Тёмные волшебники

Пролог

Посвящается Мелании Кинешемцевой

Снежинки беспорядочно кружились и таяли на ресницах. Мокрые хлопья заметали едва подмерзшие лужи. Темно-зеленая елка, густо покрытая шапкой наколдованного снега, сияла таинственными огоньками. Феи зажигали хрустальные шары гирлянд матовым светом, который освещал иголки, словно огни вечернего сказочного леса. В стоящих рядом домиках продавали кучу мишуры. Девушка в темно-синей мантии критично рассматривала серебристую и позолоченную фольгу. Подбежавшие мальчишки с веселым гиканьем осыпали посетительницу разноцветным конфетти. Девушка вскрикнула, едва не уронив тонкие очки на тротуар. Высокий продавец весело рассмеялся.

Мальчик лет шести внимательно посмотрел на продавца, потом на падающие синие и желтые бумажки. Затем требовательно дернул за рукав идущую рядом с ним невысокую женщину в белом пальто.

— Мама… А зачем нужно конфетти?

Женщина мягко улыбнулась и, не снимая черной перчатки, сбросила с рукава снежинку.

— Его придумали в Италии, Барт. По-итальянски конфетти — «изделие из сахара». В старину участников карнавалов осыпали сладостями — орехами в сахарной глазури.

— А потом перестали, да? — Мальчик взглянул на свои коричневые замшевые ботинки и, засопев, аккуратно переступил лужу.

— Да, Барт, — женщина ласково посмотрела на ребенка. — Сто лет назад хозяин парижского кафе «Казино-де Пари» осыпал гостей цветными шариками из мела. Но мел сильно пачкался, и через пару лет он придумал конфетти из бумаги.

— И с тех пор оно всегда сыпется? — Ребенок вопросительно посмотрел на прохожих, покупающих большую белую хлопушку. Мама кивнула, аккуратно поправив ему синий шарфик. От радости ребенок мотнул головой, а потом сильнее сжал ее руку.

— Мама… А сколько еще до Рождества? — спросил мальчик. Большой оленя возле елки весело бил копытом, словно приглашая детей прокатиться на нем.

— Одиннадцать часов, Барт, — сказала женщина, достав из кармана маленькие часы на тонкой длинной цепочке.

— А сколько минут?

— Считай сам… — улыбнулась мать, рассматривая соломенные волосы и удивительно бледную, почти болезненную, кожу ребенка. — В часе шестьдесят минут. Шестьдесят умножь на одиннадцать — шестьсот шестьдесят минут. А в минуте шестьдесят секунд…

Миссис Лаванда Крауч, в девичестве Лаванда Бэддок, не чаяла души в единственном сыне. Незадолго до родов она пережила заболевание щитовидной железы. Из-за операции и тонкого телосложения колдомедики предупреждали миссис Крауч, что роды могут закончиться смертью ее самой или ребенка. Или, в лучшем случае, рождением уродца. Несмотря на это, Лаванда Крауч рискнула и родила на свет то слабое существо, которое сейчас шло рядом с ней. Первые десять минут ребенок, пока мать лежала в бреду, не подавал признаков жизни. Только затем, когда врачи стали всерьез волноваться за его жизнь, мальчик, наконец, пискнул и начал жить.

— Восемьдесят семь.. Восемьдесят восемь… — сопел Барти, рассматривая, как снежинки заметали лужи…

Маленький Бартемиус рос болезненным и квелым. К шести годам он пережил перелом руки, воспаление уха, бессчетное количество простуд и гриппов. Не так давно колдомедик доктор Рейз Уитворт обнаружил у ребенка подозрение на врожденный порок сердца и говорил, что мальчику, возможно, придется лечь в больницу святого Мунга. Все это заставляло миссис Крауч волноваться за здоровье сына и проводить с ним как можно больше времени.

В Сочельник Косой переулок был украшен по старинке. Лавки завешивала серебряная мишура. На дверях большинства из них висели рождественские венки из падуба и остролиста. Пучки омелы украшали фонари, и проходящие под ними пары обменивались поцелуями. Кругом стояли фургоны, груженные кипами рождественской одежды — «цыганских» плащей, масок и зимних мантий за полцены. Напротив белоснежного банка «Гринготтс» высилась громадная ель. Снизу ее увешивали апельсины и лимоны, выпечка, засахаренные ананасы и конфеты; сверху и в центре — шары с движущимися картинками зимнего леса.

Снежная пудра подсыпала карнизы лавок с мантиями, телескопами и странными серебряными инструментами, о назначении которых Барти мог только гадать. Витрины по улице были, как и в обычный день, забиты бочками с селезенками летучих мышей и глазами угрей, покачивающимися пирамидами из книг с заклинаниями, птичьими перьями и свитками пергамента. Только теперь их покрывали или движущиеся серебристые серпантины, или елочки с зажженными витыми свечами. Около большой лавки, инкрустированной полированным деревом, стояла группа детей: на витрине лежало несколько метел.

— Барт, я ненадолго, — женщина остановилась возле лавки. Мимо спешил высокий мужчина в очках, неся в сумке готовую к разделе тушку гуся.

— Опять к ней? — нахмурился мальчик.

— Я мигом, — миссис Крауч потрепала сына по головке. — Ты постой тут. — Женщина показала на соседнюю лавку, где продавались глобусы Луны и звездного неба.

Мальчик недовольно засопел, но промолчал. Метлы никогда не интересовали его, в отличие от глобусов. Подойдя к витрине, он начал пристально рассматривать области Луны. Женщина, помахав ручкой, легко, словно школьница, поднялась по деревянной лестнице и позвонила в колокольчик.

— Лаванда? — открывшая дверь хозяйка была такой же тонкой и кареглазой, как миссис Крауч. От посетительницы ее отличали более угловатая фигура и длинный нос с горбинкой.

— Здравствуй, Мэрайя, — ответила миссис Крауч. — Проходя мимо, решила заглянуть к тебе.

— Ну, если заглянуть… — удивление в голосе женщины сменилось едва заметной иронией.

Барти бросил в сторону мамы хмурый взгляд. Он никогда не любил «тетю Мэрайю» за насмешки над его неспособностью летать и стоять на коньках. Мамина сестра, как и отец, часто говорили, что «настоящий мужчина» должен быть сильным и обязан закаляться. Из-за регулярных напоминаний об этом Барти еще сильнее хотелось оставаться слабым.

— Твой, вижу, подрос? — хозяйка лавки метел кивнула в сторону Барти.

— Да, мое произведение искусства, — улыбнулась Лаванда. На двери лавочки висели движущиеся лица каких-то духов, которые время от времени припугивали прохожих, выпуская на них пар.

— Летать по-прежнему не научился? — чуть хмыкнула женщина.

— Зато он осваивает учебники по трансфигурации и заклинаниями, — ответила Лаванда с долей превосходства. — Ты знаешь: он сохраненный ребенок. Вижу, твой магазин, — женщина придирчиво осмотрела витрины, украшенные фольгой, — немного растет?

— Пока нет, хотя… — Мэрайя сухо поджала губы, — если Эннерг закупит новую партию «Чистометов», все будет проще. Старье никто не хочет брать.

— Я, собственно, зашла по другому делу. Готова перечислить немного денег для маленькой Агнесс. Она сейчас у кого-то из… Наших… — Лаванда замялась, словно не найдя подходящего слова.

Лаванда и Мэрайя Бэддок приходились дочерьми Джонатану Бэддоку — одному из наиболее уважаемых представителей своей фамилии. С детства между сестрами пробежала черная кошка: слизеринка Лаванда и гриффиндорка Мэрайя словно самой судьбой были созданы для взаимной неприязни. Круглая отличница Лаванда, не нарушившая, кажется, ни единого школьного правила, с трудом переносила вечно влипавшую в истории и получавшую кучу «удовлетворительно» старшую сестру. Мэрайя платила ей той же монетой — тем более, что родители бесконечно пилили и воспитывали ее, совершенно забыв про Лаванду. Отношения сестер чуть потеплели после смерти мистера Джонатана, хотя по-прежнему были далеки от дружбы.

— Бедняжка Агнесс у Гринграссов, — сказала Мэрайя с привычной для нее хрипотой.

— Мне трудно понять Урсулу, — Лаванда сморщила чуть усыпанный веснушками носик. — Оставила дочь сиротой, хотя могла бы найти нормальную работу.

— Не знаю, как повели бы себя мы в ее ужасном положении, — вздохнула Мэрайя. Барти снова удивился, почему ее голос всегда был скрипяще грубый, в то время как у его мамы он был певучий и нежный. Мокрый снег стал гуще, покрывая лужи белой мякотью.

— Ну, ничего ужасного я не вижу, — холодно ответила миссис Крауч. — Не сомневаюсь, что Ариэлла отлично воспитает Агнесс. Еще неизвестно, что лучше, — тонкие брови женщины поползли вверх, — расти в семье Гринграссов или в доме с проституткой.

— Ты, как всегда, праведница, — усмехнулась Мэрайя. — Не поверишь, но я думала, что именно миссис Крауч, будучи урожденной Бэддок, — последнее слово она выделила особой интонацией, — заберет к себе Агнесс.

— Что ты… Мне своего поднимать надо, — всплеснул руками Лаванда. — Ладно, нам пора, — кивнула он сестре и, развернувшись, пошла прочь.

Взяв за руку Барти, миссис Крауч пошла в сторону волшебных магазинов. Из недостроенного павильона пахло свежим картоном, фольгой и мандарином. Пухлый торговец кричал, размахивая руками. Пара рыжих мальчишек, видимо близнецов, с криком взорвали хлопушку, обдав столпом золотистых искр толстяка с черной клетчатой сумкой.

— Мама… — Барти потянул женщину за рукав. — Мы купим хлопушку?

— Нет, Барт, — неожиданно строго ответила женщина. — Где мы будем ее взрывать? Дома? У меня нет столько денег, чтобы потом чинить комнаты. — Теперь голос миссис Крауч звучал раздраженно. — На улице? А если, не дай бог, попадет в глаз и оторвет руку? Большой парень, должен соображать…

Посмотрев на низкое серое небо, Барти вздохнул. Если придирки отца он переносил спокойно, то недовольство матери его обижало. Мальчик привык видеть маму ласковой, улыбчивой и радующейся ему. Ругалась она, как правило, из-за пустяков, но, если начинала, то успокоить ее было сложно. Вздохнув, мальчик посмотрел на старинную темную лавочку, возле которой роилась куча людей в праздничных мантиях с меховой обивкой.

— Мама… Гирлянды… — пробормотал мальчик, слизывая снежинку с губы.

— Да, правда… — Миссис Крауч нахмурилась, но затем улыбнулась. — Гирлянды нам в самом деле не помешают.

— Давай со свечами купим, а? — Барти нетерпеливо дернул маму за руку.

— Что же… Со свечами, так со свечами… — рассеянно кивнула женщина. Через мгновение они подошли к сияющей синеватым инеем надписи: «Мистер Питер Найкорджелл. Поставщик волшебных огней с 1884 года».

Вход в лавку оказался слишком высоким, и Барти, сопя, вскарабкался на припорошенные снегом ступеньки. На втором этаже начинался торговый зал. Мальчику показалось, что он ослеплен множеством разноцветных огней. Японские фонарики зажигали маленькие фонарщики в коричневом кимоно. Внизу виднелся большой то ли русский, то ли шведский домик, с укутанной снегом крышей. В больших раскрытых коробках сверкала мишура.

— Барт, поищи гирлянды, а я пока…

Женщина не договорила. Ребенок подбежал к сияющей в отблесках свечей витрине. Мимо мелькнуло несколько мальчиков, рассматривавших горящие шары. Однако взгляд Барти был прикован к гирляндам в виде красных и желтых витых свечей. Переливаясь огнями, они отбрасывали блики на прозрачные витрины.

— Хочешь эти? — Миссис Крауч холодного посмотрела на свечи. — Мне кажется, они слишком плебейские, — поджала женщина губы. — Надо выбрать что-то поблагороднее.

Барти нахмурился. Он не понимал смысла этого странного слова, которое так любила употреблять мама. Почему одни вещи называют «благородными», а другие нет? Мальчик внимательно посмотрел на бежевое пальто мамы, но она отошла к соседнему стеллажу.

— Может, эти? — показала женщина на покрытое световыми бликами стекло.

— Ммм… — Барти подумал о том, не поканючить ли у мамы гирлянды, но осекся. В прилавке в самом деле лежала коробка с гирляндами из золотистых и голубоватых витых свечей. Прыгавшие между ними крошечные феи, то зажигали свечи, то тушили огоньки. Несколько девочек в бело-голубых платьицах также подошли посмотреть на такое чудо.

— Немецкие. Какая дороговизна, — едва заметно поморщилась Лаванда. — Впрочем, Барт, мы с тобой достойны такого подарка, не так ли?

Разноцветные огни продолжали слепить глаза. Мама что-то говорила хромому продавцу-гоблину, но Барти не слышал ее слов. Лавка словно плыла перед глазами, освещая огоньками фей почерневшие от времени бревна и серебристую мишуру — ту, что закрывала пряники и стеклянные шары на маленькой елке в центре павильона.

* * *

Барти не любил отца. Он, как правило, находился в разъездах и редко показывался дома. Приходил он ближе к полуночи, когда сын или спал, или (что было гораздо чаще) ворочался без сна. Утром, если мистер Крауч не спешил на работу, он делал замечания ребенку из-за его физической формы. Поэтому Барти был рад отъезду отца в Эдинбург и возможностью встретить Рождество с мамой.

Камин с резной решеткой в виде «турецких пик», как называл их мистер Крауч, пыхтел березовым ароматом. С двух сторон его окружали полукругом стулья и диваны небесно-голубого цвета с бронзовыми прожилками: род Краучей испокон веков учился в Райвенкло. Напротив темно-синей портьеры висел портрет молодой кудрявой девушки с большими строгими глазами. Барти знал, что это была тетя Мэри, сестра отца, умершая задолго до его рождения от загадочной болезни — туберкулеза. Мистер Крауч в минуты, когда был в хорошем настроении, рассказывал, что Мэри умерла за месяц до того, как медики, наконец, открыли стрептомицин. Хотя женщина улыбалась, Барти всегда опасался ее портрета, словно ожидая от него подвоха.

Иное дело — пианино. В доме Краучей было полно музыкальных инструментов, включая черный рояль в гостиной. В кабинете на первом этаже стояло полированное пианино с высокой крышкой: на ней стояла ваза с букетом сухих цветов. Напротив пианино расположился коричневый плюшевый диван. В этой комнате любила музицировать миссис Крауч, но затем ее отдали под детскую для Барти.

— Мастер Барти, матушка в гостиной, — поклонилась вошедшая эльфийка Винки. С детства это лопоухое существо было приставлено к мальчику, выступая для него чем-то вроде няни.

— Ага… Сейчас… — Барти спрыгнул с дивана и пошел по петляющему коридору. Сердце сжималось от радостного нетерпения: мама без сомнения позвала его наряжать елку. Сам Барти уже переоделся в светло-коричневый замшевый костюм для дома.

Он не ошибся. Миссис Крауч с помощью эльфа Дройла в самом деле установила елку возле окна. Как и во многих почтенных домах, у Краучей была корабельная сосна с пушистыми ветками и длинными иголками. Ее ствол упирался в желтый керамический бочонок, доверху засыпанный песком. Подержав ветку, Барти подергал носом, ловя терпкие запахи смолы.

— Мама… Можно я повешу шары? — мальчик подошел к коробке, лежащей на круглом черном столике. Хотя Барти исполнилось только шесть лет, он во всю пользовался магией и часто просил у мамы палочку.

— Конечно, Барт. Только сначала повесим гирлянды… Винки! — крикнула миссис Крауч. Женщина уже переоделась в темно-синее домашнее платье, подчеркивавшее неестественную тонкость ее фигуры.

— Да, мэм… — Эльфийка возникла из струй воздуха и приземлилась, рассыпав вокруг себя искры.

— Винки, нужны гирлянды. Пожалуйста, — добавила миссис Крауч. В отличие от мужа она испытывала чувство легкого неудобства, приказывая эльфам.

— Достать их из желтого шкафа, миссис Крауч? — с упоением спросила Винки. Получив кивок от хозяйки, эльфийка щелкнула пальцами и исчезла.

Мальчик, тем временем, продолжал рассматривать серебристо-голубой ковер. Перед глазами мелькали хлопушки и обрывки разговора мамы с «тетей Мэрайей». Интересно, кто такая Агнесс, которая живет у каких-то Грин… Гринглов… или Гринглоуссов… Барти боялся, что таинственная Агнесс появится у них дома. Можно спросить, конечно, про нее маму. Однако в глубине души Барти понимал, что есть вещи, о которых расспрашивать не стоит.

— Винки, так не надо. Сделай, пожалуйста, равномерно. — Голос матери, расхаживающей по комнате, отвлек его от размышлений. Винки и Дройл вешали на елку новые гирлянды, украшая свечами прячущиеся в глубине ствола веточки. Дройл — пожилой эльф с лысой головой — щелкнул, и свечи загорелись разноцветными огнями, переливавшимися в высоком зеркале.

— Неплохо, — подытожила миссис Крауч. — Барт, можешь повесить шары, — женщина с улыбкой протянула ребенку палочку. Ворчливый эльф Дройл не спеша поплелся развешивать рождественские венки из белой омелы и остролиста.

— Спасибо, мама. System Aperio! — Барти любил колдовать и боялся, что сделает что-то неправильно. К его облегчению коробка сразу открылась, и перед глазами ребенка засияли двенадцать золотых шаров.

— Мы будем вешать только золотые? — спросил Барти.

— Не забудь: сегодня у нас «золотое дерево». Как в садах Гесперид. — Миссис Крауч предпочитала делать не традиционные елки, а оформлять деревья на определенную тему. Прошлый раз ее стараниями в доме появилась настоящая «египетская ель» из кипариса; теперь пришла пора «греческой елки».

Барти засопел и, подойдя к шарам, прошептал заклинание левитации. Игрушки, как по команде, поднялись в воздух. Ребенок, держа волшебную палочку, осторожно направлял их на колючие ветки. Повинуясь его приказам, шары оседали на ветках и тотчас прикреплялись к ним.

— Винки, еще нужны золотые шишки, — мягко попросила миссис Крауч, рассматривая, как огоньки свечей колышутся на блестящей глади шаров. Затем, будучи, видимо, довольной результатом, ласково потрепала ребенка за голову. Свечи вспыхнули ярче, и их огоньки, вырвавшись на волю, едва не обожгли длинные иголки.

— Барт, ты повесишь шишки? Прекрасно. Я как раз займусь бантами, — Лаванда, постукивая каблуками, не спеша пошла в сторону зеркала.

Барти знал, что мама хранит прозрачные «банты-бабочки» в трельяже под зеркальной оправой. Сейчас, впрочем, мальчика это интересовало мало. Гораздо важнее ему казалось повесить золотые шишки с зелеными основаниями.

— Мама…. А они правда старинные? — пролепетал мальчик, направляя палочкой их движение.

— Да, Барт. Я вешала их, когда была такой, как ты, — миссис Крауч удовлетворенно посмотрела сначала на повешенный бант, а затем на шишки. Позолоченная чешуя весело сияла, переливаясь в ответах свечей.

Дройл, между тем, продолжал начищать плафоны старинной люстры. Покрытая позолотой, она выпускала световые облака. Остов люстры из мореного дуба, казалось, просветлел от множества свечей. Даже позолоченная рама неприятного портрета «тети Мэри» ожила, и дама, сухо поджав губы, снисходительно улыбнулась елке.

— Красиво… — Барти, принюхавшись к сосновому запаху, стал рассматривать пушистый ствол. Сейчас он пытался представить, как мама вешала на елку золотые шары. Нет, не получалось. Барти никак не мог вообразить маму маленькой девочкой, любующейся рождественскими украшениями.

— Замечательно. — Лаванда потрепала ребенка по головке, а затем повесила еще несколько бантов. — Пожалуй, теперь елка в самом деле готова.

— Ты тоже вешала такие шары? — Барти не мог оторвать взгляд от золотого сияния в глубине темно-зеленой хвои.

— В мои времена в моде были шары с зимним лесом и птицами, — миссис Крауч подошла к столу. — Барт, иди ко мне — подпишем открытки.

Протянув тонкую руку, женщина достала из ящика несколько картинок В этой комнате миссис Крауч хранила в маленьких шкафчиках стола всевозможные безделушки: от парижских открыток до сувенирных фигурок. Для Рождества она заготовила пачку открыток с движущимися санями, запряженными оленем, и Санта-Клаусом, везущим елку. Поодаль был изображен старинный собор со шпилем. Барти присел рядом и с интересом посмотрел, как мама достала одну из открыток. Он знал, что картинки были нарисованы маслом чуть ли не от руки, но почему они считались такими дорогими, понять не мог.

— Прежде всего, поздравим тетю Аманду, — сказала мать, обмакивая в чернильницу большое перо фазана. Для письма волшебники использовали гусиные перья, но Краучи писали павлиньими или фазаньими.

— Она вела у тебя Древние Руны? — Барти заглянул через плечо. Мама часто рассказывала ему истории о школьной жизни, и мальчик знал многих ее одноклассниц.

— Да, она. — Женщина сосредоточенно выводила виньетки. Барти разобрал пожелания счастья, здоровья, веселого Рождества и чего-то вроде «душевного спокойствия». «До сих пор вспоминаю Ваши замечательные уроки. — написала мать. — Кстати, можете написать Гринграссам: у них теперь Агнесс». Гринграссы… Да, именно так зовут эту семью… Барти вздрогнул и подвинул со стола какую-то штуковину из камня.

— Мама… А эти Грин… Гра…

— Наши дальние родственники через тетю Аманду, — Лаванда положила на открытку промокашку и легким движением прослонила к ней пресс-папье.

— А Агнесс? — Барти решился, наконец, задать волновавший его вопрос.

— Однофамилица, — поджала тонкие губы миссис Крауч, отодвинув пресс-папье.

Мальчик с тревогой посмотрел в окно, которое Винки покрыла рисунками движущихся снежинок. Ранние зимние сумерки медленно покрывали нависшее темно-серое небо. Недалеко от дома начинался тихий парк, куда мама часто водила его на прогулку. Барти любил смотреть, как ветки деревьев иногда покрывал легкий иней. Мальчик попытался рассмотреть в окно силуэты деревьев, но ничего не смог увидеть. Загоравшиеся фонари укутали густым светом спускавшийся вечер.

* * *

Рождественским утром Барти проснулся затемно. Откинув одеяло, он с замиранием сердца осмотрелся. Часы показывали начало шестого. Подарки мама обычно подкладывала под елку, хотя сейчас гостиная была наверняка закрыта. Можно было поспать еще два-три часа: мама вставала в начале восьмого. Барти, однако, хотел поскорее встретить Рождество. Сегодня на завтрак Винки наверняка сделает его любимые печеные орехи с заварным кремом… Зябко поежившись от сквозняка, мальчик выбрался из кровати и, не снимая пижамы, осторожно вышел из спальни.

За окном шел дождь со снегом, и стекла были забиты мокрой пеленой. Нырнув в «детскую», Барти, сопя, подошел к этажерке, украшенной резным подсвечником в форме индийской кобры. Здесь стояла громадная книга о доисторических чудовищах, которую он любил листать на досуге. Читать ее Барти, к сожалению, не мог из-за непонятной славянской вязи. Зато в книге были иллюстрации в виде старинных гравюр, изображавшие давно вымерших зверей. Подойдя к столу, мальчик щелчком зажег свечу: благо, мама давно научила его этому трюку. Затем, разложив коричневый том, принялся рассматривать картинки.

Первой открывшейся ему иллюстрацией были летающие ящеры возле болота. Барти знал, что их звали «птеродактилями», и на картинке они вылавливали рыбешку. Темно-серые существа беззаботно летали над стоячей водой; их гигантские перепончатые крылья, согнутые в предплечьях, были прижаты к бокам. Глядя на старинное болото, мальчик до боли захотел оказаться в удивительной стране под названием «Первобытный лес». В глубине души Барти верил, что где-то за тридевять земель еще ходят доисторические гады, и шумят леса из невероятных деревьев.

«Мама, ведь так все тогда и было?» — спросил он однажды, когда они вышли из магазина.

«Возможно, Барт. Это мы так себе представляем», — ответила мать, раскрыв желтый японский зонтик.

Следом шла картинка огромного ящера «брахиозавра», расхаживающего то ли по морской заводи, то ли по болоту. Ведущая к болоту тропинка была настолько реальной, что по ней, казалось, можно было спуститься с пригорка. Мальчик улыбнулся ящеру как старому другу: однажды он попросил маму нарисовать ему брахиозавра, и она мешала зеленую и черную гуашевые краски, сделав темную жидкость. Получилось очень похоже, хотя Барти думал, что ящеры были ярко-зелеными. Чувствуя волнение, он перевернул толстую страницу и сразу впился в нее глазами.

Эта картинка волновала Барти с той минуты, как он впервые открыл книгу. На ней был изображен распластанный ничком серый утконосый динозавр. Прямо на нем восседал хищный ящер тираннозавр, прижавший добычу к земле. Мощной лапой он разрывал кожу утконосого ящера до крови, а громадные зубы приближались все ближе к жертве. Мальчик поежился, представив, какое наслаждение испытывал хищник, терзая добычу. Тираннозавр, должно быть, не спешил драть дичь: слишком сладкими были ее бессильные стоны, пока он сам издавал победный клекот.

Барти почувствовал, как щеки загорелись. В глубине души он понимал, что рассматривать эту картинку нехорошо, хотя посмотреть ее еще раз ужасно хотелось. Нет, все же нельзя. Поколебавшись с минуту, Барти медленно повернул страницу, завороженно глядя на коготь хищника, который по праву победителя оставлял кровавый след на толстой коже жертвы.

Глава 1. Гипс и кентавры

Четыре года спустя

— Как такое могло случиться? — Бартемиус Крауч повесил аккуратно выглаженный темно-синий пиджак. В принципе его мог повесить кто-то из эльфов, но мистер Крауч предпочитал делать все самостоятельно.

— Я точно не знаю, — пробормотала Лаванда, поправив складки темно-коричневой юбки. — Он остался с Винки, и она, видимо, не доглядела.

— Винки! — Бартемиус Крауч говорил тихо, но эльфы слушались его сухого монотонного голоса больше, чем любого громкого приказа.

— Да, Мастер Крауч! — появившаяся эльфийка склонилась перед начищенными до блеска штиблетами хозяина.

— Как вышло, что мой сын упал? — холодно спросил хозяин.

— Я... — Винки испуганно смотрела выпученными глазами на миссис Крауч, словно ожидая поддержки. — Мастер Барти играл с магловскими ребятишками. Они прыгали с обледенелой горки...— эльфийка жалобно шмыгнула носом, напоминавшим маленькое свиное рыльце.

— Винки! — миссис Крауч хлопнула ладонью по кровати и машинально поправила зеленый плед с серым узором, которым был укрыт Барти. — Я доверила тебе сына!

— Пожалуйста, не перебивай, Лаванда, — поморщился ее муж. — Если наш хиляк не соображает некоторых вещей, это его проблема. Свободна, — холодно кивнул он Винки.

— Почему ты так разговариваешь со мной? — Лаванда с неприязнью посмотрела на мужа. — Из-за этой балды, — кивнула она в сторону кухни, — наш сын, наверное, получил перелом.

— Перелом? — Бартемус, оставаясь в светло-синей рубашке с красным галстуком, шагнул к дивану. — Ты понимаешь, что говоришь, Лава? Второй перелом в десять лет!

— Что я могу поделать? — женщина бросила озабоченный взгляд на ребенка. — Надо скорее везти его в больницу Святого Мунго.

— Нет! — Бартемиус Крауч твердой походкой подошел к камину. — Никаких Мунго. Самая обычная больница. Магловская, — подытожил он, проведя в воздухе пальцем невидимую черту.

— Но... Там накладывают гипс на две или три недели! — пролепетала потрясенная Лаванда, рассматривая высокий коричневый стол, полироль которого была кое-где побита.

— Вот именно. Пусть походит недели три в гипсе и запомнит на всю жизнь, что надо закаляться, — отрезал Бартемиус. Затем, не оборачиваясь на жену и сына, поправил светло-желтые подтяжки, чуть отклонившиеся от центра плеч.

Мальчик тихонько застонал и приоткрыл веки. Правая рука больше не разрывалась от боли, а ныла, словно по ней ударили чем-то тяжелым. Перед глазами плыла сухопарая, подтянутая фигура отца в безупречно свежей рубашке и при галстуке. Пробор в коротко стриженных черных волосах, чуть тронутых сединой на висках, был идеально прямым. Узкие, щеточкой, усы были словно выровнены по линейке. От бесконечной тупой боли мальчику казалось, что образ отца расплывается в комнате.

— Может быть, обойдется ушибом, — Барти с наслаждением почувствовал мамину руки на плече. Ее ладонь сейчас снимала боль, даря спасительное тепло.

— Как бы не так, — Бартемиус посмотрел сначала на распухшую руку сына перевязанную картонкой с бинтом, а затем на прилипшие к окну хлопья мокрого снега. — Настоящий перелом.

— Значит, мы... — вздохнула Лаванда, — аппарируем в Лондон.

— Никакого апарирования, — мистер Крауч подошел к перегруженному посудой серванту, чем вызвал его жалобное позвякивание. — Я вызвал такси — поедете в магловский травмпункт.

— Это... — мисс Крауч смотрела на дешевую вазу, продолжая заботливо держать ладонь на горячем лбу сына.

— На тридцать шестой миле, — бесстрастно сказал Бартемиус. — Пусть сидит в гипсе, если ничего не смыслит.

Пару дней назад Краучи приехали погостить на Рождество к дальним родственникам — Фоули. Последние, как обычно, заботливо предоставили Краучам домик в шотландских горах. Бартемиус обожал лыжные прогулки, в то время как Лаванда отменно резала лед коньками. Поскольку маленький Барти не умел делать ни того, ни другого, единственным его отдыхом были прогулки по заметенным сугробами горным проходам.

Сегодня утром Барти, выйдя из дома, встретился c магловским знакомым Томом Друзиллом, который стал закидывать его снежками. Барти погнался было за ним, но через некоторое время к Тому присоединились два его приятеля — крепыш в красной шапочки Джером Вольт и белокурый худышка Эрни Джейфтон. Ведя снежную дуэль, они загнали Барти на маленькие сани, да и спустили с горки. Не справившись с управлением, мальчик полетел с саней, и упал плашмя возле большого камня, чувствуя такую боль, словно руку огрели небольшими ломом. Джером со страха убежал домой, но Том и Эрни, кое-как дотащили раненого до развилки. Последним усилием воли Барти сумел вызвать Винки, которая дотащила его до дома и уложила на диван. Последнее, что запомнил мальчик перед забытьем, были распухавшая рука и картина с весенним лугом над кроватью...

— Я должна переодеться, раз мы едем к маглам, — заволновалась Лаванда.

— Да уж, поторопись, — ответил сухо Бартемиус. — Такси придет с минуты на минуту.

Момент, когда мама убрала с головы руку был неприятен. Барти, чувствуя острую потребность в тепле, посильнее закутался в плед. Оставаться наедине с отцом не хотелось, и мальчик, чтобы не слушать нотацию, продолжал притворяться спящим. Мистер Крауч присел за столик и углубился в газету. Миссис Крауч провозилась минут пятнадцать и затем вернулась в зеленом бархатном платье и туфлях-лодочках цвета морской волны.

— Тебе так нужно продемонстрировать новое платье? — Бартемиус, оторвав взгляд от газеты, критично осмотрел жену.

— А ты хочешь, чтобы я выглядела абы как? — недовольно проворчала Лаванда, осматривая себя в зеркале. — Знаешь, я все не в том статусе, чтобы одеваться, как черт знает кто.

— Подумают, что вы приехали с какого-то вечера, — хмыкнул мистер Крауч, побарабанив пожелтевшими пальцами по столу. — Буди этого... деятеля, — кивнул он в сторону дивана.

— Барт... Барт... Проснись, — Лаванда осторожно потеребила плечо сына. Через пару мгновений он сидел на кровати и не понимающе смотрел вокруг. К своим десяти годам мальчик сильно вытянулся, но его впалая грудь оставала настолько узкой, что ее, казалось, можно было обхватить ладонью. Перевязанная рука, распухнув, словно толстый шланг, продолжала почти безжизненно болтаться на бинтовой петле. Она не не влезала в рукав принесенной Винки серебристой рубашки. Поэтому мать осторожно просунула здоровую руку сына в рукав и набросила рубашку на плечо больной руки.

— Мы едем в Мунго? — пробормотал мальчик, недоверчиво глядя на сидящего у окна отца.

— Нет, Барт, мы не можем в Мунго... Сначала заедем в магловскую больницу, — чуть виновато опустило глаза миссис Крауч. — Нужно...

— Нужно, что ты бы, наконец, научился думать головой, — резко сказал Бартемиус, оторвавшись окончательно от газеты. Барти бросил на отца внимательный взгляд, но тот, не обращая внимания на сына, снова уткнулся в передовицу.

— И не вздумайте свернуть в Мунго, Лаванда, — холодно добавил он, потеребив золотую запонку на рукаве.

— Перестань разговаривать со мной в таком тоне! — женщина с яростью прикусила губу. — Барт, пошли, — жестко сказала она, подняв ребенка с дивана. — Сильно болит?

— Лучше... — простонал Барти. Распухшая рука нещадно ныла, но сейчас лучше не идти наперекор матери. Поддерживая сына, Лаванда осторожно повела его в тусклый коридор. Слабо перебирая ногами, ребенок следовал за ней, видя как мелькают вязаные коврики на стенах. Винки надела на мальчика темно-серое драповое пальто тем же способом, что и рубашку. Миновав темно-зеленую калитку, мать и сын нырнули в белый автомобиль.

Барти ехал в магловском автомобиле второй раз в жизни. Первый раз они ехали с какого-то вечера — кажется, магловских знакомых отца. Для Барти, привыкшего к порталам, казалось удивительным, что деревья и дорожки мелькают так медленно и неторопливо. Рассматривать их, наверное, было интересно, но из-за боли мальчик закрывал глаза. Поначалу он обещал самому себе поквитаться с компанией Тома Друзилла, но из-за ноющей боли в руке не мог сосредоточиться на мысли о мести. За окном поплыла желтая кирпичная стена, и Барти почувствовал, что уходит в полудрему.

Он очнулся, когда автомобиль притормозил возле небольших ворот. Мокрый снег налип на стекла, и увидеть что-либо было трудно. Мать, достав темно-коричневый бумажник, торопливо расплатилась с таксистом. Затем, сухо пожав губы, открыла дверь. Ее легкие праздничные туфли на обледенелом снежном наросте казались нелепыми. Таксист окинул их странным взглядом, словно понимая: здесь что-то нечисто. Но миссис Крауч, не обращая внимания на снег, резко открыла заднюю дверку старой машины.

— Сыночек, пора.

Вставать не хотелось. Хотелось сидеть на мягком кожаном сидении, дремать и ехать все дальше. Хорошо бы несколько часов, до самого Лондона. Или лучше Дувра. Однако выбирать не приходилось. Слабо застонав, мальчик покинул теплое место.

— Идем, идем, — в голосе мамы зазвучали металлические нотки. — Чем быстрее, тем лучше.

Перед глазами Барти поплыло видение кирпичной стены. Рука больше не горела: скорее, в ней что-то стучало, словно удары наносили тупым предметом. Глухо застонав, ребенок подвинулся к двери. Лаванда помогла сыну спуститься, поддерживая его за плечо здоровой руки. Наконец, мальчик встал на лед. Женщина, поправив висящий рукав, осторожно повела сына за собой.

Мокрый снег повалил сильнее, заметая дорожки. Перед глазами Барти стояло двухэтажное здание в виде светло-зеленой коробки, украшенной лепниной. Редкие ели, засыпанные снежным покровом, казалось, спали в белых ризах. Людей почти не было видно: только из боковой двери выходили парень в темно-серой куртке и девушка в красном пальто, поддерживавшая его за руку. На стекленной двери была нарисована змея, увившаяся вокруг чаши. Барти вздрогнул: неужели маглы что-то знают о Салазаре Слизерине?

— Сюда, Барт, — Лаванда, чуть поморщившись, открыла дверь, и, поддерживая ребенка, повела его по обледенелому крыльцу. Затем, приоткрыв вторую дверь, помогла сыну войти. Глядя на захлопнувшуюся дверь со змеей, Барти с тоской подумал о том счастливом моменте, когда он покинет это безрадостное заведение.

Прихожая магловской больницы резко отличалась от холла Святого Мунго, который Барти помнил по прошлому перелому. Перед глазами открывался длинный тускло освещенный коридор со встроенными в потолок лампами. По красно-зеленой ковровой дорожке изредка мелькали девушки в белом. В кожаных креслах возле стены сидели люди. Самым необычным в помещении были, пожалуй, стены: темно-синие, покрытие колючими стеклянными блесткам.

— К кому мы может обратиться? — голос матери доносился словно из тумана. Барти тяжело повернул голову, словно не желая выходить из полудремы.

— Один момент, сейчас... — Девушка за столом что-то уточнила по картотеке. — Сейчас свободен доктор Хэнслоп, я ему позвоню. Кабинет сто один.

— Идем, — прошептала Лаванда. Барти чувствовал, что мама сама не очень понимает суть этого странного заведения и осматривается по сторонам. Это было так необычно: Барти с раннего детства казалось, что его мама знает о жизни абсолютно все.

Доктор Джонатан Хэнслоп оказался невысоким мужчиной лет шестидесяти c большим животом и пышными усами. Маленькие черные глазки внимательно и, казалось,насмешливо смотрели на ребенка. Барти сразу почувствовал к нему неприязнь: толстый человек словно забавлялся видом его распухшей руки.

— Ну, что тут у нас... — Доктор оценивающе осмотрел с ног до головы сначала Барти, а затем Лаванду. — Мистер Крауч?

— Да... — подтвердила Лаввнда. Она казалась слегка растерянной, но мгновение спустя закусила губу и дернула подбородком, словно приготовившись к бою.

— Да-а-а-авайте, — сказал нараспев врач. — Идите сюда, молодой человек, — прищурился он.

— Барт, иди, — Лаванда тихонько направила сына к столу, прикрытому стеклянной пластиной. Мальчик, хмурясь, осторожно застучал ботинками.

— Руку! — лениво бросил доктор, едва Барти подошел к его стулу.

— А? — Ребенок потеряно смотрел по сторонам.

— Руку дай, — врач с легкой усмешкой взял пациента за висячий рукав больной руки.

Мальчик ожидал, что врач достанет палочку или предложит ему выпить восстанавливавшего зелья, но ошибся. Доктор жестко пощупал его руку, а затем вытянул кисть из-под картона.

— Так болит? — спросил он, чуть подвигав рукой. Барти застонал от острой боли.

— Гм... А вот так не болит? — продолжил врач, едва нагнув кисть в бок. Боль была сильной, но Барти за минувшие часы настолько привык к ощущению высасывающего страдания, что почти не понимал происходящего.

— Подозрение на перелом, — доктор пристально осмотрел темно-зеленое бархатное платье миссис Крауч. — В комнату сто четыре на рентген. Напротив, — указал он на дверь.

Лаванда, кивнув, осторожно вышла. Барти поплелся за ней. Только сейчас он почувствовал легкий прилив сил. Несмотря на боль, он ни разу не заплакал и не заныл. Едва ли этот самый ринт... Или рент... Был таким уж страшным. Слушая мерный стук маминых каблуков, мальчик пошел за ней, все еще удивляясь полутьме коридора.

Комната сто четыре оказалась громадным полутемным помещением. Кое-где светились едва мерцавшие лампы. Над белым столом высилась машина, состоявшая из переплетения проводов и непонятных металлических коробок. Присаживаясь за стол, Барти со страхом посмотрел на висячие приспособления.

— Барт... Положи руку на стол, — прошептала мама, подойдя к ребенку сзади.

Мальчик слабо положил на стол неестественно длинную руку. Глядя на поехавшее в его сторону приспособление, Барти ощутил странное равнодушие. Он, казалось, настолько устал, что ему было уже все равно, прижмет ли его истерзанную руку контейнер или нет.

Приспособление, однако, не собиралось давить на руку. Остановившись, висячий контейнер осветил ее световым крестом. Барти словно в тумане, вспомнил слова врача и, преодолевая боль, положил руку на бок. Крест отразился на руке еще раз. Затем устройство отъехало в сторону и погасло.

— Это... Все? — пробормотал Барти.

— Видимо, да, — шепнула Лаванда.

— Свободен, — бросила вышедшая из маленькой двери темноволосая медсестра. На ее шее висела трубка, и это само по себе показалось мальчику забавным

— Идем... В коридоре подождем, — миссис Крауч обняла сына за плечи и повела за собой.

В длинном помещении дети сидели на маленьких скамейках. Лаванда и Барти присели на зеленый диванчик в холле — подальше от остальных. Напротив них сидел пожилой седой мужчина, к которому, всхлипывая, прижималась маленькая девочка. У малышки, видимо, была сломана нога, коль скоро она беспомощно вытянула ее вперед. Мимо на коляске провезли юношу: у него, видимо, был сломан позвоночник. Глядя на мозаичный барельеф, Барти хотел поскорее покинуть это отвратительное место. Наконец, из противоположной стороны коридора показалась фигура Хэнслопа, который нес целую кипу снимков.

— Доктор... — Лаванда Крауч, легко подпрыгнув с кресла, подбежала к хирургу. — Что?

— Перелом двух костей, — лениво прищурился врач. — Лучевой и локтевой.

— Значит... — чуть побледнела дама. Барти показалось, что большая мозаичная рыба на стене глумливо усмехнулась.

— Значит будем накладывать гипс, — спокойно ответил врач. — Ведите ваше чадо в перевязочную. Дома давайте ему анальгин: сейчас пропишу.

Барти, однако, поднялся, не дожидаясь матери. Решившись, он внимательно посмотрел на доктора, а затем пошел по длинному коридору. Сидящие на диванчиках люди его, казалось, не замечали. Впереди виднелась белая дверь с табличкой "Перевязочная". Быстро войдя внутрь, Барти присел на небольшой стул.

Комната в самом деле предназначалась для каких-то опытов. Прямо перед собой Барти заметил большой белый шкаф со множеством дверок и стеллажей. Сквозь мутное стекло полок были видны бинты, вата и непонятные пакеты. В центре шкафчика стоял маленький металлический тазик, плотно забитый аккуратно сложенными рулонами. "Наверное, это и есть гипс", — решил про себя Барти. Переведя взор, он заметил, что в синеватых сумерках за окном все также мелькают беспорядочно кружащиеся снежинки.

— Добрый вечер. — Холодный голос, казалось, разорвал тишину перевязочной. Мальчик вздрогнул и обернулся. В помещение вошла сухопарая девушка с блестящим черными волосами.

— Я... — растеряно осмотрелся Барти. Сейчас он в самом деле не мог понять, не снится ли ему все это.

— Мистер Крауч? — посмотрела девушка в бумажку. — Странно, почему вы вне очереди. Ладно, начнем.

Глаза девушки казались необычно синими, однако их взгляд был настолько властным и холодным, что Барти казалось невероятным ослушаться ее приказов. Критично осмотрев пациента, медсестра подошла к шкафчику. К удивления мальчика она достала не рулон из тазика, а целлофановый пакетик и, разрезав его, бросила содержимое в пластмассовое ведро. "Мой гипс", — подумал Барти, глядя, как нечто, напоминавшее полотенце, начинает размокать.

— Руку, — спокойно сказала медсестра. Мальчик хотел было что-то сказать, но, поймав ее взгляд, решил этого не делать.

Молча протянув руку, Барти посмотрел на забитый рулонами металлический бочонок. Наверное, это был не гипс, а что-то другое... Бинт, например... Или салфетки... Или какой то-то другой гипс — может, для ног... Девушка жестко зафиксировала распухшую руку и начала быстро обматывать ее склизским мокрым полотенцем. Кожу сковывало неприятное ощущение, словно ее опустили в грязную лужу со множеством мелкой щебенки. "Так захотел он", — с ненавистью подумал Барти, вспоминая полноватую фигуру стоящего у окна отца.


* * *

— Мама, это кентавры? — Барти остановился возле черной статуэтки, изображавших пляшущих лошадей с человеческими головами.

— Да, Барт, кентавры, — Лаванда, повернувшись, погладила мальчика по голове. — В древности кентавры жили вместе с людьми. Они часто ссорились, но многое делали вместе.

— А сейчас где живут кентавры? — Барти перевел взгляд на вазу с рисунками людей в черном, играющих в кости. Мимо стеллажей с критскими блюдцами прошел мужчина с окладистой белой бородой и с тросточкой. Следом в зал вошла девушка в ярко-красном костюме и сразу достала блокнот: она, по-видимому, собиралась рисовать с натуры.

— В Запретном лесу возле Хогвартса, — охотно ответила Лаванда. — Только сейчас они злые и опасные.

— А я приручу одного из них, да? — переспросил Барти, переведя взгляд с чернофигурной вазы на черную фигуру Геракла, держащего на руках великана Антея. Лаванда улыбнулась и заботливо поправила на сыне воротник его желтого вельветового пиджака.

Барти не знал обычных сказок. Вместо них мама читала ему "Легенды и мифы Древней Греции". К шести годам мальчик наизусть знал истории о Зевсе и Гере, Персее и Медузе, Аполлоне и Афродите, Геракле и Троянской войне... Любимой его игрой были восхождение на горы Парнас или Эпидавр, где жили таинственные существа, а герои прорывались сквозь чащи к теплому морю и мраморным дворцам. Вот и сейчас Барти, следуя за мамой, рассматривал в сводчатых залах музея фризы Парфенона. Лаванда шла в коротком темно-синем платье, охотно болтая с сыном, словно тот уже был знатоком античной культуры.

— "Гера, наславшая овода на Ио", — прочитал Барти. На картине была изображена молодая женщина в светло-зеленой тунике, которая, откинув золотистые волосы, восседала на ступенях скалы. Опустив ноги в воду, она смотрела в зеркало. Две служанки лили на ее тонкие белые колени воду из глиняных кувшинов. Гера, впрочем, не обращала на нимф никакого внимания. На ее лице застыло ощущение удовлетворения, которое не омрачала даже легкое напряжение.

— Она торжествует, что овод будет жалить Ио? — быстро спросил Барти маму.

— Да, Гера была жестокой, — вздохнула Лаванда. — Как и вообще греческие боги.

— Но Зевс тоже был жестоким, — заговорил быстро мальчик. — Или Афина...

— Жестокими, — опустила веки Лаванда. — Но они умели прощать. А Гера не прощала никого и никогда.

— Интересно, а где павлин Геры? — мальчик протянул ручки к картине. Только сейчас он заметил, что в углу зала стояла громадная глиняная амфора. Барти сразу захотелось подбежать к ней и поискать остатки вина. В одной книге он прочитал, что вино древних было черного цвета, и с тех пор ужасно хотел посмотреть его.

— Гуляет в ее саду, наверное, — улыбнулась миссис Крауч. — Смотри, Барт, ваза с Ахилллом!

Услыхав про такое чудо, Барти подошел к соседнему стеллажу. На большой чернофигурной вазе виднелось чуть потертое изображение героев. Один из них с черной кожей упал на колени с пронзенным копьем плечом. Другой стоял над ним, осторожно вынимая меч. Выше сражающихся героев сидел бородатый Зевс. Одна гиря на его весах падала вниз, в то время как другая поднималась вверх.

— "Ахилл побеждает Мемнона", — прочитал Барти название. — А потом Ахилл отрубит голову царю эфиопов и положит ее погребальный холм Патрокла, да? — улыбнулся мальчик, словно радуясь тому, что знает наизусть всю Троянскую войну.

— Победители жестоки, Барт, — миссис Крауч посмотрела в окно, залитое послеполуденными лучами. — Поэтому, — моргнула она, — они нам часто отвратительны.

— Мама... — пошептал Барти. — А ведь это были не настоящие эфиопы... Помнишь ты говорила, что это мифический народ, живший у реки Эридан?

Миссис Крауч задумчиво посмотрела на сына. Иногда она начинала думать о чем-то своем, что Барти не понимал. Однако сейчас ее лицо стало исчезать, пока не растаяло в воздухе...

... Барти оторвал голову от подушки и только сейчас понял, что касается гипсом одеяла. Почти всю ночь у него был жар, и мама, дежурившая у постели, велела Винки принести чай с малиновым вареньем. Отец работал в кабинете. После полуночи он вошел в комнату, требуя от Лаванды лечь спать, но та почти с криком прогнала его. Пожалуй, криков и слез жены мистер Крауч боялся сильнее, чем политических противников. Глубокой ночью Барти, наконец, ненадолго забылся сном, вспоминая далекий день, когда они с мамой пошли гулять в музей. Кажется, с тех пор прошло пять лет...

Вставать не хотелось. На маленьком комоде тускло горела свеча. За окном еще стояла тьма. Сверху из столовой доносились голоса. Родители, видимо, завтракали. Барти прислушался: он давно обнаружил, что в доме Фоули разговоры родителей можно услышать из спальни.

— ...были они подлым сословием, им и остались, — голос матери звучал мягко, словно она покупала в лавке приятную мелочь.

— Отчасти ты права, — Бартемиус Крауч говорил, как всегда, тихо. — Замашки у МакКиннона плебейские. Не удивлюсь, если он женится на уличной проститутке.

— Они и проститутки-то те еще. Девки-кухарки или поломойки, разодетые в наряды. "Свиньям ты пойло носила, чистил я конский сарай", — презрительно добавила Лаванда. — На этой почве у них, видимо, и возникла любовь друг к другу.

— Я устал, — Барти напряг слух. — Я слишком долго шел к этой должности, чтобы случайность испортила все.

— Может ты преувеличиваешь? Ты становишься мнительным.

— Мнительным? — голос Бартемиуса сорвался на легкий фальцет. — Ты понимаешь, что происходит, Лава? Уинстон Гринграсс давно на карандаше у Аврората. Ариэлла — фанатичка чистой крови...

— Ариэлла очень мила, — вставила Лаванда.

— Невероятно, — усмехнулся Бартемиус. — Будь ее воля, она, как Блэки, украшала бы холл головами эльфов. Впрочем, чего ты хочешь от урожденной Монтегю... И вот всплывает, что твоя Агнесс воспитывается такими людьми!

Барти показалось, будто он отчетливо видит, как усы отца встопорщились, как иголки ежа, а его черные глаза косят в разные стороны. Мальчик с ненавистью посмотрел на комод. Это из-за отца он лежал в гипсе, хотя врач-волшебник излечил бы его за ночь. Наверное, Ариэлла — неплохой человек, раз ее так не любит отец.

— Да мне все равно, какие манеры у Гринграссов, — продолжал свербеть голос Бартемиуса. — Ты представь себе цепочку: Начальник департамента магического правопорядка, его жена, племянница жены и Гринграсссы.

— Я с ними не общаюсь, ты прекрасно знаешь, — в голосе матери зазвучали обиженные нотки.

— Ты объяснишь это каждому журналисту? — судя по скрипу половиц Бартемиус стал расхаживать из угла в угол. — Да их не волнует, общаешься ты или нет. Лучше представь разворот "Пророка": "Племянница начальника Департамента магического правопорядка растет в семье фанатиков чистой крови".

— Лучше бы Гринграссы дали Агнесс свою фамилию, — в голосе матери слышалась горечь.

— Лучше бы ты родила мне нормального сына, — холодно ответил отец. — Степень реалистичности примерно та же.

Барти почувствовал, как в груди нарастает ярость. Голоса сначала смолкли, затем заговорили вновь, но мальчику было все равно. Уткнувшись в подушку, он начал вспоминать коричневые двери в музейные залы. Ничего не помогало. Слезы сами собой потекли из глаз, намачивая белую наволочку с рисунками красной рябины. "Не надо плакать... Не дождется", — с ненавистью подумал мальчик.


* * *

Рука заживала тяжело: Барти частенько чувствовал ноющую боль, заставлявшую стонать по ночам. Новый год встретили без особой радости: просто посидели втроем в маленьком зале. Винки растопила камин и зажгла витые свечи. Лаванда, переодевшаяся в новый светло-коричневый костюм, велела принести шампанское, которое они с мужем тотчас разлили в длинные хрустальные фужеры. Барти пришлось довольствоваться стаканом ананасового сока. Отец даже рассказал веселую историю про свою помощницу Кирстен Рэйнсмит, которая не могла добиться пергамента от аврората. Сидя в коричневом плюшевом кресле, мальчик долго смотрел, как играют огоньки фей в ветках маленькой горной ели.

Утром спали допоздна. После короткого ланча отец предложил прогуляться, что сразу вызвало радость Лаванды. Винки помогла одеться Барти, замотав вокруг шеи черно-белый шарф с узором геометрических фигур и набросив пальто на плечо больной руки. Через несколько минут они втроем пошли к маленькому горному озеру мимо сосновой рощи, тихо спящей под снежным покрывалом. Мама с отцом продолжали спор о Долорес Амбридж, которая, по словам мистра Крауча, была неплохой девушкой, но рассеянным сотрудником. Снег с сосновыми иголками хрустел под ногами, и мальчик почему-то вспомнил, как в далеком детстве мечтал найти живого трилобита. Или головоного моллюска с красивой раковиной, который был нарисован на гравюре "Ордовикское море"

Сумерки медленно спускались на землю. Дальше идти не имело смысла: крутые берега озера замело настолько, что подходить к нему было опасно. Налетевший ветер поднимал поземку и кружил ее в беспорядочном вихре. Отец, поправив темно-фиолетовый плащ, стал рассказывать матери про Северное море. Мальчик, однако, не слушал его. Повернувшись направо, Барти с тоской смотрел, как вечерняя синева укрыла верхушки сосен и обрыв.

Глава 2. Двенадцатая ночь

В Лондон вернулись через три дня. По традиции елку следовало разбирать шестого января, но мистер Крауч торопился в министерство. Лаванда была расстроена, в то время как Барти, скорее, радовался переезду: разбирать елку всегда казалось ему слишком грустным занятием. Из-за большого количества вещей Краучи не могли воспользоваться каминной решеткой, и прибегли к порталу в белой чайной чашке. Для Барти тот вечер стал особенно радостным: впервые за неделю у него почти не болела рука.

Первые новости пришли на следующий день. Вернувшись с работы около четырех, Бартемиус Крауч бесстрастно объявил, что сегодня, в Двенадцатую ночь, праздник все-таки состоится: к ним в гости придут Лонгботтомы. Лаванда, поившая Барти жасминовым чаем, всплеснула руками. Аластор Лонгботтом был, конечно, первым помощником ее мужа. ("Полковник при генерале", — как назвала их ехидная Мерайя). Однако гости в доме Краучей были редкостью: Бартемиус не жаловал светские развлечения. Изредка заглядывали разве что родственники Лаванды — Мерайя да ее брат Джонатан. И если с первой Бартемиус на удивление неплохо ладил, то второго терпеть не мог, называя балбесом и забулдыгой.

— Мог бы сказать вчера, — недовольна поджала губы Лаванда. — у меня даже нового вечернего платья нет!

— Августу, поверь, такое мало интересует, — мистер Крауч спокойно опустился на стул. Барти настороженно смотрел на отца: сегодня тот пришел с работы рано, как никогда, и, похоже, не был в хорошем настроении.

— Как бы не так, — миссис Крауч церемонно отставила чашку на разноцветную бамбуковую салфетку. — Наряжаться она любит, только делает это плебейски.

— Тебе же лучше, — устало прикрыл глаза Бартемиус. — Лонгботтомы, знаешь, неприхотливы.

— Согласись, им не хватает культуры, — вздохнула миссис Крауч. — Вроде бы люди душевные, но вместе с тем...

— Так они к нам идут не на светский прием с шампанским и омарами, — терпеливо пояснил Бартемиус. — Мы с Аластором обсудим дела. Ты поболтаешь с Августой... Барт с Фрэнком. Он, кстати, может тебе рассказать о Хогвартсе, — снисходительно кивнул Бартемиус сыну.

Мистер Крауч, как обычно, не мог усидеть на стуле. Поднявшись, он подошел к шкафу и стал рассматривать черные и позолоченные фолианты книг. Эта шкафчик с затемненными стеклами, на которых красовались движущиеся букеты полевых цветов, был гордостью миссис Крауч. Барти понятия не имел, что в нем особенного, но мама назвала его "благородным" или "романтическим".

— Дундуковатый малый, — вздохнула Лаванда.

Барти едва не прыснул, взглянув на маленькую книжную этажерку. Лаванда с улыбкой посмотрела на двустворчатые дымчатые дверки. От ее улыбки Барти почувствовал ощущение приятной легкости. В другое время он, возможно, заранее возненавидел бы этого Фрэнка, но после слова "дундук", парень казался ему забавной куклой.

— Дундуковатый... — прошептал Барти, оглядываясь на стоящую напротив группу белых венских стульев с орнаментом из черных роз.

— Конечно, дундуковатый, — кивнула Лаванда, поправив край горчичного платья. — Я его помню на Рождество в министерстве. Стоит, смотрит исподлобья и невнятно мычит.

— У него неплохие оценки, — сказал снисходительно Бартемиус. Как обычно, он знал о своих подчиненных каждую мелочь. От его тяжелых шагов завибрировали стекла на этажерке.

— Еще бы, — съязвила миссис Крауч. — Кто осмелится поставить плохие оценки сыну видного сотрудника Аврората?

— Лава, надеюсь, ты будешь на высоте, как всегда, — спокойно ответил Бартемиус. — Потерпи Августу, пока мы...

— Что-то случилось? — Женщина окинула мужа внимательным взглядом. Барти, тем временем, подцепил ложкой лимон и, как обычно, с удовольствием его проглотил.

— Угадала, — Бартемиус шагнул в сторону от шкафу к приоткрытой дубовой двери. — Я тебе говорил, что рано или поздно они начнут.

При этих словах мистер Крауч достал из черного "дипломата" свежий номер "Пророка" и протянул его жене. Лаванда прищурилась. Барти взглядом левитировал со столика мамины очки в форме висящих стекол. Женщина, кивнув в знак благодарности, надела их и уткнулась в текст.

— Трагедия в баре "Дырявый котел", - стала читать Лаванда. - Сильное темное проклятие наложено на дверь. Три человека погибли. Подробности уточняются". Все трое — маглорожденные? — задумчиво спросила она.

Барти продолжал смотреть, как завороженный, на колдографию, изображавшую задымленное помещение. Кое-где метались авроры, пытавшиеся вывести людей из паба и убрать столики.

— Они начали действовать, похоже, — мистер Крауч, вздохнув, также присоединился к жене и сыну. С минуты все трое смотрели на колдографию. Затем Барти перевел недоверчивый взгляд на мать: она, похоже, знала нечто, о чем нельзя было рассказывать ему.

— Надеюсь, тебе это не повредит? — спросила Лаванда. Сейчас миссис Крауч была в домашнем платье с вырезом. Когда она говорила, на ее шее вырисовывался шов, оставшийся от операции по удалению щитовидки.

— Скорее, такое по части Грюма, — равнодушно ответил Бартемиус. — Может, еще Вэнса... Но ему, знаешь ли, не помешает хороший втык министра.

— Значит, Аластор придет по делу? — уточнила Лаванда. Судя по голосу, она, похоже, была несколько упокоена тем, как развивались события.

— И да, и нет, — уклончиво сказал мистер Крауч. — Будет праздничный вечер, а потом мы подготовим проект... Кстати, насчет праздника, - он неожиданно впился глазами в темно-коричневую полироль стола. — Лава, у нас нет елки!

— Кто бы ее поставил, посуди сам? — Миссис Крауч говорила спокойным чуть капризным голосом, как говорят выросшие в роскоши люди, которых вдруг по недоразумению заставляют самих вымыть тарелку.

— Но нам же будет нечего разбирать! — мгновенно среагировал Бартемиус. — Смулли надо дать чертей.

— А если наколдовать елку? — спросил Барти, рассматривая белую спинку стула. Ему ужасно хотелось поучаствовать в подготовке встречи. Однако, хотя реплика была брошена невзначай, отец среагировал немедленно:

— Наколдованная елка... Думай, иногда, что несешь, — горько вздохнул он. — Ты только представь, — постучал он по лбу, пристально глядя на сына, с каким видом мы покажемся перед Лонгботтомами?

— Не шуми, Барт просто предложил, — холодно ответила Лаванда. — Он ребенок и еще не понимает. — У нее на коленях все продолжала лежать газета, с колдографией снующих авторов по бару.

— Ты с ним сидишь целыми днями, могла бы и объяснить, — махнул рукой Бартемиус. — Здоровый малый, пора соображать... Смолли! — Крикнул он. Затем, подняв ладонь, прощупал рисунок усов.

— Да, Мастер Крауч, — возникшая пожилая эльфийка с упоением поклонилась хозяину. Барти, чувствуя ком внутри, с неприязнь посмотрел на старуху. Смолли, принадлежавшая в своем время матери мистера Крауча, шпионила за ним и доносила отцу о проделках сына. От ярости Барти впился глазами в букет васильков, изображенный на створке двери этажерки; впрочем, он давно усвоил урок, что при криках надо молчать.

— Смолли, нужна елка, — сухо сказа Бартемиус.

— Но... Мастер Крауч... — сказала эльфийка разбитым голосом. — Сегодня шестое января... Купить уже невоз...

"Так тебе и надо", — злорадно подумал Барти, бросив украдкой взгляд на мать. Лицо Лаванды оставалось бесстрастным, хотя по едва заметным движениям лица можно было понять, что она не одобряет поведения мужа.

— Меня это не интересует. Елка должна стоять в зале через два часа, — добавил он. — Да, скажи Дройлу, пусть повесит шары и шишки. — Эльфийка поклонилась и, тараща огромные глаза на хозяина, попятилась к двери.


* * *

Елку Смолли все-таки достала: то ли связалась с пожилым торговцем Карфаксом, то ли перекупила из какой-то лавки. Неказистая ель не производила впечатления, что заставило мистера Крауча нахмурится. Но выбирать не приходилось. Дройл нацепил на нее семь позолоченных шаров и модный ныне "дождь" — тонкие нити из серебряной фольги, напоминавшие снежную шапку или иней. Барти, впрочем, не испытывал никаких чувств: все-таки в напряжении ели после Рождества было что-то неприятное.

— Барт, переоденься, — бросила находу Лаванда. Сама миссис Крауч наспех создала себе наряд, надев светло-голубое платье и синие туфли, купленные пару месяцев назад для похода в Камингартен.

Мальчик, вздохнув, пошел в свою комнату. Из-за проклятого гипса выполнить мамину просьбу было трудно. Пришлось со вздохом позвать на помощь Винки, которая, чтобы протянуть руку хозяина, порезала его любимую светло-серую рубашку с серебристыми полосками. Потом ее, конечно, починят заклинанием, но все равно — она, как говорила мама, станет "десятым сортом". Винки помогла мальчику надеть черный замшевый костюм и черную венскую бабочку. Все было бы не плохо, если бы уродливая рука не висела на длинной веревке из бинта.

— Пожалуй, я обновлю его косынкой или шарфиком... Сыночек, пожалуйста, подойди, — раздался из соседней комнаты мамин голос.

— Ага... — Барти поспешил на голос мамы. Миссис Крауч задумчиво рассматривала свое отражение в большом трельяже из черного ореха. Барти улыбнулся. У мамы всегда было уютно, и он, ловя привычный запах французской парфюмерии, по привычке присел на маленький пуфик.

— Барт, как лучше: так или так? — Лаванда сначала накинула на плечи платок цвета морской волны, а затем повязала его вокруг шеи, закрывая шрам.

— Вокруг шеи, — важно кивнул Барти, словно он был известным балетным критиком и сидел перед спектаклем, проигрывая тросточкой.

— Думаешь? — миссис Крауч неуверенно повернулась на каблуках и поправила платок на шее.

Глядя на черные антресоли, Барти вспомнил, что когда-то нашел в заначках мамы книгу русского писателя Льва Толстого, пропахшую вечерним "опиумом". Хотя Барти тогда исполнилось десять, он проглотил за три месяца интересный роман о войне русских с императором Наполеоном.

— Быстрее, быстрее... — в комнату вбежал лысый Дройл. — Леди Лаванда, Мастер Барти, — важно поклонился он, — Мастер Крауч зовет в холл.

— Идем, Барт... — Женщина, взяв за руку сына, быстро пошла по узкому коридору. Мальчик не очень понимал, зачем именно мама поддерживает его, коль скоро он давно научился ходить со своим мерзким гипсом. Глядя на тяжелые бронзовые подсвечники, украшавшие стены, он думал о том, как не допустить гостям насмехаться над его висевшей рукой.

— Наконец, — отец поприветствовал их легким кивком. Хотя мистер Крауч надел парадный смокинг "угольного" цвета, он продолжал читать на ходу какую-то бумагу, делая на полях пометки обычным магловском карандашом. Барти неприязненно покосился на его аккуратно выглаженные стрелки брюк. Если бы не каприз этого человека, он сейчас стоял бы с нормальной рукой...

"Каминная комната", как в семье Краучей называли холл, была просторным помещением. В самом его центре расположился огромный камин, инкрустированный отделкой из белого мрамора. Миссис Крауч с гордостью повторяла, что он напоминает камины итальянских домов Ренессанса. Окна этой части дома в самом деле были в форме высоких полуовалов с геометрически правильным орнаментом перегородок. Впрочем, это было не просто проявлением художественной прихоти миссис Крауч. Лаванда, как и вся семья Бэддоков, оставалась верной католической церкви, и потому не было ничего удивительного в ее желании отстроить холл на итальянский манер.

Напольные часы в виде башни пробили без четверти шесть, когда в камине вспыхнуло пламя и раздался щелчок. Барти обернулся: хотя он не раз путешествовал с помощью летучего пороха, вспышка пламени вызывала у него затаенный страх. Мгновение спустя из камина вышел долговязый белобрысый мужчина в очках. На нем был дешевый длинный плащ то ли бежевого, то ли светло-желтого цвета.

— Добрый вечер, сэр, — побежавшая Смолли на ходу приняла у мужчины плащ и понес его к стоявшему в левом углу вещевому шкафа. Рядом с ним располагались черная галошница и небольшое хранилище для зонтиков, которое по словам мистера Крауча, он унаследовал от покойной бабушки. Лаванда не раз пыталась заменить это "убожество" на что-то более "благородное", но на сей раз Батемиус жестко пресекал поползновения жены.

В камине снова раздался хлопок, и на зеленый ковер вышла невысокая пухловатая женщина в ярко-малиновом платье. Барти с удивлением посмотрел на выступающий из-под ткани большой бюст: мама всегда говорила, что обтягивающие платья в их возрасте — верх вульгарности.

— Милости прошу, — подошедший Дройл поклонился и принял бордовый плащ миссис Лонгботтом, аккуратно повесив его в в тот же темно-коричневый шкаф. Женщина, нахмурившись, придирчиво осмотрела инкрустированную позолотой дверку, словно ища в ней изъяны. Длинноносый мужчина невозмутимо рассматривал корейский фонарь на тонкой ножке, на абажуре которого были изображены движущиеся иволги.

После третьего щелчка из камина вышел невысокий мускулистый мальчик с круглым лицом и короткими, стоящими "ежиком", волосами. "Правда, дундук", — подумал Барти, рассматривая его пухлые щеки. Несколько мгновений мальчик отряхивал с брюк сажу, а затем упал на колени.

— Фрэнк, будь внимательнее, — строго сказала черноволосая женщина. К удивлению Барти мальчик быстро поднялся и отошел от камина. На нем был забавным темно-синий костюм, продающий сходство с магловскими школьниками. Барти не сомневался, что мама назвала бы его "дребеденью за три галеона".

— Ваша очередь, сэр, — подбежавшая эльфийка Криопа указала Фрэнку на шкаф помельче. Мальчик стоял и смотрел во все глаза, словно впервые в жизни видел такое чудо. Затем, скинув расстегнутый синий плащ, сам протянул его удивленной Криопе.

— Добро пожаловать, — миссис Крауч на правах хозяйки дома улыбнулась гостям. Ее муж и сын наклонили головы в знак приветствия. Лонгботтомы смотрели на них с явным удивлением. Долговязый мужчина сделал шаг вперед и к изумлению Барти слегка приобнял его отца за плечи.

— Аластор... — Отец к удивлению Барти был не против такой фамильярности. — Очень рад... Очень... — повторил он.

— Рада вас видеть, миссис Лонгботтом, — улыбнулась Лаванда пухлой женщине.

— Взаимно, миссис Крауч, — сухо ответила гостью. Барти с неприязнью осмотрел ее ярко-красное платье: ему не понравилось, что эта женщина смеет так разговаривать с его мамой.

— Добрый вечер, — кивнул Барти коренастому мальчишке. Он намеренно сделал самый маленький кивок, чтобы отомстить за сухой тон его матери.

— Привет, — пробормотал увалень, рассматривая каминную оправу, словно она была диковинкой. "Каминов что ли не видел?" — ехидно подумал Барти.

Мальчик еще раз осмотрел семью Лонгботтомов. Аластор - высокий длинноносый человек в очках немного напоминал отрешенного от жизни профессора. Пухленькая Августа казалась не в меру живой и отчасти строгой. Их сын Фрэнк так сильно крутил головой, словно его изумляла каждая вещь. Возможно, они были самыми обычными людьми, но после слов мамы Барти в каждом их жесте, в каждом движении видел что-то глупое или комичное.

— Что же... Думаю, без лишних церемоний преследуем в зал, — спокойно показал мистер Крауч в сторону полутемного коридора. — Смолли, стол готов?

— Да, Мастер Крауч, — поклонилась подбежавшая эльфийка.

— Прошу вас следовать за нами, — снова улыбнулась Лаванда. Барти показалось, что в улыбке мамы есть некая натянутость, но она мгновение спустя на ее лице не было и тени.

"Могли бы и поблагодарить", — неприязненно подумал Барти. Фрэнк шел рядом с ним, посапывая и рассматривая все кругом. ("Точно носорог", — подумал с отвращением Барти). Он решительно не знал, о чем с ним можно говорить.

Хотя зал был подготовлен к празднику наспех, он сохранял рождественский дух. Небольшая ель переливалась золотистыми отблесками шаров и шишек. Двери и балюстраду украшали рождественские венки. Рядом с люстрой мама наколдовала идущей снег. На противоположной стене, где, собственно, висел портрет покойной Мэри Крауч, эльфы сделали движущуюся панораму зимнего леса. Бронзовые подсвечники также украшали нити серебряного дождя.

— Милости прошу, — указал Бартемиус на стоящий посреди зала большой черный стол. Можно было, конечно, поужинать в столовой, но мистер Крауч, видимо, хотел устроить праздник в главной комнате.

Стол был сервирован для легкого ужина. В центре высились две бутылки шампанского и белого вина. Рядом стояли металлические вазочки и блюдца, наполненные разными сортами орехов, сыра, колбасы и фруктов. По боками были разложены шесть приборов с ослепительно белыми салфетками. Барти надеялся, что обе семьи сядут напротив друг друга. Однако мистер Крауч сразу присел рядом с мистером Лонгботтомом, а миссис Крауч — с миссис Лонгботтом. Барти пришлось сесть рядом с Фрэнком, который снова засопел, посмотрев на миндаль.

— Что же, я рад приветствовать друзей в нашем скромном доме! — монотонно сказал мистер Крауч, подняв бокал. — Безмерно рад нашей встрече!

Барти посмотрел на светло-серый рукав своей рубашки и поймал себя на мысли, что из всех домашних предметов более всего отец похож на часы, которые говорят по распорядку, словно по удару гонга.

— Скажем прямо: не такой скромный, — рассмеялась Августа, подвинув солонку. Барти показалось, что на лице мамы мелькнула тень. Гостья, между тем, стала беззаботно рассматривать инкрустированный позолотой сервант.

— Да, для нас это тоже честь, — промямлил долговязый мистер Лонгботтом. Привстав, он поднял бокал, словно желая сгладить неловкость жены. Барти снова с отвращением посмотрел на гипс: из-за него он вынужден почти ничего не есть, довольствуясь тем, что смог взять левой рукой.

— Вот и славно, — кивнул Бартемиус, поднеся бокал к губам. Лаванда сделала это почти одновременно с мужем. Барти поскорее последовал примеру мамы.

Он пил шампанское в первый раз. Когда-то в детстве Барти пригубил пиво, думая, что перед ним столь любимый сладкий лимонад. Вкус оказался невероятно горьким и, как показалось мальчику, просто гнусным. Ожидая ощутить что-то подобное и сейчас, Барти заранее напрягся и ошибся: напиток оказался кисловатым, но в целом приятным.

