Аулэ. Азог поморщился, глядя на перекошенное злобой лицо Траина. Дубощит пошел нравом в папашу. А тот, видимо, в Трора. Без разницы. Вся семейка Дуринов порядком раздражала своей несговорчивостью.
— Затем, что одной причины для похода в Морию мало, — Анаэль, добродушно глянув на своего пленника, сложила тонкие руки на груди. — Отбить у тебя своего отца Торин попытается в любом случае: нам останется только дать ему понять, что Траин жив и здоров. Однако дабы ускорить события, мы Торину преподнесем еще несколько сюрпризов.
Эльфийка ухмыльнулась. Азог, все это время не сводивший взгляда с лица бессмертной, обомлел. В глазах чародейки полыхнул яркий красный огонек, плутоватый, шутовской и какой-то кровожадный. Точно искорка преисподней, он несколько мгновений горел в бездонной синеве эльфийских очей, а потом погас, так же неожиданно, как и появился. Прекрасный облик бессмертной девы окутал мрак, темный, непроглядный, злой. Как-будто сам Мордор обнимал девушку, накрывая ее тяжелым плащом дыма и огня.
— И поверь, Азог, — эльфийский голос перекрывал тихое шипение орков, грозными и яркими нотами ложась поверх окружавшего гундабадского завоевателя шума. — Торин Дубощит не рад будет, что когда-то родился самим собой. Мы мастера готовить подарки врагам. Нужно просто набраться терпения, друг мой. А там и наступит светлое утро новой эпохи… Нашей эпохи.
Эльфийка тихонечко захохотала. Азог, пригибаясь, опустил взгляд. Ненависть к потомкам Дурина была великой слабостью бледного орка. И, однако, даже смерть Торина не могла бы стать равной компенсацией тому страху, что испытывал урук сейчас. Сглотнув, Азог осторожно коснулся своей палицы.
Как-то неспокойно было на душе.
♦♦♦♦♦
Как-то неспокойно было на душе. Может быть потому, что пора было отправляться в путь. Кружки вместе с тарелками уже стояли в мойке, поклажа лежала на спинах миленьких пони Беорна, а серый конь, которого Ниар заботливо оседлала для Гэндальфа, нетерпеливо гарцевал вокруг своих меньших собратьев. Торин, нехотя доедая кусочек хлеба, с тоской оглядывал яблоневый сад. Стоявший по правую руку от Короля оборотень задумчиво вслушивался в незатейливую беседу Фили и Кили. Племянники стояли в стороне, рядом с Арго, прикидывая рост жеребца в холке. Подле них суетились другие гномы, знакомясь с новыми пони, улыбаясь друг другу и шутя. Вся мирная обстановка при этом была насквозь пропитана какой-то неприкрытой горечью. Покидать медвежий приют не хотелось никому.
— Если Вам вдруг понадобится какая помощь, милости просим, — густой бас Беорна раздался над ухом Торина, заставив вздрогнуть. Оборотень, опустив руки вдоль тела, посмотрел на мрачного Гэндальфа. Волшебник молча кивал своим маленьким подопечным. Золотые лучи рассвета при этом окрашивали бороду мага в приятные желтые тона зарождающегося дня. Серый Странник, однако, красоты вокруг словно бы не замечал.
— Запомним, милый друг, — без энтузиазма ответил чародей, подавая Бомбуру тюк с едой. Толстяк, лихо подхватив тяжелую ношу, быстро засеменил к своему пони. Торин, проводив рыжего пухлика взглядом, косо посмотрел на Бильбо. Хоббит стоял в сторонке от всех и тихонечко покуривал трубку, что подарила ему воспитанница хозяина пасеки.
«Из всех самых нелепых храбрецов девчонке приглянулся наинелепейший, — подумалось Королю-под-Горой. — Впрочем, надо полагать, что после вчерашнего дня все мы оказались в немилости юной барышни. И странно, в общем-то, что Беорн нас с ночи не выкинул из дома. Любой другой так бы и поступил. Притом поступил бы правильно».
И снова и снова мрачные мысли. Настроение, однако, было гадким. И не столько из-за приближающейся встречи со Смогом, сколько из-за понимания плачевности собственного положения: тишина сада и убаюкивающие трели утренних пташек жестоко подчеркивали темноту будущего, нависшего над путниками. Вновь захотелось развернуться и пойти к Синим Горам. Однако представив себе огорченные и разочарованные лица своих подчиненных, Торин отогнал наваждение прочь. В Эред Луин дороги назад не существовало.
Доев сухую корочку хлеба, Король-под-Горой уверенно подошел к своему пони. Большая часть спутников уже сидела на спинах крохотных лошадок, лишь дожидаясь менее расторопных компаньонов. Гэндальф, махнув Беорну рукой, ловко забрался на серую лошадь. Красивый конь отличался сухой поджарой статью: тонкие длинные ноги, такая же тонкая и длинная шея, аккуратная морда. Дорогой, должно быть, жеребец. И, однако, Торину он приходился не по вкусу. Возможно потому, что мышастый скакун Гэндальфа, стоявший подле Арго, казался просто карикатурной зарисовкой действительно красивой лошади. Фриз Ниар воплощал в себе мощь и изысканность. Бешеная смесь.
Хмыкнув, эреборец залез на черного пони. Маленькая лошадка была толстенькой и веселой: иногда потряхивая ушами, она то и дело норовила стащить из сумки Серого Странника припрятанные сахарные хлебцы. Торин, пресекая кражу вкусностей, отвел миниатюрного скакуна подальше от лошади Гэндальфа. Хотелось хоть утром избежать конфузных ситуаций.
Остановив пони рядом с пеньком поломанной яблони, Король-под-Горой глянул на широко распахнутые ворота калитки. Как красноречиво. С другой же стороны, захоти Беорн пинками выгнать гномов с пасеки, никто ему мешать бы не стал. Каждый получает то, что заслуживает. И хоть жизнь обычно трактует это правило по своему, воздать гадостями за гадости она всегда не против.
Рядом раздались звуки легких шагов. Оглянувшись, Торин увидел Ниар, направляющуюся прямиком к Бильбо. Хоббит, все еще стоявший подле собственной лошадки, удивленно покосился на девушку. Воспитанница оборотня несла в руках какую-то книгу. Тоненькие пальчики крепко обхватывали махонький фолиант со стороны корешка. Эреборец, наблюдая за лихой наездницей, вспомнил вечернее феерическое представление в кузнице. Как-то не верилось, что ладошки Ниар были способны обуздать огромный железный молот. И, однако, девица с поразительной ловкостью укрощала строптивый нрав раскаленной стали. Прищурившись, эреборец позволил себе слегка улыбнуться. В голове мелькнула веселая мысль – наверное, Ниар по жизни шла с молотом в руках, подчиняя себе строптивость рока, так же, как и строптивость огня в горне.
— Мистер Бэггинс! — девушка обратилась к хоббиту, стоя в двух шагах от него. Королю-под-Горой, наблюдавшего за всем происходящим со стороны, почему-то захотелось подъехать поближе. Укорив себя за излишнее любопытство, Торин терпеливо дожидался окончания светской беседы. — Я тут Вам подарок приготовила… Надеюсь, скрасит долгие часы путешествия к Эребору.
По гномьей толпе побежали смешки и подтрунивания. Бильбо, быстро моргая глазами, густо покраснел. Ниар, дожидавшаяся ответа, лишь смиренно и преданно смотрела на хоббита огромными, сверкающими глазами. Торина от этого зрелища покоробило. Полурослику наследник рода Дурина не завидовал, но и радости за «взломщика» не испытывал.
— Что Вы, право, — залепетал Бильбо, поглаживая пони. Ухмыльнувшись, Король-под-Горой решил так: хоббит свою лошадку обхаживал только для того, чтобы скрыть дрожь в руках. Полурослик волновался, как юная дева, впервые встретившаяся взглядом с приглянувшимся молодым человеком. — Вы и так подарили мне свою трубку, теперь вот дарите книгу… Не стоит.
— Вы читали ее и уронили мою закладку по неосторожности, — Ниар, рассмеявшись, сделала шаг вперед. Бильбо шарахнулся от девушки в сторону, точно от прокаженной. — Это Сильмариллион, сборник легенд Эннората и мифов, корнями уходящих в эпохи, предшествовавших появлению солнца на небе. Очень редкая и ценная книга. Она оказалась у меня по случайности. А то, что легко пришло, должно легко уйти. Возьмите. Вам понравится.
Бильбо мялся. Торин в какой-то момент понял, что хочет слезть с пони, взять морготову книгу и всучить ее стеснительному полурослику. Наваждение было сильным, но Король-под-Горой устоял перед соблазном.
— Ну, если настаиваете, — Бильбо робко подхватил толстый томик и прижал его к груди, как нечто до ужаса ценное и родное. — Ниар, Вы, наверное, уже успели прочитать все сказки, что собраны под кожаной обложкой. Посоветуйте, на что обратить читательское внимание… Вашему вкусу я, пожалуй, доверюсь без оглядки.
— «Квента Сильмариллион» – моя любимая часть, — девушка отступила на шаг назад, загадочно улыбаясь. Торин отчего-то вспомнил первую встречу с воспитанницей оборотня. Легкий галоп вороного коня, обворожительная девичья улыбка и брошенное незнакомцу яблоко. Сглотнув, гном упер взгляд в затылок своего пони. Хотелось вновь получить толику мимолетного внимания со стороны лихой наездницы. Король-под-Горой качнул головой, прогоняя дурные мысли прочь. Глупости какие-то.
— С нее и начну чтение, — Бильбо согласно кивнул и легко залез на пони. Ниар, коротко поклонившись полурослику, развернулась на месте и зашагала прочь. Торин смотрел девушке в спину, ожидая чего-то. Может быть, кроткого взгляда с ее стороны, а может и теплых слов прощания. Хотелось услышать хоть что-то.
— Эй, Ниар! — за спиной раздался задорный голос Кили. Молодой наследник рода Дурина обернулся, смотря на племянника. Последний широко улыбался. — А может, поедете с нами? В конце концов, половина моего золота принадлежит Вам. А это очень много, поверьте.
Торин нахмурился. В походе только девицы и не хватало. Конечно, компания юной дамы могла скрасить долгое и утомительное путешествие, но, тем не менее, в конце пути храбрецов ждал дракон. И хоть в реплике Кили было больше шутливого, нежели серьезного, Торин крайне неодобрительно отнесся к сделанному племянником предложению. К чему воздух сотрясать лишний раз? Однозначно, в отряде не было места людям, с войной незнакомым. Нахождение среди гномов хоббита и так ставило под сомнение благоразумие самого Короля-под-Горой. Но важность мистера Бэггинса хотя бы защищал Гэндальф, ратуя за участие полурослика в походе. Ниар же могла оказаться совершенно бесполезным спутником.
— Ох, милый Кили! — развернувшись, воспитанница Беорна всплеснула руками. — Не поймите меня не правильно, но жизнь я люблю больше золота. К тому же, пчелы успеют заскучать без моей заботы.
— Да ну пчел в Мордор! — племянник потянул поводья, заставляя пони ступать назад. Гномы, внимательно слушавшие диалог, улыбались друг другу и подмигивали. — Ну да ладно. В таком случае, придется вернуться сюда и привезти золото хозяйке! Против ведь не будете?
— Нет, против не будем, — в диалог вмешался Беорн, вышедший из-под навеса крыльца. Улыбаясь во все тридцать два зуба, оборотень махнул Кили рукой. — А то вдруг на пасеке еще останутся целые ульи?
Племянник тут же разрумянился, притихнув. Остальные гномы же добродушно захохотали. Торин, сдерживая эмоциональный нейтралитет, кивнул медведю и повел лошадку к изгороди. Соратники двинулись следом, подгоняя низкорослых скакунов. За спиной еще слышались возгласы прощаний и шутки, громкие «До встречи!» Беорна и жизнерадостные «Удачи!» Ниар. Король-под-Горой, вслушиваясь в голоса гостеприимных друзей, испытывал легкую тоску, постепенно перерастающую в грузное ожидание будущего. Уходить не хотелось. Но, как всего лишь день назад сказала Ниар, Эребор стоял не среди ульев. Он высился горной громадой восточнее, дожидаясь хозяев. Дожидаясь свой народ.
Выехав из сада Беорна, молодой наследник Дурина поблагодарил про себя оборотня за помощь. Говорить что-то новому товарищу Торин не желал: больше слов эреборец ценил действия. Надеясь, что когда-нибудь сможет отплатить медведю за проявленную доброту, гном повел своего пони по полю, держась от пчелиных домиков подальше. Компаньоны смеялись, взошедшее солнце начинало припекать, а проснувшиеся птицы весело щебетали, пролетая над клеверными просторами. Покой и умиротворение. За спиной остался последний приют и теперь впереди, сливаясь с горизонтом, маячил темный густой лес.
Торин, опустив угрюмый взгляд к земле, нахмурился. Как же недоставало сейчас красного яблочка в кармане. А еще – улыбок, смеха и нелепых шуток.
Но впереди – Лихолесье. Мрачное, злое место, полное опасностей. И тайн.
♦♦♦♦♦
Мрачное, злое место, полное опасностей. И тайн. Талрис, выпрямившись, откусил кусочек от ломтя хлеба. Окинул пренебрежительным взглядом Горгорат: плоскогорье выглядело привычно безжизненным. Сухая земля пустыми глазницами рытвин и ям взирала на сына Мелькора. Ветерок разгонял легкий туман, охвативший Кирит Горгор, выдувая из белых облачков сумрачных призраков, стелящихся вдоль ущелья. Каменные глыбы огромных многовековых стен Эред Литуи и Эфель Дуата мрачно взирали на Талриса, молчаливо ожидая действий пелорийского героя. А где-то там, за Моранноном, взлетал к небесам тучный силуэт гиганта Ородруина, дышащего земным пламенем. И подле него, рдея непреклонной ненавистью ко всему живому, безгласно покоились черные останки Барад-Дура…
Талрис доел свой завтрак и подошел к огромному серому валуну. Торчавшая из него стрела весело бренчала серебряным колокольчиком. Сдернув с наконечника записку, сын Моргота развернул крохотный пергамент, вновь вчитываясь в пляшущий почерк сестры. На этот раз Ниар обращалась к брату на синдарине. Готовый благословить Красную Колдунью за проявленное милосердие, Талрис забегал глазами по эльфийским словам.
«Саурон уже был тут, братец. Притом был тут совсем недавно. Предупреждаю, Талрис – улаири вновь с Майроном и не могу сказать, что обманутые люди приветливо к нам относятся. Кольценосцы преданы своему хозяину, и убеждать их в нашей силе бесполезно. Знаю, ты справишься с любым из назгулов, но просто не будь удивлен, заприметив черных всадников подле Барад-Дура. Кстати, зайди в крепость. Ты будешь крайне поражен, найдя в зале Перемен старую добрую эльфийскую реликвию. Понятия не имею, откуда Саурон смог ее достать. А в целом – Артано вернется в Мордор. Как только Гэндальф в очередной раз сунет свой длинный нос в Дол Гулдур, наш старый друг поспешит домой. Твое дело – оставить в старой крепости шпиона. И не задерживайся в наших бывших владениях. Встретимся вскоре. Буду ждать».
Опустив руку с посланием, Миас нахмурился. Все любопытнее и любопытнее. О какой такой реликвии вела речь Ниар? Моргнув, Талрис бросил записку наземь. Сорвавшаяся с пальцев магия окутала тонкую бумагу плотной сетью искр. Ветер раздул пепел, и эпистола сестры черной пылью унеслась в бездонную пасть Мордора. Хмыкнув, сын Мелькора бросил взгляд на своего шайра. Потом, не колеблясь, ступил на серую тропу, ведущую вглубь пустынной чаши, образованной высокими хмурыми горами. Хотелось глянуть на Барад-Дур, хотя бы одним глазком.
Минут двадцать Талрис потратил на прогулку. Погода в Мордоре, как обычно, была мерзкой: низкие пепельные тучи стелились под небесами, нависая над землей непроглядной черной твердью. По сырой мертвой почве скользил ветер, какими-то до ужаса холодными объятиями встречая волшебника. Морщась, сын Мелькора лишь вспоминал былые времена, да иногда поглядывал на Ородруин. Пыхтящая огнем гора громоздкой пикой врезалась в пунцовые облака над собой, призрачными руками теней ограждая от чужих взглядов жалкие руины Барад-Дура. А ведь когда-то крепость была красивой. Талрис ухмыльнулся. Ниар восхитительно пела, и магия ее песни наделила Лугбурз своим потаенным, диковинным шармом. Наверное, нормальным жителям Средиземья такое отношение к старой крепости могло показаться безумным, но Талрис когда-то искренне любил Барад-Дур. Тарас Луна изнутри была воистину грандиозна: широкие залы, резные окна и теплые, маленькие комнатки.
«Кому расскажешь, не поверят ведь, — Талрис искренне улыбнулся своим мыслям. — Прийти в Лориэн, сесть перед Нэрвен и как на духу выдать ей всю историю собственной жизни. Готов поставить на кон все золото Ангбанда, эльфийка упадет в беспамятстве после первого же моего сказа. Одна байка про Майрона и пиво чего стоит. Наверное, знай эльфы о слабости желудка Властелина Колец, война Саурона с Эндором обернулась бы пирушкой. Зрелище, пожалуй, было бы веселым».
Хмыкнув, сын Мелькора остановился перед завалами. Остатки пиков Барад-Дура, однако, все еще внушали опаску. Черные глыбы, изъеденные временем, ветрами и дождем, лежали вокруг крепости монументами покаяния и смиренности. Сломленный дух Мордора.
Талрис, обойдя стороной высокие гурии из каменных сколов, прошел вдоль уцелевшей стены Лугбурза. Остановился на секунду, заприметив вдали силуэт одного из назгулов. Махнул черному всаднику рукой и юркнул внутрь крепости. Покоящиеся в темноте врата были окружены гигантскими ярами разрушенных колонн, что обступали вход в Барад-Дур черными веерами. Железные створы врат вились к тающему в темноте потолку. Настежь распахнутые, они манили внутрь. Миас, несколько минут внимательно оглядывавший анты, зашел в крепость.
Искать упомянутый Ниар артефакт долго не пришлось. Саурон явно не беспокоился о сохранности своего маленького богатства. Талрис, беглым взглядом окинувший главный холл Тарас Луны, практически сразу заприметил стоявший на некоем подобии помоста Палантир. Видящий камень поблескивал в сумраке запустелого помещения, вбирая в себя льющийся из открытых врат свет. Миас хмыкнул. И за кем же следил Артано?
Гадать необходимости не было. Подойдя к Палантиру, сын Мелькора коснулся рукой гладкой поверхности шара. Заструившаяся сквозь камень магия холодом проникла в сущность чародея, отражаясь в глазах смутными картинами высокой башни, высеченной их монолитной скалы. Талрису уже приходилось видеть это сооружение, возведенное нуменорцами. Величественная и неприступная башня Гондора – Ортханк. Улыбнувшись, чародей открытой ладонью накрыл Палантир. Если уж Ниар нужен был шпион в Барад-Дуре, лучшего найти не представлялось возможным: магия не лжет, не перечит и не предает. А видящий камень изобретение хитрое. Кто-то смотрит сквозь него, кто-то же из его темных пучин. Но Саурон понятия не имеет, что сами камни могут видеть… И показывать увиденное просвещённым.
Наложив на Палантир свое заклинание, Талрис убрал руку с гладкой поверхности сферы и широко улыбнулся. Теперь хотя бы было понятно, отчего Майрон вел себя так уверенно. Судя по всему, в этот раз Майа в качестве помощника-марионетки выбрал себе собрата по крови. Насколько помнил Миас, Ортханк ныне принадлежал Саруману. Наверное, следовало наведаться в Изенгард и узнать, как обстояли дела там. Впрочем, побывать у Курунира в гостях сын Мелькора всегда мог успеть. Сейчас нужно было поспешить в Эсгарот. И подумать о том, как Палантир попал в руки Саурона. Поджав губы, Талрис качнул головой.
Покидать Барад-Дур не хотелось, но выбор был не велик. Белерианд ждал своего часа, томясь под толщей водных просторов. Отец гнил в тюрьме Эру, стесненный пустотой. Враги овладели Эндором. Дела не терпели отлагательств, поэтому, хмыкнув, сын Мелькора уверенно вышел из главного холла Лугбурза.
Начинался очередной долгий день, полный противных и мелких хлопот.
♦♦♦♦♦
Начинался очередной долгий день, полный противных и мелких хлопот. Хотя, хлопот у Больга было не так уж и много. Отловить пару мышей, съесть их, расчесать любимого варга огромным костяным гребнем, покричать на подчиненных за плохое исполнение работы. В целом – просто повседневные мелочи. И все бы ничего, если бы не разговор с Ним.
Саурон темной тучей ходил по каменному полу Дол Гулдура. Пышущий гневом, он клокотал на всю крепость, изрыгая из себя страшные слова, половину которых, признаться, Больг и не слышал то ни разу. Черное наречие в устах Владыки звучало как проклятие, лавовым потоком льющееся на голову несчастного орка. Больг, конечно, никогда не считал себя добрым и милым: будучи кровожадным воином и ярым охотником до битв, он, тем не менее, ощущал себя эльфийской красавицей, стоя перед Сауроном. Темный Властелин силой своей и могуществом всех вокруг опускал до уровня крохотных, беззащитных муравьев. В хорошем расположении духа Владыка Барад-Дура просто внушал страх. Пребывая же в дурном настроении, Саурон убивал всех тех горемык, что попадались под горячую руку. Больг, исподлобья глянув на Властелина Колец, нервно сглотнул.
У Владыки с утра было плохое настроение. Следовательно, готовиться нужно было к худшему. Покорно опустив голову, Больг ждал.
— Ты отправишься на север, орк, — Владыка заговорил неожиданно и резко. Саурон теперь не кричал, но изъяснялся отчего-то полушепотом. — Вернешься в Гундабад и создашь в Эред Митрин большую армию. Наберешь в нее столько своих сородичей, сколько вообще сможешь. Пусть частью твоего войска станет каждый: дети, женщины, старики – все пусть в руки возьмут копья и готовятся к сражениям. Половину собранной армии ты отправишь к Барад-Дуру, но сам будешь ждать дальнейших моих приказов на севере. Сделай так, чтобы ни одного орка к вечеру не было у Дол Гулдура. Не справишься, придется отвечать передо мной, Больг.
Сын Азога молчал. Тени сомнений копошились в уме, сердце темного существа забилось в два раза быстрее обычного. Странные речи произносил Владыка, в голосе его слышались спешка и легкий страх. К какой такой войне готовился Саурон? И отчего так резко решил поменять все свои планы? Ведь только позавчера он приказывал прочесывать Ирисовые Поля…
— Ты меня понял, Больг? — вопрос Владыки резанул воздух, заставив орка сжаться перед огромной черной тенью хозяина.
— Понял, — гундабадский урук готов был прямо сейчас развернуться и пешком отправиться на родину, подальше от Дол Гулдура и Саурона. Огненный взгляд хозяина прожигал душу, вынуждая Больга вновь и вновь признавать собственную ничтожность перед лицом существа древнего и могучего.
Несколько секунд Властелин Колец молчал, продолжая ходить из стороны в сторону. Веющий от его мрачной фигуры жар окутывал орка завесой отчаяния. Когда Саурон замер на месте, Больг уже собирался тихо уйти в сторону, дабы начать приготовления к походу на север.
— Послушай, урук, — на этот раз Владыка говорил громко, но размеренно и слишком уж серьезно. В тоне хозяина не слышалось привычных ноток деспотизма, но лишь что-то отдалённо напоминающее нарастающее беспокойство. — Ты совершишь долгий путь до Серых Гор и по дороге тебе могут повстречаться некие существа, сила которых вряд ли может сравниться с чьей-либо еще в Средиземье. Обычно эти создания ходят поодиночке, всего же их трое: две юных девы и молодой воин. Чаще прочего они принимают облик эльфов, но порой меняют его, в зависимости от обстоятельств. Ты должен запомнить их имена – Ниар, Талрис и Анаэль. Называть себя иначе при встрече они не станут, ибо стараются проявлять хотя бы какое-то благородство по отношению к противникам. Запомни одно, Больг – если тебе не повезет встретиться с ними, помощи от меня не жди. А лучше – беги от них прочь, быстро и далеко.
Сын Азога боялся что-либо отвечать. Слышать наставления от Саурона было слишком уж необычно. Как правило, Властелин Колец не заботился о подчиненных. И вдруг такое…
— Иди теперь, — властно приказал хозяин, прогоняя из голоса осторожность и сдержанность. Коротко кивнув, пораженный Больг начал пятиться, неловко переступая с ноги на ногу. При этом не поднимая взгляда к Владыке, орк к собственному изумлению понял, что дрожит от ужаса, точно лист на ветру. Уруку стало дурно. Чувствуя, как трясутся поджилки, сын Азога Осквернителя поспешил уйти прочь от Дол Гулдура. Медлить с выполнением полученного приказа Больг не собирался.
В мире, где основой для власти являлась лишь грубая магическая сила, любые колебания становились причиной скорой смерти. А умирать раньше времени не хотелось.
