Отдел Тайн... И эти все сказано.

Часть I



Глава I
В этот вечер погода в Лондоне совсем испортилась, дождь лил как из ведра. Промокшие люди спешили как можно скорее попасть домой. И, конечно, ни сам город, ни его жители не подозревали о существовании другого мира. Мира волшебства и магии. Мира со своими законами и своим понятием о чести.
Глубоко под землёй, надёжно скрытое от глаз лондонцев, находилось Министерство магии Соединённого Королевства. Сейчас его атриум был пуст: работа огромного учреждения на сегодня была завершена, и только один отдел, как обычно, не считался с общим расписанием.
Отдел тайн был самым интригующим подразделением в Министерстве магии и из года в год обрастал новыми легендами. О его сотрудниках — невыразимцах — мало кому было известно что-то конкретное. Никто извне не знал ни их полномочий, ни круга обязанностей, ни с какими такими тайнами они соприкасались по службе — вообще ничего. Их занятия были настолько засекречены, что запрещалось даже говорить о них. Выглядели же невыразимцы... Впрочем, и тут точного описания дать не мог никто.
Глава Отдела тайн Чарльз Грэнтем в этот поздний час все еще сидел за своим столом, ломая голову над очередными документами. Мысли мистера Грэнтема были прерваны стуком. Миг спустя дверь кабинета распахнулась и перед его глазами предстала фигура, закутанная в мантию. Подняв глаза от бумаг и приглядевшись, Грэнтем спросил:
— Чем порадуете, Кори? Какие новости?
Посетитель откинул капюшон тёмно-синей мантии. Рука плавно скользнула в карман, извлекая волшебную палочку. Когда спали маскирующие чары, стало видно, что новоприбывший — женщина. Она окинула кабинет начальника острым, внимательным взглядом.
— Вы были правы, мистер Грэнтем, спокойные времена для нас закончились, — ответила посетительница, продолжая осматривать кабинет и не выпуская из руки палочки. — Наши агенты встревожены. На юго-западе страны произошёл резкий скачок магической энергии. С чем это связано, только предстоит выяснять. И еще… Один из моих людей докладывает, что в наших рядах завелась крыса. Имя пока неизвестно. Над этим вопросом я работаю и непременно докопаюсь до правды, но… как знать, сколько информации к тому моменту будет передано на сторону? И сколько передано уже сейчас? Скольких из наших успели перевербовать?
* * *
Хотя принесенные Кори Феллоуз вести откровенно встревожили Грэнтема, уверенность и решительность молодой сотрудницы на мгновение заставили его залюбоваться ею. Все-таки нюх на таланты у него был всегда, этого не отнять. Многие ли руководителей отделов Министерства оценили бы способности девушки по одной только составленной ею служебной справке, случайно попавшей к ним на стол? Особенно девушки… как бы помягче сказать… магглорожденной? Впрочем, им же хуже. Гораздо позже, уже во время импровизированного собеседования, он узнал, что Кори имела по итогам обучения в школе чародейства и волшебства Хогвартс высшие баллы по трансфигурации, чарам и древним рунам, а ее уровень владения магией мог удивить даже опытного волшебника. Но на другой чаше весов было происхождение, и в 1968 году талантливой практикантке нашлось в Министерстве лишь весьма скромное место в отделе магического транспорта и работа над поручениями, с которыми справился бы и сквиб.
Грэнтем вспомнил, как перехватил ее в коридоре вечером, когда девушка собралась уходить с работы. Как она в замешательстве посмотрела на него, точно не могла вспомнить, знакомы ли они, но все же не стала противиться,
когда он взял ее под руку и повел к лифту. На этаже Отдела, куда вход обычным сотрудникам был строго заказан, Кори откровенно растерялась, но помимо тревоги и недоумения в ее глазах было и любопытство, которое Грэнтем оценил.
— Значит, вы...
— Мое имя — Чарльз Грэнтем, мисс Фэллоуз, — сказал он, вводя ее в кабинет и знаком предлагая сесть. — Опережая ваш вопрос, отвечу. Да, я начальник Отдела тайн. Полагаю, вы что-нибудь о нас да слышали.
Судя по лицу Кори, его почти-шутка не попала в цель. По-видимому, девушка лихорадочно соображала, для чего ее сюда привели, ей явно хотелось что-то спросить, но предположения были одно безумнее другого, и она никак не могла сформулировать вопрос. Кое-как взяв себя в руки и заправив выбившуюся прядь за ухо, она, наконец, произнесла:
— Я слышала слишком много всего, чтобы понять, какие из слухов правдивы хотя бы наполовину. Но что вы хотите от меня, мистер Грэнтем? Я всего лишь мелкий клерк, — в ее голосе невольно прозвучала горечь, — и вряд ли могу заинтересовать человека вашего положения. Меня и мое-то начальство не слишком часто замечает.
— И вы, конечно, уже догадались, почему?
— О, мне достаточно ясно дали это понять. Жаль только, — Кори опустила голову, — что это не сделали прямо в Хогвартсе. У меня, знаете ли, после выпуска были некоторые иллюзии. Так зачем я вам?
— Я хотел бы предложить вам работать под моим руководством.
— Мне? — недоверчиво переспросила Кори. — Магглорожденной?
— Именно. Уже больше двадцати лет я набираю в свой штат магглорожденных магов и волшебниц. Раскрывая их таланты и навыки, я понял, что именно за вами наше будущее. Чистокровные семьи погрязли в жадности, коррупции и близкородственных связях. Те, кто хоть как-то соблюдал законы магии, либо покинули Британию, либо исчезли с лица земли. Магия меняется, и я чувствую, что в один прекрасный день с каждого из нас спросят по полной. В вас я вижу прекрасный потенциал, который можно развить, если приложить усилия.
— Но, — робко, точно еще не решаясь поверить в свою удачу, проговорила Кори, — если вы нанимаете магглорожденных, если даете нам настоящую работу… как вышло, что никто об этом не знает?
— Ну, — улыбнулся Грэнтем, — не зря же мы Отдел тайн.
Разумеется, Кори согласилась. И превзошла все его ожидания. Поэтому сейчас, когда якобы случайные смерти агентов начали складываться в какую-то тревожную картину, Грэнтем поручил расследование именно ей. И ни на миг не усомнился, что она добьется успеха.
* * *
— Дальше? — вынырнув из своих воспоминаний, спросил Грэнтем, видя, что Кори замолчала.
— Я бы предпочла не произносить этого вслух, — твердо ответила агент.
Грэнтем, помедлив, кивнул, и в в следующий миг оказался во власти видений: приоткрыв щиты своего разума, Кори позволила ему увидеть то, что ей удалось разузнать. Обнаружившаяся информация повергла его в ярость. Прежде Грэнтем предполагал, что Кори в своей старательности немного сгущает краски, но теперь… Одним движением Грэнтем призвал с рабочего стола волшебную палочку, а ещё через секунду в полутемных коридорах Отдела прозвучал его усиленный заклинанием голос:
— Внимание всем агентам Отдела тайн! Общий сбор через пятнадцать минут.
* * *
Чарльз Грэнтем уверенно распахнул двери конференц-зала и под встревоженными взглядами коллег прошел к центру помещения. Яркий солнечный свет, несмотря на вечернее время лившийся из зачарованных псевдоокон, бил ему прямо в глаза, отчего грубоватые черты бледного лица обозначались ещё резче, а темные с сильной проседью волосы казались серебряными. Сунув руки в глубокие карманы мантии, он внимательно наблюдал за людьми, заполняющими комнату. Собрались еще не все: из коридора доносился звук шагов и хлопки трансгрессии. Но вот дверь хлопнула последний раз, и секретарь передал ему список тех, кто по тем или иным причинам отсутствовал. Ещё раз обведя взглядом зал (и мысленно прокляв переборщившую с яркостью освещения хозяйственную службу), Грэнтем решил, что можно начинать.
— Прошу вашего внимания! — его голос был твёрд. — Итак, двадцать второе октября тысяча девятьсот семьдесят пятого года, девятнадцать сорок пять по Гринвичу, и экстренное собрание Отдела тайн объявлено открытым, — Грэнтем кивнул секретарю и продолжил: — Вижу, многие из вас обеспокоены моим вызовом и его срочностью. И у вас действительно есть повод беспокоиться. Настолько серьезный, что… Я никогда не скрывал, что горжусь своей работой в самом лучшем отделе Министерства, и даже представить не мог, что однажды буду сожалеть о том, что когда-то пришёл сюда. Но сегодня все изменилось. Не буду ходить вокруг да около: сегодня мне стало доподлинно известно, что у нас завелся крот.
В зале послышались недоуменные шепотки, агенты переглядывались друг с другом, и Грэнтем улавливал в этих молчаливых диалогах не столько обеспокоенность прозвучавшей новостью, сколько недоверие. Что ж, это было предсказуемо. Он и сам не поверил Кори, пока не увидел ее воспоминаний.
Гул голосов стал громче.
— Как такое вообще возможно? — выкрикнул из толпы Боуд.
— Сама мысль о том, чтобы передать секретную информацию, уничтожила бы шпиона, это все знают, — поддержала его Джудит Вилсон. — Клятву о неразглашении невозможно обойти!
— Вы… уверены, сэр? — задал вопрос заместитель Грэнтема Лиам Филипс. — В прошлый раз, когда нашего агента пытались перевербовать, клятва уничтожила его даже раньше, чем мы узнали о его существовании.
Чарльз Грэнтем коротко кивнул. Он и сам прекрасно знал об этом, но полученная от Феллоуз информация не оставляла места для двойных толкований. Присутствующие снова загомонили. Своему руководителю они привыкли доверять, и теперь сомнения постепенно уступили место страху. Крот, причем неразоблаченный, в самом секретном подразделении Министерства, сбой в казавшейся незыблемой системе безопасности… невыразимцы отлично понимали, чем это может грозить.
— Держу пари, это кто-то из грязнокровок, — подал голос Август Руквуд.
Из толпы послышались гневные крики, секретарю пришлось призвать всех к порядку.
— О, конечно! — фыркнул щеголеватый молодой агент, с нетипичным для невыразимца весело-беззаботным выражением лица. В отделе он работал недавно, но Грэнтем смог вспомнить его имя: Итан Уайт. — Послушать вас, мистер Руквуд, так в любой проблеме Министерства замешаны маглорожденные.
Руквуд улыбнулся одними губами:
— А вы, мистер Уайт, я так понимаю, их ярый защитник? Что ж, в отличие от вас, я своих взглядов не меняю. Тем более, что это в конце концов логично! На ком еще магия клятвы может дать сбой, как на ненастоящих магах?
Уайт хотел что-то возразить, но лишь пожал плечами, ему не хотелось продолжать этот бессмысленный спор в присутствии коллег. Руквуд же, не обращая внимание на возмущение части коллег, демонстративно отошёл в угол, наколдовал себе стул, и сел, закинув ногу на ногу: он сказал то, что хотел, и, судя по ухмылке, был полностью уверен, что, несмотря на громкие протесты, у его точки зрения в отделе найдется немало тайных сторонников. Обвинить во всём маглорожденных было самым простым и естественным объяснением. Тем более, что действенность клятвы на них и впрямь специально никогда не проверяли.
— Правда в том, — сказал, обрывая готовый разгореться конфликт, Чарльз Грэнтем, — что мы знаем слишком мало, чтобы строить догадки. Я надеюсь исправить это в самом скором времени, но пока этого не случилось, мы должны не ссориться друг с другом, а попытаться минимизировать ущерб. Последствия предательства известны: многие секреты и имена переданы врагу, и как это скажется на самом Отделе тайн, нам лишь предстоит узнать. Я призываю каждого из вас сконцентрировать внимание на безопасности. Максимально ограничить свое общение с посторонними, быть во всеоружии. Отныне все значимые вопросы обсуждаются только узким кругом агентов, которые непосредственно связаны с их изучением, результаты докладывать — непосредственно мне. Никаких “приглашенных экспертов”, никаких межведомственных записок, никаких обсуждений с коллегами за ланчем. Нашему отделу не привыкать к секретности, но отныне необходимо по меньшей мере удвоить ее. Есть вопросы?
Вопросы, конечно же, были, и когда совещание закончилось, время уже двигалось к полуночи. Вернувшись в кабинет, где его ждал персональный портал, Грэнтем обнаружил, что его ожидает один из агентов, которому было поручено исследовать упомянутую Кори магическую аномалию.
— Вы что-то хотели, мистер Грин? — спросил Грэнтем, впуская посетителя в кабинет и ставя охранные чары.
— Вы же сами сказали, что теперь докладывать нужно лично вам, — с немного нервной улыбкой ответил Джон Грин. — До вашего нового распоряжения об экспертах я успел побеседовать с мистером Саламандром, сэр. Это не просто магический выброс. Оказывается, исследователи зафиксировали в тех местах еще и резкий прирост популяций волшебных животных. Как вы думаете, это связано с нашей проблемой?
— Если бы я знал, — покачал головой Чарльз Грэнтем. Мысленно он снова вернулся к разговору с Фелоуз. Тайны множились.


Глава 2

Глава II
Лютный переулок Кори Фэлоуз всегда посещала под маскирующими чарами. Там, где молодая женщина привлекла бы к себе ненужное внимание, мужчина-альбинос с прихрамывающей походкой, несмотря на свою нестандартную внешность, был почти анонимен. В Лютном подобных персонажей хватало.
Войдя в полуразрушенное здание на задах лавки Горбина, девушка привычно обшарила цепким взглядом прихожую и взбежала по шаткой лестнице. Пролет оканчивался стеной с обшарпанной, но еще крепкой дверью. Бросив сканирующие чары и дождавшись результата, Кори уверенно нажала на ручку. С той стороны заклинание обнаружило лишь одного человека, притом — именно того, кого она ждала: ее давнего информатора по имени Кен Тремболт.
Рослый, худощавый, с энергичным подбородком и серьезным взглядом серых глаз, Тремболт производил бы приятное впечатление, если бы сменил на что-нибудь более приличное свой старый потертый пиджак или хотя бы отказался от неприятной привычки вечно жевать резинку. Увидев раздражение на иллюзорном лице Кори, он ухмыльнулся.
— Убери свою ухмылку, или я сама это сделаю, — бросила девушка, проверяя магическую защиту комнаты, восстановившуюся в тот момент, когда она закрыла за собой дверь. Тремболт без особой спешки придал лицу требуемую серьезность и освободил для мисс Фэлоуз единственное в комнате кресло. Манеры его, формально почтительные, были такими же сомнительными, как и его пиджак, словно принадлежали человеку, не слишком высоко приподнявшемуся над социальным дном. Почти любой наблюдатель посчитал бы его мелкой сошкой... и фатально ошибся бы. Не будучи особенно одаренным волшебником, Тремболт искупал отсутствие таланта предприимчивостью и виртуозно использовал свою незаметность для того, чтобы преуспеть в обоих мирах. Когда тузам магического криминального мира нужно было добыть ценную вещь или информацию, они знали, к кому обратиться. Вернее, думали, что знали: Тремболт действовал через цепочку посредников, а иногда под настроение даже сам прикидывался одним из них. В мире же магглов его статус официально был прямо противоположным… что вот уже два года и давало Кори Фэлоуз некоторые рычаги для бесплатного выкачивания информации из этого хитреца.
* * *
Тот день, когда он попал под зоркий взгляд девицы из Министерства, Тремболт запомнил надолго. В каком-то смысле это было обычным невезением. Он только-только исполнил свою давнюю мечту — стал комиссаром полиции в небольшом городке на юге Англии. Добиться этого человеку без положения и связей, едва начавшему свою карьеру в правоохранительных структурах, было практически нереально. Но именно трудность предприятия и привлекла Тремболта. Со свойственной ему нестандартностью мышления, он сходу отверг как недостаточно изящные и чреватые ненужными проблемами варианты с привлечением магии. О, нет: он просто организовал для действующего комиссара, добрейшего семидесятипятилетнего старика, веселую жизнь, совершив в городке целую серию громких, хотя и крайне незначительных по размерам причиненного ущерба преступлений, слабо объяснимых для обычного человеческого рассудка. Полицейские протоколы пестрили нелепостями, а местные газеты — насмешками, в высоких инстанциях гневались, и однажды старику не осталось никакого другого выбора, как отправиться на пенсию. Трех его преемников Тремболт выжил все тем же способом, терпеливо продолжая гнуть свою линию до тех пор, пока пост местного комиссара не оказался не просто вакантным, но и полностью дискредитированным. Других желающих стать объектом насмешек не нашлось, и “скромный полицейский” дал коллегам уговорить себя занять это место.
Разумеется, немедленно сворачивать деятельность вора-шутника он не собирался: это выглядело бы слишком подозрительно. Но основная работа была уже проделана, так что Тремболт даже собрался было как следует отпраздновать свой триумф. И надо же было такому случиться, что именно в этот день умудрился отдать концы старый Джонатан Лэмб. Что дело тут нечисто, многоопытный авантюрист понял сразу же. Причем нечисто в самом худшем смысле слова: пока патологоанатом грешил на инсульт, Тремболт опознал последствия Авады Кедавры. Это означало скорую проверку. Да не из комиссариата графства, а из мракоборческого центра, что в текущий момент было для новоиспеченного комиссара крайне неудобным. Дураком он не был и магию при совершении своих, как он сам это называл, проказ использовал по минимуму, но все-таки привлекать внимание следователей-магов было чревато. К сожалению, сделать с этим уже ничего было нельзя. Ему оставалось лишь уповать на свою природную незаметность и на то, что у мракоборцев, занятых убийством с применением Непростительного заклинания, не достанет времени и желания вникать еще и в мелкие местные странности.
Поначалу казалось, что пронесло: этим деятелям даже в голову не пришло проверить его на наличие магических способностей, словно само собой разумелось, что ни один уважающий себя волшебник не станет жить и работать среди магглов. Предъявили какие-то липовые документы, допросили, подтерли память — строго по протоколу. Тремболт облегченно выдохнул, велел секретарше сварить себе чашечку кофе, и целых четверть часа полагал себя в полной безопасности: ровно до того момента, когда вместо секретарши с кофе к нему вошла молодая женщина или даже девушка с профессионально незапоминающимся лицом.
— Не подскажете, что меня выдало? — хмыкнул он. Конечно, можно было попытаться уйти в отрицание, но умение уловить момент, когда игра проиграна, всегда было одним из талантов Тремболта.
— Запах лимонника и боярышника, — на лице нежеланной гостьи не отразилось никаких эмоций. — Вы принимали зелье памяти, чтобы вам ее не стерли после допроса.
— Не думал, что мракоборцы знают про эту уловку, — с досадой проворчал Тремболт.
— Я из другого ведомства, — девушка едва заметно шевельнула плечом. — Ладно, перейдем к делу. Меня зовут Кори Фэлоуз. Я не буду спрашивать, с какой целью вы скрывали свои магические способности. Лучше скажите, что такого вы знаете о покойном мистере Лэмбе, что навело вас на мысль о применении волшебства?
— А откуда вы знаете, что у меня вообще возникла такая мысль?
— Оттуда, что зелье памяти не подлежит хранению и варится несколько часов. То есть вы уже утром ожидали, что здесь вскоре могут оказаться мракоборцы. Значит, подозревали или даже точно знали, что с гибелью Лэмба что-то не так. Может быть, прекратите играть в игры и расскажете мне, что именно это было?
— А если не прекращу и не расскажу? — на всякий случай поинтересовался Тремболт, прекрасно понимая в этот момент, что и прекратит, и расскажет. В людях он разбирался отлично, и понимал, что невозмутимая мисс Фэлоуз, вызывавшая в нем раздражение пополам с восхищением, не уйдет, пока не добьется своего.
— Тогда я буду вынуждена вернуться к вопросу о том, с какой целью вы скрывали свои магические способности. А возможно, даже решу задержаться в этом прекрасном городке подольше… слышала, у вас тут случаются необъяснимые кражи?
Разумеется, он выложил ей все. И о финансовых махинациях старика-банкира, о которых был прекрасно осведомлен через свои контакты с криминальным миром. И о том, как случайно встретил посредника, у которого Лэмб занимал деньги на покрытие своих афер, в Лютном в компании пары гоблинов. Выводы напрашивались сами собой: убитый явно не понимал, с кем связался, и, попытавшись обмануть и их, оказался под ударом. Конечно, доказать причастность гринготтских воротил к этому было невозможно. Смерть Лэмба признали естественной, и дело было закрыто. Но, прощаясь с Кори Фэлоуз, Кен Тремболт точно знал, что видит ее не последний раз: оставлять с таким трудом добытый пост комиссара он не собирался, а за сохранение тайн всегда приходится платить.
* * *
— Ну и? Какие новости? — Кори опустилась в кресло, но выглядела так, словно была готова подняться в любой момент. Затягивать встречу сверх необходимого она явно не собиралась. Личину альбиноса она так и не сняла, но стоило ей прекратить притворяться, тут же проступила очень узнаваемая легкость движений, чуткий и настороженный наклон головы, которым Тремболт в очередной раз залюбовался. Эта самоуверенная стерва ему не слишком нравилась, и все-таки он никогда не мог полностью отделаться от восхищения. И от любопытства, конечно: его информаторы в Министерстве так и не смогли точно сказать, в каком отделе она работает, что уже само по себе наводило на мысли.