— Ваша родственница? – Аластор с интересом указал на портрет Мэри Крауч.

— Да, моя сестра Мэри, — ответил Крауч. – Умерла, когда мне было двенадцать лет. – При этих словах Дройл появился из воздуха и заменил приборы.

— Но... как это произошло? – Августа посмотрела на Бартемиуса с легкими изумлением, словно слегка опешив от его будничного тона.

— Мэри всегда была любимицей родителей, — продолжал монотонно мистер Крауч. — В семь лет заболела чахоткой, и остановить этот процесс не удалось, — задумчиво посмотрел на висящий возле двери рождественский венок из остролиста. — Отец и мать просто сходили с ума от того, что все так произошло. Семь лет они боролись с ее болезнью, как могли...

— Простите, — недовольно фыркнула Августа Лонгботтом, — но в нашей юности уже был стрептомицин.

— Именно, — патетично раздел руками Бартемиус. — Вообразите, что стрептомицин изобрели незадолго перед смертью Мэри. Волшебники, к сожалению, не могут лечить эту проклятую болезнь магией. Она начала принимать препарат, но слишком поздно: разрушение легких стало необратимым. Наверное, в день похорон я и пообещал себе, что ее портрет, — указал он на верх, — всегда будет висеть в моем доме.

Барти задумчиво посмотрел на сиявшие в серванте фужеры. Портрет "тети Мэри" постоянно висел в зале, наблюдая за жизнью их семьи. Мистер Крауч обожал рассказывать как он, ребенком, был вынужден помогать ухаживать за сестрой. Вместе с тем (и Барти это слегка изумляло) он никогда не слышал от отца рассказа о самой тете Мэри. Мистер Крауч рассказывал о ее болезни и смерти так, словно это была очередная интересная история.

— У тебя сильный ушиб? — черные глазки миссис Лонгботтом внимательно посмотрели на гипс Барти. К отвращению мальчика Фрэнк, оторвавшись от тарелки, также стал рассматривать его руку. Барти поморщился, заметив в глазах гостя внимательный огонек. Неужели этот "дундук" понял его состояние?

— Перелом, — важно кивнул Крауч. — Я отправил его лечится к маглам. Должны же мы, волшебники, делом доказать возможность совместной жизни с ними.

— Барт, ты... Ты великий человек... — пролепетал Аластор Лонгботтом, поправив съехавшие на нос очки. — Все наши так называемые маглолюбцы только мелют языком, а вот делом...

— Да, считаю, что мы должны доказывать дружбу с маглами, — продвинул бокал Крауч. Позолоченная люстра вспыхнула множеством свечей, которые, разгоревшись, стали отбрасывать блики на фужеры. — Иначе докатимся до до того, что произошло в "Дырявом котле", — развел он руками.

Барти насторожился. Мгновение назад он едва сдерживал ярость, потупившись в тарелку. В эту минуту он, пожалуй, ненавидел и магловские больницы, и магловское лечение. Но разговор, похоже, начал переходить на события в "Дырявом котле", а это было намного интереснее. Барти осторожно посмотрел на маму, но та сидела ровно, поджав губы.

— Мне кажется, разговор не совсем для детских ушей, — изрекла миссис Лонгботом. — Фрэнк, думаю Бати покажет тебе свою библиотеку?

— Мой сын, возможно, согласится, — в голосе миссис Крауч звучал холод, словно она напоминала гостье, у кого есть право командовать в ее доме.

— Замечательно, — кивнул мистер Крауч. — Бартемиус, покажите юному мистеру Лонгботтому свою комнату, — его монотонный голос, казалось, даже не допускал мысли о возражении.

— А в девять разберем елку, — мягко улыбнулась Лаванда, словно не произошло ровным счетом ничего.

Барти с яростью сжал ладонь. Не вмешайся сейчас отец, мама приподнесла бы этой хамке отменный урок. Вместо этого на губах отвратительной женщины в красном мелькнула улыбка. "Ничего... У нее есть я", — со злостью подумал он. Затем, не глядя на Фрэнка, поднялся из-за стола и, кивнув маме, небрежно указал гостю на входную дверь.


* * *

Барти и сам не мог понять, что именно его разозлило сильнее всего. Возможно, причиной была наглость миссис Лонгботтом. Возможно, он злился на отца, который ради дружбы с какими-то отвратительными маглами считал необходимым держать его в гипсе три недели. Возможно, он рассвирепел из-за того, что отец поставил маму (Барти чувствовал это каким-то шестым чувством) в неловкое положение. Так или иначе, идущий рядом с ним крепыш с глуповатой улыбкой не вызывал у него никакой симпатии.

— Можно ко мне... Или в библиотеку, — Барти, как и положено по этикету, указал гостю дорогу по коридору, хотя на душе скреблись кошки.

— Ммм... — промчал невнятно Фрэнк. Он, похоже, то ли ощущал неудобства от мелькавшего перед глазами лабиринта, то ли в самом деле тупил.

— Ну, хорошо, тогда ко мне, — мальчик указал на двери небольшой комнаты. Сейчас его охватывало подобие гордости хозяина, который должен представить гостю дом в наилучшем виде.

За минувшие годы "детская" кардинально изменилась. Старый диван убрали, поставив вместо него группу светло-коричневых кресел с мягкими подушками. Над ними висел наколдованный темно-синий шар, который Барти давно научился зажигать и тушить по своему усмотрению. На столе стояла небольшая коробка, из которой мальчик по желанию извлекал пергамент и письменные приборы. Зато пианино осталось на месте: Барти иногда просил маму сыграть на нем, и та охотно исполняла "Рондо" Сен-Санса или "Лунную сонату". Войдя в комнату, Барти двумя щелчками зажег шар и вызвал Винки.

— Что желает Мастер Барти? — с упоением спросила эльфийка, почтительно поклонившись. Фрэнк ошарашенно смотрел на нее, стоя возле пианино.

— Винки, принеси чай и заварных пирожных, — Барти, представив на своем месте мать, старался говорил спокойно и мягко тоном хозяина, который не допускал мысли, что его можно ослушаться.

— Садись, — показал он на кресло. Фрэнк присел, все еще оглядываясь по сторонам. "Даже не поблагодарил", — с удивлением подумал Барти. — Ты учишься в Хогвартсе?

— Я? А, ну да, — ответил Фрэнк. — Завтра как раз с каникул возвращаюсь.

— А в каком колледже? — Барти рассеянно посмотрел на увитую желто-коричневую плюшевую подушку.

— Гриффиндор. Самый лучший колледж, — охотно улыбнулся Фрэнк, удивленно глядя, как Винки лихо расстелила разноцветную салфетку из бамбука, поставила на нее маленький чайный сервиз и вазу с пирожными.

"Сущий даун", — подумал Барти, глядя на его непроходящую улыбку. От мамы он знал, что в школе чародейства и волшебства Хогвартсе есть два благородных колледжа — Райвенкло и Слизерин. Маглорожденные, ничего не слыхавшие про волшебство, обычно попадали в Хаффлпафф или Гриффиндор — если сильно повезет. Впрочем, попасть в Гриффиндор было удачей только для маглорожденных. Барти знал, что там учатся шумные идиоты, с которыми лучше не иметь дел. Туповатый Фрэнк явно не был похож ни на одного из них.

— Я почему-то думал, что ты в Хаффлпаффе, — решил поддеть его Барти.

— А, нет, — снова улыбнулся Фрэнк. — Красивый, — указал он на белый чайник с голубыми фигурками.

— Дельфтский фарфор, — пожал плечами Барти. — Мама заказала в Голландии. У нас есть голландская печь с такой плиткой, только в том крыле.

— Это хорошо, — посетитель лихо откусил пирожное и вытер крем ладонью.

— Возьми, — Барти, преодолевая отвращение, щелчком направил ему салфетки.

— Ничего себе... Ты здорово колдуешь, — пробасил Лонгботтом. — У нас так четверокурсники разве что умеют.

— Мерси, — иронично ответил Барти. — Если хочешь, я принесу тебе альбом о магических школах...

— Давай, — охотно проурчал Фрэнк. — Дельфтский фарфор... — повторил он нараспев, словно в самом деле узнал какое-то чудесное слово.

Барти с облегчением вздохнул. Поход в библиотечную комнату займёт не менее десяти минут. Значит, в течение ближайших двадцати минут можно было освободиться от общества тупицы. Осторожно выскользнув из комнаты, он вышел к лестнице. Можно было пройти в библиотеку через коридор и малую гостиную, но Барти решил пройти через зимний сад. Это, собственно, была небольшая крытая галерея, в которой миссис Крауч выращивала цветы. Для пущего эффекта в центре красовался маленький фонтан, а по бокам стояли античные статуи.

Подойдя к фонтану, Барти остановился. Из библиотеки отчетливо доносились голоса, один из которых принадлежал отцу. Похоже, они с мистером Лонгботтомом переместился а кабинет. Остановившись возле статуи Антиноя, мальчик прислушался.

— Не могу понять, — журчал ровный голос Аластора Лонгботтома. — Если он хотел уничтожить маглов почему не устроил теракт в людном месте? Трое погибших — согласись, не его масштаб.

"Интересно, кто?" — подумал Барти, потрогав рукой горячее ухо. Сердце сильнее забилось в ожидании чего-то таинственного.

— Он не хотел, думаю, убивать маглов, — раздался надтреснутый голос отца. — Неназываемый символически закрыл для маглорожденных дверь. — Судя по скрипу паркета, мистер Крауч опять начал расхаживать по кабинету.

— Значит? — осторожно спросил Аластор Лонгботтом. Барти чуть не фыркнул: их гость, похоже, заранее был согласен со словами его отца.

— Значит, надо принять экстренные меры безопасности, — подтвердил Бартемиус. — Подготовь распоряжение об усилении охраны на станциях и в Хогвартс-экспрессе. "Дырявый котел" оцепим аврорами дня на три.

— Ну и паника поднимется из-за "Хогвартс-экспресса"... — Барти напряг слух. Неужели у немого мистера Лонгботтома появилось собственное мнение?

— Вот и хорошо. — Отец говорил приглушенно и, похоже, не счел нужным спорить с помощником. — Пусть вся сочувствующая ему мразь типа Араминты Мелифлуа подожмет хвосты.

Барти насторожился. Араминту Мелифлуа он видел пару раз в детстве на праздничных приемах в министерстве. Эта хрупкая белокурая женщина казалась ему невероятно милой. Барти до сих помнил, как мило она беседовала с мамой и подарила ему коробочку немецких марципанов. Потом, кажется, они с удовольствием ели их на Рождество. Оказывается, отец считает ее мразью? "Зато кретин Фрэнк, надо думать, воплощение ума", — с неприязнью подумал мальчик, рассматривая мраморный лук Дианы.

Он не закончил мысль. Сверху раздался грохот, словно какой-то предмет упал и покатился по полу. Барти поначалу не понял, что произошло, ноинстинктивно попятился к фонтану, а затем к выходу. Наверху послышался стук бегущих каблуков. "Фрэнк!" Эта мысль, точно молния сверкнула у него в голове. Внутри все похолодело при одной мысли, что этот болван что-то натворил. Главное сейчас было скорее покинуть зимний сад... Стараясь не скрипеть дверью, мальчик скорее выскочил из галереи.


* * *

— Ну, ничего особенно страшного не произошло, — миссис Крауч посмотрела на вжавшегося в кресло сына. — Да, балбес Фрэнк разбил моего любимого зайца, — ее голос предательски дрогнул.

— Балбес, прежде всего, не Фрэнк, а наш, — отозвался мистер Крауч. — Дело не в статуэтке, Лава, — Бартемиус расхаживал по комнате твёрдыми шагами. — Дело в том, что нашего ни о чем нельзя попросить.

— Я пошел принести Фрэнку книгу, — поморщился Барти. От ярости у него в душе нарастало чувство, напоминавшие снежный ком. Из-за идиота, который сам полез в этажерку, разбилась любимая мамина статуэтка из китайского фарфора — заяц, играющий на дудке. Отец, конечно, сделал все, чтобы починить ее, но китайский фарфор до конца не чинится волшебством.

— Помолчи, — вздохнул Бартемиус. Хотя праздник завершился, он все еще не снял парадного костюма. — Неужели ты не мог занять гостя чем-то кроме книги?

— Барт хотел, как лучше, — отозвалась разбитым голосом Лаванда. В отличие от мужа она успела переоблачиться в домашнее темно-зеленое платье и сейчас сидела в кресле напротив. Она казалась спокойной, однако неестественный блеск глаз и морщинки под глазами выдавали ее состояние.

— Как лучше... — Задумчиво сказал мистер Крауч. — Между прочим, вершина невежливости — оставить гостя одного в чужом и незнакомом доме. Я полагал, что мой сын все-таки воспитан лучше, чем оказалось на самом деле.

Барти, потупившись, посмотрел на темно-коричневый ковер. Из-за проклятого Фрэнка праздник едва не сорвался. Августа, словно довольная происшествием, заторопилась домой, и Бартемиусу стоило немалых усилий упросить их остаться на коктейль. Лаванда, впрочем, была не в настроении разбирать елку, и с этой обязанностью справились Дройл с Винки. Едва эльфийка положила последнюю шишку в коробку, как мистер Лонгботтом, продолжая извиниться, поспешил покинуть дом. Барти знал, что после произошедшего его ожидает "серьезный разговор", но, похоже, все складывалось не так плохо. Самое большее, что ему угрожало, было "психологические наказание" — лишение на день общения и права покидать комнату.

— Ты, между прочим, могла бы ему объяснить... — повернулся он к жене, но тотчас осекся. Лицо Лаванды стало белым, как и всегда накануне "бури".

— Не смей... — Прошептала она... — Не смей упрекать меня в чем либо! — последнее слово она крикнула так громко, что заставила Бартемиуса отступить.

— Лава, я не говорю, что ты... — пролепетал мистер Крауч.

— Замолчи! — Лаванда, взвизгнув, поднялась с кресла. — Мало того, что твои уроды испортили моего любимого зайца, ты еще смешаешь кричать на меня! Ненавижу! — воскликнула женщина.

— Мама.. — Барти, пролепетав, стал подниматься с кресла. Бронзовый подсвечник, стоящий на пианино, приобретет расплывчатые очертания.

— Отстаньте от меня оба! — взвизгнула Лаванда. — Как же я вас всех не перевариваю! — всхлипнула она. Вскочив, женщина помчалась к выходу и мгновение спустя громко хлопнула дверью.

— Не забывай, что вы все купаетесь в лучах моей славы, — прошипел Бартемиус и, не глядя на сына, также направился к двери. — Лава, подожди! — крикнул он.

Барти побледнел. В висках застучала кровь, а руки покрылись холодным испарением. Прищурившись на блик турецкой ламп, он с ненавистью подумал о том счастливом дне, когда ему исполнится тридцать пять или сорок лет. Он непременно будет знаменит настолько, что никто, ни одна душа ("ни одна тварь", — скривился про себя Барти) не посмеет сказать ему такие слова.

Примечание:

Двенадцатая ночь — ночь с 6 на 7 января. По британским поверьям, именно в двенадцатую ночь необходимо разбирать Рождественскую елку.

Глава 3, Фенвик и Фоули

Джоил Кэмпбелл, сотрудник Департамента по связям с общественностью, славился работоспособностью. С юности он приучил себя заниматься ночами, и легко обходился четырьмя часами сна. Это, впрочем, не мешало ему на зависть коллегам всегда выглядеть свежим. На вопросы об эликсире бодрости второй секретарь Департамента по связям отшучивался, утверждая, что зарядка и горячая ванна помогают лучше любых эликсиров. Кто-то верил, кто-то считал, что Джоил просто скрывает своей секрет. Но это не мешало Джоилу Кэмпбеллу каждое утро приходить в министерство в идеально наглаженной белой рубашке и с неизменной улыбкой на плотном лице.

— Доброе утро, мистер Крауч, — поприветствовал он вошедшего начальника. Джоил, как никто другой, понимал любовь мистера Крауча одеваться «с иголочки» и делать все с точностью до секунды. Черные ботинки обоих — начальника и помощника — сияли глянцем, словно были куплены только накануне.

— Доброе утро, Джоил, — кивнул Бартемиус. — Надеюсь, у вас все хорошо? — С подчиненными глава Департамента магического правопорядка был безупречно вежлив. Повесив плащ и поставив зонтик возле тумбочки, он, словно обычный клерк, проследовал вглубь кабинета.

— Вчера погуляли с…

— Будущей невестой? — тихо переспросил Крауч. Джоил слегка покраснел: как обычно, Бартемиус Крауч знал о жизни сотрудников абсолютно все. — Я еще успею выпить кофе и подготовить бумаги, — механически бросил он, поставив черный кожаный портфель на стул.

— Пресс-конференция начнется в половине десятого, сэр, — скулы Джоила немного покраснели, словно ему было ужасно неудобно за случившее.

— Время пресс-конференции перенесли? — удивленно поднял брови Крауч.

— Да, сэр. Я распорядился сделать это, — отчеканил молодой человек. Теперь в его голосе звучали стальные ноты, словно он, юный лейтенант, докладывал командиру боевую задачу.

— Что-то случилось? — Крауч, не споря, подошел к стулу и быстрым движением расстегнул портфель.

— В половине одиннадцатого запланирована пресс-конференция миссис Мелифлуа. Я решил, что вы должны быть… — замялся Кэмпбелл… — первым, сэр,

— Араминта? Она обычно нежится в постели до полудня, — фыркнул Крауч. — Любопытно… — постучал он костяшками пальцев по шлифованной желтой крышке стола. — Впрочем, вы правы. Вперед! — указал он на дверь.

Они вышли в длинный коридор c паркетным полом, который казался отлакированным до зеркального блеска. Шаги обоих звучали гулко — настолько, что паркет словно звенел, как китайский гонг. Ближе к лестнице замелькали сотрудники министерства, несущие шаткие стопки пергаментов или потертые портфели. Крауч молчал, пытаясь сосредоточиться на какой-то важной мысли. Только когда миновали вход в Аврорат он тихо спросил:

— Вопросы правильные?

— Все роздано заранее. Разве что бульварщики… — пожал плечами Джоил.

Крауч кивнул, словно говоря: «Ну, тут уж мы бессильны». Кэмпбелл едва поспевал за его убыстрявшимися шагами. Они повернули за угол, прошли через массивную дубовую дверь и очутились в большом зале. На переливчато-синем потолке сияли меняющиеся золотые символы. В стенах, обшитых гладкими панелями из темного дерева, было встроено множество позолоченных каминов. Каждую минуту в одном из них с мягким свистом появлялся либо волшебница, либо волшебник. Посреди зала высился фонтан из фигур, окруженный круглым бассейном, выложенным плиткой из розового туфа. К фонтану подходили десятки волшебников и волшебниц, выходивших из каминов. Одна из них — молодая девушка в очках — на ходу струхнула с плеча сухую пыль.

— Представители прессы, прошу, становитесь полукругом, — Кэмпбелл махал длинными руками. Он намеренно говорил «представители прессы», а не «журналисты», рассчитывая, видимо, подчеркнуть всю значимость момента.

— Давайте режим пятиминутной готовности… — шепнул Крауч.

Оглянувшись, он понял, что Главный Волшебный Фонтан был отличной декорацией. Самая высокая фигура изображала благородного чародея, взметнувшего в воздух волшебную палочку. Вокруг него стояли красивая волшебница, кентавр, гоблин и эльф-домовик. Последние трое смотрели на волшебницу и чародея снизу вверх, с обожанием. Из концов волшебных палочек, из наконечника стрелы кентавра, из острия гоблинской шляпы и из ушей эльфа били сверкающие струи. Впрочем, Кэмпбелл уже махал руками, а на потолке появилась сияющая надпись: «Внимание, идет пресс-конференция!»

— Мистер Крауч, как вы оцениваете вчерашнее нападение на «Дырявый котел»? — звонкий голос Джулии Крейтор из «Ежедневного пророка» было невозможно с кем-либо спутать.

— По-видимому перед нами вылазка террористической секты под названием Пожиратели Смерти, — Бартемиус внимательно посмотрел на круглые очки Джулии. — Эта секта объединяет маньяков, помешанных на чистокровности. Полагаю, что они хотели символически закрыть перед маглорожденными дверь в Косой переулок.

— «Утренние известия», Арчибальд Визер, — закивал плотный мужчина в темно-коричневой мантии. — Не могли бы вы, мистер Крауч, подробнее рассказать об этой таинственной секте?

— Сведений у нас, к сожалению, не много, — вздохнул Бартемиус. — Секта «Пожирателей смерти» появилась вроде бы в пятьдесят шестом году…

— Так давно? — Джулия, не выдержав, нарушила порядок вопросов. Бартемиус снисходительно посмотрел в ее синие глаза, косящие при волнении в разные стороны. Неужели Джулия была, как поговаривали, любовницей Вэнса?

— Именно, — кивнул Бартемиус. — Тогда ее вождь, именующий себя Лордом Волдемортом или Неназываемым, начал вербовать сторонников. Первые десять лет секта ограничивалась нападками на маглорожденных в печати. Однако, — по лицу выступавшего пробежала тень, — примерно пять лет назад численность секты увеличилась из-за притока выпускников Хогвартса. Не исключаю, что они могу перейти от слов к делу.

— Это опасно, мистер Крауч? — подал голос Джоил Кэмпбелл. Никто из журналистов, однако, не возмутился: перья продолжали жадно скрипеть, фиксируя каждое слово.

Бартемиус Крауч выждал паузу. Он давно привык к тому, что любое слово надо тщательно подбирать. Для официального лица даже фразы «доброе утро» или «добрый вечер» — неотъемлемая часть политической жизни.

— Пока непосредственной опасности нет, — спокойно произнес он. — Однако министерство, — чуть повысил он голос, — усилит контроль за своими сотрудниками, преподавательским составом Хогвартса и некоторыми чистокровными семьями.

— Рита Скитер, «Ведьмин досуг», — протянула руку молоденькая журналистка в очках. — Мистер Крауч, поговаривают, что Вы попытаетесь свести личные счеты с Араминтой Мелифлуа — самой красивой волшебницей?

Раздались смешки. Бартемиус смерил молодую нахалку взглядом и поморщился, заметив вульгарный малиновый лак на ее ногтях. Удивительно, но крашеные женские ногти вызывали у него брезгливое отвращение.

— Насколько мне известно, мадам Мелифлуа не делает тайны из своих политических взглядов. Мне не просто мерзок, но и удивителен ее радикальный расизм. Уверен, она не будет скрывать радости от произошедшего. Что впрочем, — снисходительно кивнул Круч, — не мешает красоте и очарованию мадам Мелифлуа.

Бартемиус намеренно называл Араминту Мелифлуа на французский манер. Среди журналистов послышался смешок: Крауч, как обычно, умел дать едкое прозвище.

— Гордон Сеймур, «Волшебный листок». — Бартемиус, прищурившись, осмотрел с головы до ног долговязого человека со светлыми усами. — Сэр, правда ли говорят, что вы… Лечите своего сына у маглов?

Странная Рита скорее схватила перо. Джулия тяжело вздохнула: все-таки «Листок» был и останется бульварной газетенкой, кто бы что ни говорил. Впрочем… Вздохнув, мистер Крауч кивнул и чуть заметно улыбнулся в усы.

— Да, верно. Мой сын сломал руку, и я отправил его в находящейся неподалеку магловский травмпункт. Волшебник, — подчеркнул он с легкой ноткой назидательности, — должен хорошо знать и понимать мир маглов. В том числе, как не просто им с такой простой и несовременной медициной.

Со стороны фонтана раздались аплодисменты. Мгновение спустя к ним присоединился и Кэмпбелл, а за ним и еще один подбежавший сотрудник с потным лицом. Крауч благодарно опустил веки и тут же нетерпеливо помахал рукой — мол, пора продолжать.

— Джеймс Хосли, «Придира». — Невысокий хлипкий юноша, почти мальчишка, говорил быстро, запинаясь. — Мистер Крауч, вы распорядились усилить охрану «Хогвартс-экспресса». Многие поговаривают о введении чрезвычайного положения…

— Прежде всего, решение об охране принял не я: соглашение подготовлено мистером Аластором Лонгботтом из Аврората, — снисходительно пояснил Крауч. — Кстати, в поезде едет и его сын, — Бартемиус показал рукой вниз, словно посадил невидимого собеседника. — Я, как руководитель Департамента правопорядка, только визировал их решение. Не вижу оснований для введения чрезвычайного положения из-за действий немногочисленной секты…

Бартемиус посмотрел в сторону коридору. Ему показалось… да и могло ли быть иначе… что он видит невысокую тонкую блондинку в темно-синей мантии, стучащую высокими каблуками. На ее шее была аккуратно повязана малиновая косынка. По случаю пресс-конференции Араминта Мелифлуа распустила золотистые локоны, придав им оттенок небрежной романтики. Остановившись, она с изумлением посмотрела на толпу журналистов, а затем на бассейн.

«Опоздала, голубушка», — ехидно улыбнулся про себя Бартемиус. Джоил сыграл великолепно. Теперь первая полоса обеспечена ему, а красотке Минни предстоит довольствоваться рубрикой «Комментарии» или «Особое мнение». Если бы Кэмпбелл не проявил сообразительности, передовицу украшал бы портрет главной маглоненавистницы, а он, Бартемиус Крауч, шел бы под титром «Министерство отвечает на вопросы миссис Мелифлуа».

«Надо поручить Джоилу проверить преподавателей Хогвартса», — подумал Бартемиус, глядя на множество магниевых вспышек. Долговязый помощник руководил камерами, подзывая эльфов, но стрелки его брюк оставались по-прежнему острыми. Да, этот будет рыть землю…

«Вот и хорошо. Будет, чем торговаться с Дамблдором», — решил Крауч и прикрыл глаза: очередная вспышка закрыла световым облаком контуры фонтана.

* * *

Барти проходил в гипсе до середины января. В последние дни рука стала невыносимо зудеть, и Лаванде пришлось использовать заклинания, чтобы помочь сыну. Барти со страхом смотрел на громадные черные ножницы, которыми доктор Хэнслоп разрезал бинт, но, оказалось, что это не страшно. Через пару минут пухлый врач бросил снятую лангету в корзину, и мальчик, не веря своему счастью, осмотрел неестественно худую руку.

Впрочем, Барти не долго радовался свободе. В конце месяца он слег с ангиной, и матери пришлось вызывать колдомедика из Мунго. Хотя он выписал необходимые зелья, мальчик провалялся несколько дней в постели. Мама почти неотступно сидела в его комнате и что-то писала за столом: она продолжала работать внештатным сотрудником в каком-то журнале. Барти благословлял небо, что отец уехал в Амстердам, и некому будет возмущается его здоровьем. От нечего делать, мальчик достал «Самоучитель болгарского языка» и начал разучивать славянский алфавит.

Ближе к Пасхе отец стал раздражительнее. Домой он приходил к получи, после чего они, запираясь с мамой, часами говорили в кабинете. Барти пару раз пытался прислушаться к их разговорам и время от времени мог даже различать два слова: «Фенвик» и «Хогвартс». Видимо, в школе, куда собирался осенью поехать младший Крауч, произошло что-то важное, связанное с этим Фенвиком. Судя по взволнованному взгляду матери, произошло что-то серьезное.

В пасхальное утро Барти рано спустился к завтраку. Отец и мать уже сидели за столом. Мальчик ожидал замечания за легкое опоздание, но родителям, похоже, было не до него. День обещал быть пасмурным, и серое небо тянулось за окном бесконечной пеленой. Поежившись, Барти тихонько сел и подвинул прибор. Отец был в темно-синем рабочем костюме — похоже, он собирался куда-то отъехать; мать, напротив, в светло-зеленом домашнем платье.Подбежавший эльф Дройл быстро положил ребенку яичницу с ветчиной и грибами.

— Я не поеду к Фоули, — Бартемус бросил тяжелый взгляд на кувшин со сливками. — Если хочешь, поезжай сама.

— Но, Барт… — Лаванда пошевелила рукой, и кувшин сам налил сыну стакан сливки. — Элинор… Твоя сестра… — замялась она.

Барти настороженно смотрел, как сливки, вращаясь в чашке, образовали пенку. Когда-то в детстве мама по его просьбе вылавливала ее ложечкой, а потом подкладывала в блюдце. Впрочем, сейчас следовало проявить осторожность: ссора родителей могла ударить и по нему.

— Какое мне дело до сестры, которая открыто говорит про меня гадости? — нахмурился Крауч.

— У нее другие политические взгляды, — пожала плечами Лаванда. — Ты знаешь, что Фоули — бывшие министры и не могут без политики…

— Министры…— хмыкнул Бартемиус, поправив белоснежную салфетку. — Как звучит — министры… — словно передразнил он невидимого собеседника. — Гектору Фоули позорно дали пинка под мягкое место, едва началась война. Им бы голову в песок со стыда прятать, а не высовываться с такими предками.

— Но…— Барти больше не мог сдержать любопытство. — Фоули сохранили влияние…

— Сохранили, — неожиданно охотно ответил отец. — Сохранили, прожигая золото предков. Знаешь, — вдруг подмигнул он сыну, — когда я был, как ты, Мэри-покойница читала вслух французский фельетон. Их полудурки полицейские так встретили американского гостя, что министр добавил один звук в связку. Получилось вместо «я поздравляю всех героев дня«…

— Я поздравляю всех нулей дня! — весело сказал Барти. Отец кивнул.

— Барт, перестань! У тебя и Гринграссы нули, — недовольно кивнула Лаванда мужу.

— А разве нет? — густые брови Бартемиуса поползли вверх. — Уинстон — кичливый индюк и садист. Твоя подруга Ариэлла, — отодвинул он допитую чашку, — умеет разве что позировать для «Ведьминого досуга», демонстрируя им платья и сапоги, да скакать верхом. Без золота прадедушек все они — кучка ничтожеств, — подбежавшая эльфийка схватила на лету брошенную хозяином салфетку.

— Барт… Ребенок… — прошептала Лаванда, прикусив губу.

— Вот и прекрасно, — кивнул Крауч. — Пусть знает, к каким гигантам мысли вы идете. Я исчезаю до послезавтра, — насмешливо бросил он, поднявшись из-за стола. Подбежавшая Смулли протянула хозяину тонкий австрийский плащ «чернильного цвета», как говорил сам мистер Крауч. От волнения Барти уронил на пол кусочек овсяного печения.

— Но, не поваляешь — не поешь, — брезгливо поморщилась мать. Затем, взяв сына за плечо, указала на дверь со встроенным витражом. — Собирайся!

Барти, нахмурившись, встал из-за стола. На душе было неприятно от слов матери, но, видимо, что-то в самом деле случилось. Довольный, что все обошлось без больших придирок, мальчик пошел в свою комнату, где висели подготовленные Винки парадная темно-синяя мантия, выглаженные черные брюки, темно-коричневый замшевый пиджак, белая рубашка с розоватым отливом и темный галстук бабочка. Впрочем, поездка к Фоули была лучше, чем ежегодные пасхальные походы на могилу к кому-то из родственников. Едва Барти переоделся, как Винки, вбежав, попросила его зайти к хозяйке. К удивлению мальчика мама, обычно собиравшаяся часа полтора, уже надела выходное бежевое платье и стояла у зеркала.

— Мама… — Барти посмотрел на ее легкую кофейную шаль. — Фоули наши родственники?

— Отца, — Лаванда поправила плечи и, не отрываясь от зеркала, левитировала маленькие бусы. — Его старшая сестра Элинор — жена Брайана Фоули.

— Он родственник того министра? — Барти также заглянул в зеркало, и, поправив воротник, придирчиво осмотрел свое неестественно бледное лицо.

— Брат, — охотно ответила миссис Крауч. — Побываешь, посмотришь, как живет родня министров.

По лицу матери пробежала тень. Барти так и ее понял, нравятся ли маме эти Фоули или она, скорее, испытывает к ним скрытую неприязнь. Задумавшись, он посмотрел на позолоченную оправу круглого зеркала.

Потоки зеленого пламени закрывали мелькавшие каминные решетки. Чувствуя, что струи воздуха становятся все сильнее, мальчик прикрыл глаза. Наконец, раздался неприятный звук и хлопок. Открыв глаза, Барти понял, что сидит на темно-зеленом паласе. Мама стояла рядом, осматривая небольшую комнатку с круглым черным столиком и стоящими вокруг него грубоватыми стульями.

— Миссис Крауч… — пожилая эльфийка принялась хлопотать вокруг гостей. — Хозяйка велела открыть решетку не в гостиной, а в малом кабинете хозяина.

— Право, не страшно, Клуни, — кивнула Лаванда. — Здесь мило, — улыбнулась она именно там, где положено.

— Хозяйка ожидает в Малом кабинете, — открыла эльфийка дверь.

— Барт, идем, — махнула рукой Лаванда. Барти все еще удивленный тем, что мама хорошо знает эльфов в доме Фоули, осторожно пошел за ней.

Длинный коридор, казалось, терялся в потоке сиявших зеркал и свечей. Некоторые подсвечники были покрыты бронзой; иные — позолотой. Цоканье каблуков матери тревожно отдавало в груди: Барти всегда испытывал легкий страх, входя в незнакомое место.

— Мама… — пошептал он, дождавшись, когда эльфийка скроется за углом. — А какой у Фоули праздник?

— Маленькая встреча в честь Пасхи, — тихо ответила мать. — Элинор хотела видеть и нас, — поджала она губы, словно что-то пошло не так, как хотелось.

Пройдя по коридору, Барти с матерью вышли в парадную комнату. Громадные итальянские окна выходили во внутренний дворик, а их граненные стекла отражали сверкавшие в витражах солнечные лучи. В конце комнаты виднелся выход в зимний сад. Неподалеку от двери стояла мраморная статуя лысого волшебника с тяжелым взглядом, в котором Барти признал Салазара Слизерина.

Наконец, со стороны громадной чаши послышались шаги. Барти повернулся, с интересом заметив невысокого человека в очках и старомодном красном жилете. Черные волосы казались пегими из-за изрядно побившей их седины. В маленьких карих глазах застыло выражение внимания и лукавства, словно он замышлял проказу. Остановившись возле колонны, мужчина помахал гостям:

— Мистер Фоули… — смущенно прошептала Лаванда. — Я право…

— Милости прошу, миссис Крауч, — охотно ответил хозяин, прислонившись к ее руке с легким оттенком покровительства. — Сын, если я понимаю…

— Мое творение, — ласково прикрыла глаза Лаванда. Барти поклонился, стараясь не допустить какой-нибудь ошибки в общении с незнакомым человеком.

— Сразу видно, чья копия, — весело сказал мистер Фоули. Мальчик зарделся от радости, как и всегда, когда его сравнивали с матерью. — Идите-ка в кабинет.

— Надеюсь, вы с нами? — с тревогой спросила гостья, рассматривая, скорее, белую дверь в Зимний сад, чем собеседника.

— Ой, нет. Бегу встречать Эйвери, — помахал рукой хозяин. — Идите, вас ждут, — подмигнул он Барти и помчался вниз, словно ему было двадцать лет.

— Барт, посмотри, — миссис Крауч указала на белую ткань обоев с золотистыми движущимися листьями. — У них «Прованс«…

— Это такие обои, да? — спросил с интересом Барти. Мимо промчалась незнакомая эльфийка с подносом для кофе.

— Стиль, — пошептала с восхищением Лаванда. — Он пришел с юга Франции. Его очень трудно создать в северных странах…

Малый кабинет оказался круглой комнатной с овальным коричневым столиком и плюшевым диваном. Над ним висела движущаяся картина с крылатыми тварями, пытавшимися утащить человека с призрачного моста. Под картиной сидела крупная полная женщина с пронзительными черными глазами и темно-русыми волосами, уложенными в прическу наподобие высокой короны. Глядя на ее бордовую мантию, Барти почему-то захотелось как бежать без оглядки.

— Здравствуйте… — Лаванда наклонила голову, но женщина властно осадила ее взмахом сухой руки.

— Можно без церемоний, дорогая моя. Ты знаешь, я их не люблю, — пробасила хозяйка. Барти посмотрел на маленький черный пух, закрывавший подобно небольшим усикам, ее верхнюю губу, и поежился. Дама казалась ему неприятным призраком, сошедшим с висевший напротив картины.

— Миссис Фоули, позвольте представить вам моего сына Бартемиуса. Барти, это твоя тётя Элинор, — назидательно сказала миссис Крауч.

— Да вижу, вижу, что племянник, — пробасила дама, едва мальчик успел кивнуть. — Садитесь, выпьете чаю.

Чувствуя неприятную робость, Барти присел за столик. Из воздуха тотчас появилась эльфийка, заботливо расставившая керамический чайный сервиз с настоящей позолотой. Миссис Фоули что-то пробормотала, и служанка, щелкнув пальцами, перенесла на стол стальную вазочку с конфетами и металлическую корзинку с печеньем. Накрывая стол, эльфийка время от времени с тревогой поглядывала на стоявшую в углу клюку.

— Хорошо, Ранни, свободна, — холодно похвалила ее хозяйка. — Барт не соизволил приехать? — спросила женщина, дав знак эльфийке. Служанка послушно выдавила лимон в чашку и переместила на стол керамический кувшинчик со сливками.

— У него срочные дела то ли в Брюгге, то ли в Амстердаме, — Лаванда говорила спокойно, словно они расстались с неприятной дамой лишь накануне.

— Везде, где много воды, — грустно умехнулась дама. — Впрочем, матушка, царство ей небесное, не раз называла отца свиньей и не забывала добавить: «И сын весь в тебя — свиненок». Я, дорогая, могу говорить что хочу: недолго мне осталось, — поправила хозяйка лежавший у нее на коленях полосатый плед.

— Но доктор Флипрот… — всплеснула руками миссис Крауч.

— Ни маги, ни маглы не лечат мою болезнь, — каркнула она. — Пусть Барт не делает вид, что не знает.

— Барт, поверьте, чувствует себя неудобно, — Лаванда осторожно подвинула чашку. Затем положила ребенку шоколадный боб и взяла печенье из корзинки.

— Весь в отца. От него он взял манеру объявлять бойкот больной женщине, — прикупила губу Элинор. — Не удивлюсь, что он перед смертью не пожелал видеть сестру, устроившую его счастье.

Глядя на сверкавшее блюдце, Барти почувствовал дрожь в коленках. Перед глазами поплыла счастливая картина, как отец и «тетя Элинор» сцепились в ссоре. Наверное, отцу с его «лучами славы» (Барти до сих пор дрожал от ярости, вспоминая те слова) придется туго. Впрочем, при одном взгляде на миссис Фоули, ему хотелось, чтобы она растворилась в воздухе вслед за эльфийкой. Мама, между тем, направила взглядом чайник к его чашке. Мальчик благодарно кивнул, но, поймав пристальный взгляд миссис Фоули, прикусил губу.

— Я всегда говорила, что Бартемиус занимается ерундой, — поморщилась Элинор. — Кучку преступников переловят легко. Зато маглорожденные опасны тем, что выдают наш мир… Вот с чем, дорогая, Бартемиусу надо бороться, а не арестовывать учителей, — дама бросила хмурый взгляд на синюю напольную вазу.

— По счастью немцы больше не опасны, — Лаванда попыталась придать лицу улыбку. — Их школу Туле закрыли после войны.

— Зато у нас полно любителей делиться секретами магии с маглокровками, — поморщилась хозяйка… Много надо было ума — открыть маглам, что сэр Булвер Литтон был волшебником. Нет! — легонько стукнула она сухой ладонью по дивану. — Секреты волшебства всегда хранились в чистокровных семьях: пусть каждый делает вывод сам!

Барти посмотрел на противоположную стенку от окна. Только сейчас он заметил, что на ней были особые обои, изображавшие озеро с видевшейся вдали китайской пагодой. Возле воды прогуливались венценосные журавли, время от времени пытаясь поймать лягушек или распушить перья. Эти удивительные птицы имели разноцветную окраску из серых, сизых, белых и даже пегих перьев.

— Но… Дамблдор? — спросила миссис Крауч. — Подожди, — тихонько сказала она, поправив сыну воротник. Барти поморщился: ему ужасно не хотелось, чтобы чванливая миссис Фоули считала его малышом.

— Дорогая моя, — засмеялась с горечью Элинор. — Вы не хуже меня знаете, что директор может только важно ходить по залам и рассуждать о силе любви. Как тетерев на току, который красуется и изрекает претенциозные фразы. — При этих словах дама опустила морщинистую руку на диванную подушку.

Несколько мгновений обе дамы пристально смотрели друг на друга. Барти не шевелится, изучая журавлей. Сейчас они не клокотали, а важно прогуливалась, словно желая послушать разговор. Мальчику показалось, что одна птица даже наклонила хохолок, словно обдумывая услышанное.

— Все же он великий волшебник, — выдавила из себя Лаванда. Судя по промелькнувшей под глазами тени, Барти понял, что маме не хочется развивать эту тему.

— Вы были слишком юны и не помните, сколько раз нападали на Хогвартс во время войны с Гриндевальдом, — кашлянула Элинор. — Ладно, разговор не для детских ушей, — указала она на Барти. — Ранни, позови Эрнестину! — крикнула дама и сразу взялась за спину, словно ее согнула боль.

* * *

Вошедшая оказалась невысокой белокурой девушкой в старомодном бежевом платье и белых туфлях. Карие глаза — редкость для блондинки — настороженно смотрели вокруг, словно ожидая подвоха. Вокруг них блестели круглые стекляшки очков, отражая неяркие блики свечей. Вздернутый нос вкупе со странной манерой шмыгать им время от времени придавал ее лицу презрительность. Но через левую щеку девочки тянулся длинный шрам, напоминавший неосторожный порез. Густой слой пудры старался скрыть его, но тот предательски выглядывал из-под него, доходя чуть ли не до верхней губы.

— Моя Эрнестина, — кивнула Элинор.

— Очаровательна, — нежно улыбнулась миссис Крауч. Девочка, увидев ее улыбку, сделала приветственный книксен.

— Племянница, — хмуро отозвалась миссис Фоули. — Родители мертвы, так что живет у нас.

— Я знала, что у вас доброе сердце, — вздохнула Лаванда.

— Думаю, дети охотно пообщаются между собой, — каркнула миссис Фоули. — Эрни, отведите юного Бартемиуса к себе… — приказала она.

Барти показалось, будто последнее слово «черная дама», как он назвал тетку про себя, сказала с едва скрытой неприязнью. Глядя на картину, он с ужасом подумал, что после смерти она наверняка станет каким-нибудь призраком или вампиром. Ему показалось, что он отчетливо видеть, как эта распухшая Элинор встает ночью из гроба и с пожелтевшим лицом направляется к… При одной мысли Барти почувствовал дрожь и поскорее пошел к двери.

— Идем… — На личике Эрнестины мелькнула легкая тень, словно она выполняла не самое приятное поручение. — Мы наверху.

Барти прикрыл глаза, но пошел за ней. Сама Эрнестина ему не слишком импонировала, но выбирать не приходилось. К тому же, мама весьма болезненна к правилам… Посмотрев на высокую дверь, он заметил, что давно послушно следует за девочкой, которая спокойно указывает ему путь.

— Красиво… — пробормотал Барти, рассматривая мраморную лестницу. На искрящихся ступеньках убегал вниз темно-зеленый палас, лихо доходя до нижней террасы, украшенной статуями Нептуна и Плутона.

— Парадная… — сухо ответила Эрнестина. Она словно не знала с чего начать разговор, хотя иногда в ее взгляде мелькал интерес. Барти подумал, что эта мисс Фоули напоминала колючую щепку, от которой трудно не получить занозу.

— Значит, ты живешь с дядей и тетей? — спросил Барти с напускным интересом, хотя голову охватывала странная сонливость.

— С тетей Адель, — важно вскинула головку его спутница. — К дяде Брайану и тете Элинор приезжаю погостить. Тетушка нездорова, — вздохнула она.

— Забавно, что она и моя тетя, — несмело улыбнулся мальчик.

— Да… Правда… — Эрнестина, казалось, была сама удивлена открытию. Затем, нахмурившись, замолчала, словно не зная, о чем ей дальше говорить.

Осматриваясь по сторонам, Барти ловил себя на мысли, что дом был небогат. Внушительная роскошь осталась, видимо, в давно минувших временах. Колонны с лепниной казались пошарпанными и местами сбитыми; коридоры пустыми; кое-где виднелась облезлая мебель; стропила наверху и вовсе обвешали. Мальчик едва не хихикнул, глядя, как важно Эрнестина указала на зеркало в бронзовой оправе, изрядно попорченной временем: эльфы, похоже, не спешили чистить дом. На мгновение Барти стало жаль этих Фоули, которые кичились далеким прошлым, не понимая, что их время прошло.

— Лэйва… Поднимайся! — его спутница, сделав точный книксен, помахала стоящим ниже мужчине ви белокурой девочке. Барти, чувствуя неловкость, также кивнул им. Мужчина с чуть побитыми сединой висками внимательно осмотрел его и, видимо, сделав про себя какой-то вывод, пошел прочь.

Барти почувствовал, как в душе нарастает отвратительное чувство робости. Это ощущение затаенного страха он ненавидел в себе едва ли не с двух или трех лет — с тех пор, как впервые понял, что он — это он, водя по воздуху руками и ощупывая себя возле зеркала. В такие минуты он обычно ощущал себя ужасно плохим. Перед глазами поплыло лицо мамы, когда она недовольно говорила ему: «В твоем возрасте мог бы сказать поумнее». Эрнестина холодно смотрела вокруг, словно ожидая чего-то. Барти неприязненно посмотрел на паркетный пол с узорами в виде ветвей доисторического папоротника, а затем вздрогнул: на самом верху переплетения лестниц показалась большая неясыть. Описав благополучно круг, она бросила газету в руки девочки.

— «Обвинения в адрес Стюарта Фенвика подтверждаются. Мистер Бартемиус Крауч подтверждает их справедливость», — прочитал мальчик, глядя через кружевное плечо платья.

Бартемиус Крауч… Он… Барти ущипнул себя, с ужасом подумав, что скоро в деле этого ужасного Фенвика обвинят и его… Впрочем… На приведенной ниже колдографии расхаживал его отец — в том самом чернильном костюме, в каком поднялся из-за стола после завтрака. Эрнестина с неприязнью посмотрела на портрет и захлопнула газету.

— Идем, — холодно скривилась девочка, нетерпеливо пристукнув каблуком.

— Можно… Мне? — неожиданно спросил Барти, указав на газету. Наконец-то он сможет посмотреть номер «Пророка» после того, как мама прятала от него газеты всю минувшую неделю.

— Да, пожалуйста, — Эрнестина смерила его удивленным взглядом, в котором, однако, чувствовалась хорошо скрываемая неприязнь. Мальчик был, однако, слишком взволнован, чтобы обидеться. Не глядя на мелькавшие своды коридора и чуть косившую набок фигуру Эрнестины, он принялся читать:

Мистера Стюарта Фенвика обвиняют в том, что якобы он зимой проклял дверь в «Дырявом котле». В аврорат поступило анонимное донесение, а при обыске у профессора нашли артефакты со следами тех же проклятий, что были применены при совершении преступления. Мистер Крауч подтверждает: представитель Аврората Аластор Лонгботтом санкционировал открытие дела.

— Кто такой Фенвик? — Спросил Барти, взявшись за белый карниз. Отец на колдографии, казалось, усмехался в усы, словно было доволен происходящим.

— Наш учитель, — холодно ответила спутница. — Впрочем, теперь бывший.

Комната Эрнестины (если, конечно, это была ее комната) оказалась небольшим помещением с темно-синим диваном и светло-желтым секретером. Как и вся мебель в доме, он был сделан из не полированного, а шлифованного дерева. Барти еле сдержал улыбку, видя, как важно «мисс Фоули» осматривала комнату: шлифованная мебель принадлежала к разряду весьма дешевых интерьеров. Зато в светло-коричневом плюшевом кресле восседала та самая блондинка, которую они видели на лестнице. Сейчас она была в коротком платье цвета морской волны — возможно, чуть более коротком, чем того требовал этикет, но, несомненно, купленном в дорогом магазине.

— Oh, ma chere Ernie… — улыбнулась блондинка, немного нахально откинувшись в кресле. — Je tu ai tellement manque![1]

— Je viens de lire ta lettre hier, — лицо Эрнестины озарила непривычная для нее улыбка. — Je suis desole, mais je n'ai pas vraiment eu le temps de repondre[2]. — Опустив веки, она подошла к секретеру и положила на него ручку в длинной белой перчатке. Присмотревшись, Барти заметил, что на крышке шлифованной тумбы стоял букет сухих красных физалисов: точной такой, какой обожала делать мама.

— J'ai longtemps pense que pour tu donner un cadeau d'anniversaire… Papa dit qu'au lieu de lunettes, ma cousine devrait porter la lorgnette![3] — застрекотала гостья, словно пытаясь подражать кому-то. Затем схватила лежащую рядом розовую промокашку и стала нетерпеливо крутить ее в руках. Барти внимательно посмотрел на ее удлиненные ногти и почему-то улыбнулся.

— Au contraire, elle est plus approprie notre ane pompeux Bertram, — притворно-напыщенно ответила Эрнестина. — Mais je veux juste dire: Je ne ai pas besoin d'un troisieme carnet de croquis. Je ne ai pas Gester et Je ne peux pas bien dessiner[4]. Блондинка нетерпеливо заерзала в кресле и, дунула на цветы. Один из оранжевых плодов тотчас упал с ветки и полетел прямо ей в руки, что сразу привело девочку в восторг.

— Tu n'a pas dit que tu accompagnerez ton page, — мелодично рассмеялась гостья. — Je pense qu'il en quelque sorte abasourdi. N'es-tu pas peur qu'il emporta moi?[5] — жеманно облизнула она губки.

Барти поморщился. На мгновение его охватило невиданное желание наслать на такую нахалку щекотку. Однако, немного подумав, он усмехнулся и, подойдя к соседнему креслу, спокойно произнес:

— Cependant, Mademoiselle, je suis un invite de Mademoiselle Foley [6].

Поскольку изумленные девочки не могли вымолвить ни слова, Барти, усевшись в кресло, спокойно продолжал:

— Est-ce que ce physalis a precedemment fleuri dans votre parc, Mademoiselle Foley? Je pense que votre ami ne doit pas detruire ce bouquet merveilleux[7].

Возможно, это звучало грубовато, но сейчас Барти был счастлив, что ему удалось хоть немного сбить спесь с Эрнестины. Ее подруга, отчаянно хлопая зелеными глазками, смотрела на Барти, словно он был каким-то чудом.

— Лэйв… — пролепетала, наконец, Эрнестина. — Забыла представить тебе моего гостя — мистера Крауча.

— Est-qu'l est un fils du celebre amateur de Mugglsblood?[8] — пролепетала ее собеседница.

— Да, я сын Бартемиуса Крауча — главы департамента магического правопорядка, — сухо сказал Барти.

Несмотря на все старания матери, Барти не любил французский язык. Каждый день ему приходилась по два-три часа делать письменную работу и говорить по-французски. Обиднее всего было то, что мама сердилась и кричала едва ли не за каждую его ошибку. Барти недоумевал, почему его ляпы во французском мама переносит болезненнее всего, и чувствовал странную горечь после занятий. Иногда ему удавалось сделать все хорошо, и тогда мама вела его пить чай. Иногда он допускал много ошибок и миссис Крауч, вздыхая, говорила сыну, что из него вряд ли будет толк. Однако в последнее время Барти сделал изрядный прогресс в языке, выучивая каждый день по неправильному глаголу.

— Может, вы все-таки расскажете, кто такой Фенвик? — спросил он, глядя на Эрнестину. Общаться с блондинкой ему не хотелось после слов о паже.

— Забавно: я думала, что ты все знаешь от отца, — Эрнестина пристально осмотрела мальчика с головы до ног. Затем перевела взор на большую напольную вазу, напоминавшую индийские сосуды для благовоний.

— Нет, он не говорит о таких вещах дома, — пожал плечами Барти. На душе было необыкновенно хорошо от того, что «щепка» перешла на родной язык.

— Фенвик был нашим преподавателям по защите от темных искусств, — полепетала блондинка. — Его арестовали прямо перед всей школой за подготовку того теракта зимой.

— Против маглокровок? — переспросил Барти.

Девочки быстро переглянулись. Эрнестина, поджав губы, стала теребить сухой оранжевый цветок. Лавиния бросила на Барти внимательный взгляд.

— Разве твой отец разрешает говорить такие слова? — удивилась она.

— Почему нет? — холодно спросил Барти, не отводя от нее пристального взгляда. — Кстати, меня зовут Бартемиус, — сказал он. Можно просто «Барт«…

— Лавиния, — заерзала девочка по креслу. Эрнестина наблюдала за ними, словно выжидая чего-то важного.

— Значит, вы обе в Слизерине? — Барти старался говорить небрежно, хотя в душе сильно волновался.

— Разумеется, — хмыкнула Лавиния. Она, похоже, немного успокоилась развитием беседы и принялась изучать собеседника. — Ты, случайно, не хочешь к нам? — смерила она мальчика чуть насмешливым взглядом.

Если бы Барти посмотрел в сторону Эрнестины, он безусловно, заметил бы тронувшую ее губы презрительную улыбку. Однако сейчас мальчик внимательно смотрел на ее подругу.

— Не знаю… — Прищурился Барти. — В Слизерине хорошо, но мой отец учился в Райвенкло. Как и почти все Краучи, — добавил он, расправив плечи.

Что-то мелькнуло в карих глазах Эрнестины: неужели уважение? Лавиния, покачав ногой, также с интересом посмотрела на мальчика.

— Я думала, мистер Крауч хочет видеть сына гриффиндорцем, — произнесла она с ноткой удивления. Затем, чуть отведя дерзкий взгляд, осторожно протянула ручку к маленькой конфетной вазе, стоящей на маленьком столике.

— Моя мама училась в Слизерине, — спокойно сказал Барти. Сейчас он был уверен, что покачивавшая синей туфлей Лавиния и рассматривавшая «осенний букет» Эрнестина пытаются кому-то отчаянно подражать. Только вот кому именно, он не мог понять.

— Вот почему твоя мама такая воспитанная дама, — торжественно изрекла Эрнестина. — Тетушка всегда говорила о ней с восторгом. — Ее подруга, улыбнувшись, достала из сумочки белый веер с синими бабочками и, подавив смешок, стала с удовольствием обмахивается им.

— Спасибо за высокую оценку, мисс Фоули. — фыркнул Барти, изо всех сил пытаясь подражать ехидному взгляду отцу. — А гриффиндорцы… Отец считает их туповатыми, — остановился он взглядом на чайной розе.

— Правильно считает, — рассмеялась Лавиния. — Взять хотя бы хотя бы ненормальную дубину Макдональд… Или, — вдруг механически перешла она на французский, — компанию Джеймса Поттера. Ты можешь иметь с ними проблемы.

— Главное, чтобы они не имели их со мной, — ответил Барти. Он почувствовал приступ ярости от того, что какие-то недотепы могут угрожать ему еще до того, как он получил письмо в школу. Щеки раскраснелись и мальчик, видя, что Лавиния подвинула вазочку, быстро взял из нее конфету.

— Ernie, c'est ton garde du corps l'avenir[8], — рассмеялась Селвин. Эрнестина хотела что-то возразить, но не успела. Появившаяся из воздуха молодая эльфийка жалобным голосом сообщила, что пора выдвигаться к столу.

* * *

Гостиная дома Фоули начала тем временем наполняться. Мистер Брайан, как гостеприимный хозяин, лично встретил гостей в Главном холле. На пасхальный обед он пригласил своего родственника и протеже Альберта Эйвери, занимавшего видный пост в министерстве: по слухам, ему прочили должность председателя Попечительского совета Хогвартса. Приехал и Арнольд Селвин, главным образом ради сопровождения дочери Лавинии. Мистер Фоули не был против его визита: Арнольд, хотя и не занимал министерских постов, слыл богачом и после смерти отца занимал хорошее место в Визенгамоте. До ланча оставалось оставалось около полутора часов, и мистер Фоули проводил гостей в свой кабинет, где висела его коллекция курительных трубок.

Сам Брайан Фоули, достигнув шестидесяти пяти, вышел в отставку и поселился дома в Ланкастершире. Имея около тысячи акров земли и хороший годовой доход, он мог позволить себе безбедное, хотя и не слишком роскошное, сосуществование. Брат Гектор не мог ему простить в молодости брака с Ирэн Кастодер — девицей, которая при разводе отсудила треть земельных владений семьи Фоули. Болтали, впрочем, что это был только повод — министр Спенсер-Мун весьма ценил Брайана и до конца держал его в качестве советника. Именно Брайан возвысил молодого Эйвери, у которого тот, по собственным словам, выучился политическому ремеслу.

В кабинете, пропитанным табачным дымом, говорили об аресте Фенвика. Щеголеватый мистер Селвин, восседавший в красном бархатном кресле, утверждал, что виной всему стали амбиции Бартемиуса Крауча: ему-де срочно понадобился виновный «пожиратель», и он немедленно нашелся. Зато сухопарый и внимательный Альберт Эйвери доказывал, что Фенвик без сомнения был связан с темными волшебниками, и его арест лишь доказывает бессилие Дамблдора. Сам мистер Фоули, набив трубку табаком, удобно раскинулся на кожаном диване и подбрасывал каверзные вопросы обоим соседям.

— Так что же — Абраксас обручил сына с младшей дочерью Сайнуса? — Неожиданно сменил он тему, бросив рассеянный взгляд на барельеф в виде набора греческих амфор под водой.

— Весьма выгодный альянс, — кивнул остроносый Эйвери. — Ведь в сущности, кто такие Малфои? Старинный род, да, верно, — цокнул он языком. — Но Блэки, Блэки! Небо и земля… — развел он руками.

— Что верно, то верно, — желчно усмехнулся Селвин. — Женитьба на девице Блэк откроет этому отпрыску путь в лучшие дома! — На его лбу залегла глубокая складка.

— Впрочем, и Блэки сейчас не в той чести, что прежде, — кашлянул Брайан Фоули. — Помню, в двадцать втором году одно слово «Блэк«… — Бросил он взгляд на обои с рыбками, мерно проплывавших над подводным рифом.

— Нет, отчего же? — Бросил заинтересованный взгляд Арнольд Селвин. — Охотно верю. — Судя по блеску темных глаз, ему ужасно хотелось узнать, что именно совершили Блэки в двадцать втором году, но он не решался спросить. — Старый, индийский… — махнул он Эйвери, который как раз насыпал в опорожненную глиняную трубку табака.

— Вам будет трудно поверить, но мы с Элинор устроили личное счастье мистера Крауча, — улыбнулся Брайан. Солнечный лучик, прорвавшись сквозь окно, весело заиграл на бронзовом подсвечнике в виде двух играющих кентавров.

— Даже так? — Брови Селвина поползли вверх. Эйвери тонко улыбнулся, словно зная, о чем идет речь.

— Да. Вообразите, что Бэддоки тогда гостили у нас… Кажется это был… Да, пятьдесят третий год, — помассировал лоб хозяин.

— Мне как раз предложили, вашими стараниями, пост третьего советника отдела, — кивнул Эйвери. Опуская голову, он из-за острого носа становился похож на небольшого лиса, стерегущего добычу.

— Да, было дело. Помню ваш ужасный уступчивый характер, — шутливо погрозил пальцем Фоули. — Вечно предлагали сначала поесть собеседнику, а уж потом сами брали печенья. — Эйвери насупился, словно всем видом показывая: «мол, не стоит вспоминать дела давно минувшие». Его сосед хмыкнул, и, выпустив кольцо дыма, стал осматривать хозяина, словно ожидая от него решения.

— Так вот, точно так же на Пасху юная Лава вышла рисовать в сад, — продолжал Фоули. — В тот же миг к лебединому пруду аппарировал Крауч и залюбовался, как она, сдвинув шляпку, подбирает краску для медного купороса. Потом, как пришибленный, просил Элинор познакомить его с прекрасной художницей, — добродушно рассмеялся он, сложив руки на выпиравший вперед живот.

— Пруд лебединый, а никогда не видел там лебедей, — Эйвери поудобнее вжался в кожаное кресло и выпустил кольцо дыма.

— Был! — охотно подтвердил Брайн, высыпав табак из трубки на заранее заготовленное блюдце. — Лебедь помер еще лет сорок назад — австралиец, черный… Маленькая Лава все мечтала его нарисовать. Помню, как она ходила с альбомом к камню в таком милом розовом платье… — прищурился он.

— Зато скоро наша скромняшка станет, судя по всему, первой леди, — желчно вставил Селвин, пощупав, как заправский охотник, голенище сапога.

— Ах, если бы… — Улыбнувшись развел руками Брайан. — Моя благоверная твердит, что Лава хоть немного сдержит нашего Бонапарта. — Эйвери улыбнулся в такт милой шутке.

Мистер Фоули с легкой улыбкой осмотрел обоих гостей. Альберт Эйвери, недавно разменявший сорокапятилетний возраст, чем-то неумолимо напоминал строго чиновника и, одновременно, светского щеголя. Для встречи он оделся в темно-зеленый костюм и мантию, чуть более светлого оттенка. Его лицо казалось настороженным и каким-то невероятно острым, словно хорошо заточённое перо, которым фиксируют очередной рескрипт. Иногда на его губах мелькала, впрочем, мягкая улыбка, словно он был заранее готов угадать желание собеседника и оказать ему любую помощь. Холодный Арнольд Селвин, напротив, совершенно не напоминал сельского эсквайра, несмотря на жизнь в замке. Угольный фрак, безупречно сидящий на его тонких плечах, незримо отдавал офицерским духом, напоминая о казарменных парадах и дуэлях. Кожа была невероятно загорелой, словно у итальянца, однако ее желтизна казалась настолько яркой, что невольно возникал вопрос о его здоровье.

— Мне он больше напоминает русского тирана Сталина, чем Бонапарта, — хмыкнул Селвин. На его скуле был отчетливо виден небольшой расчес от застарелой подлеченной экземы.

— Не будем преувеличивать, — прищурился Брайан Фоули. — Крауч, прежде всего, аппаратчик высокого класса и, поверьте, отменно понимает суть игры.

— Хотите сказать, что арест учителя по одному лишь навету — это обычные интриги? — недовольно поморщился Селвин.

— Расходный материал, — махнул рукой Брайан. — Истина где-то посередине, — поправил он очки движением пухлого пальца. — Фенвик наверняка промышлял темной магией. За ним наблюдали, а потом, когда Краучу понадобилось, пустили в расход.

— Почему вы так уверены, что он ей промышлял? — покосился Селвин на громадную открытую этажерку, заставленную корешками позолоченных фолиантов.

— Зачем Краучу рисковать? Политики так не мыслят, поверьте, — обезоруживающе улыбнулся Фоули. — Находится какой-нибудь полудурок, за ним следят до поры до времени. А потом пускают в расход…

— Такими темпами Темный Лорд скоро прослывет борцом с тиранией, — перебил его Селвин. От волнения его скулы приобретали все более резкие черты.

— О, не беспокойтесь: шансов у него никаких, — развел руками Фоули, все еще весело смотря на гостей. — Вождь маленькой секты, находящийся вне политических раскладов. Он внесистемен и никогда не получит большинства!

— Вы всегда говорили, что нужно быть инсайдером в системе, — тонко вставил Эйвери, выпустив вверх новое кольцо дыма.

— Безусловно. — Победно посмотрел Фоули. — Не удивлюсь, если этого Лорда подкармливают Крауч и Дамблдор, — сложил он руки на животе. — Глупостей не наделает, а кое-кого можно убрать под шумок.

— Вроде Мелифлуа? — спросил Эйвери, поправив безупречную манжету пиджака.

— Вот это уже серьезнее, — кивнул его бывший начальник. — Араминта Мелифлуа, пожалуй, поопаснее Краучу любых лордов.

— Ну и гадюшник это министерство, — бросил Селвин и подвинул стоящее перед ним позолоченное блюдо. Он, видимо, искал на нем пепельницу, которую Эйвери, однако, уже пустил в расход.

— Вы не поверите, но более свободного места трудно себе представить, — охотно добавил Фоули. — Вообразите, что мы в былые времена оставляли очки и мантии в кабинете, а сами отлучались куда хотели!

— Разве такое невозможно определить? — опешил Арнольд.

— Определить что? — победно поднял седые брови Фоули. — Что мы отлучились? Да, отошли. По делам… — Многозначительно добавил он. — Вот, очки и мантия на месте. Возник рабочий вопрос!

При этих словах Эйвери не смог сдержать смех. Следом, недовольно отодвинув блюдо, фыркнул Селвин. Мгновение спустя все трое заливались смехом — настолько веселым, что, казалось, даже черный мраморный кентавр вот вот присоединится к ним.

— А Фенвик… — отошел, наконец, от смеха Эйвери.

— А Фенвик будет сидеть, — все также весело добавил мистер Фули. — Однако пора, — серьезно закончил он, посмотрев на большие напольные часы.


* * *

Обеденный зал удивил Барти декором. Родители никогда не праздновали Пасху, ограничиваясь букетами верб за неделю до торжества. Здесь все было иначе. В центре летала куча разноцветных пасхальных яиц, выкрашенных в красные и желтые цвета. Стены зала превратили в декорации в виде озер, по берегам которых распустились белые чашечки верб. Только задний простенок с черными часами миссис Фоули велела превратить в вид убегавшего вдаль погоста, напоминая, что Пасха была и останется «днем кладбищ». Барти поморщился, вспоминая свой последний визит на могилу Мэри Крауч. Тогда ему хотелось поскорее спрятаться от пронизывавшего до костей ветра, который неприятно бросал жухлую листву на ослепительно белое надгробье.

— C’est une caprice de tante malade[10], — прошептала ему на ухо Лавиния, когда они подходили к сверкавшей лестнице. Барти ничего не имел против похода с ней. Веселая глупышка, которая, казалось, не могла минуты посидеть спокойно, нравилась ему больше напыщенной Эрнестины. Последняя шла впереди, постукивая каблуками, словно стараясь впечатать их в паркет.

— Ей нравятся кладбища? — тихонько спросил Барти.

— У нее такая болезнь… Маглы зовут ее рак, — шепнула ему на ушко Лавиния, внимательно следя за тем, чтобы Эрнестина не услышала их разговор. — Эрни говорит, что она уже готовится отлетать в мир иной.

Барти нахмурился, не зная что ответить. Присутствие будущей покойной казалось ему неприятным. Еще противнее было осознавать, что кошмарная «дама в черном» приходилось ему родной теткой — куда больше, чем Эрнестине и Лавинии вместе взятым.

— Возьми меня за руку, — прошептала девочка. — Если возьмешь, открою тебе секрет, — добавила она. Барти, чувствуя странный холодок на сердце, протянул ей руку. Лавиния рассмеялась и стала махать веером, от чего синие бабочки стали отчаянно хлопать крыльями.

Когда троица спустилась в зал, взрослые уже подходили к столу. Мистер и миссис Фоули усаживались во главе стола. На этот раз «черная дама» надела темно-серую мантию, которую мама называла «цветом мокрый асфальт». Миссис Крауч хлопотала подле нее и бросила на сына неодобряющий взгляд. Барти поморщился: мама, похоже, ожидала, что он приведет Эрнестину. Остроносый Эйвери, стоя подле перевернутого фужера, рассматривал старую колдографию. Эрнестина пошла к тетке, а Лавиния, бросив Барти, быстро побежала к отцу.

— Папа… Ты знаешь, кто с нами? — зашептала она так, что мальчику было хорошо слышно. — Сам Крауч! Сын того самого Крауча… Он…

— Тише, Лэйв… — одернул ее холодно отец. — Здесь не только сын, но и супруга мистера Крауча.

— Elle a étudié à notre département. Et son fils dit qu'il ya seulement deux noble facultés[11], — застрекотала девочка.

— Лэйв… — одернул ее отец. — Извините, но она наполовину француженка, и ей удобнее говорить на родном языке, — кивнул он мистеру Фоули. Эрнестина холодно посмотрела на подругу. Барти ужасно не хотел садиться с ней и на всякий случай подошел к матери.

— Надеюсь, вы объясните дочери, что говорить в обществе на языке, который понимают не все, верх неприличия? — подняла густые брови миссис Фоули.

— О, не беспокойтесь, я беру все на себя, — Арнольд Селвин, казалось, слегка оробел от странной соседки.

— Прошу садиться, — взмахнул рукой мистер Фоули. Несколько эльфов тотчас вбежали в зал и заботливо подвинули стулья с темно-синими сиденьями и спинками, которые, впрочем, кое-где изрядно побила моль.

— Барт… — миссис Крауч чуть заметно поморщилась и поправила его «бабочку». Понимая, что у него не было выбора, мальчик сел рядом с Эрнестиной, которая, кивнув, подвинула салфетку.

«Интересно, откуда у нее шрам?» — подумал Барти, глядя на ее щеку. Лавиния, присевшая между отцом и мистером Эйвери, продолжала рассматривать мальчика как диковинную игрушку. От ее взгляда на души окончательно воцарилось чувство потерянности.

Ланч, вопреки ожиданиям Барти, начался неплохо. Эльфы принесли закуски, среди которых были разноцветные яйца. Барти терпеть не мог вареный желток и, проглотив его, поскорее заел хлебом. Эрнестина церемонно съела порцию, делая вид, что все происходящее не имеет к ней отношения. Миссис Фоули, не забывая обязанности хозяйки, кидала неприязненные взгляды на мужа, который, казалось, ничего не замечал и улыбался в пышные седые усы.

— Папа…. А почему пасхальные яйца только красные? — нетерпеливо зашептала Лавиния, как только эльфы разложили, наконец, жаркое.

— Кровь Спасителя, — шепнул отец.

— А синих и зеленых не существует? — продолжала девочка.

— Помолчи, — нетерпеливо отмахнулся от нее отец. Эйвери, который, видимо, опасался их слишком шумного говора, попытался сгладить неловкость:

— Однако, мистер Фоули… — улыбнулся он. — На этой колдографии, если я не ошибаюсь, изображены вы с мистером Лестрейнджем?

— Ну-ка? — переспросил Брайан. — Да, в самом деле… С покойным Герионом. Я был молодым, когда гостил у них в Девоншире, — продолжал он. — Он учил меня охоте на вальдшнепов — фамильному развлечению Лестрейнджей.

— Герион — отец покойного Рэндальфа? — с интересом спросил Селвин.

— Именно, — кивнул Фоули. — Он разбился три года назад, упав со скалы в Уэльсе. Там невероятно крутые скалы, особенно близ Марчболта.

— Каким ветром его туда занесло? — холодно спросила Элинор.

— Дорогая, ты, верно, забыла, что писали в газетах. — Ласково посмотрел на нее Брайан. — Рэй решил побродить с альпенштоком и упал, оступившись на скалах. Тело выловили рыбаки.

— Бедная Элладора, — вздохнула Лаванда. — Ари писала мне, что она осталась с двумя детьми. Благо, Уинстон и она помогают Элле.

— Как жаль, что мой отсутствующий братец, — Барти показалось, что при этих словах она миссис Фоцл посмотрела на него, — не обладает десятой долей сострадания. — Подбежавшие эльфы наполнили фужеры шампанским для взрослых и тыквенным соком для детей.

— Между прочим, говорили, что в этом убийстве замешана та же секта, — вставил Эйвери. — Барти почудилось, что при этих словах губы суховатого «лисенка», как прозвал его он, дернулись, но, видимо, то была только иллюзия.

— Что лишь подтверждает мои слова! — весело добавил Брайан. — Кое-кому, — выделил он, — надо создать обстановку страха, слухом и ужасов…

— И после этого вы хотите, чтобы мой муж потерял бдительность? — сказала Лаванда. «Черная дама» неприятно хмыкнула. Другие, напротив, заулыбались, оценив, видимо, светскую любезность миссис Крауч. Мистер Эйвери поправил зеленый пиджак и зачем-то нацепил вынутые из внутреннего кармана очки.

— Как хорошо я помню тебя, играющей в том крыле, — улыбнулся мистер Фоули. — Надеюсь, дорогая, ты все же вспоминаешь наш дом…

— Я все же не могу понять, — Лаванда осторожно отложила салфетку. — Что заставляет людей идти в секты? Неустроенность и…

-… Честолюбие, — неожиданно подхватил Брайан Фоули, поправив салфетку поверх красного жилета. — Честолюбие и… не умение играть по правилам.

— По правилам, установленным Бартемиусом, — холодно сказала Элинор. — Правилам, которые он называет прогрессом. — Селвин желчно хихикнул, в то время как его дочь, посмотрев на Барти, приложила пальчик к губам.

— Политики так не мыслят, — развел руками мистер Фоули. — Для них, поверьте, вопрос о том, кто займет пост второго или третьего секретаря гораздо важнее любых Фенвиков и сект.

