Мозгошмыг первый. Причал (вместо пролога)Время, судя по всему, не текло, но всё же, спустя какое-то время, он осознал, что всё ещё существует. Более того, он не просто существует, но и лежит на чём-то. Это что-то не было холодным или тёплым, гладким или шершавым. Это была просто поверхность, на которой можно лежать. Осознав всё это, Северус ощутил, что он совершенно раздет, и что его крайне смутило – он чувствовал чьё-то присутствие.
Вслед за смущением пришла догадка, что, вероятнее всего, у него наряду с осязанием сохранилось и зрение. Он открыл глаза и понял, что лежит в зеленоватом едком тумане, который только собирался принять пространственную форму.
Сквозь этот туман доносился ритмичный звук – скрип гнилых досок под лёгкими ботинками. Северус сел, и тут же возле него появилась одежда, которую он с превеликим удовольствием надел. Тяжёлая мантия оказалась значительно более настоящей и реальной, чем всё окружающее.
Постепенно пространство начало преобразовываться в странный сарай с высокими дощатыми стенами, который смутно напоминал о чём-то знакомом. Шаги затихли, и за спиной Северуса раздался до боли знакомый голос:
— Надеюсь, ты здесь не задержишься.
Северус поднялся с поверхности и обернулся. К нему, поскрипывая ботинками по деревянному полу, шёл мертвец, Альбус Дамблдор собственной персоной.
Против воли губы Северуса искривились, и он негромко произнёс:
— Ваш гениальный план провалился, директор.
— Отнюдь, — возразил старый волшебник и виновато развёл абсолютно целыми здоровыми руками, — Присядем?
Тут Северус заметил два кресла чуть поодаль от него и старика. Причин возражать не было, поэтому он подошёл к креслам и тяжело опустился в одно из них. Дамблдор помолчал некоторое время, но потом снова заговорил:
— Мой план действительно провалился, но этот провал дорого стоил не мне, а Лорду Волдеморту. Это он пострадал от изъяна в этом плане.
— Конечно, вы не пострадали.
Дамблдор прикрыл глаза и тихо спросил:
— Сможешь ли ты простить меня, Северус?
Это был очень непростой вопрос, и ответа на него у шпиона, предателя, Пожирателя Смерти и бывшего директора школы не было. Вместо этого он сказал, обращаясь в пустоту:
— А мальчишка всё-таки погибнет.
Мудрец тихо рассмеялся:
— Вовсе нет. Я многого не понимал, во многом ошибался, но теперь я совершенно уверен – он будет жить, а Тёмный Лорд падёт, и на этот раз навсегда.
Эта новость заставила Северуса Снейпа вздрогнуть: мысль о том, что все годы его работы были не напрасны, оказалась удивительно приятной. Ненависть к Поттеру не ушла, но появилось странное счастье от того, что мальчик с глазами Лили останется жить.
— Что это за место? – спросил Северус, не желая говорить о своих чувствах, Поттере и прощении бывшему директору. Но Дамблдор вновь развёл руками:
— Понятия не имею. А ты как считаешь?
Северус огляделся и понял, что туман почти исчез, а пространство стало узнаваемым.
— Если бы не зелёная дымка, я бы сказал, что это причал. Но не хватает лодок.
— Причал? – почему-то удивился Дамблдор, но потом быстро успокоился, — что ж, дело твоё.
У Северуса было много вопросов к величайшему волшебнику современности, и, сидя в директорском кабинете возле портрета, он часто обдумывал их. Представлял, что спросит и о задании Поттера, и о пророчестве, с которого всё началось, и страшно, до боли в горле жалел, что ответить ему никто не сможет. И вот, сидя в кресле напротив Дамблдора, он молчал. Вопросы исчезли, осталась только невыносимая усталость. Хотелось навсегда остаться на зелёном причале в болотной дымке, заснуть в кресле и никогда больше не просыпаться. Но Дамблдор неожиданно поднялся и произнес:
— Прости, Северус, но тебе пора.
— И куда мне идти?
Волшебник поправил очки-половинки и лучезарно улыбнулся:
— А это уже на твоё усмотрение, мой мальчик. Тебе решать, — а после этого растаял в дымке.
Северус остался один.
Извне пришло понимание, что если он будет стоять возле кресел, то вернётся обратно в Визжащую Хижину, в своё искалеченное, измученное тело. Если пойдёт к пирсу, то найдёт лодку и уже никогда не увидит ни Хогвартс, ни Поттера, ни эту жизнь. С уверенностью он направился на пирс, ни на секунду не сомневаясь в своём решении. Позади он не оставлял ничего, о чём мог бы жалеть, к чему мог бы стремиться, зато впереди была надежда. Он не знал, на что именно надеется, но у его надежды были зелёные глаза, рыжие волосы и солнечный смех, и самое главное — у неё было право на прощение.
Северусу оставалось до спуска к воде не более десяти шагов, как вдруг на его пути возникли двое. Он сразу же узнал их. Первый был заклятым врагом. У второй были зелёные глаза и рыжие волосы. Он не сдержал малодушного шёпота:
— Лили!
Молчаливый черноволосый мужчина приобнял Лили за плечи, и Северус с ненавистью уставился на него. Он был вынужден признать, что за время общения с Гарри Поттером, черты Поттера-старшего несколько исказились в его памяти, но не узнать его, он, разумеется, не мог. Образ же Лили сохранился в его памяти надёжно, и ничто не исказило его воспоминаний о ней.
Женщина отошла от мужа на два шага и приблизилась к Северусу.
— Здравствуй, Сев, — как-то устало сказала она и улыбнулась грустной нежной улыбкой.
Северус молчал и просто смотрел на неё.
— Спасибо тебе за моего сына, Северус. Ты спас ему жизнь, и не единожды.
Мужчина горько усмехнулся:
— Следить за твоим сыном – невеликая расплата за то, что я сделал.
— Ты зря винишь себя в моей смерти, Северус, — сказала Лили и коснулась тёплыми пальцами его холодной руки.
Сейчас из них двоих мертвеца больше напоминал он.
— Ничуть. Я виноват во всём. В наших ссорах, в твоих слезах, в твоей смерти. Если бы я не рассказал…
— Мой сын никогда не смог бы остановить Волдеморта, — перебила его Лили, — Ты давно искупил свою вину и сполна расплатился за свои ошибки, так что перестань ненавидеть себя, прошу.
— Думаю, что теперь это уже неважно. Там, — он кивнул в сторону воды, — уже не важно, люблю я себя или ненавижу.
— Тебе ещё рано идти туда. Твоя жизнь ещё не закончена, Сев.
Он задохнулся, как от удара под дых. Мысль о возвращении пугала, он хотел уйти туда же, где сейчас обитает Лили, покончить с историей о Северусе Снейпе навсегда. Но вот она, единственная, кто имеет на это право, запрещает ему умирать.
— Возвращайся. Сейчас самое время, поверь мне. Береги себя.
Лили улыбнулась ему в последний раз, и начала исчезать вместе с Поттером и причалом. Северус попытался что-то крикнуть, но язык не слушался его, горло обожгло огнём, по глазам ударила болезненная вспышка, а затем наступила темнота.
Мозгошмыг первый. Снова в Визжащей хижинеКогда он снова обрёл способность видеть, то перед его глазами встала серая стена со свисающими клочками старых пыльных обоев и угол продавленной софы. Вокруг было пусто и тихо, пылинки кружились в тусклом луче света, пробивающегося из грязного решётчатого окна. Всё тело болело, шея горела огнём, и страшно хотелось пить, и было холодно. Северус попытался подняться, но не сумел — его одолела слабость. С большим трудом он поднёс руку к горлу и с удивлением понял, что вместо разорванной трахеи ощупывает длинный, но чистый и не гноящийся свежий рубец. Лениво подумалось, что змея была не обычной, а магической, и теперь, судя по всему, мертва.
Северус прислушался, но не услышал ни криков, ни шума битвы. Стояла полная тишина, как будто… битва закончилась.
Как ни странно, вопрос о победившей стороне Северуса сейчас не беспокоил. Если Дамблдор ему не приснился, то, судя по словам директора, победил Поттер и Орден. Если видение было бредом, то победу одержал Тёмный Лорд. И для первой, и для второй стороны он, Северус Снейп, мертвец. А для светлых волшебников ещё и предатель.
Пролежав примерно полчаса, Северус нашёл в себе силы нащупать на полу волшебную палочку и наложить на себя согревающие чары. Немного отогревшись, он всё-таки поднялся на ноги, сильно шатаясь, и перебрался на софу. Старый диванчик пах пылью и мокрой псиной, и Северус скривился, представив, как грязный блохастый оборотень в ярости катается по тому самому месту, где он сейчас сидит, грызёт себе бока и воет от злобы. Однако, несмотря на это, диван всё равно был предпочтительнее пола. К сожалению, в Визжащей хижине отродясь не было никакой посуды, а пить хотелось всё сильнее, поэтому пришлось потратить силы ещё и на трансфигурацию, чтобы превратить кусок дерева в чашку. Чашка вышла как у студента, кривобокой и серой, но в данный момент Снейпа это не волновало — он наполнил её водой и жадно, в два глотка, осушил. Выпив три чашки и немного заглушив жажду, он снова провалился в мятежный сон.
Снилась ерунда: сначала змееглазый Лорд говорил, что завидует ему и тоже хочет преподавать в Хогвартсе, потом Поттер просил прощения за своего отца, Дамблдор убеждал его стать деканом Гриффиндора, и под конец, появилась призрачная змея с не до конца отрубленной, как у Почти Безголового Ника, головой.
Проснулся он ещё более разбитым, чем заснул, но с точным осознанием — оставаться в хижине дольше нельзя. Кто бы ни победил, рано или поздно начнётся поиск трупов, и Лорд или Поттер вспомнят о том, что его тело лежит здесь, и придут за ним. Встречаться с победителями Северус категорически не желал, а это значит, что ему срочно нужно найти другое укрытие, и лучше всего такое место, где есть лаборатория. С помощью нескольких несложных зелий он быстро сумеет поставить себя на ноги. Что до дальнейших планов — если бы он знал иностранные языки, он мог бы уехать за границу, а так придётся оставаться в Англии и скрываться. Или попытаться перебраться в Штаты.
В любом случае, сначала нужно было восстановить здоровье.
Северус с большим трудом встал с софы, поправил мантию и всё-таки потратил силы на чистящее заклинание. Аппарировать в таком состоянии он не решился, поэтому, согнувшись в три погибели, прошёл по тесному коридору и выглянул наружу, приготовившись заморозить Гремучую Иву.
Но в этом не было необходимости. Некогда грозное дерево обратилось в головешки — видимо, её поджег кто-то из Пожирателей.
Северус беспрепятственно вышел из подземного туннеля и бросил взгляд на величественный замок. Если Хогвартс и пострадал в битве, то этого не было видно. По крайней мере с этого ракурса. Издалека он был всё тем же волшебным замком, который когда-то очаровал одиннадцатилетнего черноволосого мальчишку и навсегда стал для него первым и единственным домом.
Полюбовавшись несколько минут на солнечные блики, отражающиеся в окнах многовековых башен, Северус решительно повернулся к замку спиной и побрёл к Хогсмиту. На всякий случай, он провёл палочкой перед своим лицом, меняя внешность. Теперь у него были каштановые волосы, нос картошкой и длинные висячие усы. Конечно, если бы кто-то очень хорошо знакомый стал к нему приглядываться, то тот, наверное, разглядел бы под всем этим гримом профессора Снейпа. Но вряд ли после битвы найдётся бездельник, который станет рассматривать ничем не примечательного прохожего.
Первые домики Хогсмита Северус увидел через десять минут небыстрой ходьбы. В деревне было пусто. Мужчина шёл по единственной улице волшебной деревушки и пока не встретил ни одного похожего, зато его слух различал впереди какой-то гул. Через несколько минут волшебник обнаружил его источник — это кричали и пели какие-то маги в знаменитых «Трёх Мётлах», лишившихся вывески, половины крыльца и всех стёкол. Более сотни волшебников и ведьм пили и выкрикивали: «За Гарри Поттера, за Мальчика-Который-Победил!».
Северус не присоединился к ликующим, но в груди у него будто развязался тугой узел. Чёртов мальчишка, редкостная заноза, высокомерный ублюдок, жалкий недоносок всё же победил и выжил. Национальный герой не подвёл магическую Британию и всё-таки одолел Тёмного Лорда. Значит, Дамблдор не приснился ему, и, соответсвенно, не приснилась и Лили. Она сказала, что он искупил свою вину, что он должен жить. Северус усмехнулся про себя — он совершенно не научился жить за сорок лет. У него никогда не было настоящих друзей, за исключением Люциуса, который всегда выше всего ставил свои собственные интересы, никогда не было любимой девушки, если не считать Лили, которая не любила его и погибла двадцать лет назад. В его возрасте мужчины уже растят детей. У него не было детей, была только обуза — Поттер, который смог стать ему ближе многих других студентов Хогвартса благодаря своим зелёным глазам. В общем и целом, жизни у Северуса не было. Даже не было любимой профессии. Зелья, которые когда-то доставляли ему большое удовольствие, давно стали неприятной обязанностью. Сотни бездарных студентов, вечные заказы от Дамблдора и от Лорда и отвратительное чувство ответственности за жизни и здоровье тех, кого пытали или лечили его зельями давно превратили его увлечение в тяжёлую ношу, от которой невозможно было отделаться. И в заключение, вишенкой этого торта из дерьма было почти полное отсутствие денег. Ни Дамблдор, ни Лорд не стремились заплатить ему за его работу. Всё, что он имел — это учительский оклад и ту несчастную сотню галлеонов, которая ему досталась от матери. По всему выходило, что он, Северус Снейп, законченный неудачник.
Маг прошёл мимо «Трёх Мётел» и пошёл дальше по улице. Желудок сводило от голода, но мысль зайти в паб и заказать себе что-нибудь даже не рискнула прийти ему в голову. Оказаться среди людей — ни за что на этом чёртовом свете. Северус уставился на свои ботинки и продолжил неспешно шагать вперёд. Из собственных невесёлых мыслей его вывел знакомый голос:
— Здравствуйте, профессор Снейп.
Северус поднял глаза и встретился взглядом с Луной Лавгуд. Бывшая студентка выглядела бледнее обычного, но несколько… нормальнее. По крайней мере, в ушах у неё болтались маленькие ракушки, а не редиски, и на голове не наблюдалось никаких экстравагантных головных уборов, только грязные спутанные волосы.
— Здравствуйте, мисс Лавгуд, — ответил маг, а потом вспомнил, что на нём вообще-то маскировочные чары, и, не удержавшись, спросил, — как же вы узнали, кто я?
Когтевранка расстроилась:
— Простите, профессор, я не подумала, что вы в маскировке. С моей стороны было невежливо узнавать вас, если вы не хотели ни с кем говорить. Вы любите сэндвичи?
— Сэндвичи?
— Вы же знаете, что это такое? Вы их любите?
Голос Лавгуд был совершенно безмятежен и спокоен.
— …Да, — ответил наконец Северус, — да, мисс Лавгуд, я люблю сэндвичи.
Девушка сняла с плеч серо-голубой рюкзак, достала оттуда свёрток и протянула своему профессору.
— Угощайтесь! Приятного аппетита. Ещё раз простите, что узнала вас.
После этого она пошла по направлению к Хогвартсу, оставив недоумевающего Северуса на дороге с сэндвичами в руке.
За те пять лет, что он учил Лавгуд, он успел понять, что у девушки проблемы с головой. Впрочем, это почти не мешало её учёбе: она была одной из лучших студенток на курсе, хотя и не пользовалась популярностью среди товарищей. Будь она на его факультете, он настоял бы на обследовании в Мунго, но студенты других Домов никогда его не волновали. Только сейчас его накрыло неприятное осознание — Полоумная Лавгуд, похоже, была не совсем полоумной. Понадеявшись, что у когтевранки всё будет в порядке, Северус развернул сэндвичи и съел первый, даже не разобрав вкуса.
Еда упала в пустой желудок, заставила его сжаться, но всё-таки не стала проситься обратно, чего он так боялся. Второй сэндвич он убрал во внутренний карман мантии — после голодовки (а не ел он уже как минимум двое суток), переизбыток пищи оказался бы даже опаснее недостатка. Теперь ему нужно было убираться из деревни. С этой мыслью он махнул палочкой, почти не надеясь на результат. Тем не менее, через пару секунд на дороге возник двухэтажный фиолетовый автобус. Прыщавый, противно улыбающийся (как будто в Ночном рыцаре они все проходят специальный кастинг на соответствие требованиям к внешности!) кондуктор открыл дверцу, оглядел Северуса пристальным взглядом, хлопнул по плечу и проорал:
— Да здравствует Гарри Поттер!
Чтобы не вызывать подозрений, Северус повторил этот клич, только не так громко, после чего прошёл внутрь автобуса и занял место у окна. Кроме него пассажиров не наблюдалось.
Снова проорав пожелания здоровья Поттеру, кондуктор захлопнул дверь, сказал слепому водителю трогаться и чуть не упал, когда автобус сорвался с места.
— Вам куда, мистер? — спросил он мужчину, восстановив равновесие.
— В Паучий Тупик, — ответил Северус и откинулся на спинку сиденья.
Кондуктор не спросил, где это — автобус всегда знал, куда ехать.
Несмотря на тряску, Северус умудрился заснуть и проснулся только когда кондуктор потряс его за плечо и заорал:
— Паучий Тупик! Да здравствует Гарри Поттер!
Сделав вид, что его мутит, Северус шатаясь вышел из автобуса и уставился в землю. Подождав, пока безумный транспорт скроется из виду, он побрёл к своему нелюбимому и неуютному жилью. Оставаться здесь он не планировал — рано или поздно Министерство вспомнит о его скромной персоне и обязательно наведается в его дом. Он уже успел пожалеть, что не догадался трансфигурировать что-нибудь в собственное тело и поджечь хижину. Поттер наверняка рассказал всему магическому миру о его смерти и о его воспоминаниях. Впрочем, Северус не сильно боялся, что Поттер покажет их кому-нибудь. Он был редкостным придурком, но не болтуном. Тех немногих мозгов, которые мариновались в его голове, в сочетании с гриффиндорским благородством должно было хватить, чтобы не трогать умерших. Единственная проблема — собственно, сама смерть. Если Поттер прознает, что его нелюбимый профессор выжил, то он обязательно кинется обелять его имя. Если уже не кинулся, разумеется. Значит, надо предоставить Поттеру и всему миру собственный убедительный труп.
Северус поднялся по ступеням, снял защитные заклинания и вошёл в дом. Возможно, это — лучшее место для инсценировки смерти. Это будет выглядеть логично. Он выжил после укуса змеи, доехал до дома, у него отказало сердце. Проблемы всего две — для воплощения задумки нужно было тело, а живой Северус страшно хотел есть.
К сожалению, здесь у него не было погреба с запасами пропитания. Не было даже забытого где-нибудь в шкафу печенья, а значит, отдыхать было рано — нужно было выйти из дома, найти любой магазин, неважно какой, маггловский или магический, и купить хотя бы какую-то еду.
Северус подумал, что сделает это прямо сейчас, но мир вокруг него зашатался, повернулся несколько раз и растворился в темноте. В третий раз за день он потерял сознание.
Когда он очнулся, было уже темно, голова нестерпимо болела, а во рту стоял отчетливый привкус рвоты. Полупереваренные остатки сэндвича Лавгуд лежали на полу. Северус встал, шатаясь и с трудом дыша. Видимо, ранение и голод повлияли на него сильнее, чем он рассчитывал. Невербальным Эванеско убрав следы рвоты, Северус дошёл до стола и опустился на старый деревянный стул. Он вспомнил, что у него в кармане лежит ещё один сэндвич и, с осторожностью, маленькими кусочками, съел верхний кусок хлеба, запив чистой магической водой.
Мозгошмыг второй. Надежда БританииПрошло три месяца после окончания Войны (про неё так и писали – с большой буквы). Магическая Британия возрождалась. Никогда ещё не игралось такое количество свадеб, как в первые месяцы победы. Все волшебники словно бы сговорились не вспоминать о пережитом кошмаре. Не было ни долгого траура, ни скорби. Как бы не тосковали маги по своим родным, как бы не болело каждое отдельное сердце, внешне Англия ликовала и праздновала. Портреты Гарри Поттера висели повсюду; всех без исключения мальчиков, рождавшихся в это время, называли Гарри, это имя стало самым популярным в стране. Газеты, словно сговорившись, писали иселючительно о хорошем – о новом Министре Магии, Кингсли Бруствере, о новом директоре Школы Чародейства и Волшебства — Минерве МакГонагалл, о праздниках, о судьбах героев войны. Только иногда выходили некрологи или посмертные благодарности. Ни слова даже в «Ежедневном Пророке» не было об арестах Пожирателей Смерти, о закрытых судебных процессах и о сотнях смертных казней. Новое правительство не решилось снова обратиться за помощью к дементорам, и Азкабан прекратил своё существование. Временно для заключённых приспособили Нурменгард, а смертные приговоры приводили в исполнение в особом отделе Аврората.
Вечером десятого августа, Гарри Поттер, во всех отношениях необычный и исключительный мальчик, сидел в пабе на окраине магического Лондона, натянув на голову капюшон, пил пиво. Не сливочное, обычное, на редкость мерзкое на вкус. В пабе стояла тишина, бармен задумчиво протирал стаканы, посетителей, за исключением самого Гарри, не было. В последнее время он полюбил это место. Бармен-сквиб, возможно, и узнавал в постоянном клиенте национального героя, но не афишировал это. Три раза в неделю Гарри приходил сюда, клал на стойку галлеон, бармен наливал ему пива и желал хорошего вечера. Дальнейшее общение сводилось к тому, что, как только пиво в бокале заканчивалось, бармен подливал свежего.
А заканчивалось пиво быстро. Несмотря на отвратительный вкус и ещё более мерзкий запах, оно помогало упокоиться и расслабиться. В этом была основная проблема Гарри – он не мог расслабиться. Ни в горячей ванне, ни в постели с любимой девушкой, ни на метле. Ему казалось, что каждая клетка его тела постоянно напряжена. Он сутки напролёт был готов отражать опасность и уворачиваться от заклинаний, но никто не нападал. Волдеморт был повержен, его приспешники заперты в тюрьмах или казнены, на улицах стало безопасно, а всё существо Гарри жаждало действия.
К третьему-четвёртому бокалу пива, по крайней мере, приходила лёгкая истома, проходила вечная боль в мышцах, глаза начинали закрываться. Только после посещения паба он мог нормально заснуть, а не провалиться в беспокойный прерывистый сон, залитый зелёным светом Авады и пустыми взглядами погибших. Друзья видели, что с Гарри что-то не так, но не могли ничем помочь. Джинни старалась быть мягкой, заботливой, но ей и самой было непросто.
Казалось, лучше всех понимает его Луна, милая и немного сумасшедшая Луна, вечно подмечавшая самые невероятные вещи. Она несколько раз пыталась поговорить с ним, но Гарри уходил от прямых вопросов. Он не хотел ни с кем обсуждать свои проблемы. Он просто хотел избавиться от них. В одиночку.
Сегодняшний вечер оказался для него особенно тяжёлым – он принял решение вернуться в Хогвартс на седьмой курс, и теперь катастрофически жалел об этом. Идея доучиться принадлежала не столько ему, сколько Гермионе, и ведь сначала он живо поддержал её. В конце концов, разве нормальная мирная жизнь не была основной целью в их войне? И разве учеба, вечерние посиделки с друзьями, баллы, отработки и квиддич не лучшее воплощение мирной жизни? Но к вечеру, уже после того, как сова (Гермионы, не его) унесла в школу просьбу о зачислении на седьмой курс, он начал жалеть об этом. Мысль о том, чтобы вернуться в некогда родной и любимый, а теперь запятнанный кровью замок, страшила. Он не был уверен, что сможет спокойно ходить по коридорам, не оборачиваясь на каждый шорох и не бросаясь заклинаниями в каждую тень. К сожалению, отступать было поздно – решение уже принято. Допив третий бокал пива, Гарри Поттер встал из-за стойки, кивнул бармену и вышел на тёмную улицу. Ветер тут же попытался сдёрнуть с него капюшон, но Гарри не позволил этому произойти. Крепче сжав в кармане волшебную палочку, он зашагал по дороге. Вокруг было пустынно, как и всегда в этом районе. Мимо прошмыгнула бродячая собака. Гарри дёрнулся и оглушил её. Осмотрел: дворняга не могла пошевелиться, но в глазах плескался тихий ужас; убедился, что это просто псина, а не анимаг, отпустил и выдохнул. Это то и было сложнее всего – поверить, что всё закончилось, перестать защищать свою жизнь. Не раз он вспоминал «постоянную бдительность» покойного Грюма – сейчас он как никогда понимал старого аврора, который разгромил полквартала из-за зачарованных мусорных баков. Улица заворачивала за угол, и слева в переулке Гарри заметил какое-то движение. Послышался короткий резкий всхлип или оборвавшийся крик.
Гарри прошептал дезиллюминационное заклинание и медленно пошёл в переулок. Через два десятка шагов до него стали долетать обрывки разговора.
— … ждать. Используй Круцио, и дело с...
— … выдадим. Знаешь…отслеживают непростительные. Я не хочу бегать от …
Голоса стали ещё тише, но Гарри услышанного вполне хватило: двое собираются пытать третьего. Его сердце разом стало биться медленней, на языке появился знакомый горьковатый привкус. Адреналин ударил в кровь, и Гарри почувствовал, что оживает. Истома, вызванная спиртным, исчезла без следа, мир стал ярче. Он сделал ещё несколько шагов, чтобы рассмотреть врагов.
Оказалось, их было не двое, а трое – все в чёрных мантиях и в капюшонах. Четвёртый лежал на земле чёрным кулем, и Гарри увидел его только тогда, когда один из троих пнул его по рёбрам.
— У нас не будет второго шанса, — сказал до сих пор молчавший, — нам нужна информация, причём сейчас. Пытай его.
— Круцио.
Лежащий на земле задергался в судорогах, но не издал ни звука – видимо, на него наложили Силенцио.
Ждать было больше нечего. Пользуясь преимуществом, Гарри оглушил того, кто отдал приказ. Оставшиеся двое заозирались по сторонам. Несколько правее Гарри ударил красный луч.
Переместившись ближе к жертве, Гарри послал обезоруживающее заклинание во второго, но, к сожалению, этим себя выдал. Оставшийся на ногах маг отскочил в сторону и наугад выпустил три луча, один из которых едва не достиг цели. Помог, как ни странно, тот, кто лежал на земле. Катнувшись под ноги магу, он на секунду заставил его отвлечься, и Гарри сразу же отправил того в отключку.
Короткий бой закончился, и Гарри едва смог сдержаться и не рассмеяться. Он давно не чувствовал себя так хорошо. Неожиданно жизнь показалась ему идеальной, а мир – прекрасным. Движением палочки он связал троих и подошел к четвёртому. Тот лежал на земле, лицом вниз. Гарри перевернул его и уставился в крайне знакомые глаза на грязном, покрытом ссадинами и синяками лице.
— Малфой?
Можно было не спрашивать. Уж своего школьного врага он не узнать не мог. Правда, Драко Малфой выглядел на редкость отвратительно. Не считая того, что его лицо было разукрашено всевозможными царапинами и следами от ударов, словно он воевал с Гремучей Ивой, так ещё ко всему сильно исхудал. Вместо дорогой мантии его тело прикрывали страшные обноски.
— Финита, — сказал Гарри, и Малфой, обретя возможность говорить, заковыристо выругался.
— Спасибо, Поттер, — произнёс он, закончив свой трехэтажный матерный оборот.
Гарри протянул ему руку и рывком поставил на ноги. Малфой покачнулся и едва не завалился обратно – Гарри едва его поймал, заодно выслушав ещё пару довольно интересных словосочетаний.
— Ты стоять можешь?
— Нет, — честно ответил Малфой и пояснил, — у меня, похоже, нога сломана.
Гарри посадил его на землю и посоветовал не двигаться, а сам пошёл к связанным магам.
Заклинание все ещё действовало, и двигаться они не могли.
Лица оказались знакомые лишь частично. Двоих он никогда не видел, а третьим оказался Маркус Флинт, некогда капитан сборной Слизерина. Не церемонясь с ними, Гарри обнажил его предплечье и совершенно не удивился, увидев Тёмную Метку.
— Экспекто Патронум, — произнёс Гарри и, выпустив из палочки серебряного оленя, продиктовал Кингсли Брустверу:
— Кингсли, мне встретились три Пожирателя. Использовали Круциатус. Я их оглушил и связал, — после этого добавил название переулка и отпустил патронуса.
Олень исчез, и парень повернулся к Малфою. Тот с трудом дышал и явно чувствовал себя отвратительно.
— Знаешь, Малфой, я понятия не имею, зачем это делаю, но я уже во второй раз спасаю твой зад.
Малфой ответил что-то невразумительное, поэтому Гарри поднял его на ноги, закинул его руку себе на плечо и аппартировал в свою квартиру.
— Не вздумай сдохнуть, — сказал он, укладывая бывшего врага на диван и доставая домашнюю аптечку со множеством зелий и магические бинты.
Уже проваливаясь в тяжелый мятежный сон, Малфой пробормотал:
— И не надейся.
Мозгошмыг второй. Лучший врагПервое, что Гарри сделал утром — вызвал Гермиону. К сожалению, даже за время их странствий, лечить ранения он не научился, а Малфою явно требовалось что-то посерьёзней, чем несколько обезболивающих и снотворное.
Бывший враг всё ещё дрых на диване в гостиной, когда из камина вышла мрачная Гермиона Грейнджер. Впрочем, это было её обычное состояние в последнее время, так что Гарри не стал интересоваться, как у неё дела, а просто махнул рукой в сторону дивана.
Гермиона подошла к Малфою и весьма буднично спросила:
— Откуда ты его взял? И зачем пытал?
— Я не пытал его. Меня лишили этого удовольствия.
И он рассказал ей вчерашнюю историю, опустив то, что он делал в переулке.
Гермиона посмотрела на него каким-то странным взглядом, но достала из сумочки (новой, но всё такой же безразмерной) несколько склянок.
Взмахом палочки, она очистила своего пациента от грязи и раздела, оставив только панталоны. Гарри поперхнулся, буркнул что-то про то, что вида Малфоя в одних трусах он не переживёт, и ушёл на кухню. Конечно, оставлять Гермиону с потенциальным врагом не хотелось, но палочки у него не было, а снотворное должно было действовать ещё несколько часов. Заваривая чай, Гарри подумал о принятии смерти от руки Рона – новость о том, что Гермиона лечила слизеринца, да ещё и почти голого, наверняка приведёт его в ярость. Впрочем, Гермиона закончила очень быстро. Не прошло и пятнадцати минут, как она позвала Гарри обратно. Когда он вошёл, Малфой уже был до подбородка укрыт одеялом, а синяки и ссадины на его лице полностью исчезли. Однако он оставался всё таким же аномально худым.
— Мне кажется, он долго голодал, — сказала Гермиона, поймав взгляд друга, а потом задумчиво добавила, — хотела бы я знать, во что он вляпался и куда делись все его фамильные сокровища.
— Насчёт первого не знаю, а вот сокровища кончились, — отозвался Гарри, — Кингсли ещё месяц назад подписал указ о конфискации имущества у Пожирателей.
— Малфоев разве не оправдали?
Гарри развёл руками. Оправдать их действительно оправдали, но денег лишили почти полностью, а Мэнор сровняли с землёй, как оплот тьмы. Правда, он был уверен, что изворотливая семейка иммигрировала во Францию, но, судя по всему, ошибался.
В комнате воцарилась тишина, которую не нарушало даже тиканье часов. Гарри жил в съёмной квартире в Лондоне ,,по-спартански" – кроме дивана и небольшого старого шкафа, в гостиной не было ничего; убранство спальни состояло из кровати и стула, а на кухне уныло стоял старый стол с чайником и тремя чашками. После года скитаний он точно знал, что большего ему не требуется.
Вдруг с дивана раздался слабый голос:
— Поттер и Грейнджер... Я в аду.
Больной очнулся.
— Малфой, ты всё-таки не помер, — в тон ему ответил Гарри, но в душе был рад, что сумел его спасти.
Гермиона бросила:
— Я пойду, — и, не прощаясь, скрылась в зелёном пламени камина.
Гарри остался стоять недалеко от дивана. Малфой с трудом встал и шатаясь подошел к нему.
— Ты выглядишь так, словно тебя месяцами голодом морили и пытали, — сказал Гарри и получил в ответ тяжелый взгляд.
— Представь себе, примерно так и было. После того как золотой мальчик, — губы Малфоя скривились, — одолел Лорда, из его сторонников решили сделать козлов отпущения.
— То есть ты меня во всем обвиняешь? — вскинулся Гарри.
— Отнюдь, Поттер. Я, знаешь ли, ненавидел Лорда не меньше многих со «светлой» стороны. Только вот после его поражения, для нас всё стало ещё хуже, чем при его здравии.
Гарри вспомнил затравленные лица семейства Малфоев в родовом Мэноре и животный ужас на лице Драко при словах «Тёмный Лорд». Тогда им однозначно было плохо. Неожиданно речь прервалась утробным звуком – Малфой мог строить из себя аристократа столько, сколько хотел. Но его желудок однозначно требовал еду.
— Ты расскажешь мне. Но сначала мы поедим.
И Гарри махнул рукой в сторону кухни, пропуская гостя вперед. Хотя палочки у него и не было, Гарри не ещё готов был повернуться к нему спиной.
Еды в доме было немного – обычно Гарри отправлялся на обед или в Нору, где давно стал не просто частым гостем, а членом семьи, или на площадь Гриммо, к Кикимеру. Но несколько упаковок быстрозавариваемой лапши в шкафу всё-таки лежало, также как и пара пачек сухого печенья.
Первые несколько ложек лапши Малфой съел быстро и молча, на лице его читалось наслаждение. Но потом оно сменилось ужасом.
— Поттер, что я ем?
Гарри пожал плечами – оправдываться не хотелось. Временное облегчение, которое дали ему вчерашняя история и сегодняшнее переживание за состояние врага, схлынуло безвозвратно, и мышцы под кожей снова начали зудеть. Снова захотелось оказаться в эпицентре событий, защищать свою жизнь.
Малфой, не дождавшись ответа, молча доел лапшу и отодвинул от себя тарелку.
— Ты готов слушать, Поттер?
Гарри кивнул, заклинанием очистив посуду.
История оказалась, впрочем, значительно более банальной, нежели Гарри ожидал: в ней не было ни сражений, ни интриг.
Ещё пока Волдеморт был у власти, он постарался как можно сильнее прижать глав всех старинных родов, в первую очередь Малфоев, обладавших политическим весом и большим состоянием. Убеждениями или угрозами, он постепенно заклеймил их детей, получив отличный рычаг давления на родителей. В первую очередь ему нужны были деньги. Поэтому к концу войны состояние Малфоев, а также Ноттов, Крэбов и ещё десятка чистокровных фамилий уменьшилось едва ли не в пять раз.
После победы, когда для всей Британии наступило прекрасное время мира и безопасности, за чистокровок с Тёмными Метками на предплечьях взялось Министерство: менее знатных арестовали, более знатных оправдали, предварительно опустошив их сейфы.
— Поэтому, — развёл руками Драко, — из зала суда я вышел оправданным, но совершенно нищим. Зато в Мэноре осталось немало тайников. Отец… несколько не в себе, так что открыть их не может. А бывшим Пожирателям крайне нужно их содержимое, и в первую очередь – деньги, которые можно за него выручить.
— И они решили надавить на тебя, — равнодушно закончил Гарри, — скучная история.
— Ну, извини, мистер Герой, новых тёмных магов у нас нет.
