Колдовстворские байки

Драконье пламя

Магистр Дубровский щёлкнул пальцами, и чёрная шашка с лёгким поскрипыванием двинулась к противоположному краю доски. Белые Пригожина внаглую двигались в дамки, и ничего другого не оставалось, кроме как жертвовать своими.
– Это тебе, друг мой, не на студентов рычать, – самодовольно усмехнулся Пригожин, убирая с доски пару вражеских шашек.
– И не котлы пачкать, – беззлобно отозвался Дубровский.
Партию он всё-таки проиграл – Пригожину, умеющему до миллиграмма рассчитывать, сколько измельчённых когтей грифона стоит добавить в зелье, в настольных играх не было равных.
В Колдовстворце они учились вместе, хотя и на разных факультетах, после – в Петербургском магическом университете, вместе и пришли преподавать, по одному взмаху директорского пера превратившись из Миши и Кирюхи, в магистра Михаила Александровича Дубровского и магистра Кирилла Игнатовича Пригожина. Дубровский вёл у студентов факультета практической магии занятия по анимагии, Пригожин учил юные дарования варить зелья. Так уж повелось, что и вечера они коротали вместе, за партией в шашки, шахматы или карты, а заодно и с бутылочкой хорошей медовухи.
– Итак, неделя подходит к концу, пора подвести итоги, – из стола Пригожина выпорхнул блокнот, весь разрисованный розовыми сердечками, котелками и колбами, с надписью «Лучший преподаватель» посередине – подарок одной из учениц на позапрошлый день Рождения. – За эту неделю я пережил одну попытку подлить амортенцию мне в чай за завтраком, пять попыток напроситься на дополнительные занятия по зельеварению и несчётное количество восхищённых взглядов и улыбок.
– Ха! Три попытки напоить меня амортенцией, – широко улыбнулся Дубровский. – Девочка хотела угостить меня пирожками в этот понедельник, но до меня ими уже угостился её одноклассник. Потом кто-то подкинул мне коробку шоколадных русалок под дверь… Ну и в чай за ужином, по стандарту…
– Ладно, на этот раз победа за тобой, – Пригожин что-то пометил в блокноте. – Но если смотреть по общему зачёту, то я лидирую…
Превратить извечную проблему в виде наивных влюблённых студенток в забаву они придумали уже довольно давно. Несмотря на провалы, попытки приворота не прекращались. Впрочем, к Дубровскому давно закрадывалось подозрение, что студенты в курсе их небольшого соревнования и подсовывают им отравленные любовью лакомства специально, не особо надеясь на успех. Любовные зелья в школе были запрещены и грозили наказаниями вплоть до отчисления, но магистры никогда не ходили с подобными инцидентами к директору, поэтому максимум, что грозило преступницам – это подробный разбор полётов по поводу качества варева у Пригожина, и воспитательная беседа о преимуществе настоящих чувств над искусственными у Дубровского. Большинству студенток ничего другого и не нужно было.
К себе Дубровский отправился уже за полночь. Незаметной тенью проскользнув мимо плевавшей на отбой и лобызающейся прямо в холле парочки, магистр свернул на лестницу, ведущую в его комнату и кабинет, и только у самой своей двери заметил, что в коридоре ещё кто-то есть. «Поздновато для обсуждения курсовой» – подумал он, резко разворачиваясь и зажигая свет на кончике волшебной палочки, осветивший длинные уложенные в косу рыжие волосы и прозрачные голубые глаза на бледном личике. Преследователь сдавленно охнул и попятился. Дубровский опустил палочку.
Кажется, она была с факультета пифий со старших курсов. Прорицателей Дубровский уважал, несмотря на снисходительное пренебрежение к этой отрасли магической науки со стороны многих его коллег, хотя бы потому, что девушки пифии почему-то доставляли им с Пригожиным меньше всего хлопот. Сестра магистра, Ольга, тоже училась на факультете пифий, что помогло ей позже, выйдя замуж за немага, найти тёпленькое местечко синоптика в гидромедцентре, удивительно точно для подобных структур предсказывая погоду. Ольга часто говорила, что девушкам пифиям в любовных делах приходится сложнее всего – только понравится парень, а ты уже видишь, какие проблемы сулит тебе будущее рядом с ним и как расходятся в итоге ваши тропинки-дорожки в противоположные стороны света.
– Кажется, отбой уже давно был, – произнёс Дубровский, нахмурившись.
– Простите меня, пожалуйста, магистр, – тихо ответила она. – Но это очень важно для вас, иначе я бы не пришла сюда среди ночи. Прошу вас, выслушайте меня.
Дубровский тяжело вздохнул, борясь с желанием, зайдя, наконец, домой, захлопнуть перед её носом дверь. Вместо этого, прошептав украшавшему стену гобелену с играющим на балалайке медведем в кокошнике пароль, жестом пригласил девушку войти.
– Купил в магазине волшебных сувениров в Америке, когда ездил на стажировку в Ильверморни, – пояснил Дубровский, заметив любопытный взгляд пифии, скользнувший по ещё одному яркому атрибуту гобелена – стоящей у нижних лап медведя бутылке с красноречивой надписью «Vodka». – Итак, я очень устал и хочу спать, а значит, у тебя есть пять минут, Вера…
– Варя, – кивнула она, сложив пальцы в замок. – Мне было видение. Связанное с вами.
Дубровский улыбнулся. У Ольги видения связанные с ним случались регулярно по четвергам и пятницам.
– Да послушайте же вы! – повысила голос Варя. – У меня уже были подобные видения, и тогда всё закончилось… печально. Я знаю, вы собираетесь вместе с нами на экскурсию в Румынию, в драконоведческий заповедник. Так вот, я явственно видела, как огромный дракон испепеляет вас в пламени! Нельзя вам ехать туда, понимаете?
Дубровский покачал головой. О поездке в Румынию последние несколько недель в Колдовстворце не говорил разве что самый ленивый. Одно дело – экскурсии в НИИЧАВО*, на Медную гору или Китеж, другое – в далёкую страну, во Всемирный драконоведческий заповедник. В пору своей учёбы в школе Дубровский такую поездку пропустил, провалявшись в те дни в Больничном крыле с отравлением, поэтому сейчас сразу вызвался сопровождать юных волшебников.
– Варя, я очень благодарен тебе за заботу, но тебе ли не знать, что предсказания – штука сложная и трактовать их однозначно – гиблое дело. Спасибо за предупреждение и совет, но, боюсь, я должен им пренебречь. А теперь извини, но пора ложиться спать…
– Но как же, магистр Дубровский? Вы же… умрёте!
– Велика беда! Зато не придётся уроки больше вести, – отмахнулся магистр, вспомнив, как на этой неделе студент, превращавшийся в росомаху чуть не сожрал своего товарища, превращавшегося в зайца. – Чему быть того не миновать. Не все пророчества сбываются, а те, которые из-за всех сил пытаешься предотвратить, сбываются чаще других. Так что не переживай на мой счёт, Варя, и ложись спокойно спать.
Пифия закусила губу, пролепетала что-то похожее на «спокойной ночи» и выскочила за дверь. Дубровский усмехнулся ей вслед, зажигая на тумбочке ночник в виде трёхголового ящера и ненароком бросив взгляд на настенный календарь. До поездки оставалась целая неделя. Пророчества пророчествами, а её ещё надо прожить.
***
Следующие пару дней при встрече Варя смотрела на него так, словно он уже был на смертном одре, и, что ещё того хуже, рассказала о своих видениях друзьям. Когда один из студентов, Стёпа Степанов, на занятии поинтересовался, точно ли им стоит делать на следующую неделю домашнее задание, магистр еле сдержался, чтобы не зарычать. В тот же день после обеда Дубровский отвёл заботливую студентку в сторонку.
– Я понимаю, прорицания – это твоё призвание, но это уже слишком, – Варя виновато потупилась.
– Предсказания обо всём, что касается смерти, обычно мне даются лучше всего, – извиняющимся тоном произнесла она.
– А о чём-то хорошем ты можешь вещать?
– Ну так… иногда. В порядке исключения.
Дубровский закатил глаза. Ольга в своё время тоже пророчила смерть всему, что на покой пока никак не собиралось. Что ж, предсказание универсальное – рано или поздно сбывается со всеми.
– Давай ты в порядке исключения займёшься предсказанием чего-нибудь хорошего, ладно? – как можно мягче сказал он, заметив проскользнувший в её глазах огонёк обиды. – Обещаю, что буду осторожен и буду держаться от драконов на безопасном расстоянии.
Тут уже пришёл черёд Вари закатывать глаза. Поджав губы, она коротко кивнула.
– Ваше дело, магистр. Не смею вам больше надоедать.
Она отошла быстрее, чем он успел сказать что-нибудь ещё. От мысли, что его слова могли её обидеть, Дубровскому стало как-то не по себе. Пожалуй, стоит как-нибудь поговорить с ней… Уже после поездки в Румынию.
– А как же золотое преподавательское правило? – рядом внезапно нарисовался Пригожин, подозрительно обнюхивающий стаканчик с чаем.
– Ты о чём?
– Никакого флирта со студентками – вот о чём! – удостоверившись, что в чае нет любовного зелья, Пригожин, причмокнув, сделал глоток.
– Это был разговор по учёбе, – непонятно зачем соврал Дубровский. Друг криво усмехнулся.
– Но это же не твоя студентка. С каких это пор пифии изучают анимагию?
– Она просто интересовалась. Для общего развития.
– Ну-ну, – Пригожин отошёл, оставив Дубровского в небольшом смятении. «Не говорить же ему, что девочка пророчит мне смерть на этих выходных, – оправдывал себя он за маленькую ложь. – А с Варей я ещё поговорю. Обязательно поговорю».
***
Из Колдовстворца в Румынию они попали через портал, но до самого заповедника предстояло ещё пару часов пути на небольшом туристическом автобусе, отличающемся от обычных неволшебных автобусов лишь скоростью и способностью легко объезжать пробки. Взбудораженные поездкой студенты весело болтали, распаковывая и мигом поглощая собранные в дорогу съестные припасы.
Варя сидела чуть поодаль от друзей с книгой, настойчиво игнорируя магистра. Дубровский глубоко вздохнул, мысленно послал к Кощею подальше своё обещание поговорить с ней уже после экскурсии и решительно плюхнулся на соседнее кресло. Пифия смерила его недоверчивым взглядом, и вновь уставилась в книгу.
– «Золотой дракон», – прочитал он название книги. – Надо же, я в твои годы тоже им зачитывался. Правда, читал в русском переводе, а не на языке оригинала. Ты так хорошо знаешь английский?
– Не хуже старославянского, языка древних рун и русалочьего, – равнодушно отозвалась Варя, но голову подняла. – Вы же учились в Америке.
– Да, пару месяцев. Но мой ужасный русский акцент не вытравила никакая языковая практика.
– А в Америке есть драконы? – аккурат между ними с сиденья сзади нарисовалась голова студента пракмагфака Андрея Зорича.
– Большинство сгинуло во время истребления индейского народа, – грустно вздохнул Дубровский. – До прихода европейцев там водилось множество драконов и драконоподобных существ. Взять хотя бы пиасу – рогатую водяную пуму с огромными крыльями...
Автобус затих, прислушиваясь к импровизированной лекции. Варя отложила книгу, склонив голову на бок и внимая каждому его слову.
– Приехали! – прокричал водитель, останавливая машину.
– Расскажите ещё на обратном пути? – попросила одна из девочек травниц, и все согласно закивали.
– Обязательно, – улыбнулся Дубровский, поднимаясь и пропуская Варю. Проходя мимо него, всего на одно мгновение она легонько сжала его руку и тихо прошептала:
– Будьте осторожны, магистр. Всем бы очень хотелось ещё послушать ваши истории…
Дубровский кивнул, но рыжая макушка уже затерялась в толпе студентов, вываливающихся из автобуса. Во время инструктажа по технике безопасности и объяснения правил пользования защитными мантиями и масками, проводимых драконоводами заповедника, он ещё несколько раз ловил её озабоченный взгляд. Тогда Дубровский тут же изображал внимательную мину, которая, бывало, не раз выручала его в школе и университете – преподаватели считали, что так усердно внимающий им ученик просто не может не разбираться в их предмете.
Пройдя, наконец, на огороженную со всех сторон высокими стенами территорию, где в огромных загонах спали, резвились и неторопливо прохаживались привыкшие уже к людскому вниманию драконы, Дубровский был восхищён словно юнец. Рядом охали и ахали на все лады девочки, взволнованно обсуждали длину клыков, когтей и хвостов мальчики, о чём-то громко говорили на своём процессия китайских туристов, все как один в очках и с волшебными фотокамерами на шее. За пару часов они исходили заповедник вдоль и поперёк, рассмотрев как самых крупных и величественных ящеров, так и самых маленьких, карликовых, помещающихся на ладони, которых кто-то в шутку предложил использовать вместо зажигалки.
Девочка-китаянка, лет трёх, ничуть не боясь и не стесняясь, бегала от одного загона к другому, радостно смеясь, путаясь у русских студентов под ногами и не обращая внимания на окрики родителей. «Всё же не стоит путать заповедник с Диснейлендом», – пронеслось в голове у Дубровского, когда ребёнок, словно маленький летящий на свет мотылёк, легко проскользнул за защитное ограждение. Словно в замедленной съёмке он наблюдал, как дракон разворачивает голову в сторону маленькой букашки, осмелившейся нарушить его царственный покой, как раззевается огромная клыкастая пасть. Решение созрело в долю секунды – оттолкнув стоящих перед ним студентов, Дубровский перемахнул через заграждение, подхватив девочку на руки и заслонив собой в тот самый момент, когда дракон дыхнул огнём. Защитное заклинание, не раз выручавшее средневековых волшебников и ведьм, сжигаемых на костре инквизицией, магистр пробормотал почти бессознательно, на уровне рефлекса. Пламя охватило его, но не сожгло, ласково защекотав всё тело. Девочка в его руках восторженно засмеялась.
Когда через пару мгновений к ним подлетели отчаянно извиняющиеся на ломанном русском драконоводы, Дубровский уже полностью владел ситуацией. С удивлением он обнаружил, что на его щеке остался красный ожог, а подошва ботинка слегка расплавилась в районе пятки. Гид, постоянно извиняясь, объяснял, что произошла ошибка и что обычно во избежание подобных случаев на загоны ставятся защитные чары, родители девочки хлопотали над своим ничуть не испугавшимся и довольным, как слон, чадом, а столпившиеся вокруг студенты глазели на своего вполне себе живого преподавателя с таким же удивлением и восхищением, как и на драконов.
Варя стояла в первом ряду, широко распахнув глаза и прижав руки груди. Он ободряюще улыбнулся ей и весело воскликнул:
– Ну что ж, не каждому волшебнику удаётся закалиться в пламени дракона!
Студенты ответили ему одобрительным гулом.
На обратном пути все только и обсуждали произошедшее. Устав от всеобщего внимания и расспросов, Дубровский устроился в самом конце автобуса, притворившись спящим и не замечающим, что кое-кто уже потягивает из термоса что-то покрепче обычного чая и компота. Через пару минут на соседнее сиденье присела Варя.
– Вы очень храбро поступили, – через несколько долгих мгновений произнесла она.
–А ты превосходная пифия, – заметил магистр, разлепляя глаза.
– Нет, ужасная, – Варя опустила голову. – Если бы я отговорила вас от поездки, могла бы случиться трагедия.
– У девочки мог бы произойти всплеск стихийной магии, – Дубровский пожал плечами. – Мы не знаем наверняка. Сложная штука – эти ваши прорицания. В любом случае, спасибо.
Варя улыбнулась, впервые во время разговора с ним. Неожиданно для себя Дубровский отметил, что улыбка ей очень даже к лицу. Да и сама она… такая очаровательная, умная, милая барышня… Главное, не говорить о подобных мыслях Пригожину.
– Не буду вам мешать отдыхать, – Варя вспорхнула и, кивнув ему напоследок, скрылась в проходе автобуса.
«Надо будет как-нибудь ещё поговорить с ней позже», – подумал про себя Дубровский. Ожог на щеке всё ещё неприятно гудел, но настроение его заметно улучшилось. Мечтательно улыбнувшись, магистр устало закрыл глаза.

*НИИЧАВО - Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства (привет братьям Стругацким)

Майская ночь

Рассказ является прямым продолжением фанфика "По волчьему следу".

Дорога на Лысую гору кружила и петляла, жёлтой змеёй пробираясь сквозь толщу леса. Поначалу Ксюша боялась взглянуть вниз. Крепко ухватившись за гладкий рябиновый ствол, она испуганно ойкала на поворотах и виражах и то и дело прикрывала глаза. Потом, немного освоившись, робко, но с любопытством начала рассматривать кроны деревьев, над которыми они пролетали так низко, что, казалось, можно было достать их рукой. А под конец пути, ухватив за хвост то невероятное чувство лёгкости, которое можно понять лишь оказавшись высоко-высоко над землёй, довольно заулыбалась, подставляя ветру бледное ещё совсем незагорелое лицо.
– Почти приехали! – кивнула ей Яра, оборачиваясь. – Ты жива там?
– Да! – крикнула в ответ Ксюша, пытаясь рассмотреть из-за её плеча ту самую знаменитую Лысую гору, где испокон века, с тех далёких времён, о которых молчат даже летописи, в первую майскую ночь собирались ведьмы и колдуны.
В Колдовстворце 30 апреля традиционно устраивали весенний праздник, оставляли на ночь дары на берегу озера для русалочьего народа, зная, что именно в этот день он впервые в году вынырнет из далёких глубин на поверхность, и даже зажигали костры. Но всё это не шло ни в какое сравнение со знаменитым шабашем на Лысой горе, куда, к превеликому сожалению юных магов, пускали лишь совершеннолетних. Окутавшие Лысую гору чары скрывали её от мирян и не давали проникнуть туда детям. Попасть можно было лишь лётным транспортом, предварительно снабжённым чарами невидимости.
– Защитный барьер уже должен быыыы… – слова Яры потонули в молочно-белом тумане. На миг мир утратил звуки и краски, чтобы после дать им вспыхнуть ещё ярче. Сотни волшебников и ведьм, хохоча и переговариваясь, приземлялись на поляну, где и так яблоку негде было упасть, издалека доносилась громкая музыка, а юные ведьмочки, с бейджиками поверх платьев, усилив голос заклинаниями, постоянно повторяли:
– Уважаемые участники фестиваля, соблюдайте порядок. Подробную карту Лысой горы с указанием всех площадок вы можете получить…
– Площадки какие-то придумали, – проворчала седая волшебница, соскакивая с кочерги. – Сто лет назад ничего подобного не было…
Впервые за несколько часов пути оказавшись на твёрдой земле, Ксюша сладко потянулась, разминая затёкшие тело и ноги, когда на неё, притормозив почти у самой земли, чуть не грохнулся огромный раскидистый ясень.
– Фух, отличный полёт, – широко улыбнулся Андрей Зорич.
– Что-то ты запаздываешь, – наигранно протянула Яра. – Мы уже с Ксюшей давно тебя…
– Уважаемые участники фестиваля, паркуйте свой транспорт в специально отведённых местах. У нас имеется роща для деревьев и отдельная парковка для других лётных средств. Не забывайте накладывать защитные заклинания, организаторы фестиваля за сохранность ваших личных вещей ответственности не несут…
В Колдовстворце по старой традиции летать учили на деревьях. Но многие русские волшебники, преимущественно живущие в городах, использовали мётлы. Находились ретрограды, до сих пор предпочитавшие «более защищённые» ступы и даже железные кочерги, что по Ксюшиному скромному мнению было верхом неудобства.
Рядом с парковкой колдуньи с бейджиками раздавали цветастые карты, на которых обозначались не только основные площадки фестиваля, но и то, где ты сейчас находишься.
– Так, если сразу на концерт, то прямо. Чуть левее будет зона развлечений, можем посоревноваться, кто из нас быстрее летает на метле, – она шутливо тыкнула Зорича в бок. – Там будет фуд-корт, фотозона и даже отдельная зона, где можно потискать чёрных котиков…
– Я думал, мы сначала займём место для палатки, – заметил Андрей, заглядывая в карту ей через плечо. – Потому что потом выбирать не придётся.
– Ты занимай, а мы… Мне кажется, или это поёт Волхова?
Это действительно пела Волхова – одна из известнейших русских певиц магического мира. Взявшись за руки и оставив Андрея разбираться с палаткой, они поспешили в пёструю кричащую танцующую толпу, посреди которой, над круглой сценой, стоя на бортиках ступы, Волхова пела низким грудным голосом о нелёгкой судьбе морской царевны. Её подтанцовка крутилась в воздухе на мётлах, словно на пилонах, толпа ревела и улюлюкала, подпевая и двигаясь в такт музыке.
В общем шуме они плохо слышали друг друга, но им всё равно было весело. Раскованные движения, светлые свободные наряды, балансирующие на грани между скромностью и распутством, и пьянящее чувство свободы – в этом была главная суть каждого шабаша на Лысой горе, который на новый мирянский лад в последние годы стали называть «фестивалем». Внезапно перед ними возник Андрей, схватил на руки хохочущую Яру, увлекая вглубь толпы. Ксюша закружилась в танце одна, но тут же застыла как вкопанная.
Показалось.
Наверняка, кто-то просто похожий.


– Всё в порядке? – обеспокоенно спросил Андрей, когда они сидели прямо на траве, уплетая вкусный шашлык и запивая его сбитнем.
– Дааа, – как можно беспечней ответила Ксюша. – Просто… просто задумалась.
Не стоит им знать. Сегодня их замечательная прекрасная первая в этом году майская ночь. Нехорошо портить её демонами прошлого.
Андрей и Яра всё же посоревновались, кто быстрее пролетит на метле. Проиграв, Зорич, кляня «неудобные веники», решил продемонстрировать молодецкую удаль и залезть на вершину майского дерева, достав оттуда «приз» – старую остроконечную шляпу с парочкой кошачьих ушей. Яра благосклонно приняла её в дар, надев поверх толстой украшенной живыми цветами косы. Они гладили котов, любовались на уже пробудившихся от зимней спячки цветочных фей, фотографировались в образах героев из фантастических повестей Гоголя, пили, танцевали, и, казалось бы, ничто не могло потревожить чей-то покой посреди этого яркого громкого весёлого праздника.


