Глава 1«В себя впитали два начала,
Различные, как пламя и чистейший лед.
Она его не замечала,
А он был просто идиот»
Сточевский ненавидел литературу больше, чем любой другой предмет в школе, а иногда сама школа казалась милее на фоне этого проклятого урока. Приставучая швабра, Алиса Леонидовна, всегда смаковала момент, чтобы спросить его, выжидая как кобра. Крыса (так называет ее Миша) буквально с визгом прыгала на месте, когда Миша в одном из своих сочинений написал Лев "Толстый", вместо "Толстой". Над ним ржал весь класс, однако он это сделал назло. Сочинения он ненавидел и писать их не умел, а вот позлить Крысу — всегда пожалуйста. Ненависть Сточевского к Крысе Леонидовне была абсолютно взаимной. Масла в огонь всегда подливал тот факт, что Крыса была еще и классухой. В свои пятьдесят лет она просто обожала всякие конкурсы и готова была снести крышу любому, если бралась принимать в них участие. А Миша по традиции клал на все ее конкурсы с прибором да и на одноклассников своих тоже. Парни все понтистые по мама не балуй, а девки либо страшные безвкусные коровы, либо серые мыши, либо раскрепощенные шалавы. Чаще даже попадались такие, кто совмещал в себе и корову и шалаву. В принципе, ничего большего он от этого города и не ожидал. Почти село, если не колхозный поселок: школа одна, магазинов понастроено куча, а продают одно дерьмо. Место это своими размерами было с бывший Мишин район, если не меньше. Здесь едва ли можно было заметить отголоски цивилизации.
Лишний раз встречаться с лицом Крысы Леонидовны ему не улыбалось ничем хорошим, кроме как лишний раз потрепать ей нервы. Уроки ее больше напоминали попытки словесного унижения, плавно перерастающие в громкую ссору с истерикой под конец: Алиса Леонидовна тыкала пальцами, обвиняя его во всех смертных грехах. По ее мнению город был какими-то кругами ада, откуда и выбралось такое чудовище, как Миша. Сегодня, к сожалению, литература стояла в расписании пятым уроком, но если сейчас Миша попробует сбежать домой, то отчим обязательно узнает о прогуле. Крыса всегда ему звонила, угрожала ПДН (Подразделение по Делам Несовершеннолетних). Мише, собственно, было все равно на угрозы, но сталкиваться лицом к лицу с Павлом, — так звали отчима, — не очень-то хотелось. Тот и так затрахал его мозг еще с лета. А так бы свалил Сточевский, весело посвистывая, в какой-нибудь техникум или даже в армию, предварительно послав в известное место и Павла, и Крысу, и одноклассников, и эту чертову дыру. Раньше у них была нормальная квартира в городе, а теперь живут в какой-то колхозной яме.
Часы в рекреации первого этажа показывали без двадцати. Урока оставалось минут десять. Миша решил медленно подтягиваться к кабинету физики, которая была следующим по расписанию. Схватив с подоконника свою сумку, юноша ловко прокрался мимо поста охраны и поднялся на второй этаж, класс Крысы, как на "удачу", находился именно там. Темно-серые коридоры пустовали, какое-то время он даже не торопился, пиная носком ботинка отвалившуюся со стены штукатурку. Время тянулось медленно, поэтому, бросив портфель на лавку рядом с кабинетом физики, Сточевский отправился посмотреть, какую пытку Крыса придумала десятому «А» на этот раз. Прислушавшись, он понял, что не ошибся. Алиса Леонидовна в очередной раз подняла жуткий ор из-за какой-то бредятины.
Тут дверь резко распахнулась прямо перед ним, чуть не ударив по носу. Миша успел отскочить, и даже приготовился бежать на случай, если это была Крыса. Но в дверном проеме, с журналом чужого класса в руках, стояла серая мышка. Он плохо помнил ее имя и вообще сомневался, умеет ли это существо разговаривать. Жалкое страшное создание, к тому же дочь Алиски и круглая отличница, метит на золотую медаль. Обычно Миша предпочитал и вовсе ее не замечать. Широко раскрыв глаза от неожиданности, она пялилась на него, не мигая. Лицо у нее было никакое, как и фигура. Хотя, Миша Сточевский ни одну девушку в этой глубинке не посмел бы назвать красавицей.
— Спокойно, Маша, — он едва не сдерживает смешок, после чего произносит, взяв ошалевшую от неожиданного столкновения серую мышку за подбородок. — Я Дубровский!
В классе раздается смешок, Мишка готов скрыться с глаз ненаказанным. Вид у девки такой, будто вот-вот свалится в обморок. Но эту оплеуху он не предвидел, она была такой сильной, что его едва не отнесло назад от неожиданности. Щеку обожгло, а смех застрял в груди. В классе и в коридоре повисла немая тишина. Шокированный класс повскакивал с мест, Крыса глубоко проглотила язык. Миша чувствовал себя униженным.