— И все же я уверен, что чистокровные должны выступить против такого произвола, — заметил Арнольд Селвин. — Простите, мэм, но я говорю открыто, — кивнул он миссис Крауч.

— Барт, пройдитесь по дому, — прошептала Лаванда. — Мы пригласим вас к кофе.

— Вы не составите мне компанию, мистер Крауч? — жеманно прошептала Лавиния, которая, казалось, только и ждала ее приказа. «Черная дама» отослала Эрнестину что-то передать эльфам, и Барти охотно последовал за поманившей его девочкой. Едва они покинули зал, как слизеринка, взяв Барти за руку, потащила вверх по небольшой лестнице. Из зала доносился гул голосов, продолжавших спорить об этом странном Фенвике. Барти понятия не имел, что именно сделал его отец, но судя по бесконечному шепоту и разговорам это было что-то неприятное. «Посмотрел бы он сейчас на лучи своей славы», — мстительно подумал Барти, вспоминая его холодное лицо.

— Это тут твой секрет? — прошептал Барти. Увлекшись своими мыслями, он не заметил, как они вошли в маленький кабинет, где стояли только стол, накрытый зеленым покрывалом и стул.

— Ага… Вот, — прошептала Лавиния, указав на стоявший рядом с керосиновой лампой портрет в позолоченной рамке.

На колдографии была запечатлена молодая русая девушка в коротком платье небесно-голубого цвета. Краешками губ она смущенно улыбалась, словно снисходительно позировала для официального снимка. Ее волосы с каштановым отливом были собраны в пучок. Барти не мог понять, какого цвета у нее глаза, но вытянутые вперед голые ноги в легких туфлях без каблуков производили вульгарное впечатление. Девица восседала на белом стуле с позолоченной инкрустацией. Рядом на точно таком же столике стояли золотые часы в стиле королевы Анны.

— Мэри, троюродная племянница мистера Фоули, — прошептала Лавиния. — Когда старуха помрет, мистер Фоули женится на ней.

— С чего ты взяла? — пробормотал Барти. — Сейчас ему казалось, что во всем облике девицы присутствовало ощущение спокойного торжества.

— Это знают все. — Эрни ее ненавидит, кстати, — хихикнула девочка.

Снизу раздались звуки, которые с каждой минутой становились все отчетливее. Мелодия устремлялась вперед и вместе с тем на удивление топталась на месте. Барти понимал, что играла, без сомнения, мама, только -то ее мелодия не менялась. Кажется, эта была «Шутка» Баха… Перед глазами поплыл маленький рояль с высокой крышкой, на которой были выбиты гравюры.

— Клавесин, — неожиданно прошептал он. Лавиния посмотрела на него с легким недоумением, но Барти было все равно. Он еще раз взглянул на колдографию, и девушка, казалось, одарила его смущенно-торжествующей улыбкой.

Примечания:

1) Ах, милая Эрни… Ты не поверишь, как я по тебе скучала! (фр.).

2) Я только вчера прочитала твое письмо… Прости, но я в самом деле не успела ответить (фр.).

3) Я долго думала, что подарить тебе ко дню рождения… Папа говорит, что вместо очков тебе стоит носить лорнет! (фр.)

4) Скорее, лорнет подойдет нашему напыщенному ослу Бертраму. Кстати, должна сразу сказать: не дари мне третий альбом для рисования. Я не Гестер и не умею хорошо рисовать (фр.)

5) Ты не говорила, что приведешь своего пажа… Ты не боишься, что он увлечется мной? (фр)

6) Однако, мадмуазель, вы назвали пажом гостя мисс Фоули (фр.)

7) Эти физалисы прежде цвели в вашем саду, мадмуазель Фоули? Думаю, ваша подруга не должна портить такой замечательный букет (фр.)

8) Неужели это сын знаменитого маглолюбца? (фр).

9) Эрни, это твой будущий телохранитель (фр.).

10) Прихоть больной тетушки (фр).

11) Она училась в нашем колледже. А ее сын говорит, что есть два благородных колледжа (фр.)

Глава 4. Бражник мертвая голова

Ежедневный Пророк, 30 апреля 1972

Трагическое происшествие

Вчера, 29 апреля, в Азкабане произошло трагическое событие. При попытке к бегству убит Стюарт Фенвик — бывший преподаватель защиты от темных искусств в Хогвартсе. Мистер Фенвик был арестован по обвинению в подготовке нападения на бар „Дырявый котел“ 6 января с. г. Санкцию на арест выдал сотрудник аврората Аластор Лонгботтом.

«Авроры не превысили полномочий, применив „аваду“ для пресечения попытки к бегству, — пояснил мистер Бартемиус Крауч, руководитель Департамента магического правопорядка. — Фенвик был предупрежден об этом при аресте. Если он считал, что закон для него не писан, это — его проблемы. Я всегда буду стоять на страже диктатуры закона».

Иную точку зрения высказал сотрудник аврората мистер Роберт Риверс. „Диктатура закон — это прекрасно, но в разумных пределах. Вина Стюарта Фенвика не доказана. Возможно, обвинения против него оказались ложными. Думая только о законе, мы часто забываем о морали“.

— Риверс… Твой сотрудник? — поморщилась миссис Крауч, отложив газету на черный полированный столик. Сегодня она собиралась отвести Барти к мистеру Холему — известному специалисту в области заклинаний, чтобы тот помог ребенку подготовиться к школе. По такому случаю Лаванда надела новое темно-кофейное платье с зеленой накидкой, и сейчас допивала лимонный чай в гостиной.

— Риверс или дурак, или растяпа, или предатель, — вздохнул мистер Крауч. — Не волнуйся, его уже одобрили.

Он протянул жене свежий номер „Вечернего листка“. На развороте красовалась невысокая блондинка в парадном платье, мило улыбавшаяся на фоне вспышек камер. Барти, отодвинув шоколадное мороженое, с интересом посмотрел на нее. Крупные буквы заголовка казалось кричали:

Араминта Мелифлуа и Роберт Риверс обвиняют аврорат в превышении полномочий.

— Риверс, Риверс… — пробурчала Лаванда, поправив маленькие очки в позолоченной оправе, которые она надевала для чтения.

— Да, — отец поправил тяжелый пиджак. — Его жена погибла восемь лет назад в схватке с пожирателями. Соображаешь, кто ее убил? — ехидно прищурил он левый глаз.

— Барт, это не доказано, — вздохнула жена, взмахом ладони показав, что разговор ей не по душе. „Чайные“ шторы были залиты солнечным светом: весна, несмотря на пробегавшие снеговые тучи, вступила в права.

— Ариэлла, полагаю, была в восторге, получив голову грязнокровки, — в голосе Крауча послышался фальцет.

— Я помню эту даму, — вздохнула Лаванда. — Глуповатая подруга Мэрайи… Впрочем — о покойниках или хорошо, или ничего, — она выразительно посмотрела на сидящего в высоком кресле сына.

— De mortis — veritas! * — холодно ответил Бартемиус, рассматривая белую прожилку на темно-синем пиджаке. — Самое мерзкое — теперь я должен следить, чтобы волосок не упал с головы Риверса! — сделал он сухой смешок.

Барти осмотрелся по сторонам. На широком белом подносе лежало письмо в длинном синем конверте. Лавиния Селвин прислала его утренней совой, но взять его Барти не имел права до окончания беседы. Приходилось слушать рассуждения отца о каком-то Риверсе, не встревая в разговор и вместе с тем не сильно уходя в свои мысли. То и другое могло стоить очередной придирки.

— Ты накажешь Риверса? — Лаванда посмотрела в упор на мужа.

— Хочешь сказать, что Риверсу не помешает взбучка? Мерси, — иронично ответил мистер Крауч. — Только для начала вспомни про инквизицию.

— Они сжигали волшебников на кострах… — пролепетал Барти и тотчас пожалел. Отец досадливо поморщился, а морщинки на его лбу собрались в складки.

— Сжигали на кострах? Инквизиция, к твоему сведению, не сожгла сама ни одного еретика, — нервно подергал мистер Крауч манжету. — Инквизиция отдавала еретика в руки королевского суда и просила казнить без пролития крови. Когда отучу говорить глупости?

Прикусив губу, Барти с омерзением посмотрел на графин с розовой водой. Миссис Крауч обожала напиток, сделанный из лепестков роз, и хранила его в любимой гостиной. Как обычно, отец умел находить его малейшее незнание и бить именно в это место. Ничего… Когда-нибудь он будет знать больше этого человека, вытянувшего ноги почти на середину темно-синего ковра. Это было удивительно, но, когда в комнату входил отец, в ней словно повисало невидимое табачное облако.

— Боишься, что Араминта сравнит вашу контору с инквизицией? — Лаванда вскинула тонкие брови.

— Не совсем, — неожиданно серьезно ответил ее муж. — Видишь ли, инкивизиция показала себя полным нулем. Еретик шел на костер с гордо поднятой головой. Естественно, вся слава доставалась еретику, а весь позор — мучителям. Взамен каждого сожженного еретика из ремесленных цехов выходили тысячи новых. Я боюсь, — вздохнул он, — что эти твари выберут Риверса на роль сакральной жертвы.

— Виноват в которой будешь ты? — посмотрела Лаванда на темно-синие ситцевые обои.

„Голубая гостиная“ была предметом гордости миссис Крауч. Еще в детстве она увидела „голубую гостиную“ в доме Блэков, и с тех пор мечтала воспроизвести ее у себя. Как и у Блэков, комната на втором этаже дома Краучей была обита голубым шелком, а стены украшали античные гипсовые портики. Небольшой камин выступал вперед, облицованный в форме мраморной чаши, которую прикрывала невысокая ажурная решетка. Дверь, правда, выходила не в зимний сад, а в библиотеку, но миссис Крауч считала это пустяком. Единственным неудобством были сквозняки: камин не справлялся с отоплением. Барти, не отрывая взгляда от ажурного портика, равнодушно посмотрел, как вбежавшая эльфийка Корди подхватила мамину чашку.

— Ты догадлива, — вздохнул Бартемиус. — Случись с ним что, твоя родня поднимет вой: мол, злодей Крауч отомстил еретику. Смулли! — крикнул он.

— Я здесь, Мастер Крауч, — с упоением поклонилась проявившая эльфийка.

— Кофе, — холодно кивнул Бартемиус. — Селвин понесет дальше… Да прочтешь, прочтешь письмо от своей чистокровной дуры, — фыркнул он, глядя, как мальчик посмотрел на конверт.

— Барт… Элинор, правда, плоха… Ты бы написал ей… — с горечью сказала Лаванда. — Брайан уж на что спокойный, а места себе не находит…

— „Ты только обещаешь“, — как говорила моя покойная матушка, — хмыкнул мистер Крауч, рассматривая начищенные до блеска носы ботинок. — Ну, а Брайан закупает зелья, чтобы удовлетворять Мэри.

— Барт! — Лаванда возмущенно дернула плечом. — Ребенок…

— И что? — холодно ответил Бартемиус, насмешливо глядя на сына. — Он давно в нежной переписке с юной мадемуазель Селвин, — сделал он ударение на последний слог. — Француженки, знаешь ли, рано созревают… Смулли, жду кофе в кабинет! — тихо приказал Бартемиус и, оторвав тело от кресла, быстро пошел вперед.

— Барт, через полчаса внизу, — сухо сказала миссис Крауч. Круги под глазами непроизвольно выдавали ее волнение, хотя женщина продолжала делать вид, будто ничего не случилось.

— Хорошо, — Барти, изо всех сил сохраняя спокойствие, посмотрел на лежавшее возле чернильницы перо фазана. Лучше было сейчас не сердить мать. Дождавшись ее ухода, он схватил долгожданный конверт и, нервно дергая пальцами, достал письмо:

Дорогой Барт!

Как твои дела? Если бы ты только знал, что происходит в школе! Все кругом говорят о твоем отце. Вчера даже первоклашка Эльза Смит рассуждала, что никаких темных волшебников нет — Крауч просто свел счеты с Фенвиком. Даже кошаки шипят на угрюмого сурка Лонгботтома — говорят, его папаша убил невиновного. Вот и поделом ему! Фенвик, правда, был злюкой, и о нем мало кто жалеет.

Помнишь, ты спрашивал, за что Эрни не любит будущую тетушку? Я спросила, и она призналась! Мэри говорит, что став миссис Фоули, очистит дом от приживалок. Я еле сдерживала смех. Кого бы это она имела ввиду, а?

Пока,
Лайв.

Барти посмотрел на безупречный „вале“** и вздохнул. За минувшие недели Лавиния Селвин стала ему чем-то вроде приятельницы. Он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить тот вечер у Фоули. Пока мама срывала аплодисменты за игру на клавесине, Лавиния показала ему пару комнат, заставленных всевозможной рухлядью. Самым лучшим был, пожалуй, вечер, когда все гости пошли смотреть пасхальный фейерверк. Они с Лэйви остановились возле косогора, поросшего первыми весенними цветами, и Эрнестина хмуро смотрела на них, стоя рядом с „черной старухой“. Мистер Фоули велел расцветить небо пасхальными яйцами, которые, распадаясь, превращались в разноцветные искры. С тех пор Барти получал в неделю два-три письма от Лавинии, которая взахлеб рассказывала ему о жизни в Хогвартсе. Обмакнув перо, Барти начал лихорадочно писать:

Дорогая Лэйв!

Дела мои идут хорошо. Скоро мой День Рождения, и я надеюсь получить письмо из Хогвартса. По правде сказать, мама тоже не одобряет истории с Фенвиком. Она, поверь, долго говорила об этом с отцом. Сейчас отец, кстати, волнуется из-за некоего Риверса. Говорит, что того могут убить, чтобы досадить ему. Я в это плохо верю!

Дойдя до этого места, Барти непроизвольно укусил кончик пера и посмотрел на черный комод из орехового дерева. Перед глазами поплыли ослепительно-белые салфетки в доме Фоули. Почему они с мамой должны оправдываться за какие-то странные поступки отца? Барти почти не сомневался, что отец решил просто так уничтожить этого Фенвика… Как, видимо, уничтожит и Риверса… Который, видимо, был не таким уж плохим человеком, раз его так люто ненавидит отец… Обмакнув снова перо, он дописал:

Только что отец с мамой вспоминали про Фоули. Отец не верит, что тетка Элинор скоро даст дуба — говорит, что она только обещает. Так что, твоя Эрни отлично поживет у Фоули на правах принцессы.

Пока,
Барт

Промакнув письмо промашкой, Барти позвал Хемстеда: крупная серая неясыть была главным почтальоном в доме Краучей. Затем, не теряя времени, нацепил на себя темно-коричневую мантию. Лучше было не опаздывать, когда мама не в настроении.

* * *

Профессор Холемд оказался суховатым стариком с безупречным пробором на седой голове. Он говорил четко и сухо, стараясь по несколько раз повторять одно и тоже заклинание. Во время первого визита он, как подобает вежливому хозяину, напоил чаем миссис Крауч с сыном и тщательно обсудил условия оплаты. Уроки оказались несложными: Барти два раза в неделю приходил к нему на дом, а затем старательно отрабатывал дома теорию и сами заклинания. Больше всего ему нравилось делать заметки, узнавая для себя формы контроля над энергией. Несколько раз мальчик пытался вызвать мистера Холемда на разговор, однако профессор оставался отстраненным.

Незаметно пролетело двадцать пятое мая — День Рождения Барти. Родители устроили семейный праздник: легкий ужин и маленькое представление дрессированных гномов. Это торжество заставило Барти забыть о том, что Лавиния так и не прислала ему поздравления. Барти очень волновался, что отец съязвит по этому поводу, но мистер Крауч на сей раз промолчал. Мальчик получил в подарок иллюстрированную книгу о войне с Гриндевальдом, которой он увлекался детства. Пока родители обсуждали дела в министерстве, Барти, усевшись на диван, листал книгу, стараясь насладиться моментом. Последствия оказались для мальчика не лучшими: рядом стояла вазочка с шоколадными бобами, которые он лихо уплетал, забыв обо всем на свете. Вечером Винки пришлось прокладывать к его горящим ушам холодный компресс, чтобы спасти от сыпи.

Двенадцатого июля Барти проснулся очень рано. На душе были неприятно от того, что Лавиния, похоже, забыла о его существовании: за минувшие три недели он не получил от нее ни одного письма. Солнечный свет был настолько ярким, что лежать в постели после шести стало невозможно. Прошлепав босиком к столу, Барти открыл маленький конверт, где лежала колдография: накануне вечером мама показывали ему свой школьный альбом, да, видимо, забыла несколько карточек.

Взяв колдографию, Барти с интересом стал рассматривать двух худеньких девушек лет пятнадцати и семнадцати, которые стояли рядом и, обнимая друг друга, чему-то улыбались. Как и положено волшебным колдографиям, фигурки двигались. Одна из них была блондинкой с зеленовато-синими глазами; другая — невероятно тонкая, кареглазая с волосами то ли рыжеватого, то ли темно-русого цвета. Барти тепло улыбнулся, узнав юную маму и посмотрел в зеркало: ему всегда хотелось, что они с мамой были похожи. Затем снова посмотрел на подпись, сделанную тонким витиеватым почерком: «Я, Лаванда Бэддок (Слизерин, 5 курс) и моя лучшая подруга Ариэлла Монтегю (Слизерин, 7 курс). Барти вздохнул. Интересно, будет ли у него друг, с которым они сфотографируются к концу школы?

Почувствовав странный шум, Барти осмотрелся. Что-то копошилось за окном, цепляясь за прутья решётки. Приглядевшись, мальчик понял, что перед ним была амбарная сова. Проклиная себя за забывчивость, он подбежал к окну и распахнул его. Сова сидела на траве и хлопала большими глазами.

— Ты сова из Хогвартса? — взволнованно спросил Барти. Сова, подлетев, протянула ему лапу. В ней был свернутый в трубочку конверт.

— Невероятно! Подожди. — Мальчик протянул тонкую руку сквозь прутья решетки. — Ты сможешь вложить мне письмо в руку? — Сова, казалось, поняла его слова и сунула лапу ему в руку и выпустила конверт.

— Спасибо! — поблагодарил Барти. — Я поищу что-нибудь для тебя. Я мигом! — Сова ухнула. Барти отчаянно искал что-нибудь из остатков пищи, но не нашел ничего, кроме застарелого боба в кармане пиджака. Сова благодарно клюнула его в палец и улетела.

Мальчик нетерпеливо сел на кровать. Конверт был сделан из желтого пергамента, и скреплялся большой фиолетовой сургучной печатью с изображением льва, орла, барсука и змеи по краям большой буквы Х. На обратной стороне Барти прочёл адрес.

Мистеру Б. Краучу
Крауч-холл, Лондон

Барти поскорее сломал печать и открыл конверт. Ему на колени упали два листа пергамента. Он схватил письмо и начал читать с замиранием сердца:

Дорогой мистер Крауч,

Мы рады сообщить Вам, что Вы приняты в школу волшебства и колдовства Хогвартс. Начало занятий 1 сентября 1972 года. Хогвартский экспресс отходит в 11:00 с платформы 9 ¾ с вокзала Кинг-Кросс в этот же день. Список школьных принадлежностей прилагается.

Искренне Ваша,
Минерва МакГонагалл
Заместитель директора

В это самое время миссис Крауч вошла в комнату. Она увидела, что Барти отвернувшись, сидит на кровати.

— Барт, — ласково позвала она, — что с тобой?

Мальчик улыбнулся, и женщина едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. Ее сын, который так редко улыбался, сейчас сиял от счастья. От волнения Лаванда сделала шаг назад.

— Меня приняли! — прошептал Барти. — Наконец-то!

Прежде чем миссис Крауч успела спросить, в чем дело, он бросился к ней, размахивая письмом. Его просто переполнял восторг.

— Барт, успокойся, — мягко прошептала Лаванда, опускаясь на кровать. Барти неугомонно продолжал кружиться, напевая какую-то мелодию. Миссис Крауч снова тихонько улыбнулась: только сейчас она заметила, что у сына был абсолютно ее голос.

— Барт, перестань, — ласково сказала она. — Если будешь продолжать в том же духе, мы не успеем пойти в Косой переулок.

— Мама… — Ребенок смотрел на нее, словно не решаясь задать вопрос… — А ты помнишь профессора МакГонагалл?

— Конечно, — улыбнулась Лаванда. — Она очень строгая и любит гриффиндорцев.

— А… как ты получила письмо? — замахал руками Барти.

— На кухне, — миссис Крауч снова посмотрела на сына сияющими глазами. — Мэрайя пыталась вырывать у меня письмо… Но ничего, я смогла увернуться.

— Она дура! — неожиданно закончил Барти, все еще смотря в письмо.

— Барт! — строго сказала Лаванда. — Я уже запрещала тебе говорить так о наших родственниках. Дважды, — посмотрела она на витраж в двери, — я повторять не намерена.

— Мы сможем купить школьные принадлежности? — выпалил мальчик после неловкой паузы.

— Сможем через пару часов, — ответила миссис Крауч. — Сначала только позавтракаем, а затем отправимся за учебниками. Отец, кстати, уехал срочно в Йорк. Так что поторопись, — улыбнулась она, потрепав волосы ребенка.

* * *

„Дырявый котел“ находился рядом с оживленной магистралью, по которой мчались машины, громко сигналя друг другу у светофоров. Барти хорошо знал, что видеть маленький паб могут только волшебники, хотя он расположен рядом с магловскими магазинами. Миссис Крауч с сыном аппарировали в маленький грязный дворик, где находился полузаброшенный дом из темно-серого кирпича. Погода испортилась: моросил мелкий дождь, и небо казалось покрытым тонкой пеленой грязных облаков. Лаванда раскрыла свой любимый зеленый японский зонтик, украшенный причудливыми темно-синими и черными узорами. Барти с детства казалось, что в день его похода в Косой переулок будет солнечно, и сейчас немного смущенно рассматривал бьющие по асфальту брызги. Быстро пройдя арку, они оказались возле небольшого книжного магазина. На его витрине была декорация, изображавшая глобус и старичка в красном колпаке.

— Может, мне поступить в Слизерин? — спросил Барти, глядя на бегущего мимо них темноволосого мальчика в очках. Его блестящие волосы были настолько взъерошены, что, казались, он вообще не знал щетки.

— Лучше, Барт, поступи в Райвенкло, — ответила миссис Крауч. — Сейчас отношение к слизеринцам не лучшее. — Патлатый едва не врезался ей в плечо, и женщина бросила на него брезгливый взгляд, не лишенный, впрочем, снисходительного любопытства.

— Но ты с Ариэллой… — неуверенно начал Барти.

— Тогда были другие времена, — вздохнула мать. — К тому же, — понизила она голос, — из-за отца тебе может быть нелегко в Слизерине.

Барти нахмурился. Он, конечно, не имел ничего против учебы в Райвенкло. Однако сам факт, что из-за отца он не мог попасть в колледж мамы, вызывал раздражение. Перед глазами снова поплыл его силуэт из „Пророка“ в темной фетровой шляпе и легкой, чуть ехидной, улыбкой в усах. Почему всегда и везде должно быть так, как хочет он?

Через десять минут Барти с мамой нырнули в маленькое помещение. Внутри паба стоял сумрак: только неяркий свет керосиновых ламп выводил помещение из полутьмы. За барной стойкой сидели несколько человек в колпаках. Редкие посетители расположились на длинных скамьях и что-то бурно обсуждали. Иные, разложив газеты, вглядывались в колдографии. Поначалу появление Краучей осталось незамеченным. Однако пару мгновений спустя остроносая старуха в жакете дернула за рукав пожилого мужчину в ветхом черном плаще. Тот, вздрогнув, в упор посмотрел на Лаванду и послал какой-то знак двум старикам за соседним столиком. Те затихли, как по команде отложив газеты.

— Э… добрый день, миссис Крауч… — горбатый бармен подошел к новым гостям и склонился в подобострастном поклоне.

— Здравствуйте, Том, — улыбнулась Лаванда. Старуха внимательно посмотрела на нее, словно речь шла о чем-то важном.

— Благослови мою душу, — прошептал старый бармен. — Мистер Бартемиус Крауч-младший… какая честь. — От волнения мальчик чувствовал немного растерянным и стал пристально смотреть на блестящую желтую трубку, которую курила пожилая волшебница.

— В газетах снова о вашем муже пишут, мэм… — Том снова низко поклонился Лаванде. — Я же говорю: доброе имя человека надо обязательно замарать.

— В самом деле? — дама, поправив мантию, холодно посмотрела на протянутый ей номер газеты. Барти, сгорая от любопытства, также заглянул в номер. На передовице крупными буквами было написано: „КРАУЧ ОПАСАЕТСЯ, ЧТО РИВЕРС БУДЕТ ПРИНЕСЕН В ЖЕРТВУ“. Горбун негромко кашлянул, видимо, не желая лишний раз говорить о столь важным персонах.

— Я не хотел, мэм, поверьте… — залепетал трактирщик.

— Понимаю, — холодно ответила миссис Крауч. — Но я не намерена обсуждать какие-то газетные сплетни. Барт, идем! — указала она на заднюю дверь.

Мгновение спустя мама вывела Барти во двор, со всех сторон окруженный стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и нескольких сорняков. На душе было неспокойно: перед глазами Барти снова и снова вставала статья о загадочном Риверсе, которого отец собирался защищать еще полтора месяца назад. Миссис Крауч, достав палочку, стукнула по камням. Внезапно кирпичи стали расходиться в разные стороны, открывая вид на старинную улицу.

Хотя Барти не раз бывал в Косом переулке, он не смог сдержать вздох восхищения. Перед глазами стояли ряды магазинчиков, таверны, красочные витрины, движущиеся растения, улыбающиеся люди, которые, встретив друг-друга на улице, здоровались и обменивались последними новостями. Неожиданно мальчик заметил, как на кирпичную стену села серо-коричневая бабочка. Рисунок на ее спине напоминал череп. Мальчик вздрогну, безошибочно признав в ней бражника мертвая голова.

— Мама… Бражник… — прошептал Барти. Он знал, что эта бабочка предвещает несчастья, но только сейчас смог оценить, насколько неприятен ее вид.

— Какие глупости, — миссис Крауч постаралась улыбнуться, но мальчик отчетливо различал в ее голосе нотки фальши. — Нельзя быть таким суеверным. Идем-ка лучше вперед, — указала она в проем.

Они молча пошли по улице, смотря, как солнце, отражается в котлах, выставленных перед ближайшим к ним магазином. Барти рассматривал магазины, которые торговали телескопами и странными серебряными инструментами. На душе было неприятное чувство, что неведомая сила крадет мысли: ведь несколько месяцев назад он именно так все и описал Лавинии. Ему чудилось, что между его письмом и странной публикацией была какая-то связь. Впрочем, эта мысль казалась настолько нелепой, что Барти гнал ее прочь.

— Надеюсь, ты не пойдешь к ней? — указал мальчик на толпу детей, рассматривавших метла возле лавки Мэрайи.

— Не горю желанием заходить, — кивнула миссис Крауч. — Я подберу тебе книги, Барт, а ты иди в магазин одежды мадам Малкин и купи школьную форму. Этих денег тебе вполне хватит. — Она вложила в руку ребенка несколько золотых монет и исчезла во „Флориш и Блоттс “.

Барти направился в соседний магазин. Внутри у него всё сжималось. Ему предстояло разговаривать со взрослыми, а Барти этого не любил, потому что они всегда заставляли его нервничать. Когда он вошел в лавку, зазвонил крошечный колокольчик. Дверь открыла пожилая миловидная женщина с каштановыми волосами.

— Здравствуй, дорогой, ты собираешься в Хогвардс?

Мальчик кивнул, мадам Малкин приятно улыбнулась. Она отвела Барти в заднюю комнату, где примерял форму бледный мальчик с вытянутым лицом. На лице застыло выражение странной улыбки, словно ее хозяин сидел за ланчем и был недоволен едой. Во всем его облике, как показалось Барти было что-то, напоминающее девчонку.

— Привет… — тонкий мальчик мягко улыбнулся и чуть заметно подмигнул Барти, — Ты сын самого Бартемиуса Крауча? — Пожилая волшебница крутилась вокруг него, подгоняя по росту длинные черные одежды. Мадам Малкин поставила Барти на соседнюю скамеечку.

— Я… Ну, да… — чуть замялся Крауч, все еще рассматривая гигантские полки с воздушными рулонами ткани.

— А я Мортимер Мальсибер, — протянул мальчик руку. — Будем знакомы?

— С удовольствием, — Барти охотно пожал длинную и, как ему показалось, немного рыхлую кисть. — Ты меня знаешь?

— Немного, — смутился Мортимер. — К нам иногда приезжает мистер Эйвери из министерства. Он друг моего отца…

Мадам Малкин вернулась через пару минут с ворохом черных мантий. Барти примерил одну из них и решил, что она слишком мешковата.

— Ну, это не проблема, дорогой. — Хозяйка дотронулась палочкой до края мантии, и та стала мальчику в самый раз. — Нужно еще две такого же размера, — обратилась она к помощнице, вручая ей мантии.

— Я его видел на Пасху у Фоули, — подтвердил Барти. Рядом с этим мальчиком он чувствовал себя гораздо увереннее: оказывается, заводить приятелей было не таким трудным делом. Подсвечник в форме грифона казался настолько старинным, что трудно было представить его себе в этом месте.

— Знаю, — улыбнулся Мортимер и, бросив взгляд на стекло книжной этажерки, поправил светлые волосы. — Мистер Эйвери всегда говорит с восхищением о твоей маме. Да и отец ее помнит: учился с ней почти в одно время…

— А что он рассказывает? — насторожился Барти.

— Она была лучшей студенткой Слизерина и очень милой, — охотно кивнул Мальсибер. — Отец говорит, что многие учились по ее конспектам.

— Ты тоже поступаешь в Хогвартс? — спросил Барти, нетерпеливо потеребив край мантии.

— Нет, я уже на втором курсе. Кстати, почитай газету: о твоем отце снова пишут. — Вернувшись, мадам Малкин начала спокойно обмеривать Барти, подгоняя под него мантию угольного фасона.

— Сейчас ему важнее всего борьба с Пожирателями смерти, — задумчиво сказал Барти, дернув самого себя за рукав. Продавщица положила перед ним несколько плащей, и он указал на темно-фиолетовый с серебристыми пуговицами. К нему полагались мантии и темно-синий пояс, украшенный серебром.

— Знаешь… — о Темном Лорде рассказывают невероятное, — кивнул Мальсибер. — Говорят, он сильнее австрийского темного Гриндервальда и еще недавно хозяйничал где-то на Кавказе. Уже многие погибли от его рук…

— Он угрожает даже британским ведьмам и волшебникам? — спросил пораженный Барти.

— Смотря что считать угрозой, — пожал плечами Мортимер. — Ладно, до встречи в школе! — Легко спрыгнув с табурета, он пошел к двери, махнув Барти рукой. Барти взглянув на большую люстру со свечами, также заплатил за покупки и поспешил уйти. Снаружи его встретила мама, бледная, но счастливая.

— Я купила тебе книги, — сообщила она, — и ещё котелок и склянки. Много же тебе понадобилось времени для примерки, Барт.

Мальчик шумно вздохнул и поплелся следом за ней, сжимая в руках пакеты с покупками. В мечтах он представил себе картину, как они с Мортимером сидят возле окна Хогвартс-экспресса. Мортимер рассказывает о Темном Лорде и Барти слушает историю, старясь запомнить детали. Это было удивительно, но он ловил себя на мысли, что никого не хотел бы так видеть своим другом, как этого случайного собеседника.

* * *

Магазин волшебных палочек разместился на первом этаже большого черного дома. У входа была выбита надпись „Олливандеры: изготовители лучших волшебных палочек с 382 года до н.э.“. Барти помнил эту надпись с детства, хотя всегда считал ее вымыслом: едва ли Олливандеры вели свой род со времен Александра Македонского. Мальчик внимательно посмотрел на маму, явно намереваясь что-то спросить, но та опередила его:

— Мне нужно заглянуть ещё в аптеку, так что зайди сам, — сказала миссис Крауч. — Не волнуйся, — погладила она сына по головке, — я скоро.

В лавке оказалось пыльно, и Барти едва не чихнул при входе в зал. Полумрак окутывал сотни коробок, расставленных на полках вдоль стен. Единственной мебелью были стол и стул, мягкий свет лился из двери в глубине комнаты. Владелец магазина отсутствовал. К удивлению Барти на расшатанном стуле сидела тонкая белокурая девочка, напряженно смотря вдаль. Сложив руки на коленках, она рассматривала коробки; при одном взгляде на нее мальчик сразу вспомнил учеников воскресной школы, каких он видел в Эдинбурге.

— Привет… — улыбнулся Барти. — Как тебя зовут?

Девочка не отвечала. Барти пожал плечами, словно говоря „дело, мол, твое“, и отошел к одному из пыльных стеллажей. Долго ждать не пришлось: из задней комнаты показался невысокий седой человек с серебристыми глазами. Весь его вид выражал странную смесь дряхлости и бодрости, словно старик еще пытался доказать самому себе, что его лучшие дни еще впереди.

— Добрый день, мистер Олливандер, — поприветствовал его мальчик.

Светлоглазый человек оглянулся и впервые заметил Барти.

— Да, — ответил он после долгой паузы. — Конечно же, ты идешь в Хогвартс. — Мистер Олливандер подошел ближе, старательно изучая лицо Барти, затем вдруг прищурился и посмотрел на мальчика ещё пристальней.

— Неужели ты сын Бартемиуса Крауча? — спросил он.

— Да. Я Бартемиус Крауч-младший. — Барти встретился взглядом с мистером Олливандером, чьи глаза мерцали необычным, чуточку таинственным светом. Лицо продавца расплылось в улыбке.

— Твоя матушка покупала у меня волшебную палочку, — начал он. — Десять дюймов с четвертью, вишня и грива единорога, довольно гибкая. Превосходная палочка для преобразований. Однако, позвольте, мистер Крауч, я сначала закончу с мисс Касл. — Мистер Олливандер подошел к полке и взял одну из коробок.

— В какой руке вы держите палочку, мисс Касл? — Барти заметил, что ее длинные золотистые волосы забавно струились по плечам.

— В правой… — пролепетала, наконец, девочка. Она была в коротком темно-зеленом платье и белых обтягивающих колготах, какие обычно носили магловские женщины. „Она, наверное, или глубоко верующая или сумасшедшая“, — подумал Барти, все еще глядя на ее кротко сложенные руки. Дверь тихонько скрипнула, и миссис Крауч, войдя в помещение, осторожно подошла к сыну.

— Посмотрим, какая подойдет вам… — мистер Олливандер открыл коробку. — Попробуйте-ка вот эту. Ива и волос единорога, девять дюймов, очень гибкая. — Девочка робко встала и подошла к прилавку. — Возьмите её, и хорошенько взмахните. — Девочка повиновалась, и из ее палочки тотчас выспался поток красных искр и разноцветных желтых и оранжевых лучей.

— Право, не знаю, что вам предложить, мистер Крауч… Розовое дерево, как у вашей матушки, — кивнул он в сторону миссис Крауч, — очень редкое. У меня от силы две такие палочки…

— Я помню, как выбирала ее, мистер Олливандер, — ласково улыбнулась Лаванда.

— Да, и вы сильно смущалась… — лукаво прищурил глаз продавец, словно вспоминая о чем-то хорошем. — Ну, а сейчас волнуется ваш сын… Вот, попробуй: розовое дерево и волос единорога, семь дюймов. Очень хороша для превращений, — протянул он палочку.

Барти взмахнул коричневой палочкой и с грустью заметил, что ничего не произошло. Девочка между тем продолжала с интересом рассматривать его.

— Не страшно. Найти палочку редко кому удается с первого раза, — ответил мистер Олливандер. — У вашего отца палочка из ели… Да, — наморщил он лоб, — ель и жила дракона, одиннадцать дюймов… Очень твердая.

— А это правда, что еловые палочки подходят только одиноким людям? — неожиданно подала голос странная девочка. От волнения она вытянула шею, словно маленькая жирафа при виде интересного зверька.

— Скорее сильным, мисс Касл… — ответил немного опешивший продавец. Затем, отойдя к пыльному окошку, стал рассматривать коробки.

— А вы знаете, где растут розовые деревья? — задумчиво спросила девочка, обернувшись на этот раз к миссис Крауч. Барти хотел было ответить, но мама опередила ее:

— Прежде всего, как вас зовут? — спокойно сказала миссис Крауч, посмотрев на закопченное окно с серебристыми нитями паутины.

— Пандора Касл, — пролепетал девочка. — Так где растут розовые деревья?

— Обратитесь к специальным справочникам, мисс Касл. — Барти вздрогнул: голос матери звучал непривычно холодно и жестко. — Недалеко есть „Флориш и Блоттс“. Посмотрите там книги, — снисходительно сказала она.

— Я смотрела „Волшебные травы и деревья“, — мягко сказала Пандора. — Там нету…

— Есть много других справочников, — миссис Крауч говорила притворно вежливо, точно общалась со слабоумной. — Посмотрите теперь «Волшебные кустарники и грибы„… — мягко улыбнулась она.

Барти едва не прыснул: мама намеренно пародировала название книги, о которой говорила сумасшедшая. Он обратил внимание, что синие глаза Пандоры стали неестественно большими. „Пучеглазая дура“, — фыркнул он про себя. Мистер Олливандер, тем временем, вернулся с двумя коробками и положил их на стол.

— Вот, взгляните… Ель и волос вилы, девять с половиной дюймов, — открыв первую коробку, он протянул мальчику черную палочку. Барти осторожно взял ее. Ему ужасно хотелось, чтобы его палочка была такой же, как у мамы, а не отца, но выбирать не приходилось. Взмахнув, он с интересом обнаружил, что ничего не произошло.

— Я так и думал, мистер Крауч, — спокойно сказал старик. — Ель немного не ваше дерево… — Лаванда, почуяв неладное, надела очки. — Попробуйте эту, — достал он из длинной коробки темно-коричневую палочку.

Барти взял палочку, которую протягивал ему мистер Олливандер. Внезапно пальцы его потеплели. Он поднял палочку над головой, со свистом опустил ее вниз, разрезая пыльный воздух, и из палочки вырвались белые и золотые искры, яркие, как фейерверк; их отсветы заплясали на стенах.

— Замечательно, мистер Крауч… — улыбнулся Олливандер. — Сосна и жила дракона, десять с половиной дюймов. Сосновые палочки любят одиночек, которые будут использовать их творчески… Уверен, вы совершите много интересных дел… — кашлянул он.

Расплавившись за палочку, миссис Крауч, попрощалась с хозяином и повела Барти на улицу. Возле магазина волшебных палочек стояла невысокая женщина в очках. „Видимо, мать чокнутой Пандоры“, — подумал мальчик. На мгновение Барти показалось, будто он когда-то видел эту даму… кажется она уронила очки на мостовую и боялась рождественской мишуры… Но, возможно, все это было игрой воображения.

Была уже вторая половина дня, и летнее солнце начинало клонится все ниже. Впереди в сторону зоомагазина „Волшебный зверинец“ спешила толпа. Барти знал, что мама обещала ему купить сову. Он вопросительно посмотрел на нее и тотчас вздрогнул. Глаза миссис Крауч казались влажными от слез.

— Почему ты грустишь? — спросил Барти. При виде маминых слез ему всегда становилось не по себе. Барти помнил, как три года назад мама сильно болела и не вставала с постели. Винки приводила его к ней в комнату, и мама, более бледная, чем обычно, сказала: „Наверное, скоро мамы у тебя не будет“. В тот вечер Барти едва сдерживал слезы, опасаясь услышать страшные слова.

Миссис Крауч ответила не сразу. Несколько минут она рассеянно рассматривала видневшиеся вдали шпили Лютного переулка. Затем, подумав, посмотрела перед собой.

— Ты скоро уедешь, Барт… — ее голос предательски дрожал. — А я… Как я буду без тебя?

— Я буду приезжать… — Мальчик не знал, что ответить, и сейчас сам почувствовал на душе горечь. — На каникулы…

— Два раза в год… — вздохнула Лаванда. — Это так мало, Барт…

Барти посмотрел на ее тонкий серый плащ. Сейчас ему невероятно хотелось, чтобы мама не прослезилась прямо на улице. Надо было чем-то ее отвлечь. Перед ними промелькнула высокая белокурая девочка с клеткой, в которой сидела крупная сова.

— Как тебе эта Пандора? — спросил он, вспоминая странную девицу из магазина.

— Ужас! — неожиданно быстро ответила миссис Крауч. — Не часто увидишь такую дурно воспитанную девку. Встала и рассматривает нас, как будто так и надо.

— Тебя спросила под розовое дерево, — чуть насмешливо сказал Барти, рассматривая спешащих прохожих. Родители давали напутствия детям и те, кивая, чаще рассматривали новых домашних питомцев, чем пергамент со списком школьных принадлежностей.

— Как-будто я ей общество изучения травологии, — холодно ответила Лаванда. — Хотя бы приличия ради извинилась. Бесстыжая девка, — вздохнула женщина.

— Ей было любопытно… — Барти улыбнулся и, вытаращив глаза, попытался пародировать девицу. — Она такая кроткая…

— Будет записная шлюха, попомни мое слово, — вздохнула миссис Крауч. — Идем, Барт, — неожиданно весело указала она на зоомагазин.

Прищурившись, Барти с удовольствием посмотрел на свое отражение в стеклянной витрине. Из зоомагазина с огромной крикливой совой на плече выходила хрупкая маленькая девочка в сопровождении бледных родителей. Они смотрели на свою дочь в светло-розовом платье с таким обожанием, что Барти стало противно. Перед глазами поплыло что-то черное, ползущее по стеклу лавки „Волшебный пергамент“. С минуту Барти, прищурившись, смотрел на это загадочное насекомое, а затем вздрогнул: перед ним сидел тот самый бражник мертвая голова.

Примечания:

*De mortis — veritas! (лат.) — „О мертвых — правду!“

** Vale — „Будь здоров; прощай!“. Древнеримская формула приветствия в конце писем.

Глава 5. Хогвартс

Первого сентября Барти проснулся на рассвете и первым делом подбежал к окну. Дрожащей рукой он одернул штору. Ночной ливень стих, и тусклые солнечные лучи весело играли в лужах. Маленький палисадник с грядками роз и золотистых бархаток купался в предосенней утренней дымке. Барти сел на кровать и раскрыл лежащий на тумбочке заветный билет на «Хогвартс-экспресс». На душе стояло радостное нетерпение, словно мгновение спустя нужно было подниматься по хогвартским коридорам.

Напольные часы в форме Биг-Бена пробили половину седьмого. Ругая себя за нетерпение, мальчик натянул халат поверх пижамы и вышел из комнаты. Отец по счастью ушел по делам в министерство. Зато мама наверняка завтракала в столовой. Быстро приведя себя в порядок, Барти поскорее открыл тяжелые дубовые двери и зашел в столовую.

Барти не всегда чувствовал неудобство от присутствия отца. Было время, когда он восхищался и, быть может, даже пытался любить его. Отец любил гулять по магловским городам, и однажды, когда Барти было лет шесть, они всей семьей шли по Брюсселю. Было воскресенье, и они шли по бесконечно длинному бульвару Луиза, утопающему в зелени платанов и цветов. Мимо бежали трамваи, старинные дома с лепниной сменялись громадными коробками из стекла, затем мелькнул монумент в виде причудливых бивней мамонта. Отец и мать обсуждали свои проблемы, а он, мальчишка, шел позади них, ловя глазами зажигавшиеся причудливые огни. В прозрачном апрельском воздухе стояло какое-то странное ощущение счастья от того, что их было трое, и они шли вместе в таким большом и манящем мире.... Конечно, без отца на вокзале было только лучше. Но сама мысль, что он не пожелал даже позавтракать с ними в такое утро, отчего-то щипала душу.

— Проснулся? — в голосе миссис Крауч послышалось смешанное с грустью тепло.

— Скоро поедем? — Барти решительно не знал, что сказать в такой момент.

— Да, Барт, скоро. Садись... — вздохнула Лаванда. — Винки тебе приготовила омлет с вишневым вареньем. Твой любимый. — улыбнулась она через силу.

— А... — подвинув стул, мальчик сел и взял чашку кофе. На душе появилось отвратительное чувство, словно он в чем-то виноват. И омлет, и гренки, и даже новое темно-зеленое платье матери — все это вместе было словно невольным доказательством его вины. В чем именно он виноват Барти не знал. Но это странное чувство росло в душе, словно мокрый снежный сугроб.

— Садись.. — вздохнула миссис Крауч. — Когда-то еще поешь дома...

— На Рождество! — через силу улыбнулся Барти. — Я обязательно приеду на каникулы.

— Partir c'est mourir un peut*, как говорят французы, — подвинула кофейник Лаванда.

Столовая в доме Краучей выглядела, как обычно. Задняя стена была закрыта темно-коричневыми шкафами, покрытыми блестящей полиролью. В каждом их них было множество отсеков с резными стеклами, которые напоминали башни в старинном замке. В центре стоял громадный черный стол, накрытый белой скатертью. Возле другой стены находился простенький камин, отделенный металлической решеткой. Рядом на маленьком шкафчике стояли три громадные толстые свечи. В детстве Барти всегда удивлялся, почему родители никогда не зажигали их: видимо, они стояли только для антуража.

— Мастер Барти уезжает, — раздался грустный голос Винки. — Мастер Барти едет в школу...

— Да, Винки, — мальчик обернулся и почувствовал, как сердце сжала невидимая рука. Эльфийка продолжала смотреть на мальчика большими печальными глазами.

— Я приеду на каникулы, Винки, — Барти погладил ее, преодолевая ком в горле. - Обязательно приеду!

— Я приготовлю точно такой же омлет к вашему возвращению, Мастер Барти! — радостно заморгала эльфийка, точно у нее появился лучик надежды. Солнце стало пробиваться сквозь осеннюю пелену, и Барти вдруг захотелось, чтобы этот день закончился как можно скорее.

— Допивай скорее, — миссис Крауч посмотрела на часы. — Идем скорее в холл. Ты переоденься, а я пока проверю вещи, — подвинула она остатки кофе и газету.

Барти умчался и вскоре вернулся в гостиную, одетый в светло-коричневый замшевый пиджак, темно-коричневую "бабочку" и черные форменные брюки. Он принялся складывать в чемодан книги, но мама разу взяла одну из них.

— “Энциклопедия проклятий и контрпроклятий”? — заинтересовано спросила она. — Первогодкам рано знать дуэльные заклинания.

— Я думал, это мне пригодится, — пожал плечами Барти, забирая у нее книгу и укладывая в стопочку на “Стандартную книгу заклинаний”. Поверх всего мальчик сложил школьные мантии, чтобы переодеться в поезде.

— Барт, у меня для тебя подарок, — на глазах миссис Крауч блеснули слезы. — Я тебе заказала новый плащ... Австрийский...

Посмотрев на кресло, Барти заметил, что на нем лежит черный плащ. Миссис Крауч осталась верной себе и новые вещи раскладывала на креслах или на своем любимом белом диване. Барти осторожно подошел и, взяв плащ, сразу почувствовал в руках терпкую мякоть. Плащ был сделан из чрезвычайно легкой и тонкой ткани, которая на удивление четко облегала тело. Пуговицы застегивались изнутри — так, что их закрывала другая половина плаща.

— Отлично... — кивнула довольная Лаванда, придирчиво осмотрев сына. — Очень благородно. Теперь шарфик...

— Мама... — начал было опешивший Барти, но Лаванда пресекла его движением руки.

— Выбрала тонкий... — К удивлению мальчика мама левитировала полоску полупрозрачной ткани темно-синего цвета с белыми краями. Шарф был настольно легким, что казалось мог поплыть по воздуху вроде гусиного пуха.

— Для тебя подбирала... — улыбнулась миссис Крауч. — Так сказать, шарф творческого человека.

— Спасибо! — Барти немного смущенно обнял ее за шею.

— Подожди, поправлю... — Лаванда подошла к сыну и осторожно повязала шарф поверх плаща. — И возьми на всякий случай шарф с геометрическими фигурами...

Ее голос предательски дрогнул. Барти с ужасом заметил, что на глазах мамы выступили слезы. Мальчик хотел что-то сказать, но не смог: слезы стали комом у его горла, и он сам едва сдерживался, чтобы не заплакать. Отвернувшись, Барти посмотрел на громадный шкаф из темно-коричневого дерева, который мама с гордостью называла странным слово "Лильелстад". Ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц он не сможет просто прийти в гостиную, как бы ему ни хотелось.

— Мама... Не плачь... — Барти осторожно погладил ее за плечо.

— Хочу и плачу, — попыталась улыбнуться Лаванда. — Мой сын уезжает в конце-концов!

Мальчик испуганно посмотрел по сторонам. С раннего детства он боялся слез матери едва ли не больше, чем придирок отца. Если мама плакала, значит можно было ожидать чего угодно: ласки, криков, обвинений или... Или даже страшных слов о ее смерти... "Моя сиротка", — погладила она его однажды по голове во время очередного приступа болезни. С тех пор Барти вспоминал ее слова с почти мистическим страхом. Если бы он знал, как именно будет вести себя плачущая мама, он заготовил бы без сомнения слова утешения. Но поскольку он не знал, что мама будет говорить, то всегда попадал невпопад.

— Давай собираться? — осторожно спросил Барти, подергав маму за локоть.

— Успеем... Вы, мужчины, ужасно бесчувственные, — всхлипнула Лаванда. Она в самом деле не плакала, хотя карие глаза были полны слез. — Барт, дай... очки...

— Почему бесчувственные? — спросил Барти. От волнения он не сразу сумел произнести нужное заклинание, и призвал очки только со второй попытки.

— Не знаю... — улыбнулась сквозь слезы Лаванда. — Так вы устроены... Главное, Барт, — неожиданно сменила она интонацию, — не связывайся в поезде со всякой швалью!

— Мастер Барти, до свидания! — прибежавшие Винки и Дройл помахали ему. Ребенок улыбнулся и, ущипнув себя за ладонь, помахал эльфам. Затем, взяв со стойка клетку с крупной неясытью Крейги, шагнул вслед за мамой к двери.

Через несколько минут они аппарировали в задней пристройке вокзала Кинг-Кросс. Было пасмурно, но сухо: только холодный, пронизывающий до костей ветер напоминал, что осень все же вступает в права. Круглые часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Миссис Крауч, минуя вокзал, повела сына на аккуратно заасфальтированную платформу. Мимо шли с родителями счастливые мальчики и девочки. Подобно Барти они толкали перед собой тележки с чемоданами и клетками, в которых уютно устроились совы или хомяки. Некоторые с интересом и, как показалось Барти, с опаской посматривали на него с мамой.

— Всё что нужно, проскочить через барьер между девятой и десятой платформой,— Сказала миссис Крауч, помогая сыну поправив багаж на тележке. — Тебе надо поспешить, чтобы успеть занять хорошие места. Я сейчас, — поправила она сыну шарф.

Когда кирпичная стена совсем близко, в голове промелькнула мысль, что что-то может пойти не так — Барти зажмурил глаза. Мгновение спустя он открыл их и с облегчением вздохнул. Он стоял на платформе среди радостно гудящей толпы мальчиков и девочек. Полдела была сделано: рядом шипел ярко-красный паровоз, выпуская клубы дыма клубы. Сзади красовалась надпись "Платформа 9 3/4". Барти растерянному оглянулся, но тотчас успокоился: мама, поправляя темно-серый плащ, как раз выходила из арки.

Они пошли по перрону, рассматривая толпу. Родители обнимали детей, давая им последние наставления. Барти искал глазами Мортимера или на худой конец Лавинию, но никого из знакомых не было видно. Внимание Барти привлек высокий поджарый мужчина, ведущий за руку девочку в больших очках. Только глядя на него, Барти впервые понял смысл выражения "военная выправка". Прохожий сухо кивнул его маме и, сказав что-то дочери, отправился в сторону шипящего паровоза.

— Кто это? — спросил Барти, глядя на темно-желтый плащ его дочери.

— Риверс, — нахмурилась миссис Крауч. Барти вздрогнул и с интересом посмотрел вслед странному мужчине. Неужели отец волновался, что такого сухого поджарого человека выберут на роль жертвы? Мимо пробежали две забавные толстушки с чемоданами, и Барти посмотрел им вслед.

— Ладно, сыночек, давай прощаться, — вздохнула миссис Крауч. Они остановились возле вагона и посмотрели на подножку, где уже начинали толпиться дети.

— Мама... — только и мог прошептать ребенок, обняв тонкими ручками ее шею.

— Веди себя хорошо, — поцеловала его в лоб Лаванда. — Будь умницей... И... — ее голос предательски дрогнул... — помни, кто ты.

— У меня... получится? — спросил Барти, робко глядя на ребристые стены темно-зеленого вагона.

— Уверена, — мама погладила его снова по головке. — Подожди... — Она обняла его еще раз и крепко поцеловала. — Сыночек мой... — вздохнула она.

— Я буду... — начал было Барти, но не договорил. Свисток кондуктора заставил его отойти к подножке. Мама помахала рукой, а затем, прикрыв лицо коричневой перчаткой, отвернулась. Барти знал, что она не хочет показать ему слезы. Горько вздохнув, он сжал кулачки и шагнул на подножку вагона.


* * *

Платформа осталась позади, и стрелки со звоном начали сходиться. Замелькали высокие дома, нависавшие над железной дорогой. Холодный осенний воздух как пелена накрывал мосты, асфальтовые шоссе и арки. Внезапно к горлу Барти подкатил ком. Непонятно почему ему вспомнился кофе с омлетом, который он пил с мамой. «В последний раз… »…— зазвучало в голове. Ком у горла превратился в терпкую массу, напоминающую мякоть недозрелой груши.

«Но ведь я еду в Хогвартс, — попробовал взять себя в руки Барти. — Я еду в Хогвартс, а это начало новой жизни», — повторил он, но лучше от этих мыслей не стало. Он вспомнил, как аккуратно мама сложила ему вещи. Больше ему так с любовью не соберет вещи никто. «Никто...» — со вздохом повторил он про себя.

Экспресс набирал ход, и высокие старые здания сменялись видами маленьких ухоженных домиков. Небо затягивалось серыми облаками. «Возьми себя в руки. Ведь ты будешь лучшим учеником Хогрвартса», — подумал Барти. Он представил себе тусклое зимнее утро. В доме еще темно, но уже пахнет мокрым снегом, хвоей и скорым Рождеством. Он выходит к завтраку, и мама, улыбаясь, дает ему самые вкусные эклеры. Она смотрит с гордостью на своего сына — лучшего ученика Хогвартса... От этой мысленной тирады у Барти поднялось настроение. Он посмотрел на симпатичные домики и начинающееся перепутье шоссейных дорог.

Лондон заканчивался, и поезд выскочил на просторное плоское поле с еще зеленой травой — память о дождливом лете. Слушая размеренный стук колес, Барти решил поискать свободное купе. Крейги также ухала, словно напоминая хозяину, что пришло время поставить ее клетку. Барти осторожно пошел по коридору, везя за собой черный чемодан, но никого из знакомых видно не было. Все купе были заняты незнакомыми мальчиками и девочками. Они смеялись, что-то обсуждали, рассматривали сов, хомяков и крыс. Только войдя в соседний вагон, Барти услышал знакомый голос:

— Не волнуйся, все будет хорошо.

Мальчик вскинул голову: голос принадлежал забавному увальню Фрэнку Лонгботтому, которого он помнил с зимы. Рядом с ним стояла коротко стриженная щуплая девочка, напоминавшая тонкую восковую свечку. Оба они пытались утешать высокую, худенькую, возможно, даже немного костлявую, белокурую девицу. Одетая в черное платье "под горло", она громко всхлипывала.

— Я боюсь ехать... Боюсь... — испуганно озиралась девочка по сторонам. Ее плечи тряслись, словно слезы и всхлипы могли вот-вот перерасти в рыдания.

— Да ничего страшного не случится. Все тебе будут рады, поверь, — добродушно пробасил Фрэнк. — Пойдем, посажу куда-нибудь.

— Идем, все будет хорошо, — задумчиво сказала "девочка с мальчишеской стрижкой", — как назвал ее про себя Барти. У нее был тихий голос, словно, даже говоря, она была погружена в свои мысли.

Из соседних купе доносился гам. В одном белобрысый мальчишка о чем-то спорил со смуглым спутником, показывая ему клетку с хомяком. В другом пухлый мальчик что-то увлеченно рассказывал тонкому мальчишке и маленькой девочке с распущенными золотистыми волосами. Барти сразу признал в ней девочку, которую он видел с родителями возле зоомагазина. На этот раз малышка сидела в золотистом платье и такого же цвета гольфах до маленьких коленок. Барти на мгновение задумался, не попроситься ли к ним, но голос Фрэнка разрешил его сомнения: в конце концов, Лонгботтом был один из немногих, кого он знал в поезде, да и девица в черном казалась забавной. "Любопытно посмотреть, чем это кончится", — подумал Барти, словно они с мамой пришли на водевиль.

Наконец, в третьем вагоне Фрэнк все же подыскал купе для своей протеже. Открыв дверь, гриффиндорец завел белокурую девицу внутрь.

— Может, лучше возьмем ее с нами? — робко спросила девочка.

— Нет, Лис, должна же она учиться жить сама, — раздался голос Фрэнка. — Но ты не волнуйся: если что, мы в купе у тамбура.

Барти подождал, когда Лонгботтом и его странноватая спутница отойдут в конец вагона. Фрэнк наверняка потянул бы его с собой, а общаться с ним у Барти не было желания. Заглянув внутрь купе, Барти постарался разглядеть девочку, делая вид, что его интересует дизайн купе. Голубоглазая блондинка была бы, пожалуй, красивой, если бы не крупный рот. Барти деловито втащил внутрь чемодан и, применив левитацию, отправил его на верхнюю полку. Затем повесил на плечи плащ и шарф: при одном прикосновении к нему ему почудилось, будто он сейчас заговорит с мамой. Девочка вздрогнула от звука, но не произнес ни слова.

— Ты не против, если я присяду рядом? — спросил Крауч, поставив рядом клетку с совой. Девочка, промолчав, моргнула глазами и посмотрела в окно. Ее, казалось, совершенно не интересовало происходящее. Барти, подумав с минуту, уселся напротив.

— Как тебя зовут? — пролепетала девочка.

— Бартемиус Крауч, — немного церемонно наклонил он голову. Девочка испуганно посмотрела на него, а затем пролепетала:

— А я Лиззи. Лиззи Дирборн.

— Очень приятно, — машинально кивнул мальчик, несколько обескураженный тем, что его фамилия не произвела на девицу впечатления. Его спутница, продолжая всхлипывать, отвернулась к стеклу.

— Меня брат посадил на поезд. Его Карадок зовут, — улыбнулась сквозь слезы Лиззи.

— В какой колледж ты хочешь попасть? — спросил Барти, переведя взгляд на мерно покачивавшийся чемодан.

— А что такое колледжи? — пролепетала Лиззи, рассматривая его во все глаза.

"Да она идиотка", — подумал с грустью Барти. Удобно устроившись на полке, он прижался спиной к мягкой спинке. Поезд уже отъехал от Лондона: вместо домов мелькали рощи и луга. Холодный туман развеивался, хотя его остатки еще лежали в лагунах. Посмотрев на девчонку, Барти решил сделать вторую попытку.

— Вот смотри, — начал он. — В Хогвартсе четыре колледжа или Дома: Гриффиндор, Хаффлпафф, Райвенкло и Слизерин. В каждый из них попадают из-за способностей. В Гриффиндоре учатся вроде как смелые, но бесшабашные, в Хаффлпаффе совсем тупые...

— Тележка со сладостями… Хотите что-нибудь, мои дорогие? — раздался грудной голос. Барти оглянулся: у входа в купе стояла полная женщина в фартуке. Мальчик нерешительно взглянул на нее, а затем выложил пригоршню монет из кармана.

— Дайте леденцов и шоколадных батончиков. На все, — улыбнулся он. Девочка с изумлением посмотрела на него. Пухлая женщина в белом фартуке начала с улыбкой накладывать леденцы.

— Так ты будешь со мной дружить? — неожиданно спросила Лиззи, все еще вздрагивая от слез.

Барти едва не поперхнулся от такого вопроса. От мамы он знал, что воспитанные девочки никогда не предлагают дружбу сами. Впрочем, глядя, как она расплывалась в улыбке, он подумал, что девица слабоумная. Только сейчас он начал понимать, какую глупость совершил, пойдя за Фрэнком и его подругой.

— Дружить... Дружить... — пробормотал Барти.

— Кто это хочет дружить с мистером Бартемиусом Краучем-младшим? — раздался нежный и немного манерный голос. — Пожалуйста, положите шоколадных бобов и нам.

— Вы тоже едете в этом купе? — удивилась женщина в фартуке.

— Разумеется. Мы друзья мистера Крауча, и он, поверьте, нам очень рад.

Привстав с мягкого сидения, Барти почувствовал, что сейчас задохнется от радости: голос Мортимера Мальсибера было невозможно с кем-либо спутать. Через минуту в купе в самом деле вошел его белобрысый знакомый, поправляя на ходу дорогую темно-зеленую мантию. Рядом с ним стоял невысокий, худощавый, но жилистый, мальчик с бледным узким лицом и мягкими, довольно длинными черными волосами. Его темно-карие глаза настороженно смотрели из-под густых бровей, словно ища подвоха. Хотя мальчик был тонким, Барти показалось, что он должен быть очень сильным. Женщина, видя радость ребят, с улыбкой положила горсть "шоколадных лягушек".

— Барт, знакомься, — Мортимер вел себя непринужденно, словно они расстались только вчера. — Регулус Блэк, мой друг. Рег, это Барт, — Мальсибер плюхнулся на сидение рядом с Лиззи, — и начал бесцеремонно разворачивать боб. Регулус и Барти обменялись рукопожатиями и внимательно посмотрели друг на друга.

— Ты, значит, Блэк? — с интересом спросил Барти. — Самый известный волшебный род Британии?

— Да, — Регулус с уважением посмотрел на нового знакомого. — Наш род по праву считается почти что самым древним. А ты сын без пяти минут министра магии?

Барти хотел что-то ответить, но не успел.

— Ну кто ты такая, чтобы добиваться дружбы самого Бартемиуса Крауча-младшего? — раздался веселый голос Мортимера. Присев рядом с Лиззи, он несколько театрально откинулся на полке и начал покачивать начищенным до блеска черным ботинком.

— Лиззи... — пролепетала девочка. — Лиззи Дирборн... — она испуганно взглянула на Барти, словно ища поддержки, но тот смотрел на вкладыш с Птолемеем.

— Дирборн? Не слыхал такой фамилии, — с интересом сказал Регулус.— Это что еще за фрукты? Вроде таких в волшебном мире не было, — презрительно скривился он.

— Папа был продавцом в магазине техники.

— Был? А сейчас он герцог, что ли? — подмигнул Мортимер приятелям. От его улыбки и непринужденности Барти ощутил прилив уверенности.

— Они... папа и мама... утонули... — залилась Лиззи слезами.

— Так они, поди, стали инферни? — весело спросил Регулус. - Говорят, — окинул он взглядом Лиззи, — грязнокровки, утонув, превращаются в инферни. — Мортимер фыркнул. — Знаешь, в морях живут не только инферни, но и морские девы, хотя до них грязнокровкам далеко.

— Путников щекочут до смерти, — подхватил его мысль Барти. Регулус подмигнул ему и взял леденец.

— А что такое инферни? — жалобно всхлипнула Лиззи.

— Да, темнота... — сокрушенно поднял глаза Мортимер. — Ты, грязнокровка, явно не изуродована интеллектом.

Регулус прыснул. Следом за ним засмеялся Барти и вытянул вперед ноги. Впервые после отъезда он не думал о прощании с мамой. Ехать в школу, оказывается, было очень весело. Все происходящее в самом деле казалось ему забавным, словно Мальсибер, Регулус и эта... как бишь ее... Лиззи... решили показать ему замечательный спектакль.

— Пойми, ты грязнокровка, потому что у тебя родители маглы, — притворно участливо продолжал Мортимер.

— А почему тогда я "грязно", а не "маглокровка"? — пролепетала Лиззи. Регулус, оторвавшись от фантика, с интересом посмотрел на нее.

— Ну, это элементарнейший силлогизм, — Мортимер выпрямился, словно учитель, объясняющий задачу не очень умному школьнику. — Все в мире относительно — это раз, — начал загибать он пальцы. — У тебя в роду одни маглы — это два. Маглы вредили магам — это три. Значит, с точки зрения магов у тебя грязная кровь — это четыре, — развел он ладонями.

За окном начало мелькать огромное озеро, над котором поднимались густые пары тумана. Барти улыбнулся, точно спектакль начал подходит к интересной мизансцене. Мальсибер, закинув ногу на ногу, осмотрел приятелей.

— Поняла? — спросил он, вздохнув.

— Нет... — Лиззи уставилась на него и хлопнула глазами.

— Как бы тебе объяснить... — замялся Мортимер, притворно нахмурив брови. — Вот скажи, Барт, у тебя в роду есть маглы?

— Ни одного, — гордо расправил плечи Барти. — Наш род входит в "священные двадцать восемь", — уточнил он.

— А у тебя, Рег?

— Издеваешься? — Барти показалось, что бледное лицо Блэка покраснело от ярости.

— Вот! — поднял палец Мортимер. — Значит, Барт и Рег чистокровные. А у тебя в роду одни маглы, — кивнул он Лиззи. — Значит, ты грязнокровка.

— Это логично? Логично, — обратился к девочке Барти, стараясь не отстать от друзей.

Регулус и Мортимер переглянулись. С минуту они смотрели друг на друга. Затем Регулус не выдержал и прыснул. Лиззи с опаской посмотрела на них. На мгновение в купе повисла тишина. Мальсибер осмотрел приятелей с видом известного маэстро.

— У нас на первом уроке зелий Слагхорн дал жабе увеселительного зелья, — кивнул он. — Затем завел граммофон, и жаба пошла плясать под "Каватину Фигаро". Потом сказал: кто не справится с заданием, будет прыгать по классу, как эта жаба.

— Так и сказал? — пролепетала Лиззи. Ее голубые глаза стали большими от ужаса.

— Да, мне тоже что-то такое рассказывали родители, — кивнул в такт Барти, глядя, как забавно открывается ротик Лиззи. Они ни минуты не сомневался, что Мортимер придумал эту историю, но не мог смотреть на происходящее без смеха. — Говорят, кто не справляется, того Слагхорн при всех поит таким зельем.

— Барт прав, — подтвердил Мортимер. — Причем, заметь, — поднял он указательный палец, повернувшись к девочке, — чистокровных и полукровных милуют...

— А грязнокровок — нет, — важно продолжил Регулус, разведя руками. — Даже интересно: почему именно у грязнокровок нет таланта к зельям? — усмехнулся он.

Краучу все больше казалось, что он сейчас не удержится от смеха. Возможно, Лиззи была не такой уж идиоткой. Но то, как ловко ее разыгрывал Мортимер, казалось ему почти совершенной игрой актера. Перед глазами поплыла полузабытая картинка из детства: тиранозавр разрывает растительноядного ящера. Что, если накануне пира он играл с жертвой, как Мортимер с этой глупой девчонкой?

— Так что, смотри: Слагхорн поправит бабочку и заставит тебя плясать по классу под "Фигаро". Bravo, bravissimo, bravo, bravissimo, a te fortuna non manchera... — напел по-итальянски Мортимер. Барти прыснул, представляя, как пухлый Слагхорн заставляет прыгать по классу Лиззи под веселую музыку Россини и дирижирует палочкой.

— А почему именно Фигаро? — пролепетала Лиззи.

— Потому что Фигаро был плебеем, — с апломобом ответил Мальсибер. — Как и ты, грязнокровка.

— Ты, ДирбОрн, что думаешь об этом? — хмыкнул Регулус, намеренно коверкая ее фамилию на французский манер.

Ответа не последовало. Лиззи закрыла лицо руками и начала беззвучно рыдать. Несколько мгновений ее плечи сотрясались от слез. Затем она встала и, с трудом перешагнув через длинные ноги Барти, выскочила из купе. С минуту ребята смотрели друг на друга, а потом весело рассмеялись.

— Пошла жаловаться Фрэнку Лонгботтому, — изрек, наконец, Барти. — Он там с девицей какой-то едет.

— Алисой Брокльхерст, своей невестой, — кивнул Мальсибер с видом знатока. — Такая чокнутая, но безвредная.

— А ты знаешь ее мощного брата? — спросил Барти, с наслаждением откусывая шоколадный батончик в виде зайца. — Его Карадок зовут.

— Карадок, видимо, гросс-интеллект, — развел тонкими руками Мортимер. Барти не сдержался и едва не кашлянул от смеха.

— Эта девица голосила на платформе, — добавил Регулус. — Да, правда... — сморщил он лоб. — С ней громадный даун еще был, — указал он на пустое место возле окна.

— Впрочем, все познается в сравнении, — прищурился Барти. — Может, на фоне жабы Слагхорна, он и вправду титан.

— Почему бы и нет? — Регулус невозмутимо отпил стакан апельсинового сока. — Кстати, забавно, как эта дауница будет дрожать, когда Слагхорн выпустит жабу.

— Визг такой будет стоять: "Ваау"! — протянул Мальсибер. В тот же миг раздался звон: стеклянная безделушка, которую, видимо, забыла Лиззи, треснула и рассыпалась на части. Регулус изумленно посмотрел на стекляшки, а Барти на Мальсибера. Слизеринец, скромно потупившись, разглядывал приятелей с лукавым взглядом.

— Камертон? — переспросил Барти после минутного молчания молчания.

— Он самый... — поклонился Мортимер. — Я всегда любил оперу.

— Ты можешь бить вещи голосом, как певец? — Регулус, изловчившись, наконец поймал шоколадную лягушку.

— Я ведь еще не брал верхние партии лирического тенора, — скромно ответил Мальсибер. — Я сказал отцу, что собираюсь стать оперным певцом. Он был против. Начал кричать про фамильную честь и все такое... Тогда я разбил голосом бокал...

— Мечтаешь стать певцом? — изумленный Регулус рассматривал друга, как диковинку.

— Он отказал мне. Тогда я разбил голосом люстру, — бесстрастно продолжал Мортимер, покачивая штиблетом. — Ее осколки посыпались ему на голову, и...

— И только тогда он согласился. А ты, чтобы не порочить фамильную честь, решил выступать под именем "Il Contegante", — закончил Барти.

Мортимер с изумлением взглянул на соседа. Следом на него с интересом посмотрел и Блэк. Барти, лукаво улыбнувшись, продолжал смотреть в синие глаза приятеля.

— Неужели кто-то еще читал "Замок в Карпатах"? — сокрушенно раздел руками Мальсибер**.

— Я же тебе не Дирборн, — весело ответил Барти. — Надеюсь, ты не возьмешь ее на роль Стиллы? — Регулус рассмеялся и сделал жест одобрения.

— Да, с ней нам будет весело, — охотно ответил Мальсибер. — Fortо Fortissimo Felichita, — напел он, лихо изменив тембр.

— И Дирборн скачет по классу, как жаба, — важно добавил Регулус.

На этот раз Мальсибер и Барти едва не задохнулись от смеха. Поезд мчался в сторону видневшихся вдали силуэтов гор. Клетка с Крейги медленно покачивалась на сиденье. Барти еще раз посмотрел на дверь и почувствовал прилив тепла. Сам себе он казался сейчас большим и взрослым.


* * *

В половине седьмого поезд остановился на станции Хогсмид. Моросящий дождь, начавшийся на середине пути, почти и стих. Дети, уже переодевшиеся в черные мантии, поплотнее наматывали шарфы на шеи. Кое-кто раскрывал зонтики. Барти выпрыгнул первым и, дождавшись Регулуса, пошел к стоящему напротив громадному великану.

— Сюда, малышня, сюда! — мощный голос полу-великана разнесся над перроном, перекрывая гомон сотен учеников. Около него в самом деле толпились мальчики и девочки, испуганно озиравшиеся по сторонам. Барти поежился и, поправив шарф, встал рядом с девочкой с красным зонтиком.

— Это Хагрид, — презрительно шмыгнул Регулус носом. — Живет в хижине на опушке, как настоящий дикарь!

— Мама рассказывала, что его из школы поперли за убийство ученицы, — тихонько сказал Барти. Громадная ель нависала над приятелям, и он не понятно зачем подобрал длинную шишку. "Будет моя счастливая", — улыбнулся мальчик.

— Да, моя мать как раз училась в те времена, — с видом знатока подтвердил Рег. — Это правда, — кивнул он, морщась от визга двух девочек. Одна из них упала и, видимо, испачкала коленку.