Костры стали жечь как только стемнело. Музыка стала медленней, ритмичней, движения раскованней. Танцующие всё больше разбивались по парочкам, гладя друг друга, целуясь, а иногда и вовсе уходя в сторону кустов и палаток, откуда уже начали доноситься характерные стоны. Андрей и Яра топтались в обнимку у костра, по очереди примеряя дурацкую шляпу, о чём-то перешёптывались вполголоса, иногда тихо, интимно смеясь. Ксюша ловко увильнула от танца с рослым уже немолодым волшебником, обошла целующуюся парочку и резко затормозила, напоровшись на холодный взгляд по другую сторону костра.
Не показалось.
Яркие огненные блики играли на скуластом лице, плясали в тёмных раскосых глазах, освещали застывшую не двигающуюся фигуру. Ратмир не танцевал, не кивал ей и не махал, просто стоял и смотрел, как всегда спокойный и невозмутимый. В небе с грохотом начали взрываться шутихи, и Ксюша вздрогнула, отведя взгляд всего лишь на пару секунд. Когда повернулась – его уже не было.
В палатку они пришли уже за полночь, повалившись в объятия тёплых одеял и пледов. Андрей и Яра уснули быстро, переплетя в один узел пальцы и дыхание. Ксюше не спалось, не смотря на усталость. Выглядывающий из-за туч месяц кидал свой свет в прорезь палатки, взывая, маня, и Ксюша не удержалась. Поплотнее укутавшись в плед, она вышла наружу.
– Я знаю, что ты здесь, – тихо произнесла она. Палаточный лагерь уже спал, лишь издалека доносились парочка одиноких пьяных голосов, да тихие женские всхлипывания-стоны.
– Уже поздно, – невозмутимо отозвался Ратмир, появляясь за её спиной. – Я думал, ты уже спишь.
– Зачем ты следишь за мной? – дрогнувшим голосом спросила Ксюша. – Что от меня нужно Дикой охоте?
– Охоте? – Волчий пастырь хмыкнул. – Ничего, поверь. Я здесь развлекаюсь на празднике, также как и ты.
– Тогда почему караулишь у моей палатки?
– А ты почему вышла наружу, вместо того, чтобы скрываться под защитой своего друга с мечом?
– Я не боюсь тебя.
– Почему тогда дрожишь?
Он спросил это будничным тоном, как спрашивают, который час, и Ксюша не нашлась, что ответить. Только ещё больше укуталась в плед.
– Говорят, некоторые травы нужно собирать именно в эту ночь. Иначе они потеряют свои волшебные свойства, – резко перевёл тему Ратмир, извлекая из кармана пучок тонких зелёных ветвей, на самом кончике которых блестели нежные белые цветы. Ксюша сдавленно ахнула.
– Где ты это взял? Это ведь очень редкое…
– В ближайшем лесу. Видимо, вас с подругой музыка опьянила настолько, что вы предпочли развлечения своим травническим обязанностям.
Ксюша смущённо покраснела. В самом деле, некоторые растения можно было найти лишь в таких полных магией местах как Лысая гора. И волшебные свойства они не теряли, только если собрать их в первую майскую ночь. Они ведь думали с Ярой прогуляться по лесу после праздника, но усталость взяла своё.
– Я хотел оставить их на пороге палатки, когда ты вышла. Мне они всё равно ни к чему.
– Спасибо, – Ксюша кивнула, заворожено глядя на свет, исходящий от маленьких лепестков. Протянула руку, но Ратмир мягко отстранил свою.
– Я бы не отказался от маленькой платы, – холодно проговорил он. – Сущий пустяк.
– Ты ведь хотел просто оставить их у порога? – возмутилась Ксюша.
– А теперь не хочу, – он пожал плечами. – Не бойся, я не причиню тебе вреда. Это займёт пару мгновений.
– Чего же ты хочешь? – Ксюша сощурилась, глядя ему прямо в глаза и прекрасно зная ответ.
Это действительно заняло лишь несколько мгновений. Сухие горячие губы требовательно и ласково коснулись холодных и мягких, сначала осторожно пробуя их на вкус, затем легонько кусая и, наконец, сладко посасывая. Когда Ратмир отстранился, Ксюша ещё пару раз вдыхала свежий весенний воздух, чувствуя, как земля, которую она так старалась не терять под ногами всё это время, что минуло после её встречи с Дикой охоты, вновь ускользает у неё из-под ног. Ратмир вдохнул напоследок чуть горьковатый аромат цветов, всунул их прямо ей в руки и прошептал:
– Спи крепко, ведьма. Чего не бывает в первую майскую ночь…
Когда он скрылся среди деревьев, Ксюша, словно очнувшись, бросилась в палатку. Положив «подарок» на свой дорожный рюкзак, она уснула почти мгновенно…


– Только не говори, что ты ходила ночью в лес! Без меня! – Уперев руки в боки, Яра стояла прямо над ней, разглядывая зелёную ветвь.
– Я… нет, – Ксюша потёрла глаза. – Мне… Я не могла уснуть… Вышла подышать свежим воздухом, а они на пороге лежат. Дай, думаю, заберу, чего добру пропадать…
Лицо Яры смягчилось, она улыбнулась и хитро хихикнула.
– Кажется, где-то в Европе есть обычай: в Вальпургиеву ночь юноши кладут зелёную ветвь на порог возлюбленной, на которой собираются жениться. И если она их примет и возьмёт в дом, – Яра понизила голос и наклонилась к самому Ксюшиному уху. – Значит, она согласилась!
Она хлопнула в ладоши и выскочила из палатки, где о чём-то весело заговорила с Андреем. Ксюша ещё несколько минут сидела на постели, укрываясь пледом и вспоминая всё произошедшее. Потом резко помахала головой, словно стряхивая с себя ненужные сомнения и страхи.
Глупый обычай. Что было, то было – один поцелуй и зелёная ветка, пусть даже и волшебная, ничего не значат. В конце концов… чего только не бывает в майскую ночь.


http://quietslough.tumblr.com У меня тут блог возродился как феникс из пепла. Там будут разные ништяки к старым и новым фанфикам, хэдканоны по миру ГП и, возможно, что-нибудь ещё интересное:-)

Цветок папоротника

Давно перевалило за полдень, а Ярославы всё не было. От нечего делать Андрей откопал со дна саморасширяющегося рюкзака свои старые перчатки, трансфигурировал их в квофл и, завалившись на узкую и явно маловатую для него кровать, стал подбрасывать его к потолку.
Прошёл целый год их работы по распределению после учёбы в Колдовстворце. Ярослава Василевская вместе со своим двоюродным братом Ромой Марьяновым отрабатывали распределение в Нижних Колтунах, где жил их общий дед Август. Работа в целительском пункте Яре нравилась, и вроде как она была даже не против остаться в деревне насовсем. Андрея же ждали длинные и нудные докладные записки в аврорате Смоленского отделения Министерства магии. О подвигах пришлось забыть – ему доходчиво объяснили, что школьного образования, каким бы хорошим оно не было, хватит только на кабинетную работу. Хочешь продвинуться дальше – поступай после отработки в университет, а пока… Такое положение дел тяготило Андрея, а оторванность от друзей и любимой девушки лишь усугубляли положение. И вот в тот самый день, когда ему удалось выбить себе сразу несколько выходных и с желанием устроить Яре сюрприз, припереться в Нижние Колтуны… её не оказалось дома. Август тоже ушёл по делам, поэтому на пороге его встретили только Рома да огромный ленивый кот по прозвищу Котлета.
– Подожди пока Яру в её комнате, она пошла на рынок за травами… вроде бы туда. Я бы рад поболтать, но у меня сеанс связи с Британией…
Андрей понимающе закивал. Ему ещё повезло – его девушка хотя бы живёт с ним в одной стране. Роме, которого угораздило влюбиться в приехавшую в Колдовстворец на учёбу по обмену хогвартскую студентку, сейчас приходилось гораздо хуже.
И вот он в её комнате и в её кровати. Не хватает только самой Яры.
Андрей не сомневался, что одним походом на рынок дело не обошлось. Наверняка Ярослава ещё заглянула к какой-нибудь достопочтимой старушке справиться о её здоровье и поглазеть на только-только вытянувшиеся из земли саженцы очередной редкой травени*. Или зацепилась языком с кем-то из знакомых прямо на площади. Или решила пройтись по лавкам и заговорилась с кем-нибудь там. Одним словом, гулять так она могла очень долго. Величайшее изобретение современной неволшебной техники – мобильный телефон – сиротливо валялось на тумбочке рядом с огромным арсеналом всяческих баночек, заколок, лент и трёх штук расчёсок. Осмотрев все эти странные и ненужные ему предметы, Андрей обратил внимание на три колдографии в рамках. На одной совсем ещё маленькая Яра была изображена с родителями. На другой – подростки Яра и Рома впервые гостят у деда в Нижних Колтунах. Август недовольно щурится и явно хочет побыстрее закончить фотосессию. На третьей был весь их курс на школьном выпускном. Яра, похожая на фею в своём длинном лиловом платье, стоит рядом с ним. Её тёмные локоны щекочут лацканы его мантии, а его рука лежит на её талии.
В коридоре послышались торопливые шаги.
Андрей довольно улыбнулся, предвкушая долгожданный момент, но когда дверь отворилась, в комнату первым вплыл огромный раскидистый куст папоротника в ярком расписном горшке. Увидев сквозь зелёные заросли, что в её комнате кто-то есть, Ярослава пронзительно визгнула и уронила растение. С грохотом папоротник шмякнулся на пол, раскинув во все стороны глиняные черепки и комья земли.
– Зорич! – выдохнула Яра, узнав гостя. – Тю ты!
Её кремовые туфельки на каблучках ловко перескочили через распластавшийся по полу куст, и через мгновение она уже влетела прямо в распахнутые объятия. Быстро чмокнув Андрея в губы, Ярослава тут же отстранилась.
– Надо всё починить и спрятать цветок до захода солнца, – серьёзно сообщила она, доставая волшебную палочку и наклоняясь над папоротником. Андрей скривился. Не такого приветствия он ожидал, а заниматься какой-то травенью ему точно хотелось меньше всего.
– В смысле спрятать? – недовольно спросил он, наблюдая, как Ярослава колдует над горшком, возвращая ему прежний вид, и аккуратно собирает в него рассыпавшуюся землю.
– Оказывается, он рос в теплице у бабы Нюры. Каждый год она окружала его защитным полем, но в этом году ей кажется, что кто-то прознал о её секрете и ждёт не дождётся ночи, чтобы украсть цветок. Вот она и дала его мне, чтобы я хорошенько его спрятала на эту ночь…
– Постой, это что… настоящий цветок папоротника?
Близилось Купалье – ночь, когда в лесу на несколько коротких мгновений зацветает легендарный цветок папоротника. Тот, кому удастся сорвать цветок, получает редчайшие магические способности – сможет понимать язык животных, видеть все клады и открывать все двери. Но найти тот самый зацвётший папоротник не так-то просто – чары будут всячески отвлекать охотника, пытаясь лишить его рассудка, памяти и даже жизни. Сорвавший цветок заплатит за свою удачу непомерную цену. История знает не одного волшебника, которому цветок давал небывалое могущество. Но чтобы сохранить свои несметные богатства, волшебник должен был ни с кем своим счастьем не делиться, а потому быстро терял семью, друзей, близких и, в конце концов, плохо заканчивал и сам**.
Из-за подобных прецедентов охотников за цветком папоротника со временем поубавилось, а уж о том, чтобы выращивать его у себя на подоконнике – и речи быть не могло. Единственное известное исключение – знаменитая теплица Белорусской школы волшебства имени Всеслава Чародея, где цветок папоротника содержался под надёжной охраной. Насколько знал Андрей, чтобы найти и доставить дикое лесное волшебное растение в школьную теплицу, понадобился целый отряд опытных колдунов. А тут на тебе – столь легендарная волшебная травень растёт в горшке на огороде у бабки в Нижних Колтунах.
– Ты уверена, что это действительно волшебный папоротник? Он же вроде как не поддаётся одомашниванию…
– Баба Нюра утверждает, что да. А если так – он не должен попасть в нехорошие руки. Спрячем его в подвале, наложим защитные чары, а на утро это уже будет папоротник как папоротник – не отличишь от обычного.
Андрей скептически хмыкнул, но послушно взял на руки горшок и отнёс в подвал, полный всякой полумагической дребедени. Там они водрузили папоротник на импровизированный постамент из старых шкафчиков, очертили вокруг него мелом круг и укрыли защитными чарами.
– Пойдёт? – нетерпеливо спросил Андрей, оглядывая результаты своей работы. Папоротник находился под куполом голубого свечения, пролезть через которое не смог бы и сам Кощей.
– Ага, – кивнула Яра и тут же сдавленно охнула, прижатая прямо к двери подвала. – Август скоро должен вернуться домой, – прошептала она, одной рукой гладя Андрея по спине, а другую запуская в тёмные волосы.
– Плевать, – отмахнулся Зорич, продолжая покрывать быстрыми рваными поцелуями её шею. Рассудком он прекрасно понимал, что увидь дед, на каких частях тела внучки находятся сейчас Андреевы руки, лететь ему с горки колбаской подальше от Нижних Колтунов. Но долгие недели разлуки сделали своё дело, и рассудку пришлось на время любезно заткнуться.
– Я тоже соскучилась, – тихо засмеялась Яра, откидывая голову назад и на пару мгновений закрывая глаза… – О нет! – она громко вскрикнула и оттолкнула его. – Папоротник!
Андрей недовольно зарычал, и обернулся к треклятой травени…
На шкафчиках стоял лишь пустой горшок.
– Какого…? – он внимательно оглядел защитный купол. Нетронут. Цветок просто взял и телепортировался в неизвестном направлении. Сам.
Кажется, травень действительно была волшебная.
– Что баба Нюра скажет? – протянула Ярослава. – Вот и куда он делся?
– Без паники, – строго сказал Андрей. – Пойдём к бабке с повинной, может, он у неё на Купалье тоже из горшка погулять сбегал, а она и не замечала.
– Нет, – Яра торопливо схватила его за руку. – Пойдём в библиотеку. Ей 764 года, там обязательно должны быть книги про цветок папоротника… Кажется, я их даже там видела.
Андрей обречённо вздохнул. Удались выходные на славу.
– Откуда ты знаешь, сколько лет местной библиотеке? – поинтересовался он, вылезая вслед за ней из подвала.
– Библиотекарь сказала, когда кричала на меня за то, что я обвалила там все стеллажи… «Библиотеке 754 года, и никогда, НИКОГДА, я повторюсь, не случалось подобного инцидента!». Мне тогда лет девять было, значит библиотеке сейчас…
– Кхм, кхм, – на пороге кухни стоял Рома с чашкой чая в руках. Андрей сообразил, как они, должно быть, выглядят со стороны. Губы у Ярославы были всё ещё красные, а шнуровка сарафана на груди развязана.
– Все взрослые люди, я ничего не видел, – ухмыльнулся Марьянов и спешно ретировался.
Ярослава закатила глаза, привела шнуровку в надлежащий вид и, схватив Андрея за руку, потащила на улицу.
Дом Августа стоял на отшибе деревни. Они прошли Калиновый мост и пару петляющих змейками улочек, пока, наконец, не вышли на главную площадь, на которой и располагалась библиотека. Её управительница даже спустя много лет явно была не рада видеть Яру, и только горячие заверения Андрея, что он будет тщательно следить за своей подружкой, позволили им пройти к стеллажам. Библиотекарь внимательно наблюдала за каждым их движением со своего места, а Андрей давился со смеху, представляя мелкую Яру, устроившую невообразимый хаос в этом святилище книг.
– Не смешно, – прошептала она. – Меня тогда вооон той полкой чуть не убило, между прочим!
За пролистыванием всевозможных справочников по магическим растениям и травам, они провели около часа, но Андрею показалось, что прошла целая вечность. Когда он уже готов был предложить вертевшееся на кончике языка решение оставить это неблагодарное дело и будь что будет, Яра звонко пискнула и хлопнула в ладоши.
– Нашла! Здесь написано «Попытки выкопать куст волшебного папоротника и посадить у себя дома, чтобы беспрепятственно сорвать его, стоит ему зацвести, заканчивались неудачей. Куст исчезал накануне Купальской ночи и зацветал в лесу. А утром появлялся на прежнем месте». Но баба Нюра говорила, что видела, как он цветёт!
– Может, врала, может, забыла – возраст как никак, – развёл руками Андрей, закрывая толстенный талмуд.
– Или она знает какой-то секрет… Если этой ночью цветок папоротника будет в лесу, значит, кто-нибудь может его найти…
– Теоретически да, искать точно будут. Но эта травень сама прекрасно может о себе позаботиться, – во всех книгах очень красочно описывалось всё, с чем могли столкнуться охотники за цветком папоротника. Неволшебнику после таких испытаний точно не выйти сухим из воды. Да и магу придётся несладко.
– Но если кто-то за ней действительно охотится… – голубые глаза Яры загорелись. – Мы должны ему помешать!
Андрей удивлённо на неё уставился. Дался ей этот папоротник.
– Только представь, сколько людей он может погубить! Найдём его, но рвать не будем…
– Яра, – спокойно заметил Андрей. – Тебе делать нечего?
Она посмотрела на него обиженно.
– Ты травени испугался, бравый маг-практик?
Андрей вздохнул, поднимая вверх руки. Что ж, ему ведь не хватало приключений… Правда, он бы предпочёл просидеть эту ночь у костра, пьяно горланя песни и сжимая в руках её нежное податливое тело… Да, засиделся он на кабинетной работе.
– Будь по-твоему. Но обещай меня слушать. Если я скажу «беги» – ты бежишь. Если скажу «брось меня и спасайся» – ты…
– Обещаю, обещаю, – перебила его Яра. – А ещё нельзя ни в коем случае оглядываться, бояться и закрывать глаза. Здесь так написано.
– Значит, не будем, – согласился Андрей.
За ужином они не обмолвились о предстоящей вылазке ни словечком. Рома, поглядывая на них, лишь хитро ухмылялся. Август расспрашивал Андрея о работе в аврорате, Яра весело комментировала каждый его ответ. Как только стемнело, вся молодёжь повалила на улицу. За деревней зажглись костры и затянулись песни. Под громкое улюканье через очищающее пламя огня перепрыгнула одна пара, вторая, третья…
Андрей и Яра, взявшись за руки, направились прямо в дремучий лес. Стоило им войти в чащу, как звуки песен и радостный гул мгновенно стихли.
– Только не оглядываться, – прошептала Яра одними губами.
Так прошли они довольно долго. Лес безмолвствовал, но это лишь порождало неприятное ощущение, будто кто-то следит за ними. То тут, то там в темноте вспыхивали огромные глаза – зелёные, жёлтые, красные, но Андрей и Яра продолжали свой путь. За одежду цеплялись колючие кустарники, голые руки хлестала крапива, вдалеке мерещились расплывчатые силуэты. Так добрались они до болота.
– Глянь на кочки, – подала голос Яра. Андрей нервно сглотнул, увидев вместо кочек человеческие головы.
– Мираж это всё, – как можно уверенней произнёс он. – Чары цветка действуют.
Деревья кружили вокруг них в причудливом танце, протягивая к ним уродливые растопыренные лапы, камни мерцали холодным светом и вырастали прямо на пути, тропинки путались, заставляя их плутать по кругу. Пару раз Ярослава украдкой переводила взгляд на Андрея, и содрогалась от ужаса – давали знать о себе старые страхи. С самого детства она до одури боялась волков. Как иронично, ведь именно волк был анимагической формой Зорича.
Клыки, острые, готовые впиться в мягкую кожу, выглядывали из-за сомкнутых губ Андрея. Ярослава отвела глаза, и лишь ещё сильнее сжала его руку.
– Андрей! – Зорич вздрогнул, узнав голос старшего брата у себя за спиной.
– Не оглядывайся, не оглядывайся, – зашептала Яра.
– Андрей, помоги!
– Яра, на помощь! – в голосе Ромы отчётливо слышалась паника.
– Андрюша, сынок!
– Ярослава!
Крики усиливались, становясь всё пронзительнее.
– Не могу, не могу это слушать, – ладошка Яры вспотела и так и норовила выскользнуть из его руки.
– Я тоже, поэтому… бежим!
Они неслись сквозь лесную чащу, а ветер продолжал доносить до них отчаянные призывы родных о помощи. Яра то и дело спотыкалась и застревала в кустах.
– Поехать верхом сможешь? – крикнул Андрей и, не дожидаясь ответа, обратился в волка. Яра, поборов страх, вскочила ему на спину, обвив руками мягкую шею.
Бежать, перепрыгивая кусты и камни, в анимагической форме было гораздо легче. Крики постепенно стихли, а деревья отступили с дороги. Андрей остановился.
– Кажется, оторвались, – выдохнул он, вновь оборотившись в человека. Яра прильнула к нему.
– Ещё нет, – и тут же на них налетел вихрь, оторвавший Ярославу от земли. Андрей сжал её руку ещё крепче, с ужасом видя, как прямо из-под земли вырастают ещё десятки совершенно одинаковых Ярослав. Отпустишь свою, потом среди них и не отыщешь. Яра что-то кричала, но он не мог разобрать что именно, удерживая её из-за всех последних сил. Её клоны тянули к нему руки, подходя всё ближе и ближе, дотрагиваясь до него, хватая за руки, за спину, обвивая шею. Он не смотрел и не оборачивался, молясь про себя, чтобы скорей отыскался этот чёртов цветок…
Всё закончилось так же резко, как и началось. Ветер в одно мгновение стих, и Ярослава резко шлёпнулась ему в объятия, чуть не сбив с ног.
– Спасибо, – еле слышно прошептала она.
– Может ну его, этот папоротник? – предложил Андрей. Она лишь молча указала пальцем куда-то за его спину.
Цветок мигал им золотым глазком почти у самой земли. Семь листьев переливались ярким свечением, прогоняя мрак ночи. Как только Андрей увидел цветок, сердце его замерло. Словно во сне пронеслись перед его глазами все сокровища и клады, что можно добыть с помощью волшебного растения. Услышал он речь животных и птиц, увидел, как раскрываются перед ним все двери, как склоняются перед ним недруги… Деньги, слава, могущество, власть…
– Что ты делаешь? – Яра перехватила его руку, но Андрей оттолкнул её. Треснула и задвигалась земля между ними, унося Яру всё дальше. Андрей этого не заметил.
– Не срывай его! Он же пытается поработить тебя! – донёсся до него её голос.
«Получишь богатства несметные. Одно лишь условие – не делись своим счастьем ни с кем», – говорил с ним цветок.
«Дурак я что ли, счастьем с кем-то делиться?» – мысленно отвечал ему Андрей, продолжая тянуть к стеблю руку.
– Сорвёшь цветок, всё потеряешь! – продолжала кричать Яра.
– Нет, найду! Счастье своё найду! – крикнул в ответ Андрей.
– Счастье? А сейчас ты не счастлив? – в голосе Яры послышались слёзы. – У тебя есть семья, друзья, ты не спишь на голой земле и не питаешься чёрствым хлебом. У тебя есть… есть я… Разве этого тебе мало?
Андрей резко одёрнул руку. Яра вновь стояла рядом с ним. Он крепко обхватил её за плечи.
Золотые лепестки медленно осыпались на землю, тут же сгорая, словно искры костра. Где-то вдалеке возвестил о рассвете петух. Когда потух последний лепесток, неприметный кустик папоротника исчез, переместившись, судя по всему, обратно в подвал дома Августа Василевского.
– Чумовая ночка, – выдохнул Андрей. Они стояли вдвоём в совершенно обыкновенном лесу, испуганные, продрогшие и немного не верящие в реальность всего произошедшего.
– Я не отдам тебя какой-то волшебной травени, – проворчала Ярослава, беря его лицо в свои ладони. – Ишь, богатства ему захотелось!
В ответ Андрей лишь крепко поцеловал её. Его куртка после парочки нехитрых заклинаний превратилась в широкое покрывало, на котором они вполне могли уместиться вдвоём…
Баба Нюра совсем не удивилась, когда рано утром на её пороге появились двое сонных взъерошенных, но необычайно довольных чем-то молодых людей с огромным горшком раскидистого папоротника.
– Я как раз вскипятила чайник, – проскрипела она. Это была низенькая сухонькая проворная старушка. Рука её тряслась, когда она поднимала волшебную палочку, но чайник послушно сам разлил кипяток по чашкам, не пролив при этом ни капли.
Андрей и Яра выложили всё как на духу, опустив разве что только то, что цветку почти удалось завладеть Андреевым разумом, да и то, что случилось после.
– Послушайте теперь и мой рассказ, – улыбнулась старуха, когда они закончили. – Много душ сгубил цветок в давние времена. Сколько бы ни говорили о том, что не приносит богатство счастья, всегда находились те, кто выходил за ним на охоту в Купальскую ночь. Были и те, кто предлагал уничтожить все папоротники, сжечь дотла, отравить ядовитыми зельями, вот только цветок вновь вырастал на следующее лето, словно смеясь над всеми попытками, вновь и вновь завлекая молодых людей в свои сети. Я тоже была молода, – она улыбнулась воспоминаниям. – Теперь это сложно представить, но когда-то и я была молода. Вместе с будущим мужем моим и другими нашими единомышленниками основали мы общество хранителей цветка папоротника. Задача была наша в следующем – найти цветок, но не поддаться его чарам, устоять от соблазна, отказаться от его даров. Немногие знают, что лишь тогда обретёшь ты над ним настоящую власть и даже сможешь пересадить в обычный горшок, спрятать в своём доме от алчных охотников до лёгкого богатства. Не один год мы стерегли все волшебные места, искали по лесам, подобно этому, колдовские цветы. Не всем удалось выполнить задуманное, не все оказались настолько сильны, чтобы отказаться от могущества и власти, – она грустно вздохнула. – Всего нам удалось найти и спрятать дюжину волшебных цветов. Один из наших товарищей был преподавателем в белорусской школе магии, его цветок храниться там. Другие разошлись по миру, поселившись в волшебных деревушках наподобие этой. Мы с моим покойным мужем стали хранителями цветка, найденного в лесу около Нижних Колтунов. Тяжёлое испытание выпало на нашу долю – не дала нам судьба детей, и каждое лето приходилось мне спасаться от назойливых мыслей. Казалось, вот оно растение, способное осуществить любые желания, но… что уж теперь об этом говорить. У каждого своя доля. Теперь я стара. Возможно, это моё последнее лето. Цветку нужен новый хранитель.
– Постойте… – прервал её Андрей. – Это что… была проверка? А если бы я… мы… не устояли бы?
Старушка мягко улыбнулась и опустила глаза.
– Я давно присматриваюсь к здешней молодёжи, и к тебе с твоим братом, – обратилась она к Яре. – И сегодняшняя ночь показала, что я не ошиблась с выбором.
– То есть… Я… теперь хранитель? – Ярослава захлопала глазами.
– Вы теперь хранители, – поправила её баба Нюра. – Цветок больше не будет исчезать. Но вам придётся дать мне Непреложный обет, что вы никогда не позволите себе сорвать его.
Она хитро улыбнулась, явно забавляясь их растерянным видом.
– И что мы теперь будем с ним делать? – спросил Андрей, когда они вернулись домой, в комнату Яры и водрузили злосчастную травень на подоконник.
– Что делать, что делать… поливать, землю рыхлить – всё как обычно…
– Да, дела… Хранители папоротника, – Андрей усмехнулся, опускаясь на её кровать. – Та ещё должность.
– Предлагаю забыть о ней до следующего Купалья, – отмахнулась Яра. – Волшебная травень как-нибудь сама о себе позаботиться. Лично у меня сейчас заветное желание хорошенько выспаться… Ну и ещё есть парочка желаний, с которыми ты и без папоротника отлично справишься.
Андрей, принимая её в свои объятия, лишь довольно улыбнулся в ответ.