— Поздно, Дубровский. Я замужем.
Звонок перекрывают громкие аплодисменты и улюлюканья, лицо мышки красное и шокированное. Она и сама не ожидала того, что сделала. Миша шокирован. Молча он пронзает ее взглядом и уходит, сам не зная от чего.
***
Дина и сама испугалась того, что сделала. Дала по лицу самому Сточевскому, с ним ведь даже парни не связываются. От волнения у нее до сих пор тряслись руки. Так страшно было в тот момент, когда его злые глаза пронзили ее. Одноклассники подходят и хлопают ее по плечу, радостно поощряют и хвалят. Мишу Сточевского ненавидит весь класс, он двоечник и прогульщик, к тому же избил Влада Ильина за то, что он назвал его педиком. Вскоре все вспоминают о звонке и начинают собирать свои сумки, все еще бурно обсуждая поступок Дины Собейской. Она все еще в шоке бредет к своей парте, трясущимися руками надевает очки и пытается справиться с самой собой.
— Что это только что было?! — мама дождалась, когда класс покинет последний ученик. Она никогда не ругала ее на людях. Прикрыв двери, она подошла к Дине. Та медленно посмотрела в ее лицо и растеряно моргнула. — Мало мне того, что я этого городского повесу вылавливаю на каждый урок по коридорам, так ты еще ему заедаешь. Сколько раз тебе говорила, Дина, будь скромнее!
Девушка кивнула, предпочитая не слушать дальнейшие нотации матери. Она всегда ее слушала, но отчего-то сегодня молча развернулась к ней спиной и вышла из класса. Ссориться не хотелось, но Дина пребывала в таком состоянии, что и сама понять не могла, что с ней творится.
На физике его не было, хотя портфель одиноко валялся у входа. Кто-то по нему потоптался, что было совсем неудивительно. Наверное, это сделал Влад. Если остальные с Мишей просто не очень ладят, то с Владом они будто заклятые враги. Девочки Сточевского тоже сторонятся, хотя в первые дни вешались на него и ходили по пятам. Один жесткий отказ сразу сделал городского мальчика врагом народа для всей женской половины коллектива десятого «А». Сама Собейская его скорее жалела, в отличие от других. Ударила она его от испуга по большей части, да и слишком много крови он выпил из матери, вот она и разозлилась.
Несмотря на свалившуюся, как снег на голову, лабораторную работу, класс продолжал бурно обсуждать ситуацию в коридоре. Сточевский не явился на урок, но к своему удивлению Дина заметила, что портфель у входа кто-то забрал. Собейская написала и оформила все раньше всех, пусть и работали, как всегда, группами, так как оборудования всегда не хватало. В оставшиеся десять минут она собралась и легла на парту, пытаясь собраться с мыслями. Сточевский был грубым и высокомерным, но это не мешало ему быть весьма симпатичным и даже смазливым, как сказала бы ее мама. При особом желании он мог казаться милым. Вот только этого желания не было.
Со звонком Дина пулей вылетела из класса, торопясь попасть в библиотеку раньше четырех. Тогда не получится поговорить с тетей (она уходит в это время за сыном в детский сад), хотя при ней она может брать все, что хочет, несмотря на цензуру. Собейская бежит вниз по ступеням, чтобы первой успеть в раздевалку. В школе у каждого ученика свой шкафчик с ключом, но поставлены они так тесно, что приходится натыкаться на чужие локти. Она одевается за несколько минут, переодевает обувь и бежит на улицу, мимо проходной. Тут-то ее и окликают. Голос этот заставляет ее резко пригвоздиться к земле. Он редко говорил с кем-то из класса, не говоря уже о Дине. Ее всегда предпочитали не замечать в перерывах между контрольными.
— Эй…как там тебя, стой!
Развернувшись навстречу потоку школьников, спешащих домой, она замечает Сточевского и громко охает. Из носа его бежит кровь, однако он упорно зажимает ее чьим-то носовым платком. Времени ведь не так много прошло, чтобы он успел…
— Где здесь больница? — голос его грубый и безразличный, в этот момент Дина даже не жалеет о своем поступке.
Она борется с желанием промолчать, гордо развернуться и уйти, однако произносит сиплым голосом:
— Напротив банка, здесь недалеко… — она едва это бормочет, как вдруг Сточевкий разворачивается и быстрым шагом идет в сказанном направлении, - Вот только… банк в другой стороне… Ты живешь здесь уже три месяца, а не знаешь.
— До всего тебе есть дело, — Миша тихо выругался, а Дина бросила беглый взгляд на его сумку. Она почему-то была мокрой.
Собейская сделала пару неуверенных шагов вперед, решив бросить его со своей грубостью наедине. Он ведь даже не знает ее имени, зачем строить из себя Святую Мать Терезу. Собейская совсем забывает про библиотеку, про тетю и книги. Когда она вновь поворачивается, чтобы предложить помощь, Миша на нее уже не смотрит. Он высматривает в толпе кого-то.