— Ходят упорные слухи, что у Лэмбз Юнион вот-вот отзовут лицензию.
— Он все еще под гоблинами? — уточнила Кори.
— Да, в том-то и странность. Я тут навел справки по полицейским каналам. По меньшей мере три дюжины кредитных союзов и сберегательных банков по всей стране оказались под угрозой закрытия, сейчас там идут масштабные проверки. Еще неделю назад ничего подобного не было, а потом PRA словно с цепи сорвалась. Я не успел, да и не смог бы пробить их все, но из девяти проверенных семь с высокой степенью вероятности подконтрольны “Гринготтсу”. Это не может быть простым совпадением. Должно быть, гоблины прокололись по-крупному и вызвали интерес маггловских спецслужб.
— Не думаю, — мотнула головой Кори. — Такое крупное нарушение секретности Министерство не могло проморгать, все бы сейчас бегали, точно ужаленные. Если только… — девушка помолчала, пытаясь решить, стоит ли озвучивать своему не слишком надежному информатору пришедшую ей в голову мысль.
Но Тремболт уже догадался:
— Вы думаете, Министерство само с этим как-то связано?
— Не исключено. Организовать нечто в этом роде министру не составило бы труда: у него есть прямой выход не только на премьера, но и на верхушку правления Банка Англии. Вот только зачем?
— Ради выгоды, зачем же еще, — ухмыльнулся Тремболт. — О, только не разыгрывайте праведное негодование, вы и сами наверняка об этом думали! Со всеми текущими… — он неопределенно повел плечом, как всегда делал, когда нужно было упомянуть То-О-Чем-Не-Стоит-Говорить, — неурядицами, Министерство не в этом году, так в следующем может оказаться банкротом. Внешняя торговля резко сократилась, на рынке эликсиров паника. Нужно же им откуда-то взять средства. И попытаться прижать “Гринготтс” через подконтрольные ему маггловские финансовые структуры — довольно очевидная стратегия. Особенно сейчас, когда гоблинские кланы в очередной раз перессорились между собой, и за Холдбрука и компанию никто не вступится. Зуб даю, этот прощелыга Минчум готовит почву для очередной попытки провести закон об отчуждении оставшихся без наследников вкладов.
— Побольше уважения! — холодно перебила его Кори Фэлоуз. — Вы все-таки говорите о министре!
— Лично я за него не голосовал, — пожал плечами Тремболт. — Как по мне, старушка Дженкинс справлялась неплохо. А при Горе-Гарольде волнения только усилились. Не говоря уж о том, что слухи… Вы слышали, например, что на континент вернулась драконья оспа? Причем все известные случаи заражения — сплошь в благородных семействах. Наш парень не промах, а? Двух докси одним ударом! Сначала проредить чистокровных, а потом наложить руку на оставшееся без хозяев золотишко в банковских подвалах.
— ...или это гоблины подсуетились в свою пользу, — со скучающим видом проговорила уже успевшая взять себя в руки Кори. — Или чистокровки тайком сводят счеты друг с другом, пытаясь занять место поближе к Сами-Знаете-Кому. Или драконья оспа — это просто драконья оспа. Давайте оставим эти фантазии, и поговорим кое о чем поважнее, — неуловимым движением палочки она сняла с себя личину и смерила Тремболта внимательным взглядом темно-голубых глаз. — Вы что-нибудь узнали на интересующую меня тему?
Этот неожиданный поворот разговора заставил Тремболта измениться в лице. Никаких особых новостей у него не было, но последние пару дней он не мог отделаться от мысли, что видел или слышал что-то подозрительное, о чем стоило бы сказать Фэлоуз. Но, не зная, что именно это было, все никак не мог решить, упоминать об этом или нет, и как упомянуть, чтобы не выдать при этом лишнего. Его собственные планы были слишком сложны и многочисленны, чтобы случайно поставить их под удар из-за девчонки, которая даже не удостаивала платить ему за информацию. Именно эта нерешительность и была главной причиной его недавних нападок на министра: Тремболт надеялся, что отвлекшаяся на пикировку девушка не задаст главного вопроса, и ему не придется делать выбор прямо сейчас.
Для Кори Фэлоуз его растерянность не осталась незамеченной, агент разве что стойку не сделала, словно охотничья собака. Тремболт машинально сложил на груди руки, закрывшись в ожидании ее попыток вытрясти из него все известное и даже неизвестное. Но девушка его удивила. Вместо того, чтобы по своему обыкновению, давить и шантажировать, она вдруг подалась вперед и взяла его за руку.
— Кен, — ее тон был непривычно мягким, почти просительным, — если вам хоть что-нибудь известно, пожалуйста, расскажите мне. Вы даже представить себе не можете, что сейчас стоит на кону.
— В том-то и дело, что я не уверен, знаю ли что-нибудь...
Фэлоуз кивнула, словно поняла, что он имел в виду. Впрочем, он и не сомневался, что эта умница сразу все поймет.
— Обещаю, что я не воспользуюсь никакой информацией, которую узнаю попутно, — искренне и очень серьезно сказала она. — Даже если мне очень захочется и цели будут казаться важными. Могу дать в этом Непреложный Обет, если хотите.
— Думаю, мы будем смотреться забавно, расхаживая по Лютному в поисках того, кто согласится наложить Обет, а потом — пытаясь избавиться от свидетеля, — Тремболт выдал свою фирменную ухмылку, но в глубине души он был тронут. — Смотрите уже так, настойчивая вы моя. Только, чур, о подробностях личной жизни не вызнавать, приводить в чувство шокированных дам — не моя специальность.
Читать Тремболта оказалось неожиданно просто. Конечно, у Кори была большая практика, но все-таки обычно маги, даже идущие на сотрудничество добровольно, пытались оставить что-то для себя. Внутренний мир того же шефа Грэнтэма выглядел как коридор, с рядами накрепко запертых дверей. Тремболт же раскрылся полностью, позволяя ей заглянуть в любые уголки. Это доверие было очень непривычным. Оно… беспокоило. К счастью, искушения нарушить его не возникло: хотя информатор сам и не мог вспомнить, что именно его зацепило, она, уловив исток его встревоженности, без проблем нашла нужное воспоминание. Увиденная издали беседа двух людей. Слов не слышно, но… что-то в этом всем действительно кажется неправильным, подозрительным. Снова — не улика, максимум — слабый намек. Но она, Кори Фэлоуз, умеет работать с намеками.
Прервав контакт, она машинально схватила Тремболта за плечо, пытаясь поддержать: большинство людей после легилименции испытывали сильную дезориентацию. Но, судя по недоуменному взгляду информатора, сейчас это было не нужно.
— Ко мне не впервые применяют ментальную магию, я привык, — пояснил он в ответ на ее недоуменный взгляд. — Нашли что-нибудь важное?
— Пока не знаю, — нерешительно проговорила девушка, однако тут же приняла свой обычный уверенный вид и тряхнула головой. — Но непременно разберусь с этим.
Кен Тремболт молча кивнул: в этом он ничуть не сомневался. Полагая, что разговор окончен, он отвернулся от Фэлоуз (уходила она обычно по-английски, принципиально не признавая никаких прощаний) и подошел к окну. Открыл раму, впуская в комнату сквозняк. Сзади послышались тихие шаги: вопреки ожиданиям, девушка пока не торопилась уходить. К нему, впрочем, тоже не подошла: видимо, накрепко вбитые привычки конспирации воспротивились тому, чтобы оказаться там, где кто-то может увидеть их вместе. Встала подальше, в тени, глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух. Осторожно повернув голову, Тремболт смерил ее изучающим взглядом. Фэлоуз выглядела полностью ушедшей в свои мысли. И еще — очень усталой, точно их разговор выпил из нее последние силы. Так что, пожалуй, сейчас лучше было помолчать. Конечно, осталось еще кое-что, что он собирался ей однажды рассказать, но это могло подождать. Тремболт наслаждался тишиной, и рядом была та, которая разделяла с ним эту тишину.
* * *
Менее опытный агент по окончании встречи прибег бы к трансгрессии, но Кори Фэлоуз неопытной не была. Приметный альбинос вошел в Лютный, а значит — должен выйти оттуда, иначе рано или поздно кто-нибудь заинтересуется этими односторонними прогулками. Поплутав для верности в маггловском метрополитене и несколько раз сменив личину, она двинулась в сторону Министерства. По дороге зашла в паб, который был на удивление пуст, несмотря на шесть часов вечера. Устроилась на высоком стуле возле стойки, подперла голову рукой, устремив невидящий взгляд на длинные ряды бутылок. Она снова и снова прокручивала в голове полученную информацию, пытаясь уложить полученные фрагменты в общую картину. Конечно, главным был тот странный разговор, но что с ним делать, Кори пока не знала, а потому мысли ее все время соскальзывали к гоблинам, золоту и вероятным интригам Министерства.
Тремболт, вероятно, огорчился бы, узнав это, но Кори придерживалась по вопросу о невостребованных вкладах совсем иной позиции, чем он. У этого золота не было хозяев. И если им кто-то пользовался, то почему именно гоблины, а не Министерство, чьи ресурсы истощены текущим противостоянием с… Давайте-Лучше-Не-Будем-О-Нем? Даже если слухи не верны, и владельцы “Гринготтса”, как и заявляют, просто оставляют невостребованные богатства пылиться в сейфах, пока не истечет срок аренды, эта щепетильность просто нелепа. Деньги могут принести пользу и должны приносить пользу, в это Кори свято верила. Странным здесь было другое. Если ситуация с маггловскими банками — результат интриги Министерства, то Грэнтем не может не быть в курсе. Но он ни слова не сказал ей об этом. Посчитал неважным? Забыл упомянуть из-за всех треволнений по поводу крота? Или Министерство тут все-таки ни при чем? И что за слухи о конфликте гоблинских кланов? И ее очень беспокоила информация о том, что Тремболт позволял кому-то еще себя читать. Насчет честности информатора она не переживала: веди тот двойную игру, он бы скорее умер, чем впустил ее, Кори, к себе в голову. Но наличие в уравнении еще одного неизвестного лица очень нервировало. Что, если этот некто узнает о ее поисках? Или уже знает? А если он сочтет, что ее контакты с Тремболтом мешают каким-то его планам, и попытается избавиться от авантюриста? Конечно, Кен вполне способен постоять за себя, но порой он бывает слишком беспечен. Взять хотя бы сегодняшнее согласие… По правде говоря, девушка и подумать не могла, что он согласится, и неожиданный итог их разговора все еще беспокоил ее. Это было, как… вдруг осознать симпатию к тому, кого всегда считала не более чем инструментом.
Мысль была не слишком приятной, и Кори испытала некоторую благодарность, когда бармен, уставший ждать заказа, вернул ее к действительности, в не слишком вежливой форме поинтересовавшись, что она будет пить. Девушка машинально заказала порцию двойного виски, залпом осушила толстодонный стакан, расплатилась и поспешила на работу.
* * *
График работы невыразимцев всегда отличался подвижностью, и Кори Фэлоуз любила приходить в Отдел по вечерам. Это в любом случае было лучше, чем сидеть в своей обставленной по-спартански квартире, которая даже ей самой казалась мрачной и нежилой. Однако именно сегодня поработать в тишине ей явно не светило. В атриуме, несмотря на позднее время, было настоящее столпотворение. Только сейчас Кори вспомнила, что на сегодня была запланирована большая пресс-конференция с недавно избранным министром. Пошарив глазами в толпе, она обнаружила того в дальнем конце атриума, у фонтана. Министра плотным кольцом окружали сотрудники Отдела магического правопорядка и журналисты из “Пророка”.
— Господин министр! Господин министр! — один из корреспондентов, пытаясь привлечь к себе внимание, чуть ли не подпрыгивал. — Как вы можете прокомментировать то, что происходит в банке “Гринготтс”?
Кори невольно притормозила.
— Как вы знаете, Министерство не вмешивается во внутренние дела банка, — Гарольд Минчум немного театрально развел руками. — Так что вопрос немного не по адресу. Но если вы хотите знать мое мнение как стороннего наблюдателя, то я не понимаю, какого черта могло понадобиться в Британии представителям миланского отделения. Понятно, что “Гринготтс” неделим, но пока каждый клан работал на своей территории, ситуация выглядела более… прогнозируемой.
Толпа одобрительно зашумела, кто-то выкрикивал новые вопросы. Кто и что спрашивает, разобрать было невозможно, потому что все говорили одновременно и на повышенных тонах.
— Конечно, пресса вправе поставить перед руководством банка такой вопрос, если он касается финансовой стабильности всего волшебного сообщества! — возвысил голос министр. — Со своей же стороны могу лишь заверить вас, что мы продолжим работать с “Гринготтсом” по всем направлениям, и обязательства Министерства будут выполнены. На этом все. Всем спасибо, пресс-конференция окончена.
Поняв, что ничего нового она не услышит, Кори поспешила к лифтам. Против своей воли она была обеспокоена прозвучавшей позицией министра. Гарольд Минчум, занимавший этот пост всего несколько месяцев, нравился ей. Была в этом обаятельном темноволосом гиганте какая-то внутренняя сила. А главное — были мозги, чтобы этой силой правильно распорядиться. В то время как большинство голосовавших за Минчума коллег видели в нем всего лишь решительного человека, который покончит с доказавшей свою тупиковость политикой компромиссов, Кори Фэлоуз удивляло его видение будущего. Минчум не стремился быть похожим на кого-то, он сам задавал направление и шел к намеченной цели. В мире магглов он поддерживал хорошие отношения с премьер-министром и даже иногда играл с ним в гольф. Был поклонником балета, ценил точные науки и продвигал образовательную реформу, которую многие волшебники восприняли в штыки. Черновики этого проекта Кори доводилось видеть. Он показался ей немного утопичным, но очень прогрессивным. Минчум хотел сделать обучение молодых волшебников более разносторонним, включив в программу Хогвартса такие дисциплины как ритуалистика, артефактоведение, основы ментальной магии, магическое и маггловское право. Для магглорожденных студентов предполагался особый подготовительный курс общей магии, который уменьшил бы их отставание от однокурсников. Наконец, выдвигалось предложение не ограничиваться простым обучением магии и преподавать ученикам широкий спектр общеобразовательных предметов от математики и экономики до этикета и мировой художественной культуры. В общем — многое из того, что Кори пришлось постигать самостоятельно уже в период работы в Отделе тайн.
Да, Минчум ей положительно нравился, но, судя по проекту реформы, умением плести интриги он не отличался и бывал радикален себе во вред. Поэтому, если она все поняла правильно, и сейчас он действительно пытался надавить на “Гринготтс” через маггловскую банковскую систему и прессу магического мира… Кори покачала головой. Как бы ни желала она министру удачи, гоблины играют в эти игры гораздо дольше. Если они додумаются (а они додумаются!) обратиться за помощью к старинным семьям, ситуация может выйти из-под контроля. Оставшиеся без прямых наследников Блэки могут решить, что Министерство нацелилось на их богатства. А уж Малфои и их прихвостни восстанут против инициативы хотя бы для того, чтобы Министерство так и осталось нищим, зависимым от их “спонсорства”...
Задумавшись, девушка случайно прошла дверь своего кабинета и остановилась только у вечно раскрытых дверей зала, где находился штаб группы экстренного реагирования. Попыталась было ретироваться, но ее уже заметили.
— Ох, Фэлоуз, ты на месте! А я уже собрался слать сову Хоуку, — зачастил, хватая ее за полу мантии, дежурный волшебник. — Съездишь в Бромли? Там какое-то ЧП. Говорят, убили волшебника, мракоборцы выехали четверть часа назад, надо бы присмотреть.
Если бы дежурный не упомянул убийство, Кори нашла бы способ отвертеться. Хотя Грэнтем и насаждал всячески принцип равенства, не все сотрудники Отдела всерьез его придерживались, и на нее, как на магглорожденную, поначалу, пока она не научилась резко отказывать, вечно валились вот такие, не входящие в круг обязанностей поручения. Но убийство… В эти смутные времена не следовало пренебрегать такими фактами. Как знать, может быть, это тоже часть разворачивающейся игры?
Накинув дорожную мантию, она затребовала у обрадованного коллеги точный адрес происшествия и трансгрессировала в Бромли.
Крохотный проулок, где произошло преступление, уже был накрыт магглоотталкивающими чарами. Ни в одном из соседних домов не горел свет. Сквозь редкую морось дождя Кори разглядела по меньшей мере полдюжины волшебников: выстраивающего свет репортера из “Пророка”, высокого мужчину в лимонно-желтой форменной мантии госпиталя св. Мунго и нескольких мракоборцев. За старшего, судя по всему, был Роджер Коврер, которого Кори немного знала. В отличие от многих своих коллег, он обычно без проблем шел на сотрудничество с невыразимцами, и в другой момент девушка задержалась бы, чтобы узнать подробнее обстоятельства дела. Но сейчас Ковреру было явно не до нее: он ругался с кем-то, пытаясь добиться ответа, долго ли еще ждать “этот чертов портал”, и явно пребывал в совсем неудивительном при такой-то погоде отвратительном настроении. Поэтому, кивнув мракоборцу и дождавшись ответного кивка, Кори подошла к трупу. Тот лежал прямо на земле, накрытый уже успевшей вымокнуть простыней. В его очертаниях…. нет, не в очертаниях, а скорее в размере Кори Фэлоуз почудилось что-то странное. Девушка подошла ближе, откинула сырую ткань — и тут же вскрикнула, зажав ладонью рот. Земля под трупом пропиталась кровью, а само тело очень сильно распухло, словно превратилось в сплошной отек. Лицо было практически неузнаваемым, но Кори сразу поняла, что перед ней гоблин, а разглядев внимательнее надетое на палец кольцо — похолодела. Этот символ она видела совсем недавно, когда листала справочники, пытаясь глубже вникнуть в хитросплетения гоблинских экономических связей. Перед ней лежал глава — то есть теперь уже бывший глава — клана Холдбрук. И она понятия не имела, что все это значит.

Глава 3

Холдбрук, глава клана гоблинов, заправлявших лондонским отделением “Гринготтс”, естественно, лично за конторкой не стоял и клиентов не обслуживал. Да что там! В Британии нашлось бы не больше пары дюжин волшебников, которые знали его имя, и еще меньше тех, кто узнал бы в лицо. В конце концов гоблины — всего лишь гоблины, и какое бы положение они ни занимали среди себе подобных, порядочные люди не забивают этим свою голову. Но в то утро, когда “Пророк” вышел с колдографией обезображенного тела на первой полосе (“Новый виток в войне кланов! Чудовищная резня в Бромли!”), имя вчерашнего невидимки было у всех на слуху: сообщество магов медленно, но верно накрывала паника.
К моменту открытия банка у его дверей, впервые за последние годы, скопилась внушительная очередь. Причем собравшиеся выглядели вовсе не как обычные посетители, пришедшие снять дюжину-другую сиклей на текущие расходы. Взволнованные, даже разгневанные, они поглядывали на двери банка с нетерпением и некоторой опаской, словно ожидали, что те могут так и не распахнуться.
Впрочем, имей вкладчики возможность заглянуть внутрь массивного здания, их опасения только возросли бы. Гоблины, работавшие в “Гринготтс”, собрались у входа в кабинет главы клана. Их лица были перекошены от волнения, маленькие цепкие руки — сжаты в кулаки.
— Тридцать две заявки на закрытие хранилищ! — с отчаянием говорил один из клерков. — Тридцать две! И, судя по информации от домовиков, за сегодняшний день это количество может утроиться!
— Мерлин их всех раздери… Разве эти люди не понимают, что нам нужно время, чтобы оправиться? Если сейчас, в самый разгар атаки со стороны миланцев, мы останемся без активов…
— Но клиентам-то об этом знать неоткуда, — покачал головой старый Богрод. — Клиент пришел, и мы обязаны предоставить доступ к его деньгам.
Судя по поднявшемуся гомону, многие из присутствовавших не были с этим согласны. Гнев перевешивал доводы рассудка, увещевания не действовали. Казалось, еще минута — и ожесточенный спор превратится в сражение. В этот самый момент дверь кабинета, где еще вчера утром работал покойный Холдбрук, распахнулась, и спорщиков обдало лютым холодом.
Отметив, что все головы повернулись к нему, показавшийся в проеме молодой гоблин сделал сложное движение когтистыми пальцами, прекращая действие морозного заклинания. Выглядел он так же, как прочие клерки, разве что одет был немного богаче. Но сотрудники банка глядели на него с уважением. То был Роборг, сын и наследник убитого.
— Что. Тут. Происходит? — шипящим шепотом проговорил он, чеканя каждое слово.
— Господин Роборг, — зачастил один из гоблинов, — Богрод настаивает, чтобы мы открыли отделение! А там...
— Естественно, мы откроем отделение, — перебил его глава клана. — А что, могут быть какие-то другие варианты?
— Но… золото…
— Утрата доверия много хуже, чем утрата золота. После такого нам точно не подняться. И мне стыдно, что приходится это вам объяснять! Даю десять минут. Каждый, кто к этому моменту не будет на своем рабочем месте, окажется на улице, — с этими словами Роборг поспешил укрыться в кабинете.