Школьные неприятели замолчали, не глядя друг на друга. Узнав, что ничего интересного Малфой рассказать не может, Гарри расстроился, но и выставить его за дверь не мог.
— Что делать будешь?
Парень пожал плечами:
— Не имеет значения. Займусь чем-нибудь.
— Знаешь… Мы собираемся вернуться в Хогвартс. МакГонагалл открыла приём на седьмой курс для всех, кто учился в прошлом году.
Малфой фыркнул:
— Серьезно? Предлагаешь мне сидеть в одном классе с Уизли и каждую секунду готовиться отражать их проклятья?
— Я знаю, что ты невиновен, этого будет достаточно для Рона и Джинни. От остальных в первое время я тебя тоже прикрою.
Гарри подпёр подбородок кулаком и прищурился сквозь очки.
— Так, Поттер, продолжай. Я так и слышу повисшее в воздухе «а взамен». И что же я тебе буду должен?
— Тебя же наверняка учили всяким дуэльным премудростям, да? А мне просто жизненно необходимо хотя бы три раза в неделю с кем-нибудь драться.
Малфой приподнял бровь:
— Драться? Поттер, хоть ты и победитель Тёмного Лорда, но я надеюсь не драться с тобой, а валять тебя по полу и выбивать дерь…
Закончить он не успел. Гарри резко дернулся, сжал пальцы у него на горле и навёл на него палочку, спросил:
— Ты хочешь договорить это предложение, Малфой? — после чего очень медленно сел обратно на своё место.
— Ладно, — совершенно спокойно пожал плечами Драко, — драться так драться. Одолжи мне свою сову, я напишу кошке письмо.
Как только Гарри встал и сделал шаг к выходу, прозвучало «Остолбеней», и он замер.
— Финита, — сказал Малфой, возвращая ему способность двигаться, — ты не самый крутой, Поттер.
Гарри вышел из комнаты. На лице у него играла довольная улыбка, ведь постоянно ожидать подвоха от Малфоя, имея полное право в любой момент запустить в него заклинанием, было удивительно приятно.
Мозгошмыг третий. Позитивное мышлениеНикогда за все восемнадцать лет жизни у Рона Уизли не было денег, чтобы покупать именно то, что ему нравится. У него и вещей то своих было немного, а о новых покупках и мечтать не приходилось. В общем, лично ему принадлежали только подаренная родителями перед пятым курсом метла, Сычик и деллюминатор (последний — относительно). Остальное досталось ему от братьев, но не по наследству, как артефакт Дамблдора, а просто потому, что им это было уже не нужно. Братья вырастали из мантий – их получал Рон. Братья заканчивали курс и переставали пользоваться учебниками – их отдавали Рону. Раньше, в детстве, мальчик до скрежета в зубах ненавидел нищенское положение своей семьи, отца, который не мог заработать денег, и собственную судьбу. Но прошлый год сильно изменил его взгляды.
После того, как он потерял брата и чуть не лишился обоих своих друзей, он вдруг осознал, что новые мантии и много галлеонов в кармане не слишком уж важны. Но именно тогда, словно в насмешку, министерство начало присуждать награды героям Войны, и Рон, в числе прочего, получил неплохую сумму на банковский счёт. Теперь он мог легко купить себе новые вещи или зайти в известный ресторан, сделать Гермионе дорогой подарок. И если сначала, особенно после похорон Фреда, деньги парня совершенно не интересовали, то через пару месяцев он оценил новые возможности.
Конечно, он никогда не смог бы стать таким же талантливым волшебником, как Гермиона, или таким же бесстрашным героем, как Гарри. Но, как решил он, было бы глупо не воспользоваться шансом и не стать просто респектабельным обеспеченным волшебником. Он аппарировал в Косую аллею и, одетый в новенькую мантию от мадам Малкин, гулял между рядами магазинов, раскланивался перед знакомыми и старался делать вид, что пустого и тихого магазина «Всевозможные Волшебные Вредилки» просто не существует. Посетители аллеи с удовольствием приветствовали одного из трёх самых знаменитых героев Магической Войны, пожимали ему руку, приглашали выпить «по стаканчику» и неустанно благодарили. Их слова бальзамом лились Рону на сердце. Он чувствовал себя чем-то большим, чем просто друг Гарри Поттера. Когда волшебники и волшебницы говорили ему о его подвигах, Рон начинал ощущать свой вклад в победу.
К сожалению, это чувство длилось очень недолго.
Стоило ему вернуться в Нору, как все положительные мысли исчезали. Во-первых, несмотря на министерскую награду, в доме было по-прежнему бедно и тесно. Во-вторых, миссис Уизли, хлопоча по дому, то и дело замирала, глядя в одну точку, а из глаз её начинали литься слёзы. В-третьих, дома был Джордж.
Хотя смерть Фреда стала трагедией для всей семьи, Джорджа она просто сломила. Он мало говорил, почти не выходил из своей (а раньше – их с Фредом) комнаты, а если начинал что-то говорить, то никогда не заканчивал мысль, останавливаясь на середине фразы и ожидая, что погибший брат продолжит её, как это было раньше. Ему никому не удавалось помочь, он не хотел душеспасительных бесед. Но вся его воля к жизни, вся жизнерадостность, вся неутомимая энергия, словно бы были погребены под землёй, вместе с телом близнеца. И это было чертовски больно.
Вне родного дома было, конечно, легче, но увы, и среди друзей Рон перестал чувствовать себя хотя бы приемлемо. Гарри с каждым днём становился всё более замкнутым и нервным. Он часто пропадал по вечерам, редко выпускал из рук палочку, на любой лишний звук подскакивал и начинал бросать заклятия. Первое время Рон старался не замечать этого, но со временем всё же пришлось признать: лучший друг стал ещё большим психом, чем Грозный Глаз Грюм. Что до любимой девушки…
Гермиона винила себя в том, что произошло с её родителями. После того, как она вернула им память, мистер и миссис Грейнджер сошли с ума. Сейчас они находятся в австралийском отделении клиники св. Мунго, и положительных прогнозов целители пока не дают. С её лица почти совсем пропала улыбка, и иногда Рону казалось, что она похожа на Джорджа. Она поставила себе цель — в совершенстве изучить зельеварение и чары, чтобы после окончания седьмого курса стать целителем, и почти не отрывалась от книг. Об этом и говорить нечего.
За несколько дней до начала нового – последнего – учебного года, Рон, по своему обыкновению, направился в Косую аллею. В этот день на улице было куда более шумно и людно, чем обычно: школьники с родителями покупали учебники и мантии, рассматривали новые гоночные метлы, шумели и волновались. Рон проходил мимо магазина «Всё для квиддича», когда сзади его окликнул к сожалению до боли знакомый голос:
— Рон! Рон!
Парень повернулся, и тут же на его шее повисла именно та девушка, которую он совершенно не хотел видеть.
— Эм… привет, Лаванда, — ответил он, стараясь улыбаться как можно радостней.
Воспоминания о шестом курсе и его сумасшедших свиданиях с Лавандой явно не были очень приятными, а уж об их расставании Рон вообще старался никогда не думать. Если бы кто-то решил написать книгу «Все промахи Рона Уизли», строка «Встречался с Лавандой Браун, попутно выставляя себя полным идиотом перед всей школой» заняла бы в ней почётное третье место.
Лаванда, впрочем, ни о чём плохом и не вспоминала. Схватив Рона под руку, она потащила его в кафе Фортескью, попутно рассказывая, как она и все остальные гриффиндорки переживали, когда Гарри, Рон и (здесь она чуть запнулась) Гермиона не вернулись в школу, как с нетерпением ловили волну «Поттеровский дозор», надеясь узнать хоть что-нибудь.
Рон не сопротивлялся, хотя и опешил от напора. Сначала он боялся, что Лаванда начнёт упрекать его в их расставании или говорить об отношениях, но вскоре понял – она действительно просто рада его видеть. Вскоре они уже ели мороженое, а Лаванда громко и искренне смеялась его шуткам.
«Ничего лирического, — подумал Рон, заказывая им по второй порции, — мы болтаем, как старые друзья».
И в его душе вдруг начала подниматься радость от того, что он общается с таким замечательным и незлопамятным человеком.
Когда мороженое было съедено, они пошли гулять («Как друзья», — повторил про себя Рон). Лаванда мало говорила о Хогвартсе, упомянула только, что тоже решила вернуться на седьмой курс. Зато много говорила о том, как изменилась её жизнь: всё лето она помогала мадам Малкин, работает у неё стажером в ателье, и мастерица уже ждёт её на следующее лето, как подмастерье. Рон искренне восхитился, ведь он никогда бы не подумал, что Лаванда найдёт себе такое замечательное место работы.
— Мадам Малкин считает, что у меня отличное чувство стиля, — прощебетала девушка и тут же сменила тему, — а ты будешь продолжать играть в квиддич? У тебя же настоящий талант!
Рон хмыкнул:
— Похоже, ты единственная, кто так считает.
— Глупости! Ты же потрясающе держишься в воздухе!
Парень улыбнулся. Квиддич ему по-настоящему нравился, но он давно для себя решил, что не станет спортсменом. Во-первых, они с Гарри уже решили поступать в школу авроров. А во-вторых, стоило признать, что Гарри держится на метле в разы лучше, а по сравнению с другом, Рон – просто мешок с картошкой, по чистому недоразумению поднявшийся в воздух.
Спустя десять минут разговора о спорте, Рон рискнул озвучить своё «во-вторых», но тут же встретил неожиданный шквал негодования. Как он может так низко себя оценивать? Конечно, Гарри Поттер — отличный ловец, но Рон – просто прирождённый вратарь. Да и если бы у него была профессиональная метла… Разговор стал неожиданно приятным, и Рон, немного поскромничав, расслабился и начал получать удовольствие от её восхищения его талантами.
Когда начало смеркаться, Лаванда покраснела, извинилась и сказала, что ей пора домой. Как бы невзначай, Рон спросил:
— Ты завтра работаешь в ателье?
И так же невзначай Лаванда ответила:
— Да, до трёх часов.
После этого девушка помахала ему и аппарировала. Рон остался один, но впервые за несколько месяцев чувствовал себя полностью довольным собой и совершенно спокойным. Правда, где-то в глубине шевельнулась мысль о том, что гулять с другой девушкой – это почти измена Гермионе, но он быстро опроверг её. Изменой было бы, если бы они с Лавандой были на свидании. А это просто дружеская прогулка. Что плохого в том, что он немного пообщается со своей старой знакомой?
Дома Рону всё показалось куда приятней, чем обычно. И ужин был вкусней, и мама веселей, даже Джордж сегодня вышел к общему столу. Засыпая, Рон улыбался собственным мыслям. Собственные страхи, переживания и кошмары войны отступили сегодня на второй план, всё затмила одна мысль: он не так плох и бесполезен, как ему всегда казалось.
Ловец мозгошмыгов. Потерянная опораПеред глазами Луны Лавгуд крутились разноцветные точки. Они то сбивались в стайки, то разбегались в разные стороны. В общем-то, Луна к этим точкам привыкла. Они не причиняли никому никакого вреда и даже почти не мешали ей читать или рисовать. Они просто означали, что рядом есть люди.
Точки жили в человеческих головах и, в зависимости от настроения и мыслей, меняли свой цвет и размер. Когда человек задумывался, точки начинали толкаться и мельтешить, а когда расслаблялся, то они почти замирали и становились прозрачными.
Луна ещё в детстве прозвала эти точки «мозгошмыгами», и даже пыталась рассказать о них другим людям, но ей почему-то не верили. Единственным человеком, который точно знал, что Луна не выдумывает, был её отец. К сожалению, он не пережил войну. Луна очень скучала по нему, ведь он был единственным, кто полностью понимал её и любил. Правда, у неё остались её друзья. При мысли о них, Луна улыбалась, и чужие мозгошмыги временно переставали её беспокоить. Друзья стали самым большим чудом в её жизни. Конечно, они считали её странной и даже немножко сумасшедшей, но они заботились о ней и любили её. Сейчас всем её друзьям было непросто, и Луна очень хотела бы помочь им. Она не раз пыталась разговорить Гарри и Гермиону, ободряла Рона и выслушивала Невилла. Но на самом деле, им нужна была другая помощь. Луна не видела, а скорее чувствовала, что в их головах что-то сломалось после войны, или, говоря простым языком, их мозгошмыги совсем отбились от рук.
Вздрогнув, Луна вернулась в реальный мир и разогнала собственных мозгошмыгов по местам. Сегодня у неё была важная задача – купить одежду и учебники к школе, отвлекаться не стоило. Впервые в жизни она пришла на Косую аллею одна, и от этого было грустно. Впрочем, отец всегда говорил, что грустить по мёртвым не нужно, поэтому Луна взяла себя в руки и зашла в первый магазин – «Флориш и Блоттс». Увидев её, продавец улыбнулся и помахал рукой:
— Здравствуйте, мисс Лавгуд! Здорово видеть вас здесь в такой замечательный день! Вам нужны учебники за седьмой курс?
Луна тепло поздоровалась с ним. На Косой аллее её хорошо знали и всегда тепло встречали, потому что девушка искренне интересовалась делами продавцов и хозяев лавок, с удовольствием поддерживала разговоры о погоде, домашних животных и «нынешней молодежи». Когда два года назад стало известно, что Луна хорошо знакома с самим Гарри Поттером, её едва не завалили вопросами о знаменитом мальчике, но она легко прекращала эти разговоры одной фразой: «Гарри очень хороший друг». Эти слова, подкреплённые задумчивым взглядом её серых, чуть навыкате глаз, удивительно отбивали желание задавать бестактные вопросы. Вот и сейчас продавец ни словом не обмолвился о знаменитых товарищах волшебницы, решив завести спокойный разговор о новых поступлениях – «Гигантских книгах о гигантах», для которых пришлось оборудовать отдельное помещение с чарами, расширяющими пространство, и о «Биографии Того-Кого-Уже-Можно-Называть» авторства Риты Скитер, которая должна была выйти в свет в ноябре.
— Мне кажется, это не самая лучшая тема для книги, — протянула Луна, глядя чуть поверх головы собеседника. Она почти всегда так делала во время разговора, иначе мельтешащие перед глазами мозгошмыги совсем сбивали её с толку.
— Я слышал, книга выйдет только после министерской цензуры, — ответил продавец.
Он с радостью продолжил бы беседу, но тут зазвонил колокольчик и вошли новые посетители, которыми он был вынужден заняться. Луна помахала ему рукой и пошла дальше.
Почти во всех лавках, куда она заходила, сценарий был одинаков. Торговцы встречали её, расспрашивали о делах и рассказывали последние новости. Таким образом она узнала о новом магазине «Волшебная обувь» в конце аллеи, о возможном романе между мадам Малкин и мистером Фортескью, о том, что жабы снова входят в моду у юных волшебников, а вот крысы стали непопулярны… В общем, сплетен был целый ворох, так же, как и чужих мозгошмыгов. Поэтому оказаться в тёмной пустой лавке мистера Олливандера было просто чудесно.
Старый волшебник выглянул из своей рабочей комнаты и улыбнулся светлой и радостной улыбкой, которую мало кто видел на его лице.
— Здравствуйте, моя дорогая Луна! – сказал он, обнимая девушку.
— Здравствуйте, мистер Олливандер! Как вы поживаете?
После войны Луна всего раз видела мастера волшебных палочек: она зашла к нему лишь в начале лета, сразу, как только услышала, что он снова открыл магазин.
— Что вас привело ко мне, дорогое дитя? Вы просто зашли меня проведать, или, может быть, вам нужна новая палочка?
— Нет, сэр, я просто зашла повидаться с вами.
Видеть мастера было очень приятно. Во-первых, у него почти не было мозгошмыгов, а во-вторых он разговаривал с ней как с родным человеком. После того, что они вместе пережили в подвале дома Малфоев, Олливандер легко мог называть Луну «внучкой».
Поговорив немного о всяких разных пустяках, Луна отважилась задать вопрос, который давно её терзал:
— Сэр, помните, я говорила вам о том, что вижу…
— Мозгошмыгов, если я не ошибаюсь? – мягко улыбнулся волшебник, — да, я отлично помню. И я много думал об этом.
— Вы не знаете, что это может значить? Сейчас я вспомнила, что только у нескольких человек их почти никогда не видела.
Олливандер опустился за конторку и спросил:
— У кого же?
— У вас, у профессора Дамблдора, у Малфоев и у профессора Снейпа, сэр.
Волшебник задумался. То, что сказала Луна, подтверждало его предположения.
— Я думаю, дитя моё, дело в том, что мы все используем защиту сознания, окклюменцию. То, что ты видишь… я могу предположить, что это поверхностные мысли и чувства. Окклюменция помогает скрывать их или создавать ложные.
Луна присела на стул возле входа и потёрла глаза.
— Как вы думаете, — спросила она тихо, — я могу научиться как-то перестать это видеть? Временами мне бывает непросто.
Мастер волшебных палочек был вторым человеком, кому она говорила об этом. Первым был отец, но он ни чем не смог ей помочь.
—Видишь ли, Луна, — Олливандер был задумчив, — я думаю, что у тебя есть определенный дар. Тебе нужно развивать его. Возможно, помог бы мастер легиллименции, но я не знаю никого. Боюсь, старший Дамблдор, Тёмный Лорд и Северус Снейп были последними мастерами легиллименции в Британии. Возможно, кто-то из Блэков владел этим искусством, но они тоже все погибли; а ещё возможно Малфои. Но ты ведь не станешь обращаться к ним за помощью, да?
Старый маг просто констатировал факт. Он знал, что после нескольких месяцев плена, Луна просто не могла бы довериться кому-то по фамилии Малфой.
Некоторое время собеседники просто молчали. Наконец, когда Луна уже собралась было уходить, Олливандер снова заговорил:
— Я слышал кое-что, но, боюсь, это только слухи. Про некоторых волшебников говорили, что они владели особым даром эмпатии, то есть читали не мысли, а души других людей. Это врожденный дар, но многие, кто им обладал, сходили с ума. Они не выдерживали бремени чужих чувств, и разум покидал их. Луна, если это не сказки, и если это относится к тебе, тебе просто необходимо учиться. С возрастом эмпатам всё труднее сохранять рассудок.
Сказав это, волшебник молча обнял девушку, ставшую ему родной. Он не мог помочь ей, но надеялся, что она справится. За всю свою долгую жизнь, он не встречал настолько чистого и доброго человека, как Луна Лавгуд, и мысль о том, что с ней может случиться беда, пугала его больше всего на свете.
Отпуская её от себя и провожая до двери, он попросил писать ему из Хогвартса хотя бы изредка. На этом они распрощались.
Луна аппарировала домой. Она жила в небольшом коттедже чуть в стороне от старого дома Лавгудов. После того, как Пожиратели Смерти убили мистера Лавгуда и разрушили большую часть дома, Луна перебралась в летний домик, состоящий из четырёх небольших комнат. Свою спальню она украсила портретами друзей. Конечно, нарисованные Гарри, Рон, Гермиона, Джинни и Невилл были не очень похожи на настоящих, но всё-таки они улыбались ей и подбадривали.
Сев на кровати, Луна спрятала лицо в руках. После слов мистера Олливандера что-то изменилось в ней. Хотя он и сказал о слухах и сказках, в его душе Луна видела – он верит, что это правда. Неужели она сойдет с ума? Луна всю жизнь чувствовала себя так, словно идёт над пропастью чужих мыслей и чувств. Она заставляла себя не зажмуриваться и общаться с людьми, игнорировать их мозгошмыгов. Когда она видела не эмоции, а лица, ей казалось, что ногой она чувствует опору, по которой может сделать шаг. Это было трудно и страшно, и ещё страшнее было от мысли, что всё может стать ещё хуже.
С этими мыслями Луна Лавгуд уснула, провалившись в прекрасную спокойную черноту сна без сновидений.
Мозгошмыг первый. ОсколкиСеверус ощущал странное чувство – свободу. Он мог пойти куда угодно и заняться чем угодно. Проблема была только в одном – идти ему было некуда.
После инсценировки собственной смерти, на которую он потратил половину всех своих лабораторных запасов, и восстановления собственного здоровья, на которое ушла вторая половина, Северус понял, что больше нечем не связан ни с зельеварением, ни с отчим домом. Едва ли ему удалось бы продать эту развалюху, а потому он оставил место, где родился и провёл всё детство, без сожаления. Перед тем, как покинуть город, он прогулялся к старому дому Эвансов – теперь в коттедже жила другая семья, в запустение он не пришёл. Дерева, под которым они встречались с Лили каждое лето, больше не было – его срубили маггловские службы, когда меняли электропровода.
Северус всё же постоял несколько минут возле пня, воскрешая в памяти самые светлые, самые чистые моменты своей жизни. Но вместо боли почувствовал легкую грусть, словно привидевшаяся ему в бреду Лили и вправду простила его. Он больше не был связан даже долгом перед ней.
Он поселился под маскировкой в одной из небольших магических деревень, потратив половину всех своих средств на то, чтобы оплатить аренду домика на год вперед. В его жилище, состоящем из пяти комнат, не было ничего лишнего, и, пожалуй, даже отсутствовало необходимое, но Северуса это не пугало и не раздражало. У него была кровать с жёстким матрасом, на которой он мог спать, был стол, за которым можно было есть, была убогая ванная комната с древней сантехникой и был сундук с книгами. К сожалению, с обеими своими библиотеками пришлось распроститься – мертвецу не пристало владеть имуществом, поэтому пришлось ограничиваться теми немногими копиями, которые он носил при себе в безразмерном кармане. Вытащив книги и свитки и уложив их в старый деревянный сундук, оставшийся от прошлых хозяев дома, Северус посчитал обустройство законченным и заселился в новый дом. Он редко выходил на улицу – в основном, за продуктами, и, как ни странно, довольно мало читал. Все его идеи, исследования и новые заклинания остались в прошлом. Он не чувствовал в себе сил что-то изучать или куда-то двигаться. Всё, на что он был способен – сидеть перед магическим огнём, зажжённым посреди гостиной, и любоваться языками пламени.
День за днём его поглощала апатия, из которой у него не было ни энергии, ни желания выбираться. В первый раз, забыв побриться перед выходом из дома, он ужаснулся. Когда это случилось во второй раз, он не удосужился даже поднять палочку и использовать бритвенные чары. Так же происходило и с другими бытовыми мелочами. Сменить одежду, укоротить волосы. В три месяца он внешне постарел на пятнадцать лет. Никто не дал бы ему его тридцати восьми – он выглядел неестественно черноволосым жёлтозубым стариком.
Единственное, что по-прежнему связывало его с миром – это газеты. Он с жадностью читал «Ежедневный пророк», словно, утратив собственную жизнь, стремился погрузиться в чужие. Ни одна новость не прошла мимо него, хотя и удовольствие он испытывал своеобразное, болезненно-сладкое.
Каждое утро он по своей новой привычке читал ,,Пророк" в постели, не замечая, что постельное бельё давно посерело от грязи.
Его собственное имя появилось в газете только один раз, через неделю после того, как авроры обнаружили его тело в старом доме в Паучьем Тупике. На второй странице «Пророка» был размещён небольшой некролог за авторством Гарри Поттера:
«Памяти Северуса Тобиаса Снейпа.
Он жил как герой и погиб, чтобы мы смогли одержать победу. Много раз его считали предателем, перебежчиком и убийцей. К сожалению, о его вкладе в дело Победы стало известно слишком поздно. От имени всей Британии я хочу извиниться перед этим великим человеком за своё недоверие и ненависть. Светлая память».
Северус прочитал текст с ноткой
благодарности, но не за то, что Поттер решил перед ним извиниться и назвать героем, а за то, что ограничился несколькими словами и не стал подробно рассказывать о его великой любви и бесконечном самопожертвовании. По сути, его смерть прошла незамеченной, и едва ли кому-нибудь в мире он теперь мог понадобиться.
К сожалению, примерно через два месяца его растительное существование было прервано: сова принесла ему письмо с приглашением в Гринготс для получения наследства Северуса Тобиаса Снейпа. Гоблинам не было дела до передряг волшебников. Нередко кто-то из них объявлялся погибшим, оставаясь живым. В таких случаях банк просил «унаследовать» своё имущество. Северус не хотел расставаться с тишиной и покоем своего дома даже на день, но понимал – придёт время, и ему понадобятся те немногие деньги, что у него остались, а значит, наведаться в банк нужно. С трудом поднявшись с постели и не потрудившись переодеться, он наложил на себя маскировочные заклятья и аппартировал в Дырявый Котел.
Если бы была такая возможность, он с радостью переместился бы на порог банка, но недавно Департамент Магического Правопорядка закрыл Косую аллею для аппараации: конечно, самый страшный Тёмный маг столетия повержен, но, в отличие от обывателей, власти точно знали – если бывшим Пожирателям дать повод, они с радостью устроят какой-нибудь террористический акт в местах скопления магов.
Оказавшись в предбаннике старого трактира, Северус огляделся. Дырявый Котёл сильно изменился за полгода.
Из обшарпанного заведения он превратился в современную проходную. Старому Тому поставили небольшую барную стойку и оставили несколько столиков, а остальное место заняли столы службы регистрации. Пространство паба сильно расширилось, увеличились окна – теперь здесь стало светло и чисто, почти как в главном зале больницы св. Мунго.
Как гласил большой плакат, чтобы попасть на главную торговую улицу страны, нужно было пройти процедуру проверки палочки и поставить магическую подпись. За работой регистрирующих заклятий следил чиновник за небольшим столом.
Северус задумался. Пройти проверку он не смог бы – ведь его официально нет в живых. С другой стороны, преступником он не был, а регистратор, скорее всего, проверяет пришедших именно по списку Пожирателей Смерти. Конечно, можно было зайти и через Лютный переулок, но хотелось не очень. Северус чувствовал себя усталым и разбитым, а это – худшее состояние для прогулки по Лютному. Поэтому он с некоторой опаской подошёл к одному из столов, и его тут же окутало мягкое синие свечение. Искусственный голос произнёс:
«Приветствуем вас в Косой аллее. Предоставьте вашу палочку».
Северус достал из кобуры в рукаве чёрную волшебную палочку, и по ней пробежали искры. Голос сообщил:
«Проходите, пожалуйста».
Бывший профессор оказался в Косой аллее.
За время его затворничества она изменилась не слишком сильно, хотя большинство домов выглядели новее, чем раньше. Полноценные сборы в школу еще не начались, хотя то тут, то там мелькали знакомые лица студентов Хогвартса. В своём новом облике Северус спокойно шёл по дороге, не привлекая ничьего внимания. Он не был подозрительным — обычный полноватый мужчина с каштановыми волосами и бородкой, но также и не был примечательным. Сам себе он казался невидимкой.
Недалеко от «Флориш и Блоттс» стояла целая толпа. Проходя мимо, Северус заметил в центре Уизли-младшего. Толпу составляли поклонники и журналисты. Главного героя поблизости не было, но Северус заметил, как открылась и сама собой закрылась дверь в книжный магазин – скорее всего, Поттер был в мантии-невидимке.
«Стоит держаться отсюда подальше», — вяло подумал мужчина и начал обходить журналистов по широкой дуге.
До Гринготса оставалось идти меньше квартала, когда взгляд Северуса встретился со взглядом стоявшей возле кафе Фортескью Лавгуд. Девушка удивлённо похлопала ресницами, потом улыбнулась и демонстративно закрыла глаза руками, потом снова открыла, как бы говоря: «Я вас не видела».
Северус кивнул в знак благодарности и наконец-то скрылся за золотыми дверями банка.
После того, как незабвенная троица нанесла Гринготсу серьёзный ущерб, гоблины утроили бдительность. Теперь каждого вошедшего от самых дверей сопровождал гоблин. Официально они заявляли, что личный сопровождающий готов помочь любому клиенту, но на самом деле все понимали, что это просто личный надсмотрщик.
Едва Северус вошёл в холл, возле него появился нахмуренный гоблин в красной ливрее.
— Что угодно мистеру? — недружелюбно спросил он.
Снейп просто протянул ему извещение. С минуту сотрудник банка читал текст, а потом пробормотал что-то вроде «понятно» и велел Северусу следовать за ним.
Подойдя к небольшой стойке, гоблин, который так и не представился, быстро заполнил какие-то бумаги и протянул их волшебнику:
— Распишитесь.
Северус прочитал бумаги. Выглядело написанное странно, но совершенно законно. Он, Северус Тобиас Снейп, вступает в наследство погибшего при невыясненных обстоятельствах Северуса Тобиаса Снейпа. Он получает доступ к личному счету покойного (состояние 117 галлеонов), право на владение домом по адресу Паучий Тупик 18, а также библиотекой и личной лабораторией, которые на данный момент располагаются в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.
Северус поставил роспись. Гоблин ещё раз внимательно его оглядел тяжёлым взглядом и проводил до выхода. В общей сложности, Северус не пробыл в банке и пятнадцати минут, однако за это время толпа на улице рассосалась, героев Британии поблизости видно не было. Зато возле того же кафе всё так же стояла Луна Лавгуд. Северус быстро отвел от неё взгляд. Эта студентка всегда вызывала у него смешанные чувства: с одной стороны, своим внешним видом и нелепыми рассуждениями она откровенно раздражала, а с другой – заставляла нервничать. Иногда казалось, что она знает о нём что-то очень личное, во всяком случае её взгляд изредка выражал что-то среднее между ободрением и сочувствием. Сейчас она выглядела откровенно несчастной и стандартно сумасшедшей. На ней было бирюзовое платье с какой-то жёлтой юбкой, на пальцах, даже издалека было видно, красовались сумасшедших размеров кольца, а волосы напоминали грязную паклю. В целом картинка была слишком непривлекательной, и волшебник выкинул её из головы, направившись к зоне аппарации. За короткую прогулку он сильно устал, и теперь мечтал только об одном – заснуть.
Без происшествий он вернулся к себе домой и опустился на постель, не раздеваясь. В последнее время ему постоянно было холодно, преследовало ощущение чужого взгляда. Он стал стесняться раздеваться в комнате – проще было спать в одежде. Закрыв глаза, он снова подумал о Лавгуд.
«Она выглядит куда более сумасшедшей, чем раньше. Может, у нее проблемы, — подумал он, но тут же спросил себя, — а разве меня это касается?»
На следующее утро он снова читал «Ежедневный Пророк». Первую полосу украшала фотография Героя магической Британии. Мистер Поттер рассказывал о том, что он не жалеет о решении вернуться на седьмой курс и закончить образование в Хогвартсе. Северус мрачно хмыкнул, порадовавшись, что самого его в школе уже нет, и продолжил читать. Поттер заявлял, что хочет быть оцененным по способностям, а не по заслугам.
Всю вторую полосу занимало интервью с Министром Магии о важности Школы Чародейства и Волшебства, новых реформах и роли образования в развитии страны.
Третья полоса Северуса интересовала меньше всего – на ней стандартно размещались экономические новости, зато четвёртая была его любимой – это была рубрика «События». Её он читал с неослабевающим интересом и комментировал про себя. За вчерашний день в Британии произошло мало интересного. Украли драгоценности из дома Малфоев (Это то с защитой мэнора? Скорее уж глава дома решил спровоцировать визит авроров и доказать, что в его доме нет ничего опасного или запрещенного), закрыли две лавки в Лютном переулке (а почему не все сразу?), выпустили в продажу новую метлу «Молния-2», из-за которой фанаты едва не опрокинули магазин «Всё для квиддича» (жаль, что не опрокинули, чёртов квиддич!).
Последняя новость была печальной – с тяжелым психическим расстройством в Мунго попала студентка Хогвартса, чьё имя из соображений этики не называлось, но отмечалось, что она – один из особо приближённых друзей Гарри Поттера. Северус уже собирался перелистнуть страницу, как снова метнулся взглядом к новости о спятившей студентке. Кто угодно мог не вынести последних событий, но странная ассоциативная связь уже выстроилась в его сознании. Слишком быстро возникло в голове продолжение слова «полоумная».
Что, если действительно Лавгуд, которая ещё вчера показалась ему нездоровой, попала в клинику?
Ему не было дела до Лавгуд, но у него был долг перед ней. Именно сэндвич, который она отдала ему утром после битвы, спас ему жизнь. Если она пострадала – он обязан помочь.
«Я никому не обязан, — резко сказал он про себя, — разве меня это волнует?»
Последняя мысль оказалась удивительно цепкой, и, попав к нему в мозг, крепко засела в нём.
«Разве меня это волнует?», — повторял он снова и снова, а потом резко вскочил на ноги.
В последнее время его ничто не волнует.
Он превратился в овощ, бездеятельное подобие человека, распространяющее вокруг себя неприятный запах. Вонять и жалеть себя – это всё, на что он теперь способен. Некстати вспомнилась проклятая школьная кличка, которая сейчас оказалась как нельзя более точной – Нюниус, это прекрасно его сейчас характеризует.
Рывком поднявшись с кровати, Северус схватил волшебную палочку и подошёл к комоду, над которым висело треснувшее в уголке зеркало.
Бросив в него злобное «Репаро», он уставился на себя. И не узнал своего отражения. На него смотрел заросший бородой, с торчащими в стороны немытыми волосами бледный сумасшедший. Он превратил жизнь, которую ему подарила Лили, в пародию на существование. Использовав бритвенное заклинание, он избавился от бороды и с наслаждением ощупал чистый подбородок. Также, взмахом палочки, укоротил волосы до привычного состояния и твёрдо пошел в душ.
Через полчаса перед зеркалом снова стоял Северус Снейп, чуть более бледный и значительно более худой, чем обычно, но всё же живой и ясно мыслящий. Он оглядел своё временное пристанище и скривился. Обычно крайне чистоплотный и аккуратный, он не переносил беспорядка и грязи. Ему хотелось сжечь всё вокруг, но порыв он подавил. В конце концов, пока это – единственное место, где он может жить. А бытовые заклинания не так уж сложны. Холод и ощущение чужого взгляда не пропали, но он заставил себя смириться с ними. Привычное по прошлой жизни чувство долга оказалось для него идеальным антидепрессантом – он не мог проигнорировать его. Теперь у Северуса появилось дело — выяснить, что за студентка попала в Мунго. Но это было не слишком уж просто. Во-первых, ему совершенно было нечего надеть. Во-вторых, он был официально мёртв, в-третьих, Мунго – не справочный стол, имя больной ему никто не скажет.
У него пока не было плана, но у него была цель. Он не позволит себе уничтожить собственную жизнь, и если ради этого нужно заняться помощью Лавгуд, он это сделает.
Мозгошмыг второй. Знакомство по-новомуИз лавки «Флориш и Блоттс» Гарри и Драко (после двух дуэлей и одной драки врукопашную они начали называть друг друга по именам) вышли довольные, каждый своим. Во-первых, им удалось сделать покупки, не обратив на себя внимание фанатов. В этом сильно помог Рон, согласившийся немного поговорить с прессой об их с Гарри и Гермионой возвращении в школу. Во-вторых, они придумали, как отвлечь бывших дружков Люциуса Малфоя на какую-нибудь другую цель. Решение было простым до гениальности. Сегодня же вечером Малфой должен был уйти из дома. В это время Гарри, которого, конечно, никто и никогда ни в чем не заподозрит, нарушит защиту мэнора и устроит небольшой погром. После, Малфой вызовет авроров и заявит, что у него украли драгоценности. Как только новость просочится в прессу, охотники поймут, что у Малфоя больше ничего нет, и оставят его в покое.
Отойдя подальше от книжного магазина, парни рассмеялись в голос.
- Эх, почему, почему Гарри ты тогда не встретил меня раньше Уизли? Какая бы насыщенная жизнь у меня была!
Драко был под мощным впечатлением от мантии-невидимки и теперь чувствовал, что его детство прошло впустую. Гарри не ответил, только пожал плечами. Хотя после недели плотного общения с бывшим неприятелем, он был вынужден признать: будь в их тандеме еще один член, Малфой, половины неприятностей им удалось бы избежать. К тому же, говоря откровенно, в последнее время с Драко общаться было легче, чем с родными Роном и Гермионой. По крайней мере, его можно было бить.