— Я живу в той стороне, могу проводить, — решив однако не унижаться, она идет дальше. Брюнет, на удивление, следует за ней. Похоже, знакомых у него в этой школе больше нет. Идут они молча, Сточевский шмыгает и утирает кровь. Говорить им не о чем, Дина считает минуты. Побыстрее бы его проводить. Они сворачивают вниз по главной улице, оставшись наедине.
Дина спешит от него избавиться.
Глава 2Здание больницы представляло собой серую пятиэтажку времен перестройки 80-х годов, окруженную лысоватыми деревьями и кустами, жалкими пародиями на цветочные клумбы и ржавым железным забором, с которого уже давно облупилась последняя краска. Миша очень удивился, обнаружив рядом со зданием больницы приличную парковку. Серая мышка так смущалась его присутствия, что спешила избавиться от него как можно быстрее. Дина бросила его за пару кварталов до больницы, предварительно объяснив дорогу, и чуть ли не бегом направилась в противоположную сторону. Боится что ли, что их застукают вместе?
Через дорогу от больницы громоздился трехэтажный торговый центр, в котором обнаружился продуктовый магазин. Эта новость его обрадовала. Выбросив в урну носовой платок, он поискал в карманах мелочь. Денег вполне хватало на пару мандаринок или бананов. Продавец окинула его косым взглядом, и Мише с его характером ничего не оставалось, кроме как нагрубить. Здешние «провинциальные» горожане его до жути раздражали. Ходили они в одни и те же места, в почти одинаковой одежде, а на все новое тыкали пальцем, словно дикари. Придя в больницу, Миша Сточевский вновь испытал на себе косые взгляды, однако сдержал свои мысли по поводу этого при себе. Он выяснил, спросив у медсестры, что стоматология находится на третьем этаже и что лифта в этом здании нет. Тихо выругавшись, он одним махом осилил первую половину пролета. Слава Богу, в детстве Миша занимался легкой атлетикой и мог похвастаться выносливостью.
Когда Сточевский все-таки закончил изнурительное поднятие на третий этаж по крутым больничным лестницам, его встретил давно поджидавший Павел и вид у него был весьма недовольный, о чем говорили скрещенные на груди руки.
— Ты дрался? Неужели опять? — не дав пасынку даже отдышаться, Павел озабоченно взмахнул руками. — Еще и умудрился опоздать. У меня не так много времени, сам знаешь!
Миша сморщился, однако ничего не сказал. Нотации отчим читал долгие и нудные, с них чаще всего и начинались все ссоры. Настроение и так достаточно испортили говнари из школы, к тому же лучше побыстрее проведать брата и уйти домой.
— Глеба перевели сюда еще неделю назад, мог бы сходить к нему и без меня. Ладно, идем. Детское отделение этажом выше, — устало вздохнув, отчим скинул с себя больничный белый халат и повесил его на стоящую возле кабинета вешалку. Вид у него был изнуренный, и Миша злорадствовал.
Сточевский первый свернул на лестничный пролет, и теперь затылком чувствовал тяжелый и гневный взгляд мужчины. К этому часу в чистых и пропавших дезинфицирующим средством коридорах были лишь врачи и санитары, время посещений уже давно кончилось. На входе в детское отделение его грубо остановила толстая медсестра, заставив нацепить бахилы. Юноша окинул ее скептичным взглядом, однако при Павле грубить не стал. Палата Глеба была в самом конце коридора, и жил он там абсолютно один. Четыре года назад из-за врачебной ошибки при родах у них умерла мама, и Сточевский до сих пор не мог Павлу простить этого. Глеба удалось спасти, но он навсегда остался слабым и больным. В свои четыре мальчик не видел ничего, кроме бесконечных капельниц и серых больничных стен.
— Папа, Миша! — увидев их, Глеб расплылся в улыбке.
Павел кинулся к сыну и тут же обнял, Миша остался стоять в стороне. В такие моменты он чувствовал себя чужим, что в принципе было правдой. Со сводным братом они были различны, как день и ночь. Сточевский был высоким и прямым, «как древко лопаты» (так часто подшучивала над ним бабушка), смугловатым на лицо и темноволосым. В чертах его все родственники замечали упрямые черты бывшего маминого ухажера, за что парню и часто доставалось. Глеб же был сутулым и болезненно бледным, а внешностью больше напоминал покойную мать. Светловолосый, голубоглазый, конечности его больше напоминали птичьи, хрупкие и тонкие, будто прозрачная, кожа получала синяки даже от слабых касаний. При Павле Миша предпочитал делать вид, что ему глубоко все равно на брата.
— Я тебе кое-что купил! — сказал Миша, подавая брату пакет из торгового центра, когда Павел закончил обниматься с сыном. Заглянув туда, Глеб обрадованно взвизгнул.
— Что ты ему принес, фрукты? — сразу переполошился Павел, приняв грозный вид. — Ты же знаешь, у Глеба аллергия на цитрусы!