*Никто уже, включая самого Андрея Зорича, не помнит, когда он начал называть любое растение «травень». Но словечко прижилось.
** В детстве у автора была книга польских сказок «Там, где Висла-река». Первая, и самая запомнившаяся мне сказка была про цветок папоротника. Она казалась мне очень жуткой и грустной и, как видите, наложила отпечаток на мою хрупкую детскую психику и неожиданно всплыла в этом рассказе.


Святочные гадания


Я на воду ворожу –
О тебе хочу узнать.
Словно в зеркало гляжу –
Ворожить не колдовать.
Мельница «Ворожи»
Мороз сковал воды огромного озера, посеребрил зелёные, прикрытые белой шубой снега лапки вековых елей, выложил блестящую, словно стекло, дорожку к высоким кованым воротам, за которыми кончались его владения. Древний замок, раскинувшийся на берегу озера Буяна и окружённый с трёх сторон дремучим лесом, игнорировал все законы природы, давая на своей территории приют всем двенадцати месяцам одновременно. Пока над полем для квиддича моросил осенний дождь, в саду поспевали алыча и виноград. В стены конюшен настойчиво стучалась метель, а на площадке у фонтана поднимали вверх белые головки первые подснежники.
Не теряя времени даром, мороз быстро пробежался по нужным ему окнам, рисуя замысловатые узоры. В большинстве из них, несмотря на поздний час, горели тусклые одинокие огоньки свечей, вокруг которых, влечённые извечным женским любопытством, собирались в кружки обитательницы школы волшебства и магии Колдовстворец от мала до велика.
Студентка третьего курса факультета пифий Варвара Ленская, откинув за плечи копну длинных рыжих волос, осторожно повела свечой вокруг большой чаши, пытаясь сосредоточиться и настроиться на нужную волну. Её подруги затаили дыхание, глядя, как стекает со свечи воск, ударяется об воду, оставляя на её поверхности неясные, размытые фигуры. Если Варвара всё сделала верно, им остаётся лишь истолковать их значения, которых в одном лишь «Кратком справочнике знаков и символов» насчитывалось около десятка тысяч. Впрочем, магистр Немчина на уроках постоянно говорила им, что хорошая пифия опирается в первую очередь на интуицию, а не на справочники.
– Мне кажется, я вооон там волка вижу, – прервала тишину Ярослава.
– Да, точно, – поддакнула Ксюша.
– Тихо, – шикнула на них Варвара. Фигурка скорее была похожа на медведя, хотя сходство было очень смутным. – Толковать надо по кругу, по часовой стрелке, постепенно двигаясь к центру…
– А если против? – полюбопытствовала Милана. – Что-то изменится?
– Не знаю, – честно призналась Варвара. К изучению своей непосредственной специальности пифии приступили совсем недавно, и пока их занятия носили в основном чисто теоретический характер.
– В зельеварении направление помешивания зелья в котле имеет огромное значение, – встряла Аня Шувалова. – Следовательно…
– Тссс, давайте пусть Варя растолкует наконец…
– Да что толковать? Я волка вижу! Боюсь я их, не к добру это…
– Дались тебе, Яра, эти волки! На волка этот кусок воска ни капельки не похож...
– Может, не на воске надо было ворожить?
– А на чём, на яблочной кожуре?*
– Я слышала, можно выходить на улицу и спрашивать у первого попавшегося мужчины, как его зовут…
– Кто выйдет на улицу после отбоя?
– Цыц! – Варвара поднесла палец к губам и серьёзно оглядела подруг. Несколько раз провела рукой над чашей, словно пытаясь нащупать незримые нити будущего, сплетающиеся в единый клубок. Пламя свечи дрожало, отбрасывая причудливую тень, кусочки воска купались в холодной воде, маня, словно открытая книга, написанная – увы – на плохо знакомом языке…
Ярослава ещё раз покосилась на «волка», нетерпеливо вздохнула, подняла взгляд на разрисованное морозом окно и пронзительно заорала.
***
– Говорю вам, они совсем помешались на этих святках! Только и шептались о том, как будут гадать в комнате у Ленской и Вронской, – распинался Степан Степанов, пока они впятером с Андреем, Ваней, Ромой и Ростиславом Егоровым тащили к замку огромный раскидистый ясень. Егоров всячески мухлевал, позволяя друзьям брать на себя основную часть веса. Рома и Ваня поочерёдно зевали, всё ещё не понимая толком, ради чего их вытащили среди ночи из тёплой постели. Зато Андрей, как и Стёпа, был настроен решительно. Операция «Напугай девчонок» входила в свою очередную фазу. На первом курсе, ещё в сентябре, они по классике разыграли из себя привидений, завернувшись в белые простыни и намалевав на них устрашающие морды. На втором решили обойтись без запугиваний, разрисовав вместо этого лица спящих одноклассниц волшебными красками. В этом году решено было выйти на новый уровень – залезть в женскую спальню через окно, подлетев на дереве прямо в разгар сеанса ворожбы.
– Даю два из трёх, что наша затея плохо кончится, – спокойно заключил Егоров, когда они добрались до нужной стены и остановились прямо под окном.
– Ты ещё в процентном соотношении вычисли, – буркнул Рома, ёжась и кутаясь в тёплую мантию. Жилой блок находился всегда в том секторе, который соответствовал нынешней поре года, поэтому за окнами женских спален сейчас, как и положено, царствовала зима.
– А это идея, – серьёзно согласился Егоров и, потеряв к предстоящей операции всякий интерес, принялся чертить что-то волшебной палочкой прямо на снегу. Рома демонстративно фыркнул.
– Ну и дубак. Хорошо, что я грелку захватил, – зевая, заметил Ваня. Марьянов тут же подскочил к нему.
– Так, план такой, – Андрей порылся в небольшом мешке. – Надеваем колядные маски и подлетаем к окну…
– Вы летите, а мы тут… – Рома вцепился в грелку, подбирая нужную отговорку.
– Вас подстрахуем, – помог ему Ваня.
– Хорошо. Егоров?
Ростислав отмахнулся, продолжая рисовать на снегу и бормотать что-то себе под нос.
Андрей и Стёпа вытащили наугад из мешка маски. Степанову достался волк, Зоричу – рысь. Не сговариваясь, они протянули маски друг другу.
Комнаты третьего курса располагались на седьмом этаже. Подлетев, Андрей ухватился за деревянный подоконник, подтянулся на руках и ткнулся волчьей мордой прямо в стекло.
Результат был ровно такой, какой они и ожидали. Ярослава Василевская первая заорала словно банши, указывая на окно пальцем. Варя от неожиданности уронила свечу прямо в чашу с водой, и, оказавшись внезапно в полной темноте, девочки завизжали, засуетились и вскочили на ноги. Кто-то при этом опрокинул чашу для гаданий, и холодная вода вместе с кусочками воска вылилась прямо на пол. Милана догадалась использовать Люмос, но тут к веселью подключился Степа, начав издавать устрашающие звуки и дёргать защёлку окна. Девочки завизжали ещё громче и кучкой высыпали в коридор.
– Что за шум? – послышался голос преподавателя по анимагии, магистра Дубровского, а следом за ним в коридоре появился и он сам в сопровождении магистра астрономии Венеры Муратовой.
Девочки бросились врассыпную: Милана и Яра в свою спальню, Аня – в свою. Ксюша убежала на кухню. Варвара спрятаться не успела, застыв прямо посреди коридора.
Магистр Дубровский был молод, очень красив и совершенно не похож на всех других мужчин, что ей приходилось видеть. Варвара не раз слышала о том, что раньше он много путешествовал и многое повидал в жизни, что он первоклассный маг и мог бы запросто сделать себе карьеру где-нибудь в Министерстве магии … Неожиданно ей стало очень стыдно. За то, что она вот так, в одной, к счастью, достаточно длинной рубахе, стоит перед ним в коридоре после отбоя. За то, что они ночью пытались ворожить. За то… что она стала свидетелем того, что этот поздний вечер они с магистром Муратовой проводят вместе.
– Варвара, – обратилась к ней преподавательница озабоченно, но Варе показалось, что на губах у учительницы проскользнула улыбка. – Что произошло? Мы с Михаилом Александровичем слышали шум.
– Да, это мы с Ксюшей кричали, – отчаянно краснея, проговорила Варя. – Мы спали, а к нам в комнату… Что-то стучалось в окно.
– Пойдём посмотрим, – предложил Дубровский.
За окном никого уже не оказалось, но, ярко посветив в темноте палочкой, Дубровский заметил на снегу несколько следов ботинок и какие-то непонятные формулы.
– Думаю, это шалят ваши одноклассники.
– У них были морды каких-то зверей…
– Маски, – улыбнулась Муратова. – Найдите Ксению и отправляйтесь в постели. Не волнуйтесь, мы найдём тех, кто вас напугал. Думаю, пару часов в карцере отучат их обижать девочек.
– Спокойной ночи, – улыбнулся Дубровский. Варвара вспыхнула, почувствовав внутри нарастающую трепетную робость, и кивнула в ответ.
***
– Ничего не меняется, – заметила Муратова, спускаясь по лестнице и на ходу накидывая на плечи тёплую мантию. – Девочки ворожат на святки и думают, что преподаватели не в курсе, что из незамужних женщин спокойно храпит в своей постели лишь одна наша престарелая библиотекарша. Я помню, в прошлом году тоже весело было. Серебрякова и Воробьёва – это теоретики, нынешний шестой курс – додумались бросать на дорогу валенок**. В итоге валенок угодил в одну из теплиц и поломал пару любимых хризантем Цветаевой.
– А ты тоже уже успела поворожить? – улыбнулся Дубровский.
– А как же, – Венера кокетливо подняла брови. – Как раз перед тем, как пойти с тобой на дежурство поставила пару свечей перед зеркалами. Думала, может, удастся всё-таки избежать своей роковой судьбы – хорошее ведь дело браком не назовут… Но нет, смотрю я в зеркало, а оттуда Фёдор мой ухмыляется, словно говорит «Теперь не сбежишь», – она любовно погладила тоненькое еле заметное на пальчике кольцо.
Дубровский засмеялся.
– Девочки ворожат, а мальчики хулиганят… Признаюсь, мы с Пригожиным в своё время тоже лазили к девочкам в окна…
– И почему я не удивлена! Сможешь вычислить наших нарушителей?
– Легко, – они уже вышли на улицу и остановились прямо под окнами жилого крыла. – У тебя ведь есть какие-нибудь тетради или карты третьего курса? Я определю всех, кто был здесь этой ночью, по запаху.
***
Варвара с любопытством наблюдала за Дубровским и Муратовой из окна. Когда после второго курса их распределили по факультетам, студенты-практики наперебой стали рассказывать, что анимагия входит у них в обязательную программу. Все остальные немножко им завидовали, и мечтали хотя бы одним глазочком увидеть, как происходит превращение человека в зверя. Поэтому сейчас она неотрывно следила за фигурой Дубровского, которая всего за пару мгновений стала в разы больше и покрылась густой шерстью. Магистр опустился на лапы, явно принюхиваясь к оставленным на снегу следам.
Нет, не магистр. У зверя, стоящего под окном, было мало общего со статным вежливым и всегда спокойным преподавателем. Сердечко Вари ёкнуло.
Анимагической формой Дубровского был медведь.
Она улыбнулась своим мыслям, отошла от окна, не спеша расчесала длинные рыжие волосы, сунула расчёску под подушку и, улёгшись, наконец, в тёплую постель, тихо прошептала:
– Суженый мой, ряженый мой, ты во сне ко мне приди, и голову мою причеши... Да будет так.***
***
– Вычислил! Вероятность того, что наша затея выйдет нам боком составляла восемьдесят семь и три десятых процента.
– Егоров, мы в карцере, – огрызнулся Рома. – Ты немного запоздал со своими тремя десятыми процентов!
Дубровский с Муратовой сцапали их, когда они уже вернули дерево обратно в рощу и возвращались в свои постели. Теперь о последних оставалось только мечтать. Камеры для школьных преступников были местом неудобным и неприятным. Волшебные палочки у них отобрали, игральные карты у Стёпы и грелку у Вани – тоже. Единственное, чем оставалось занять себя в этот остаток ночи так это пустыми разговорами.
– Странная из тебя пифия, Егоров, – заметил Стёпа, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. – В транс не входишь, глаза не закатываешь, хрустальный шар в кармане не носишь…
– Может ты просто шарлатан? – предположил Андрей.
Ростислав обиженно цокнул.
– Вам всё эффекты подавай, а я – за эффективность!
– Эффективность – слово-то какое умное…
– Да я хоть сейчас могу предсказание сделать!
– Ну давай, пифун, жги.
– Только без процентов!
На пару секунд Егоров задумался, прокашлялся, моргнул и со всем чувством и выражением, на которые только был способен, проскандировал:
– Драконье пламя больно жжёт,
Героя дева бережёт.
А волосы её как медь,
И суженный её - медведь.
Ребята переглянулись.
– И что это значит? – первым задал всеобщий вопрос Ваня.
– Не знаю, – пожал плечами Егоров, с чувством выполненного долга откидываясь к каменной стене. – Будущее – очень туманная штука… Тут так просто не разберёшься.
– Может ты просто тупой стишок на ходу сочинил? – предположил Стёпа.
– Может, – кивнул Егоров. – А может и нет. Святки, как-никак, даже тупой стишок может показаться пророческим.
– Отличная наука ваши прорицания, – Андрей развёл руками. – Точная…
– А главное – полезная, – заметил Рома.
– Смейтесь, смейтесь, – проворчал Егоров. – Когда я стану Министром магии…
– Конечно, станешь! А может и не станешь.
– Подожди, он сейчас начнёт высчитывать вероятность в процентах!
– Да ну вас!
Они замолчали, слушая, как гуляет по подземельям ветер. В зимнем секторе начался сильный снегопад, а значит в лесу на утро нельзя будет отыскать ни одной дорожки, ни одной тропинки, ни одного знакомого ориентира… Древний замок, наконец, погрузился в сны – манящие и тревожные, приятные и дурные, пророческие и не очень.
Магистр Дубровский, только-только задремав после дежурства, резко проснулся. Недовольно поморщился, взглянув на часы – всего лишь четыре тридцать утра. Можно спать дальше.
С разжатых пальцев на подушку опустился длинный рыжий женский волос.





*Этот вид гадания подсмотрела у Сапковского в «Ведьмаке». Погуглила – и правда, есть такое. Яблоко очищается от кожуры так, чтобы образовалась длинная полоска без разрывов. Затем ленту из кожуры надо кинуть через левое плечо. Считается, что с той буквы, которую образует кожура при падении, и будет начинаться имя жениха.
** Гадание по валенку (сапогу, туфельке). Девушки поочерёдно бросают обувь на дорогу и по направлению «носка» узнают, откуда приедет их будущий супруг.
*** Этот вид гадания, наверное, все и без меня знают. После такого обряда избранник должен прийти во сне и расчесать девушке волосы.



Липовый мёд

Амортенция не выдерживала никакой критики – слишком приторный запах, непонятный осадок на дне, вместо пара – странный мутноватый пузырь, обнимающий стеклянное горлышко графина. Разочарованно фыркнув, Пригожин вылил варево в горшок.
– Совсем уже перестали стараться, – обидчиво посетовал он кактусу, которого на испанский манер называл Альфонсо. – Скоро начнут подсовывать мне дешёвые привороты из буянградских лавок!
Альфонсо обречённо молчал. За долгие годы своего существования он испробовал огромное множество любовных зелий разного типа и качества. От одних на его зелёном мясистом колючем стебле появлялся мягкий чуть светящийся в темноте пушок, от других – словно якорь на абордажном крюке выстреливал новый бутон. От графина с яблочным соком Альфонсо словно бы съёжился, уменьшившись в размерах, и скинул на землю парочку пожелтевших игл.
– Обязательным ингредиентом любого зелья является частичка собственной души, – глубокомысленно изрёк Пригожин лекторским тоном. – А уж тем более, если дело доходит до амортенции! Эх, вот только попадись мне эта портачка!
Ответом на его ворчание послужил робкий стук в дверь. Пригожин подозрительно сощурился.
– А, это ты! – на пороге его комнаты, мелодично постукивая пальчиками по косяку, стояла магистр астрономии и астрологии Венера Алмазовна Баюн-Муратова. – А я думал, нерадивая студентка каяться пришла! Давно я от такой бездарной амортенции не отказывался!
– Кажется, сегодня счёт открыла я, – тяжело вздохнула Венера, опустив глаза. Ни для кого не было секретом, что магистр зельеварения Пригожин и магистр анимагии Дубровский тщательно подсчитывают все попытки напоить их приворотным зельем, соревнуясь, у кого больше. Венера эту забаву не одобряла, но и мешать ей не собиралась – чем бы дети не тешились… – Где тут можно записаться в ваш с Михаилом Александровичем клуб джентльменов?
Несмотря на шутливый тон, хорошенькое личико Венеры выражало беспокойство и полную растерянность. Впрочем, последние пару месяцев, по мере того как стройная фигурка Баюн-Муратовой начала округляться, а вкусовые предпочтения меняться, вывести магистра из душевного равновесия могла любая мелочь.
– Максимум что можно ожидать от приворотных зелий наших студентов – это несварение желудка, – пробубнил Пригожин. – Так что рога твоему мужу не грозят, не переживай…
– Мне прислали не зелье, а записку, – взволнованно объяснила Венера, помахав перед его носом каким-то пергаментом. – Попросили ни в коем случае не появляться завтра в семь утра у пляшущей белки… И вообще остерегаться пляшущей белки!
– Это дельный совет, да, – усмехнулся Пригожин, вспомнив, как весело они с Дубровским отметили в прошлом году выпускной. – Очередная обеспокоенная пифия? Ты это смотри, Миша уже связался с одной…
– Я тоже вспомнила ту историю с драконом в румынском заповеднике, – кивнула Венера. Пригожин тем временем изучал текст послания. Никаких тебе расплывчатых фраз и полупрозрачных намёков, которыми часто грешат прорицатели: чёткое указание ни в коем случае не появляться завтра в семь часов и тринадцать минут до полудня на площади у статуи пляшущей, поющей и «орешки всё грызущей» белки в Буян-граде. Вероятность того, что пренебрежение этим советом может Венеру Алмазовну привести к неприятным последствиям, составляет девяносто четыре и девять десятых процента. – И поэтому подумала… если бы Миша послушался тогда совета Вари, мог бы погибнуть ребёнок… Кто-то обязательно должен быть завтра на площади в семь тринадцать утра!
Поняв, в какую сторону она клонит, Пригожин обречённо закатил глаза. От его природной наблюдательности маленький секрет семьи Баюн-Муратовых не могли скрыть даже просторные мантии, и Венера отлично понимала, что отказать беременной женщине он точно не сможет. Перевалить важную миссию по проверке танцующей белки на плечи Дубровского тоже не удастся – друг отправился в отпуск крестить очередного ребёнка своей старшей сестры.
– Если честно, я не собирался завтра вставать раньше десяти, но раз целых девяносто четыре и девять десятых процента… Ты знаешь, кто этот твой доброжелатель?
– Знаю, – честно ответила Венера. – Он очень способный студент. Поэтому я и прошу тебя завтра проснуться пораньше.
– Ты посмотри, какие замечательные у нас студенты, что бы мы без их мудрых советов делали… Зелья варить, правда, ни черта не умеют, но кому это надо, если все пифии в курсе, когда следует под пятой точкой соломки подстелить.
– Большое спасибо, Кирюша, – хлопнув длинными ресницами, чмокнула его в щёку Венера. – Буду с нетерпением ждать твоего возвращения!
На миг Пригожину показалось, что в её тёмных глазах мелькнул огонёк торжества. И хотя способностей к прорицанию у него отродясь не было, его интуиции мог позавидовать любой начинающий пифун.
«Какой-то здесь подвох… – проворчал его внутренний голос. – И сама ситуация какая-то дурацкая – сходи за тем, не знаю зачем, принеси то, не знаю что! Ох уж эти беременные женщины!»
Выйдя за порог его комнаты, Венера ослепительно улыбнулась. Он-то прекрасно знала, что к чему.
***
Ранним воскресным утром в Буян-граде не было ни души. Даже статуя белки, из-за которой Венера и заварила всю эту кашу, мирно дремала, засунув под щёку ядра чистый изумруд.
Пригожин не переставал зевать. Гадать, какие неприятные последствия могли ожидать здесь Баюн-Муратову уже не хотелось. Ровно в семь пятнадцать, если ничего не произойдёт (а он был уверен, что ничего не произойдёт), он собирался трансгрессировать к воротам Колдовстворца, чтобы в семь двадцать завалиться обратно в кровать досматривать свой красочный сон. О чём он был, уже было не вспомнить, но почему-то Пригожин был уверен, что ему снились цветущие липы…
Комок рыжей шерсти бесстрашно кинулся ему прямо под ноги, закружился у левой пятки, мотая туда-сюда пушистым хвостом. От неожиданности Пригожин дёрнулся и чуть ли не запрыгнул на скамейку.
– Медовик, ну как тебе не стыдно пугать господина магистра? – от знакомого насмешливого голоса у Пригожина ёкнуло сердце. Бельчонок резво подхватил с земли круглый жёлудь и бросился к раскрытой ладони своей хозяйки.
Липа Станюта ничуть не изменилась с того тёплого июльского дня, когда они пьяные, счастливые и немножко грустные покидали Колдовстворец с дипломами выпускников в рюкзаках. Те же светлые мягкие с еле заметной рыжинкой волосы, зелёные полупрозрачные глаза, аккуратные губки – алый бантик на бледном личике…
– Ты ничуть не изменился, Кирилл, – улыбаясь, повторила его мысли она, и обычно словоохотливый магистр глупо помотал головой в ответ.
Она не была его первой сильной сносящей крышу любовью – этот вихрь перевернул его жизнь с ног на голову уже после школы, во время учёбы в университете. Следом за первым серьёзным увлечением последовало и второе, и третье – по-своему прекрасные, но исчерпавшие себя с течением времени… А ещё через пару лет он стал преподавателем в Колдовстворце, и большинство девушек, его окружавших, стали все как одна похожи на первые весенние цветы – любоваться можно, а рвать не стоит. Да и незачем: жизнь у любви также коротка, как и у сорванного цветка…
Липа же сохранилась в шкатулке его памяти как светлая детская симпатия, несбывшаяся мечта, овеянная грустью и радостью одновременно. Но стоило ему вновь её увидеть, как мысли о сне, еде, Венере и её предсказателе улетучились из его головы. Осталась только одна, волнующая, важная: «Липа, Липа здесь, в Буян-граде, совсем рядом со школой!».
– Ты прекрасна… выглядишь, – выпалил он. Многие девчонки мечтали услышать из его уст что-то подобное, а Липа, как и много лет назад, лишь пожала плечами – она прекрасно осознавала свою привлекательность и без его комплиментов.
– Я открыла здесь небольшой магазин, – она аккуратно посадила вцепившегося в свой жёлудь белчонка на плечо. Из-за раскрытой двери, на которую она указывала, за ними наблюдали парочка кошачьих глаз, целое семейство неплохо устроившихся на подоконнике лукутрусов и несколько жалобно поскуливающих щенков шишуг.
– Торгуешь братьями нашими меньшими? – спросил Пригожин.
– Мне больше нравится считать, что нахожу им верных друзей за небольшое вознаграждение, – чуть нахмурив светлые брови, ответила она. – Ты не хочешь завести себе питомца?
– Это Дубровский у нас любит котиков, заек и прочую живность. Так сильно любит, что превращает в них своих студентов… Я же как истинный травник предпочитаю растения. Они молчат и не просятся на прогулку.
Воспоминание о Дубровском противно кольнуло его в давно зажившую ранку. Когда их, закадычных друзей, спрашивали, с чего началось их соревнование в погоне за женскими сердцами, Михаил обычно честно отвечал, что это было так давно, что уже и не вспомнить. Пригожин согласно кивал, но вот демон, притаившийся за его левым плечом, отлично знал: всё началось с того вечера, когда Михаил Дубровский и Липа Станюта впервые отправились на прогулку по узким заметаемым снегом дорожкам колдовстворского сада.
– Стой, так она тебе нравится? – роман исчерпал себя уже через пару недель, но Пригожин, как опытный зельевар, знал, что от любого кипящего в котле варева остаётся небольшой осадок. – Почему ты сразу не сказал мне, я бы никогда… – Дубровский был удивлён совершенно искренне. – Я и подумать не мог…
– Забей, – буркнул Пригожин. Признавать, что в отличие от многих других его однокурсниц Липа плевать с высокой башни хотела на его природное обаяние, казалось ему ниже его достоинства.
– Нет, ты должен ей об этом сказать, – горячо возразил Дубровский. – Мы же на последнем курсе, совсем скоро окончим школу и, возможно, больше никогда друг друга не увидим. Пригласи её на выпускной бал, пока это не сделал кто-то другой!
– Как истинный травник ты не откажешься от чая с липовым мёдом, приготовленного другим истинным травником, – улыбнулась Липа. Он так ей ни в чём не признался и на бал не пригласил. Ангел на его правом плече укоризненно покачал головой.
Нежно зелёное платье и цветы в волосах – такой он запомнил её в день их выпускного. Со временем воспоминания о девчонке, склоняющейся вместе с ним над котлом, дремлющей прямо на кухне, положив на стол вместо подушки второй том Большой Волшебной Энциклопедии, заливисто смеющейся над историями анимагических похождений Дубровского, потускнели, словно выцветшие на солнце старые фотографии. Но длинное зелёное платье и сияющая сквозь слёзы улыбка ярким пятном отпечатались в его памяти.
Понюхать прежде чем пить давно стало для Пригожина приобретённым инстинктом. Липа лукаво улыбалась, глядя на подозрительные движения кончика его носа, и осторожно гладила хвост бельчонка, задремавшего в нагрудном кармане её сарафана.
– Профессиональная деформация, – пояснил он, косясь на банку с мёдом. – Студентки очень любят шутить с приворотными зельями. На самом деле, вывести их на чистую воду очень просто, – заглянув в смеющиеся зелёные глаза, признался он. – Для меня вот амортенция пахнет липой. Забавно вышло, медведь у нас Дубровский, а липовый мёд обожаю я. Хотя настоящий мёд пахнет вовсе не липой, а как… Знаешь, так лавки с целительскими зельями у немагов пахнут, они их ещё аптеками называют … Так вот, как только я учую в чае или конфетах любимый запах – значит точно мне подсунули фальшивую любовь. Липовую.
– Ничего не знаю, мой мёд пахнет липой, а не какой-то там аптекой. Я же волшебница, – девушка рассмеялась, но в голосе её проскользнула минорная нотка. – Всё это, конечно, хорошо, но… Ты не думал, что если ты и дальше будешь бояться попасться на крючок обманной любви, то рискуешь остаться без любимого лакомства? – она бесстрашно зачерпнула густую вязкую золотистую жидкость ложкой. – Мммм… вкусно же! Ну что, опять струсишь?
– Ты что, струсил? – разочарованно протянул Дубровский. – Кирюх, я б никогда не подумал, что у тебя настолько всё печально с самооценкой! Да на тебя же девушки вешаются как…
– А Липа не вешается, – отрезал Пригожин, пытаясь забыть огонёк насмешки в её зелёных глазах. Он ещё не подозревал, что на утро после выпускного, когда в первый и последний раз по-дружески обнимет её на прощанье, ласково проведя ладонью по мягким пушистым волосам и прошептав банальную ложь о том, что обязательно будет слать ей сов, он на миг заметит кое-что похуже насмешки. Разочарование, – Всё. Закрыли тему.
– Чёрта с два, – ответил он, решительно пододвигая к себе банку. Мёд пах Липой. Чай пах Липой. День пах Липой, и Кощей его раздери, это был лучший запах на всей планете. И если уж всему виной амортенция, то ему терять нечего – он наверняка выпил целый котёл уже много лет назад.
***
– Какова вероятность, что всё прошло успешно? – обеспокоенно спросила магистр Баюн-Муратова, поглаживая себя по животу. На столе перед ней лежали две астрологические карты, отображающие расположение светил на небе в моменты рождения двух хорошо знакомых ей людей. При наложении карт друг на друга звёзды образовывали почти идеальные символы, обозначающие то, что Венера, как и следовало ожидать от человека с подобным именем, ставила в своей системе жизненных ценностей превыше всего – гармонию, уважение, влечение, любовь. Сейчас, когда внутри неё спела новая жизнь, её прирождённая тяга к сводничеству обострилась как никогда раньше.
– Девяносто семь и три десятых процента, – покорно сообщил Ростислав Егоров. – Наверняка уже пьют вместе чай, позабыв про нас с Вами.
Егоров действительно был хорошим прорицателем, а потому знал: вероятность того, что женщина, которую он преданно любил и которой искренне восхищался, бросит ради него отца своего будущего ребёнка, была настолько мала, что даже не стоило брать её во внимание. И даже если бы судьбе было бы угодно вытащить из своего глубокого мешка счастливый для него бочонок, Венере бы такое решение счастья не принесло – тут и высчитывать ничего не надо.
– Вот и чудесно! Давно пора, – воодушевлённо добавила она, складывая в стопочку разбросанные по столу пергаменты с расчётами. – Чувствуешь, как пахнет? Счастьем пахнет!
Башня с её кабинетом сейчас находилась в летнем секторе, так что за открытыми нараспашку окнами цвёл солнечный июль. Тёплый бродяга-ветер лениво потрепал уголки астрологических карт, погладил корешки сложенных в шкафу книг, взъерошил тёмные волосы Егорова и умчался дальше бродить по тенистым аллеям, разнося по миру дурманящий сладкий медовый запах. Запах липы.