Оставшись в одиночестве, он глухо застонал и на мгновение закрыл руками лицо. Гибель отца, о которой он узнал не более часа назад, все еще не укладывалась в голове, казалась чем-то немыслимым, невозможным. В этом кабинете все напоминало о нем. Сейчас отворится дверь и… Роборгу казалось, что он вот-вот задохнется от тоски и гнева. Но на личные переживания не было времени. Надо было спасать банк, решать насущные проблемы. И собравшаяся у дверей очередь была наименьшей из них. Как и любое по-настоящему крупное предприятие, “Гринготтс” имел резервы на такой случай. Стоит волшебникам убедиться, что вклады исправно возвращаются, и многие потянутся назад: держать крупные суммы дома — не лучшая идея. А уж если потолковать кое с кем из Лютного и организовать несколько ограблений, процесс возврата можно даже ускорить. Но все это только верхушка айсберга. Кто-то же организовал давление на магловские филиалы. Кто-то слил этому фанфарону, новоизбранному министру, информацию о валютной атаке миланцев. Кто-то — Роборг тихо зарычал — убил его отца. И необходимо как можно скорее узнать, кто такой этот траханный мантикорой “кто-то”.
Следующий час новый глава лондонского отделения “Гринготтс” мерил шагами кабинет, пытаясь составить хоть какой-то план. Будь в деле замешаны только гоблины, он знал бы, как взяться за это. Но наводить справки среди волшебников было гораздо сложнее. Идейных информаторов в человеческом мире у него по понятным причинам не было, а все те, кого можно было купить, слишком легко перекупались другой стороной. Нет, ему нужен был кто-то заинтересованный. Может быть, не слишком лояльный к гоблинам, но притом искренне желающий разобраться в происходящем. Мракоборцев Роборг отмел сразу: допускать их к секретам банка было чревато. И потом — если правоохранители помогут в поисках убийцы, они вряд ли нормально воспримут его последующее исчезновение. А толки о гоблинском самосуде дурно сказываются на бизнесе. Нет, нужен кто-то, кто умеет правильно обращаться с тайнами. И, пожалуй, молодой директор даже догадывался, в каком отделе Министерства могут найтись такие люди.
* * *
Каких-то особых сомнений в том, что невыразимцы согласятся пойти с ним на контакт, Роборг не испытывал: стоило отцу умереть, как контактировать с ним, наследником, вдруг захотели решительно все. Даже со стороны Тех-Чьи-Имена-Всем-Известны-В-Чем-Мракоборцы-Никогда-Не-Признаются поступило полуанонимное предложение о взаимовыгодном сотрудничестве. Противостояние в среде магов набирало обороты, и привлечь на свою сторону гоблинов не отказалась бы ни одна из групп.
А вот чего он не ожидал, так это проявленной невыразимцами оперативности. Не прошло и часа после того, как Роборг отправил сову с запросом на встречу с кем-нибудь из сотрудников Отдела тайн, как пришел даже не ответ, а сам этот запрошенный сотрудник. Вернее (для гоблина это оказалось неприятной неожиданностью) — сотрудница.
— Добрый день, директор Роборг, — молодая женщина в темно-синей мантии отвесила легкий церемониальный поклон. — Мое имя Кори Фелоуз. Отдел тайн.
Ее жест Роборгу понравился: мало кто из волшебников имел представление о гоблинском этикете. А уж тех, кто готов отдать ему должное при встрече, и вовсе было трудно найти. Несмотря на пол и совсем юный по гоблинским меркам возраст, эта Фелоуз была как минимум неглупа. Это смягчило директора. Впрочем, не до такой степени, чтобы промолчать:
— Я надеялся увидеть по меньшей мере заместителя руководителя Отдела, — проворчал он. — Не слишком ли вы молоды для таких встреч?
— Я тоже могла бы вас спросить, не слишком ли вы молоды для своего поста, но это было бы с моей стороны наглостью, верно? — невозмутимо ответила волшебница.
Роборг невольно улыбнулся: юной особе нельзя было отказать в прямоте. Не то чтобы гоблины особенно ценили прямоту, скорее наоборот, но после того, как весь этот ужасный день он читал то самое “не слишком ли он молод?” на лице каждого, с кем встречался, было почти приятно встретить хоть кого-то, кто не постеснялся произнести это вслух. Причем — произнести не обидно. Агент Фелоуз, судя по всему, была абсолютно уверена как в себе, так и в своем собеседнике.
— От души надеюсь, что вы не практикантка, — покачал он головой.
— Не могу вас успокоить на этот счет. Вся информация обо мне, как и положено, засекречена. Могу только уверить, что в вашем деле я выступаю абсолютно незаинтересованной стороной: у меня нет вкладов в “Гринготтс”, я не вхожу в команду министра. Эта одна из причин того, почему именно мне было доверено следствие по делу о гибели вашего отца.
— Я думал, этим занимаются мракоборцы.
— Безусловно. Но мы с вами понимаем, что это дело выше их компетенции. Вокруг “Гринготтса” в последнее время — сплошные секреты. И эта трагедия может оказаться частью гораздо более значительных событий, затрагивающих как гоблинов, так и волшебников. Я знаю, что не в традициях вашего народа посвящать людей в свои внутренние дела, но все-таки очень надеюсь, что вы пойдете на сотрудничество и поделитесь с нами информацией, насколько это возможно.
Роборг задумался. Посвящать волшебницу во внутреннюю кухню клана он, естественно, не собирался. Но серьезность и искренность, с которой она держалась, заставили его поколебаться. Амулет, который он всегда носил при себе, указывал, что Фелоуз действительно говорит именно то, что думает. А значит, есть некоторые шансы, что их сотрудничество может получиться обоюдовыгодным. Да и иметь обязанного тебе человека в легендарном Отделе тайн… Однако с этими амбициозными планами спешить не следовало — может быть, он вернется к этой мысли позже, когда узнает эту волшебницу чуть лучше.
— Задавайте свои вопросы. Я отвечу на те из них, на которые смогу. С остальными, увы, вам придется разбираться самой.
— .В последнее время вокруг вашего отделения происходят... странные события, — Фелоуз без приглашения опустилась на краешек кресла для посетителей.
— Это я могу прокомментировать. Скажем так... наши сородичи желают избавиться от моего клана, а мы, со своей стороны, всячески этому препятствуем. Но я бы на вашем месте не стал на этом зацикливаться. В детали противостояния я не сумею вас посвятить, но смерть моего отца, — голос Роборга едва заметно дрогнул, — почти наверняка никак не связана с этим. Устранять конкурентов физически не в наших традициях.
— Разве? — осторожно произнесла Фелоуз. — Не хочу вас обидеть, но я прочла немало книг, посвященных вашему народу и культуре. И в них...
Ее речь была прервана на полуслове:
— О, да, в них много животрепещущих историй о кровожадности гоблинов. Как же, как же, знаком, — голос Роборга сочился ядом. — Вот только вы ненадолго показались мне достаточно здравомыслящей, чтобы не покупаться на дешевые фальшивки, сочиненные Министерством.
— Учитывая, что гоблинские источники магам недоступны, я вынуждена работать с тем, что есть, — ничуть не смутившись, ответила волшебница. — Но готова принять ваши заверения в том, что мои знания в этом опросе ошибочны. Кстати, раз вы сами упомянули о Министерстве, давайте проясним этот вопрос. Как вы считаете, новый министр или кто-то из его окружения может быть в союзе с вашими… противниками?
Гоблин не сумел скрыть охватившего его удивления. Она что, всерьез спрашивает его, не может ли в этом быть замешан глава ее Министерства? Что это? Провокация? Или… или Министерство магии не так монолитно, как кажется со стороны, и Отдел тайн имеет какой-то свой интерес? А если да, то нельзя ли этот интерес как-то использовать?
Фелоуз тихонько кашлянула, напоминая, что ждет ответа.
— Подобное возможно, — проговорил, наконец, Роборг. — Между ним и моими родичами не может быть настоящего союза: они никогда не доверились бы волшебнику, а уж тем более — волшебнику, облеченному властью. Но они могут подбрасывать ему информацию с тем, чтобы облегчить давление на нас. Впрочем, если они и правда это делают, то они просто дураки. Конечно, Минчум производит впечатление. Все эти его накрахмаленные сорочки и разговоры о сотрудничестве. Но под всем своим лоском он просто вор. Сейчас он тянет загребущие руки к золоту, которое храним мы. А если родичи сумеют нас вытеснить, он точно так же будет грабить их. Вернее — пытаться грабить, потому что, сколько бы законов он ни провел, содержимого бесхозных сейфов Министерство не получит. Ни от нас, ни от миланцев. Кстати, можете передать это своему начальству, может быть, из уст одного из своих сотрудников оно воспримет это с большей серьезностью. Мы, магическая раса гоблинов, делаем последнее предупреждение. Не пытайтесь завладеть тем, что вам не принадлежит. А иначе вы познаете наш истинный гнев!
На протяжении всей этой речи Роборг не отрывал взгляда от лица Фелоуз, пытаясь понять, какое впечатление производят на нее его слова. Но, если она и была не согласна, то ничем этого не выдала. Лишь кивнула коротко:
— Передам. Но, если позволите, чуть позже. У меня есть еще один вопрос. Вы знаете, что именно ваш отец делал вчера в магловском Лондоне?
— Н-нет, — Роборг медленно качнул головой. — Могу предположить, что с кем-то встречался, но с кем — я не знаю. И никто из клана не знает.
— Вы ручаетесь за последнее? — уточнила агент.
— Разумеется! — резко ответил директор. И, ответив, тут же понял, что подобная уверенность с его стороны — проявление непростительной самонадеянности. Да, он подробно расспросил всех сотрудников, и нет, никто из них не признал, что был в курсе планов отца. Но что, если кто-то из них солгал? Амулет амулетом, но способы уклониться от расспросов существуют: та же корректировка памяти. От этой мысли Роборгу стало очень неуютно. Он был готов к противостоянию с испуганными клиентами, миланцами, Министерством. Но если угроза идет изнутри… Это многое объяснило бы. Утечки информации. Таинственность поведения отца. Быть может, тот тоже заподозрил неладное, оттого и вел дела не в банке и даже не в магическом мире? Необходимо немедленно найти предателя, бросить на это все силы!
С трудом подавив желание зарычать, Роборг поднялся из-за стола.
— Я вынужден закончить на этом нашу беседу. Если у меня появится какая-то информация, я… могу счесть допустимым ею с вами поделиться.
— Надеюсь, что сочтете, — Фелоуз тоже поднялась на ноги, снова поклонилась и двинулась было к двери. Но уже на пороге вдруг обернулась и добавила легким тоном, точно речь шла о чем-то не слишком важном: — И если узнаете, кто пытается выжать из бизнеса ваши магловские филиалы, тоже сообщите мне, хорошо?
— Без комментариев, — одними губами проговорил директор, но слышать его в любом случае было уже некому: собеседница трансгрессировала. — Без долбанных комментариев.

Глава 4

Достать заключение целителя оказалось несложно: копия документа была в архиве госпиталя святого Мунго, а целители не так хорошо зарабатывают, чтобы пренебрегать предложениями от банкиров. Заключение оказалось длинным, изобиловало специальными терминами и мало что проясняло.
Погибший неоднократно подвергался заклинанию Империус.
Погибший был страшно избит, один только список переломов занимал полстраницы (на середине чтения этого списка директор Роборг едва сумел справиться с подкатившей тошнотой).
Погибший скончался от неизвестного волшебникам яда.
Все это не имело никакого смысла. Если отца сумели подчинить, то зачем били? Если уже нанесли такие травмы, от которых вряд ли выжил бы самый крепкий гоблин, то для чего дали яд? Причем не банальную сыворотку аконита, а нечто очень редкое или сложное — то, что не удастся определить сразу, то, мимо чего ни за что не пройдут целители и мракоборцы. Неужели убийца нарочно пытался привлечь как можно больше внимания в среде волшебников? Но зачем?
Ответов не было, и Роборг перешел к следующему документу. Это был найденный при обыске отцовского кабинета листок, вырванный, кажется, из ежедневника. Дату записи было видно не полностью, только месяц и число — месяц и число убийства. И если, конечно, листок не пролежал в ящике год или два, его находка проливала, наконец, хоть какой-то свет на передвижения покойного в последний вечер жизни. В графе “встречи” торопливым отцовским почерком было выведено несколько строк. Самая нижняя гласила: “Три четверти шестого — А. Руквуд (паб “Тотнэм”)”.
Эта фамилия ничего не сказала Роборгу. В ежедневнике отца она больше не мелькала ни разу. Среди клиентов банка (то есть подавляющей части магического сообщества) никаких Руквудов тоже не обнаружилось. Конечно, визави отца мог оказаться и маглом, но это было очень сомнительно: старик был не из тех, кто станет самолично встречаться с лишенными магии, да еще и в каком-то неведомом пабе. Конечно, если к тому моменту он уже был под Империусом, то… впрочем, нет, и так не сходится. Зачем кому-то из волшебников рисковать, применяя Непростительные для того лишь, чтобы устроить встречу презренного в их глазах гоблина с еще более презренным маглом? Нет, этот Руквуд — точно маг. Вот только как его вычислить?
Некоторое время Роборг сидел за своим столом в глубокой задумчивости, а потом позвонил в колокольчик, призывая личного помощника. Спустя несколько минут на его столе уже лежала толстая папка с информацией по выпускникам Хогвартса. Конечно, представленные там данные были неполны: гоблины в первую очередь отслеживали тех старшекурсников, кого были бы не прочь нанять после выпуска. Но сейчас Роборга интересовали не подробные сведения, а списки фамилий. Искомую он нашел в перечне выпускников 1947 года: некий Август Руквуд, чистокровный, блестяще сдал ЖАБА по чарам, зельеварению, нумерологии и алхимии. Рядом стояла рукописная пометка, что молодой волшебник от сотрудничества отказался и устроился работать в Министерство магии. Следующий шаг в расследовании напрашивался сам собой: еще один звонок, и на стол легли списки сотрудников Министерства за 1945-1950 годы. Но, хотя директор и просмотрел их трижды, Августа Руквуда там не обнаружилось. Это было странно и оставляло не так уж много вариантов для правдоподобного объяснения. Либо составлявший список служащий ошибся. Либо этот Руквуд проработал в Министерстве совсем недолго. Либо министерская информация о нем была засекречена… как о вчерашней посетительнице.
Роборг в третий раз потянулся к колокольчику.
— Немедленно пошлите сову женщине по фамилии Фелоуз… хотя нет, никаких сов. Найдите ее и доставьте сюда немедленно. Если придется — силой. Исполнять!
* * *
Кори Фелоуз получила свою копию отчета о смерти бывшего директора "Гринготтса" непосредственно от Питера Эджкома — целителя, проводившего вскрытие. И не ушла из его кабинета до тех пор, пока не прояснила каждый из возникших при чтении вопросов.
— Мисс, — с раздражением сказал Эджком, когда Кори пошла по второму кругу, — я уже рассказал вам все, что мог. Я не знаю, было ли применено заклятие подчинения до побоев или после. Не знаю, понимаете? И ни один другой колдомедик вам этого не скажет! Хотите догадок — идите к прорицателям!
— Но вы уверены, что Империус на директора Холдбрука накладывали в последний день жизни? Не раньше? — спросила ничуть не обескураженная его вспышкой Фелоуз.
— Я уже говорил вам, что не могу гарантировать, что эти воздействия не начались раньше. Но последние несколько раз — да, в последний день, может быть, даже в последние несколько часов. Это видно по… впрочем, вы все равно не поймете, тут нужны специальные знания. В каком, говорите, отделе Министерства вы работаете?
— Я ничего не говорила, — невозмутимо ответила агент. — Что же до отсутствия у меня специальных знаний, то это не было бы проблемой, не переборщи вы с общими местами. Что, к примеру, значит этот ваш “неизвестный волшебникам яд”? Допустим, вы не сумели точно установить отравляющее вещество. Но хоть что-то же вы можете о нем сказать? Насколько быстро яд подействовал? Функцию каких органов нарушил? Можете ли вы хотя бы предположить его происхождение? Это было что-то растительное? Или животное? Или…
— Пестицид.
— Извините… что?
— Это какой-то пестицид. Искусственно созданное маглами вещество, которое используют для того, чтобы травить насекомых, сорные растения или животных-вредителей. Во всяком случае, так предположила одна из наших зельеваров. Очень талантливая девушка, даже не скажешь, что маглорожденная.
— Но почему этого нет в отчете? — поразилась Кори Фелоуз.
— Это есть в отчете. Убитый отравлен неизвестным волшебникам ядом. Более точно мы сказать все равно не можем.
Спорить с упрямым целителем Фелоуз не стала: это очевидно было бессмысленно. Просто сделала себе мысленную пометку впредь уточнять каждый из подписанных им протоколов и, когда появится свободное время, выяснить фамилию девушки-зельевара. Возможно, ту заинтересует сотрудничество с Отделом. Размышляя об этом, она вышла из Мунго и трансгрессировала в безлюдный тупик, расположенный в паре кварталов от места преступления. В свете вновь полученных фактов нужно было еще кое-что проверить.
Приближаясь к проулку, где было найдено тело директора Холдбрука, девушка настроилась на долгие поиски. Убийца наверняка оставил послание, просто не мог не оставить. Собственно, это убийство, броское и странное — само по себе наверняка послание. Но одного жеста не всегда достаточно для правильного понимания, и потому где-то тут наверняка должны быть слова. Возможно, записку случайно втоптали в грязь. Возможно, не заметили из-за дождя и сгущавшихся сумерек. Впрочем… почему именно записка? Может быть, это какой-то знак — нарисованный, нацарапанный, выжженный магией? Хотя последнее маловероятно, такого мракоборцы точно не пропустили бы. И все-таки стены надо осмотреть получше… Кори Фелоуз свернула в проулок и вдруг застыла как вкопанная, прервавшись на полумысли. Искомое послание было прямо перед ней. Как и в день убийства, только тогда ни ей, ни мракоборцам неоткуда было знать, что именно они видят.
Расстегнув сумку, девушка достала портативную камеру и сделала несколько снимков участка глухой стены, вплотную примыкавшего к месту обнаружения тела Холдбрука. Шагнула назад, пытаясь найти лучший ракурс... И тут же бросилась на землю, уходя из-под удара: буквально в паре дюймов от ее левого бока мелькнула обжигающая вспышка заклинания. Похоже, этот шаг, которого неведомый противник не предвидел, спас ей жизнь.
Без единой мысли, на одних инстинктах, Фелоуз откатилась в сторону, едва избежав при этом еще одного магического удара, поднялась на ноги и бросилась к ближайшему укрытию. Это оказался подъезд одного из магловских домов: защита сомнительная, но все же лучше, чем никакой. Лишь бы только не ударили взрывным… Выхватив палочку, агент бросила невербальное Гоменум ревелио и, когда модифицированное невыразимскими умельцами заклятие обнаружения зафиксировало поблизости трех человек, выпалила связкой Петрификус Тоталус, пытаясь накрыть действием заклинания весь проулок. Буквально в паре шагов слева раздался звук падения тела: должно быть, она опередила нападавшего буквально на долю секунды. Стараясь поменьше высовываться, Фелоуз сняла с противника дезиллюминационные чары, быстро обшарила карманы его мантии, забрала палочку. Мельком взглянула в оказавшееся совершенно незнакомым лицо и снова юркнула в подъезд.
Повторное сканирование показало, что оба оставшихся противников засели на крыше. Это было плохо: отсюда она никак не могла их достать, в то время как им достаточно было дождаться, пока она выйдет из укрытия, и ударить чем-нибудь помощнее с безопасного расстояния. Конечно, кто-нибудь другой на ее месте просто трансгрессировал бы в безопасное место, но Кори Фелоуз отчетливо понимала, что это — тупиковый путь. Если на нее объявлена охота, то вскоре никаких безопасных мест просто не останется. А потому необходимо так или иначе прекратить это прямо сейчас. Если выставить щит, то, возможно, она сумеет пересечь проулок и…
Откуда-то сверху донесся ужасный вопль. Не раздумывая больше, Фелоуз тремя длинными прыжками преодолела простреливаемое пространство и нырнула в узкий проход между домами. Она была готова блокировать заклятия, но их почему-то не последовало. Странные звуки не повторились тоже. Спустя пару минут девушка уже стояла на крыше. Охотившиеся на нее волшебники все еще были здесь, но, посылая на автомате Петрификус, она уже понимала, что это бессмысленно: у обоих были перерезаны глотки. Фелоуз почувствовала, как по ее спине бегут мурашки: это было невозможно, совершенно невозможно! Чары дважды показали, что кроме нее самой и троих нападавших поблизости никого не было. Но… не сами же они друг друга убили? Не выпуская из руки палочки, она нагнулась к одному из тел, чтобы лучше рассмотреть рану, и вдруг увидела у самых своих ног чью-то тень. “Ну, конечно! — мелькнула у нее запоздалая мысль. — Гоменум ревелио не обнаружи…”. Мысль оборвалась ослепительной вспышкой боли, на смену которой пришло беспамятство.