— А что там было? — Барти заинтересованно вскинул голову.

— Не знаю, — помотал головой его приятель. — Те времена темные, о них почти не говорят. — Барти задумчиво посмотрел на удалявшуюся платформу. Приближалось распределение, и на душе усиливался волнующий, пугающей и вместе с тем радостно-нетерпеливый холодок.

В тот же миг они вышли к озеру, на другой стороне которого высился огромный замок. Барти застыл на месте, любуясь множеством башенок и окошек, многие из которых светились ярким светом. Замок казался самым огромным строением, какое когда-либо видел Барти. Его приятель, хотя и держался скептично, тоже не мог сдержать восхищенного взгляда.

— По лодка, по лодкам... — звучно закричал Хагрид, размахивая громадными руками. — Поживее, да!

— Представляешь, скормить Дирборн гигантскому кальмару? — пробормотал Барти, когда они с Регулусом спускались по тропинке. Берег оказался крутым, и корни низкорослых деревьев вылезли наружу, напоминая увитых змей.

— Она костлявая. Ее и раки-то жрать не будут, — поморщился Регулус. — А кальмар точно подавится. — Барти фыркнул. К концу пути они с Регулусом и Мортимером уже составили план, как лучше повеселиться с Лиззи. В голове зазвучал знакомый мотив "Каватины Фигаро"; следом замелькали лица Мальсибера и дуры Дирборн.

Через несколько минут Барти и Регулус, наконец, уселись в мокрую лодку. Девочка в синем плаще устроилась на носу и стала вглядываться в смутные очертания замка. Другая, отложив зонтик, растрепала копну тяжелых каштановых волос. Мальчики сели возле предполагаемых весел. Блэк перегнулся через борт и стал вглядываться в черную гладь озера; Барти показалось, будто его лицо словно окаменело.

Дождавшись когда все рассядутся, лодки мягко отчалили от берега и поплыли по направлению к Хогвартсу. Барти восхищенно осматривал окрестности, еле заметные в вечерних сумерках. Регулус напряженно вглядывался в длинную черную полосу, опоясывающую полукругом замок — видимо, это был Запретный лес. Девочки вглядывались в одиноко мерцавший огонек на опушке леса. Та из них, что была в синем плаще, советовала другой вместе поступить в Слизерин. Холодный осенний ветер теребил полы плаща, но Барти почти не замечал его порывов. Все его внимание привлек замок, представший во всей своей красоте со множеством башенок, окон, скульптур. По мере приближения к утесу, замок вырастал все больше и больше, нависая над плывущими лодками.

Они проплыли сквозь темный туннель, который, казалось, вел под самый замок, пока не достигли подземной пристани, где они выкарабкались на берег, покрытый гравием и галькой. Едва лодки причалили к подземной гавани, как великан Хагрид трижды постучал в дверь с громадным гербом. Створки распахнулась. На пороге стояла высокая черноволосая колдунья в изумрудно-зеленой мантии. Взмахнув палочкой и заставив голоса учеников исчезнуть, она заговорила:

— Здравствуйте, первокурсники, я рада приветствовать всех вас здесь. Меня зовут профессор МакГонагалл. Я преподаю трансфигурацию и являюсь деканом Гриффиндора. Совсем скоро вам предстоит распределение по факультетам: решения, которое примите вы и которое одобрит Шляпа. определит вашу дальнейшую жизнь огромное влияние.

Барти, как и все остальные, с восторгом рассматривал огромный холл. Каменные стены освещались пылающими факелами, как в Гринготтсе, потолок терялся в высоте, а на верхние этажи вела чудесная мраморная лестница.

— У нас в Хогвартсе четыре колледжа, — продолжала МакГонагалл.— Гриффиндор, Хаффлпафф, Райвенкло и Слизерин. Каждый колледж выпустил достойных волшебников и волшебниц. Обещаю вам, что ни у кого из учителей не будет любимцев. Лично я декан Гриффиндора, но это не влияет на мое отношение к другим колледжам. — Среди девочек послышались вздохи облегчения Следуйте за мной, — указала она.

Они пошли вверх по огромной мраморной лестнице, освященной громадными факелами. Первыми шли Барти и Регулус. В этом теплом и сухом великолепии трудно было поверить, что где-то за окнами было пасмурно и ветрено. Около двадцати привидений выскользнули из задних стен. Жемчужно-белые и полупрозрачные, они проплыли через комнату, беседуя друг с другом и не обращая внимания на первоклашек.

— Я очень боюсь попасть в Хаффлпафф, — прошептала сзади какая-то девочка.

— Это не самое страшное, — ответила ей другая. Барти задумчиво посмотрел на них. Сейчас ему трудно было сказать, согласен ли он с таким решением. Регулус что-то прошептал ему, но Крауч не понял ничего из его слов.

Наконец, расставив детей в длинную шеренгу, декан Гриффиндора повела их в Большой зал. Барти оказался в самом начале шеренги. Впереди него гордо шествовал Регулус Блэк, сзади дышала в спину маленькая пухленькая девочка. Едва двери Большого зала отворились, как шум и крики смолкли: все взгляды устремились на детей. Остановившись напротив учительского стол, первокурсники замерли в ожидании. Мгновение спустя, они не смогли сдержать восхищенные вздохи: потолок Большого зала был бархатисто-черным звездным небом. Каждая из них сияла ярким или тускловатым светом, озаряя мерцающими облаками темное небо.

Барти немного отстал, засмотревшись на звездный потолок, парящие свечи и четыре огромных стола, за которыми сидели ученики. Около них стояли префекты, их значки переливались в свете вечерних огоньков. Каждый стол был накрыт скатертью красного, желтого, синего или зеленого цвета. Факелы мерно горели вдоль каменных стен. Столы были сервированы сверкающими золотыми тарелками и кубками. В противоположном конце зала стоял еще один длинный стол, за которым сидели преподаватели. Барти сразу узнал сидящего в большом золотом кресле седого директора Альбуса Дамблдора. С левого края примостился Хагрид. Другие были ему незнакомы.

— Итак, без лишних церемоний, начнем процедуру распределения, — сказала профессор МакГонагалл, указав на стоящий перед учительским столом табурет. На нем лежала уже старая латанная Шляпа. Барти улыбнулся, зная, что сейчас произойдет. Он не ошибся. Складки Шляпы приобрели какую-то схожесть с глазами и ртом, и она запела:

Достали из старого шкафа меня,
Где пачкалась пылью я день ото дня.
На свет извлекли, чтоб, в душу заглянув,
Я гостю навечно показала бы путь.

Здесь четверо магов оставили вклад.
О них и доселе с теплом говорят.
Две женщины, умом и душою красивы,
И смелый мужчина, и хитрый мужчина.

И каждый чертою такой обладал,
Какую и в детях увидеть дано.
И если поэтому ум тебе дан,
То место тебе — синий дом Райвенкло.

А если добро и любовь, значит, ждут,
Тебя в Хаффлпафф — найдёшь там приют.
Для хитрых, тщеславных есть дом Слизерин.
Однако там будешь такой не один.

А если ты смел и отважен душой -
Прямая дорога тебе в Гриффиндор.
Надеюсь, тебе помогу я понять,
Какую дорогу в жизни избрать***

После этих слов Шляпа смолкла и важно поклонилась четырем столам. Все зааплодировали. Барти осторожно толкнул Регулуса, который, как завороженный, смотрел на волшебный потолок. Дождавшись, когда шум стихнет, профессор МакГонагалл развернула пергаментный список:

— Когда я назову имя, каждый из вас должен выйти и надеть Шляпу. — Барти казалось, что ее голос звучал отрывисто и сухо. Затем Шляпа назовет ваш Дом, и каждый спокойно идет к своему столу.

— Аллоур Муфальда! — Маленькая девочка выбежала на подмостки и, спотыкаясь, надела Шляпу. Огромные поля сразу накрыли ее волосы. Несколько минут она размышляла, пока, наконец, не выкрикнула:

— Райвенкло!

Синий стол зааплодировал. Барти задумчиво посмотрел, как Муфальда медленно подходила к нему. Скорее всего, ему предстоит пойти туда же. Прищурившись, мальчик поймал себя на мысли, что синий стол ему нравится. Райвенкловцы переговаривались между собой не громко и в основном смотрели на учительский стол, ожидая новичков. Зато красный стол Гриффиндора казался невыносимо шумным. "Осталось только в чехарду сыграть", — подумал с отвращением Барти, глядя, как темноволосый мальчика в очках толкнул локтем другого мальчишку с острым носом.

— Бэддок Агнесс!

Вперед вышла невысокая белокурая девочка, с которой Барти плыл в лодке. Она явно волновалась, хотя старалась не подавать вида. Барти вздрогнул: это имя он слышал от мамы еще в далеком детстве. Теперь оно предстало перед ним словно давний сон, который вдруг оказался реальностью. Девочка, тем временем, уселась на табурет и натянула Шляпу. Той не понадобилось много времени, чтобы выкрикнуть:

— Слизерин!

Девочка встала со стула и, сделав книксен, пошла к зеленому столу. Слизеринцы зааплодировали. Барти заметил среди них Мортимера. Тот, увидев, что приятель на него смотрит, подмигнул и махнул рукой. Барти улыбнулся в ответ, подумав, что Слизерин стал бы неплохим выбором. Тем временем другая девочка, кудрявая Элоиза Бергхоф, уже спешила под аплодисменты к столу Райвенкло.

— Булстроуд Стелла!

Черноволосая смуглая девочка, неестественно толстая для своих одиннадцати лет, протопала к табурету. Шляпа не колеблясь отправила ее в Слизерин вслед за Агнесс. Барти с омерзением поморщился, глядя на ее полные ноги: толстяки с детства вызывали у него омерзение. Еще раз посмотрев на таинственную Агнесс, он повернулся к Регулусу.

— Блэк Регулус!

— Удачи, — пожелал приятелю Барти. Тот кивнул и важно проследовал к табурету, словно давно ждал этого момента.

— Слизерин! — прокричала Шляпа, едва коснувшись его головы. Регулус по-хозяйки положил ее на табурет и под аплодисменты зеленого стола начал спускаться с помоста.

— Гадость какая, — проворчала невысокая темноволосая девочка с озорными глазами и кудрявым пышным "хвостиком" волос. Стоявший рядом с ней пухлый мальчик кивнул. Барти неприязненно посмотрел на обоих и тотчас едва не заткнул уши: гриффиндорцы приветствовали кудрявую блондинку Джудит Браун такими визгами и хлопками, что, казалось, задрожали даже кубки. Барти все больше понимал, за что и мама, и отец недолюбливали этот Дом.

— Касл Пандора!

Оглянувшись, Барти не сдержал улыбки. Его знакомая из магазина Олливандера вышла к табурету и задумчиво надела Шляпу. Мама, безусловно, оказалась права: у этой Пандоры был невероятно наглый взгляд. Барти казалось, что она оценивает любого, кто находится рядом с ней.

— Райвенкло! — выкрикнула Шляпа.

Барти застонал, услыхав такое решение. Впрочем, он тут же одернул себя: с такой забавной нахалкой едва ли будет скучно... Пандора, между тем, спокойно села за синий стол и начала блуждать взглядом по залу. "А ей любопытно", — насмешливо подумал Барти, словно мысленно общался с мамой.

— Крауч Бартемиус! — провозгласила профессор МакГонагалл.

В зале наступила гробовая тишина. Ноги, казалось, приросли к земле, и Барти стоило невероятных усилий их оторвать и сделать шаг вперед. Больше всего мальчик сейчас боялся запнуться и упасть. Табурет со Шляпой казались окутанными легким туманом. Барти бросил взгляд на сияющий витраж и неуверенно вышел на подмостки, ловя на себе множество взглядов. Эти взгляды, как понял мальчик, были далеко не дружелюбными. Профессор МакГонагалл окинула ребенка странным взглядом и надела Шляпу.

— Так-так, хорошо, мистер Крауч... — Раздался в голове скрипучий голос. — Сомневаться я не буду ни минуты... Райвенкло! — громко крикнула Шляпа прежде, чем Барти успел понять, что произошло.

Синий стол разразился аплодисментами. Краучи были потомственными райвенкловцами: какие могли быть сомнения? Сердце сильно стучало от волнения, и Барти, отложив шляпу, пошел к своему столу. Впопыхах мальчик едва заметил, как на его шее сам собой появился темно-синий галстук в белую полоску, а на груди — значок с эмблемой орла. Высокая синеглазая девочка с каштановыми волосами, представившая Флоренс Флемминг, охотно пожала ему руку. Барти понял, что она была префектом. Осмотревшись, он радостно вздохнул и начал смотреть за продолжением распределения.

— Дирборн Элизабет!

— Хаффлпафф!

Крауч ехидно посмотрел в сторону зеленого стола. Регулус, обернувшись, также послал приятелю многозначительный взгляд. Барти насмешливо поднял бровь: "Мол, куда еще может пойти такая идиотка?" Регулус снова махнул ему, но Барти еле сдержал приступ смеха: после того, что было в поезде, он едва ли сможет спокойно слышать фамилию Дирборн.

— Дэвис Шарлотта!

— Хаффлпафф!

— Флинт Гедеон!

— Слизерин!

Ученики словно пытались перекричать друг друга, пока счастливые первокурсники садились на свои места. Они выглядели все еще испуганными, но уже улыбались, смотря на своих нераспределенных товарищей. Темноволосая Эллен Гамильтон, скривившаяся от распределения Регулуса Блэка, весело побежала к столу Гриффиндора. Легкая Гестер Хорнби — та самая девочка, которую Барти видел у зоомагазина и в купе — сделала изящный книксен и пошла к зеленому столу. Под шум аплодисментов было забавно наблюдать, как мелькают ее крошечные золотистые туфельки с острыми мысками.

— Макс Аделина!

Знакомая Барти по лодке также отправилась к столу Слизерина. Тяжелые каштановые волосы небрежно спадали на плечи, оттеняя бледное лицо и большие серо-голубые глаза. На девочке была аккуратная, но дешевая мантия. Ее вид показался Барти мечтательным и испуганным. Он ни капли не удивился, когда крепыш Хемиш МакЛаген пошел к столу Гриффиндора. Рядом с самим Барти сели два мальчика — черноволосый щуплый Джексон Корнер и высокий остроносый Адриан Мюллер. Барти неуверенно пожал им руки.

Зато тонкая Лея Мюррей с короткими растрепальными волосами послала ему неприязненный взгляд. Барти понятия не имел, чем именно он ей не угодил, но также поморщился от отвращения. Невероятно смуглый индиец Аджент Патил отправился в Гриффиндор; увесистый Кевин Пьюси пошел к столу Слизерина и занял место возле Блэка. Барти хмыкнул: должно быть, это и был тот "наследственный тупица", о котором говорил Регулус. Кстати, о Реге: он уже сидел рядом и болтал с девочкой, у которой были невероятно черные волосы.

— Пак Имельда!

— Слизерин!

— Саммерби Кеннет!

— Гриффиндор!

Список все мелькал, и Барти от нечего делать снова посмотрел на стол Слизерина. Таинственная Агнесс весело болтала с худеньким мальчиком среднего роста в дорогой темно-зеленой мантии. Барти удивился его равнодушному взгляду, словно он говорил, думая всегда о чем-то своем. Регулусу, похоже, было скучно. "Жаль все же, что мы не в одном Доме", — подумал Барти. Рыжая Дина Вайсберг тем временем села рядом с Леей. Наконец, префект Хаффлпаффа пожал руку пухлой Полли Уилмор, и распределение подошло к концу.

— ТИХО! — воскликнула МакГонагалл. — Распределение закончено. Полагаю, что все довольны решением шляпы. — Барти почудилось, что она произнесал эти слова с какой-то легкой досадой. Поздравляю всех с началом учебного года.

— Да начется пир! — провозгласил сидящей на высоком кресле профессор Дамблдор.

Старик взмахнул палочкой и к восхищению учеников на всех четырех столах появилась еда. Новички смотрели, не способные вымолвить даже слово. Но уже спустя минуту райвенкловцы стали быстро накладывать себе еду. Поначалу все ели молча, но затем сначала девочки, а потом мальчики начали расспрашивать друг друга. Растерявшегося Барти кто-то хлопнул по плечу.

— Мюллер, — важно вскзаал остроносый. — Не Маллер, Мюллер, — поднял он вверх палец.

— Ты из немцев? — осторожно спросил еще один худенький мальчик с веснушками. "Кажется, его зовут Дирк Крессвелл", — вспомнил Барти.

— На четверть, — важно ответил Адриан. — В детстве часто бывал в Германии, даже русской.

Барти почему-то подумал, что он врет, но решил не подавать виду. все его внимание было приковано к великану Хагриду, который что-то весело говорил, сидя за столом.

— Ты его знаешь? — спросил осторожно Дирк.

— Нет... — покачал головой Барти. — Просто забавно на него смотреть.

— Обхохочешься просто, — резюмировала Лея, коснувшись кубка. Ей, похоже, не нравился младший Крауч, и она пыталась направлять любую фразу против него.

Барти презрительно посмотрел на нее, но спорить не стал. Рядом с Мюррей сидела стройная девочка с русой косой и большими серыми глазами. Кажется, ее звали Бренда Шарп... Завидев Барти, она послала ему теплую улыбку. Тот улыбнулся ей в ответ и пожал руку Филиппу Свайгеру — русому мальчику в очках. Он казался вполне обычным, но неестественно пухлые щеки так и просили назвать его "толстяком".

— Интересно, а кто у нас будет вести защиту от темных искусств вместо Фенвика? — спросил Барти.

— Которого твой отец отправил в тюрьму? — презрительно спросила Лея. — Профессор Суитфейс, — указала она преподавательский стол.

— Заткнулась бы ты, Мюррей, — вздохнул пухлый Филипп. — Сразу видно, что дура. - Девочка насупилась, и, скорчив ему гримасу, уткнулась в тарелку с пуддингом. Барти скривился, но для первого раза решил не говорить не слова.

— А зельеварение — Слагхорн, — важно сказала худенькая Муфальда, также показав на учительский стол. Рядом с директором в самом деле сидел пухлый человек в бабочке и замшевом пиджаке.

— Ты не расскажешь, кто это? — спросил маленький Дирк, осторожно толкнув Барти. — Я плохо знаю Хогвартс. Я маглорожденный, — уточнил он.

Барти с интересом смотрел на Дирка, словно тот был загадочным существом. Неожиданно кто-то из второкурсников поднял глаза и сокрушенно произнес:

— Доколе!?

Несколько мгновений стояла тишина. Даже Бренда Шарп от волнения отодвинула еду. Затем все стало возвращаться, как и было. Староста Флоренс Флемминг прикрикнула на мальчика. Некоторое время над столом, казалось, висел столп какого-то неприятного дыма. Только силуэт Серой Дамы, приветствующий учеников, позволил немного забыть о произошедшем.


* * *

— Сюда, — мягко выдохнула Флоренс Флемминг, указывая детям путь к винтовой лестнице.

Они стали подниматься по головокружительной спирали. Барти почувствовал легкое головокружение. Бренда вскрикнула от высоты, чем сразу заработала смешки Дины и Леи. Филипп засопел, старательно перебирая ногами. "Ничего, скоро привыкну", — утешал себя Барти, но мысль о том, что каждый придется по нескольку преодолевать такой путь тревожила. Флоренс, постукивая высокими каблуками, уверенно шла вверх. Наконец они добрались до двери. На ней не было ни ручки, ни замочной скважины: сплошное полотно из старинного дерева и бронзовый молоток в форме орла. Флоренс протянула бледную руку и один раз стукнула по двери. Клюв орла открылся, но вместо птичьего клёкота оттуда раздался нежный мелодичный голос:

— Что было раньше, глина или гончарный круг?

— Гончар, — спокойно ответила Флоренс. Дверь распахнулась. — У нас в отличие от других факультетов нет пароля: нужно ответить на вопрос,— обратилась она к детям.

— А если ответишь неправильно? — вздрогнула Дина.

— Тогда придётся подождать кого-нибудь, кто сумеет ответить правильно, — сказала Флоренс. — За мной, следуйте за мной, — указала она. Дети гуськом стали проходить в дверь.

Общая гостиная Райвенкло оказалась просторной круглой комнатой, полной воздуха, Стены прорезывали изящные арочные окна с шёлковыми занавесями, переливавшимися синевой и бронзой. Куполообразный потолок был расписан звёздами, такими же, как на ультрамариновом полу. Здесь были столы, кресла, книжные шкафы, а в нише напротив входа стояла статуя из белого мрамора. Барти сразу узнал легендарную Ровену Райвенкло. Статуя стояла у двери, которая вела, вероятно, к спальням. Филипп что-то прошептал, но Барти был слишком поглощен созерцанием фигуры Ровены, чтобы расслышать его слова.

— Добро пожаловать домой! — Флоренс улыбнулась и подняла длинную руку, жестко перехваченную форменной манжетой. — Статуя нашей Основательницы охраняет вход в спальни. Подходя к ней, вы должны сказать "Ума палата дороже злата". Тогда она откроет проход вперед.

— А как пройти в спальни? — осторожно спросил Филипп. — Барти едва не прыснул: Пандора Касл подошла к окну и стала рассматривать темно-синие шторы с белыми полосками.

— Вход в спальни за статуей. Там есть две двери, каждая из которых открывается своим паролем, — Флоренс говорила четко с сознанием исполняемого долга. — Правая ведет на четные этажи, где живут девочки; левая на нечетные — в отделения мальчиков****. Девочки, за мной!

Первой на зов подбежала Лея. Следом грациозно подошла Бренда. За ними, окружая Флоренс, последовали Дина, Элоиса и Муфальда.

— Мисс Касл, мы не обязаны вас ждать, — в голосе Флоренс послышались стальные нотки. Дина прыснула. Пандора, оторвавшись от окна, повернулась к префекту.

— Там эркер... — прошептала она. — Окно — настоящий эркер...

— Окна будете рассматривать завтра, — спокойно ответила Флоренс. — А сейчас следуйте с вашими однокурсницами.

— Да она слабоумная, — прошептал Барти, наклонившись к Филиппу.

— Это точно, — фыркнул мальчик, глядя, как Пандора, озираясь, идет за другими девочками.

— От такой дуры можно ждать чего угодно, — подмигнул Адриан. — Не удивлюсь, если ей утром нальют воды в туфли.

Ребята рассмеялись. Девочки, между тем, исчезли за статуей, и последней мелькнула мантия Пандоры. Через несколько минут Флоренс вернулась к мальчикам и также махнула им рукой. Барти подошел к старосте первым; за ним последовали остальные. Девушка, легко повернувшись на каблуках, завела их за статую. Произнеся нужную фразу, она отодвинула ее в сторону. Перед ребятами открылась каменная стена, где в самом деле виднелись две массивные дубовые двери.

— Каменный сфинкс, — спокойно сказала Флоренс. — Дверь отворилась, приглашая на крутую винтовую лестницу. — Ваша спальня на первом этаже. Если будут какие-то трудности — обращайтесь ко мне, — добавила она.

Подъем оказался еще более крутым, чем поход в башню Райвенкло. Барти снова ощутил прилив крови к вискам, преходящий в легкое головокружение. Через несколько минут они в самом деле оказались у двери с табличкой: "Спальня мальчиков. Первый курс". Филипп быстро открыл ее, и мальчики вошли в большое помещение, напомнавшее неполный круг. Гигантская комната была разделена на несколько секций сине-бронзовыми занавесками с гербами орла, что создавало иллюзию нескольких комнат. Филипп отодвинул первую занавеску. В секции оказались кровать, тумбочка и высокое стрельчатое окно.

— Тебе тут и жить, — добродушно улыбнулся Адриан. — Приятных сновидений!

Филипп скривился: жить первым возле входной двери явно не входило в его планы. В ту же минуту около тумбочки, словно по волшебству, появился его ярко-желтый чемодан. Дирк Крессвел во все глаза смотрел на такое чудо.

— Следующая — моя! — радостно улыбнулся мальчик, глядя на соседнюю секцию. Подбежав, он резко отодвинул штору и заглянул внутрь.

Барти занял третью секцию на правой стороне полукруга. Она была последней в этой части, и Адриан и Джексон, пожелав ему доброй ночи, отправились в другой отсек. Обрадовавшись своему чемодану, Барти поскорее распаковал вещи и переоделся в сине-бронзовую пижаму. Подоконник, прикрытый легкой голубовато-белой тюлью, оказался большим: видимо, его также можно было использовать как дополнительный шкаф. На мгновение, Барти пожалел, что не попал в один дом с Регулусом и Мортимером, но затем улыбнулся: все равно они поговорят завтра. Поставив на тумбочку чернильницу, перо и свиток пергамента, он присел на кровать. Затем, обмакнув перо, начал писать на листе:

"Дорогая мамочка!

Пишу тебе из моего нового дома — Райвенкло. Конечно, для тебя подземелья Слизерина лучше, но, поверь, у нас тоже неплохо. Я..."

Усталость, однако, брала свое. Слова не шли в голову. Несколько минут Барти думал, чтобы написать, но затем сообразил, что сможет отправить письмо только завтра утром. Устало зевнув, он отложил пергамент и, завернувшись в одеяло, тотчас сладко заснул.

Примечания:

*"Уехать - значит, немного умереть" (фр).

**Имеется ввиду роман Жюля Верна «Замок в Карпатах», написанный как пародия на романтический канон 19 века.

*** Данная песня найдена на просторах интернета. Автор неизвестен.

**** Автор благодарит Lady Astrel за помощь в воссоздании интерьера Райвенкло.

Глава 6. Первые уроки

Утром Барти проснулся самым первым. Осмотрев спросоня темно-синие гардины, он взглянул на часы. Было начало седьмого. Его соседи крепко спали. Мальчик потянулся и свесил ноги со своей кровати, одернув темно-синий полог. Затем еще раз осмотрел спальню: обилие темной лазури навевали мысли о каком-то дальневосточном море. Барти однажды видел его на японской шелковой гравюре и с тех пор не мог забыть тот глубокий синий цвет: "густой аквамарин", как назвала его мама. Стараясь не будить соседей, Барти оделся и спустился в гостиную.

Войдя в круглую комнату, Барти попытался получше рассмотреть гостиную. Стены прорезывали изящные арочные окна с шёлковыми занавесями, переливавшимися синевой и бронзой. Мальчик подошел к одной из них и одернул занавеску. Отсюда открывался чудесный вид на окружающие горы. Школьный дворик был еще окутан предутренней мглой, однако на небе стали появляться первые полосы предутреннего багрянца. Барти, закрыв окно, вернулся к группе полукруглых диванов.

Вопреки своим ожиданиям, Крауч оказался не единственным "жаворонком". На большом синем диване с белыми ручками сидела тонкая Флоренс Флемминг и что-то писала, поставив на столик маленькую чернильницу. От волнения она иногда покусывала серое перо. Завидев Барти, девушка махнула ему рукой, словно он был старым знакомым, и снова углубилась в записи. Барти последовал ее примеру и сел в глубокое кресло. Достав перо и пергамент, он стал дописывать вчерашнее письмо:

Дорогая мамочка!

Пишу тебе из моего нового дома — Райвенкло. Конечно, для тебя подземелья Слизерина лучше, но, поверь, у нас тоже неплохо. Я как раз сижу у нашего камина. В поезде я встретился с Мальсибером и познакомился с Регулусом Блэком. Мы сразу нашли с ним общий язык и подружились. С нами еще ехала в купе одна очень глупая девочка Лиззи — я сам удивился, как можно быть такой туповатой и неготовой к школе!

Сейчас собираюсь на первый завтрак в Хогвартсе. С нетерпением жду начала уроков: не сомневайся, я покажу себя с лучшей стороны! А еще я хочу получше изучить Хогвартс. Уверен, в выходные мы с Регом займемся этим. Не волнуйся, постараюсь не попадаться на глаза зловредному завхозу Филчу.

Передавай поклон отцу. Нашу фамилию здесь все знают и уважают!

Обнимаю,
Барти

Мальчик еще раз перечитал письмо и быстро запечатал его. До завтрака оставалось около часа. Барти решил сходить в совятню. Флоренс, к сожалению, не было в гостиной, а подошедшая группа старшекурсников была ему не знакома. Из обрывков разговоров он понял, что домик для сов находится на одной из башен Хогвартса. Быстро выйдя из гостиной, Барти пошел вниз по крутой лестнице.

Спуск оказался бесконечно долгим. Некоторое время Барти шел спокойно, но через два или три пролета начал волноваться. От пролета вбок вело несколько крутых лестниц, висящих над головокружительной высотой. Мальчик понимал, что надо перейти в соседнюю башню, хотя в какую именно, он не знал. Осторожно вступив на ступеньки, Барти пошел вперед. Сердце сильно стучало, порождая чувство тревожного нетерпения.

Через несколько минут Барти, однако, пожалел о своей опрометчивости: лестница неожиданно изменила направление. Разглядывая мелькавшие пролеты, мальчик с изумлением смотрел на приближавшееся резные створки дверей. Наконец, лестница состыковалась с полом небольшой галлереи. Барти осторожно сошел в коридор и, боязливо оглянувшись, отправился вперед. Шаги гулко застучали по паркету, а свечи в бронзовых подсвечниках, украшавших стены, ярко загорались при его появлении. Барти не знал, который час, но догадывался что завтрак начнется с минуты на минуты. Осмотревшись, он заметил большую дверь, какая вела в приоткрытую комнату.

В помещении было почти пусто. Только возле окна стоял большой дубовый столик. Над столом были развешены колдографии странных существ: инферни, оборотней, вампиров и остальной нечисти. Напротив стояла клетка, укутанная черной тканью, под которой что-то трепыхалось. Барти подумал, что в ней наверняка жили твари, которых опасно выпускать на волю: например, корнуолльские пикси или змея... Несколько минут мальчик испуганно рассматривал темно-лиловые занавески и странные приспособления. Затем он почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо, и громко закричал. От его крика черная ткань на клетке стала трепыхаться сильнее.

- Что вы здесь делаете, мистер Крауч? — раздался сзади голос. — Мне кажется, что ваше место в Большом зале, где уже начался завтрак.

Барти обернулся. Перед ним стоял высокий плотный человек, которого он видел накануне вечером за преподавательским столом. Профессор был полностью седой, но с небольшой плешиной на голове. Вьющиеся седые волосы плотно закрывали виски и шею. Барти еще раз посмотрел на его вельветовый желтый пиджак.

— Профессор…. Сэр, я немного заблудился... — Барти чувствовал, что его голос предательски дрожит, но не мог с собой ничего поделать. — Я искал совятню…

— В самом деле? — глаза мужчины лукаво сияли из-под пенсне. — Что же, попробую помочь вам, мистер Крауч.

— Вы знаете, как меня зовут? — изумился Барти, прислонившись с столу.

— Разумеется, мой мальчик, разумеется, — сладко улыбнулся собеседник. — Кстати, представлюсь: Суитфейс. Профессор Суитфейс. Я буду вести у вас защиту от темных искусств, — поправил он пенсне, повернувшись к опешившему Краучу.

Барти внимательно посмотрел на него. Трудно было сказать, нравится ли ему профессор Суитфейс. Его взгляд казался очень доброжелательным, но при этом в глазах стояли странные огоньки настороженности. Барти едва ли мог сказать, чего именно опасается профессор. Но странное чувство, будто учитель изучает его не просто так, осталось.

— Если хотите, мистер Крауч, я охотно отправлю ваше письмо, — снова располагающе улыбнулся профессор. Барти, все еще удивленный таким приемом, смотрел на него, а затем не спеша почти механически протянул конверт.

— Вот и славно. Вас удивляет убранство моего кабинета? — обвел учитель рукой стол. — Не удивляйтесь, я ведь прибыл только накануне, — поправил профессор край пиджака. — Мой преступный предшественник Стюарт Фенвик, — Барти почувствовал, как при этих словах у него на сердце появился холодок, — превратил этот кабинет в настоящий оплот темной магии!

— Значит, это... не ваши вещи? — удивился райвенкловец, продолжая рассматривать кабинет.

— О, нет, мистер Крауч! — охотно ответил Суитфейс, показав на выход. Барти осторожно пошел за учителем. — Это все остатки его дел. Фенвик... Не могу назвать его профессором, уж извините... — поправил он пенсне, — открыто занимался темной магией и, поговаривают... — учитель заговорил шепотом, словно доверяя Барти большую тайну, — подталкивал к ней учеников.

— Так это... правда? — пролепетал Барти. Перед глазами поплыли картины обеда у Фоули, где почти все говорили о невиновности несчастного Фенвика.

— Истинная правда, мистер Крауч, — тяжело вздохнул Суитфейс. К удивлению Барти они прошли через какой-то гобелен и оказались на движущейся лестнице. — По счастью, ваш отец, — перешел он профессор на шепот, — сумел быстро понять что к чему. Надеюсь... — снова улыбнулся профессор, пока лестница быстро меняла направление, — у него все хорошо?

— Да, спасибо... — машинально кивнул мальчик. — Он чаще всего приходит с работы ближе к ночи.

— Выдающий человек! — воскликнул Суитфейс. — Поверьте, мистер Крауч, мне выпала честь, очень большая честь, учить сына такого человека! Всегда восхищался его талантами, и вижу, — потрепал он ребенка по голове, — фамильная смелость перешла и вам. — Ладно, ступайте-ка к своим, — показал он в центр Большого зала.

Барти и сам был потрясен, как быстро они спустились в холл. Видимо, в Хогвартсе имелось много потайных проходов, которые помогали спускаться и опускаться через башни. Завтрак, похоже, был уже в самом разгаре и ученики спешили, кто куда. Две пухлые хаффлпаффки спорили о том, что будет первым уроком. Худенькая рыжая девочка что-то доказывала нескладному мальчику с черными блестящими волосами. Барти с интересом посмотрел на эту странную пару: у девочку был значок Гриффиндора, в то время как у мальчика — Слизерина. Это было невероятно: от мамы он знал, что даже простое приветствие гриффиндорцам каралось в "змеином колледже" строжайшим бойкотом. Наверное, у рыжих ситуация была точно такая же... Нет, что-то тут не так... Покачав головой, Барти поскорее пошел к темно-синему столу.

— Где ты был? — с удивлением пробормотал Адриан, когда Барти присоединился к одноклассникам. Он говорил не слишком внятно, поскольку его рот был забит беконом. Волшебный потолок был покрыт пеленой серых облаков, из-за которой время от времени пробивались солнечные лучи.

— Почему ты пришел с Суитфейсом? — от волнения маленький Дирк едва не обронил тост.

— Все в порядке, — Барти сел за стол и подвинул стакан апельсинового сока. — Я пошел в совятню и немного заблудился, а профессор Суитфейс проводил меня в зал.

— Уже правая рука и любимчик Суитфейса? — прищурилась Лея.

— На это место претендуешь ты, Мюррей? — ехидно вскинул брови Барти. Филипп прыснул. Лея неприязненно посмотрела на обоих, но промолчала.

Наметившийся спор пресекла подошедшая к столу Пандора Касл. На первый взгляд в ней не было ничего необычного, кроме ее вечно отрешенного взгляда больших глаз. Спустя мгновение, Барти, однако, понял, что вызвало всеобщий смех. Пандора надела короткое домашнее платье и не закрыла его мантией: она болталась у нее на плечах, словно расстегнутый плащ. Филипп и Адриан засмеялись. Барти тоже не смог подавить смешок.

— Что-то случилось? — спросила Пандора, присаживаясь за стол.

— Все в порядке, Касл, — Филипп едва сдерживался от смеха. — Это мы... о своем...

Адриан не сдержался и хохотнул. Следом улыбнулась Бренда. Пандора не понимающе осмотрелась и взялась за бутерброд, но ее сразу отвлек подошедший профессор Флитвик.

— Ваше расписание, мисс Касл, — протянул он листок. — И ваше, мисс Шарп... — Пандора, получив листок, сразу уткнулась в него, в то время, как Бренда поблагодарила профессора кивком.

— Ох, мистер Крауч, — всплеснул руками Флитвик. — Очень, очень рад видеть видеть вас в моем колледже! Ваше расписание, — протянул он Барти синий листок с золотистыми чернилами.

— Спасибо, сэр, — мальчик охотно взял его из рук карлика. Барти с интересом рассматривал его маленькие пышные усы -такие же ухоженные, как у отца.

— Я помню вашего отца — прилежнейшего ученика, — охотно продолжал Флитвик. — Я тогда только начинал педагогическую карьеру... — улыбнулся он. — А матушка, верно, хотела видеть вас в Слизерине?

"Где вам самое место", — тихонько пробормотала Лея. Флитвик строго посмотрел на девочку, но не сказал ни слова.

— Нет, сэр, мама как раз говорила, что мне будет лучше в Райвенкло, — охотно ответил Барти.

— В самом деле? — вскинул брови мастер чар. — Что же, мисс Бэддок всегда была умницей... Ваше расписание, мисс Мюррей, — недовольно протянул ей карлик листок.

В тот же миг раздались хлопки крыльев — влетевшие совы принесли почту и свежие номера "Ежедневного пророка". Барти посмотрел на учительский стол, откуда ему с удовольствием подмигнул профессор Суитфейс. Новички продолжали шептаться до тех пор, пока не поднял руку тощий длинноволосый верзила в очках, призывая всех к тишине. Он был белобрысым, что хорошо дополняли его светлые, почти бесцветные, глаза. Барти, показалось, что их взгляд ему знаком.

— Так, малышня! Меня зовут Джейкоб Олливандер, и я — префект колледжа. — Сегодня у вас уроки в башнях, а завтра утром я отведу вас в теплицы на травологию. Если вдруг заблудитесь можете попросить помощи почти у любого призрака, лучше всего — у Серой Дамы. Мы с мисс Флемминг договорились, что на уроки провожаю я, а в гостиную — она.

— Олливандер... Олливандер... — с интересом прошептал Барти, глядя на отблеск свечей в позолоченной посуде. — Интересно, он не родственник хозяина магазина?

— ... Говорят, да! — раздался знакомый голос возле уха. Крауч едва не вскрикнул, почувствовав на плече чью-то руку, но тотчас облегченно вздохнул: рядом с ним стоял Регулус Блэк. Он выглядел довольным и выспавшимся — похоже, он в самом деле был подготовлен к Хогвартсу лучше, чем Барти.

— Матушка говорила, что сын Олливандера — префект Райвенкло, — добродушно прищурил Регулус черные глаза-бусины. — Похож чем-то, согласись.

— Ну, да... — кивнул, чуть замявшись, Барти. Лея и Дина с неприязнью покосились на слизеринца. -Как у вас... В Слизерине? — перевел он тему разговора, отойдя от своего стола.

— Да, неплохо, — охотно кивнул Регулус. — Холодновато только, — поежился он, — и сквозняки. Но это, впрочем, поправимо. — Какие люди! — Регулус ехидно поднял бровь и легким движением подбородка указал в сторону желтого стола.

Барти обернулся. С краю стола Хаффлпаффа сидела Лиззи Дирборн в окружении двух пухлых девочек. Обе соседки, видимо, пытались ей что-то объяснить, хотя и безуспешно: Лиззи опасливо смотрела по сторонам, словно затравленный зверек. Со стороны было особенно забавно наблюдать за тем, как она крутит тонкой длинной шеей.

— Наша грязнокровка, — притворно ласково сказал Регулус. — Интересно, как прошла ее первая ночь в Хогвартсе?

— Возможно, ей приснился никогда не унывающий Фигаро, — утвердительно кивнул Барти.

— Вместе с жабой Слагхорна, — многозначительно добавил Регулус. Удивительно, но Лиззи, чье лицо пошло красными пятнами, казалась Барти не человеком, а забавной гуттаперчевой куклой, умеющей махать руками, ходить и говорить.

Одна из толстушек что-то сказала Лиззи, и та, кивнув, уткнулась в тарелку. Друзья обменялись многозначительными взглядами. Затем, рассмеявшись, отправились к створчатым дверям под веселый гомон старосты Гриффиндора. Регулус продолжал что-то рассказывать о своем непутевом брате, попавшем в Гриффиндор — "позоре семьи", как говорила его мать, и голос приятеля действовал на Барти успокаивающе. Обернувшись к учительскому столу, мальчик облегченно вздохнул: лучше всего было написать письмо маме о необычном происшествии с Суитфейсом.


* * *

Первым уроком у райвенкловцев оказалась история магии. Барти ожидал, что для новичков последует яркий рассказ о развитии магическом искусстве. Однако он ошибся. Профессор Бинс, пожилой призрак, стал заунывно рассказывать о первых указах об ограничении магии. Барти удивлялся бессистемности его материала. Сам он, наверное, начал бы рассказ с первых проявлений колдовства. На мгновение мальчик представил себя, стоящим за кафедрой и рассказывающим об этом классу, но тотчас прогнал прочь эту мысль. Обмакнув перо, он продолжил делать редкие пометки.

Другие, впрочем, не стремились и редких пометок. Бренда, Дина и Дирк откровенно клевали носом; Лея рисовала какие-то узоры. Исключением был Филипп, который также старался записывать материал. Все было спокойно до тех пор, пока Пандора не подняла руку.

— Да, мисс Касл... — удивленно переспросил призрак, оторвавшись от пергамента. Он, похоже, не привык, что кто-то задает ему вопрос.

— А мы будем изучать войну с Гриндевальдом? — задумчиво спросила Пандора, положил ладонь под голову.

— Я не считаю эти события историей, мисс Касл, — ответил призрак с плохо скрываемым раздражением. — История должна опираться на проверенные документы и факты, в то время как война с Гриндевальдом... — замялся он, — пока еще полна всевозможных слухов и нелепостей.

— Неужели погибшие не достойны того, чтобы мы ее изучали? — Дина, отодвинув перо, внимательно и, как показалось Барти, с легким вызовом посмотрела на учителя.

— Глупый вопрос, мисс Вайсберг, -вздохнул Бинс. — Через полвека или век война с Гриндевальдом займет подобающее место в учебнике истории. А пока вернемся к подробным, надежно проверенным фактам о прошлом.

— И почему нельзя изучать интересное? — тихонько спросил Филипп. Барти хотел было поддержать его, но не смог. На Адриане Мюллере не было лица: он продолжал сидеть с унылым видом и нервно покусывал губы.

Зато урок защиты от темных искусств прошел весело. Профессор Суитфейс, едва войдя в класс, улыбнулся Барти, как старому знакомому, и протер пенсне. К удивлению Барти на учительском столе не было никаких предметов или ингредиентов, кроме стандартного учебника.

— Итак, представлюсь, — кашлянул учитель. — Суитфейс. Профессор Суитфейс, специалист по защите от темных искусств, а в прошлом — выпускник Дома Хаффлпафф.

Барти и Филипп переглянулись. Профессор, похоже, заметил их взгляды и покачал головой.

— Понимаю, мистер Свайгер... Для выпускников Райвенкло и Слизерина мой Дом всегда считался чем-то неполноценным. Однако, поверьте, в вашем Доме, не говоря уже о Доме Салазара, есть куда большая опасность пойти по пути черной магии.

— Почему, сэр? — довольно дерзко спросила Дина. От волнения Бренда Шарп едва не выронила темно-серое гусиное перо.

— Почему? — Профессор мягко улыбнулся, но Барти показалось, будто в его губах затаилась скрытая угроза. — Потому что ваш Дом, мисс...? — пристально посмотрел он на ученицу.

— Вайсберг, сэр, — кивнула Дина.

— Так вот, мисс Вайсберг, ваш Дом всегда ставил ум выше сердца. "Мораль и нормы — вещь относительная", — холодно говорила ваша легендарная основательница, — профессор начал расхаживать по классу. — Согласитесь, темным силам такая философия по нутру.

— Но разве среди выпускников других Домов не было темных волшебников? — удивился Барти и тут же смутился. От волнения он, похоже, сказал что-то лишнее.

— Разумеется были, мистер Крауч, — добродушно прищурился профессор. — Я не могу сравнить вас с Домом Слизерина, где подлость всегда была возведена в ранг добродетели, — грустно вздохнул он. — Были отдельные случаи в Гриффиндоре... Возможно, каких-то мерзавцев за тысячу лет вы найдете и в моем Доме... Однако из-за единиц не надо забывать об общей картине.

— Разве подробности не самое важное, сэр? — поднял руку Адриан.

— Типично немецкий подход, мистер Маллер, — развел руками Суитфейс. Дина и Лея фыркнули; Адриан потупил голову. — Нельзя ставить частности выше целого, — покачал головой профессор.

Барти задумался. Он точно и сам не мог понять, как относиться к Суитфейсу. Ему, безусловно, импонировало, что профессор держал его на хорошем счету. Но вместе с тем, на душе было противно от того, что профессор так демонстративно не расположен к их колледжу и Слизерину, где училась мама. Барти с детства знал от мамы, что в Слизерин попадают умные, талантливые и способные. Если кто-то предпочитает откровенных тупиц из Гриффиндора... Прикусив губу, Барти попытался сосредоточиться на происходящем.

— Темные искусства — обширная сфера магии, — продолжал рассказывать Суитфейс. — Однако не стоит вдаваться в подробности: министерство запрещает давать какую-либо информацию о них. Прошлые поколения учились по опасному учебнику выпускника Дурмстранга Виктора Бергера. Ваш учебник Квентина Тримбла гораздо безопаснее, — вспыхнул в глазах профессора огонек.

— Простите, сэр, — поднял руку Барти. — Как можно защищаться от того, чего не понимаешь? - Барти немного растерялся и постарался представить, как повел бы себя на его месте Мортимер. Это придало ему уверенности, и он, почувствовав облегчение, расправил плечи.

Суитфейс остановился. Несколько минут он всматривался в лицо Барти, словно о чем-то размышляя. Затем неожиданно улыбнулся, словно найдя нужное решение.

— Замечательный вопрос, мистер Крауч! — улыбнулся он. — Три балла Райвенкло. Защита... видите ли... строится на противостоянии Темной магии, а для этого вовсе не обязательно ее знать. Дома, — кивнул он, посмотрев на часы. — вы выпишите из учебника меры противодействия пяти простейшим темным тварям!

— Ты у него в любимчиках, — тихонько сказал Филипп, когда мальчики выходили из класса.

— Еще бы, — фыркнула сзади Лея. — Учитывая, что его папаша как раз трудоустроил Суитфейса... - День распогодился, и блеклые лучи осеннего солнца залили коридор через высокие стрельчатые окна.

Дина и Элоиса прыснули. Барти сокрушенно поднял глаза. Спорить с рыжей ему совершенно не хотелось, хотя за минувший день она стала явно его раздражать. Повернувшись к Адриану, он пробормотал пару слов, и тот присоединился к ним с Филиппом. Впрочем, беседа была недолгой. Едва покинув кабинет защиты, первокурсники стали свидетелями неприятной сцены. На полу в какой-то липкой гадости, напоминавшей смолу, валялась пухлая хаффлпаффка Полли Уилмор — та, что вчера была последней на распределении. Рядом больно потирал ушибленное колено первокурсник из Слизерина Кевин Пьюси в окружении трех девочек. Одна из них с бледным мучнистым лицом помогала ему подняться. Две другие с неприязнью смотрели на очкастую хаффлпаффку, которая держала Кевина на прицеле.

— Еще раз, шмары подзаборные, такое учините — мозги последние вышибу! — воскликнула девочка в очках, в которой Барти без труда узнал дочь Риверса. Затем, подойдя к Полли, протянула ей руку и помогла подняться. Хаффлпаффка отчаянно шмыгала носом, но старалась не плакать.

— Кажется, грязь забурлила, — хлопнула ресницами тонкая синеглазая слизеринка.

— Ты, Мелифлуа, шалава драная, заткнулась бы, — нервно ответила Риверс.

"Мелифлуа?" с удивлением подумал Барти. Неужели родственница Араминты Мелифлуа, вечной соперницы его отца? Барти симпатизировал этой тоненькой белокурой женщине, которая всегда была вежливой с его мамой.В душе при каждой придирке отца Барти злорадно надеялся, что Мелифлуа сумеет урезонить его. К тому же грубость хаффлпаффки казалась ему отвратительной. Что бы ни сделали слизеринки, бросаться такими словами он считал для девочки недопустимым.

— Какая воспитанность... Просто речь настоящей леди, — грустно вздохнул Барти.

Слизеринки переглянусь. Мелифлуа послала мальчику ободряющую улыбку. Следом другая, более надменная, захлопала в ладоши.

— Еще один идиот! — фыркнула девочка и, развернувшись, повела прочь Полли.

— Ты в порядке, Мэрион? — спросил подошедший невысокий хаффлпаффец. Девочка сухо кивнула и, развернувшись, пошла прочь.

— Ее зовут Мэрион? — спросил Филипп, когда троица, миновав коридор, пошла к движущейся лестнице.

— Риверс, — машинально ответил Барти. — Мэрион Риверс, — неуверенно добавил он. — Дочь аврора Риверса.

— Они друзья твоих родителей? — от волнения Филипп поправил очки.

— Да нет, — пожал плечами Крауч. — Неужели отец учит дочь вот таким манерам? — брезгливо поморщился он.

— Еще одна любительница воевать за правду, — вздохнул Филипп, потерев носком ботинка о ступеньку лестницы. — Ты, Адриан, что думаешь?

— Я... — Мюллер неуверенно осмотрел убегавшие вверх пролеты башни. — Знать бы еще чья правда и с чьей точки зрения она правда...

— Ох, эта полоумная Риверс по тебе саданула бы сейчас, — ехидно протянул Филипп.

— У нас, немцев, говорят: "Чья власть — того и вера", — задумчиво ответил Адриан. — Каждый курфюрст всегда определял сам.

— Аугсбургский мир тысяча пятьсот пятьдесят пятого года, — вздохнул Барти. Лестница закончилась, и приятели вышли в светлую галерею на второ этаже.

— Верно... — Адриан с уважением посмотрел на однокурсника. - Невероятно, ты знаешь...

— Это знают все, — бросил Барти, впервые подумав, насколько это верная мысль. Стеклянная галерея казалось настолько светлой, что ему вдруг до ломоты суставов захотелось осмотреть все ее статуи и фонтаны.


* * *

Следующим утром у райвенкловцев начались занятия с другими колледжами. Барти пребывал в хорошем настроении: вечером он получил письмо от мамы, в котором она поздравляла сына с поступлением в Райвенкло, спрашивала, тепло ли в "вороньих башнях" и не прислать ли теплых вещей, а также просила быть осторожнее с профессором Суитфейсом. "Думаю, через тебя он хочет попасть в доверие к отцу", — предупредила она. Читая эти строки, Барти подумал, что нечто подобное он и сам ожидал от Суитфейса. Зато шумность гриффиндорцев, пришедших на совместный урок, стала неприятным сюрпризом. Едва Барти с Филиппом вошли в класс, как нагловатый Хемиш МакЛаген пообещал белобрысому Кеннету Саммерби сыграть с карликом веселую шутку. Нелли Гамильтон и Джудит Браун зааплодировали. Едва в класс вошел профессор Флитвик, смешки стихли.

— Что же, пора познакомиться, — сказал он тоненьким голосом, залезая на лежащую возле стола стопку книг. — Профессор Филиус Флитвик, декан колледжа Райвенкло, — представился он.

В тот же миг Хемиш вырвал у опешившего Кеннета чернильницу. Поскольку тот начал ее вырвать, МакЛаген дернулся и как-будто невзначай запустил ей в стопку книг, на которой стоял Флитвик. Книги, разъехавшись, и профессор упал со своего постамента. Класс грохнул. Только Пандора Касл рассматривала все происходящее с легким недоумением, словно так и должно было быть.

— Ну, что ж, мистер… — пискнул Флитвик, выбираясь из-под стопки книг. — Это просто...

— МакЛаген, сэр, — довольно пробасил крепыш. — Поверьте, сэр, это все Кеннет, — довольно проурчал он.

— Ладно, мистер МакЛаген, будем считать, что с вами мы познакомились, — Флитвик открыл журнал. — Минус пять баллов с Гриффиндора! В наказание вместо ужина три дня будете мыть пол в классе. Без применения магии.— Хемиш смутился, в то время как учитель начал перечислять фамилии, делая какие-то пометки длинным гусиным пером.

Барти думал, что Хемиш будет переживать, что из-за него Гриффиндор на второй день учебы потерял баллы. Однако Хемиш осмотрел класс с видом победителя, за что получил несколько улыбок - даже от Леи и Бренды. Нелли зажала ладошкой ротик, еле сдерживая смех. Видимо, гриффиндорцам было не так важно, добьется ли их колледж успеха.

— Интересно, МакЛагену влетит? — прошептал Адриан, подвинув чернильницу.

— У него отец в Попечительском совете, — поморщился Филипп. — Пальцем никто не тронет. Разве что полы будет драить денек-другой.

— Как и Крауча, — фыркнула Лея, поправив растрепавшиеся темные волосы. Сидевшая рядом с ней Дина Вайсберг скорчила легкую гримасу отвращения.

— Заело, похоже, — вздохнул Барти. Филипп прыснул, за что заработал строгий взгляд Флитвика.

На этом испытания для Барти, однако, не закончились. Когда Флитвик назвал фамилию "Крауч", в классе послышались смешки. Барти, немного смутившись, серьезно кивнул и сел на место. Мама и отец получали всегда "превосходно". Только единственное "выше ожидаемого" по арифмантике стало причиной огорчения для матери, о котором она иногда вспоминала с досадой. Вскоре профессор дал первое задание: ученикам нужно было заставить пуговицы прыгать по столу. Поскольку Барти не раз отрабатывал этот прием, он быстро продемонстрировал свое превосходство над остальными. Восхищенный профессор Флитвик попросил мальчика помочь гриффиндорцам, у которых ничего не получалось из-за того, что они слишком нервничали. Крауч обреченно вздохнул и направился к ученикам «львиного колледжа». Они встретили его настороженно.

— Привет, Нелли, — начал Барти, обращаясь к единственной знакомой ему девочке. Эллен Гамильтон вздрогнула и настороженно посмотрела на него. — Слушай, всё что нужно сделать, это…

— Я сама, сама! — недовольно покачала головой девочка. Барти сердито глянул на неё и двинулся к следующему ученику, Сильверу Лаймону, который не отказался от помощи Крауча только потому, что не решился ему возразить. В этот момент светловолосая Матильда Роббинс. пронзительно закричала. Барти оглянулся и увидел, что её правая рука покрыта огромными зелёными язвами. Профессор Флитвик в панике заспешил к ней, но Барти успел раньше. Язвы исчезли, но девочка не спешила его благодарить: напротив, она с ненавистью уставилась на него.

— Ты, глупая птица, — зарыдала она, тыча пальцем в Барти. — Зачем ты меня проклял?

— Он не проклинал тебя, милочка, он снял проклятье, — успокаивал её профессор Флитвик.

— Да, после того как проклял меня! — закричала она. Барти захлестнула волна гнева, из палочки в его руке внезапно вырвались серебристые искры. Он поспешно сунул её обратно за пояс.

— Я не проклинал тебя, — резко возразил Крауч. — Моя палочка была далеко. Сильвер Лаймон подтвердит это, правда? — Гриффиндорец судорожно закивал, явно не в восторге от того, что ему приходится заступаться за Крауча.

— К тому же, с какой стати мне сначала проклинать тебя, а затем спасать? Не вижу смысла.

К концу урока у Барти уже было несколько ожогов на руках. У некоторых гриффиндорцев, которые всё-таки подозревали Крауча, “совершенно случайно” стали вылетать искры из палочек. Только смуглый индиец Аджит Патил и Сьюзен Смолли смотрели на Барти с сожалением. Матильда Роббинс, не поверив никаким оправданиям, вовсю насылала проклятья, но у неё ничего не получалось. Профессор Флитвик был вынужден снять с Гриффиндора десять баллов, чтобы образумить её.

— Теперь ты, похоже, нажил себе врагов среди кошек, — сочувственно покачал головой Адриан, когда они собирали вещи. — Знаешь, тебе осталось только посочувствовать.

— Постараемся как-нибудь прожить без любви гриффиндорцев, — слабо улыбнулся Барти. Впрочем, глядя на выход, он почувствовал на душе неприятный холодок. "Львята" выходили группами — кто с кем успел сдружиться. Видя, как Нелли Гамильтон что-то со смехом рассказывает Хемишу и Сильверу, мальчик с грустью подумал, что от таких врагов будет отвязаться не так легко. "Глупая дура", — досадливо подумал он, глядя на темноволосую Одри Вэйн.

На трансфигурации, впрочем, оказалось труднее. Спускаясь, Барти запутался в движущихся лестницах, которые так и норовили привести куда-нибудь в другую сторону. Некоторое время он побродил по второму этажу, пока, наконец, сэр Почти Безголовый Ник не указал ему дорогу. До начала урока оставалась пара минут, и почти все места были заняты. Барти, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, плюхнулся на единственное место возле Дирка Крессвелл. Едва в класс вошла высокая профессор МакГонагалл в темно-зеленой мантии, как класс притих.

— Что же, вроде бы все в сборе, — профессор обвела взглядом всех присутствующих. — Итак, я здесь, чтобы познакомить вас с интересной наукой, именуемой трансфигурацией. Многие волшебники, да и многие ученики Хогвартса, я полагаю, разделяют мнение, что трансфигурация — одно из сложнейших и интереснейших направлений магических знаний. Кто может дать определение трансфигурации? — профессор ободряюще улыбнулась.

Барти поднял руку, но оказалось, что его уже опередил Филипп Свайгер. По классу пробежал шепоток неугомонных первокурсников.

— Трансфигурация… — слегка замялся Филипп, — это наука о превращении.

— Суть верна. Трансфигурация, дословно, наука об изменении, преобразовании одних предметов в другие — сказала профессор МакГонагалл. — Об изменении свойств предмета или его внешнего вида. Садитесь, мистер Свайгер, пять баллов Райвенкло!

Филипп, сияя от счастья, плюхнулся на место и взглянул на Элоису Бергхоф. Девочка выглядела немного раздосадованной, ведь ей не дали показать себя и свои знания. Барти также нахмурился: видимо, здесь ему предстояло соревнование с Филиппом.

Желая продемонстрировать возможности трансфигурации, профессор МакГонагалл быстро превратила стол в гиппопотама и обратно. Восхищенные ученики смотрели на нее, как на чудо. После этого профессор раздала спички и попросила их превратить в иголки с помощью заклинания «Abeo Subscalpo”. Барти вздохнул: задание показалось ему слишком легким. Филипп, похоже, тоже не испытывал затруднений. К концу урока только у них двоих лежали посеребренные иголки.

— Что же, мистер Крауч и мистер Свайгер молодцы, — кивнула профессор МакГонагалл. — Остальных прошу не расслабляться, а к завтрашнему дню отработать заклинания. — А вам, джентльмены, следует не расслабляться, а отработать превращение спичку в позолоченную иглу.

Филипп весело кивнул. Барти последовал его примеру. Лея, подбежав к Филиппу, весело говорила о его способностях, украдкой поглядывая на его соседа. Барти понимал, что дело здесь вовсе не в Филиппе, а в желании досадить ему. В первую минуту он подумал о том, не послать ли в эту самую Лею парой заклинаний, но передумал. В конце-конце скоро все станет иначе. «Хорошо бы поболтать с Регулусом», — почему-то подумал он, возвращаясь в хорошее настроение.


* * *

Поговорить с Регулусом удалось только в среду. Перед ужином Барти засиделся в библиотеке, делая выписки из "Ста магических трав и грибов". Профессор травологии Помона Спраут задала громадную работу о сферических ложноножках, и мальчик не хотел ударить в грязь лицом. Осень вступала в свои права, и заходящие лучи осторожно ласкали аккуратно подметенные дорожки и вскопанные газоны. Взглянув на в квадратики оконной рамы, Барти с интересом подумал о том, что всего через несколько месяцев на этой еще по-летнему зеленой травке будут лежать снежные сугробы.

Сделав последнюю заметку, Барти рассеянно посмотрел на соседний ряд. Через три парты от его стояла возле стеллажа стоял Регулус с той самой темноволосой девочкой, которую Барти видел на распределении. Оба внимательно рассматривали потертый учебник, и что-то обсуждали. Лицо Блэка, несмотря на оживленный разговор, оставалось бесстрастным. Девочка тихо и серьезно, но самим тоном словно старалась убедить в чем-то оппонента. Барти прищурился: таких блестящих черных волос, как у собеседницы Рега, он не видел никогда.

— И потом ты еще говоришь.... О, Барт! — Регулус улыбнулся и махнул приятелю.

Девочка также взглянула на него и слегка улыбнулась. Барти понял, что они оба будут рады его видеть. Махнув слизеринцам, он положил увесистую книгу в портфель и переместился к ним.

— Тиция, знакомься, — Регулус поприветствовал его улыбкой. — Это Барт, мой друг.

— Летиция Гэмп, — представилась девочка, снова приподняв уголки губ. Глаза её, внимательно глядя на собеседника, не улыбались, но все же никакой враждебности в ней не чувствовалось. — Регулус мне рассказывал, что у него появился новый хороший друг.

— Она любит изображать Ледяную Деву из маггловской сказки, — поморщился Регулус. — Но ты можешь называть ее просто Тицией, Барт.

— Снежную Королеву, — поправила Тиция. — Хотя я не верю, что Андерсен — маггл.

— Потому что волшебно писал про Италию, да? — Регулус будто кого-то передразнил. — Барт, Тиция — итальянка наполовину, — пояснил он другу.

Барти еще раз осмотрел новую знакомую. Черты ее лица казались строгими из-за низких почти сросшихся бровей. Большие черные глаза выглядели тревожными. Густые и сильно вьющиеся черные волосы буквально струились по плечам. Во всем ее облике было что-то, напоминавшее сумерки, сгустившиеся душным летним вечером над морским заливом.

— Я был у вас в Италии, — охотно сказал Барти, присев на низкий столик. — Мама возила меня во Флоренцию. Все мечтали тогда посмотреть Венецию, но как-то... Не срослось... — неуверенно поводил он рукой.

— Итальянка я наполовину, — уточнила Летиция. — По маме. Росла под Йоркширом и в Италии никогда не была. Хотя по-итальянски говорю сносно, мама меня учила.

— А я-то хотел порасспрашивать тебя про площадь Сан-Марко и Эксельсиор... — выдохнул Барти. — Мама говорила, что Эксельсиор сияет вечерними огнями, а к нему подплывают на гондолах... — мечтательно посмотрел он на потертую книжку.

— Морти бы тебе спел что-то по-итальянски, — усмехнулся Регулус.

— La Donna e Mobile? — спросил Барти. — Наверняка, именно она звучит в Эксельсиоре.

Блэк засмеялся, Летиция равнодушно поправила волосы. Барти стало даже интересно, что же может её по-настоящему рассмешить.

— Если хочешь, Тиция может нарисовать их тебе по открыткам, — заверил друг.

— Нарисовать? — Барти потрясенно смотрел на резной потолок из кедра. — Нарисовать... — в детстве ему рисовала мама акварелью и гуашью, но чтобы посторонний человек предложил ему рисунок — это казалось совершенно невероятным.

— Тиция прекрасно рисует, — заверил друга Регулус. — Особенно итальянские виды.

— Ты преувеличиваешь, — осадила его Летиция. — Мне больше нравится шить.

В тот же миг со строны входной двери послышались голоса. Барт и Регулус как по команде обернулись. Мимо полукруглого стеллажа шла девочка в круглых роговых очках, в которой Барти без труда узнал узнал дочь Риверса. Она вела за руку Лиззи Дирборн, которая смотрела по сторонам явно не понимая, зачем она здесь оказалась.

— Пойми, так нужно, — терпеливо поясняла девочка в очках. — Ты должна научиться делать уроки сама.

— Там много задали... — горько вздохнула Лиззи.

— Все равно...

— ... Ты ничего не выучишь, — фыркнул Барти. — Тупицам не дано, хоть учи, хоть не учи. — Регулус прыснул. Лиззи посмотрела на Крауча с Блэком и от испуга открыла ротик. Летиция покраснела и нервно оглянулась.

— Неужели помнишь, грязнокровка? — усмехнулся Блэк. — Мы право польщены...

— Пошли, не обращай внимание на кичливых идиотов, — Мэрион дернула дрожащую Лиззи за руку и повела в сторону. Затем, повернувшись, неприязненно осмотрела слизеринцев и Барти.

Регулус, однако, хотел сделать какую-то пакость. Достав палочку, он пошептал заклинание высечения искр. Каблук Лиззи вспыхнул. Девочка завизжала, чем привлекла к себе внимание сидящих за соседним столом второкурсников из Райвенкло. Один из них — Барти вспомнил, что его, кажется звали Бертрам Обри — ошарашенно посмотрел на Лиззи и постучал себе по лбу. Его соседи рассмеялись.

Дальше все произошло быстрее, чем Барти успел опомниться. Риверс хлестнула искрами по ногам Регулуса так, что он подпрыгнул, упал и потянулся за палочкой, но Летиция оказалась проворнее. Схватив Риверс за локоть, она потянула её за стеллажи, другой рукой приобняв Дирборн. Девочки скрылись из виду.

— Вот тварь, — прошептал с ненавистью Регулус. Поднявшись с помощью Барти, он легонько поправил стрелки брюк. — Ничего, барсучихе это даром не пройдет!

— Теперь Дирборн возомнит о себе не весть что, — скривился Крауч. — Надо не дать ей обнаглеть!

— Тсс! — поднес палец к губам Регулус. — Открывается сезон охоты на грязнокровку, — выразительно взглянул он на друга. — Провозглашаю начало "эры Дирборн"!

— Где же будут охотничьи угодья? — подыграл другу Барти.

— Везде, — отрезал Блэк. — Для высокородных сеньоров, — обвел он рукой себя и Крауча, — охота разрешена по всей территории Хогвартса! Ну а дамы должны ждать кавалеров с дичью...

— Трубят рога и копошится свита... — улыбнулся Барти.

Регулус кивнул. Барти, едва подавив смешок, задумчиво посмотрел на летающие свечи.

Глава 7, Асторономическая башня

Открытие "эры Дирборн" неожиданно выпало на следующее утро. По четвергам у райвенкловцев начинались уроки зельеварения, проходившие совместно с Хаффлпаффом, а, значит, в классе была бы и Дирборн. Барти с утра непроизвольно улыбался, вспоминая лица Мальсибера и Лиззи в поезде. Еще больше его веселил облик Слагхорна, демонстрировавшего свою знаменитую прыгающую лягушку, и ревущую не своим голосом Лиззи при одном виде земноводного. Войдя в Большой зал, он присел за между Адрианом и Дирком, которые, судя по всему, что-то бурно обсуждали. Барти догадался, что однокурсники опять допрашивают Мюллера о немецких обычаях.

— Бутербродов уже давно нет, — важно доказывал Адриан. — Есть "вурстброды" с колбасой, и "кезеброды" с сыром.

— Ну это ты врешь, — пискнул Дирк. — Я точно знаю, что такое слово в немецком есть! — Филипп кивнул, выражая всем видом солидарность с Крессвелом.

— Да нет их теперь! Понимаете, нет, — начал терять терпение Адриан. Элоиса прыснула: вся эта сцена, видимо, казалась ей слишком забавной.

— Ну а "Семь бутербродов" Моцарта? — бросил Барти, присаживаясь за стол. Потолок в Большом зале изображал солнечное светло-синее небо, окутанное первой осенней дымкой.

Бренда и Элоиса, развернувшись, с изумлением посмотрели на него.

— Так это когда было... — махнул рукой Адриан. — В те времена масло ценилось, потому и были бутерброды. А сейчас масло — само собой разумеется.

— Бедные боши: лопали вместо масла маргарин, — съязвила Дина, бросив насмешливый взгляд на одноклассника. Адриан насупился и посмотрел на нее исподлобья.

Барти, пожав плечами, достал письмо от мамы и углубился в него. Миссис Крауч, как обычно, подробно расспрашивала его об уроках и заодно об одноклассниках. Барти был очень рад, что мама одобряла его дружбу с Регулусом и Мортимером и советовала сойтись с кем-то со своего колледжа. Едва Барти стал обдумывать ответ, как совы принесли свежие номера "Пророка". Мальчик едва сдержал вздох, увидев на первой полосе отца.

— Я полностью одобряю законопроект аврората относительно усиления контроля над проявлениями темной магии, — спокойно говорил мистер Крауч, — бодро расхаживая под аккомпанемент магниевых вспышек. — Нам, безусловно, следует усилить контроль над Лютным переулком. В Хогвартсе, — монотонно повторял он, — также следует ужесточить правила пользования Запретной секцией...

— Что, Крауч, папаша заботится о твоей драгоценной безопасности и в Хогвартсе? — Лея, усмехнувшись, подвинула газету.

— Особенно, контролируя Лютный переулок, — хмыкнул Барти. — Очень близкое расстояние, Мюррей!

Адриан фыркнул. Лея стала что-то тихонько доказывать Дине и Элоисе. К неудовольствию Барти второкурсники тоже настороженно смотрели на него. Демонстративно развернув газету, он посмотрел на вторую полосу.

— Бартемиус?

Мальчик обернулся. Перед ним стояла та самая худенькая девочка с "мальчишеской стрижкой", которую он видел в поезде с Френком. Барти непроизвольно дернул веком: девочка навевала ему воспоминания о визите Лонгботтомов.

— Да, — кивнул Барти. Лея и Дина снова зашептались, но сейчас ему было не до них.

— Я Алиса. Алиса Брокльхерст, — ответила девочка.

— Очень приятно, Алиса, — несколько церемонно кивнул райвенкловец. — Можешь звать меня просто Барти. — За соседним столом усилился гул: гриффиндорцы, предчувствуя завтрашний урок полетов, радостно гудели.

— Мне тоже... Барти, я хотел бы поговорить с тобой насчет одной девочки: Лиззи Дирборн, — кивнула она к столу Хаффлпаффа. Лиззи, сидя рядом с Мэрион Риверс, с опаской поглядывала на зал.

— А что с ней так? — чувствуя, что разговор может принять неприятный оборот, Барти постарался скопировать голос отца.

— С ней? Мне кажется, ты и твои приятели к ней очень жестоки... — прищурилась гриффиндорка.

— Жестоки? — Барти демонстративно посмотрел на портрет отца в "Пророке". — Ее кто-то бьет? Обижает? — спросил он.

— Барти... — Алиса неуверенно посмотрела на него. — Я знаю, что в поезде Мальсибер был с ней очень жесток. Она так плакала...

— Да, он пошутил с ней, — пожал плечами Барти, намеренно чуть наморщив лоб — словно вспоминая какую-то давнюю историю. Профессор Спраут тем временем давала наставления хаффлпаффцам, забавно размахивая пухлыми руками.

— Шутка иногда могут жестко ранить человека, — ответила Алиса. — И потом вчера в библиотеке... Ты сказал, что она никогда ничего не выучит...

— Я? — удивился Барти. — Вообще-то ей Риверс мораль читала, что надо учиться, — фыркнул мальчик. — Она еще упиралась, что не хочет учить... — Барти посмотрел на стол Слизерина, откуда Регулус весело махнул ему.

— Блэк обозвал ее, — сказала Алиса.

— Ну это уже вопрос к Блэку, — развел руками Барти, давая понять, что разговор окончен. Только сейчас он заметил, что на правой стороне лица девочки — у глаза, рта и на щеке — были небольшие шрамы.

— Тебе её совсем не жаль? — тихо спосила девочка. — У нее недавно погибли родители. Тебе не кажется, что твои друзья и ты нехорошо поступаете?

— Я лишь сказал, что думаю, о тех, кто не желает учиться, — спокойно взглянул на нее Барти, вспоминая, как отец смотрел в газету на колдографию Риверса. — Прости, но выражать свое мнение никому не запрещено.

— Прости, но если это еще раз повторится, мне придется обратиться к учителям, — тихо сказала Алиса, опустив глаза.

— А, Брокльхерст, обхаживаешь сына Крауча? — хмыкнул Бертрам Обри. — Правильно, он куда повыгоднее Лонгботтома. — Несколько второкурсников грохнули. Следом засмеялись Бренда Шарп и Элоиса Бергоф.

— Барт, пора, — Адриан также хохотнул. — Оставьте поклонницу на время. — Алиса, бросив печальный взгляд, развернулась и пошла к красному столу.

Чертыхаясь, Барти понял, что отстал от одноклассников. Адриан, похоже, не стал его дожидаться, а пошел в класс для зелий то ли один, то ли с Филиппом. Это было скверно: Барти еще не достаточно хорошо знал Хогвартс и иногда путался в коридорах и лестницах, которые вечно норовили привести в другую сторону. Быстро спустившись в подземелье, он едва успел забежать в класс для зелий на последних минутах перемены. Едва он разложил книги, как прозвенел звонок и в класс вошел профессор Слагхорн— низенький пухлый человечек с буйной соломенной шевелюрой и пышными усами. Улыбнувшись, он хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине.