— Именно поэтому я купил ему яблоки, — Сточевский фыркнул.
При Глебе Павел старался поменьше ругать пасынка, поэтому сейчас оставил его последнюю фразу без внимания. Просидели они недолго, но каждая минута казалась Мише вечностью, и он скорее рвался домой. Встречи с Глебом напоминали ему о материи, он чувствовал себя жалким. После смерти мамы, Мишу будто накрыло куполом горя, и он не находил себе места от ненависти к Павлу. В еще большее бешенство его привел тот факт, что ему теперь еще и жить придется с отчимом. Бабушка со своей маленькой пенсией не смогла бы растить внука в своей однокомнатной квартире, а кроме нее у Сточевского никого роднее не было.
Миша винил Романова во всем. А теперь еще и в том, что они переехали в эту колхозную дыру. В городе он не мог похвастаться наличием друзей, но здесь все было куда хуже. Учителя давно знали его проблемы и с учебой сильно не грузили, многое прощая. Здесь же Крыса Леонидовна, видимо, взяла себе за цель вытрахать ему мозги.
Когда они пошли в сторону дома, на улице начинало темнеть. Шагая по темным улицам (фонари здесь горели через раз), Сточевский почти не разговаривал. Зато Павел воспользовался его молчанием, чтобы начать очередную профилактическую беседу. В настойчивости он не уступал Крысе. Миша его почти не слышал, мыслями он был далеко.
***
— Ты сегодня какая-то странная… Никак влюбилась! — тетя с улыбкой взглянула на Дину, которая от ее слов тут же покраснела и замотала головой.
Сегодня племянница умудрилась опоздать, что с ней случалось крайне редко. Светлана кому угодно могла поклясться, что человека более пунктуального, чем Дина, вряд ли встречала. Извинившись перед тетей, она тут же попросила у нее что-нибудь из романтической литературы и ушла вглубь читального зала, спрятавшись за книгой. Собейской очень повезло, что муж Светланы был сегодня на больничном, и она не отправилась в детский сад за сыном.
Дине когда-то это тоже приходило в голову. Еще тогда, когда Миша только пришел в их класс. Он ведь был симпатичным и одевался совсем не так, как парни из ее класса. Что-то в Сточевском действительно привлекало, притом не только Собейскую. Все в параллели знали, что Вера Рюмина, спортсменка и активистка, самая красивая и популярная девочка в классе, пыталась к нему подойти. Но Миша Сточевский достаточно в грубой форме дал ей отказ, чего Верочка получать не очень-то любила, да и не привыкла. Пусть очень замкнутой и тихой, но Дина все-таки тоже была девушкой и ничего с этим поделать не могла. Перед глазами у нее всплывали въедливый и снисходительный взгляд Сточевского, и сердце забилось в бешеном ритме, как тогда, когда она его ударила. Сама девушка не ожидала от себя такой храбрости.
Чтение не продвигалось дальше первой страницы, поэтому собрав свои вещи, Собейская направилась домой.
Глава 3Спустя пару дней все вернулось в привычную серость и однообразность, в которой Дине совсем недавно было комфортно находиться: никто в классе решительно не обращал на нее своего внимания, а в уже сформировавшихся группах ей не было места. Неделю назад она бы сказала, что ее все устраивает, но сейчас она чувствовала себя одинокой до безобразия. Шумиха вокруг истории с Дубровским улеглась так же быстро, как и распространилась по всей параллели десятых классов. Одному Владу это до сих пор казалось забавным, впрочем, он сыпал желчью только из-за Сточевского. Старая Дина предпочла бы избежать любого к себе внимания, но после того, как с ней начали считаться, не могла не принять своей отверженности от коллектива.
В классе балом правили Влад и Вера, а остальные без вопросов подчинялись их мнению. «Стадо коров!» — с горечью подумала Дина. Одному Сточевскому было как-то все равно и на класс, и на параллель в целом. Придя домой в день после случая в коридоре, мама накричала на нее, но Собейская отчего-то не ощущала себя виноватой. Такое странное чувство несправедливости ко всему было у нее впервые.
— Алиса Леонидовна, ну, обязательно устраивать объявление именно сейчас! Мы все есть хотим, а большая перемена не резиновая! — пламенно сокрушался Дима Ложкин в то время, как остальные одноклассники, тихо бурча, усаживались на свои места. Он один не побоялся высказать мнение толпы, за что удостоился сурового взгляда классной руководительницы.
— А когда вас еще собирать, Ложкин? После уроков вы все сбегаете, на литературу и русский через раз ходите, нулевым вас тоже не собрать! — сурово ответила учительница, глядя однако не на Ложкина. Взгляд ее был устремлен на апатично спавшего на парте с наушниками в ушах Мишу Сточевского, да и слова относились лишь к одному нему. Лицо женщины стало еще более серым от того, что второгодник на них даже никак не отреагировал, словно пропустил мимо ушей.