Глава Невеста Полоза

Лиха не ведала, глаз от беды не прятала
Быть тебе, девица, нашей – сама виноватая!
Над поляною хмарь
Там змеиный ждет царь
За него ты просватана
Мельница «Невеста Полоза»

Чёрный размером с указательный палец петух, еле выбравшись из приоткрытой шуфлятки, громко пропел на всю комнату и, не дождавшись никакой реакции, клюнул Матвея в коленку. Юноша что-то невнятно пробормотал в ответ и ещё глубже зарылся в одеяло. Петух не отступал – приземлившись на холмик, под которым должна была быть голова, он уже прицелился клювом прямо в самое темечко, как был сбит прилетевшей с другого конца комнаты подушкой.
– Горыныч! – вторая подушка была адресована спящему. – Вставай, пока твой будильник не заклевал тебя как царя Дадона. Дубровский твоих опозданий больше терпеть не будет.
Фамилия преподавателя по анимагии подействовала лучше клевков. Недовольно хмурясь, Матвей поднялся на кровати.
– Какая разница? Всё равно я… – договорить он не успел – неугомонный будильник для верности цапнул хозяина за щёку. Взвившись и поминая Кощееву мать, Горыныч вскочил с кровати. Ругательства перекрыл громкий смех Саши Зорича.
– Одевайся скорее, если хочешь успеть позавтракать, – сам Саша был уже почти собран, для полноты гардероба не хватало лишь рубашки и форменной мантии. – Доброе утро, барышни! – крикнул он, высовываясь в окно.
Травница Любочка Рябинина, быстро окинув взглядом мускулистый торс Зорича, кокетливо помахала в ответ. Её подруга Зарина Шаховская, цыганка с факультета пифий, лишь сухо кивнула.
– Горыныч опять проспал? – перебирая яблоки в корзинке, поинтересовалась Любочка.
– Неет, – Саша оглянулся на соседа. Матвей вяло рылся в шкафу в поисках чистой одежды. – У нас сегодня первой анимагия – опаздывать нельзя.
– Ооооо, – улыбка девушки чуть померкла. – Удачи… вам.
– Спасибо большое, – со злостью ответил Матвей, извлекая, наконец, из груды носков два одинаковых – чёрных, со снитчами.
О его неудачах с анимагией была в курсе вся школа. Вообще-то Матвею Горынычу, как представителю факультета теоретической магии, изучать превращения в животных было вовсе необязательно – предмет как спецкурс предусматривался лишь для факультета практической магии, и то не для всех – примерно треть группы отстранялась от занятий после предварительных тестов. Однако отец Матвея, гордившийся редкой анимагической формой семьи, передававшейся из поколения в поколение, настоял на том, чтобы сын во что бы то ни стало научился превращаться в дракона. Каково же было его негодование, когда к концу пятого курса, когда вся группа благополучно освоила превращения, Матвей не продвинулся дальше огненного чиха и отрастающих когтей.
– Может, ну его? – спросил он у Саши, останавливаясь посреди комнаты в одной штанине.
– Не глупи. Дубровский сказал, что такое иногда бывает. Необходима практика. И портки надень уже.
На кухне, забравшись пятками на табуретку, не спеша попивала чай их однокурсница с факультета теоретической магии Ульяна Серебрякова. Благодаря занятиям Горыныча анимагией, расписание их группы сдвигалось, образуя с утра по понедельникам и после обеда по четвергам форточку.
– Урок через десять минут, Горыныч, – с чуть заметным ехидством в голосе протянула она, но тут же добавила: – Кофе уже в твоей кружке, бутерброды рядом.
– Ты чудо! – отозвался Горыныч, хватая свой завтрак.
– А обо мне, своём троюродном брате, между прочим, она так не заботится! – возмутился Саша. Ульяна подмигнула ему, отхлёбывая ещё один глоток из своей огромной чашки.
Во дворе в них чуть не врезалась малышня, бегущая как стадо хохликов* в сторону лекционного корпуса. Один из мальчишек, еле избежав столкновения с Матвеем, был ловко схвачен за шиворот Сашей.
– А если бы он свой кофе пролил на тебя? А если б там было зелье, а не кофе? Андрей, я с тобой разговариваю!
Зорич-младший покорно опустил глаза, в которых, впрочем, не наблюдалось ни капли раскаяния.
– Какой у вас урок? Заклинания? Ну иди. Шагом иди, и смотри куда…
Вырвавшись из хватки старшего брата, Андрей тут же ускорился и уже через два метра налетел на темноволосую веснушчатую девочку с полной корзинкой лопухов. Девчушка вскрикнула и уронила корзинку.
– Ну вот что за флоббер-червь у этого малого в заднице? – взмахом волшебной палочки Саша вернул рассыпавшиеся листья лопуха на место. – Неужели мы тоже такими были…
– Вы были ещё хуже, – от холодного женского голоса Матвей подавился кофе. Кажется, пора было объявлять день незадавшимся с самого утра.
– Прости, Даш, но мы опаздываем, – потянув за собой оторопевшего Горыныча, отмахнулся от неё Саша.
То, что он по уши втрескался в одногруппницу Дарью Щедрину, Матвей понял к третьему курсу, когда некоторые из его однокурсников стали заниматься балетом. К одному из праздничных концертов «балеруны» подготовили танцевальные номера. Матвей и Саша сидели на самом последнем ряду, глупо хихикая и отпуская язвительные шуточки по поводу парней, вызвавшихся плясать в туго обтягивающих зад лосинах. Особенно комичным казался им Денис Муромец, потомок знаменитого богатыря, широкоплечий грузный старшекурсник с факультета практической магии, чемпион школы по боям на мечах. Но вот на сцену выпорхнула Даша. Поднимаясь в своих пуантах на самый край носочков, она закружилась в объятиях Дениса, носившего её на руках так легко, будто бы она была маленькой птичкой. Матвею уже не хотелось смеяться с Муромца – он мечтал оказаться на его месте.
– Зорич, я влюбился, – серьёзно сказал он, когда музыка стихла, и зал взорвался овациями.
– В кого? В Дениса? – прыснул друг, но, увидев серьёзное лицо Матвея, со знанием дела добавил: – Не волнуйся. Подожди, пока у неё появятся прыщи, и всё пройдёт.
Прыщи иногда появлялись, но – хвала косметическим зельям – быстро проходили. А вот любовь Матвея – нет. Он пробовал дёргать Дарью за косички, задирать и красоваться перед ней, однажды даже написал стихи о своих чувствах, бросил их ей под дверь, постучал и убежал, но результат был один – Щедрина презрительно поджимала губы и всем своим видом показывала, что не хочет иметь с ним никаких дел.
– Я поздоровался с ней? Кажется, не поздоровался!
– У нас урок по анимагии, – твёрдо отозвался Саша, – через две… одну… Начни ты с ней «здороваться» мы бы сто пудово опоздали.
– Как раз вовремя, – стоило им влететь на тренировочную поляну, где уже расселась кружочком на брёвнах их группа, как прямо в центр трансгрессировал магистр Дубровский. С некоторым удовольствием Матвей отметил, что вопреки обычному, преподаватель был плохо выбрит и, вероятно, тоже спешил, чтобы не опоздать на урок. – Сегодня продолжим тренировки. Зорич, Золотоусов и Литвинова могут преступать к превращениям без использования волшебных палочек. Остальные тренируются как обычно. Не спешите и не паникуйте. Напоминаю, что последствия неудачной трансформации могут быть необратимы. Со временем, процесс превращения будет отработан у вас на уровне рефлекса, но пока этого не произошло, не торопитесь!
Частичная зависшая трансформация была страшным сном для любого начинающего анимага. Во многих странах мира, типа США и Великобритании, обучение детей превращениям считалось дикостью, а любой, кто решался стать анимагом, попадал под строгий контроль местных Министерств Магии. Любая ошибка могла стать роковой, и тогда ты навсегда останешься получеловеком-полузверем. Хорошо, если дело ограничится маленьким заячьим хвостом – его можно удалить, оставив небольшой пушок на заднице, но вот если руки превратятся в драконьи лапы, из спины полезут огромные крылья, а всё остальное останется человеческим…
– Горыныч, не смей даже думать о таком во время подготовки к превращению, – свои способности к легилименции Дубровский применял исключительно в пределах тренировочной площадки и только во время занятий. – Сядь и расслабься на десять минут.
В Колдовстворце, с давних времён практиковавшем обучение анимагии, сохранили традицию, несмотря на риск и осуждение со стороны международного магического сообщества. Допускали к занятиям далеко не всех и только после целой кучи тестов и собеседований. Риск неудачной трансформации или трансформации без обратного превращения в человека был не единственной проблемой. Некоторым не удавалось сохранить человеческий разум и даже после возвращения в человеческое тело они продолжали вести себя как животные. Однако с тех пор, как анимагию в школе стал преподавать Дубровский, несчастные случаи прекратились. Магистр действовал по принципу «тише едешь, дальше будешь» и настоял на том, чтобы количество занятий было увеличено и растянуто на целых пять лет. «Некоторым для приручения зверя внутри себя нужны стандартные три года, но есть и те, кому необходимо гораздо больше времени», – объяснял он. Отец Матвея, к сожалению, взгляды магистра не разделял.
Впрочем, курьёзов с анимагией хватало у всех. Руся Бельская, полноватая смешная девушка, превращалась в байкальскую нерпу – зверька, обитающего в озере и совершенно беспомощного на суше. Далеко не всем с первого раза удавалось вернуться в человеческий облик вместе с одеждой, и если парни вроде Саши Зорича превращали неловкую ситуацию в повод покрасоваться накачанным в результате долгих тренировок телом, то сёстры-близняшки Ростовы, превратившись из парочки мышей обратно в девушек, продолжали пищать как мыши.
– Литвинова, сколько раз повторять, не превращайся на дереве! Ты не птица и не летучая мышь!
– Ты песец, – добавил кто-то.
Лариса Литвинова была ярким примером того, как анимагическая форма была одновременно и прозвищем, и описанием характера человека.
– Мне так удобнее, – отмахнулась от магистра она, завязывая длинные светлые локоны в хвост. – Вот сейчас, смотрите.
И точно – мгновение спустя на землю прямо перед силящемся превратиться без помощи палочки покрасневшим от натуги Зоричем спрыгнул маленький юркий белый зверёк. Насмешливо склонив голову набок, песец уставился на Сашу.
– Не мешай, – буркнул тот, открыв правый глаз. Лара тут же обернулась обратно человеком. Из одежды на ней было лишь нижнее бельё и форменная рубашка.
– Ой, прости, – ни капли не смутившись, произнесла она.
– Литвинова, временное отстранение от тренировок за подобные фокусы, – проорал Дубровский. Все были в курсе, что Лара не равнодушна к Зоричу и намеренно смущает его. Однако посмей её кто-то прямо сказать об этом, он тут же получил бы заклятием, а то и кулаком в глаз. Всё-таки девчонки странные существа.
Матвей уныло оглядел группу. Тренироваться ему не хотелось. Он не спеша допил свой кофе и, наконец-то, вкусил приготовленный Ульяной бутерброд.
– А вот и Матвей! – воскликнула Серебрякова, когда он с унылым выражением лица завалился в кабинет артефактологии. Спрашивать, как прошла тренировка по анимагии никто не стал.
– Выше нос, Горыныч, – вполголоса подбодрил его Павел Фандорин, откинув голову прямо на стоящую позади него парту. Сидевшая за ней Ульяна еле успела отодвинуть свои аккуратные исписанные мелким почерком конспекты.
– Так хорошо, когда форточка с утра, – поспешила перевести тему Марина Воробьёва. – Смотрите, что я успела за завтраком нарисовать…
Все переключились на карандашную зарисовку – кипящий на общей кухне котелок с зельем, вероятно оставленный кем-то из травников. Карандашный огонь двигался и плясал, словно настоящий, зелье булькало, лопая карандашные пузыри.
Матвей кивнул в знак одобрения и почти инстинктивно перевёл взгляд на Дашу. Как обычно она сидела немного поодаль и никак не отреагировала ни на его приход, ни на рисунки Марины. На курсе некоторые её недолюбливали за холодность, отстранённость и надменность. В группе первоначально тоже, но потом привыкли. Лучше всего с ней ладить удавалось Павлу, но у того, как подозревал Матвей, глядя, как пунцовеют в его присутствии щёки всегда сдержанной Ульяны, была за пазухой связка ключиков от всех, в особенности женских, сердец.
Магистр Клыбик, преподававший у них артефактологию, был седым стариком в больших очках в роговой оправе, всю жизнь посвятившим себя работе в лаборатории артефактов Московского отделения Министерства магии. Выйдя на пенсию, Илларион Николаевич решил поделиться своим опытом и знаниями с подрастающим поколением. Подрастающее поколение в лице Ульяны было так впечатлено, что принялось мечтать о карьере в министерских лабораториях.
– Прежде, чем мы перейдём к теме урока, поговорим немного о темах ваших курсовых, – скрипучим голосом начал магистр. – Горыныч, Фандорин, вы пока единственные, кто так и не выбрал темы…
– Она вертится в моей голове, осталось лишь сформулировать… – отозвался Павел.
– Поспешите, курсовые вам сдавать уже в мае.
– Только в мае, – шёпотом проворчал Паша. – Всё равно всё будет делаться в последнюю неделю…
– Серебрякова, Шестаков, Зимина, темы надо будет переформулировать, подойдёте ко мне на перемене. Воробьёва, «Живой портрет как артефакт. История создания и возможности практического использования» – очень хорошая тема, мне понравилось. Щедрина, тема «Кольца Полоза, способы их обнаружения и ликвидации» не подходит. Работа с подобными артефактами не допускается для школьников, а тем более, девушек. Не потому, что девушки не так хороши в артефактологии, совсем нет, – поспешно добавил он. – Просто на мужчин такие артефакты не действуют…
– А на геев? – полюбопытствовал Фандорин.
– Не могу ответить на этот вопрос, случаи обнаружения колец Полоза лицами нетрадиционной ориентации мне неизвестны, – серьёзно ответил магистр.
– Но ведь мужчинам обнаружить кольцо сложнее, – подняла голову Дарья, до этого сидевшая с таким видом, будто тема её курсовой её не касается, – Было бы логичней…
– Найдя и приняв кольцо Полоза, девушка заключает магический контракт, разорвать который мирным путём практически невозможно. Поэтому специальные отряды из министерства с самого рассвета в змеиный день прочёсывают всю страну в поисках колец и ликвидируют их прямо на месте. Это единственный способ защитить юных девушек от Полоза. Тема, действительно, интересная, но вы не сможете предоставить мне никакой практической части. Так что займитесь лучше украшениями с порчей или волшебными зеркалами...
Дарья кивнула, но по плотно сжатым губам Матвей понял: с решением магистра она не согласна категорически. Тонкие музыкальные пальцы встревожено пробежались по корешку толстой, перевязанной белой лентой папке, но тут же взялись за перо.
– Горыныч, вам, особое приглашение надо? Лекция уже началась, – проскрипел магистр Клыбик. Матвей виновато кивнул, раскрыл тетрадь, но не удержался и вновь кинул взгляд на Дашу. Её абсолютно прямая спина, грациозный наклон головы, завитки волос, собранные в скрученную на затылке косу, будили в нём мысли совершенно далёкие от артефактологии. Фандорин ткнул его в бок, выразительно усмехнувшись. Матвей вздохнул и принялся записывать, рассыпая по белым листам небольшие кляксы, характерные признаки тёмномагического объекта…
В паре метров от него, сжав под столом ладошку в кулак и почти не слыша слова магистра, Дарья Щедрина не прекращала думать, что ей теперь делать. Перед глазами мелькали сцены из детства, изрезанное морщинами, но всё ещё вполне моложавое лицо бабушки и проклятый колодец, в котором уже много лет как не сыскать чистой воды…
У бабушки в Медянкино Даша окончательно поселилась, когда ей было два года. Её мать, молодая провинциальная, но очень многообещающая актриса, приехала искать в Москву красивой жизни, а нашла Дашиного отца – небогатого и с виду совершенно ничем не выдающегося лингвиста, переводчика с древних языков, зато со столичной пропиской. Первое время Дашина мама переживала из-за того, что её избранник никакой не олигарх, не бизнесмен, не певец и не актёр, а совершенно обычный заурядный скучный обыватель, которых в большом городе пруд пруди, но потом смирилась – как стартовая площадка для будущей кинодивы Алексей Щедрин вполне годился. В дела мужа Лизонька Щедрина никогда не вникала – ну сидит ботанит в своём маленьком кабинете за книжками и пусть дальше сидит. Благо, строить карьеру Алексей ей ничуть не мешал. Почти – когда Лиза внезапно вопреки всем предосторожностям забеременела, о прослушиваниях пришлось на время забыть. Вот тут-то впервые Щедрин позволил себе в чём-то ограничить жену – на её предложение быстро и относительно безболезненно избавиться от ребёнка Алексей ответил грозное «Не сметь». И что-то в его голосе заставило Лизу послушаться и больше никогда не заикаться об аборте. Месяц за месяцем пузо у Лизы росло, и когда единственным возможным для неё занятием стали прогулки по дому и чтение книг для молодых мамаш, она, наконец, заметила, что маленький кабинет её мужа, в который за всё время их совместной жизни она и заходила-то всего раза два (Алексей мягко, но твёрдо дал ей понять, что делать там совершенно нечего, а Лиза и не настаивала), какой-то странный и даже немного жуткий. Периодически из него доносилось совиное уханье, книги, собранные в огромных стеллажах, были все как один старинными и богато украшенными, а парочка людей на фотографиях, стоящих на Лёшином столе, иногда пропадали с этих самых фотографий в неизвестном направлении. Внезапно до Лизы дошло, что она ни черта не знает про собственного супруга, которого всегда воспринимала скорее как старую советскую секцию в съёмной квартире – прилагается вместе с жилплощадью – чем как близкого человека и спутника жизни. За год совместной жизни она самонадеянно думала, что это она провинциальная охотница, а он столичный лох, жертва, а тут на тебе – у скучного домашнего Алексея есть какие-то свои тайны, постигнуть которые ей было не по зубам.
Разразился скандал. Поначалу Щедрин отпирался и списывал всё на богатое воображение беременной женщины, а потом махнул рукой и во всём сознался. Оказалось, он маг, волшебник, колдун, чародей – как хочешь, так и называй – наследник древнего магического рода, многие представители которого не брезговали тёмной магией. Лиза ему сразу понравилась – глупенькая, хорошенькая, здоровая и вполне способная родить ребёнка. Чем не основа для крепкой ячейки общества? Да ведь и Лиза до этого самого момента не особо жаловалась на жизнь, чего уж теперь истерику закатывать?
Но если актриса вошла в роль, её уже было не остановить. Украденные годы жизни, разбитое сердце, преданное доверие – эти и другие преступления ставились Щедрину в вину. Тот лишь пожимал плечами: сколько раз его супруга сетовала на то, что он совсем обычный, а узнав, наконец, как сильно он отличается от других людей, ревёт теперь в три ручья как белуга. Впрочем, вдоволь наплакавшись, Лиза рассудила, что муж чародей всё же лучше, чем ничего, и уходить от Алексея не стала. Взяла с него слово, что он своими волшебными штучками-дрючками поможет ей взойти на киношный Олимп и окончательно успокоилась. Новорождённую дочь Лиза любила, но немного её побаивалась, особенно с тех пор, как у девочки стали случатся выбросы стихийной магии. Если от Алексея она знала, чего ожидать, то каким вырастет её собственный ребёнок и как вести себя с юной колдуньей, оставалось только догадываться. Поэтому когда мать Алексея, Маргарита Степановна, предложила взять маленькую внучку к себе на некоторое время, Лиза вздохнула с облегчением и бросилась вновь строить карьеру. Муж, как и обещал, ей помог, и очень скоро Елизавета Щедрина стала довольно известной фигурой в российском кинематографе. Времени на дочь оставалось всё меньше и меньше, а когда Даша поступила в Колдовстворец, общение и вовсе свелось к паре дежурных фраз по телефону. Все каникулы девочка проводила у бабушки в Медянкино. Туда же иногда приезжал и отец. Лиза, однажды побывав в месте, наполненном магией до самых краёв, больше носа туда не показывала, предпочитая собственную квартирку в Москве и небольшой коттедж на Бали. Всех, впрочем, такой расклад вполне устраивал. Кроме самой Даши.
Она искренне любила Медянкино – небольшую уютную усадьбу, плотно окружённую со всех сторон зарослями самой сладкой в округе малины; любила бабушку – пожилую, но чрезвычайно энергичную колдунью, метле и ступе предпочитавшую двухколёсный велосипед, вполне обычный, если не считать того, что на нём можно было не только ездить, но и летать; любила отца – всегда усталого, флегматичного, сдержанного волшебника, проводящего даже тёплые летние дни в доме, куря и подробно изучая книги, исписанные разноцветными и даже невидимыми чернилами. Порой, набегавшись и назагоравшись на солнышке, Даша любила на цыпочках пробраться к нему в кабинет с миской крыжовника или абрикосов, забраться на колени, тыкнуть маленьким пальчиком в первую попавшуюся картинку и получить подробный взрослый рассказ о том, что книга посвящена, например, магическим обрядам племени майя, жившего много лет назад в Мезоамерике («Посмотри на карту на стене, Дашенька, видишь две загогулины слева? Это две Америки – Северная и Южная. Мезоамерика – закорючка посередине, что связывает их вместе»), что свои книги, представлявшие собой длинные полосы сложенной гармошкой бумаги, майя писали сложным, непохожим на русский языком, который в России знает только папа и несколько его коллег, и что на рисунке изображён шаман, сдирающий с живого человека кожу.
– А зачем с человека сдирать кожу? – без тени брезгливости спрашивала девочка.
– Возможно, чтобы оставить позади прошлое и заново родиться вновь, – грустно отвечал Алексей Сергеевич. – Вот только люди не змеи, они не умеют сбрасывать кожу и рождаться вновь – они просто умирают, один раз и навсегда…
В голове у Даши крутилось много вопросов – попробуй выбери, какой первый задать. Отец ласково целовал её в висок, шептал «ну беги, бабушка, наверное, тебя уже потеряла» и ненавязчиво ссаживал с колен.
Но Даша любила также и мать, которую видела так редко, что её образ, черты характера были скорее плодом детского воображения и имели мало отношения к настоящей Лизе Щедриной. Чаще всего Даша думала о матери долгими зимними вечерами, когда бабушка садила её практиковаться в чтении («Отец твой знает более десятка языков, а тебе чтение одного освоить трудно? Не ленись, Дарья Алексеевна, лень – порок человеческий»). Дождавшись, когда Маргарита Степановна уйдёт в свою комнату, Даша откладывала книгу, зачёрпывала ложечкой сладкое ароматное варенье и, уставившись через окно в непроглядную черноту зимней русской ночи, мечтала о том, что вот-вот вдалеке мелькнёт свет фар и уже минуту спустя из шикарной машины выпорхнет мама. Снег будет оседать на её светлых волосах, мехе её шубки, сапожки на слишком высоких каблуках будут смешно цокать, когда она будет осторожно пробираться к дому по оледенелой, посыпанной солью дорожке… Но ходики с кукушкой всё тикали, а мама не приезжала. Возвращалась бабушка, недовольно качала головой, обнаружив пустое блюдце с вареньем и недочитанную даже до половины главу книги. «О чём ты мечтаешь, Дарья? По каким заснеженным тропинкам бродят твои мысли?».
Со сверстниками Даша не общалась. Детишки неволшебников, порой, ходили вокруг их усадьбы, пытаясь заглянуть, что там творится, за буйными зарослями малины и переговариваясь вполголоса.
– Мама говорила, что бабка – настоящая ведьма!
– Хватит врать! Ведьм не бывает!
– Ещё как бывают! Я сам видел, как она летела на своём велосипеде…
– И что? Я тоже на своём быстро езжу…
– Да не в этом смысле летала, балда! По-настоящему летала, в небе!
– Велосипеды не летают! Настоящие ведьмы летают на мётлах!
– А говорила, что их вообще не бывает!
– А я видел в одном фильме, как ведьма летала на велосипеде.
– Ой, заткнись уже, очкарик, твои родители только древние фильмы смотрят – скукота!
Иногда дети пытались позариться на яркие крупные ягоды малины, но стоило кому-то протянуть руку к заветной цели, как из-под земли с необычайной скоростью вырастала крапива, змеёй опутывала тонкую детскую ножку, жалила за локоток.
– Ай! – вскрикивал незадачливый воришка, а крапива уже распрямлялась, неспешно покачивалась на ветру, словно всегда тут и росла.
– Не волнуйся, укусы крапивы даже полезны, – невозмутимо заметила Маргарита Степановна, когда Даша рассказала ей об этом.
– Просто я подумала… У нас ведь много малины, ничего бы страшного не произошло, если бы они сорвали пару ягод… – Даша в волнении мяла своё светленькое платьице. Бабушка не поднимала на неё глаз, осторожно дуя на чашечку чая с чабрецом, зверобоем и мятой. – И потом… мы могли бы тогда с ними подружиться… Мне бы хотелось…
– Нет, – чашечка звонко стукнула о блюдце. Висевшие на шее Маргариты Степановны очки вспорхнули на нос.
– Нет?
– Нет, – твёрдо повторила бабушка, потянувшись за свежим номером журнала «Волшебный маяк». Надпись на обложке гласила, что молодая волшебница по имени Вирджиния Дайер решилась прожить несколько лет в обществе кентавров, чтобы подробнее изучить их культуру и традиции. – Эти дети – немаги. Они быстро поймут, что ты волшебница, что ты не такая, как они, и сначала начнут тебя бояться, а потом возненавидят. А даже если и не возненавидят… Отношения с немагами ни к чему хорошему не приводят, – лицо Маргариты Сергеевны спряталось за портретом красавицы Дайер. – Скоро ты поедешь в Колдовстворец, окажешься среди таких, как мы – там и ищи себе друзей. Кстати, у тебя урок танцев – не забыла? И выпрями, пожалуйста, спину!
– Ты сказала, что отношения с немагами ни к чему хорошему не приводят, – в уголке глаз зародилась предательская слезинка. Даша быстро смахнула её пальчиком. – Моя мама – немаг.
– И этот брак не принёс счастья твоему отцу, – пробубнела бабушка, не отрываясь от журнала.
– Значит и я… нехорошая?
Глаза Маргариты Степановны расширились от удивления, «Волшебный маяк» вновь вернулся на стол.
– Что за глупые мысли, Дарья? Девочка, я ведь совсем не это имела в виду!
Даша бросилась к ней, чуть не опрокинув навзничь кресло-качалку, прижалась к старческой груди, уже не сдерживая град текущих по щекам солёных слёз.
– Ты самое лучшее, что есть в моей жизни, – ласковые поглаживания по голове успокаивали не хуже чашки чая. – Ты и твой отец. Просто… мне бы хотелось, чтобы твоя жизнь сложилась лучше, чем у него.
– Разве папочка несчастлив? – Даша подняла на неё голубые всё ещё влажные глаза.
– Счастлив по-своему… У него есть ты и его книги, но… они с твоей матерью никогда не любили друг друга.
– Почему тогда на ней женился?
– Отчасти виновата и я, – Маргарита Сергеевна глубоко вздохнула. – Я очень хотела, чтобы он поскорее нашёл себе хорошую жену, хотела внуков, постоянно говорила ему об этом. А тут эта свиристёлка Лиза – хорошенькая, амбициозная, долго не церемонилась – сразу взяла быка за рога. Наверняка и в постели показала ему небо в алмазах, – едко добавила она. Даша не очень понимала, как можно в постели показать небо, но почему-то на всякий случай решила не уточнять. – Вот он и решил – да и шут с ней, женюсь, а там будь, что будет. Вот оно и вышло… Но зато появилась ты, – после паузы добавила она. – Значит не зря, наверное, так всё сложилось.
– А папа ведь может жениться ещё раз? – с замиранием сердца спросила Даша. Почему-то ей вспомнились его слова, сказанные над книгой о жестоких шаманах племени майя – «Вот только люди не змеи, они не умеют сбрасывать кожу и рождаться вновь – они просто умирают…».
– Мог бы, – помолчав немного, решила Маргарита Степановна. – Но думаю, он сам не хочет этого. Видишь ли, в юности у него была… очень пылкая влюблённость, и думаю, что он решил, что больше не имеет права испытывать подобные чувства.
– Почему?
– Люди часто сами выстраивают себе границы вот здесь, – бабушка ткнула ей в лоб указательным пальцем. – Лёша романтик, одна любовь – одна жизнь. К тому же, его до сих пор грызёт чувство вины. Сколько раз ему говорила, что глупости всё это…
– А где эта девушка сейчас? Возможно, они смогли бы…
– Не смогли бы, – покачала головой Маргарита Степановна. – Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, но сейчас у тебя урок танцев – беги переодевайся, Елена Владимировна уже должна скоро к нам трансгрессировать.
Лишь несколько лет спустя, когда Даша, случайно обнаружив в ящике письменного стола старую фотографию отца с красивой темноволосой девушкой, вновь пристанет к бабушке с расспросами, тайна первой любви Алексея Щедрина будет раскрыта. Выцветшая фотокарточка – единственное, что останется от пропавшей осенью тысяча девятьсот девяносто пятого года девушки из немагов – будет скопирована заклинанием и аккуратно вклеена в папку «Кольца Полоза, способы их обнаружения и ликвидации», где Даша собирала все газетные вырезки, делала выписки из книг, посвящённых Полозу, и просто записывала свои мысли и наблюдения. Центральным экспонатом её небольшой коллекции были колдографии, сделанные на волшебную камеру, принадлежавшую Павлу Фандорину – Даше удалось выпросить её всего на один денёк на летних каникулах. Особенностью камеры было возможность показать не только то, как выглядит фотографируемый предмет сейчас, но получить ещё и два пусть и нечётких, но вполне различимых снимков прошлого. На первом колдо был колодец в Медянкино неподалёку от усадьбы – старый, заброшенный, окруженный заклинаниями, не подпускающими неволшебников, такой, каким знала его Даша. Маргарита Степановна строго настрого запрещала к нему приближаться, но любопытство – змей-искуситель юных душ – заставляло раз за разом выбирать дорогу для прогулок неподалёку от колодца. На втором колдо были двое молодых людей, Алексей Щедрин и кудрявая Оксана, с любопытством рассматривающие выжженные на деревянных брусьях изображения змеек. Из-за рта одной из них торчит золотое колечко, и Оксана, радостно вскрикнув, вероятно, думая, что таким образом Алексей предлагает связать их судьбы в одну, примеряет его себе на пальчик. Запоздавший предупреждающий окрик отца тонет в пучине времени. На третьей колдографии вокруг колодца ходят мужчины и женщины в наглухо застёгнутых мантиях. На груди у них сверкают аврорские значки. Тело Оксаны, извлечённое со дна колодца, с ног до головы укрыто чёрной тканью.
– Твой отец до сих пор винит себя за то, что, стараясь понравиться этой девочке, показывал ей скрытые от немагов места, – вздохнула Маргарита Степановна, вертя в руках обычную немаговскую фотографию, на которой Оксана и Алексей стояли вместе на фоне зарослей малины. – Я виню себя за то, что не рассказала ему про колодец Полоза, будь у меня не сын, а дочь, я бы строго-настрого запретила бы ей к нему приближаться. Но я ведь и подумать не могла, что этот негодяй, который помнит все закорючки финикийского алфавита, забыл, какого числа у нас змеиный день! Бедная девочка, её тело нашли только через год после того, как она пропала… Её и остатки выеденного из её чрева ребёнка… Вот, что бывает, когда эти дурни немаги забывают древние традиции! Не вздумай когда-нибудь подходить к колодцу, Дарья! Дурное это место, плохое! Черпает свою силу и бессмертие из юных девушек и собственных нерождённых детей змеиный царь Полоз, потому и ищет себе в день Змеевик каждый год новую невесту…
– Ты уже знаешь, какую новую тему выберешь? – искоса взглянув на толстую папку, прошептала Ульяна Серебрякова, чуть задержавшись вместе с Щедриной в кабинете после урока. Было видно, что на языке у неё крутится совсем другой вопрос, но детство, проведённое вдали от сверстников, приучило Дашу держать язык за зубами, когда дело касалось её личных проблем.
– Выберу что-нибудь из методички, – она пожала плечами и, не глядя на встревоженное лицо Серебряковой, Кощей знает как заподозрившей, что с её темой не всё ладно, вышла из класса. Ударившись о баночку с чернилами, в сумке звонко звякнуло принятое обязательство, нерушимый волшебный договор, отложенное на потом обещание – закрученное в виде тонкой змейки простенькое золотое колечко.
***