— Что же, друзья мои, будем начинать, — забавно потер он пухлые руки. — Зельеварение, поверьте, наука сложная и начинать ее нужно с азов.

Барти присмотрелся: присмиревшие хаффлпаффцы рассматривали декана Слизерина как едва ли не на чудо природы. Пухленькая Полли Уилмор пыталась конспектировать почти каждое его слово. Даже Лиззи Дирборн смотрела на зельевара, как завороженная. "Неужели пытается понять его речь?" — ехидно подумал Барти.

— Для начала, мои дорогие леди и джентльмены, я продемонстрирую вам, что с помощью зелий можно сделать не меньше, чем с помощью волшебных палочек, — улыбнулся Слагхорн, поправив "бабочку", и затем, не говоря не слова достал коробочку из стола. — Как вы думаете, что это такое? — открыл он ее.

— Иглы дикобраза, сэр, — поднял руку Филипп.

— Что же, вы совершенно правы, мистер Свайгер, — подтвердил мастер зелий. — Пять баллов Райвенкло. — Лея недовольно засопела, но мальчик, повернувшись, послал ей насмешливый взгляд. — Знает ли кто-то из вас для чего они предназначены?

— Толченые иглы дикобраза могут быть ускорителем реакции, сэр, — ответил Барти. На душе было приятно от того, что его ответ был гораздо сложнее, чем у Филиппа.

— Опять верно. Семь баллов Райвенкло, мистер Крауч, — охотно подтвердил рукой профессор Слагхорн. — Сейчас вы увидите их в действие.

Подойдя снова к столу, профессор раскрыл другую коробку, где сидела крупная зеленая жаба. С поразительной ловкостью Слагхорн вливал ей в рот то увеличивающее зелье, от которого жаба с громким кваканьем раздувалась до размеров парты, то уменьшающее — и она съеживалась до размеров ногтя. Громкое кваканье вызвало всеобщий смех, к которому вскоре присоединился и сам профессор. Прошло не меньше пятнадцати минут прежде, чем класс, наконец, успокоился. Заложив правую руку за отворот жилета, профессор подмигнул и патетически произнес:

— В нормальном состоянии такое зелье действовало бы не менее двадцати минут. Однако, благодаря ускорителю, оно действует практически мгновенно. Понимаете: мгно-вен-но! — произнес он по слогам, подняв большой палец.

Раздался смех. Со стороны Райвенкло смеялись Дина и Лея. Со стороны Хаффлпаффа веселились Изабелла Фьюдж и Алан Стивенс. Их весельем постепенно заражались и остальные. Барти украдкой наблюдал за Дирборн, которая с опаской поглядывала на жабу Слагхорн. "Дал бы он ей веселящего зелья", — подумал нетерпеливо Барти, представив, как завизжит от страха Дирборн после рассказов Мальсибера.

— Что же, тогда достанем ингредиенты, — патетически произнес Слагхорн. — Сейчас мы с вами будем варить простейшее зелье для сведения чирьев. После этого, — кивнул он Джастину О'Брайену, — я проверю его действие с помощью ускорителя. Что же, время пошло, — посмотрел он на красивые песочные часы в бронзовой оправе.

В то же мгновение со стороны половины Хаффлпаффа раздался визг. Барти и Адриан как по команде повернулись в сторону хаффлпаффцев и сразу обомлели. Лиззи Дирборн залезла с ногами на парту и, рыдая, тряслась от страха. Рядом с ней валялась дохлая домовая мышь. Рядом с ней кричали Стефани Догвуд и Шарлотта Девис, причем последняя громко взвизгивала. Профессор Слагхорн, поправив бордовую мантию, скорее подбежал к ученицам.

— Кто это сделал? — спросил потрясенный мастер зелий. Барти показалось, что в его бесцветных глазах застыла смесь недоумения и отвращения.

— Она была там... — Лиззи, продолжая всхлипывать, указала подбородком на пенал.

— Мышь была у вас в пенале? — спросил потрясенный Слагхорн. Взмахом палочки он быстро испарил труп грызуна.

— Да... — всхлипнула Лиззи. Сейчас она была похоже на несчастную птичку с перебитым крылом, которая, понимая неизбежное, трясется при виде приближающегося к ней крупного кота.

— Очевидно ее положили до занятия, — вздохнул с облегчением Слагхорн. — Бедная, бедная девочка, — погладил он по головке Лиззи.

— Представляешь, Касл, тебе подкинут дохлого мыша, — рассмеялся Филипп, повернувшись к Пандоре. Барти и Адриан не смогли сдержать смешки.

— Мыши хорошие, — неожиданно спокойно ответила Пандора. — И милые, — ее глаза сейчас показались Барти неестественно большими.

— Особенно дохлые! — хохотнул Дирк.

— Ладно, ладно, — крякнул Слагхорн. — Постарайтесь наконец приготовить зелья. — Развернувшись, он пошел к учительской кафедре. Барти поймал себя на мысли, что его начищенные до блеска темно-коричневые штиблеты до боли напоминают штиблеты его отца.

Унять рыдающую Дирборн было, однако, нелегко. Профессору Слагхорну пришлось напоить ее каким-то своим зельем, от которого она с трудом стала приходить в себя. Желая немного отвлечь класс, зельевар продемонстрировал несколько опытов на жабе. Сначала он дал ей обещанное зелье от чирьев, от которого спина земноводного тотчас cтала гладко-зеленой. Затем Слагхорн завел граммофон и, напоив жабу веселящим зельем, заставил ее забавно прыгать по столу. К огорчению Барти звучала не "Каватина Фигаро", при звуках которой Дирборн наверняка стала бы кричать, а ария герцога из "Риголетто". В конце концов сам зельевар не выдержал и напел:

Sempre un amabile,
Leggiadro viso,
In pianto o in riso, —
E menzognero

Класс разразился аплодисментами. Профессор важно поклонился ученикам с видом конферансье, успешно завершившего гастроли, и погладил жабу, словно та была частью концертной программы. Гул стал особенно радостным после того, как профессор не стал задавать домашней работы, сославшись на необходимость учеников адаптироваться к школе. Потрясенная Дина говорила, что зельеварение несомненно ее любимый предмет, а Адриан завидовал слизеринцам, что профессор Слагхорн — их декан. Только Пандора Касл под смех Филиппа и Дирка сочувствовала жабе, которой пришлось так много пережить. Хаффлпаффцы расходились с опаской, некоторые поддерживали еще трясущуюся от страха Лизззи.

Коридор возле класса зельеварения оказался заполненным толпой учеников. К удивлению Барти мимо как раз проходили слизеринцы: видимо, у них как раз был следующим уроком были зелья. Адриан махал ему, но Барти не успел: проходивший мимо Джейкоб Олливандер вложил ему в руку пергамент. Мальчик неуверенно развернул его и, щурясь от солнечного света, прочитал:


Объявление для райвенкловцев первого курса:

Урок полетов состоится завтра в девять часов на лужайке перед школой. Метлы будут выданы на месте преподавателем Роланда Хуч.

Райвенкловцы должны обратить внимание, что этот урок будет проходить у них с Хаффлпаффом.


Барти еще раз перечитал пергамент и почувствовал, как его сердце упало.


* * *

Следующим утром Барти проснулся в шесть. Дрожащими руками он поскорее оделся и спустился в гостиную. Ноги подкосились, и мальчик поскорее сел в большою синее кресло. Главное было не просто пережить сегодняшний день, а не подать виду, что все происходящее его в самом деле заботит.

Этого дня он боялся больше всего. Предстоял первый урок полетов, и Барти с ужасом думал, что в детстве ему так и не удалось справится с метлой. Регулус позавчера рассказывал, что он умеет летать с трехлетнего возраста и мечтает получить место в квиддичной команде. Блэк, кроме того, рассказывал, что еще Брутус Малфой вывел формулу: умение держаться на метле отличает чистокровных от «магглорожденных ублюдков». Барти утешал себя тем, что Регулус, возможно, привирает... Бросив в сумку бесполезный "Квиддич сквозь века", мальчик стал осторожно спускаться в Большой зал. Если бы в самом деле можно было научиться летать по инструкции...

В Большом зале все было, как обычно. Возле дверей мимо Барти пронесся сэр Почти Безголовый Ник — капризное привидение Гриффиндора. За столом Слизерина худенькая Гестер Хорнби что-то доказывала незнакомой девочке с мучнистым лицом. Регулус также был поглощен беседой с Летиций Гэмп. "Неужели о полетах?" — с замиранием сердца подумал Барти. За учительским столом Дамблдор о чем-то говорил с Флитвиком, а любопытный Слагхорн изо всех сил прислушивался к беседе. Подойдя к столу, Барти осторожно присел с краю и подвинул кофе.

— Лично я уже давным давно летал на метлах! — возбужденно доказывал Джексон Корнер единственному благодарному слушателю — Элоисе Бергхоф. — Не сомневайся, что через год меня возьмут в команду загонщиком!

— Ну почему же загонщиком? Сразу капитаном! — поддел его Филипп.

— А было бы неплохо, — усмехнулся Джексон. Неизвестная Барти второкурсница подмигнула ему, желая, видимо, вселить в него надежду.

Барти устало углубился в "Проорока". До него, словно жужжание мухи, доносился голос Леи, что Фенвик был арестован несправедливо. Барти скривился и, сгорая от нетерпения, начал просматривать статью о проектах реформы Аврорта. Адриан также сидел тихо: он, похоже, разделял стражи Барти перед полетами. И хуже всего, что там будут хаффлпаффцы, включая Дирборн.. При одной мысли, что Лиззи увидит его неспособность летать, Барти почувствовал жгучее желание залепить ей каким-нибудь заклинанием.

— Ну, а откуда тебе знать про Бута? — донесся, как из тумана, голос Дирка Кресвелла.

— Все просто, — широко улыбаясь, пояснил Корнер. — Я бывал в Зале наград и видел Кубок Квиддича за сорок восьмой год. Там он как раз значится капитаном...

"Неужели это настолько важно?" — с тоской подумал Барти. Прикусив губу, он посмотрел на стол Гриффиндора, где юркая Нелли Гамильтон примеряла маску метаморфа. Ее подруги — Одри Вэйн и Матильда Роббинс — взахлеб смеялись, глядя на ее превращения. Переведя взгляд, Барти заметил, как Алиса Брокльхерст о чем-то говорит с Фрэнком Лонгботтомом. Мальчик прищурился: после вчерашнего дня он ожидал от них подвоха.

— Так, малыши... — Джейкоб Олливандер поднял длинную руку, призываю к тишине. — Следуйте за мной к выходу: я приведу вас на квиддичное поле.

— Ты, Касл, точно не полетишь, — съязвил Дирк, глядя в синие глаза Пандоры. Девочка ничего не ответила, а задумчиво посмотрела на потолок.

— Можно будет протаранить метлу Касл, — предложил Филипп, когда приятели встали из-за стола.

День выдался солнечным, и ласковые лучи окутывали еще совсем зеленую траву. Дети шли вниз вниз под горку, глядя, как на меняющие друг друга косые лужайки. Всю дорогу Барти пытался заверить себя, что, возможно, все будет не так уж и плохо. Последний раз он неудачно попытался взлететь, когда ему было три года, но ведь с тех пор утекло так много воды...

— Забавно будет взглянуть на мучающихся барсучат, — фыркнул Филипп. — Уверен, большинство из них не держали в руках метлы!

— Сейчас хоть стали проводить урок полетов на первой неделе, — важно изрек Дирк Крессвел. — В былые времена летать учили только в октябре!

— Ждали месяц? — Джейсон Корнер важно выпятил нижнюю губу. — За такой срок можно с ума сойти! — Вдалеке виднелись темные силуэты деревьев Запретного леса, и Барти с тоской посмотрел на них.

Наконец, вдали показалась небольшая лужайка. По обеим сторонам травянистого поля были аккуратно разложены двадцать метел. Хаффлпаффцы уже ожидали их прихода. Глядя на них, Барти не мог сдержать улыбку: серьезными выглядели только поправлявший очки Джастин О'Брайен, да крепыш Генри МакМиллан. Полли Уиллмор откровенно дрожала, а Лиззи Дирборн смотрела на башню замка отсутствующим взглядом. Барти, преодолевая опасения, подошел к одной из метел и встал, щурясь от солнца. Филипп осторожно толкнул его, с усмешкой показав на запутавшуюся Пандору Касл.

— Что же, будем начинать, — со стороны замка вышла невысокая женщина с совиными глазами. — Меня зовут Роланда Хуч. — Полеты, — бросила она, — не требуют много времени на размышление. Протяните руки и скажите "вверх!"

Прежде, чем Барти успел опомниться, он произнес произнес заветное слово. Метла, подпрыгнув, ударила его по ладони. Изумленный он посмотрел на одноклассников. Рядом спокойно держали метлы Филипп, Лея и Адриан. Бренде и Дине удалось поднять их со второго раза. Только метла Элоисы каталась по полю, не желая даваться в руки. У хаффлпаффцев, как ни странно, была схожая картина: метла сумели поднять все, кроме Шарлотты Дэвис и Лиззи Дирборн. Барти едва не прыснул, заметив, как Лиззи споткнулась, отступив назад.

— По моей команде взлетаем. Раз, два, три… — сказала мисс Хуч. — Но не выше, чем метра на три! — грозно добавила она, оглядев учеников.

Воздух стал наполнился взлетавшими первокурсниками. Барти взлетел, оглядываясь в поисках друзей. Глядя на Филиппа, Барти с легкостью оттолкнулся от земли. Корнер кружился на месте в полуметре над землей и ругал школьную метлу. Лея парила рядом, едва сдерживая смех. Наконец, Корнеру удалось выровнять метлу, и он гордо обогнал Лею.

"Я смог... " — пробормотал Барти, чувствуя странную легкость. Голову кружило от смеси солнечных лучей и легкого ветра. Поправив рукой древко, он направил метлу в сторону видневшегося вдали озера... В груди появилось нечто похожее на сладкую истому от того, что прохладный осенний воздух был ему полностью покорен.

— Мистер Крауч! — раздался хриплый крик Роланды Хуч.

— Я? — Барти посмотрел вниз и только сейчас увидел приближавшуюся землю. Он попытался сманеврировать, но ничего не получалось. Зеленая трава казалась все отчетливее. Барти еще раз дернул древко, но не успел. Сильная боль пронзила сначала все тело, а затем и голову. Наступила темнота.


* * *

Что-то блеснуло перед глазами. Барти вздрогнул. Перед ним тускло горела свеча. Он без сомнения лежал в больничном крыле. Из тумана выплыло лицо профессора Суитфейса с чуть съехавшими на нос очками.

— Мистер Крауч, как самочувствие? — заботливо прошептал он. — Все в порядке?

— Да, спасибо, профессор… Вроде бы… ничего… — Только сейчас он понял, что лежит в больничном крыле. Кругом виднелись пустые аккуратно прибранные кровати. Мальчик посмотрел на свой рукав и понял, что он одет в синюю пижаму с бронзовыми полосками.

— Мистер Крауч… — учитель защиты от темных искусств укоризненно посмотрел на него… — Я понимаю, что вам свойственно честолюбие, и это неплохо. И все-таки, согласитесь, глупо, не умея летать, пытаться делать это.

— Но профессор… —Барти умоляющие посмотрел на стекляшки его очков. Сейчас глаза учителя казались не веселыми, а холодными и строгими.

— Профессор Хуч сняла десять баллов с Райвенкло и запрещает вам приближаться к метле. Не волнуйтесь: полеты не влияют на учебу.

— Профессор, — Барти почувствовал, как все тело охватывает дрожь, — я не мог. Я так хотел доказать… — его голос стал сбивчивым и он отчаянно моргал.

— Мистер Крауч, — горько вздохнул Суитфейс. — Человек не может быть первым во всем. Полеты не ваша сильная сторона, в отличие от защиты от темных искусств. Ладно, я пойду. А вы поправляйтесь и наслаждайтесь подарками от друзей. — Преподаватель защиты снова одарил его улыбкой и отправилась к двери. — Вот, кстати, и они. — Его черная мантия быстро мелькнула на лету.

Мгновение спустя в дверях показались Регулус и Летиция. От неожиданности Барти едва не спрыгнул с кровати. Летиция сдеражнно ему кивнула; Регулус также сохранял напускное спокойствие, хотя огонек в глазах лучше любых слов говорил о его радости. Барти приподнял тело и едва не застонал от боли.

— Лежи, — спокойно сказала девочка, хотя, кажется, в глазах её мелькнуло сострадание. — Мы тебе бобов принесли.

— Спасибо, — улыбнулся Барти, словно не веря своему счастью. Наверное, это был первый раз в жизни, когда ему купил конфеты кто-то, кроме матери. — Вот, угощайтесь, — открыл он коробку и чуть смущенно улыбнулся.

Регулус, поводив ладонью, неуверенно взял боб. Летиция также взяла конфету. Следом конфету взял и сам Барти.

— Мы с Тицией все гадаем, — подмигнул приятелю Регулус, — что рассказывал вчера ваш Мюллер про немецкие конфеты?

— Что они в основном с шампанским или коньяком, — ответил Барти, доедая боб. — Кроме марципанов...

— По-моему, это не очень вкусно, — слегка дернула бровями Летиция. — как такое можно есть часто?

— Наверное, вечером, под кофе... — задумался райвенкловец. — На ходу так просто спирт не съешь, это точно, — уже увереннее взял он боб в форме зайца.

— Да... Вот что значит Райвенкло, — вздохнул с легким восхищением Блэк. — Всегда знают все!

Летиция рассеянно посмотрела в сторону.

— Мистер Блэк, мисс Гэмп, отбой, — в палату вошла мадам Помфри. — А вам, мистер Крауч, нужен покой. Лежите и поправляйтесь, — поставила она лекарства.

Попрощавшись с друзьями, Барти несколько минут рассеянно посмотрел в потолок. Перед глазами еще стояло утро, как эта самая Лея нагло говорит, что Фенвик был невиновен... Она не сказала. что его отец ошибся или что он посадил невиновного, но общий посыл не вызывал сомнений. Разумеется, остальные сделали вид, что не заметили ее слов, но все же... Барти преследовало какое-то отвратительное чувство. Конечно, с отца станется — мог отдать дементорам и невинного. (Барти скривился, вспомнив, как обсуждали эту тему у Фоули). И все же, сама мысль, что посторонние вроде Леи смеют так рассуждать о его семье приводила его в ярость. Прикусив губу, мальчик взял со столика пергамент и со страхом вскрыл его.

Дорогой сыночек, как твои дела?

Я получила письмо от профессора Флитвика, что ты упал с метлы. Какой ужас! Надеюсь, ты поправляешься? Если будут нужны какие-то лекарства — дай знать. В крайнем случае готова приехать сама. Напиши поскорее, как твои дела!

Заклинаю тебя не прикасаться к метлам! Эти дурацкие полеты абсолютно никому не нужны, поверь мне. Главное, учи уроки. Профессор Флитвик мне написал, что он и профессор Суитфейс очень довольны твоими успехами. Молодец, мы с отцом тобой довольны!

Целую,
Мама

"Насчет отца она, конечно, сочинила", — хмыкнул про себя Барти. Да, если отец узнает о его позоре, он осмеет его едва ли не публично. Но мама, мама помнит о нем... От избытка чувств Барти поскорее схватил пергамент. Плечо стонало, но он, преодолевая боль, написал:

Дорогая мамочка!

Очнулся в больничном крыле. Я в самом деле не смог сохранить равновесия на проклятой метле. Не волнуйся, мне уже намного лучше. Рег и Тиция навестили меня, принесли конфет. У меня хорошие друзья!

Рад, что профессора довольны моими стараниями. Буду стараться радовать тебя и дальше!

Обнимаю,
Барти

Поставив точку, Барти задумался: надо будет каким-то образом вызвать сову, чтобы отправить письмо домой. Протянув руку к маленькому столику, он едва не вскрикнул от боли: плечо после падения все еще нещадно болело. На душе стоял холодящий страх, как встретят его однокурсники после такого позора. Страх, впрочем, постепенно переходил в апатию: странную опустошенность, когда все происходящее вокруг, включая будущие насмешки, казалось глупыми и ничтожными. Взяв чеканный кубок, Барти осторожно пригубил немного воды. Главное, чтобы о падении не узнал отец. Ну а остальное… С остальным он уж справится как-нибудь сам…

— Барт…

Мальчик вздрогнул, посмотрев на соседнюю кровать. В больничном крыле неизвестно откуда снова появился Регулус Блэк. Осмотревшись, он осторожно подвинул свечу и облокотился на подушку.

— Ты что? — спросил шепотом Барти. — Отбой ведь. — На сердце появился противный холодок страха от того, что их сейчас могут поймать.

— Не волнуйся, меня никто не хватится, — черные глаза слизеринца сияли во тьме, как угольки. — Ну, а мадам Помфри придет — выгонит разве что… Вряд ли она захочет конфликтовать с Блэком и Краучем, — самодовольно усмехнулся он.

— Тиция с тобой? — Барти все еще был в легком потрясении от самоуверенности друга.

— Нет… Она мне и так всю плешь проела, что бы не лезли к этой мрази… Риверс… — скривился Блэк. — К тому же, там по коридору бродил мой чокнутый братец. Он с приятелями в сортире какой-то опыт ставил. Говорят, — хмыкнул мальчик, — чуть не затопили одну грязнокровку Эванс.

— Как он все же попал в Гриффиндор? — Барти с интересом даже приподнялся с кровати. Тусклый свет продолжал струиться, обволакивая кровати мягким бежевым облаком.

— Я же тебе говорил: он с детства недоделанный, — вздохнул Регулус. — Никогда вести себя нормально не умел. Как гости придут — обязательно что-то натворит. Или гадость сморозит, или разобьет что-то, или вообще...

— Что вообще? — насторожился Барти, предвкушая интересный рассказ. Регулус, однако, не стал вдаваться в подробности, а только неопределенно махнул рукой.

-... Много он всего натворил. Отцу-то все равно, а мать ругала его на чем свет, — добавил Блэк. — Когда он в Гриффиндор поступил, мне совсем трудно стало. Мол, я-то уж должен вести себя как настоящий Блэк!

— Погоди... — Барти согнул ноги под одеялом, поставив их в виде "домика". — А почему он все же попал в Гриффиндор? Он же Блэк!

— Его один кретин Поттер утащил, — скривился Регулус. — Ладно, ну их к черту болванов, — махнул он рукой. — Ого... "История Месопотамии"... — с уважением прошептал он, увидев книгу Барти. — Расскажи, что там вчера на зельях было? — подмигнул он другу. — А то все говорят, а что толком было, не пойму.

— А, твоя подруга ДирбОрн, — Барти намеренно исковеркал ее фамилию на манер Регулуса, — орала как ненормальная. Она нашла в ингредиентах для зелий дохлого мыша! Слагхорн едва ее унял...

— Мыша...? — Регулус посмотрел на подушку, а затем рассмеялся. — А Мортимер с Эльзой даром время не теряли!

— Так это Морти? — Барти, вспомнив купе, уже не мог сдержать смех. Желтые свеч в подсвечнике напротив вспыхнули сильнее, пролив на металлическое блюдце очередную порцию воска.

— Похоже... — задыхался от смеха Регулус. — Вчера его однокурсница Эльза предложила бросать дохлых мышей грязнокровкам. А Морти... — Блэк изо всех сил кусал нижнюю губу, стараясь сохранить беспристрастный вид...

— "Эра Дирбон" началась? — фыркнул Крауч.

— Ход за нами, — развел руками Регулус. — Барт... — прошептал он, потребив рукав приятеля. — Давай сходим ночью на Астрономическую башню, а?

Барти дернулся и с изумлением посмотрел на друга.

— Шутишь? -потрясенно прошептал он.

— Нет… Там, наверное, правда, ночью очень красиво! Ну что тебе стоит, Барт? — спросил он.

— А если поймают? — Барти казалось, что больничная комната поплыла и на сердце снова появляется страх.

— Не поймают… Придумаем что-нибудь. Мол, тебе плохо стало… и мы к врачу пошли… или к декану твоему…

Мальчик задумался. Предложение в самом деле казалось заманчивым, хотя и жутко опасным. Однако на этот раз — то из-за уверенного тона друга, то ли из-за заманчивого приключения — опасность внушала не страх. Остатки разума властно кричали, чтобы он не смел это делать, но Барти уже каким-то седьмым чувством знал, что решится на поход. Регулус с легкой улыбкой смотрел на друга, словно понимал его состояние.

— Зайду после одиннадцати, — прошептал Блэк и, спрыгнув с кровати, осторожно пошел к дубовой двери.


* * *

Регулус пришел строго по часам. Услыхав его стук, Барти сразу почувствовал облегчение: надо было идти, а там — будь что будет. Отложив книгу, мальчик почувствовал неожиданный прилив сил: то ли подействовали лекарства, то ли в самом деле он пробежал достаточно времени. На этот раз он ужасно не хотел показать себя трусом. Быстро переодевшись, мальчик соскользнул с кровати и пошел к выходу. Регулус невозмутимо ожидал приятеля возле двери. Летиция спокойно стояла в отдалении.

— Тут темно, — поморщился мальчик, рассматривая совершенно темный коридор.

— Как и вообще в Хогвартсе, — негромко отозвалась Летиция. — Ночью освещение почти не включают. Разве что фонари на мраморной лестнице...

— Мама говорила, что раньше у входа в Хогвартс стояла огромная статуя вепря, и всегда горело огромное пламя в чаще, — заметил Барти.

— Я тоже что-то об этом слышал, — нахмурился Регулус. — Но при Дамблдоре перестроили и вход и кое-какие галереи. — В полутьме его поджарая фигура отбрасывала длинную неровную тень,

— Тсс, — приложила палец к губам Летиция. — Не шумите, а то придет Филч.

Все трое осторожно пошли в сторону винтовой лестницы, прислушиваясь к каждому шороху. Коридоры освещал неровный отблеск факелов; стены и пол покрывали неровные тени. Барти чувствовал, как гулко стучит сердце, и ему казалось, будто его стук слышен по всему коридору. Регулус также молчал, но сопел, стараясь, видимо, подавить страх. Летиция, видимо, наложила на каблуки какое-то заклинание, от которого они стали практически бесшумными. Барти иногда предательски посматривал назад, боясь, видимо, заметить фигуру завхоза Филча или его знаменитого кота Стаффа.

— Если что — прячьтесь за доспехи, — прошептала Летицмя, как только они вышли в длинный коридор. — Там освещение слабое, можно будет уйти.

Барти рассеянно кивнул, словно не очень понимая, о чем идет речь. Все происходящее казалось ему странным бессвязным сном. Коридор, впрочем, оставался пустым, а портреты мирно спали в бронзовых рамах. Некоторые из них, если присмотреться, напоминали настоящие картины. Регулус остановился возле портрета полной дамы, дремлющей в беседки посреди наполненного сиренью сада. На другой изможденный рыцарь в доспехах прикорнул возле кипарисов, Барти казалось, что благоухание их хвои разносится по всему коридору, словно он в самом деле слушал морской прибой на одном из южных островов.

— Тут недалеко развилка на Гриффиндор, — прошептала подошедшая Летиция. — Осторожнее, уже скоро.

Барти горько вздохнул: ему очень хотелось посмотреть на южные кипарисы, но времени не было. Они медленно пошли вдоль округлой стены, огибая полукругом движущиеся лестницы. Один раз Регулусу показалось, будто он слышит тяжелые шаги где-то наверху. Приятели заперли в маленький нише, отделенной стальными доспехами. Свечи в небольшом подсвечники не горели: видимо, их зажигали только в тех случаях, когда это было нужно. Постояв минут пятнадцать в полной тишине, все трое наконец пошли вперед.

— Alohomora, — прошептала Летиция, направив палочку на маленькую черную дверь. — Прячьтесь, — указала она на маленькую статую.

Мгновение спустя Барти и Регулус поняли, что она не ошиблась. Дверь со скрипом приоткрылась. Несколько минут они ждали, не появится ли Филч. Затем, убедившись, что никого нет, нырнули в дверь и начали подниматься по крутой винтовой лестнице.

— Здесь уже можно говорить спокойно, — сказала слизеринка. — Филч обычно в эти места не ходит.

Было темно, и девочка зажгла огонек на конце палочки. Барти последовал ее примеру.

— Не мудрено, — ответил невозмутимо Регулус. — Столько паутины... — замялся он, глядя с легкой завистью на огоньки друзей.

— У вас дома, наверное, такое тоже есть, — Летиция чуть пожала плечами.

— Есть, наверное, — кивнул мальчик. — Только знаешь, я сам его далеко не весь знаю.

Барти ничего не ответил. Лестница уходила становилась все круче, а сердце сильно стучало от одышки. В ногах появилось ощущение противной тяжести. Наверное, все, чего он желал, было поскорее прилечь и вытянуты ноги. Ступеньки все убегали вверх, и он от души жалел, что не может также легко подниматься, как его друзья. Десятая... Пятнадцатая... Шестнадцатая...

— Ты не знаешь свой дом? — неожиданно спросил Барти, чтобы отвлечься от тяжести в ногах.

— Он большой, очень... — Махнул рукой Блэк.

В тот же миг Летиция пропала где-то наверху. Следом за ней в полутьме исчез Регулус и тотчас вскрикнул. Барти осторожно ступил в сумерки и также не удержал вздоха восхищения. Они стояли возле огромного каменного зубца с бойницей. Перед ними в темноте мелькали редкие желтые огоньки из окон замка, озаряя потухший школьный двор. С другой стороны вдали светился едва различимыми огнями Хогсмид. Прямо над головой в темном ночном небе сияли, разливая свет, мириады звезд. Барти показало, что он очутился в египетском музее, где ладьи богов не спеша плыли в звездном море.

— Невероятно.... — прошептал он.

— Да, — тихо ответила Летиция. — Как на ладони... Удивительное место, — поежившись от ветра, она отошла к от зубца. Затем, прислонившись к деревянной вставке в башне, запрокинула голову и стала смотреть в небо черными глазами.

— У нас здесь будет астрономия, — усмехнулся Регулус. — Тиция, ты так упадешь.

Она улыбнулась — и в первый раз Барти почувствовал, что это искренне.

— Мне хочется раскинуть руки и танцевать, — прошептала девочка.

— Так танцуй, — засмеялся Регулус. — Никто, кроме меня и Барти, тебя не увидит. А если ты упадешь... мы с Бартом что-то придумаем!

Летиция рассмеялась и обхватила себя руками. Барти осторожно зажег огонек на палочке и стал рассматривать зубец. Вблизи он оказался не таким уж широким, как казалось снизу. Камень, кроме того, был весь в каких-то непонятных выбоинах и трещинах. Кое-где рос густой мох. От недавнего дождя они казались покрытыми непонятной слизью.

— Если придет Суитфейс, прочитает мораль, что бродить ночами не хорошо, — пошутил Барти. Регулус фыркнул. Летиция, как показалось, также улыбнулась краешками губ.

— Ничего, тебя он любит, — хмыкнул Рег. — В случае чего натравим его на Брокльхерст, — улыбнулся он своей шутке.

— Тиция... — неожиданно задумчиво спросил Барти. — А что за человек был этот... Фенвик? Ты ведь у него училась...

Регулус насторожился. Несколько звезд вспыхнули сильнее, послав волны света. "Интересно, какая из них Полярная?" — задумался Барти, прищурившись на их прозрачные блики.

— Я и раньше его немного знала, — голос Летиции стал ниже и печальнее. — Он племянник моего домашнего учителя. Мистер Стормфильд заболел после того, что случилось. А Фенвик... Он интересный человек, увлеченный. Мне кажется, такие не могут быть расчетливыми преступниками: думаю, в душе они чище других.

— А уроки? — осторожно спросил Барти. Отступив чуть назад, он положил ладонь на камень и тотчас одернул ее: базальт оказался невероятно холодным.

— Хорошо вел, — Летиция моргнула. — Думать нас заставлял. Не то, что Суитфейс.

— Просто... — Барти вдруг решил избавиться от давно мучившего его вопроса. — Я был на Пасху у Фоули, и там многие сомневались, что этот Фенвик..

— ... А он и не виновен, — глухо отозвалась Летиция. — Ты разве не знал? В конце августа поймали некоего Митчелла, и он признался. Сейчас многие обвиняют твоего отца, — бросила она быстрый взгляд, — и Лонгботтома.

— И он... Действительно виноват? — прошептал Барти, чувствуя, как все похолодело внутри.

— Кто знает? — задумчиво отозвался Регулус, высунувшись с парапета. — Может, да, а, может, признания их него выбили... Мать не верит, что он виноват... — закончил он.

— Получается, отец... — Барти почувствовал как внутри нарастает холод. Перед глазами поплыло перекошенное неприязнью лицо Леи Мюррей. Они ненавидели его. Ненавидели за то, что его отец посадил ни за что хорошего учителя, хотя, как оказалось, виноват был другой.

Летиция молча продолжала смотреть на звезды. Регулус молчал и, отвернувшись, почему-то напряженно взглядывался в темноту.

— Рег... Рег... Ты знаешь, где Полярная звезда? — неожиданно забормотал Барти. На душе было странное чувство, будто его облили болотной жижей. Сам себе он казался сейчас противным и мерзким.

Глава 8. "Эра Дирборн"

Следующим утром Барти проспал допоздна. Начиналась суббота, и у первокурсников не было уроков. Всю ночь ему снился сон, в котором отец, усмехаясь, надевал любимую фетровую шляпу, а мать умоляла спасти школу от облав Лонгботтома. Отец желчно смеялся, исчезал в потоках темно-лилового дыма, а затем неожиданно оказывался снова за столом. Проснувшись, Барти испытал невероятное облегчение. Часы показывали десять. Мадам Помфри поставила возле его кровати легкий завтрак из сыра, ветчины и вишневого сока, и Барти протянул руку к маленькому подносу.

— Наш больной, верно, чувствует себя лучше? — раздался возле ширмы немного манерный и насмешливый голос.

— Морти! — радостный Барти поставил сок на тумбочку и помахал приятелю. Шедший следом за ним Регулус также кивнул другу.

— Двое старых верных друзей — вот, что нужно одинокому больному человеку! — патетически продекламировал Мальсибер, присев на соседнюю кровать.

— Это остроту ты позаимствовал у Джером-Джерома из его „Трое в лодке не считая собаки“? — улыбнулся Барти, пригубив сок. Солнечный лучик прорвался сквозь белую больничную занавеску и начал бегать по соседней подушке.

— Нет, с этим всезнайкой просто невозможно разговаривать, — Мальсибер шутливо поднял руки вверх. — А потому, сэр, в наказание за всезнайство мы принесли ваше любое блюдо!

При этих словах Регулус бросил в друга каким-то желтым шаром. Барти поймал его на лету и сразу счастливо улыбнулся.

— Лимон…

— Да, лимоны, который вы так любите поедать, сэр, — ответил Мальсибер. — Наслаждайтесь им и не пускайте на мясо бедного Монморенси*!

— А ты не бойся, он собак не ест, — парировал Барти, погладив невидимого фокстерьера. — Жаль не могу почесать нашего Монморенси!

— Монморенси еще не оправился от мыша, — потер руки Мортимер. — Пришло время следующего хода, джентльмены! — закинул он ногу на ногу.

— Можно наколдовать ей лужу, — предложил Барти, чувствуя во рту приятную кислоту.

— Или смолу, — Блэк взял кусочек сыра. — Чтобы прилипла в ней. — Райвенкловец не выдержал и фыркнул, представив себе эту картину.

— Да не так, не так, — Мортимер наклонился и повертел длинными кистями. — Ну посмеются проходящие над Дирборн, а что дальше? Подбежит какая-нибудь дура Риверс и уберет лужу.

— Надо сделать так, чтобы над ней смеялись все… — задумчиво сказал Барти.

— Ну… Правильно… — проговорил Мортимер с заговорщицким видом. — Например, прислать ей письмо с рассказом о ее великих способностях.

— Так она его одна и прочитает, — вздохнул Регулус. — Еще поверит, что так оно и есть.

— А мы сделаем что-то вроде громовещателя, — продолжал Мальсибер. — Пошлем школьной совой!

— Опасно, — покачал головой Барти. — Брокльхерст и так угрожает. Еще чего доброго отнесет письмо МакГонагалл, а та проверит его на почерк.

— Верно.. — кивнул Регулус. — Брокльхерст, гадине, не помешало бы устроить „шоколадный день“ за крысятничество! — скривился он.

— А мы попросим написать кого-то другого… — соображал налету Мальсибер. — Может, Мелифлуа… Или кого-то из первокурсниц…

— Но это — раскрыть нашу тайну, — с удивлением посмотрел на него Крауч. — Ну, не ровен час, проболтается?

— Надо найти такую, чтобы не проболталась… Гести или Адель… — в голубых глазах Мортимера мелькнула какая-то мысль.

Когда Мортимер и Регулус ушли, Барти углубился в „Историю Месопотамии“. Окно опутывали удивительного потоки солнечного света, и мальчик залюбовался их видением. Лучи словно манили его на улицу, и вместе с тем несли с собой неясную тревогу. Несколько минут Барти рассматривал лучи, а затем понял, что именно его тревожит. Отец! Эта мысль не давала ему покоя со вчерашнего похода на Астрономическую башню. Подумав немного, Барти решил сходить в библиотеку и сам посмотреть материалы процесса над Фенвиком. Даже на основе беглых газетных статей можно понять, был ли виновным его отец или же дело было в чем-то ином.

Лучи становились все плотнее, погружая мальчика в приятную дремоту. Очертания комнаты поплыли, а между кроватями замелькали странные фигуры. Барти не знал сколько именно он пролежал в состоянии света. Его вывел из-забытья странный шум. Мальчик протер глаза и присел на кровати. Двери палаты открылись, и в них показался испуганный силуэт мадам Помфри. Эльфы втаскивали носилки, на которых лежала едва шевелившаяся фигура рыжей девочки. Следом в больничное крыло пытался ворваться сутулый мальчик с длинным носом и сальными черными волосами. Барти показалось, что он никогда не видел такого болезненно желтоватого оттенка кожи.

— Сюда нельзя, мистер Снейп, — властно остановила его рукой мадам Помфри.

— Но… Как… — прерывающимся голосом спросил мальчик; он выглядел обезумевшим.

— Мисс Эванс в опасности. Повторяю, вам сюда нельзя, — медсестра закрыла проход рукой. Присмотревшись, Барти вспомнил эту пару — тех самых слизеринца и гриффиндорку, которые удивили его дружеской беседой в Большом зале.

— Она разбилась! Понимаете, раз-би-лась! — закричал Снейп, выделяя по слогам каждое слово.

— О, я-то отлично понимаю, — кивнула мадам Помфри. — А вот понимаете ли вы, что мисс Эванс нужен покой? — остановила его властно женщина.

Черноволосый мальчик, казалось, застыл в шоке. Заломив руки, он стал наблюдать пустым взглядом из-за дверного проема.

— Так, мистер Крауч, можете быть свободны, — бросила находу медсестра. — Кладите, кладите мисс Эванс туда, — указала она на маленькую ширму.

Барти со вздохом встал с кровати. Сама по себе выписка была приятным событием. Но то, что его так бесцеремонно прогнали из-за какой-то там Эванс, вызвало омерзение. Барти еще раз посмотрел на ширму. „Возятся с ней, как с принцессой“, — фыркнул он про себя. Затем, привстав, начал осторожно переодеваться. На груди поселилась неприятная тревога от предстоящего возвращения в гостиную.

* * *

Выйдя из больничного крыла, Барти с интересом заметил, что их планы в отношении Дирборн уже реализовали. В самом начале Малой галереи индиец Аджит Патил стал жертвой нападения своих однокурсников — Хемиша МакЛагена и Кеннета Саммерби. Наколдовав подобие смолы, они весело смеялись, глядя на упавшего в нее Аджита. Через несколько минут к ним присоединилась белокурая хаффлпаффка Пенелопа Чаррингтон, которую, как слышал Барти, звали просто „Пенни-Черри“.

— Индусы любят благовония, — равнодушно заметил Хемиш, глядя на безуспешные попытки Аджита подняться.

— Так им, черномазым, и надо, — захлопала в ладоши Пенелопа.

— Минус семь баллов, мистер МакЛаген, — к удивлению Барти их сняла кудрявая староста Гриффиндора Гестия Джонс.

— Со своего колледжа? — хлопнула ресницами Пенелопа.

— И минус три балла с Хаффлпаффа, мисс Чаррингтон, — добавила Гестия. Подойдя, она взмахом палочки убрала лужу и помогла маленькому индийцу подняться.

Барти осмотрелся. Идти в гостиную и слушать подколки относительно своего падения ему не хотелось. „Хорошо бы садануть тварь Мюррей заклинанием“, — подумал с яростью Барти. Оставалось посидеть в библиотеке. Да, пожалуй, так в самом деле будет лучше… Развернувшись в коридоре, мальчик пошел в сторону третьей лестнице, ведущей к библиотечному залу.

Читальный зал, как обычно, утопал в приятном полусумраке. Вдоль длинных деревянных столов горели несколько десятков летающих свечей. За столиком рядом со стеллажами сидели гриффиндорки Одри Вэйн и Матильда Роббинс, делавшие выписки из учебника по травологии. Взглянув на проходящего райвенкловвца, Матильда не выдержала и хихикнула в кулачок. Барти, нахмурившись, достал подшивку „Пророка“ и принялся изучать материалы по делу Фенвика.

К удивлению мальчика, информации оказалось мало. Заметка об аресте Стюарта Фенвика, заметка о его обвинении в подготовке теракта, — вот, пожалуй, и все сведения, которые удалось почерпнуть из газеты. Барти заинтересовала пресс-конференция отца, в которой тот фактически перекладывал ответственность на Лонгботтома. В былые времена мальчик, возможно, поверил бы этой публикации. Однако теперь, увидев своими глазами, насколько Лонгботтом зависим от его отца, Барти не сомневался, что именно тот дал приказ арестовать Фенвика. Грустно осмотревшись, Барти снова почувствовал что-то похожее на боль.

— Барт… — мальчик вздрогнул, почувствовав прикосновение к плечу.

— А? — Вздрогнув, он резко обернулся: перед ним стояла тонкая фигура Адриана Мюллера. Тщедушные лопатки казались неестественно искривленными, словно злой колдун в детстве велел мальчику сгибать спину при посадке.

— Здорово, что ты выздоровел… — кивнул Адриан, словно говоря о каком-то давно решенном событии.— Изучаешь материалы про Фенвика? — Адриан как обычно начал без экивоков, а сразу перешел к делу.

— Эм… — на миг Барти задумался не солгать ли, но тотчас понял, что отпираться бесполезно. — Ну да… — В отдалении возле стеллажей сидели за домашней работой Эрнестина с Лавинией, но Барти твердо решил не подходить к ним первым.

— Я знал, что ты здесь будешь.. — загадочно подмигнул Адриан. — Есть что-то интересное? — наклонился он над газетой.

— Да как тебе сказать… — замялся Барти, рассматривая темные волосы собеседника: они были неопределенного цвета, не черные и не русые, а именно темные. — Тут из публикации выходит, что усадил его… — голос мальчика предательски дрогнул… — Лонгботтом…

Барти отвернулся от газеты и прищурился на отблеск свечей. В душе он ни минуты не верил в собственные слова, и все же сказать плохо о собственной семье он в присутствие Мюллера не мог. Закусив губу, он вдруг почувствовал на сердце тупую боль: боль от того, что и Адриану, и сидящей в отдалении Лавинии нечего скрывать о своей семье, а ему, Бартемиусу Краучу, приходится постоянно юлить и уворачиваться.

— Кстати, может быть, — задумчиво кивнул. — Лонгботтом безжалостный тип…

Витая свеча сделала в воздухе разворот и зависла над их столиком. Барти бросил на друга беглый взгляд. Сейчас ему ужасно хотелось понять, верит ли сам Адриан собственным словам или говорит это исключительно ради него. Лицо Мюллера оставалось, однако, бесстрастным. Уткнувшись в колдографию, он равнодушно наблюдал за жесткими движениями мистера Крауча перед журналистами.

— Слушай, а у тебя все родные в Германии? — неожиданно спросил Барти, решив сменить тему. Подбежавшая к грифиндорцам мадам Пинс за что-то пробирала невысокого мальчика с мелкими чертами лица, чем-то неуловимо напоминавшего крысу. Одри Вэйн, глядя на эту сцену, снова прыснула. Барти окинул ее ехидным взглядом и снова повернулся к приятелю.

— Нет, только брат деда, — охотно отозвался Адриан. — Мы к нему иногда ездили в Ганновер. Есть еще его племянница — она в русской зоне под Эрфуртом живет. — А отец убежал еще в тридцать шестом вроде…

— Твоя семья бежала от Гриндевальда? — удивлению Барти не было границ. Не далее, как вчера, он подумал, что родители Адриан, наверное, переживают за разгром Германии, коль скоро он так любит подчеркивать свою немецкость.

— Ну, да… — Адриан посмотрел на приятеля с легким недоумением, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. — Отец ненавидел „Высших неизвестных“ и нацистов, вот и бежал. Только трудно это было сделать… — задумчиво посмотрел мальчик на отблеск вспыхнувшей свечной балюстрады. — За создание незарегистрированного портключа можно запросто залететь в лагерь, а разрешение на аппарацию давали только в канцелярии СС.

— А невидимость? — Барти, отодвинув газету, с нескрываемым интересом смотрел, как его собеседник болтал длинной ногой.

— Не годится. Враз накроют, — покачал головой Адриан. — Гриндевальд сумел наложить какие-то чары на все заклинания невидимости. Точнее, создать какую-то гадость, следящую за использованием невидимости… — помотал он рукой. — Вот отец и бежал в Люксембург через Арденны.

— С матерью? — с интересом вскинул голову Барти.

— Нет, — нахмурился Мюллер, словно не желая о чем-то говорить. — Нет… С матерью он познакомился в сороковом, когда в Амстердам приехал. Она англичанка, вот и предложила ему ехать к вам.

— Я был в Амстердаме… — Задумчиво вздохнул Барти. — Красивый город! Помню, мама меня водила по Принцен-граахт… Там кругом ивы… — прищурился он, словно вспоминая что-то счастливое.

— Наверное… — подтвердил Адриан. — Только тогда там было жутковато… Полно беженцев: и маглов и магов. Еле успели на корабль за день до закрытия портов… Отец себя за врача выдавал, чтобы к военным попасть.

— Но потом все закончилось, когда приехали в Англию? — с интересом спросил Барти, поправив замок на сумке.

— Нет… Только началось… — Адриан помассировал лоб. — Отца с матерью приютили родственники матери, Флинты. Говорит, только так и избежал лагеря. Отца там все время „гриндевальдовской гнусью“ называли, — фыркнул он. — Мы ведь немцы… Враги, — прикусила он губу.

За окном вечерело. Хотя осень только начиналась, школьный дворик уже аккуратно подмели, словно ожидая скорых туманов и первого снега. Барти вдруг поймал себя на мысли, что уже в августе в воздухе поселяется странная дымка, которая словно покрывает небо матовым стеклом. От недели к неделе она становится все гуще и гуще, пока, наконец, не превращается в низкие тучи, извергающиеся дождем и мокрым снегом. Говорят, в Хогвартсе зимы будут куда более суровыми, чем в Лондоне.

— Погоди… Но ведь ты наполовину англичанин? — неуверенно спросил он, скорее спрашивая, чем утверждая мысль.

— Я — немец, — неожиданно расправил плечи Адриан и с неприязнью посмотрел на подошедшую к стеллажу Дину Вайсберг. Барти вздрогнул. Такую холодную злость он, пожалуй, видел впервые.

* * *

В ночь на понедельник Барти долго проворочался без сна, чувствуя на сердце неприятный холод. В воскресенье они с Регулусом и Мортимером долго сочиняли забавное письмо для Лиззи, которое собирались отправить совиной почтой. Мальсибер каким-то образом сумел надавить на первокурсницу Аделину Макс, которая не только красиво переписала текст, но и торжественно поклялась молчать. Завтра, разумеется, должен был быть веселый день, и все же… Смеясь вместе с друзьями, Барти чувствовал, как на сердце появляется холодок: что если их уловка каким-то образом раскроется? Говорить об этом смеющимся Регу с Мортимером не стоило: трусость явно не прибавила бы к ему уважения друзей. Однако, оставшись один на один с собой в постели, Барти чувствовал, как в голове сами собой всплывают неприятные вопросы.

К удивлению Барти, о его падении с метлы забыли. За завтраком Большой зал гудел рассказами о падении грязнокровки Эванс. Со стороны слизеринского стола слышащая веселый нежный голос Эльзы Смит, которая походя бросала замечания о „тупых грязнокровках“. Синеглазая Электра Мелифлуа охотно поддерживала подругу, утверждая, что „рыжая грязнокровка“ просто хотела повыделываться перед Поттером. Темноволосый мальчик, которого Барти видел в больничном крыле, недовольно хмурился и, поймав насмешливый взгляд Электры, уткнулся в тарелку.

— Я тебе говорил, что рыжая дура не полетит? — раздался насмешливый голос Бертрама Обри, когда Барти присел за столом рядом с кивнувшим ему Адрианом.

— Нет проблем. Два галлеона твои, — охотно кивнул рыжий третьекурсник Джером Фелтон, словно признавая свое поражение.

— Она не полетела, как и ты, — Пандора Касл посмотрела на Барти широко открытыми глазами.

— Весьма признателен, что ты ставишь нас с рыжей на одну доску, — холодно заметил Барти, подвинув яичницу. Бертрам Обри послал ему жест одобрения.

— Смотри, Касл, а то отец Барти заинтересуется твоей любовью к мышам, — фыркнул Филипп Свайгер, подвинув кубок. — Мыши, знаешь ли, принадлежат к темномагическим животным! — усмехнулся он, потеребив бахрому синей скатерти.

— Это неправда, — утвердительно сказала Пандора, словно объясняя что-то младшему брату, но ее слова утонули в смехе райвенкловцев.

„Неужели сейчас?“ — подумал с ужасом Барти, глядя, как со стороны волшебного потолка к столу Хаффлпаффа приближается серая сова. До этого момента все происходящее казалось ему шуткой или игрой, и только сейчас, видя летящую птицу, он с ужасом думал, что их игра может на сей раз иметь отвратные последствия. Профессор Слагхорн, как ни в чем не бывало, говорил с Роландой Хуч, время от времени взмахивая пухлыми руками. „Ему жаль Эванс?“ — с интересом подумал Барти, глядя на декана Слизерина.

Ему не удалось ответит на свой вопрос. Птица присела на стол Хаффлпаффа перед Дирборн, протянув ей лапку. Дрожащей рукой девочка отвязала его. Пергамент тотчас вырвалась из ее рук и, замерев над столом, стал вещать:

Дорогая и несравненная мисс Лиззи Дирборн!

Мы, мужская половина первого курса, с восторженным придыханием сообщаем, что мы все у твоих ног! Мы так робки и беззащитны перед твоим умом, что наши сердца принадлежат тебе и только и тебе! Наши восторги перед тобой начались с того мига, как профессор Спраут на первом уроке отметила твой ум при сортировке гербариев. Наше почтение возросло, когда ты, прекрасная Лиззи, взмахнула палочкой по просьбе профессора Флитвика. Поверь, это было несравненное зрелище, когда твоя палочка осталась недвижимой и не выпустила ни одной искры. И, наконец, наши восторги дошли до экстаза, когда ты, несравненная Лиззи, ставила смелые научные эксперименты на уроке у профессора Слагхорна. Уверены, такая девушка может кушать сердца мужчин на завтрак вместо бутербродов!

Голос затих. Письмо вспыхнуло и мгновение спустя упало на стол, вспыхнув странным пламенем. Секунду раскрасневшаяся Лиззи непонимающе смотрела на рассыпавшийся по желтой скатерти пепел. Затем, закрыв личико руками, громко зарыдала. Мэрион обняла ее дрожащие от всхлипов плечи. Затем, погладив, по волосам, с неприязнью осмотрела хохочущий зал.

Смеялись почти все. Со столов Слизерина слышались не только смешки, но и аплодисменты. Со стороны Гриффиндора раздавались не только смешки, но даже улюлюканье, хотя Фрэнк Лонгботтом нетерпеливо одернул особо усердствующих Хемиша МакЛагена и Сильвера Саммерби. Смеялся даже кое-кто из Хаффлпаффа. Барти, прослушав собственный «шедевр', неуверенно повернулся к столу Слизерина, но ни Регулус, ни Мортимер не послали ему взглядов. Наверное это было правильно… Подвинув позолоченную тарелку, мальчик стал нетерпеливо теребить ее.

— Тихо! — строго сказала профессор МакГонагалл. — Попрошу соблюдать тишину! — как и обычно от ее слов стало прохладно на душе. Смех оборвался на половине. Директор Дамблдор строго осмотрел зал из-под упавших на нос очков.

Барти с ужасом подумал, что вот сейчас, в следующую секунду на него покажут пальцами и крикнут: „Это он“. Но ничего не происходило. Неуверенно подняв глаза, он посмотрел на учителей.

— Альбус, прошу вас… — пухлая профессор Помона Спраут неуверенно посмотрела на Дамблдора.

— Мы обязательно разберемся в такой омерзительной истории, обещаю, — сухо кивнула МакГонагалл. Глядя на ее очки, Барти снова почувствовал страх. Такая женщина безусловно доберется до сути, что бы ни стояло у нее на пути…

— Идем? — дернул его за рукав Адриан.

— Давай, — машинально ответил Барти. Сидевшая рядом Пандора Касл неожиданно встала и сделала шаг к столу Хаффлпаффа. „Неужели пошла утешать дебилку Дирборн?“ — подумал с изумлением Барти, глядя, как уже Полли Уилмор и Стефани Догвуд вместе с Риверс утешают однокурсницу. К ним быстрым шагом подходила гриффиндорка Алиса Брокльхерст, вид которой вызвал у Барти гримасу отвращения.

— Как думаешь, кто послал письмо? — задумчиво сказал Адриан, когда они с приятелем едва протиснулись через тяжелую дубовую дверь.

— Да кто угодно, — развел руками Барти. — Может, кто-то из Хаффлпаффцев. Может, грифы… Видел, как улюлюкал МакЛаген?

— Как-то уж слишком очевидно… — задумчиво ответил Адриан. — Если он написал, зачем ему так улюлюкать, согласись?

— Грифы, что ты хочешь… — улыбнулся через силу его собеседник, и тут же вздрогнул. Прямо со стороны входа в Малую Галерею к нему подошла высокая фигура профессора МакГонагалл.

— Мистер Крауч… — женщина строго посмотрела на него… — Прошу вас немедленно следовать за мной!

„Неужели… Оно?“ — с ужасом подумал мальчик, глядя на ее изумрудную мантию и аккуратно уложенный пучок волос. Ущипнув себя за ладони, Барти попытался, как мог, сохранить самообладание.

— Идемте. Думаю, это не займет много времени, — покачала она головой, внимательно взглянув на недоумевающего Адриана.

Потупившись, мальчик последовал за дамой, равнодушно глядя, как свет пронзает сквозь огромное створчатое окно. „В опасные минуты всегда думаешь о каких-то пустяках…“, — мелькнуло в голове, когда заместитель директора открыла в стене проход. С замиранием сердца Барти пошел вверх по виновной лестнице.

Кабинет профессора МакГонагалл оказался небольшой узкой комнатой. Барти сразу понял, что она находилась на вершине одной их башен. Небольшое окно выходило прямо на квиддичное поле. Возле окна стоял стол с аккуратно разложенными стопками пергамента. В центре высилась клетка с белой полярной совой. Всю соседнюю стену занимала громадная библиотека, наполненная фолиантами и свернутыми в рулон рукописями. Сбоку стоял диван, на котором уже сидели Регулус и Мортимер. Напротив на явно наколдованной скамейке сидели Алиса и Лиззи. Барти неуверенно осмотрелся и сел рядом с друзьями. Бедность кабинета заместителя директора привела его в явное замешательство.

— Теперь все в сборе, — взмахом палочки профессор МакГонагалл развернула стол и села в удобное черное кресло. — Что же, джентльмены, жду от всех троих подробных объяснений, — строго сказала она.

Декан Гриффиндора говорила спокойно, но Барти чувствовал, как внутри разрастается ледышка страха. Сидящая за столом женщина, казалось, видела насквозь каждое его желание, улавливала каждую мысль. Регулус молчал, угрюмо потупившись в пол. Взгляд Мортимера был спокойным, но настороженным. И он сам… Барти не хотел думать о том, как выглядит он сейчас со стороны Наверное, единственный человек, кого испугалась бы сейчас строгая заместитель директора, был его отец. Отец… При одной мысли о нем Барти расправил плечи и постарался придать лицу спокойный вид.

— Прежде всего, хочу услышать объяснений от вас, мистер Крауч, — кивнула женщина.

Барти показалось, что в голосе профессора трансфигурации мелькнула неприязнь. Неужели и она не любила его фамлию? Отец, когда говорил с неприятным человеком, смотрел в одну точку. Лучше всего выбрать для этого чернильницу, рядом с которой лежал белый пергаментный конверт.

— Я не понимаю, что именно мы должны объяснить, профессор, — Барти постарался заговорить монотонным и сухим голосом. — Мисс Брокльхерт, — попытался сказать он как можно официальнее, — несколько дней назад пыталась обвинять меня и моих друзей в каких-то проблемах мисс Дирборн. Я хотел бы, — мальчик непроизвольно посмотрел на носки своих форменных штиблет, — чтобы мисс Брокльхерст объяснила, что ей нужно.

— Однако… — профессор МакГонагалл пристально и с легком недоумением посмотрела на Барти. — Мисс Брокльхерст говорит, что вы, все трое, жестоки к мисс Дирборн, начиная с поездки в Хогвартс-экспрессе.

При этих словах женщина машинально отодвинула чернильницу и пристально посмотрела на райвенкловца. Барти вздрогнул. Ему показалось, будто профессор МакГонагалл учуяла в нем что-то такое, чего не знал он сам.

— Да, правда, — Барти снова постарался говорить монотонно, преодолевая предательскую дрожь в голосе. — Мортимер пошутил с мисс Дирборн про жабу профессора Слагхорна. Но неужели… это такая ужасная шутка?

Барти с досадой ущипнул влажную ладонь: в конце концов его голос все же дрогнул.

— Что-то было… — поморщился Мортимер, словно пытаясь что-то вспомнить — Я действительно рассказал про прыгающую жабу профессора Слагхорна и добавил, что она карает всех, кто учится плохо. Но я только пошутил… — развел он руками.

— Это правда, мисс Дирборн? — строго посмотрела профессор МакГонагалл на вжавшуюся в кресло девочку.

— Да… — рискнула Лиззи, испуганно хлопая голубыми глазами. „Выдрать бы тебя ремнем, дрянь такая“, — подумал с ненавистью Барти.

— Кстати, профессор, — нервно заговорил райвенкловец. — Если шутка была столь ужасной, то почему мисс Брокльхерст, — попытался вложить он в голос презрение, — не пришла к нам в купе в тот же день?

Сейчас Барти чувствовал непреодолимое желание сказать что-то важное. Ему было ужасно стыдно от того, что он не сумел выдержать роль холодного человека, снисходительно смотревшего по сторонам. И оттого, что это не получилось, ему хотелось как можно скорее отыграться.

— Что же, это справедливо, мистер Крауч, — кивнула профессор МакГонагалл. — Однако, джентльмены, — покачала она головой, — в последнее время речь уже идет не просто о шутках. Дохлая мышь и омерзительное письмо…

— Мышь? — Мальсибер удивленно осмотрел книжный шкаф

— Мисс Брокльхерст полагает, что кто-то из вас подбросил дохлую мышь мисс Дирборн, — поправила очки женщина.

— Безыскусная сказка, — скривился Мальсибер. — Я слышал об этом, мэм… — Барти показалось, что к Моримеру вернулась его обычная веселость. — Но почему мы? Дирборн учится в Хаффлпаффе, — развел он руками.

— Логично предположить, что мышь подбросил кто-то из Хаффлпаффцев, — резонно добавил Барти. Сова ухнула и пристально посмотрела на него.

— Вы кого-то подозреваете, мистер Крауч? — с интересом спросила МакГонагалл.

— Да та же Риверс могла, — спокойно ответил Барти. — Вы бы слышали, мэм, как она ругается в коридоре! — Регулус молчал, хмуро рассматривая притихших Лиззи и Алису.

— Мэрион никогда не сделает такого, — с неприязнью посмотрела на него Алиса. — Она всегда помогает Лиззи с домашней работой.

— Ой, да мало ли что можно сделать для отвода глаз! — бросил Барти. Сейчас шрамы на щеке Алисы казались ему омерзительными.

— Успокойтесь, мистер Крауч. Не думаю, чтобы мисс Риверс пошла на такое… — вздохнула декан Гриффиндора. — Однако, мисс Брокльхерст, вам было бы хорошо чем-то подкрепить столь серьезные обвинения.

— Но письмо… — хлопнула глазами Алиса. Барти с удовлетворением отметил, что гриффиндорка едва не глотает слезы.

— Мы готовы пройти тест на почерк и разрешить все сомнения! — радостно воскликнул Мортимер, осмотрев приятелей. Регулус хмуро кивнул и приосанился. Барти снова постарался придать себе равнодушный вид.

— Ну если так… „Асio“, — прошептала профессор МакГонагалл. — Через минуту на ее столе появилось узкое утиное перо, переливавшееся странным светом. » Определитель“, — сообразил Барти. Лиззи смотрела на перо во все глаза, как на чудо.

— Прошу, джентльмены. Мистер Мальсибер, начнем с вас…

Мортимер, изобразив сокрушенный вздох, равнодушно подошел к столу. По знаку профессору МакГонагалл он взял перо. В тот же миг перед ним сам собой появился совершенно белый пергамент.

— Пишите: „Дорогая и несравненная Лиззи“, — декан Грмффиндора внимательно рассматривала слизеринца, словно в самом деле ожидала подвоха.

Лиззи, похоже, не могла слушать содержание письма еще раз и потупила голову. Послушно взяв перо, Мортимер равнодушно вывел фразу. Барти с замиранием сердца следил за тем, как его приятель в конце лихо вывел виньетку над двойными „ZZ“. Хотя текст писала Аделина, но мало какие скрытые свойства были у волшебного пергамента. В томительном ожидании прошла минута, другая, третья… Текст оставался прежним.

— Спасибо, мистер Мальсибер, — профессор МакГонагалл поправила черную мантию. — Можете садиться… — Она еще раз посмотрела на пергамент, словно не веря до конца его решению.

— Что же, теперь вы, мистер Крауч… — сказала МакГонагалл.

На душе было неспокойно. Барти, конечно, видел, что перо не способно определять мысли. И все же… Придав себе равнодушный вид, мальчик не спеша вывел заветную фразу. Пальцы замерли в ожидании — до тех пор, пока Барти не заметил, что фраза осталась неизменной.

— Спасибо, мистер Крауч. Можете быть свободны, — МакГонагалл сухо кивнула ему, а затем метнула гневный взгляд на свою ученицу. — Теперь мистер Блэк…

Барти спокойно смотрел, как Регулус не спеша вышел к столу. Он, кажется, не особо волновался за результат. Куда больше его, похоже, приводила в ярость сама мысль, что Регулусу Блэку приходится давать показания из-за какой-то Брокльхерст и, тем более, Дирборн. Прикусив губу, он с ненавистью посмотрел на пергамент и вывел фразу.

— Спасибо, мистер Блэк. Свободны, джентльмены, — сказала Минерва МакГонагалл слегка разбитым голосом.

Регулус кивнул и сухо поднялся с места, словно солдат, выполнивший приказ. Следом также спокойно встал Мортимер, хотя в его глазах мелькали лукавые огоньки. Барти, однако, чувствовал как внутри клокотала ярость. Больше всего на свете ему сейчас хотелось ударить чем-нибудь Брокльхерст, которая посмела затащить их к заместителю директора. Каждая клетка словно тряслась от лютого желания мести. Повернувшись к столу, Барти посмотрел на профессора МакГонагалл:

— Простите, мэм… Не могли бы вы проверить на пергаменте и мисс Брокльхерст… — Регулус, остановившись, изумленно посмотрел на друга. — Что-то больно много она волнуется, кто и как смотрит на Дирборн, — Барти постарался вложить в голос весь яд.

— Мне кажется, я сама решу, что нужно мистер Крауч, — спокойно ответила МакГонагалл. — Впрочем, вас, мисс Брокльхерст, я попрошу остаться. Вы свободны, — повторила женщина.

— Пусть Лиззи тоже останется! — воскликнула Алиса с внезапной горячностью; на её бледных щеках выступили пятна. — Извините, профессор МакГонагалл, но Лиззи небезопасно отпускать… С ними… — она бросила на мальчиков злой и презрительный взгляд.

— Не волнуйтесь, мисс Брокльхерст, — неожиданно сказала МакГонагалл. — Я уверена, — Барти почудилось, что в ее голосе мелькнула нотка тепла, — что мисс Дирборн ничего не угрожает.

Алиса кивнула, повинуясь неизбежному. Трое друзей и Лиззи Дирборн вышли из кабинета и стали спускаться по винтовой лестнице. Барти понуро смотрел на крутые ступеньки из темного базальта. В тишине было хорошо слышно, как неуверенно цокают каблуки Лиззи. Только когда мелькнула предпоследняя ступенька, Мортимер остановился и неожиданно повернулся к Лиззи. Следом, как по команде, остановились остальные.

— Грязнокровка, — вкрадчиво прошептал Мальсибер. — Ты знаешь таких птиц — дятлов? Они в лесах живут, — пояснил он, словно говорил со слабоумной.

— Да… — глаза хаффлпаффки расширились от испуга.

— А, знаешь, грязнокровка, почему дятлы мало живут? — притворно-ласково продолжал Мортимер. Лиззи испуганно дернулась, взглянув на высокое сводчатое окно.

— Потому что много стучат, — многозначительно ответил Барти. Регулус не выдержал и прыснул.

— Догадываешься, грязнокровка, почему пергамент ничего не показал? — вкрадчиво спросил Мортимер. — Потому что его писали не мы.

Лиззи, отчаянно хлопая глазами, испуганно смотрела на троицу.

— Да, его писали духи, — сделал Барти серьезное лицо. — Думаю, жестокие духи Карн и Ормег, — импровизировал райвенкловец. — Они были друзьями великого Слизерина и иногда снисходят на землю, дабы покарать грязнокровок.

Регулус, оперевшись на перила, кусал губу, едва сдерживая смех.

— Карн и Ормег — слуги Духа Погребения, — продолжал Барти менторским тоном. — Подумай, против кого ты выступила…

— Они существуют? — с ужасом прошептала Лиззи.

— Конечно существуют, — ответил Барти. — О них рассказывает седьмой папирус Херхора, великого жреца Рамзеса Двенадцатого, — вздохнул он, словно читал лекцию.

— Хватит её запугивать! — раздался сверху тонкий голос Алисы. — Оставьте её в покое.

Быстро подбежав, гриффиндорка встала рядом с Лиззи и схватила её за руку.

— Не слушай их, они мелют чепуху. Спускайся вниз, — продолжала она и повела маленькую хаффлпаффку за собой.

— Наше дело — предупредить… — сказал им вдогонку Барти.

С минуту друзья пристально смотрели друг на друга, а затем рассмеялись. Мальсибер, отойдя, облокотился на гранитный парапет.

— Жаль, Брокльхерст не вставили по полной, — сказал он, давясь от смеха. — А представляете: зашел бы Дамблдор и дал перца Брокель-хохель… — игриво по поводил он ладонью.

— Все еще впереди, — ехидно поднял бровь Барти. Сейчас он уже не сдерживался, представляя, как МакГонагалл ругает Алису.

— Надо постараться, — многозначительно посмотрел на друзей Мортимер. — Это будет уже ария, а не ариозо или комические куплеты, — махнул он рукой и исчез в проходе.

Некоторое время Барти и Регулус смотрели ему вслед, но вскоре услышали стук каблуков. По лестнице, нахмурившись, бежала Летиция Гэмп. На этот раз у нее на шее был повязан изумрудно-зеленый бант. Подбежав к друзьям, девочка сразу замахала руками:

— Очаровательная история! Вам самим не противно? Вы считаете, что ведете себя, как подобает джентльменам?

— Тиция, спокойно, — вытянул руку Регулус. — Мы оправданы, а Барт отлично пугнул Дирборн египетскими духами!

— Вам не приходит в голову, что она тоже человек? — нахмурилась Летиция.

— Почему нам должно быть стыдно, если она дурочка? — равнодушно пожал плечами Барти. Регулус, посмотрев на картину, весело подмигнул другу.

— По-вашему, над дурочками издеваться можно? — спрсила Летиция с неожиднной горечью.

— А зачем они нужны? — равнодушно спросил Барти. — Только место чье-то занимают.

— Еще и чувствуют себя чуть ли не равны нами, — с запалом ответил Регулус. В отличие от друга он всегда распалялся во время спора.

Летиция отступила на шаг, а затем посмотрела на приятелей так, словно те были какими-то совершенно новыми людьми.

— Они и есть равные. Нравится вам это или нет, но им тоже пришли письма. Выбираете не вы, — добавила она.

Барти потупил голову, подумав о том, что в словах Летиции был смысл.

— Ладно, Тиция, не волнуйся: Мортимер придумал кое-что, — ответил Регулус, нетерпеливо поправив значок.

— Он сказал, что это будет ария, а не ариозо, — улыбнулся Барти, попробовав свести все к шутке.

— Значит, это он все придумывает? Хорошо, будем говорить с ним, — Летиция резко развернулась на каблуках и пошла к подземельям.


* * *

Мортимер не стал откладывать дело в долгий ящик. Выждав пару дней он договорился со слизеринкой Гестер Хорнби, которая рисовала великолепные движущиеся картины акварелью и гуашью, сделать „египетский ужас“. Довольный Мортимер с заговорщицким видом сообщил приятелям, что ему это стоило разорения на новую беличью кисть, но „искусство требует жертв“. („Гести достали колонковые кисти, и она хочет беличью“, — заметил он с видом веселого интригана). Зато результат не заставил себя ждать. В субботу Дирборн получила новое письмо — на сей раз рисунок с изображением египетского саркофага, в котором лежал мертвый дятел. Рисунок был выполнен безупречно: на плоскости без перспективы и объема, как и положено египетским картинам. Барти не сдержал улыбку, видя кричащую от страха Лиззи и смеющуюся Пенелопу Чаррингтон, вслед за которой засмеялись и другие хаффлпаффки.

— Брокльхерст теперь никуда не пойдет, — бросил Регулус, когда они с Барти пошли на урок травологии. — Теперь она мальчик, кричащий „Волк!“

— Остается Риверс… — задумчиво сказал Барти, глядя на стену.

— Морти придумал лучше, — охотно поддержал приятеля Регулус. — Будет бузить МакГонагалл — скажем, что Брокель-Хохель тоже слышала наш разговор про Духов.

— Брокель-Хохель — звучит, — подытожил Барти, смеясь на изображение пухлого колдуна в старинном колпаке. Он был в хорошем настроении, написав лучше всех контрольную по трансфигурации, и мама прислала ему поздравительное письмо.

Прозрачное синее небо казалось еще летним, но в воздухе уже разливался холод. Землю покрывал желто-красный ковер опавших листьев, хотя трава оставалась зеленой. Барти и Регулус не спеша вышли к озеру, где под раскидистым деревом присела с мольбертом белокурая Гестер Хорнби. Девочку, похоже, завораживало удивительное сочетание желтых деревьев и синего неба — настолько, что она подбирала краски, стараясь передать почти сказочное ощущение осенней пустоты. Барти с легким восхищением посмотрел, как на ватмане уже появилось глубокое лазурное небо, просвечивающим сквозь еще оставшуюся желтую листву ивы.

— Очень красиво… — не выдержал мальчик, посмотрев на мольберт.

— Спасибо, мистер Крауч, — девочка ласково улыбнулась и, привстав, сделала друзьям приветственный книксен. Затем аккуратно поправила маленьким пальчиком полу фартука, закрывавшего ее золотистое платье.

— И вам, мисс Хорнби, — улыбнулся он, кивнув. Девочка наградила его улыбкой, словно уловив, за что благодарят ее друзья. Невдалеке под деревом присели под наколдованным зонтиком Имельда Пак и Аделина Макс.

— Знаешь, это правда необычно — заставить картинки двигаться, — задумчиво сказал Регулус, когда друзья подошли к маленькому усыпанному пожелтевшими листьями пригорку.