♦♦♦♦♦
В мире, где основой для власти являлась лишь грубая магическая сила, любые колебания становились причиной скорой смерти. А умирать раньше времени не хотелось. Саруман, поглядывая на призрака эльфа, пытался понять, как Фэа отошедшего в Чертоги Мандоса Короля могла вернуться в Средиземье. Была только одна догадка, но верить в ее осуществимость Майа ой как не хотелось. Прищурившись, Курунир замер на месте. Феанор, спокойно сидевший в огромном каменном кресле, молча следил за собеседником. Закончив свой длинный сказ минут эдак двадцать назад, теперь эльф лишь дожидался ответа волшебника. А Саруман не спешил принимать никаких решений. Слишком уж путанными казались речи кузнеца.
— Знаешь, Курумо, я бы не сказал, что у тебя много времени в запасе, — осторожно молвил Феанор, складывая руки на груди. Саруман, вскинув к нему глаза, поморщился. Отвратительная, однако, правда. Король Нолдор и главный враг Мелькора, некогда упорством своим и своею отвагой вдохновляющий собратьев на подвиги, неожиданно оказался в слугах у Врага. Средиземье, какие же порой сюрпризы оно преподносило. — Этот Палантир, что ты так яро охраняешь от глаз Олорина и Айвендила, служит тебе верой и правдой, показывая развалины Лунатурко. Однако, друг мой Майа, по ту сторону видящего камня все время скрывалось око пострашнее и потемнее твоих собственных глаз. Саурон следил за тобой. Ждал.
— И чего он хотел? — резко спросил Саруман, не желая слушать долгих нравоучений. Эльф, безразлично взирающий на Палантир, громко рассмеялся. Его хохот, по царски легкий и высокомерный, эхом долетел до ушей Курунира.
— Смотри-ка, Истар, а ты даже не отрицаешь факта возвращения в Эндор старого приспешника Моргота, — Феанор, облокотившись о ручку кресла, поджал губы. В глазах эльфа плясали темные тучи лжи и интриг. Майа, не давая эмоциям отразиться на лице, хладнокровно взирал на призрака. Кузнец не должен был почуять растерянности и уж тем более паники. — Значит, как и говорил Майрон, ты прознал о его присутствии в Средиземье задолго до моего прихода. Вот интересно. Считаешь, что сможешь подчинить себе кольцо? Хм, может быть в твоих планах и был какой-то смысл, судить не мне. Однако ты не все ведаешь, Курунир. Ковал единое кольцо всевластия мой внук, душу вкладывал Саурон. А как думаешь, чья магия скрепила все воедино?
Эльф задумчиво мял свою накидку. Высокий, плечистый, темноволосый и молодой, он сохранял свою королевскую стать и осанку. Аман все еще властвовал над внешностью Феанора: кожи эльфа не касались мягкие лучи щедрого на свет солнца Эндора, лицо бессмертного не изъел крепкий северный ветер, и вода не иссушила густые волосы. Словно только покинувший Валинор, кузнец хитро усмехался.
— Ну да, Курунир, слуга Аулэ. Откуда тебе знать о том, что произошло в Ангбанде тысячи лет тому назад, — слова лились рекой и плавным ропотом валарина разлетались по широкой зале. Саруман, хмурясь, глянул в окно. Утро, надо же. Значит, Феанор говорил практически всю ночь. — Даже мне не была известна тайна, скрываемая Мелькором под сводами темной цитадели. Одно хочу тебе сказать – то, что назревает, гораздо страшнее всех тех воин, которые уже происходили на землях Эндора. И тлен будущих сражений коснется всей Арды, начиная краем Востока, омытого Эккайей, заканчивая Аманом, что ныне спрятан за кругом мира. Выбирая сторону, думай хорошо, друг мой. Вряд ли тебе будет дозволено делать выбор дважды.
Кузнец смолк, доставая из карманов богатой туники какой-то полукруглый предмет, размером, быть может, с крупное яйцо. Щурясь, Саруман всматривался в поблескивающий разными цветами загадочный артефакт, что в руках своих держал нолдо. Феанор, заметив растущий интерес со стороны чародея, бросил маленькую вещицу Майа. Саруман странный предмет поймал, тут же найдя в нем металл удивительной легкости и гладкости. Переливающийся то желтым, то красным, то зеленым, он на ощупь казался промасленным. Отлитый в полудужье толщиной с большой палец взрослого мужчины, металл обжигал кожу холодом.
— Что это такое? — без страха в голосе спросил Курумо, обращаясь к мертвому Королю Нолдор. Призрак, встав со своего места, подошел ближе. Полы его одеяний переливались мягкими шелковыми складками. Длинный волос Феанор собрал в хвост.
— Те, кто смог вещичку эту достать из Кумы, назвали ее «Тинвэ», — эльф остановился напротив мага. Саруман, вертя в руках кусок металла, задумчиво вглядывался в игру цветов на его поверхности. — С квенья это слово переводится как «Искра». Если ты подумаешь пару минут, Курунир, то с легкостью догадаешься: мелочь эта была не в Средиземье сделана и ковалась она далеко не эльфами. Металл, что в прочности не уступает ничему сущему, некогда был создан умелым Вала, что прежде был твоим хозяином. Воедино слив золото, серебро, медь, железо, олово и свинец, Аулэ сотворил прекрасный металл, который назвал «тилкал». Ковкий, прочный и невероятно легкий, он стал основой для цепи, которую все мы называли Ангаино. То, что держишь ты в руках – звено цепи той. Представь себе, что где-то там, за гранью мира, в пустоте живет Моргот. Он глух, нем и слеп. По сути, мертв почти. Под зоркой охраной отбывая бесконечный свой срок, он ждет не дождется момента, благоприятствующего побегу. Существа, которые смогли до цепи этой добраться и порвать одно ее звено – что не удалось даже самому Морготу – сейчас путешествуют по Средиземью. И они – дети Мелькора, что всей сущностью своей желают лишь отца вернуть в наш мир. Их сила, Курунир, равна силе всех Валар, спокойно спящих сейчас в тихой ночи Амана. Саурон и предшественник его лишь тени зла, в сравнении с существами, о которых я говорю тебе.
Саруман сжал в руке погнутый кусок металла. Слова Феанора о происхождении блестящей вещицы походили на правду. Но как можно было поверить в столь нелепые речи о детях Мелькора? Разве могла существовать в Арде сила, способная сокрушить несокрушимое? Чародей в этом очень сомневался. Валар хоть и не вмешивались более в жизнь Эндора, за Средиземьем все же приглядывали. Не могли доблестные владыки Валинора допустить появления таких могущественных противников на грешных землях Эннората. А если и могли, то не мог такого допустить Эру – первый певец.
Курунир почувствовал, как лоб покрывает испарина. Зажатый в ладони кусок тилкала, однако, был красноречивее всего сказа Феанора. Эльф, правда, не слишком то и старался заинтересовать владыку Изенгарда. Кузнец действовал как сторонний наблюдатель, никакого отношения не имеющий к Эндору. Саруман, ощущая в груди испепеляющий жар, прикрыл веки.
Феанор был посланником Саурона, с этим все ясно. Темный Владыка искал свое кольцо, в этом как бы сомневаться вообще не стоило. Старый приспешник Вала Мелькора пытался привлечь к себе союзников, факт тоже очевидный. И Саруман, желающий найти единое кольцо первым, судя по всему казался властителю Барад-Дура легкой добычей. Курунир, тем не менее, не желал рассматривать собственную личность лишь в качестве очередной пешки Саурона. Да, хотелось бы найти кольцо, отлитое в жаре Роковой Горы, без сторонней помощи. Но суть разыгрывающейся партии заключалась далеко не в скорости. И, судя по словам Феанора, даже не в приобретаемом могуществе.
— Чего ты хочешь от меня, призрак? — Курунир смело посмотрел кузнецу в глаза. Старый Король Нолдор тихонечко улыбнулся. По легендам смелый и целеустремленный, эльф виделся самому Саруману умным и предусмотрительным противником. К тому же, противником, наделенным знаниями. Глава ордена Истари задумчиво поджал губы. Определенная информация могла быть полезной. Вот только требуемая за нее плата казалась непомерно высокой.
— Мне понадобится твоя помощь, Курунир, — Феанор, разведя руками, качнул головой. — Ты ведь волшебник, бессмертный наместник Валар на просторах Средиземья. Сделаешь мне одолжение, и больше тебя никто из свиты Саурона не потревожит. Сам создатель Сильмарилл будет у тебя в долгу. А, как известно, долг платежом красен…
Глава 3.2: Мен-и-НаугримА, как известно, долг платежом красен… Ниар состроила недовольную гримасу, глядя Беорну в честные глаза. Оборотень всякий раз умудрялся трактовать слова принцессы Ангбанда исключительно в свою пользу, минуя все хитрости порой до нелепости вычурной речи чародейки.
Гномы покинули пасеку около часа назад. Яблоневый сад наполнился тишиной и великолепием жаркого летнего дня. Трудолюбивые пчелы, свирепо жужжа, выписывали в воздухе замысловатые петли и вензеля. Верная оборотню стая собак во главе с могучим волкодавом отдыхала на траве: псы довольно выпячивали свои толстые животики навстречу теплому ветерку. Ниар, отхлебнув из кружки крепкого чая, щедро разбавленного мёдом, довольно улыбнулась.
— Ну, послушай, дорогая, — сидевший рядом Беорн, обхватив огромную кружку своими сильными пальцами, деловито положил ногу на ногу. Прям вылитый купец. — Я ведь сделал тебе одолжение, не рассказав Гэндальфу правды. Почему бы не отплатить мне добром за добро? Поверь, я попрошу немногого.
— У тебя выбора не было, Беорн, — подняв кружку, Ниар отсалютовала другу. Странно, но за пять лет старшая дочь Мелькора успела привязаться к оборотню. Особой любви к Беорну Ниар не испытывала, но добра ему все же желала. — Сказав что-то Митрандиру, ты заставил бы меня устроить в саду бойню. Умер бы сам, лишил бы меня возможности вернуть отца в Эндор, оставил бы гномов без Короля и маленького хоббита.
— Оттянул бы войну на пару сотен лет, — Беорн осторожно улыбнулся краешками губ. Веселья в его глазах, однако, не было совсем. Принцесса ангбандская, поглядывая на перевертыша, думала об эреборцах. Они, вероятно, тряслись сейчас на пони и болтали о всяких глупостях вроде золота. — Смерть не большая цена за возможность сохранить мир, не находишь?
— Не нахожу, — Ниар кивнула в сторону спящих на траве собак. — Посмотри на них, друг. Вот они, твои верные псы, радуются жизни, и ведать не ведают ничего о войне. Им далеки такие понятия, как честь и благородство. Все, что важно этим собакам – благополучие хозяина, сытная еда и теплые деньки, вроде сегодняшнего. И знаешь, Беорн, псы эти везучи. Так объясни мне, чем маленькое счастье в цене уступает геройству? Та война, что ты хотел бы предотвратить, начнется так или иначе, с моей помощью или без нее. Ну, умер бы ты вчера, и что с того? Я отправилась бы странствовать по Средиземью, отыскивая других потомков Дурина. Спорю, долго бродить мне бы не пришлось.
— Люди называют такие действия проявлением смелости и бескорыстности, принцесса, — Беорн не хотел как-то укорить Ниар. В голосе его слышалось только отцовское беспокойство. — И не пытайся прикинуться дурочкой, милая. Я прекрасно знаю, что сердце твое великодушно. Будь ты на моем месте, без страха и оглядки выдала бы Гэндальфу все секреты врага.
— Илуватар великий, какое счастье, что я не на твоем месте, — протянула Ниар безрадостно. Старшей Миас речи оборотня казались здравыми и не лишенными своего потаенного, крепкого смысла. Если бы давным-давно Мелькор не овладел Сильмариллами, но позволил эльфам вернуть утраченное сокровище, Красная Колдунья вместе с братом и сестрой ныне бы покровительствовала Эндору. Не пришлось бы воевать, строить интриги и козни, пытать, грабить, убивать. Мир в одночасье стал бы много проще. Но случилось то, что случилась. И Ниар, не жалуясь на судьбу и не ругая отца, с гордостью в голосе называла себя наследницей трона Дор-Даэделота.
— Не стоит гаерствовать, — Беорн глотнул вина из кружки. — Я ведь вполне серьезно. За те годы, что ты провела в моем доме, я понял одно: слово ты свое ценишь, людей судишь только по делам, врагов жалеешь и войну ведешь честно.
— Жители Гондолина не согласились бы с тобой, — Ниар плотно сжала губы. Она помнила день падения прекрасного города в долине Тумладен. Высокие и стройные пики Эхориата в роковую для эльфов ночь рдяными зубцами раскаленной породы взвивались к предрассветному небу. Хлещущий через перевалы огонь накрывал старших детей Эру одеялом смерти, драконьи крики подобно грому раскатывались над пропитанной кровью землей Амон Гварета, и бесконечные легионы орков черной муравьиной рекою наступали на Гондолин. Гибель и разрушение овеяли эльфов карой Ангбанда. Праздник Врат Лета, светлый и веселый, бессмертные встретили с криками на губах, разбегаясь пред огромными драконами, корчась и рыдая под молниеносными ударами хлыстов балрогов. В той кровопролитной битве не было ничего честного и благородного, но лишь жестокость и тщеславие, свойственные Мелькору. Ниар содрогнулась. Перед глазами вспыхнул образ маленького эльфийского мальчика, потерянно пытавшегося разбудить заснувшую вечным сном мать. — Не многие знают, что в этот город армия шла за мной. И не многим известно, что именно я заставила Маэглина заговорить. Битва за Гондолин, Беорн, была побоищем. Смывая с себя кровь, целый день я провела в ванной. А потом еще неделю слышала запах огня, что исходил от кожи. Так что не приписывай мне качеств, которыми похвастать не могу. Я не благородный воин и честью не дорожу особо. Не знай ты меня близко, назвал бы изувером и деспотом.
— Верно, — после непродолжительной паузы ответил оборотень. Ниар в это время все еще вспоминала старый свой бой на Дозорном Холме. Тогда она приняла облик высокого статного балрога. Эльфы, заприметив демона, стоявшего на одной из северных вершин Окружных Гор, начали кричать. А принцесса Ангбанда, увидев в глазах противников страх, лишь рассмеялась утробно. Высокомерные и кровожадные годы юности. — Но ты защищала свой дом. Да и в обманах твоих я вижу лишь военные хитрости. Разве достоин противник милосердия, если не способен почуять опасность и разглядеть в покое ловушку? Голова нам не просто так дана.
— Слабое утешение, — ввернула девушка, улыбнувшись. — Но чтобы совесть окончательно не пожрала мое и так исстрадавшееся сердце, я рассуждаю тем же образом.
Беорн громко засмеялся. Наследница и создательница Барад-Дура нашла реакцию друга ненормальной, но в ответ все же заставила рассмеяться и себя. Странным все-таки был оборотень. Приютивший под крышей дома орудие Зла невиданной силы, он еще пытался зачем-то в действиях этого орудия отыскать крохи добра. Ниар покачала головой, касаясь губами края своей кружки. Чай, однако, остывал.
— Ну да, ну да, — Беорн протянул руку к старшей дочери Мелькора и встрепал волос на макушке девушки. Последняя тут же ощетинилась, начав бубнить ругательства на черном наречие. — Исстрадавшееся сердце предводительницы армии Ангбанда, владычицы Тангородрима и создательницы Лугбурза. Эх, Ниар, не верю я тебе. В душе твоей полыхает пламя невиданной мощи, и еще очень много тяжелых моментов ты сможешь пережить стойко, без страха и колебаний. Такие существа как ты, сильные, умные, опытные, не тратят сил впустую и сражаются за правду, в которую искренне верят. Да, я знаю, ты любишь Белерианд, скучаешь по отцовской крепости и, пожалуй, родным просторам Дор-Даэделота. Но ответь на вопрос, колдунья: за что должны гибнуть несчастные в твоей войне, а? Во имя чего ты сражаешься, Ниар?
Старшую дочь Мелькора на секунду охватило отчаяние. Бросив на Беорна яростный взгляд, девушка вжалась в спинку деревянной лавки, понимая, что не может дать другу раскрытого, совершенно честного ответа. Сглотнув, Ниар прищурила глаза, взгляд свой обращая к изумрудной траве. Как же сложно порой бывало мысли отражать в словах…
— Под потолками Ангбанда, вылитыми из пластов черного, как гематит, стекла, я часто слышала тоскливые песни орков. Интересно, но существа Средиземья привыкли видеть в уруках зло. И мало кто помнит, что эти темные и несчастные твари, служившие некогда моему отцу, много тысяч лет назад являли собой светлых и высоких эльфов, вечно юных и утонченных, как сам Валинор. Сущность орков происходит от добра, но постоянные пытки и неиссякаемая душевная боль исказили внешность бедолаг и их природу. Однако, Беорн, язык орков крайне схож с квенья. И песни, что уруки пели под Ангбандом, походили на те пропитанные магией гимны, что так любят бессмертные дети Эру и по сей день. Однажды, когда мне исполнилась первая сотня лет, отец повел меня к Эред Энгрину. Вместе с ним мы забрались на самую высокую вершину Железных Гор. Мелькор, поставив меня у края заснеженного утеса, рукой окинул простирающийся внизу Белерианд. Лучи восходящего солнца в тот день золотым морем текли по обширным западным землям, и реки полыхали огнем под взором великого светила. Несколько минут отец мой молчал, давая насладиться открывающимся с гор видом, но потом сказал мне одну вещь, о которой я думаю каждый новый день. Вала, что все Средиземье в ужас ввергает только именем своим, в то утро шептал на ухо мне следующее: «Все, что видишь ты, Ниар, лишь образ, созданный Эру. Каждое существо, каждая травинка и каждая пылинка подчиняется воле великого Илуватара. Орки, которыми ты командуешь, балроги, которых вгоняешь в неистовый ужас, даже драконы, кажущиеся беспрекословно свободными – все они в руках Первого Певца просто марионетки. И мы с тобой, дочь моя, не исключение. На всех есть свои планы у Эру, Ниар, запомни. И действия, что ты якобы совершаешь по собственной воле, являются лишь производными от веления Илуватара. Не забывай об этом, Ниар. И борись за свободу, как боролся я. Потому что каждый имеет право ковать свою судьбу собственными руками». Я не знаю почему, Беорн, но слова Моргота раскаленным тавро легли поперек сердца. Если мой отец был прав, то, получается, несчастные орки по воле творца стали теми уродливыми и кровожадными убийцами, какими мы привыкли их видеть. Но зачем Эру такое? Чтобы слышать в Амане их ужасные скорбные молитвы? Миллионы орков, искалеченных, избитых, жаждущих чужих смертей. Как мог всесильный Илуватар позволить кому-то издеваться над детьми своими? М? Есть ли ответ на этот вопрос? Не думаю.
— Твои речи немного грубы, как считаешь? — Беорн помрачнел, став похожим на приведение. Ниар, качнув головой, горько усмехнулась. Оборотень был не первым существом, относившимся к странным рассуждениям Миас с опаской и неприязнью.
— Грубы? Нет, не думаю, — Красная Колдунья развернулась к другу, обеими руками обхватывая кружку с холодным теперь чаем. Удивляясь самой себе и своему откровению, принцесса ангбандская хохотнула. — Я просто с грустью понимаю, что даже моя маленькая революция является промыслом Эру, и что ничего я не могу изменить в собственной жизни. Что бы ни происходило, все идет по плану создателя Арды. И я, как некий рычаг в руках отца, являюсь по сути лишь инструментом для шлифовки истории Средиземья. А осознание безысходности и обреченности меня пугает, Беорн. Ты спросил меня, за что я борюсь, на что отвечу: беря в руки свой меч, я всякий раз вспоминаю разговор с отцом на склонах Эред Энгрина и понимаю, что больше прочего хочу лишь свободы. Желаю владеть своей судьбой, а не подчиняться чужой воле. Жить жизнью ветра, что может летать за гранями сущего мира.
Заметив в глазах Беорна даже не отвращение, но сострадание, Ниар замолчала. Неловко было ощущать жалость со стороны. Чаще прочего Красную Колдунью одаривали ненавистными, злобными взглядами. Пожалуй, именно поэтому ангбандская принцесса неловко ссутулилась, отступая перед таким явным милосердием косолапого человека. Поджав губы и смущенно потупив глаза, старшая дочь Мелькора пыталась оправдать собственную немоту. Не выходило.
— Ох, чародейка, не ожидал я услышать от тебя таких странных слов, — Беорн улыбнулся открыто, от души. В его густом басе звенели чистые ноты доброты и ласки. — Уж кто-кто, но ты должна понимать, насколько свобода понятие относительное. Судьба властна над всем живым, и над Эру тоже. Однако твоя клетка – в твоем уме и только в нем. Захочешь изменить судьбу, с легкостью сделаешь это. И чужой удел поменять будешь в силах, если только в себя поверишь. Но я не отец тебе, чтобы читать нотации. Да и по возрасту права не имею учить тебя.
Ниар закрыла глаза, вслушиваясь в складную речь друга. Оборотень выговаривал слова с жесткостью и уверенностью, не сомневаясь в них и не ставя под сомнения собственные верования. А ведь Беорн – просто смертный человек, жизнь которого пролетит слезой сквозь пальцы мироздания и растворится в пустоте, бегущей к чужим мирам. Не успеет узнать веселый и улыбчивый медведь, что такое тюрьма времени. Не будет видеть множества смертей любимых, не познает частой горечи утрат по-настоящему близких. Не придется оборотню выбирать между долгом и чувствами. И, однако, вопреки мимолетной природе существования, Беорн был тверд в понимании идеалов и неколебим в вере. Как же иногда прекрасны были младшие дети Илуватара. Улыбаясь смерти в лицо, они смеялись над собственными проблемами и не замечали бездны, что ждала впереди всех фиримар.
— О чем ты хотел попросить меня, Беорн? — открывая глаза, Ниар для себя решила, что исполнит любую просьбу приятеля. Так или иначе, оборотень заслужил опеки со стороны Миас. — Долг платежом красен, ты сам сказал так минут пятнадцать назад. Ты приютил меня, кормил, помогал и хранил мою тайну. Проси чего хочешь: золото, власть, земли, может быть, слуг. В моих силах предоставить тебе все это.
Оборотень, заслышав последнюю реплику старшей дочери Мелькора, громко расхохотался, заставив псов своих поднять головы с травы. Не находя в своих речах ничего комичного, Ниар подняла к Беорну тяжелый взгляд. Оборотень, смахнув с уголков глаз слезы смеха, ухмыльнулся.
— Вот беда же с умными людьми, считают, что знают все, — хозяин огромной пасеки, успокоившись, прямо посмотрел на свою «воспитанницу». Красной Колдунье взгляд медведя не понравился: слишком прямой и острый. Не зная даже, чего следует ожидать, старшая Миас расправила плечи и вытянулась в тугую струнку. Любые превратности судьбы Ниар давным-давно приучила себя принимать с легкостью в сердце. — Не нужно мне золото твое, царевна Дор-Даэделота. Ты мне, Ниар, другую службу лучше сослужи. Доведи гномов до Эребора и усади потомка Дурина на трон под Одинокой Горой. Думаю, Торину твоя помощь не будет лишней, особенно в Казад-Думе. Так что, чтобы ты словами со мной не играла, свою просьбу сформулирую иначе: обещай мне, дочь Мелькора, прославленная на востоке заклинательница огня, что наденешь на голову Торина Дубощита корону и народ его приведешь к Эребору. Сдается мне, просьба моя в исполнении будет легкой.
Беорн продолжал улыбаться, а у Ниар непроизвольно отвисла челюсть. Нет, благородство оборотня наследницу Барад-Дура не удивляло, но восхищало и жалило самолюбие. Старшую Миас ошеломил факт иного рода – уже второе существо просило у нее о заступничестве за Короля-под-Горой. Видимо, сам того не ведая, молодой потомок рода Дурина попал в любимчики у судьбы. Ниар, глубоко вздохнув, отвернулась от оборотня.
Ну, вот и как прикажете поступать?
♦♦♦♦♦
Ну, вот и как прикажете поступать? Читать и дальше хочется, а выкрикивать слова во всё горло сил уже не было. Балин, кашлянув, перелистнул страницу. Компаньоны, смиренно жевавшие обед, сидели плотным кружочком вокруг и во все свои большие уши внимали изрекаемым Балином словам. Надо признать, подаренная Ниар книжица всей честной компании пришлась по вкусу. Старый гном тоже нашел сказки Средиземья занимательными. Во всяком случае, добротно изложенные неизвестным автором, они музыкой касались слуха и отвлекали разум от дум мрачных и никому не нужных.