— Вот только не надо обобщать, Алиса Леонидовна! — оскорбленно воскликнул Ложкин и сел на свое место. Он, как всегда, принимал все на свой счет.
Еще несколько минут Алиса Леонидовна потратила на уравновешивание дисциплины в классе. Она дождалась, когда гул окончательно стихнет, и ученики прекратят болтать, и только тогда заговорила. Новость эта никого не обрадовала, и в восторге от нее остались лишь единицы.
— Перед новогодними каникулами… Сточевский, достань из ушей наушники! Перед новогодними праздниками наша школа решила провести конкурс драматургии. Кто был в моем классе год назад, тот знает, что это такое. Со своими ребятами мы каждый раз принимаем участие и занимаем призовые места. В конкурсе несколько номинаций, и каждая школа имеет право представить сразу не один номер. В прошлом году девочка из десятого «Б» читала стихи и заняла вполне хорошее место.
Услышав это, десятый «А» зашелся недовольными воплями и ворчанием, больше всех сокрушались Ложкин и Ильин, которые рассказывать стихи не любили и не умели. Дина в общем-то была не против, в этом конкурсе она участвовала почти каждый год подряд с тех времен, как перешла в старшие классы. С запоминанием у нее не было проблем, а мама всегда гордилась, когда ее дочь приносила домой новую грамоту. К тому же своим примером, как утверждала Алиса Леонидовна, она убеждала одноклассников тоже принять участие.
— И что вы предлагаете? Сейчас же октябрь, до Нового Года полно времени! — Вера всегда была активисткой и соглашалась с идеями Алисы Леонидовны, несмотря на то, что некоторые из них ей не нравились. Нужно ли говорить, что именно Рюмина была старостой класса. Выслуживаться перед учителями она умела и любила.
- Ой, а давайте сказку какую-нибудь отыграем, весело будет! — Галька Леонова только предлагала, в активности и неутомимом участии ее уличить было довольно трудно.
— Десятый класс уже, вам не стыдно будет со сказкой-то выходить? — мама окинула ее взглядом, полным скепсиса, и уселась за учительский стол. Дина в какой-то степени была с ней согласна, а вот Леонова тут же утратила весь свой поддельный энтузиазм.
По классу опять пронесся невнятный гул. Все стремились обсудить навалившееся как снег на голову событие со своим соседом по парте, не заморачиваясь о громкости голоса. Влад с Верой были громче всех, хохот ее слышался на весь класс. Подняв руку, Ильин дождался того, чтобы Алиса Леонидовна успокоила класс, и заговорил после того, как все замолчали (внимание к себе он крайне любил):
— Тогда давайте ударимся в русскую классику! Отыграем «Дубровского»! Вон, Сточевский в роль уже вжился!
По классу прошелся хохот, а лицо классной руководительницы пошло пятнами. Внутри Дины что-то екнуло, что само собой заставило ее оглянуться на самую последнюю парту соседнего ряда, где и сидел Миша. Впрочем, сделала это не одна Собейская. Весь класс, хихикая и улюлюкая, обратился в его сторону. Сточевский, который до этого в классной беседе участия не принимал и всем своим видом показывал свое недовольство, поднял голову и показал Владу неприличный жест. Влад подначкой остался доволен, поэтому ссору продолжать не стал. Алиса Леонидовна сурово оглядела разгалдевшихся детей, ожидая тишины. Тратила она только их время, не свое.
— Чтобы играть «Дубровского», — вкрадчиво произнесла она, раздражаясь от постоянного ора, — нам понадобится очень много костюмов, Ильин… Ложкин, успокой Оленьку Ветрову, уж больно она разгалделась! .. Лариса Ивановна и так у нас за каждое платье грудью ложится, а тут на целую «трупу» набрать придется!
— А давайте…- начала было Дина, но в таком шуме ее никто не услышал. Собейской пришлось поднять руку. Наконец, все замолчали, и Алиса Леонидовна кивнула Дине, чтобы та начала говорить. От всеобщих взглядов ей было слегка неловко. — Давайте тогда современного Дубровского сделаем, на новый лад. В постановках же кто как видит, плюс балы за оригинальность добавят. Вера у нас артистичная, слова легко учит — может быть Машей Троекуровой!
Такой вариант устроил почти всех, Вера Рюмина заодно искупалась во всеобщем внимании за счет Дины.
— А че Верка сразу-то? Ты, Динка, сама неплохо стихи читаешь, вон, тоннами их запоминаешь и рассказываешь! — вступился Ложкин, заставив Собейскую покраснеть и втянуть голову в плечи. Ей всегда доставались служанки, некрасивые сестры, мачехи, а вот главную роль она получала редко (вернее — почти никогда) и уже свыклась с этим.