— Нужно вложить в рисунок много энергии, — ответил Барти, прищурившись на лазурь неба. — Поэтому художники пьют потом специальное зелье, — вспомнил он, как мама прилегла на кушетку, нарисовав ему динозавров в первобытном лесу. Тогда он, почувствовав странное неудобство, поскорее укрыл пледом ее тоненькие ноги.

— Ага… Знаешь, я в детстве очень интересовался энергией. Даже формулы учил, — кивнул Регулус.

— Интересовался энергией? — Барти, казалось, был искренне потрясен происходящим. Мысль о том, что Рег интересовался не историей родов, а наукой казалось ему сейчас чем-то почти невозможным.

— Ну, да, — Регулус осторожно подвинул лежавшую на траве кучку желтых листьев. — Даже палочку пытался смастерить, чтобы она была очень мощной. — Только вот не получился тот эксперимент… Там высшая арифмантика нужна…

— Ты кому-то ее показывал? — осторожно спросил Барти, глядя на застывшую на красном кленовом листе виноградную улитку. Невдалеке первокурсниками из Гриффиндора устроили шуточную дуэль, обсыпая друг друга сухими листьями.

— Нет… — помахал головой Регулус. — Отец все обещал показать Олливандеру, да потом забыл. Только Тиции… Мы с ней на детском празднике, кстати, познакомились.

Барти прищурился на видневшиеся вдали бойницы замка. Его всегда удивляло, с каким теплом Регулус говорил о Летиции. Это было странно, потому что холодная слизеринка всегда любила журить Регулуса. За все время их общения Барти ни разу не слышал от Летиции теплых слов о Блэке — тольконедовольство. Почему Рег был так привязан к ней? Мальчик хотел что-то спросить, но не успел: прямо к ним, пере прыгнув через маленький засохший ручей, подбежал профессор Суитфейс.

— Мистер Крауч, вот вы где…

— Профессор? Сэр? — переспросил Барти, глядя как профессор защиты от темных искусств снимает очки.

— Мистер Крауч… Мистер Блэк… Скорее в больничное крыло! На мистера Мальсибера, вашего друга, напали!

— Но кто… — начал потрясенный Барти, но слизеринец не дал ему договорить. Схватив приятеля за рукав, он побежал к замку. Райвенкловец едва поспевал за ним. Через пятнадцать минут они, наконец, вбежали в башню помчались по лестнице.

Мортимер в самом деле лежал в больничном крыле. Мадам Помфри, не говоря лишних слов, пропустила приятелей. Барти облегченным вздохнул: слизеринец лежал в пижаме не укрытым, а поверх покрывала; значит, не было ничего опасного. Мальсибер, держась за нос, слабо стонал. Салфетка была в крови, но сам нос оставался чистым: видимо, мадам Помфри остановила кровотечение.

— Морти… Что с тобой? — осторожно спросил Барти. Он не говорил громко: в соседней палате еще набиралась сил Эванс.

— Лонгботтом, Риверс и Блэк… Трое на одного, твари! — тонкое лицо Мальсибера исказила гримаса ненависти.

— Ты хоть одного оглушил? — участливо спросил Регулус. Оперевшись на грядушку кровати, он напоминал солдата-хранителя китайского дворца.

— Какое там… Ударили по носу и сказали, что если еще раз прицеплюсь к Дирборн… — снова скривился Мортимер.

— Так бы и сказал, — нахмурился Регулус. — Тварям надо отомстить.

— Причем быстро и жестко, — кивнул Барти. Сейчас он казался самому себе полковником штаба, склонившимся над картой.

— Главное, — сплюнул Мальсибер, — эта тварь Дирборн будет чувствовать себя победительницей.

С минуту приятели молча смотрели друг на друга. Затем Регулус не торопиться оторвал руку от грядушки.

— Знаете, — серьезно сказал Барти, — у маглов была Великая война, в которой участвовали волшебники. — Началась она с того, что убили австрийского эрцгерцога.

Мортимер приподнялся на локте. Солнце за окном стало ярче, снова осветив палату тусклыми лучами.

— Хочешь сказать, что наглость Дирборн… — подхватил Регулус.

— Будет для них „выстрелом в Сараево“, — увлеченно хлопнул себя по ладони Барти. — Ну, а мы втроем — три державы согласия! — воскликнул он. — Нападение одного есть нападение на всех!

— А что… Отменная идея… — простонал Мальсибер, непроизвольно взявшись за нос.

— Значит, решено? — Регулус посмотрел на чуть съехавшую подушку на соседней кровати. — Война? — мягко спросил он.

— Скоро будешь развешивать плакаты: „Наши други в черном теле держат кайзера Вильгельма!“ — улыбнулся Барти, кивнув Мортимеру.

— Ты просто монстр истории… — с восхищением вздохнул Блэк. От нечего делать он взмахнул палочкой, выпустил в воздух столп золотистых искр.

Посмотрев на друзей, Барти рассмеялся. Перед глазами поплыла давняя картина, как он, мальчишкой лет девяти, лазил в отцовский шкаф читать „Войну с Ганнибалом“ Тита Ливия. С первой минуты его потряс простой и легко читаемый пролог — „Так началась война“.На пергаменте мелькали колдографиии Гасдрубала, Ганнибала, Флакка и Сципиона — всех лучших друзей его детства. Больше и всего Барти поразила картина, где Фабий и Варрон омывают перед беседой руки. И почему-то сейчас, вспомнив лицо Дирборн в поезде и шутку про жабу Слагхорна, Барти вспомнил поразившую его в детстве фразу: „Увы, начать эту войну было легче, чем ее закончить“.

Примечание:

* Монморенси — собака фокстерьер, принадлежавшая трем друзьям в романе Дж. К. Джерома „Трое в лодке, не считая собаки“.

Глава 9. Пожиратели смерти

— Рег, послушай… — Барти взволнованно посмотрел на мелькавшую за ивами синюю гладь озера.

— Возникла сногсшибательная идея? — прошептал Регулус и с интересом посмотрел на приятеля. Летиция, идя чуть позади друзей, осторожно подняла два желтых и один бордовый кленовый лист.

— Возникла… Помнишь ты говорил, что увлекался в детстве магической энергий?

— Даже необычную палочку мастерил, — охотно отозвалась Летиция. Добавив в коллекцию еще один желтый и оранжевый кленовый лист, она, похоже, решила составить букет.

— Да я рассказывал Барту, — отмахнулся Регулус, точно речь шла о глупой детской истории.

— Регулус вообще — изобретатель по натуре, — явно похвасталась девочка, точно речь шла о том, какой у нее умный младший брат. — Но только скромничает.

Она вдруг широко и искренне улыбнулась Блэку и протянула ему, а потом Барти по кисточке рябины.

— Тебе бы еще добавить фазилис… — осторожно улыбнулся Барти. — Был бы настоящий осенний букет во французском стиле.

— Трудно его найти, — вздохнула Летиция беззаботно. -Еще и сушить его долго. — Поднявшись на цыпочки, она вдруг махнула мальчишкам рукой и пустилась бегом по тропинке, ведущей ко дну небольшого оврага. Первый октябрьский день выдался солнечным, и воздух, казалось, был укутан тонким осенним светом.

— А теперь расскажи, зачем тебе это? — пристально посморел Рег на приятеля.

— Понимаешь, я читал в одной книге, что есть такой волновой шторм… — задумчиво сказал Барти, глядя на Летицию, вдалеке обрывавшую какие-то длинные стебли. — Если его вызвать, можно будет хорошенько прокачать валяюшуюся Риверс.

— Гениально! — вздохнул Регулус. — Я, кстати, знаю заклинание множества импульсов. — Блэк, как обычно, оставался внешне невозмутимым, но блестящие черные глаза выдавали его с головой.

— И Риверс летает по кругу, как грешники в аду Данте, — подзадорил его Крауч. — Франческа да Римини, так сказать…

— Как раз для Мортимера, он любитель итальянской оперы, — рассмеялся Регулус.

— Месть в итальянском стиле, — развил мысль Барти, весело представляя как летает кругами важная Мэрион. — Только Риверс уродлива для Франчески…

Регулус резко махнул рукой, и Барти замолчал. По тропинке к ним поднималась довольная Летиция. Её ботинки и длинная коричневая юбка слегка намокли, но черные глаза радсотно блестели, и лицо заливал румянец.

— Пальцекорник! — Она потрясла длинными стеблями, усыпанными розовыми цветами — очень красивыми, но приторно пахнущими. — Если его засушить, в сочетании с листьями выйдет очень необычно. Осенние листья — и летние болотные цветы.

— Которые, правда, кошмарно пахнут, — добавил Регулсу.

— Не кошмарней духов Пенни-Черри, — отмахнулась слизеринка и заклинанием обсушила ботинки.

— Могу достать тебе кувшинку, если хочешь, — улыбнулся Регулус, глядя на озеро. — Последние остались…

— У меня их никогда не было, — задумчиво ответила Летиция. — Было бы интересно попробовать…

Ни говоря ни слова, Блэк рванул к озеру. Следом за ним осторожно пошла Летиция. Барти, посмотрев, как мелькает легкий плащ друга, присел на камень. Порывшись в кармане, он достал письмо, которое сова принесла сразу после завтрака. Белый пергаментный конверт был, как обычно, подписан аккуратными росчерками мамы. Вынув тонкий лист, мальчик стал читать:

Дорогой сыночек!

Как твои дела? Все ли хорошо? Очень рада, что у тебя и твоих друзей не возникло серьезных проблем. Брокльхерст просто не умна и истерична — не обращай на нее внимания. «Ноль внимания, фунт презрения», как говорится. МакГонагалл, как я поняла, разумный человек, хотя излишне доверяет своим гриффиндорцам. Надеюсь, ты дашь им хороший бой на уроках!

Барти улыбнулся. Он, конечно, не стал расписывать все детали, кто именно был автором письма Лиззи. Пусть лучше домашние думают, что идиотка Брокльхерст вовлекала их в историю с ненормальной Дирборн. Сорвав былинку, Барти равнодушно поводил ей по пергаменту и продолжил чтение:

Мы с отцом внимательно следим за твоими успехами. Отец, кстати, передает тебе спасибо за письмо с информацией о Фенвике — очень интересно, что о нем до сих пор говорят. Видимо, кто-то подзуживает обстановку. Мы рады, что ты стал лучшим по заклинаниям, зельям и защите от темных искусств. (За историю магии я и не сомневалась). Но отец требует успехов в травологии. Обрати, пожалуйста, внимание и на этот предмет.

Целую,
Мама

Дойдя до этого места, Барти вздохнул. Травология, в отличие от заклинаний и трансфигураци и, тем более, истории, не была его любимым предметом. Если по заклинаниям он уже давно просмотрел учебники за пятый и шестой курсы, то по травологии он ограничивался аккуратным исполнением домашнего задания. Барти закусил губу, глядя на пробегавших поодаль группы второкурсниц, среди которых была и Мэрион Риверс. «Скоро тебя ждет шоколадный день, голубушка», — весело подумал он, глядя на ее чинную фигуру в очках.

— Из дома? — Барти вздрогнул, услышав голос Блэка. Как обычно Регулус подошел без предупреждения.

— Ну, да, — Крауч смущенно убрал пергамент во внутренний карман замшевого пиджака, словно его поймали за каким-то странным поступком.

— Гляди, кто идет, — многозначительно улыбнулся Блэк, глядя на темно-желтый плащ Мэрион.

— Сначала бьем по Австро-Венгрии, — райвенкловец увлеченно поводил былинкой. — Но по-прежнему гундосит император Франц-Иосиф! — продекларировал он.

Регулус быстро приложил палец к губам: к ним возвращалась Летиция.

— Письмо из дома? Родные рады твоим успехам в чарах? — с участием спросила она, неожиданно тепло улыбнувшись при виде письма в руках Барти, и отвлеклась, поправляя свежие влажные кувшинки, со стеблей и желтых лепестков которых капала вода.

— Рады, — моргнул Барти. — А вот травологией, кажется, недовольны. Я же недавно получил «Выше ожидаемого».

— Ну и что? Это тоже хорошая оценка. Отец требует от тебя только «превосходно»? — Летиция с удивлением посмотрела на друга.

— Он всегда что-то требует, — махнул рукой Барти, но тут же осекся: говорить о семейных проблемах с друзьями было как-то неправильно.

— Странно, — Летиция покачала головой. — Разве можно одинаково хорошо успевать по всем предметам? У людей разные склонности. Что-то будет учить с удовольствием, что-то — просто зубрить. Нельзя все любить одинаково.

Барти показалось, что при этих словах Регулус также удивленно посмотрел на него.

— Не знаю… Отец считает как раз наоборот. — В голосе Барти послышалась предательская дрожь. — Он недоволен, что я хочу учить только то, что интересно. Говорит, что надо добывать знания там, где неинтересно. Ради преодоления трудностей. Наверное это.. Правильно… — сжал он кулак.

Разорвав былинку, он отбросил ее остатки в сторону. На самом деле, Барти терпеть не мог эту фразу отца: он никогда не мог понять, зачем нужно делать, то что не любишь, когда можно хорошо сделать любимое дело. В такие минуты отец всегда напоминал, что человек, не умеющий преодолевать трудности, станет скорее всего алкоголиком или картежником.

— Алкоголиком еще ладно, от слабости. Но почему картежником? — удивился Регулус. Барти вздрогнул, только сейчас осознав, что видимо машинально рассказал друзьям любимую фразу отца. Летиция присела на камень рядом и сочувственно погладила мальчика по руке.

— Не знаю, — Барти прикусил губу с легкой досадной на самого себя. — Для отца почему-то алкоголики и игроки в карты — одно и тоже.

Однажды, когда Барти было семь лет, он спросил у мамы, что означают карты и как именно в них играть. В тот вечер он долго крутил в руках загадочные изображения тузов и королей. На следующий день, когда мама, как обычно, занималась с ним игрой на рояле, у Барти никак не получался этюд Гайдна. Отец, прищурившись, посмотрел на сына и спокойно сказал:

— Не получается музыка… Ты кажется мечтаешь научиться играть в карты? Научишься! И ром пить тоже научишься!

С этими словами Бартемиус Крауч покинул зал. Барти, глотая слезы, долго смотрел ему вслед. Теперь, вспоминая тот хмурый ноябрьский день, Барти с неприязнью думал, что отец ему все же солгал.

— Странно, — пожал плечами Регулус. — Там ведь не просто надо карты кидать, а целая математическая система. Отец любитель расписывать пульку и в кинга, и в преферанс. Абраксас Малфой, когда гостил у нас говорил, что хороший картежник — отменный математик.

— Неужели математик? — удивился Крауч.

— А еще есть версия, что карты — модель государства, — вдохновенно продолжал Регулус: ему, кажется, понравилось, с каким вниманием Летиция остановила на нем черные глаза. — Цифры — чернь, картинки — знать. Есть рыцари, дамы и короли. Сильнее королей — тузы — князья церкви…

— Козырный туз — папа Римский? — улыбнулся Барти, посмотрев, как послеполуденное солнце освещало освещало поросшую высокой травой ложбинку.

— А самая сильная карта — джокер, — добавил Регулус. — Это ведь правда: шут сильнее короля и церкви. Он может бить всех, а его — никто! — Блэк широко и неожиданно шкодливо улыбнулся.

Барти присмотрелся. Что-то подобное он читал в одной старой книге про Средневековье. Отец, как обычно, скрыл от него целый мир, который, как оказалось, был невероятно интересным.

— Я могу навести глянец на кувшинку, чтобы он стояла долго, — сказал он слизеринке.

— Не стоит. Пусть будет живой, — ответила девочка. Регулус понимающе кивнул и смял желтый кленовый лист.

— Странная это карта — джокер, — Летиция принялась перебирать букет. — Что же он означает, если, как ты говоришь, карты — модель государства? Джокер — сильнее короля и церкви… Кто же он? И должен ли быть сильнее?

— Сразу видно, что твой отец не играет в карты, — мягко ответил Регулус. — Не выдумывай ничего. Джокер — не злой дух, а просто шут. Смех. Правда. Чего там боятся все, кто силен?

— В Средние века шуты были ужасно сильными, — поддержал друга Барти. — Они имели право смеяться над кем хотят. Правда, до тех пор, пока это удобно королю.

— Тот, кто говорит правду, слаб. Он всегда жертва, — насупилась Летиция. — За правду людей пытали и казнили веками.

— Но только не шутов, — Регулус с лукавым видом склонил голову набок. — Шут — дурак, что с него возьмешь? Его и слушать никто не станет, как все думают. Поэтому он в безопасности.

— Не всегда, — вздохнула Летиция. — Я тебе дам почитать Гюго. «Король развлекается».

— Помнишь, Слагхорн как раз ставил нам арию герцога из «Риголетто»? — повернулся Барти к другу. — Мы с мамой ходили на нее в Комингартен. Все же Верди писал непревзойденную музыку.

— Да, верно. Только книга все же поглубже оперы… — отчего-то нахмурилась Летиция. Регулус не ответил и задумчиво посмотрел на плававший в озере ворох листьев. Барти не сомневался, что его друг прочтет Гюго за один вечер.


***

Начало октября выдалось дождливым. Окна стали мокрыми от водяных разводов, закрывая густой пеленой вид на школьный дворик. Школьницы по утрам нередко рисовали пальцами на стеклах, словно магловские дети. Барти прочно обосновался в библиотеке, изучая теорию усиления волновых импульсов. Через неделю им с Регулусом не без труда удалось создать настоящее волновое поле. Переливалась синеватыми оттенками, оно парило в воздухе, обволакивая колебаниями лежащий на столике пресс-папье.

Утром в пятницу Барти спустился в Большой зал вместе с Филиппом и Адрианом. За минувший месяц у них с Филиппом произошло негласное разделение в учебе. Свайгер завоевал травологию и трансфигурацию; Крауч — зелья, заклинания и защиту от темных искусств. Барти не покладая рук трудился над травологией в надежде добиться успеха. Всю дорогу Филипп строил планы как лучше подшутить над Леей Мюррей: в последнее время Пандора как объект насмешек стала ему надоедать. Когда приятели плюхнулись за стол, Адриан как раз поддержал идею Филиппа бросить Лее в портфель пяток слизней. Барти едва не прыснул, представив себе эту картину, но его внимание привлекло оживление за столом Хаффлпаффа.

Пенни-Черри* явилась на завтрак, как всегда, распустив по плечам длинные льняные волосы. Барти с интересом следил за ней: первое, что она сделала — толкнула локтем Лиззи, уныло хлебавшую кофе, и слегка ей подмигнула:

— Что, Дирри, ждешь нового письма? Смотрю, поклонники тебя оставляют. Разожги их страсть. Сморозь опять что-нибудь на чарах или расплавь котел на зельях.

Лиззи моргнула, не отвечая, зато Риверс промолчать не могла.

— Кто бы говорил! Кто окончил прошлый год хуже всех, даже куклы Мелифлуа и тупорылого Шафика, ну-ка?

— Подумаешь, — повела плечом Пенни. — Зато меня не дразнили с первого же дня.

Лиззи виновато опустила голову. Мэрион чуть поперхнулась чаем и выразительно посмотрела на Черрингтон, поправив очки.

— Это можно легко исправить, — медленно проговорила она. — Думаю, желающие меня поддержать найдутся, правда?

— Конечно! — подхватила одна из толстушек-близняшек. — Смотри, Черрингтон, навалимся боками — задавим.

Пенни немного нервно расхохоталась.

— Такие жертвы из-за маленькой дурочки!

Мэрион демонстративно придвинула к себе чашку Пенни и стала сыпать туда соль. Рот Черри возмущенно дернулся, но она промолчала.

— Ты еще не поняла, что главная дурочка у нас ты? — Риверс говорила спокойно и угрожающе. — Подлая дурочка к тому же. Позоришь весь факультет, вот и отыгрываешься на других?

Белоголовый мальчик лет четырнадцати отвлекся от бекона, который до этого аккуратно смаковал.

— Мэрион, оставь солонку в покое.

— Ах да, — она словно опомнилась. — Вот твой чай, Пенни. Пей или уходи — другого нет.

Пенни всхлипнула, с отвращением глядя на испорченный чай, тяжело задышала, по щекам потекли слезы. Лиззи воззриалсь на нее, а потом робко погладила по плечу. Пенни, упав головой в локти, зарыдала. Мэрион со вздохом встала из-за стола и заставила её подняться.

— Пойдем, Лиз, поможем человеку умыться.

Барти с омерзением посмотрел на Риверс и, потеребив длинными пальцами, нервно сжал салфетку. Определенно очкастая хамка просто напрашивалась на хорошую взбучку. «Гляди-ка, дебилка нашла себе покровителей», — подумал он, глядя с омерзением на Лиззи. Кроме того, Барти симпатизировал Пенелопе, казавшейся ему приятной девочкой. Что же, раз Риверс наглеет на глазах будет ей отменный урок, будет… Подвинув тыквенный сок, он с интересом посмотрел на слизеринский стол, но Блэк был слишком погружён в разговор с Летицией.

На Трансфигурации был обычный практический урок. Профессор МакГонгалл дала детям задание и, присев за маленький столик, стала старательно контролировать его исполнений. Барти казалось, что строгая женщина в изумрудной мантии смотрит на него с подозрением. «Наверное, из-за мерзавки Дирборн», - размышлял Барти, превращая жуков в блестящие чёрные пуговицы для пальто. Профессор МакГонагалл всё ещё злится на него из-за Дирборн. Наверняка так оно и есть. Барти просто не мог найти другого объяснения тому, что преподаватель Трансфигурации продолжает смотреть на него как на с недоверием.

Зато травология прошла веселее. Как обычно, она проходила вместе со слизеринцами, которые держались особняком. На первой части занятия профессор Спраут стала объяснять ученикам принципы выращивания шишкороста. Следом ученики должны были перейти к высадке их рассады. Дирк Крессвел был так взволнован этим известием, что упал со стула и разбил чернильницу, содержимое которой пролились на туфли Гестер Хорнби. Барти это очень развеселило, а весь класс надрывался от хохота, когда Дирк наконец сел на место. На лбу у него красовался большой чернильный отпечаток подошвы туфли. Гестер пнула его, и Дирк потирал себе лоб.

— По пять баллов с Райвенкло и Слизерина, мистер Крессвел и мисс Хорнби, — проворчала профессор, оглядывая учеников.

— Но, профессор… — неожиданно подала голос кудрявая Аделина Макс. — Гестер не виновата. Это Дирк упал на нее. Спросите Крауча, она сама хотела поднять чернильницу!

Барт заколебался. Гул неприязненных голосов райвенкловцев напоминал о том, какую позицию следовало бы занять в споре. Но посмотрев на несчастное личико Гестер, мальчик сразу вспомнил ее чудесный рисунок. Определенно, такую милую девочку нельзя было оставить без поддержки. Почувствовал, что она умоляет его о помощи, Барти, нервно постучал пальцами и сказал:

— Гестер невиновата, мэм. Она потянулась за чернильницей, а Дирк ударился о ее туфельку.

— Вот именно, — кивнул Пьюси. — Крауч из Райвенкло, ему незачем врать. — При этих словах Пандора Касл, не говоря ни слова, наконец усадила свой щишкорост.

— Дружба со змеями дает первые плоды? — ехидно спросила Лея. Ее саженец шишкороста зашелестел, словно поддерживая ее слова.

— Что же, если так… Я возвращаю Слизерину десять баллов, — спокойно сказала профессор Спраут.

Гестер послала Барти смущенную улыбку благодарности, от которой тот сразу поучувствовал себя почти героем. Регулус, Агнесс и Аделина также закивали ему. До конца занятий дети высадили шишкоросты, хотя у Бренды, Гестер и Аделины растения брыкались и с трудом садились в кадки. Лея, Дина и Дирк смотрели на Барти с неприязнью, зато Адриан, Элоиса и Бренда явно слали ему одобрительные улыбки.

— Прочитал «Король развлекается»? — спросил Барти Регулуса, едва они стали покидать теплицы. Другие слизеринцы пошли отдельно, словно ничуть не удивляясь, что Блэк по традиции идет с Барти.

— Ну… да… — охотно ответил тот, словно они продолжили только недавно закончившийся разговор. — Тиция говорит все время, что король циничен. Хотя, по-моему, его просто жалко.

— Верди заменил его на герцога, — улыбнулся Барти. — И у него герцог получился не жалким, а просто веселым и циничным.

— Жаль не видел, — вздохнул Блэк, стряхнув сухой листок с мантии.

— Да ну? — удивленно поднял брови Барти. — Попроси Мортимера, он тебе охотно исполнит пару арий.

Было солнечно, но холодно. Легкий ветерок покачивал уже облетавшие деревья и кустарники. Барти, слегка поперхнувшись холодным воздухом, негромко кашлянул. Регулус задумчиво посмотрел на верхушку стоявшей у пруда ивы.

— Слушай, это правда, что в старые времена… герцоги и графы даже разбойничали? — спросил он.

— Говорят? — изумился Барти. — Да это исторический факт! На их фоне король из Гюго был невинной овечкой. Могу тебе дать почитать, что не только рыцари, но и высокородные сеньоры грабили обозы.

— Похоже, у нас в роду они были, — пробормотал сквозь зубы Регулус. — Мой непутевый братец явно пошел в них!

Друзья переглянулись.

— Даже особы королевской крови не брезговали грабежом, — многозначительно добавил Барти.

— Представь: сидит в засаде, на коне, в горностаевой мантиии и с золотой короной! — Регулус уже не сдерживал смех и весело смотрел в сторону приближавшейся дубовой двери. — Выжидает обоз, — добавил он.

— Кстати, насчет засады… — Крауч многозначительно посмотрел на высокую фигуру Мэрион Риверс. Девочка шла с подругами мимо деревьев и сосредоточенно смотрела вокруг.

— Думаешь? — Блэк неуверенно поднял брови. Барти показалось, что его друг, как заправский охотник, примеривается к опасной дичи.

— Другой возможности не будет, — кивнул райвенкловец.

Регулус понимающе кивнул. Быстро нырнув в дверь, ребята миновали маленькую лестницу и вышли к тускло освещенному коридору. В самом его начале был маленький простенок, отделенный начищенными рыцарскими доспехами. Напротив горел тусклый латунный подсвечник. Забежав за латы, друзья затихли: Риверс никак не могла миновать их позицию.

— Нападаем слаженно, — прошептал Регулус, прищурившись на тускло освещенный паркет коридора, по которому пробегали тусклые блики. — Ты бросаешь смолу, я импульс. Когда она упадет, выпускаем волны вместе.

— Главное, чтобы Ривви одна была, — прошептал Барти с видом знатока.

— Если что — продолжай бить, — добавил Блэк. — Эта тварь может крепко сопротивляться.

Барти с интересом посмотрел, как на лице друга промелькнула ярость. Трудно было сказать, что именно она означала: ярость охотника или отвращение к Мэрион. Или, может, жестокую готовность загонять дичь до конца, наслаждаясь ее предсмертными хрипами. Так или иначе, но Блэк, похоже, относился к их «охоте» серьезнее, чем к простому развлечению.

— Идет… — наконец, прошептал слизеринец с явным облегчением.

Мэрион Риверс в самом деле поднималась одна по лестнице. Барти всегда казалось, что ее степенная походка была неимоверно чванливой. На этот раз хаффлпаффка смотрела из-под очков сосредоточенно, словно мысленно повторяла урок. Едва ее грубые ботинки встали на последнюю ступеньку, как Регулус дернул за рукав Барти. Мгновение тот растеряно смотрел вокруг, а затем резко взмахнул палочкой и перед Мэрион выросла лужа липкой смолы.

— Impulso! — четко прошептал Регулус. В тот же миг фигура Мэрион оказалась в странном синеватом сиянии, окутавшим ее неясным светом.

К удивлению Барти хаффлпаффка, упав в лужу, не растерялась, а выхватила палочку. Преодолевая дрожь, она быстро прошептала «bombarda», направив ее на серебристые доспехи. Шлем с силой упал, заставив друзей отбежать из укрытия. Не теряя времени, Риверс бросила новое заклинание, которое заставило Регулуса схватиться за коленку.

— Impulso Vulneral! — прошептал Крауч. Видя сопротивление Мэрион, он чувствовал, как в душе поднималась невероятная ярость. Каждой клеточкой тела он ощущал неопреодолимое желание ударить по врагу как можно больнее. «Чтобы навсегда запомнила, с кем осмелился связаться», — с ненавистью подумал Барти.

— Impedi… — прошептала Риверс, хотя ее тело вибрировало в потоках синеватого воздуха.

— Impulso Maxima! — повторил Барти, выпустив новую волну вибрирующих волн.

— Прибью, сучьи потроха, — процедила Мэрион. Несмотря на потоки волн, она, сжав зубы, отчаянно пыталась поднять палочку, чтобы нанести удар по рыцарским доспехам.

— Impulso Fildius! — спокойно сказал Блэк, поднявшись с колена. — Придется поучить кое-кого манерам. — На этот раз большое синеватое поле полностью окутало Мэрион. Однако девочка к удивлению парней из всех сил сопротивлялась опасному полю и не взлетала на воздух.

— Мерлин и Моргана, — прошептал со злостью Регулус, глядя, что, Мэрион все же удается противостоять волнам.

— Не пора ли утекать? — прищурился Барти, глядя на поднимавшихся по лестнице хаффлпаффок, среди которых была и Пенни-Черри.

— Точно. Пора и смываться, — невозмутимо кивнул Регулус, хотя, судя по судорожным движениям ладони, у него все еще болело колено.

Быстро покинув укрытие, друзья прошмыгнули в соседнюю нишу. Барти, правда, не преминул выпустить в сторону Мэрион дополнительные волны. Сзади слышались веселые визги Пенелопы Чаррингтон, которая, похоже, была рада произошедшему. Скравшись за второй нищей, Барти и Регулус быстро прокрались вдоль стены и осторожно вышли в Малую галерею.

— Свободны… Теперь спускаемся вниз! — заговорщицким подмигнул другу Барти. Мимо прошли погружённые в беседу Агнесс Бэддок и второкурсник Энтони Гринграсс, которые, скорее всего, ничего не знали о произошедшем. Они, похоже, как раз направлялись в сторону лежащей Мэрион.

— Представляешь — фыркнул Регулус. — Риверс подумает на Бэддок с Гринграссом!

— Потому что слизеринцы? — сразу сообразил Барти. Пролежавшая над лестницей Серая Дама, призрак Райвенкло, поприветствовала своего ученика едва заметным кивком.

— Точно… — кивнул Блэк, — Подходят Гринграсс с Бэддок, а тут по ним компашка Риверс лупить начинает. Те в ответ. То-то побоище будет!

Барти натянуто улыбнулся. Когда он слышал фамилию Бэддок, в голове сразу возникали неясные расплывчатые воспоминания, словно эта Агнесс была старинным полузабытым именем из детства. Прищурившись на отсвет летящих свечей, Барти с неявной тревогой посмотрел на свод Большого зала.

— Ну как? — прошептал с заговорщицким видом Мортимер, едва друзья подошли к двери.

— Все по-военному, — улыбнулся Барти. — Первый удар по австрийцам! Противник разбит и оставляет позиции.

— Отлично! — подытожил Мортимер. — Скоро снова повеселимся с Монморенси!

— Львов и Тарнополь в наших руках! — провозгласил патетично Барти**.

Блэк рассмеялся. Довольный Мальсибер потер руки. Проходившие мимо хаффлпаффки Полли Уилмор и Стефани Догвуд с опаской посмотрели на друзей. Мортимер послал им ехидную улыбку. Хаффлпаффки, традиционно опасавшиеся «змеиного колледжа», поспешили ретироваться. Барти, Регулус и Мортимер весело вошли в Большой зал.

— Следующий удар по Лонгботтому, — спокойно сказал Блэк. За учительским столом профессор Слагхорн рассказывал какую-то байку Суитфейсу и Спраут, которую те слушали с большим интересом.

— Может, сначала выведем из войны Брокель-Хохель? — предложил Мортимер. — Пусть сначала увалень останется без вассалов.

— Мама его дундуком зовет, — бросит на ходу Барти. Слизеринцы переглянулись и громко рассмеялись.

— Да… Не даром мои всегда восхищались миссис Крауч, — улыбнулся Мальсибер. Прищурившись, Барти с удовольствием отметил, как хмурая Мэрион Риверс садится за стол Хаффлпаффа под веселый треп Пенни-Черри. Победа приятным холодком облегала душу.


***

Незаметно наступил Хэллоуин. Утро выдалось пасмурным и промозглым, хотя дождя на удивление не было. Барти проснулся на рассвете и, закончив письмо маме, спустился на завтрак. Регулус и Летиция также поднимались со стороны подземелий. Заметив Барти, они радостно помахали ему. Тот, не задумываясь, подбежал к друзьям.

— Сегодня Хэллоуин. Весь зал завесят тыквами, — сказала Летиция, принюхавшись к сладковатым запахам.

— Брат говорил, что они еще в воздухе летают, — важно добавил Регулус.

— Правда, летают, — подтвердила движением век Летиция. — Впрочем, скоро увидите все сами. Барти задумчиво осмотрелся. Только сейчас он подумал, что в детстве никогда не пил тыквенный сок. Мама считала его неприятным, и никогда не давала сыну, в отличие от своего любимого березового сока.

У входа в Большой зал в самом деле царил сладковатый запах. Несколько тыкв пролетали над приятелям, сделав в воздухе легкий разворот. Навстречу им промчались несколько летучих мышей. Глядя на них, Летиция не смогла подавить улыбку.

— У меня дома есть маска летучей мыши, — задумчиво сказала она, глядя на отблески свечей. В полутьме они казались сопровождавшими летучих мышей, словно свита, освещавшая дорогу знатным особам. — Точнее, черная бархатная полумаска в блестках и серый плащ. Мама сама его вышивала мне для праздника.

— Помню я тот праздник, — осторожно кивнул Регулус. — Но это ведь не тот, где мы с тобой познакомились?

— Нет, — Летиция задумчиво улыбнулась своим мыслям. — Тогда маскарада не было. Это мама сделала для следующего года. Она вообще прекрасно шьет, как будто все вещи оживают.

Барти присмотрелся. Мимо них в бесконечном потоке учеников промелькнула та самая рыжая девочка, которая разбилась на метле. Она пролежала в больнице чуть ли не месяц и выглядела еще очень бледной. Как обычно сопровождал черноволосый мальчик, старавшийся предупредить каждое ее движение. Барти едва не прыснул, видя такую заботу.

— Она ведь твоя однокурсница? — спросил он Летицию.

— Да… Лили Эванс, — нахмурилась итальянка. Барти показалось, что ее брови стали даже более густыми, чем обычно.

— Тебе она не нравится? — осторожно спросил он.

— Неприятная… — кивнула Летиция. — Не знаю, в чем дело, она вроде воспитанная, прилично себя ведет, но что-то в ней мне не нравится. Может, я не права. Профессор Слагхорн к ней благоволит, а ведь он умный человек. — задумчиво проговорила она, посмотрев почему-то на спутника Эвнас, наконец от нее отделившегося.

— Она грязнокровка, — презрительно поморщился Регулус. — Старик явно чудит… — вздохнул он.

— Дело не в том, что она магглорожденная, — ответила Летиция. — Даже не объясню, в чем. Вот с её подружкой Маккиннон все ясно: болтает такое, о чем взрослым-то девочкам стыдно было бы говорить.

— Гриффиндор, что ты хочешь, — поддержал ее Барти.

— На Гриффиндоре не все такие, — Летиция пожала плечами.

Регулус кивнул и с уважением посмотрел на друга. Летиция промолчала. Мимо прошли Мэрион, Алиса и Лиззи. Завидев парней, Мэрион бросила на них неприязненный взгляд.

— Что, Дирборн, ходим только с охраной из амазонок? — ехидно бросил им вслед Барти. Большой зала был украшен огромными тыквами, под потолком кружили сотни летучих мышей.

Регулус прыснул, не сумев сдержать смех.

— А вам бороться с Дирборн или Брокльхерст — верх героизма, — горько заметила Летиция. — Оставьте уже их в покое. Вы же джентльмены. — вздохнула девочка и развернулась к столу Слизерина. Блэк последовал ее примеру, поприветствовав тощего Кевина Пьюси.

Барти, махнув приятелям рукой, охотно пошел к своему столу. Адриан уже охотно потягивал стакан сока: судя по хмурому виду Дины они уже успели обменяться колкостями. К удивлению Бари всегда спокойная староста Флоренс Флемминг казалась взволнованной и немного раскрасневшейся. Поглядывая на подругу с распущенными до плеч волосами, она время от времени нетерпеливо теребила белоснежную манжету.

— Замечательные тыквы… — задумчиво сказала Пандора Касл, едва Барти подвинул стул. — Я их в детстве видела на огороде.

— Какая глубокая мысль, — прошептал Барти, нагнувшись к Адриану. Равенкловец хмыкнул. Дирк послал Краучу неприязнный взгляд: он, похоже, все еще дулся на него после того приснопамятного урока травологии. Однако сейчас Барти было все равно.

— Я любила в детстве ходить по огороду, — снова улыбнулась Пандора. — У нас рос репчатый лук со стрелками. Я некоторые ломала… — ее синие глаза стали большими.

— Выдрать бы тебя хворостиной, дуру, — фыркнул Филипп. Следом засмеялись Дирк и Дина.

Пандора с недоумением посмотрела на парня.

— Это очень грубо… — сказала она.

— Пришибленная, — тихонько вздохнул Адриан. — Точнее, блаженная, — подвинул он яичницу. Сегодня в честь праздника все блюда украшали кусочки тыквы.

— Интересно, что с Флоренс? — осторожно спросил Барти, беря стакан. Тыквенный сок оказался в самом деле приторно-сладким.

— Ты не знаешь? — Бренда бросила на него удивленный взгляд.

— Крауч тормозит, как всегда, — хмыкнула Лея. Адриан сокрушено поднял глаза

— Загуляла с Розье, — снисходительно пояснила Дина. — Тот Берту бросил ради нее.

Барти посмотрел на слизеринский стол. Эван Розье был высоким парнем с блестящими черными волосами. По слухам, он встречался с глуповатой Бертой Джоркинс, но сейчас, похоже, выбрал Флоренс.

— Берта чуть с ума не сошла от ревности, — моргнула Бренда, словно ела сливочное мороженое. — Шпионить за ними начала.

— Туда ей, уродке, и дорога, — отозвался Дирк. Барти взял свежий номер «Пророка» и сразу впился в заметку. Судя по последним новостям, таинственные Пожиратели смерти устроили нападение на «Флориш и Блоттс», убив двух маглорожденных волшебников. Несколько Авроров важно двигались вокруг, накрывая тела простынями. Барти вздрогнул. Было довольно странно, что темные волшебники решили напасть на книжную лавку.

— Может, им нужны были какие-то темные книги? — гадал Адриан, когда они стали пробираться к выходу из Большого зала.

— И они полезли в книжный магазин? — удивился Филипп. — Ты бы, Барт, спросил отца, — повернулся он.

— Бесполезно. Ни за что не скажет, — покачал головой Крауч. — Или скжет пару общих слов, но не более того.

— Жаль… — пробормотал Адриан.

За окном пошел промозглый обложной дождь, и окна казались были покрыты водными разливами. Барти задумался, все еще пытаясь понять, почему загадочные Пожиратели смерти носили странные маски. Были ли от желания замаскироваться или за этим стояло что-то еще? Помассировав лоб, мальчик решил посмотреть газеты, чтобы найти ответ.

Урок профессора Суитфейса оказался интересным. Поправив очки, он показал ученикам группу специально обученных корнуэльских пикси, Затем, наколдовав световой щит, он открыл клетку, показывая, на какие проказы способны эти странные существа. Дирк и Элоиса принялись шептаться, за что профессор снял с них по три балла. Недовольные райвенкловцы покинули класс. Только Пандора, нагнав Бренду и Элоису, доказывала им, что у пикси должны быть какие-то веские причины, чтобы быть такими злыми.

Урок зелий начался, как обычно. Профессор Слагхорн явился в новой темно-коричневой мантии, старательно поправляя малейшую неровность на бархатной ткани. Сделав перекличку, написал компоненты заживляюшего раны зелья. По его словам ученики должны были сегодня сварить его. Зелье, судя по всему, было повышенной сложности, коль скоро в его ингредиенты входили и виноградные улитки, и слизни. По словам зельевара, эта работа должна была стать чем-то вроде промежуточного зачета.

— Что же, время пошло, — улыбнулся Слагхорн. Развернувшись, он взмахом палочки завел старый граммофон, который наполнил класс «Шуткой» Баха.

Барти рассеянно посмотрел, как Филипп Свайгер достал рогатых слизняков и начал готовить их к промывке. Чем-то подобным занялись и Дина с Леей. Бренда, откинув косу, с омерзением посмотрела на толченые ракушки улиток. Взгляд Барти упал на съежившуюся Лиззи. Перед глазами вдруг поплыли картинки первого веселого урока, когда Слагхорн показывал им прыгавшую жабу. Развернувшись к Адриану, Барти осторожно дернул его за рукав:

— Помнишь про иглы дикобраза? — осторожно спросил он.

— Смотря что… — начал было Адриан, но затем одернулся. — Знаешь, нет… — отложил он в сторону нож.

— Слагхорн говорил, что они ускоряют любую реакцию, — прошептал Барти. — Если мы сейчас их положим котел, все будет замечательно.

— Думаешь, попробовать? — спросил Адриан, роясь в наборе ингредиентов.

— Не знаю, — задумчиво ответил Барти, открыв на нужной странице учебник. — Но иначе придется провозиться до конца урока…

Эффект превзошел все ожидания. Содержимое котла сначала забурлило, а потом покрылись легкой золотистой дымкой. Несколько брызг полетели на парту, оставив бурые пятна. Затем зелье забурлило, превратившись в странный водоворот. Мгновение спустя, он проглотил слизняков, и жидкость стала окрашиваться в желтый цвет. Полли Уилмор взвизгнула. Пандора Касл повернувшись стала с интересом рассматривать котел.

— Что случилось?! — с лица подбежавшего Слагхорна разом слетело все добродушие.

— Простите, сэр, — Барти покаянно посмотрел ему в глаза, — я просто подумал, что если добавить иглы дикобраза, зелье будет готово быстрее…

Слагхорн шумно выдохнул сквозь усы.

— Научные эксперименты — это, конечно, прекрасно, но почему было не спросить меня?! Очевидно же, что неизвестные вам реакции могут быть опасны. Рогатые слизни часто ведут себя непредсказуемо, мистер Крауч.

— Простите, сэр. — Повторил Барти. С раннего детства он четко усвоил, что в минуты ругани лучше молчать и смотреть послушно вниз.

Зельевар опять фыркнул и сказал уже примирительно.

— Должен, однако, сказать, что мистер Крауч решил очень сложную задачу. Да, получилось замечательно: иглы дикобраза вызвали эффект ускорения. В награду за это… Да, двенадцать баллов Райвенкло!

Барти поднял голову, словно не веря своему счастью. Неужели все закончилось в его пользу. Адриан смущенно улыбался, словно разделяя с приятелем вкус победы. Филипп смотрел на их котел со смесью удивления и, как показалось Барти, легкой злости. Дирк Кресслер приложил к глазам круги из пальцев, явно пародируя Пандору Касл. Лея и Дина не смогли подавить смешки, глядя на проказы Дирка.

— Но в следующий раз посоветуйтесь сначала со мной, мистер Крауч, — продолжил Слагхорн.

— Конечно, сэр.

— У вас, видимо, талант к зельеварению, мой мальчик, — весело улыбнулся профессор, едва прозвенел звонок. — Страсть с экспериментам в столь юном возрасте… Такое не часто встретишь, в самом деле.

— Спасибо, сэр, — кивнул Барти, все еще не веря, что все кончилось так хорошо.

— Благодарить вы должны себя и свое упорство, мой юный друг, — развернувшись, Слагхорн пошел к учительской кафедре. — Было бы неплохо, если бы вы зашли ко мне вечером на чай.

— К вам в кабинет… сэр? — глаза Барти вспыхнули от восторга, словно речь шла о чем-то приятном.

— Да… Именно так, мой мальчик, — улыбнулся зельевар. — К семи ожидаю вас, мистер Крауч, — поднял он пухлый палец. — Надеюсь, — спустился он по маленьким деревянным подмосткам, — вы будете столь же пунктуальны, как ваш отец!

— Благодарю… сэр… — прошептал райвенкловец. Профессор вышел из кабинета, и Барти, вздохнув, принялся складывать ингредиенты.


***

Кабинет профессора Слагхорга поразил Барти сумрачным изяществом. Комната была окутана зеленоватой дымкой, словно в ней стояли испарения. Над камином, инкрустированным диким камнем, горела одинокая лампа. Темно-зеленые шторы закрывали фальшивое окно, выходящее в водную гладь озера. Возле камина стояло плюшевое кресло, в котором сидел мастер зелий. Барти с интересом посмотрел на его черный замшевый пиджак и «бабочку» того же цвета.

— Заходите, заходите, мой мальчик! — радостно замахал он руками.

— Профессор… Сэр… — немного растерялся Барти. В полутьме было хорошо заметно, как на пиджаке зельевара сверкают позолоченные пуговицы.

— Можно было бы предложить вам сесть, но я не буду, — спокойно ответил Слагхорн. — Я хочу показать вам мой кабинет!

Барти осторожно пошел вслед за мастером зелий. Его взгляд сразу упал на непонятную фигуру, напоминавшую песочные часы с изумрудами.

— Это часы… сэр? — спросил удивленный Барти.

— Да, турецкие часы, — улыбнулся зельевар. — Они показывают не время, а ход беседы. Если она интересная, — внимательно посмотрел он на Барти, — значит, они бегут быстро. А если нет…

Профессор щелкнул пухлым пальцем по циферблату. Мелкие изумруды под взглядом удивленного побежали, пересыпаясь из верхнего отсека вниз.

— С нашей беседой все в порядке! — провозгласил довольный зельевар. — Жаль, что вы не в моем колледже, мистер Крауч. До сих пор, — снова поднял он палец, — вспоминаю вашу матушку!

— Она всегда с теплом вспоминала ваши уроки, сэр, — почтительно кивнул Барти. Огонь в камине вспыхнул сильнее, осветив чугунную решетку яркими огоньками.

— Лучшая ученица на потоке… — зельевар прищурил «черепашьи» веки. — Всегда безукоризненно выполняла любые задания и помогала подругам. Они с мисс Монтегю были просто неразлучны!

— Мама до сих переживает из-за единственного «Выше ожидаемого» по травологии, — смущенно улыбнулся Барти, глядя на шкаф с фолиантами.

— Бедная мисс Бэддок! — вздохнул Слагхорн. — Помню, как она страдала из-за этого «выше ожидаемого«… Странная нелюбовь к ней покойного Бири…

Задумавшись, Барти посмотрел на каменные стены. Он не привык, чтобы маму звали «мисс Бэддок». Эта странная фамилия снова и снова всплывала перед ним из далеко мира детства… Так звали таинственную Агнесс, которая, возможно… Училась с ним и вовсе не была таинственной?

— … Прекрасно помню, как ваш отец гулял перед выпускным по двору… — охотно продолжал тем временем Слагхорн. — Они тогда фотографировались на память. Мистер Крауч был совсем худенький и в очках: помню, как свисала него на плечах темно-зеленая мантия! — торжественно изрек профессор. — Впрочем, сейчас покажу колдографию, если не задевал куда-то.

Взмахнув палочкой, профессор установил на столик маленький чайник кофейного цвета. Едва Барти посмотрел на него, как он сам собой наполнил желтоватую жидкость в чашку того же цвета. Профессор Слагхорн, кашлянув, отошел к полкам. Изумленный Барти взял чашку и с наслаждением отпил горячую жидкость.

— Жасминовый чай, — раздался голос Слагхорна. — Поверьте, мистер Крауч, я очень люблю жасминовый чай… Ах, как звучит, правда: мистер Крауч…

Мгновение спустя зельевар вернулся с колдографией. Барти с интересом взглянул на нее. На пергаменте был запечатлен бледный юноша с удлиненным лицом, напоминавшим раннехристианских аскетов. Глаза прикрывали очки в дешевой металлической оправе. Барти присмотрелся: в его взгляде было одновременно что-то холодное и мечтательное. Это было трудно объяснить, но юноша с колдографии, казалось, мечтал о чем-то хорошем и был готов смять любые преграды, чтобы его получить.

— Лето сорок восьмого года, — вздохнул Слагхорн, отпивая чай. — Какая тогда стояла духота, боже мой…

— А мама… — осторожно спросил Барти, все еще глядя на портрет.

— О! Ваша матушка тогда закончила третий курс, — кивнул зельевар. — Мы все так радовались, что закончилась война с Гриндевальдом… — неожиданно кашлянул он в кружевной платок. Барти прищурился: такие кружевные платки он видел только у мамы и Лавинии Селвин.

— Кстати, о войне, сэр… — осторожно спросил он, чувствуя, как участилось сердцебиение. — А кто такие Пожиратели Смерти… Сэр? — добавил он поскорее.

Профессор с интересом посмотрел на ученика.

— Разве ваш отец не рассказал вам, мистер Крауч? — с интересом прищурился он.

— Нет, сэр. Он редко говорит дома о работе.

— Узнаю Бартемиуса, — улыбнулся Слагхорн. — Видите ли, мой юный друг, Пожиратели Смерти есть секта, проповедующая особые права чистокровных волшебников!

— Что же в этом плохого, сэр? — изумился Барти.

— Боже мой! Мистер Крауч… — пролепетал изумленный Слагхорн… — Впрочем, — спохватился он, — я не так выразился. — Они проповедуют… — понизил зельевар голос, словно доверял собеседнику тайну, — изгнание маглорожденных из нашего мира.

Барти посмотрел на тусклую лампу. Собственно говоря, ничего ужасного в этом требовании он не увидел. Изгнать таких как Дирборн или Эванс ему казалось скорее забавным, чем ужасным. Однако Слагхорн, видимо, не разделял этого оптимизма. Кашлянув, он снова подвинул чашку:

— Не говоря уже о том, что их вожак, Темный Лорд — величайший из когда-либо живших магов мира, — понизил голос профессор.

В дверь постучали. Стук был негромким, но настойчивым. Слагхорн посмотрел на часы и тотчас осекся.

— Батюшки ты мои, я и забыл. Мистер Снейп, входите! — воскликнул он.

Дверь открылась и в кабинет зашел тот самый смуглый мальчик с сальными черными волосами, которого Барти не раз видел возле рыжей гриффиндорки Эванс. Несколько минут он с интересом рассматривал гостя зельевара. Барти также с любопытством посмотрел на него. В кабинете, казалось, повисла странная неловкость.

— Вы знакомы с мистером Краучем, мистер Снейп? — спросил зельевар, зачем-то всплеснув руками.

— Нет, сэр, — бесстрастно ответил мальчик.

Барти, прищурившись, осмотрел его с ног до головы. «Не велика фамилия, чтобы ты так выеживался», — ехидно подумал он.

— Тогда познакомитесь… — Барти, привстав, чуть наклонил голову. Он помнил, что по этикету елизаветинских времен кивок без протянутой руки означал легкое пренебрежение. Черноволосый с интересом осмотрел его и, кивнув, отошел к Слагхорну. «Еще и ерепенится», — улыбнулся про себя Барти.

— У меня как раз дополнительный урок с мистером Снейпом, — горько вздохнул профессор. — Мистер Крауч, давайте продолжим в следующий раз, — снова кашлянул он в платок. Угли в камине потускнели, словно возвещая о приближении отбоя.

Примечания:

*Эпизод про Пенни-Черри за завтраком написан совместно с Меланией Кинешемцевой.

**Львов и Тарнополь - места первых поражений австро-венгерской армии в сентябре 1914 года.

Глава 10. Триумф и падение

— Снейп? — Регулус с интересом посмотрел на друга. — Ну есть у нас такой, правда. Болван редкий со своей рыжей…

— Слизеринец дружит с гриффиндоркой? — изумленный Барти продолжал рассматривать выбитый на стене барельеф. Друзья стояли недалеко от развилки в коридоре, ожидая Летицию.

— Еще и грязнокровкой, — добавил Регулус. — Прошлый год его за это наши как грушу использовали.

— Как в магловском боксе? — поднял брови Барти. Ему показалось что-то невероятно забавное в этой сцене.

— Ну… Почти… — замялся Регулус. — Сначала дружно водой в спальне поливали, потом устраивали салют из подушек… Однажды вообще подожгли шутки ради балдахин кровати — обещали сделать «полукровный стейк» и отправить его рыжей грязнокровке…

— Тут наверняка не обошлось без Морти, — рассмеялся Крауч, уставившись на ботинки. Вчера мама прислала ему новые темно-коричневые штиблеты, которые еще были очень жесткими.

— Согласись: «полукровный стейк» — звучит, — Регулус, глядя на смех друга, тоже не сдержался от смешка.

— О чем это вы болтали? О стейках? — подбежавшая Летиция на ходу поправила черные волосы. На ней была новая мантия светло-болотного цвета: похоже, родители сделали и ей подарок к Хэллоуину. — Вы знаете, мама жаловалась, что, когда только вышла за отца, эльфы не хотели ей показывать, как они жарят стейк и еще делают йоркширский пудинг…

— Мы о Снейпе говорили, Тиция, — прервал её Регулус. — Как из него, в частности, в прошлом году Морти с друзьями делали полукровный стейк.

Летиция отступила на шаг, её лицо сразу стало холодным.

— Очаровательная тема. Между прочим, он считает тебя своим другом. Или, по крайней мере, хорошим знакомым.

— Да бог с тобой, Тиция, — Блэк сокрушенно поднял глаза к потолку. — Снейп — придурок известный…

— Еще лучше, — вздохнула девочка. Друзья пошли вниз и каблуки Летиции мерно зацокали по каменной лестнице. — Я не знала, что ты способен лицемерить, Рег. Не вижу ничего смешного в том, что ему трудно.

— Но мы-то здесь не причем, — недовольно проворчал Барти. — Согласись, это не повод, чтобы смотреть на нас, как на царя Ирода!

— Он очень талантлив, — с упором сказала слизеринка, блеснув глазами. — Лучший по зельям!

— Конечно, лучший: Слагхорн с ним дополнительно занимается, — кивнул Барти. — Поверь, сам это видел. — Регулус кивнул в знак согласия с другом. Проходившие мимо Дина с Леей бросили на Крауча и его друзей неприязненные взгляды, но те были слишком поглащены беседой.

— Потому что видит в нем талант, — ответила Летиция живо. — Ты любишь изобретать, — повернулась она к Регулусу. — Барт любит историю, защиту и заклинания. Но у Снейпа к зельям — что-то невероятное…

Барти улыбнулся, представив забавную мизансцену, как носатый Снейп стоит за прилавком и вылавливает пиявок, погружая сачок в высокую банку.

— Ему вообще не везет что-то… — задумалась Летиция. — Странно: мне кажется, судьба должна улыбаться талантливым и улвеченным людям. А его и на факульетете не любят, и твой брат с компанией его травят. Он отвечает, конечно, но профессор Макгонагалл… Догадываетесь, с кого она предпочитает снимать баллы?

— Не удивительно, — нахмурился Барти. После истории с письмом он недолюбливал профессора трансфигурации. Миновав последний гранитный пролет, друзья стали подходить к Большому залу, возле которого уже толпились ученики.

— Такой вот у меня братец, — печально вздохнул Регулус.

Летиция не успела ответить. Мимо троицы к Большому залу подошла компания из трех гриффиндорок. Первой шла шестикурсница Гестия Джонс, префект Гриффиндора. Рядом ней шла худенькая третьекурсница Эммелина Вэнс. Завершила троицу Лили Эванс, почему-то опустившая голову.

— Да влюблена она в него, — сказала Гестия Джонс, учившаяся на одном курсе с Флоренс и Эваном. — А он выбрал другую — Флоренс Флеминг с Райвенкло. Замечали её, такая хорошенькая, с каштановыми локонами? Вот Берта из ревности и докатилась до того, что шпионить принялась. Что только нашла в нем? Он же злой, как голодная собака. Не понимаю, как можно любить злых людей.

— Спроси у нашей Лили, — фыркнула кудрявая Эммелина Вэнса. — Терпеть слизеринцев не могу. Задирают нос, строят людям пакости и выходят сухими из воды. А моя старшая сестра, Беренис — она работает в отделе по устройству судьбы сквибов — много рассказывала, что родители, учившиеся на Слизерине, проделывают с беднягами, которым магических способностей не досталось.

Летиция почему-то застыла, прислушиваясь.

— Будь моя воля, — сверкнули серо-голубые глаза Эммелины, — отделяла бы поступивших на Слизерин от остальных и отправляла не учиться, а мести улицы и мыть уборные в общественных местах.

— А будь моя воля, — раздался холодный голос Регулуса, — я бы заставил эту тварь Вэнс ползать на четвереньках и вылизывать языком ватер-клозет, — спокойно добавил он.

Летиция странно на него посмотрела.

— Это правда, про сквибов… А хотя… Не обращайте внимания, — она взмахнула руками.

Барти вздрогнул. Голос его друга неожиданно стал другим. Регулус не захлебывался от ярости, а говорил с холодной ненавистью, словно речь шла об особо ненавидимом враге, с которым по определению невозможен никакой компромисс. Барти не минуты не сомневался, что будь его воля, Рег непременно так и поступил бы с Эммелиной.

Потолок в Большом зале изображал низкое, почти снеговое, небо — настолько, что густой серый туман опускался едва ли не до тарелок. Летучих мышей и тыквы убрали, но Барти казалось, что в воздухе стоял сладковатый запах. Летиция стала что-то объяснять Регулусу, но Крауч, не слушая, быстро сел за свой стол.

Прищурившись, Барти пристально посмотрел на гриффиндорский стол, чтобы получше рассмотреть Эммелину. Девочка была высокой и очень худой — из тех, что в юности дразнят «досками». Лицо было с правильными чертами, которое, однако, портили тонкие, вечно поджатые губы. Сильно вьющиеся русые волосы падали до плеч. Не обращая на него внимания, гриффиндорка подвинула блюдо с омлетом. Ее движения казались резкими и очень быстрыми.

— Ты знаешь, кто такая Эммелина Вэнс? — спросил Барти Джексона Корнера, пока Филипп по традиции подшучивал над Пандорой Касл.

— Что, влюбился? — второкурсник Бертрам Обри, услыхав разговор, повернулся к Краучу. — Не горюй, она страстная поклонница твоего отца. У тебя все шансы!

Барти хотел было что-о возразить, но, подумав, равнодушно подвинул свежий номер «Пророка». Передовица сегодня была короткой заметкой:

Удар по темной магии

Департамент магического правопорядка подготовил новый законопроект о противодействии темной магии. Документ предполагает расширение контроля над книгами, проедающимися в Лютном переулке. Владельцы лавок, продающие темные артефакты, должны будут допустить к себе специальные комиссии министерства. Их целью будет проверка характера деятельности, осуществляемой подобными волшебниками. 30 октября с. г. Пожиратели смерти совершили набег на магазин «Флориш и Блоттс» в Косом переулке. Министерство, таким образом, оперативно отреагировало на это событие.

Колдография изображала его отца, объясняющего что-то журналистам. Барти краем глаза заметил, как Лея и Дина с неприязнью смотрят на него. Адриан нетерпеливо посматривал в газету из-за его плеча. «Словно я принял этот законопроект», — подумал с яростью Барти. Ему казалось, будто сейчас почти все взгляды устремлены на него, как на виновника произошедшего.

К его удивлению, одна из серых сов подлетела к Фрэнку Лонгботтому. Парень распечатал письмо. Бумага разорвалась и продекламировала на весь зал:

Уважаемый дундук!
Отоприте свой сундук,
Где сидит ваш бурундук,
Очень любящий фундук.

Зал грохнул. Сменялись все четыре стола, даже гриффиндорский. Филипп Свайгер, уронив голову на руки, беззвучно смеялся, глядя в стол. Хемиш МакЛаген сделал неприличный жест. Смеялись Нелли Гамильтон с подругами. Алиса Брокльхерст неприязненно посмотрела на слизеринский стол и ласково погладила Фрэнка по плечу.

— Вот шлюшка, — прошептал Филипп, сделав серьезное лицо. — Второй курс, а уже готова в койку к Фрэнку сигнуть!

— Шлюшка? Да она страшна, как моя смерть, — скривился Барти, вспомнив любимую фразу отца о некрасивых женщинах. Его слова были встречены гулом одобрения.

— Возможно, Фрэнк горячий мужчина, — хмыкнул Бертрам Обри.

— Ленивый увалень, — отозвалась одна из старшекурсниц. Несколько взглядов почему-то обратились на Флоренс, которая, потупившись, посмотрела в позолоченную тарелку.

— Все, хватит! — раздался голос профессора МакГонагалл.

— От этих дурных шуток в последнее время не стало житья, — проворчал профессор Слагхорн. Сидящий рядом с ним Суитфейс недовольно покачал головой.

— Говорят, при Диппете за такое сразу пороли… — прошептала Бренда Шарп.

— Вот, представь, тебе бы влетело, Касл! — начал было Филипп свою любимую поддевку, но сейчас его никто не поддержал.

Закончив завтрак, Барти поднялся из-за стола, где его уже дожидались Регулус и Летиция. Первым уроком у райвннкловцев была травология, и они должны были идти вместе с Регулусом. Однако, едва Барти подбежал к другу, как Мортимер с заговорщицким в дом подошел к друзья.

— Ну как? — прошептал он, развеяли руками.

— Ты? — спросил Регулус. Он говорил спокойно, но в голосе чувствовалась восхищение.

— Точнее, Эльза. На мне была техническая часть. Эльза, кстати, шлет благодарственный поклон миссис Крауч за идею! — рассмеялся Мортимер, потеребив кожаную ручку темно-фиолетового портфеля.

Барти осмотрелся. Эльза Смит считалась самой красивой девочкой Слизерина из-за удивительного сочетания распущенных белокурых волос и глубоких синих глаз, который иногда отливали зеленым сиянием. Держалась она с удивительно надменным видом, который очень шел к ее кукольным чертам лицам. Заметив Мортимера, Эльза не спеша пошла в его сторону.

— Доброе утро, — сделала она церемонный книксен. Барти и Регулкс наклонили головы.

— Что скажут дамы насчет наших действий? — подмигнул Мортимер. Мимо промелькнула группа шестикурсников из Гриффиндора, уткнувшаяся в раскрытый номер «Пророка» и бурно обсуждавшая законопроект министерства.

— Дамы приветствуют державы Согласия, — улыбнулась Эльза краешками губ, — и машут платочками нашим отважным войскам.

— И готовы помогать им во всем! — подбежавшая тоненькая Электра Мелифлуа также наградила ребят книксеном.

— Победа будет за нами, — подытожил Барти. Эльза пристально посмотрела ему в глаза и слегка опустила веки.

***

Дождь медленно барабанил в окно, заливая мутное стекло. В ноябре ливни стали долгими и промозглыми. Барти рассеянно отложил книгу по травологии: в последнее время он отчаянно работал над этим предметом, надеясь получить долгожданное «превосходно». Если бы дело ограничились только знанием трав и грибов, Барти давно стал бы лучшим по этому предмету. Но, к сожалению, приходилось копаться в земле, а это у Барти не очень получалось. («Здесь нужны не только знания, но и умения», — как любила говорить профессор Спраут). Кроме того, на травологии мало было рассказать о растениях, — нужно было уметь быстро определять их по внешнему виду, что Крауч не любил. Оставалось лучше всех знать теорию. Барти еще раз посмотрел на свой пергамент со старательно нарисованной классификацией лжебелых грибов…

На душе было весело: накануне Мортимер с друзьями использовали против Алисы Брокльхерст дьявольские силки. Гриффиндорка, конечно, помнила, что они бояться огня и света, но слизеринцы предварительно отобрали у нее палочку. Барти очень гордился тем, что именно ему принадлежала идея такой оригинальной мести. Довольный Мортимер рассказал друзьям, что к дьявольским силкам придвигалась записка, на которой было выведено аккуратным почерком Эльзы: «Спруты не любят стукачей!» Алису, конечно, спас Фрэнк, но за обедом она сидела мрачнее тучи.

— Все борешься с травологией? — услышал он мягкий голос Летиции. Барти обернулся и легко улыбнулся: друзья как раз подошли к его столу.

— Пытаюсь… Нужно во что бы то ни стало взять бастион, — задорно ответил Крауч, помассировав лоб. Летиция прищурилась, словно пытаясь понять: действительно ли он готов к бою или просто пытается бравировать успехами, подбадривая самого себя.

— Ну и выдержка у тебя… — покачал головой Регулус. — Знаешь, я бы так ни за что не смог.

— Почему? — Барти с интересом посмотрел на друга. — Разве тебе не хочется победить?

— Победа ради победы? — Летиция присела за соседний столик и стала с интересом рассматривать нарисованные узоры на запотевшем стекле. — Это не для меня, наверное. Понимаешь, травологию нужно или любить, или не любить. Или ты брезгуешь растениями, или видишь, что они тоже живые. Соревнованиям здесь места нет.

— Твои родные говорят, что надо побеждать? — спросил осторожно Блэк, словно стараясь обойти какой-то неприятный предмет.

— Отец говорит, что всегда и везде, — развел руками Барти. — Ну, а мама… — На минуту он замялся, словно пытаясь вспомнить, что об этом думает мать, но потом вспомнил, что и она в школе была круглой отличницей. — Да, и мама тоже…

Свечи вспыхнули ярче, освещая тусклые библиотечные стеллажи. Мимо друзей весело прошли Эван Розье с Флоренс Флемминг. Слизеринец что-то нашептывал девушке на ухо, и его спутница, чуть раскрасневшись, стала шутливо отмахиваться от него. Барти показалось, будто Флоренс стала какой другой: вся ее уверенность и точность словно куда-то испарились. Барти поймал себя на мысли, что она напоминала первокурснмцу, готовящуюся первый раз сесть в Хогвартс-экспресс.

— С Бертой ему все сошло с рук… — задумчиво протянула Летиция, глядя на парочку.

Друзья переглянулись. Об этой истории, центром которой оказался слизеринский красавчик Розье, сейчас твердил весь Хогвартс. Накануне его бывшая пассия, та самая хаффлпаффка Берта Джоркинс, зачем-то донесла Дамблдору, что Розье целуется с Флоренс Флеммнг. Не долго думая, Эван наложил на Берту темное заклинание. Дело как-то замяли, и Розье с видом победителя прохаживался под руку со счастливой райвенкловкой.

— Туда ей и дорога, — хмыкнул Блэк. — Стучать надо меньше. Ты согласен, Барт? — обратился он к другу?

— Раз она шпионила и доносила Дамблдору — значит, поделом, — подытожил Барти. Сейчас он заметил новый вид грибов и поскорее выписал его название. Летиция дернула бровями.

— Мне её жаль. Она не может смириться с мыслью, что потеряла Эвана.

— Она страшная, — скривился Барти, вспоминая слова отца. Раньше он не понимал, что тот имел ввиду, когда удивлялся, что некрасивые женщины на что-то претендуют. Теперь, глядя н Берту, он отлично понимал, что в войне с Флоренс у этой пухлой дурнушки не было ни единого шанса на успех.

— И что? Разве некрасивых нельзя любить? — удивилась Летиция.

— А за что их любить? — развел руками Блэк. — Мир принадлежит красивым.

Девочка пристально посморела на него, подперев кулачками подбородок; черные глаза светились вызовом.

— Знаешь, я тоже не очень-то красива, — её тонкие ноздри немного раздулись. — Но не собираюсь уступать человека, в которого влюблюсь, ни Эльзе Смит, ни Лили Эванс, пусть у них такая белая кожа и аккуратные брови. Внешность — это только внешность, под ней может не быть ничего. А кто ценит только красоту, пусть и живет с глупой, капризной куклой.

Обиженно прикусив губу, она отвернулась к окну. Регулус, к удивлению Барти, покраснел, заерзал и кашлянул.

— Помните законопроект? Мы скоро не сможем учить нормальные заклинания… Ни защищаться, ни нападать не сможем.

— Нас не допустят даже к просто к расширенному курсу по защите, — вздохнул Крауч.

— Похоже на то, — согласился Регулус. — Ты ведь знаешь, что они… — указал он зачем-то наверх… — даже учебник сменили?

— Как это? — Барти заинтересованно посмотрел на друга.

— Просто, — ответил слизеринец. — Раньше все учились по книге шведа Виктора Бергера. Потом министерство сочло ее жутко вредной, ну и выкинуло, подсунув книжку Квентина Тримбла.

— Вот бы посмотреть на нее, — вздохнул мечтательно Барти. Свеча описала круг и застыла напротив спящих неподалеку хаффлпаффцев, которые, судя по обрывками фраз, осуждали дело Берты.

— У родителей где-то есть, принесу… — ответил Регулус.

— Значит, ты не поддерживаешь закон отца? — спросила Летиция, все еще не оборачивась; голос у не как-то странно увлажнился.

Барти промолчал. С минуту он внимательно смотрел перед собой, думая, что сказать. Ему не хотелось «выносить сор из избы» — мать не раз говорила ему, что это большая мерзость. Однако сейчас он был на стороне друзей. «Нас лишили даже учебника», — неприязненно подумал он.

— Это рабочий вопрос, — пожал плечами Барти, давай понять, что спор окончен. Затем, подвинув свечу, снова посмотрел в порядком исписанный пергамент.

***

Первый снег выпал одиннадцатого ноября. Проснувшись поутру, райвенкловцы с удовольствием смотрели, как кружили мокрые снежные хлопья. Большинство из них таяли на лету, но некоторые оседали на парапеты башен или заметали едва подмерзшие лужи. Чудная Пандора Касл болтала о том, что зима не наступит до тех пор, пока снег не тает трижды, но ее мало кто слушал: разве что Филипп отпустил пару дежурных колкостей в адрес однокурсницы. Большинство шептались о нападении в Косом переулке на братьев Уизли. Судя по публикации в «Пророке», Пожиратели смерти даже не считали их врагами: нападение было организовано так, с целью повеселиться, — подобно тому, как охотники загоняют дичь. Все с интересом гадали, какие ответные шаги предпримет министерство, и Барти с досадой ловил на себе подозрительные взгляды других учеников.

— Помнишь, что творил Сутфейс? — спросил осторожно Адриан, когда они с Барти вышли из Большого зала. — Как бы не ввели охрану школы…

— Да не думаю… — отмахнулся Крауч. — Ну от кого там обороняться? От Пожирателей, которые то ли есть, то ли нет?

— Думаешь, нет? — Мюллер задумчиво посмотрел на третьекурсников, которые толпились на выходе из школы. — Твой отец настроен решительно. — Подмороженная листва заскрипела под ногами. Идущие впереди девочки взвизгивали, боясь наступить на грязь.

— Может, и решительно… — поморщился Барти. — Но, согласись, как-то странно: все министерство, весь Аврорат не могут поймать каких-то придурков. Да и вся их вина в том, что они выступают за чистокровных волшебников.

— Ну, а охота на Уизли? — неуверенно помахал рукой Адриан.

— У нас тут в школе ежедневно на кого-то охотятся, — вздохнул Барти. — Посмотри хотя бы на грифов…

Мюллер кивнул. Накануне он сам слышал об отвратительном случае. Несколько второкурсников-гриффиндорцев, среди которых был и старший брат Регулуса Блэк, подстерегли того самого Северуса Снейпа в коридоре и вылили на него ведро помойной воды. Барти не сомневался, что они сделали это, чтобы угодить своей королеве — Лили Эванс. С ним были солидарны и другие райвенкловцы, включая Адриана. «С этими тварями надо быть настороже», — подумал Барти, глядя на входящих в теплицы толстушку Стеллу Булстроуд с ее вечной спутницей Имельдой Пак. На душе разливался приятный холодок от мысли, что сегодня, возможно, наступит долгожданный перелом.

— Итак, начнем… — профессор Спраут вошла в теплицы и весело осмотрела учеников. — Сегодня мы начнем изучать королевские лжебелые грибы… Можете полюбоваться ими, — казала она.

Дети быстро подошли к небольшой арене и встали вокруг нее полукругом. В самом ее центре двигались несколько забавных грибов, напоминавших по виду обычные магловские боровики. Грибы стремились подойти друг к другу, но невидимый барьер мешал им сделать это.

— В чем главная особенность королевских лжебелых грибов? Мистер Свайгер? — кивнула профессор Спарут своему любимцу.

— Они отличаются воинственным нравом, — охотно ответил райвенкловец.

Дина с Дирк с интересом посмотрели на однокурсника. Барти чуть насмешливо прищурился: он не сомневался, что Филипп ответит на этот вопрос. Самое интересное должно начаться сейчас..

— Верно, мистер Свайгер. Пять баллов Райвенкло, — кивнула профессор травологии. Пандора Касл, не обращая внимания на Филиппа, присела на пол и протянула ручки к грибам. — Эти грибы вызывают друг друга на дуэль. Но как мы отличим их от обычных белых грибов?