— Формой они походили на три больших драгоценных камня. Но пока не придет срок возвращения Феанора, того, кто погиб еще до сотворения солнца, а сейчас ожидает в залах Мандоса и не приходит больше к своим родичам; пока не исчезнет Солнце и не разрушится Луна – до тех пор не станет известно, из чего были созданы Сильмариллы,* — переведя дыхание, Балин продолжил: — Они напоминали кристаллы алмаза, но были твёрже адаманта, и в Арде не было силы, которая могла бы испортить или уничтожить их. И эти кристаллы, подобные телу детей Илуватара, служили лишь оболочкой внутреннего огня. Тот огонь — внутри их и в каждой их частице, и он — их жизнь. Феанор создал его из смешанного света Дерев Валинора. И этот свет еще живет в Сильмариллах, хотя сами деревья давно засохли и не сияют больше. Поэтому во мраке самой глубокой сокровищницы Сильмариллы горят собственным огнём. Как живые существа, эти камни радовались свету и поглощали его, и отдавали – более красивых оттенков, чем прежде…*
Гном смолк, на этот раз более не находя в себе сил читать дальше. Захлопнув книгу, Балин отложил фолиант Бильбо в сторону и сам потянулся к тарелке с наваристым супом. Снабдивший путешественников провиантом, Беорн (к маленькому счастью для подгорных жителей) сунул кому-то в сумку увесистый мешок с картошкой и сладким луком. Решившие сделать привал около часа тому назад, теперь гномы Эребора сидели на просторном лугу и ели умело сваренную Бомбуром похлёбку. Благодаря оборотня за щедрость, а собрата своего – за кулинарный талант, весь подгорный народец с упоением слушал сказки. Балин, отхлебнув с ложки, хмыкнул. Последние три дня выдались на удивление удачными. И спокойными.
— Эй, мистер Балин! — выкрикнул Фили, прожевывая тонкий и сухой ломоть хлеба. Сдоба оборотня была вкуснее всех сладостей Ривенделла вместе взятых. Пышная, обмазанная медом, она буквально таяла во рту. — А дальше? Что там про камушки?
Отовсюду до гнома начал долетать недовольный ропот. Публика требовала продолжения, а Балину просто хотелось поесть. Бросив взгляд на книгу хоббита, старый гном махнул рукой на компаньонов. Вначале – еда, и уж только потом просвещение. В конце концов, подарок Ниар ноги отрастить себе не мог и убежать никуда, следовательно, тоже возможности не имел. Бильбо, сидевший в сторонке и смаковавший похлебку Бомбура, довольно улыбался. Балину настроение полурослика нравилось. Мистер Бэггинс сиял, как начищенный медяк. Отдых явно пошел «взломщику» на пользу. Как и всем гномам, впрочем.
Вообще, следовало признать – Гэндальф поступил мудро, отведя своих подопечных в дом медведя. Беорн, описанный Серым Странником как свирепый и прямой человек, на деле оказался милым и добрым хозяином. Вернувшись сегодня утром домой, он улыбался гостям и не ругал их за причиненный вред. Лишь подшучивал порой над свойственной гномам неповоротливостью. При этом ироничные замечания никак не помешали хозяину огромных пчелиных угодий снабдить путешественников славными пони, крепкими луками и едой. Балину Беорн приглянулся, и не только в качестве радушного представителя людского народа, но и как потенциальный союзник в будущих сражениях. Тихонечко улыбнувшись, старый гном решил, что медведя нужно будет отблагодарить сразу по прибытии в Эребор. Доброту седой воин ныне расценивал как редкость, и готов был платить за нее не только золотом, но и кровью.
— Позволь-ка, Балин, — Торин осторожно перешагнул через лежащий на земле тюк с картошкой и подошел ближе. Подняв с земли пухленькую книжицу, Король-под-Горой присел напротив Гэндальфа, задумчиво листая исписанные чернилами страницы. Вновь отхлебывая супа, Балин представил себе те ощущения, что испытывал сейчас старший сын Траина. Подаренная Ниар книга была старой: истрепанный по уголкам кожаный переплет пестрил крохотными трещинками, а плотные пергаментные листы сухой книжной мягкостью ласкали пальцы. Седовласый гном вообще питал тайную страсть к древним писаниям и сочинениям прошедших эпох. Так уж вышло, что Балин всегда доверял голове больше, чем мечу. А разум, как и клинок, нуждался в постоянной шлифовке. За точильный камень могла сойти любая книжка, но лучше прочих – по признанию самого гнома – оказывались исторические трактаты. Как этот самый «Сильмариллион», по удаче доставшийся хоббиту.
— Собираешься почитать нам? — с ухмылкой на устах пробубнил Двалин. Жадно забивая рот вареным картофелем, брат искоса глянул на Торина. Балин, хмыкнув в бороду, поступил по примеру родственника. Король-под-Горой, нежно поглаживая желтые страницы огрубевшими за годы тяжелой работы руками, кивнул. В глазах молодого наследника рода Дурина отражалось пламя маленького костра. И наравне с призрачными языками пламени их яростную синеву разрывали сполохи чего-то большего, чем просто любопытство. Король Эребора, оглядывая книжку, чувствовал восхищение. И восхищение это детской простотой сияло на вечно серьёзном лице потомка великого гномьего рода.
Полуденную тишину наполнил сочный баритон Торина. К всеобщему удивлению, предводитель смелой компании отлично читал вслух, легко справляясь со сложными словами и долгими оборотами. Дыхания молодому Королю хватало с лихвой, так что вскоре все гномы вместе с магом и хоббитом погрузились в приятную дневную полудрему. По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах.
♦♦♦♦♦
По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах. История в книге Ниар была интересной, а потому Торин вскоре совсем забыл об Эреборе, драконе и золоте. Разумом Короля овладели чужие подвиги, и совсем как в детстве молодой гном взахлеб зачитывался ловко пляшущими друг с другом фразами. Чудные описания преображались в яркие жизненные картины перед глазами, а сердце вторило переживаниям героев.
— Так Мелькор покинул Валинор, и какое-то время два дерева снова светили прежним светом, и страна наполнилась им. Но Валар тщетно пытались добыть сведения об их враге, и радость всех жителей Амана была омрачена, как будто небосвод постепенно затянуло облаками, принесенными издалека холодным ветром. И все боялись, что может случиться еще что-нибудь недоброе,* — докончив чтение до следующей части, Торин с грустью оторвался от книги. Подняв взгляд к друзьям, нашел их мирно сидящими вокруг и слушающими мастерски написанную историю. Бильбо, что вновь покуривал трубку, задумчиво косился на горизонт. Балин, читавший «Сильмариллион» до Торина, попивал воду из резной деревянной кружки. Племянники, плечом к плечу сидевшие на земле, открыв рты смотрели на своего Короля. Выражения лиц остальных соратников были сходны выражениям лиц Фили и Кили. Лишь Гэндальф, приникнув к большому валуну, с ужасающей тоской в глазах глядел в сердце догорающего костра. Глухое безмолвие сковало путников, погружая в тягучие пучины размышлений, мечтаний и довольства. Торин, моргнув, положил между страницами травинку и открыл переплетённый кожей фолиант на развороте. Книгу кто-то подписал, но языка гном не узнал.
— Нет, это ж надо какой подлец, а? — неожиданно нарушил гробовое молчание Глоин. Яростно махнув рукой, ткнул пальцем в сторону молодого наследника Дурина. Последний вздрогнул, пусть и незаметно для всех. Дрожащий бас друга прозвучал как драконий рык в онемевшем воздухе. — И ему Сильмариллы подавай, и власть, и счастье! А против братьев своих пойти это что же, нормально разве?
Размахивая огромными кулачищами, Глоин бил себя в грудь и еще несколько минут бранил несчастного Мелькора, давным-давно почивавшего в какой-нибудь волшебной темнице Эру. Король-под-Горой, улыбнувшись огненно-рыжему компаньону, вновь обратил все свое внимание на подпись, что красовалась на истрепанном временем форзаце. Проведя рукой по буквам, гном с еле ощутимым волнением понял, что автор надписи выводил хитросплетения букв не чернилами. Высокие и стройные завитушки крепкого мужского почерка словно бы въелись в плотный пергамент тонкой огненной нитью. Если бы перья писали искорками, несомненно, любая книга выглядела бы так же, как странные письмена на развороте. Торин, сглотнув, пальцами коснулся самой верхней и самой короткой фразы. Имя владельца старой книжицы, без всяких сомнений.
— И снова, к Саурону и прямо в Ородруин всех приспешников Моргота! — Кили, с Глоина переведя взгляд к Серому Страннику, обворожительно улыбнулся магу. — Гэндальф, послушай, но разве эти байки про войну за легендарные эльфийские камни – правда? В смысле, кто знать то может, что действительно происходило тысячелетия назад? Ну, допустим, пара остроухих воинов. Однако и их память подвести может.
Волшебник, выслушав короткую реплику Кили, задумчиво выдул длинную струйку дыма изо рта. Терпкий сухой запах тлеющего табака стелился по лугу, щекоча нос. Торин, оглядев мага исподлобья, подумал, что племянник прав в какой-то мере. Баллады о героях ушедших времен просто слова, положенные на музыку. Верить в доблесть и честь некогда существовавших правителей становилось из года в год сложнее: десятки лет пробегали мимо с быстротой горного ручья, изливаясь в чарующую бездну прошлого, а разум не молодел, и тело не крепчало. Твердые, как каменные монументы, постулаты ценностей ветшали, превращаясь в тлен. Жернова времени в серую пыль превращали даже, казалось бы, нерушимые идеалы. Все менялось, как и сама жизнь.
— Сказки всегда были просто сказками, мой дорогой Кили, — голос Гэндальфа стал отчего-то ниже на пару тонов. Сочащийся плохо прикрытой грустью, он искажал слова волшебника в призме тоски и печали. — Но прошлое скрывает в себе множество тайн и ныне властвующих над Средиземьем. Если хочешь знать, юный гном, то восхваляемый в эльфийских гимнах талантливый кузнец Феанор действительно некогда существовал, и Сильмариллы, природа которых и по сей день остается величайшей загадкой для жителей Эннората, взаправду стали причиной многих войн. То, что кажется тебе легендой, для меня, милый Кили, является лишь хорошо забытым прошлым. Будет желание, подискутируй на эту тему с владыкой Элрондом. Он многое помнит, многое знает, и мудростью своей поделится с удовольствием.
Племянник от сделанного предложения поморщился. Торин, наблюдая за сыном сестры, тепло улыбнулся. Кили был похож на Дис. В большей степени, чем Фили. Темноволосый, кареглазый, остроносый, юный гном был точной копией своей пронырливой и егозливой в детстве матери. Короля-под-Горой овеяло теплой волной дорогих сердцу воспоминаний. В голове мелькали сцены из прошлого: ребяческие шалости и вечные догонялки под крутыми каменными стенами Эребора. Сестра любила проказничать, и в проказы свои почему-то вечно втягивала и Торина. Фрерин, которому отец поручал следить за шкодливой младшей сестрой, вечно пропадал в библиотеке, так что Дис большую часть времени была предоставлена самой себе. Синеглазая, умная, вертлявая, гномка с хохотом носилась по цитадели, отстригая бороды незадачливым королевским охранникам и срезая тугие кошельки с поясов купцов Дейла. В общем, сестра любила повеселиться от души. Однако с возрастом ее проделки становились серьезнее, Фрерин же с годами делался лишь беспечнее, а в итоге во всех бедах виноватым оказывался Торин. Старший ребенок, как-никак. И не важно, что юный наследник трона понятия не имел, каким образом все рыжие гномы цитадели в одну ночь могли стать синеволосыми. Трор требовал ответа именно с Торина, предоставляя сестре и брату возможность похихикать за спиной несчастного эреборского принца. Веселые годы юности…
— Гэндальф, послушайте, а ведь книга девчушки, судя по всему, очень ценная, — скрипучий голос Балина отвлек Короля-под-Горой от приятных воспоминаний. Посмотрев на седовласого наставника, молодой наследник рода Дурина непроизвольно сжал в руках оплетенный кожей фолиант. В груди вновь появилось давящее, волнующее чувство чего-то… Чего?
— Возможно и ценная, — чародей приподнялся на месте, прочь прогоняя апатичность и грусть. Голубые, как льдинки, глаза Гэндальфа заблестели любопытством. — Дайте взглянуть на книгу, и, пожалуй, я скажу вам что-то более полезное, чем банальное «возможно»…
Протянув руку к Торину, Серый Странник замер. Король-под-Горой, скрипя душой, поднялся с места и нехотя отдал фолиант чародею. Последний, повертев в руках пухлый томик, что-то забубнил себе под нос. Несколько раз пролистав сборник легенд, проводник гномов, как и сам Торин пару мгновений назад, раскрыл книгу на развороте, всматриваясь в загадочную надпись. Молодой наследник рода Дурина выжидательно косился на Гэндальфа. А последний, к слову, отчего-то помрачнел и нахмурился.
— Ну, что там? — после непродолжительного молчания спросил Бильбо, поднявшийся с насиженного пенька. Встав подле Торина, мистер Бэггинс с нескрываемым волнением глядел на чародея. В руках держа глиняную трубку Ниар, полурослик сверкал глазами и иногда переступал с ноги на ногу. Поджав губы, наследник эреборского трона показательно сложил руки на груди. Выказывать собственной тревоги Торин не желал. Возможно потому, что причин для этой тревоги пока не находилось.
— Полагаю, это послание первого хозяина книги, адресованное его ныне бывшему обладателю, — Гэндальф отвечал неохотно. Вцепившись в фолиант обеими руками, волшебник вновь и вновь пробегался глазами по выжженным буквам неизвестного Торину языка. — Обращение сделано на Высокой Речи Нолдор, поэтому не удивительно, что вы, мои дорогие, не смогли прочитать и строчки. Язык эльфов запада сейчас почти никем не используется, в почете теперь синдарин, а не квенья…
— Но ты-то прочитать нам надпись сможешь? — Бильбо нервно шагнул вперед. Сидевшие вокруг гномы вмешиваться в беседу не торопились. Гэндальф, бросив на полурослика укоризненный взгляд, поморщился.
— Не думал, мистер Бэггинс, что Вам присуща черта излишней любознательности, — Серый Странник рукой прошелся по шершавой поверхности пергамента. — Но да, я могу прочитать вам слова послания. Сказано тут: «Око белое по небу плывет, следя за детьми своими пристально, с любовью. Кто ищет, тот искомое найдет, кто помощи попросит, ее отыщет. Не бойся тех, создание Двух Древ, кто выше гор Пелори смотрит. Что в будущем – известно лишь Творцу, но его слово, как яви тлен, плывущий на ветру, лишь тень былого. Твой сердцем и душою, Йарвейн Бен-Адар».
Гэндальф, дочитав, поднял глаза к Торину. Короля-под-Горой прошиб озноб. Чародей выглядел растерянным и удивленным. Вот уж кто-кто, но Серый Странник казался гному мудрым и знающим человеком, полным своих мистерий и темных, пропыленных веками загадок. Что же могло удивить Гэндальфа?
— Бессмыслица, уж простите меня за грубость, — громко произнес Дори. Сидевший подле него Бофур, усердно натирающий красное яблоко чистой тряпицей, снисходительно посмотрел на компаньона.
— Ну да, так уж и бессмыслица, — любитель шапок-ушанок заботливо спрятал сладкий яблоневый кругляш в свою сумку. Торин, слушая соратников, высказываться пока не хотел. Обмысливая реакцию Гэндальфа, Король-под-Горой вспоминал свои ощущения при чтении «Квенты Сильмариллион». Предложения, оплетенные тонкой паутиной магии, лились в душу радужными потоками едва ощутимого тепла и покоя. А сердце, тем не менее, билось в ритме волнения. — Откуда мы знаем, где побывала книжка Бильбо до того, как оказалась у Ниар? Девица не кажется мне слишком умной. Она, конечно, улыбчивая и легкая на подъем, но вряд ли воспитанница медведя может считаться знатоком истории Эндора. В простушке нет ничего, кроме простоты.
— А я бы не стал так категорично изъясняться, — уверенно произнес мистер Бэггинс, отнимая ото рта трубку. Торин, вздрогнув, посмотрел полурослику в лицо. Хоббит говорил о Ниар с восхищением и нежностью. Чудо чудное, диво дивное. Милому и не знающему невзгод обитателю Шира понравилась странная людская девица, разъезжающая верхом на гигантском вороном коне и выбивающая молотом по наковальне как кузнечный мастер. Душу молодого наследника трона Эребора сковал ярый, злобный холод. — Гэндальф, а кто такой этот самый Бен-Какой-то-Там? Ты случайно не знаешь?
— Случайно знаю, мистер Бэггинс, — Серый Странник, громко захлопнув книгу, поднялся с земли и отряхнул полы своего плаща. Торин, продолжая следить за проводником, хладнокровно смотрел Гэндальфу в лицо. — Это имя принадлежит некоему созданию, которого в Средиземье знают как Том Бомбадил. Он улыбчивый и веселый, любит петь песни и не пользуется оружием. Но кажется мне, мой маленькой друг, что девочка под покровительством Беорна не лишена своих собственных тайн. Ее знакомство с этой странной личностью меня озадачивает…
— Это еще почему? — в этот раз Король-под-Горой все же решил вмешаться в дискуссию. — Что не так?
— Я бы не сказал, что что-то идет не так, Торин, — чародей, приподняв руку с фолиантом, кивнул молодому наследнику рода Дурина. — Просто книга эта некогда принадлежала самому старому существу в Средиземье, могущественному, мудрому и смелому. Поэтому, полагаю, удивление мое оправдано. В любом случае, мне теперь придется вернуться к Беорну и расспросить его воспитанницу подробнее о происхождении книги. Сдается мне, милая хозяюшка, что разливала вам мед по кружкам, не так уж и проста. А в свете грядущих событий любая, пусть даже самая крохотная странность может оказаться важной. Мелочи, Торин. Именно мелочи строят мир.
♦♦♦♦♦
Именно мелочи строят мир. Ежедневные хлопоты простого люда, беззаботная болтовня женщин и грубые крики мужчин. Жизнь в полной красе, как считал сам Траин, можно было увидеть только во времена мира и покоя, созерцая шумные детские игры и кокетливые беседы молодых людей. Была своя степенная и возвышенная прелесть в простоте и тишине скучных будней. Тяжело вздохнув, гном устало отер запястья, оцарапанные толстыми обручами железных оков. К сожалению, умиротворенностью на склонах Мглистых Гор и не пахло.
— Простите, Ваше Величество, за цепи, — Анаэль стояла подле, тяжелым прямым взглядом оглядывая полчища орков, собравшихся в армию под предводительством Азога. Траин, фыркнув, окатил бессмертную недобрым взглядом. Со светловолосой чародейкой гном был знаком уже много лет. Младшая Миас казалась наследнику Трора добросердечной и чуткой. Старый гном, качнув головой, обругал себя за беспечность. Верить не следовало никому. — Но я вынуждена была сковать Вас, ради Вашей же безопасности. Орки не станут слушать меня, потому что по праву силы я не являюсь их владычицей. В меру собственной власти, я буду ограждать Вас от их нападок. Но прошу лишний раз не дразнить судьбу – бежать Вам все равно некуда, долго сражаться Вы не сможете, а смерть при попытке к бегству не считается доблестной. Поэтому, пожалуйста, наберитесь терпения, Ваше Величество. Вскоре все само собой образуется.
Траину захотелось громко рассмеяться. Да уж, образуется. Со времен Нандугириона гном ни дня не чувствовал себя в безопасности. Несчастного воина жизнь бросала из одного омута пагубы в другой: и если Саурон и его пытки показались Траину ужасным событием, то пленение светлой чародейкой представилось старому гному кошмаром наяву. Эльфийка, спасшая сына Трора от мучительной смерти в лапах назгулов, укрыла Короля-под-Горой от яростного взора Властелина Колец в темных перепутьях северных отрогов Мглистых Гор. Бессмертная исцелила израненное тело Траина, выходила его, накормила и обогрела. Чаще прочего в пещеру, где жил гном, заходил брат Анаэль – Талрис, принося с собой разные вкусности, купленные на людских ярмарках. Наследник Трора был эльфам благодарен, вопреки своей нелюбви к вечно юному народу. Не пытаясь убежать от покровителей, Траин лишь глотал свинцовые слезы, да вспоминал лицо сына порой. О возвращении в Эребор старый Король не думал. Стыд снедал его сердце. Живя рядом с чародеями Миас, гном слушал их речи и учил их язык, который дети Мелькора называли валарином. Первый десяток лет сын Трора искренне считал приютивших его эльфов бескорыстными добряками. Но потом он услышал из их уст правду. И все переменилось.
— Торин не пойдет в Казад-Дум, тем более за мной, — гном, сложив руки на груди, встал подле эльфийки и тоже начал оглядывать многочисленные отряды орков. Следовало признать, уродливые создания Моргота не были напрочь лишены ума: приказы Азога они исполняли с точностью, свойственной ювелирам. Дисциплинированные, пусть и склонные к беспочвенной агрессии, уруки без проблем согласовывали работу разных отрядов. Сотни голов воинов, любящих кровь, сплошь покрывали широкую земную полосу от запада до востока.
— Он пойдет в Казад-Дум, но не только за Вами, — Анаэль, опустив руки, отцепила от пояса свой белый меч. Траин, много раз оглядывавший оружие чародейки, лишь дивился искусности мастера, что выковал клинок для эльфийки. Металл, легкий, как мифрил, поблескивал желтизной и яростно играл бликами на резных долах. Литая рукоять пестрила переплетениями серебряных узоров, а изящное навершие, умелым кузнецом сделанное в виде руки, элегантно подчеркивало ценность смертоносного оружия. Анаэль называла свой клинок «Индо». Траину имя меча нравилось, хоть квенья гном знал теперь и хуже валарина. Легкое оружие бессмертная шутливо прозвала «Волей». — Возьмите себе, он станет для Вас верным защитником на поле брани, и оградит от ярости моей сестры, если вдруг Вы по случайности окажетесь у нее на пути.
Подхватив клинок, Траин без споров принял помощь младшей Миас. За время долгого общения с детьми Мелькора старый гном уяснил для себя одну странную вещь – плохого эти темные создания не советовали никогда.
— Почему ты так уверена, Анаэль? — Король-под-Горой, моргнув, представил себе Торина: статный и высокий, сын всегда отличался сообразительностью, терпением и осторожностью. Хотя, судя по решению отвоевать Одинокую Гору, от его былой рассудительности ничего не осталось. Впрочем, Траин не знал, как складывалась судьба Торина после битвы за Морию. Может быть, отчаянию сына и существовали какие-то разумные объяснения. — Торин ведь не дурак. Он молод, горяч и уверен в себе, но это не значит, что он отважится сунуться в Казад-Дум. Полагаю, воспоминания о битве при Азанулбизаре еще ярки не только в моей памяти.
Эльфийка, откинув с лица непослушную прядь волос цвета светлой пшеницы, развернулась к гному. Внимательно оглядев собеседника, вскинула руку, указывая на возвышенности гор за спиной.
— Наш план не лишен смысла, Траин, потому что вы, смертные создания Аулэ, не обделены эмоциями. Как и любой другой народ Средиземья, гномы чувствуют любовь, тоску и боль, неведомую нам, Миас, — Анаэль говорила ласково, почти нежно. Ее извиняющийся тон пугал Траина. Неприкрытая ложь являлась плохим знаком. Сглотнув, Король-под-Горой представил себе тот потоп страданий и смертей, что в скором времени обещал накрыть Эндор. И начало потоп этот брал от Эребора, слабым ручейком гномьей крови пробиваясь к солнечным полям Средиземья. — Ты сам сказал, что Торин – молод и горяч. Неужели он станет медлить, если на кон кто-то поставит жизни дорогих ему людей? Война порождает ненависть, но лучшим оружием является любовь. Сможет ли твой сын поступиться собственными идеалами и пойти против своей же природы? Разум не советчик, когда речь идет о сердце.
Анаэль хитро улыбнулась. Траина передернуло. Впервые гном подумал, что хочет увидеть отца пелорийской тройки вживую. Хотелось бы знать, как выглядело существо, породившее на свет таких страшных и опасных воинов. Поморщившись, старый гном тут же подумал о Ниар, чье имя было на слуху наследника Трора много лет подряд. Видеть Красную Колдунью Траин ни разу не видел, но был наслышан о ее подвигах со слов Талриса и Анаэль. Оба души не чаяли в старшей сестре, восхищаясь ее умом и силой. Интересно, какой она была? Такой же высокой и утонченной, как светлая эльфийская целительница? Или же больше походила на брата, поджарого, жилистого и темноволосого?
— Отдыхайте, Ваше Величество, — вновь обратилась Анаэль к гному. Траин, вздрогнув, сильнее сжал в руках отданный эльфийкой меч. — Вам вскоре понадобятся силы, и не только физические, но и духовные. Постарайтесь поспать, и, повторюсь, не думайте о побеге. Может быть, орков Вы обмануть сумеете, но как обведете Вы вокруг пальца существ, которые тенями проскальзывали сквозь Пояс Мелиан, чтобы погулять по Дориату?
Никак, Траин и так знал об этом. Подождав, пока бессмертная удалится прочь, гном развернулся на месте и тоскливым взглядом окинул блестящую белую вершину Баразинбара. Горный пик, строптивый и жестокий, безразлично взирал на простирающиеся долины перед Андуином. Огромный, точно великан, недвижимый Карадрас блеском своим и грандиозным великолепием дерзко бросал вызов путешественникам. Свирепый дух горы витал неспящим стражем над мрачными палатами Мории, сокрытой грядами и кручами каменных плит. Где-то там, под землей, дыша пламенем и изрыгая из себя пепел, спал огромный балрог, проклятием явившийся для всего гномьего рода. И среди черных сырых копей, насквозь прошитых жилами мифрила, измываясь друг над другом и пожирая останки соплеменников, бесновались орки. А в тишине осквернённых залов, непроницаемой, как вечная ночь, пели свои песни духи погибших гномов. Разрушенное царство, пребывающее во Зле. Траин, прикусив губу, со щемящей болью в груди вновь вспомнил лицо старшего сына. Его гордость, надежда всего Эребора, юный наследник трона.