- Нам осталось закупиться к зельям, и можем возвращаться, - произнес Гарри, и тут же подскочил, вытащив палочку.
В воздухе раздался пронзительный истошный визг.
- Это в центре, - рявкнул Драко и бросился на звук, однако опередить Гарри ему не удалось.
Вокруг кафе Флориана Фортескью собралась даже большая толпа, чем внимала рассказам Рона. Пользуясь статусом героя и острыми локтями, Гарри быстро пробрался в самую середину, и едва сдержал вскрик. На земле билась в конвульсиях Луна Лавгуд. Гарри резко приблизился к ней и поднял на руки. Луна визжала и брыкалась – она явно была не в себе и уже успела разбить голову о камни мостовой – ее затылок был в крови.
- Вызовите целителей, срочно! – крикнул Гарри, и увидел, как Малфой отправляет Патронуса, - Луна, успокойся! Тише…
Он постарался прижать к себе девушку как можно крепче, а потом сообразил наложить на неё сонные чары. Спустя минуту она расслабилась и заснула у него на руках. Ее лицо было совершенно белым, волосы – розовыми от крови, но, по крайней мере, она уже не могла навредить самой себе. Целители прибыли через десять минут. За это время никто не посмел приблизиться к Гарри Поттеру и его подруге. Один взгляд победителя Темного лорда заставил зевак и любопытных держаться от них подальше.
Целители осторожно забрали девушку и без лишних слов аппарировали в Мунго. Гарри остался стоять среди десятков зрителей с окровавленными руками и мантией. Его тоже била крупная дрожь – так сильно, как сегодня, он не боялся со дня Битвы за Хогвартс. Впервые с тех пор он снова боялся потерять близкого человека. Овладев собой, он поднял одну руку, прося тишины.
Когда волшебники и ведьмы замолчали, он негромко произнес:
- Друзья! Сегодня вы видели не сенсацию и не удивительное происшествие. Моей подруге, одной из тех, благодаря кому я сумел одолеть Волдеморта, стало плохо. Её, как и многих из нас, до сих пор преследуют воспоминания о войне. Я прошу вас быть деликатными и не оскорблять ни меня, ни мою подругу сплетнями и домыслами.
После этого он развернулся и вышел из толпы. Его пропустили молча.
Драко догнал его шагов через сорок.
- Это было пафосно, Поттер, - фыркнул он, - но проникновенно.
- Я так и не научился произносить речи.
- Не переживай, у тебя вся жизнь впереди. Ты потерял, - Драко вложил в руку Гарри сверток с мантией-невидимкой.
- Спасибо, - сказал Гарри, когда отцовская вещь, дар самой Смерти оказалась у него в кармане. Некоторое время они шли молча.
Гарри очистил себя от крови, но дрожь унять не сумел.
Когда они дошли до выхода из Косой аллеи, Драко произнес:
- Знаешь, стоит пойти куда-нибудь и выпить... что-нибудь.
Гарри кивнул и, взяв Драко повыше локтя, переместился с ним ко входу в свой любимый паб. Натянул на голову капюшон и толкнул дверь. Бармен если и удивился тому, что постоянный клиент пришел к нему в неурочное время, да еще и не один, то не подал виду, а спросил:
- Как обычно?
Гарри кивнул, знаком показав, что его спутник будет то же самое.
С кружками темного пива они сели за дальний столик. Драко сделал глоток и поморщился:
- Ты псих, - сказал он, с трудом сглотнув, - это отвратительно. Почему мы не пьем огневиски?
Гарри пожал плечами:
- Потому что огневиски не дает правильного эффекта. После двух стаканов я начинаю кидаться на людей. А пиво успокаивает.
Драко посмотрел на Гарри странным взглядом и спросил:
- И часто ты здесь пьешь?
- Несколько раз в неделю. Это хорошо... расслабляет.
- Зачем тебе это? Зачем супер-крутой герой Британии давится омерзительным маггловским пойлом?
Гарри невесело хмыкнул:
- Почему-то от понимания большинства ускользает, что я на протяжении нескольких лет регулярно наблюдал пытки и убийства глазами законченного маньяка, смотрел наведенные им сны, потом скитался по лесам грёбаную кучу времени, а потом добровольно подставился под Аваду. Про то, что было до этого, я промолчу.
Драко отхлебнул пива, но уже не поморщился. Завидуя участи великого Гарри Поттера, его славе и успехам, он как-то никогда не смотрел на ситуацию с его стороны.
- Я просто не могу, - произнес Гарри тихо, - заставить свое тело поверить в то, что все закончилось. Если я не буду пить и бить кому-то морду, например тебе, я просто сойду с ума. И этот мир получит еще одного невменяемого мага. А мне кажется, что двух безумных Темных лордов этому столетию вполне хватит.
- Окей, Поттер, - кивнул Драко, - можешь драться со мной хоть каждый день...
Гарри залпом осушил кружку. Как по волшебству возле столика возник бармен и налил ему еще одну, после чего так же исчез.
- Я не хочу потерять еще и Луну, - сказал Гарри.
- Лавгуд и раньше была не совсем... - Малфой осекся, увидев, что взгляд Гарри начинает стекленеть, - извини, она твой друг.
- Именно. И очень хороший друг. Я навещу ее сегодня же. А потом отправляюсь в мэнор.
- Слушай, тебе не обязательно делать это сегодня. План подождет до завтра или...
- Ну уж нет. После визита в Мунго я планирую как следует разгромить несколько комнат в твоем доме.
Драко хотел было попросить не трогать портреты предков, но решил, что скажет об этом позже. Сегодня ему открылся совершенно новый Гарри Поттер. Это был не тот парень, которого он пытался оскорблять на протяжении шести лет. Словно прочитав его мысли, Гарри поднял стакан и спросил:
- Ну, что, за знакомство?
Драко отсалютовал ему своим стаканом и допил-таки порцию.
Мозгошмыг первый. ГриффиндорецОпределиться с планом для Северуса было нетрудно. Он неплохо знал клинику св. Мунго, какое-то время готовил для нее зелья и часто там бывал. Лавгуд должна быть либо в отделении "Повреждения от проклятий" либо на восьмом этаже, где обитали "Трудные случаи". Отдельного психиатрического отделения отдела в больнице не было - маги побаивались всего, связанного с психикой и, следовательно, ментальной магией.
Скорее всего все-таки девушка на 8 этаже, однако стоит иметь в виду и альтернативный вариант развития событий.
Попасть в лечебницу, несмотря на все меры безопасности, нетрудно. Достаточно четко знать цель визита, местоположение входа в здание и не числится в списке "нежелательных визитеров". Последних, конечно, тоже пропускали - в Мунго никто и никогда не получал отказа в помощи, - но держали под неусыпным надзором. Конечно, возможно, как и в Косой алле, в больнице усовершенствовали защиту, но вероятность этого не превышала двух процентов. Даже в самые темные времена сумасшедший Лорд не нападал на клинику. Колдомедики всегда сохраняли нейтралитет, лечили пострадавших обеих сторон и получали за это статус неприкосновенности.
Единственное, что может осложнить его визит - необходимость называть себя. Мунго - не торговая улица, маскировочные чары ему не помогут. Надеяться можно было только на самые простые, косметические. Северус хорошо знал свою внешность и отдавал себе отчет в том, что никакие косметические заклинания его сильно не замаскируют.
Правда, был другой вариант. Можно было дойти до входа под маскировкой, перед дверями использовать косметические чары максимальной силы, а уже на территории больницы скрыться под дезиллюминационным заклинанием.
По зрелом размышлении волшебник решил, что это - лучший вариант. Вряд ли он окажется настолько невезучим, что наткнется на какого-нибудь владельца волшебного глаза. Благо, кроме покойного Грюма в Аврорате таких не было, а вероятность того, что именно во время его визита в клинике будет находится еще кто-то с редчайшим артефактом, Северус оценил в один процент.
Это была его старая привычка – оценивать риски в процентах. Если вероятность негативного исхода достигала пятнадцати процентов, план признавался рискованным, двадцати пяти – гриффиндорским, пятьдесят процентов по шкале Снейпа означало уровень «Гарри Поттер», такой план граничил с откровенным идиотизмом.
К уже имеющимся трем процентам риска маг решительно добавил еще десять – на непредвиденные обстоятельства, и признал, что затея вполне может увенчаться успехом.
Дальнейшее было делом техники. Северус трансфигурировал свою одежду в плотную темно-синюю мантию – боялся, что легкая черная, развивающаяся за спиной, может вызвать у кого-то нездоровые ассоциации с профессором Снейпом, наложил уже привычную маскировку и аппарировал в закоулок недалеко от основного входа в Мунго, после чего сменил маскировку на плотный слой косметики. Теперь ему нужно было спокойно войти внутрь, зайти за стойку «Привет-ведьмы» - идеальное укрытие, в котором можно спрятать тролля, и его никто не заметит, - наложить дезиллюминационное заклинание и подняться на восьмой этаж.
Манекены возле входа посмотрели на него подозрительно, но косметическая магия не относилась к разряду запрещенной. Ее использовали чуть ли не все девушки и женщины старше семнадцати лет, да и многие мужчины.
Оказавшись в холле, Северус приготовился к выполнению первого пункта плана, но его отвлек негромкий, но очень знакомый голос.
Чуть в стороне от стойки регистрации и справочного стола возле целителя стоял Гарри Поттер.
Северус прошептал простое заклинание для отвода глаз и приблизился. Национальный герой и лекарь жарко спорили.
- … надежности вашей клиники. Но ей будет проще прийти в себя среди своих.
- Мы не можем быть уверены в стабильности ее состояния. После гибели отца и многих друзей…
- Мы все пережили гибель друзей. Все видим кошмары, а иногда и теряем контроль. Ее припадок – случайность, ей нужно быть дома.
Как можно спокойней бывший профессор дошел до укрытия, спрятался под чарами невидимости и, держась как можно ближе к стене, направился в сторону Поттера и целителя, которые, как на зло, загораживали проход на лестницу.
В десяти шагах от них Северус остановился, выровнял дыхание, отчитал себя за глупые переживания – Поттер слишком самоуверен и бестолков, чтобы что-то заметить, а целитель явно погружен в раздумья.
Северус сделал шаг вперед и горько пожалел об этом. Спесивый и невнимательный гриффиндорец менее чем за секунду выхватил палочку и запустил в него невербальным заклинанием, от которого Северус сумел уклониться только чудом. Тут же на него обрушился град атакующих чар. Чтобы не выдать себя и не попасть под луч, Северус нырнул в ближайший коридор.
- Немедленно перекройте выходы, здесь человек под отводом глаз или дезиллюминационными чарами, - рявкнул Поттер так, что покойный Аластор Грюм мог бы позавидовать.
Послышались хлопки аппартации – в вестибюль клиники прибыли авроры. Видимо, они слишком уважали Поттера, чтобы тратить время на расспросы, потому что в сторону Снейпа тут же полетели обездвиживающие и обнаруживающие чары. Поттер собирался принять участие в поимке невидимки, но глава отряда попытался закрыть героя собой от возможной опасности. Это дало Северусу возможность одним перекатом уйти в коридор и уже через несколько мгновений замереть в спасительной полутьме лестничной клетки, в безопасности.
Приходилось признать, что риски он рассчитал неверно. Это однозначно был «гриффиндорец». Либо он всегда недооценивал Поттера, либо год скитаний и последний бой с Лордом сильно изменили его. Он не только заметил отвод глаз, но и среагировал так быстро и точно, как это сделал бы… тот же самый Грюм. Сила атаки тоже впечатляла – мальчишка создавал заклинания одно за другим, без раздумий или колебаний. Джеймс Поттер никогда не был способен на такой уровень магии. Пробормотав про себя: «Чертов мальчишка», Северус снял невидимость, вернул маскировку и спокойно поднялся на нужный этаж.
Здесь было пустынно, тихо и спокойно. В том, что нужная ему пациентка – именно Лавгуд, он уже не сомневался. В конце концов, больше никто из друзей Поттера в больницу не попадал.
Одна из дверей открылась, и в коридор высунулась немытая светлая голова.
- О, здравствуйте, мистер Снейп! Можно вас сегодня узнавать?
Северус на мгновение поднял глаза к небу, повторил про себя, что это его долг, и вошел в палату к Лавгуд, очень светлую и чистую, с единственной кроватью, столом и креслом для посетителей. Весь стол был завален сладостями, что говорило о том, что Поттер и его компания здесь уже побывала.
Та спокойно его пропустила и уселась на кровать, поджав ноги под себя. Сегодня она выглядела почти… нормально. Во всяком случае, больничная пижама была обыкновенной, василькового цвета, а все ее украшения, похоже, целители конфисковали.
- Здравствуйте, мисс Лавгуд. Было бы неплохо, если бы вы этого не делали – большинство людей предпочитают думать, что я умер, - ответил Северус.
- Большинство людей предпочитает думать так, как им удобнее, - пожала плечами девушка, - а зачем вы сюда пришли? Вы ведь не хотите со мной говорить.
- Вы удивитесь, мисс Лавгуд, но я пришел навестить вас.
Лавгуд улыбнулась, как будто он принес ей рождественский подарок посреди июля.
- Это очень мило с вашей стороны, сэр, хотя и необычно.
- Извините, захватить конфеты я не догадался.
- Это не удивительно. Вы и не должны были, вы же не к другу пришли.
Девушка замолчала, взяла из кучи сладостей шоколадную лягушку и принялась разглядывать обертку, заодно широким жестом предложив Северусу угощаться. Он, правда, отклонил предложение, но и приступать к разговору не спешил, разглядывая бывшую студентку внимательнее. На самом деле, его план был действительно гриффиндорским, идиотски-непродуманным. Он решил только, как попасть к Лавгуд. Что с ней делать, он не имел ни малейшего понятия. Поэтому некоторое время они сидели молча. Когтевранка поедала шоколад, Северус разглядывал ее. Решив рискнуть, он осторожно попытался считать ее поверхностные мысли. Поймав взгляд, он привычным усилием скользнул в ее сознание, и едва сдержал вопль. Так больно ему никогда не было, даже когда Лорд пытал его Круциатусом, даже когда змея разорвала ему горло. Рывком убравшись из ее мыслей, он попытался вздохнуть. Девушка подскочила к нему и нелепо замахала руками – видимо, на его лице отразился ужас, и она решила ему помочь.
Вернув себе способность дышать и говорить, он тихо приказал:
- Сядьте.
«Что ж, Северус, это отличный показатель того, что ты совершенно растерял свои хваленые интеллектуальные способности», - сказал он себе. На самом деле, подсказок было достаточно. Нужно было совершенно замкнуться в своих проблемах, чтобы не заметить нестыковок. Девчонка, не отличающаяся особыми способностями, но однозначно странная, узнает его под любыми чарами. Угадывает его голод. Обладает сумасшедшим окклюментным блоком, о котором не подозревает сама.
Девчонка - эмпат. Сведений о них мало, и Северус вряд ли мог бы узнать о них, если бы много лет не общался с одним из них. Такие волшебники рождались редко, и либо сходили с ума, либо достигали больших высот. О первых никто не помнил, а пример вторых – Альбус Дамблдор, величайший маг современности, обладавший дивными талантами видеть человека насквозь, смотреть сквозь мантию-невидимку, угадывать ложь и иногда читать чужие мысли безо всякой легилименции. Поэтому он никогда не сомневался в его, Северуса, преданности. Поэтому знал, что младший Малфой никогда не сможет убить его. Он читал людей как открытые книги. Темный Лорд часто хотел производить впечатление сильного эмпата, но на самом деле он просто в совершенстве умел проникать в чужой разум – эмоций он не видел. Прочитать мысли самого эмпата почти невозможно. Их мировосприятие настолько отличается от обычного, что за несколько минут пребывания в их сознании незадачливый легиллимент вполне мог заплатить рассудком. Контролировать свой дар эмпатам сложно. Если они не учатся им владеть – трогаются рассудком.
- Вы догадываетесь, что я не испытываю удовольствия, находясь здесь.
Это заявление Лавгуд встретила совершенно спокойно, словно мертвые преподаватели ежедневно навещают ее в больнице и говорят, что не рады ее видеть.
- Однако некоторые обстоятельства вынудили меня, - сказал Северус и сам себя одернул. Если его предположения правдивы, то никакие «вынудили» и «заставили» не сработают. Она просто им не поверит.
Лавгуд посмотрела на него внимательно, но ничего не сказала.
- Я предположил, что вам может потребоваться моя помощь как специалиста. Мне не хотелось покидать мое убежище, но, видимо педагогическая привычка защищать студентов намертво въелась в мое сознание. Тем более, что, если мои подозрения верны, я один из немногих, кто в силах вам помочь.
- Вам ведь не нравилось преподавать, мистер Снейп, - только сейчас Северус отметил это обращение. Она ни разу не назвала его «профессор», остановившись на нейтральном «мистер».
- Но я очень благодарна вам за то, что вы пришли.
- Мисс Лавгуд, расскажите мне, как вы здесь оказались.
Девушка задумалась, прикусив фалангу указательного пальца, и Северус с трудом подавил резкое замечание.
- Я не очень помню. Я была в Косой аллее, стояла возле кафе Флориана Фортескью и ела мороженое. Я уже собиралась уходить, как вдруг вокруг завертелись м… что-то, я поняла, что не могу ими… этим управлять. Потом стало темно. Мне пока не говорят, что я делала, и просят побольше отдыхать.
- Мисс Лавгуд, сейчас я задам вам несколько странных вопросов. А вы постараетесь на них ответить. Только не щеголяйте своими когтевранскими знаниями, это не тест на эрудицию.
Она согласилась, перестала грызть палец и уставилась на него.
Северус задумался – вопросы нужны были с подвохом.
- Посмотрите, пожалуйста, на меня. Я сейчас смотрю на шоколадную лягушку, как вы считаете, я люблю шоколад?
Лавгуд улыбнулась:
- Да, сэр.
- Как вы это определили?
Улыбка тут же исчезла. Видимо, это был неприятный вопрос.
- Сэр, если я скажу, вы сразу поймете, почему меня все зовут Полоумной.
- Я вряд ли стану бегать по коридорам и дразнить вас.
Ответ девушки был именно таким, какого ждал Северус, хотя и оформлен он был в интересный антураж. Оказывается, вокруг него летают мозгошмыги, поведение которых точно описывает его эмоциональное состояние. Северус не сдержался и фыркнул – фантазия у Лавгуд явно в порядке, ему бы в голову не пришло слово типа «мозгошмыги». После того, как Северус заверил девушку, что совершенно уверен в реальности мозгошмыгов, он был осчастливлен рассказами о втором типе мозговых существ – нарглов. Точно определить их функцию он так и не смог, но предположил, что этим словом девушка называет сомнение или неуверенность, потому что в ходе долгого опроса «нарглы» у Северуса появились, когда она, в ответ на предложение задать ему любой вопрос, поинтересовалась, любит ли он поэзию.
Спустя почти час беседы их прервали – в палату зашла пожилая целительница и гневно уставилась на Северуса.
- Сэр, что вы здесь делаете? И кто вы?
Однако Лавгуд тут же встала на его защиту:
- Целитель Труве, это мой друг.
Северус тут же нашел нужное объяснение:
- Целитель, извините, я не зарегистрировался. Как раз, когда я вошел, в холле у вас начался беспорядок.
Лавгуд перевела на него вопросительный взгляд, и Северус добавил с нажимом:
- Воду, кажется, разлили.
Целитель заулыбалась, оценив нежелание волновать больную, и тут же подтвердила, что да, именно воду, впрочем, так неубедительно, что не поверил бы и Лонгботтом, а уж тугодумнее студента найти сложно.
После того, как лекарь убралась из палаты, Лавгуд серьезно спросила:
- Вы ведь знаете, что именно со мной не так?
Это было глупо отрицать. В нескольких словах Северус объяснил, что иногда среди волшебников рождаются эмпаты – люди с обостренным чувством чужих эмоций.
- Нельзя назвать это, мисс Лавгуд, сверхспособностью, скорее отличием, но однозначно не безумием, - закончил Северус.
Пару минут девушка молчала, осмысливая, а потом неожиданно заплакала.
В принципе, Северус мог ее понять – прожить почти двадцать лет с уверенностью в собственном сумасшествии, чтобы выяснить, что просто обладаешь интересным талантом. Но женских слез он не любил с раннего детства, наверное, с рожденья. Они вызывали у него панический ужас, смешанный с брезгливостью и чувством собственной беспомощности.
- Лавгуд, мы будем решать вашу проблему, или заливать палату соплями? – спросил он с почти старой своей, учительской интонацией.
Девушка пару раз всхлипнула, подняла на него зареванный глаза и хихикнула:
- Вы не сердитесь на самом деле. Но, - она тут же снова стала серьезной и грустной, - если это так, то мистер Олливандер был прав. И я могу сойти с ума…
- Что именно вам сказал мистер Олливандер?
- Он сказал, что нужны занятия с легиллиментом.
- Что?!
Северус даже со стула вскочил. Вот этим он точно заниматься не станет. Лезть в голову к эмпату – он не самоубийца. И уж точно он не хочет закончить жизнь слюнявым придурком, не помнящим собственного имени. С другой стороны, мастер волшебных палочек мог что-то знать.
- Кхм, Лавгуд, - Северус не стал снова садиться, а руками оперся на спину стула, - поговорю с мистером Олливандером о вас. И постараюсь вам помочь.
Что делать с Лавгуд, он, на самом деле, не знал. Специалистов по эмпатам в магическом сообществе нет – опыты Гриндевальда над сознанием вызвали такое отторжение, что интерес к магической психиатрии, эмпатии и даже легилименции резко упал. Северус сам не знал бы ничего об эмпатах, если бы не общался с Дамблдором. Не заметить удивительной проницательности директора было невозможно, и однажды директор рассказал Северусу о том, как он читает в чужих душах. Уже позднее Северус догадался, что развить способности Альбусу помог именно Гриндевальд – безумный исследователь и любитель экспериментов, а по совместительству отличный специалист по магии разума. К сожалению, у Северуса не было запасного Гриндевальда специально для Лавгуд. «Вечно проблемы от Темного Лорда – вот зачем он старика убил, спрашивается?» - подумал Северус. Но, если ему сильно повезет, Олливандер что-то знает. На задворках сознания мелькнула привычная мысль о том, что ему не хочется этим заниматься и это не его дело, но он ее решительно отмел.
- Мисс Лавгуд, - сказал он через пару минут молчания, - я буду заниматься с вами. По два часа в день. Но для этого вам придется выбраться отсюда. Как – ваши проблемы, в конце концов, у вас сам Поттер в друзьях. Заниматься будем в моем доме. Первый урок – послезавтра. В одиннадцать утра ждите меня возле Дырявого Котла. После будете аппартировать сразу к моему дому. Вас все утраивает?
- Да, - ответила Лавгуд и добавила, - профессор Снейп.
Северус мысленно выругался и покинул палату, не попрощавшись и решив завтра с утра наведаться в лавку волшебных палочек.
Внизу все уже было спокойно, хотя авроры все еще что-то колдовали – видимо, создавали проявитель врагов. Поттера уже не было. Северус беспрепятственно вышел из здания – он ведь не был врагом и не замышлял ничего плохого.
Собственное жилище показалось ему на удивление неприятным даже снаружи – обшарпанное грязное здание. С тем же успехом можно было продолжать жить в Паучьем тупике.
Дом выглядел жалко – как обиталище пьянчуги-маггла. Северус вытащил палочку и начал подправлять стены. Вообще, специалистом в бытовых чарах он не был, но основы знал. У него никогда не получилось бы создать нечто изящно-волшебное, как у Флитвика, но поправить стены и починить крышу он мог.
Внутри дома он разобрал деревянный сундук и из его стенок, крышки и днища создал стол, книжный шкаф, три кресла и ковер. Кровать отлевитировал на второй этаж, обновив заклинанием белье. В ванной подправил магическую сантехнику. На кухне просто очистил плиту и раковину и подправил стол. Теперь дом, состоявший и двух комнат, кухни и ванной, был пригоден для жилья.
Северус огляделся, ожидая приятного чувства – наслаждения результатом работы. Но ощутил только усталость. Душевный подъем сегодняшнего утра показался ему невообразимой глупостью. Зачем он все это делает? Чего хочет достичь? Разве не ясно, что любая его попытка что-то сделать обречена на неудачу? Он сам – неудачник. Бесполезный кусок плоти, который дышит и живет по велению мертвеца. Раньше у него была цель, был кукловод, были приказы, а сейчас не осталось ничего. Возможно, стоит вернуться в постель, укрыться одеялом и уснуть тяжелым мутным сном, из которого невозможно выбраться? Тогда со временем тело перестанет сопротивляться и умрет, а он вернется на причал и беспрепятственно сядет в лодку. Оттолкнется веслом от покрытого илом причала и наконец уплывет туда, куда хочет.
К сожалению, он не мог. За прошлые преступления Лили его простила, но если он бросит Лавгуд, которой пообещал помочь, то может больше не увидеть тепла в родных зеленых глазах. «Я помогу Лавгуд, и тогда, возможно, в следующий раз она позволит мне уплыть с ней», - в полубреде подумал Северус.
Мозгошмыг первый. СтенаУтром Северус проснулся очень рано - около восьми утра, и это при том, что последние два месяца редко поднимался раньше полудня, - и чувствовал себя совершенно разбитым. Идея учить сегодня кого-либо чему-либо вызывала у него искренне отвращение. Тем не менее он сумел вытащить себя из постели, не глядя в зеркало наложить очищающие чары и направиться в Косую аллею. В это время на ней еще не было толпы покупателей, да и магазинчики работали через один. Однако лавка Олливандера была открыта, и Северус, проверив маскировку, решительно толкнул дверцу.
Он не был здесь уже очень давно - с того момента, как после своего совершеннолетия приобрел себе новую палочку. Но ничего не изменилось - такая же полутьма, такие же бесконечные деревянные стеллажи с сотнями узких коробочек. Мастер показался через несколько минут. Он вышел из своего закутка, тяжело шаркая ногами, и Северус невольно вспомнил, что перед ним ровесник Дамблдора.
- Здравствуйте, сэр. Не могу припомнить вас, - сказал Олливандер, в то время как его внимательные глаза осматривали посетителя. Северус поежился под цепким и колючим взглядом.
- Здравствуйте, мистер Олиивандер. Не думаю, что вам что-то скажет мое имя, - ответил Снейп, прекрасно понимая, что, стоит ему вытащить палочку, как мастер его узнает.
Словно прочитав его мысли (что, разумеется, совершенно невозможно из-за мощного блока), старик спросил:
- Вы позволите взглянуть на вашу палочку?
Северус напрягся, но палочку достал, хотя и не отдал в руки.
- Любопытно, - пробормотал Олливандер, - вас многие похоронили, Северус Снейп.
- Сэр, я предпочел бы и не оживать... в глазах многих, - с нажимом сказал Снейп. Он не хотел раскрывать себя, но ему нужна была помощь мастера. Или, по крайней мере, информация от него.
- Садитесь, мистер Снейп, в ногах мало правды. Вы пришли ко мне не за волшебной палочкой, не так ли?
Олливандер и сам присел на стул за конторкой.
Северус садиться не стал, прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди.
- Сэр, я знаю, что вы проявляете интерес к судьбе мисс Луны Лавгуд. Возможно, вы не знаете, но позавчера она попала в больницу св. Мунго с.. нервным срывом. И мне кажется, вы знаете, чем он был вызван, - Северус говорил небыстро и достаточно спокойно, как если бы читал лекцию.
- По удивительному стечению обстоятельств я узнал, что по некоторым данным, вы знаете что-то о том, как ей помочь.
Олливандер встал со своего стула, его пальцы нервно сжимались.
- Я был уверен, что девочке никто не поможет. Но если вы возьметесь за нее, она станет великой волшебницей.
- Как именно мои... таланты могут ей помочь? Контакт с разумом эмпата способен выжечь легиллименту мозг!
- Только насильственный, - улыбнулся старик, - если она пустит вас в свой разум, вы сможете помочь ей, научить пользоваться своими способностями. Я точно знаю... Именно так Геллерт научил Альбуса... - глаза Олливандера чуть помутнели, - все удивлялись, когда узнали об их дружбе. Ходили ужасные слухи, кем их только не называли, даже мужеложцами. Альбус очень доверял Геллерту, вас это никогда не удивляло? На самом деле, наш первый Темный Лорд спас Альбуса от безумия, в его голове он чувствовал себя как дома. Альбус полностью доверял ему...
Северус плотнее сжал руки. Он не был уверен, что хочет слышать историю Дамблдора и Гриндевальда в исполнении еще одного старика.
- У эмпатов основные силы просыпаются после совершеннолетия. Сами они не могут справиться с собой, мир чужих чувств и эмоций затягивает их. Геллерт научил Альбуса ставить искусственный блок, видеть обычным зрением, пользоваться эмпатией по желанию. Вопрос только один... Как он это сделал?
Больше Олливандер ничего внятного не сказал. Через пятнадцать минут Снейп покинул магазин волшебных палочек, а через сорок минут уже был дома. Было девять часов утра. Оставалось всего два часа до того, как он начнет повторять сумасшедший эксперимент Гриндевальда - проникать в сознание эмпата с непонятными ему самому целями. "Это уже тянет на уровень "Гарри Поттер", - недовольно пробормотал Снейп, устало опускаясь в кресло в гостиной. Всего час, как он проснулся, а проклятая усталость уже снова им завладела.
Северу прикрыл глаза и Манящими чарами притянул к себе одеяло. К сожалению, даже оно не спасало его от ужасного, идущего изнутри холода. Казалось, что внутри него поселился маленький дементор, который вымораживал его душу, лишал его силы воли и способности действовать. Перед глазами мелькали потускневшие картинки прошлого, не воспоминания, а скорее черно-белые фотографии. Чаще всего на них присутствовали Лили, Темный Лорд, Дамблдор и Поттер. В общем-то, эти четыре имени легко описывали всю его жизнь. Конечно, были и приятели – тот же Люциус, о котором теперь ни слуху ни духу, Эйвери, погибший в Битве. Разумеется, Минерва – куда уж без дотошной кошки, к которой он питал смешанные чувства, что-то среднее между обидой и уважением. Ученики сливались в один сплошной поток лиц, из которых сложно было выделить кого-то. Вспоминались рыжие Уизли, не младшие, конечно, а старшие – талантливый Билл и сумасшедшие близнецы, которым, будь они на его факультете, он поставил бы пожизненное «Превосходно» с условием, что они никогда ничего не будут варить в школе, методичный, собранный Флинт – идеальный слизеринский староста и капитан команды. Из последнего выпуска – чудовище-Лонгботтом, крестник-чтоб-его-Драко, и Поттер. Круг замыкался на Поттере. Этому мальчишке была подчинена жизнь Северуса последние семь лет. Семь лет он наблюдал бездарного, заносчивого… говоря откровенно, застенчивого и до отвращения скромного Поттера. Семь лет искал в нем хоть какие-то таланты, но тщетно. И вот этот Поттер вчера едва не разоблачил его. Перед глазами снова встали картинки вчерашнего дня. Северус прокручивал их снова и снова, пока часы не пробили одиннадцать.
Выйдя из дома, волшебник аппарировал ко входу в Дырявый котел.
Он был уверен, что рассеянная когтевранка опоздает, и ему придется ее ждать, но ошибся. Она уже стояла возле маггловского магазина одежды, причем выглядела совершенно адекватно. То есть, на самом деле ярко-желтая юбка и сиреневая рубашка в оборках не было нормальными, но они были однозначно маггловскими и не вызывали ни у кого подозрений.
Правда, подойдя поближе, Северус увидел, что в ушах его новой ученицы болтаются длинные серьги, сделанные из пробок от сливочного пива, и отказался от определения «адекватная» в отношении этой девушки.
- Здравствуйте, профессор! – сказала она крайне жизнерадостно, - а меня выпустили из больницы!
Северус поморщился – он ненавидел пустые разговоры и высказывания, не несущие в себе смысловой нагрузки:
- Я бы ни за что не догадался, - заметил он мрачно, - пойдемте, уйдем с дороги.
Они отошли в специально огороженное затемненное место и аппарировали к дверям дома Снейпа.
- Добро пожаловать, - он сделал невнятный жест рукой и, проходя в дом первым, сообщил, - сюда вы должны будете аппарировать сами. Садитесь.
«Доверие, кретин!», - рявкнул он на себя, и резко развернулся к Лавгуд. Та уже уселась в то самое кресло, в котором от отдыхал несколько минут назад, наклонилась вперед и сжала руки на коленках. В ее глазах читалось любопытство и легкий страх.
- Лавгуд, - начал он, понимая, что будет непросто, - я сегодня говорил с вашим другом, мистером Олливандером. Он подтвердил мои подозрения и подсказал, как вам помочь.
В нескольких словах Северус описал проблему, подчеркнул, что если она не научится управлять своими способностями, то дальнейшую жизнь проведет в отдельной палате в Мунго.
- Сэр, - осторожно спросила Лавгуд, - но раньше этого не было, я имею в виду… припадков.
- Это появилось после совершеннолетия, верно? – спросил Северус, и девушка подтвердила его слова, - боюсь, дальше будет хуже. Я скажу вам прямо, наши занятия могут быть опасны, в первую очередь, для меня. Однако если со мной что-то произойдет, помогать вам будет некому. Поэтому я собираюсь быть предельно осторожным. Для начала вам придется научиться приемам окклюменции, хотя практически вам они не понадобятся, ваш природный блок способен уничтожить любого, кто попытается вас прочесть. Однако это нужно, - Северус прервался и спросил, - как вы считаете, зачем?
Вид Лавгуд был несколько неземным, но она ответила чуть нараспев:
- Чтобы не навредить вам, это во-первых, и чтобы понимать, что происходит у меня в голове, это во-вторых.
- А в-третьих?
- Я не знаю, сэр, - казалось она совершенно не была опечалена своим незнанием.
- Это самое распространенное выражение среди моих студентов, - сообщил Северус, прислоняясь к стене, - окклюменция поможет вам очищать сознание от всех мыслей, в том числе и от чужих эмоций. Это ясно?
Лавгуд кивнула, а Северус поморщился. За год он подзабыл, чем именно его раздражала именно эта студентка. Она слушала его с совершенно отсутствующим видом. Когда она варила зелья, Северусу все время хотелось просто оттащить ее от котла, хотя никаких эксцессов никогда не случалось. Но задумчивый мечтательный взгляд в пустоту просто убивал. Складывалось ощущение, что Лавгуд находится в своем мире, а в реальный заглядывает лишь изредка. Конечно, она раздражала его в разы меньше любимчиков, но в десятку фаворитов входила. И сейчас, когда от его лекции зависело ее здоровье, она смотрела в пустоту и слегка улыбалась.
- Лавгуд! – повысил он голос.
Девушка подняла на него глаза и сообщила:
- Я вас слушаю, профессор. Но у вас в стене кто-то живет. Я знаю, что не стоит отвлекаться, но…
Северус закатил глаза и медленно спросил:
- Кто живет?
Лавгуд пожала плечами и радостно сообщила, что таких еще не встречала.
- Мы будем заниматься, или рассматривать предположительно существующих обитателей моих стен?
- Простите, профессор.
Северус вернулся к лекции, однако теперь чувствовал себя слегка неуютно. Почти наверняка девушка несет чушь, а если нет… Это самое «если нет» преследовало его, когда он рассказывал о разнице чувств и мыслей, не оставляло, когда он рассказывал об очищении сознания, медитации и обязательных упражнениях перед сном.