Гоменул ревелио не обнаруживало гоблинов.
* * *
Еще до того, как открыть глаза, Кори Фелоуз уже знала, где оказалась: всепроникающий запах бумажной пыли, отдаленный гул множества голосов — “Гринготтс”. Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, она приподнялась на локте, потом, не без труда, села. Кабинет директора Роборга, где ей довелось побывать лишь вчера — или позавчера? Мерлиновы подштанники, сколько вообще времени она пролежала в отключке? — был пуст, только из-за приоткрытой двери доносились звуки речи: кто-то нервно и зло переговаривался на гобледуке. Фелоуз попыталась нащупать палочку, но ее нигде не было. Плохо, очень плохо! В первую встречу новый директор показался ей достаточно здравым и (по меркам гоблинов, конечно) даже приятным… существом, но теперь она уже ни в чем не была уверена. К счастью, похитители не догадались обыскать ее мантию и изъять приготовленные именно для такого случая сюрпризы, но все-таки… Девушка попыталась встать, но тут же опустилась обратно на ковер: при каждом движении голова буквально раскалывалась от боли, и к горлу подкатывала тошнота. Фелоуз мысленно выругалась и предприняла вторую попытку. Но в этот момент разговор за стеной смолк, и в кабинет быстрыми шагами вошел директор Роборг. В правой руке он держал очень знакомую волшебную палочку.
— А, вижу, вы уже пришли в себя, — отрывисто бросил он. — Ну и крепкий же у вас череп.
— Мою палочку, пожалуйста, — холодно произнесла Фелоуз и протянула руку.
Но Роборг не спешил возвращать Кори ее собственность. Стоя шагах в трех — близко, но так, что не дотянуться — он изучал девушку пристальным и каким-то подозрительным взглядом. Фелоуз невольно поежилась. В их прошлую встречу она смотрела на директора сверху вниз: несмотря на ее вполне средний для женщины рост, Роборг едва доставал ей до середины предплечья. Но теперь их лица были почти на одном уровне. Темные, почти без белков, глаза гоблина глядели, не моргая, тонкие губы кривились не то в усмешке, не то в оскале. И девушка вдруг со всей остротой поняла, что перед ней — не человек. И что она понятия не имеет, о чем этот не-человек сейчас думает и что хочет с ней сделать. Ее невольный испуг не прошел незамеченным: Роборг едва заметно улыбнулся и сделал глубокий медленный вдох, словно мог ощущать аромат растерянности волшебницы и сейчас наслаждался им. Эта реакция привела Кори Фелоуз в чувство и помогла справиться с эмоциями.
— Палочку! — повторила она повелительно, точно не допускала и мысли, что ей могут не подчиниться.
— Может быть, сначала хотя бы поблагодарите? — гоблин секунду поколебался, но все-таки вернул ей палочку, а потом, словно вспомнив о хороших манерах, подал руку, помогая встать. — Все-таки мои родичи спасли вам жизнь.
— Ваши родичи — непроходимые идиоты, — отрезала Фелоуз, привычно взмахивая палочкой. До настоящих колдомедиков ей, конечно, было далеко, но оказать первую помощь она умела: после нескольких невербальных заклинаний от головной боли осталось лишь легкое онемение в затылке. — Я бы прекрасно справилась сама. Я уже справлялась сама! Один из них был у меня в руках, допросив его, мы могли бы уже сегодня сдвинуться с мертвой точки. А теперь… Вашим громилам ведь не пришло в голову прихватить его с собой, верно?
У Роборга хватило совести смутиться или хотя бы притвориться смущенным.
— Боюсь, они… решили проблему на месте. Посланные были не в курсе нашего расследования и не могли понимать ценности пленника. Я всего лишь приказал оперативно доставить вас сюда.
— Какие-то срочные новости? — девушка прекратила отряхивать изрядно пострадавшую в потасовке мантию и внимательно посмотрела на директора.
— Не совсем новости. Мне… скажем так, понадобилась срочная консультация по поводу одного из ваших коллег-невыразимцев.
— Вы ничего не можете знать о моих коллегах, — уверенно возразила Фелоуз. — Догадываться — возможно. Знать — нет. И, разумеется, я ничего вам не скажу.
— Даже если выяснится, что он как-то связан с убийством моего отца?
— Это невозможно.
— Взгляните сюда прежде, чем настаивать, — серьезно сказал Роборг и протянул ей какой-то листок.
Несколько секунд агент внимательно изучала его, а потом опустилась в кресло, невидяще глядя перед собой.
— С чего вы взяли, что Руквуд — именно невыразимец? — наконец спросила она.
— Человек с такой фамилией и подходящим инициалом некогда поступил работать в Министерство, но я не нашел его в списках сотрудников открытых отделов. Вас, кстати, нашел. Магический транспорт, да? И даже задумался, та ли вы вообще, за кого себя выдаете.
— Я та, за кого себя выдаю, — рассеянно сказала Фелоуз, продолжая крутить в уме так и эдак новый факт. К сожалению, он мало о чем ей говорил. Августа Руквуда она знала очень поверхностно и понятия не имела, каким боком он может быть причастен к происходящему.
— После сегодняшнего инцидента это вполне очевидно, — кивнул Роборг. — Не думаю, что у обычных транспортников может быть такая серьезная боевая выучка. Сойдемся на том, что вы действительно из невыразимцев, и Август Руквуд тоже. Расскажите мне о нем. Я понимаю, что у вас свои секреты, как и у меня. Но скажите хоть что-нибудь. Мы ни к чему не придем, если не будем помогать друг другу.
Кори Фелоуз медленно качнула головой.
— Я не могу, директор. Не “не хочу” или “не имею права”, а именно не могу. Отдел тайн организован так, что разные группы сотрудников занимаются разными, порой совсем не пересекающимися вещами, — девушка поморщилась, сообщать об Отделе даже такую малость шло вразрез со всем, чему ее учили. — И я просто не знаю, какие задачи выполняет Август Руквуд и мог ли он в связи с ними познакомиться с вашим отцом. Я слышала упоминания о нем, как об ученом, специалисте по модификации взрывчатых чар, но все это может быть просто прикрытием, вроде моей работы в транспортном. Могу только уверить вас, что мое руководство не санкционировало встречи Руквуда с директором Холдбруком, иначе мне сказали бы о ней. Полагаю, это была личная инициатива мистера Руквуда… или даже вашего отца, которому мог, например, понадобиться узкоспециализированный эксперт. Причем я вот так сходу не стала бы подозревать в этом ничего криминального. В конце концов, встречи, которые хотят скрыть, в общедоступный ежедневник не записывают, ваш отец явно не видел в этой договоренности никакого подвоха.
Роборг неопределенно повел плечом. Судя по всему, отказаться от версии о причастности Отдела тайн вот так сразу он был не готов.
— Поосторожнее там, когда будете его допрашивать, — сказал, наконец, он. — Я не хотел бы, чтобы вас прикончили в разгар расследования. Что вы вообще сегодня делали в этом проулке?
— Искала кое-что, — ответила Фелоуз. — И, кажется, даже нашла.
Роборг вопросительно посмотрел на нее:
— Поделитесь?
— Да. Собственно, я в любом случае пришла бы к вам с этим, не явись ваши мордовороты раньше. Потому что найденное порождает вопросы, на которые можете ответить только вы. Скажите, вам не показалось, что детали убийства спланированы намеренно?
— Разумеется. Неизвестный яд. Выбор места. Убийца или убийцы явно хотели привлечь к этому внимание мракоборцев и журналистов. Возможно, чтобы дать вашему Министерству еще один повод для вмешательства в наши дела, или чтобы подорвать доверие вкладчиков, — нетерпеливо проговорил гоблин. — Все это очевидно. Что дальше?
— Я бы не была так в этом уверена. Прежде всего, яд уже не “неизвестный”. Нам удалось установить, что это какая-то синтетическая магловская отрава, с помощью которой фермеры избавляются от вредителей. Например, крыс. А на месте преступления я засняла…
Фелоуз оглянулась, пытаясь вспомнить, куда положила свою камеру, но тут же досадливо поморщилась, осознав, что та, скорее всего, осталась брошенной в проулке. Если снимки пропали, а злоумышленники успели уничтожить послание, доказать что-то будет трудно... Впрочем, нет. Когда она обследовала тело, там, помнится, работал фотограф из “Пророка”. И при минимальном везении…
— Что именно вы засняли? — поторопил ее Роборг.
— К сожалению, моя камера пропала — очередное спасибо вашим сотрудникам. Но это поправимо. Зная вас, могу предположить, что фото, сделанные на месте преступления, вы тоже выкупили? Я права?
Директор молча раскрыл лежавшую на столе папку и принялся выкладывать движущиеся снимки. На шестом из них Фелоуз обнаружила то, что искала: край кадра захватывал стену, щедро разрисованную граффити.
— Что это? — с недоумением спросил директор. — Какие-то графические заклинания?
— Нет, это… скажем так, творчество маглов. Ну, или что-то вроде того. Встречается достаточно часто, чтобы никто не обратил особого внимания и не стал вчитываться. Но в свете крысиного яда… Просто посмотрите сюда.
Палец Фелоуз указал на одну из самых крупных надписей. Там было всего три слова:
“Неверный выбор, крыса”.
— И это значит, что…
— Полагаю, это я должна вас спрашивать, что это значит, — взгляд Фелоуз стал ледяным. — Если это — послание (а все мои инстинкты кричат, что это именно так!), то оно адресовано не волшебникам, а вам или вашему клану. Директор Холдбрук сделал некий неверный выбор, за который был наказан, и, учитывая, что внутренние дела гоблинов ревностно охраняются, только вы сами можете знать, о каком выборе идет речь!
— Я не…
— Не торопитесь. Подумайте. Даже если вы не знаете точно, вы можете догадываться. Его назвали крысой. Почему? Это просто оскорбление, или в него вложен какой-то намек? Магловский яд. Убийство на улице, где живут маглы. Это точно не случайно. Какие дела у вашего отца были с маглами? Мог ли кто-то из них иметь на него зуб? Мог ли этот кто-то вступить в союз с волшебниками? Если директор Холдбрук сам искал встречи с невыразимцами, то зачем? Быть может, он понял, что кто-то охотится на него из мести, и попытался получить защиту, но не успел? Но тогда почему именно Руквуд с его репутацией или легендой ученого-пиротехнолога?..
Роборг не издал ни звука, но пристально глядевшая на него девушка не пропустила ни конвульсивного движения кадыка, ни того, как напряглись и тут же поникли широкие плечи. Он точно что-то понял. Или, во всяком случае, подумал, что понял. И одновременно Кори Фелоуз осознала, что ей ничего не скажут. Уж слишком подавленным выглядел директор: какой бы ни была его догадка, она явно не только потрясла его, но и ужаснула. А значит — сегодня никаких откровений.
— Без комментариев, да? — на всякий случай уточнила она.
Роборг просто кивнул.
— Что бы это ни было, замалчивая, вы делаете только хуже. Не факт, что мстители остановятся. Могут прийти и за вами.
— За вами тоже, судя по всему, регулярно приходят, но вы утверждаете, что справитесь, — пожал плечами директор. — У меня же как минимум больше ресурсов.
— Как знаете, — Фелоуз не без труда поднялась на ноги. — Если что — вы знаете, где меня искать. Только, пожалуйста, в следующий раз просто пришлите сову.
Директор не ответил и не попрощался. Но когда она двинулась к дверям, вдруг окликнул ее:
— Фелоуз?
— Да?
— Если я больше не пришлю к вам сову и никак не дам о себе знать, бросьте это дело. Оно не стоит того, чтобы его раскапывать.
— Это убийство. И убитый — ваш...
— Я помню, — голос директора вдруг охрип, точно от сильного волнения. — Но если я прав, и это тот самый выбор, то мой отец заслужил все, что с ним сделали.

Глава 5

Выйдя из “Гринготтса”, Фелоуз первым делом бросила взгляд на солнце и не без удивления обнаружила, что уже позднее утро. Это было очень неприятно сразу во многих отношениях. Начать с того, что многочасовое — со вчерашнего вечера! — пребывание в отключке само по себе было как минимум странным: не так уж серьезно она пострадала. Возможно, стоило наведаться в Мунго, но… Поразмыслив пару минут, девушка отказалась от этой идеи. Сейчас голова почти не беспокоила, куда важнее было дать о себе знать всем тем, кого ее неожиданное исчезновение могло напугать или насторожить. Грэнтем, надо думать, уже ищет ее по всему Лондону, да и кое-кто из информаторов мог забеспокоиться, не сумев выйти на связь. Отправив к шефу Патронуса, Фелоуз устроилась в ближайшем кафе, навела чары незаметности и принялась перебирать в уме свои контакты, пытаясь сообразить, какие встречи могла пропустить. Никаких записей она давно уже не вела: все нужные сведения удерживала тренированная память. Но сейчас агент то и дело путалась в данных. Разговор с директором Роборгом, особенно неожиданный финал, совершенно выбил ее из колеи. Необходимо было как можно скорее проверить Руквуда. И, пожалуй, побеседовать еще раз с Тремболтом. Если в этом деле как-то замешаны обычные люди, то у них должен быть сообщник-волшебник, из тех, что не чураются и, главное, не боятся использовать Непростительные. То есть, либо головорез из Лютного, либо кто-то из соратников Того-Самого-Томаса-Риддла, из-за которого уже не первый год стоит на ушах все Министерство. Учитывая же, что абсолютное большинство последних скорее перерезали бы себе горло, чем пошли на сотрудничество с не-волшебниками… да уж, версия с Лютным куда вероятнее. Хотя и она, если подумать, никуда не годится…
Так и не придя ни к каким выводам, Фелоуз встала было, чтобы пойти домой, но тут ее взгляд зацепился за передовицу газеты, которую читал пожилой волшебник за соседним столиком. Вернее, даже не за передовицу, а за крупно напечатанную дату над ней. В следующий момент девушка сдавленно охнула (волшебник с газетой недоуменно огляделся по сторонам), с нехарактерной для себя экспрессией хлопнула ладонью по лбу и спешно трансгрессировала.
До самого вечера Фелоуз, как и всегда по четвергам, просидела в Отделе магического транспорта, штампуя бесконечные лицензии на метлы и подшивая бумаги в папки. Обычно эта бессмысленная монотонная работа не слишком ее угнетала: машинально орудуя печатью, она мысленно сортировала полученную за неделю информацию, выстраивала версии и вчерне продумывала содержание отчетов. Но сегодня ей никак не удавалось вернуться в привычную колею. Была ли тому виной вернувшаяся головная боль или унизительная выволочка от начальства из-за утреннего опоздания, но решительно все вокруг раздражало ее до зубовного скрежета. Раздражал крошечный тесный закуток, исключительно по ошибке именовавшийся кабинетом. Раздражала никому не нужная бумажная канитель, которую здесь почему-то считали работой. Раздражали снисходительные взгляды коллег, точно таких же неудачников без малейших шансов на карьеру, но притом втайне ощущающих себя совершенно иным сортом людей, нежели какая-то там маглокровка. “Я бы погибла здесь, — с холодной отчетливостью подумала вдруг Кори Фелоуз, — если бы не Чарльз и его предложение… Потрепыхалась бы, конечно, несколько лет, пока не растеряла бы окончательно иллюзии... А потом однажды вернулась бы домой и шагнула в окно”.
До конца рабочего дня оставалось еще по меньшей мере пара часов, но Фелоуз поняла, что не выдержит. Отодвинула бумаги, накинула поверх форменной мантии плащ и вышла из кабинета. Коллеги проводили ее недоуменными взглядами, но тут забежала секретарша портального управления с новой порцией сплетен, и никому не интересная маглокровка была благополучно забыта: должно быть, снова срочно отправилась в командировку, не старейшим же сотрудникам мотаться по всей Британии за три кната в час!
На самом деле идти девушке было некуда и незачем: конечно, заглянуть в Отдел тайн она могла в любое время, но действовавший режим повышенной секретности вынуждал агентов косо смотреть на тех, кто появляется вне своего привычного графика. Поэтому Фелоуз, за неимением лучших вариантов, отправилась домой. Приняла душ, соорудила себе чашку крепкого кофе и сэндвич с беконом. Попробовала еще раз рассортировать все накопившиеся зацепки. Но ясности в мыслях по-прежнему не было. Так ни к чему и не придя, она с отвращением отложила едва надкушенный сэндвич, торопливо оделась и вышла. Ее скромная квартира располагалась в одном из магловских спальных районов, и почти до самых сумерек Кори Фелоуз бездумно гуляла по окрестным улочкам, то присаживаясь на скамейку в парке, то забредая в один из дешевых магазинчиков, торгующих канцелярией и тому подобными мелочами. Когда, с наступлением вечера, на улице начало ощутимо холодать, она переместилась поближе к центру, обосновавшись со стаканчиком Cutty Sark в небольшом полуподвальном ресторанчике недалеко от Уайтхолл-стрит.
Девушка не ожидала, что спиртное поможет, но после нескольких глотков виски ей вдруг стало легче, словно растаяла засевшая где-то глубоко внутри льдинка страха. Подъезжая к Министерству, Фелоуз уже расслабилась настолько, чтобы замечать красоту старых зданий и мягкое сияние фонарей. Войдя тайным ходом, известным только невыразимцам, она не удержалась от того, чтобы на минутку заглянуть в атриум. Вид привычной вечерней суеты всегда дарил ей какое-то странное успокоение, нечто вроде чувства цели. Множество волшебников трудились в этом месте, работали на его благо, дорожили им. Конечно, сейчас магическое сообщество переживало не лучшие времена, и работать в Министерстве часто оказывалось опасным для здоровья. Однако даже при этом отделы продолжали функционировать, и жизнь не останавливалась. Даже бесперспективные клуши из транспортного — и те вносили свой крохотный вклад, от которого нельзя было так просто отмахнуться. Но в этот час… в этот час прочие сотрудники отправлялись домой, к своим семьям. А ее, Фелоуз, время только начиналось. Ее и тех других, что под покровом тайны делали все возможное и невозможное для того, чтобы как можно больше людей вернулись живыми и здоровыми под свой кров. Эта ответственность пугала, но одновременно и наполняла чувством собственной значимости.
У входа в Отдел — еще одно тревожное нововведение, появившееся уже после обнародования информации о кроте — стояла рамка с встроенным артефактом-проявителем, наподобие тех, которыми пользовались гоблины. Шагнув в нее, Кори Фелоуз ощутила холодную тугую волну сканирующей магии, и в тот же момент ее словно молотком по затылку ударили: не оставлявшая весь день головная боль неожиданно обрушилась на девушку с новой силой, да так, что потемнело в глазах.
Охранник-невыразимец, напуганный ее реакцией, схватился было за палочку, но Фелоуз тут же взяла себя в руки и бросила на коллегу фирменный холодный взгляд, точно спрашивая, что на того нашло.
— Вижу, помощь не нужна, — проворчал агент.
Ничего не ответив, Кори Фелоуз миновала пост и торопливыми шагами двинулась в сторону своего кабинета. Запершись в крохотной уборной, она умылась, силясь хоть ненадолго привести себя в чувство, а потом прижалась лбом к холодному зеркалу, которое тут же запотело от ее дыхания. Боль то немного отступала, то накатывала снова, тошнотворными изматывающими волнами. “Что-то не так! — пробилась через пелену отупения испуганная мысль. — Это… это… мне нужна помощь… нужен… Чарльз…”
Как она добралась до кабинета Грэнтема, Кори Фелоуз после едва могла вспомнить. Перед глазами все плыло, стены качались. И все же она заставляла себя делать шаг за шагом. И снова. И снова.
— Кори, что с вами? — встревоженное лицо шефа выступило из подступающей темноты, словно из омута. — Ну же, что с вами?! Мне надо понимать, как вам помочь!
Фелоуз, пребывавшая далеко за пределами адекватного восприятия реальности, хотела было ответить, что это неважно, что она сейчас только переведет дыхание и… В этот момент мир окончательно померк.
* * *
На этот раз сознание возвращалось к ней постепенно, какими-то рывками. Не раз и не два ей казалось, что она уже пришла в себя, но каждый раз это оказывалось лишь еще одним слоем липкого кошмара. Поэтому, очнувшись наконец на самом деле, она не сразу смогла поверить, что на этот раз все по-настоящему. Дезориентацию изрядно усиливало то, что у себя на лбу Фелоуз чувствовала что-то мокрое, вроде повязки или компресса: такие ей когда-то делала мама, еще тогда — в прошлой, магловской, жизни. В мире волшебников подобные методы “целительства” сочли бы, наверное, смехотворными. Тем не менее, секунды текли, а ничего не менялось. В конце концов, Кори Фелоуз попыталась подняться… и тут же поняла, что этого делать не следовало. Боль прошла бесследно, но голова казалась пустой и странно легкой, точно воздушный шар. Стараясь двигаться как можно осторожнее, девушка сняла компресс, вытерла рукавом мокрый лоб, помассировала пальцами лицо. Постепенно пугающее ощущение проходило, она явно возвращалась в норму. Оглядевшись, Фелоуз обнаружила, что все еще находится в кабинете Грэнтема, на узком кожаном диване для посетителей. Самого шефа не было, верхний свет был выключен, только на письменном столе неярко горела лампа. Сканирование чарами показало, что кабинет заперт личным заклятием хозяина. Агент заметно успокоилась: видимо, Грэнтем просто отлучился по делам, пока она была в отключке. И, хотя это было немного странно, сейчас она, по крайней мере, была в безопасности.