Торину ни в коем случае нельзя было идти в Морию. Смерть, жнущая свою жатву, поджидала там молодого принца, прячась за высокими колоннами, скрываясь среди багряных теней. И ничего кроме тьмы и разрушений не хранили теперь чертоги Казад-Дума, скрывая в нерушимых стенах своих лишь пламя, пышущее из-под земли.
_____________________________________________
* цитаты из произведения Дж. Р. Р. Толкина "Сильмариллион"
Глава 3.3: Мен-и-НаугримИ ничего кроме тьмы и разрушений не хранили теперь чертоги Казад-Дума, скрывая в нерушимых стенах своих лишь пламя, пышущее из-под земли. Никто под сводами гномьего королевства более не копал шахт и не добывал чудесного мифрила, ни одна живая душа более не созидала в тайных копях, и яркий свет свечей больше не касался каменных гротов. Лишь орки бродили по стройным и резным мостам, ломая древние статуи, омывая чудесные уваровитовые полы своей черной, горькой кровью. И все же было что-то в этом царстве волшебное, важное, потаенное. Что-то очень ценное и уникальное. Возможно где-то там, в бесконечных переплетениях коридоров Мории, за сверкающими паинитовыми вратами сокровищницы, таилось нечто древнее… Нечто, что искала Ниар.
Саурон, сложив на груди руки, прищурился. Бывшая союзница никогда не делала необдуманных ходов. Строго оценивая собственные возможности, Красная Колдунья берегла силы и выжидала, врагов своих предпочитая убивать чужими руками. Вряд ли старшая Миас замышляла нечто грандиозное: войны любимица Мелькора явно не хотела, а на власть не претендовала. Цель ее тихого боя с гномами таилась в Казад-Думе. Волшебница что-то искала, и, судя по проявленному уже упорству, отказываться от дальнейших поисков не собиралась. Однако Ниар без всяких сомнений учитывала волю самого Майрона. Саурон не желал возвращения бывшего хозяина в Эндор и собирался помешать наследнице Барад-Дура в ее доблестном походе за забытыми реликвиями. В руках у Властелина Колец была армия северных орков. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться – Красная Колдунья знала о том, как обстояли дела у Саурона с военными резервами. Хмыкнув, Темный Властелин улыбнулся.
Что делает полководец, видя, как противник набирает армию? Созывает собственных бойцов. Принцесса Ангбанда пусть и была моложе, но умом обладала завидным. Тыл свой старшая Миас не прикрытым не оставляла никогда. Но кого она призвала в ряды своих приспешников? В первую очередь, дракона под горой. Смог всегда слушался чародейки, питая к ней глубокое, звериное уважение. Возможно, последнего из балрогов, Патао, лентяя, что спал ныне в огненных морях под твердью Мории. И, если уж на то пошло, Азога – орк царствовал в Казад-Думе, а ведь именно туда вела подгорных жителей Ниар. Урук хоть некогда и подчинялся Саурону, вряд ли мог выстоять под напором детей Моргота. Пелорийской триаде по силе было поднять Белерианд из-под морских пучин, что уж говорить о простой демонстрации грубой силы? У бледного гундабадского орка и выбора-то, наверное, не было: на компромиссы защитники Дор-Даэделота идти никогда не умели, а союзников находили лишь благодаря красноречию магии. Разве можно отказать в помощи тому, кто пару сотен воинов может убить лишь взмахом руки?
Саурон фыркнул. Противопоставить Ниар Властелину Колец пока было нечего. Встреться он с Красной Колдуньей в бою один на один, погиб бы в первую же минуту. Повелевающая огнем, старшая Миас к тому же отлично владела мечом. Одаренная природой больше других детей Мелькора, маленькая и с виду хрупкая кареглазая девочка кулаком могла разбить железный пласт толщиной в пару конских корпусов, при этом особо не напрягаясь. Следовательно, не стоило даже мыслить о честной дуэли. В стратегии Саурон тоже уступал принцессе ангбандской: Моргот воспитывал свою наследницу, ясно осознавая, что когда-нибудь упрямая и веселая девочка сядет на трон, надев на свою голову корону Дор-Даэделота. Ниар с детства училась воевать, управлять и думать. Практики на ее веку было немало – прошедшая через все воины, что знало Средиземье с Первой Эпохи, Красная Колдунья имела представление о тактике. Саурон же, при Мелькоре пребывая в звании правой руки Темного Господина, имел честь наблюдать за работой Ниар собственными глазами. Чародейка прекрасно воевала, зная, когда следует наступать, а когда признавать поражение. Мелькор зря не давал своим деткам власть в руки. Вполне возможно, участвуй тройка Гор Пелори во всех военных действиях Ангбанда, Моргот бы по сей день властвовал над Белериандом. Впрочем, у Ниар были и определенные слабости. Как славный манипулятор, девушка могла заставить окружающих верить собственным словам. И, тем не менее, порой Красная Колдунья забывала, на чьей стороне сражается. Чуткое сердце нельзя ожесточить, а каменная его оболочка защищает далеко не от всех жизненных невзгод. Учитывая, что любимым музыкальным инструментом старшей Миас были чувства окружающих, Саурон решил, что попробует сыграть на эмоциях самой Ниар.
Чтобы переманить на свою сторону союзников Миас, нужно было иметь в руках запасные тузы, которыми Майрон по несчастью не обладал. Чтобы предложить союз, следовало располагать чем-то большим, чем голословные обещания власти. Ниар, Талрис и Анаэль владели врожденным могуществом – магией Амана, зиждущейся на свете Двух Древ Валар. К тому же, они могли поклясться новым соратникам в том, что вскоре смогут вернуть темным существам их старого Властелина. Аргумент, между тем, немаловажный. А что мог Саурон? Практически ничего. Сейчас Властелин Колец мог похвастать лишь жалкой кучкой орков с горы Гундабад да развалинами Лугбурза, которые, по сути, принадлежали тоже героям Дор-Даэделота. Обстоятельства вынуждали хитрить, что Саурон с удовольствием теперь и делал.
Надеясь, что Феанор с поставленной задачей справится, Майа проводил взглядом очередной орчий отряд, что направлялся на север вместе с Больгом. Времени на все про все, однако, было мало. И хоть торопиться не следовало, Саурон в нетерпении подошел к мечу Талриса, оглядывая клинок. Хорошее оружие, крепкое. Меченное старой, забытой всеми магией. Схватив клинок призрачными руками, Майрон поморщился. Огненный ветерок прошелся по всему телу Айну, резкими уколами боли впиваясь в темную сущность колдуна. Саурон, глотая громкий крик, криво ухмыльнулся.
Хотелось бы верить, что пришедшая на ум идея не была глупой.
♦♦♦♦♦
Хотелось бы верить, что пришедшая на ум идея не была глупой. В любом случае, Ниар надеялась, что гномы заботу оценят. Зайдя в Лихолесье эти маленькие подгорные жители наверняка будут бродить по темным опушкам не день и даже не два. А значит все запасы, что с барского плеча даровал гномам Беорн, должны были вскоре закончиться. Так что прихваченные тюки с едой, взваленные на крепкую спину Арго, не казались лишними. Поэтому, вновь проверив крепления на седле, старшая Миас довольно улыбнулась. Пока все шло по плану.
Девушка покинула дом оборотня четверть часа тому назад. Попрощавшись с косолапым человеком, Красная Колдунья выехала из сада и теперь направлялась к Черному Лесу. Напевая себе под нос незатейливую людскую песенку, старшая дочь Мелькора беззаботно подставляла лицо навстречу ветерку, вспоминая с горечью наполненные слезами глаза оборотня. За пять лет Беорн впервые выказал по отношению к своей сожительнице некую привязанность. Крепко Ниар обняв, он поднял чародейку на руки и пару мгновений просто сжимал в своих могучих объятиях. Владычица Тангородрима другу не перечила, но лишь мягко похлопывала хозяина пчелиных угодий по спине. Когда короткая сцена прощания, наконец, закончилась, Беорн быстро ушел к себе в дом. Не пожелав чародейки удачи, оборотень громко хлопнул дверью, скрываясь в полумраке своей избы. Ниар не корила друга за бестактность. Беорн не одобрял (да и не мог одобрить) замыслов Красной Колдуньи, а потому обошелся без прощального напутствия.
Как бы то ни было, теперь могучий оборотень был частью прошлого. Принцесса ангбандская давно научилась отпускать людей, находя тоску горькой на вкус. В конце концов, всегда оставались теплые воспоминания, опорой служившие для Ниар. Порой, когда на душе бывало совсем скверно, девушка закрывала глаза и вспоминала свое веселое, светлое детство. Иногда память услужливо подкидывала старшей дочери Мелькора картины встреч с Алдором. И хоть минуты уединения с Королем Рохана были редки, прелесть их от этого не становилась меньше. Теперь вот в истории жизни Ниар появилась новая глава под названием «Беорн», славная и пахнущая медом повесть о пяти годах, проведенных подле пчел.
Ухмыльнувшись, старшая дочь Мелькора представила себе предстоящий путь, проходящий через высокие Мглистые горы, ветвящийся по кряжам Эфель Дуата на перевале Кирит Унгола, огибающий зубчатые горы Мордора с востока и нисходящий на запад, к Гондору. Именно туда вела тропа трех Миас, далеко-далеко к Рас Мортилю, пустой земле, покрытой вечным туманом мятежных душ. Скрывшись среди холодных каменных утесов Друвайт Иаур, можно было начать петь песнь, что силой своей и пламенеющей мощью могла бы поднять с океанского дна Белерианд. И тогда расступилось бы море пред заснувшей землею, и забытые королевства вновь обрели жизнь. Солнце осветило бы поросшие водорослями изломанные стены Ангбанда, а луна священным поцелуем коснулась бы трезубца Тангородрима. Наступила бы Новая Эра и Средиземье бы вновь склонилось перед своими истинными повелителями…
— А запросы у тебя скромные, да? — легко узнаваемый голос раздался со стороны. Ниар, от неожиданности дрогнув, повернула голову к упрямой гномке. Королева Эребора легкой поступью вышагивала подле, приподняв полы своего платья над низко стелящейся травой. Красная Колдунья, раздраженно поморщившись, крепче схватилась за поводья. — Хочешь и отца вернуть, и Белерианд со дна морского поднять, и Саурона проучить. Не надорвешься, деточка?
— Слушайте, Ваш сын характером явно в Вас пошел, — Ниар, пропустив мимо ушей язвительный вопрос, безразлично пожала плечами. — Как и Вы, он не сдается даже в случае очевидного проигрыша. Такое упрямство многие считают положительным качеством. Однако в некоторых обстоятельствах его лучше рассматривать как крайнюю степень глупости.
— Я предпочитаю думать, что Торин просто не любит потакать превратностям судьбы, — мягко заметила гномка, не сбавляя шага.
— В войне существует лишь два варианта возможного итога: либо выигрываешь, либо проигрываешь. В проигрыше нет ничего достойного, потому что важен лишь положительный результат, — Ниар повторяла давным-давно выученные постулаты ровным голосом. — Но проигрышем нужно считать только смерть, потому что капитуляция противника не может быть признана полноценной победой. Враги обычно возвращаются. А Торин поступает крайне неосмотрительно, кидаясь к Эребору, когда оппонент еще силен. Он умрет и проиграет, хотя мог бы припеваючи жить в Синих Горах. Когда речь идет о чем-то большем, чем возвращение богатства, время не имеет значения. Терпение, мудрость, тактика.
— Он просто не считает нужным ждать момента, но предпочитает создавать его, — парировала гномка. Ниар, удивленно покосившись на собеседницу, ухмыльнулась. Язык у Королевы Эребора был хорошо подвешен. — Поступает как ты, между прочим.
— Неужели? — старшая Миас широко улыбнулась, находя в словах маленькой подгорной жительницы искорку привлекательности. — Я создаю момент нападения, за спиной имея сильных союзников в лице сестры и брата. Они могут соперничать в силе с огромной армией. Серьезными противниками для нас могут оказаться лишь Валар, и то, поодиночке владыки Амана не смогут долго нам сопротивляться. Действуя сейчас, я осторожно ступаю вперед, медленно, но верно продвигаясь к своей цели. Для меня важно лишь одно – не допустить чужого вмешательства в происходящие события, а в случае же вмешательства, обратить допущенные ошибки в преимущество. И я с такой задачей справлюсь, потому что слышу и вижу много больше, чем люди вокруг. А что делает Ваш сын? Он просто мчится к Эребору, не зная, жив ли еще Смог, не имея союзников, не воспринимая отступление как продолжение войны. Глупо.
— Торин храбр, вот и все, — каким-то извиняющимся тоном произнесла гномка. Подняв взгляд к Ниар, Королева Эребора улыбнулась. — И тебе это нравится, не так ли? Ты ведь воин, многое повидала. Могу предположить, что смелость ты уважаешь. Кстати, я ведь тебе не представилась. Меня зовут Осаа. Остальное ты и так знаешь.
Красная Колдунья смерила собеседницу холодным взглядом. Красивой подгорной жительнице, такой величественной и грациозной в движениях, с именем не повезло так же, как и Ниар. Словом «осаа» гномы ласково называли шперак. Девочкам такое имя давали в тех случаях, когда хотели видеть в них сильных, мужественных женщин и мудрых, терпеливых матерей. Однако вряд ли кому-то понравилось бы зваться «наковальней», пусть и маленькой. Хмыкнув, наследница Барад-Дура коротким движением заставила Арго остановиться.
— Знаете, мужество и здравомыслие зачастую конфликтуют друг с другом, — произнесла Ниар, слезая с лошади. Похлопав Арго по шее, сняла с седла подвешенную на крючок флягу с водой. — И из двух этих добродетелей я искренне уважаю лишь здравомыслие. Так что определенно точно, Торина я считаю самоуверенным дураком…
Отхлебнув воды, принцесса Ангбанда посмотрела в лицо гномке. Королева Эребора молчала, загадочно улыбаясь. В ее синих глазах плясали хитрые огонечки, а уголки губ подрагивали в нетерпении. Казалось, что мать прославленного неудачами Короля-под-Горой пыталась удержать в себе рвущийся наружу смех. Не находя в собственном утверждении ничего забавного, Ниар вернула флягу на законное место, отерев руки о штаны. Моргнув, Красная Колдунья отвернулась от спутницы, взгляд обращая к горизонту.
Торина Дубощита наследница Барад-Дура не уважала. Его лишенные степенности действия ставили Ниар в тупик: только безумец по разумению старшей Миас мог решиться отбить огромную крепость у дракона, не имея при этом армии и не владея магией. Король-под-Горой, бежавший из Эребора много лет назад, воспринимался старшей дочерью Мелькора как взбалмошный и эгоистичный ребенок, который бился головой о стену, требуя вернуть некогда утраченный дом. Ничем не подкрепленная уверенность в собственных действиях лишь подчеркивала безрассудство упрямого эреборца. И все же было что-то в действиях мрачного синеглазого гнома необычное, что-то яркое и неповторимое…
— Знаешь, ведь это ты сделала Торина таким, каков он есть, Ниар. Если помнишь, Смог кинулся на Эребор по твоему наущению, а заветный ключ вместе с картой попал к Гэндальфу твоими стараниями. Лишь яркими и сладкими речами ты разрушила жизни тысячи гномов, лишив их родины, крыши над головой, семей, друзей, родственников. — Осаа говорила медленно, и каждое ее слово холодными снежинками ложилось на разгоряченное сознание наследницы Барад-Дура. Красная Колдунья, не перебивая гномки, сглотнула. В сердце полыхало пламя, сжирающее Ниар изнутри. Всякий раз, представляя боль своих жертв, тем или иным образом попавших под жернова давно бушующей войны между Валар и Мелькором, старшая Миас испытывала ни с чем несравнимую тоску. — Да, тебе действия Торина кажутся наивными и глупыми, лишенными смысла и неоправданными с точки зрения результата. У сына моего сильное, горячее сердце. И ты, без всяких сомнений, его не уважаешь. Но восхищаешься им. Не так ли?
Ниар, прикрыв веки, вспомнила открытую, молодую улыбку Торина. Не было в ней печали и злобы, которые порой скользили в улыбке самой чародейки. И в глазах эреборца, бездонных и темных, не полыхало неутихающее пламя сражений. Каким-то образом юный Король не терял способности радоваться жизни и маленьким чудесам, которые порой происходили. Ниар, поморщив нос, обеими руками обхватила шею Арго, не желая смотреть Осаа в глаза. На вопрос гномки Красной Колдунье отвечать не хотелось, но, скрипя душой, девушка все же коротко и ясно произнесла:
— Да.
♦♦♦♦♦
— Да. Твои орки не вернутся, Азог. Для них это поход в один конец. Помни, однако, что цель наша – не Эребор. Наша цель – ключ. Именно его мы должны достать.
Орк молчал. Окидывая взглядом свое войско, он лишь иногда посматривал на эльфийку. Бессмертная стояла рядом, приосанившись, расправив широкие плечи. Похожая на капельку дождя, освещенную солнцем, Анаэль блистала чистотой добра и нежности. Так не похожая на своих подчиненных, она, тем не менее, вгоняла большую часть уруков в страх. Азог, переступив с ноги на ногу, нахмурился.
— Как ты собираешься провести нас к эльфийскому Королю, бессмертная? — гундабадский завоеватель не отрывал взгляда от подчиненных. Целых пять сотен доблестных воинов собирался послать к Эребору Азог. Прощаться с верноподданными смысла никакого не было. Большая часть морийских орков смерти не боялась, а в жизни кровожадные отродья Моргота видели лишь одну цель – убийства. И так как ближайший поход обещал стать кровавым побоищем, уговаривать пойти к Одинокой Горе никого не пришлось. — Твои сородичи ясноглазы, они видят днем лучше нас. Будет обидно, если армию нашу разнесут в пух и прах еще до того, как мы нападем на след Торина.
— Ох, Азог, на счет этого тебе беспокоиться не стоит, — Анаэль развернулась к бледному орку и доверительно положила свою ладошку тому на плечо. Владыка Мории от прикосновения вздрогнул: рука эльфийки источала нестерпимый жар, словно бы одетая в плотную перчатку, сотканную из огня. — Мои чары сокроют нас от недобрых взглядов, да и Лихолесье нам поможет. Старая магия Черного Леса палантином накроет и тебя, и людей твоих. Мы пойдем старой, заброшенной тропой, которую некогда использовали ненавистные тебе гномы. Дорога, которую многие из нас помнят под названием «Мен-и-Наугрим». Тракт этот опасен для обычных людей, но хорош для тех, кто в сердце своем таит злокозненные помыслы. Выйдем мы из Лихолесья намного южнее угодий Трандуила, так что придется поспешить.
Азог кивнул, но задавать лишних вопросов не стал. Новая союзница знала, что делала. Она четко и ясно отдавала приказы своим приземленным подчиненным, быстро решала конфликты, вспыхивающие то тут, то там, и к удивлению гундабадского завоевателя с легкостью выстроила армию в колонны. В бессмертной угадывался опытный стратег, прошедший через десятки сражений. Этот факт успокаивал встревоженного Азога.
Опустив голову, орк представил себе лицо своего заклятого врага. Как же удивлен будет Торин Дубощит, найдя в рядах приспешников своих предателя. И хоть молодому Королю-под-Горой привыкать к сложностям не приходилось, удар под дых такой силы мог сломить даже железную волю этого эреборского принца. Вкус мести казался Азогу сладко-горьким: вино расплаты, томившееся в темных и холодных погребах орчьей души, становилось гуще и насыщеннее. Аромат предстоящих деяний опьянял…
А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь.
♦♦♦♦♦
А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь. Арвен, накинув на голову капюшон, нагнала Илийю. Совсем еще молоденькая эльфийка беспечно напевала веселую песенку о драконе и принце, любимую всеми девушками Ривенделла. Тоненький голос раздольной и легкой мелодией флейты лился по северным опушкам Лихолесья. Птички подхватывали незамысловатый мотив баллады и вторили темноволосой красавице Нанивиэль. Юная подопечная Арвен совершенно не замечала мрачности окружающего пейзажа, открыто и наивно улыбаясь всему сущему. Старшая эльфийка устало опустила плечи. Как оказалось, воспитание подрастающего поколения было делом довольно-таки утомительным.
— Илийя, давай до угодий Трандуила будем ехать в тишине, — Дева Ривенделла обратилась к спутнице на синдарине. Мягкий звон эльфийской речи окрасил серость леса в яркие цветущие краски Лотлориэна. — Кажется мне, так будет лучше…
— Да ну ладно Вам, госпожа, — Нанивиэль, которую эльфы Ривенделла с легкой руки окрестили Илийей – «занозой» – широко улыбнулась Арвен. Еще детское лицо юной Синдар светилось любопытством и задором. — Что может случиться с нами здесь? Разве что с небес неожиданно свалятся волки, но так кони наши родом из Рохана. Ветром умчимся от злобных чудищ…
Нанивиэль переливчато рассмеялась и пустила своего гнедого жеребца галопом. Арвен, открыв рот, удивленно наблюдала за пятнадцатилетней эльфийкой, которую отец очень вежливо и нарочито ласково попросил забрать в Лориэн. Дева Ривенделла, прибыв в гости к Элронду пол года назад, отказать последнему не смогла. Покорно согласившись исполнить отцовскую волю, внучка всеми известной Галадриэль решилась сопроводить молодую Синдар до прекрасных садов Лотлориэна. Кто же знал, что короткое путешествие с недавно рожденным Квенди обернется полноценным приключением.
У Илийи был врожденный талант попадать в мелкие неприятности. От кого девчушка унаследовала это качество, было неясно: отец Нанивиэль являлся многоуважаемым библиотекарем в Ривенделле, а мать – искусным врачевателем. Дочурка же их, появлению на свет которой радовалась вся долина Имладриса, оказалась ребенком шкодливым и непоседливым. Каждый новый день неопытная эльфийка умудрялась учинять в Ривенделле погром, тем самым обеспечивая головную боль своим старшим собратьям. Арвен, живя с бабушкой в Лориэне, лишь слышала разные байки о непоседливой девице. Приехав же к отцу, Дева Ривенделла лично убедилась в правдивости сплетен о пятнадцатилетней Квенди. Несколько дней понаблюдав за Илийей, Арвен нашла в кознях девчушки лишь ребячество и любопытство. Элронд, однако, мнения дочери не разделял, видя в действиях Нанивиэль источник неприятных рутинных проблем.
«Послушай, Арвен. Я не отрицаю того, что юная талантливая Синдар полна энергии и жизнелюбия. В конце концов, все ее выходки объясняются малым возрастом и недостатком знаний, — Владыка Ривенделла говорил спокойно, хотя в глазах его сверкала тревога. — Но Илийя за три года успела двадцать раз поджечь библиотеку, трижды своровать осколки Нарсила и пять раз отрезать волосы несчастному Линдиру. Последний, кстати, весьма горевал, находя вновь и вновь собственную шевелюру укороченной до ушей. И я, между тем, молчу о побегах Нанивиэль: в позапрошлом году она на осле – ума не приложу, откуда он мог взяться в долине – направилась в Гондор, откуда поехала в Рохан. Это еще хорошо, что девочке по дороге никто злобный не попался. А представь, чем все могло закончиться? Храбрость юной эльфийки меня радует, но огорчает строптивость ее характера, неуемного, как лесной пожар. Ведь она не слушается никого в Ривенделле. И родителей в том числе».
В общем, после недолгой беседы с отцом Арвен согласилась отвезти эльфийскую разбойницу в Лориэн. Элронд надеялся, что под началом Леди Галадриэль Нанивиэль исправится, образумится и начнет жизнь смиренную, направленную на созидание. Однако, оказавшись в Лотлориэне, девчушка к удивлению старших собратьев начала в два раза больше проказничать: строгий надзор учителей воспринимался Илийей скорее как личный вызов, нежели как искреннее желание поделиться многовековой мудростью. За полтора месяца юная Квенди, отживающая свой второй десяток лет на землях Средиземья, сумела поставить на уши всех лучников Карас Галадона. Илийя даже каким-то образом сумела довести до бешенства обычно крайне спокойного Алиолада, знаменитого кузнеца Галадрим. Как ни парадоксально, но ключом бьющая из Нанивиэль жизнерадостность вынудила даже Галадриэль единожды повысить голос. Слегка покрикивая на пятнадцатилетнюю Синдар, владычица Лотлориэна решила отправить Арвен вместе с подопечной подальше от знаменитых садов: посчитав, что юной квенди будет интересно поучаствовать в эльфийской охоте, Нэрвен чуть ли не пинками выпроводила свою внучку и Нанивиэль из Карас Галадона, благословляя путь двух эльфиек до Трандуила.
Таким вот образом Арвен и оказалась на северных окраинах Лихолесья. Добрым словом поминая отца, Дева Ривенделла лишь грустно представляла себе предстоящую встречу со старыми лесными друзьями. По разумению старшей эльфийки, Трандуил должен был с радостью принять гостей, вкусной едой и холодной водой угощая двух странниц из Лориэна. Однако, зная Нанивиэль, Арвен с легкостью могла представить последствия визита к сыну Орофера.