На маленькой кухоньке как всегда царил бардак – чашки с недопитым чаем, брошенные на столе, на тумбочке и даже полу, остатки недогрызенного печенья в вазочке и как воин вселенского хаоса Зорич, застывший над печкой со своим мечом-кладенцом, вымазюканном в какой-то болотной жиже.
– Может, оно только в темноте светится? – с надеждой спросила Люба Рябинина, внимательно следившая за всеми его манипуляциями.
– Попробуйте сунуть в сумку к Щедриной – загорится, так загорится, – фыркнула Зарина Шаховская, смачно откусывая сразу половинку яблока за раз.
– Что за бардак вы тут устроили и причём здесь сумка Щедриной? – озвучила вопрос Ульяна прежде, чем Матвей успел открыть рот.
– Расплавленный сок ангелики способен реагировать на тёмные артефакты ярким золотистым свечением, – с восторгом сообщила Любочка. – Вот мы с Сашей и решили…
– И зачем мы тогда два часа записывали признаки и характеристику объектов, принятых относить к тёмномагическим, – перебил её Матвей, швыряя сумку на пустой стул. – Достаточно было только пустить в дело Зорича с его стальной палкой…
– На самом деле, сок ангелики используется в некоторых примитивных моделях вредноскопа, – серьёзно заметила Ульяна, тоже сунув нос к стальному лезвию. – Вот только он почему-то не плавится… Не пробовали сунуть прямо в огонь?
– Ээээ… Думаю, это лишнее, – быстро заметил Зорич, успокаивающе погладив рукоять.
– Так причём здесь Щедрина? – стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличнее, вклинился Матвей, выгребая из банки последнюю ложку кофе. Зарина повернула к нему голову, подперев кулачком подбородок.
– Я видела, как она рассматривала какое-то странное колечко, – соизволила, наконец, объяснить она. – Из дурного золота…
– Дурного? – повернулась к ней Уля. – В каком смысле дурного?
– И чему вас там на вашей артефактологии учат… – вздохнула Зарина, закатив глаза. – Может, тёмной магии так и нет, но уж поверьте намётанному глазу цыганки – не хотела бы я, чтобы мне позолотили ручку таким колечком.
– А может… Дашу просто выдают замуж, – робко предположила Любаша, с жалостью покосившись на Матвея. Тот покраснел и, чтобы скрыть лицо, полез в холодильник** за молоком.
– Кстати, молока почти не осталось – Щедрина пьёт его кувшинами, – пожала плечами Зарина.
– И как это связано с кольцом? – поинтересовался Зорич.
– Откуда мне знать? Спросите у неё.
– Я думаю, если она захочет, она сама обо всём расскажет, – заметила Ульяна. – Не думаю, что она действительно связалась с чем-то запретным, разве что… – по лицу её скользнула тень догадки.
– Что? – уточнил Матвей.
– Ничего, – быстро проговорила Серебрякова. – Дурацкая мысль, даже озвучивать её не хочу. Давайте лучше займёмся делом – кто-нибудь начал писать эссе по истории магии?
– Её не будет на этой неделе, потому что магистр Орлов улетит в Москву на конференцию, – отмахнулась от неё Зарина, принимаясь за новое яблоко.
– Не думаю, что в таком деле как подготовка домашних заданий стоит ориентироваться на предсказания…
– А это и не предсказание, просто иногда полезно почитать, что пишут на доске объявлений, – сварливо отозвалась цыганка, улыбнувшись краешком губ.
Вечер пролетел незаметно – даже без эссе по истории магии нашлось достаточно дел, которые, по словам Серебряковой, должны быть сделаны незамедлительно. Покончив с расчётами по нумерологии, эссе по зельеварению и даже с переводом по старославянскому, который должен был понадобиться им не раньше чем через три дня, Матвей вновь с головой окунулся в мысли о Даше. Если Зарина права, то наверняка Щедриной нужна помощь, а вот если верна догадка Любаши… Об этом Горыныч не хотел даже думать. Какая может быть свадьба, если ей всего пятнадцать лет! В некоторых магических семьях всё ещё существует традиция договорных браков, но мать Даши, насколько ему было известна, из неволшебников, а значит, вряд ли её семья разделяет древние предрассудки. Как бы ему хотелось влезть в голову к Серебряковой! Чутьё подсказывало, что она сейчас к разгадке ближе всех.
– Какая мысль пришла тебе в голову насчёт Даши? – тихо спросил он, когда Уля захлопнула последнюю из нагромождённых перед ней книг и устало потёрла глаза.
– Мысль, что это не наше дело, – беззлобно ответила она. – Мне бы на её месте не хотелось бы, чтобы в мои проблемы кто-то вмешивался.
– Если у тебя будут проблемы, я обязательно вмешаюсь, – серьёзно заметил Матвей. – Что? Разве не для этого нужны друзья?
Ульяна улыбнулась.
– Друзья нужны для того, чтобы было кому отправить ваши тушки спать, – в кухню завалился грязный после тренировки по квиддичу Зорич. – Я уже успел полетать, подраться и снова полетать, а вы всё ботаните…
Время действительно близилось к полуночи. А ранние подъёмы никогда не были сильной Матвеевой стороной.
В ту ночь ему снился странный сон, в котором Даша в балетной пачке кружилась по сцене. Он пытался приблизиться, но её плотным кольцом окружила толпа других танцовщиц в чёрных облегающих платьях. Они что-то смеялись и пели, оттесняя Дашу всё ближе к кулисам. Потом на сцену выскочил Зорич, и, сделав пару неумелых и неказистых па, объявил, что занятий по анимагии больше не будет, так как Дубровский улетел в Москву на конференцию. Матвей с замиранием сердца оглянулся на свои плечи – из них медленно, но упорно, как в фильме ужасов, прорезались драконьи крылья, а сзади… сердце Матвея пропустило пару ударов… длинный слизкий змеиный хвост.
Горыныч резко сел на кровати и взглянул на ходики с кукушкой, неспешно тикающие прямо над головой спокойно храпящего Зорича. Три часа ночи. Какой же он дурак! И чему их действительно на артефактологии учат!
– Саша! – он с силой потряс Зорича за плечо. – Да проснись же ты! Я знаю, что за кольцо у Даши!
– Задолбал ты со своей Дашей, дай поспать, – огрызнулся тот, ныряя головой под подушку.
– Нет, ты не понял, это очень серьёзно! Она… она невеста Полоза.
– Сочувствую чуваку…
– Он длинная огромная змея, обитающая под землёй!
– Хорошо, – разлепляя глаза, протянул Саша. Сладко зевнул, усаживаясь на кровати по-турецки. – И что ты предлагаешь со всем этим делать?
Пять минут спустя они уже крались по длинным, петляющим, освещённым тусклым пламенем свечей коридорам по направлению к Дашиной комнате. За поворотом мелькнула чья-то тень – длинные тёмные волосы, тёмное облегающее тонкую женскую фигуру платье… «Совсем как в моём сне», – мелькнуло в голове у Матвея.
– Остолбеней, – выпалил он. Вырвавшийся из волшебной палочки луч ударился в дверь комнаты близняшек Ростовых, и отскочил, рассыпавшись в воздухе алыми искрами.
– Горыныч, ты совсем того? – послышался из-за угла испуганный голос Ульяны, а следом, подняв вверх ладони, появилась и она сама. Длинные тёмные распущенные волосы, пижама с эмблемой группы «Мельница» на груди.
– Прости, – сконфузившись, прошептал Матвей. – Я подумал ты одна из прислужниц Полоза.
– Значит, ты тоже решил, что дело в Полозе, – протянула Ульяна, скривившись.
– Может, спросим, наконец, саму Щедрину? – закинув на плечо меч, предложил Зорич, и, не дожидаясь их, толкнул нужную дверь. – Пахнет… палёной резиной? Ох ты ж….
Несмотря на положенную для позднего часа темноту, комната не спала. Множество маленьких колючих существ сновали, жутко топая, по полу. Наступив на одного из них, Зорич смачно выругался и растянулся прямо на прикроватном коврике Дашиной соседки – травницы Вали Овсянкиной. Острые шипы тут же впились ему в ладони. Саша застонал от боли, но крик Ульяны, первой догадавшейся использовать Люмос, был громче:
- Змея! Огромная змея! Вокруг кровати!
Словно по команде из темноты на них бросилось что-то мелкое, быстрое и пушистое. Стукнув по голове Зорича, оно перескочило вопящей Ульяне на плечо. Звонко клацнули острые зубы…
– Люмос максима! – Даша вскочила на ноги. Длинные широкие пижамные штаны, грубые ботинки, волшебная палочка в одной руке, кортик – в другой. – А вы что здесь, Кощей вас подери, делаете?
Крошечная ласка на плече у Ульяны подозрительно принюхалась.
– Меня победило семейство ежей, – вздохнул Зорич, поднимаясь. – Какой позор …
Колючие существа, смешно сопя, вновь расползлись по комнате. Парочка самых старших на вид с остервенением бросились на опоясывавшую кровать огромную волосяную верёвку. Овсянкина что-то помычала во сне и отвернулась к стенке.
– Хорошо, что она принимает сонное зелье каждый вечер, – вздохнула Даша, спрыгивая с кровати. На тумбочке у неё стоял кувшин с молоком, на полу – маленькое фарфоровое блюдце. – Эй, у меня есть для вас угощение…
В белое молоко плюхнулись две маленькие капли прозрачной как слеза жидкости.
– Ты думаешь, что сможешь остановить Полоза при помощи армии пьяных ёжиков, ласки и волосяной верёвки? – изумилась Ульяна.
– А вы сунули носы не в своё дело и решили, что меня надо спасать? – передразнила её Даша. – Как вы вообще догадались, что я невеста Полоза?
– Зарина Шаховская сказала, что видела у тебя странное кольцо… Потом твоя тема по артефактологии… – буркнул Матвей, покраснев до кончиков ушей. В его понимании, попавшие в передрягу девицы должны были вести себя немного по-другому.
– И что вы собирались делать в моей комнате? Караулить меня по очереди?
Ласка, видимо, удостоверившись, что Ульяна не представляет опасности, переключилась на обнюхивание Матвея.
– Для начала – поговорить, – миролюбиво заметил Саша, усаживаясь на полу поудобнее. Один из его колючих противников вновь притопал из-под кровати и почти ласково ткнулся носом ему в колено. – Авось мы сможем тебе чем-то помочь, если ты, конечно, захочешь.
Под тёплым чуть лукавым взглядом Зорича Дарья немного стушевалась. Жестом пригласив Ульяну и Матвея присесть на свою кровать, она вынула из тумбочки папку, перевязанную белой лентой.
– Царь Полоз – уральский волшебник, известный ещё с древности. Анимаг, превращающийся в огромную змею, – начала она, в беспокойстве расхаживая по комнате. – Никто не знает, сколько точно ему лет – уже в довольно зрелом возрасте он спрятался от людей под землю, в пещеры, защитив заклинаниями своё обиталище от непрошенных гостей. С тех пор его почти никто не видел, но известно, что он довольно часто помогал горнякам находить золотые жилы – у немагов даже существует огромное количество легенд на этот счёт. Но вот взамен… взамен ему отдавали в жёны самых красивых юных девушек.
– Волшебники с крутыми анимагическими формами всегда были большими охотниками до юных дев, – не удержался Зорич, искоса взглянув на Матвея.
– Мой лагорский дедуля Джанибек – скорее исключение, чем правило, – пожал плечами тот. Крона генеалогического древа Горынычей была столь густа, раскидиста и запутанна, что Матвей всех своих далёких и близких предков называл, не уточняя, «дедулями» и «бабулями». – Мало кто знает, но он был жутко стеснительным, и очень переживал, что девушки не доживают до свадьбы…***
– А как же дедуля Батыр?
– Немаги в округе, где он жил, почему-то были убеждены, что если дракон не заберёт невесту, обязательно начнётся засуха, или наводнение, или ещё что-нибудь в этом роде… Они и слышать ничего не хотели о том, что дедуля уже давно и счастливо женат – вечно станут под дверями да заведут своё «Забирай, забирай! Приходи, прилетай» – вот он и прилетал…**** Отнесёт девочку на приличное расстояние от места ритуального действа да и отпустит с миром.
– То есть ты хочешь сказать, что в дурной репутации немаги виноваты, а бедный дракон так, мимо пролетал? –не унимался Саша.
– Может, хватит уже! – прервала их Ульяна. – Даш, продолжай, пожалуйста.
– Спасибо, – прищурившись так, что у Матвея засосало под ложечкой, ответила Щедрина. – Так вот, не знаю, чего хотели от девушек предки Горыныча, но Полоз юных дев и собственных нерождённых детей использовал для тёмного ритуала, продлевающего молодость. Со временем «сватовство» превратилось в обычай – Полоз оставлял в день Змеевик у колодца, связанного подземными ходами с его подземным обиталищем, колечко, ожерелье или браслет. Приняв дар, девушка заключала с ним магический контракт и была обречена спустится по осени под землю. Отказаться от подарка – значило накликать беду на всю деревню. Поэтому девушкам строго-настрого запрещалось выходить в Змеиный день из дому. Сейчас большинство магических колодцев спрятано от немагов заклинаниями, а авроры находят и уничтожают дары Полоза прежде, чем кто-то успевает их найти, но… – она запнулась, тяжело вздохнула и всё же продолжила. – Я считаю, что он преступник, которого давно пора… уничтожить. Раз и навсегда.
– Ого! – пожал плечами Саша. – Уничтожить – это ты, конечно… Но вот Каменный мешок***** по нём плачет, тут не поспоришь.
– Я думала, что смогу с этим справиться…
– Зачем? – резко спросил Матвей, в упор посмотрев на Дашу. Та стушевалась лишь на секунду.
– Он тёмный маг и убийца – разве нужны ещё причины? – повысив голос, обвинительно выкрикнула она.
– Но тебе-то до него какое дело? – отмахнулся от высокопарных слов Горыныч. – Есть преступники, а есть авроры. А ты… всего лишь студентка… Хоть и очень талантливая, – миролюбиво добавил он, поднимая вверх руки. – И всё же… какой твой личный интерес? Это месть? Или ты хотела потешить своё тщеславие, победив мага, до которого аврорат не может сотни лет добраться? Если это такой изощрённый способ суицида…
– Пошли вон! – побагровев, очень тихо ответила Даша.
– Ты не думала обратиться в аврорат? Наверняка они уже сталкивались с подобными ситуациями… – зачастила Ульяна, попятившись.
– Уходите!
– Мы ж помочь хотим… Ай! – очередной ёжик обнаружился прямо под Сашиным коленом.
– Разберусь и без вас!
Хлопнула дверь, железный засов с грохотом, рискующим разбудить половину школы, встал на место. Ручка вспыхнула искрами накладываемых изнутри защитных заклинаний, а затем всё стихло.
– Дурная, – резюмировал Саша, потерев лицо. – Не знаю как вы, а я планирую ещё сегодня поспать.
Матвей не двигался.
– И всё же – зачем? – негромко спросил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к друзьям.
– Может, потому что считает, что у неё нет выбора, – пожала плечами Ульяна. – Пожалуй, нам действительно стоит поспать.