— Дину мы запасной Машей поставим, а то у нашей Веры постоянно ближе к зиме что-то случается: не понос, так золотуха! — проговорила мама, вставая с места. От ее слов все засмеялись, однако решение оспаривать не стали. — Через несколько дней я принесу сценарий, там и разберемся с остальными. До Нового Года времени полно, но с уроками нам редко удастся порепетировать…Ладно, можете идти в столовую, а то Ложкин сейчас умрет от голода!
Десятый «А» с радостью подорвался с места и вскоре покинул кабинет истории. Алиса Леонидовна направилась по своим делам. Собейскую столовая не очень интересовала, поэтому она была в числе отставших от общей толпы. Она догнала Ложкина, почти поравнявшись с ним. Они вместе были в одном классе еще с начальной школы, поэтому общались более-менее между собой, хотя бывало это крайне редко. Иногда они ходили домой в одну сторону, и Дима начинал какую-нибудь бессмысленную беседу. Другом его считать Дина не могла, скорее отличным товарищем. Ложкин был единственный из всего класса, кто добровольно разговаривал с ней, не по причине того, что ему понадобилась помощь с уроками.
— Почему ты за меня заступился? — Собейской искренне было это интересно. — Вера лучше справится, ей не впервой.
— Просто бесит меня Рюмина, как будто у нас артисток в классе больше нет! А ты классно Дубровскому показала, не ожидал от тебя! — весело ей подмигнув, Ложкин скрылся за дверями столовой, а Дина отправилась мыть руки в женский туалет.
***
Профильные занятия по английскому отменили, и Собейская, быстро одевшись, отправилась домой. Ее ждала гора домашней работы и уборка. Вспомнив о том, что еще задолжала книгу в библиотеку, она развернулась и пошла в другую сторону. Придется подождать с уборкой, задерживать книгу не очень-то хочется. Она уже спускалась вниз по школьной аллее, как ее окликнул знакомый голос.
— Дина, стой! — тот факт, что Сточевский все-таки выучил ее имя, немало ее удивил. Она бы пошла дальше, даже не остановившись, если бы не любопытство.
Когда Миша ее догнал, в ушах его все так же были наушники. Выглядел он запыхавшимся, но вид принял гордый. Насколько это возможно в данной ситуации.
— Покажешь, где здесь библиотека? — разумеется, никаких надежд по поводу себя она не строила, однако разочаровалась, услышав эту нехитрую просьбу. Никто с ней иначе не разговаривал, если помощь не нужна.
Она и сама туда только что направлялась, поэтому, коротко кивнув, она рукой показала Сточевскому следовать за ней. Глупо было спрашивать, зачем он туда направляется, — все равно ничего не скажет. Как и в прошлый раз, Дубровский принял вид отреченный, молча следуя за ней. Тишина ее слегка напрягала. Так они миновали пару кварталов, пока Дине не надоело, и она все-таки спросила:
— Что ты слушаешь?
Музыка в наушниках играла так громко, что Дина слышала ее и так, однако песню разобрать не могла. Парни из ее класса слушали музыку агрессивную и пошлую, но эта совсем от нее отличалась. Сточевский коротко на нее взглянул, и девушке показалось, что он застрелит ее взглядом. Однако, все так же молча, Миша передал ей один наушник. Дина робко подошла и вслушалась. Группа была не русская, но английский она знала отлично. Песня на самом деле была очень спокойной, инструментальной. Голос солиста был приятным, иногда даже мелодичным и кого-то ей напоминал
— Что это за группа? — ей действительно было интересно.
— Не знаю, как правильно читается, — Сточевский забрал у нее наушник.
Собейская была искренне удивлена: этот спокойный стиль исполнения совсем не сочетался с грубым и невежественным Мишей. Не успела она высказать свое мнение, как они уже подошли к зданию библиотеки.
Глава 4Алисе Леонидовне, видимо, очень нравилось устраивать неожиданные классные часы, особенно она получала удовольствие в те дни, когда и так полно уроков. Делала она это в основном тогда, когда русский или литература стояли последними по расписанию, чтобы никто из ее класса не умудрился сбежать. Естественно, находились особенно наглые ученики, которые все равно находили способ избежать нудной классной беседы. Сегодня каким-то образом получилось так, что на классном часу, все-таки, собрался весь класс без исключения (даже Миша Сточевский, которого поймал на проходном посту охраны племянник Алисы Леонидовны).
Классная руководительница пребывала в ужасном настроении, что для десятого «А» не было таким уж удивительным. Во-первых, сегодня был четверг, самый ужасный по своей занятости день. Во-вторых, их новую ссору с Дубровским слышало полшколы. В таком состоянии никто не рискнул перечить Алисе Леонидовне, поэтому привычный гул, царящий в классе, звучал сегодня более тише, однако не пропал.
— Сегодня я вас собрала не для того, чтобы профилактические беседы проводить, так что не ворчите, пожалуйста, — прикрыв на минуту глаза, Алиса Леонидовна тяжело вздохнула и медленно оглядела свой класс. — Мне уже надоело с вами разговаривать, ребята. Все равно толку от этого просто никакого…
Какое-то время десятеклассники переглядывались между собой, пытаясь понять, чего они такого сделали. Никто, вроде бы, кроме Сточевского не пытался действовать на нервы несчастной классной.