Качнув головой, дева Ривенделла приказала себе не загадывать ничего наперед. В конце концов, рано или поздно юная Квенди должна была образумиться и перестать совать свой длинный нос в чужие дела.
Тяжело вздохнув, Арвен прищелкнула языком, давая понять своему скакуну, что следует прибавить шагу. Жеребец, некогда подаренный Галадриэль людьми Рохана, послушно пустился в галоп, унося Деву Ривенделла в темные дали Лихолесья.
Впереди виднелись изумрудные холмы, по которым полупрозрачной дымкой разливался сизый туман. За этими холмами, много восточнее, крылись угодья Трандуила, где Арвен надеялась найти приют и помощь в воспитании Илийи. Хотелось бы верить, что добраться до земель союзников удастся засветло.
Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем.
♦♦♦♦♦
Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем. И хоть до западной окраины дремучего бора оставалась всего миля пути, гномы решили устроиться на ночлег вне границ страшной чащобы. Гэндальф, одобряя осмотрительность своих подопечных, молча уселся у костра и теперь, взирая из-под широких пол своей шляпы, читал книгу Ниар. Бильбо, то и дело вздыхая, лишь сновал туда-сюда, изредка поглядывая на Серого Странника. Собираясь приготовить ужин, подгорные жители обменивались мыслями о Смоге, порой с грустью вспоминая приют Беорна. Бомбур, колдуя над кипящей в котле похлебкой, живенько напевал себе под нос какую-то хоббиту незнакомую песню. В целом, обстановка казалась хорошей. Однако ветерок становился холоднее, а лазурное еще с утра небо теперь приобрело цвет старой серой пакли. Вечерело.
Остановившись, Бильбо поджал губы и грустно оглядел своих друзей. Суетящиеся гномы то и дело пробегали мимо хоббита, вежливо прося полурослика не мельтешить под ногами. Не зная, чем себя занять, мистер Бэггинс решил отойти в сторонку и полюбоваться природой. Пейзаж, правда, не пестрил яркими красками, но своего мистического обаяния при этом не терял: сумрак, опускающийся на восточные земли, крал у мира свет и едва заметной дымкой расползался по изумрудным раздольям. В воздухе пахло дождем и казалось, что через часок-другой низкие хмурые облака обрушат на странников ливень. А на востоке чернел силуэт леса, который эльфы некогда с трепетом в голосе называли Эрин Ласгаленом…
Под ногами что-то заблестело. Мистер Бэггинс, отвлекаясь от своих мрачных дум, опустил взгляд к траве, прищуриваясь. Решив было, что кто-то из компаньонов лишился блестящей пуговицы с плаща, хоббит склонился над влажным дерном, выискивая сверкающий предмет в полумраке. Долго мучиться не пришлось: железная вещица яркой искоркой маячила среди толстых сочных травинок. Хмыкнув, Бильбо ловко подобрал находку, тут же признавая в ней наконечник стрелы, умело заточенный и легкий. Металл обжигал кожу нестерпимым холодом. Снаряд, словно бы вырезанный изо льда, сверкал отшлифованными гранями и переливался всеми цветами, будто овеянный чьей-то магией. Определенно точно, найденный наконечник не был кован гномами, как впрочем, и эльфами. Руки, создавшие столь аккуратное и тонкое навершие стрелы, были ловчее и умелее рук бессмертных. Бильбо, сглотнув, пальцами прошелся по тонкой гравировке, иссекающей наконечник. Блестящий рисунок замысловатыми лентами складывался в изображение трех многогранных камней, оплетенных стебельками вьюнов…
Мистеру Бэггинсу вдруг стало жутковато. Штормом накативший на сознание страх холодом проник в сердце, сбивая дыхание. Не понимая, что происходит, Бильбо выронил наконечник и отступил назад, неловко спотыкаясь о собственные ноги. Глотая ртом воздух, смелый полурослик всеми силами пытался справиться с дрожью, которая охватила тело. Выступивший на лбу пот крупными градинами скатывался в глаза.
Что-то было в наконечнике стрелы ужасное. Может быть, неестественная гладкость металла. А может быть пугающая острота лезвий, тонких, как бумага. Бильбо, успокаивая разбушевавшееся в груди сердце, точно не мог понять, что именно в красивом блестящем снаряде вызвало столь сильный страх. Перед глазами мелькнула вязь гравировки, рук вновь коснулся жгущий холод. Закрыв глаза, мистер Бэггинс приказал себе замереть на месте и попытаться успокоиться. Вышло не сразу, но уже через пять минут выходец из Шира смог заставить себя улыбнуться. Признавая собственную трусость, хоббит опустил руки вдоль тела и задумчиво посмотрел на костер. Гномы будто бы и не заметили странного поведения своего «взломщика». Бомбур продолжал размеренно помешивать суп, Бофур наигрывал на флейте легкий мотивчик, а Торин по обыкновению своему сидел поодаль от всей компании, тяжелым взглядом меряя теряющееся в темноте очертание Лихолесья. Все было хорошо, но вот только холодок…
Бильбо передернуло, а в ушах неожиданно резко зазвенел чужой голос, рокочущий утробным, гудящим шепотом. Подпрыгнув на месте, мистер Бэггинс обернулся лицом к погружавшейся в ночь долине. Все естество маленького хоббита вновь пропитал тяжелый, ядовитый ужас.
… Алдир Аар…
♦♦♦♦♦
… Алдир Аар… Три камня, воедино сплетенных светом Двух Древ, вечных, как само сияние Валинора. Заключенные в грешную ткань мироздания, они сохраняли в себе древнее пламя, что служило Первому Певцу яростью и Врагам погибелью. Камни эти вбирали в себя темноту и возвращали ее белым светом. И не было существ, которые бы смогли прямо смотреть на них, и лишь входя во владения Намо дети Илуватара имели возможность созерцать всю красоту Сильмарилл.
Так Палландо говорил о созданных Феанором камнях. Осаа, обойдя стороной Бильбо, сложила руки на груди. Полурослик же, услышав ее голос, теперь метался из стороны в сторону, пуча глаза и задавая своим компаньонам глупые вопросы. Гномы, искоса поглядывая на хоббита, лишь пожимали плечами и предлагали горе-взломщику немного отдохнуть. Королева Эребора, наблюдая за мистером Бэггинсом, лишь хмурилась.
Алдир Аар – орчьи слова. Именно так дети Мелькора называли свой знак, которым украшали личное оружие и порой стены в крепостях. Почему в качестве символа своей власти чародеи Миас выбрали Сильмариллы, Осаа не знала, как не знал и Палландо. Однако Майа, с которым гномке повезло встретиться в чертогах Мандоса, был уверен, что между камнями света и тремя воинами Дор-Даэделота существовала прямая связь. Мать Торина, однако, колдовские загадки не интересовали. Важной казалась лишь одна цель: защитить сына. Что Осаа и собиралась сделать.
Видя в Бильбо любопытного малого, гномка решила показать хоббиту вещь, некогда принадлежавшую Ниар. Сама Королева получила ее из рук своего волшебника-покровителя, который, собственно, и организовал побег Осаа в Средиземье. Не зная, как правильно распорядиться маленьким артефактом, Королева Эребора подкинула наконечник стрелы полурослику, втайне надеясь, что пытливый разум Мистера Бэггинса воспримет неожиданную находку как некое послание свыше. Как оказалось, ожиданиям гномки суждено было сбыться. Бильбо мало того, что ощутил в металле скрытую силу, еще и голос призрака смог услышать. Удивительный хоббит.
Вздохнув, гномка подобрала наконечник стрелы и спрятала его в складках собственного платья. Металл, из которого Ниар ковала снаряды, был насквозь пропитан магией Амана, поэтому существовал не только в мире живых, но и в мире мертвых. Стрелы свои Красная Колдунья создавала для убийства назгулов в случае вражды с Сауроном. Дальнозоркая наследница Моргота назло всем своим врагам каким-то чудесным образом предвидела все, что происходило сейчас. Осаа моргнула.
Враждовать с пелорийской тройкой было глупо, а переманить их в свои союзники не представлялось возможным. Пока не зная, что делать дальше, мудрая гномка ступила в сгущающуюся темноту ночи. Бросив на бледного Бильбо косой взгляд, Королева Эребора лишь слабо улыбнулась. Упрямый хоббит должен был запомнить увиденное и почувствованное, чтобы потом вовремя понять, кто друг, а кто – враг. В конце концов, полурослик казался Осаа достаточно сообразительным и достаточно смелым, чтобы увидеть в лице соратника предателя.
Хмыкнув, гномка нырнула в темноту, за собой оставив лишь прохладу наступающей ночи.
Впереди – война.
♦♦♦♦♦
Впереди – война. Талрис чувствовал ее приближение, как птицы чувствуют приближение урагана. Сладкий запах крови, забытый существами Эннората, вновь разливался по воздуху томным, любимым ароматом. Одетая в сверкающие доспехи, Война величественной поступью приближалась к раздольям Средиземья, в руках свой неся меч, а в сердце – праведный гнев некогда забытых Королей исчезнувшего на тысячелетия государства. И пусть сейчас лишь тени клубились пунцовыми облаками над прославленными героями Эндора, вскоре они должны были превратиться в кровавый туман, в себе скрывающий огненное дыхание Ангбанда. Миас ухмыльнулся.
Саурон боялся. Странным сыну Мелькора казалось решение Властелина Колец свой страх тройке Пелори показать: коснувшись меча Талриса у Дол Гулдура, Майа позволил трем воинам Дор-Даэделота заглянуть в собственную душу. И увиденное детей Моргота удивило. Во всяком случае, Талрис ощутил именно удивление. Как оказалось, Саурон зла бывшим союзникам не желал, но трепетал перед ними, как мог бы трепетать перед лихой силой Валар.
Но напускная открытость в мире, где цена ошибке равнялась смерти, считалась обманом. Ведь Саурон прекрасно знал, что делал, берясь своей призрачной рукой за рукоять меча. Возникал вопрос: зачем Темный Властелин показывал врагам свои чувства? Чего хотел этим добиться? Явно ведь не жалости. Чего-то, однако, иного…
Талрис, обернувшись, косо посмотрел на едущего в стороне назгула. Шавка Майрона следовала за Миас по пятам, как преданный оруженосец. Чародей от навязанной компании избавляться не хотел. Лишать Саурона ощущения контроля было жестоко, так что сын Моргота позволил назгулу следить за собой и дальше.
Поджав губы, Миас напомнил себе о Гэндальфе. Олорин, пребывающий в скромном облике ничем непримечательного старца, твердой дланью Илуватара вмешивался во все проблемы, возникающие в Средиземье. И пусть трем воинам Барад-Дура уже удавалось обводить этого Майа вокруг пальца, в этот раз хотелось воспользоваться неиссякаемой прытью посланника Валар как можно более ловко. Поэтому, пришпоривая коня, Талрис свернул с дороги и помчался к Лихолесью галопом.
Однако все быстрее крутилась мельница интриг. Впервые за много десятков лет чувствуя себя молодым и полным сил, сын Мелькора с улыбкой на устах ехал к Дол Гулдуру. Зная, что Анаэль поведет войско Азога по Мен-и-Наугрим, чародей собирался подготовить для одного из Истар маленький сюрприз, способный отвлечь внимание опытного воина Майа от орчьей армии.
Теперь преимущество было у тех, кто выигрывал в скорости.
♦♦♦♦♦
Теперь преимущество было у тех, кто выигрывал в скорости. Траин, раздумывая о плане детей Мелькора, поглядывал на маленького варга, исступленно кричавшего подле своих более сильных сородичей. Голова от постоянного визга несчастного создания раскалывалась пополам, однако прекратить страдания худого и искалеченного волка гном не мог. Поэтому, сложив руки на груди, старый Король-под-Горой лишь опустил взгляд к земле.
Без всяких сомнений, Анаэль надеялась выкрасть у Торина ключ от двери Эребора, посылая орков к владениям Трандуила. Судя по шепоткам уруков, эльфийка вознамерилась вести свою новую армию через Лихолесье, по старой гномьей тропе, проходящий вблизи от Дол Гулдура. Как понимал сам Траин, решение бессмертной о переходе через Черный Лес не нашло одобрения у Азога. Бледный гундабадский завоеватель не хотел приближаться к старым владениям Саурона, опасаясь излишнего внимания со стороны Властелина Колец. О том, что Темный Владыка жив, бывший Король Одинокой Горы знал давно: дети Моргота частенько обсуждали между собой возможные действия приспешника отца. Не скрывая чего-либо от Траина, Анаэль и Талрис открыто спрашивали у гнома советов, когда дело касалось Саурона. Подгорный же житель, боясь потерять доверие Миас, охотно делился своим опытом с чародеями. За много лет пленения у магов некогда гордый и надменный сын Трора научился смирению и скромности: пребывая в покорном молчании, Траин многое слышал и многому учился. А потому сейчас легко ориентировался в стремительно изменяющейся обстановке.
Вздохнув, гном решил, что Анаэль Дол Гулдур не волновал. Если бы эльфийка страшилась встречи с Сауроном, то повела бы Азога и его людей напрямую к Трандуилу, минуя темные тропы Лихолесья. И, однако, в качестве маршрута бессмертная предпочла открытой местности старый мрачный бор. Траин полагал, что младшая дочь Мелькора не хотела встречаться с Гэндальфом, который сопровождал Торина. Не мудрено. С другой же стороны, Миас хотели привлечь к Саурону внимание тех великих владык Средиземья, что считали себя защитниками Эндора. А значит, Серого Странника чародеи надеялись заманить к старой крепости. Талрис, который отсутствовал на сборах орчьего воинства, вероятно занимался как раз подготовкой ловушки для Таркуна. И весь исход компании, по сути, теперь зиждился лишь на скорости и сообразительности: кто кого перехитрит, кто кого успеет облапошить. А так как наследники Ангбанда действовали до настоящего момента без сомнений, умело и мудро, следовало предположить, что разыгрывающийся раунд они выиграют.
Но Траину не хотелось сидеть, сложа руки. Не для того он столько лет слушался чужих приказов, изучая врага и запоминая его планы. Зная, чем грозит сыну поход в Казад-Дум, старый Король обдумывал план побега. Конечно, подгорный житель благородного рода Дурина не собирался с мечом в руках убегать от стада разгневанных орков, чтобы найти смерть свою в течении Андуина. Нет, Траин собирался поступить несколько иначе. Памятуя о том, что трое Миас являлись обладателями разумов поистине диковиной силы, гном для начала хотел убедиться, что задуманный им побег не являлся частью плана детей Мелькора. Чем балроги не шутили, но такая возможность существовала. Анаэль, рассказывавшая о сестре много разных вещей, не раз и не два повторяла, что наследница трона Дор-Даэделота была искусным манипулятором, талантливым лжецом и бессердечным полководцем. С такой станется учесть строптивые нравы подгорного народца.
Вздохнув, Траин поднялся на ноги и устало посмотрел на мечущегося из стороны в сторону худого варга. Молодой волк, хромающий на переднюю правую лапу, пытался дотянуться до пищи, к которой его не подпускали матерые черные сородичи, ростом, наверное, с доброго жеребца. Иногда жалобно поскуливая, несчастный щенок ластился перед старшими волками, с их стороны получая в ответ лишь рык и укусы. Ослабший и явно голодный, хромой полугодка выглядел как скелет – ребра под облезшей кожей можно было легко пересчитать, а торчавшую дугу хребта, казалось бы, без усилий переломить.
«Сила рождается в слабости», — подумал про себя Траин, подходя к своре зубастых псов Азога. Заприметившие гнома варги обернулись к Королю-под-Горой, тут же утробно зарычав и оскалив клыки. Капающая из широких пастей слюна вызывала у наследника Трора тошноту, но, превозмогая себя, гном вытащил из ножен меч Анаэль. Заприметив белую сталь, варги, испуганно поджав хвосты, разбежались кто куда. Траин, быстро схватив самый большой кусок протухшего мяса, поспешил отойти подальше от рычащих злобных волков. Пятясь назад, гном отгораживал себя от кровожадных животных клинком, острое лезвие направляя на свирепых созданий. Убедившись же в том, что варги нападать не собираются, подгорный житель осторожно подозвал к себе ослабшего щенка. Последний, недоверчиво взирая на Траина, испуганно выхватил отвоеванный гномом кусок мяса из рук и убежал куда-то восвояси. Проводив хромого варга взглядом, старый Король устало опустил плечи.
Наверное, со стороны он тоже выглядел как маленький избитый щенок. Ни чести, ни достоинства, ни даже храбрости – лишь сильное, ничем неколебимое желание выжить и вернуться домой. Траин, сглотнув, посмотрел на белый меч в руке.
От стали веяло жаром, таким же сильным и удушающим, как жар кузнечного горна.
♦♦♦♦♦
От стали веяло жаром, таким же сильным и удушающим, как жар кузнечного горна. Феанор, опустив свой новый клинок, обернулся к Саруману. Волшебник, насупившись, ждал дальнейших распоряжений. Эльф же, вертя в руке меч, несколько минут просто играл оружием, привыкая к его весу. Тонкий клинок, выкованный самим Феанором и заколдованный Майа, прелестно пел, разрезая воздух. Еще не остывшие руны, нанесенные на поверхность лезвия итильдином, источали мягкий голубоватый свет. Король Нолдор, подхватив меч обеими руками, поднес изящный клинок к лицу.
— Ты сильный волшебник, Курумо, — протянул Феанор спустя пару минут молчания. Даже не пытаясь быть обходительным с главой ордена Истари, бессмертный улыбнулся краешками губ. — Не всякая магия может так глубоко проникнуть в железо, прошедшее через мои руки.
Саруман молчал, судя по всему просто боясь ответить. Эльф же приосанился и обернулся к владыке Изенгарда. Покорившийся воле Саурона, теперь Истар был предателем, с которым не стоило церемониться и которого уж точно не стоило жалеть. Феанор, хмыкнув, решил, что в разворачивающейся битве каждый играл только за себя. Курунир, как и Майрон, охотился за властью. Тройка Гор Пелори упрямо пыталась освободить отца. Сам же Феанор лишь хотел вернуть в Аман утерянные некогда Сильмариллы. Выходило, что Средиземье и жители его страдали от амбиций и тайных вожделений сильных мира сего. Как-то несправедливо получалось, но такова была жизнь.
— Чего еще тебе надобно, Кузнец? — голос Сарумана больше не дрожал. Уверенный тон мага звенел раздражением и свободолюбием. Белому Чародею не нравилось играть роль марионетки, но загнанный в угол, Курунир теперь мог только склонять голову перед посланником своего нового хозяина да подчиняться воле Короля Нолдор. Феанора все устраивало. Улыбнувшись своим мыслям, темноволосый создатель Сильмарилл опустил взгляд.
— Мне нужно новое тело, Курумо, — слова на удивление легко срывались с губ, обретая доселе невиданную жесткость. Удивляясь самому себе, бессмертный крепче сжал в руке меч. — Ты споешь для меня песнь, Саруман. Да постарайся спеть ее хорошо, потому что ныне от магии твоей зависит не только моя жизнь. Считай, Майа, что в руках твоих находится судьба Валинора. Знаю, чары эти будут темными. Но ведь цель оправдывает средство, не так ли?
Глава 3.4: Мен-и-НаугримНо ведь цель оправдывает средства, не так ли? Бильбо решил, что постулат этот вполне сгодится для аргумента в пользу действий, скажем так, странных. Конечно, вскапывать долину хоббит не собирался, однако исползать ближайшую лужайку вдоль и поперек был намерен. До жути хотелось найти оброненный наконечник стрелы, чтобы показать Гэндальфу. К тому же, покоя не давали услышанные слова, эхом прозвучавшие в голове. Не будь мистер Бэггинс уверен в собственной трезвости, решил бы, что перебор эля дурно сказался на душевном самочувствии. Голоса ведь просто так не мерещатся. Должны быть причины.
— Да ну чтоб тебя… — зло прошипел полурослик, отбрасывая в сторону очередную веточку, попавшуюся под руки. Наконечник будто бы испарился. Всего пять минут назад яростно поблескивающий гранями, он, казалось бы, растаял в черноте ночи. Бильбо, признаться честно, последним фактом был крайне огорчен. Его «туковское» начало упрямо желало вернуть утерянную вещицу.
— Мистер Бэггинс, у Вас все в порядке? — спросил Ори, ближе всего сидевший к суетящемуся полурослику. Гномы, теперь мирно обсуждавшие предстоящий ужин, лишь косо поглядывали на Бильбо. Последний не обращал внимания на долгие изучающие взгляды компаньонов.
— Да, все хорошо, — весело произнес хоббит, выпрямляясь. Перепачканный и усталый, он, тем не менее, чувствовал некоторую взволнованность. Качнув головой, опустил руки вдоль тела, покусывая губу. Давящее чувство в груди усиливалось, как бывало перед грозой. Хотелось поскорее дойти до Одинокой Горы. Бильбо, поймав себя на этой мысли, криво ухмыльнулся. Кто бы мог подумать что он, зажиточный и преуспевающий житель Шира, никогда не высовывавший носа за пределы собственного огорода, будет так желать встречи с драконом? Немыслимо. — Просто пуговку потерял…
Ори довольно кивнул и вернулся к своему любимому делу – старательно выводя слова, гном терпеливо переносил на страницы своего блокнота все произошедшие события. Удивительно кропотливый и внимательный, скромный подгорный житель являлся счастливым обладателем уникального ныне таланта: не слишком умелый в битвах, Ори, однако, своим красноречием мог сразить любого неграмотного гоблина. Единожды заглянув к компаньону в заветную тетрадку, Бильбо на всю жизнь изменил свое мнение о подгорном народце. Раньше казавшиеся неотесанными и глуповатыми, теперь гномы виделись ширцу не только существами, знающими толк в красоте, но и созданиями, умеющими красоту созидать. Летописи Ори отличались сдержанной лаконичностью и отточенной живостью.
Грустно вздохнув, Бильбо отвел взгляд от нового друга и отер руки о собственные штаны. Найти наконечник в темноте не представлялось возможным, поэтому мистер Бэггинс решил отложить поиски до утра. Пока можно было просто отдохнуть. Поэтому, в очередной раз поджав губы, наш маленький герой направился к Гэндальфу. Серый Странник все еще листал книжку Ниар, выпуская из ноздрей густые струйки сизого дыма. Длинная трубка мага не отрывалась от его губ, и волшебник, погруженный в чтение, лишь изредка отнимал ее ото рта, перелистывая страницы.
Остановившись напротив чародея, Бильбо замер. Вновь вспомнились слова, недавно прозвучавшие в голове. Нахмурившись, хоббит с улыбкой на устах решил, что Гэндальфу о таинственном голосе ничего не скажет. Но вот соблазн спросить о значении услышанного был велик. Не колеблясь, мистер Бэггинс обратился к чародею:
— Гэндальф, можно у тебя кое о чем осведомиться? — Бильбо, говоря спокойно и уверенно, удивился сам себе. Раньше не хваставший бравадой, ныне он с легкостью справлялся с нервами. Как, однако, меняли походы людей. Опасность, стерегущая путников за каждым кустом, прибавляла смелости.
— Конечно же, дорогой Бильбо, — Гэндальф, оторвавшись от книжки, поднял к полурослику взгляд. Несколько мрачный и сильно уставший, Серый Странник прямо глядел хоббиту в глаза. Бильбо же, нахмурившись сильнее, скривил губы. Как-то не хотелось приставать к волшебнику по мелочам, но ведь чудной голос, звенящий в ушах, это не мелочь?
— Ну, в таком случае, — мистер Бэггинс набрал побольше воздуха в грудь. Не зная пока сути дела, он несколько опасался напрямую спрашивать о чем-либо старинного друга. — Ты случайно не знаешь, что означают слова «Алдир Аар»? Прочитал где-то в книге, а вот толкования не нашел… Все думал спросить тебя, да времени не находилось…
Серый Странник изменился в лице. Посерев, он теперь из-под густых кустистых бровей мерил полурослика тяжелым изучающим взглядом. Бильбо, сглотнув, замолк, не понимая реакции чародея. По телу прошлась легкая дрожь, сравнимая с той, что овеяла полурослика в момент прикосновения к загадочному наконечнику стрелы. Мистера Бэггинса вновь охватило ничем необъяснимое предчувствие скорой беды. Оцепенело разведя руками, ширец ждал ответа мага. Гномы, до этого не обращавшие внимания на беседу хоббита с проводником, теперь вслушивались в их разговор. От Гэндальфа веяло холодом. Длинные тени, пляшущие в ритм с языками огня, вились в темную даль долины.
— Хотелось бы мне узнать, откуда достопочтенному хоббиту известны слова языка валараукар? — спустя минуту молчания спросил волшебник. Бильбо, начиная паниковать, сглотнул. Говорить о таинственном голосе полурослик все еще не собирался.