***
На Воздвижение примыкающий к Колдовстворцу лес заволокло густым туманом. Леший вновь спутал тропинки, а потому дорога до Буян-града – небольшого волшебного городка, в котором студенты и преподаватели любили проводить выходные – превратилась в настоящий квест. Кто-то, замучившись ходить кругами, возвращался обратно в школу, но самых упрямых трудности лишь раззадоривали. Даша не относилась ни к первым, ни ко вторым – в день, когда все змеи и ящерицы во главе с царём Полозом спускаются под землю, ей вряд ли суждено было выйти из лесной чащи.
– Почему ты здесь? – её нагнала Ульяна. За её спиной, запыхавшись и теребя оранжевый шарфик, на них с любопытством поглядывала Марина Воробьёва.
– Потому что я дала обещание, – приподнимая ворот пальто, отвечала Даша. Золотые, словно бы покрытые капельками-крапинками крови листья шуршали под каблуками, чистый лесной воздух кружил голову и проникал в лёгкие, непроницаемый туман завораживал своей белизной, и всё это она по доброй воле согласилась оставить, забыть, променять на темноту и холод подземного мира. – Полоз придёт за мной сегодня, я это знаю, чувствую…
– Мне казалось, что ты собираешься дать ему отпор, – кусая губы, возразила Ульяна.
– Ты сама сказала, что армия пьяных ёжиков, ласка и волосяная верёвка его не остановят.
– Но… мы же в двадцать первом веке живём! Принесение жертв уже никто не практикует!
– И в этом мой шанс, – холодно заметила Даша. – Он стар и ослаблен, обессилен без молодой крови.
– Ты сумасшедшая! – выдохнула Ульяна.
– Послушай, – Даша ухватила её за шарф, заставив наклониться совсем близко. – Это. Моё. Дело. Не твоё. Не Горыныча. Не Зорича. Не аврората. Не мешайтесь у меня под ногами.
– Но ты умрёшь!
– Возможно, – от ледяного спокойствия в тоне Щедриной Ульяне сделалось жутко. – Будь добра, иди куда шла.
– Я пыталась, – разводила руками Серебрякова полчаса спустя. Матвей и Саша, успешно справившись с квестом под названием «найди дорогу», как раз уминали по второй порции блинов в любимом студентами кафе «Колобок» в центре Буян-града.
– Попробовать стоило, – скривился Горыныч, разглаживая на столе какую-то бумажку. – Будь здесь, Уля, а мы с Зоричем приглашены в гости.
– В го… Тебя что, совсем не волнует то, что девушку, по которой ты слюни пускаешь с одиннадцати лет скоро обгладает до косточек тёмный маг на пенсии?
– Волнует, – невозмутимо заметил Матвей. Он был бледнее обычного, но держал себя в руках. – Именно поэтому мы и отправимся в Медянкино к её бабушке. Там неподалёку есть колодец Полоза, спустимся через него и доберёмся до логова змея. Но сначала нужно выяснить, что именно задумала Даша.
– Я пойду с вами!
– Ты не можешь…
– Не под землю. Но кто-то ведь должен будет остаться с бабушкой Даши, – энергичными движениями Ульяна заправила волосы под берет. – Не думаю, что она обрадуется, узнав, куда именно отправилась её внучка. Трансгрессия или зеркальный портал?
– Портал, – откликнулся Зорич, вытерев салфеткой губы и бросая на стол пару золотых монет. – Маргарита Степановна прислала нам адрес.
***
Даша никогда не чувствовала себя такой разбитой и потерянной, как в то проклятое лето. На улице целыми днями моросил дождь, родное Медянкино, нежно любимое в детстве, теперь казалось настоящей тюрьмой. Застывшие фотографии на странице немаговского журнала, случайно найденного у бабушки в тумбочке, отпечатались в её памяти и стояли перед глазами, куда бы она ни направилась.
– Ох, девочка, мне так жаль! – ласково погладив внучку по щеке, прошептала Маргарита Степановна. – Я хотела тебе сказать, но не знала… Неправильно, что ты узнаёшь об этом так, – пожилая волшебница с нескрываемой брезгливостью кивнула в сторону журнала, словно это был не яркий глянцевый «Космополитен», а ядовитая гадюка.
Даша не ответила, продолжая бездумно обводить чёрные строчки. «Знаменитая актриса Елизавета Щедрина стала мамой», «Малышку назвали редким именем Теона, что с греческого переводится как «богиня», «По слухам, отцом ребёнка является известный теннисист и фотомодель…», «Это потрясающе новые ощущения для меня, – делится эмоциями Елизавета. – Только сейчас я поняла, сколько во мне любви и нежности. Спасибо, Теона, что выбрала нас…».
– А папа знает? – спросила Даша, продолжая разглядывать картинки счастливого материнства.
– Знает.
– Он приедет сюда на лето?
– Нет… У него… дела. В Москве.
– Ясно.
Что ещё она могла сказать? Что могла сделать? Направить матери открытку с поздравлениями, напоминание, что у неё уже давно есть дочь, которая тоже нуждается в любви и нежности? Поехать к отцу в Москву, спрятаться в его объятиях, чтобы ощутить, что ему-то она всё ещё нужна, раз уж мать давно вычеркнула её из семейных списков? Разрыдаться на плече у бабушки? Пожалуй, это было бы самым простым, но Маргарита Степановна всегда учила её сдержанности, запрещая распускать сопли.
«Материнский инстинкт – это чудо, волшебство, – забавно, Елизавета всегда боялась этого слова. – Я чувствую, что Теона проснулась и хочет есть, ещё до того, как она начинает плакать. Думаю, я смогу почувствовать, что ей грозит опасность даже на расстоянии, и всегда, всегда приду к ней на помощь…».
Опасность. В Колдовстворце Дашу преследовало море опасностей, начиная от взрывающихся котлов и заканчивая «милыми зверушками», которых выпендрёжники из практиков тащили из лесу. И всё же на всём протяжении учёбы Даша не слышала, чтобы кто-то из студентов действительно серьёзно пострадал. А если бы с ней случилось что-то на самом деле ужасное? Пришла бы мама на помощь тогда? Раскаялась бы в том, что уделяла старшей дочери так преступно мало внимания? Эти мысли и чудовищные планы по подверганию собственной жизни опасности зрели у неё в голове, словно ядовитые ягоды. Подобно Тому Сойеру она воображала, что умерла – вот её тело, израненное, синее, холодное, словно тело Оксаны, отцовской первой любви, достают из колодца. Все её любят. Все по ней плачут. Все винят себя.
В одну из душных бессонных ночей, перед самым рассветом, ей приснилась просторная пещера, по стенам которой змеями расползались золотые жилы. Сверху скалились острые зубы сталактитов, под ногами хрустели чьи-то белоснежные мелкие косточки, а за узким проходом, одолеть который мог разве что годовалый ребёнок, блестело подземное озеро. Сквозь хруст, чей-то еле различимый шёпот и капанье воды пробивался ещё один, совершенно не подходящий этому месту звук. Даша замерла на пару мгновений, вся обратившись в слух, а после кинулась к проходу, совершенно точно уверенная, что именно оттуда доносится негромкий детский плач.
– Где же ты, малышка? – кричала она, силясь просунуть голову в узкую сталактитовую пасть пещеры. – Как ты здесь оказалась?
Закутанный в белое одеяльце младенец лишь болтал в воздухе тонкими розовыми ручонками, опасно раскачиваясь у края обрыва. Одно неверное движение – и ребёнок упадёт прямо в озеро. Даша попробовала дотянуться до девочки, но тщетно: проход был слишком тесен для неё, а длины руки не хватало даже для того, чтобы дотронуться до одеяльца.
– Это ты виновата, – голос матери заставил Щедрину замереть. Она медленно обернулась – Лиза стояла в центре грота, постаревшая и уставшая, в коротком ярком платье и туфлях на высоченном каблуке. – Он должен был забрать тебя, а не её. Она была мне лучшей дочерью, чем ты…
Плач сестрёнки стал громче и надрывистей, когда по белому одеяльцу заскользила чёрная чешуя. На голове у Полоза блестела маленькая корона, раздвоенный язык опасно приближался к сморщенному личику ребёнка. Даша истошно завопила, пытаясь расширить проход, больно ударилась о каменный выступ и, наконец, проснулась.
В июле рассветает рано, и солнечные лучи уже скользили по одеялу и кружевной подушке. Из распахнутого окна приятно пахло свежестью и травами, но кошмар о затхлом подземелье продолжал казаться слишком реальным. Холодный пот струился по Дашиной спине под белым хлопком ночной рубашки, сердце бешено колотилось в груди, и, накинув сверху лишь длинный покрытый причудливой вышивкой халат, она босая выскочила из дома.
Бабушка всегда говорила, что человеку просто необходимо иногда «заземляться» – отбрасывать в сторонку обувь, чувствуя мощное сердцебиение жизни, исходящее из самых недр земли и отдающееся слабой пульсацией в человеческих стопах. Зелёный травяной сок и капли росы блестели между Дашиными пальцами, прохладный ветерок холодил разгорячённую кожу, и она понемногу успокаивалась, давая свободу скупым слезам. Ноги сами несли её вперёд, и она ничуть не удивилась, когда очнулась, наконец, перед проклятым колодцем.
«Какой сегодня день?» – мелькнула в голове запоздалая мысль.
Солнечный луч в ответ на её вопрос весело блеснул на золотом ободке колечка.
***

«Конечно же, Серебрякова права – всегда есть иной выход», – размышляла Даша, плутая по лесу. Голоса одноклассников давно стихли вдали, но ощущение, что за ней наблюдают, следовало по пятам. Притаившиеся змеи чудились ей в мощных волнистых корнях деревьев, в каждой коряге и каждой норе. «Отказаться от кольца значило накликать на себя месть Полоза. Что толку жить, зная, что в любое прекрасное утро ты можешь проснуться в холодных объятиях ядовитой гадюки? Лучше покончить с этим раз и навсегда и будь что будет».
Можно было действительно обратиться в аврорат. Но его задачей было уничтожить змеиные кольца ещё до того, как кто-то случайно на них наткнётся. Аккурат перед Змеиным днём на нескольких шахтах в Уральских горах, где волшебники издревле добывали аметисты и малахит, случились страшные обвалы. Даша сомневалась, что это было совпадением – Полоз, как и легендарная Хозяйка Медной горы, ведал сокровищами Уральских гор. Невесты были платой за то, чтобы те, кто спускаются за золотом и изумрудами под землю, всегда возвращались обратно. И пусть Министерство утверждало, что старые договорённости с Полозом давно не имеют силы, что змеиные кольца стопроцентно ликвидируются и что поимка старого маньяка и заключение его в Каменный мешок – дело ближайшего будущего, молодые девушки, в основном из немагов, периодически продолжали пропадать по осени. Впрочем, люди бесследно исчезают настолько часто, что окружающие давно перестали это замечать…
Нет, она не верила в аврорат. Полоз живёт по законам гораздо более древним, чем директивы, принятые Министерством. Его право – право сильного, право богатого – и он призвал именно её, пользуясь этим правом и её слабостями. Разве не хотела она попасть в настоящую беду, чтобы получить хоть какую-то ценность в глазах её матери? Разве не манили её с детства истории о сокровищах, скрытых в недрах гор, и не вело её проклятое любопытство к заброшенным колодцам? Разве не хотелось ей взглянуть хотя бы одним глазочком на прожившего не один век тёмного мага?
А раз так, ни к чему бежать от собственной судьбы.
– Я готова, – громко и отчётливо произнесла она в пустоту. – Или мне нужно для начала спеть что-то наподобие «Забирай, забирай, приходи, прилетай»?
Земля под её ногами медленно задвигалась.