— Вот че мы опять сделали-то? — Никита Пешков был понаглее, поэтому умудрился все-таки спросить. Обычно проблемы с поведением были только у него и у Миши, жаловаться было больше не на кого. Поскольку Никита точно знал, что сегодня ему не сделал замечание ни один учитель, он был в недоумении.
— Они еще и не знают! — учительница чуть повысила голос и поднялась на ноги. — Ты, Пешков, лучше даже и не спрашивай у меня тут! Мне все учителя на вас жалуются. Не первый раз слышу, что у десятого «А» поведение ужаснейшее! Вчера Расул Владимирович выговаривал мне, что полчаса вас пытался на истории успокоить, потом еще и на обществознании его добили! Не стыдно вам, а? Учителя со стажем больше двадцати лет! Хотя бы возраст его уважали!
Дина втянула голову в плечи. Ей не нравилось, когда в классе возникали подобные ссоры. По лицу матери она сразу поняла, что сейчас будут какие-то серьезные меры. Ильин, Дима Ложкин и несколько девочек бросились ей доказывать, что ничего такого не было. В итоге Алиса Леонидовна не выдержала и стукнула кулаком по столу.
— Так, все! С меня хватит! — в голосе ее слышались визгливые нотки. — Мы с вами договаривались, что вы сидите, как хотите, только если будете нормально держать дисциплину? Договаривались, мои хорошие! Я вас пожалела, а вы мне такую подлянку сделали… Все! С завтрашнего дня будете сидеть по списку и только попробуйте ослушаться! Буду ходить перед уроками и проверять!
Уставший и расстроенный десятый «А» небольшой гурьбой выплыл в коридор, жалуясь друг другу на Крысу и ругая ее на чем свет стоит. Очень скоро класс и вовсе опустел, но громкие жалобы Ложкина были слышны далеко по коридору. Дина была в числе последних, так как долго провозилась с чехлом для очков. Из-за большого количества учебников он просто не вмещался в сумку. Тяжело вздохнув, Собейская терпеливо выложила все книги на парту, чтобы уложить их куда более компактно. Это занятие заняло почти все ее внимание. Упрямо поджав губы, девушка вступила в яростную борьбу с маленьким пространством школьной сумки. Закончив, она была вполне довольна. До дома дойти хватит. Внезапно у нее по спине пробежали мурашки — в классе определенно было пусто, но на нее кто-то смотрел. Это странное физическое ощущение чьего-то внимания никогда не было ей приятным. Нахмурив брови, Собейская вскидывает голову. Упрямый взгляд темно-карих глаз буквально пришпиливает ее к месту, не давая пошевелиться. Осознание приходит на несколько секунд позднее. Сердце уже успевает пропустить пару ударов. Миша Сточевский смотрит ей в лицо, а она смотрит в его. Этот взгляд хуже прожектора, продирает почти насквозь. Ступор длится целую вечность для Дины, но всего полминуты на деле. Он отворачивается с безразличием, придав лицу знакомое презрительное выражение. Дина чувствует себя крайне глупо, когда Миша встает с своего места и проходит мимо. Бросив портфель на первую парту, Сточевский демонстративно уселся вперед, создавая при этом большое количество шума. Он, как всегда, был в ужасном настроении, но что-то заставило Собейскую взглянуть на него по-другому. Она провожает его глазами, пытаясь понять, что только что произошло. Что-то странное. Дина еще никогда не чувствовала себя нелепо от какого-то глупого взгляда. Какое-то время она пронзает глазами кучерявый затылок второгодника, силясь понять, почему так испугалась.
Внимание от второгодника отвлекла Алиса Леонидовна, которая, посмотрев в след уходящему классу, с громким скрипом ножек о деревянный пол отодвинула стул и встала. Дине хочется уйти, но мать, как назло, окликает ее у самой двери:
— Дина, ты домой? У тебя сегодня есть консультации?
Ей не хочется поворачиваться, потому что Миша смотрит на нее.
— Расул Владимирович сказал, что сегодня занят со своим классом подготовкой к дежурству.
— Хорошо… Унесешь тогда журнал в учительскую? Тебе все равно по пути. Хотя подожди! Мне сейчас нужно в бухгалтерию, забрать платежки. Можешь еще сходить в библиотеку к Лидии Александровне? Она отложила для меня учебник по новой программе.
— Ладно, схожу, мам, — Дина стянула лямки портфеля вниз и оставила сумку у дверей. Домой она все равно никогда не торопится — там ее ждет уборка и гора домашней работы.
***
Миша с отвращением посмотрел на пестреющий красными заметками собственный диктант. Находиться в школе дольше обычного не было особого желания. Исправляй или нет, а «двойка» ему и так светит за сегодняшний скандал. Если бы его так сильно волновали оценки, но он чисто из-за несогласия идти на поводу у Крысы не собирался переписывать диктант.