Не без опасений поднявшись на ноги, Фелоуз осторожно доковыляла до стола и налила себе стакан воды из стоявшего тут же графина. После всего произошедшего за этот день она не слишком доверяла своему телу, но, судя по всему, недомогание, что бы ни было его причиной, наконец, прошло. Боль так и не дала о себе знать, контроль над телом постепенно возвращался, а главное — развеялось то отупение, которое преследовало ее с самого пробуждения в “Гринготтсе”. Мысли текли спокойно и ясно. А значит, можно было возвращаться к работе. Агент поискала взглядом стенные часы, чтобы понять, как долго она была без сознания. В полутьме кабинета стрелки было плохо видно. Фелоуз уже собралась было подойти ближе или зажечь Люмос, но в этот момент раздались мерные гулкие удары. Была полночь.
Кори Фелоуз планировала покрутить еще так и эдак магловский след в убийстве директора Холдбрука, но, ставя стакан обратно на стол, обнаружила там же жесткую темно-синюю папку, вроде тех, в какие обычно подшивают личные дела сотрудников. Агент не колебалась ни секунды: шеф был самым осторожным из известных ей людей, и ни за что не оставил бы документы в одной комнате с сотрудником, который не должен их видеть, вне зависимости от того, в сознании он или нет. Прихватив папку и усилив освещение, она устроилась в кресле для посетителей и принялась читать. Первая страница несколько сбила ее с толку: Фелоуз ожидала, что это будет дело Августа Руквуда, но выведенная каллиграфическим почерком фамилия — Герберт Томпсон — была ей совершенно незнакома. Только бегло пролистав подшивку до самого конца, она поняла, что это был тот самый сотрудник Отдела, которого признали кротом в прошлый раз.
Заинтересовавшись, Кори Фелоуз вернулась к началу и стала внимательно изучать документ за документом, пытаясь понять, что же подвигло Томпсона нарушить клятву. Даже нет, не так. Представить, как она сама нарушает клятву (вернее — пытается нарушить), Фелоуз могла без труда. Ни один магический контракт не может предусмотреть всех ситуаций, и однажды может возникнуть стечение обстоятельств, при которых придется поставить дух клятвы над буквой. Не говоря уж о том, что никогда нельзя исключать вероятности запугивания, шантажа и магического подавления воли. Но вот подлинное сознательное предательство друзей и коллег, того общего дела, которому они все себя посвятили… Как до такого вообще можно дойти?
Поначалу бумаги не давали на это ответа. Томпсон был чистокровным, конечно, не “голубой кровью” из 28 семейств, но все же последние три поколения его предков владели магией. В 1915 году он поступил в Хогвартс и почти сразу, со второго-третьего курса, зарекомендовал себя очень талантливым студентом. Будь у него способность и желание выкладываться при изучении не только тех предметов, которые вызывали подлинный интерес, он, вероятно, без проблем получил бы звание лучшего ученика, но даже при весьма избирательном подходе к обучению его успехи впечатляли. К моменту выпуска на счету у Герберта Томпсона было несколько крупных научных статей по теории магии и ряд престижных наград за участие в международных конкурсах для волшебников-экспериментаторов. Все это вкупе с блестяще сданными ЖАБА по трансфигурации, нумерологии и древним рунам открывало ему путь к незаурядной карьере (“Как, впрочем, и мне”, — не без грусти подумала Фелоуз). Официально он никогда не подавал заявки на работу в Министерстве: финансовое положение семьи вполне позволяло ему сосредоточиться на изысканиях в домашней лаборатории. Но фактически уже к 1925 году Томпсон был негласным сотрудником Отдела. Именно здесь он мог работать с редкими заклинаниями и артефактами, о которых большинство волшебников даже не имели представления. Это позволило его исследованиям существенно продвинуться, и спустя какую-то дюжину лет он стал мировым светилом в узкой области теоретической магии. Непосредственно по заказу Отдела тайн Томпсон сумел установить и обосновать точные принципы действия целого ряда опасных заклинаний, включая Империо и Легилименс, и предложить наиболее эффективные способы противостояния им. Но эта полезная в практическом отношении работа, казалось, не слишком увлекала его. Во всяком случае — не до такой степени, как выдвинутая им в конце 1930-х гипотеза "избранных магических миров". Он утверждал и пытался доказать, что наш мир — не единственный, где есть магия, а один из многих. И, более того, что с этими мирами, в отличие от прочих параллельных, можно установить контакт.
Идея эта с самого начала была довольно скептически воспринята как научным сообществом, так и руководством Отдела тайн. Если ее не осмеяли сразу, то только из-за прежних заслуг Томпсона. Но по мере того как шли годы, никаких убедительных доказательств гипотезы так и не обнаруживалось, а возросшая одержимость ученого все сильнее мешала остальной его работе, отношение к нему постепенно менялось, и былая слава начала забываться. Последней каплей, по всей видимости, стало общее заседание Отдела тайн в 1942 году, на котором он предложил добиться принятия закона, согласно которому чистокровным семьям запрещалось бы утаивать семейные секреты и артефакты, и все магические знания должны были быть признаны общим достоянием. Его речь вызвала всеобщее... даже не негодование, а недоумение. Среди невыразимцев насчитывалось немало чистокровных, которые были совершенно не заинтересованы в принятии подобного закона. Но дело было даже не в шкурных интересах. Сама идея обобществления опасных заклинаний предельно расходилась с базовыми целями и задачами Отдела тайн. Не говоря уж о том, что рассекречивать подобное в разгар тяжелейшей, затронувшей и маглов, и магов, войны, было бы полным безумием.
Больше Герберт Томпсон этот вопрос никогда не поднимал. А еще спустя полтора года его нашли мертвым, и следствие показало, что причиной смерти стала попытка нарушить связывавшую всех невыразимцев клятву о неразглашении. Агенты, занимавшиеся этим делом, пришли к выводу, что Томпсон, вероятно, нашел больший отклик на свои идеи у Гриндевальда и, будучи одним из волшебников, работавших над усовершенствованием клятвы, понадеялся, что сможет как-то ее обойти. Но примененный им метод, очевидно, оказался неудачным...
* * *
Углубившись в дело Томпсона, Кори Фелоуз не заметила, как пролетело время. На часах было уже почти два, когда вернулся Грэнтем. Вид у шефа был усталый и задумчивый, но в серых глазах — ни тени сонливости.
— Рад, что вам лучше, — тепло сказал он, устраиваясь на своем привычном месте.
— Это вы положили компресс? — спросила Фелоуз, захлопывая папку. — У меня было чувство, как будто я в детство вернулась.
— Целители сказали, что на вас еще несколько часов нельзя воздействовать никакой магией, — пожал плечами Грэнтем. — Пришлось действовать по старинке.
— Но… что вообще это было? Я думала, что у меня просто ушиб головы, максимум легкое сотрясение мозга. И обезболивающие чары поначалу отлично помогли…
— Угу, помогли, как же. Собственно, ваши чары в основном и спровоцировали такое состояние, заклинание на входной раме просто стало последней каплей. Вы же никогда не жаловались на память, Кори! Повторите-ка мне тот пункт устава, где сказано, что делать при получении серьезной травмы.
— Если нет крайней необходимости продолжать работу — при первой же возможности обратиться к целителю. Но… сэр… у меня ведь сегодня дежурство в Транспортном!
— Можно подумать, там бы за один день без вас все рухнуло. Не надо вешать мне лапшу на уши. Когда вы вообще последний раз обращались к целителю в сходной ситуации?
Кори Фелоуз виновато отвела взгляд и промолчала. В конце концов, шеф и сам прекрасно знал ответ.
— Я не пытаюсь вас воспитывать, — немного смягчившись, продолжил Грэнтем. — Просто как подумаю, что мог вас убить собственными руками, так… Блаунт сказала, что если бы я попытался помочь вам заклинанием, клятва прикончила бы вас на месте.
— Постойте… клятва?
— Она самая. Похоже, в течение последних суток к вам была применена какая-то сложная ментальная магия. Точно не человеческая: мои эксперты утверждают, что они впервые слышат о подобном эффекте. Учитывая направление вашего расследования, я бы заподозрил, что это были гоблины.
— Но… как такое возможно? Я ведь защищена от любого вторжения!
— Кори, я сам поражен. Более того, наши эксперты тоже поражены. Прямо сейчас рабочая группа в полном составе пытается понять, что именно пошло не так, и как закрыть эту брешь на будущее. К счастью, они уверены, что попытка взлома оказалась неудачной, и тот, кто с вами это сделал, не смог полностью обойти блокировки, так что утечки информации из этого источника мы можем не опасаться…
Фелоуз, которую рассказ о ментальном взломе поверг в настоящий ужас, с облегчением выдохнула.
— ...по мнению специалистов, эта редкая магия случайно вступила во взаимодействие с узами, которые налагает на вас клятва. Грубо говоря, целью нападавшего было создать у вашего разума иллюзию, будто вы делитесь сведениями добровольно и по собственной инициативе. Что едва не оказалось фатальным. К счастью, передача информации не состоялась, и вы остались живы, но в результате произошел сбой контуров. Защитные заклинания начали воспринимать каждое магическое воздействие на вас как еще одну попытку ментального воздействия. Сейчас этот эффект уже ослабевает, но как минимум до утра вам следует поберечься. Никаких чар!
— И трансгрессировать пока тоже нельзя?
— Само собой — нет!
— Тогда оторву ему голову утром, — сердито буркнула Фелоуз.
— Вы так уверены, что это сделал директор Роборг? — мгновенно сориентировался Грэнтем.
— По правде говоря, не уверена. У них те же проблемы, что и у нас: трудно доверять собственным сотрудникам. Пока я лежала без сознания, кто угодно из персонала банка мог это сделать. Но я бы все-таки поставила на директора. Он только что узнал, что один из невыразимцев встречался с его отцом накануне гибели последнего… вполне естественно было в такой момент отнестись ко мне с крайним подозрением, — Фелоуз нехотя кивнула: ей очень не хотелось признавать, что гоблин не так уж виноват, но и безоговорочно обвинить его не позволяла совесть. — Кстати, сэр, я в своем сообщении утром упоминала Руквуда. Вы успели его допросить?
— Для этого не было оснований.
— Но… как же так?! Об этом убийстве во всех газетах написали, Руквуд просто не мог о нем не слышать! И все-таки не сообщил, что встречался с жертвой! Разве это не подозрительно?
— Было бы подозрительно, если бы он действительно не сообщил, — Грэнтем устало потер пальцами переносицу. — Но это не так.
— То есть… вы знали, что он встречался с директором Холдбруком, и не сказали мне? — от неожиданности Фелоуз растерялась, ее голос дрогнул. — Но… сэр, почему? Из-за этого я выглядела в “Гринготтсе” полной дурой! Да мне едва в голову не вломились из-за этого!
— Тише, тише, я все понимаю! — Грэнтем примиряющим жестом вскинул ладонь. — Вы не скажете мне ничего такого, чего я сам себе уже не сказал. Но правда в том, что на момент нашей последней встречи я сам не имел этой информации. Отчет Руквуда всплыл только сегодня, когда… другой мой доверенный агент начал проверять эту зацепку.
— Да? А кто… — начала было девушка, но тут же осеклась. Она, конечно, всегда подозревала, что ее отношения с шефом не такие уж эксклюзивные, и у него не может не быть других подчиненных, которым он поручает требующие особой секретности задания. Но никогда прежде об этом не упоминалось вслух. Расспрашивать дальше было бы глупо и непрофессионально, и она сдержалась. Но подавить совершенно некстати нахлынувшую ревность оказалось труднее.
— Во всем виновата чертова бюрократия, — продолжил Грэнтем, сделав вид, что не услышал ее реплики. — Август планировал встретиться с директором Холдбруком по официальному поручению Министерства, но выступал при этом не как невыразимец, а как привлеченный эксперт в расследовании, проводимом мракоборцами. Конечно, он, как и положено в таких случаях, прислал копию своего отчета в нашу канцелярию, и потому был уверен, что я в курсе дела. Но в нынешней тревожной ситуации все секретари так загружены, что никому не пришло в голову связать одно с другим. Его отчет просто бегло просмотрели и отправили в архив, решив, что мракоборцы уж наверное как-нибудь сами разберутся. Тем более, что ничего особо важного там не было, ведь встреча так и не состоялась. Судя по всему, на директора напали как раз в то время, когда он шел на нее. И на весь предполагаемый период, когда могло быть совершено убийство, у Руквуда железное алиби.
— Но почему в таком странном месте? — не сдавалась Фелоуз. — Какой-то магловский бар… Гоблин вряд ли сам выбрал бы его: пришлось бы как минимум прикладывать усилия для поддержания личины. Да и Руквуд… я, конечно, почти его не знаю, но его взгляды на… таких, как я, хорошо известны, и я просто не могу себе представить его предлагающим кому бы то ни было встречаться в окружении не-волшебников. Это даже звучит странно!
— По словам Руквуда, место было выбрано следователем-мракоборцем. Шеф Квинси подтверждает это, мы проверили.
— Что никак не отменяет того факта, что место очень странное, — упрямо повторила девушка. — Фактически их обоих пришлось бы специально уговаривать или даже заставлять встретиться именно там, так зачем такие сложности? Разве что… — она на минуту задумалась. — Скажите, сэр, мракоборцы подозревали директора Холдбрука в каком-то преступлении против маглов? И хотели таким образом на него надавить?
— Откуда такие сведения? — насторожился Грэнтем.
— Собственно, ниоткуда, — медленно проговорила Фелоуз. — Если хотите, назовите это интуицией. Просто наша последняя встреча с директором Роборгом закончилась очень странно. Прямо он ничего не сказал, но у меня сложилось впечатление, что он знает за своим отцом какую-то серьезную даже по меркам гоблинов вину, причем — именно что связанную с не-волшебниками. И подозревает, что все происходящее может быть их местью. Вот я и подумала, что эти два конца могут сойтись.
— Ваша интуиция — одно из тех качеств, которые и делают вас отличным агентом, Кори.
— Значит, я угадала?
— Значит, мракоборцы не особо идут на контакт, и это дело засекречено как происшествие государственной важности.
— Но ведь не от вас же!
— Скажем так, я и правда нашел возможность заглянуть в документы, — Грэнтем польщенно улыбнулся, но тут же снова посерьезнел. — Честно говоря, прекрасно понимаю, почему они это держат в тайне: если бы подозрения в адрес гоблинов подтвердились… даже не знаю, к каким последствиям это могло бы привести. Поэтому я не стал делать копии, и вам могу рассказать о произошедшем только в самых общих чертах. О необходимости сохранять полную секретность не предупреждаю, вы и так все понимаете, не девочка.
Фелоуз молча кивнула.
— Это расследование было инициировано непосредственно министром Минчумом. Вроде бы по официальному запросу магловского премьер-министра, но этот момент мы никак проверить не можем. В Северном Девоне близ деревни Комб Мартин четырнадцать лет назад произошла авария на старой оловянной шахте. Погибло несколько десятков рабочих. Те, кто вел следствие с магловской стороны, пришли к выводу, что виной всему были обильные дожди, вызвавшие прорыв плотины и частичное затопление копей. Погибли люди… много людей. Добыча олова там так никогда и не была возобновлена, аварию признали результатом стихийного бедствия. Но недавно в процессе строительства в этом районе маглы случайно обнаружили следы активных горнодобывающих работ. Детали тебе не нужны, но выяснилось, что все это время шахта функционировала, притом никто из местных жителей даже не подозревал об этом, и кто именно там работал, установить так и не удалось.
— Очень похоже на действие маглоотталкивающих чар, — Фелоуз в задумчивости потерла подбородок.
— Видимо, это они и были. Мракоборцы зафиксировали следы использования магии. Что характерно — гоблинской магии.
— Они воспользовались тем, что шахта заброшена? Хотя… погодите, тогда вы не сказали бы, что это дело государственной важности… Они сделали эту шахту заброшенной, так? Убив всех этих людей. Но… зачем? Не ради олова же!
— Не ради олова, конечно. Ради серебра. Когда-то в Девоне добывали и его, но считалось, что жила давно истощилась. Видимо, гоблины как-то узнали, что это не так.
— А консультация Руквуда потребовалась, потому что…
— ...потому что возникло предположение, что прорыв плотины на самом деле был взрывом. Вероятнее всего — магическим.
— И к какому же выводу он пришел?
— Четырнадцать лет прошло, — пожал плечами Грэнтем. — Вода, природные разрушения, высокий магический фон местности… Точно уже ничего сказать невозможно, но все-таки Август склонялся к тому, что применение взрывных заклятий все-таки имело место. Даже предположил, каких именно.
— И, не имея конкретных улик, мракоборцы решили сблефовать, — понимающе кивнула Кори Фелоуз. — Встреча с известным ученым-пиротехнологом, место вдали от магического мира, сразу наводящее на мысль о шантаже… Если бы догадки Руквуда оказались правильными, и карты были бы разыграны верно, директор Холдбрук мог выдать себя. Попытаться торговаться или пригрозить…
— К сожалению, теперь мы этого никогда не узнаем.
— Почему же к сожалению? — Фелоуз вдруг улыбнулась и вскочила на ноги. Несколько раз прошлась туда-сюда по кабинету, словно ее распирала невесть откуда взявшаяся энергия. — Наоборот, это прекрасно! Просто замечательно!
Грэнтем, наблюдавший за ее перемещениями с некоторым недоумением, сложил руки на груди.
— Рад, что после всего произошедшего вы сохранили свой энтузиазм, — наконец, проговорил он. — Но, признаться, не вижу тут совершенно ничего прекрасного. Причастность гоблинов и лично директора Холдбрука так и не была доказана…
— Это не так важно. Ну, то есть, конечно, печально, что это преступление так официально и не будет раскрыто. Но в вине директора Холдбрука, учитывая реакцию его сына, мы сомневаться не можем. Тот точно приложил к этому руку. И был наказан. Прекрасно же здесь то, что мы можем полностью отказаться от самой щекотливой из моих версий. Только подумайте, сэр! Если мракоборцы уже почти прижали главу клана, то его смерть, да еще и в такой решающий момент, была совершенно невыгодна Министерству! Напротив, получив столь мощный рычаг давления, мистер Минчум, вероятно, смог бы без труда провести закон о бесхозных хранилищах. Да он был лично заинтересован в том, чтобы Холдбрук остался жив и не утратил свой пост!
— Погодите, Кори! Вы серьезно подозревали… министра магии?! — Грэнтем не знал, сердиться ему или смеяться.
— Разумеется, сэр. Вы сами учили меня подозревать всех.
— Тогда, полагаю, Британии очень повезло, что у мистера Минчума отсутствует мотив, — руководитель Отдела покачал головой. — Скандал с убийцей-министром — последнее, что нам сейчас нужно… вне зависимости от того, виновен он или нет. И пришло же вам такое в голову!
* * *
Около пяти утра в кабинет Грэнтема поскребся пришедший на смену секретарь. Мгновенно насторожившаяся Кори Фелоуз почти машинально активировала чары личины. У нее всегда было наготове несколько миражей на разные случаи, и сейчас в кресле перед руководителем Отдела оказалась неряшливая пожилая женщина, решительно сжимающая волшебную палочку.
— Отличная реакция, — одобрительно усмехнулся Грэнтем. — Но все-таки снимите это. Боюсь, после вечернего переполоха половина сотрудников в курсе, что у меня в кабинете именно вы. Кофе?
Фелоуз хотела отказаться, но внезапно почувствовала, что ужасно голодна. Последние следы вчерашнего вялого оцепенения исчезли без следа, и организм требовал много еды и много работы — именно в такой последовательности. Повинуясь распоряжениям шефа, молчаливый секретарь снова исчез за дверью и через четверть часа вернулся с подносом, груженым большим кофейником и тарелкой с бутербродами. Не удержавшись, девушка цапнула с подноса первый попавшийся сэндвич, откусила огромный кусок и разве что не застонала от удовольствия.
— У вас такой вид, будто вы сутки не ели, — наливавший себе кофе Грэнтем посмотрел на свою подчиненную не без удивления. Такое откровенное выражение эмоций, да еще и по поводу всего-навсего еды, было совершенно ей не свойственно.
Кори Фелоуз попыталась что-то ответить, но с полным ртом вышло не слишком-то разборчиво, и Грэнтем знаком разрешил ей помолчать. Несколько минут прошло в тишине. Наконец Фелоуз дожевала третий бутерброд и со вздохом облегчения откинулась на спинку кресла.
— Просто не было сил есть, — пояснила она в ответ на давешнее замечание. — Должно быть, из-за конфликта заклятий. И не только есть. Представьте себе: я так отупела, что добрых полдня всерьез пыталась понять, кто мог помогать не-волшебникам в убийстве!
— То есть, эта версия вам кажется несостоятельной?