— Говорю же тебе, в книге прочитал, — заплетающимся языком промямлил мистер Бэггинс, стараясь не выказывать собственного страха. Как-то все происходящее не укладывалось в рамки «нормального». И дело было даже не в путешествии к Одинокой Горе: Бильбо давным-давно осознал собственную глупость и ребяческую браваду, которые и подтолкнули маленького обитателя Шира кинуться за гномами. Причина страха таилась где-то гораздо глубже ставшей уже привычной опасности. Хоббит, живя в своей маленькой и уютной норке, успел прочитать множество сказок и сказаний Средиземья. Поэтому и знал, что почудившиеся голоса обычно бывали плохими предзнаменованиями. Качнув головой, Бильбо зачем-то добавил: — Пока бесстыдно копался среди книг Ниар, нашел одну интересную. Там и вычитал это странное слово. Может, растолкуешь, что оно значит?
Гэндальф теперь стал еще более мрачен. Почмокивая губами, он степенно отложил пухлый томик в сторону. Перевел взгляд к костру и вновь поднес ко рту свою длинную трубку. Несколько минут маг просто молчал, в его серых глазах отражалось пламя костра. Лившаяся с небес тишина накрыла маленький лагерь, и теперь все его обитатели ждали ответа Серого Странника. Последний факт хоббита удручал больше всего. Шум и гам, сопровождающие гномов на каждом шагу, обычно успокаивали.
— Этим словом некогда в темных землях Ангбанда называли Железную Корону, которую носил на своей голове Великий Враг, — Гэндальф заговорил неожиданно. Его сухой голос лился по полумраку как горный ручей. Бильбо, чувствуя отчего-то дурноту, смотрел в затуманенные воспоминаниями глаза волшебника. Серые, они потемнели и теперь виделись хоббиту черными озерами. — Алдир Аар – слеза Эндора. Вот что означают эти слова. Некогда в Корону ту Моргот вставил Сильмариллы, как символ своей власти над светом Средиземья. И был у этих слов свой символ – три камня, переплетенных нитями жизни. Старое понятие, забытое ныне. Темные слова, Бильбо, которые не стоит произносить вслух ни при каких обстоятельствах.
Гэндальф перевел взгляд к хоббиту. Мистер Бэггинс отступил назад, чувствуя себя маленьким и слабым под гнетом взора чародея. Предчувствуя со стороны Серого Странника море вопросов, полурослик ссутулился и поспешил отойти в сторону, не желая дискутировать на поднятую тему. Сердце в груди трепетало, как пташка, попавшая в силки. Не зная, куда себя деть, Бильбо уселся рядом с Бифуром. Взял в руки собственный меч и начал его с любопытством оглядывать, пряча глаза от друзей. В голове метались разрозненные мысли, черной тучкой нагонявшие ужас. Чувствуя нутром сгущающуюся вокруг тьму, мистер Бэггинс раз за разом мыслями возвращался к странному голосу, прозвучавшему в голове. Диковинному эхоподобному посланию, вторившему металлическому холоду наконечника стрелы.
Кому чудной голос мог принадлежать? Хорошо, если другу. Ну а если врагу?
♦♦♦♦♦
Ну а если врагу? Вдруг именно врагу достанется то малое превосходство скрытых знаний, которые Миас в течение тысячелетий так яростно оберегали от чужих взоров? Такой вариант не исключался, учитывая, что сейчас тройка гор Пелори действовала открыто. Ниар, поморщившись, прогнала прочь дурные думы. Не хотелось как-то подступаться к мысли о проигрыше. Старшая дочь Мелькора права на провал не имела. Столько лет готовясь к освобождению отца, теперь Красная Колдунья не собиралась отступать. Лучшего момента для тайных поступков в ближайшем будущем не предвиделось, так что действовать стоило без промедлений. Что Ниар и делала.
Однако раздумья об Осаа не давали покоя. Да, вначале появление гномки наследница Барад-Дура восприняла как нечто обыденное, не заслуживающее внимания. В конце концов, призраки не могли как-либо повлиять на жизнь материальную. Теперь же общество странной подгорной жительницы Ниар вводило в тоску: разум сразу рисовал картины заговоров и страшных интриг, которые Валар могли в качестве подарка готовить детям своего старого врага. В любом случае, старшая Миас не верила ни одному слову матери Торина. Учитывая, что уйти из чертогов Намо гномке помог Палландо, осторожность не была излишеством. Умные бойцы Майар знали толк в военном деле и умели загодя находить в стратегии противников слабые места. И хоть Синий Маг сам попросил Красную Колдунью отправить его в Аман, его мотивам тоже не стоило доверять. Ведь даже такие с виду честные и бескорыстные позывы Истари могли использовать в своих интересах. А Палландо, каким бы он ни был при жизни, оставался наместником Валар в Средиземье, защитником существ Эннората. А значит, являлся врагом.
Качнув головой, Ниар подняла взгляд к горизонту. Темная бездна неба начинала светлеть: серые краски касались тонкой нити земного края, плавно переливаясь в лазурно-синий цвет рождающегося дня. Набухающие у юга дождевые тучки отражали лучи восходящего солнца, пестря золотом. Стелящийся по траве свет пробуждал ото сна насекомых, играя радугой на искрящихся росинках. Погруженная в дремоту долина наливалась красками, а по-осеннему холодный ветерок сдувал с широких зеленых полей плотный настил молочного тумана. Ниар, потянувшись в седле, довольно улыбнулась. Проведя всю ночь на спине Арго, девушка впервые за много часов езды ощутила себя бодрой.
«Может быть не все так плохо, как может показаться, — успокоила себя Красная Колдунья, отпивая из бурдюка. — Так или иначе, мы все же своего добьемся. Это вопрос времени. Просто хотелось бы обойтись без лишнего кровопролития».
Последняя мысль Ниар смутила. Вернув на место кожаный мешок, не так давно вновь наполненный холодной родниковой водой, нахмурилась. Как-то по-изуверски нагло было рассуждать о количестве возможных жертв после бойни в Эреборе. Старшая Миас не умела обманывать себя. Много лет назад заключенный со Смогом союз казался выгодным и правильным тактическим ходом. И несмотря на тысячи погибших гномов, дружба с драконом все еще оставалась ценным преимуществом. Спали тогда огнедышащий змей хоть весь Эсгарот вместе с городами лесных эльфов, Ниар бы все равно поступила так, как поступила.
Не к месту вспомнился скромный гном, что сопровождал Торина Дубощита. Тот самый робеющий перед каждой тенью Ори, что мучился ночными кошмарами. Совсем ведь еще юный, на порядок более неопытный в сравнении с компаньонами, этот подгорный житель умилял своей наивностью и кристально чистой храбростью. А ведь дурачок искренне верил в силу смелости и благородства, восхваляемой существами Средиземья. Ниар, вновь качнув головой, сглотнула. На душе, однако, было мерзко. Впрочем, так бывало всегда перед войнами. Как и после них.
В голове почему-то зазвучали слова старой, давно забытой всеми песни. Когда-то давно ее куплеты с удовольствием напевали люди Гондора, подыгрывая себе на волынках и флейтах. Грустная музыка прошлого заполнила сознание Красной Колдуньи, и наследница Барад-Дура впервые пожалела, что рядом не было призрака гномки. Сейчас любая компания была бы в радость, даже компания потенциального недруга.
Вздохнув, Ниар оглянулась и нашла зеленую долину залитой солнечными лучами. Мир пылал золотом рассвета и серебром осевшей на траву росы. То тут, то там мелькали пролетающие ночные бабочки, а порой издали до ушей доносилась продолговатая трель соловья. Улыбнувшись, создательница Лугбурза тихонечко кашлянула. Арго, величественно вышагивающий вперед, мотнул головой, явно угадывая мысли хозяйки. Старшая дочь Мелькора лишь тихонечко погладила лошадь по шее и, расправив плечи, начала напевать ту песню, что пару мгновений назад вспыхнула в истлевшей книге памяти яркой звездою.
Магия лилась по землям Эннората вместе с ярким и чистым голосом существа, некогда покорившего Гондолин. Высокими нотами волшебство касалось сказочной долины, и все естество мира замирало в своем великолепии, поддаваясь немыслимой силе одного из воинов Барад-Дура. Лучистым звоном срывались забытые людьми слова с губ древнего демона и умелыми мазками художника ложились на вселенную, делая ее краше. Сверкающие луга наполнялись теплом и светом, а звезды, что с небес глядели на землю, лишь чище и ослепительнее сияли на фоне таинственной твердыни. Песнь летела вперед и с собой несла маленькие чудеса чародейства…
Ты видел мира изнанку,
Правитель горного замка,
Ковал мечи не из стали -
Сердца черных гор кричали
В твоих руках, и закалки
Не требует больше душа.
Но все изменила птица
И огненной тенью на лицах
Страх отразился. Народ,
Встречая последний восход,
Покинул свой дом вереницей
И храбрость надолго ушла.
Ты зря не верил в себя,
О том, что утратил, скорбя,
Правитель мертвого замка.
Твой меч - отнюдь не жестянка,
Кем выкован для тебя?
Спеши же - сгущается мгла*
…
♦♦♦♦♦
… Фили резко обернулся, дрожа. До ушей словно бы донесся чей-то удивительный голос, полный ласки, добра и мудрости. Мягкое и чистое девичье пение, теплой рукой ложащееся на грудь и успокаивающее встревоженное сердце. На мгновение молодого гнома охватило странное чувство: будто бы попав домой, Фили ощутил несравнимую ни с чем радость материнских объятий и жар очага в родной кухне. Наваждение было таким ярким и сильным, что юный воин даже растерялся на секунду, хлопая глазами и удивленно оглядываясь вокруг. Но потом чудесное пение стихло, и мир вновь стал унылым и серым. Обернувшись, Фили посмотрел на брата. Тот, замерев на месте, пустым взглядом мерил даль.
— С тобой все в порядке? — прочистив горло, спросил молодой гном у Кили. Последний, подпрыгнув на месте, безрадостно погладил одолженного у Беорна пони. Крохотный скакун вяло потряс ушами.
— Да, все хорошо… — Кили ответ протянул нехотя. — Просто какое-то странное ощущение возникло… Неважно, впрочем.
Фили захотел было спросить у брата, в чем, собственно, дело, но осекся. Мимо прошел тучный Бомбур, распихивая локтями своих сбившихся в кучку друзей. Дядя стоял рядом с Гэндальфом, поодаль от всей компании. О чем-то разговаривая с магом, Торин изредка стрелял глазами в сторону Лихолесья. Бледнее обычного, Король-под-Горой выглядел не выспавшимся и ужасно утомленным. Впрочем, как и все члены маленького отряда. Вставшие до рассвета, гномы Эребора быстро собрали всю поклажу, позавтракали на скорую руку и отправились в путь. За какие-то полчаса они добрались до небольшого взгорка, где находились Врата в Черный Лес – небольшая дубрава, которую прямо посередине иссекала тонкая линия заросшей и темной тропы. Уходящая вглубь Лихолесья, еле заметная дорожка растворялась в чарующем черно-зеленом тумане густой чащобы. Фили, тоже иногда поглядывая в сторону дороги, шедшей через частокол высоких дубов и елей, чувствовал первобытный страх. Хотелось бы как-то избежать переправы через мрачный и полный опасностей лес, но Гэндальф заверил компанию, что избранный путь является лучшим из всех возможных. Бильбо, единожды спросивший у мага об обходном маневре, получил в ответ от Серого Странника множество полных раздражения слов. Таким образом больше никто даже заикаться не смел о безопасных альтернативных путях к Эребору.
— Не сходите с тропы, — в очередной раз повторил Гэндальф, прямо смотря дяде в глаза. Торин молча кивал, не желая раскрывать рта лишний раз. Фили, наблюдая за ним, вновь почувствовал прилив восхищения: как воин, лидер, наставник, Король-под-Горой очень мудро и правильно поступал, сдерживая нейтралитет молчания в случаях, когда спора можно избежать. Тяжелый характер дяди тем и был славен, что находил проявление лишь в ситуациях, требующих напора и жесткости. Каким-то образом сдерживающий внутренних демонов, Торин вновь и вновь доказывал спутникам, что достоин трона Эребора как никто другой. Фили, хмыкнув, отпустил собственного пони, развернув миниатюрную лошадку мордой к зеленой долине. Коняшка, мотнув головой, безразлично потопала вдаль. С пони расставаться не хотелось, но таков был уговор с Беорном – он предоставлял путникам свою живность в помощь, гномы же в свою очередь эту живность обещали отпустить на подступах к Лихолесью. Нарушать даденных обещаний никто не желал, а поэтому путешественники теперь снимали тюки с едой со спин крохотных скакунов и отправляли низеньких лошадок в обратный путь.
— Как-то нехорошо получается, — произнес Кили, надевая себе на спину перевязанный веревками мешок с хлебом. Фили, подтянув к себе крепкое лукошко, битком набитое сдобой и завернутыми в салфетки кусками пчелиных сот, пожал плечами.
— Ну, не все же просто должно быть, не так ли? — по-философски заметил он, складывая руки на груди. Кили, фыркая и отплевываясь, пытался получше устроить за спиной тяжелый тюк. Вертясь из стороны в сторону, брат то и дело подпрыгивал на месте. — Считай, мы и так достаточно отдохнули, а Мглистые Горы перешли без особых сложностей. Путь долгий, а никто не пострадал. Надеюсь, Лихолесье пройдем без сложностей.
— Ага, ты в это веришь? — Кили подтянул ремни мешка, крутанулся на месте, пытаясь ухватиться за висящий за спиной шнур поклажи. Выругался разок, споткнувшись о собственные ноги, и вновь начал прыгать на месте, приноравливаясь к тяжелой ноше. — Сам же знаешь, с Гэндальфом все было бы проще…
Фили, поджав губы, согласно кивнул. С магом, естественно, сподручнее как-то. Гэндальф был стар, опытен. Наверное, хорошо знал все перепутья в Черном Лесу. Тяжело вздохнув, молодой гном посмотрел на Бильбо, которого Серый Странник зачем-то подозвал к себе. Полурослик теперь стоял в паре шагов от чародея, слушая его и кивая. Напутственные речи выходили до ужаса долгими.
— Слушай, раз уж такое дело и пока никто в лес не кидается, может, сыграем в слова? — предложил Кили, дергая теперь уже пойманный шнур. Фили, наблюдая за братом, спокойно взирал на его нелепые телодвижения. — Все равно ведь время как-то убивать надо. Так что, если хочешь, начинай ты.
Темноволосый племянник Торина, наконец, остановился, схватившись за мешающий шнур обеими руками. Торжествующе улыбаясь, Кили перестал егозить и теперь стоял рядом, гордо выпрямившись. В глазах его сверкала радость победы: обуздав противный мешок за спиной, брат теперь с остервенением дергал веревочку, силясь подтянуть тюк. Фили, прищурившись, хохотнул. Нелепое зрелище веселило, и пренебрегать забавным моментом юный гном не собирался. Жизнь, в конце концов, только один раз давалась, и вкушать все ее прелести вопреки тяжелым обстоятельствам нужно было всегда и везде.
— Что за ерунда?! — не выдержав, громко крикнул Кили и со всей гномьей дури потянул в сторону от себя болтающуюся веревочку. Мешок за спиной брата дернулся, бечева, несколько раз оборачивавшая тюк, лопнула. Ремни на плечах Кили издали глухой стон и мешок со спины племянника Торина свалился на землю. Кили же, лишившись за спиной ставшей уже привычной тяжести, замахал руками, все еще держа в руке кусок оборванной веревки. Пару раз ойкнув, грандиозно шмякнулся на мягкое место. Фили тут же прыснул, а стоявшие рядом компаньоны, до этого ждавшие окончания диалога Гэндальфа и Бильбо, громко загоготали.
— Да, давай я начну игру, — выдавливая из себя слова, произнес Фили. — Первое слово за мной. Слушай внимательно, братик. Слово это – болван.
♦♦♦♦♦
Слово это – болван. А как иначе можно назвать глупца, смеющего мнить себя умнее посланников Валар? Саруман, ступая стороной, не знал. Феанор, глядевший в высокое зеркало, спокойно озирал свой новый облик. Король Нолдор выглядел довольным и до раздражения покойным. В его темных, теперь человеческих глазах плясали шальные искорки. Иногда поворачиваясь к собственному отражению боком, создатель Сильмарилл осторожно касался руками своих ушей. Сверху круглые, они, видимо, нравились эльфу.
— Прекрасная работа, Курумо, — наконец провозгласил Феанор. Обернувшись к магу, он опустил руки вдоль тела. Высокий, плечистый, похожий на человека из Альдбурга, он теперь возвышался над Саруманом на добрые пол головы. Загорелую кожу Короля покрывали едва заметные рубцы, кое-где она даже шелушилась, подобно коже наездников великого государства Рохана. Длинные волосы, грубые и густые, золотыми колечками вились по плечам бывшего эльфа. На спине и руках красовались длинные тонкие шрамы, подобные тем, что остаются на телах воинов после битв. Совершенно нагой, Феанор без намека на робость прошел к высокому креслу, на котором покоилась подготовленная для него одежда. Саруман, следя на Нолдо, задумчиво перебирал пальцами кончик своей длинной белой бороды.
Создать тело для призрака было несложно. Благо, искусность позволяла. Сложнее было позволить духу эльфа вселиться в новую человеческую оболочку. Почти полночи Курумо колдовал только над обликом. Вторую половину ночи он соединял Фэа бессмертного и Хроа роххирим воедино. Горло теперь раздирало изнутри, безудержно клонило в сон, но глава ордена Истари был доволен проделанной работой.
Ухмыльнувшись, он отвел взгляд прочь от одевающегося Короля. Феанор понятия не имел, что теперь всецело находился во власти своего якобы подчиненного. Создавшая тело магия исходила из сущности Сарумана, поэтому чародей обладал безграничной властью над теперь бренным Феанором. Правда, казалось, что бывший эльф не слишком беспокоится об утрате собственного бессмертия. И, тем не менее, даже маленькое преимущество в разворачивающейся игре казалось Курумо важным. Оставалось только решить, как поступить с выгаданным козырем. И главное, когда его применить.
— Надеюсь, Курумо, ты и дальше будешь помогать мне, — голос эльфа непривычно глубоким баритоном разнесся под сводами широкой залы. Саруман, обернувшись к Королю, покорно опустил перед ним взгляд. Выдержки пока хватало для действий разумных. Спешить чародей никуда не спешил. Единое Кольцо Саурона теперь не казалось Белому Магу действительно желанной наживой. Мысли Истар занимали только те трое воинов, о которых говорил Феанор, появившись в Ортханке. Если и стоило искать источники силы, то явно у этих славных детей Мелькора. Впрочем, Саруман не желал кидаться в поиски без твердых, точных сведений о тройке гор Пелори. Но и делиться открывшейся тайной со своими собратьями не желал. Олорин не должен был узнать о Миас.
— Конечно же, Феанор, — молвил Белый Маг, глядя исподлобья на создателя Сильмарилл. Одевшийся, теперь знаменитый кузнец выглядел даже более величественно, чем прежде. В людской натуре все же присутствовало нечто диковинное и неподражаемое. Эру, открывая человеческим родам двери в Эндор, не прогадал. Эти строптивые горячие смертные существа украсили собой пресный мир Средиземья.
Феанор же, теперь в облике роххирим, обернулся к чародею. Глядя на мага исподлобья, он улыбался. Тихо улыбался, хитро. Но теперь в его суровом лице проглядывались хищные черты, эльфам несвойственные. Пылающий огонь в груди бессмертного наконец-то нашел правильное отражение в материальном мире. Саруман, отступив назад, вдруг решил, что перестарался. Нужно было сделать кузнеца маленьким и хлипким людским сопляком. Безопасности ради. Хотя, все поправимо…
— Знаешь, Курумо, сдается мне, ты не до конца честен со мной, — создатель Сильмарилл выпрямил плечи и прошел вперед, делая широкие уверенные шаги. Глава ордена Истари изо всех сил сдерживал в себе яростные речи. Хладнокровие было сейчас лучшим советчиком в сравнении со злостью.
— С твоей стороны наивно полагать, что я честен, — прямо ответил Саруман, встречаясь с взглядом Короля Нолдор. Проявлять слабость и лебезить перед эльфом чародей не собирался. Для исполнения приказов Феанора были свои причины, одна из которых – Палантир, показывающий Барад-Дур изнутри. Однако прогибаться под чужой волей причин не было. — Глупо верить в мою честность, учитывая, что я – Майа, глава ордена Истари. Твой хозяин мне враг, как и враг всему Средиземью.
— Прекрати уже сотрясать высокими словами воздух, колдун, — Феанор замер. Его лицо побелело, улыбка впервые дрогнула. — Ты не защитник Эндора, как и я, впрочем. У нас есть нечто общее, Саруман. Я подчиняюсь воле Майрона, ты подчиняешься его же воле. Но оба мы желаем свободы. Во мне нет позывов потакать Саурону и уж тем более сопровождать его в битвах. Полагаю, в этом ты со мной солидарен. Но каждый из нас не хочет терпеть поражения. В одиночку вряд ли можно справиться с нетленной силой Мордора, но вот вместе… Как знать? Ты ведь ищешь кольцо, а я ищу Сильмариллы…
Саруман прищурился. Торги. Такого поворота событий стоило ожидать и его же стоило опасаться. Кто его знает, чего замышлял Феанор. Ищущий свою выгоду в каждом сомнительном изменении ситуации, эльф не брезговал просить помощи. Однако при этом он, без всяких сомнений, помнил, с кем имеет дело. И помнил, какие силы кроются за едва видной завесой эфемерного мира Эннората.
Хмыкнув, Белый Маг улыбнулся в ответ своему собеседнику. Решив, что настал удачный момент для вступления в игру, глава ордена Истари ступил к кузнецу, сильной рукой опираясь на свой крепкий магический посох. Утренний свет пробивался сквозь высокие окна Ортханка и золотым сиянием наполнял белый зал. Кашлянув, чародей остановился. Оправил складки собственной мантии и произнес:
— Продолжай.
♦♦♦♦♦
— Продолжай. Признаться, я редко бывала у Мории. К Казад-Думу необъяснимую страсть питает сестра, но у нее вообще весьма странные вкусы, — Анаэль, рассмеявшись, обернулась к Траину. Гном ехал на высоком черном варге, при этом широко улыбаясь. — Например, ей нравятся земли Мордора. А еще, Ниар с трепетом в сердце говорит о Хараде и Рохане.
— Ну, я бы не сказал, что у твоей старшей сестры вкус странный, — чуть подогнав варга, произнес Король. — Просто Ниар, судя по всему, неравнодушна к диким началам. Впрочем, насчет Мории я не уверен. Знаешь ли, там было очень мило, если исходить из описаний залов, которые указаны в летописях. Высокие потолки, огромные каменные колонны, удивительной красоты пол, отшлифованный до блеска…
— Всегда удивляло гномье искусство, — призналась Анаэль, поглаживая собственного волка по холке. Азог даровал ей лютого зверя: огромный серый варг был на порядок выше и тяжелее своих менее страшных собратьев. Обладающий удивительной серебристой шерстью, свирепый четырехлапый воин орчьей армии к удивлению эльфийки оказался весьма добродушным созданием. Пусть от псины и разило грязью и кровью, волк был покладистым и смиренным. Своего камаргу Анаэль отправила на север, не желая в битве подвергать опасности жизнь любимца. Заменой белому скакуну стал милый зверек Азога. Заменой хорошей, надо признать.
— Это в крови, — просто ответил Траин. Ухмыльнувшись, опустил взгляд к земле, оглядывая полчище орков, обступавшее варгов со всех сторон. Рычащие уруки без устали шли вперед всю ночь. Анаэль, сглотнув, грустно покачала головой. Подгорному жителю, от природы гордому и упрямому, приходилось мириться с обществом своих врагов. Положению Траина завидовать не стоило. Сохранивший жизнь, он, однако, утратил достоинство. Во всяком случае, в своих собственных глазах. Сама же эльфийка находила выдержку Короля достойной восхищения и подражания. Не каждый воин способен во имя определенных целей поступиться собственными принципами. И далеко не каждый способен принимать ежедневные унижения, помня лишь о том, что где-то существует дом, который необходимо защищать. В меру возможностей, но ограждать от нападок лиходеев.
Выпрямившись на спине волка, Анаэль отвернулась от Траина. Ее войско часа три назад перешло Андуин и теперь спешило к Лихолесью. Медлить пока было нельзя, а отдых бессмертная надеялась найти уже под густыми кронами деревьев старой мрачной чащобы. Попадаться на глаза Олорину, который, скорее всего, уже направлялся к Дол-Гулдуру, не хотелось. Не стоило забывать и о Радагасте. Бурый Маг вопреки внешней кротости обладал завидной силой и звериной порой яростью. Более скрытный и менее сварливый в сравнении с Гэндальфом, он, однако, тоже мог вставить пару палок в колеса. А лишние проблемы Анаэль были не нужны – существующих и так хватало.
Вновь посмотрев на своего друга-гнома, эльфийка почувствовала жгущую горечь. Много лет назад спасшая подгорного жителя от неминуемой гибели, бессмертная теперь не знала, правильно ли поступала, ведя Короля на верную гибель. Приказ Ниар был однозначным, и решения своего старшая дочь Мелькора пересматривать явно не собиралась. Определенно, судя по логике, Красная Колдунья была права, пользуясь отцом Торина как приманкой. Но Анаэль, хоть и желающая сродниться с сестрой, искренне не понимала необходимости в жестоких действиях. Казалось эльфийке, что и без привычных уже интриг можно было бы обойтись. Наверное, Ниар вряд ли могла понять ту боль, что испытывала сейчас Анаэль. Ведь это не ей пришлось чуть ли не на себе тащить несчастного гнома до Мглистых Гор, и не ей довелось зашивать те ужасные раны на теле подгорного жителя, что оставили своими клинками назгулы. Не Ниар выхаживала Траина все эти годы и не она опекала его.