Первое занятие закончилось, Северус отпустил Лавгуд, велев прийти к нему через день в одиннадцать, а сам остался один на один с тем, кто жил в стене. И ему стало страшно.
Весь день он провел, занимаясь какой-то ерундой, но страх не отпускал. В его сознании существо в стене трансформировалось в настоящего монстра. Казалось, стоит ему заснуть, как монстр уничтожит его. Вспомнился шорох в течение прошлой ночи.
Северус остановился возле зеркала и уткнулся взглядом в собственное отражение. Его волосы были растрепаны, глаза горели нездоровым блеском. Собирая в кулак все свое мужество, он заставил себя собраться. Ничего нет. Никакого монстра в стене не существует, это просто фантазия. Постепенно паника начала сходить на нет. Не чувствуя в себе сил поесть, Северус упал на постель и провалился в черный тяжелый сон.
Мозгошмыг третий. Вера в себяНовый день начался для Рона удивительно хорошо, хотя и поздно, сильно после полудня. Во-первых, в доме стояла тишина, никто не причитал, никто не ругался. Казалось, вся дружная семья Уизли попала под мощное коллективное «Силенцио». Во-вторых, он вспомнил, что сегодня у Гермионы запланирована какая-то очень важная поездка в библиотеку Министерства Магии, куда Кингсли выписал ей пропуск, а значит, они не увидятся.
На этой мысли Рон запнулся. Сложно было даже самому себе объяснить, почему он рад не видеться со своей девушкой. Перекатившись на другой край кровати, парень вздохнул и закинул руки за голову. Приходилось признать откровенно, что он не слишком удачно выбрал себе девушку. С одной стороны, Гермиона нравилась ему, сколько он себя помнил: раздражала, но восхищала. Еще с ней был спокойно: он точно знал, что она не станет засматриваться на других парней, не будет закатывать ему истерики, если он решит в выходной поиграть в квиддич, а не сходить с ней в кафе, простит его, если он что-нибудь натворит. У Гермионы было множество достоинств, с этим сложно было спорить. Но была и другая сторона: решительная, умная девушка никогда не позволяла ему чувствовать себя лидером, мужчиной. Она знала, как справиться с любой проблемой, а если не знала – могла прочитать. Она говорила, в каких ресторанах они будут ужинать, где гулять, как проводить вечера. В ответ на его предложения и инициативы она окидывала его взглядом той самой девочки-отличницы и одним предложением, начинавшимся со слова «Рональд», показывала всю несостоятельность его идей.
«Просто признай, дружище, - сообщил сам себе Рон, - она превращает тебя в подкаблучника». А потом вспомнил, как она давала ему списывать, как правила его эссе, подсказывала на экзаменах, лечила в походе за крестражами, и сделал вывод: он уже превратился в подкаблучника. До тех пор, пока они с Гермионой будут вместе, он будет покорно играть вторые роли. И если в дружбе с Гарри он достаточно спокойно переносил свою роль «друга героя», то в отношениях хотел быть главным.
Однако едва он убедил себя, что необходимо расстаться с Гермионой, как голову поднял червячок страха и сомнения. Как он справится без нее? Без ее советов и поддержки? Конечно, у Гермионы много недостатков, но она – самый надежный человек, которого он знает. «Нужно поговорить с ней, - подумал парень, - в конце концов, у нее сейчас очень трудный период, ей нужна моя поддержка. Я поговорю с ней, и все проблемы разрешатся».
Решив так, Рон поднялся с кровати, привел себя в порядок и спустился на кухню. Выяснилось, что его утренние предположения были лишь частично верными. Никто не накладывал массового «Силенцио» - просто никого не было дома. На столе лежала записка от мамы, из которой следовало, что они решили навестить Билла и Флер, и, если он хочет, может присоединиться к ним. Рон не хотел. Заклинанием он налил себе чашку чая и уселся на деревянный табурет за столом. Ему нужно было подготовиться к разговору с Гермионой.
- Гермиона, я давно хотел тебе сказать, - начал он негромко, но в сознании тут же прозвучало ее любимое: «Рон, перестань мямлить, пожалуйста!».
- Гермиона, послушай, есть важный разговор, - да, так звучало лучше, - ты знаешь, я очень уважаю твои знания, нет, лучше так, я очень уважаю твой ум и силу воли. Но в последнее время…
В конце концов, не обязательно говорить с ней так открыто и откровенно. Рон вздохнул. Он понимал, что может до бесконечности выдумывать речь, но стоит ему увидеть строгий взгляд девушки, ее спокойное лицо, на котором совсем перестала появляться улыбка, как все аргументы исчезнут. Он просто не сумеет серьезно поговорить с ней.
- Беседуешь сам с собой, Ронни, - раздался голос у него за спиной.
Рон обернулся. Джордж не поехал в «Ракушку». Брат выглядел неважно – лицо приобрело землистый цвет, волосы отросли и потускнели, на щеках проступала темно-рыжая редкая щетина.
- Я всегда говорил, если ты начинаешь болтать сам с собой… - Джордж замолчал, а потом продолжил, - да, разумеется я прав.
Рон сглотнул. В сознании Джорджа его фразу за него закончил Фред.
- Так о чем это ты беседуешь сам с собой, малыш Ронни? – раньше это обращение, которое произносилось двумя голосами одновременно, выводило Рона из себя. Сейчас - пугало.
- Я просто рассуждал вслух, Джордж. Хочешь чаю?
- Мы хотим чаю? – спросил Джордж, по его губам скользнула легкая тень улыбки. Судя по всему, ответ был отрицательным, потому что Джордж развернулся и пошел обратно в свою комнату. Рон не решился его остановить, одним глотком допил чай, закинул кружку в раковину и выскочил из дома. «Нора», милый родной дом, стал пристанью горя и безумия. Находиться здесь было невозможно, поэтому парень аппарировал, едва вышел из зоны действия защитных чар, и через секунду оказался возле «Дырявого котла».
Косая аллея сейчас представлялась ему самым надежным и светлым местом в мире. Он прошел процедуру регистрации и вышел на шумную, живую улицу, которая не заставляла его вспоминать о погибших и возвращаться мыслями к страшным дням войны.
Старые часы показывали половину третьего. Как-то совершенно естественно он остановился возле магазина мадам Малкин и стал ждать, изредка кивая знакомым. Он не мог сказать, что ждет какого-то события, просто ему вдруг захотелось постоять под вывеской «Мантии на любой вкус». И когда из дверей вышла Лаванда, он просто помахал ей рукой, совершенно ничего не ожидая. Однако ему было приятно, когда она подошла к нему и, широко улыбаясь, стала расспрашивать, как у него дела.
Больше возле лавки стоять ему не хотелось, поэтому они пошли по улице, разговаривая как лучшие друзья. Оказалось, что Лаванда сегодня заслужила похвалу от хозяйки ателье, когда сумела обслужить очень вредную старую леди. А еще она просто мечтает кому-нибудь похвастаться своим новым рецептом пирога с крыжовником. Неожиданно оказалось, что Рон просто обожает пироги, и особенно с крыжовником, поэтому не было ничего удивительного в том, что Лаванда уговорила его прийти к ней сегодня вечером и попробовать пирожки.
«Могу ли я идти в гости к девушке, с которой когда-то встречался? - спросил себя Рон, - Не будет ли это плохо по отношению к Гермионе?». Но он быстро убедил себя, что ничего плохого в этом нет. Он не собирается изменять своей девушке, но и отказываться от пирогов с крыжовником было бы глупо.
Когда Лаванда аппарировала к себе домой, Рон почувствовал легкую грусть. С ней было просто и приятно общаться. «Наверное, я так разругался с ней, потому что мы встречались, - подумал он, - а друг она просто отличный!».
Без Лаванды гулять по Косой аллее было не настолько весело, поэтому Рон достаточно быстро покинул ее и вернулся домой, не забыв, правда, зайти в цветочный магазин и купить небольшой букет невянущих роз. В конце концов, невежливо идти в гости без подарка. Время до шести вечера прошло незаметно, Рон привел себя в порядок, принял душ, подстриг ногти, надел новую черную с красной окантовкой мантию и понял, что полностью готов к визиту. Его сильно успокаивала мысль о том, что Гермиона все равно сегодня останется в библиотеке до ночи, а значит, они никак не смогли бы провести время вместе.
Квартира Лаванды в Лондоне, недалеко от Косой аллеи, Рона удивила. Он никогда не был в настолько женских домах. В гостиной и на кухне на всех тумбочках и полках лежали кружевные салфетки, в вазочках стояли цветы. В воздухе витал приятный запах чистоты, цветов и выпечки. Окна были завешены тонкими легкими занавесками, пропускавшими в комнаты золотистый свет закатного солнца. Девушка страшно обрадовалась цветам, сразу же поставила их в воду, попутно рассказывая, как она рада, что Рон ее все-таки навестил. Пока они шли в гостиную, где был накрыт маленький столик, Рон узнал, что квартира Лаванде досталась от бабушки, что она решила попробовать этим летом пожить самостоятельно, что крыжовник ей сегодня продали просто замечательный… Через некоторое время, сидя за столом и поедая вкуснейшую пышную выпечку, Рон отключился от разговора. Откинувшись на спинку стула, он просто наслаждался уютом. Болтовня Лаванды не раздражала, а создавала то самое замечательное ощущение спокойствия и домашнего тепла. Он словно снова был в родном, настоящем доме, не обезображенном войной. В камине горел огонь, братья уехали в школу, Джинни играла на полу в стороне, а Рон сидел в отцовском кресле и слушал ненавязчивую мамину болтовню и наблюдал, как она готовит.
Лаванда, казалось, ничуть не обижалась на него за то, что он не участвовал в разговоре. Складывалось ощущение, что она понимает Рона, его желание почувствовать себя тем, о ком думают, о ком заботятся. В детстве он обожал время, когда брать уезжали в Хогвартс. Тогда он на долгое время становился любимым сыном, объектом заботы и внимания.
Постепенно пироги были съедены, чай выпит. Заклинаниями Лаванда отправила посуду на кухню и убрала со стола. Пора было уходить. Рон поднялся, девушка проводила его до двери.
- Мы так здорово пообщались, - сказала она на прощанье, - если будет время – приходи еще! Кстати, я собираюсь послезавтра печь малиновый торт. Попробуешь?
Неожиданно для себя Рон согласился, и они договорились встретиться также в шесть, послезавтра.
Домой Рон вернулся благостным и спокойным. В душе его царил мир. Он был уверен, что любые сложности сумеет преодолеть. Разговор с Гермионой уже не пугал. В конце концов, как можно было не верить в свои силы, когда такая милая и красивая девушка как Лаванда искренне стремиться заботиться о нем?
Мозгошмыг второй. ГрабительГарри с наслаждением вдыхал вечерний воздух, чувствовал, как в его груди равномерно, неспешно стучит сердце. Даже зрение стало четче, очки не раздражали. Мир был прекрасен, и Гарри хотелось кричать от счастья. Но он не издал ни звука – он пробирался между горгулий на стенах Малфой-мэнора, и любой лишний звук мог его выдать. Они с Драко решили, что защита должна быть активно, иначе ограбление будет ненатуралистичным. Правда, Гарри получил точный план дома и сада с указанием разрушенных частей защиты, поэтому авантюра была малоопасной. Однако Гарри предпочел идти не в обход, а красться вдоль стены, рискуя в любой момент попасться на глаза каменному чудищу. Он не стал надевать мантию-невидимку, ограничившись дезиллюминационным заклинанием и чарами тишины.
Стена мэнора была сложена из камня и обвивал ее безобидный плющ. Однако Гарри был предупрежден заранее – внизу вдоль нее растут дьявольские силки, а им лучше не попадаться. Потому передвижение Гарри осложнялось тем, что ему нужно было оставаться в тени, но не попасть в растительную ловушку, и от этого ощущение счастья только усиливалось. Через несколько минут Гарри достиг пробоины в защите. Горгулья попала под какое-то заклинание и треснула на несколько частей, потеряв дееспособность. Волшебник, не колеблясь ни секунды, разбил ее голову на множество кусочков и спокойно перебрался через стену, вовремя заметив хищный побег дьявольски силков и отпугнув его короткой вспышкой света.
Он был на территории мэнора. «Ну, что ж, Малфои, гости прибыли», - подумал он с возрастающим азартом и медленно пошел вперед. По словам Драко, ловушек впереди не было – их почти полностью уничтожил Лорд, так и не сумев настроить на себя. Единственное, чего стоило опасаться – змей, которых красноглазый псих приманивал сюда десятками, но их-то Гарри и не опасался, но прислушивался внимательно. Именно это спасло ему жизнь – он сумел расслышать тихий шорох и шипение, прежде чем крупная черная змея бросилась на него. Не размышляя, Гарри отскочил в сторону, силясь понять, что именно она шипит, но тщетно. Запустив в тварь оглушающее заклятье, Гарри осветил траву под ногами. Больше змей не было, но нельзя было утверждать, что он не встретит еще одну впереди. Обижать рептилий было обидно – Гарри привык, что они слушаются его и не трогают. Но, похоже, со смертью крестража в его голове он лишился способности говорить на языке змей. Открытие оказалось несвоевременным.
С повышенной осторожностью Гарри продолжил свой путь, но больше змей не встретил. Черный ход мэнора был закрыт, но несколько отпирающих чар легко решили эту проблему. Ориентируясь по плану Драко, Гарри прошел в гостиную. Очень хорошо знакомую ему гостиную.
С тех пор, как он лежал здесь на полу под пристальными взглядами Малфоев и Беллатрисы, ошеломленный Гермиониным жалящим заклинанием и совершенно беспомощный, комната мало изменилась. Малфои так и не восстановили дом. С большим наслаждением Гарри ударил заклинанием по каминной полке и разнес ее вдребезги. Потом под горячую руку попались темные камни на стенах, мозаичный пол, и только в конце он разрушил тайник в темном углу. Никаких артефактов здесь не было, только сиротливо лежал серебряный перстень с крупной печаткой. Гарри подцепил его левитацией и закинул в сумку на боку. На этом его роль была окончена, но любопытство заставило его покинуть гостиную и подняться наверх. Чары Гоменум Ревелио показали, что в одной из комнат есть люди, и он не мог не взглянуть на старших Малфоев.
На втором этаже убранство сохранилось куда лучше. В каменных нишах мерцали мозаичные картины, гордо стояли древние рыцарские доспехи, а каждый держатель для факела был маленьким произведением искусства. Гарри так и представил себе маленького Драко, который важно расхаживает по этому музейному великолепию, и подумал про себя: «Неудивительно, что он вырос таким редкостным засранцем».
Из множества дверей только одна была приоткрыта, из нее лился мягкий оранжевый свет. Никаких звуков не доносилось.
Он осторожно заглянул внутрь и задержал дыхание – от увиденного стало не по себе.
Когда Драко сказал, что его отец немного не в себе, Гарри решил, что он прячется от общественного внимания или тяжело переживает поражение Лорда. На деле оказалось, что Люциус Малфой сошел с ума. Он лежал на неширокой кровати, его руки были прикованы к металлическим подлокотникам, вокруг отчетливо виднелась голубоватая сфера удерживающих чар. Он смотрел прямо перед собой и монотонно качал головой из стороны в сторону. Рядом в кресле сидела Нарцисса, за два месяца постаревшая на двадцать лет. От надменной леди не осталось и следа. Это была та женщина, которая помогла ему в последней битве, но окончательно сломленная обрушившимся на семью горем.
Осторожно Гарри вышел из мэнора. Напряжение и азарт ушли, вернулась мерзкая дрожь в руках и сбивающийся сердечный ритм, но как он ни старался, вернуть ощущение опасности не смог. Он желал Малфоям смерти, тюрьмы. Но никогда не желал безумия. Страшно представить, как Драко выносит это все. «Понятно, почему он сумел оценить прелесть темного пива», - подумал Гарри, легко отбрасывая от себя змею, выходя за границы защиты и аппарируя домой.
Драко ждал его на том месте, где Гарри его оставил часом ранее. На столе стояло две упаковки сухой лапши и чайник. Увидев Гарри, Драко вскипятил заклинанием воду.
Гарри не хотел шутить, но и обсуждать увиденную картину не желал, поэтому ухмыльнулся и сказал:
- Надо же, моя хозяюшка уже приготовила ужин! А где же чай?
- Заткнись, Поттер, и жри, что дают, - огрызнулся Драко, но чай налил.
Гарри перевернул сумку, и из нее выкатилось кольцо.
- Извини, но это единственный артефакт, который я нашел в твоем «зашибись-каком-надежном» тайнике под полом.
Драко покраснел, причем так, как краснеют только блондины – от корней волос до ушей.
- Видимо, мать… убедила отца убрать все опасное куда-то. Но это не важно. Ты принес классную вещь!
Парень нацепил кольцо на палец и довольно помахал рукой. Потом посмотрел на скалящегося Гарри и сообщил:
- Если ты решишь пошутить на тему того, что только что притащил мне кольцо, я дам тебе в зубы.
- Я этого не говорил, ты сам сказал!
Драко с размаху попытался выполнить угрозу, но Гарри уклонился, в его голове мелькнула мысль о том, что именно это ему и нужно – хорошая драка.
После того, как они разошлись и починили комнату, Гарри вкратце рассказал о своем визите, заверил друга, что портреты предком не пострадали и поинтересовался, что же за такое замечательное кольцо он похитил.
Оказалось, это был перстень наследника рода, штука почти бесполезная, но статусная и прикольная.
- Ладно, Гарри, меня ждет Аврорат, - сказал Драко, поднимаясь из-за стола.
- Неужели я отдохну от твоей физиономии в моей квартире, Драко? – поинтересовался Гарри, но сам себе быстро ответил, - навряд ли.
- Думаю, у тебя есть пара часов, чтобы побыть в одиночестве и помечтать обо мне, - сообщил Драко и ломанулся к балкону, с которого можно было аппарировать. Не успел – заклинание щекотки свалило его по дороге.
- Ты придурок! – простонал он, пытаясь сбросить чары, но безуспешно. Помучив его минуту, Гарри снял заклятие, помог другу встать и выставил его на балкон легким пинком под зад:
- Смотри, не променяй там меня на парочку авроров, - напутствовал он его, и Драко все-таки аппарировал в мэнор, пожелав Гарри заткнуться.
Гарри остался один. Как ни странно, появление в его жизни такого своеобразного друга шло ему на пользу. Он меньше пил, больше смеялся, крепче спал. Имея возможность каждый день выпускать пар в шуточных драках или жестких магических дуэлях, он получал ежедневно необходимую дозу адреналина, и по ночам не просыпался от кошмаров. После драки на кухне воспоминания о чете Малфоев отошло на второй план. Он сочувствовал Драко, фактически потерявшему отца, но картинка прикованного к постели сумасшедшего Люциуса потускнела.
Гарри упал на диван и включил телевизор – тот потрескивал, искривлял изображение, но все-таки выживал среди заклятий и показывал основные каналы. Переключив новости на какой-то безмозглый сериал, парень закрыл глаза и задумался.
Его жизнь не была нормальной. Все нормальное для него было связано с Джинни, в ней он видел воплощение всех своих идеалов. Она была заботливой, доброй, хозяйственной, но никогда и никто не назвал бы ее клушей. В Джинни собирались все лучшие черты от всех известных Гарри женщин. Он хотел называть ее своей девушкой, невестой, женой, хотел возвращаться каждый день домой к ней, к ее заботе и любви. Но не мог. Несколько дней спокойствия, и Гарри начинал срываться. Сначала он становился мрачным, потом раздражительным, а затем и опасным. Поэтому он только изредка наведывался в «Нору», забирал Джинни на прогулку или к себе в лондонскую квартиру, а потом она возвращалась домой. Гарри знал, что она ждет от него предложения, он собирался его сделать, но не мог себя заставить. Он был уверен, что не пройдет и двух недель, как он сорвется и сделает что-нибудь непоправимое. На самом деле, это может произойти даже раньше. Если они заснут в одной постели, ему приснится кошмар, а Джинни – добрая, ласковая Джинни – решит его успокоить, он убьет, прежде чем проснется.
- Стоит не думать об этом! – сказал он вслух, а потом подскочил с дивана, бросил обездвиживающее заклятье и тут же нырнул за столик. В комнате что-то был, он услышал, почувствовал чужое дыхание!
Телевизор замолчал, и наступила полная тишина.
Гарри выглянул из укрытия и с облегчением увидел замершего Малфоя.
Расколдовал его, он мрачно спросил, не опуская палочку:
- Как ты впервые познакомился со мной?
- Э… в лавке мадам Малкин, ты показался мне редкостным придурком.
Гарри опустил палочку, а Малфой продолжил:
- Ты и сейчас кажешься мне редкостным придурком с редкостной паранойей.
Драко повернулся, чтобы закрыть дверь на балкон, и именно этот момент Гарри выбрал, чтобы рявкнуть любимое:
- Постоянная бдительность!
Драко подскочил на месте, повернулся и повторил:
- Ты редкостный придурок.
Гарри развел руками и сообщил:
- Я знаю. Ну, как прошло?
Аврорам не очень понравилось видеть кого-то по фамилии Малфой в роли пострадавшей стороны, но они оперативно прибыли в мэнор, осмотрели все разрушения и пообещали разобраться.
- Кстати, тебя по следам магии не раскроют?
- Нет, - Гарри вытащил из рукава еще одну палочку, - обезоружил кого-то из Пожирателей в Хогвартсе, теперь ношу как запасную.
- Зашибись. Я живу с опасным психом с двум палочками, - пробормотал Драко, любовно поглаживая свою собственную, купленную взамен той, что Гарри отобрал у него в поместье, и попросил, - будь добр, свали с моего любимого дивана.
Гарри покачал головой и направился на кухню, вслух рассуждая о «сверхнаглости некоторых слизеринцев».
Драко развалился на диване и удовлетворенно вздохнул. Пожалуй, из всех людей в друзья он выбрал бы себе именно этого неуравновешенного маньяка.
Драко давно уже не беспокоился о том, что произошло с его родителями. Отец выбрал свою участь, он уничтожил их семью, исковеркал жизни жены и сына, обрек их род на бедность и бесчестье. Матери Драко сочувствовал, но понимал, что ничем не поможет. Теперь его главная задача – начать жизнь с чистого листа и вернуть роду Малфоев блеск.
А что может быть лучше для начала новой жизни, чем дружба с Гарри Поттером?
Ловец мозгошмыгов. В поисках себяПервое занятие с профессором Снейпом прошло для Луны удивительно интересно – он рассказывал о том, как устроено сознание, что такое мысли и эмоции, показал упражнения для создания блока. Девушка искренне улыбалась, возвращаясь домой – с профессором было интересно, а его мозгошмыги были активными, но ненавязчивыми, словно он держал их на коротком поводке. Вообразив себе профессора с десятком поводков в руках, выгуливающего рычащих недовольных мозгошмыгов, Луна хихикнула. К сожалению, у профессора явно были большие проблемы. Он всегда казался Луне очень несчастным и обиженным человеком, а теперь это ощущение только усилилось. «Наверное, - подумала она рассеянно, - очень грустно быть мертвым, даже понарошку». На самом деле, ей казалось, что быть на самом деле мертвым все-таки даже лучше и интересней. Профессор Снейп же был очень похож на привидение – тоже застрял между двумя мирами, только если привидения были скорее мертвыми, чем живыми, то профессор, наоборот, скорее живым, но все-таки немножко мертвым.
С этой мыслью Луна села за свой рабочий стол и оперлась щекой о руку. Под стеклом на столе бегали единороги. Когда двое решили подраться, Луна потыкала в них пальцем, и они смущенно разбежались. Над единорогами в облаках парил грустный морщерогий кизляк. Конечно, таких животных на самом деле не было, но папа утверждал, что если долго говорить о чем-то со страниц печатного издания, то люди начнут этому верить. И он был прав – всего через год после того, как они выдумали этих существ, в Британии организовалось «Общество защиты морщерогих кизляков», члены которого ежемесячно встречались, обсуждали проблемы экологии и пытались решить, как именно обезопасить кизляков от охотников и экологических катастроф.
Кизляка Луна тоже потыкала пальцем, но он был куда менее пугливым, поэтому переполз на соседнее облако и выдохнул из ноздрей пар.
Девушка достала из стола пачку чистых листов и гуашь. Вообще, она предпочитала рисовать акварелью, но некоторых людей было просто невозможно нарисовать размытыми или эфемерными. Например, Гарри – его она всегда рисовала только гуашью, в нем не было ничего воздушного, он был очень конкретный, настоящий и четкий. Невилл, наоборот, лучше всего получался акварелью или пастелью, как и Джинни, потому что все самое прекрасное в них пряталось внутри. Гермиону вообще было бесполезно рисовать красками, только цветными карандашами. Ей не подошли бы мягкие линии или легкие полутона. Сложнее всех из друзей было рисовать Рона – Луна никак не могла сделать его настолько же искренним и застенчивым, какой он в жизни.
И вот сейчас она хотела попробовать нарисовать профессора Снейпа – она часто рисовала учителей, но мрачного зельевара на бумаге представить себе не могла.
Твердой рукой Луна очертила контур лица карандашом и начала набрасывать черты. Начала с глаз, и сразу же об этом пожалела. Стоило ей закончить рисовать зрачки, как веки дрогнули, пару раз сомкнулись, а потом взгляд стал узнаваемо-недовольным, чуть прищуренным.
- Не смотрите на меня так, профессор, - сказала Луна, - я вас еще не дорисовала. Закончив контур губ, девушка смешала цвет для лица и осторожно закрасила кожу, потом пришел черед черных волос, легких теней на худых щеках, и вот уже с листа на нее очень недовольно смотрел узнаваемый профессор.
- И нечего поднимать глаза к небу, - погрозила ему Луна, подсушила краску заклинанием и убрала работу в папку.
За рисованием время летело быстро, день клонился к вечеру, но Луна решила еще сделать несколько украшений, а потом идти обедать.
Самодельные украшения были ее особой гордостью. Ей нравилось думать о том, что каждый ее кулон, каждая пара сережек – почти настоящий артефакт, сделанный своими руками, а не просто купленная в магазине бижутерия. В это раз материалом она выбрала дерево. Тонкие кружочки из сосны отлично будут смотреться в ушах. Луна полистала учебник по Древним Рунам и выбрала руну «Радость». Осторожно волшебной палочкой она выгравировала символ сначала на одной, а потом и на второй пластинке, проделала дырочки для замочков и вручную покрыла стойким древесным лаком. Набор замочков у нее был, и она выбрала изящные серебряные, которые будут плотно держаться в ушах.
Луна закончила делать серьги, когда за ее спиной вспыхнуло пламя камина, и в нем показалось лицо Гермионы Грейнджер.
- Привет, Гермиона, - сказала Луна, оборачиваясь и широко улыбаясь подруге, - может, ты зайдешь?
Девушка кивнула и вскоре уже выходила из камина, отряхиваясь от сажи и сразу же подчищая грязь взмахом палочки.
- Привет, Луна, - произнесла Гермиона, без приглашения садясь на низкий полосатый желто-синий диван, и замолчала.
Луна видела, что подруга чем-то сильно расстроена и обеспокоена. После печального происшествия с родителями Гермиона сильно замкнулась в себе и в своей новой идее - отучиться на целителя и исправить свою ошибку, но сегодня ее терзала не вина, а злость. Луна призвала чашки с чаем, подождала, пока девушка выпьет половину и немного успокоиться, - не зря же она держала у себя специальный успокаивающий чай! - и спросила:
- Кого ты хочешь убить?
Гермиона хмыкнула:
- Ты удивительно точно умеешь угадывать чужое духовное состояние.
Вообще, я хотела спросить, как ты себя чувствуешь.
- Нет, не хотела. Ты только сейчас об этом вспомнила, но все равно, спасибо, хорошо. Так чей труп мы будем прятать?
- Рональда Уизли, - мрачно сообщила Гермиона и залпом допила то, что оставалось в кружке.
- Нет, Гермиона, Рона мы убивать не будем - он наш друг. Давай ты утолишь свою кровожадность за счет кого-нибудь, кого не жалко, хорошо?
Оказалось, что Гермиона жаждет именно Роновой смерти, причем мучительной. Через три порции успокаивающего чая и два глотка настойки лирного корня Гермиона все-таки рассказала, в чем дело. Вот уже почти неделю Рон чуть ли не каждый день гуляет по Косой аллее с Лавандой Браун!
- Ты ревнуешь! - радостно сообщила Луна, - и не смей этого отрицать.
- Мы встречаемся! Как он может так поступать?
Луна вздохнула. Ну, как можно объяснить
этой правильной и умной девушка, что временами она просто дурочка?
- Гермиона, ты говоришь, вы встречаетесь, но ты хоть сама помнишь, когда последний раз вы вместе гуляли?
- Конечно, помню! Это было... около... двух недель назад! Да, всего две недели!
Ну, что можно было на это сказать? Невозможно убедить Гермиону Грейнджер, что она в чем-то не права.
Гермиона не считала, что она ошибается, и жаждала мести.
- Я посмотрю на его лицо, когда кто-нибудь ему расскажет, что меня видели с... - тут она запнулась, так как в ее окружении никого более или менее симпатичного, способного вызвать ярость Рона, не наблюдалось. Луна тактично не стала напоминать, что нечто подобное девушка уже делала на своем шестом курсе, и плодов это не принесло. Зато на ее лице вдруг проступило выражение почти что счастья, столь редкое в последнее время.
- Ну, конечно! Это заставит его просто сходить с ума от ярости! Луна, ты чудо! - гермиона подскочила, порывисто обняла подругу и скрылась в пламени камина.
Оставшись одна, Луна покачала головой. Ей казалось, что только что она не сумела удержать Гермиону от крайне опрометчивого поступка, и никакие оправдания здесь не подходили. Видимо, придется тщательно последить за Гермионой и попытаться не допустить какой-нибудь катастрофы. На самом деле, спасение кого-то и предотвращение чего-то было самым нелюбимым занятием Луны. Она не чувствовала в себе ни безрассудной храбрости, ни опасного любопытства. Ее мало привлекали чужие тайны. Но Гермиона - одна из немногих ее подруг, и сейчас речь идет не о спасении от чудовища, а о том, чтобы не дать ей наделать глупостей в личной жизни, поэтому Луна без раздумий встала со стула и тоже подошла к камину, опустилась на колени, бросила цепотку летучего пороха и сказала:
- Площадь Гриммо, 12.
Ее обзор из камина был ограниченным, но кухню особняка Блэков она узнала сразу. Возле стола сидел, опустив уши, старик-Кикимер. Увидев Луну, он подскочил и спросил:
- Что угодно мисс подруге хозяина Гарри?
- Здравствуйте, сэр, - поздаровалась девушка с эльфом, от чего тот расплылся в беззубой улыбке, - мне нужно поговорить с мистером Гарри Поттером.
Хозяин Гарри, как оказалось, в особняке Блэков бывает редко и никогда в нем не ночует, однако всего через пару минут разговора Луна получила адрес собственной квартиры друга.
Гарри обнаружился на диване напротив камина. Увидев Луну, он сначала чуть не оглушил ее каким-то невербальным заклинанием, но сразу же извинился.
- Не ожидал увидеть тебя в собственном камине в начале двенадцатого!
- Прости, Гарри! Мне жаль, что я отвлекла тебя от твоих мыслей, теперь ты почти потерял нить размышлений.
Парень махнул рукой и пригласил Луну заходить в квартиру, предворительно не забыв спросить, какой именно артефакт он искал, когда пришел в Хогвартс в конце прошлого учебного года. Впрочем, все друзья уже привыкли к постоянным проверкам Гарри и не обижались, хотя Гермиона уже несколько раз предлагала просто придумать пароль и сообщать его другу при встрече. но Гарри отказался, аргументировав это тем, что враги могут пароль подслушать или выпытать с помощью Сыворотки правды.
Оказавшись в комнате Гарри, Луна тут же огляделась, отметила про себя, что за стеной на кухне кто-то есть, но спрашивать не стала.
- У тебя что-то случилось, Луна? Как ты себя чувствуешь?
В отличие от Гермионы, Гарри спрашивал с искренним интересом. Но он всегда был очень внимателен к людям, о чем девушка ему и сообщила, заставив бесстрашного гриффиндорца покраснеть.
После этого Луна в нескольких словах описала ему визит Гермионы и нездоровый ажиотаж в ее глазах, появившийся, когда она придумала месть Рону.
- Знаешь, - протянул Гарри, - говоря откровенно, мне все равно, что затевает Гермиона. Если это заставляет ее хоть на десять минут отвлечься от мыслей о собственной вине, она может хоть грабить банк, хоть соблазнять всю команду "Пушек Педдл". В последнее время она больше напоминает собственную тень, а не живого человека. С Роном я, конечно, поговорю, но очень тебя прошу: не мешай Гермионе и не отговаривай ее.
В общем и целом, спорить с логикой Гарри было трудно. Гермиона действительно слишком сильно погрузилась в себя, и возможно, месть любимому парню и коварные планы - это именно то, что ей нужно.
Когда Луна уже собралась уходить, в комнате появился еще один человек. Обитателем кухни Гарри Поттера оказался никто иной как Драко Малфой, причем его появление совершенно не напрягло нервного и подозрительного Гарри.
- Привет, Лавгуд, - бросил ей Малфой, - надеюсь, тебе лучше.
Луна почувствовала, как ее брови уверенно поднимаются вверх. Ему было не все равно! Ему действительно было не все равно!
- Подумать только, Драко, ты действительно интересуешься моим здоровьем?
Малфой пожал плечами:
- Если с тобой что-нибудь случится, Поттер превратится в конченного психопата.
Луна рассмеялась. На самом деле, представить себе Гарри и Малфоя друзьями было сложно, но, судя по всему, они неплохо общались.
Поболтав с ними двоими еще некоторое время и узнав, что они все вместе будут учиться на седьмом курсе в Хогвартсе, луна вернулась домой.
Уже засыпая, она подумала, что в последнее время все четче различает чужие эмоции. Возможно, если она научится управлять этими способностями, она сможет помогать людям? Не спасать их, а именно помогать им разбираться в себе?
Мысль была приятной и перспективной, но девушка ее отложила в сторону, вплотную занявшись упражнениями, которые ей посоветовал профессор Снейп. Она заснула, чувствуя, как медленно погружается в черноту безо всяких мыслей или эмоций.
Мозгошмыг первый. ПросветКак ни старался Северус доказать себе обратное, занятия с Лавгуд он ждал. Пока посторонний человек находился в его доме, страхи отступали, и он ощущал какое-то подобие жизни. На самом деле, он не слишком верил в успех своего начинания, в отличие от Гриндевальда, он не был матером ментальной магии и никогда не увлекался этим разделом, оставаясь ремесленником, а не художником. Защитить свое создание, создать четыре щита один поверх другого – легко, проникнуть в чужой разум, грубо сломать или мягко сдвинуть чужие блоки – тоже. Но до искусства Лорда, умевшего навевать грезы, постепенно превращающиеся в кошмары, заставлявшего людей видеть то, что ему было угодно, Северусу было далеко. Его общение с эмпатом вряд ли могло ему сильно помочь – несмотря на имидж сумасшедшего, хотя и великого мага, Дамблдор был одним из самых скрытных людей, каких знал Северус, и своими переживаниями и историями из прошлого не делился.
Размышляя о природе эмоций, Северус неспешно, плавными движениями волшебной палочки наводил порядок в своем доме – убирал пыль, расставлял мебель, - стараясь при этом как можно дальше держаться от левой стены гостиной, той самой, в которой гипотетически кто-то живет. При свете дня ночные кошмары казались откровенным бредом, волшебник всегда гордился своей холодной логикой и острым и трезвым умом, а с точки зрения разума никакого монстра в стене быть не могло. Правда, поисковое заклинание «Гоменум Ревелио» показывало только разумных обитателей, но Северус настоятельно посоветовал себе не думать об этом. В самом деле, если бы существо в стене хотело ему навредить, оно бы сделало это.