— А вам разве нет? — Фелоуз удивленно подняла бровь. — Это же полная чушь! Должно быть, директор Роборг сильно подавлен информацией о преступлении своего отца, иначе и ему ничего подобного не пришло бы в голову, все-таки интеллекта ему не занимать. В убийстве явно замешан волшебник…
— Судя по вашему отчету, это совершенно не обязательно. Разве целитель не сказал, что Империус мог быть применен и до убийства? Возможно, у нас просто совпадение, и нападавших двое… или две группы.
— Дело не в Империусе, сэр. Предположим даже, что вы правы, и пытался подчинить его не тот, кто убил. Но как не-волшебники могли убить или хотя бы удержать могущественного представителя магической расы? Как они, в конце концов, вообще узнали его? Не шел же он по Лондону прямо в своем обычном виде! Нет, среди убийц точно был как минимум один волшебник, точнее — готовый на тяжкое преступление волшебник. И я не вижу, как именно простые люди могли бы выйти на него, и что они могли бы предложить ему взамен. Единственный более или менее реальный вариант — это родственные связи. Если у кого-то из погибших в шахте была родня в волшебном мире… какой-нибудь маглорожденный выпускник Хогвартса, вроде меня, или даже чистокровка, если предположить, что погибший был сквибом, тогда… Такой союз можно себе представить. Но это совершенно не согласуется с подробностями дела. Во-первых, любой волшебник, окажись он там сразу после аварии, почувствовал бы какое-то магическое воздействие, и мракоборцы засуетились бы еще четырнадцать лет назад. Во-вторых, преступник просто не мог не понимать, как легко его вычислить. Версия о родственнике напрашивается сама собой, список погибших, предполагаю, известен, и сопоставить, нет ли у кого-нибудь из них условного кузена с палочкой — дело максимум на полдня. Никто в здравом уме не стал бы так рисковать. Конечно, мы все проверим, но я заранее уверена, что это очередная пустышка.
— То есть перспективных версий у вас не осталось?
— Вот прямо готовых нет. Но я чувствую, что до определенного момента шла по правильному пути. Убийство директора Холдбрука — это точно послание. Адресовано оно Роборгу лично или лондонскому клану гоблинов в целом. И как-то связано с маглами, вероятнее всего — с этим самым преступлением против маглов. Но связь не обязательно такая, как мы сначала подумали… Представьте… — Фелоуз заметно оживилась, точно ей в голову пришла какая-то неожиданная мысль. — Представьте, что этот козырь для давления на гоблинов получил кто-то еще, помимо министра. Вы же видите, что сейчас творится! Общество расколото. Далеко не все поддерживают Министерство и…
— ...и та сторона, которую поддержат гоблины, может получить серьезный перевес, — закончил Грэнтем. — Вы думаете, что Риддл?..
— Боюсь, что так, — Фелоуз поникла. — Это многое бы объяснило. Информация о закрытом расследовании снова просочилась наружу. Значит, либо у наших врагов есть информаторы и в мракоборческом центре тоже, либо снова сдал кто-то из наших… кто-то, кто видел копии отчетов Руквуда, и сумел сложить два и два. Возможно даже, то, что вас не поставили в известность об их последней встрече, вовсе не было случайностью. На директора Холдбрука давили, но он не поддался шантажу, и они расправились с ним, одновременно обставив все так, чтобы испугать и переполошить гоблинов...
Чарльз Грэнтем вдруг поднялся на ноги. Его глаза горели таким гневом, что Фелоуз почти испугалась. От неожиданности она смолкла на середине фразы и с тревогой поглядела на начальника.
— Сэр? — робко проговорила она. — Вы думаете, я снова ошибаюсь?
— Надеюсь, что нет, — мысли Грэнтема явно успели унестись куда-то очень далеко, он слышал ее и точно не слышал. — Ох, милостивое небо, надеюсь, что нет! Если вы правы, то у нас, наконец, появилась первая серьезная зацепка. Мы прочешем все окружение Руквуда частым гребнем, выявим всех, кто мог получить доступ к его отчетам, и вытрясем из них душу. И… — он, наконец, посмотрел на подчиненную, — когда я говорю “мы”, Кори, я имею в виду себя. Вы и так дважды за последние сутки едва не погибли, и я не могу… не смею больше использовать вас в этом деле. Временно держитесь подальше от Министерства. Возьмите отпуск. Съездите куда-нибудь… вот хотя бы в Корнуолл. Надо же, наконец, разобраться с этим таинственным выбросом магии.
— Я бы предпочла еще на несколько дней задержаться в Лондоне. Остались кое-какие незавершенные дела. Информаторы могут растеряться, если я вот так исчезну.
— Хорошо. Но, повторяю: даже не приближайтесь к Министерству, пока я лично вам не разрешу. Это приказ!
Кори Фелоуз скупо кивнула. Она знала, что сейчас Грэнтем наверняка сканирует ее, чтобы проверить, насколько искренно ее согласие. Но об итогах проверки не волновалась: на самом-то деле ей совершенно необязательно было приближаться к Министерству для того, чтобы продолжать раскручивать это дело. Если она права, и директор Холдбрук пал жертвой Пожирателей, то ничего еще не кончено. Они непременно примутся — если уже не принялись! — за нового главу клана. И все, что ей нужно — это постараться не терять его из вида.

Глава 6

— Эй, Ладлоу! — Катберт Мокридж, заместитель директора Управления по связям с гоблинами, приветственно помахал вошедшему в министерский кафетерий молодому волшебнику. — Сюда, я занял для вас место!
Тот признательно кивнул головой и направился в сторону облюбованного начальником столика. За те полминуты, что Ладлоу пробирался сквозь толпу собравшихся на ланч коллег, расторопные домашние эльфы уже успели отодвинуть для нового посетителя кресло, переменить столовые приборы и теперь стояли навытяжку в ожидании заказа. Молодой человек нерешительно замер, переминаясь с ноги на ногу.
— Да садитесь же, — буркнул Мокридж, разворачивая газету.
— Никак не могу к этому привыкнуть, сэр, — с нервной улыбкой сказал Ладлоу, неловко устраиваясь на краешке кресла. — Фантастика!
— Принесите моему секретарю ланч номер четыре, — распорядился с ноткой отеческого превосходства Мокридж и, не слушая скомканных благодарностей, вернулся к чтению “Пророка”. Передовица, явно составленная гоблинами, с типично великосветской резкостью сообщала о похоронах директора Холдбрука: точное время и место засекречены, вход для иных рас категорически воспрещен, цветы и лицемерные соболезнования рекомендуется оставить при себе.
— Вы только посмотрите, что делается! — дочитав извещение, Мокридж отложил газету и неловко высморкался в большой клетчатый платок. — Какая ужасная смерть! Какая несправедливая и несвоевременная утрата!
— Вы были близко знакомы с покойным? — с любопытством спросил Ладлоу.
— Близко? — удивился Мокридж. — Ах, я все время забываю, как вы еще все-таки неопытны! Поработай вы с мое… Человек может знать гоблина всю жизнь, но при этом так и, простите за игру слов, не узнать о нем ничего важного. Они не из тех, кто контактирует ближе, нежели абсолютно необходимо… Но — да, я много раз встречался с директором и льщу себя надеждой, что был знаком с ним лучше, чем кто-либо другой в Министерстве да и вообще в магическом сообществе. Удивительный, доложу вам, был… гоблин. Жесткий и подозрительный, как они все, но при этом наделенный потрясающим деловым чутьем и яркой харизмой! Хотел бы я надеяться, что сын унаследовал хотя бы половину достоинств отца. Это сильно облегчило бы жизнь нам всем.
Алан Ладлоу понимающе кивнул. Последние несколько дней в Управлении только и делали, что обсуждали наследника лондонского клана. И если поначалу ходившие о нем толки были вполне благожелательными, то после того, как тот даже не отклонил, а просто проигнорировал три предложения об официальной встрече, атмосфера существенно накалилась. Ладлоу хотел было, пользуясь удобным случаем, поинтересоваться у шефа, доводилось ли ему прежде встречаться с директором Роборгом, но в этот момент эльфы, угодливо кланяясь, как раз принесли заказ, и молодой человек снова сконфузился, не понимая, как реагировать на их раболепие. К счастью, Мокридж, тоже немного нервничавший в преддверии четвертой попытки установления дипломатического контакта, продолжил безо всяких расспросов:
— Несколько раз мне доводилось мельком пересекаться с молодым Роборгом на различных мероприятиях, но нас друг другу так и не представили. Каждый раз он был занят другими гостями… а быть может, отец просто не хотел посвящать его в наши дела, кто знает? Это же “Гринготтс”, одному Мерлину известно, что там творится на самом деле!
— Вы боитесь, что он и сегодня… окажется не на месте? — неловко закончил вопрос секретарь, осторожно пробуя принесенный суп.
— О, вот уж чего не боюсь совершенно! — рассмеялся Мокридж. — Ну, то есть, он вполне может оказаться… как вы это сказали? не на месте? Но в этом нет ничего страшного или странного. Каждая смена главы клана приводит к подобным… коллизиям. Там, внутри банка, в такие моменты творится ужасная неразбериха. Смертоубийственная неразбериха! Стоит ли удивляться, что им немного не до официальных визитов и деловых ланчей? Вы не поверите, но порой на установление контактов с новым главой уходили годы. Конечно, это было еще до меня, в последнее время мы, смею надеяться, научились справляться лучше…. Чего я действительно боюсь, — открытое жизнерадостное лицо Мокриджа омрачилось, — так это возможных обстоятельств нашей неизбежной встречи, если вы понимаете, о чем я говорю.
В ответ на вопросительный взгляд начальника Ладлоу стыдливо повел плечом, показывая, что не имеет ни малейшего понятия.
— Эх, молодежь, молодежь, и чему вас теперь только учат! — старший волшебник огорченно цокнул языком. — Что, говорите, у вас было в Хогвартсе по истории магии?
— Мои родители были… э-э-э… сторонниками домашнего образования...
— И чем им, спрашивается, не угодила старая добрая школа? — ворчливо проговорил Мокридж и снова потянулся за своим клетчатым платком. — Вам надо срочно наверстывать, мой дорогой. Экстренно! Для начала очень рекомендую…
— ...но я, конечно же, прочел все ключевые работы, касающиеся гоблинов и их взаимоотношений с волшебниками, — перебил начальника Ладлоу, торопясь исправить впечатление.
— Хм, похвально. И “Историю гоблинских войн” Джеральда Перкинса, разумеется?
— В-войн, сэр? — от неожиданности Ладлоу поперхнулся и судорожно закашлялся, разбрызгивая по скатерти остатки супа.
— А на пороге чего мы, по-вашему, сейчас стоим?! — Мокридж воззрился на подчиненного с удивлением пополам с раздражением, но, видя явную растерянность секретаря, немного смягчился. — Впрочем, чему я удивляюсь. Уж если и в аппарате министра отказываются видеть, чем может закончиться текущий кризис… Тот, кто так явно впутал волшебников в дело об убийстве директора Холдбрука, был либо очень глуп, либо… да, и этот вариант нельзя скидывать со счетов... очень умен. Засекреченное расследование мракоборцев, воинственные речи министра — одно к одному. Если гоблины не заподозрят в этой трагедии нас, это будет даже странно. А уж как подумаешь о том, что они могут по этому поводу предпринять… — Мокридж сокрушенно покачал головой. — И какая ирония, что жертвой стал именно тот единственный гоблин, который как раз и мог бы не допустить худшего! Про директора Холдбрука часто говорили, что у него вместо сердца — костяшка от бухгалтерских счетов. И, скажу вам по секрету, это была сущая правда. Но именно поэтому он никогда не допустил бы войны, месть там или не месть. Просто потому, что война не выгодна! Хотел бы я надеяться, что его сын будет столь же рассудителен и прагматичен, но... Все, что мне удалось о нем узнать, звучит довольно лестно, но вовсе не в нужном ключе. Блестящее образование, увлечение искусством, проницательность, тяга к справедливости… хорошая характеристика для молодого волшебника, а вот для главы воинственного клана, притом клана, втянутого сразу в несколько серьезных противостояний… Не исключено, что мы познакомимся с ним в тот день, когда разгневанные гоблины атакуют Министерство.
Ладлоу побледнел.
— О, мой милый, — Мокридж вдруг растерял весь свой серьезный тон и рассмеялся так непринужденно и вместе с тем сдержанно, будто они находились на дипломатическом приеме, и только что прозвучала какая-то тонкая острота с тройным подтекстом, — не надо принимать все настолько всерьез! Не накручивайте себя. Ещё ничего не случилось, а вы уже весь на нервах, разве это годится? Если вы хотите зацепиться в большой политике — привыкайте. Здесь почти все время так. Худшее, конечно, всегда возможно, но мы с вами для того и работаем, чтобы не допускать подобного... Ну что, вы готовы? Раз гора не идет к Мерлину… попробуем-ка сами нанести визит в “Гринготтс”.
Покинув кафетерий, они двинулись к лифту: Мокриджу перед трансгрессией необходимо было прихватить из кабинета кое-какие документы. Как раз в этот момент двери просторной кабины со звоном отворились, и оттуда вышли полдюжины волшебников и ведьм. Одна из них, скромного вида девушка в форменной мантии со значком транспортного отдела, вежливо отступила было к стене, пропуская Мокриджа и Ладлоу, но потом вдруг воззрилась на последнего с подлинным изумлением, ничуть не уступавшим тому, с каким смотрел на нее сам молодой секретарь. Впрочем, продолжался этот обмен взглядами всего какую-нибудь долю секунды, после чего девушка снова робко потупилась, а Ладлоу отвернулся к начальнику, которого как раз схватил за рукав один из приехавших на лифте волшебников.
— Катберт, как удачно, что я вас встретил! — частил тот. — Мне срочно нужна ваша консультация по вопросу о… Это не отнимет много времени, честное слово!
— Сэр? — Ладлоу, видя, что начальник колеблется, пришел к нему на помощь. — Быть может, я сам спущусь за документами, а вы пока…
— Ох, Алан, вы меня положительно выручите! Тогда встречаемся в атриуме через четверть часа. Ну, Акерли, что у вас стряслось?
Ладлоу еще раз, словно случайно, оглянулся вокруг, но девушки уже не было. Впрочем, он ничуть не сомневался, что разговор между ним и Мокриджем ею был услышан. А значит, расслабляться не следовало. И действительно, стоило ему спуститься на четвертый уровень и свернуть в плохо освещенный тупичок, куда выходили двери подсобных помещений, как сзади в шею ему уперлось что-то твердое. С максимальной осторожностью, стараясь не делать резких движений, он поднял руки повыше, демонстрируя полную безобидность.
— Палочка в кармане, можешь взять, если хочешь.
— Спасибо за щедрое предложение, — с едва заметной усмешкой ответила Кори Фелоуз, — но, по правде говоря, я вытащила ее еще в лифте.
Давление на шею исчезло, словно она убрала палочку или отступила назад, но секретарь не обольщался: он все еще был в смертельной опасности. Однако, когда он, повинуясь прозвучавшему короткому приказу, обернулся, на губах его играла довольная улыбка.
— Так ты у нас теперь Алан, значит? — многозначительно повторила подслушанное имя Фелоуз.
— А ты, значит, у нас камины обслуживаешь? — не менее многозначительно ухмыльнулся Кен Тремболт.
* * *
— На кого вы работаете? — не утруждая себя предисловиями, спросила Фелоуз. — Кто подослал вас в Министерство, да еще и именно в отдел, непосредственно завязанный на работу с гоблинами?
— О, снова этот официальный тон? — Тремболт, не обращая внимания на все еще нацеленную на него палочку, опустился на стоявший у стены пыльный ящик. — А ведь так удачно перешли!
— Не играйте со мной, Кен. Вот прямо не советую. У меня были рекордно ужасные сутки. Я дважды едва не погибла. Кто-то пытался вломиться ко мне в разум. Меня буквально только что отстранили от расследования, — голос Фелоуз едва заметно дрогнул. — И единственная причина, почему вы до сих пор не в камере Азкабана, это то, что у меня есть некоторые — очень ограниченные, к слову! — основания полагать, что на момент нашей последней встречи вы не были тем, кого я ищу. Но если вы прямо сейчас быстро и четко не расскажете мне, какого черта крутитесь рядом с Мокриджем...
Еще не закончив фразы, Фелоуз мысленно обругала себя последними словами: перечислять при промышляющем кражей информации человеке свои беды, пусть даже и в формате нагнетания градуса угрозы, было дурацкой идеей. Тем более, что угроза явно сработала как-то не так. Во время их разговора Тремболт неуловимо менялся. Это не было магией, но оттого выглядело лишь более завораживающим: постепенно пропала свойственная Алану Ладлоу щенячья неуклюжесть и порывистость движений, взгляд из робкого стал вызывающе-насмешливым... а потом вдруг, точно спала еще одна маска, — серьезным и, пожалуй, сочувствующим. Поневоле Фелоуз почувствовала некоторую растерянность. Прежде ей казалось, что она знает Кета Тремболта достаточно хорошо, но сидящий перед ней человек был совершенно незнакомым. Наконец-то настоящий? Или, напротив, новый обман? Как нарочно, ее интуиция молчала, и агент потихоньку начинала паниковать. Очевидно, для Тремболта это не прошло незамеченным, потому что в следующий миг он вдруг снова стал собой, вернее — тем самым обаятельным фамильярным неряхой, каким она привыкла его видеть. Разве что вечной жевательной резинки не хватало.
— Знаете, Фелоуз, меня что-то нервируют ваши взмахи палочкой. Может быть, хоть в голову направите, а? Все не так боязно будет, — он усмехнулся, но не так паскудно, как обычно, а словно бы немного стесняясь. — Лично я вас убить не пытался, честное шерифское. И в голову к вам не лазил, хотя, держу пари, там очень интересно. Не надо так нервничать.
— Я все еще жду объяснений!
— А смысл? Вы же мне ни на кнат не верите. Вот, допустим, скажу я вам, что старина Катберт просто обознался и принял меня за другого. И? Купитесь или снова начнете Азкабаном грозить?
— Разумеется, не куплюсь, — с отвращением бросила Фелоуз. — Придумайте что-нибудь более правдоподобное!
— Оу, придумывать? То есть правду говорить уже не обязательно? — с деланной серьезностью уточнил Тремболт. — Так бы сразу и сказали, а то “стоять, бояться, колоться!”
Фелоуз вдруг опустила палочку. Ее плечи поникли.
— Вы же, надеюсь, не будете рыдать, а? — довольно убедительно изобразил тревогу Тремболт. — Я сегодня, как назло, без носового платка. А сморкаться в мантию не дам, у меня еще…
— Не буду, — устало сказала Фелоуз. — Может быть, убью под горячую руку, но без рыданий точно обойдемся.
— Тогда что это за трагическая поза?
— Это поза “черт возьми, Кен, я понятия не имею, что с вами делать”.
— А разве есть варианты? — удивился, на этот раз вполне по-настоящему, Тремболт.
— То есть, вы не против, чтобы я снова… — с недоверием начала она.
— Ох, да просто сделай это!
Фелоуз секунду помедлила, цепко вглядываясь в его лицо. Потом красивым отточенным жестом вскинула палочку и бросила заклинание. После всего случившегося это было почти приятно.
Разум Тремболта выглядел в точности как в первый раз: распахнутые двери, иди и смотри, если осмелишься. И на этот раз агент была не в настроении деликатничать — зачерпнула разом все, что касалось Управления по делам гоблинов. Не разрывая контакта, удивленно вскинула бровь. Он не солгал ей ни в чем. Даже абсурдная версия о том, что Мокридж при первой встрече по ошибке принял его за вновь нанятого секретаря, и та была правдой. Ну… или почти правдой, учитывая, сколько усилий Тремболту впоследствии пришлось прикладывать, чтобы начальник не столкнулся с работающим тут же, в Управлении, настоящим Аланом Ладлоу. Невероятно!
— Если что, я не смотрю, — пришла вдруг извне четкая фраза. — Хотя это и трудно.
Фелоуз хотела было переспросить, на что именно он не смотрит, но тут вдруг с опозданием сработала-таки интуиция, и агент осознала, что то удивление, которое она ощущала все время контакта, транслировала не она сама, а Тремболт. Пытаясь понять, что спровоцировало эту эмоцию, Фелоуз мысленно обернулась… и чуть не завопила от ужаса. Воображаемые коридоры с распахнутыми настежь дверьми шли по обе стороны той эфемерной границы, где соприкасались их разумы. Ее собственные мысли были открыты! Не защищены ничем, словно у школьницы, впервые пробующей легилименцию! Конечно, она тут же вернула стены, накрепко заперла замки, но… проклятье, что он уже успел увидеть?! И — тут Фелоуз накрыла вторая волна ужаса — если он действительно пускает себе в голову кого-то еще, то как много вскоре станет известно этому кому-то? Девушка попыталась определить объем утечки по мыслям Тремболта, но страх и волнение мешали сосредоточиться, визуализация коридоров рушилась, контакт грозил вот-вот оборваться. Последним отчаянным усилием она зачерпнула информацию, касающуюся прежних занятий Тремболта ментальной магией. Пришла какая-то мешанина образов и эмоций: лицо девочки-подростка, судя по явному сходству с Тремболтом — его сестры или кузины, неизбывная печаль, похожая на скорбь по умершим. Что-то очень личное и очень давнее. Безопасное для нее.