***
Маргарита Степановна Щедрина восприняла весть стоически. Она не стала метаться по комнате, ругаться, плакать и падать в обморок. Голос её, когда она набрала номер аврората на ретро-телефоне с большим позолоченным дисковым номеронабирателем (Саша еле сдержался, чтобы уважительно не присвистнуть – немногие чистокровные волшебники соглашались признать очевидные удобства немаговской техники и внедрить её в собственную повседневность), был спокоен и твёрд, фразы лаконичными и ёмкими. Известив о ситуации аврорат, она набрала номер сына. Рука пожилой леди чуть дрогнула, когда на другом конце провода послышалось отрывистое «Да».
– Даша пропала, – глубоко вздохнув, сообщила Маргарита Степановна. Брови её сосредоточенно сошлись на переносице, и она напомнила Матвею целителя, который ради того, чтобы спасти пациента, должен провести несколько крайне болезненных манипуляций. – Её одноклассники считают, что дело в кольце Полоза. Приезжай скорее.
И не дожидаясь ответа, повесила трубку, разом сникнув и постарев на пару десятков лет.
За окном начал осторожно накрапывать мелкий осенний дождик. Совершенно не кстати Матвею вспомнилась примета про смертельную капель – будто бы перед смертью одного из домачадцев в доме из ни откуда слышится звук падающих на пол капель воды. Похолодев от этой мысли, он вопросительно повернулся к Саше. Зорич молча ответил ему еле заметным кивком головы.
– Мы спустимся под землю и попробуем добраться до логова Полоза, – не терпящим возражения тоном, заявил он. – Расскажите нам, где находится его колодец?
Маргарита Степановна не стала их отговаривать. Она была женщиной той эпохи, когда мужчинам полагалось совершать подвиги во имя прекрасных дам, и не важно, что этим самым мужчинам было всего по шестнадцать лет. Щедрина молча достала из деревянной резной шкатулки два старинных на вид амулета (балдевшая от подобных штук Ульяна заворожено вытянула шею) и надела их на мальчишек.
В колодце царила вечная ночь, теснота и слякоть, но никакого тайного хода не было и в помине. По пояс в мутной заросшей тиной воде Саша и Матвей внимательно обследовали каждый камень, пока, наконец, не заметили вырезанный на стене рисунок, изображавший изогнувшуюся в виде арки змею.
– Есть, – крикнул Матвей. Его голос гулким эхом отскочил от камней, и короткое восклицание словно мячик устремилось на поверхность – «есть», «есть», «сть», «ть»…
Следующие полчаса прошли в безуспешных попытках открыть ход. Лоб Зорича, утверждавшего, что, например, на платформу девять и три четверти в Лондоне можно попасть, хорошенько разогнавшись и впечатавшись в стену, украшал свежий лиловый синяк. Список известных Матвею заклинаний и заговоров, открывающих тайные двери и включавших в себя даже подобие змеиного шипения, неумолимо приближался к концу.
– Всё без толку, – констатировал он, стуча зубами. Будет чудом, если после сидения в холодной воде посреди осени они не окажутся в Больничном крыле с воспалением лёгких. Если, конечно, выживут. – Наверное, через этот ход могут пройти только змеи… Хотя места тут, конечно, хватит и для пары питонов…
– Горыныч, – Саша покосился на друга, и лицо его озарила широкая улыбка. – Ты ведь Змей Горыныч.
– Вот только давай не будем сейчас вспоминать дедуль Джанибека и Батыра, – кровь прилила Матвею к лицу. – Я не такой, как этот… этот…
– Я про то, что в своей анимагической форме ты вполне сможешь пролезть здесь, – спокойно объяснил Зорич. – А я… – глаза его загорелись лихорадочным огнём. – Если правильно продумать защиту от желудочного сока и огня и наколдовать пузырь с кислородом…
– Не знаю, что ты задумал, но мне уже не нравится, – что-то в голосе Зорича заставило Матвея напрячься. – К тому же, я так и не научился превращаться, помнишь?
– Мне моя идея тоже не нравится, – признался Саша, доставая из непромокаемого рюкзака небольшой мешочек с вышитым на нём бисером словом «аптечка». Внутри звякнули склянки. – Иона с Гайаватой жили давно и подробных описаний своих опытов не оставили…
– Какой ещё Иона…?
– Да так, один придурок. Неважно. Сейчас тебе надо сосредоточиться на том, что пора бы уже расправить крылышки.
– Но…
– Забудь про уроки, про Дубровского, про отца и всё остальное, – Зорич сильно схватил его за плечи, нависая над самым лицом. – Ты – дракон, и всегда им был. Всё что тебе нужно – выпустить себя настоящего на волю.
– Легко сказать! – заупрямился Матвей, вырываясь из его хватки.
– И сделать тоже легко. Хватит думать о том, что у тебя ничего не получится! Хватит сомневаться! Ты хочешь спасти Дашу или нет?
Имя Щедриной подействовало как удар хлыстом. Матвей глубоко вздохнул и закрыл глаза, стараясь успокоиться и очистить сознание. «Я тот, кто я есть, я – дракон из рода Горынычей», – думал он, чувствуя лёгкое покалывание на кончиках пальцев и зуд в мокрых пятках. Воображение его рисовало громадную рассекающую облака тушу, в объятьях которой маленькая, едва различимая женская фигурка казалась всего лишь куклой. «Я – дракон, это у меня в крови», – думал Матвей, вспоминая грузную фигуру отца и первое увиденное им превращение, напугавшее четырёхлетнего мальчонку до чёртиков. Но он уже не ребёнок, в нём нет места глупым страхам – ни перед отцом, ни перед самим собой. «Я Змей Горыныч, Кощей Полоза дери, и я не позволю этому старикашке отбить у меня девушку!» – он крепче сжал палочку, принадлежавшую когда-то дедуле Захару – известному коллекционеру, собирателю древних магических артефактов, а после легендарному дедуле Василию – герою войны с польскими чернокнижниками. Магия, словно электрический ток прошла сквозь его тело, строчки нужного заклинания сами собой всплыли в мозгу, дыхание выровнялось, стало более тяжёлым, тёплым, да и сам Матвей будто бы стал в разы выше, шире, сильнее. Он с некоторым усилием разлепил отяжелевшие веки.
– Охренеть! – прокричал Зорич, размахивая руками, словно большая лягушка. Матвей недоумённо завертел своей, к счастью, единственной головой, оглядывая могучие крылья, мощное покрытое серебристой чешуёй тело, длинный, увенчанный огромными шипами хвост. В колодце стало, мягко говоря, тесновато. Зато проход под аркой теперь был почти прозрачен, словно лёгкий тюль на окне. За ним отчётливо была видна просторная пещера с золотыми колоннами. Он ткнул крылом в ту сторону – и оно свободно прошло сквозь каменную стену. – Эй! Ты поаккуратнее с этим, пожалуйста, – завопил Зорич, когда из пасти Матвея вырвалось облако дыма. Вода с каждой минутой становилась всё горячее. – Что ж, хорошо, что ты такой большой, я вполне смогу поместиться… – голос Саши звучал твёрдо, но Горыныч слышал в нём едва различимые нотки… восхищения? Удивления? Страха? Зорич глубоко вздохнул, всё также не отрывая от дракона взгляда, и на полном серьёзе спросил: – Я надеюсь, ты сегодня почистил зубы?
***
Где-то поблизости действительно было подземное озеро или источник – Даша слышала негромкое журчание воды, и этот звук немного успокаивал её перед лицом пугающей неизвестности. Прежде чем открыть глаза, она убедилась, что сидит на твёрдой земле и её руки и ноги не скованы, не связаны и не обвиты длинным и скользким змеиным телом.
– Поприветствуй же меня, дорогая!
Голос у Полоза был тихий и вкрадчивый, похожий на змеиное шипение, глаза – старческие, полуслепые, выцветшие. «Когда-то они были золотистого, янтарного цвета, – подумалось Даше. – Да и наверняка он был по-своему красив». Старость и жизнь в темноте под землёй иссушили Полоза, сделали кожу бледной, почти прозрачной, сгорбили некогда широкие плечи. Словно бы угадав её мысли, маг усмехнулся беззубой улыбкой.
– Нравлюсь ли я тебе, невестушка? – добродушно произнёс он без тени издёвки. – Не отвечай: негоже молодице выходить за старика. Вот только молодость, она как полевой цветок – сегодня колышется на ветру, тянется к солнцу, а завтра в венке девичьем увядает.
Он покачал головой, словно дивясь её глупости.
– Погляди, как красиво в моём царстве, – резко сменил он тему, подавая Даше руку и помогая подняться. Картина действительно была завораживающая. Мягкий свет факелов освещал покрытые золотом изогнутые стены, образующие то широкие арки, ведущие в дальние галереи, то совсем узкие окошки, в которых слабо мерцал алмазный свет. – Чем только не богат Урал, – заметил Полоз, беря невесту под руку. Вместе они прошли в дальнюю галерею, за которой действительно расположился подземный источник. Вода сияла в темноте голубым цветом, и фигуры девушки и старика словно в зеркале отражались на её поверхности. – Золото, руда, драгоценные камни… Люди зовут это ресурсами и тратят всю свою жизнь на то, чтобы урвать себе как можно больше, – он мягко рассмеялся и покачал головой. – Далеко не все понимают, что время – единственный ресурс, который имеет значение. Но сколько бы мы не пытались замедлить его течение – оно всегда берёт своё.
Отражение Даши в воде чуть подурнело, под глазами показались мешки, изящный лоб покрылся паутинкой морщинок. Словно завороженная, Щедрина наблюдала, как серебрятся пряди волос, сморщивается лицо и сгибается под тяжестью прожитых лет фигура. Пару долгих мгновений – и из воды вместо молодой и красивой девушки на неё испуганно смотрит исхудавшая старуха с бледной почти синюшной кожей. Даша ударила себя по щеке, прогоняя наваждение, испуганно потрогала лицо, убеждаясь, что оно по-прежнему мягкое и гладкое.
– Думаешь, лишь я один озабочен проблемами вечной жизни? Цинь Ши Хуанди, Николас Фламель, граф Калиостро, этот дилетант Воландеморт, – старик неприятно усмехнулся. – И каждый второй житель нашей маленькой планетки, – он махнул рукой, и изображение в воде сменилось. Даша невольно вскрикнула – на столе, укрытая белой простынью, лежала бледная, погружённая в наркозный сон, Лиза Щедрина. Доктор в перчатках и закрывающей лицо маске склонился над ней с каким-то острым предметом. «А ведь я заметила, что в ней что-то изменилось», – вспомнила Даша последнюю встречу с матерью. – Каждый пытается остановить время как может, и, не мучаясь угрызениями совести, легко использует в своих целях других. – В зеркале уже бодрствующая Лиза в красном купальнике рядом с шикарным бассейном где-то на Бали. Из воды выныривает смуглый мужчина с чёрными вьющимися кудрями, на пару лет старше самой Даши, гладит мамины колени, тянется ладонью под ткань красного треугольника…
– Хватит! – короткая вспышка, и в отражении вновь Дашино лицо, искажённое болью и яростью. – Зачем ты показываешь мне это?
– Чтобы ты знала, что тебя ждёт, прежде чем перерезать мне шею своим маленьким ножичком, – Полоз подошёл к ней сзади, обдавая шею противным дыханием. Язык слабо высовывался из его впалого рта, и Даша с омерзением подумала о том, что он может лизнуть её гладкую, покрытую мягким пушком незащищённую кожу. – Но мы можем это предотвратить.
«Вот мы и добрались до сути», – удовлетворённо заметила про себя Щедрина.
Всё это время, между змеиным днём и Воздвижением, мучаясь сомнениями и просчитывая варианты развития событий, она, тем не менее, была совершенно спокойна относительно одного: Полоз её не убьёт. Во всяком случае, поначалу. Откуда взялась в ней эта уверенность? Кощей её знает.
– Я предлагаю тебе сделку.
И вновь предание старо как мир. Наверняка она далеко не первая, к кому он обращается с подобным предложением. На сделках с совестью, как известно, держится всё зло на свете. У Полоза всегда есть, что и кому предложить, ведь пещеры Урала богаты золотом, рудой, драгоценными камнями… А ещё эта одна из колыбелей человечества: рисунки на стенах Каповой пещеры в Башкирии времён палеолита в своё время стали научным открытием, но вряд ли это единственный след первобытных людей в этих краях. Какой подарок для учёного, занимающегося древней письменностью… Неожиданно Даша вздрогнула, будто огромная скользкая змея на манер шали окутала её плечи.
– Мой отец… Он заключал с тобой сделку?
Несколько долгих мгновений Полоз внимательно смотрел ей в глаза, а затем покачал головой.
– Твой отец никогда не был под землёй, и подружку свою привёл ко мне благодаря собственной глупости. Но если хочешь знать, да – я подтолкнул его к этому, как подтолкнул тебя, напугав тем, что заберу твою маленькую сестрёнку. Да, я отблагодарил его за услугу, что он мне оказал. Если ты знаешь, рисунки из недр уральских пещер стали одним из источников в его первой серьёзной научной работе. Так что в некотором роде, можно сказать, что мы заключили сделку. К слову, в отличие от твоего отца, многие твои предки шли на подобное вполне сознательно и с прагматичным расчётом. Или ты думаешь, один из моих колодцев по чистой случайности расположен так близко от вашего родового имения?
Воображаемая змея на Дашиных плечах мягко стиснула горло.
– Бабушка? – еле слышно выдохнула она.
– Она не из Щедриных, – с некоторой досадой отозвался Полоз. – И она очень осторожная женщина, скорее привяжет себя верёвками к кровати, чем в змеиный день покинет дом, – он нетерпеливо цокнул языком. – Так вот, о сделке. Ты будешь приводить мне новых невест, а я взамен поделюсь с тобой самым дорогим из моих сокровищ – драгоценным временем. Ты рождена блистать, Дарья Алексеевна, – в отражении подземного озера вновь сменилась картинка, и вот они уже стоят не в пещере, а на огромной сияющей софитами сцене, костюм Одиллии****** сидит на ней идеально, подведённые чёрным глаза горят жизнью и энергией. – С моей помощью твоя звезда никогда не закатится. Разве это недостаточно веская причина, чтобы принести в жертву пару жизней, которые и так оборвутся рано или поздно, не оставив после себя ни малейшего следа?
Незнакомое чувство зашевелилось где-то в груди, все её страхи, тайные сомнения и желания выползли наружу, словно змеи на пенёчки в солнечный день. Собственное отражение – эта новая, более уверенная в себе, любимая публикой, достойная всеобщего восхищения и преклонения Даша – нравилось ей как никогда ранее. От этой Даши никогда бы так запросто не отмахнулась мать, эту Дашу бы провожали долгими рассеянными взглядами все одноклассники, а не один лишь дракон-недоучка Горыныч, эта Даша могла бы позволить себе всё, чего бы ей только захотелось. Жизнь бы превратилась в вечный праздник, заиграла бы новыми красками вечной никогда не заканчивающейся молодости…
«– Вечная молодость бывает только на кладбище, – спокойный голос Маргариты Степановны, её строгое лицо, вспорхнувшие на кончик носа очки – весь образ бабушки всплыл в её памяти, прогоняя наваждение. – В каждом возрасте, как в каждой поре года, есть свои преимущества, – жёлтый осенний лист закружился над её головой и грациозно осел на полях шляпы, превращаясь в элегантную деталь гардероба.
– Преимущество старости – делать вид, что ты меня не слышишь, когда я говорю то, что тебе не нравится? Или прикидываться беспомощной старушкой, когда хочешь, чтобы я что-то сделала вместо тебя? – улыбнулась в ответ Даша.
– И это тоже, – в глазах Маргариты Степановны промелькнул озорной огонёк. – Знаешь, жизнь – замечательное приключение, но если остановиться в одном единственном её мгновении, ты никогда не насладишься ею до конца. Не бойся взрослеть, не бойся идти вперёд, бойся лишь тяжести мук совести, которые будешь носить с собой. Никогда не делай того, за что потом не сможешь себя простить, – мысль о сыне тяжёлой грозовой тучкой отразилась на её спокойном лице».
– Да уж, ты для каждого найдёшь достойную плату, – поворачиваясь к Полозу, покачала головой Даша. – Вот только в последнее время дела у тебя идут неважно. Немаги научились добираться до золота самостоятельно, и больше не верят в старые сказки о необходимости приносить человеческие жертвы. Аврорат ликвидирует твои кольца, отрезая тебе путь к обновлению и вечной жизни, хотя, я не сомневаюсь, что ты там и нашёл, кого подкупить... Но по сравнению с былыми временами – это лишь жалкие крохи. Тебе остаётся разве что обрушивать шахты от злости. Ты стар, немощен и давно не страшен. Я твоя последняя невеста…
– Глупая, ты глупая, – змей покачал головой. – Всегда найдётся тот, кто с радостью мне поможет. Золото, время, славу – мне всегда найдётся, что предложить взамен.
– Что толку от твоей вечной жизни, если ты веками напролёт торчишь под землёй, шипя со своими змеями. Я читала, что в молодости ты был рудокопом. И у тебя была жена, – прищурилась Даша, вспоминая подробности своего расследования. – Но она сбежала от тебя вместе с детьми, испугавшись твоей одержимостью шахтами, золотом и попытками создать армию из пресмыкающихся, что подчинялись тебе, благодаря твоей анимагической форме. Ты попытался вернуть её, но её братья оставили шрамы на твоих руках и шее. *******
– Литта предала меня, – глухо заметил Полоз. – Наши пути разошлись, и она никогда не встретит меня на той стороне Калинова моста.
– А ведь наверное когда-то она любила тебя, – возразила Даша, с удовлетворением наблюдая, как еле заметно опустились плечи старика. – Она предпочла жить в хижине в лесу, а не с родными братьями, что пытались убить тебя. Но ты ведь и так это знаешь, ты ведь следил за ней при помощи твоих ползучих шпионов до самой её кончины… Возможно, что ты… – словно зажженная в темноте свеча догадка вспыхнула в её голове. – Всё ведь было не ради вечной молодости! Поначалу ты просто хотел заставить её чувствовать вину за то, что разлюбила тебя, за то, что ушла. Все эти другие несчастные девушки – лишь послание для неё одной. Ты хотел показать, что это она сделала тебя чудовищем. Может, ты думал, что она вернётся к тебе в надежде остановить дальнейшее кровопролитие…
– Довольно! – вскричал старик, брызжа слюной. Челюсть его угрожающе заклацала. – Она умерла. И после неё у меня было много жён, как среди змей, так и среди людей, и было много детей. И я всё ещё жив, в то время как её тело давно изъедено червями…
– Разве ж это жизнь? – Даша обвела взглядом своды золотого потолка. – Мой друг говорит, что тебе место в Каменном мешке, но какой толк аврорам арестовывать тебя, раз ты и так сам добровольно заточил себя в нём. Жизнь – это замечательное приключение, – вдохновенно провозгласила она. – Но, раз за разом сбрасывая кожу, ты остановился в одном единственном её мгновении, а потому никогда не сможешь насладиться ею до конца.
– Погляди-ка на неё! – по-стариковски заворчал Полоз. – Ну и как тебе твоё собственное приключение? Ты говоришь о том, как я пытался вернуть любовь Литты, а сама что? Готова подвергнуть себя смертельной опасности, лишь бы только твоя глупая мамаша обратила на тебя внимание?
Даша была готова к этому. Она гордо вскинула нос.
– Я рисковала лишь своей жизнью, а не убивала других.
– Да неужели? – усмехнулся старик. – Водная гладь вновь вспыхнула, являя образ Маргариты Степановны, бледной как полотно и натянутой как струна. У её ног что-то успокаивающее лепетала Серебрякова.
– Что… – но картинка уже сменилась. Горыныч и Зорич плавали на дне колодца, пытаясь отыскать дорогу к убежищу Полоза, не замечая, что под их ногами хрустят не камни, а белые кости, и что десяток маленьких змеек тёмными лентами следуют за ними, готовые вонзить ядовитые клыки в нежную кожу.
– Ты привела их сюда. Не хотела, но привела, – развёл руками Змей, когда изображение погасло, и из водной глади на Дарью уставилось её собственное растерянное лицо. – И в твоём сердце не меньше тьмы и отчаяния, чем в моём. Уж я-то чувствую. Я ведь говорил, что поедал далеко не всех своих детей? У меня много потомков, и уж их-то я читаю, как открытую книгу…
«Нет, этого ещё только не хватало», – мрачно подумала Даша. На самой глубине её родословной находился найдённый на дне колодца младенец, которого прозвали Щедрой из-за странных отметин на лице. «Были ли это следы чешуи?» – она содрогнулась от мысли, что в ней самой может быть нечто змеиное.
– Я выполнила твоё условие, – как можно спокойней заметила она. – Я приняла твоё кольцо и спустилась под землю в день Воздвижения. Но теперь я возвращаю его тебе, – гладкий металл соскользнул с холодного пальчика. – Я была твоею невестой, но женою твоею быть не хочу. И чёрта с два ты меня заставишь!
«А вот теперь он меня убьёт, – с мрачной уверенностью подумала она. – И это только в лучшем случае. В худшем – изнасилует, заделает младенца и дождётся, когда он подрастёт, чтобы выгрызть плод из моего тела. Дети – вот он универсальный эликсир вечной жизни. Только кто-то рожает их, чтобы сохранить себя в их генах и генах их детей, а кто-то принимает вовнутрь, словно пилюлю».
Решение, что делать, если всё сведётся именно к этому, давно вызрело в её голове. Мысли о суициде посещали её не раз в то проклятое лето в Медянкино. Она флегматично обдумала все возможные способы и пришла к выводу, что смерть от собственного ножа гораздо приятнее, чем от змеиного укуса. Она покончит с собой, не из-за своей неспособности справиться с обидой на мать, а чтобы не доставаться ему, и это станет для неё оправданием, ключом к спасению души. Острый нож всё ещё болтался на её поясе. Образы постаревшей от горя бабушки, Горыныча с Зоричем, бросившихся ей на помощь, и её самой, предавшей их всех ради любопытства, молодости и желания быть кем-то другим, всё ещё стояли перед ней. Подойдя вплотную к тому моменту, когда стоило осуществить задуманное, она поняла, что не может да и не имеет права этого сделать.
И Полоз тоже это понял.
– Прости, моя девочка, – ласково прошептал он, поднимая руки. Словно оркестр, повинующийся жесту дирижера, из своих нор выползли десятки гадов, заскользили по стенам, зашипели, передвигаясь по полу.
И тут мир содрогнулся.
«Землетрясение», – успела подумать Даша, прежде чем на сетчатке глаза запечатлелось появление нового монстра.
Ей и раньше приходилось видеть драконов. Отец отвёз её в Румынский драконоводческий заповедник, когда ей было одиннадцать лет. Но одно дело наблюдать за огромными опасными хищниками, стоя на безопасном расстоянии от загона, и совсем другое столкнуться с ним нос к носу под землёю в пещере. Упав на колени, Даша машинально прикрыла руками голову, молясь, чтобы всё случилось как можно скорее. Все защитные от огня заклинания как назло вылетели у неё из головы…
Но дракон и не думал изрыгать пламя. Хрипя, будто у него в горле застряла рыбья кость, чудовище повернуло морду к Полозу, распахнуло пасть и пару раз содрогнувшись могучим телом, словно бы от тошноты, выплюнуло между острых клыков вопящего воинственный клич Александра Зорича с мечом наперевес. Короткая вспышка – и острое лезвие клинка просвистело в сантиметре от прозрачного иссохшего уха Полоза. С неожиданной для старика прытью Полоз отскочил в сторону и громко зашипел, корча гримасы на худом изъеденном морщинами лице. Ответом ему послужило шипение тысяч маленьких змеек, наводнивших пол, стены и своды пещеры.
– Нам не уйти от них! – в отчаянии заорала Даша, прежде чем Зорич принялся орудовать мечом, разрубая подкрадывающихся к нему по стенам гадов, словно нитки для макраме. Полоз взглянул на неё оценивающе, с любопытством, и повернулся к дракону, который, изрыгнув Зорича, обмяк на полу бесформенной кучей. Острые зубы гадюк и палласовых щитомордников были ему нипочём – чешуя защищала его от укусов, словно рыцарский доспех, и всё же у каждого хищника наверняка найдётся своя ахиллесова пята...
Матвей думал о том же. Он был очень зол. Зорича, сырого и целиком, в купе с его железной палкой, трудно было назвать полезной и здоровой пищей, так что кишки Горыныча после столь неудачного ужина скрутило от адской боли. Ко всему прочему, в пещере ему при его новых объёмах было тесно, и он постоянно ударялся головой о каменный свод. Ярость закипала в нём, словно зелье в котелке, грозясь выплеснуться за края. Он хотел бы выжечь всё живое здесь, превратить скользких ползучих гадов в палки колбасы на гриле, но вместо этого он ждал, не сводя немигающего взгляда со своего противника. Золотые глаза горели, словно пара топазов, в полумраке пещеры. А потом он зарычал, негромко, вполсилы, но и этого хватило, чтобы каменные стены затряслись.
– Дракон, сжигающий поля и угоняющий у крестьян скот – это глупый дракон, – говорил Матвею отец. – Рано или поздно мелкие людишки придумают, как осадить его логово, загнать в силок или в какое место ткнуть стрелою. Дракон, спящий на своём золоте – глупый дракон. Рано или поздно мелкие людишки придумают, как воспользоваться его собственной ослепляющей жадностью и ограбят его подчистую. Мудрый дракон тот, кто живёт и даёт жить другим, предпочитает свободное синее небо темноте и тесноте пещеры и не пытается найти подтверждение в том, что он крут, ведя счёт сожжённым городам и золотым слиткам. Ему не нужно никому ничего доказывать, понимаешь? Он и так знает, кто он есть.
Право сильного – только ему подчиняется животный мир, далёкий от рассуждений о морали и нравственности. Но тому, кто оправдывает им свои преступления, следует помнить, что на каждого хищника всегда найдётся хищник покрупнее. Атакующие Зорича змейки на мгновение застыли, а после повернули тупые морды в сторону своего бывшего хозяина. В выцветших глазах старика мелькнула тень страха.
«Что есть полоз? – с философским спокойствием подумал Матвей, глядя, как чёрные ленты неспешно ползут к дряхлому телу. – Это множество змей, сплетённых в один клубок. Но что есть человек Полоз без контроля над животными? Да, маг. Да, анимаг. Да, змееуст – явление редкое, но не единичное. Подчинить себе животных, умея говорить на их языке и будучи волшебником – много ума не надо. Засядь себе в тёмной пещере в самой глубине горы, обрушивай камни на тех, кто сунется к тебе без приглашения, и вот ты уже легендарная личность – все тебя боятся и девиц в жертву приносят… Но что можешь ты сам, без своих маленьких помощников?»
Полоз превратился. Огромная чёрная змея взметнулась к каменному своду, зашипела, захлёбываясь собственным ядом. Но даже змеи не в состоянии сбрасывать кожу до бесконечности – Полоз был слишком стар, зубы в его рту уже давно сгнили, и если в мире людей старость и мудрость были окружены заботой и почётом, то в мире зверей, в мире, по чьим законам он сам выбрал жить, слабая особь навсегда выбывала из гонки за жизнь.
Матвей и Саша не сдвинулись с места, когда первая маленькая гадюка обвилась вокруг тела Полоза и впилась в холодную плоть. Даша вздрогнула, на мгновение сжав кулаки, и отвернулась.
– Никогда не буду спать в пещере на горе из золота, – прохрипел Матвей, превратившись. О том, что всего пару мгновений назад его тело напоминало скорее небольшой вертолёт, чем человека, свидетельствовало лишь небольшое облачко дыма, вырвавшееся из его рта.
– Что ты сказал им? – негромко спросил Зорич, не отрывая взгляда от жестокого зрелища. Если Полоз и был ещё жив, то больше не сопротивлялся. Его бывшие помощники с громким шипением пожирали его тело.
– Что я Змей Горыныч, – пожал плечами Матвей. – Что я сильнее его и он мой враг. Как видите, они поверили, – он нахмурился, глядя, как пару змеек проскользнули в тёмный проход, через который с трудом, но всё же мог протиснуться взрослый человек. – Они покажут дорогу наружу. Идём, – сказал он, но с места не сдвинулся, пока Саша не потянул его за руку и не подставил своё плечо. Матвей весь позеленел и еле держался на ногах, и когда Даша подставила плечо под его вторую руку, еле заметно вздрогнул и отвернул лицо, чтобы она не заметила, что его тошнило.
Идти пришлось около часа, то ли и дело останавливаясь и давая Горынычу время отдышаться. Камни скользили под их ногами, периодически приходилось карабкаться то вверх, то вниз, иногда Дашу не покидало ощущение, что вход в очередную галерею представляет собой магический портал, который за один шаг переносит их вперёд на несколько километров. Поэтому, когда вдали показался голубой треугольник неба, она не смогла сдержать вздоха облегчения.
– Да неужели, – ворчливо заметил Зорич, но по его голосу Даша поняла, что волновался он не меньше. – Как думаете, где именно мы выползем?
– Плевать, – мрачно отозвался Матвей, прикрывая глаза. – Надеюсь, там рядышком есть густые кусты.