Постепенно стрелка часов приблизилась к отметке «одиннадцать», и на улице раздался хлопок аппарации. Вошедшая в дом Лавгуд сегодня по-настоящему оправдывала свое школьное прозвище. На ней было насыщенно-фиолетовое платье до колен, гольфы – правый желтый, а левый почему-то зеленый, - волосы она заплела в два десятка мелких косичек. В ушах болтались кругляши из дерева. Северус не приглядывался, но ему показалось, что на них нарисованы руны.
- Здравствуйте, профессор Снейп! – с аномальной жизнерадостностью сказала студентка. Северус поморщился. Если пять минут назад он хотел, чтобы она пришла, то теперь мечтал, чтобы она убралась как можно дальше от его дома.
- Мисс Лавгуд, здесь, конечно, не школа, но впредь я бы попросил вас одеваться более уместно, - проговорил он сквозь зубы.
- Хорошо, сэр, - удивительно легко согласилась девушка, - просто сегодня такой хороший день…
- Вы так одеваетесь в хорошие дни? Я начинаю опасаться плохих… - Северус сел в удобное плетеное кресло и скрестил руки на груди. Сам он был одет в черную мантию, и вид разноцветной Лавгуд казался ему ударом по зрительным нервам.
Девушка села в то же кресло, что и в прошлый раз, а потом спросила:
- Сэр, если не секрет, что не так с моим внешним видом?
- А как вы сами думаете?
- Он несколько необычен. Но, сэр, когда я так одеваюсь, люди вокруг радуются. Почти все.
Северус вздохнул. Кажется, он понял, почему Альбус питал такую страсть к нелепым одеяниям. Положительные эмоции, ну, конечно.
- Мисс Лавгуд, послушайте. То, что вы принимаете за положительные эмоции, это всего лишь веселость людей от встречи с чем-то странным и смешным. Вы ведь не мечтаете о карьере клоуна?
Девушка удивленно уставилась на него, ее чуть навыкате глаза стали, казалось, еще больше.
- Что, вы об этом не задумывались? – Северус поджал губы. – Никогда не задавались вопросом, зачем придуманы те или иные нормы этикета или требования к одежде? Чтобы не выглядеть смешно и глупо, Лавгуд. А теперь приступим к занятию. Вы делали позавчера и вчера упражнения, которые я вам показал?
Лавгуд тихо ответила, что делала, ее глаза были устремлены в пол и, по видимости, она очень тщательно изучала рисунок ковра.
- Лавгуд! – позвал ее Северус, и ехидно спросил, когда она подняла на него взгляд, - что такого интересного вы нашли в моем ковре?
Понаблюдав секунд тридцать за ее смущением и порадовавшись, что, по крайней мере, он не утратил способности сбивать со студентов спесь парой слов, он резко споткнулся о собственные мысли и обругал себя полным идиотом. Его задача – завоевать доверие Лавгуд, а не запугать ее. Он кашлянул и поднялся со своего места.
- Мисс Лавгуд, - начал он как можно мягче, - я не хочу вас оскорбить или напугать.
Студентка подняла голову.
- Вы не первый знакомый мне эмпат, таким образом пытавшийся вызвать у людей положительные эмоции. Но то, что позволено старику и, к тому же, величайшему магу современности, не будет сходить с рук молодой девушке.
- Я понимаю вас, сэр, - ответила Лавгуд после минутной паузы, - я никогда не смотрела на этот вопрос… таким образом. Мой папа говорил, что важно содержание, а не форма.
Северус вспомнил учившегося на несколько курсов старше него Ксено Лавгуда – тот еще местный сумасшедший был.
- Ваш отец во многом был прав. Но к сожалению, большая часть людей – стадо баранов, а им плевать на содержание. Не стоит дразнить баранов, мисс Лавгуд.
Сказав это, Северус вернулся в кресло и вздохнул. Он сам любил дразнить баранов. Пренебрежение своим внешним видом не раз выходило уме боком. Он считал, что выше всех этих глупостей с белыми воротничками и манжетами, начищенными туфлями и подстриженными по последней моде волосами. Он же гений – зачем ему светские условности?
- Вы ведь и сами предпочитаете игнорировать форму, - медленно произнесла Лавгуд, вырвав Северуса из его мыслей, - правда?
Сделав в уме пометку никогда не размышлять о своих проблемах в присутствии необученного эмпата, волшебник резко сменил тему:
- Довольно посторонних разговоров. Давайте начнем занятие.
В это раз сам Снейп почти ничего не рассказывал – говорила девушка. Она должна была подробно описать, как именно «ведут себя мозгошмыги» при базовых эмоциях. К сожалению, наглядное пособие, то есть сам Северус, обладал не слишком широким эмоциональным диапазоном, но, хотя состояние «бесконечный восторг» он воспроизвести так и не сумел, с печалью, любовью, ненавистью, яростью, задумчивостью и скукой они более или менее разобрались. Предположение Северуса о том, что каждой эмоции соответствует определенный цвет, оказалось не совсем верным. Цвет «мозгошмыги» меняли, но при этом изменяли скорость движения, траектории и даже запах.
В качестве домашнего задания Лавгуд получила продолжение ежевечерних занятий окклюменцией и анализ основных эмоциональных состояний своих знакомых. Они договорились, что девушка будет вести своеобразный дневник. Когда она уходила, Северус хотел было спросить про обитателя стены, даже окликнул ее, но не решился оказаться в глазах студентки доверчивым дураком, поэтому сказал:
- Мисс Лавгуд, вы чистокровная волшебница и наверняка сами знаете о том, как именно происходит инициация силы у ведьм. Если такая инициация произойдет в самое ближайшее время, мне будет проще запереть вас в палату Мунго с мягкими стенами, чем научить. Вы меня поняли?
Девушка покраснела до корней волос, сообщила, что все поняла, и аппарировала к себе.
Северус отправился на кухню. Несмотря на то, что Лавгуд его раздражала своим внешним видом и вечно отсутствующим взглядом, заниматься с ней было приятно. Она слышала все объяснения с первого раза, быстро понимала смысл задания и почти не задавала глупых вопросов. А еще от нее исходила такая энергия тепла и позитивного мышления, что становилось стыдно за собственные упаднические настроения. К сожалению, с Лавгуд был связан еще один вопрос – что делать, когда она вернется в Хогвартс? Прерывать обучение будет попросту глупо, а встречаться только на каникулах или в редкие выходные в Хогсмите – уничтожить все успехи от занятий. Любые тренировки в ментальной магии должны быть постоянными, иначе никакого прогресса не будет. Таким образом, Северусу нужно было иметь возможность заниматься с Лавгуд хотя бы раз в неделю. Он видел два варианта – либо она получит специальное разрешение и будет аппарировать к нему каждые выходные, либо он так или иначе должен появляться в Хогвартсе. Последнюю мысль он резко отклонил как крайне неразумную и даже рассмеялся, уж больно смешная ему нарисовалась картина. Большой зал, праздничный ужин, МакГонагалл толкнула короткую, но прочувственную речь, на столе появились подносы с едой. И тут, едва студенты успели положить себе первые порции, распахиваются двери зала, и на пороге появляется он, Северус Снейп. На минуту в зале воцаряется абсолютная тишина, потом Хагрид роняет свой стакан на пол. Все подпрыгивают от неожиданности, а Северус радостно сообщает: «А я настоящий».
Дальше додумать он не сумел, громко рассмеявшись. Большой зал и все преподаватели так четко и ясно встали у него перед глазами, что сердце чуть сжалось. Приходилось признать – он хочет когда-нибудь снова вернуться в Хогвартс, пройти по коридорам, роняя свое коронное «Минус десять баллов с Гриффиндора» и уничтожая взглядом смущенную парочку, пойманную за какой-нибудь колонной. Хотел снова сидеть за столом и перекидываться с Минервой ядовитыми фразочками. Может, он и не хотел бы всю жизнь проработать в школе, но оказаться там еще на один год было бы прекрасно.
Конечно, мысли это были глупые, но они удивительно сильно вырывали его из когтей той апатии, в которой он пребывал большую часть времени с момента своей «недосмерти».
Улыбнувшись, Северус накинул маскировку и отправился в Лондон – ему было необходимо немного развеяться, подышать воздухом, посмотреть на лица живых людей.
Мозгошмыг второй. СюрпризыУтро для Гарри началось достаточно обыденно. Он подскочил в начале пятого от ощущения чужого взгляда, со вздохом восстановил разрушенную десятком заклинаний мебель и отправился пить кофе и листать «Ежедневный пророк», который как раз в четыре утра ему доставляли. Новостей интересных не было, разве что собственная физиономия на второй полосе заставила поморщиться. Пророк был отброшен через пару минут раздражением – ничего интересного!
Гарри приманил к себе стопку корреспонденции и поводил над ней палочкой. Три письма, пропитанных любовными зельями и духами с приворотом, сразу сжег, еще два, с непонятными заклинаниями, отлевитировал в специальный ящик для подозрительных посланий, а остальные конверты стал аккуратно просматривать. Фанатский бред, даже и без зелий, Гарри никогда не читал и сразу же уничтожал – читать, что он «самый прекрасный мужчина Британии, а то и всего мира» или что кто-то там «пылает страстью при одной мысли о нем» было неприятно и даже почему-то унизительно. Также он принципиально не открывал письма из разных департаментов Министерства Магии, в которых ему предлагали работу, стажировку, практику или все, что он пожелает. Гарри отлично понимал, что эти предложения адресуются не ему, а Мальчику-Который-Выжил-и-Победил (да, пресса удлинила его титул). Никого из этих работодателей не интересовали его способности, словно победа над Волдемортом автоматически делала его профессионалом в любом деле. Особенно посмешило его полученное месяц назад приглашение от Гильдии зельеваров, которая предлагала ему членство. На секунду Гарри вообразил себе выражение лица покойного Снейпа, и едва не скатился под стол от хохота.
В общем, из всех сегодняшних посланий интерес представляли два – от миссис Уизли, которая интересовалась его самочувствием, спрашивала, не забывает ли он вовремя есть, и приглашала в Нору, где по нему уже все соскучились. К сожалению, в тексте этого письма отчетливо прослеживалась мысль: «Джинни ждет тебя!». Гарри любил рыжеволосую солнечную девушку, бесстрашную как львица и ласковую, как котенок, но видеть ее не хотел.
Второе письмо было от миссис Тонкс, которую Гарри так и не сумел пока назвать Андромедой несмотря на все ее уговоры. Она рассказывала о Тедди – малыш как раз начал ходить. На приложенной фотографии Тедди заливисто смеялся и топал прямо на Гарри, а его курчавые волосы то и дело меняли цвет.
Парень погладил фотографию пальцем и отложил в сторону – потом он уберет ее в отдельную папку, в которую складывал все изображения Тедди. Сын Ремуса был ему дорог, хотя Гарри и боялся того момента, когда ребенок спросит его, почему крестный пережил войну, а оба его родителя – нет.
Миссис Уизли Гарри написал, что у него все хорошо, и пообещал заглянуть до отъезда в школу. Миссис Тонкс получила более развернутый ответ и обещание приехать на этой неделе и привезти Тедди игрушечный снитч, который летает на высоте 50-70 см с небольшой скоростью и отлично подходит для детей, только научившихся ходить.
Вообще, о крестнике Гарри старался заботиться. Он создал для него в Гринготсе отдельнуый счет, на который положил двадцать тысяч галлеонов. За семнадцать лет сумма возрастет почти вдвое, и на совершеннолетие ребенок получит деньги на самостоятельную и независимую жизнь или на оплату дополнительного образования. Помимо этого, Гарри, несмотря на яростные возражения Тонксов, оплачивал половину всех затрат на игрушки, одежду и лечение мальчика. Увы, но финансово Гарри участвовал в делах крестника куда активнее, чем эмоционально. У него не было никакого опыта обращения с детьми, он боялся причинить Тедди боль, а огромные серые глаза Ремуса на детском личике причиняли боль ему самому.
Когда большая сова с безличной кличкой Филин улетела с письмами, на кухню вполз Драко. Гарри сморщился и едва удержался от того, чтобы окатить его водой.
Налив себе кофе, Драко упал на стул возле окна и уронил голову на руку.
- Эй, Драко, а где же аристократические манеры наследника древнего и благородного рода?
Наследник показал средний палец и принялся за кофе. Эта картина повторялась изо дня в день. Для Малфоя утро было самым отвратительным временем суток, он с трудом поднимался в десять утра и чувствовал себя разлагающимся трупом, тогда как Гарри подскакивал ни свет ни заря и к десяти уже излучал жизнерадостность и бодрость. Поэтому каждое утро он подкалывал товарища на тему его заспанного вида и отсутствующих манер, а потом, изобразив на лице величайшее сострадание, готовил яичницу или омлет на двоих.
Завтрак был уже съеден, а наследник благородного рода почти стал напоминать человека, когда раздался сигнал – кто-то отправился к ним по каминной сети.
Гарри осторожно вышел из кухни и наставил на камин палочку.
- Я Гермиона Грейнджер, на втором курсе я решила сварить оборотное зелье, чтобы мы смогли узнать, кто наследник Слизерина, но перепутала волосы и частично превратилась в кошку, - не дожидаясь вопроса сообщила девушка и вылезла из камина.
- Привет, Гермиона! – Гарри обнял подругу и очистил ее мантию от сажи.
- Привет, Гарри, - не губах подруги мелькнула странная полуулыбка, - я решила заглянуть и узнать, как поживает мой недавний пациент.
Гарри почувствовал, что его брови ползут вверх:
- Ты интересуешься Малфоем?
Гермиона закатила глаза:
- Я интересуюсь здоровьем человека, которого лечила. Разные вещи, ты не находишь?
- Окей, - кивнул Гарри, - он в полном порядке. Выпьешь кофе?
Гермиона согласилась и прошла на кухню.
- Здравствуй, Грейнджер, - сообщил Драко, едва они вошли, - я тронут твоей заботой.
- Здравствуй, Драко, - на удивление мирно и даже мягко произнесла Гермиона, - как ты себя чувствуешь?
Малфой сообщил, что все прекрасно, и уже собирался было уйти, но Гарри, повинуясь какому-то порыву, взглядом попросил его остаться, а сам налил три чашки кофе.
Гермиона сегодня была не совсем обычная или, если говорить точнее, куда более обычная и привычная, чем в последние два месяца. Правда, она мало говорила об учебе и исследованиях, но то и дело улыбалась, спрашивала о делах Гарри, задала несколько ничего незначащих вопросов Малфою и была… милой.
Гарри мысленно хлопну себя по лбу. Она действительно была милой, и выглядела именно такой. Как он мог не заметить сразу, что ее волосы убраны в красивую прическу, что на ней светлая легкая мантия, а не джинсы и свитер, что у нее красивые ногти? Сразу же вспомнилось вчерашнее предупреждение Луны о том, что Гермиона что-то задумала. Гарри на минуту выпал из разговора и внимательнее присмотрелся к подруге. Вот она наклоняет к Драко корпус, вот взмахивает ресницами, а вот просит передать сахар и задевает его руку. Гарри почувствовал, что хочет не то рассмеяться, не то выругаться. Картинка у него сложилась: Гермиона обижена на Рона и собирается заставить его ревновать к, как уже было на шестом курсе, кому-нибудь очень его раздражающему.
- Я на следующей неделе планирую сходить в театр, посмотреть «Гамлета». Вы присоединитесь?
Малфой уже собирался что-то сказать, но Гарри его опередил:
- Разумеется, мы оба пойдем! Напиши мне название театра, и я выкуплю билеты.
После этого Гермиона, видимо, сочла свою миссию выполненной и засобиралась домой, не забыв на прощание глянуть на Драко из-под ресниц.
Когда она скрылась в огне, Малфой привалился к стенке, издал странный звук и потом жалобно спросил:
- Гарри, мне ведь не показалось? Эта грязно… - договорить он не успел, Гарри резко сжал его горло.
- Ты ведь не хочешь закончить предложение и получить от меня какое-нибудь очень болезненное, возможно непростительное заклятье, правда?
- Извини, привычка, - ответил Драко, получив возможность дышать и отирая шею, - так вот, мне не показалось, Грейнджер действительно флиртовала со мной?
- Боюсь, что так.
Драко стукнулся затылком о стену.
- И у меня для тебя две плохих новости, - радостно сообщил Гарри, усаживаясь на диван, - первая – ты окажешь мне большую услугу и сделаешь вид, что очень даже влюблен в нее.
Малфой закашлялся.
- Я боюсь спросить, какая вторая.
- Вторая – ты ее и пальцем не тронешь. Видишь ли, я не видел ее улыбающейся уже очень давно, и, если для счастья ей нужно немного подразнить одного рыжего засранца, гуля с тобой, я ей это обеспечу, даже если придется наложить на тебя Империо.
Малфой медленно взглянул в глаза новому другу и поежился. Этот точно наложит. А еще может напомнить о долге жизни.
- Знаешь, - ответил он, чуть растягивая гласные, как всегда делал, когда нервничал, - я точно выполню первое твое условие. Но второе… зачем отдавать умную, перспективную и знаменитую девушку рыжему? Я сам на ней женюсь.
От удара кулаком в нос его спасла только реакция. Гарри чувствовал ярость от мысли, что эта белобрысая скотина тронет Гермиону и не видел причин эту ярость контролировать.
После драки мыслить стало легче.
- Она мне как сестра, Драко, - сказал Гарри негромко, залечивая несколько синяков на лице.
- Вот и думай о ее интересах. Грейнджер – сильная и умная ведьма. Рыжий ей не пара.
Гарри отчасти был согласен, хотя Рона он и считал своим лучшим другом, вместе с Гермионой их представлял с трудом, особенно в последнее время. Все-таки у них слишком разные интересы и отношение к жизни. Малфой, конечно, тоже не подарок, но он хотя бы учиться любит. И дерется хорошо, то есть сможет защитить.
- Эй, Поттер! – Драко помахал у него перед носом рукой, - я все еще здесь и на свадьбу пока не зову.
- Я буду следить, - мрачно сообщил Гарри и с печальным вздохом принялся за восстановление интерьера, попутно отмечая, что, например, вот это зеркало ему явно не слишком нужно, а бьется слишком часто. Да и без столика возле окна можно прожить.
Драко фыркнул. Грейнджер ему совершенно не нравилась, а уж ее сегодняшний флирт вообще надо представлять отдельным комедийным номером на каком-нибудь концерте. Но женитьба на героине войны, мгглорожденной да еще и подруге Гарри Поттера автоматически снимет с рода Малфоев клеймо Пожирателей Смерти. Это очень даже поможет ему, а значит, с нелюбовью стоит покончить. В конце концов, аристократы редко влюблены в своих жен, а положение рода куда важнее его личного счастья, так что сезон охоты на Грейнджер можно считать открытым.
Мозгошмыг второй. Что такое "малфой"? За день до предполагаемого похода в театр в квартире Гарри начался бедлам. Сам хозяин всерьез подумывал аппарировать на Гриммо, там даже с бушующим портретом миссис Блэк было в разы тише и спокойней. Раньше Гарри был уверен, что Драко - однозначный Малфой, спокойный, язвительный и сдержанный, но всего за три часа предварительных сборов убедился - он натуральный Блэк, то есть сумасшедший, психованный и неуравновешенный. В его лице он то и дело обнаруживал сходство с Сириусом, Белатриссой и тем самым вопящим портретом.
Для начала Драко решал, что надеть. Если учесть, что из собственных вещей у него были только те лохмотья, в которых он был, когда Гарри его нашел, то проблема оказалась весьма существенной. На следующий день после спасения врага Гарри, начисто проигнорировав все его возражения, затащил его к мадам Малкин и оплатил десяток самых необходимых вещей на каждый день и школьные мантии. На все споры он отвечал в чисто малфоевской манере: "Я помогаю тебе как наследник одного благородного рода - другому". После того, как Драко фыркнул и сообщил все, что он думает о благородстве рода Поттеров, он получил в зубы, а Гарри довольно заявил, что он имел в виду род Блэков. С таким аргументом спорить было трудно, и Драко, клятвенно заверив его, что отдаст долг при первой же возможности, более финансовую тему не поднимал.
К сожалению, оказалось, что среди приобретенных вещей не было ни парадной мантии, ни приличного костюма. Предложение сходить в магазин и этот самый костюм приобрести Драко отверг с негодованием, и теперь критически осматривал гардероб Гарри и то и дело начинал громко ругаться.
- Это невыносимо! - сообщил он в пятнадцатый раз, а Гарри отметил, что его терпение истончается.
- Ты меня начинаешь бесить, - сообщил он максимально ровным тоном, - сейчас я тебя заколдую, отведу в магазин, пусть там твои вопли слушают.
- Мне нужны деньги! О, Мерлин, мне нужна работа!
Гарри изобразил аплодисменты.
- Малфою нужна работа... Если бы отец слышал это, он собственноручно заавадил бы меня.
- Драко, помнишь наш первый курс? - неожиданно спросил Гарри. Малфой кивнул, и он продолжил, - Тогда мы пошли на отработку в Запретный лес, и ты все возмущался, что, если бы отец узнал об этом, он бы что-то там страшное сотворил с Дамблдором, Филчем и школой.
- Это ты к чему?
- Я к тому, что от твоих возмущений и проклятий наша отработка не стала ни безопасней, ни короче. Это был намек, если что.
Драко задумался.
На самом деле, он привык с детства, что имя его отца - страшная сила, однако Гарри был прав. Сколько раз в школе он говорил о гневе своего отца? И сколько раз это ему помогло? Случай с гиппогрифом можно было даже не учитывать - во-первых, откровенно говоря, Драко сам был виноват, что со своими замашками великого наездника сунулся к дикому, необъезженному зверю, а во-вторых, его так и не казнили.
- Я буквально слышу, как в твоей голове вращаются шарниры мыслей, - хмыкнул Гарри, - но советую вращать их в другую сторону и решить, наконец, что ты наденешь.
Драко вздохнул и остановил свой выбор на темно-зеленом твидовом пиджаке и черных брюках из плотной ткани. Гарри кивнул и вытащил из кучи собственных шмоток, купленных Кикимером по его просьбе почти сразу после войны, обычный черный костюм. В отличие от Малфоя он не стремился выпендриться и выделиться своей одеждой, наоборот, хотел остаться незаметным.
- Поттер, - вдруг достаточно жалобно произнес Драко, - ты ведь хочешь счастья для своей подруги?
Гарри вопрос не понравился, и он скрестил руки на груди.
- Ну.
- Ты ведь понимаешь, что если мы вдвоем будем уделять ей внимание, она будет больше общаться с тобой, да?
- Это ты к чему? - повторил Гарри вопрос, который десять минут назад ему задавал Драко.
- Это я к тому, что в нашей компании просто необходим еще один человек. Ты ведь давно не видел свою рыжую подружку, да? Соскучился по ней?
Гарри вздохнул. Чего-то подобного он ожидал, было бы странно, если бы Малфой не попытался извлечь из ситуации максимум выгоды.
- Хорошо, я позову Джинни. Но это не значит, что я не буду внимательно за тобой смотреть.
- Будь осторожен, не ослепни от моей неземной красоты, - фыркнул Драко и ушел на кухню, оставив посреди гостиной удивительный бардак. Гарри несколько секунду колебался - позвать его и заставить убраться или самом использовать пару заклинаний, но остановился на втором варианте - нервный и шумный Малфой его несколько утомил, а драться возле кучи дорогой одежды было бы неправильно - кровь плохо сводится даже чистящими заклинаниями.
Оставив Малфоя в квартире, Гарри направился в Нору - приглашать Джинни. Дом, который он нежно любил с тех пор, как впервые увидел, встретил его привычным гулом голосов, хотя сердце и болезненно сжалось при мысли о том, что больше не будет раздаваться грозный окрик: "Фред! Джордж!". едва он переступил порог, как раздался дребезжащий звон, и в прихожую тут же вышла миссис Уизли.
- Гарри! Дорогой! - воскликнула она, прижимая его к груди, - как я счастлива тебя видеть! Ты выглядишь бледным. Пойдем, тебе нужно поесть.
Гарри улыбнулся и позволил миссис Уизли увести его на кухню и поставить перед ним тарелку с куриными котлетами и картошкой.
Наслаждаясь домашней едой, представлявшей разительный контраст с быстрозавариваемой лапшой, яичницей и сухими сэндвичами, которыми он питался, Гарри с улыбкой наблюдал, как миссис Уизли управляется на кухне. По взмаху ее палочки сами собой мылись тарелки, вязался темно-бордовый толстый шарф, закипал чайник. Для Гарри Нора и миссис Уизли были олицетворением дома. Увы, долго оставаться здесь он не мог. Зная, что здесь нужно сдерживать себя и не позволить вспышке агрессии вырваться наружу, парень испытывал дискомфорт: ему казалось, что под кожей ползают змеи, сердце стучало в бешеном ритме, руки едва заметно подрагивали. К счастью, миссис Уизли этого не замечала.
Когда с обедом было покончено, и тарелка отправился в раковину, миссис Уизли улыбнулась:
- Ты, наверное, хочешь повидать Рона и Джинни?
- Да, - ответил Гарри, - конечно!
- Они наверху.
Гарри поблагодарил за обед, услышал, что все это пустяки и что хозяйка счастлива его видеть, и поднялся по узкой шаткой лестнице на второй этаж. Джинни или Рон - с кем повидаться первым? Решив, что встреча с другом выйдет короче, он постучал в комнату Рона.
Дверь открылась, и высоченный рыжий парень сжал руку Гарри, широко улыбаясь.
- Здорово, дружище! Не ожидал, что ты придешь!
Гарри развел руками, прошел в комнату и уселся на кровать под разноцветным плакатом с "Пушками Педдл". Видеть Рона было просто здорово, он излучал жизнерадостность и довольство. Гарри отметил, что на друге новая, а не доставшаяся от братьев одежда, и в углу комнаты стоит "Нимбус-2002". Похоже, Рон нашел, как воспользоваться подаренными министерством деньгами.
Некоторое время друзья поболтали о пустяках - обсудили самочувствие Луны, за которую оба переживали, помечтали о том, как весело будет учиться в школе безо всяких приключений и Волдемортов. Рон планировал чуть-чуть учиться и достаточно много бездельничать, Гарри наоборот собирался много учиться и чуть-чуть валять дурака. Но долгого разговора не получилось. Как раз к тому моменту, когда Гарри понял, что внутренне напряжение начинает сводить его с ума, Рон как-то замялся, извинился и сообщил, что ему очень нужно уйти по делу. Судя по красным ушам, дело было не совсем хорошее. Или же, что вероятней, у Рона свидание, причем не с Гермионой. "Что ж, - подумал Гарри, - значит, я не буду мучится совестью, помогая Гермионе его проучить".
Рон быстро спустился к выходу, а Гарри, сжав зубы и пообещав себе прибить первого, кто его разозлит, постучался в комнату Джинни и вошел, услышав: "Открыто"!
Девушка сидела на постели и читала "Увлекательные проклятья". Увидев Гарри, она резко отложила книгу, подскочила и крепко обняла его за шею. Гарри почувствовал, что перед глазами встает красная пелена, но сдержал себя и погладил любимую по волосам.
- Я так скучала, Гарри, - призналась девушка, пряча лицо у него на груди.
Гарри ничего не говорил, только обнимал ее и изредка целовал в макушку. Он хотел быть с этой девушкой, хотел, чтобы любящее его рыжее создание принадлежало ему. Но ничего не мог поделать с красной пеленой и с напряжением отнюдь не сексуального характера.
Они впервые переспали на третий день после войны, в доме на площади Гриммо. Джинни искала утешения и заботы, а Гарри, после того, как прошла победная эйфория, ощущал себя трупом и очень хотел снова быть живым и способным что-то чувствовать. В общем и целом, это было явно ошибочное решение - легче не стало ни одному из них, а вот проблем в отношениях прибавилось. Для себя Гарри решил, что до тех пор, пока он не избавится от своей паранойи и сумасшедшей ярости, их с Джинни отношения останутся платоническими.
- Джинни, - сказал Гарри минут через десять, - как ты смотришь на то, чтобы пойти в театр?
- В театр? - Джинни уперла руки в бока и сразу стала похожа на сердитую Молли, - Гарри Поттер, в чем здесь подвох?
Гарри дернул ее за прядь волос и ухмыльнулся:
- Почему в том, что я зову свою девушку в театр, должен быть подвох?
- Ты никогда не позвал бы меня в театр просто так. На матч - без проблем. Но в театр...
- Ладно, признаюсь, у меня есть тайный план, - фыркнул Гарри, - ты же поможешь мне его осуществить.
- Только после того, как узнаю во всех подробностях.
Гарри рассказал ей про то, что Рон сильно обидел Гермиону, неоднократно появляясь на людях с Лавандой и про то, что Рона нужно встряхнуть. Умолчал только о планах Малфоя жениться на очень правильной волшебнице.
- Мне не нравится слизеринский хорек, - заявила Джинни, - но братцу точно нужен урок. Так что я в деле.
Они договорились, что завтра в пять тридцать Гарри аппарирует в Нору и заберет Джинни, а с Малфоем и Гермионой они встретятся уже возле театра, после чего Гарри быстро распрощался с девушкой и вернулся к себе.
Его трясло, зубы не сжимались и выстукивали барабанную дробь.
- Драко! - рявкнул Гарри с балкона.
Малфой вышел в комнату.
- Мне нужен спарринг-партнер.
Драко оглядел комнату:
- Здесь явно нет места для дуэли.
- Есть в особняке Блэков, собирайся.
Как только Драко вышел на балкон, Гарри схватил его за плечо и аппарировал ко входу в особняк. Он отлично видел дверь, но, судя по задумчивому лицу товаища, заклятие Фиделиус все еще действовало.
- Держись за меня, - велел Гарри, понимая, что писать пароль ему сейчас некогда, и провел Драко в дом.
Призрак Дамблдора Гарри сам убрал еще месяц назад, поэтому дом встретил их тишиной. Драко скептически оглядывал наследие благороднейшего и древнейшего семейства - хотя стараниями Кикимера дом и стал пригоден для жилья, впечатление он все равно производил отталкивающее.
- Тшш, - прошептал Гарри и осторожно поднялся по лестнице мимо портрета миссис Блэк. Недалеко от входа на первом этаже располагался пустой просторный зал, видимо, предназначенный для балов и танцев, но Гарри решил, что он отлично подойдет для дуэли.
Партнеры разошлись по разным сторонам комнаты и достали палочки.
- Не использовать Непростительные, деремся до потери сознания или капитуляции, - озвучил условия хозяин дома. Он досчитал про себя до трех и атаковал, но Драко не был бы слизеринцем, если бы не ударил мгновением раньше. Гарри увернулся от его красного луча и улыбнулся: началось!
Драко был отличным партнером – юркий, быстрый и подвижный, он редко использовал щиты, отскакивал от заклятий в сторону, почти танцевал. Гарри принимал проклятья на щиты и буквально заваливал противника – заклятья срывались с его палочки одно за другим, почти без перерывов. Когда Малфой оказался слишком близко к стене, Гарри оскалился. Произнесенный вслух обманны «Экспелиармус» заставил его наклониться, а невербальная «Бомбарда» нанесла первый урон – разрушенный карниз засыпал его обломками о оцарапал щеку. В глазах противника закипела ярость – Гарри с наслаждением понял, что школьная дуэль закончилась. Малфой перешел на серьезный темные проклятья, опасность стала реальной, и кровь в венах побежала быстрее, разнося по телу такой желанный адреналин. Драко рывком пошел на сближение, и тут же угодил в ловушку – еще одна «Бомбарда» разнесла в щепки пол у него под ногами, и только чудом он не упал. Теперь расстановка сил поменялась – Драко оказался в центре, и ему под ноги то и дело били разрушающие заклинания, а Гарри успешно оставался на ровных участках пола возле стен. Видеть скачущего от заклятий противника было восхитительно, и когда Драко решил еще приблизиться, в голове у Гарри мелькнула мысль: «Отлично! Чем ближе враг, тем отчетливей будет виден на его лице ужас, когда он осознает свое поражение». Что-то извращенно-прекрасное было в том, чтобы отбивать темные заклятия детскими щитами, играть на грани фола. Заметив, что Гарри не выходит за пределы учебных и тренировочных заклинаний, и Драко ошибочно решил, что ему ничего не грозит. Победа показалась слизеринцу близкой, и он решил пойти на риск – атаковать «Конфундусом». Гарри почувствовал легкий ментальный удар и громко засмеялся. Как всегда, чары внушения слетели с него моментально, и Драко, который почти готов был праздновать победу, попал под мощное обездвиживающее проклятие и отлетел к стене. В воздухе повисла пыльная дымка и наступила тишина, нарушающаяся только чуть хриплым дыханием Гарри. Он подошел к обездвиженному Малфою и спросил:
- Я победил?
Малфой не мог ответить, поэтому Гарри снял с него заклинание, но палочку не убрал.
- Да, Поттер, ты победил.
После этого Гарри протянул Драко руку и помог встать. Тот отряхнул с мантии пыль, оглядел разрушенный зал и сообщил:
- Знаешь, ты действительно наследник рода Блэк. Такой же сумасшедший, как они. В какой-то момент мне показалось, что ты похож на… - Драко не договорил, но его «тетя Белла» - Беллатриса Лестрейндж – повисло в воздухе.
- Ты уже говорил мне, что я псих, - пожал плечами Гарри и начал восстанавливать пол. Драко присоединился, и некоторое время они работали молча. Гарри пытался понять, почему он так легко впустил в свою жизнь бывшего врага и просто редкостную занозу в заднице. Почему он именно его позвал драться, а не Рона. В общем-то, ответ был очевиден, хотя и неприятен. Рон был отличным другом, но магически он был слабей, имел куда меньше боевого опыта и не слишком любил учиться. Они не были равны. А вот Малфой был ровней. Сегодня он выиграл бой, но не исключено, что завтра он проиграет. Драко знал заклятия, о которых Гарри даже не слышал, и с ним было интересно.
Когда работы в зале были закончены, и он приобрел прежний вид, Гарри предложил:
- Как насчет нормального обеда?
Конечно же, Драко не возражал, и Гарри направился в столовую – общаться с Кикимером. Гостя он предупредил не открывать закрытых дверей и не шуметь. Драко только покачал головой – уж он-то отлично знал, чем чреваты попытки открыть запертые двери в домах темных магов.
Кикимер с поклоном поприветствовал хозяина и сообщил, что через полчаса обед для господина Поттера и его друга, благородного наследника Малфоя, будет подан в малой столовой. Гарри пошел искать Драко – он подозревал, что найдет его либо в том же тренировочном зале, либо в одной из комнат по соседству, и вдруг с удивлением услышал негромкие голоса.
- … согреет ваше сердце, мадам, - произнес Драко.
- Родовое поместье пришло в упадок, юноша, а единственный наследник даже не владеет темной магией, - отвечал ему незнакомый голос, который мог бы принадлежать пожилой даме.
- Под руководством такого наставника как вы он сможет изучить ее, мэм.
- Дом осквернен дыханием отребья, а я не в силах ничего сделать, - тут Гарри узнал голос – это была миссис Блэк с портрета в прихожей!
- Времена изменились, мадам, Темный Лорд едва не погубил всю аристократию. Мы больше не можем презрительно отвергать грязную кровь – она необходима нам для выживания, - возражал ей Малфой, причем, услышав от него подобное высказывание, Гарри чуть откусил себе язык от удивления.
- Неужели мой дом будет отдан на растерзание грязнокровкам…
- Мадам, у рода Блэков появился очень достойный наследник, я уверен, вам стоит познакомиться с ним. А сейчас, прошу меня простить, вынужден откланяться.
- Идите, мистер Малфой, - благостно ответил портрет, и Драко поднялся по лестнице к Гарри. Тот кивком позвал его в столовую и уже там, сев за стол, спросил:
- И что это было?