Разорвав заклятие, Фелоуз привычно вскинула ладонь, чтобы поддержать собеседника, но тут ее саму вдруг шатнуло от накатившей слабости. Тремболт, не слушая сбивчивых возражений, крепко ухватил девушку за локоть и аккуратно усадил на все ту же бесхозную коробку.
— Как-то жестковато в этот раз вышло, я думал, ты будешь нежнее, — многозначительно улыбнулся он. — Но увидеть девушку вот так, без всего, дорогого стоит, верно я говорю? А уж оставить ее без сил… — Тремболт выразительно шевельнул бровью.
— О, вот только дурацких намеков мне не хватало! — проворчала Фелоуз. Раздражение ее, впрочем, было напускным: двусмысленные шутки отдавали не столько пошлостью, сколько тревогой. Он очень явно старался уйти от неловкости серьезного разговора. А уж щадил ли при этом ее или себя… какая, в сущности, разница? К сожалению, совсем замолчать ее прокол было невозможно. Как и оставить происшедшее без последствий.
— Я сотру тебе память об этом разговоре, — наконец, со вздохом сказала она.
— Не выйдет, — беззаботно ответил Тремболт. — Понятия не имею, что такое происходит с твоей ментальной магией, но я уж как-нибудь отобьюсь от… транспортницы не в лучшей форме. Не желаю, чтобы в моих мозгах копались дрожащими руками, знаешь ли. И потом — эти свежеприобретенные воспоминания мне дороги. Подозреваю, что никто, кроме меня, тебя такой не видел.
— Тогда я сотру их, как только вернусь в форму!
— Да пожалуйста. Я с момента нашего знакомства научился делать копии. Не так эффективно, как зелье памяти, зато запах лимонника не выдает.
— Все-таки напрашиваешься на Азкабан? — сердито спросила агент.
Тремболт вздохнул и снисходительно потрепал ее по плечу.
— Вообще-то я напрашиваюсь на доверие, Фелоуз. Правда, вот не знаю, слышала ли ты когда-нибудь это слово.
* * *
Когда Тремболт, непринужденно вернувшийся в образ Ладлоу, ушел по своим делам, Кори Фелоуз еще долго сидела на облюбованной коробке, пытаясь составить хоть какой-то план действий. Первым делом она постаралась выбросить из головы финал разговора с информатором. Просто потому, что пока понятия не имела, что ей со всем этим делать. Отношения их из чисто деловых как-то подозрительно быстро стали… нет, не дружескими, даже не приятельскими, но определенно личными, а в личном она никогда не была особенно сильна. Единственное, в чем Фелоуз была совершенно точно уверена, так это в том, что ни о каком доверии не может быть и речи. Слово это она, разумеется, слышала, и даже находила его привлекательным, да и неизменная честность, которую демонстрировал ей Тремболт, поневоле подкупала. Но “не доверяй” было первой заповедью невыразимцев, и вот так просто отступить от нее девушка не была готова. Точный объем утечки информации необходимо было установить и дальнейшее распространение пресечь. Но прямо сейчас у нее не было для этого возможностей, а потому проблему следовало отложить, сконцентрировавшись на более важных и неотложных моментах. Короче говоря — на допущенной непростительной ошибке.
Не запрети ей Грэнтем появляться в Отделе, Фелоуз первым делом пошла бы каяться. Теперь же, когда этот путь был закрыт, девушка просто раз за разом анализировала свои действия, пытаясь понять, как так вышло, что она пропустила затверженное, казалось бы, до автоматизма действие и не подняла вовремя щиты. Ответа не было. Разве только… Она вскочила на ноги и несколько раз прошла туда и обратно по коридору, выплескивая нервное напряжение. Конечно, шеф выглядел уверенным, когда говорил, что к утру она придет в норму. Но он не колдомедик, в конце-то концов. А те колдомедики, что его консультировали, очень вряд ли так уж часто сталкиваются с гоблинской ментальной магией. Быть может, последствия попытки взлома еще дают о себе знать. Быть может — неприятная вероятность, но и ее нужно учитывать — они в той или иной форме останутся навсегда, и ей больше нельзя практиковать легилименцию… Желание пойти и придушить первого попавшегося гоблина снова стало почти нестерпимым, но к этому моменту Фелоуз уже полностью владела собой. И точно знала, что делать. Конечно, это означало, что ей придется еще на некоторое время задержаться в здании Министерства, но, во-первых, формально это не будет возвращением, ведь она так и не успела выйти, а во-вторых — дело прямо касалось ее здоровья и профессиональной пригодности. Ради такого благорасположением шефа можно и рискнуть.
Окончательно утвердившись в принятом решении, Фелоуз коротко кивнула собственным мыслям, спрятала палочку и поспешила обратно к лифту. Ей предстояло подняться на один уровень вверх.
О библиотеке Отдела тайн ходили легенды не только в других подразделениях Министерства, но и, как это ни парадоксально, в самом Отделе тайн. Прямой доступ туда имели далеко не все невыразимцы. Сама Фелоуз была впервые допущена в святая святых только на третий год своей службы. И это было весомым поводом для гордости: девушка лично знала немало значительно более опытных сотрудников, которые так и не получили доступа в святая святых. Когда требовалась какая-то книга или документ, им приходилось посылать запрос одному из кураторов библиотеки и долго ждать, пока установят наличие, сверят уровни допусков и исполнят все прочие положенные в подобных случаях ритуальные танцы. Надеясь при этом, что искомое вообще обнаружится, ведь магические книги жили собственной таинственной жизнью, никакого каталога не существовало, и точным описанием фондов не располагали даже кураторы.
Однако наиболее тщательно охраняемым секретом библиотеки было место ее расположения. Поговаривали, что помещение, где хранятся книги, находится в пространственном кармане, куда можно попасть только из кабинета начальника Отдела. Или даже что никакого помещения нет вовсе, и библиотека существует, как бы сказали маглы, виртуально: в сознании некоего неприметного сотрудника (о личности которого, естественно, тоже наплодили немало догадок, одна другой невероятнее). Правда же, как водится, была причудливее любого вымысла. Тайная библиотека скрывалась… в библиотеке. Общей министерской, той, что не раз за годы своего существования переезжала с этажа на этаж, пока, наконец, не прижилась под крылышком Отдела международного магического сотрудничества.
Время было еще относительно раннее, в большинстве департаментов сотрудники как раз возвращались с ланча, и главный — общедоступный — зал библиотеки пустовал. Только за столиком у окна возилась с копировальными заклинаниями замотанная референт из бюро магического законодательства, да в секторе свежей прессы вкусно шуршали страницами двое почтенного вида волшебников. Накладывать защитные чары Фелоуз не стала: форменная мантия маскировала как минимум не хуже. Просто шмыгнула через зал, обменялась сдержанными кивками с референтом и нырнула в бесконечный книжный лабиринт, занимавший добрую треть этажа. Если бы в этот момент кто-то попытался за ней проследить, он увидел бы только сотрудницу транспортного отдела, с озабоченным видом бродящую между стеллажами. На самом же деле это была бы даже не Фелоуз: после того, как посетитель тайной библиотеки дважды проходил определенное место, мысленно произнося заклинание-ключ, защитная магия автоматически создавала внешне неотличимый от него морок, на протяжение следующего часа искавший и читавший книги — в общем, занимавшийся обычными делами. Самому же посетителю, надежно скрытому дезиллюминационными чарами, необходимо было дойти до дальней стены, представлявшей из себя барьер, наподобие того, что на вокзале Кингс-Кросс. Пересечь его можно было только в течение трех минут после обмена, в строго определенном месте и при наличии специального артефакта-пропуска, что практически исключало возможность случайного проникновения. На случай же проникновения неслучайного, но незаконного в маленькой приемной за барьером круглосуточно дежурил один из кураторов. Сегодня это оказался низкорослый невыразимец средних лет, хорошо знакомый девушке по прошлым визитам.
— Доброе утро, Кларенс, — не дожидаясь просьбы, она отдала на освидетельствование свою волшебную палочку, а сама направилась к очередной арке-проявителю, установленной между двумя шкафами. Учитывая произошедшее ночью, решиться шагнуть в нее было непросто. Однако все обошлось: сканирующая магия ощущалась как обычно, головная боль не вернулась, и девушка вздохнула с облегчением.
— Доброе, Кори, — прогудел уютным басом куратор, возвращая ей палочку. — Тут, кстати, насчет вас строгое распоряжение от руководства пришло.
— Мой допуск аннулировали? — мрачно спросила Фелоуз.
— Ну почему же сразу аннулировали? — Кларенс даже руками всплеснул. — Приостановили в связи с отправкой в командировку с сегодняшнего полудня и вплоть до дальнейших извещений. А на тот случай, если вы заглянете утром, велено приготовить для вас широкую подборку материалов по магическим способностям гоблинам. Будем смотреть?
— Будем! — от облегчения девушка даже вышла из привычного сдержанного образа и широко улыбнулась. В такие моменты она положительно обожала Чарльза Грэнтема.
— Кабинка номер три, все уже на столе.
Волшебник нажал какую-то клавишу на своем столе, и слева открылась низенькая дверца. Каждый раз она была одной и той же, но Фелоуз по собственному опыту знала, что за ней открываются разные помещения, и прямо сейчас, в этот самый момент, здесь могут работать каждый над своим проектом сразу несколько коллег. Многие невыразимцы, особенно те, кто был задействован в научных изысканиях, буквально жили в библиотеке, не пересекаясь при этом ни с кем, кроме кураторов.
В тесной комнатушке, едва вмещавшей письменный стол и кресло, было темно, и Фелоуз привычно зажгла Люмос: древним фолиантам вреден обычный свет. Подготовленная Кларенсом “широкая подборка” представляла собой достаточно скромную стопку книг и несколько свитков с выписками из частных бесед и прочих оперативных материалов Отдела. В двух томах куратор оставил яркие закладки, отмечавшие те главы, которые показались ему наиболее перспективными. Первая из отмеченных таким образом книг, впрочем, совершенно не подходила: она была посвящена в основном долгой борьбе гоблинов за право приобретать и использовать волшебные палочки. Несколько временных пометок на полях указывали, что в свитках есть более актуальные сведения на эту тему. Зато вторая открывалась на разделе, от самого заглавия которого у Фелоуз побежали по спине мурашки. Оно гласило: “Гоблины и телепатия (непроверенные данные)”!
Приведенный в главе материал основывался на исследованиях некоего Септимуса Эшби, жившего в конце XVIII века и не вполне понятным образом сумевшего завязать близкие контакты с двумя гоблинскими лекарями. От них Эшби и узнал о некой редко практикуемой технике, которую он счел специфической разновидностью ментальной магии. В отличие от привычной волшебникам легилименции, она основывалась не на непосредственном проникновении в чужой разум, а на создании некоего иллюзорного мысленного пространства, в которое втягивалась ничего не подозревающая жертва. При этом гоблин получал возможность не только улавливать эмоции своего контактера, но и внушать ему ложные воспоминания, а также различные идеи. Если те удачно ложились на паттерн поведения жертвы, то воспринимались ею как собственные и не вызывали никакого отторжения. Таким образом можно было вынудить другого гоблина, человека или даже высокоорганизованное животное, вроде дракона, поделиться некоей информацией или совершить определенные действия, как под заклятием Империус. Даже убить, если контактер находится в подавленном состоянии и переживает суицидальные настроения. Хотя, как утверждали источники Эшби, последнее находилось под строжайшим запретом, и уличенного убийцу ждала мучительная казнь.
В целом ментальная магия гоблинов была гораздо сложнее в освоении и исполнении, чем человеческая, но при этом обладала большим диапазоном возможностей и давала лучшие результаты при работе с искушенными противниками. Большинство известных приемов окклюменции против нее просто не срабатывало, и реальную защиту могли обеспечить только специальные артефакты гоблинской работы. К счастью для людей, мастеров ментальной магии среди гоблинов всегда были единицы. Каждый кандидат для обучения тщательно отбирался. Это были исключительно здоровые физически взрослые мужчины высших каст с развитым интеллектом и высоким уровнем психической устойчивости. Занятия проходили на протяжении нескольких лет по системе “один учитель — один ученик”. При этом обучающиеся давали магическую клятву не разглашать и никак не использовать те сведения, которые могут случайно получить от окружающих в период учебы.
Эшби не удалось установить точную механику процесса. Но те обрывки сведений, которые он получил, складывались в интересную картину. Если классическая легилименция основывалась на дисциплине рассудка, то гоблины шли от дисциплины эмоций, прежде всего — гнева. Его предлагалось определенным образом концентрировать и направлять вовне, используя как проводник для установления первоначального контакта. Именно поэтому хладнокровные интроверты, а также те, кто по роду деятельности привык контролировать и ограничивать свои эмоциональные проявления, предположительно обладали к такому воздействию частичным иммунитетом.
Прочитав об этом, Фелоуз педантично проставила в конце строки свою подпись и метку, означающую “подтверждено личным опытом сотрудника Отдела тайн”. Вероятно, этот самый иммунитет и объяснял тот факт, что она все-таки не нарушила клятвы о неразглашении и осталась жива. Следующие два абзаца девушка также пометила: там выдвигались предположения о том, что контакт с гоблинской ментальной магией может вызывать у жертвы длящиеся несколько дней или даже недель проблемы с использованием легилименции и окклюменции, связанные преимущественно с тем, что волшебник перестает ощущать точные границы собственных щитов. Эшби обосновывал тезис, что продолжительность периода восстановления завязана на все тот же иммунитет, но даже у не обладающих им волшебников не бесконечна, и где-то через два-три месяца их магия должна полностью прийти в норму.
Эти сведения обнадежили Фелоуз. Конечно, перебои с легилименцией были ужасно не ко времени, но она хотя бы не останется такой навсегда. Плюс — если каждый раз специально проверять щиты и в целом проявлять должную меру осторожности… Задумавшись о своем, она машинально продолжала водить взглядом по строчкам и едва не пропустила еще один очень важный факт. В самом конце главы приводилось личное мнение Эшби насчет того, что, хотя ни одной попытки обучить гоблинской форме телепатии людей никогда не предпринималось, в принципе нет никаких причин считать подобное невозможным. И, если давно умерший волшебник не ошибался, это порождало пугающие вероятности. Круг подозреваемых в ментальной атаке на нее, Фелоуз, следовало расширить: это могли быть не только гоблины. А уж если окажется, что подобные опасные умения оказались в распоряжении крота, дело и вовсе принимает серьезнейший оборот…
Бегло просмотрев оставшиеся материалы, Фелоуз набросала два письма. Одно, адресованное Чарльзу Грэнтему и написанное специальным шифром, она просто оставила в книге, не сомневаясь, что Кларенс найдет способ тайно передать его шефу, а тот сумеет сделать правильные выводы. Второе, в котором она просила директора Роборга о срочной встрече, предстояло отправить совиной почтой.
* * *
Катберт Мокридж любил “Гринготтс”. Любил с того самого дня, как шестилетним мальчишкой впервые пришел с отцом в банк и окунулся в его неповторимую атмосферу. Все здесь работало четко и размеренно, точно часовой механизм. Приходящие вкладчики — и те быстро вливались в общий ритм, поддерживая непрерывный процесс, слишком сложный, чтобы его можно было охватить разумом одного человека.
И самого его здесь если не любили (с любовью к волшебникам у гоблинов всегда были определенные проблемы), то, во всяком случае, хорошо знали и уважительно терпели. Вот и сейчас, стоило им с Ладлоу пересечь порог, как один из банковских клерков тут же прекратил работу и направился к их маленькой делегации.
— Добрый день, Рикберт. Проводите нас к директору, пожалуйста, — благожелательным, но не допускающим никаких возражений тоном проговорил Катберт Мокридж.
— Я не слыхал, чтобы вам было назначено, сэр, — не слишком вежливо отозвался гоблин. — Господин директор занят. Возможно, я смогу…
— Да, я очень надеюсь, что вы сможете пойти и лично спросить, примет ли он нас. Будет очень любезно с вашей стороны.
Рикберт недовольно покачал головой, но все-таки отправился в предложенном направлении, бормоча что-то сердитое на гобледуке. В ожидании его возвращения волшебники устроились на банкетке для посетителей. Вернее, устроился Мокридж, а Ладлоу застыл в нерешительности, не зная, то ли присесть рядом, то ли остаться стоять.
— Алан, иногда мне кажется, что вы безнадежны, — вздохнул Мокридж. — Сколько раз я вам говорил: в контактах с гоблинами никак без уверенности в себе! Вы должны точно знать, чего хотите, и не оставлять собеседникам ни единого шанса вам возразить. А вы? Ну да, я отчитал вас за задержку. Но это не повод вести себя как нашкодивший кот. Обычный рабочий момент.
Молодой секретарь начал сбивчиво не то извиняться, не то пытаться что-то объяснить, но начальник жестом велел ему умолкнуть: через зал к ним уже спешил Рикберт.
— Директор Роборг вас примет, — сообщил он с таким видом, словно не уставал поражаться чести, которая их ожидает. — За мной, пожалуйста.
Не дожидаясь повторного приглашения, волшебники последовали за провожатым через настоящий лабиринт коридоров. Потолки здесь были рассчитаны на гоблинский рост, и высокому Ладлоу приходилось то и дело наклонять голову. Во время былых визитов к директору Холдбруку Мокриджу не раз приходилось подолгу сидеть в приемной, и он заранее настроился на продолжительное ожидание. Но не прошло и пары минут, как двери кабинета отворились и прозвучало приглашение войти.
Сидевший за письменным столом молодой гоблин выглядел вымотанным до предела, будто не спал как минимум трое суток. Но опытный Мокридж с первого же взгляда увидел, что под этой усталостью, точно угли под слоем золы, тлеет холодный рассудочный гнев. Это пугало, но в некоторой степени и обнадеживало: во всяком случае, воли и целеустремленности новому директору точно было не занимать.
— Мистер… — начал было Роборг и вдруг запнулся, точно никак не мог вспомнить фамилии гостя.
— Катберт Мокридж, — мгновенно пришел ему на помощь тот, отвешивая выверенный светский поклон. — Заместитель директора Управления по связям с гоблинами. К вашим услугам. А это — мой секретарь, Алан Ладлоу.
Ладлоу неуклюже поклонился.
— Чему обязан? — коротко и довольно неприязненно спросил новый директор. — Министерство устало распускать о нас слухи через газеты и дозрело до личных контактов?
— На самом деле я просто хотел официально представиться, — мягко проговорил Мокридж. — Как это и положено что по нашему, что по вашему протоколу. А также выразить соболезнования по случаю гибели вашего глубокоуважаемого отца, с которым мне довелось плодотворно сотрудничать не один год. Мы, разумеется не стали бы беспокоить вас в такой серьезный момент без предварительной договоренности, но встреча должна так или иначе состояться, а наши письма, видимо, не были вам доставлены.
Пока волшебник говорил, взгляд Роборга постепенно утратил былую гневную сосредоточенность. Гоблин потер длинными пальцами виски, а потом нехотя указал на занимавшую весь угловой столик гору нераспечатанной корреспонденции.
— Должно быть, они лежат где-то там. Боюсь, сейчас у меня просто нет времени разбираться во всех этих дипломатических реверансах и эксклюзивных предложениях, — уже вежливее проговорил он. — Извините за не слишком любезную встречу. Я, разумеется, не раз слышал о вас от отца, и могу заверить, что намерен полностью придерживаться тех договоренностей, которые были между вами достигнуты. Если, конечно, Министерство не выкинет очередной фокус.
— Это больше, чем мы могли бы ожидать. Очень надеюсь, что наше сотрудничество с вами будет таким же плодотворным и взаимовыгодным, как и с… — Мокридж умолк и деликатно кивнул в сторону дальней стены кабинета, увешанной портретами наиболее выдающихся глав клана. Несколько изображенных гоблинов коротко поклонились в ответ, другие, напротив, воззрились на волшебника чуть ли не с негодованием. И только директор Холдбрук остался недвижим.
— Он оживет после похорон, — проследив за взглядом волшебника, сказал Роборг. — Да только толку от этого… Подлецы, убившие моего отца, не могли не знать, что портрет не сможет их выдать. Но они получат свое. Клянусь первым слитком, они получат! И, — печаль в его темных глазах снова сменилась едва сдерживаемым гневом, — если волшебники хоть как-то в этом замешаны, то берегитесь!
— Не сомневайтесь, мы полностью отдаем себе отчет в тяжести возможных последствий, — серьезно сказал Мокридж. — Я понимаю, что у вас пока нет причин мне доверять, и что риторика нового министра может вызывать у вас опасения, но… в текущих сложных условиях мы совершенно не заинтересованы в обострении наших исторических противоречий. Если к этому причастны некие волшебники, то они для Министерства магии — такие же враги, как и для вас. И мы со своей стороны готовы оказать любую посильную помощь в установлении истины.
— Слова, одни слова! — с раздражением прервал его Роборг. — Да чем вы можете…
Он вдруг осекся на середине фразы, схватил со своего стола какой-то блокнот или ежедневник и принялся быстро его листать, шепча что-то на гобледуке. Потом тихо присвистнул и посмотрел на посетителя так, словно вдруг увидел его новыми глазами.