***
Маргарита Степановна избегала смотреть на внучку всё то время, что готовила для Горыныча зелье от тошноты и болей в желудке. Прямая, собранная, связав длинные, всё ещё достаточно тёмные, несмотря на множество серебряных прядей, волосы в строгий пучок, она методично толкла в ступке какие-то травы, полностью сконцентрировавшись на своём занятии.
– Прости, – выдохнула Даша. Стук пестика на мгновение прекратился, чтобы тут же возобновиться вновь.
– И в чём же ты провинилась, Дарья Алексеевна? – это был обычный для них воспитательный момент. Мало было попросить прощения и признать свою вину – необходимо было чётко перечислить все прегрешения.
– Я… – у Даши защипало в глазах. Сколько всего она успела натворить! Рискнула собственной жизнью и жизнью других, чуть было не продала душу дьяволу … – Даже не знаю с чего начать…
Она ожидала, что бабушка скажет как обычно «начни с простого», но в ответ услышала лишь сдавленный всхлип. Глаза её расширились – никогда раньше она не видела, как бабушка плачет, и это тихое шмыганье носом окончательно доконало её. Она разрыдалась, уткнувшись носом в вязаную шаль и чувствуя успокаивающие ласковые поглаживания на плечах и голове.
Бабушка и внучка стояли, обнявшись, и плакали несколько минут, а может быть и целую вечность, пока, наконец, Маргарита Степановна мягко не отстранила Дашу. Вытерев большим пальцем слезинку на её щеке, пожилая колдунья заметила:
– Твой друг ждёт лекарство. Поможешь мне с этим?
***
Увидев дочь живой и невредимой, Алексей Щедрин замялся. Неуклюже топчась в дверях гостиной, он мял в руках шляпу, явно не зная, что сказать. По дому бродили запоздало прибывшие авроры, дотошно опрашивая всех участников недавних событий и вызывая тем самым раздражение у пришедшей в себя Маргариты Степановны.
– Какой от вас толк, если два шестнадцатилетних мальчика сами со всем разобрались? – язвительно спросила она у толстого низенького волшебника, который в прибывшем отряде был за главного. Тот принялся что-то объяснять, ссылаясь на Магический кодекс Российской Федерации, но пожилая леди лишь сердито отмахнулась от него.
– Я не буду говорить им об Оксане, твоей научной работе и о том, что мы потомки Полоза, – прошептала Даша, беря отца за руку. Тот закрыл глаза, тяжело дыша, и крепко сжал её пальцы.
– Я должен был быть там… Должен был спасти тебя…
– Нет, – Даша покачала головой. – Нет. Я сама во всём виновата. И ты ничего мне не должен, – она мягко улыбнулась и ласково потрепала его по плечу. – Я выросла, пап, пора начинать брать на себя ответственность за свои поступки.
«Дети винят родителей во всех своих взрослых проблемах, возводя собственную недолюбленность в культ, – думала она, гладя отца по спине и шепча ему на ухо успокаивающие глупости. – Потому что это проще – считать, что виноват не ты сам, а кто-то другой. Проще копить обиды и ревновать, вместо того, чтобы отпустить всё плохое и научиться принимать хорошее. Что такого ужасного сделали мои родные, что я попыталась их наказать своей смертью? Небесные силы, мои родители ведь такие же недолюбленные как и я сама!».
– Мне нужно навестить маму, – прошептала она. Глаза Алексея были затуманены слезами, выглядел он абсолютно потерянным, и упоминание о бывшей жене вряд ли улучшило его настроение, однако он согласно кивнул.
– Я помогу тебе сделать портал до её дома, – неожиданно для самого себя он улыбнулся. – Видел фотографию твоей сестрёнки в журнале. Точь-в-точь ты, когда была малюткой. И имя-то какое заковыристое – Теона…
Небольшой особняк Елизаветы Щедриной был оборудован по новейшему слову немаговской техники: камеры, сигнализация, железные двери и прочие бессильные перед магией штуки. Даша спокойно прошла в детскую, с любопытством заглянула в колыбель и онемела от восторга.
Ей и раньше приходилось видеть маленьких детей, но они не были и в половину так красивы, как Теона. Мягкие нежные, словно лепесток цветка, щёчки, русые волосики, такого же оттенка как у неё самой, мягкие блестящий ротик, из которого вырывались негромкие неразборчивые, но весьма приятные слуху звуки и, наконец, глаза – огромные, широко распахнутые, голубые как весеннее небо. Она была такой крошечной, такой прекрасной и – Даша была уверена в этом – такой сообразительной: мигом почувствовав, кто перед ней, Теона широко улыбнулась сестре, заляпав слюною свою распашонку.
– Что ты здесь делаешь? – Лиза стояла на пороге комнаты, ухватившись за дверной косяк. Раздражение, возмущение звучали в её голосе, но преобладающей эмоцией, вызванной появлением старшей дочери у кроватки младшей был…страх. Он исходил от матери волнами, глаза Лизы поспешно перебегали от колыбельки к Дашиным рукам. Она неуклюже топталась, готовая броситься и растерзать, словно дикая кошка, вздумай Даша обидеть малышку. Теона скосила глазки, заинтересовавшись кулончиком, висевшем на шее у сестры и попыталась цапнуть его маленькой лапкой. Улыбнувшись, Даша выпрямилась, в упор посмотрела на мать и решительно сказала то, ради чего сюда явилась:
– Я прощаю тебя.
Лиза тяжело вздохнула, и, наконец, подняла на старшую дочь тяжёлый взгляд.
– Ты…
– Я прощаю тебя. За всё, – спокойно повторила Даша. – За то, что не любила. За то, что боялась. За то, что не уделяла внимания. Знаешь… ты можешь больше не присылать мне подарки на день рождения, если не хочешь. Все эти немаговские дорогие штуки… Для волшебников большинство из них бесполезны, но я всегда хранила их… ведь они были от тебя. Я так ждала тебя… Каждый день, каждый час, ждала любого знака, что я тебе не безразлична, но… Теперь мне нужно от тебя лишь одно.
Даша видела, как тело Лизы напряглось, готовое к прыжку, когда она аккуратно взяла Теону из колыбельки на руки. Малышка весело агукала, не чувствуя в старшей сестре угрозы, зато их мать дрожала словно натянутая струна.
– Будь ей лучшей матерью, чем мне, – прошептала Даша, вновь улыбнувшись сестрёнке. – Пожалуйста.
Она ласково чмокнула гладкий чистый маленький лобик и передала мурлыкающий свёрток Лизе. Та, ошарашенная, всё ещё шумно дышала, и как только Теона оказалась у неё на руках, крепко прижала девочку к груди.
Даша бросила на них последний долгий взгляд, словно стараясь навсегда запомнить, и вышла за дверь. Лиза замялась на мгновение, словно бы собираясь её окликнуть, но голос изменил ей в решающую секунду. Когда она снова обрела способность говорить и двигаться, старшей дочери в доме уже не было.
***
– Насыщенные выдались выходные, да? – покачал головой Матвей, наливая себе уже пятую чашку кофе. Зелье Маргариты Степановны творило чудеса – боли в желудке прошли, сцена расправы над Полозом слегка потускнела в памяти, и хотя он всё ещё нервничал, боясь даже представить себе, чтобы было бы, если бы обстоятельства сложились не в их пользу, стресс потихоньку покидал его, вырываясь наружу пузырьками истерического смеха. Зорич хихикал так же не к месту и глупо, и Ульяна осторожно переводила взгляд с одного на другого, но – хвала языческим богам! – о подробностях приключения не спрашивала.
– Уль, а Уль, а я теперь превращаться умею, – заметив морщинку между её бровей, сообщил Матвей и громко заржал. – Когда там у нас анимагия? Весь пракмагфак от страха в штаны наложит!
Саша ответил ему раскатистым хохотом, и они оба, подёргиваясь, рухнули головами на белую скатерть.
Было давно за полночь, Колдовстворец мирно спал, но парням было абсолютно всё равно на то, что их кто-то может услышать.
– Я так и не поблагодарила вас, – в дверях появилась тонкая фигурка Даши. Её тоже всё ещё немного трясло, и, видимо, не только от встречи с Полозом, но и от разговоров с отцом и матерью. – Спасибо…
– Пожалуйста, – резко ответил Саша, поднимаясь из-за стола и сладко зевая. – Рад, что ты сейчас можешь спать без резиновых сапог… и без пьяных ежей… Не делай так больше, – после паузы серьёзно добавил он, чуть нахмурившись. – Ещё одного такого фокуса кишки Горыныча точно не вынесут.
Он удовлетворённо кивнул, заметив румянец стыда на бледном личике, и вышел из кухни. Ульяна, слабо улыбнувшись и потрепав Матвея по плечу, выскользнула следом.
– Я…
– Не извиняйся, – от смеха не осталось и следа. Матвей хмуро уставился на собственные скрещённые руки. – Ты заплатила за свою глупость, так что нечего теперь извиняться, – он резко отодвинул от себя чашку, и парочка коричневых капель пролилась на скатерть. – Знаешь, я ведь часто смотрел на тебя, такую красивую и неприступную, мечтал, что сделаю что-то героическое, чтобы завоевать твою любовь – спущусь за тобой в подземное царство, одолею чудовище и всё такое… И вот теперь я должен вроде бы чувствовать триумф, но вместо этого… – Матвей задумчиво покачал головой. – Видимо, всё это не так работает? – грустно улыбнулся он, подняв на неё глаза.
– Видимо, не так, – согласилась Даша, присаживаясь рядом и думая о том, что все они из кожи вон лезут, чтобы завоевать чужую любовь: Матвей – её, она сама – мамину, Полоз – своей ушедшей жены Литты… А в итоге выясняется, что всё работает совсем не так. – И всё же… – она на мгновение запнулась, робко взглянув на него исподлобья. – И всё же герою в конце сказки полагается награда…
Горыныч не шевельнулся, когда она пододвинулась ближе. Запах гари и дыма в его волосах смешивался с ароматами влажного осеннего леса, сырой земли и земляничного мыла. «Интересно, от него теперь всегда будет пахнуть дымом?», – подумала Даша, легонько прижимаясь к его тёплым губам. Матвей не сопротивлялся и не напирал, отвечая на поцелуй аккуратно и нежно. Большой палец ласково скользнул по Дашиной щеке, заправляя за ухо непослушную русую прядку.
Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Горыныч уже было открыл рот, чтобы позвать её на свидание, но… передумал. Они оба остались живы, а значит ни к чему спешить и портить волшебство момента. Даша улыбнулась и кивнула, словно читая его мысли, и, шепнув короткое «Спокойной ночи», выскользнула за дверь. Матвей выждал минуту, слушая, как стихают её шаги в коридоре, потянулся, зевнул и тоже поплёлся в кровать.
Анимагия в понедельник первым уроком, а значит надо постараться не проспать.

*Хохлики – в славянском фольклоре маленькие чертята, помощники домовых.
** Думаю, все мы понимаем, что холодильник в Колдовстворце не похож на то, что находится у нас на кухне. Но было бы странно, если бы я назвала его ледяным волшебным шкафом.
*** Здесь отсылка к стихотворению «Змей» Николая Гумилёва и одноименной песне группы «Мельница». Некоторые сведения о Горынычах и других магических семьях можно найти в моей группе по хэштегу #magicfamily@quietsloughfanfics
**** Песня Жени Любич из фильма «Он – дракон»
***** Каменным мешком иногда называют тюрьму. В моей маленькой вселенной пусть так будет называться русский аналог Азкабана.
****** Одиллия – персонаж балета «Лебединое озеро», чёрный лебедь, тёмный двойник главной героини Одетты.
******* В одном из вариантов сказок про Полоза, он действительно влюбляется в одну из невест, а она в него. Но, затосковав по дому, девушка возвращается в родительский дом, где её братья выведывают у неё, как выманить Полоза на землю, и убивают его, чтобы сестра никогда не вернулась к мужу. Не желая жить в одном доме с убийцами мужа, девушка превращается в ель, а её дети – в дуб, ясень и осину.

Царевна-лягушка

– Говоришь, косметическое зелье? – уточнила Ксюша, кратко помечая симптомы в медицинской карте. Есения Добровольская, хрупкая блондинка с факультета практической магии, утвердительно помотала головой.
Использование зелий, чтобы глаза блестели, ресницы были гуще, губы наливались полнотой, а щёчки – румянцем, в Колдовстворце было обычным делом среди юных чародеек. Конечно же, магистр Пригожин, преподававший в школе зельеварение, технику их приготовления на уроках не объяснял (хотя, по мнению многих, сам не брезговал ими пользоваться), что не мешало представительницам прекрасного пола осваивать непростую науку красоты самостоятельно. Именно поэтому в школе было достаточно сложно найти действительно некрасивых девушек. Некоторые, впрочем, пили подобные зелья литрами, раздувая грудь и губы до неестественных размеров, либо использовали несколько различных зелий сразу, что также могло привести к ряду побочных эффектов. И всё-таки позеленевшую кожу и перепонки между пальцев Ксюша видела в первый раз.
– У тебя осталось ещё немного? Мне нужно сделать анализ, чтобы понять, что именно вызвало такую необычную реакцию…
Есения замялась, пролепетав что-то про то, что уже выкинула флакон. Сидевшая в углу с книгой Яра многозначительно хмыкнула.
– Зоя Валентиновна обязательно что-нибудь придумает, – попыталась успокоить «царевну-лягушку» Ксюша.
Зоя Валентиновна – старшая медсестра Колдовстворца – была рослой и сильной женщиной, способной одной рукой вправить плечо любому богатырю из практиков. Она часто курила и питала слабость к блюдам, приправленным чесноком, но в определении диагноза ей не было равных.
– Это не Косметическое зелье, – с ходу отмела она Ксюшину версию, лишь заглянув пациентке в рот. – Ты в анимагии не практикуешься случаем?
– Моя анимагическая форма – пустельга, – горделиво заметила Есения, приосанившись. Яра, вновь не сдержавшись, фыркнула.
– Тогда остаётся самое опасное, – вперившись внимательным немигающим взглядом в Добровольскую, произнесла Зоя Валентиновна. – Личное проклятие. Сама расскажешь, чей принц тебя поцеловал перед тем, как это случилось?
Возможно, медсестра и блефовала, но удар попал точно в цель. Есения покраснела – насколько это возможно было с учётом зелёной кожи – замялась и, бросив отчаянный взгляд утопающего на Ксюшу с Ярой, быстро защебетала:
– Это был… Елисей Комаровский, парень Ирины Викентьевой. Никто ничего не знал, кроме нас двоих… Он хотел ей рассказать о нас и расстаться с ней, но у неё скоро турнир, мы решили, что будет неправильно расстраивать её сейчас…
– Какая забота, – буркнула Яра. – Неудивительно, что Ирина не оценила ваших стараний.
– «И жених сыскался ей, королевич Елисей», – тихо продекламировала Ксюша, пряча улыбку. Ира Викентьева – магичка-практик с выпускного курса – была капитаном команды по квиддичу «Небесные ласточки», а заодно и одним из чемпионов школы по боям на мечах. Высокая, красивая, со всех сторон заметная девушка встречаться около года назад начала с субтильным блеклым теоретиком Елисеем, который, к тому же, был на год младше и на полголовы ниже её. И вот теперь выясняется, что этот «мачо» ещё и водит шашни с другой девушкой за широкой спиной своей официальной пары.
– Тебе б подойти и извиниться перед Ириной, – прищурившись, заметила Зоя Валентиновна. – Личные проклятия тем и опасны, что зачастую снять их может лишь тот, кто наложил. А если колдует эта девица так же хорошо, как машет своей железной палкой, то одному Кощею известно, что за магические сети она вокруг тебя наплела. Подойди к ней, поговори – авось, и много общего у вас найдётся, подругами сделаетесь…
– Как можно дружить с девушкой, у которой роман с твоим парнем? – осведомилась Яра. Есения от перспективы разговора с соперницей лишь вся скукожилась и замерла, словно кролик, загипнотизированный взглядом удава.
– Долго и крепко, – усмехнулась медсестра. – Всегда есть, чьи косточки перемыть.
– Вы хотите, чтобы я поговорила с ней в таком виде? – квакнула Есения, и рот её неестественно некрасиво раздулся.
– Можешь обратиться пустельгой и выложить из зернышек слова извинений под её окошком, – парировала медсестра. – Ну а вообще, люди обычно говорят друг с другом словами через рот, и гораздо важнее, что они говорят, чем то, как они при этом выглядят.
Ксюше было жаль незадачливую разлучницу, а вот Яра, демонстративно не принимавшая участия в постановке диагноза и обсуждении лечения, казалось, считала, что Есения получила вполне по заслугам. И то, что Стёпа Степанов как-то случайно обмолвился, что Есения то ли в шутку, то ли всерьёз звала Андрея Зорича покупаться голышом в озере, сочувствия в сердце Ярославы явно не добавляло.
– Где есть обман, там нет любви, – глубокомысленно изрекла Зоя Валентиновна. Будучи в полном расцвете лет, она ещё ни разу, насколько это было известно Ксюше, не была замужем, хотя лицо её, большое и румяное, отнюдь не было лишено привлекательности. – Я попрошу Ирину зайти после обеда, якобы на внеочередной медосмотр, а ты тащи сюда своего царевича. Вместе разбираться в делах амурных ваших будем. А вы, – она кивнула большим пальцем на Яру с Ксюшей, – смотрите не болтайте лишнего.
С Зоей Валентиновной лучше было не шутить – за разглашение медицинской тайны она вполне могла лишить подопечных на пару дней голоса.
– Будем немы как рыбы, – подняв руки в примирительном жесте, ответила Яра.

***
Викентьева окинула взглядом на проштрафившуюся парочку с надменностью морской владычицы, узнавшей, что какая-то бабка с дырявым корытом вознамерилась занять её место. Ксюшу и Яру на время импровизированного слушанья по делу Царевны-лягушки отослали в кладовку с зельями. Впрочем, Зоя Валентиновна запретила им только болтать – о подслушивании речи не шло – и Яра с чистой совестью вывела волшебной палочкой на двери руну, позволявшую отлично слышать каждое слово.
– Твоих рук дело? – спросила Зоя Валентиновна у Ирины, кивнув на Есению, чья кожа неумолимо зеленела с каждым часом.
– Проклятие моё, но целовала её не я, – отчеканила Ирина. – В следующий раз будут думать, прежде чем за нос кого-то водить.
Елисей начал что-то мычать про турнир по квиддичу, но медсестра его перебила.
– Справедливо, – заметила она. – Теперь ты точно знаешь, что тебе изменяют и с кем изменяют. Удовлетворена?
– Вполне, – холодно согласилась Ирина.
– С твоей красотой и талантами на таких «заботливых» и обращать внимания нечего, – махнув рукой на окончательно сконфузившегося Елисея, продолжала Зоя Валентиновна. – Так может, расколдуешь уже девчонку?
– Не могу, – равнодушно заметила Ирина. – А вот он – может. Пусть поцелует ещё раз. Если у них настоящая любовь, а не игра в бирюльки, всё станет, как было. Но вот если нет…
С минуту за дверью слышалась возня, потом звук смачного поцелуя, пока, наконец, не раздалось громкое, возмущённое, обиженное на весь мир «Ква!».
– Ах, какая жалость! – всё также равнодушно проговорила Ирина, и, цокая каблуками, с достоинством морской владычицы выплыла из медицинского пункта.
***
– А дальше-то, что с ней делать? – недоумевала Ксюша, пододвигая к Есении блюдечко с засушенными комарами. Лягушка не переставала истерично квакать, мечась по аквариуму, словно безумная. Впрочем, на её месте Ксюша тоже вряд ли бы была образцом смирения и благоразумия. Елисей, пару раз взглянув на уже, вероятно, бывшую подружку с еле скрываемым отвращением, поспешно удалился, пробормотав что-то про незаконченное эссе по трансфигурации.
– Если руководствоваться старыми сказками, то искать нового царевича, – вздохнула Зоя Валентиновна. – Хотя мамы, папы, сестры и братья тоже сойдут. Я уже направила письмо к ней домой. Кто-нибудь из любящих родственников обязательно её расколдует. Хотя ей и самой это под силу…
– Это как? – осведомилась Яра, наблюдая за тщетными попытками Есении выбраться из аквариума. – Да сиди ты, дура! Или хочешь пойти на корм аистам?
– Меня как-то завистливая лучшая подруга обратила в дерево. Три зимы прошло, три раза листву я сбросила, милый мой утешился да на той самой Матрёшке женился прежде, чем я обратно в человека превратилась… Что глаза вылупили? Думали, что такое только в старых сказках бывает?
– Да нет, мы просто… – Ксюша замялась, переглянувшись с Ярой. – А как вы освободиться-то смогли?
– Три года я неприметной осинкой в Колдовстворском лесу стояла. Ждала, что явится милый мой, узнает меня, несмотря ни на что, и любовь его освободит меня от злых чар. Искали меня по лесу авроры, однокурсники да преподаватели, и он искал… Да так и не нашёл. Может, и не его вина в этом – из тысячи обычных деревьев одно, заколдованное, лишь сам леший способен узнать. Да ведь и самому лешему Матрёна глаза застила – мастерица она на всякую порчу и мороки была. Могла бы знаменитой колдуньей стать, если бы на ерунду не разменивалась. Решили все, наконец, что я утопилась в озере. А я стою, немая, перед дождём, снегом и топором беззащитная. Год стою, два стою, под тяжестью уныния горблюсь. А потом поднялась во мне ярость несусветная. Говорю себе: «Ты колдунья или кто?». И вся сила, магия, что была во мне, поднялась, закипела… и вот смотрю – вновь я человек, с руками и ногами, лежу на земле, плачу, поверить, что вновь жива и здорова, не могу…
– А потом? – выдохнула Яра после долгой паузы.
– А что потом? Колдовстворец, с опозданием, но окончила, потом Академию Колдомедицины, да и вот, вернулась сюда…
– А Матрёна и ваш…? – осторожно спросила Ксюша.
– А им-то что? Я ж никому не сказала, что это Матрёнины чары были. У них уже к тому времени была дочка маленькая, а за такие вещи по закону и в Каменный мешок можно попасть…
– Дочка? – переспросила Яра.
– Вот Есения как раз и есть их дочка, – буднично выдохнула Зоя Валентиновна. – И такие совпадения бывают, девочки. Так что мой вам совет – решайте свои дела любовные словами, а не чарами и зельями приворотными. Судьба – девица очень злопамятная.

***
– Слушай, а ты бы любил меня, если бы я превратилась в кого-то противного… ну, например, в дождевого червя?
Зорич негромко хихикнул и нежно поцеловал Яру в тонкое белое ушко.
– Я бы любил тебя, даже если бы ты была лопухом на клумбе с маргаритками. А к чему такие вопросы?
– Просто так… – Яра чуть поежилась в его объятиях. В том секторе, где располагался сад, сейчас царила ранняя весна, и сонные феи, живущие в первоцветах, уже совершали первые перелёты, вспыхивая в сумерках яркими искорками. Одна из них уселась на краешек Андреева сапога, прислушиваясь к разговору. – Просто вот как отличить настоящую любовь от ненастоящей? Понятно, что привороты настоящей любви не дадут, но ведь и без них всё совсем не ясно. Когда любят, то болтают о своих чувствах так, будто никто на земле до этого и не знал, что так вообще бывает. А когда расстаются, то и любовь, оказывается, была у них в кавычках, и цена у неё как у завявших помидоров… Я путано объясняю, да?
– Общий смысл я понял, – отозвался Андрей, чуть крепче сжимая её талию. – Не знаю… Но мне бы не хотелось, чтобы, если мы расстанемся, ты говорила, что любовь у нас была в кавычках… В смысле, я вообще не хочу, чтобы мы расставались… – поспешно добавил он. – Но, наверное, настоящая любовь, как мне кажется, это та, где ты принимаешь другого таким, какой он есть, а не таким, каким тебе бы хотелось его видеть...
– Даже дождевым червём? – обернулась к нему Яра, насмешливо прищурившись. Андрей осторожно запустил пальцы в её волосы, обхватывая затылок.
– Даже дождевым червём, – выдохнул он в приоткрытые губы.

***
За много лет, прошедших с их последней встречи, Руслан полысел, обзавёлся солидным брюшком и стал словно бы меньше ростом. Матрёна избавилась от очков и научилась красиво подводить бесцветные брови, но вот нос её слегка заострился крючком, а спускавшиеся от него к уголкам рта морщины заметно углубились, делая женщину похожей на хищную птицу.
– Я требую, чтобы ученицу, сделавшую это, исключили из Колдовстворца, – отчеканила она, глядя на Зою с такой неприязнью, будто это она надоумила Ирину на столь экстравагантную месть. Впрочем, люди склонны судить по себе, и наверняка Матрёна была уверена, что её бывшая подруга спит и видит, как бы отыграться за три потерянных года на их с Русланом дочери. В первое время своего заточения Зоя действительно думала о мести. Вспоминала, как делилась всем с соседкой по комнате – одеждой, угощеньями, мечтами, планами. Как не замечала холодный блеск в Матрёниных глазах, когда радостно рассказывала об их с Русланом первых свиданиях. Как списывала на плохое настроение едкие обидные шутки Матрёны после того, как на её, Зоином, пальце, появилось простое золотое колечко… Теперь золотое кольцо с крупным бриллиантом красовалось на пальце Матрёшки, но Зоя не чувствовала ни обиды, ни злобы. Пролитое зелье не соберёшь, а что было, то давно прошло. Вернувшись в человеческий облик, Зоя ушла в себя и в колдомедицину, потом – в заботу об учениках Колдовстворца (благо, юные маги, умудрявшиеся подцепить самые разнообразные недуги – от мха, растущего по всему телу, до вывернутых костей – не давали ей времени скучать, жалеть себя и вынашивать планы мести). А Руслан… не такой уж он и распрекрасный принц, чтобы продолжать хранить в сердце столь мучительные чувства.
– Ты ведь знаешь, что я тоже много чего могу потребовать, – прямо глядя Матрёне в глаза, отчеканила Зоя. – Так что калечить жизнь девчонке не дам. Целуйте свою царевну да ступайте с Богом. Обещаю, что Викентьева её больше не обидит.
По правде говоря, за Ирину Зоя тревожилась не меньше, чем за Есению. Зажжёшь, ослеплённый предательством, в душе искру зла, и не заметишь, как разгорится огромный костёр. Викентьева держалась с достоинством царевны Несмеяны. Тренировалась сама и гоняла «Небесных ласточек» с завидным для других команд упорством. На Елисея, впрочем, как и на других мальчишек, внимания не обращала. На людях ни слезинки не проронила, однако кто ж знает, какие тайны хранит подушка юной девчонки?
– Сенечка… – ласково позвал Руслан, доставая лягушку из аквариума. На миг от его голоса что-то сжалось внутри, но ни один мускул не дрогнул на Зоином лице. «Что было, то прошло, и не стоит мучить себя глупыми «а если бы», – твердила она сама себе, глядя, как целует её бывший жених свою дочь. Есения квакнула, ударилась об пол да обратилась назад в человека, тут же с рыданиями повиснув на шее у родителей.
Зоя не стала им мешать и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.

***
– А вы слышали, Зоя Валентиновна, Иру Викентьеву охотником в команду «Оренбургские осы» взяли, – как бы между прочим заметила Ксюша Вронская. После случая с Царевной-лягушкой прошёл примерно год. Есения больше не зеленела (хотя в минуты сильного испуга – как поговаривали ребята из практиков – начинала внезапно квакать). Елисей стал встречаться с девочкой с младших курсов, а Ирина выпустилась из школы, намереваясь в дальнейшем продолжить спортивную карьеру.
– В запасной состав, – добавила Яра, не простившая «Небесным ласточкам» победу над «Весёлыми лешими» в финале ежегодного турнира Колдовстворца по квиддичу. Команду «леших» возглавлял Зорич, и уж в этом году, последнем в школе для него, Ксюши и Яры, уступать на поле он не собирался никому.
– Молодец девчонка. А поражения надо уметь признавать, – Зоя Валентиновна укоризненно покосилась на Яру. – Иначе тоже зеленеть от зависти начнёшь.
– Зорич утверждает, что и зелёной меня любить будет, – отмахнулась Яра. – И лопухом, и червём, и лягушкой, и осинкой, и Чебурашкой, и апельсинкой…
Ксюша рассмеялась и закатила глаза. Зоя Валентиновна добродушно хмыкнула.
Ксюша и Яра были юны, наивны и верили, что настоящие чувства способны преодолеть все преграды. Как и положено молодым девушкам. Зоя была немолодой и незамужней, а потому могла полагаться только на саму себя. И всё же, как на дереве появляются по весне зелёные листья, так и женщина, сколько бы ей ни было лет и какие бы испытания не остались позади, рано или поздно возрождается, собирая по осколкам разбитое предательством сердце, и вновь начинает верить в любовь…
– Мы собирались на каникулах сходить на матч «Оренбургских ос» против «Палящих пушек», за Иру поболеть, – вновь вернулась к теме Ксюша. – Не хотите с нами?
Зоя Валентиновна уже собиралась было ответить, что нечего ей, взрослой карге, с молодёжью гулять. Заняв место колдомедика в Колдовстворце, она почти не покидала школу, найдя в любимой профессии утешение от сердечных недугов. В годы обучения в Колдомедицинской Академии ни один юноша так и не занял её мысли, а во время работы в школе претендентов на её благосклонность и вовсе не наблюдалось – вокруг ведь были одни мальчишки. А она была не так уж и стара, да и сама, при случае, старалась объяснить своим подопечным, что не стоит ставить на личной жизни крест после неудачного болезненного опыта.
– Почему бы и нет… – протянула неожиданно для самой себя она, прикидывая, сколько нынче стоит заказать у портнихи в Буян-граде парочку новых модных мантий. От чеснока, правда, придётся в день матча отказаться, но ведь и «в люди» она выходит не каждый день…
Ксюша и Яра удовлетворённо переглянулись.