Прикрыв веки, эльфийка вспомнила Тангородрим. Вспомнила лицо отца, который всегда рассказывал шутки во время ужина. Вспомнила Саурона, который давился вином всякий раз, стоило Мелькору попросить его произнести тост. Вспомнила она и вечера в библиотеке, где трое Миас читали друг другу вслух. Утраченный мир, забытый, потерянный, любимый. Такой далекий Белерианд, мертвый и отчужденный. Призраки прошлого, стоили ли они крови невинных?
Анаэль открыла глаза и более холодным взглядом смерила Траина. Гном, конечно, был другом. И был хорошим собеседником, чутким и внимательным. Но, как и Ниар, Король-под-Горой просто ждал нужного момента, чтобы начать бороться за Эребор. И в его тихом спокойном поведении виднелось лишь воинское терпение и расчетливость. И ничего больше.
А поэтому эльфийка решила, что утерянный дом стоил не только чужой крови, но и чужих душ. Малая цена, по сути.
♦♦♦♦♦
Малая цена, по сути. Все могло быть гораздо хуже. Если бы у назгулов Саурона вдруг отросли рога и хвосты, Талрису пришлось бы несладко. Облик Черных Всадников и так был не слишком приятным: чародею туго приходилось под теплыми лучами солнца в темных балахонах и крепких, тяжелых доспехах. Радовало одно – маскарад не мог длиться вечно. Теперь следовало лишь дождаться Олорина и заманить его в чащу леса. А там и чары развеять можно было.
Осторожно похлопав шайра по шее, Талрис поправил шлем на голове, надернув на него плотный черный капюшон. Обливаясь потом, ругаясь и шипя, он не ленился через каждые несколько минут поминать Ниар добрым словом. Сестрица умно поступила, решив пойти с гномами. Ей теперь не приходилось заниматься черной работой. С другой стороны, Красная Колдунья пять лет прожила бок о бок с оборотнем. Тоже не слишком приятное времяпрепровождение, между прочим.
— Прелесть, — буркнул Талрис, заставляя коня стоять смирно. Гигантский жеребец, под натиском магии ставший вороным, чем-то теперь походил на Арго. И хоть Тиа, в отличие от фриза сестрицы, не был резвым скакуном, в силе и выносливости не уступал коням мереас. Ему наколдованная амуниция лошадей назгулов казалась, пожалуй, невесомой. — Стоишь как дурак посреди полей, потеешь, воняешь, вечно куда-то бежишь, вечно куда-то торопишься. Сказка, а не жизнь…
Талрис заливался возмущенными криками еще пару минут, употребляя мало кому известные ругательства всех знакомых ему языков: в ход шел и синдарин, и квенья, и диалекты восточных людей, черное наречье и даже редко кем употребляемые зубодробительные оскорбления на валарине. Высказав зеленой долине все, что думает о приключениях, чародей громко фыркнул и смолк. Негодование утихло, и теперь только усталость снедала одного из воинов Барад-Дура. Хотелось поспать, но нужно было дождаться Гэндальфа.
В общем, день обещал быть долгим.
♦♦♦♦♦
В общем, день обещал быть долгим. Во всяком случае, именно так думала Нанивиэль, выходя из шатра. Собратья эльфы, проснувшиеся с восходом, теперь шныряли повсюду, обсуждая то свои луки, то коней, то еще какую-нибудь ерунду. Юная Синдар, вслушиваясь в речи своих якобы наставников, широко зевала и нехотя поддакивала старшим. Бессмертные улыбались, шутили, веселились, медленно завтракали и лишь иногда заводили речи о чем-то действительно любопытном. Например, о драконе, что спал под Одинокой Горой. Илийя же, лениво ковыряя в тарелке серебряной вилкой, косо поглядывала на молодого принца, которого, как сказала Арвен, звали Леголас. Холеный, тоненький, богато одетый, он почему-то вызывал у Нанивиэль раздражение. Иногда морща нос, юная Квенди гадала, как часто наследник Трандуила попадал в неприятности. Судя по подчеркнуто скромному поведению – никогда.
— Ешь, милая, — Ундомиэль подставила к своей подопечной тарелку с фруктами. Пятнадцатилетняя Синдар, подняв взгляд к своей госпоже, тепло улыбнулась. Арвен была хорошей – доброй, понимающей, ласковой. Порой Илийе даже казалось, что дочь владыки Элронда не лишена искорки авантюризма. Вчера, например, для всех скромная и неразговорчивая, внучка Галадриэль весьма и весьма лихо разъезжала по Лихолесью, умело управляя своим конем. Роханский скакун под темноволосой эльфийкой вел себя как кроткая овечка. Восхищенная мастерством наставницы, Нанивиэль весь вечер мечтала вновь отправиться на конную прогулку. Однако Трандуил, в чьи владения две путешественницы ступили незадолго до заката, вежливо попросил Илийю пойти спать. Юная Квенди, решив эльфийского Короля сразу не доводить до иступленной ярости, покорно удалилась в свои покои (широкий шатер, крытый синим бархатным полотнищем). Несколько часов провалявшись в кровати, молодая Синдар все же заснула. Встав утром, с волнением в груди предвосхищала охоту. Однако вместо погони за оленями Нанивиэль получила лишь крепкий завтрак.
— Вижу, у твоей воспитанницы не слишком хороший аппетит, — произнес Трандуил, сидевший во главе стола по правую руку от Арвен. Илийя, вздрогнув, посмотрела на Короля лесных эльфов. Бесспорно, сын Орофера являлся обладателем воистину величественной внешности: точеный, стройный, золотоволосый, Трандуил с легким пренебрежением взирал на мир вокруг. Так не похожий на Элронда, он в каждом своем движении сохранял плавность и царственность. Нанивиэль, с детства не слишком любившая наигранных традиций собственного народа, еле сдержала в себе смешок. Глумиться над Королем в его же присутствии было чревато возвращением в Ривенделл.
— Она просто скромна, — мягко ответила Арвен, тихонечко толкая Илийю в бок. Юная Квенди, ойкнув, тут же поспешила взять из подвинутого к ней блюда яблочко. — Не в меру порой, а порой и не к месту.
— Я тоже таким был, — Трандуил широко улыбнулся, ловя на себе взгляд Нанивиэль. Последняя, откусив огромный кусок от яблока, теперь пыталась его прожевать. — Со временем пройдет. Юная Синдар пока еще очень неопытна, но все меняется. Галадриэль поступила мудро, решив отправить вас ко мне. Наша охота является грандиозным зрелищем. Полагаю, юные девы, вам понравится.
Король лесных эльфов осторожно взял со стола резанный из хрусталя кубок и пригубил его. Илийя, проглотив последний кусок маленького яблочка, через плечо выкинула огрызок. Арвен, заметив это, грозно зашипела. Нанивиэль, тут же пряча голову в плечи, ссутулилась, ожидая от старшей наставницы долгих поучительных речей об этикете. В тысячный раз выслушивать нотации не хотелось, однако просто взять и выйти из-за стола пятнадцатилетняя Квенди тоже не могла: одно дело вести себя не по-эльфийски, другое же дело своими действиями оскорблять достопочтенных собратьев по крови. И хоть Илийя признавала себя бунтаркой, грубиянкой девушка себя не считала. Поэтому, пресекая попытки Ундомиэль начать беседу о правилах поведения, молодая Синдар громко обратилась к Трандуилу:
— Господин, я слышала, что в лесах ваших водятся удивительной красоты звери! Высокие стройные олени с огромными ветвистыми рогами, белые лани с серебряными копытцами и даже лебеди, чьи перья похожи на опал. Правда ли все это?
Вопрос наивный. Но лучше показаться недалекой, чем обрекать себя и окружающих на лекцию Арвен. Нет, дочь Элронда отлично справлялась со своими обязанностями опекуна – она рассказывала разные истории, учила свою подопечную игре на флейте, а иногда (втайне от отца) и стрельбе из лука. Однако начинать день с грубых перепалок не хотелось.
— Нет, к сожалению, — Трандуил говорил серьезно, словно бы не заметив напускной глупости заданного вопроса. — Может быть, когда-то в Лихолесье действительно обитали чудесные животные, но ныне с трудом можно отыскать в темных дебрях нечто вправду привлекательное. Впрочем, милые дамы, вы сами все увидите вскоре.
Улыбнувшись, эльфийский Король поставил на стол свой кубок и плавно вышел из-за стола, осторожно отодвинув в сторону свой крепкий деревянный стул. Нанивиэль, наблюдая за Трандуилом, живо представила себе намечающуюся охоту. И хоть скучное общество старших эльфов не обещало скрасить прогулку по лесу, само по себе священное действо погони за зверем вызывало в груди юной бессмертной целый фонтан разных чувств…
— Не думай даже, никто тебе в руки лука не даст, — произнесла Арвен строго, видимо заметив на лице подопечной блаженную улыбочку. Илийя вздрогнула, как от удара хлыста, и удивленно воззрилась на свою мудрую, красивую наставницу. Дева Ривенделла смотрела на молодую Синдар без злости в глазах или раздражения. Лишь беспокойство слышалось в тоне Ундомиэль, и беспокойство притом искреннее. — Мы будем просто ехать рядом с друзьями, и любоваться природой. Ясно?
Нанивиэль кивнула. Арвен вышла из-за стола и направилась за Трандуилом. Провожая долгим взглядом наставницу, Илийя задумчиво стучала пальцами по столу. Сидеть без дела не хотелось, как не хотелось вести светских бесед во время прогулок по лесу. Нужно было где-то достать подходящее оружие и улизнуть из уютного эльфийского лагеря.
Ухмыльнувшись, юная Квенди перевела взор на своего жеребца, который мирно стоял подле белых скакунов бессмертных наездников. Конечно, понимания со стороны Арвен Нанивиэль не ждала, а поэтому решила действовать быстро и без промедлений. Желаемое не просить нужно, но брать. Естественный закон всяких приключений.
_____________________________________________
*Использованы прекрасные стихи чудесного Автора Rio Heiwajima из цикла "Обратная сторона".
Ссылка на профиль Автора: http://ficbook.net/authors/Rio+Heiwajima
Ссылка на сборник: http://ficbook.net/readfic/487890
Глава 3.5: Мен-и-НаугримЖелаемое не просить нужно, но брать. Естественный закон всяких приключений. Жаль только, что приключения с некоторых пор казались Саурону не слишком уж желанной перспективой. Любая новая авантюра тут же превращалась в угрозу для жизни, а всякий промах фактически приводил к фиаско тех или иных планов. Однако ныне ставки были выше обычного: если раньше Майа рисковал лишь властью, теперь на кон пришлось ставить собственную душу. По факту, правда, горькая на вкус.
Властелин Колец склонился над мечом Талриса, оглядывая клинок. Перенести оружие, отлитое из черной стали Белерианда, было сложно. Лишенный физической личины, Саурон был не в силах вытащить заветный меч Талриса из земли и перетащить его на новое место. Пришлось полчаса потратить на объяснение своего желания подчиненному орку. Когда урук понял суть желаемого, Майрон еще четверть часа уговаривал его приказ выполнить. Крики и угрозы не помогали. Жгущая боль, которую существа Средиземья испытывали, прикасаясь к созданному Ниар оружию, оказалась страшнее смерти. В конце концов, заставив серого выродка с Гундабада таки переволочь клинок к гномьему тракту, Саурон теперь ликовал и тихонечко посмеивался.
Послушный орк, выполнивший волю хозяина, вонзил меч глубоко в рыхлую землю, и теперь отточенное лезвие клинка яростно поблескивало в приглушенном свете дня. Прищуриваясь, Майрон с болью в сердце всматривался в красивую рукоять оружия. Не хотелось так грубо подставлять бывших друзей, но выбора не было. Война не терпит жалости и промедлений.
Прикрыв веки, Темный Владыка улыбнулся краешками губ. В голове яркой вспышкой полыхнули воспоминания. Яркие, живые, грызущие изнутри крохотные частички утерянного счастья. Словно призраки они метались в сознании Саурона, не давая покоя и не позволяя рассуждать здраво. Холодным дыханием стали они вонзались в сердце и к горлу подгоняли отчаянный крик. Бушующее море тоски билось о стены самообладания, а перед мысленным взором крутились и вертелись картины тускнеющего прошлого. Веселые посиделки в Ангбанде, вечные споры с наставником, карточные игры с балрогами и смех, чистый и искренний…
У Ниар были карие глаза. Темные, чаще всего они не выражали никаких эмоций. Но бывали моменты, когда чарующую темноту ее взора заполняло яркое огненное зарево, закатным светом отражающееся в глазах наследницы трона Дор-Даэделота. И в такие моменты казалось, что таинственная природа Красной Колдуньи отступает прочь, уступая место неистовству, ярости и безудержной, стихийной силе. Янтарный взгляд, кроваво-алый порою, искрился умом, жизнерадостностью и удивительной, сильной любовью ко всему сущему. Под натиском этого взора расступались демоны Мелькора, и тьма забивалась в углы старых крепостей. Прекрасное существо, не ведающее собственной силы и не понимающее собственных возможностей. Неуверенное, робеющее перед владыками мира сего, оно как ребенок играло в прятки со своими скрытыми талантами. Со своими мечтами и, быть может, великими позывами к созиданию. Маленькое чудо, по праву крови наследующее земли Белерианда.
Саурон отступил прочь от меча. Пора было собираться в путь, тяжелый и далекий. Оглянувшись, Властелин Колец оглядел Дол Гулдур. Старая крепость нависала над лесом черной дланью, тенью зла накрывая древесные просторы некогда светлой чащобы. Покидать полюбившийся за годы приют не хотелось, но сейчас разумнее было отступить к Лугбурзу. Разрушенные стены Барад-Дура были способны оградить Саурона от ясных взоров Истари и сокрыть тайные планы, которые строил Майа против своих братьев. Мешкать смысла не было, и прощаться с крепкой твердыней Дол Гулдура не стоило. Хмыкнув, Саурон бросил последний взгляд на меч Талриса.
Клинок, прошивший мягкую плоть земли своей твердой металлической сущностью, казался горящей стрелой на черной дороге Мен-и-Наугрим. Пройти мимо оружия и не заметить его казалось невозможным. Пылающий магией, пропитанный таинственным огненным светом, он разрезал полумрак яркой кровавой лентой. Хмыкнув, Майрон решил, что Гэндальф обязательно заинтересуется странным артефактом. Возможно, даже что-то заподозрит. И, если повезет, обратит все свое внимание на детей Моргота. Надеяться на обязательное исполнение задуманного было глупо, но Саурон, как и любое другое живое существо, порой просто полагался на провидение.
Развернувшись на месте, он тихой тенью скользнул в непроглядную даль Лихолесья. Где-то вдали журчал маленький ручей, кроны древесных исполинов тихо перешептывались, а впереди простиралась дорога, длиною в жизнь.
♦♦♦♦♦
Где-то вдали журчал маленький ручей, кроны древесных исполинов тихо перешептывались, а впереди простиралась дорога, длиною в жизнь. Гэндальф, потянув на себя поводья, заставил скакуна Беорна ехать чуть-чуть медленнее. Торопиться не стоило. Хотя бы потому, что в конце пути чародея ждал Дол Гулдур. Место темное и опасное. Поморщив нос, Митрандир представил себе серую высь давным-давно заброшенной крепости. По телу тут же прошлась мелкая дрожь, в животе неприятно заурчало. Предчувствие беды нагоняло страху. Как и многие другие странные события, рекой льющиеся на голову мага.
Гэндальф не одобрял беспечности Сарумана. И хоть Белый Маг был, бесспорно, сильнейшим из Истари, порой он все же забывался и позволял своему властолюбию брать верх над здравым смыслом. Конечно, Серый Странник не мог с полной уверенностью сказать, что на месте собрата поступил бы иначе. В конце концов, слухи о возвращении Саурона в Средиземье все еще оставались только слухами. Никаких доказательств его незримого присутствия не существовало, а Некромант Радагаста мог действительно оказаться простым смертным человеком, заигравшимся с черной магией. И, однако, некая угроза со стороны темных сил все же чувствовалась. Ощущалась в воздухе, пропахшем гнилью; горечью отдавалась в воде. Тревожным колоколом билась в сердце.
Митрандир вздрогнул. Нет, не стоило делать поспешных выводов. Вообще не стоило пока ничего решать окончательно. Следовало спокойно проверить слова Радагаста, так же спокойно доложить о разведанном друзьям в Лориэне. Может быть, только потом предпринимать какие-то радикальные действия. А пока – мириться с тишиной и мнимым миром, который властвовал над Эндором.
Тяжело вздохнув, Серый Странник вытащил из сумки, что висела на седле, книгу Бильбо. Вновь окинул ее беглым, подозрительным взглядом. Прошелся пальцами по сухой, мягкой коже обложки. С тревогой в сердце ощутил подступающий к губам крик страха. Было нечто сокрытое от глаз Майа на страницах толстого томика. Нечто неуловимо скользкое и темное, как тайны Мордора. Обжигающим дыханием это нечто касалось кожи и проникало глубоко в душу, на пути своём испепеляя надежды и теплые воспоминания. Гэндальфу книга не нравилась. Как не нравилось и послание Тома Бомбадила, что он оставил на развороте книги. Кому фолиант принадлежал до Ниар? А если таинственный человек сразу подарил ее воспитаннице Беорна? Кем была милая девчушка, так открыто улыбающаяся миру?
«Зло порой светлее добра, — вспомнил Гэндальф некогда произнесенные Сулимо слова. — Оно принимает формы, приятные глазу и говорит сладкие речи. Но всегда остается темным внутри, прогнившим у сердца, у самого источника жизни. Не бывает совершенно злых деяний, как не бывает и совершенно искренних благородных поступков. Но бывает Тьма. И ее вряд ли можно спутать с чем-то. Ощутить тень можно и за показным радушием. Однако помни, Олорин, что Зло порой из боли рождается. А страдающий должен быть искуплен. Даже если цена за искупление будет велика».
Митрандир вздрогнул. Поджав губы, сунул книгу назад в сумку. Подумать о Ниар можно было и позже, а пока главной проблемой оставался Саурон. Неуспокоившийся Темный Властелин, мечущийся в поисках своего кольца. А по сути – своей власти.
Впереди что-то мелькнуло. Остановив коня, Серый Странник поднял взгляд, оглядываясь. Высящаяся по левую руку лесная гряда стеной из черных деревьев уходила к горизонту. До поворота к Мен-и-Наугрим оставался еще добрый день пути, но даже в такой дали от Дол Гулдура Олорин чувствовал звенящую в груди опаску перед силой Майрона. Брат Майа, так низко павший.
Взгляд скользнул вперед и остановился на темной фигуре всадника. Облаченный в черное, он стоял поодаль, держа своего коня под уздцы. Огромный вороной жеребец яростно бил передней ногой о землю, копытами вырывая куски дерна. Ветер, дующий с юга, шевелил балахоны странного путника, темного и злого. Назгул. Служитель Саурона и вечный пленник Единого Кольца.
Без промедления и теперь уже без страха в сердце Гэндальф направил лошадь вперед. Резвый серый конь без труда перешел на рысцу. Назгул же, увидев действия мага, лишь развернулся и направился вглубь леса, медленно и степенно обходя стороной поваленные наземь стволы многовековых сосен. Хотелось Черного Всадника нагнать, но не вышло: прежде, чем Гэндальф оказался на нужном месте, силуэт темного слуги Властелина Колец уже растаял в чащобе. Растворился в ее темноте, словно бы слившись с мраком.
Поджав губы, Олорин тяжело вздохнул. Радагаст был прав в своем страхе. Что-то крылось в Лихолесье. Что-то отнюдь не хорошее.
♦♦♦♦♦
Что-то крылось в Лихолесье. Что-то отнюдь не хорошее. Балин, переступая с ноги на ногу, вглядывался в сизую даль елового частокола. Зеленоватая дымка ползущим по земле туманом скрывала за собой страшных, быть может, даже жестоких обитателей Черного Леса. Отовсюду до странников доносились глухие звуки стонущих деревьев, а порой их разбавляли громкие крики сов. Рыхлый мох под ногами кишел насекомыми, а земля, сплошь покрытая гниющими ветвями и паутиной, исстрадалась по солнечному свету – такими густыми были древесные кроны.
Гэндальф покинул компанию часов шесть тому назад, оставив гномов одних наедине с природой. Большой благодарности за организованный на свежем воздухе пикник Балин не испытывал: лес пугал старого подгорного жителя и давил своей мрачностью на сознание с силой отбойного молота. Не будь Эребор так близко, седой гном без промедлений предложил бы своему Королю развернуться и направиться домой. Но большая часть пути уже была пройдена, так что смысла в отступлении не было. Следовало набраться терпения и мужества, и продолжать идти вперед.
Перешагнув через пенек, Балин посмотрел на Торина. Король-под-Горой не выглядел напуганным. Загадочно улыбающийся, сын Траина лишь иногда останавливался на тропе и растерянно оглядывался. Юный наследник рода Дурина порой перекидывался парой-тройкой слов со своими приятелями, но все больше молчал, предаваясь своим тайным, странным думам. Хотелось бы Балину знать, что занимало Торина. Но спрашивать у Короля что-либо седой подгорный житель не хотел. Хотя бы потому, что в тишине идти по Лихолесью было комфортнее.
Хмыкнув, мудрый гном остановился, давая ногам отдых. Пропустил вперед Оина и Глоина. Дождавшись, пока вперед пройдет Двалин, двинулся следом за братом. В мыслях, однако, царил полный разгром. Угнетала приближающаяся опасность встречи с драконом, но еще больше тревожила Балина иная правда.
В доме Беорна седовласый подгорный житель, в отличие от своих друзей, старался больше слушать, нежели говорить. Внимательный и осмотрительный, старый наставник Торина Дубощита заметил кое-что странное в поведении юной девушки, которую оборотень величал своей воспитанницей. Вечером дня, предшествовавшего уходу гномов с великолепной пасеки, Ниар ковала для пони подковы. Ковала знатно, умело, ловко. Балин, следивший за работой девицы из окна, с тоской любовался легкими движениями юной мастерицы. Он, наверное, продолжал бы и дальше самозабвенно упиваться многозначительным зрелищем укрощения металла, если бы неожиданно даже для себя не обратил бы внимания на странный ритм, который отбивала Ниар по наковальне. Знакомый грубый ритм военного марша орков, который они наигрывали на барабанах, идя в бой. Четкий и рычащий вой песни, которую седому Балину пришлось слышать не одну сотню раз. Острый и жестокий мотив смерти, несущийся вперед в обличии чудовищ.
Поняв, какую именно Ниар отбивает мелодию, старый подгорный житель испытал страх, доселе ему неведомый. Резкое осознание собственной беспомощности перед лицом неизведанных опасностей сломило дух Балина и заставило скрыть свое открытие от друзей. Не делая никаких выводов и не пытаясь как-либо трактовать свое наблюдение, мудрый гном решил обождать, надеясь, что замеченная странность – лишь выдумка воображения пожилого и усталого воина. Покинув дом медведя, седовласый Балин испытал облегчение, и на какое-то время забыл о Ниар. Однако теперь, оказавшись в Лихолесье, в тишине и темноте черной чащобы, гном вновь мыслями вернулся к странной девчушке. Перед мысленным взором возникло милое личико лихой наездницы, что так понравилась компаньонам. Открытое и широкое, в свете огня оно виделось Балину точеным: высокие скулы свирепо очерчивали пляшущие тени, алые губы хищно искривляла ухмылка, а карие глаза будто бы горели изнутри…
Со стороны послышался какой-то шум. Оторвавшись от своих размышлений, мудрый гном резко развернулся, взгляд свой устремляя вдаль. Чуя, что сердце начинает биться чаще, Балин нервно сглотнул. Прищурившись, попытался разглядеть что-то в сизом тумане лесных просторов. Не найдя поблизости никаких врагов, устало выдохнул и направился за своими друзьями, вновь и вновь вспоминая музыку орков.
Бешеные удары гулко гудящих барабанов, разносящих по воздуху песнь войны.
♦♦♦♦♦
Бешеные удары гулко гудящих барабанов, разносящих по воздуху песнь войны. Низко поющие трубы, сделанные из рогов диких животных. Топот лошадей и свист мимо проносящихся стрел. А еще – звон мечей, треск огня и крики умирающих. Вот, что такое битва. Ниар улыбнулась, прячась за деревом. Прикрывая веки, с легким волнением прижалась к теплой коре зеленого гиганта.