Филипп потупился. Хотя профессор Спраут не вызывала его, он поспешил отступить к Дирку и Адриану. Барти чуть посмотрел на однокурсника: этой информации не было в ученике. Затем, подумав, поднял руку:

— Мякоть их шляпки розового цвета, мэм, — сказал он.

— Верно, мистер Крауч, — кивнула профессор. В ее голосе не было удивления: Бартт, хоть и не ходил у нее в любимцах, но считался хорошим учеником. — Вот, взгляните сами.

Один из грибов снял шляпку и поклонился под удивленные возгласы детей. Мякоть шляпки оказалась в самом деле розовой.

— Что же, семь баллов Райвенкло, Упоминаются ли где-то королевские лжебелые грибы? — снова спросила декан Хаффлпаффа.

— Да, мэм… Глухие сведения о них есть в средневековых сказаниях, — ответил Барти. Ему казалось, будто даже грибы ждали ответа, затаив дыхание. — Королевские лжебелые грибы считались благородными помощниками путников, в то время, как волшебные мухоморы — опасными тварями, заманивавшими путников к оборотням и темным силам.

— Еще семь… Нет, восемь баллов Райвенкло! — улыбнулась профессор Спраут. — Видите, мистер Крауч только что продемонстрировал, как важно читать дополнительную литературу!

Барти счастливо вздохнул и осмотрелся. Адриан и Регулус показали ему одобряющие жесты; Бренда и Гестер послали ему улыбки. Зато на лицах Филиппа и Дины было написано разочарование. Лея ехидно осмотрелась, а затем достаточно громко шепнула Элоисе:

— Почему Райвенкло? Крауч давно ассоциированный член Слизерина!

— Узнала новое слово, Мюррей? — Барти постарался сказать это как можно более надменным голосом.

— Да мы, Мюррей, только за, — фыркнул Пьюси.

— Все, хватит! — прервала их излияния профессор Спраут. — Дома напишите эссе о правилах ухода за лжебелыми грибами…

До конца урока Барти ощущал легкое головокружение от победы. Ему удалось заработать еще десять баллов, упомянув о том, что волшебные грибы также были скрыты от маглов по Статуту секретности. Довольный Адриан, хлопнув Барти по плечу, пошел с ним к выходу.

— Ты молодец, Барт! — восхищенно вздохнул он. — Столько баллов за раз…

— Да, ладно, ерунда, — отмахнулся Барти, как и положено реагировать на похвалу. — Зато Касл познакомилась со всеми мухоморами… — усмехнулся он.

— Это точно! — ответил Адриан. Кутавшаяся в синий плащ Бренда Шарп помахала ему рукой. — Я вот все думаю: она правда ненормальная, или притворятся?

— Может, внимание к себе так привлекает? — спросил Барти. Ноябрьский воздух казался настолько приятным, что им хотелось дышать еще и еще, вдыхая в себя холодную сырость. Из-за пелены туч взглянуло солнышко, и мокрый снег стал таять на глазах.

— Может… — кивнул Адриан. — Но велика ли радость слыть блаженным идиотом? Филипп ей грозится подсунуть за шиворот улитку.

— А Касл ее поймает и расскажет, как она любит улиток, — фыркнул Барти. — Кстати, ты ведь знаешь, что Пожиратели смерти, — понизил он голос, — хотят только власти чистокровных магов?

— Если это все не выдумки, — лениво зевнул Мюллер. — Знаешь, у нас в Германии правительство часто придумывало врагов, а потом с ними боролось…

Барти с интересом посмотрел на друга. Мысль показалась ему чрезвычайно интересно, однако поток гриффиндорцев разделил их у входа в замок. Чертыхаясь, Барти стал подниматься на третий этаж и с интересом заметил, что прямо перед ним шла с книгой Лиззи Дирборн. Барти улыбнулся: после такой замечательной победы было грех не повеселиться.

— Так куда же мы спешим, грязнокровка? — спокойно спросил Барти. Лиззи обернулась и, выронив список пергамента, со страхом посмотрела на него.

— Боишься, грязнокровка? — прищурился Крауч. — Напрасно. Поверь, мне незачем нападать на глупую грязнокровку, неспособную что-либо выучить…

Глаза Лиззи стали влажными. Барти хотел что-либо сказать, но не успел. Где-то за спиной раздался голос, быстро произносящий заклинание. А спустя мгновение он, упав на паркет, начал кататься из-за сильного приступа щекотки. Тело, казалось, жгла крапива. Барти попытался достать палочку, но не смог — чей-то «экспеллиармус» предупредил его действия. Остатками сознания он увидел, как Сириус Блэк, старший брат Регулуса, подошел к Лиззи и ласково обнял его за плечи.

— Rictumsepra! — повторил стоявший над ним темноволосый мальчик в очках. Ноги отнялись и беспорядочно засучили в воздухе. Повернувшись, Барти понял, что это был второкурсник из Грифффиндора Джеймс Поттер.

— Поттер, что ты делаешь? Отпусти его! Он же маленький! — Барти, задыхаясь, повернулся и с омерзением заметил, что к его врагам подбежала та самая Лили Эванс.

— Маленький? — Джеймс убрал палочку, приподнял Барти за шиворот. — Может, и маленький, но слово «грязнокровка» уже выучил. И умеет им обзываться, правда?

— Я вам покажу, — прошипел Барти. — Вы попляшете. «Он сдохнет… Он покойник…» — с ненавистью подумал он, глядя на Джеймса.

— Что ты нам сделаешь? — в обычной неспешной манере спросил Сириус. — Барти повернулся к нему. — Напишешь отцу, нажалуешься, что тебя обидели? А мы ему объясним, как ты с девчонками обращаешься, и смотри, как бы он тебе не добавил. Он ведь не любит высокомерных чистокровок, ты не в курсе?

«Он прав», — с ненавистью подумал Барти. — Отец не сделает ничего, чтобы помочь ему… Ничего, у него появится друг… Настоящий друг, с помощью которого он уничтожит этих двоих… «Тварей», — с яростью подумал Барти.

Гриффиндорка склонилась к нему, попыталась взять за руки, но Барти брезгливо дернулся: прикосновение подруги Поттера и повелительницы Снейпа было ему противно. Лили отошла, словно почувствовав неприязнь.

Джеймс, все так же держа Барти за шиворот, поволок его за собой в другой коридор. Где-то за спиной он услышал голос Эванс:

— Обращайся к гриффиндорцам, если тебя задевают… Я сама магглорожденная, и меня тоже не дают в обиду.

Наконец, Эванс и остальные скрылись из вида. Джеймс подтянул райвенкловца к стене и неожиданно стукнул головой о стену.

— Если еще раз полезешь к ней, будешь иметь дело со мной? Все понял? — спросил он, нагнувшись.

Барти дернулся. У него сейчас не было палочки, чтобы ответить. Прицелившись, он резко плюнул Поттеру на очки.

Несколько мгновений растерявшийся Джеймс смотрел на Барти с изумлением. Затем, отправившись от первого шока, с яростью стукнул райвенкловца по щеке, а затем головой по стене. Затем, развернувшись, пошел прочь.

Барти посмотрел ему вслед, чувствуя кислый привкус во рту. Голова гудела от боли. «Поттер сдохнет, сдохнет… — с ненавистью сжал он ладони. — Нет… Его надо запечь в огне живьем, как цыпленка», — вытер он с омерзением пот.

В коридорном пролете послышались шаги. Барти слабо пошевелил шеей и с облегчением заметил Регулуса Блэка.

— Цел? — заботливо спросил он, протянув руку другу.

Барти слабо кивнул и приподнялся. Тело трясло от ненависти и унижения.

— Поттера надо сжечь заживо, — холодно процедил он сквозь зубы, с наслаждением представив, как окровавленный очкастый Джеймс катается по земле, с криками пытаясь сбросить с себя огонь, а в воздухе уже пахнет его паленым мясом.

— Ну да… Теперь — война! — холодно кивнул Регулус, посмотрев в сторону коридора, где слышались голоса Лиззи, Лили и его брата. Люстра из свечей тускло освещала коридор.

Глава 11. Несвятое семейство

Канун Рождества выдался дождливым. Мутная талая вода смешивалась с лужами и капавшими с сосулек брызгами. Возвращаясь на Рождественские каникулы, приятели заняли одно купе. Красный паровоз приближался к Лондону, когда Барти, прилипнув лицом к оконному стеклу, ждал перрона. Сидевшая напротив него Летиция читала книгу, иногда поглядывала по сторонам. Регулус листал газету.

— Не переживай, — слизеринка неожиданно оторвалась от книги. — У тебя всего одно «выше ожидаемого»!

— По травологии, — вздохнул Крауч, прищурившись на сиявшее в отдалении марево фонарей. — Если бы я не сглупил! — стукнул он кулаком по сидению,

— Ты не виноват, — спокойно продолжала девочка. — В теории ты был лучшим.

— Мне бы твою выдержку, — сказал с тайным восхищением Регулус. Его палочка выпустила при этих словах столп зеленых искр, осветивших купе.

— Тем более, что по трансфигурации ты опередил остальных, — подтвердила Летиция. — Рег, — улыбнулась она другу, — рассказал, как тебя хвалили!

— МакГонагалл? — Барти, чуть покраснев, посмотрев на друзей. Несмотря на все трудности, ему всё же удалось вырвать победу из рук Филиппа Свайгера. Тот получил по трансфигурации «выше ожидаемого» и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Пожалуй, именно это «превосходно» по трансфигурации было для него важной оценкой — победой, которую он сумел достичь с большим трудом.

— Ты читал про Араминту Мелифлуа? — Регулус протянул приятелю свежий номер «Утренних известий». — В «Пророке» об этом писать запретили…

Барти, вытянув тонкую шею, с интересом заглянул в газету. Вторую полосу разделяли две колонки. На первой была колдография его отца, на второй — Араминты Мелифлуа. Заголовок гласил: «Министерство вспоминает Нобби Лича — первого маглорожденного министра магии». Миссис Мелифлуа, одетая в новую светло-голубую мантию, утверждала, что Нобби Лич доказал полную неспособность на должности министра из-за восстания сквибов. «Нормальный чистокровный министр сквибов бы просто раздавил, как гнусь», — добавила Араминта Мелифлуа, хлопнув темно-синими глазами. Бартемиус Крауч, ехидно улыбаясь в усы, отвечал, что правление Нобби Лича стало серьезным шагом вперед по избавлению от диктатуры чистокровных семейств.

— Араминта Мелифлуа — кузина моей матери, — сказал Регулус с видом знатока. — Частенько приезжает к нам в гости. Они и в школе дружили…

— Я тоже ее видел в детстве пару раз, — добавил Барти. — Милая женщина, как-то раз даже меня марципанами угостила. — Глядя на полосу газеты, он чувствовал симпатию к Араминте Мелифлуа. Эта тоненькая женщина казалась ему настоящим борцом, осмелившимся дать отпор его отцу.

— Да, она добрая, — подтвердил Регулус. — И такая… — на мгновение он замялся, словно пытаясь подобрать нужное слово… — Умная! Сколько она знает о музыке, живописи, литературе… И дочь свою, Электру, очень любит, — добавил он с едва уловимой то ли завистью, то ли тоской. — Она, кстати, с Тицией учится.

— Электра, конечно, учится неважно и много сплетничает, — сказала спокойно Летиция, не отрываясь от книги. — Но все-таки она гораздо лучше Эльзы.

— А что плохого в Эльзе? — удивленно поднял брови Барти. Слизеринка Эльза Смит казалась ему очень милой, особенно после шутки про дундука.

— Она отвратительна! — с неожиданным жаром Летиция захлопнула книгу. — Она травит любого, в ком почувствует слабину. Она издевается даже над своими подругами. Электра любит долго спать, так Эльза ее по утра то обливает холодной водой, то нарочно запрещает будить, чтобы та проспала уроки.

— Ну и поделом, — спокойно сказал Регулус. — Нечего просыпать уроки!

Барти прыснул. Картина спящей Электры, которую Эльза обливает водой, казалась ему настолько забавной, что ее можно было опубликовать в виде комиксов. Его смехом заразился постепенно и Регулус. Летиция с неудовольствием посмотрела на друзей.

— Друзья так не поступают. И вообще… — она прикусила губу, тяжело задышав. Успокоившись, кивнула Регулусу:

— Твоя тетя, может, и приятна в общении, но её взгляды меня пугают.

— Перестань, — махнул рукой Блэк. — Она дружит с твоим отцом, и ты, мне кажется, ей нравишься.

— Отец дружит с мистером Мелифлуа, хотя во взглядах они никогда не сходились, — ответила Летиция. — А миссис Мелифлуа вряд ли известно, что мои бабушка и дедушка с маминой стороны — магглорожденные. Правда, я с ними не общаюсь и мало видела симпатичных маглорожденных, но это же не повод лишать их прав.

— Она просто хочет, чтобы чистокровных волшебников уважали, — неожиданно подал голос Барти. — Не вижу в этом ничего плохого! — с жаром добавил он.

Летиция помолчала, а затем бросила на друга внимательный взгляд.

— Но ведь с миссис Мелифлуа спорит твой отец.

— В данном случае я с ним не согласен, — нервно ответил Крауч. Регулус одобряющий кивнул другу. Летиция ничего не ответила и снова посмотрела в книгу.

— У тети Араминты еще есть сын, Мередит, — продолжал Регулус. — Тот умный, в министерстве работает. Не то, что мой братец… — вздохнул Регулус, то ли с горечью, то ли с легким злорадством. Его черный чемодан мерно покачивался под сидением, словно напоминая о приближении станции.

— Всё же он поумнее квиддичного очкарика, — нервно сказал Крауч.

Его голос дрогнул. За минувшие полтора месяца они с Регом перестали тревожить Дирборн — теперь были враги посерьезнее. (Разве что Мортимер пару раз наколдовал смолы «грязнокровке»). Поттеру и Блэку-старшему пока не мстили: Барти понимал, что по таким «тварям» надо бить наверняка. Они с Регулусом, конечно, поднаторели в изучении боевых заклинаний, но всё же время для решающего боя пока не пришло. Приятели ограничились, что распространили по Хогвартсу новую кличку Джеймса Поттера — «квиддичный очкарик», которую охотно подхватили другие слизеринцы и кое-кто из райвенкловцев.

— Между прочим, я узнал, что они зовут себя Мародерами, — с интересном бросил Регулус.

— Странно, — пожала плечами Летиция. — Мародерство считается одним из самых подлых преступлений.

— Что ты хочешь от дегенератов? — глаза Барти сверкнули. — Кто ниже дебилов? Правильно, дегенераты, — отметил он. В последнее время он присматривался к еще двум членам компании Поттера: бледному худенькому Ремусу Люпину и неприятному мальчику с крысиной мордочкой Питтеру Петтигрю.

— Между прочим, Джеймс и твой брат — отличные ученики, как и вы, и поумнее меня, — спокойно сказала Летиция. — Будьте справедливыми к врагам!

— Да, перестань, — махнул рукой Барти. — МакГонагалл очкарику наверняка оценки выводит по знакомству с его родителями.

Регулус рассмеялся. Летиция нахмурилась, словно желая что-то ответить, но не успела: стрелки со звоном начали сходиться.

«Поттера правда надо зажарить в фольге, как рябчика», — подумал с ненавистью Барти.

Мама обняла сразу, едва он спрыгнул на перрон. Барти, соскучившись, также повис у нее на шее, хотя в душе чувствовал легкую неловкость перед друзьями. Воздух был совсем влажным — настолько, что иногда в нем собирались мокрые сгустки.

— Подожди, поправлю, — миссис Крауч заботливо расправила ему шарф. Регулус сразу растворился в толпе, в то время как Летиция весело помахала другу.

— Ну, как доехал? — мама также улыбнулась Летиции. Из писем она знала, что Регулус, Летиция и, конечно, Мортимер стали лучшими друзьями сына.

— Отлично! Мы так хорошо пообщались, — Барти с непривычки шмыгнул носом, чувствует мокрый воздух. После морозной шотландской зимы он совершенно отвык от промозглой лондонской погоды.

— Вот и молодцы, — миссис Крауч поправила сыну воротник. — Нельзя ходить со смятым воротником, — назидательно сказала она. — Ты должен всегда быть на высоте, не только в учебе.

— Посмотри лучше на Риверсов, — весело помотал головой Барти, указав на проходившую мимо Мэрион с отцом. На мужчине было дешевое серовато-желтое пальто, на девочке — куртка неопределенного цвета, казавшаяся нелепой в сочетании с большими блестящими галошами.

— Тебе такое нравится? — поморщилась миссис Крауч.

— Знаешь, Риверс так ругается в коридорах, что страшно становится, — скривился Барти. — «Недоноски» и «сучьи потроха» — самые обычные ее…

— Барт! — строго пресекла его Лаванда. — Вот теперь вообрази культурный уровень этой семьи! Тюрьма, — презрительно дернула она носиком.

— Риверс так орет на всех, кто ей не нравится, — развел руками Барти. — На второй или третий день она обзывала в коридоре Эльзу Смит и Электру Мелифлуа. — Сейчас он вспоминал об их с Регулусом нападении на Мэрион, как о забавном приключении.

— Дно. Дно общества, — вздохнула мать. — Даже не низшие слои, а самое настоящие дно. В каком она, кстати, колледже, эта Риверс?

— Хаффлпафф. Я же тебе писал, помнишь? — ответил Барти. Сейчас рядом с мамой он чувствовал себя невероятно спокойно, словно никакая проблема была ему не страшна.

— Не велика информация, чтобы я ее помнила, — махнула рукой женщина. — Туда же — Хаффлпафф, а какие амбиции…

Вокзал закончился. В вечерней мгле башня с часами казалась светящимся призраком. Через несколько минут они аппарировали. Барти крепко держался за мамину руку, чувствуя приятную истому от предрождественского вечера. Потоки воздуха обволакивали струями лицо, и Барти с нетерпением смотрел в темноту.

Дом встретил привычной тишиной. Возле резной металлической двери привычно горели пять свечей. Ниже висел дверной молоток с головой дракона: мистер Крауч ужасно гордился этим подарком деда. Барти пошевел пальцами, и дракон, пыхнув, открыл дверь.

Глубоко вздохнув, Барти вошел в коридор, чувствуя, что сердце бьется все сильнее. Маленькая прихожая казалась, как обычно, полутемной. Кое-где ее изредка освещали свечи в тяжелых витых канделябрах. Напротив закрывал стену огромный черный шифоньер с золотой инкрустацией — мистер Крауч всегда отдавал предпочтение мебели из черного ореха. Глядя на выступавшие вперед башенки, Барти вспомнил, как когда-то в детстве мама рассказывала ему, как ценился черный орех среди первых колонистов Северной Америки. От ее рассказа веяло корабельными парусами, океанским прибоем и вечерним закатом, где ярко-красный диск солнца садится над морской гладью. Как давно был тот вечер, когда они вдвоем гуляли на взморье возле старой бригантины… Прищелкивая пальцами, Барти стал зажигать свечи. Огоньки вспыхивали, то освещая дубовую обивку, то отбрасывая на нее густые тени.

— Ничего не изменилось… — прошептал Барти, глядя, как сами собой открылись темно-синие шторы на маленьком окне.

— Да, как видишь, ничего не изменилось, — улыбнулась миссис Крауч. — Долго же тебя не было, Барт… Наконец-то ты дома! — подойдя, женщина обняла мальчика и быстро поцеловала его в щеку.

— Я теперь буду долго… Десять дней… — Барти попытался не заплакать, но предательская слеза сама собой появилась в глазах.

— Мастер Барти, вы вернулись! — вбежавшая в прихожую Винки помахала ему.

— Винки… — Мальчик, почувствовав легкий стыд, оторвался от маминого плеча. Эльфийка смотрела на него сияющими от счастья глазами.

— Я приготовила омлет с вареньем, мастер Барти… Тот самый, какой был в день вашего отъезда!

— Да, твой омлет… — миссис Крауч, не удержавшись, поправила сыну воротник.

Барти посмотрел на симметрично висящие на дверью канделябры, словно охранявшие вход в холл. Откуда-то из глубины выходил пожилой эльф Дройл, бурча, что неплохо бы получше почистить старые фонари. Шутки с Регулусом и Мортимером, полет Риверс, съежившаяся Дирборн — все это казалось словно колдографиями из другого времени. Глубоко вздохнув, Барти с наслаждением подумал, что вот теперь-то он дома.

***

Следующим утром Барти спустился на завтрак поздно. Часы пробили восемь, и за высоким окном тянулась бесконечная темная пелена. Столовая мебель была уже обвита гирляндами из остролиста и омелы. Отец сидел в темно-синем костюме, рассматривая газету. Мама надела кофейное платье и расположилась не напротив отца, как обычно, а рядом с ним. Они, похоже, обсуждали какую-то публикацию в «Пророке».

— Маглы хотят расширять финансирование науки, — хмыкнул Бартемиус. — Балбесы… Как они не понимают — сколько денег не вложи, а гений либо есть, либо нет!

— Может, они хотят строить лаборатории или дома для ученых, — пожала плечами миссис
Крауч. — Чтобы они вели исследования…

— Бред, — отложил газету Бартемиус. — В том-то и дело, что гению не нужны никакие условия! Гений будет открывать свои законы даже на грязном вокзале: просто потому, что не может жить ничем другим! Это как музыка, — либо звучит в голове, либо не звучит.

Барти острожно подошел к столу и присел на резной стул. «Точно, как у нас в гостиной», — подумал он, чувствуя приятную мягкость. Подбежавшая Винки быстро положила ему омлет. Мама ласково улыбнулась ему, в то время как отец сухо кивнул, перевернув газетный лист.

— Барт… Наш сын замечательно закончил триместр, — улыбнулась Лаванда. Барти, положив в тарелку клубничного джема замер в ожидании. Отец, похоже, не был расположен к похвалам.

— Мог бы и лучше, — сухо отозвался мистер Крауч.

— Почти все «превосходно», — попробовала разрядить обстановку миссис Крауч.

— Именно что «почти все», — равнодушно продолжал Бартемиус. — Вполне мог бы получить «превосходно» по всем предметам, в том числе — по травологии. Интересно, что помешало? — бросили он заинтересованный взгляд на сына.

— Высадка растений не всегда удается, ты сам знаешь… — поджала губы Лаванда, однако Бартемиус пресек ее движением руки.

— Пусть он скажет сам, Лава! Так что же? — повторил вопрос, взглянув на сына.

Барти прикусил губу: во рту возникло неприятное чувство, словно он хотел сплюнуть кислую слюну. Напротив стояла розетка, расцвеченная старинными чеканным узором. Однажды мама сказала ему, что такие розетки были модны полвека назад — в «прустовские времена». Барти знал, что мама говорила о французском писателе Марселе Прусте, само имя которого казалось пришедшим из далекого чарующего мира.

— Я ошибся с высадкой саженцев, — равнодушно сказал Барти, стараясь сохранить бесстрастное лицо. За окном занимался зимний рассвет, и горящие свечи смотрелись все более несуразно на фоне сереющего неба. Хотя было влажно и туманно, Барти чудилось, что воздух был забит холодным инеем. Сейчас при утреннем свете старый позолоченный сервант казался удивительно рождественским, словно ему пришлось спать целый год в ожидании чуда.

— И в чем ты видишь причину ошибки? — отец, прищурившись, посмотрел на него.

— Наверное… Я не уделил должного внимания практике… — Барти старался говорить четко, хотя каждое слово давалось ему через силу. Нельзя было показать, что он боится своей неуверенности или, тем паче, считает слова родителей несправедливыми. Перед глазами стояла только острая пика масленки из того сервиза, что они с мамой купили в далекий мартовский день. Тогда она впервые рассказала ему, что масленки изобрели в Германии…

— Или Спраут просто невзлюбила его, — поджала губы миссис Крауч.

— Лава, перестань, — поморщился Бартемиус. — Подтянуться на «превосходно», думаю, не стоило ничего. Просто наш не пожелал приложить малейшего усилия.

Барти сильнее прищурился, глядя в начищенный до блеска кофейник. С детства он испытывал особую неприязнь, когда отец называл его безлично в третьем лице — «наш». Блеск серебра снова рождал в его голове счастливую картину, где ему тридцать пять или сорок лет, и он настолько известен, что ни один человек на свете не вправе делать ему замечания.

— Впрочем, травология еще пустяки, — продолжал мистер Крауч. — Не дано, так не дано… — поморщился он с отвращением. — Но позорное падение с метлы…

— Я просто не удержал равновесия, — спокойно сказал Барти, стараясь изо всех сил сдерживать нараставшую внутри ярость.

— Верно, — неожиданно подтвердил отец. — А причина? Лень и неумение работать над собой.

Барти, сдерживая злость, посмотрел на подбежавшую к хозяину Смулли, которая буквально на ходу заменила салфетку. Играть следовало по двум направлениям. Важно было показать, что он по крайней мере расстроен оценкой. И в тоже время, нельзя было зародить у родителей подозрения, будто он «давит на жалость». Спокойно отложив свою салфетку, он заметил:

— Трансфигурация мне тоже сразу не во всем давалась, но получилась.

«Все-таки миссис Мелифлуа — умница!» — подумал с яростью Барти, вспоминая вчерашнюю газету. В этой мысли, возможно, не было ничего особенного, но Барти она казалась сейчас единственно возможным протестом.

— Потому что это интересно, — кивнул отец. — Там, где интересно, ты в самом деле кое-что можешь. Но добывать знания там, где неинтересно, к сожалению, нет. Диагноз простой: неумение самостоятельно добывать знания. Смулли, плащ и шляпу! — крикнул он.

— Барт… Ты не идешь с нами? — удивилась Лаванда.

— Нет, срочно мчусь в Берлин. Вернусь двадцать седьмого, — бросил на ходу мистер Крауч, направляясь к двери. — Мэрайе привет, — на его лице неожиданно появилось подобие улыбки.

— Там будут и другие… Тетя Аманда, Роджер, Мэгги…- почти жалобно добавила жена.

— А, Мэгги, — неожиданно хихикнул Бартемиус. — Эту балду иногда в самом деле весело послушать. Помнишь, как она распиналась, что ее кто-то там ущемляет в правах?

Барти, еще не отошедший от беседы, с удивлением заметил улыбку на губах матери. Он понятия не имел, кто такая Мэгги, но, похоже, и мать, и даже отец воспринимали ее комично.

— Ну что ты хочешь от дуры? — сокрушенно подняла глаза миссис Крауч. — Иногда я удивляюсь: не слабоумная ли она?

— Обычная саласуха, — махнул рукой Бартемиус. — Невеста тридцать пятого сорта — вот и бесится, — проверил он запонки.

— Мэгги утверждает, что у современных девушек время создания семьи сдвинулось, — улыбнулась Лаванда, словно вспоминая забавную глупость.

— Ничего, климакс наступит вовремя и по расписанию, — кивнул Бартемиус. — Ладно, мне пора!

— Может, все же отложишь поездку? — предприняла Лаванда новую попытку.

— Нет… Правда, не могу, Лава, — вздохнул Батемиус. — Готовлю важный законопроект… Наступает жесткое время! — бросил он, обернувшись к родным, и тотчас пошел вниз.

Несколько мгновений Барти с удивлением смотрел по сторонам. Неожиданная развязка показалась ему удивительно легкой. Отец уезжает, а, значит, на ближайшие дни в доме поселятся тепло и уют, словно старая ореховая фольга и мандариновые дольки. И все же на душе стояло неприятное чувство, словно в кто-то раздавил старый подгнивший помидор. Перед глазами встала вчерашняя газетная статья, где отец цапался с Араминтой Мелифлуа по поводу Нобби Лича. «Видимо, тот в самом деле был противным типом, раз отец так рьяно его защищал», — подумал с яростью мальчик.

— Мама, — Барти, наконец, решился нарушить молчание. — Мы идем к тете Мэрайе?

Он старался говорить обычным голосом, делая вид, что ничего не произошло. С детства он знал, что, несмотря ни на что, нельзя показать свое огорчение. Мама спокойно смотрела на кофейный сервиз с гуляющими павлинами, так же старательно показывая, что завтрак прошел как обычно.

— Не совсем, — сухо ответила Лаванда. — Мы идем к нашим родственникам. После смерти отца, — мальчику показалось, что в голое мамы мелькнула грусть, — Мэрайя и Джонатан продали его дом и купили два маленьких.

Барти снова посмотрел на розочку с остатками варенья. Суховатый голос выдавал мамино недовольство, хотя она старалась никак не показывать его.

— Я думал тетя Мэрайя живет в Косом переулке, — Барти осторожно взял дольку мандарина. Возле блюдца Винки заботливо рассыпала темно-зеленые еловые иглы. Барти казалось, что верхушки некоторых из них тронула желтизна. С минуту он хотел поправить их волшебством, но затем понял, что в желтизне тоже был шарм.

— Нет, у нее свой маленький домик, в котором они живут с Мэгги, твоей кузиной и сестрой Роджера. А Роджер продолжает жить в прежнем домике, — добавила мать.

— Тебе ничего не дали от этих домов, — в глазах Барти мелькнул яростный огонек.

— Ой, нужны они мне со своими домами, — досадливо махнула рукой Лаванда. — Их там и так сто душ на палочке. Нас еще там не хватало!

— Значит, родовой дом Бэддоков… — вздохнул Барти, глядя на деревянный комод. Он слышал про кузена Роджера, но видел его только однажды, в далеком детстве.

— Его уже давно нет, — вздохнула миссис. — Есть домики Мэрайи и Роджера. Придется идти к Мэрайе. Господи, что же ей подарить-то? Скатерть отдать, что ли.. — нахмурилась она.

— Это которую? — насторожился Барти.

— Есть у меня одна, немецкая, — задумчиво ответила мать. — Мне она ни к чему, а Мэрайе можем ее отдать.

— Это ту? С движущимися уточками? — удивился Барти.

— Не волнуйся, у меня есть похожая… Вечно этой Мэрайе не знаешь, что подарить… Так смотрит, что никогда не понимаешь, что ей нужно, а что нет, — нахмурилась Лаванда. — Ладно, Барт, идем — нам надо еще нарядить елку, — подвинула она чашку.

Барти устало посмотрел на большой хрустальный рог. Если они уходили в гости, значит, елка обещала быть неинтересной. Возможно, в этом было что-то грустное: знать, что елка, которую они будут старательно наряжать, так и не вспыхнет огоньками в Рождественскую ночь.

***

С наряжением елки справились после полудня. Хотя хозяева расходились на Рождество, миссис Крауч все-таки установила небольшую пушистую ель, удачно скрасившую Большую гостиную. Вскоре в ней запахло краской и клеем, на креслах появились свертки цветной бумаги и коробки с блестящими шишками и запасными елочными свечами. Лаванда наперебой давала советы старику Дройлу, который, хмурясь, пытался найти старинные часы, которые достались хозяйке от покойного отца. Ловя смешанный запах хвои и старых коробок, Барти постепенно чувствовал, как к нему возвращается рождественское настроение. На этот раз мама украсила ель белыми матовыми шарами с коричневыми узорами, которые сами собой рождали чудесное ожидание предстоящей ночи.

После обеда Барти, удобно устроившись в кресле рядом с елкой, подписал несколько рождественских открыток. Мама охотно дала ему несколько картинок, написанных маслом: «Чтобы ты был с друзьями на высоте», — добавила она. Барти сразу распределил картинки: для Мортимера и Регулуса он выбрал вид на зимний замок, для Летиции — вид на засыпанный снегом зимний лес. Снежинки причудливо падали с еловых веток, когда их теребил ветер, и Барти был уверен, что картинка придется Летиции по душе. Эльф Дройл, кряхтя, зажег свечи, и в воздухе сразу запахло индонезийскими благовониями, которые на удивление шли старому бронзовому подсвечнику в виде кентавра. Глядя на него, Барти мягко улыбнулся, вспомнив, как в детстве мечтал забраться на заснеженный Олимп, когда мама читала ему про Геракла, настигшего эврифанского кабана.

К вечеру стали собираться. Барти надел черный замшевый костюм, кремовую рубашку и новую «бабочку», которую, как утверждала мама, она заказала в австрийском магазине. Сама миссис Крауч после долгих примерок надела новое кофейное платье с темно-синей накидкой. Камин открыли ближе к восьми. Барти заранее напрягся, представив, что «тетя Мэрайя» опять начнет упрекать его то ли в неспособности к полетам, то ли в слабости, то ли… в чем там еще? На ее претензии лучше всего было помалкивать и думать о чем-то своем. Гораздо больше Барти волновала перспектива встречи с неизвестными прежде родственниками: тетей Амандой, Роджером и некой Мэгги. «Она, быть может, не так и плоха, раз он ее не любит», — Барти со злостью подумал об отце.

— Барт, особенно ни с кем не откровенничай, — сказала миссис Крауч, пока они летели мимо каминных решеток. — Особенно про наши семейные дела.

— Я думал, они и так много знают, — попытался отшутиться Барти. Струи ветра били в спину все сильнее, бросая все дальше и дальше, что придавало полету ощущение головокружительной легкости и страха.

— Далеко не все. — Мама, похоже, не была расположена к шуткам. — Особенно будь осторожен с Роджером. Он работает в министерстве и ведет свою игру.

Мальчик хотел что-то сказать, но не успел: мама исчезла в потоке ветра. Мгновение спустя закружило и его. Барти сразу зарыл глаза: с самого детства он предпочитал вылетать из камина, не видя, что происходит вокруг. Очнулся он, сидя на старом красно-желтом ковре. Камин сразу разочаровал Барти неухоженным видом. Отделка оказалась побитой, а от ажурной чугунной решетки и вовсе остался жалкий остов, разбитый на несколько квадратов.

— Какая безвкусица, — шепнула миссис Крауч, едва Барти поднялся на ноги.

— И решетки каминной нет, — также тихо ответил Барти с видом знатока. — - Куда мы…

— Ладно, — мама, улыбнувшись, погладила его волосы. — Будем считать, что мы пришли на экскурсию в дом Мэрайи.

— Которая, между прочим, уже тут, — раздался звучный голос со стороны боковой двери. Через минуту в комнату вошла сама Мэрайя в бордовом платье. Хотя с момента их последний встречи прошло два года, Барти казалось, что ее руки стали более морщинистыми, а нос с горбинкой острее.

— Слава богу, ты не закрыла камин, — в голосе Лаванды послышался легкий упрек, когда сестры обнимали друг друга. — Я уже испугалась, увидев подобие решетки.

— Ой, да я ей особо не пользуюсь, — махнула рукой Мэрайя. — Какое у тебя платье! — посмотрела она на сестру то ли с насмешкой, то ли с легким укором.

— Я все-таки шла в гости, — пожала плечами миссис Крауч. — Дарю тебе, между прочим, скатерть, — Лаванда протянула сестре сверток. — Очень хорошая, немецкая, — добавила она, глядя, как Мэрайя разворачивает сверток.

— На что она мне? — скептично прищурилась женщина. — Мне и постелить такую шикарную вещь негде, — пожала она плечами, развернув, наконец, сверток.

— Ну как это негде? — в голосе Лаванды послышались нотки недовольства. — В зале, в гостиной, на кухне в конце-концов!

— На кухне? — Мэрайя пристально посмотрела на сестру. — Ну разве, что на кухне. Только поверь, — в ее голосе послышалась плохо скрываемая насмешка, — там нет подходящего для такой роскоши места.

— Почему же? Глупости какие, на стол настелешь, — прищурилась Лаванда. Сейчас она изумленно смотрела на сестру, словно не понимая, как можно не взять такую прекрасную вещь.

— Пойдем, увидишь… — неопределенно махнула сестра.

Они пошли по маленькому коридору, продолжая на ходу спор. Барти осматривал горящие свечи, пытаясь получше рассмотреть дом, который все больше удивлял его своим запустением.

Дом Мэрайи Бэддок в самом деле казался на удивление опустевшим. Хозяйка заперла правое крыло и бывшую оранжерею, чтобы не тратиться на отопление. Центром дома стала теперь кухня. В старинных шкафах из темного дерева вместо старинной белой посуды теперь виднелись банки с медом и вареньем. На стенах, выложенных кафельными плитками с бело-синим голландским рисунком, висели связки из лука, сушеных грибов и чабреца. В углу стоял большой ящик с зимними грушами; под длинным столом виднелись тыквы. Мэрайя также разделила плиту тонкой белой чертой на две части — для готовки и для зелий. Точно так же была поделена посуда.

— Раньше на кухне всегда было холодно, но она мне нравилась, — весело сказала хозяйка. — Помнишь, отец не любил, чтобы мы туда ходили, хотя я лазила тайком, — повернулась она к гостям.

— Папа не любил наше общение с прислугой, — задумчиво посмотрела на шкаф Лаванда.

— Ты всегда слушалась приказов, — усмехнулась сестра. — Ну посмотри, стоит ли на такой стол класть такую роскошную скатерть?

— И прекрасно положишь, — недовольно качнула головой Лаванда. — Ладно, идем-ка в гостиную.

Барти поморщился. Ему было неприятно, что эта самая Мэрайя так разговаривала с его мамой. Ему ужасно хотелось дать ей отпор — лучше всего, потоньше уязвить ее, хотя как именно это сделать, он не знал. Недовольно вздохнув, он вышел вслед за мамой и теткой в белую дверь и через несколько минут нырнул в гостиную.

— Ты открыла нашим проход здесь? — быстро спросила Лаванда. — Может, лучше все же в Большой гостиной?

— К чему такие церемонии, сестричка? — рассмеялась Мэрайя. Ее смех показался Барти ужасно грубым и неприятным. — Мы вполне можем посидеть и в гостиной.

Стены так называемой гостиной были выложены большими кирпичами — без всяких обоев или украшений. Прямо у стены стоял небольшой перламутровый столик, отделенный от стены темно-бордовым, почти коричневым, диваном. На противоположной стороне к столику были приставлены два белых кресла, украшенные желто-голубым узором в виде переплетенных веток. Справа от столика начиналась неглубокая ниша, завершавшаяся квадратным окном. Над диваном висел недорогой подсвечник, в котором тускло горели шесть свечей. Барти подумал, что, если бы он не знал предназначения комнаты, он никогда бы не поверил, что в ней можно принимать гостей.

— Хорошо бы гостям поставить хоть что-то, — голос мамы к удивлению Барти приобрел назидательные нотки. — Орехи или сыр…

— Только цукаты, — Мэрайя сосредоточенно смотрела на каминную решетку.

— Боже, Мэр… Цукаты — какая допотопность… Каменный век, — всплеснула руками Лаванда.

— Ты же любительница старины, — в голосе сестры снова промелькнула насмешка. — Кролли, сюда! — махнула она пожилой эльфийке, которая и так ставила на маленький столик блюдо с сушеными яблоками, сливами и киви.

— Ну, поступай как знаешь, — миссис Крауч, пожав плечами, отошла в сторону. Барти поймал ее взгляд, и мама сокрушенно подняла глаза вверх. Мэрайя, впрочем, была слишком занята открытием каминной решетки, что заметить ее взгляд.

От неожиданности Барти вздрогнул, как только в камине загудело пламя. Через мгновение угли повторили очертания женского лица. Следом из него вышла высокая женщина в темно-зеленом платье. Глядя на ее тонкую фигуру, Барти подумал, что она еще совсем молодая. Однако поседевшие волосы и морщинки на лице выдавали, что дама уже перешагнула шестидесятилетний возраст. Длинное платье придавало ей сходство то ли с магловскими феями, то ли с фрейлинами королевы. Поправив волосы, женщина осторожно подошла к столику и непринужденно присела на диван, словно она покинула комнату лишь пару минут назад.

— Здравствуйте, тетя Аманда, — ласково улыбнулась Лаванда.

— Здравствуй, моя дорогая, — Аманда Бэддок нежно обняла племянницу. — Это, я полагаю, твой сын? — Барти показалось, что на ее анемичном лице мелькнуло подобие улыбки.

— Да, тетя Аманда… Мое творение, как видишь, — женщина потрепала мальчика по головке. — Барти, это твоя тетя Аманда Бэддок и наш бывший лучший преподаватель по рунам, — в голосе Лаванды мелькнули требовательные нотки.

— Для меня большая честь познакомится с вами, мисс Бэддок, — Барти постарался наклонить голову точно так, как того требовал этикет. — Мама часто рассказывала мне о ваших уроках…

— Что же, приятный молодой человек, — Аманда Бэддок протянула мальчику руку для поцелуя, от которой, как показалось Барти, пахло французскими духами. Почему именно французскими, он вряд ли мог себе объяснить, но этот цветочный запах отчего-то сам собой навевал воспоминания о том давнем летнем дне, когда они с мамой гуляли в Париже по Севастопольскому бульвару.

— Мы будем отмечать здесь? — женщина осторожно осмотрела помещение.

— Нет, наверное, в зале, — миссис Крауч отчего-то придирчиво посмотрела на плюшевое кресло.

— Разве здесь плохо? — Барти показалось, что в голосе тети Мэрайи мелькнула легкая насмешка. — Впрочем, можно и в зале, — неожиданно согласилась она.

— Только там не очень убрано, правда… — вздохнула Лаванда.

— Давайте в самом деле тут! — весело сказала Мэрайя. — Моя Крэмми охотно накроет на стол и здесь.

Мисс Аманда недовольно посмотрела на Мэрайю, словно не зная, как лучше выразить своей недовольство. Однако ее внимание отвлек снова зашумевший камин. Через минуту из него вышел молодой человек среднего роста в больших роговых очках. Неуверенно оглянувшись, он подошел к столику. Затем каминное пламя снова изверг ворох искр, и в комнату выскочила невысокая рыжая девушка в белом платье с красным поясом и в красных же чулках. Её пышные рыжие волосы совершенно не были уложены в прическу и разметались в беспорядке.

— Добрый вечер, тетя Мэрайя… Тетя Лэйв… — смущенно залепетал парень.

— Довольно странно, что вы не видите меня, Роджер, — чуть ехидно отозвалась Аманда Бэддок.

— Простите, мисс Аманда, — вздохнул юноша. Барти только сейчас заметил, что у него немного косил один глаз.

— Не переживайте, Роджер, — мягко улыбнулась Лаванда. — Вы смущайтесь точно, как покойный Джонатан.

От ее слов парень еще сильнее смутился и слегка поправил очки. Рыжая девушка фыркнула.

— Роджер смотрел не в ту сторону, — звонкий голос девушки звучал обиженно. — Нечего придираться на пустом месте, тетя Аманда.

Миссис Крауч выдержала минутную паузу, а затем пристально посмотрела на девушку.

— У тети Аманды и в мыслях не было придираться, Маргарет, — немного натянуто улыбнулась она. — Кстати, познакомься, Барт: твои кузены Роджер и Маргарет, — чуть наклонила она голову.

— А, сын Крауча! — весело воскликнула Маргарет. — Он, правда, похожь на вас, тетя Лэйв! — весело посмотрела она сначала на Барти, а затем на миссис Крауч.

Барти прищурился, посмотрев на диван. Сейчас он пришел в хорошее настроение из-за сравнения с мамой. Однако сама миссис Крауч явно не разделяла его оптимизм. Критично осмотрев комнату, она обернулась к сестре.

— Что-то я не вижу елки, дорогая, — сказала она, наконец, с ожидаемым удивлением. Роджер, пытавшийся что-то рассказывать тете Аманде, повернулся на ее слова.

— Неужели она вам так необходима, тетя? — вскинула брови Маргарет. Барти внимательно осмотрел девушку и поморщился: она показалась ему неприятно полной.

— Рождество без елки — немного странно, дорогая, — ласково улыбнулась Лаванда, словно говорила с ребенком. Роджер, тем временем, подошел к дивану.

— Ну, раз нужна елка, мы это легко поправим, — чуть насмешливо сказала Мэрайя. — Крэмми!

Вбежавшая пожилая эльфийка внесла в комнату елочный букет из высоких веток. Повозившись, она установила их напротив дивана. Затем, подумав, установила на них гирлянды с движущимися огонькам фей. Барти с удивлением рассматривал это довоенное диво, о котором ему доводилось читать только в книгах. Маргарет снова рассмеялась и, направив палочку, наколдовала на елке несколько темно-синих и оранжевых свечей, осветивших гостиную неярким светом.

***

Ужинать сели примерно через час. После легких закусок Крэмми принесла основное блюдо — жареную утку с картофельным пюре. В качестве напитка было подано не шампанское, а белое полусухое. Хотя Барти не считал себя знатоком этикета, такой стол казался ему явно несоответствующим Рождеству. Мэгги трещала, вспоминая какие-то школьные истории, и мисс Аманда время от времени кивала ей, подтверждая случавшееся. В центре стола Крэмми установила свечу в виде старинной книги, которая горела, забавно перелистывая страницы с готическом текстом — подарок тети Аманды, который сразу привлек всеобщее внимание.

— Мы в Гриффиндоре всегда пели, встречая Рождество! — весело провозгласила Маргарет, отставив бокал.

— Дорогая моя, мы не в гостиной Гриффиндора, — ласково улыбнулась миссис Крауч. — Роджер, расскажите, лучше, как ваши дела в министерстве.

— Я бы лучше спела, чем обсуждать этот серпентарий, — вздохнула Мэрайя. Маргарет хлопнула в ладоши. Роджер внимательно посмотрела на тетку, а затем, на Барти.

— Дела… Пока по-прежнему… Следующей осенью обещают пост второго секретаря отдела, — кивнул он.

— Ваш Отдел Тайн не самый легкий для карьеры, — улыбнулась племяннику Лаванда. — К сожалению, зарплата третьего секретаря невелика…

— Это не самое страшное, — охотно ответил Роджер, поправив очки, — недополученные деньги — это инвестиции в карьеру.

— Я рада, что вы это понимаете, Роджер, — отозвалась мисс Аманда. — К сожалению, в наши дни молодежь забыла великий принцип: на авторитет надо поработать, — добавила она. — Многие требуют золота, думая, что им должны просто потому, что должны.

— Меня спасло то, что отец, царствие ему небесное, научил меня играть в шахматы в шесть лет, — ответил Роджер. — Основа шахмат — гамбит: отдать малое, чтобы выиграть большое.

— Я не поняла, — улыбнулась Мэрайя. Барти, однако, показалось, что тетка прекрасно осознает, о чем идет речь, но зачем-то хочет подразнить племянника.

— Можно сразу радостно съесть три пешки и получить мат, — охотно пояснил племянник. — А можно, — подвинул он бокал, — подарить противнику пешку и даже коня, открыв путь к его королю.

— Шахматы требуют идеальной логики, — мягко улыбнулась Лаванда. Барти стал с интересом присматриваться к кузену, словно обдумывая какое-то решение.

— К сожалению, тетя Лейв, никакой, — развел он руками. — Начала шахматных партий давно стандартизированы. Вы можете быть гениальным логиком, но если ваш не очень умный противник знает шахматные дебюты, а вы нет, то вы, увы, обречены.

Вошедшая эльфийка снова подошла к елке и щелчком пальцев спеша поправила несколько шишек. Свечи загорелись сильнее, отбросив тени на стол.

— Какая скукота, — скривилась Маргарет. — Мне всегда была омерзительна эта шахматная игра.

— Не стану спорить, — обезоруживающе улыбнулся Роджер. — Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу споры.

Молодой человек поднял фужер и внимательно посмотрел на отблеск дробящихся огоньков. Присутствующие смолкли, а затем с интересом посмотрели на него.

— Нет ничего глупее спора, — продолжил юноша. — Спорят всегда двое: один дурак, второй подлец.

— Почему подлец? — не удержавшись спросил Барти. Мэрайя и племянница обменялись немного ехидными взглядами.

— Ну, а кто же? — удивленно посмотрел на него Роджер. — Один спорит, не зная ответа, но все равно лезет спорить. Значит, он не большого ума. Второй знает ответ, но идет спорить, пользуясь незнанием другого. Значит, он подлец, — заключил он.

— Все-таки Слизерин ничем не скроешь… — Маргарет сокрушенно подняла глаза. Эльфийка, подумав, что девушка хочет вина, подбежала и подлила ей в бокал.

— Спасибо, Крэмми, — ласково улыбнулась эльфике Лаванда, словно извиняясь за поведение племянницы. — Как жаль, Роджер, что наш покойный кузен не обладал вашим благоразумием!

— Я все-таки не очень понимаю, что там произошло, — Роджер снял очки и вытер их о край мантии. — Почему Агнесс осталась сиротой?

Барти напрягся, вспомнив, как Агнесс Бэддок шла по коридору с Энтони Гринграссом. В голове снова всплыла давняя картина из раннего детства. Приближалось Рождество, они с мамой заглянули в Косой переулок, и та зашла поговорить с тетей Мэрайей о какой-то таинственной Агнесс. Кажется, тогда шел легкий мокрый снег..

— Ты, может быть, помнишь, как пять лет назад какие-то люди в масках напали на Хогсмид? — спросила племянника Мэрайя. — У меня тогда погибла подруга, Терезия — она была аврором и пыталась исполнить свой долг. Единственным, кого поймали из той шайки, оказался наш кузен, а твой двоюродный дядя — Эдвин Бэддок, отец Агнесс. Его приговорили к пожизненному заключению в Азкабане. Его жена Урсула после ареста мужа пошла на панель, чтобы заработать на кусок хлеба себе и дочери. Через некоторое время она погибла, и бедняжка Агнесс осталась одна… Ее забрала к себе…

— Ариэлла Гринграсс, — кивнула Лаванда. — Судя по рассказам Барти, она дала девочке отличное воспитание!

— Значит… Эта Агнесс — наша родственница? — Барти показалось, что полумраке свечей он начинает видеть какие-то странные очертания.

— Вообще-то, да, — поморщилась Лаванда. — Я не очень хотела тебе рассказывать эту историю, — повернулась миссис Крауч к сыну, —, но раз уж Мэрайя начала…

— А почему бы Барти не знать эту историю? — Маргарет вскинула голову так, что пышные рыжие кудри развалились по плечам, заиграв огнем. — По-моему, женщина, которая пытается заработать ребенку на хлеб любым способом, заслуживает уважения.

— В самом деле? — приподняла брови Аманда. — Думаю, ваше одобрение поубавится, если вы вспомните, что Урсулу убил пьяный клиент.

— Ну и что? — рыжие брови Маргарет сошлись на переносице. — Значит, она пожертвовала жизнью ради ребенка. Это только возвышает её в моих глазах.

— Тетушке этого не понять, дорогая, — вздохнула Мэрайя. — Может, потому… — она задумалась. — Нет, вряд ли. У нас с тобой детей тоже нет, но мы-то с тобой понимаем Урсулу, не так ли?

— Дочь преступника и проститутки… — прошептал Барти, поежившись от омерзения.

— Ужасно… — вздохнул Роджер. В тусклом свете он сейчас напоминал большую нахохлившуюся птицу.

— Грязная история, — подтвердила, поморщившись, Лаванда. — Ариэлла все-таки святая, раз взяла домой Агнесс.

— Ариэлла в самом деле была милой девочкой, — тепло улыбнулась Аманда любимой племяннице. — Но мне кажется, — понизила она голос, — Уинстон взял Агнесс не просто так.

— По-моему, взять сироту — поступок человека, у которого просто есть сердце, — Маргарет слегка оттопырила губу. — А Урсулу можно только пожалеть.

— А за что, собственно, ее жалеть? — подняла брови Аманда. — В школе была ленивой бездельницей. Вышла за преступника. Силой ее никто не тянул на этот брак. Могла бы найти работу, но стала проституткой. Урсула подумала, какова будет репутация её дочери?

Лаванда кивнула. Барти, посмотрев на темное окно, подумал, насколько правы были мама и тетя Аманда. Сможет ли он спокойно смотреть на Агнесс, зная, чья она дочь? Впрочем, она скорее принадлежала к уважаемой семье Гринграссов, чем собственным родителям.

— Её просто не приучали с детства к мысли, что нужно работать, — фыркнула Маргарет. — Так что виноваты те, кто её воспитывал. А вообще я считаю, что осуждать в таком случае могут только ханжи.

— Ты говоришь в пустыне, милая, — вздохнула Мэрайя. — Не мечи бисер.

— Самое удивительное, что у Уинстона Гринграсса были какие-то дела с ее отцом, — продолжала Лаванда.

— Возможно, тогда Эдвин был приличным человеком, — пожала плечами Аманда.

— Эдвин? — Мэрайя приподняла брови. — Тетя, я ведь помню, как вы сами ставили ему высшие баллы и называли любимым учеником. Он был таким милым мальчиком, правда? — она как будто передразнивала кого-то. — Тихий, услужливый, старательный, и дружбу водил с детьми из уважаемых семей.. Уинстон Гринграсс, Найджел Мальсибер… А теперь он у вас уже преступник? Кстати, — она потянулась к бутылке с вином. — Бедняга недавно умер в Азкабане. Почтим память? Нет желающих? А я выпью. Все же он был моим двоюродным братом. И я не верю, что он мог убить мою подругу.

— Я выпью с вами, тетя, — подняла бокал Маргарет. — За тех, кто готов пожертвовать собой ради детей! Прекрасный тост в Рождественскую ночь, не так?

«Похоже, тот редкий случай, когда отец прав», — подумал Барти, рассматривая кузину. Его удивляла постоянная манера Мэгги нарываться на конфликт. Мисс Аманда задумчиво посмотрела на него, а затем повернулась к племяннику:

— Роджер, вы не могли бы показать Барти дом? Мне кажется, пришло время!

— Конечно, мэм… — пробормотал слегка опешивший юноша. — Если тетя Мэрайя не против…

— Боитесь, что ребенок услышит что-то лишнее? — рассмеялась Маргарет. — Не страдайте, тетя Лейв, подозреваю, уже внушила ему ваши милые идеи… — Барти с отвращением подумал, что она закинула ногу на ногу, чтобы продемонстрировать свои красные чулки.

— Идёмте, — Роджер показал Барти на выход. Тот послушно пошел за ним, все еще пытаясь осмыслить услышанное в этот вечер.

***

Деревянная лестница оказалась узкой и слегка скрипучей. Освещение вокруг было тусклым: только кое-где сияли редкие свечи, зажигавшиеся только после взмаха палочки. Боясь запнуться, Барти прошептал «Lumos», и на конце его палочки засветился маленький огонек. Роджер обернулся и бросил на мальчика удивленный взгляд, словно спрашивая, как это ему самому не пришла в голову такая мысль. Стены вокруг казались выложенными из кирпича, но странные пробелы выдавал с головой дешевое волшебное покрытие. Роджер зашагал быстрее, и Барти, нагнувшись, быстро прошмыгнул за ним в коридор.

— Можем зайти в маленькую гостиную… — неуверенно пробормотал Роджер, хотя в его голосе послышались твердые нотки.

— Да, есть такая… Тетя Мэрайя держит в порядке только несколько комнат…

Барти вздрогнул. Неужели (или это ему только послышалось?) Роджер, как и он сам, недолюбливал тетю Мэрайю? Снизу доносился смех Маргарет. Мальчик улыбнулся, представив, что думают о происходящем там мама и тетя Аманда. Роджер, тем временем, указал ему на пошарканную белую дверь:

— Сюда… Здесь уютно, — словно извиняясь, пробормотал он. Затем, не теряя времени, сразу зажег свечу.

— Хорошо… — комнату озарил тусклый свет, и Барти осторожно вошел в нее.

«Маленькая гостиная» оказалась небольшим круглым помещением. Возле окна стоял небольшой полированный стол с изрядно поцарапанной облицовкой. Рядом с ним виднелись старая тумбочка и небольшое кресло. Роджер осторожно сел в него. Барти поискал взглядом стул и, найдя его, быстро подвинул заклинанием.

— Можем посидеть здесь, — сказал Роджер. Сейчас он чувствовал себя намного увереннее, чем внизу при родственниках.

— Мистер Роджер… — неуверенно начал Барти, рассматривая маленькую ель на тумбочке. Она была дешевой магловской поделкой, каких немало продавалось в лондонских лавочках и газетных киосках.

— Кузен, Барт… Ну что за церемонии? — вздохнул Роджер, хотя по его голосу мальчик понял, что тот сам чувствует неловкость. Затем, бросив взгляд на елку, зажег ее гирлянды.

— Ммм… — Барти замялся, пытаясь подобрать слова. Можно было, конечно, спросить его напрямую, но почему-то не решал… — Так значит, это правда, что Эдвин оказался… Преступником?

— Пожалуй… — пробормотал Роджер. — Это все конечно слухи, но…

— Что «но»? — Барти чувствовал каждой клеточкой, что с этим человеком надо быть увереннее. Елка вспыхнула красными огоньками, и они осветили комнату небольшим красным облаком.

— Барт, ты еще очень мал… — Роджер задумчиво поправил очки.

— Сэр… Тот есть кузен… — на этот раз мальчик чувствовал, как внутри поднимается ярость. — Мне кажется, что тетя Мэрайя рассказала не всю правду, не так ли?

С минуту Роджер смотрел перед собой, словно выжидая, сказать ли что-то важное или пропустить ход. Затем, подумав, задумчиво почесал гладко выбитый подбородок.

— Ты должен знать, Барт, — спокойно сказал Роджер. — Эдвина осудили за участие в секте Пожирателей смерти…

Ожидая эффекта, Роджер внимательно посмотрел на кузена. Однако Барти уже ожидал услышать нечто подобное и отреагировал на его слова очень вяло. Только один раз он бросил заинтересованный взгляд — видимо, для того, чтобы поддержать в Роджере интерес.

— Так вы… знали эту историю? — спросил удивленный Барти. — Я думал, вы спросили…

— Я хотел уточнить кое-какие детали, — поморщился юноша. — Поверь, — направил он палочку на елку, — мы до сих пор толком не понимаем, что именно там произошло.

— А… Отец? — осторожно переспросил мальчик. Елка зажглась синими огоньками, которые как-будто привнесли в комнату призрак зимней ночи.

— Многие ждали, что он заступится за брата жены, — ответил Роджер, словно говоря о чем-то самоочевидном. — Но он не пожелал его спасти.

— А Гринграссы? — удивился Барти, словно надеясь, что эта, столь любимая мамой семья, могла бы изменить хоть что-то.

— Ходили слухи и про Уинстона, — подтвердил Роджер. — Подозрение висело над всей их компаний: Уинстон Гринграсс, Найджел Мальсибер…

— Не спасся только дядя? — на лице мальчика мелькнул неприятный тик. Роджер прищурился, словно пытаясь понять, неужели ребенок так обеспокоен несправедливостью.

— Видишь ли… — прищурился он. — Уинстон Гринграсс явно был чем-то обязан дяде. Они сразу взяли к себе Агнесс, как только Урсула умерла.

Барти вскочил и подошел к дивану. Из мрака, в котором он блуждал до сих пор, стали понемногу проступать тени. Отец снова осудил ни за что честных людей, не пожалев даже родственника мамы. Если бы он осудил кого-то чужого, это еще можно было понять. (Хотя в душе Барти очень радовался, что такие уважаемые фамилии, как Мальсиберы и Гринграссы сумели выйти сухими из воды). Но как можно поднять руку на своих — это казалось Барти чем-то невероятным. Перед глазами поплыло холодное лицо Сириуса Блэка, который спокойно и чуть насмешливо говорил: «Ты разве не знаешь? Он ведь не любит надменных чистокровок».

«Он прав, — горько подумал Барти, рассматривал стол. — Он не будет защищать нас, а сдаст, как дядю Эдвина». Перед глазами возникло видение темно-синей шляпы отца, лежащей на комоде. Никогда прежде его шляпа не казалась Барти ему такой мерзкой.

— Но друзья… Хотя бы защищали его? — голос Барти предательски дрогнул.

— Мальсибер пытался, но он сам был не в чести, — пожал плечами Роджер.

«Конечно, пытался!» — подумал Барти, вспомнив Мортимера. Настоящий друг всегда окажет поддержку, независимо от того, что именно там произошло.

— Гринграссы тоже мало что могли сделать, к сожалению, — прищурился Роджер.

«Разве тут что сделаешь…» — мелькнула в голове мысль, но Барти сразу постарался прогнать ее.

— В министерстве фамилия Бэддок не слишком приятна с тех пор, — продолжал Роджер. — Над Бэддоками висит нехорошая тень… Мол, мы в душе сочувствуем Темному Лорду…

«Темный Лорд… Мелифлуа… Гринграссы» — сейчас Барти, казалось, быль готов сочувствовать каждому, кто мог остановить его отца. Только кто это мог сделать? Пластмассовые ветви елки дрогнули, словно она стряхивала с себя лишний снег.

«Наступает жесткое время», — вспомнил он слова отца. Роджер кашлянул и приустал, всем видом показывая, что намерен вернуться в зал.

Глава 12. Жесткое время

Тусклый отблеск свечи бросал тени на пергаментные свитки. Быстрым движением Бартемиус отодвинул подсвечник и потер веки: ночь выдалась почти бессонной, а день — очень напряженным. Впрочем, нужно было возвращаться к делам. Когда-то в юности он открыл для себя секрет, как в случае необходимости спать по два-три часа. Спасали утренняя зарядка и обливание ледяной водой; потом днем достаточно было подремать минут двадцать, и силы возвращались вновь. Бартемиус даже придумал особую «гимнастику отдыха». Надо закрыть глаза, положить руки на стол и уткнуться в них лбом. Затем полностью расслабиться, представив, будто теплым июльским днем медленно погружаешься в прохладное лесное озеро. Просыпаться также следует, представляя, как ты медленно выплываешь из озера на берег. Первое, что видишь после отдыха — огонек свечи: путешествие окончено.

На столе лежала пепельница в форме индийской раковины. Хотя Бартемиус терпеть не мог запах табака, следовало подготовиться к предстоящему приему. Мистер Крауч поднялся со стула и прошелся по кабинету. У него был конкретный вопрос, на который Уинстон Гринграсс мог дать конкретный ответ. Главное, чтобы он заговорил. Значит, надо его заставить…

Стрелка часов медленно подползала к шести. Рабочий день подходил к концу. Бартемиус снова посмотрел на темно-синие шторы и побарабанил костяшками пальцев по подоконнику. Из всех искусств одно из самых трудных — искусство ждать. Сидеть и ничего не делать, не изводя себя мыслями о том, что упущенный день может обернуться потерянными месяцами, а может быть и годами. Просто ничего не делать, не совершая какой-нибудь фатальной ошибки. От усталости. От нетерпения. Или просто от нечего делать.

— Добрый вечер, мистер Крауч, — раздался со стороны двери манерный баритон. Бартемиус вздрогнул и чуть заметно кивнул. Разумеется, богатый баронет приходит минута в минуту.

— Добрый вечер, мистер Гринграсс, — тепло отозвался Крауч. — Рад, что Вы нашли время зайти ко мне.

— Надеюсь, вы позволите повесить плащ и шляпу? — осмотрелся вошедший.

— Шкаф и галошница к вашим услугам, — прищурился Крауч, глядя, как его невозмутимый гость повесил светло-серую шляпу и плащ того же цвета. Бартемиус с интересом посмотрел на плешь, обнажавшую половину головы вошедшего, а затем на его усы. «Лысые сплошь и рядом отпускают себе усы или бороду, — ехидно подумал он. — Наверное, чтобы доказать окружающим, что они не лишены до конца дара иметь волосы».

— Явился на допрос по первому приказанию, — хмыкнул Гринграсс.

— Почему на допрос? — почти искренне удивился Бартемиус. — Побеседовать. Обсудить некоторые вопросы, — показал он жестом на желтое кресло.

— Что же, можно и пообщаться, - Уинстон Гринграсс, кивнув, присел в удобное темно-коричневое кресло.

Уловить иронию не составляло труда, но Бартемиус предпочел ее проигнорировать. Вместо пикировки в остроумии он окинул взглядом собеседника. Высокий сухопарый джентльмен с ранней залысиной. Небольшие усики вполне сочетались с глубокими темно-синими глазами. Безупречный черный смокинг. Видимо, в юности Уинстон Гринграсс считался опасным для девушек красавцем и сейчас изо всех сил пытался сохранить облик Чайлд-Гарольда.

— Вы взглядите устало, — неожиданно сказал Крауч. — Вам бы немного отдохнуть.

— Хотите предложить мне отдых за счет министерства? — брови Уинстона поползли вверх.

— Думаю, это вам охотно предложат другие люди, — Крауч начал расхаживать вокруг стола. — Вот, например, побережье Уэльса — невероятно красивые места…

— Да, места в самом деле замечательные, — Гринграсса, казалось немного успокаивал непринужденный тон беседы, хотя лицо оставалось напряженным. — Свежий морской воздух, гористое побережье и чудесные поля для гольфа… Я, как старый гольфист, не встречал мест лучше…

— Именно так, — подтвердил Бартемиус. — Видите, наши вкусы относительно отдыха в целом совпадают. Вы угощайтесь, — направил он Уинстону глиняную трубку.

— Отчего бы не совпасть вкусам двух умных воспитанных людей, — Гринграсс охотно взял курительную принадлежность и послал хозяину кивок благодарности. — Как здоровье миссис Крауч? — спохватился он, посмотрев на украшавшую стол колдографию тоненькой женщины в светло-розовом платье.

— Спасибо, немного полечилась, — ответил Крауч. — Да, Вы правы: Уэльс чудесен. Жаль только, что поля для гольфа не везде огорожены, а на скалах есть обрывы… Можно случайно сорваться в погоне за шариком… Впрочем, судите сами… — протянул он гостю старый номер «Пророка».

Уинстон не спеша развернул газету и сразу уткнулся в текст. Это был старый репортаж о загадочной гибели Рэндальфа Лестрейнджа на уэльсском побережье близ Марчболта. По лицу гостя пробежала тень напряженности, которая, впрочем, тотчас исчезла. Крауч улыбнулся: все-таки светское воспитание Гринграсса было на высоте.

— Да, помню я это дело, — отложил Уинстон газету. — Но, если вы хотите поговорить со мной о смерти мистера Лестрейнджа, увы… Хоть мы и дальние родственники…

— Я хочу поговорить о вас, Уинстон, — тихо отозвался Крауч. — Вы полагаете, что ваше будущее — чуть ли не министерское кресло при вашем лорде? Но это не так, — притворно вздохнул Крауч. — Ваше будущее — на дне Темзы. Или падение со скалы в Уэльсе.

— Любопытно… — процедил сквозь зубы Гринграсс. Затем, словно взяв в себя в руки, бросил на Каруча пустой взгляд, не лишенный, впрочем, снисходительного любопытства.

— Вы и представить себе не можете, как увлекательно, — подтвердил Крауч. — Ваше участие в секте так называемых Пожирателей смерти доказано, и я уполномочен вам это сообщить.

— Мерси, — иронично поднял брови Уинстон, явно успокоенный тем, как развивались события.

— Но это только с одной стороны, — кивнул Крауч, словно говорил о чем-то само собой разумеющимся. — Как умный человек, вы понимаете, что должны держать ответ не только перед тем, на кого нападаете, но и перед теми, кто послал вас нападать.

Лицо Уинстона снова стало тревожным. Щеки втянулись, а скулы предательски заострились. Присмотревшись, Бартемиус отметил, что гость был очень бледным.

— На днях я проверил записи авроров, которые арестовали нескольких членов Вашей секты. Они рассказали мне интересные детали о набеге на дом Сильтонов тринадцатого октября прошлого года. И почти все они упоминают, что ими руководил некий Пожиратель по имени Уинстон Гринграсс. И самое интересное, — выразительно посмотрел Крауч, — двое из арестованных утверждают, что именно он бросил их и скрылся еще до окончания дела.

— О каких показаниях речь? — холодная маска сошла с лица Гринграсса, и в зеленовато-синих глазах поселилась неприязнь.

— Например, об этих, — невозмутимо ответил Крауч и протянул гостю два пергамента. Уинстон, не размышляя, сразу уткнулся в текст.

— И впрямь любопытно… — процедил он. — Впрочем, эти показания сами по себе ничего не доказывают, — нервно прикусил он губу. — Поклеп. У вас нет оснований открывать дело.

— Разве я собираюсь открывать дело? — посмотрел на него Бартемиус, словно на ребенка. — Вовсе нет. Думаю, если эти пергаменты не дай бог попадутся на глаза вашим лордам, боюсь, вам всерьез будет угрожать участь Лестрейнджа.

— Кажется, вы начинаете меня пугать? — хмыкнул Уинстон.

— Отнюдь. Просто хочу объяснить, что вы находитесь не в лучшем положении, — ответил Крауч.

Поскольку ответа не последовало, он снова подошел к окну. Пол предательски скрипнул, нарушив установившуюся тишину.

— Насколько мне известно, вам уже не доверяют, — продолжал Бартемиус. — Вас считают сомнительной личностью. А если вот эта информация попадет к Лорду, боюсь, там, — показал он наверх, решат ликвидировать не только вас, но и мадам Ариэллу.

— Но поймите: я уже почти вне игры! — взорвался Уинстон. — Они от меня уже почти отстали: теперь отстаньте вы.

Крауч поправил свечу движением пальцев. Что же, если гость вспылил, значит, уже лучше…

— Поймите, Уинстон, — спокойно продолжал Крауч, расхаживая по кабинету, — из этой игры нельзя выйти просто так. Как в Вашем любимом «кинге», — на его лице появилась еле заметная гримаса. — Нельзя сыграть разок, набрав очки, а потом закончить игру, отказавшись от их списания. Только в «кинге» есть надежда выиграть, а здесь — никакой.

Уинстон бросил на хозяина кабинета быстрый взгляд, а затем потупил глаза. От его взгляда пламя свечи разгорелось сильнее, усилив восковые капли.

— Но я великодушно предлагаю вам выкуп, — неожиданно закончил Крауч. — От имени ваших лордов я, естественно, не могу делать никаких обещаний. Но если вы поможете нам, обещаю помочь вам умыть руки.

Несколько минут Гринграсс смотрел вокруг. Затем, словно задумавшись о чем-то, помассировал виски.

— Что вы от меня хотите? — вздохнул он, наконец, устало.

— Расскажите мне все сначала, — кивнул Крауч. — Кратко. Четко. С фактами и с именами.

— Чтобы вы пустили меня в расход? — ехидно спросил Гринграсс.

— Я всегда считал вас умным человеком, Уинстон, — покачал головой Бартемиус. — Посудите сами, зачем мне это нужно? Сведения от вас никто не потребует, потому что вы вряд ли будете ими располагать. Подписывать бумаги о сотрудничестве вам также не потребуется, так что следов нашего разговоре не останется.

— А где гарантия, что вы сдержите слово? — бросил Уинсион выразительный взгляд после минутного колебания.

— Гарантия — в здравом смысле, — охотно ответил Крауч. — Какой нам резон выдавать вас? Вы раскрыты, следовательно не представляете ни ценности, ни интереса. Вы молчите — и мы молчим. Выдадите — подпишете себе смертный приговор.

— А если вы все же попытаетесь выменять мои признания на более ценные сведения? — продолжал гнуть свою линию Гринграсс.

— Зачем, Уинстон? — пожал плечами Крауч. — Посудите сами: ваше разоблачение осложнит ситуацию. Мне понадобится искать новые контакты, чтобы понять, как именно изменилась организация после вашего провала.

Огромный филин нервно ухнул, пытаясь вырваться из клетки. Бартемиус вздрогнул: он в самом деле едва не забыл послать сову жене.

— Но ведь вы наверняка приступите к разгрому нашего клуба! — нервно забарабанил пальцами по ручке Гринргасс. — Бартеимиус с интересом заметил, что его собеседника пальцы были желтоватые, как у заядлого курильщика.

— Вы умный человек и прекрасно понимаете, что раскрытую организацию сразу не громят. За раскрытой организацией наблюдают, причем долгое время.

— Долгое время? Сколько же? — Уинстон не смог сдержать предательскую дрожь в голосе.

— Вполне достаточно для того, чтобы вы умыли руки, — ответил Крауч. — Вы человек со связями, так что беспокоиться не о чем.

— Странный вы человек… — горько вздохнул Уинстон. — Другие хоть предлагают золото…

— Будет и золото. Это как раз самое простое, — успокоил его Крауч. — А сейчас рассказывайте.

Уинстон тяжело вздохнул и, выпустив очередное кольцо дыма откинулся в кресле. «Что поделаешь — неврастеник», — подумал Бартемиус, присаживаясь на стул.

***

Барти никогда не думал, что каникулы заканчиваются так быстро. Они, собственно, делятся на «до» и «после» Нового года. До Нового года они кажутся еще большими — еще что-то важное и интересное впереди. Зато потом дни и даже часы неудержимо бегут к грустному моменту отъезда. Позади остались и последний день, и сборы, и прощание с мамой на перроне, от которого еще долго стоял горький привкус… И вот сейчас, глядя на Регулуса с Летицией, он вспоминал, что совсем недавно они точно также все втроем ехали на каникулы. Едва поезд тронулся, Летиция расстелила на столике салфетку и достала из сумочки небольшой кулек.