Малфой как-то странно улыбнулся:
- Прекрасный портрет, напоминает портрет моей бабушки, такая же блюстительница нравов, желчная, вредная, но умная старуха.
- Я думал, она только кричать и умеет.
- А что ей еще делать? Она же портрет, проклясть никого не в состоянии. Представь, если бы по твоему любимому дому ходили горные тролли с дубинами, ломали мебель, а твой сын еще и приговаривал: «Крушите, крушите здесь все, никому это не нужно». А твою мантию-невидимку, к примеру, стали бы использовать как половую тряпку.
Гарри недовольно нахмурился. С этой точки зрения на вопрос он не смотрел, а картина получалась неприятная.
- Как настоящая аристократка, она всю жизнь преумножала славу и богатство Рода, артефакты всякие собирала. А потом пришли какие-то непонятные личности и начали все ломать. Кстати, с ее слов я не понял, кто это были такие.
- Орден, - ответил Гарри, и увидев в глазах Малфоя непонимание, покачал головой, - точно, ты же не знаешь. Орден Феникса – организация Дамблдора. Здесь была его штаб-квартира.
- Орден Феникса, - Драко хмыкнул, - надо же… А артефакты зачем выкидывали?
Гарри вдруг стало стыдно. Глупая уборка была. Но все-таки ответил:
- Убирались, приводили дом в состояние, пригодное для жизни.
- Все-таки Гриффиндор – это заболевание мозга. Это же была коллекция Блэка. Здесь покопаться – так можно было такие вещи найти! – Малфой выглядел удрученным, - совсем все выкинули?
- Не совсем, - ответил Гарри, - не успели, - а потом улыбнулся, не желая говорить или думать о мрачном. - Будешь хорошо себя вести – подарю что-нибудь на Рождество.
Драко тоже улыбнулся, и в этот момент Кикимер подал первое блюдо – гутой томатный суп.
После быстрых перекусов на тесной кухне было непривычно обедать за накрытым белоснежной скатертью столом, пользоваться дорогим фарфором и серебром. Гарри даже почувствовал себя неуютно, бросив взгляд на наслаждающегося едой Малфоя и отметив его идеальные манеры.
Не удержался, поддел:
- Интересно, кого ты сейчас собираешься сразить своей высокой культурой? Если меня – прости, мое сердце занято.
Драко пару раз непонимающе хлопнул глазами, потом ответил в том духе, что он не переживет этого известия и срочно пойдет топиться, а свой портрет просит повесить рядом с леди Блэк, а потом сказал:
- Это не попытки произвести впечатление. Это что-то вроде рефлекса. Меня с детства так учили: неправильно взял вилку – жалящее заклинание по пальцам. Ссутулился – удар деревянно линейкой или тем же жалящим по спине.
Гарри поежился и впервые подумал, что его детство у Дурслей было не таким уж плохим.
- Это отец так с тобой поступал?
К удивлению Поттера, Драко искренне рассмеялся:
- Шутишь? Отец до моих пяти лет не видел, как я сижу за столом. У меня были наставники и воспитатели. Когда пустили за взрослый стол, рядом тоже сидел наставник и следил за мной.
- Это средневековье!
- Не говори как… - он подумал, с кем бы сравнить, а потом нашел, - как Грейнджер. Это традиции воспитания детей в семьях аристократов.
- Хочешь сказать, ты так же будешь воспитывать своего ребенка?
- Разумеется.
Разговор на некоторое время прервался, вопрос был спорный, но после спарринга в душе Гарри развязался какой-то узел, парень чувствовал себя спокойно, словно ярость никогда не душила его.
Он доел суп, с удовольствием съел кусок мяса и откинулся на спинку стула. Потом Драко заговорил о предстоящем походе в театр, но мысль о том, что он будет ухаживать за Гермионой, в этот раз не разозлила Гарри. Он самому себе напоминал сытого удава – ленивого и очень довольного.
Мозгошмыг четвертый. ОхотаТишина маленькой съемной квартирки успокаивала. Здесь, среди многочисленных стопок книг, можно было ненадолго забыть о собственной вине, снова почувствовать себя обычной студенткой-отличницей, а не монстром, едва не убившем собственных родителей.
Гермиона Грейнджер не понимала – как на могла быть такой самонадеянной дурой? Неужели бесконечные уроки и занятия ОД не убедили ее: знания теории недостаточно, чтобы эффективно колдовать. Она просто тщательно выучила теорию изменения памяти, оттарабанила раз сорок заклинание и решила, что освоила ментальную магию.
Родители сумели доехать до Австралии, а потом заданная программа дала сбой, они перестали понимать, кто они, во снах видели свою дочь, а наяву точно знали, что детей у них нет, наконец, стали громко звать волшебников, поле чего их забрали в обычную лечебницу. К счастью, один из врачей оказался сквибом и догадался, что они страдают от изменений памяти. Он вызвал специалистов из австралийского отделения госпиталя св. Мунго, но даже опытные маги не смогли восстановить уничтоженные Гермионой воспоминания. Сейчас родители остаются в Австралии, и Гермиону к ним не пускают, объясняя, что ее появление может окончательно свести их с ума.
Все, что остается самой умной ведьме своего поколения, это бесконечно изучать книги по менталистике и психиатрии и пытаться самой не сойти с ума от давящего чувства вины.
Единственным, кто давал ей силы, был Рон. Немножко нелепый, но храбрый, сильный, теплый и родной, он был для Гермионы своеобразным островком счастья. Он ни в чем не обвинял ее и был уверен – она все выяснит и обязательно вылечит родителей.
Известие о том, что Рон часто и подолгу гуляет с Лавандой Браун, сначала Гермиона восприняла со смехом. Что за глупые сплетни? Рон любит ее и никогда не станет изменять!
Потом ее начал грызть червячок сомнения: Рон импульсивен, порывист, часто сначала делает, а потом думает. Мог ли он, случайно встретив Лаванду, повести себя с ней слишком вольно? Эти сомнения Гермиона тоже задавила в себе. В конце концов, зачем только люди разносят всякие глупые слухи? Ну, встретились они один раз случайно, что с того?
А потом она сама увидела и вдвоем. И собственным глазам не скажешь, что это все «глупые сплетни». Отрицать увиденное было невозможно – Рон и Лаванда встречались, гуляли рука об руку по людным местам, выглядели как влюбленные. Наверное, впервые после войны Гермиона почувствовала такой сильный гнев. Для себя она решила, что не оставит это просто так и обязательно отомстит. Сначала собиралась при первой же встрече высказать ему все, что о нем думает, но потом передумала. Поругаться с ним не всходит в ее задачи. Нужно заставить его ревновать, забыть Лаванду и добиваться ее внимания. Проблема здесь была только одна – Гермиона была очень умной, симпатичной и знаменитой, но вот кокетничать и очаровывать мужчин не умела. И никакие книги здесь не помогали. У нее не было поклонников, которые могли бы заставить Рона ревновать. Что ж, Гермиона редко отступала от своих решений. Ей нужен всего один влюбленный в нее парень. И она его найдет, причем среди тех, кто обязательно разозлит Рона. И как только она начала перебирать кандидатуры, сразу вспомнила о полумертвом Малфое, которого лечила пару недель назад. Он, конечно, мерзкий слизеринский хорек, но Рона он просто взбесит. Кроме того, он ей должен, значит, если не очаруется сам по себе, она откроет карты и напомнит про долг.
Первая встреча прошла как по маслу. Самой Гермионе казалось, что она действовала несколько топорно, но Малфой проникся и даже согласился (здесь, правда, помог Гарри) на поход в театр. Конечно, в этом случае Гарри был немножко лишним – лучший друг наверняка будет общаться и с ней, и с Малфоем. В какой-то момент Гермиона даже подумала рассказать ему о своем плане и попросить помочь, но не решилась. Во-первых, Рон ему тоже друг, во-вторых, Гарри и так сейчас непросто приходится.
Сборы в театр были серьезными и существенно отвлекли Гермиону от прочих проблем. Зная, что со своими волосами сама не справится, она сходила в парикмахерскую, где ей сделали скромную, но очень милую прическу. Так как театр был маггловский, Гермиона решила надеть платье. В ее гардеробе было только одно: бледно-золотое, чуть ниже колен, с открытой спиной – мамин подарок на семнадцатилетние. Макияж девушка сделала очень легкий (потому что ничего сложного делать просто не умела), туфли выбрала на низком каблуке, но изящные (не хватало еще споткнуться на ровном месте и упасть, испортив все впечатление).
В нужное время Гермиона аппарировала в небольшой закуток, в котором они договорились встретиться, и еле сдержала улыбку. Малфой был один.
- Привет, Драко, - сказала она нейтральным тоном и сразу же спросила, - а где Гарри?
Малфой окинул ее мерзким оценивающим взглядом и ответил:
- Здравствуй, Грейнджер, рад, что ты умеешь одеваться. Извини, я так хотел насладиться твоим обществом, что оглушил Поттера и оставил в квартире. Связанным.
«Чертов Малфой со своим сарказмом, - подумала Гермиона, - и что теперь отвечать?».
- Не переживай, Грейнджер, это был просто сарказм, - фыркнул он, - твой ненаглядный Поттер решил, что два парня на одну девушку – это много, и решил добавить к нашей смешанной компании свою рыжую подружку.
Гермиона едва сдержала торжествующую улыбку. Да!
- Так что, прости, но как бы ни было тебе противно мое общество, на этот вечер я – твой спутник.
И Малфой предложил ей руку. «Работает! Моя план работает!» - подумала Гермиона, кладя ладонь на его согнутый локоть.
Малфой выглядел не слишком довольным, но в душе ликовал. Очаровать Грейнджер будет проще, чем он подозревал.
Гарри и Джинни прибыли на место буквально за десять минут до начала спектакля, когда Гермиона успела уже три раза пожалеть о своем решении отомстить Рону с помощью Малфоя и два раза чуть не влюбиться в него.
Гермиона выбрала небольшой театр на окраине города, поэтому вестибюль никого не впечатлил, а Малфой даже пробормотал что-то про свою малую гостиную в мэноре. Зрительный зал на двести-триста мест встретил волшебников легкой оркестровой музыкой и покоем – помимо них в зале не было и сорока человек.
- Твой художественный вкус, - протянул Малфой, - впечатляет.
Гермиона высказывание проигнорировала, сосредоточившись на том, чтобы не споткнуться. В конце концов, при выборе театра она руководствовалась как раз-таки идеей найти тихое и нелюдное место. Ей нужно было пообщаться с Малфоем, а если он, раскрыв рот, станет следить за сюжетом «Гамлета», это будет затруднительно. Гарри и Джинни ничего не сказали – похоже, им было совершенно все равно, что смотреть и где смотреть. Гарри так точно – он сжимал в кармане пиджака палочку, напряженно оглядывался по сторонам и готовился отражать возможное нападение. Джинни же, судя по всему, просто была рада быть рядом с любимым.
- Грейнджер, - позвал ее Малфой, - а почему мы не слышим от тебя культурологическую лекцию? Я жду не дождусь этих магических слов: «Я читала, что Шекспир…». Не разочаровывай меня!
Гермиона улыбнулась. Она действительно много читала про великого поэта, причем как в маггловских, так и в магических источниках, но из книг по психологии знала – чтобы привлечь внимание человека, который хорошо тебя знает, необходимо разрушать шаблоны.
- Видишь ли, Драко, - она намеренно называла его по имени, потому что в школе звала только по фамилии, - я уверена, ты знаешь о нем ничуть не меньше меня. Думаю, твой рассказ всем нам будет интересно послушать.
Малфой приподнял бровь.
- Серьезно, Грейнджер? А вдруг Гриффиндору не достанется одного-двух лишний баллов?
Гермиона хотела было ответить, что отвечать всегда старалась не ради баллов, а чтобы поделиться своими знаниями, но прикусила язык и сказала:
- Думаю, Гриффиндор это переживет. Так ты расскажешь нам о Шекспире?
Малфой откашлялся, бросил на Гермиону и Гарри с Джинни пару недоверчивых взглядов, но нашел только искреннюю заинтересованность, и начал рассказ. По всему выходило, что магглы так часто спорят о существовании Шекспира, потому что он жил на два мира. Он получил в Хогвартсе отличное образование, на которое никогда не мог бы рассчитывать, оставаясь среди магглов – состояние родителей не позволило бы. Однако, в отличие от многих магглорожденных, он предпочел не вливаться в магический мир, а существовать в обоих: был великим поэтом в маггловском, и создателем множества заклинаний в магическом. Например, «Вингардиум Левиосса» принадлежит именно ему, также, впрочем, как и словесная формула «Авада Кедавра». Последнего Гермиона не знала и поморщилась – как-то неприятно было знать, что автор «Короля Лира» и «Макбета» придумал убивающее заклятие.
- Зря кривишься, Грейнджер. Тогда это было не Непростительное, а так называемая милосердная смерть. Ее использовали, чтобы облегчить уход смертельно больным или раненым. Прошлая версия смертельного заклятья обеспечивала жертве страшные мучения, этакий «Круциатус» напоследок.
- Не слишком приятная тема, - буркнула Джинни, и Малфой под взглядом Гарри перевел разговор на всевозможные легенды, связанные с заклинанием левитации.
Впрочем, долго говорить ему не пришлось – раздался звонок, свет в зале погас и под негромкие и нестройные аплодисменты поднялся занавес.
«Гамлета» Гермиона любила с детства, поэтому, вопреки всем своим планам, с первых же реплик полностью переключила свое внимание на сцену.
Драко, напротив, свое внимание сосредоточил на лице своей будущей невесты. Конечно, ее нельзя назвать красивой, как, например, кого-то из сестер Гринграсс. И у нее не впечатляющая фигура, как у Паркинсон. Но, во-первых, у нее отличный интеллект, во-вторых, мощные магические способности, а в-третьих, очень выгодное политическое положение. Последним он воспользуется сразу, а первые два фактора отлично отразятся на будущих детях. В конце концов, он всегда сможет найти себе удовольствие на стороне, главное, чтобы об этом никто не узнал, и в первую очередь – новый друг Поттер. Кстати сказать, весьма любопытная личность оказалась. Признаться самому себе в этом было непросто, но Гарри вызывал искренне уважение и легкий страх. Мир должен был радоваться, что он не попал на Слизерин и не почувствовал вкус власти. А сейчас этот самый мир должен быть благодарен Драко Малфою за то, что он забирает на себя большую часть ярости великого героя, иначе в Британии вполне мог появиться еще один Темный Лорд, возможно, даже более опасный, чем предыдущие.
За этими размышлениями «Гамлета» Драко почти не слушал. Хотя трагедию он считал достаточно сильной, сам персонаж не вызывал у него позитивных эмоций или сочувствия. Об этом у них с Грейнджер и зашла речь, когда они выходили из зала после спектакля.
Девушка несчастному принцу симпатизировала, а Малфой считал его неудачником, хотя и с безусловно слизеринским характером.
- То есть притворяться безумцем – это в натуре слизеринцев? – спросила Гермиона.
- Нет, - отозвался Малфой, - притворяться, чтобы добиться своей цели. Правда, будь я на месте Гамлета, я нашел бы верных людей, которые и убили бы короля. Зачем подставляться самому? Слизеринец предпочитает орудовать чужими руками.
Гермиона нахмурилась, видимо, осуждая такие действия, однако в намеренья Драко не входило поссориться с ней из-за какой-то пьесы, поэтому примиряюще улыбнулся и поинтересовался:
- Зато, можешь не сомневаться, Офелия была бы распределена на Гриффиндор.
Девушка скептически хмыкнула:
- И в этом ее основная беда по твоему мнению, да?
- Разумеется! Она горяча и импульсивна, лишена расчетливости.
- У нее не было никаких шансов понять Гамлета, да?
- Были, но она ими не воспользовалась. Ей не стоило говорить с другими о своих чувствах к Гамлету, тогда он больше доверял бы ей.
- Ей нужен был совет…
- А его окружали враги. Как он мог отдать свое сердце девушке, готовой каждое его слово, каждый жест передать королеве-матери или собственному отцу?
Гермиона собиралась было что-то ответить, но тут в беседу вмешались Джинни и Гарри. Им обоим спектакль понравился, хотя по лице Гарри было видно, что пребывание в столь людном месте его сильно утомило. И когда они дошли до пустыря и начали прощаться, он выглядел совершенно счастливым.
Гермиона вернулась домой в странном настроении. Похоже, она что-то упускает. Малфой тоже флиртовал с ней, это было очевидно, хотя делал он это нетрадиционным способом. Были взгляды, были улыбки, этот полупоклон в ее сторону, когда он сказал, что Шекспир родился в семье магглов… И, конечно, последний разговор на выходе из зала. В нем был подтекст, однозначно. «Значит, я на правильном пути», - сказала себе Гермиона, игнорируя чуть учащенное сердцебиение, и решительно отправилась на кухню – готовить ужин и кормить Живоглота. Слишком много думать о Малфое она не собиралась, в конце концов, он просто нужен ей, чтобы вернуть Рона.
Мозгошмыг второй. ХогвартсМесяц, остававшийся до школы, пролетел почти незаметно. Гарри часто приводил Малфоя в поместье Блэков, где они сначала дрались до изнеможения, а потом общались с портретами, наслаждались кулинарными шедеврами Кикимера или обменивались интересными заклятьями. Так, в арсенал Драко добавилось десятка два защитных чар, которыми Гарри и его друзья в совершенстве овладели во время поиска крестражей, некогда чуть не убившая его «Сектумсемпра», несколько темных заклятий, почерпнутых из снов о жизни Волдеморта. Багаж Гарри обогатился «Серпенсортией» и еще парочкой змеиных заклинаний, атакующими проклятиями из семейной колдовской книги Малфоев и «Адским Пламенем», которое было крайне полезным в борьбе с проклятыми предметами, но крайне опасным в использовании.
Помимо этого, Гарри наконец-то продвинулся в изучении окклюменции. Оказалось, что Снейп не совсем правильно, а вернее, слишком сложно объяснил ему принцип. По словам Драко, очистить сознание не так-то просто, а вот создать «белый шум» - вполне реально. Гарри добавил к этому вечерние тренировки, а потом перешел к практике. Видимо, чисто психологически показывать воспоминания Драко ему было даже неприятней, чем Снейпу, поэтому со второй попытки Малфой наткнулся на блок, а с десятой даже получил ответный удар.
На этом обучение ментальной магии закончилось, так как, по словам Драко, он сам был отнюдь не специалистом и рисковать, связываясь с заведомо более сильным (а главное, не совсем адекватным) волшебником, не собирался.
На платформу 9¾ они отправились вдвоем, не рассчитав, что вызовут этим просто сумасшедший ажиотаж. Волшебники, завидев на перроне стоящих рядом Гарри Поттера и «грязного Пожирателя», едва не роняли вещи. Однако очень быстро успокаивались и расслаблялись, ведь Гарри Поттер не может ошибаться, а значит, Драко Малфой не так уж и плох.
Гермиона прибыла на платформу чуть позже, но сразу же подошла к двум парням. Гарри с радостью обнял подругу, а Драко галантно поцеловал ее руку. В последнее время он немного сбавил темпы покорения девушки, решив, что в школе, когда они будут видеться каждый день, выполнить задачу будет проще. Да и Грейнджер пусть порадуется – они ведь будут общаться на глазах у ее ненаглядного Уизли.
Рыжий оправдал поговорку про говно и появился, едва Малфой его вспомнил. Подлетел к друзьям, закашлялся, увидев его, как-то странно посмотрел на Гермиону и попытался утащить куда-то Гарри. Но фокус не удался, Поттера оставлять без присмотра Драко не собирался по двум причинам. Во-первых, из филантропических соображений – если кто-то выбесит Гарри и тот сорвется, успокоить его будет непросто, а у Драко уже был отличный опыт. А во-вторых, по корыстным причинам – всенародный герой был нужен самому. На самом деле, была еще и третья причина, – личная, – но о ней он старался не думать: общаться с Гарри было интересно, опасно и крайне весело, за полтора месяца он вошел в крайне узкий круг тех, кому Малфой доверял.
Поэтому попытки Уизли покуситься на Поттера провалились. Драко миролюбиво поздоровался и спросил:
- На какие предметы ты записался, Уизли?
Драко считал, что рыжий так или иначе ему будет хамить, но поводов в глазах Поттера и Грейнджер давать не собирался. Нет уж, пусть видят, что грубиян и гад здесь именно Уизли. В общем, так и получилось. На вполне культурный вопрос тот огрызнулся:
- Не твое дело.
Гарри чуть успокаивающе поднял руку и объяснил, что Малфой в некотором роде под его покровительством (эту формулировку они придумали еще летом, чтобы объяснить неожиданную дружбу, не упоминая про спасение).
- Тебя взяли на поводок, Малфой? – хохотнул рыжий, и Малфой с трудом прикусил язык, чтобы ничего не сказать.
К счастью, среди гриффиндорцев в этом не было нужды. Кипящая праведным гневом Грейнджер обрушила на голову дружка все кары небесные, отчитав его как нашкодившего щенка или безмозглого первокурсника. Для себя Драко сделал пометку – если Грейнджер решит таким образом ему то-то высказывать, ее нужно будет сразу же осадить, не грубо, но очень твердо. Уизли порадовал общество, сменив цвет лица на насыщенно-свекольный, после чего вся компания, включая рыжую-младшую, тихо прижавшуюся к плечу Поттера и изображавшую идеальную девушку Героя, отправилась в купе.
Рассевшись и загрузив чемоданы (магией: к счастью, все были совершеннолетними), они приготовились ждать отправления. Гарри сел в стратегически правильном месте – возле выхода. Рядом устроилась Джинни, в угол поместился обиженный Рон. Сидение напротив заняли Гермиона и Драко, причем последний сел прямо напротив Гарри. Не прошло и трех минут, как к ним присоединились Луна и Невилл.
Девушка выглядела грустной и задумчивой, но была одета удивительно спокойно. На ней была банальная школьная мантия, в ушах блестели обычные сережки-гвоздики. Гарри даже подумал, что в Мунго ее слишком сильно вылечили и начал переживать, но первая же ее фраза успокоила его:
- Привет! Драко Малфой, твои нарглы грозят вылезти из твоей головы и переползти на Гермиону. Держи их покрепче, ладно?
Малфой поперхнулся, Гермиона покраснела, Рон недоверчиво уставился на голову Малфоя, надеясь тоже увидеть нарглов, а Луна спокойно села на свободное место у окна, сообщила, что будет скучать по этому лету, которое пахло шоколадом и деревянными досками пола в старом доме и ушла в свои мысли.
Невилл за лето сильно загорел и выздоровел. Его лицо больше не украшали ссадины и кровоподтеки, но появившаяся за прошлый год решительность осталась. Лишившись детской пухлости и застенчивости, он стал выглядеть весьма устрашающе – полнота перешла в рост и широкие плечи, а глаза стали колючими и внимательными. Впрочем, он был счастлив видеть своих друзей, проигнорировал Малфоя, коротко сказал, что летом был с бабушкой во Франции и водрузил на стол горшочек с каким-то явно хищным растением. То пощелкивало тремя раковинами с ресничками и явно было не прочь съесть кого-то. К счастью, пока его жертвами мог стать кто-то размером с муху, не больше.
Места в купе было мало, но Невилла это не напрягло, он чуть подвинул Гермиону и сел рядом с Луной. Друзья понимающе улыбнулись – о том, что Невиллу она очень нравится, все знали уже давно.
Дорога прошла на удивление спокойно: Невилл рассказывал про Францию, Гермиона, взяв себя в руки, рассуждала о том, кто из однокурсников вернется в школу. Зашла речь и об учителе Защиты от Темных Искусств.
- По секрету, - сказал Гарри, - это будет один из авроров. Не самый сильный, но с хорошим боевым опытом.
Все согласились, что в нынешней ситуации это очень даже неплохой вариант.
На перроне их встречал, как обычно, Хагрид. Помахав старшим, он громко начал сзывать первокурсников – их оказалось больше, чем обычно, потому что в этом году в школу приехали и те магглорожденные, которые не получили писем в прошлом. Когда малышей увели к лодкам, Гарри и его компания направились к каретам.
- Так значит, - тихо спросила Гермиона, - это и есть фестралы?
Джинни, Рон и Невилл громко сглотнули – они тоже увидели похожих на рептилий лошадей впервые. Луна рассеянно погладила зверя по носу, и тот ткнулся ей в ладонь. Она никакого страха или трепета перед ними не испытывала, странные кони ей нравились.
Карета с трудом вместила их всех, но до замка доехали без приключений. Недалеко от ворот замка карета остановилась, первым вышел Малфой, и это спасло всех остальных.
Стоило Гарри ступить на землю и оглядеться, как его взгляд остекленел, на лице появилось выражение ужаса, и с палочки посыпались мощные атакующие заклинания.
Гарри снова сражался с Пожирателями, и в ушах гремел ледяной голос Волдеморта: «Отдайте мне Гарри Поттера». Его худший кошмар стал реальностью, Волдеморт вернулся и снова атаковал родной замок, снова убивал самых близких людей. Боковым зрением он заметил поднимающего против него палочку Малфоя и тут же с яростью подумал: «Он под Империо!». Он хотел было расколдовать его, но друг оказался быстрее. Гарри замер.
Сквозь картины битвы начал проступать посторонний звук:
- Война закончилась. Мы все в безопасности, - говорил голос. Битва отступила, Хогвартс был тих.
Малфой держал Гарри за запястья и смотрел в глаза. Во время боя все блоки пали, и Драко видел все, что видел Гарри.
- Все в порядке, - повторил Гарри, постепенно приходя в себя.
К счастью, они ехали в последней карете, и минутного безумия Гарри никто не видел.
- Что это было? – спросил Поттер механическим голосом. После пережитого его колотило, в глазах стоял туман, а в ушах звенело.
- Это называется триггер, - прошептала безумно напуганная Гермиона, - я…
- Читала, Грейнджер, - достаточно резко сказал Драко, - давай к сути дела.
- Если человек переживает что-то страшное, то, оказавшись в том месте, где все произошло, он может… мысленно провалиться в прошлое.
- Нам нужно сейчас пойти на ужин. Гарри, хочешь, я успокою твоих нарглов?
- проговорила Луна, беря парня за ледяную руку.
Гарри кивнул и заглянул в серые глаза Луны. В них был космос, и они обещали спокойствие. Дрожь проходила, а мир снова наполнился привычными звуками, запахами и красками.
- Спасибо.
Они неспешно пошли в Большой зал, Гарри тяжело опирался на плечо Малфоя, Джинни придерживала его, но перед входом пришлось выпрямить спину, нацепить на лицо улыбку и найти силы идти самостоятельно. Их компании предстояло разделиться на пиру, и Гарри заранее было страшно представить, что произойдет, если во врем очередного его срыва рядом не окажется Драко.
Перед тем, как толкнуть дверь, Драко внимательно посмотрел на гриффиндорцев и мрачно сказал:
- Следите, чтобы наш герой не прибил кого-нибудь. И не вздумайте сами его останавливать.
- Кто тебя спрашивает, Малфой, - рыкнул Рон, но его слабым жестом остановил Гарри.
- Мы спарринговались все лето. У тебя или Гермионы против меня просто не будет шансов. Я убью вас раньше, чем пойму, что вы хотите мне помочь.
Они наконец вошли в зал и разошлись по факультетам. Рядом с Гарри встал Рон, готовый подставить плечо, если понадобится. Гарри с трудом сел на лавку, на автомате помахал рукой всем, кто приветствовал его громкими криками и был счастлив, когда друзья окружили его. Справа и слева сидели Джинни и Рон, а напротив – Невилл и Гермиона. Недалеко села довольная жизнью Лаванда Браун, которая поздоровалась с героями радостно, но вежливо.
После распределения, которое в этом году проводил Флитвик, профессор МакГонагалл поприветствовала учеников и пожелала удачного учебного года. О войне и потерях сказано не было ни слова. Гарри подумал, что очень странно начинать пир, не слыша полусумасшедших или полугениальных речей Дамблдора, его любимого «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!». Странно не натыкаться на мрачный взгляд одетого вечно в черное Снейпа. Странно не слышать вспышек фотоаппарата Колина Криви. Многие маги пережили войну и постарались ее забыть. Гарри Поттер продолжал воевать каждой клеткой своего тела, каждым вздохом. Он не умел жить в мире и безопасности. И он знал, что его ждет очень трудный учебный год.
Мозгошмыг первый. РемиссияЗа месяц занятий Лавгуд стала постоянным гостем в доме Северуса. После его замечания она начала одеваться куда нормальней, старалась избегать кричащих расцветок в одежде и странных украшений, а потому стала куда меньше его раздражать. На пятом занятии они решили попробовать легиллименцию, Луна расслабилась, но первая же легкая попытка обернулась для Северуса сумасшедшей силы ударом. Пока он приходил в себя, она заварила чай, и с тех пор у них появилась традиция – пить чай после занятий. Северус никогда не страдал разговорчивостью, а с ученицей ему беседовать, как он считал, было не о чем, поэтому чай они пили молча. Как-то Северус ненавязчиво спросил, кто же живет в его стене. Ответа не узнал, но выяснил, что оно доброе, маленькое и боится, что его кто-то заметит, после чего успокоился. Жить, зная, что четыре раза в неделю его утро будет начинаться с занятий с Лавгуд, было легко и приятно. У него была точная цель, пусть и выдуманная им самим, был распорядок. И была странная ученица, которую было невозможно призвать к сосредоточенности, но которая обладала способностью читать в его душе, но деликатно молчать об этом.
Как-то неожиданно к чаю добавились шоколад и печенье, и старый дом наполнился запахами травяного чая и горького шоколада. После того, как Лавгуд составила подробный дневник эмоций всех своих знакомых, они сумели создать цвето-звуковую систему, и обучение пошло успешней. Для Северуса было в новинку учить вот так – не выступать неоспоримым авторитетом, а быть наставником и руководителем, способным на ошибку, но мудрым и уважающим своего ученика.
В середине августа Северус отправился на прогулку в Лондон и увидел на улице рыжеволосую женщину. Ее фигура и походка так напомнили фигуру и походку той, которую он потерял, что он бросился за ней, догнал, схватил за руку… и увидел светло-голубые чужие глаза. Он с трудом сумел вернуться домой, призвал из шкафа бутылку огневиски и напился так, как не напивался уже много лет. На следующее утро его нашла Лавгуд – на полу, с бутылкой в руке.
Девушке хватило секунды, чтобы по его эмоциям узнать обо всем, что произошло. Тогда она опустилась возле него на колени и заглянула в глаза. Северус почувствовал, как ее взгляд становится глубже, проникновенней, а его разум начало затягивать в странный водоворот. Не в силах сопротивляться, он расслабился и позволил водовороту унести себя, но оказался не в черноте небытия, а в сверкающем космическом пространстве. Космос был таким огромным и прекрасным, что собственные проблемы вдруг показались Северусу ничтожными. Даже его любовь была лишь маленькой вспышкой среди миллиардов взрывов. Постепенно космос пропал, он снова видел только глаза Луны Лавгуд, но тугой узел в сердце ослаб.
Девушка помогла ему встать и деликатно скрылась на кухне, позволяя привести себя в порядок. Северус умылся, переоделся и выпил флакончик антипохмельного зелья, и только после этого вышел на кухню. Лавгуд махала палочкой над плитой.
- Что вы сделали? – спросил он, садясь на стул и сдерживая недовольное замечание о том, что это его кухня.
- Омлет, профессор. Вам нужно поесть, и мне тоже…
Лавгуд неподражаема.
- Я не имел в виду ваши кулинарные свершения. Что вы сделали там, в гостиной?
Девушка еще раз махнула палочкой, разложив омлет по тарелкам, и ответила:
- Я не знаю, сэр. Просто вам было плохо, а ваши эмоции были настолько сильными, что я чуть не сошла с ума. Я посмотрела вам в глаза и что-то произошло.
Северус закатил глаза и съел первый кусок вполне съедобного омлета.
- Что-то – это что?
Лавгуд космоса, как оказалось, не видела. Она чувствовала его боль, страх, любовь и утрату, его эмоции. Никаких воспоминаний не видела, только ощущения. Постепенно они стали слабеть, гаснуть, и она сумела вернуться в сознание.
Сначала захотелось вспылить. Швырнуть что-то в девчонку, посмевшую залезть в самое сокровенное, что у него было. Уничтожить ее.
Потом пришло осознание, что бесполезно. Она и раньше читала его эмоции, возможно, она знает о нем больше, чем кто-либо из оставшихся в живых. Она не увидела ничего нового. И она подарила ему возможно и временно, но облегчение.
И он ничего не сказал, озадачив девушку новой задачей – научиться притуплять чужие эмоции.
Можно ли алый грохочущий гнев превратить в закатного цвета раздражение? Можно ли хоть на время ядовито-зеленую шипящую ненависть обратить в легкое салатовое недоверие?
Несколько раз за время занятий Северус снова оказывался в космосе, ощущал, как его покидают все горести и страдания. Космос по имени Лавгуд была настоящим «дементором наоборот» - она забирала плохие чувства, оставляя только положительные. Но все-таки им удалось найти механизм – в воронку космоса нужно было затягивать не сознание, а ту эмоцию, которую нужно приглушить. К концу августа Лавгуд освоила этот прием.
В последнее занятие перед началом учебного года они договорились, что каждые выходные Луна будет приходить на занятия к одиннадцати часам. Сумасшедшая студентка пожелала профессору хорошей недели, попрощалась с существом в стене и исчезла.
Северус почувствовал пустоту. Каждые выходные – это не то, что четыре раза в неделю. Он предположил, что за пять дней без позитива и света этой девушки он начнет снова скатываться в депрессию. И его предположения оказались верны. В отсутствие Лавгуд его жизнь снова стала пустой, ее снова наполняли только газетные новости и редкие вспышки старых мыслей, старой боли. Он не понимал, как и зачем продолжает существовать, чувствовал себя куском мяса, живущим только за счет другого человека.
Если бы не Лавгуд и не память о Лили, он с радостью выпил бы яд и сел бы наконец в лодку на том причале, но вместо этого он продолжал двигаться, говорить, питаться. Живой труп, кадавр без мыслей и стремлений.
На третий день после отъезда Лавгуд Северус снова ощутил знакомое отвращение к самому себе. Он должен был чем-то занять мозг, ему нужна была цель. И тогда он вспомнил о том, что некогда привлекло его в детстве и к чему он так и не решил прикоснуться.
Всего через полчаса он уже входил в лавку Олливандера.
Старый мастер вышел тяжелой старческой походкой.
- А, мистер Снейп, - улыбнулся он куда более дружелюбно, чем в прошлый раз, - чем могу вам помочь?
- Здравствуйте, мистер Олливандер. С чем такая любезность?
Старик улыбнулся:
- Вы, сэр, помогаете Луне. А ради этого я на много готов закрыть глаза. Так что вас привело ко мне?
Северус опустился на стул и улыбнулся:
- Мне нужен ваш совет.
Услышав, что Снейп ищет книги по артефакторике и созданию волшебных палочек, Олливандер рассмеялся.
- Этому нельзя научиться в вашем возрасте. Мастеров учат с рождения.
- Я знаю, - спокойно ответил Северус, - я и не стремлюсь стать мастером.
Еще в школе Северуса расстраивало, что по такой важной теме, как создание волшебных палочек, магических зеркал и артефактов в учебной программе ничего не было. Мало кто из волшебников понимал даже принцип работы собственного инструмента. Они с Лили даже думали о том, что надо бы выучиться, подобрать литературу, поговорить с мастерами и ввести что-то вроде факультатива. Лили рядом не было, но воплотить их совместную идею будет приятно.