Счастья в убийствах не было. Но была своя определенная притягательность. Ниар не раз замечала за собой, что начинает мыслить здраво только во время битв. И цену жизни осознает, только стоя на краю бездонной пропасти небытия. Глупо, конечно, но именно война доставляла старшей дочери Мелькора удовольствие, сравнимое лишь со сладким вкусом побед. Впрочем, были и свои минусы. Перед глазами Ниар мелькнули картины ушедших лет. Ярче прочих полыхнуло воспоминание о битве за Нарготронд: знаменательное сражение на равнине Тумхалад запомнилось наследнице Барад-Дура бордовым полноводием рек Нарог и Гинглит. Бурлящие потоки неслись вперед, окрашенные в рубиновый цвет. Стоя по колено в воде, с мечом в руке и криком на устах, Ниар буквально шла между телами утонувших противников. Река, ставшая багряной от крови, свирепо шумела и брызгала в лицо крохотными карминовыми капельками. В воздухе витал запах тлена и пламени, а землю в ту битву обуревало огненное дыхание Глаурунга. Ставшая легендой, битва на равнине Тумхалад порой кошмарными снами являлась старшей дочери Мелькора по ночам. И не было в облике того сражение ничего прекрасного.
Оглянувшись, Ниар посмотрела на Балина, что стоял поодаль от своих друзей, о чем-то задумавшись. Серые глаза мудрого гнома блистали, а взгляд сделался отстраненным и пустым. Наставник Торина покусывал нижнюю губу и порой переступал с ноги на ногу, оглядывая темный лес вокруг. Ухмыльнувшись, Красная Колдунья опустилась к земле. Подгорный житель, опытный и умный, явно чувствовал скрывающуюся в Лихолесье опасность. Ощущал ее телом и душою, хоть и не мог понять сущности подкрадывающейся к друзьям беды. Взгляд смертного был ограничен, слаб, поверхностен.
Что-то зашевелилось в стороне, заставив Ниар вздрогнуть. Моргнув, волшебница Миас оглянулась. Замерла, сосредотачиваясь на окружающем мире. Глаза касались лесной вселенной, и умело выискивали в ней чуждые чащобе вещи. Вытянувшись в струночку, принцесса Тангородрима разглядела вдали шевеление и короткие перебежки стройных с виду существ. Лесная эльфийская стража, неусыпная и осторожная. Хмыкнув, Красная Колдунья бесшумно поднялась с колен и пошла к Арго, что стоял за густой зарослью дикой ежевики. Теперь действовать следовало в два раза более осмотрительно. Попадаться на глаза стражи бессмертных Миас не планировала. Поэтому, махнув рукой, наложила на себя древние чары, крепкие и тайные, как стены Ангбанда.
Залезая на спину Арго, Ниар думала об Анаэль. Сестрица должна была уже быть в Лихолесье, с собранной армией орков. Эта мысль согрела старшую дочь Мелькора и успокоила.
Пока все шло по плану.
♦♦♦♦♦
Пока все шло по плану. Ну, или почти по плану. Сложности возникли только на выходе из лагеря Трандуила. Пара чересчур любопытных эльфов вознамерилась Нанивиэль остановить, почуяв неладное. Но юная Синдар, обладая прытким умом и врожденной способностью выкручиваться из самых неприятных ситуаций, с легкостью нашла разумное оправдание своим действиям. Облапошив «мудрых» стражников, Илийя поспешила покинуть тихую эльфийскую компанию и направилась на своем добром коне к Лихолесью. Мереас довольно пофыркивал и порой тряс своими ушами, ловко перешагивая через крохотные ручьи и ветви деревьев. Молодая же Квенди, улыбаясь солнцу, лишь иногда останавливала жеребца, проверяя крепления седла.
Нанивиэль покинула эльфийский лагерь с рассветом. Бесшумной тенью выскользнув из шатра, она выкрала своего гнедого любимца и отправилась в путь. По Лихолесью Илийя ехала уже долго, с удовольствием оглядывая толстенные стволы многовековых дубов и елей. Вооруженная лишь коротким кинжалом, который сгодился бы только для нарезки фруктов, эльфийка без оглядки углублялась в черную чащобу. Любопытство гнало вперед, взгляд скользил вдаль, а в сердце играла любимая мелодия приключений. Чувствуя себя как никогда счастливой, Нанивиэль из Ривенделла беспечно гуляла по лесным раздольям, что пугали частенько и бессмертных собратьев.
Решив сделать короткий привал, Илийя остановила Орэо – так звали ее мереаса – и спрыгнула с седла наземь. Рыхлая почва под ногами застонала сухими щелчками крошащихся ветвей. Дующий из сердца леса ветерок доносил до юной Синдар приятный запах свежести и жизни. Кругом стрекотали птицы, кроны деревьев перешептывались, а ночные бабочки взвивались к небесам с истлевающей травяной подстилки. Снимая с седла свою походную сумку, Нанивиэль хохотнула. Наверное, Арвен сейчас рвала и метала. А Трандуил, силясь утешить дочку Элронда, суетился подле. Презренная эльфийская жизнь, кажущаяся многим красивой. Илийя, замерев, фыркнула. Своды правил, вечные наставления, кодекс чести, стать, достоинство, степенность… Все эти прелести сильно разнились с естественной, дикой природой Средиземья. Эльфам не было места в мире Эндора. Не могли они нормально вписываться в бьющую энергией сущность Эннората. Нанивиэль, прикрыв веки, коснулась рукой собственных остроконечных ушей. Пятнадцатилетняя Синдар многое бы отдала, чтобы стать человеком. Чтобы прожить стремительную огненную жизнь, короткую и чудесную. Глупо? Пожалуй.
— Ты можешь избрать другую участь, бессмертное дитя Эру…
Женский голос, глубокий и певучий, раздался вблизи. Подпрыгнув на месте, Илийя резко развернулась, прижимаясь спиной к жеребцу. Сумка выпала из рук и припрятанные в ней зеленые яблоки рассыпались по темному лесному ковру. Сердце стремилось пробить грудную клетку изнутри, лоб покрыла испарина, горло пересохло. Тяжело дыша, Нанивиэль в панике огляделась. Взгляд эльфийки остановился на невысокой женщине, что стояла невдалеке. Облаченная в богатые одежды, она исподлобья взирала на Илийю своими холодными, синими глазами. Выдохнув, бессмертная подопечная Арвен расслабленно опустила плечи. Гномка, с виду – доброжелательная.
— Кто Вы такая, госпожа? — обратилась Илийя к незнакомке, облизывая губы. Испуг отступал. Кровь остывала. Дрожа, Нанивиэль осторожно сменила позу, стараясь не делать резких движений. — Что Вы делаете в Лихолесье, достопочтенная?
Гномка молчала. Стояла напротив и загадочно улыбалась. Ее черный волос, струящийся по плечам и спине густыми тяжелыми локонами, слегка трепетал под прикосновениями ветра. Шелковый наряд призрачно растворялся в лесном полумраке. И лишь глаза статной подгорной жительницы сверкали своим собственным потаенным светом. Осанистая, точеная, молодая гномья женщина чего-то ждала. Эльфийка, оглядывая незнакомку, неожиданно для себя ощутила внутренний страх, морозом разливающийся по венам. В голове мелькали разные вопросы. Откуда взялась гномка тут, в Лихолесье? Что тут делала? И, главное, почему произнесла то, что произнесла? Мысли ведь она читать вряд ли умела?
Нервно сглотнув, Илийя шагнула вперед. Гномка же, заметив ее движение, развернулась и зашагала вглубь леса, быстро перебирая ногами. Не зная, что следует делать, Нанивиэль бросилась к своему коню. Желая получить ответы на свои вопросы, юная Синдар вспорхнула на спину мереаса и направила лошадь в ту сторону, куда ушла загадочная подгорная жительница. Не совсем понимая, что творит и во что ввязывается, Илийя без промедления кинулась в набухающую чернотой даль глухой чащобы.
В крови кипело волнение. В душе разгорался пожар любопытства. А Лихолесье впереди манило к себе, заливаясь утробными голосами еле слышимых шепотков древних духов.
♦♦♦♦♦
В крови кипело волнение. В душе разгорался пожар любопытства. А Лихолесье впереди манило к себе, заливаясь утробными голосами еле слышимых шепотков древних духов. Талрис, отправив своего шайра на север, склонился над мечом, что много сотен лет назад ковала Ниар. Магия Саурона темными витками опутывала лезвие и впивалась в мягкую землю острыми клыками. Хитрец Майа решил помочь Гэндальфу, оградив тем самым себя от нападок защитников Средиземья. Попытка, надо признать, неплохая. Хмыкнув, Миас обхватил рукой рукоять своего меча. Чары Властелина Колец коснулись кожи неприятным холодком, начав ядом разливаться по крови. Талрис, морща нос, вытащил клинок из земли.
Олорин должен был прийти к Дол Гулдуру в ближайшую пару часов. Времени с лихвой хватало как на подготовку к маленькому сражению, так и на небольшой отдых. Глубоко вздохнув, чародей схватился обеими руками за оружие и прикрыл глаза. Старый друг, оставляя оружие сына Моргота прямо посреди гномьего тракта, явно надеялся столкнуть Серого Странника с тройкой гор Пелори. Жаль, что Майрон по обыкновению своему недооценивал своих противников. Любую оплошность оппонентов Миас привыкли обращать в свое преимущество. Оставляя меч у Дол Гулдура, Талрис не надеялся что-либо выгадать: хотелось просто донести до бывшего союзника послание, предупреждающее об опасности намечающихся действий. Саурон по глупости все же решил вмешаться в планы наследников Ангбанда. И допустил ошибку.
Сосредотачиваясь на чарах друга, Талрис начал нашептывать себе под нос длинные слова валарина. Магия разливалась по тракту, впитывалась в поросшую мхом и лишаем дорогу Мен-и-Наугрим, пропитывая все вокруг древней силой Амана. Темные ленты волшебства Саурона под давлением легких и светлых заклинаний таяли в пустоте, крошились и меркли в свете магии Талриса. Таинственное гудение заполнило сущее, воцаряясь над злой природой Лихолесья. Валарин струился ручьем в тишине, изменяя и преображая мир…
Докончив заклинание, Талрис открыл глаза и улыбнулся. Переступил с ноги на ногу, привыкая к странному, непривычному облику Майрона. Эфемерная сущность Темного Владыки казалась слабой и недолговечной, но и к ней можно было приноровиться. Подняв свободную руку, Талрис оглядел свою ладонь. Полупрозрачная, она черными облачками складывалась в колышущийся силуэт пятипалой конечности. Хохотнув, сын Мелькора ехидно улыбнулся. Чужой облик – всего лишь средство защиты. Но чаще прочего – инструмент для манипуляций. Гэндальф, отправляясь к старой крепости по наущению своего друга Радагаста, ожидал встретиться лицом к лицу с Властелином Колец. Не хотелось разочаровывать Майа. Если встреча с Сауроном так много значила для Олорина, нужно было ее устроить. Пусть Серому Страннику и придется иметь дело далеко не с равным по силе колдуном, в облике оппонента он увидит все же своего старого врага. И, напугавшись, расскажет о возвращении Саурона друзьям в Имладрисе. И все Средиземье вновь обратит свой взор к Мордору, быть может, даже без страха обращая лик к беснующемуся пламени Роковой Горы.
Талрис подкинул меч в руке, отточенным движением вытянул клинок перед собой. Шепнул что-то и с улыбкой на устах стал наблюдать, как яркая сталь Ангбанда, горящая и днем и ночью светом земных недр, начинает темнеть, изменяться в форме, покрываться многолетним налетом пепла. Славное оружие, погружаясь в светлую магию Миас, постепенно преображалось в моргульский клинок. Чары впитывались в металл, искажали его природу, ломали естество.
Убедившись в том, что все к встрече с Олорином готово, Талрис присел на землю. Огляделся, и с удивлением нашел старый гномий тракт красивым. Заброшенная дорога хоть и поросла мхом, тем не менее, оставалась широкой и достаточно освещенной. Расступавшиеся вдоль тропы деревья сквозь свои зеленые руки пропускали дневной свет, и упрямые лучики золотым дождем ниспадали к мрачной твердыне Лихолесья. Получающие от солнца нежные касания, дикие цветы буйным ковром накрывали ветвящуюся сеть толстых кривых корней, а кое-где можно было даже заприметить широкие шляпки вполне съедобных грибов. Улыбнувшись краешками губ, Талрис упер свой взгляд в сереющую даль Мен-и-Наугрим.
Странным все же казался мир. Такой тихий, привычный и жестокий порой, он, однако, оставался любимым и желанным. И даже темное с виду Лихолесье знающему взгляду приоткрывало свои красоты, по сути, девственно чистые и не омраченные злом.
♦♦♦♦♦
Странным все же казался мир. Такой тихий, привычный и жестокий порой, он, однако, оставался любимым и желанным. И даже темное с виду Лихолесье знающему взгляду приоткрывало свои красоты, по сути, девственно чистые и не омраченные злом. Траин, сложив руки на груди, довольно улыбнулся, наслаждаясь прохладным ветерком. Хмурящееся с утра небо не проглядывалось сквозь плотную занавесь древесных крон, но тепло воздуха ясно говорило, что наступивший день выдался солнечным.
Гном обратил свой взгляд к Анаэль. Эльфийка стояла в стороне, любовно поглаживая своего варга. Огромный волк, свирепый с виду, податливо подставлял под руки новой хозяйки свою уродливую клыкастую морду. В умных глазах зверя читалось неприкрытое удовольствие, и на какой-то странный миг старый Король даже забыл, что смотрит, по сути, не на щенка, но на кровожадного хищника. Странное зрелище заворожило Траина и несколько минут он остолбенело любовался златовласой эльфийкой, что нежно чесала за ушами у гигантского волка.
— Мои люди испытывают нестерпимый страх перед нею, — голос Азога прозвучал за спиной. Король-под-Горой, поморщившись, обернулся к бледному орку. Последний стоял рядом, хмурый, озлобленный, будто бы чего-то опасающийся. Так теперь не похожий на врага, гундабадский завоеватель косо пялил свои серые рыбьи глаза на Анаэль. Траин, с отвращением поморщив нос, вопросительно воззрился на давнего врага.
— Не удивительно, орк. Перед такими существами не грех и армии обратиться в бег. Как кажется мне, тут и Темный Властелин бы забился в самый дальний уголок Средиземья. Вызов бросить Миас все равно, что бросить вызов Валар. Проще подчиниться, чем воевать.
— Она мне не хозяин, гном, — Азог говорил на корявом вестроне. Бледный гундабадец старался произносить слова медленно и четко, и его упрямые попытки совладать с людской речью Траина позабавили. — Мой хозяин спит, выжидая своего часа. И вряд ли бы он бежал от этой странной бессмертной. Сдается мне, знаком он был с нею и ее друзьями. И, как кажется, другом был им.
— С великим сомнением я могу представить Саурона чьим-то другом, — зло прошипел Траин, не слишком желая продолжать странную беседу. Азог, судя по всему тоже недовольный вынужденным диалогом, оскалил кривые острые зубы.
— Как и я, гном. Властелин Колец не подчинялся никому, — завоевавший Морию орк резко качнул головой. — И, однако, девица эта внушает опаску. И ей подчиняемся мы, орки, не приемлющие чьей-то власти долго. Неужели считаешь, что такие, как она, просто взяли и появились в этом мире? Не верю.
Траин опустил взгляд к земле. Чуть поодаль сидела небольшая группа уруков, что-то бурно обсуждающая на своем корявом и грубом языке. Справа от них из стороны в сторону ходил хромой волчонок, которого сердобольный подгорный житель зачем-то решил подкормить день тому назад. Косо поглядывающий на гнома, молодой варг рычал и сверкал желтыми глазами, то ли желая опекуна своего разорвать, то ли попросить вновь о помощи. Траин, прищурившись, задумался.
Азог вряд ли бы обратился к своему заклятому врагу без причины. Весь путь, что армия проделала от Мглистых Гор до Лихолесья, гундабадский завоеватель молчал, предпочитая наблюдение действиям. И вот теперь, когда вся честная орчья компания ждала дальнейших приказов, властвующий над Казад-Думом урук вдруг решил поболтать. Траин, прикусив нижнюю губу, вновь посмотрел на Анаэль. Вспомнил ее рассказы о сестре. Представил себе Ниар. Нахмурившись, обернулся к Азогу. Чувствуя горечь, решил, что практически продает душу. Сглотнув же, успокоил себя мыслями о Торине. Жизнь сына стоила всех страданий и невзгод, которые еще только предстояло пережить.
— Чего ты хочешь от меня, орк? — Траин поднял взгляд к Азогу. Последний, руки сложив за спиной, с ужасом в глазах смотрел на бессмертную дочь Моргота. — Зачем обращаешься ко мне, зная, что помощь я тебе не предоставлю?
— Тебе ведь свобода нужна, так, гном? — гундабадец, вздрогнув, поймал взгляд подгорного жителя. — Я могу тебе ее дать. Могу дать даже оружие и пару орков в защиту. И не думай, что я с удовольствием сделаю это – всей душой и сердцем я желаю тебе смерти, страшной и мучительной. Но в сравнении с испытываемым страхом, моя ненависть к тебе меркнет. Пытаясь понять, с кем имею дело, я с неудовольствием осознал собственную глупость. Однако ты знаешь больше…
Азог замолчал. Траин, наблюдая за орком, улыбался. Предложение казалось соблазнительным. Еще пару лет назад он бы без промедления согласился на сотрудничество, но теперь, проживший годы подле чародеев Ангбанда, гном предпочитал медленно обдумывать каждое принимаемое решение. Отказывать уруку Траин не желал, но заключить сделку был готов только на своих условиях. Поэтому, кашлянув, старый Король-под-Горой произнес:
— Продолжай говорить, Азог. Но помни – ты враг мне, как и я тебе. Не ожидай честности с моей стороны, а я не буду ожидать ее с твоей. Быть может тогда и договоримся о мире. А пока – продолжай говорить. Начало хорошее.
♦♦♦♦♦
Начало хорошее. Пусть не идеальное, но хорошее. Осаа оглянулась, всматриваясь в силуэт маленькой эльфийки, что гнала своего коня через Лихолесье. Смелая и беспринципная, Нанивиэль могла в корне изменить сложившуюся ситуацию. Хмыкнув, гномка обернулась, отряхивая руки. В каком-то смысле, теперь Королева Эребора понимала, какой мудрой и правильной тактики придерживались дети Мелькора: не показывая лиц противникам, они лишь шептали тут и там сладкие слова, сталкивая лбами союзников, натравливая друг на друга друзей. Оставаясь в тени, они вершили историю Средиземья. Подобная стратегия во многом оправдывала себя. Наверное, именно поэтому Осаа и сама решила действовать так, как обычно действовала Ниар: исподтишка толкая людей к действиям, мать Торина надеялась как-то изменить расстановку сил в Эндоре. И даже если желанию этому не суждено было сбыться, Осаа всем сердцем желала убедить наследницу Барад-Дура прекратить борьбу за освобождение Мелькора. На кон была поставлена жизнь Торина, поэтому без всякой прихотливости мудрая гномка рассматривала любые возможные средства, которые бы могли помочь достигнуть поставленных целей.
Хмыкнув, гномка переступила через поваленное дерево. Нужно было поспешить к Ниар. Наследница трона Дор-Даэделота, вероятно, сейчас пряталась рядом с компанией гномов, наблюдая, изучая, выжидая. План старшей Миас был предельно ясен и прост. Однако Красная Колдунья не учитывала одной важной составляющей, которая, по мнению самой Осаа, являлась важнейшей частью последующих событий. Привыкшая побеждать, владычица Тангородрима не брала в расчет своих собственных эмоций.
Досадная ошибка.
Улыбнувшись, гномка остановилась на секунду, закрывая глаза. В уме чередой тусклых вспышек пронеслись воспоминания о чудесном прошлом. Перед взором возник призрачный образ Эребора: широкие каскады малахитовых лестниц, длинные аллеи высоких колоннад, огромные витражи широких окон и золотые жилы, пронизывающие камень горы насквозь. До ушей донеслось стихающее эхо детских голосов – бегающий за Дис Торин, вечно возмущающийся на шум Фрерин, и шутящий над ними всеми Траин. Утерянное счастье, растворяющееся в тумане былых времен. Сглотнув, Осаа сжала руки в кулаки.
Когда-то давно, будучи еще совсем юным, Торин сказал матери, что не боится смерти и вряд ли побежит от нее, если опасность вдруг нависнет над Эребором. Тогда гномка посмеялась над бравадой сына, найдя в словах маленького принца некую детскую наивность. Но не было наигранности в реплике наследника трона, теперь Осаа это осознавала. Даже будучи ребенком, Торин в принципе понимал, что его может поджидать в будущем. Понимал и мирился со своей участью, спокойно принимая всю тяжесть собственной судьбы.
Смелость – качество, которым обладают герои. Именно смелость позволяет творить чудеса, низвергать зло и нести в мир справедливость. Но что такое смелость, когда речь начинает идти о любви? О чем-то близком и родном? Что такое храбрость в сравнении с той ужасной болью, которая испепеляет сердце в моменты потери любимых? Лишь слово, глупое и бессмысленное понятие. Ничего не ранит сильнее тех стрел, что несут на себе яд сильных чувств.
Планы Ниар зиждились на слабостях существ Эндора. Старшая дочь Мелькора умела играть чужими эмоциями. Об одном только забыла Красная Колдунья: манипуляция чувствами – палка о двух концах. Примеряя маску добра, можно ведь и собственное лицо забыть.
♦♦♦♦♦
Примеряя маску добра, можно ведь и собственное лицо забыть. А Феанор, не считая себя подчинившимся воле Саурона, терять из памяти былой облик не собирался. Пребывая в теле человека, он оставался собой – Королем Нолдор, Великим Кузнецом, Воином и Создателем Сильмарилл. И хоть теперь время было властно над бренной человеческой сущностью, оно не могло изменить бессмертной эльфийской души.
Остановив коня, кузнец спешился и посмотрел на юго-восток. Где-то там, вдали, ждал своего часа спящий Мордор. Накрытый облаками пепла, надменно взирал он на быстротечную жизнь Средиземья. Пламенное дыхание Ородруина все еще грело сердце темной страны, а духи павших воинов продолжали стеречь пустынные земли. Туда и вилась тропа бессмертного, к чернеющим далям, к высокому зубцу Барад-Дура. К Властелину Колец, набирающему армию и готовящемуся к наступлению. Тихий мир разрывал на куски едва ощутимый треск заговоров. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, но все и вся чувствовали сгущающийся над Энноратом сумрак.
Сглотнув, Феанор поднял к глазам руку. Сжатый в пальцах кусочек разорванного звена Ангаино свирепо поблескивал под прямыми лучами солнца. Металл обжигал кожу, но радовал глаз. Поморщившись, эльф представил себе скованного цепью Мелькора. Старый Враг, некогда мудрый и сильный Вала, способный своей силой разрушить мир и отстроить его с нуля. По иронии судьбы, теперь Моргот гнил в тюрьме Илуватара. А вот детишки его резвились по Средиземью и нос свой длинный совали во все нужные и ненужные места. Хмыкнув, Феанор убрал звено Ангаинор назад в карман плаща. Созданный Аулэ металл должен был сгодиться для ковки еще одного колечка, намного более могущественного в сравнении с Единым Кольцом Майрона.
Вообще, хотелось бы знать, каким образом Миас смогли пробраться к отцу никем не замеченными. А больше этого хотелось узнать, как трем чародеям удалось разорвать цепь, пусть только и в одном месте. Считалось, что никто из Валар не способен как-либо повредить Ангаино. Собственно, поэтому Мелькора и сковали сим произведением кузнечного искусства. Однако получалось, что ничего вечного и нерушимого не существовало. Наследники Дор-Даэделота, коих очень боялся Саурон, судя по всему, вполне были способны не только путы Моргота разорвать, но и надурить владык Валинора. Последнее у них выходило уже не раз, так что причин для опасений хватало. Порадоваться можно было только одному – даже разорванная, Ангаинор все еще сдерживала Мелькора. Наверное, только поэтому Средиземье все еще не было погружено в хаос.
Нахмурившись, Феанор рукой коснулся морды своего коня, пытаясь унять головную боль. Мысли о Сильмариллах не давали покоя. И на этот раз совсем не их потеря угнетала создателя Палантиров. В ужас и гнев эльфа бросали слова Саурона о природе магии Миас. Могущество и силу триады Дор-Даэделота Майа объяснял их связью с тем светом, что жил внутри заветных камней. Соки Двух Древ Валар питали детей Мелькора и давали им мощь, сравнимую лишь с мощью всех детей Амана вместе взятых. Феанор, как создатель Сильмарилл, радоваться подобному был не в силах. Желавший подарить миру лишь простую и чистую красоту, вместо нее он преподнес Морготу на блюдечке оружие великой силы. Извращенный разум Мелькора даже простые камешки смог привлечь на службу тьме. Немыслимо, но факт.
Сильмариллы нужно было вернуть в Аман. Любой ценой, невзирая на последствия. Дело теперь уже было не в чести рода и не в семейной клятве. Дело касалось погубленных Миас жизней и источника их силы. И хоть Феанор ответственности за созданное чудо в виде Сильмарилл ни перед кем не нес, вину он, тем не менее, чувствовал.
Тяжело вздохнув, Эльф пешком отправился вперед. Изенгард был уже далеко, впереди раскинулась небольшая пустошь. Где-то в Лихолесье сейчас бродили бессмертные братья, в Барад-Дуре расхаживал Саурон, а трое воинов Ангбанда тихонечко плели свои интриги, спрятавшись под высокими кронами деревьев, в тенях старого гномьего тракта Мен-и-Наугрим.