— Я не против, если вы купите сладостей, но попробуйте и вот это, — она слегка улыбнулась мальчикам, кажется, волнуясь. Барти заметил, что в кульке лежат кексы разнообразной причудливой формы, пахнущие ванилью и корицей.

— Итальянская кухня? — осведомился он.

— Нет, — кажется, девочку тянуло похвастаться. — Мы с мамой немного… Пофантазировали. Кулинария — это ведь тоже искусство, не правда ли? Угощайтесь, — она жестом пригласила мальчиков взять по кексу.

— Спасибо, — Барти с удовольствием взял рассыпчатый кекс. Регулус, кивнув, последовал его примеру. Девочка улыбнулась, явно довольная, что ребятам пришлись по душе ее угощения.

— У вас, англичан, удивительные герои, — неожиданно сказала Летиция. — Вот я на каникулах читала одну книгу, и там был какой-то Джек Робинсон. Он заходил в гости и тут же убегал: так что хозяева даже не успевали с ним поздороваться. Что это значит?

— Это метафора, — рассеянно отозвался Барти, усиленно пытаясь рассмотреть хоть что-то в тающей пелене окна.

— Но почему выбрали такой странный образ? — продолжала удивляться Летиция. Сейчас на девочке была темно-синяя мантия, которая, вместе с густыми черными волосами, в самом деле напоминала о южном итальянском море.

— Понимаешь, эту историю придумали при Кромвеле, — неуверенно поводил рукой Барти. — Я читал об этом в «Истории Великого Восстания» лорда Кларендона. Джека Робинсона сочинили, чтобы показать, как опасно было быть роялистом. Доносили кругом. Значит, надо было вовремя узнать, кто перед тобой, и исчезнуть, если нужно.

— Похоже, скоро снова так и будет, — мрачно ответил Регулус. Разложив на коленях свежий номер «Пророка», он с интересом рассматривал колдографии и о чем-то напряженно думал.

— Да, ерунда, — отмахнулся Барти. — Никто не станет всерьез устраивать обыски в домах чистокровных. Мы ведь сами из «двадцати восьми«… — смущенно улыбнулся он друзьям, словно стараясь снять неловкость.

Регулус не ответил. Летиция, нарочито перевернув страницу, вернулась к книге. Глядя на ее темно-зеленый чемодан, Барти снова, как в тот давний вечер на Астрономической башне, почувствовал страшный стыд за все происходящее.

Они говорили о последнем законопроекте министерства. Сегодня утром в «Пророке» появилась информация, что Аврорату будет разрешено проводить обыски в домах чистокровных волшебников. Законопроект вызвал, как и положено, шквал критики со стороны «чистокровной партии» во главе с Араминтой Мелифлуа. На перроне Барти ловил на себе ворох неприязненных взглядов. В груди поселилось неприятное чувство щемящей тревоги, словно все эти люди — взрослые и дети — вот-вот набросятся на него.

— Вот это-то и странно, — неожиданно сказал Регулус. — Твой отец по идее должен ценить чистоту крови. Как миссис Крауч и ты… — кивнул слизеринец.

Барти почувствовал, как отлегло на сердце. Значит, друзья не считают его виновным в решениях отца. Ни он, ни мама не должны отвечать за глупый законопроект против волшебников. «Почему я всегда должен краснеть за него?» — подумал с отвращавшим Барти.

— Меня это тоже всегда удивляло, — отозвалась Летиция. — Почему для вас, англичан, так важна эта волшебная кровь?

«Она переводит тему ради меня», — благодарно подумал Барти. Стараясь воспользоваться благоприятной минутой, он приосанился и произнес с видом знатока:

— Потому что секреты волшебства всегда хранились в семьях чистокровных магов. Выводы сделать легко…

— Барт прав, — отозвался Регулус. — Только даже больше. Мы изначально были другими, чем маглы. Талант к магии передается по наследству. Значит, чем больше мы дадим нашей крови маглам, тем быстрее они обнаружат наш мир.

Барти показалось, что голос друга стал необычно серьезный и глухим. После каникул в Реге произошла какая-то едва уловимая, но важная перемена:

— Может, это не так уж и плохо… — задумчиво посмотрела на полку Летиция, но мальчик возмущенно замахал руками.

— Неплохо? Ты понимаешь, что говоришь, Тиция? Один раз эти твари уже вели против нас охоту на ведьм. Не дай бог это начнется снова! — с яростью стукнул он кулаком по сиденью.

— Это тебе тетя Араминта объяснила? -недовольно взглянула на друга Летиция.

— А хоть бы и так! — с жаром ответил Блэк. — Хуже того, отдавая маглам свою кровь, мы еще и теряем часть волшебных способностей!

На лице Регулуса появилось выражение ярости. Барти поежился: второй раз после слов Эммелины Вэнс он видел лучшего друга в таком настроении.

— Что говорят твои? — осторожно спросил он, поправив манжету.

— Отцу, как обычно, все равно, — махнул рукой Блэк. — А мать… Мать верно говорит, что ничего такого ужасного Темный Лорд не сделал, чтобы нас обыскивать.

— Ты правда думаешь, что ничего? — покосилась на друга Летиция. —

— Ну, а что именно? — неожиданно холодно переспросил Регулус. — Сказал, что надо уважать чистокровных? Что надо поприжать обнаглевших грязнокровок?

— Вроде Дирборн? — Барти попробовал разрядить обстановку, сведя все к шутке.

— Да, хотя бы, — подтвердил Регулус. — Вот почему какая-то грязнокровная дура воображает, что у нее есть великие права в нашем мира?

— Ей бы сиять от благодарности, что ее вообще сюда впустили, — кивнул Барти.

— Вы считаете ходить с вами по одним коридорам или дышать одним воздухом за великое право? — резко спросила Летиция. — Пожиратели смерти — убйицы. На их счету пожар в Хогсмиде и несколько нападений. И, скорей всего, тот случай в «Дырявом котле», из-за которого погиб профессор Фенвик. Получается, его кровь — на их совести.

— Про убийства наверняка больше врут, — отмахнулся Регулус. — Кто там точно знает, кто убил?

«А ведь он прав», — подумал Барти. На сердце появился неприятный холодок. Отец… Мальчик покачала головой, не желая размышлять об этом.

— Мать всегда говорит: на любую жесткую и бескомпромиссную позицию надо ответить еще более жестко и бескомпромиссно, — отрезал Блэк.

Летиция внимательно посмотрела на него.

— Но ведь Пожиратели начали нападать первыми. Получается, по твоей логике, что… — она запнулась. — Барти, прости… Что министерство право?

Началась мокрая метель, и снежные хлопья залепляли вагонные окна. Поезд начал резко сбавлять скорость, огибая трудный горный изгиб. Барти уже запомнил это место, и сейчас очень волновался, как бы поезд не сошел с рельсов. «О чем я? — с удивлением подумал он. — Это же волшебный поезд!» Однако на душе, несмотря на обнадеживающие мысли почему-то было неприятно.

В дверь постучали. Барти обернулся и вздрогнул. Регулус также отложил газету и с удивлением осмотрелся.

— Да, войдите, — Летиция взяла на себя роль хозяйки, хотя, судя по голосу, была удивлена не меньше приятелей.

— Спасибо.

Барти показалось, что голос ему хорошо знаком. Он не ошибся. Едва отводрилась дверь, как в купе показалась тонкая сухопарая фигура Эрнестины Фоули. За минувший год девочка стала немного выше, а ее лицо приобрело более строгие черты, словно она ожидала подвоха. Однако блестящие очки и чуть вздернутый нос придавали ее облику все то же высокомерие, которое так не понравилось Барти при их первой встрече. Быстро кивнув всем присутствующим, она подошла к Летиции.

— Тиция, если позволишь, у меня к тебе маленькая просьба… Не могла бы ты…

— Присаживайся, Эрни, — Летиция посмотрела на слизеринку с легкими недоумением. Эрнестина сухо кивнула и присела между ней и Регулусом. Барти с интересом осмотрел ее форму: серо-зеленый галстук придавал девочке холодную строгость.

— Хотела попросить тебя помочь с переводом по-итальянски, — сухо сказала Эрнестина. — Это… — слегка замялась она… — Для курса древних рун.

— Там нужен итальянский? — удивилась Летиция.

— Это текст по-латыни, переведенный на итальянский, — пояснила она. — Итальянский мне все же немного ближе..

— Хорошо, давай, — Летиция спокойно взяла пергамент. Ее соседка посмотрела ей через плечо. Затем, прищурившись, повернула голову и только тут заметила Барти.

— Привет… — взгляд Эрнестины стал пристальным и изучающим.

— Привет, — спокойно ответил Барти. До конца он не мог понять, действительно ли слизеринка только заметила его, или ее действия имели некий смысл.

— Ты в Райвенкло? — спросила она, скорее, впрочем, утверждая, чем спрашивая.

— Конечно, — кивнул Барти.

— Райвенкловцам сейчас придется не просто, — добавила Эрнестина, словно говорила о чем-то важном. — Ваша староста угодила в скандал.

— Флемминг? — бесстрастно переспросил Блэк, все еще разглядывая газету.

— Трудди пишет, что ее бросил Эван Розье. Родители пригрозили лишить его наследства, — спокойно ответила Эрнестина.

— Грустно, но такое случается, — отозвалась Летиция, сделав пару пометок в пергаменте.

Эрнестина наградила ее странным взглядом, а затем посмотрела перед собой.

— Боюсь, как бы после такого скандала Флемминг не натворила глупостей. Ее ведь могут лишить должности старосты — новый удар…

— Из-за того, что бросил Розье? — вскинула густые брови Летиция. — Прости, Эрни, но это глупо. Ты не находишь?

— Нет, не нахожу, — на удивление спокойно ответила Эрнестина. — У нас делается столько глупостей, что часто не замечают главного. Спасибо, Тиция, — кивнула она.

— Не за что, — ответила Летиция. — Держи, — протянула она пергамент. Барти, щурясь, пытался понять, симпатизировали ли они друг другу или испытывали скрытую неприязнь.

— Сильный законопроект, правда? — бросила Эрнестина, взглянув на газету Блэка. — Ладно, всем приятного дня, — сделала она, привстав, легкий книксен и тотчас направилась к двери.

— Merci beaucoup, — ответил Барти с еле различимой иронией.

— Вы знакомы? — изумился Регулус, едва Фоули покинула купе.

— Немного. Она племянница моей тетки Элинор, — райвенкловец, вытянув ноги, попытался непринужденно смотреть в потолок. На душе впрочем стояло неприятное чувство, что Эрнестина и остальные осуждают проклятый законопроект, проклиная его отца… А, заодно, наверное, и сына…

— Эрнестина делает хорошую мину при плохой игре. — вздохнула Летиция. — Хотя лучше изображать наследницу короны, чем пресмыкаться.

— Интересно, зачем ей итальянский? — хмыкнул Регулус.

— Ладно, не будем, — примирительно махнул рукой Барти. — Тиция… Может, научишь нас по-итальянски?

Летиция с интересом посмотрела на друга.

— Почему бы и нет? И тебя, и Рега. И Северуса, он тоже давно интересуется.

— Снейпа? — скривился Регулус. На этот раз он даже не скрывал презрения в голосе.

— Да, Северуса, — снова выделила голосом Леттция. — Поверьте, он ничуть не глупее вас. Думаю, даже, что он был бы рад попасть в вашу компанию. Ему очень нужны друзья.

Блэк скорчил забавную гримасу отвращения, но перечить подруге не стал. Барти посмотрел на желтый коленкор книги Летиции, а затем рассмеялся.

— Слушайте, а ведь Снейп жутко похоже на Джека Робинсона! Постучится в гости и удирает, не успев сказать ни слова. Может, это был его предок?

Регулус оторвался от газеты и посмотрел на друга. Затем, не выдержав, громко рассмеялся.

— А почему бы и нет? Что если этот Джек был неуклюжий аптекарь и жил в хижине с соломенной крышей?

— А мне кажется, у него в предках были цыгане, — ответила Летиция. — У него глаза страшные. Разбойничьи глаза. Вообще, он мне очень нравится, — улыбнулась она неожиданно дерзко.

***

Послерождественский Хогвартс хранил остатки праздничного шарма. На лестницах валялись иголки; в коридорах стоял запах смолы и хвои. Кое-где висели венки из падуба и омелы, которые завхоз Аргус Филч не успел снять. За небрежность он получил выговор от профессора МакГонагалл, и эльфы ускорили возвращение замка в обычное состояние. Мокрые метели стали частыми гостьями, и на уроках ученики могли любоваться беспорядочным вальсом снежных хлопьев.

Барти с облегчением заметил, что о законопроекте отца почти забыли: история с их старостой Флоренс Флемминг заслонила все остальное. Прогноз Эрнестины Фоули полностью оправдался: Флоренс оказалась под полным бойкотом. С девушкой после истории с Розье не желал разговаривать никто. В общей гостиной девушка сидела в одиночестве, словно прокаженная. Повсюду ей шипели в спину, называя «подстилкой» или «шлюхой». Никто из школьников демонстративно не выполнял ее распоряжений, да Флоренс, впрочем, их перестала делать: все функции старосты взял на себя Джейкоб Олливандер. Особенно злорадствовала хаффлпаффка Берта Джоркинс, для которой само унижение Флоренс было достойным реваншем за собственное унижение.

На третий день ситуация обострилась. Выйдя на завтрак чуть позже обычного, Барти услышал, как за слизеринским столом Эльза Смит охотно разъясняла подругам, что к чему:

— Отец сказал ему, что любая связь с полукровкой может опозорить чистокровного волшебника и лишить его надежды на хорошую партию. Хоть полукровки не такие животные, как магглы и грязнокровки, но они родились от извращения, от предательства, а следовательно, извращение и предательство у них в крови. В общем, его поставили перед выбором: мерзавка Флемминг или наследство. Догадайтесь с трех раз, что он выбрал.

— А говорят, — хихикала Электра Мелифлуа, — Флеминг и Розье успели… Вы понимаете…

Эльза вздернула носик, хотя глаза заблестели лукавым интересом.

— Что ж, это доказывает, насколько она развращена и глупа. Чего ожидать от девицы, у которой в родне есть магглы.

Бренда Шарп фыркнула. Следом за ней хмыкнула Элоиса Бергхоф. Старшие ученики заулюлюкали. Отодвинув позолоченное блюдце, Адриан наклонился к Барти:

— Думаю, Флемминг уберут с поста старосты, — сказал он с заговорщицким видом, словно раскрывал великую тайну. — Зачем Дамблдору и Флитвику проблема?

— Ты был бы доволен, фриц? — весело подмигнула ему Дина Вайсберг. Барти с интересом посмотрел на нее. Дина всегда не переваривала Мюллера, но редко когда решалась на открытое нападение.

— Доволен чем? — удивился Адриан. — Что над нашим колледжем смеются и издеваются все, кому не лень? Прости, не доволен.

— Странно… — Дина посмотрела на Лею и Пандору. — Обычно фрицы обожают издеваться над кем-то, а тут такой случай.

За столом повисла тишина. Оскорбление было слишком серьезным, чтобы Адриан на него не отреагировал.

— Издеваться над кем? Над Флемминг? — уточнил Мюллер. — Прости, но она сама себе создала проблему.

— Ее бросил Розье, — Барти показалось, что в глазах Пандоры мелькнула неприязнь. — Флоренс не виновата.

— Может быть, — неожиданно согласился Адриан. — Но если бы она не обжималась при всех с Розье, ей бы слова никто не сказал.

— Бросают всех, — ответила мягко и немного назидательно Пандора. — Нельзя судить за неудачную любовь…

— Но не все старосты! — с запалом сказал Адриан. — А старостам надо сохранять приличие.

— А мы ведь ей верили, — протянула Элоиса.

Дина усмехнулась, но, видимо, не нашла, чем крыть. Барти посмотрел, как задумчиво шевелится факельный огонь на фоне вымпелов. В принципе, он был солидарен с Адрианом, хотя решительно не понимал, что такового в этом деле. Какая в конце-концов разница ходила Флемминг с Розье или нет? Впрочем, наверное, было что-то серьезное, если весь зал, включая кое-кого из учителей, смотрел на Флоренс с осуждением. Покончив с ужином, Барти отправился в библиотеку: после рассказа кузена Роджера он хотел побольше узнать о процессе над своим родственником.

К его удивлению, на это раз Блэк опередил его. Слизеринец изучал старые подшивки газет, видимо, стараясь найти что-то интересное. Барти присел рядом с другом и едва не вскрикнул от удивления: на первой полосе «Пророка» был изображен рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который по слухам был одним из лучших учеников Гриндевальда. Несколько минут Барти с изумление смотрел на портрет, а затем выдавил из себя:

— Увлекся историей?

— Да почти, — механически кивнул Регулус. — Мать на каникулах рассказывала, что, когда она училась на третьем курсе, в школу проник темный маг и убил девочку. Вот мне стало интересно, что писали о том случае.

— Прямо просто убил? — изумился Барти.

— Ну, да. Вроде было весело, все в снежки играли. Метель была чуть ли не в Хэллоуин… О, посмотри! — Блэк с интересом указал на пожелтевшие страницы «Пророка».

— Что именно? — Барти также наклонился над газетой. — «Позор Хогвартса. Один из самых талантливых учеников Хогвартса за последние десятилетия поступил на службу к Гриндевальду. Брэнуэлл Принц, выпускник факультета Рейвенкло, получил звание оберштурмбаннфюрера СС и должность в Аненербе», — прочитал он. — Принц — в СС? — Недоумевающе пожал плечами Барти. С колдографии на него смотрело бледное и худое лицо с холодными и одновременно чуть безумными глазами.

— А почему бы и нет? — Блэк с интересом посмотрел на друга. — Знаешь, у нас сейчас мало говорят об этом, но кое-какие британские маги перешли на сторону Гриндевальда.

— Бред… — Крауч помассировал лоб. — Как можно перейти на сторону того, кто нас бомбил и хотел уничтожить?

— Мерлин знает… — пробормотал слизеринец. — Отец вроде говорил, что они шли к Гриндевальду еще до войны. Тогда кое-кто верил, что мы станем союзниками. Ну, а потом обратной дороги не было. Смотри-ка, газета — за тридцать восьмой год. Тогда они нас еще не бомбили.

Барти еще посмотрел на лицо Бренуэлла: больное, нервное, озаренное какой-то мыслью, сделавшей его одержимым. На мгновение Барти подумал о о том, не делал ли Гриндевальд своих сторонников сумасшедшими с помощью какой-то магии, но эта мысль тотчас ушла прочь.

— Кстати, а недавно я слышал о Принцах… — пробормотал Регулус.- Снейп упоминал, что его мать — из них. Ты посмотри, как они похожи, — он кивнул на портрет в газете.

— Думаешь… Его родня? — с интересом спросил Барти.

— Конечно, — подтвердил Регулус. — О, вон, кстати, и он сам идет. Эй, Сев, привет! — помахал он рукой. Сидящая рядом Аделина Макс обернулась и с удивлением посмотрела на Блэка.

— Привет… — Снейп, казалось, был изумлен такому вниманию. Он в сами деле шел по читальному залу, ища какую-то книгу. Барти показалось, что слизеринец слегка прихрамывает, однако, его лицо оставалось непроницаемым.

— Подойди к нам, — махнул Блэк. — Мы тебе кое-что покажем. Да не волнуйся, это правда интересно! — добавил он, едва Северус подошел к приятелям.

Барти с интересом осмотрел его одежду. Черная форменная мантия казалась изрядно выцветшей и потертой у краев. На плечах были видны сальные пятна. От мантии исходил устойчивый запах, напоминавший то ли нашатырь, то ли касторку — парень, похоже, шел с урока зелий.

— Видел? — протянул ему газету Регулус.

— Кто это? — насторожился Северус. Сейчас он показался Барти маленьким зверьком, готовым начать отбиваться в любую минуту.

— Брэнуэлл Принц, твой родственник, — кивнул Крауч. — Ну, смотри сам: написано — Принц!

— Вы даже внешне немного похожи, — поднес газету Блэк. — Посмотри сам: похож ведь!

Северус осторожно взял в руки газету, недоверчиво всмотрелся в колдографию. Уголки рта у него дрогнули, черные глаза на миг потеплели.

— Значит, родня всё же? — Регулус с озорным видом подмигнул другу. Человек в мундире СС продолжал холодно смотреть на приятелей.

— Я никого из них не знаю, — вздохнул Северус, не сводя глаз со снимка. — Никогда не видел.

— Прочти, это же интересно! — пригласи его жестом Барти. — Да, садись, — пригласил он Снейпа жестом. Свечи впереди защелкали сильнее, сбрасывая очередную порцию воска.

— Вообще, да… — заговорил Северус. — Был какой-то родственник, уехавший в Германию. — Барти показалось, что он не привык так много общаться со сверстниками.

— Видишь, как полезно смотреть газеты, — сказал Регулус.

— «Один из самых талантливых учеников…» — прочитал вслух Снейп и снова улыбнулся — не без гордости.

— Что, Нюниус, знатных дружков нашел? — раздался сбоку насмешливый голос Сириуса Блэка. Барти вскинул голову и сразу почувствовал прилив ненависти: его враги вместе с еще одним гриффиндорцем Ремусуом Люпином стояли как раз возле парты напротив.

— Посмотри на своих дружков, Блэк, — ядовито улыбнулся Снейп. — Без них ходить боимся, а? — Барти поежился: в глазах слизеринца читалась такая ненависть, что даже ему было до нее далеко.

— Что же… — прищурился Джеймс Поттер, осмотрев друзей. — Теперь у Нюнчика будет и мохнатая лапа в министерстве, и доступ в чистокровные салоны. Ради такого можно и почистить штиблеты Блэка с Краучем!

— По-маггловски так… Ваксой с гуталином … — бросила сидящая неподалеку Нелли Гамильтон, которая, слушая перепалку, заливалась от смеха.

— Валили бы отсюда, кошачье отродье, — ухмыльнулся Барти.

— Ого! Наглеете, друзья… — покачал головой Сириус. Его синие глаза блеснули задорным огоньком. «Интересно, будет ли его взгляд таким же наглым, если пытать его огнем?» — вдруг подумал Крауч.

— Трое на трое — напасть не рискуем? — встретился с ним взглядом Снейп.

— Удачи в карьере комнатной собачки, Нюнчик, — помахал ему Поттер. Гриффиндорцы снова рассмеялись и, развернувшись, пошли прочь.

— Вот твари, — прошипел Барти. Снейп обернулся и неожиданно посмотрел на него с уважением.

***

К концу января погода совсем ухудшилась, ветер завывал так, будто собирался получить оценку «Превосходно» на зимнем экзамене. Травологию частенько отменяли, и Барти вместо нее читал в библиотеке книги по истории магии. Лесничий Хагрид почти не показывался в коридорах — у него, похоже, хватало своих забот в связи с непогодой. Почта прибывала с опозданием, и совы, спасаясь от мороза, прятались в его хижине.

Барти с головой ушел в травологию, пообещав самому себе стать лучшим по этому предмету. Обратиться за помощью к профессору Спраут Барти стеснялся, и потому поговорил с профессором Слагхорном. Мастер зелий разрешил мальчику тренироваться на саженцах трав, которые он хранил для снадобий, и райвенкловец по долгу тренировался в их пересадке. Из-за постоянных занятий он стал меньше времени уделять походам по Хогвартсу, в то время как Регулус и Снейп все чаще беседовали за завтраком и ужином. Барти почти не сомневался, что они замышляют какое-то дело, о котором скажут ему в свое время. С Краучем Снейп стал обращаться еще более уважительно, когда тот предложил новую стратегию войны с «мародерами» — нападение на их мелкого вассала Питера Петтигрю.

Жизнь Флоренс Флемминг стала, тем временем, почти адом. Ей подставляли подножки на лестницах, бросали петарды в котел на зельеварении и, по слухам, в её сумку вылили пробирку бубонного гноя. Слизерницы и некоторые хаффлпаффцы, когда Флоренс проходила мимо, каждый раз обзывали её.

Первого февраля Барти сидел на уроке профессора Суитфейса. Метель за окном переросла в настоящую снежную бурю, которая, поднимая с земли снежные наносы, кружила и переворачивала их в воздухе. Ученики, как обычно, сделали письменные конспекты о противостоянии вампирам. Филипп Свайгер настолько старался, что выписывал завитушки у каждой буквы. Зато Дина Вайсберг словно с вызовом написала едва ли несколько абзацев. Едва прозвенел звонок, как профессор Грегори Суитфейс вошел в класс и, поправив желтую мантию, начал прохаживаться по рядам.

— Что же, пожалуй, начнем… Проверим, насколько успешно вы выполнили домашнее задание… Мистер Маллер, — учитель по-прежнему звал ученика на английский манер, — ваш пергамент…

— Пожалуйста, сэр, — протянул ему свиток Адриан. Его лицо оставалось бесстрастным, хотя Барти знал, что в душе он терпеть не мог Суитфейса.

— Что же, неплохо… — преподаватель с интересом посмотрел в завитушки. — Хотя по-прежнему забыли дописать, как важны светлые намерения для блокировки темных сил. Выше ожидаемого…

Довольная Дина что-то шепнула Лее и Элоисе. Мгновение спустя, все трое весело фыркнули.

— Мистер Крауч… — превосходно, как обычно, — улыбнулся профессор с некоторой натяжкой. — Мисс Шарп, тот же результат…

Щеки Бренды порозовели. Барти, посмотрев на ее счастливое личико, вдруг почувствовал странное желание, чтобы Суитфейс был недоволен им.

— Однако, дорогие мои, — улыбнулся профессор Суитфейс. — Нам стоит поговорить сегодня о чрезвычайно важной проблеме: морали. Не буду показывать пальцами, но кое-кто идет по тому же пути, что и многие.

Перья перестали скрипеть. Наступила тишина. Лея что-то шепнула Дине, от чего обе рассмеялись. Профессор Суттфейс посмотрел на них с легкой укоризной и покачал головой.

— Маглы не случайно считали волшебниц невероятно распутными, — горько вздохнул он. — В погоне за чувственными наслаждениями ведьмы, особенно чистокровные, готовы забыть о чести и приличиях. Им нет дела до того, что другие семьи страдают от их вмешательства, что другим людям оно причиняют боль.

— Флемминг, — шепнул Дирк сидевшему рядом с ним Филиппу. Профессор ничего не ответил, но с легкой улыбкой покачал головой.

— К сожалению, недавно подобные события затронули ваш колледж в полной мере, — вздохнул Суитфейс. - Виной тому стало поведение вашей старосты, Флоренс Флемминг. К сожалению, девушка сочла возможным воспользоваться красотой в бездуховных целях: похитить чужого жениха и, торжествуя победу, предаваться чувствам на глазах всей школы. Что же удивительного в том, что она пожинает плоды своего поведения? — пожал плечами профессор.

— В чем-то он прав, наверное, — шепнул Адриан.

— К сожалению, ваш Дом всегда балансирует на грани, — горько сказал Суитфейс, опустив очи. — Райвекловцы считают мораль чем-то второстепенным на фоне разума…

«Глупый индюк», — подумал с отвращением Барти. В коридоре раздался визг, и профессор защиты был вынужден прикрыть дверь.

Причина крика стала понятна за обедом. Рано утром Флоренс, всю ночь проплакавшая, не пошла на занятия. Соседки, объявившие ей бойкот, не стали уговаривать или выспрашивать причину. Флоренс, тем временем, вытащила из тумбочки у магглорожденной однокурсницы упаковку таблеток от головной боли и проглотила их все. К счастью, что у девочки разболелась голова, и она решила вернуться за таблетками в спальню. Староста Гриффиндора Гестия Джонс провожала её и, узнав о попытке самоубийства, немедленно кинулась за безоаром. Флоренс успели спасти.

— Не хочется идти в башню, — поежился Барти. — Ну не ровен час Флемминг померла?

На лице директора Дамблдора была такая неприязнь что райвенковец задумался о том, почему именно тот так волнуется из-за Флемминг.

— Едва ли, — отмахнулся Блэк. — Живучая!

— Дай-то бог, — поддержал его Крауч. — Мне, — посмотрел он на зеленый бархатный вымпел со змеей, — так не хочется сидеть в гостиной у гроба, — поморщился он.

— Снейп, поди, рыжую утешает — поморщился слизеринец. — Правда, у него есть хорошая идея.

— О, вот вы где! — весело хмыкнул подбежавший Мортимер. Его новенькая зеленая мантия развевалась наподобие плаща. — Сегодня был замечательный день. Эльза и Электра пообещали надеть лучшие платья в честь смерти полукровки!

— Траур наоборот! — рассмеялся Регулус.

— Только представь, — многозначительно посмотрел на приятелей Мортимер. — Эльза, Электра выходят в шикарных бальных платьях. За ними выходит парадно одетая мелюзга. И Слагхорн объявляет: «Сегодня мы хороним одну замечательную полукровку из Райвенкло. Скончавшуюся на боевом посту», — закончил он.

— Дальше-то что было? — продолжал Регулус, которого эта история явно заинтересовала.

— Да ничего, — махнул рукой Мальсибер. — Дура Макдональд разоралась…

— Бандит в юбке… — поморщился Барти.

— Ну не совсем бандит… — хмыкнул Мортимер. — Так, хамка базарная… Разорались, мол, еще слово и… А ведь какая была бы картина, а? Гести бы нарисовала: «Гибель распутной полукровки».

Блэк уже не мог сдержать смех. Барти изобразил улыбку. До этого дня он симпатизировал Флоренс Флемминг, которая всегда наставляла малышей. Конечно, ее обнимания с Розье и заброшенные из-за этого дела вызывали отвращение, но желать ей смерти… Впрочем… Невероятная мысль осенила его, и Барти поспешил проверить свою догадку.

— А это правда, что Флоренс… Ну, потеряла невинность… — неуверенно поводил он рукой.

Барти знал, что между мужчинами и женщинами есть отношения, но в чем заключается их суть не очень понимал. Собственно говоря, он не мог понять, почему взрослые считают это таким интересным и постыдным.

— Ага… — глаза Мортимера весело блеснули. — Электра говорит, что они с Розье успели… Того… — повертел он рукой…

Барти снова изобразил подобие улыбки, хотя понятия не имел, что означает «того».

— У нас на пятом курсе ставки заключают, как у них было, — сально потер руки Мортимер. — То ли Розье завалил полукровку, то ли Флемминг оседлала Розье…

Судя по тому, как Мортимер пытался изобразить глумливую улыбку, Барти догадался, что его приятель и сам не слишком понимает, что это такое. Он, похоже, подслушал разговор старшеклассников, но не совсем понимал, о чем идет речь.

— Вот бы рассказ об этом написать! — брякнул Барти, желая поддержать друга.

— А что… Отменная идея, — кивнул Мальсибер. — Может, Эльза с Электрой и сочинят чего.

— Электра — мастер пера? — пожал плечами Блэк.

— А почему бы и нет? — ехидно поднял брови Мортимер. — Может, она будущая мадам де Сталь!

Друзья рассмеялись, глядя на галдящий коридор.

— Она же глупая, — пожал плечами Блэк. — Книги в руки не брала!

— Ну вот и представь, — оскалился Мортимер. — Выйдут романы великой писательницы Мелифлуа, — хмыкнул он. Барти также улыбнулся: все-таки с Мортимером было весело даже в самые грустные дни.

— Про что же напишет могучая и одаренная Электра? — протянул Крауч, стараяс не отстать от друзей.

— Ну… Опишет вот, как изнасилованная Флемминг просила у Барти лимон, — подмигнул приятелю Мальсибер.

— Зачем ей лимон? — удивился Барти, глядя, как от окна к ним приближается фигурка Летиции.

— Он невинность не вернет, а блаженство с лица снимет, — засмеялся Мортимер.

Друзья снова рассмеялись. Проходившие мимо гриффиндорки Матильда Роббинс и Одри Вэйн с неприязнью посмотрели на них. Мальсибер, скривившись, послал им забавную гримасу отвращения. Барти улыбнулся и тотчас подавил улыбку: надо было поскорее узнать идею Снейпа.

Глава 13. Франческо Сфорца

Адриан угадал: Флоренс после скандала действительно сместили с поста старосты Райвенкло, поставив на ее место тихую, но исполнительную, Джейн Сморелл. Сама Флемминг пролежала в лазарете до середины февраля, и, выйдя из него, старалась как можно больше времени проводить в библиотеке. Сокурсницы шипели ей вслед, называя то «шлюхой», то «слизеринской подстилкой», но девушка старалась не замечать насмешки. Райвенкловцы взахлеб обсуждали эту историю, споря друг с другом и сходясь в одном: Джейн станет лучшей старостой, чем проблемная Флемминг. Только второкурсник Бертрам Обри кривился, утверждая, что грязнокровкам не место во главе их колледжа. Зато Дина Вайсберг защищала Флоренс все яростнее, словно находила удовольствие в борьбе с остальными.

— Лично мне жаль Флемминг, — бросила как-то Дина, спускаясь на завтрак. — В чем ее вина, что Розье оказался подонком?

— Может, она правда его провоцировала… — тихонько ответила Элоиса Бергхоф. — Знаешь, Флемминг… — поводила она неуверенно рукой.

Дина, остановилась на лестнице и, прищурившись, насмешливо посмотрела на подругу.

— Старостой, между прочим, Флемминг была отличной: вспомни, сколько с нами помучилась вначале. Даже сумасшедшую Касл терпела и наставляла, а ее кто вынесет? Не стыдно так говорить?

— А почему мне должна быть стыдно? — холодно посмотрела на нее Элоиса. — Староста должна думать о своих поступках. Можно было встречаться, но незачем было ходить демонстративно под ручку на глазах всей школы.

— У Мюллера научилась? — фыркнула Вайсберг. — Давай-давай, эти немецкие твари еще не тому научат. Они и людей жечь умеют, и травить их, и расстреливать… И даже мыло из них делать!

— Адриан-то здесь причем? — непонимающе посмотрела Бергхоф. — Он, кстати, это не одобряет.

— При том, что все боши одинаковые, — фыркнула Дина. — Их, знаешь, хлебом не корми, только дай кого-нибудь помучать…

— Пройти дадите? — спросила гриффиндорка Одри Вэйн, выбежавшая на лестнице с подругами. — Не надоели умные споры? — смерила она взглядом гриффиндорок.

Барти, шедший ниже, поморщился. После услышанного его удивляло, почему Элоиса не прекратит общение с Вайсберг. Он знал, что Дина ненавидит Адриана, как немца, но такая откровенная неприязнь просто не укладывалась в его голове. «Ненавидеть Адриана, отец которого как раз бежал из Германии…» — это не укладывалось в его голове. Дина, однако, разъярилась не на шутку. В тот же день за обедом ответ на очередное рассуждение Адриана о Флемминг девочка облила его, используя «Aguamenti». Подбежавший профессор Флитвик высушил своего ученика и затем, ворча, снял баллы с собственного факультета.

— Она всё же дура, — заметил Адриан, когда райвенкловцы поднимались на урок трансфигурации.

— Просто эмоциональная… Очень… — мотнул головой Филипп.

— Что не мешает ей быть дурой, — подтвердил Барти. — Как еще назвать человека, не контролирующего себя?

— Учится она хорошо, — с легким уважением сказал Свайгер.

— Знаешь, я читал, что главной проблемой неандертальцев было отсутствие самоконтроля, — нервно ответил Барти. — Они совершенно не могли контролировать себя. Хочу и делаю, — пояснил он. — Вот потому люди и извели их, — добавил он. — Представь, что из-за этой ненормальной с нас сняли баллы! А ведь они вполне могли бы пригодиться в борьбе за кубок.

— Представляете: Вайсберг в шкуре с луком и стрелами? — фыркнул сверху Филипп, опередивший приятелей на половину лестничного пролета. — Охотится за бедолагой Адрианом, как за дичью.

Приятели рассмеялись, чем вызвали настороженный взгляд проходившей мимо профессора Спраут. Неделю спустя, сам Барти, впрочем, оказался почти в таком же положении. Летиция Гэмп устроила ему с Блэком с Снейпом кружок по изучению итальянского языка. Первое время они изучали простейшие фразы. Затем перешли к поэзии: девочка задавала выучить по маленькому стихотворению Петрарки. В благодарность за учебу все трое старались приносить ей шоколадные бобы. Однажды вечером, когда Летиция попрощалась с приятелями, все трое пошли по коридору, вместе после занятий, и Снейп предложил создать небольшой кружок по изучению темных искусств.

— Суитфейс говорит, что они опасные, — спокойно сказал Северус. — А ведь на самом деле темные искусства — целая наука. Как можно осуждать науку ради каких-то политических пристрастий?

— Не говоря уже о том, что без темных искусств нельзя нормально не защищаться, ни обороняться, — поддержал его мысль Регулус. — Барт, мы тут давно думаем, а не проникнуть ли нам в Запретную секцию, чтобы почитать кое-что про них? Хотя бы азы?

— Да я-то только за, — слегка обиженно ответил Барти. Он в самом деле был сердит на Блэка, что тот обсуждает такое важное дело не с ним, а со Снейпом. — Только надо продумать, как туда забраться.

— Был бы профессор Фенвик, — с грустью вздохнул Снейп. — Он бы нам охотно разрешение выписал… А так — придется постараться самим.

— Может, у Слагхорна возьмем? — предложил Крауч. Коридор заканчивался, и приятели выходили на освещенную фонарями мраморную лестницу. В тусклом матовом свете ее блестящие ступеньки казались окутанными легкими облаками.

— Не годится, — покачал головой Северус. — Ни за что не даст. Осторожный слишком.

— Еще и Дамблдору донесет, — подтвердил Регулус. — Они, говорят, друзья.

— Тогда можно купить книгу на каникулах в Лютном переулке, — продолжал размышлять вслух Барти. — Только небольшую книжку об азах хотя бы..

— Мы тебе денег дадим, Сев. Темные книги не дешевые, — поддержал Регулус, которому, похоже, приглянулась эта идея. Сейчас его профиль казался Барти необычайно острым.

— А вот идея, — спокойно ответил Северус. — Купить ее в самом деле можно. А вот провезти сюда будет сложнее…

— Главное, чтобы твоя рыжая не узнала, — ответил Блэк, прикоснувшись к перилам. — Слушай, Сев… — немного неуверенно посмотрел он на приятеля. — Не обижайся, но у нас правда все не понимают: как ты можешь дружить с рыжей грязнокровкой? — скривился он от омерзения.

— Еще и с кошачьего факультета, — поддержал друга Барти.

На бледно-желтом лице Снейпа выступили красноватые пятна. Он угрожающе сжал палочку.

— Я вам не советую так о ней говорить. И обсуждать это не буду. Тем более, — он с неожиданным отвращением посмотрел на Барти, — с сыном человека, который убивает невинных людей!

Регулус хмыкнул, но ничего не ответил. Барти рассеянно посмотрел на старинный фонарь, озарявший мраморную лестницу неясным бежевым облаком. Как ни странно, сейчас упоминание о совершенном отцом, по сути, преступлении не вызвало в нем ни малейшего стыда или смущения. С минуту Снейп постоял с яростным лицом, а затем, смачно сплюнув, побежал по лестнице.

— Ничего себе… — непонимающе осмотрелся Крауч.

— Идиот, — вздохнул с яростью Регклус. — Жаль, не пошел дальше угроз, иначе я указал бы ему место.

— Истерик, — покачал головой Крауч. — Ладно, черт с ним, в конце-концов.

Лестница закончилась, и друзья вышли в коридор. Барти чувствовал, как на груди поселилось противное чувство обиды. Все их интересные проекты оказались пустышками по вине какой-то никчемной рыжей грязнокровки. В грустном настроении Барти и Регулус нырнули в библиотечный зал.

— Может, присядем… — начал было Барти, но осекся. Друг явно не был склонен к разговору, а, достав учебник по трансфигурации, углубился в чтение. Точнее, сделал вид, что углубился: разложив пергаментный список, Блэк теребил его кончик, а не читал. Барти, пожав плечами, присел за следующий столик и углубился в манускрипт о магии исмаилитов Центральной Азии — книгу, с которой он работал последние два дня. Снова началась мокрая метель, и снежные хлопья стали забивать оконные узоры.

— Мне показалось, или мистер Крауч увлекся историей Востока?

От неожиданности Барти вздрогнул, но тут же улыбнулся: растянутый манерный голос мог принадлежать только Мортимеру Мальсиберу. Подмигнув ему, слизеринец присел на стола и посмотрел в манускрипт, изображавший движущуюся карту Центральной Азии.

— Ты видел? — спросил Барти. — «Линия Дюранда» — граница между Афганистаном и Британской Индией, проведенная сэром Мортимером Дюрандом* в тысяч восемьсот девяносто третьем году. Твой тезка? — посмотрел он на друга.

— А, может, родственник? — гордо расправил плечи Мортимер. Судя по взгляду, он не очень понимал перипетии азиатской политики, но старался разобраться в теме налету.

— Сэр Мортимер Мальсибер проводит границы эмирата Афганистана? — улыбнулся Барти. — «Пришел я в шинели из Лидса в Лахор», — патетично продекламировал он**. Регулус фыркнул, словно представив себе эту забавную сцену. Он, похоже, забыл об инциденте на лестнице и снова вернулся в хорошее настроение.

— А почему бы и нет? — манерно вскинул брови Мальсибер. — Можно вооружить местные племена, натравить их на зоопланктон, — многозначительно показал он в сторону сидящих за столом Джеймса Поттера, Сириуса Блэка и Ремуса Люпина.

Барти едва сдержал смех, услыхав слово «зоопланктон». Всё же с Мортимером было невероятно весело, а его меткие клички вносили разнообразие в школьные будни. Мальсибер чуть наклонил голову с видом известного концертмейстера. Стремясь не отстать от друга, Барти, подержавшись за пресс-папье, произнес:

— А их рыжую подругу?

Мортимер сделал вид, что нахмурился.

— Нет ее сегодня, зоопланктон один. Видимо, сидит с нашим кретином Снейпом.

Регулус и Барти многозначительно переглянулись.

— Он и правда кретин, — вздохнул Блэк. — Представляешь, полчаса назад выхыватил палочку и стал нам угрожать. Жаль, убежал, мы с Бартом не успели его проучить.

— Так в чем дело? — хмыкнул Мортимер. — Можно тряхнуть стариной. Снейпу пора вспомнить былые времена, прошлый солнечный сентябрь и морозную зиму…

На этот раз Регулус не смог сдержать смех. Глядя на него, улыбнулся и Барти. Он слышал, что в прошлом сентябре слизеринцы во главе с Мортимером регулярно устраивали Снейпу «темные», то обливая его жидкой слизью, то связывая его, а напоследок и вовсе избили так, что он угодил в Больничное крыло. Послденее дело дошло до директора, и староста Слизерина Люциус Малфой получил выговор за плохое исполнение своих обязанностей.

— Снова Снейп полежит в гнойной слизи, — Регулус попытался придать себе невозмутимый вид. — Хотя, может, в его желании защищать грязнокровку есть что-то трогательное…

— Трогательное? — тонкие брови Мальсибера взлетели вверх. — Не, за такое надо пятки подпалить, — его лицо исказила короткая гримаса ненависти.

— А теперь потише, — Мортимер вздрогнул, почувствовав чью-то руку на плече.

Регулус и Барти повернулись: позади стула Мортимера стоял Эван Розье. Его фигура казалась неестественно высокой на фоне горящих факелов.

— Опять за старое, Мальсибер? — спросил он, пристально взглянув на второклассника. — Ничего, что из-тебя наш Дом потерял семьдесят баллов разом?

Мортимер потупился, и, прикусив губу, посмотрел на парту. Барти посмотрел на Эвана: впервые он мог разглядеть его вблизи. Розье был высоким, черноволосым парнем с большими черными глазами. Большой нос с горбинкой и неестественно белая кожа придавали ему сходство то ли с рыцарями, то ли с колдунами со старинных гравюр.

— Снейп талантлив, — продолжал Розье. — Неужели не ясно, что он нужен нам? Блэк еще мал, но ты, Мальсибер… — покачал слизеринец головой. — Отец будет тобой очень разочарован, поверь.

— Он дружит с грязнокровкой! — хмуро отозвался Регулус.

— Вот и помоги ему понять, что он ошибается! — рыкнул Розье. — До чего вы оба глупы и бестолковы. Ты тоже мог бы ему, помочь, Крауч? — неожиданно доброжелательно улыбнулся Эван и, подмигнув райвенкловцу, пошел к выходу.

***

Незаметно подошли Пасхальные каникулы. Дни становились все теплее, и по утрам волшебный потолок в Большом зале уже заливала глубокая весенняя лазурь. На деревьях стали набухать почки, и кое-какие кусты казались присыпанными зеленоватым пушком. Большинство учеников, включая Регулуса с Барти, оставались зна Пасху в школе. Поэтому обещание профессора МакГонагалл открыть вскоре для прогулок Черное озеро было встречено радостным гулом.

За пару дней до каникул появились странные известия: из школы таинственно исчез профессор Суитфейс. Войдя в класс, ученики с удивлением заметили, что вместо него занятия теперь ведет профессор Филиус Флитвик. Директор не прокомментировал исчезновение Суитфейса, а ученики не спрашивали: по совести, никто, даже Питер Петтигрю и «Пенни-Черри» не пожалели о нем. Слухи, однако, ходили самые разные: от попадания в больницу святого Мунго, до гибели от руки темных магов. Последнее было, впрочем, маловероятно, учитывая, что профессор находился в Хогвартсе. И все же по утрам ученики хватали «Пророка» и лихорадочно раскрывали газету, надеясь узнать, нет ли каких новостей о Суитфейсе.

Новая порция слухов пришла последний день учебы. У райвенкловцев проходили занятия в теплицах вместе со слизеринцами, и Барти был рад предстоящему уроку. Как обычно, они шли вместе с Регулусом, обсуждая последние новости.

— Интересно, куда в самом деле исчез Суитфейс? — спросил машинально Барти, словно не надеясь на ответ.

— Кевин Пьюси болтает будто он того… — побормотал Регулус,

— Что того? С ума сошел? — прищурился Барти на солнечный лучик, весело игравший в луже на гравии.

— Да нет… В парня из Хаффлпаффа влюбился, Джонатана Фьюджа, — хмыкнул Регулус. - Он ему намекнул, мол, давай, а тот — к Дамблдору. Ну вот и все…

— Кевин шутит, — улыбнулся Барти. — Решил посмеяться, наверное.

Блэк не ответил, а задумчиво посмотрел на косогор, покрытый прошлогодними прелыми листьями.

— Может, и шутит. Только я от родителей слышал, — понизил он голос, — что есть мужчины, которым не женщины нравятся, а мужчины.

— Ну это ты врешь, положим, — засмеялся Барти. — А Кевин фантазер, правда!

— Нет, — помотал слизеринец головой, — правда, есть. Их мужеложцы зовут или как-то так.

Барти улыбнулся: слова друга казалась ему забавной шуткой. Войдя в теплицу, он с интересом заметил, что Агнесс Бэддок также обсуждает исчезновение Сутфейса с Аделиной Макс. Барти с интересом посмотрел на Агнесс. Глядя на всегда спокойный взгляд ее холодных серых глаз, трудно было поверить, что ее отец состоял в рядах Пожирателей смерти. «Интересно, разделяет ли она их взгляды?» — подумал Барти.

Сегодня ученикам предстояло перехаживать редкую траву — болотистый чешуйник, который отличался на редкость противным нравом. Барти занял место рядом с саженцами, которые уже начинали нетерпеливо дергаться, угрожая запустить жижей.

— А, может, Суитфейса все же убили? — задумчиво спросил Адриан.

— Не надо рассуждать о том, чего не знаете, мистер Мюллер, — назидательно сказала вошедшая в теплицу профессор Спраут. — Давайте лучше приступим к занятиям, — недовольно поморщилась она.

Последний урок травологии прошел интересно. Барти удалось продемонстрировать свои успехи, обогнав Филиппа. Еще более радостно было осознавать, что триместр он закончил с наивысшим результатом на курсе. После обеда, где Адриан и Элоиса спорили о Суитфейсе, Барти отправился на озеро. Стало совсем тепло, и мальчик, разложив синее покрывало, присел на нем в одной форме. Весеннее прозрачное небо, сливавшееся с линией гор, навевало удивительный покой. Только сейчас, глядя на синеву, Барти понял, насколько истосковался по теплым дням. Достав пергамент, он начал делать наброски письма маме, однако его размышления прервал подошедший Регулус.

— Вот ты куда сбежал, — проворчал добродушно Регулус. — А мы с Морти и Тицией тебя ищем, чтобы поздравить. Победитель триместра наслаждается покоем?

— Следуя завету Гнея Помпея: отдыхать в тиши после битв — улыбнулся Барти***.

— А что говорили римляне о Помпее? — спросил с интересом Регулус, присаживаясь рядом с другом на покрывало.

— Gnaeus Pompeius Magnus est****, — ответил Барти. Слизеринец рассмеялся и лениво раскинулся на покрывале, также наслаждаясь весенним теплом.

— Барт, мне тут пришла в голову идея, — Регулус весело взмахнул рукой. Крауч обернулся: темные глаза Блэка светились торжеством.

— В отношении твоего братца? — язвительно фыркнул Барти. Белые цветы вербы удивительно смотрелись на фоне голых кустов, напоминая, что Пасха вместе с радостным весенним воздухом уже стучится в двери.

— Нет, Поттера, — Регулус вытянул ноги. — Давай искупаем его в дерьме?

— В каком дерьме? — удивленно спросил райвенкловец. Весеннее солнце засияло ярче, разливая лазурь на легкие волны озера.

— В обычном. Из туалета, — улыбнулся Блэк приятелю.

С минуту Крауч пристально смотрел на друга, а затем весело рассмеялся. Идея в самом деле была отменной. Барти, конечно, отлично понимал, что Рег не хочет обливать пакостью брата, каким бы поганцем тот не был. Впрочем, отомстить Поттеру тоже казалось отменной идеей. Барти до сих пор не мог смотреть спокойно на «гриффиндорских мародеров», вспоминая то унижение, какое он пережил осенью по их милости. Тогда в ответ на его шутки над Дирборн эти мерзавцы заставили его кататься на полу от щекотки, и его увидела грязнокровка Эванс… При одном воспоминании о том дне, Барти чувствовал неодолимую ярость, словно внутри него горели каминные угли. Несомненно Поттер сделал это ради нагловатой рыжей грязнокровки. Ничего… Он поклялся себе, что настанет, когда Поттер с Блэком-старшим будут по его желанию кашлять кровью и умолять о пощаде… Особенно Поттер… Впрочем, с Блэком, которого Барти звал «имбицилом-переростком», поквитаться тоже не грех…

— Отличная идея… — Барти прищурился на озеро, стараясь придать себе задумчиво-взрослый вид… — Только вот как ее осуществить?

— Проще простого, — усмехнулся Регулус. — Поттер с моим придурком часто торчат в туалете, химичат… Представляешь… — дернул он Барти за рукав, — если в этот момент откроется канализационная труба и…

— … И обольет Поттера вековым дерьмом! — охотно подхватил Барти. Глаза засияли. Забыв о важном виде, он схватил лежавшую на земле веточку и начал теребить ее в руках.

— Вонять от квиддичного очкарика будет неделю, — фыркнул Регулус.

— А грязнокровка Эванс разуется и босиком полезет его спасать, — уже не сдерживал смех Барти. Стоящая напротив ива была совсем голой, но всего через неделю ее ветки покроет легкий зеленый пух. Напротив вдоль озера шли четверо старшекурсников-хаффлпаффцев, весело обсуждая какие-то новости — видимо, о недавнем квиддичном матче с Райвенкло.

— Единственное, — от волнения Регулус перевернулся на живот, и посмотрел вдаль, — как нам продырявить чугунную сточную трубу?

— Они прочные, — подтвердил Крауч, также поджав под себя ноги. — Заклинанием не пробьешь, да и наверняка на них наложена магическая защита.

Он осекся. Со стороны школьного двора легко шла маленькая тонкая фигурка Гестер Хорнби в вычурном кремовом платье и маленькой шляпке того же цвета. Опасаясь холодного ветра, слизеринка накинула на плечи коричневую шаль и легко поглаживала желтый альбом для рисования. Хотя Гестер была их однокурсницей, на вид ей из-за хрупкого щуплого тельца было не более семи или восьми лет. Глядя на нее Барти непроизвольно улыбнулся: девочка казалась залитой солнечной лазурью, словно купалась в легкой весенней дымке. Гестер весело помахала приятелям ручкой, и Барти сразу почувствовал прилив хорошего настроения.

— Что же делать? — Регулус, как обычно, озабоченно почесал переносицу.

— Есть один способ… — нахмурился Барти. В голове сама собой крутилась мысль, что нужно обязательно наказать Поттера. — Понимаешь… Это сложно, но… Можно изъять заклинанием некоторый объем нечистот из чугунной сточной трубы туалета, а потом материализовать его над головой очкарика… Надо будет формулу поискать…

— Здорово… — прошептал Регулус. — Эх, скоро май, можно будет в бадминтон поиграть с Тици. Ты бы поучился тоже, Барт, а?

Барти вздохнул: спортивные игры никогда не были его коньком. Регулус продолжал хмуро смотреть на дорогу возле валунов, видимо, обдумывая идею приятеля. Затем они заметили, как у подножья Северной башни важно прошли Поттер и Блэк: они, видимо, направлялись в хранилище метел. С минуту Барти и Регулус молча смотрели друг на друга, а затем весело рассмеялись.

— Так что: материализуем дерьмо над очкариком? — веселом спросил Крауч, глядя, как Гестер устраивается с мольбертом возле куста вербы.

— Идея отличная, — кивнул Регулус. — Говорят, — понизил он голос, — спальня второкурсников находится непосредственно через стену от факультетского мужского туалета. А кровать Поттера как раз у этой самой стены — я от брата слышал…

— Представляешь, какой ночью на очкарика обрушится благоухающий водопад? — рассмеялся довольный Барти, поиграв былинкой.

— Да нет, это слишком сложно… — покачал головой Блэк. — Не справимся, боюсь.

— Мы волшебники или нет? — с жаром возразил Крауч.

***

Барти не представлял, что Пасхальные каникулы могут быть такими веселыми. Начинать дело следовало с расчетов. Пасхальным вечером Барти и Регулусу удалось достать старый план Хогвартса, датированный тысяча восемьсот сорок шестым годом. Труба, согласно плану, проходила мимо гриффиндорской гостиной. Спальня второкурсников, видимо, находилась там, где рукав трубы совершал резкий изгиб. После некоторых мучений друзья вычислили расстояние от изгиба до ближайшего туалета и записали соответсвующую формулу.

Сложнее было найти заклинание. Все свободное время Барти с Регулусом просиживали в библиотеке — настолько, что даже библиотекарь умилялась, видя такое прилежание. Друзья усердно переписывали примеры заклятий, занимавшие по три строчки каждое, и вычисляли, какое из них необходимо для перемещения заданного объема воды на определенный срок. Через неделю Барти и Регулус начали осторожно тренироваться на бутылках, однако пока это заканчивалось только лужами на полу.

Апрель между тем радовал теплом, мания учеников во двор. Для игры в бадминтон выбрали последнее воскресенье апреля. День выдался солнечным, и на полянках возле Черного озера уже начали важно летать пчелы. На одном из мохнатых цветов важно устроился большой шмель: он, похоже, был еще слишком вялым, чтобы весело помчаться по поляне. Одна из пчел, жужжа, промчалась возле шеи Регулуса. Парень досадливо помотал головой и поднял было руку, но Летиция остановила его.

— Спокойнее, не зли пчел, — спокойно сказала она.

— Страшная угроза — пчелы, — проворчал Блэк.

— Если ужалит, будет неприятно. Хотя, говорят, полезно, — спокойно ответила Летиция.

Блэк хмыкнул, но ничего не ответил. Барти прищурился сначала на солнечные лучи, а затем на их веселые блики, игравшие в озерной глади. Мимо промелькнула тройка гриффиндорок — Лили Эванс, Марлин МакКинон и Мери Макдональд. Из обрывков их разговоров Барти понял, что Марлин приглашает подруг к себе на лето.

— Что-то Нюниуса сегодня нет с ними, — равнодушно бросил Регулус, глядя на покрытый мхом камень.

— Перестань его так называть, — серьезно ответила Летиция. — Бездумно повторяешь за гриффиндорцами.

— Знаешь, это тот редкий случай, когда я, пожалуй, соглашусь с гриффиндорцами, — сладко вздохнул Барти, улавливая запах набухавших зеленых почек. После той ссоры весной Снейп по-прежнему обходил их стороной, и Летиция занималась с ним итальянским отдельно от друзей.

— Поймите, Эванс ему близкий друг, — сказала задумчиво девочка. — Какой бы она ни была, но она дала ему немного радости… Что здесь плохого?

— Она — гриффиндорка, — скривился Барти.

— И грязнокровка, — охотно поддержал друга Регулус. — Даже общение с такими омерзительно само по себе.

— Эванс мне определенно неприятна, — повела плечом Летиция. — Мне кажется, она не всегда способна думать самостоятельно и слишком оглядывается на других. Но ненавидеть человека за то, что у него другой значок и другой цвет галстука — как-то глупо, не находите?

Регулус сокрушенно поднял глаза к небу, но промолчал. Барти также рассеянно посмотрел на удалявшийся вид Северной башни. Затевать ссору перед игрой не хотелось никому, хотя райвенкловец искренне не понимал, почему всем вокруг так хочется выгородить рыжую гриффиндорку. «Что она из себя представляет, в конце концов?» — с отвращением подумал Крауч.

— Что же, давайте, здесь… — показала Летиция на небольшую полянку у озера, отделенную тонкой линией невысоких сосен. Где-то в отдалении виднелись одинокая пихта, закрывавшая вид на тропинку к группе валунов.

— А как мы будем играть втроем? — удивился Регулус, достав заклинанием ракетки и волан.

— Правда… — нахмурилась Летиция. — Не подумала… Придется играть двоим, а одному ожидать, наверное… Посидеть у пихты, например.

— Или найти пару… — задумчиво осмотрелся Блэк.

Мгновение спустя его лицо просветлело. Со стороны озера деревьям шла Гестер Хорнби, держа сумочку и альбом. Девочка осматривалась по сторонам, ища, похоже, предмет для натуры. Летиция слабо поморщилась, но Регулус уже окликнул однокурсницу. Немного смутившись, Гестер сначала удивленно посмотрела на ребят, а затем быстро подошла к ним. На этот раз слизеринка была в коричневом замшевом жакете, черной юбочке и темно-коричневых туфлях на совсем маленьких каблучках.

— Добрый день, — сделала она легкий книксен ребятам. — Я очень рада вас видеть. Спасибо, что вспомнили обо мне…

— Конечно, мы про тебя и не забываем, — улыбнулся Барти. Малышка послала ему легкий книксен благодарности. — Гести, мы хотим поиграть в бадминтон. Присоединяйся к нам?

На лице Летиции мелькнула тень неприязни, но Барти не обратил внимания.

— Конечно. Я, право, хотела порисовать пихту… — перешла девочка на французский. — Но в общем-то охотно поиграю с вами. Кстати, Тиция про меня совсем забыла. А ведь мама велела ей уделить мне внимание… — капризно поджала она губки.

— Сейчас мы это поправим, — улыбнулся Барти, также перейдя на французский. — Тиция, как ты могла забыть про свою очаровательную кузину?

— У Гестер есть подруги, с которыми ей интереснее, — холодно пожала плечами Летиция.

— Всё равно: мне одиноко, и ты это знаешь, — капризно дернула носиком Гестер. — Могла бы и сама подойти, спросить, как у меня дела…

— Не слышала, чтобы тебя что-то тревожило, — подняла бровь слизернинка. — Но, правда, присоединяйся к нам. Мы играем парами…

— Мы с Тицией, а вы с Бартом, — заключил Регулус. — Ты ведь умеешь?

— Рег, — Крауч поморщился от бестактности друга. Гестер наградила его улыбкой. Поставив сумочку у одной из сосен, она вернулась к друзьям и встала рядом с Барти. Блэк протянул ей ракетку. Где-то вдали закуковала кукушка.

— Она тяжелая… — пролепетала Хорнби. Барти прошептал заклинание и осторожно уменьшил ее.

Через пару минут все четверо, забав о спорах, погрузились в игру. Регулус, впрочем, оказался прав: Гестер играла не намного лучше Барти, который был новичком. С первой минуты Хорнби упустила подачу, и Летицмя стала направлять волан в сторону Барти. Тот, впрочем, также нащупал слабое звено в обороне друзей: Регулкс бил по волану жестко, но часто промахивался ракеткой, когда он летел к ним.

— Посылай на Рега, — шепнул Барти напарнице. — А я буду блокировать Тицию.

— Боюсь, тактика вам не поможет, — рассмеялась итальянка и направила волан на противников. Берти несколько раз отбил его на лету, но в конце концов не смог противостоять ударам Летиции.

— Пока в нашу пользу, — фыркнул Блэк. На небе появились легкие белые облака, которые, словно разбросанные перья, образовали дорожку.

— Мы отомстим! — звонко ответила Гестер и послала волан. На этот раз Регулус, растерявшийся от неожиданности, не отразил ее удар. Гестер захлопала в ладоши. — Мы победили! — весело махнула она коричневой перчаткой Барти.

— Пока еще нет, — ответила Летиция. — Мама любит старинную итальянскую пословицу: никогда не делай поспешные выводы.

— А что? — заметил Регулус, подняв взмахом руки волан. — Жили бы в Италии во времена Ренессанса. Был бы такой замечательный город в башнях и с узкими улочками. Тиция и Гести ходили бы в таких пышных нарядах, как настоящие дамы… Внизу была бы мощеная площадь с больше фонтаном…

— Нет, я была бы бродячей актрисой, — ответила Летиция с долей вызова. — Магглы Фиорелли несколько веков были ярмарочными актерами, бродячими художниками и музыкантами. Зато ты, несомненно, был бы каким-то герцогом, героем турниров.

Девочка с размаху сделала подачу, и Барти стоило большого труда отбить ее.

— А вечером после турнира спешил бы за кулисы твоего балаганчика, — весело ответил Регулус, послав волан в сторону Барти и Гестер. — А тебе, Барт, кто по душе из того времени?

— Франческо Сфорца*****, — неожиданно серьезно ответил райвенкловец. Гестер взвизгнула, увидев летящий во весь опор на нее волан, и Барти, подбежав к девочке, отбил его. Правда, неудачно: волан упал на траву рядом с Летицией.

— Почему именно он? — удивилась Летиция, также подняв волан движением руки. Гестер и Регулус также посмотрели на райвенкловца, словно тот произносил непонятные заклинания.

— Он был великим политиком, — кивнул Барти. — Незаконнорожденный сын стал по сути герцогом Миланским. И проводил мудрую политику баланса сил. — От волнения он наступил на кучку старых сосновых иголок.

— А что это такое? — с интересом спросила Гестер. В ее карих глазах блеснул при этом заинтересованный огонек. Летиция неуверенно помяла волан в руках.

— Сфорца писал: «Разделите своих врагов, временно удовлетворите требования каждого из них, а затем разбейте их поодиночке, не давая им возможности объединиться», — процитировал Барти. Записки Франческо Сфорца он достал в библиотеке отца еще пару лет назад и проштудировал от корки до корки.

— Очень по-слизерински, — осторожно заметила Летиция. — Возможно, за подобное нас и не любят

— Но для политика это лучший вариант, — развел руками Барти. — Идеи Сфорца, кстати, очень ценил французский король Людовик XI. Он всегда старался перехитрить врагов, пуская в ход дипломатию и вызывая раздоры!

— А что, — улыбнулась Гестер, — Барти бы пошло ходить в длинной красной мантии, как настоящему политику!

— Настоящие политики сейчас носят строгие костюмы… — задумчиво ответила Летиция и тут же осеклась. Регулус бросил на подругу выразительный взгляд.

— Ну, а ты, Гести? — с интересом посмотрел на однокурсницу Регулус.

— Я, несомненно, была бы королевой Наваррской, — улыбнулась малышка и вздернула носик с присущим ей милым апломбом.

— Ого… — покачал головой Регулус, не зная, то ли смеяться, то ли удивляться ее словам.

— А почему бы и нет? — охотно поддержал ее Барти. — Думаю, в Наварре процветали бы искусства и были очень красивые дворцы.

— Безуловно, — Гестер, закинув головку, растрепала волосы. — Дворец королевы сиял бы зеркальными галереями и позолоченными колоннами!

— В таком случае придется начать боевые действия против союза Милана и Наварры, — ответил Регулус с напускной серьезностью и тотчас запустил волан. Хорнби взвизгнула от неожиданности и отпрыгнула назад, но Барти, уже наловчившись, отбил подачу. Гестер весело рассмеялась.

— А наши пехотинцы и скорострельные пушки наготове, — подмигнул другу райвенкловец.

— Правда-правда! — поддержала его Гестер. — С таким союзником Наварре ничего не страшно!

— У Рега тоже есть союзники, — ответила Летиция. — И нам, наверное, придется нарушить баланс сил…

Через пару часов все четверо, усталые, но счастливые, присели на небольшой коврик. Отдышавшись, они стали подводить итоги. Победили Летиция и Регулус, но их отрыв был настолько минимальным, что сама Гэмп была в легкой растерянности. Барти, похоже, оказался способным учеником, да и Гестер, пользуясь маленьким ростом, научилась отлично обводить Рега. По небольшому косогору запрыгала серая птичка и, воркуя, стала клевать червяков.

— Горлинка… — задумчиво сказала итальянка. — Они, правда, очень милые.

— Тиция, ты хотя бы меня проводишь? — капризно вздохнула Гестер. — Скоро стемнеет, а одной идти неприятно.

— На этюды ты ходишь одна, — смерила ее взглядом Летиция.

— Мы тебя проводим, не волнуйся, — успокоил ее Барти.

— Спасибо, Барт, я знаю, — Гестер послала ему благодарную улыбку. — Но мне хочется пообщаться с кузиной… Она, правда, обо мне почти забыла! — капризно поджала губы девочка.

— Хорошо, идем, — вздохнула Гэмп.

Малышка охотно подпрыгнула на ноги. Следом неохотно поднялась Летиция: на ее лице застыло выражение исполняемой повинности. Мгновение спустя, обе они пошли по направлению к пихте. Гестер застрекотала и пошла вприпрыжку, словно ребенок, получивший, наконец, долгожданную игрушку. Барти также быстро поднялся с земли, чувствуя на сердце удивительную усталую радость. Регулус невозмутимо спрятал ракетки, а затем также поднялся вслед за другом.

— Слушай, — тихо сказал Блэк, когда Летиция отошла к деревьям. — Говорят, Розье ушел в Пожиратели Смерти.

— Да, ерунда, — отмахнулся Барти. — Скоро уже любого назовут Пожирателем.

— Может, и правда болтовня, — кинул Блэк. — Но вроде бы метку у него видели. Я от кузины Цисси слышал, а ей можно верить, — добавил он.

— Может, шутки ради нарисовал? Покрасоваться перед Флемминг? — насмешливо спросил Крауч.

— Кто знает… — нахмурился Регулус. Барти посмотрел на сосну и тоже притих, вспомнив холодный тон Эвана. Возможно, это было глупостью, но сейчас при воспоминании о его властном голосе, ему стало не по себе.

С минуту оба молчали. В воздухе стояла напряженная тишина, словно холодный ветер разом покончил с весной и вернул промозглые осенние дни. Барти посмотрел на едва покрывшийся пухом куст боярышника. На душе появилась непонятная тревога от того, что этот куст может и не распуститься.

— Я, кстати, опустошил жидкость в банке, — осторожно сказал Крауч, словно стараясь разрядить обстановку.

— Да что ты? — ответил Регулкс. — Значит… — посмотрел он с легким восхищением на друга, — можем прямо сегодня?

— Всегда готов, — поднял брови Барти. — Следуем завету Франческо Сфорца и нападаем, когда не ждут! — подмигнул он другу.

— Сегодня ночью очкарик взревет как раненый медведь, — фыркнул Блэк, зачем-то сорвав ореховый прут. Друзья переглянулись, а затем звонко рассмеялись.

***

Хотя Барти безумно устал, он не мог дождаться минуты, когда часы покажут час ночи. Несколько раз он повернулся с боку на бок, пытаясь убить нетерпение. В душе боролись два чувства. Грудь буквально жгло радостное нетерпение от того, что сегодня он наконец-то отомстит за унижение в ноябре. «Вонять будет неделю», — с ненавистью думал он, представляя забрызганные нечистотами очки Джеймса. Но одновременно сердце глодал страх при мысли о поимке или просто разоблачении. Перед глазами стояла страшная картина, как Филч ловит их с Регулусом за руку и ведет в кабинет к МакГонагалл. Если же в Хогвартсе будет общий прорыв труб, их могут и исключить… Голос внутри властно требовал не ходить, и Барти, упрекая себя в слабости, требовал от него заткнуться.

Наконец, стрелки часов на тумбочки подошли к без пятнадцати час. Вынырнув с кровати, он осторожно снял сине-бронзовую пижаму и переоделся. На тумбочке лежало письмо маме, которое он собирался отправить завтра. Мама как раз прислала ему легкий плащ от весеннего ветра… Эти мысль придали ему уверенности. Тихонько миновав гостиную, Барти спустился по лестнице. Горгулья, хотя и задаст вопрос, будет не способна выдать его учителям.

— Ну? — Регулус уже ожидал друга возле входа в Малую галерею.

— Надо идти, — тихонько сказал Барти. — Твои все спят?

— Вроде да. Туалет, говоришь, не любой? — покачал головой Блэк.

— Нет, только наш. В других я расстояние не знаю, чтобы соотнести их с объемом..

Осторожно прячась в свете факелов, друзья пошли к по Малой галерее. Барти чувствовал, как холодеют руки: за каждым поворотом, казалось, поджидал Филч со своим котом. Тени казались спящими змеями. Регулус тоже молчал и пытался подавить сопение. Наконец, приятели вынырнули из галереи и повернули к вправо от оранжереи.

— Слушай, а вдруг они бродят по замку? — немного скептично посмотрел на подсвечник Барти. — Впустую израсходуем волшебство и дичь спугнем…

— Нет, очкарик сегодня после тренировок спит, как сурок, — прошептал Регулус. — Я специально к брату подошел, мол письмо из дома, и так ненароком про квиддич обронил. А тот: да мол, сегодня мы с Джемми на ногах не стоим…

— Военные называют твой ход рекогносцировкой, — охотно ответил Крауч. — Знаешь, это когда главнокомандующий наблюдает за противником перед наступлением. И коль скоро у нас весенняя компания…

— Наступление должно быть удачным! — весело ответил слизеринец.

Блэк надавил на дверь и друзья осторожно вошли в туалет. Скрип двери показался обоим оглушительнее грома. Барти прошептал заклинания обеззвучивания, направив палочку сначала на свои штиблеты, а затем друга. В помещении было сумрачно и только где-то вверху капала вода. Газовые фонари излучали тусклые матовые облака. Барти показалось, что у Регулуса дрогнули руки.

— Ну, правда, Филч войдет? — прошептал Блэк.

— Надо скорее, — прошептал Барти. Сердце радостно стучало от восторга что сейчас, именно сейчас, он, наконец, расплатиться за унижение.

— Тогда давай.

Поняв, что откладывать больше не стоит, Барти достал палочку и прошептал заклинание. Несколько секунд стояла тишина. Затем жидкость в трубе зашумела, заполняя освободившееся пространство. Затем что-то булькнуло, и в туалете воцарилась убийственна тишина.

— Ну? — нетерпеливо спросил Регулус.

— Получилось, похоже! — радостно сказал Крауч. — Где-то сейчас галлонов пятнадцать нечистот материализовались…

— Очкарик, поди, проснулся под душем… — кивнул друг,

Где-то наверху послышался странный шум. Барти понятия не имел, был ли это крик о помощи или что-то другое. Похоже, что у них получилось.

— Заветы Франческо Сфорца в действи, - шепнул райвенкловец.

Несколько минут они с другом молча смотрели друг на друга. Затем, впечатав ладонь в ладонь, помчались со всех ног.

Примечания:

* Сэр Генри Мортимер Дюранд, (1850 –1924) — британский дипломат и государственный служащий колониальной британской Индии.

** Стихотворение Р. Киплингла «Шиллинг в день».

*** Гней Помпей (106— 48 гг. до н. э.) — древнеримский государственный деятель и полководец.

****Гней Помпей велик (лат).

*****Франческо Сфорца (1401 − 1466) — основатель миланской ветви династии Сфорца.