- Я не в восторге от вашей идеи, - сказал Олливандер, выслушав все соображения, - но здравая мысль здесь есть. Если вы сможете приходить ко мне в лавку, скажем, по вторникам и четвергам, я попробую объяснить вам основы и помочь составить учебник.
Северус поблагодарил мастера и покинул магазин. На душе у него пели птицы. Жизнь обрела новый смысл, у него появился шанс сделать что-то действительно полезное, оставить о себе более светлую память, нежели мрачный портрет где-нибудь в подземельях и звание самого непопулярного учителя школы двадцатого столетия.
Мозгошмыг третий. Личностный ростХогвартс больше не был похож на Хогвартс. Именно так решил Рон на второй день после приезда в школу. То, что было для него основой школьной жизни, рассыпалось на глазах. Первой странностью оказалась дружба Гарри с Малфоем. В историю про покровительство Рон верил плохо, но даже и в этом случае невозможно было понять, что именно заставило лучшего друга начать общаться со скользким слизеринцем, да еще и Пожирателем Смерти. Все семь лет, что Рон знал Гарри, тот ненавидел Малфоя, подозревал его в чем-то даже тогда, когда для этого не было никаких оснований. И теперь - эта странная дружба, породившая сразу же целую массу сплетен.
Вторым ударом оказалось поведение Гермионы. Невероятно, но девушка была на него за что-то серьезно обижена, разговаривала сквозь зубы, в поезде демонстративно села на другое сидение и регулярно обжигала гневным взглядом. Вспомнить, чего же он успел натворить, Рон не сумел, а пообщаться с девушкой пока не удавалось - после праздничного пира она сначала занималась первокурсниками, а потом сразу же ушла спать.
Третьим потрясением стало лишение значка старосты и замена на жетон капитана команды по квиддичу. С одной стороны, тренировать команду было приятней, чем следить за порядком, а с другой, он был уверен, что останется старостой. И, конечно, он едва поверил своим ушав, узнав от Гарри, что тот уходит из квиддичной команды. На вопрос, как это возможно, он ответил, что предпочитает хотя бы год отдыхать в свободное время, а не тренироваться. Рон подозревал, что на это решение как-то повлиял Малфой.
Утро первого учебного дня не задалось. Рон проснулся на рассвете от жуткого треска и едва успел нырнуть под кровать, когда балдахин обрушился на его спальное место. После этого прозвучало несколько ругательств и несколько незнакомых заклятий. Комната приняла свой привычный вид, Рон выполз из-под кровати и увидел стоящего недалеко Гарри с мрачным выражением лица. Остальные ребята, к счасть, не проснулись.
- Что случилось, Гарри? - спросил Рон, но вместо ответа услышал только еще пару ругательств, извинение и пожелание крепкого сна. Друг вышел из комнаты.
За завтраком Гарри выглядел не слишком здоровым, еще раз извинился и сказал, что постарается больше такого пробуждения не устраивать. Рон решил не допытываться, в чем же дело, вместо этого завел разговор об уроках. Им предстояло сегодня два часа изучать Зелья со Слизерином, потом два часа заниматься Трансфигурацией с Когтевраном, и еще два часа со Слизерином работать на Защите. Гарри, ненадолго ставший похожим сам на себя, согласился, что расписание для первого дня сумасшедшее и что он уже заранее страдает от мысли о домашнем задании. МакГонагалл и Слизнорт не приминут завалить их огромными эссе. А вот новый профессор защиты - Треккот - был темной лошадкой, и что от него ждать было не ясно. Ближе к концу завтрака к их столу подошел Малфой. Поприветствовав Гарри рукопожатием, а всех остальных - отвратительно-высокомерным кивком, завел идиотский разговор о погоде. Гарри сообщил, что она "средней степени дерьмовости", а потом заявил, что Малфой ему будет нужен на Защите как партнер. Рон хотел было поспорить, но не рискнул. Он вспомнил побоище, которое вчера чуть было не устроил Гарри, и признал, что не хочет против него сражаться. Однако видеть, что друг вот так легко забыл о его существовании, было больно и обидно. Надежда была только на то, что на Зельях Гарри, как всегда, сядет с ним, но нет - теперь Джинни училась с ними на одном курсе, и не было ничего странного в том, что место за котлом Гарри досталось ей. Гермиона сообщила, что предпочитает работать одна, а когда Рон уже хотел что-то сказать, рядом возник чертов Малфой и сообщил, что магглорожденным гриффиндорским принцессам не пристало пачкать руки во всякой там слизи червей, а он будет рад оказать ей несколько маленьких услуг. Гермиона так опешила от этого сделанного довольно громко заявления, что даже не сумела его отшить. Рону пришлось сесть с Невиллом - худшим партнером во всем классе. Откровенно говоря, даже какая-нибудь Паркинсон в этом плане была предпочтительней.
Слизнорт вплыл в кабинет со своим обычным достойно-самодовольным видом, сообщил, что он счастлив видеть всех их на своих уроках, рассыпался в похвалах Гарри, заявив, что он восхищается скромностью юноши, которому была обеспечена должность в любом департаменте Министерства Магии, а он предпочел сдавать ЖАБА наравне с остальными. Рон снова почувствовал детскую обиду - да, на его долю тоже выпадали и восхищенные взгляды, и похвалы, но вот так, в общем разговоре, героем называли только Гарри. Правда, стоило признать, что сам герой от такого внимания к своей персоне счастлив не был, а только кривился. Впрочем, восхваления продолжались недолго. Слизнорт сообщил, что весь сентябрь они будут варить Оборотное зелье, и уже сегодня начнут готовить основу. Рон вздрогнул, представив, что именно они с Невиллом сумеют наварить - зелье-то отнюдь не простое. Почти обреченно он достал из шкафа необходимые ингредиенты, разложил их на столе и попросил Невилла:
- Давай попробуем обойтись без травм, а?
Невилл вздохнул. Увы, зелья оставались для него темным лесом, даже без грозного профессора Снейпа.
- Ладно, тогда в котел добавлять все будешь ты.
Рон согласился, и они приступили к работе. Первое время все шло неплохо - Рон вовремя добавил сушеные крылья златоглазок, успел убавить огонь и спокойно помешивал зелье, наблюдая, как оно меняет свой цвет на темно-серый. Но, видимо, сочетание кипящего котла и Невилла Лонгботтома от природы было опасным. Нарезая ингредиенты, Невилл на мгновение отвлекся на бродящего по классу Слизнорта и полоснул по пальцу ножом и как-то неудачно повернулся. Кровь капнула в котел, зелье зашипело и начало приобретать оранжевый цвет.
Рон успел вскрикнуть и закрыть лицо руками, прежде чем густая масса вырвалась из котла - на ранних стадиях Оборотное зелье нельзя было смешивать с любыми частицами тела человека.
Боль была адская, руки горели. Рон упал на пол и потерял сознание. Очнулся он уже в больничном крыле, его руки были плотно забинтованы, а мадам Помфри недовольно ворчала:
- И чем только думаете! Зачем заниматься зельями, если ничего в них не смыслишь?
Увидев, что Рон очнулся, она подошла к нему, провела палочкой по рукам м сказала:
- Боюсь, молодой человек, до вечера вам придется побыть здесь. Хорошо хоть, лицо догадались закрыть.
Парень повернул голову налево и увидел полностью забинтованного Невилла. Он, судя по всему, в себя еще не пришел. Мадам Помфри пробормотала что-то недовольное про неосторожных учеников и невнимательных педагогов и скрылась в своем кабинете. Рон остался созерцать потолок. Он приготовился к долгому и очень скучному дню, когда в дверь вдруг постучали, и в палату заглянула Лаванда.
- Привет, Рон, - сказала она негромко, - я слышала, вы с Невиллом пострадали. Как себя чувствуешь?
Парень улыбнулся – было приятно знать, что кто-то о нем беспокоится.
- На самом деле, руки очень сильно обожгло, - сказал Рон и улыбнулся грустной улыбкой, - но мадам Помфри сказала, мы оба поправимся.
Лаванды прижала руку к губам, в ее глазах появился страх:
- О, Рон, мне кажется, все серьезней, чем ты говоришь!
Чувствовать себя вруном не хотелось, поэтому он бодро возразил:
- Что ты! Вот увидишь, уже завтра я смогу пойти на занятия!
Хотя говорили они тихо, их все-таки услышала мадам Помфри. Суровая ведьма выглянула из кабинета.
- Я не разрешала посещение больных! – сказала она, поджав губы и став вдруг похожа на гневную профессора МакГонагалл.
- Простите, мадам Помфри, - почти шепотом сказала Лаванда и опустила глаза, - я совсем не хотела помешать, просто пришла проведать ребят.
Целитель покачала головой, но все-таки разрешила ей еще немного посидеть с Роном – Невиллу пока внимание не требовалось, - а после снова ушла к себе.
Лаванда присела на краешек кровати Рона и начала негромко рассказывать, как прошли первые два занятия. Зелья она не посещала, вместо этого у нее с утра был сдвоенный Уход за магическими существами, тоже со Слизерином, с которого, правда, занятия посещала только Астория Гринграсс, девушка тихая и не противная.
- Э… - Рон решил, что стоит показать свое внимание, и задал первый пришедший в голову вопрос, - а как поживает Парвати?
Лаванда погрустнела, и Рон обругал себя – вечно он говорит невпопад!
- Мы сейчас мало общаемся, - ответила Лаванда, - Парвати стало со мной неинтересно. Она считает, что работа в ателье – это глупость, называет ее «работой прислуги». А это не так! Портные могут быть настоящими художниками, я считаю!
Рон улыбнулся, а девушка покраснела – похоже, она не собиралась так горячо защищать свою профессию. Он понял, что нужно ее подбодрить, но как на зло, не представлял, как это сделать. «Что бы сказал… ну, допустим, Гарри, окажись он на моем месте?». Мысль о том, чтобы Гарри оказался на его месте, вдруг показалась категорически неприятной, но ответ найти помогла:
- Знаешь, я уверен, что ты права, - сказал Рон и незаметно выдохнул. Лаванда улыбнулась ему и спросила:
- Ты правда так считаешь?
К счастью, ему достаточно было просто кивнуть. Девушка с удовольствием начала рассказывать о том, как трудно придумать узор и фасон, но Рон быстро потерял нить разговора. Как и в те несколько вечеров, что парень провел в ее квартире, он просто наслаждался размеренным темпом ее речи. К сожалению, скоро ей было пора уходить, и она отправилась на обед, пожелав ему скорейшего выздоровления и пообещав, если удастся, зайти вечером.
Рон откинулся на подушки и улыбнулся своим мыслям. Как ни крути, Лаванда – отличная девчонка, и очень заботливая. Догадалась навестить его!
Друзья к больным зашли только под вечер, причем все были не в настроении. Гермиона поинтересовалась самочувствием у потолка палаты и отсела на самый дальний стул, Гарри выглядел так, словно планировал жестокое убийство. Джинни, конечно, спросила, как руки, но ответ слушать не стала, сообщив:
- Гарри сегодня едва не убил профессора Защиты.
Рон закашлялся – этого он точно не ожидал услышать.
- Чем он тебя достал, дружище? Только не говорите, что у нас вторая Амбридж!
- Хуже, - буркнула Джинни, - второй Локонс.
Объяснения друзей были путаными и скорее эмоциональными, чем содержательными, поэтому Рон понял – узнает он все только на следующем занятии. К сожалению, Джинни пару раз повысила голос, поэтому мадам Помфри быстро выставила всех троих из Больничного крыла, но Рона это не расстроило. Он ждал чего-то, что должно было скоро произойти. Не конкретного события, а просто чего-то приятного. И когда к нему во второй раз заглянула Лаванда, он решил, что она отлично подходит под определение «приятное».
Мозгошмыг второй. Защита от Защиты День у Гарри тяжело пошел с самого утра, когда он, по традиции, спросонья начал швыряться заклинаниями во все движущееся. В этот раз пострадали занавески полога на кровати Рона - в раннем утреннем сумраке они колыхались очень подозрительно, и его тело среагировало вперед мозга. После этого Гарри твердо решил за обедом поговорить с профессором МакГонагалл и, воспользовавшись своим привелигированным положением всенародного героя, попросить отдельную комнату. Ночевать с ним в одной спальне для остальных крайне опасно.
За завтраком Рон чуть не вцепился в Драко. конечно, лучшему другу тяжело принять Малфоя как еще одного близкого Гарри человека, но ничего поделать с этим нельзя. Разве что серьезно поговорить с Роном, но для этого потребудется куда больше выдержки и душевных сил, чем у Гарри наблюдалось в первый учебный день. Сразу же после завтрака произошла еще одна неприятная сцена. Увидев, как они болтают с Драко, с ним подошел Симус и в весьма некорректных выражениях поинтересовался, что это возле стола Гриффиндора делает "гребаный Пожирательский ублюдок". Малфой на это заявление вообще никак не отреагировал, а вот Гарри едва не напал на Симуса. Какое право он имеет указывать ему, с кем общаться? Какое право имеет встревать в чужой разговор? К счастью, Гарри сумел удержать себя в руках и коротко ответил:
- Симус, у тебя хорошо лето прошло?
Финниган оторопело кивнул, на что Гарри заявил:
- У меня тоже, спасибо, было очень приятно пообщаться.
Намек был слишком уже прозрачным, и однокурсник отошел в сторону, но настроение еще больше испортилось. На Зельях Гарри всерьез раздумывал, с кем бы ему сесть, даже сделал было шаг в сторону Рона, но поймал настолько гневный взгляд Джинни, что быстро исправился и занял место рядом с ней. Его чудная рыжая девушка могла кому угодно казаться милой, тихой и скромной, но он точно знал - Джинни очень сильная ведьма, и, если разозлится, сможет устроить кому угодно непростую жизнь.
Разглагольствования Слизнорта о его, Гарри, героических подвигах быстро навязли на зубах, поэтому к работе над зельем он приступил почти с удовольствием. Увы, в этой области магических наук он отнюдь не блистал, но, по крайней мере, был способен точно выполнять инструкцию из учебника. Джинни тоже не была гением зельеварения, но и антиталантами Невилла не обладала, поэтому их работа продвигалась совершенно спокойно, пока Гарри не услышал за спиной тихое "ох". Он успел увидеть, как капелька крови срывается с пальца Невилла и падает в котел, после чего резко дернул Джинни за собой и перевернул парту, укрываясь от выплеснувшейся из котла ярко-оранжевой массы. Раздались крики боли, Гарри осторожно выглянул из укрытия и понял, что поступил совершенно верно. Их с Джинни рабочее место было залито ядовитым зельем, Рон и Невилл лежали на полу, но больше никто не пострадал. Сердце Гарри снова застучало с перебоями. Слизнорт, тряхнув головой, начал оказывать раненым первую помощь, к нему присоединилась Гермиона, и вдвоем они быстро очистили с кожи Рона и Невилла зелье, сотворили носилки и отправили их в больничное крыло. Гермиона пошла следом. Слизнорт взмахом палочки очистил кабинет от едкой субстанции и повернулся к Гарри.
- Мой мальчик, - воскликнул он, - я просто поражен вашей реакцией. Если бы вы оказались чуть менее внимательны, и вы, и мисс Уизли серьезно пострадали бы. Поразительный талант, Гарри! Думаю. я имею полное право наградить факультет Гриффиндор пятнадцатью, нет, двадцатью очками за храбрость и внимание!
Гарри мысленно скривился, но все-таки сказал:
- Спасибо, сэр.
продолжать работу было бесполезно - их с Джинни зелье нужно было переваривать заново, а времени оставалось всего несколько минут, поэтому он очистил котел "Эванеско" и вернул в шкаф ингредиенты, с грустью и какой-то отстраненностью отметив, что его руки опять дрожат. К счастью, этого пока никто не заметил, но на всякий случай он плотно сжал кулаки.
Следующие два часа - Трансфигурация - прошли достаточно легко. За последнее время Гарри очень хорошо выучил основной принцип колдовства - нужно отрешиться от всего лишнего и думать только о результате, поэтому трансфигурация даже сложных объектов не вызывала особых проблем. Профессор МакГонагалл начала урок с краткого и сухого приветствия и объявила, что они станут последним курсом, у которого она будет преподавать трансфигурацию. Со следующего года в штат войдет новый преподаватель, а она будет вынуждена полностью сосредоточиться на выполнении своих обязанностей директора. Также она объявила, что в течение недели передаст обязанности декана Гриффиндора новому преподаватели Защиты от Темных Искусств. Гриффиндорцы грустно вздохнули - конечно, очевидно, что директор не может быть деканом факультета, но оказаться без покровительства профессора МакГоналл было непривычно и неприятно.
Впрочем, лирическая часть закончилась быстро, и профессор МакГонагалл перешла к делу, то есть к прекращению крупных предметов в живых существ, и дала задание - превратить стол в свинью. Почти все ученики улыбнулись - ведь именно этим превращением когда-то для них начались уроки Трансфигурации. Заклинания им не дали - профессор МакГонагалл напомнила, что на седьмом курсе хочет видеть от них качественную невербальную магию, а словесные формулы пора бы оставить где-то на уровне СОВ.
Гарри уставился на свою парту и представил себе свинью, как можно более настоящую. Опыта общения со свиньями у него не было, собственно говоря, он видел их только на картинке, но понадеялся, что это не слишком сильно ему помешает. Получилось у него с третьего раза, правда, свинья была немного мультяшной, но профессор все-таки наградила его десятью баллами и, что важнее, улыбкой. Второй справилась с заданием, разумеется, Гермиона, а вот третьей стала Луна. до этого Гарри не видел ее на уроках, но почему-то думал, что она не блистает на уроках. Однако выяснилось, что на своем курсе Луна - одна из лучших.
После занятия Гарри попросил друзей идти на обед, а сам подошел к профессору. Она снова улыбнулась ему и спросила:
- Гарри, что-то случилось?
Раньше строгий декан называла его исключительно по фамилии, и услышать такое обращение было удивительно приятно.
- Простите, профессор, на самом деле, да, - он вздохнул и вдруг понял, что просто не сможет объяснить свою проблему. Как признаться глубоко уважаемому им человеку в том, что он - неуравновешенный псих? Видимо, директор поняла его колебания и мягко спросила:
- Гарри, вы помните, что можете доверять мне?
Гарри кивнул и заставил себя посмотреть ей в глаза.
- Профессор, в последнее время я расслабленном состоянии я слишком неврно реагирую на любые посторонние звуки. Нервно - то есть атакую. В общей спальне я откровенно опасен. Если кто-то из ребят пройдет ночью мимо моей кровати или попытается разбудить меня... я не уверен, что сумею вовремя вспомнить, что это всего-навсего мои однокурсники, а не Пожиратели. И я не могу гарантировать, что не причиню им вреда. Мне нужен ваш совет - как решить эту проблему?
Выдав все это на одном дыхании, Гарри чуть опустил голову, но продолжал смотреть профессору в глаза. Женщина покачала головой и тихо произнесла:
- Мы ведь нескоро оправимся от войны, Гарри?
- Боюсь, что нескоро.
- Гарри, в башне Гриффиндора есть несколько пустующих комнат. Думаю, вы можете занять одну из них. Я передам эльфам, чтобы они перенесли ваши вещи.
- Спасибо, профессор, - улыбнулся Гарри и, когда она кивком отпустила его, направился к двери. Ему вслед МакГонагалл сказала:
- Я рада, что снова могу учить вас.
Гарри не ответил, но на душе стало тепло, поэтому на обед он направился в самом благостном расположении духа, на которое только был способен. Друзья подвинулись, уступая ему место, но никто не спросил, зачем он оставался. Разговор шел о двух вещах - о том, что необходимо навестить вечером Рона и Невилла, и о том, каким окажется новый профессор Защиты. На праздничном пиру его никто особо не разглядывал, в битве за Хогвартс он не участвовал, так что сказать о нем никто ничего не мог.
Доев, они, по настоянию Гарри, дождались Малфоя и отправились к кабинету.
Драко выглядел бледнее и печальней, чем обычно, хотя и изо всех сил "держал лицо". Слизеринцы не приняли его решения сменить сторону и каждое слово, каждый жест воспринимали как личное оскорбление. К счастью, Гойл и Нотт не вернулись в школу - Драко подозревал, что их арестовали как наиболее активных сподвижников Лорда в школе. Но и тех, кто остался, вполне хватало, чтобы сделать его жизнь трудновыносимой. Единственное, что заставляло его игнорировать все оскорбления как со стороны слизеринцев, так и от других студентов, так это воспоминание о том обещании, которое он сам себе дал после одного их "Круциатусов" маньяка. Он пообещал себе, что если переживет этот кошмар, то навсегда выбросит из головы все отцовские идеалы "чистокровности" и "служении каким-то там идеалам". Вместо этого он сделает все возможное, чтобы вернуть своему роду ту репутацию, которой он обладал на протяжении многих столетий, а себе - самоуважение.
Гарри взглянул на Драко сочувственно и хлопнул его по плечу - он видел, что другу непросто сдерживаться и не отвечать на оскорбления. Малфой в ответ состроил самую мерзкую и надменную физиономию, на которую был способен, за что получил от Гарри болезненный тычок под ребра. Гермиона и Джинни, шедшие чуть в стороне от них, только покачали головами, став разом жутко похожими друг на друга. Правда, если у Гермионы глаза горели явным неодобрением, то Джинни, похоже, расстраивалась, что не может поучаствовать в шуточной потасовке.
В общем, к кабинету защиты все четверо подошли в приподнятом расположении духа, и с удобством расположились недалеко от выхода из аудитории – девушки чуть впереди, парни за ними. Конечно, Гарри понимал, что Гермиона с радостью села бы на первую парту, но на уроке незнакомого преподавателя предпочитал расположиться так, чтобы иметь, при необходимости, пространство для маневров. Как бы сильно он ни хотел верить в то, что им наконец-то повезет с учителем Защиты, его паранойя никуда не делась, поэтому палочку он убрал в рукав мантии таким образом, чтобы достать ее можно было практически мгновенно.
Профессор, имени которого Гарри не запомнил, вошел в кабинет чеканным шагом, установился у доски, сложив руки на груди, и оглядел учеников. Это был мужчина лет тридцати пяти, гладко выбритый, светловолосый.
- Что ж, добро пожаловать на мои занятия, класс, - сообщил он. – Напомню, меня зовут профессор Треккот, я сотрудник Аврората, и Министерство Магии специально направило меня сюда, чтобы я научил вас наиболее эффективным методам защиты от Темных Искусств. Напомните мне определение Темных Искусств?
Гарри после продолжительных бесед с портретом миссис Блэк и спаррингов с Малфоем лично для себя решил причислять к «темным» со значением «запретные» только те заклинания, которые всерьез повреждали душу мага. Остальные он считал полезными. Но свою точку зрения, разумеется, озвучивать не стал, и оказался прав.
Треккот спросил Гермиону, и когда та подробно объяснила, что Темными считаются заклинания и ритуалы, которые используют кровь живого существа, требуют жертвоприношений или разрушают душу колдующего, в ужасе подскочил на месте.
- Мисс Грейнджер, я поражен! И это говорите вы, героиня Войны с Темными Силами! Мне очень жаль, но я вынужден снять с Гриффиндора десять баллов за этот ответ. Сядьте, пожалуйста.
Гарри сжал кулаки. Треккот еще ничего не сделал, но уже начал его бесить. В этом мире Гарри достаточно многие вещи мог воспринять с философским спокойствием, но обижать своих друзей он точно не позволит.
Он поднял руку, с удовлетворением заметив, что противная дрожь полностью исчезла.
- Да, мистер Поттер, я вас слушаю, - сразу же сказал аврор, причем у него на лице отразилось крайнее, но неискреннее восхищение.
- Профессор, не могли бы вы объяснить вам, где именно мисс Грейнджер допустила ошибку? – спросил Гарри очень вежливо.
- О, я уверен, что вы, мистер Поттер, и сами могли бы поправить свою подругу. Но по вашей просьбе это сделаю я. Студенты! Темными Искусствами считаются любые проклятия, не вошедшие в подробный перечень разрешенных заклинаний, изданный Министерством магии два года назад и переизданный в июне этого года.
Гарри остолбенел, рядом беззвучно, но очень искренне выругался Драко, Гермиона прижала руку ко рту, у Джинни заалели уши.
- Я вынужден признать, мне будет непросто обучать ваш курс. Вы считаете, что уже стали полноценными боевыми магами и наработали необходимые навыки защиты. Мне придется разубедить вас в этом. В первую очередь я продемонстрирую вам разрешенные методы защиты.
Гарри снова поднял руку, чувствуя, как в груди нарастает азарт. Он планировал в ближайшее время превратить Треккота в отбивную как в физическом, так и в моральном смыслах, причем в кои то веки сделать это умно.
- Сэр, то есть на любое темное заклинание, которое захочет выпустить в нас условный враг, есть заранее придуманная и правильная защита, я правильно вас понял?
Треккот расплылся в улыбке:
- Вы совершенно правы.
Следующей руку подняла Джинни, и ее вопрос озадачил многих. Она с самым невинным видом попросила профессора рассказать о своем боевом опыте. Первым вся «соль» шутки дошла до Драко, который постарался спрятаться за учебником, чтобы его ухмылка не была заметна. Потом проникся и Гарри, а за ним и весь класс, даже слизеринцы заулыбались – видимо, колдовать по министерской книге им не хотелось, а профессор тоже бесил.
Треккот основного прикола не понял, поэтому начал вдохновенно описывать свою стычку с двумя Пожирателями Смерти, а потом переключился на борьбу с оборотнем в Лютном переулке. Пару раз оговорился и упомянул двоих напарников. На середине рассказа осекся, закашлялся и резко велел перейти к практике.
Многие не выдержали и все-таки засмеялись. Вид увлеченно описывающего свои великие подвиги профессора был и сам по себе нелепым, но подобная похвальба в классе, где сидел Гарри Поттер и его боевые товарищи, случала почти абсурдно. Редко такое случалось, но в этот момент и гриффиндорцы, и слизеринцы испытывали поразительное единодушие.
Отодвинув парты к стене, профессор начал разбивать студентов на пары. Гарри он хотел было поставить с Забини, но наткнулся на настолько гневный взгляд, что передумал и оставил с Малфоем. К глубокому неудовольствию Гарри отметил, что профессор старался ставить в пары студентов разных факультетов. Раньше это можно было бы воспринять как попытку наладить отношения. Но всего через месяц после войны, в которой представители зеленого факультета априори были признаны злодеями и врагами, подобный подход скорее походил на намеренное разжигание вражды.
- Я прошу начать поединки на счет «три». Используйте только разрешенные заклинания, в остальном я вас не ограничиваю.
Гарри улыбнулся своему партнеру, Малфой покачал головой – эти безумные искры в глазах Поттера он уже знал, и теперь мог только надеяться, что остальным студентам хватит мозгов не попасться герою под горячую руку. На благоразумие профессора он даже не надеялся, но все-таки решил обезопасить себя, а заодно и чересчур безрассудного Поттера:
- То есть вы не ставите нам никаких ограничений, профессор?
- Вам, мистер Малфой, - прошипел профессор, - я поставил бы серьезные ограничения, но пока для вас те же условия, что и для остальных. Любые действия в рамках разрешенных.
Драко довольно улыбнулся, начисто проигнорировав явно оскорбительный выпад в свою сторону, и подумал: «Что ж, Поттер, веселись».
В этот раз Гарри дождался сигнала, прежде чем атаковать простейшим обездвиживающим заклинанием, от которого Драко традиционно увернулся, и дуэль началась. Первую минуту Гарри сдерживался и помнил о том, что рядом другие студенты и о том, что было бы неплохо слегка приложить профессора чем-нибудь несильным, но обидным, но потом азарт и наслаждение боем начисто смысли все прочие мысли. Здесь и сейчас он существовал, плясал на острие ножа, рисковал своей жизнью и упивался ее вкусом и красками. Пара любимых им «Бомбард» перекрыли Малфою пути к отступлению, сам Гарри запрыгнул на одну из стоящих у стены парт, отбивая легкими щитами атаки противника, постепенно лишал его возможности двигаться. Драко быстро понял, что его тянут в ловушку, и попытался из нее уйти, перепрыгнув образовавшиеся завалы и уничтожив парту, на которой стоял Гарри, но тот среагировал быстрее, вернувшись на пол до того, как опора под его ногами обрушилась. Остальные студенты быстро расступились, освобождая Гарри и Малфою пространство, но они этого даже не заметили. Для обоих все посторонние в комнате превратились просто в помехи. Пока они не двигались, они были не опасны и неинтересны, но стоило им сделать резкое движение, как они попали бы под двойной удар.
Ни одного заклинания вне школьной программы не прозвучало, но уровень дуэли становился все выше. Гарри, пользуясь своей большой магической мощью, выпускал заклятья одно за другим, чередуя простейшие чары левитации с достаточно опасными, но все-таки разрешенными дуэльными заклинаниями. Пару раз ему удалось достать Драко, и тот теперь сильно припадал на левую ногу. Потом обломок парты распорол самому Гарри плечо. Боль привела его в настоящую ярость, и сила атаки увеличилась. Боковым зрением он увидел, как что-то со стороны раненой руки бросается к нему, и, отмахнувшись от «Экспеллиармуса» Драко, быстро вырубил новую опасность. Драко отвлекся и получил оглушающее заклятие. Победа осталась за Гарри.
Он выдохнул и огляделся. Однокурсники смотрели на него с неприкрытым восторгом, класс обратился в руины. Профессор, оказавшийся той самой непонятной опасностью справа, лежал без движения. Раздались сначала робкие, а потом и громовые аплодисменты. Пока Гарри расколдовывал Драко и профессора, среди студентов раздавалось: «Не удивительно, что он победил Сами-Знаете-Кого».
Гарри пожал Драко руку, они обменялись понимающими улыбками – оба были довольны дракой. Профессор тяжело дышал.
- Мистер… Поттер! – рявкнул он, - Вы напали на педагога! Мы немедленно отправляемся к директору. Малфой! Уберите здесь все. Остальные свободны.
Гарри сложил руки на груди и покачал головой:
- Сэр, я настаиваю, чтобы с нами к директору пошел мистер Малфой, а также любые два студента из присутствующих здесь. Например, мисс Гринграсс и мисс Браун, - он специально назвал тех, кто к нему лично никаких чувств не испытывал.
Треккот сверкнул глазами, но согласился.
Впятером они направились в кабинет к МакГонагалл. Горгулья, отреагировавшая на пароль «Слезы феникса», пропустила их в круглый кабинет, сменивший за последние полтора года уже двух обитателей. Гарри огляделся. Теперь здесь почти не осталось непонятных жужжащих артефактов, зато появилось несколько удобных кресел, изящный резной шкаф и мягкий ковер на полу.
- В чем дело, Джордан? – спросила профессор, увидев Треккота, а потом удивленно приподняла очки, - Чему обязана вашим визитом, господа?
- Директор, - ответил Треккот, - сегодня мистер Поттер напал на меня на уроке Защиты от Темных Искусств.
Женщина приподняла одну бровь, хотя по ее виду было понятно, что в такую версию событий она не поверила.
- Мистер Поттер, что произошло?
- Директор, - в тон Треккоту произнес Гарри, - я предпочел бы, если вы посчитаете это возможным, просмотреть мои воспоминания и воспоминания других участников событий. Со своей стороны могу только отметить, что не нападал на профессора Треккота.
МакГонагалл молча призвала Омут памяти. Гарри понимал, что, будь на его месте другой студент, реакция могла бы быть иной, не жалел, что пользуется своим положением.
Воспоминания были помещены в сосуд, и в течение пятнадцати минут директор внимательно их просматривала. Портреты наблюдали за всем этим с любопытством, а Дамблдор грустно улыбался поверх своих очков-половинок. К удивлению Гарри, портрета Снейпа в кабинете не было. Это было странно и вызывало смутные подозрения, но оформиться они не успели. МакГонагалл подняла голову от Омута и произнесла резко:
- Профессор, я считаю, студенты совершенно не виноваты в этом происшествии. Думаю, будет разумно отпустить их. А с вами мы немного побеседуем. Вы можете идти, господа, - отпустила четверых студентов директор.
Уже на выходе Гарри услышал:
- … непедагогично! А бросаться наперерез боевому магу, когда тот проводит дуэль – неразумно и противоречит понятию «самосохранение».
Больше ничего услышать не удалось, но Гарри улыбнулся. Начало положено.
Больше пар у них не было, поэтому девушки быстро ушли по своим делам. Гарри и Драко медленно пошли по коридору.
- Не думал, что скажу это, но я сегодня всерьез скучал по твоей заспанной физиономии. Утро без возможности словесно унизить тебя оказалось крайне тоскливым, - патетично заметил Гарри.
Драко торжествующе, хотя и негромко воскликнул:
- Ага! Ты все-таки признал, что жить без меня не можешь!
Оба расхохотались. Несмотря на трудности, первый день оказался не таким отстойным, как они предполагали.
Ловец мозгошмыгов. Происки наргловПосле первых же двух дней учебы Луна пришла к выводу – если бы не уроки с профессором в течение всего лета, она ни за что не сумела бы справиться со всеми нарглами, которые наполнили школу в этом году. Когда она шла по коридорам, ей казалось, что мир вокруг нее выкрашен в сумасшедшие радужные цвета, мозгошмыги учеников и учителей кружились вокруг их голов с огромной скоростью, образуя настоящих нарглов, каждый из которых жужжал на свой неповторимый лад. Разобрать в этой мешанине цветов и звуков какие-то понятные эмоции не было никакой возможности, но приемы защиты разума немного помогали, во всяком случае, на уроках именно благодаря им Луне удавалось сосредоточиться на объяснениях учителей и более или менее хорошо выполнять задания. Больше всего девушка ждала выходных, причем по совершенно конкретной причине – хотя мозгошмыги профессора и были достаточно активными, они практически не раздражали ее и умудрялись не разбегаться по всей гостиной. То есть в выходные Луна могла рассчитывать как минимум на четыре часа спокойствия. К сожалению, до субботы оставался еще целый день, поэтому она старательно отмахивалась от разбушевавшихся эмоций тех, кто ее окружал, и по возможности пряталась от людей. С последним было не так-то просто.
Большинство ее друзей в этом году так сильно были озадачены своими проблемами, что почти не уделяли ей внимания. Нет, они ее ни в коем случае не игнорировали, но Гарри с трудом сдерживал своих нарглов на коротком поводке и изредка замечал только Драко Малфоя, который почему-то очень благотворно на него влиял. Лучшая подруга Луны – Джинни – старалась поддерживать Гарри и всюду следовала за ним, чем, похоже, только больше его расстраивала. Рон стремился очернить в глазах друга Малфоя, которого Луна знала не очень хорошо, но чьих бледно-фиолетовых мозгошмыгов изредка замечала в общей мешанине. А Гермиона была погружена в какие-то сложные размышления и почти не обращала внимания на реальный мир. Правда, Луна не могла не отметить, что девушка неожиданно стала очень хорошо и красиво одеваться, иногда красила ресницы и вообще выглядела просто замечательно.
Пятеро ее друзей были заняты собой, зато шестой, казалось, задался целью ни на минуту не оставлять Луну в одиночестве. Невилл поставил себе целью охранять Луну от этого жестокого мира, и со всей широтой своей благородной, доброй души взялся за выполнение этой задачи. На завтраке, обеде и ужине он часто пересаживался за стол Когтеврана, улыбался своей наивной улыбкой, негромко рассказывал забавные истории, заставляя ребят смеяться на весь зал. На переменах, если у Гриффиндора и Когтеврана совпадали занятия, он шел с ней рядом, и тогда Луна могла разглядеть, как мозгошмыги вокруг его головы то и дело меняют цвет с лимонного на алый, потом на сумеречно-синий, на глубокий зеленый и снова на лимонный. Этот калейдоскоп даже забавлял, но часто смотреть на него было тяжело.