Выглянув в пустой коридор, Сточевский убедился, что Алиса Леонидовна до сих пор не возвращается из бухгалтерии, и кинулся собирать сумку. Действовать надо было быстро. Как назло в правом кармане брюк завибрировал телефон. Проигнорировав чей-то звонок, Миша без особых церемоний сгреб лежащие на столе принадлежности и засунул в портфель, смяв тетрадку. Заранее отыскав в карманах ключи от шкафа, он уже открыл дверь, чтобы смыться. Судьба, очевидно, была к нему не так благосклонна. У выхода из класса его ждала серая мышка, на которую он чуть не налетел от спешки. Дина вовремя успела отскочить назад, чтобы не столкнуться с второгодником. Вид у него был дикий.
— Что…что ты делаешь? — На сколько Дина знала от Ложкина, Сточевский должен был переписывать диктант, пока не сделает его на удовлетворительную оценку. Заглянув в класс и убедившись, что Алисы Леонидовны все еще нет, она поняла, что застала его на побеге.
От осуждающего взгляда Сточевский насупился и принял враждебный вид. Оттолкнуть бы ее с пути и сбежать, пока время еще есть.
— Собейская, а ты не видишь? — пихнув ее плечом, он затянул лямки портфеля и бросился вниз по лестнице.
Дина стояла и смотрела ему в след, вперившись взглядом в темно-бурую краску лестничного пролета. Удивительно было, что он наконец-то назвал ее по фамилии. Большое достижение для Миши Сточевского, у которого кроме «Эй» людей по-другому не называют.
***
По пути в больницу Миша присел на лавочку напротив какого-то магазина на площади, чтобы проверить звонки. Это мог быть Павел, потому что он, как всегда, опаздывал. Взглянув на свое лицо в темном экране смартфона, Сточевский хмыкнул. Вместо его собственного, перед глазами до сих пор стояло лицо Собейской. Это растерянное и глуповатое лицо. Жалкое создание, еще и на него Крысе нажалуется! Однако как бы он не хмурил брови и не сжимал кулаки, презрение это было каким-то искусственным, напускным. Он сам это понимал, но мысль эту сразу же отогнал на второй план. Вновь раздался звонок, телефон завибрировал в ладонях и отвлек от мыслей. Это был Игорь.
— Как ты там, придурок? Не сдох еще без меня? — не здороваясь, прохихикал в трубку друг детства. — Какого фига перестал заходить в Скайп? Ты ведь даже в «онлайн» не был с тех пор, как перебрался в глушь. Слушай…ты там не женился, не? Весточки от тебя не добьешься, чувак!
Игорь от души посмеялся над своей шуткой, как всегда, проигнорировав рычание на другом конце провода.
— Как смешно, блин! — Миша закатил глаза, ухмыльнувшись. Голос друга казался ему напоминанием о каком-то далеком мире, который остался далеко позади. За несколько месяцев в провинциальном городке он уже стал забывать, что такое веселье.
— Какие новости, Сточный? Как Глеб там, не чахнет? — голос Игоря стал тише, хотя у него в привычке было орать в трубку. Смеялся он тоже так, что этот смех можно было слышать на другом конце страны. — К нам в город приезжали «Киллеры», кстати…
— Не разбивай мне сердце, ладно? — рыкнул Сточевский и перенес телефон на другое ухо. — В этой дыре почти ничего не случается… Одному Романову здесь хорошо, как черту в родной табакерке.
— Хах, смешно… — Игорь хмыкнул. — Ты какой-то занудный. Че случилось?
— Школа.
— Ну да. А мы с Иринкой тебя вчера вспоминали как раз. Я ей сказал, что в Контру теперь с не с кем играть, а она разревелась. Странная она какая-то!
Миша усмехнулся, вспоминая рыжую младшую сестру Игоря, которая вечно ходила за ним по пятам. Они с Глебом были почти одного возраста. Подумав о Глебе, Миша вспомнил, что опаздывает в больницу. Подскочив с места, он чуть не выронил телефон.
— Мне это…в больницу надо к брату. Бывай!
— Ну ладно. Передать нашим привет от тебя, Сточный?
— Пусть лучше в зад меня поцелуют.
— Какой ты, однако, вежливый…
Рассмеявшись, Сточевский нажал на красную кнопку и отключился. Было дико вот так снова слышать голос Игоря. Они почти все детство провели вместе, но Миша не чувствовал, что скучает по нему. Он скорее скучал по городу и своей старой жизни и уехал бы туда обратно только Павлу назло. Но все равно поговорить с кем-то кроме Крысы, серой мышки и местного быдла было приятно. Звонок Игоря поднял ему настроение.
Забежав по пути уже в знакомый супермаркет, он взял Глебу самых сочных яблок, что были, и даже промолчал на очередную ругань Павла по поводу опоздания. Этот звонок будто придал ему новых сил.