После уроков Невилл приходил в библиотеку, устраивался за одним столом с Луной и молча занимался, округлым почерком записывая результаты работы. Когда пора было идти в общежития, он молча следовал за Луной, без разговоров забирая у нее сумку и донося до входа в гостиную. Возле бронзового орла он останавливался, ждал, пока девушка разгадывает загадку, и только после того, как Луна забирала свою сумку, махала ему рукой и скрывалась за тяжелой дверью, направлялся в башню Гриффиндора. В прошлом году, когда все они страдали от ужасных Кэрроу, Невилл сильно изменился, а на взгляд Луны, просто стал самим собой. Ему очень шло быть бесстрашным и решительным борцом за справедливость, защитником слабых и угнетенных. Иногда Луне даже казалось, что ему бы куда больше подошла роль защитника Британии, чем Гарри. Гарри всегда, до этого года, по крайней мере, стремился к уюту, спокойствию, мечтал, чтобы его все любили. А Невилл действительно думал о том, как защитить слабых и как восстановить справедливость.
После того, как Луна впервые попала под «Круциатус», Невилл и ее причислил к разряду тех, кого нужно защищать. Именно тогда он начал провожать ее до дверей общежития, невзирая ни на какие запреты и ни на какой контроль. И вот, в новом году, когда опасность миновала, он снова стал ее защитником.
До пятницы первой учебной недели Луну расстраивал такой контроль – ей хотелось одиночества, тишины. Она мечтала подняться на Астрономическую башню или спрятаться в какой-нибудь нише в коридоре и просто побыть одной, а с Невиллом это сделать было совершенно невозможно. Однако в пятницу после занятий ее мнение серьезно изменилось.
Она шла после всерьез непонравившейся ей Защиты от Темных Искусств в свою гостиную, но отстала от одноклассников. У Невилла был факультатив по Гербологии, и он не встречал ее. Только Луна начала наслаждаться неожиданно появившейся минуте тишины, как за ее спиной возникли трое. Луна сразу же достала палочку, почувствовав, что настроены они очень недружелюбно, однако продолжила идти вперед, надеясь, что они не станут ее обижать. К сожалению, надежда была напрасной. Сзади раздалось:
- Так-так, полоумная Лавгуд. Иди-ка сюда.
Коридор, не считая их четверых, был пуст, бегала Луна плохо, да и дралась не слишком хорошо, поэтому сочла за благо повернуться и, как минимум, встретить неприятности лицом к лицу. Неприятности выглядели как Грэкхем Причард – вредный парень из ее класса, но со Слизерина, и еще два слизеринца старше – в этом году Луна узнала, что их фамилии Нотт и Забини.
Судя по их мозгошмыгам, они были очень злы на нее, но Луна точно знала, что ничего плохого им не делала.
- Привет, ребята, - сказала она дружелюбно, представив себе на их месте злую, но глупую собаку, - хороший сегодня день. А у вас разве тоже сейчас была Защита?
Старший, Нотт, направил на нее палочку и тихо и очень злобно сказал:
- Просто заткнись, Лавгуд.
Луна невольно почувствовала, как по спине бегут мурашки. «Спокойно, Луна, - сообщила она себе, представив, как рассаживает собственных мозгошмыгов по длинным лавкам и грозит им пальцем, чтобы не хулиганили, - это просто злобные мальчишки». К сожалению, ее внутренний голос утверждал, что как минимум двое из этих мальчишек отлично умеют использовать Непростительные заклятья. Впрочем, ее успокаивало, что пока они просто сверлили ее взглядами. Нотт и Причард были полны решимости что-то сделать, но бездействовали, а Забини испытывал что-то похожее на скуку и равнодушие.
Нападать первой Луна не хотела, но и стоять под прицелом трех палочек ей не нравилось.
- Смотри, Лавгуд, - проговорил Нотт как-то неестественно растягивая гласные, - ты подружка Поттера. Если тебе будет больно, он очень расстроится.
Луна приготовилась подыскивать аргументы, которые помогут ей убедить их, что они неправы, но не успела. Нотт резко сказал:
- Круцио.
Все ее тело скрутила сумасшедшая боль, к которой нельзя привыкнуть. Она закричала и упала на пол, стараясь сжаться в комочек и хоть как-то закрыться от ощущения ломающихся в мелкую крошку костей, лопающейся кожи, и огненного шара в голове.
Издалека доносились какие-то звуки, чьи-то слова, но она ничего не могла сделать, только кричать. Неожиданно на краю сознания появился маленький островок, в котором не было боли. Луна попыталась сосредоточиться на нем, и постепенно боль начала отступать. Волной ее захлестнули чужие эмоции: наслаждение. Гнев. Жалость. Страх. Но боли уже не было, крик прервался, и Луна поняла, что у нее страшно саднит горло. Она с трудом поднялась на ноги и перевела взгляд на трех парней. Нотт побледнел и хотел было снова произнести заклятья, но Луна, на которую нахлынуло вселенское спокойствие, спокойно, как на занятиях ОД, разоружила его. Забини и Причард начали пятиться назад и бросили бежать прочь, а Нотт попытался ударить Луну кулаком, но простейший «Петрификус Тоталус» его остановил.
Слизеринец упал, а Луна без сил опустилась возле него на пол.
Впервые со дня приезда в замок она осталась одна, и тут же оказалась в большой опасности. До последнего момента она не верила, что этот парень всего на год старше нее нападет. Но он напал и использовал на ней страшное заклятье. В голове Луны крутился только один вопрос: «Почему?». Она верила, что война закончилась. Она думала, что все страшное позади.
Обездвиженный, этот юноша казался жалким и очень грустным. Хот его тело замерло, мозгошмыги не прекратили своего движения. Луна видела под разочарованием, яростью и бессилием какую-то тоску, обиду и страх. Он не был злым, он был несчастным. И это было страшнее всего. Луна подумала, что теперь понимает, почему так редко профессор Дамблдор участвовал в схватках. Если он видел то же, что и она, он точно знал – даже те люди, которые совершают ужасные вещи, на самом деле не обязательно плохие. Они несчастные, как этот парень со злым выражением лица.
- Луна, - раздался громкий окрик. Девушка обернулась и увидела шагающего к ней быстрым шагом Невилла. Он держал в руке палочку и настороженно косился на лежащего на полу Нотта.
- Привет, Невилл, - сказала Луна, вставая с пола.
- Что произошло, - спросил он тем голосом, каким говорил в прошлом году с первокурсниками, попавшими на отработки к Кэрроу.
- Уже все в порядке, - ответила Луна, - пойдем, прогуляемся?
Они вдвоем вышли на улицу и направились в сторону озера. Сентябрь в этом году баловал Шотландию хорошей мягкой погодой, поэтому прогулка оказалась приятной. Луна не стала говорить о том, что произошло, но, похоже, Невилл обо многом догадался. Во всяком случае в его эмоциях она заметила странную решимость, но поняла, что больше не будет возмущаться тому, что он ее охраняет и опекает. Он смелый, он сможет драться и давать отпор. А она будет все время думать о том, почему же хороший человек вдруг ведет себя плохо.
Уже вечером, перед тем, как привычно очистить сознание, она решила рассказать обо всем профессору. Он хорошо знает людей и поможет ей разобраться в том, что она чувствует и видит. А главное, у него очень тихие мозгошмыги, возле которых можно будет отдохнуть.
Мозгошмыг четвертый. Трудности планированияГермиону не зря все педагоги в один голос называли самой умной ведьмой поколения. Подобное звание дается отнюдь не за умение читать или учить материалы из учебников. Гермиона обладала талантом анализировать информацию и делать на ее основе логические выводы, причем скорость, с которой она складывала головоломки, поражала не только ее сверстников, но и взрослых. Именно благодаря этому таланту она сумела догадаться о том, что кроется под люком, который охранял Пушок, догадалась о василиске в трубах, успевала учиться всем предметам, используя маховик времени… Можно долго перечислять. Достаточно было дать Гермионе тему, и она легко находила все нужные данные и составляла на их основе блестящее эссе, которое включало в себя и обзор уже существующих работ, и готовые выводы. Гермиона всегда по праву гордилась своей логикой и быстрым, острым умом.
Но в последний год все пошло наперекосяк. Ошибка, которая стоила ее родителям памяти. Несколько непродуманных, глупейших авантюр, в которых они с мальчишками чуть не погибли в прошлом году. И, наконец, полное непонимание мотивов людей, которые ее окружают.
О том, что творится с Гарри, девушка догадалась достаточно быстро – горы прочитанных книг по ментальной магии и психологии помогли ей понять, что друг испытывает мощный посттравматический стресс. Увы, не было и речи о том, чтобы попытаться помочь ему. Она раз и навсегда дала себе слово, что не будет вмешиваться в психические или мыслительные процессы тех, кто ей дорог. Однако что происходит с Роном, она понять не могла. Как могли их отношения, такие нежные в начале лета, превратиться в странное противостояние? Почему он гуляет с Лавандой Браун всего через месяц после того, как признался ей в любви?
А главной загадкой был Малфой. Он играл в ее планах по возвращению Рона важную роль, поэтому, когда он вдруг начал оказывать ей знаки внимания, она сначала так обрадовалась, что не обратила внимание на очевидную нелогичность ситуации. Но это ведь был форменный абсурд! Драко Малфой, которого от нее едва ли не тошнило, вдруг целует ей руки, говорит пусть своеобразные и сдобренные щедрой порцией иронии, но все-таки комплименты, проводит с ней время?
К тому моменту, когда они приехали в школу, Гермиона уже решила – Малфой что-то затевает, и у нее возник закономерный вопрос – что именно? Как ни старалась она найти логичный ответ, ей это не удавалось, а через два дня после начала учебы состоялся разговор, который и вовсе ее вверг в замешательство.
Она сидела в библиотеке и задумчиво просматривала свою работу по Зельям, когда Малфой опустился на соседний стул.
- Как поживаешь, о, прекраснейшая девушка этой школы? – спросил он, закидывая ногу на ногу и нагло ухмыляясь. Гермиона фыркнула, показывая, что ни на секунду не поверила в искренность его слов, но все-таки ответила, что прекрасно. Страшно хотелось добавить: «Прекрасно, особенно пока не вижу тебя», - но она сдержалась, напомнив себе, что этот заносчивый тип нужен ей, чтобы вернуть Рона.
- Вот скажи мне, Грейнджер, - начал Малфой, который, кстати, никогда не называл ее по имени, и понизил голос, - когда же мы с тобой осчастливим твоего рыжего возлюбленного, пройдясь об руку по Хогвартсу?
Гермиона едва не подпрыгнула на стуле. То есть, он знает?
- Или, может, - продолжил он, - платонических чувств в духе пасторалей восемнадцатого века будет недостаточно, и тебе придется подарить мне пару поцелуев при полном скоплении народу?
- Что ты имеешь в виду? – прошипела Гермиона, почувствовав, как рушатся все ее планы.
- Ну, рыжего же надо раздразнить. Иначе он никогда не перестанет глазеть на сомнительные прелести кудряшки-Браун.
В груди у девушки начал разрастаться ураган.
- То есть ты хочешь сказать, - едва сумела не перейти на крик она, - что я собираюсь использовать тебя, чтобы привлечь внимание своего парня?
Увы, ее выдал румянец. Стоило ей гневно взглянуть в серые хитрые глаза Малфоя, как щеки начало жечь.
- Разумеется. Но, не бойся, я не против. Как раз наоборот, видишь, план пришел выстраивать.
К своему удивлению Гермиона обнаружила, что это действительно так. Он не злился, не психовал и не обвинял ее. Он спрашивал, как ей помочь с выполнением ее плана. Тут же Гермиона вспомнила, что он все-таки слизеринец, то есть человек, который во всем видит свою выгоду.
- И зачем это нужно тебе? – спросила она недоверчиво.
Малфой приподнял бровь и развел руками:
- Ну, как же, разве это не очевидно? Конечно же, я собираюсь во время наших притворных свиданий очаровать тебя, соблазнить и бросить, а после этого пойти и удавиться на Астрономической башне, чтобы не попасться под «Аваду» Поттера.
Гермиона тихо засмеялась, представив себе эту картину.
- Что за чушь!
- Не нравится? Хорошо, вот еще план. Я страстно в тебя влюблен и надеюсь, что ты оценишь мои несравненные достоинства и бросишь своего рыжего ради меня. После того, как ты упадешь в мои объятья, я увезу тебя в свой замок и… впрочем, дальше маленьким гриффиндорским девочкам знать не полагается, - завершил он историю сдавленным, видимо от сдерживаемого хохота, голосом.
Гермиона закашлялась. Громко смеяться было нельзя, но Малфой нес слишком проникновенную белиберду.
- Ладно, я понял, ты мне не веришь! – заявил он, - тогда я открою тебе свои истинные намерения. Я хочу жениться на тебе и благодаря этому возвысить свой род до небывалых высот.
Гермиона упала головой на раскрытую книгу, ее плечи тряслись. Она просто не могла больше сдерживать смех.
- В жизни не слышала большего бреда, - прошептала она, немного придя в себя.
Малфой грустно подпер подбородок рукой:
- Ну, прости, Грейнджер, больше у меня для тебя версий нет. Но я обязательно придумаю. А теперь давай вернемся к нашему плану.
Гермиона вздохнула, взмахом палочки вернула книги на место, положила свои учебники и свитки пергамента в сумку и вышла из библиотеки. Малфой последовал за ней.
- Извини, Драко, но говорить с тобой в библиотеке я больше не стану. Иначе моей репутации в глазах мадам Пинс придет конец.
- Обязательно буду приходить в библиотеку, чтобы поболтать с тобой, - сообщил Малфой и как-то непринужденно забрал у нее сумку с книгами, - итак, наш коварный план.
- Почему коварный?
- Ты забыла, Грейнджер, я слизеринец. А мы составляем только коварные планы, и никак иначе.
- Очень смешно. Не знаю, как у тебя, а у меня нет никакого коварного плана.
- Разумеется, ты же гриффиндорка. У вас планов вообще никаких не бывает.
Девушка хотела было поспорить, потом вспомнила все их с Гарри и Роном «планы» и согласилась.
- Оставь составление плана мне. Задача – вернуть тебе внимание рыжего при… - Малфой как-то подозрительно закашлялся, и Гермиона не без раздражения подумала, что он проглотил слово «придурка», - парня. Для этого тебе надо побольше с ним общаться в компании, а вот свое свободное время проводить со мной. Пусть видит, что ты не одна, более того, ты общаешься с «проклятым Малфоем». Главное, не игнорируй его, когда рядом с вами еще кто-то есть. Мы, парни, быстро теряем интерес к добыче, которая убежала слишком уж далеко, - наставительно произнес Малфой, подняв вверх палец. Гермиона все-таки рассмеялась в голос. Драко сейчас был страшно похож на ученого лектора, и девушка ему об этом сообщила. Он выпрямил спину еще сильнее, сделал серьезное лицо и гнусаво произнес:
- Мисс Грейнджер.
Девушка захохотала. К сожалению, они уже были возле гостиной Гриффиндора, а значит, пора было расходиться. Малфой вернул ей сумку с учебниками, учтиво наклонил голову, поцеловал руку и развернулся, чтобы идти к себе. Гермиона покачала головой – хоть Драко и действовал из каких-то своих корыстных целей, пока он был вторым парнем в ее жизни, который целовал ей руку на прощанье. Она уже собиралась было произнести пароль, как Малфой окликнул ее:
- Грейнджер!
Она обернулась.
- Ты ведь неплохо дерешься? Если в коридоре к тебе подойдут слизеринцы, любые, кто угодно, кроме меня, не важно, с какими намерениями, просто оглушай их.
- Что? – переспросила Гермиона. Она никогда не напала бы на безоружного.
- Грейнджер, - Драко вернулся к ней, и выглядел на этот раз очень серьезно, - я не шучу. Младших можешь не трогать, если они без палочек, а вот старших оглушай сразу. На факультете витают… нехорошие идеи. Лучше потом извинишься, чем пострадаешь. Учти, твои ровесники с моего факультета неплохо владеют Непростительными, но совершенно не знают, почему их нельзя применять. Так что мне нужно твое обещание, Грейнджер.
Гермиона упрямо покачала головой. Защищаться она будет, но нападать первой – никогда.
Драко нехорошо усмехнулся и скрестил руки на груди:
- Обещание. Или я скажу Поттеру, что слышал, как Нотт спорил с Забини, что еще до конца месяца отправит тебя в Больничное крыло.
Гермиона задохнулась от возмущения. Что он себе позволяет? Но если он действительно скажет Гарри нечто подобное, Гермиона окажется под неусыпным надзором. С Гарри станется приставить к ней телохранителей или самому всюду сопровождать. Похоже, Малфой это точно знал.
- Хорошо, даю слово, - мрачно сказала Гермиона, но парень покачал головой:
- Не пойдет, что за детские уловки!
Раскусил.
- Я обещаю, что, если окажусь в коридоре, комнате или на улице одна с любыми слизеринцами старше пятого курса, кроме Драко Малфоя, немедленно атакую их обездвиживающими заклятиями.
- Сойдет, - кивнул Драко, еще раз коснулся губами ее руки и ушел.
Гермиона назвала Полной Даме пароль и вошла в гостиную. Первое, что она увидела, так это мрачных Гарри, Невилла, Рона, Симуса и Дина, стоящих возле камина и что-то обсуждающих. Чуть в стороне, рядом с креслом стояла пылающая гневом Джинни. Лаванды и Парвати видно не было.
Гермиона закрыла за собой дверь и спросила:
- В чем дело?
- Нотт проклял Луну «Круциатусом» сегодня, - ответила Джинни, - мы считаем, что ему место в Азкабане.
Гермиона растерянно села в одно из кресел. Выходит, Драко не на пустом месте взял с нее такое возмутительное на первый взгляд обещание…
Следующее утро началось со сдвоенной Защиты, которая уже успела стать самым нелюбимым предметом всего Гриффиндора. Гермиона не смогла простить Треккоту его притворного уважения к героям войны и бредовых высказываний, на ее взгляд, этому типу совершенно нечего было делать в школе, но увы, как честно сказала профессор МакГонагалл, учить их сейчас просто больше некому. Все толковые сотрудники Аврората занимаются тем, что отлавливают оставшихся на свободе Пожирателей, пытаются вернуть уничтоженные чары Надзора за несовершеннолетними, заново создают Департамент магического правопорядка, - в общем, делают все, чтобы восстановить разрушенный мир. Свободных специалистов, которые готовы были бы пойти в школу, просто нет, поэтому Треккот – лучшее, на что они могут рассчитывать.
Треккот, не к ночи он будет помянут, вломился в кабинет своим широким солдатским шагом, остановился у доски и начал пристально разглядывать класс. На то занятие он задал подготовить список разрешенных министерством щитовых чар, и теперь, видимо, собирался по глазам студентов понять, кто же пришел без домашнего задания.
- Итак, класс, - сообщил он, - проверим, как вы подготовились. Я попрошу выйти ко мне… - он снова скользнул взглядом по ученикам, на губах у него появилась довольная ухмылка, - мистера Малфоя. Уверен, он продемонстрирует нам, какие щитовые чары можно применять для самообороны.
Драко вышел, и Гермиона невольно закусила губу. Она была уверена, что парня ожидает какая-то подстава. Джинни, сидящая рядом, шепнула:
- Спорим, он выберет заклятье, которое не удастся отразить разрешенными щитами.
Гермиона кивнула – она тоже об этом подумала. Джинни прошептала пару нехороших слов, и Гермиона в кои-то веки была с ней совершенно согласна – ничего приличного сказать было нельзя.
Правда, началось все достаточно безобидно. «Экспелиармус» и «Риктусемпру» Малфой легко отбил простейшим «Протего», от «Левикорпуса» отмахнулся каким-то простым невербальным щитом, а потом Треккот довольно, во весь рот улыбнулся и лениво произнес:
- Тормента.
Класс охнул. Светлый и разрешенный «Торментус» был, по сути, аналогом «Круциатуса», и отбиться от него можно было только темномагическими щитами. Малфой резко скакнул в сторону и увернулся от луча.
- Мистер Малфой, - нахмурился Треккот, - кажется, мы занимаемся щитовыми чарами, а не балетом. Встаньте на место и отражайте мои заклятья, а не скачите от них, как заяц.
- Я прокляну его, - сказала Джинни тихо.
Гермиона перевела взгляд на Гарри и поняла – если заклятие Треккота достигнет цели, профессору не жить. Драко сжал палочку и поднял голову. Гермиона заметила, что на виске у него, видимо, от напряжения выступила голубая вена.
Треккот поднял палочку и медленно, с удовольствием повторил:
- Тормента.
В этот раз Драко даже не пытался увернуться или отклонить луч, а принял удар. Гермиона тихо вскрикнула, Джинни зашипела, а вот Малфой не упал и не издал ни звука, только закрыл глаза и сжал кулаки. Профессор останавливаться и не думал. Гермиона поняла, что больше она смотреть на это не в состоянии.
- Финита, - рявкнула она, и заклятье спало. Треккот обернулся, чтобы посмотреть, кто его прервал, и наткнулся взглядом на вставшего из-за парты Гарри. Его палочка указывала профессору в грудь. Гермиона не видела его лицо целиком – только профиль, но буквально ощущала, что сейчас ее лучший друг очень опасен.
- Спасибо, профессор, - прошипел Гарри не своим голосом, - за очень наглядную демонстрацию. Однако мы не совсем усвоили урок. Каким, вы говорите, щитом можно закрыться от заклинания «Торментус»?
Профессор поднял палочку, готовясь защищаться, но Гарри не проклял его.
- Думаю, - продолжил Гарри, - Министру будет интересно узнать о ваших способах преподавания.
Судя по лицу Треккота, это было больнее «Торментуса».
- Вы не станете из-за Пожирателя Смерти… - начал он, а потом резко замолчал, словно кто-то наложил на него заклятие немоты.
Гермиона только головой покачала – Гарри стал потрясающе владеть палочкой.
- Ребята, на сегодня урок окончен, наш профессор устал, - сказал Гарри, не переставая держать Треккота под прицелом волшебной палочки.
Студенты сочли за благо убраться из кабинета. Гермиона и Малфой остановились в дверях, чтобы дождаться Гарри, тот посмотрел на бледного профессора с каким-то странным выражением лица, подошел к нему чуть ближе и шепотом сказал несколько слов. Треккот опустил палочку, и Гарри, не поворачиваясь к нему спиной, вышел из класса.
- Только зря геройствовал, - буркнул Драко.
- Всегда пожалуйста, - ответил Гарри совершенно спокойно, - хотя думаю, после «Круциатуса» слабенькое проклятье нашего профессора было тебе не страшнее щекотки.
Гермиона хотела было что-то возразить, но потом заметила, что, похоже, Гарри и Драко говорят на каком-то своем иносказательном языке, во всяком случае, оба как-то удивительно похоже улыбались.
- Чуть со смеху не умер, - ответил Малфой. Гарри ткнул его в плечо.
- Проводи Гермиону до общежития, - сказал он, - мне нужно в совятню.
- Без проблем.
Гарри, сунув руки в карманы мантии, зашагал в сторону совятни, а Драко забрал у Гермионы ее сумку с книгами, и они направились к башне Гриффиндора.
- Вообще-то, - сказала девушка через несколько шагов, - мне не нужен присмотр.
- Ну, что ты, Грейнджер, - тут же поднял руки Малфой, - конечно, нет. Поттер просто боится, что я после пыточного проклятья решу свалиться в обморок, вот и отправил меня погулять в компании того, кто сможет меня поставить на ноги.
Гермиона рассмеялась такому предположению.
Обмениваясь пустяковыми репликами, они дошли до башни и расстались у портрета Полной Дамы.
Драко отправился в подземелья, посмеиваясь про себя. Грейнджер была настоящей гриффиндоркой, все ждала от него коварства. Водить ее за нос оказалось проще, чем обманывать ребенка. Все очень просто – нужно лишь говорить ей правду, и она будет твердо верить, что он шутит и пытается ввести ее в заблуждение.
А вот Поттер, похоже, все больше превращается в помесь гриффиндорца со слизеринцем. Драко вспомнил, как Поттер поднял палочку, чтобы защитить его, а потом просто уничтожил мразь-профессора упоминанием Министра.
В гостиной Слизерина Драко проводили злобные шепотки: «Предатель» и «Выродок». Драко только хмыкнул про себя, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица. «О, у меня появилось новое прозвище», - подумал он. Презрение тех, кто два года назад им восхищался, теперь его не трогало – год у Лорда начисто лишил его всех прошлых привязанностей и тщательно порушил старые идеалы.
У себя на кровати, защищенной всеми доступными ему чарами, Драко расслабился и уставился в потолок, рассуждая над двумя наиболее актуальными в данный момент вопросами: как вернуть Поттеру все возрастающий долг жизни и как сдержаться и не ляпнуть при Грейнджер, что он думает о ее рыжем возлюбленном. Вообще, у Драко была забавная привычка – в мыслях он почти никого не называл по именам, давая каждому знакомому человеку кличку или выбирая основной опознавательный признак. Так, до этого года в его собственном лексиконе Поттер назывался «шрамоголовым», его туповатые друзья Крэбб и Гойл звались «здоровяк один» и «здоровяк два» соответственно, Дамблдор проходил под именем «гранд-псих» и так далее. Почему-то общаться с самим собой, используя все эти глупые клички, было забавно. И только самым близким людям он позволял называться по именам. И вот теперь получался интересный выверт: выходит, что Поттер и Грейнджер – близкие ему люди?
Драко засмеялся и закинул руки за голову. Решительно, у него началась другая жизнь.
Мозгошмыг первый. О смысле жизниНесмотря на появившийся смысл жизни и занятия теоретической артефакторикой, субботу Северус, хотя и не хотел себе в этом признаваться, ждал с нетерпением. Правда, когда Лавгуд все-таки появилась на пороге его дома, он привычно скривился и буркнул:
- Заходите.
Впрочем, кого он обманывал? Девушка весело сообщила:
- Здравствуйте, профессор, я тоже рада вас видеть!
Не спрашивая разрешения, она прошла на кухню и начала колдовать над чаем. Северус, все еще с недовольным выражением лица достал из шкафа печенье.
- Как Хогвартс? – спросил он безразличным тоном.
- Стоит, - ответила Лавгуд, и почему-то погрустнела. Северус отпил глоток чая и пристально посмотрел на ученицу. Хотя он и не мог, как она, читать эмоции, его жизненного и шпионского опыта хватало, чтобы легко угадывать ее мысли и сомнения. Сейчас она выглядела расстроенной и даже напуганной.
- И что у вас там случилось, Лавгуд?
Луна поставила локоть на стол и оперлась подбородком о кулак.
- Давайте, не тяните жилы из дракона.
- Понимаете, профессор, в школе большинство людей не умеют держать своих мозгошмыгов при себе. А у некоторых еще и нарглы агрессивные… - ответила она с отстраненно-мечтательным видом. Северус сделал еще глоток чая, подавив желание закатить глаза.
- Лавгуд, а можете сообщить мне ту же информацию не иносказательно? В субботу утром я не слишком люблю решать ребусы.
В этом была основная проблема с Лавгуд – она была чаще всего кристально честной, но понять это было непросто. Как ни боролся с ней Северус, за полтора месяца он так и не смог отучить ее от чудовищной привычки говорить загадками.
- Простите, сэр, - повторила она, - я имел в виду, что некоторые люди очень тяжело пережили свое поражение. А другим непросто далась победа. И теперь они мучаются сами и мучают других.
Это называется «Откровенность в стиле Луны Лавгуд».
- Ключевое слово – «мучают», верно?
Студентка кивнула. У Северуса сразу же появилось несколько нехороших подозрений, и он уже хотел было резко отмести их, но наткнулся на пронизывающий и очень печальный взгляд обычно искренней и радостной девушки.
- Мне не нравится мое предположение, Лавгуд, но я его выскажу. Кто-то использовал Непростительные?
Лавгуд медленно опустила голову и подняла. Это было даже не очень похоже на кивок. Северус почувствовал, как по спине пробежали неприятные мурашки. Он встал и принес из комнаты Омут Памяти, поставил его на стол. Студентка удивленно вытаращила глаза:
- Сэр, это ведь Омут Памяти, да?
Северус подтвердил, что это так.
- Но… простите, сэр, откуда он у вас? Это же очень редкая вещь.
- Вас это наверняка позабавит, мисс Лавгуд, но я стащил его у самого себя, - Северус скривился, вспоминая, как тайком пробирался в собственный старый дом.
Хоть он и вступил в права наследства, и юридически Омут по-прежнему принадлежал ему, он предпочитал бы оставаться мертвым в глазах всего магического сообщества, а потому не рисковал запросто войти к себе домой.
- Я хотел бы посмотреть ваше воспоминание, - сказал он все еще изумленно разглядывающей артефакт Лавгуд.
Она кивнула, достала палочку и опустила в Омут длинную серебристую нить. Северус опустил лицо в Омут и оказался в до боли знакомом коридоре недалеко от кабинета Защиты. Сначала Лавгуд шла в компании своих однокурсников, потом заметила развязавшийся шнурок, опустилась на корточки, чтобы завязать его и вскоре осталась одна. Убедившись, что рядом никого нет, она немного покружилась, улыбнулась и танцующей походкой пошла дальше. Сзади, и Северусу это было отлично видно, появились его студенты. Увы, этот выпуск бы совершенно потерян для общества, год почти полной вседозволенности лишил их малейших представлений о нормах и рамках. Северус, чуть ли не закусив губу, наблюдал всю сцену – короткий обмен диалогами, фанатичный блеск в глазах Нотта, восхищение действиями старших товарищей у Причарда, и усталое безразличие на лице Забини. Потом прозвучал «Круциатус», Лавгуд упала на пол, Нотт засмеялся нездоровым смехом, Причард округлил глаза, Забини уставился в потолок. Северус хотел бы оказаться в этот момент в школе, он сумел бы, пусть и не до конца, привести этих щенков в порядок, встряхнуть, напугать и заставить почувствовать рамки дозволенного. Будь он в тот момент в школе, уже через полминуты оказались бы раскиданы по коридору, потом направились бы с ним в подземелья и горько пожалели бы о своем поступке. Северус никогда не снимал баллы со своего факультета, но провинившихся наказывал очень жестко и даже жестоко. Слизнорт – старая сентиментальная дамочка по своей сути – никогда не сможет напугать зарвавшихся молокососов. А слизеринцы, увы, понимают только язык силы и власти. Северус покачал головой. Единственное, что его порадовало, так это то, что в этой компании не было младшего Малфоя. Крестника он хоть и по-своему, но любил. Он помнил, как этот мальчишка появился на свет, как учился ходить, говорить, летать на метле. Увидеть его среди тех, кто наслал пыточное проклятье на одинокую девушку, было бы невыносимо больно. Неожиданно ситуация переменилась. Лавгуд резко открыла глаза, потрясла головой и поднялась на ноги. Причард вскрикнул, похоже, от страха, и ломанулся прочь. Нотт и Забини попятились. Забини улыбнулся и бросился вслед за Причардом, а Нотт попал под парализующее заклинание Лавгуд.
Воспоминание закончилось.
- Как вы смогли сбросить заклятье? – спросил он, вернувшись на кухню. Лавгуд пожала плечами:
- Я не знаю, профессор Снейп, просто сначала было очень больно, а потом я вдруг поняла, что внутри меня есть место, в котором совсем нет боли. Я словно бы потянулась к нему, и вдруг боль прошла.
- Вы знаете, что это практически невозможно? Пыточное проклятье – одно из самых опасных. Империо можно сбросить, от Авады – увернуться, а против Круцио бороться невозможно. Хотя, подозреваю, что это одна из особенностей именно вашей психики.
- Сэр, - позвала его Лавгуд, - когда я парализовала этого парня, я просмотрела его эмоции и, знаете, мне стало как-то не по себе. Понимаете, я думала, он какой-то злой внутри, нехороший. А на самом деле он просто несчастный и испуганный.
Девушка опустила глаза, а Северус вспомнил, как Альбус раздавал указания из своего кабинета, но почти никогда не принимал участия в схватках. И все его речи про «второй шанс» вспомнил. Его это всегда и раздражало, и восхищало: он не понимал, как можно настолько верить в людей. И вот, теперь Лавгуд говорит практически те же слова, что и Альбус. Старого волшебника убедить было нельзя, а вот эту девочку – еще можно попробовать. Он медленно сказал:
- Видите ли, мисс Лавгуд, он действительно, наверное, несчастный и одинокий. Но очень глубоко внутри. Вы можете это увидеть и осознать, а он сам – нет. И если вы начнете его жалеть, если решите опустить палочку, когда он попытается атаковать вас, он просто вас убьет. И не будет мучиться угрызениями совести. Я очень хотел бы, чтобы вы это запомнили. А теперь, приступим к занятиям.
Они вернулись в гостиную, и начали разбирать те записи, которые сделала Лавгуд в своем дневнике, хотя и оба понимали, что пора двигаться дальше. Наконец, Северус закрыл тетрадку и сказал:
- Давайте попробуем не выжечь мне мозг, мисс Лавгуд.
Она побледнела и замотала головой:
- А вдруг..?
- Никаких вдруг. Попробуйте расслабиться и пустить меня к себе в голову. Обещаю не просматривать ваши секреты – они мне без надобности.
Северус сел строго напротив ученицы и скомандовал:
- Просто успокойтесь и смотрите мне в глаза.
Ему самому тоже было страшно – прошлые попытки принесли только адскую головную боль. Но попытаться было необходимо – если верить Олливандеру и тем расчетам, которые Северус провел самостоятельно, времени у Лавгуд было не слишком много.
Разумеется, палочку он не использовал и резко в ее мозг не вторгался. Легким ментальным прикосновением спросил разрешения и почувствовал, как огненный щит опускается, открывая ему путь. Тут же он едва не потерялся в калейдоскопе ощущений и картинок. Лавгуд видела этот мир в сотнях феерических цветов, большинство из которых не имели названий, во всяком случае, в английском языке. По его субъективному восприятью, прошло около часа, прежде чем он сумел чуть-чуть приглушить яркость красок и начать ориентироваться в них. Память Лавгуд услужливо подкинула ему сцену на одном из уроков. Незнакомый преподаватель, окруженный синими мерцающими жужжащими точками, расхаживал вдоль доски и что-то говорил, но из-за жужжания и какого-то стрекота разобрать было невозможно ни слова. Старший курс Когтеврана и Пуффендуя сидел за парами, и каждого ученика окружали свои собственные точки и сгустки красок, они-то и издавали стрекотание. Северус почувствовал, как его собственная голова начинает раскалываться, и вернулся в свое сознание.
Когда он снова осознал себя в своем теле, то чувствовал себя так, словно носил бревна безо всякой магии. Все мышцы болели, руки тряслись, да еще и голова раскалывалась. Он взглянул на обеспокоенную ученицу с невольным уважением. Если она всегда видит мир именно так, то она, похоже, гений. Сам бы Северус в таком шуме и мелькании цветов не смог бы ни на чем сосредоточиться, а она была одной из лучших студенток курса.
- Сэр, вы в порядке? – спросила она участливо.
Он кивнул, но с трудом, а потом все-таки выдавил из себя:
- Я думаю, мы продолжим завтра. Мне явно нужен отдых.
- Сэр, вам чем-нибудь помочь?
- Нет, благодарю. Идите.
Лавгуд послушно поднялась и даже, кажется, попрощалась, но Северус уже этого не слышал, провалившись в сон.
Когда он проснулся, уже смеркалось. Чуть пошатываясь, он сумел встать из кресла и выйти на кухню. К своему огромному удивлению, на столе он увидел тарелку с омлетом, над которой явственно ощущались сохраняющие чары. Лавгуд решила все-таки чем-нибудь ему помочь. Северус чуть улыбнулся и принялся за горячую еду. Забота ученицы неожиданно оказалась очень приятной.