— Это странно, — перешел он на английский, — но я вдруг понял, что лично вы действительно можете мне помочь. Ваша фамилия есть в списке последних встреч моего отца...
— Да, мы виделись за несколько дней до его смерти, — осторожно сказал Мокридж. — Если быть точным — за четыре дня. Я запомнил эту дату, потому что это был первый день работы мистера Ладлоу в должности моего секретаря.
— То есть, вы тоже его видели? — быстро спросил Роборг, первый раз обращая внимание на молчаливо стоявшего за креслом начальника Ладлоу.
— Нет, Алан не присутствовал на той встрече. Мы были вдвоем.
— И каким он вам показался? — гоблин явно пытался держаться хладнокровно, но крепко сжатые кулаки выдавали внутреннее напряжение. — Вы говорите, что знали его много лет. Было ли в его поведении в тот день что-то необычное?
— Сложно сказать, — после короткой паузы задумчиво проговорил Мокридж. — Когда я об этом думаю, мне представляется, что ваш отец был взволнован больше обычного и, пожалуй, подавлен. Но, возможно, так просто кажется в свете той трагедии, которая произошла потом… Припоминаю, что он все время смотрел на часы, точно торопился куда-то или ждал кого-то. Но это могло быть обычным следствием накладки в графике. Сожалею, но не могу сказать ничего более точно.
— А о чем конкретно вы беседовали? — не сдавался Роборг.
— Так… позвольте подумать… Он вызвал меня по поводу очередного интервью министра Минчума, но речь почти сразу зашла о посторонних предметах. Мы говорили о мере влияния Министерства на экономику маглов. И не только! Помню, я очень удивился, когда он вдруг спросил меня о палочках...
— О палочках?
— Да-да, о волшебных палочках, — Мокридж похлопал по специальному продолговатому карману, где лежала его собственная. — Директор Холдбрук посреди какой-то моей фразы вдруг усмехнулся и спросил, как бы нам, волшебникам, понравилось, если бы гоблины все-таки получили доступ к палочкам. Признаться, я даже не нашел сразу, что ему ответить, ведь позиция Министерства на этот счет широко известна и не меняется на протяжении многих веков. Думаю, это было что-то вроде шутки или легкой провокации. Вопрос, не требующий ответа, понимаете? Вот только я никак...
В дверь постучали. Роборг нетерпеливо взмахнул ладонью, и она открылась, пропуская незнакомого гоблина с подносом в руках. Мокридж, который счел вошедшего кем-то из банковской обслуги, не удивился, хотя и предусмотрительно замолчал. А вот хозяин кабинета, судя по выражению его лица, явно никого не ожидал.
Дальнейшее произошло мгновенно и вместе с тем — мучительно медленно, точно в кошмарном сне. Поднос полетел на пол, лицо вошедшего исказилось от ярости, или ужаса, или того и другого разом. Мокридж буквально костями почувствовал, как в его сторону движется какое-то заклинание, потянулся за палочкой, чтобы защититься, понял, что не успевает, а потом верх и низ вдруг поменялись местами, и взявшаяся невесть откуда стена вышибла из него дух: не растерявшийся Ладлоу с силой оттолкнул начальника вместе с креслом прочь с траектории магического удара и сам не то прыгнул, не то упал следом. Следующего заклинания кто-то из них, скорее всего, не пережил бы, но нападающий уже переключил внимание на директора “Гринготтса”. Выкрикнув что-то невнятное (дезориентированный Мокридж разобрал только “Хель” и “умри!”), незнакомый гоблин прыгнул на Роборга, метя кинжалом в грудь. Тот, однако, успел приготовиться к нападению. С поразительным хладнокровием директор выхватил откуда-то из-под стола собственный клинок, больше напоминавший короткий меч. Мгновенный, почти неразличимый глазом взмах — и голова нападавшего покатилась по полу.
— Мистер Мокридж? — донесся до него, глухо, точно сквозь слой ваты, спокойный голос Роборга. — Вы в порядке?
Мокридж с усилием кивнул, чувствуя, как к нему возвращается способность двигаться. В нос ударил железный запах крови. Казалось, она была повсюду: на ковре, на брезгливо кривившихся портретах, даже у него на очках. Заметив это, волшебник сдернул их с лица и принялся яростно протирать. Тем временем в кабинете появились охранники. Роборг поднял лежавшую у его ног голову несостоявшегося убийцы, внимательно осмотрел и, видимо, не найдя ничего интересного, передал одному из гоблинов со словами:
— Я хочу знать, к какому клану он принадлежал и как он сюда проник. Жду результата к вечеру.
Пока мертвое тело левитировали прочь, Мокридж украдкой оглянулся на своего секретаря, чтобы проверить, как тот держится. К его удивлению, Ладлоу был почти в порядке. Разве что побледнел немного, но оно и понятно: не каждый день увидишь такой ужас. При этой мысли на Катберта Мокриджа вдруг нахлынуло ощущение бесповоротной реальности произошедшего, и в следующий миг недавно съеденный им ланч оказался на ковре.
Директор банка и молодой секретарь обменялись поверх плеча несчастного чиновника смущенными взглядами.

Глава 7

Покинув Министерство, Кори Фелоуз быстро перекусила в каком-то шумном кафе, попутно набрасывая план встреч на день. От поездки в Корнуолл в любом случае было не отвертеться, а значит — следовало как можно быстрее подобрать все "хвосты" здесь. Неотложных дел оставалось вроде бы и немного, но… Одни информаторы как раз отсутствовали в городе, другие были на месте, но не могли в этот момент экстренно выйти на связь, рутинный в общем-то процесс передачи инструкций усложнялся и затягивался, так что, когда Фелоуз мысленно отметила как законченный последний пункт из списка, на улице уже сгущались зябкие осенние сумерки. Обхватив себя руками, чтобы было теплее, она побрела к ближайшей станции метро, намереваясь вернуться домой и хоть немного поспать. Конечно, можно было и трансгрессировать, но именно во время вот таких неспешных поздних прогулок ей обычно и приходили в голову самые лучшие догадки. К тому же торопиться было, в сущности, некуда, ведь... Фелоуз вдруг остановилась, как вкопанная. Шедшая позади полная женщина не успела повторить маневр и буквально впечаталась в нее, больно ударив под колени тяжелой сумкой. Но агент едва заметила это. Она вдруг осознала то, на что, не будь так плотно занята, обратила бы внимание гораздо раньше: директор Роборг так и не ответил на ее утреннее письмо.
Сбивчиво извинившись перед явно настроившейся на продолжительный скандал маглой, Фелоуз нырнула в ближайшую подворотню и остановилась в задумчивости. Конечно, самым очевидным шагом было отправиться непосредственно в банк — в конце концов, дело не терпело значительных отлагательств. Но не факт, что Роборг будет так уж рад ее несогласованному визиту. В последний раз они расстались не слишком удачно, фактически ей порекомендовали не лезть больше в убийство Холдбрука. Не говоря уже о том, что у гринготтских гоблинов в свете всего происходящего наверняка полно и других проблем, к которым ее не подпустят и на пушечный выстрел… Будь у Фелоуз уверенность, что она пробудет в Лондоне еще хотя бы пару дней, она не стала бы спешить: уж слишком велик был риск погубить то хрупкое доверие, которое вроде бы начало образовываться между ней и новым главой клана. Но время, похоже, подходило к концу. Решившись, наконец, Фелоуз поплотнее запахнулась в плащ и трансгрессировала к “Дырявому котлу”.
В паб Кори Фелоуз вошла под той из своих постоянных личин, которую обычно использовала для посещения Косой Аллеи, Хогсмида и других добропорядочных волшебных анклавов. Это улыбчивую ведьму-провинциалку с буйными рыжеватыми кудрями и слегка косящим левым глазом в “Котле” отлично знали.
— Глэ-э-эдис! — всплеснула руками суетившаяся за стойкой Айда Брэнхорст, дочь владельца заведения. — Сколько лет, сколько зим! Что-то вы поздновато в этот раз, магазины уже закрываются!.. Народ, смотрите, кто приехал!
— Ох, знала бы ты, что сейчас творится у нас в Шеффилде! Еле вырвалась, честное слово! — в тон ей отозвалась мнимая Глэдис. — Ох, привет, Колин, привет, Уна!.. Райан, дорогой, как ты вырос! Расскажу тетушке, она просто не поверит!.. Надеюсь, для меня найдется комната?
— Даже не спрашивай! — решительно заявила Айда. — Конечно, перед самым праздником у нас тесновато, но как-нибудь управимся.
— Перед праздником?
— Э-э-э… ну да. Вижу, вы совсем замотались. Райан, пожалуйста, отнеси чемодан мисс Глэдис в комнату номер четыре. И разведи огонь, там с утра не топлено… Да не суетитесь вы, отдайте ему чемодан! Присядьте пока вот тут, я сделаю горячего грога. Вот только закончу вешать гирлянду...
Почти насильно усадив посетительницу на один из барных стульев, Айда взмахнула палочкой, и длинный конец черно-оранжевой праздничной гирлянды взлетел вверх и обвился вокруг лестничных перил.
— Ты точно не хочешь добавить парочку тыкв? — критически разглядывая результат, спросил Колин Глоу. — Дух Хэллоуина и все такое…
— По мне, так это просто перевод хороших продуктов, — проворчала Айда, ставя на стойку перед Глэдис бокал с имбирным грогом и возвращаясь к своим декораторским трудам. — Лучше уж наколдую побольше светящейся паутины, как в прошлом году.
Только теперь рассеянная Глэдис (а вместе с ней и рассеянности вовсе чуждая, но перегруженная делами Кори Фелоуз) обратила внимание на не слишком характерную для паба идеальную чистоту. Столешницы были выскоблены, медные детали стойки натерты до блеска. Над камином плясала стайка иллюзорных летучих мышей. Мысленно Фелоуз прикинула даты. Двадцать второго было общее собрание Отдела, это она помнила точно. Но после — события понеслись так быстро, что… впрочем, вчера точно была среда, двадцать девятое октября, если верить газетам. То есть, уже завтра действительно Хэллоуин.... Дойдя до этой мысли, она торопливо допила грог и поднялась на ноги.
— Все-таки сбегаю в Аллею прямо сегодня, — пояснила она в ответ на удивленный взгляд Айды. — Боюсь, завтра в банке будет совсем не протолкнуться. А по магазинам можно и с утра.
* * *
Что Кори Фелоуз действительно ненавидела, так это действовать безо всякого плана. Импровизировать она тоже любила и умела, но полагала, что спонтанные действия хороши как дополнение к продуманной тактике, а не ее замена. Меж тем, именно сейчас у нее не было ни единой идеи насчет того, как незаметно попасть в кабинет директора Роборга. Трансгрессировать, как при их первой встрече, она не могла: в банке достаточно серьезно относились к безопасности, чтобы не позволять неизвестно кому появляться и исчезать без специального приглашения. Ожидать же, что ее просто схватят, оглушат и доставят по адресу, как во второй раз, вряд ли приходилось. Нужен был какой-то третий путь, вот только бы понять еще, какой именно... Личина Глэдис позволит ей, не привлекая ничьего внимания, попасть в зал для посетителей. Но вот что делать дальше? Особенно с учетом того, что среди персонала могут быть кроты, и снимать маску перед кем-либо, кроме самого директора, категорически нельзя.
Так ничего и не решив, она взбежала по мраморным ступенькам. Поторопилась Кори Феллоуз явно не зря: несмотря на относительно поздний час, банк был буквально набит волшебниками. К каждой из конторок тянулась очередь, гомонящая толпа медленно колыхалась, точно зелье в котле. Страшно подумать, что здесь будет завтра. Несколько секунд поразмыслив, агент выбрала самого молодого и, судя по внешнему виду, усталого из работавших в этой части зала гоблинов и, пользуясь выгодами своего рабочего образа, одновременно рассеянного и дружелюбного, пристроилась сразу же за пожилой ведьмой, которую тот как раз обслуживал. Кто-то из очереди начал было возмущаться, но Глэдис взглянула на него с таким искренним детским недоумением, что скандалист тут же с извинениями сдал назад.
— Добрый вечер, мисс, — скороговоркой пробормотал гоблин, возобновляя полог тишины: в “Гринготтсе” считалось недопустимым, чтобы клиенты слышали деловые разговоры друг друга. — Чем могу помочь?
— Я бы хотела открыть счет, — Глэдис приветливо улыбнулась.
— Если вы желаете взять что-то из своего хранилища, то придется немного… — начал было клерк, но тут сказанное ею, вероятно, дошло до его измученного наплывом посетителей сознания, и он осекся посреди фразы. — Открыть… э-э-э... счет? В нашем банке? Перед Хэллоуином?
— М-м-м, я, кажется, так и сказала?
— Да-да, конечно, мадам! — гоблин показал зубы, точно хотел улыбнуться, но давно забыл, как это делается. — Мы оформим все буквально в один момент! Мне нужно ваше имя… и ваша палочка, конечно.
— Глэдис Леа Джонс, — медленно, по буквам, выговорив свой полный псевдоним, Кори Фелоуз потянулась за палочкой, и вдруг поняла, что совершила вторую за сегодняшний день серьезную ошибку. Решение перевоплотиться она приняла спонтанно, времени заскочить домой не было, а потому при ней была не палочка Глэдис, некогда специально приобретенная у масиера-валлийца специально под эту роль, а ее, Фелоуз, собственная, вишневого дерева с сердцевиной из волоса единорога.
Но отступать было поздно, и Кори Фелоуз нехотя протянула палочку. В конце концов — мысленно успокоила она себя — опознать ее не смогут. Как агент и говорила на днях директору Роборгу, счетов в “Гринготтсе” у нее никогда не было, а значит, и описание палочки никогда не попадало в банковскую базу. Неприятно, но не смертельно.
Однако, миг спустя девушка уже не была так в этом уверена: стоило молодому клерку взять в руки ее палочку, как на его умном подвижном лице проступила вначале смутная тревога, а потом — узнавание пополам с изумлением.
Фелоуз поняла, что попалась. Оно не понимала, откуда у этого гоблина, которого она и выбрала-то лишь потому, что сочла самым слабым и безопасным, такие сведения, но факт был налицо. Ее застали за попыткой незаконного проникновения в учреждение, где на недобросовестных посетителей смотрели косо не в смысле “а сдадим-ка их мракоборцам”, а в смысле “а скормим-ка их драконам”. И даже палочка, с помощью которой можно было бы попытаться уйти, была в чужих руках. Конечно, если ей удастся уговорить клерка отвести ее к директору, все еще можно прояснить и уладить... но что, если нет? Представив, какой силы дипломатический скандал может разразиться, девушка содрогнулась. Нервы ее были напряжены до предела, и, может быть, именно поэтому она не пропустила того мига, когда зрачки гоблина вдруг сузились, а по скулам разлилась мраморная бледность.
Самой ментальной атаки Кори Фелоуз не почувствовала, но даже не усомнилась, что это была именно она. Это действительно было не похоже на хорошо известную ей легилименцию… вообще ни на что не похоже. Девушка знала, что ее снова пытаются взломать или считать, но при этом совершенно ничего не ощущала! И ничего не могла надвигающейся смертельной опасности противопоставить. От мощного прилива адреналина у нее встали дыбом волоски на руках, время вдруг потекло так медленно, словно кто-то превратил его в густой зимний мед. Смутно вспомнилось, что Эшби вроде бы призывал к дисциплине эмоций, но… Фелоуз вдруг поняла, что не только испугана, но и страшно разгневана. Из-за этого поганца она не просто чуть не умерла сутки назад и рискует умереть теперь. Его прошлая атака что-то сбила в тонких настройках ее личности, иначе не объяснить того, что она, всегда такая предусмотрительная и осторожная, так гордившаяся своим профессионализмом, сегодня совершает одну ошибку за другой, действует необдуманно и спонтанно! У Фелоуз горели щеки, уши, ей казалось, что она вот-вот вспыхнет и осыплется пеплом, точно феникс, вот только возрождаться будет некому и незачем. А потом гнев вдруг визуализировался в ее голове в виде сплошной стены яростного пламени. И она инстинктивно толкнула эту стену вперед, не столько защищаясь, сколько нападая. Гоблин вскрикнул, затряс левой рукой, точно и в самом деле сильно обжегся. Он выглядел испуганным.
Стоявшие в очереди посетители, конечно, не слышали их диалога, но странные движения клерка не прошли мимо их внимания: кое-кто уже начинал недоуменно перешептываться.
— Отведите меня к директору, — сквозь зубы выдавила Фелоуз, перед мысленным взором которой все еще стояла стена пламени. — Немедленно.
Клерк нервно кивнул, поставил на конторке табличку “Перерыв” и знаком велел девушке идти впереди себя. В тот же момент спал магический полог, и по ушам ударил громкий шум. Фелоуз болезненно поморщилась.
— Дунарт, что тут такое происходит? — сквозь толпу к ним уже протискивался гоблин постарше. — Какой еще перерыв при такой-то очереди?
— Леди срочно нужно увидеть директора, — обморочным голосом отозвался клерк. Травмированную руку он так и держал на весу, словно она сильно болела. — Технические проблемы с открытием счета, нужна его виза.
Старший явно не выглядел убежденным, но после короткого обмена фразами на гобледуке нехотя покорился и сам занял опустевшее место за конторкой.
* * *
— Это было очень опрометчиво с вашей стороны, — директор Роборг выглядел одновременно сердитым и встревоженным. — Даже если дело не терпело отлагательств, неужели было так трудно сначала послать сову?
— Вообще-то, я посылала ее еще утром, — Фелоуз молниеносным жестом выхватила свою палочку у растерянно топтавшегося в дверях клерка и решительно проследовала к креслу для посетителей. Гнев ее угас, и теперь девушка чувствовала себя вымотанной до предела. Но демонстрировать слабость при гоблинах, естественно, не собиралась.
При ее упоминании об отправленном утром письме директор едва заметно покраснел и бросил виноватый взгляд куда-то вбок.
— Ничего не успеваю, — вздохнул он наконец. — Почту отца сортировали три секретаря, но подпускать к ней посторонних при сложившихся обстоятельствах… Ладно, рассказывайте, что у вас за срочность такая… Дунарт, выйди, пожалуйста. И покарауль, будь любезен, за дверью, пока мы не закончим. Если кто-то явится, объясни, что я...
— Да нет уж, пусть останется. Его это касается непосредственно, — мрачно сказала Кори Фелоуз. — Если, конечно, у вас нет и других телепатов.
Оба гоблина вздрогнули, Дунарт съежился, точно от удара, Роборг издал что-то вроде тихого шипения.
— Откуда вы вообще знаете о… — начал было он, но тут же замолчал и, жестом велев остальным хранить тишину, уставился перед собой в пространство невидящим расфокусированным взглядом. Длинные пальцы его при этом двигались, плели сложный узор — он явно использовал свою магию, и Фелоуз без колебаний поставила бы на то, что сейчас вокруг кабинета, где они находились, вырастают один из другим непроницаемые щиты.
Наконец, директор закончил и устремил на посетительницу разъяренный взгляд. Фелоуз ответила ему точно таким же.
— Откуда? — только и спросил он.
— Оттуда, что ваш умелец попытался вломиться ко мне в голову вчера ночью, — огрызнулась агент. — Либо когда я была без сознания, либо позднее, прямо здесь, в вашем кабинете. Оттуда, что его попытка выкачать из меня информацию сконфликтовала с моей… с лежащими на мне особыми чарами, и я едва не погибла!
— Неправда! — воскликнул Дунарт, его голос от волнения дал петуха. — Ничего я не выкачивал! И не конфликтовал ни с кем! Мне просто… просто стало любопытно! — он обернулся к Роборгу. — Честное слово, Роб! Ты послал нас за этой… человечицей, на нее охотились те, другие, и я решил заглянуть буквально на минутку, просто чтобы понять, что в ней такого важного! Ты слишком легко доверяешь людям, а они…
Роборг вдруг разразился длинной гневной фразой на гобледуке. Судя по тому, как бледнел и краснел младший сотрудник, то была брань, причем вряд ли цензурная. Когда директор наконец закончил, Дунарт выглядел совсем стушевавшимся, словно мечтал сквозь землю провалиться. Неловко поклонившись Фелоуз, он вышел и плотно закрыл за собой дверь.
С минуту гоблин и девушка молчали.
— Не могли бы вы снять… это? — вдруг спросил Роборг. — Никак не могу отделаться от мысли, что разговариваю с совершенно незнакомым человеком.
Фелоуз, которой казалось, что он просто тянет время, раздраженно хмыкнула, но личину Глэдис Джонс все-таки развеяла.
— Полагаю, я должен извиниться за своего кузена, — не глядя ей в глаза, сказал директор. — И отчасти за себя. Даже представить себе не могу, как и что именно вы узнали о нашей ментальной магии, но, заверяю, кандидатов на обучение ей отбирают очень тщательно. Мой отец сомневался, что Дун подходит: он всегда был неумеренно любопытен, с самого детства. Я же настоял, чтобы ему дали шанс. Все-таки из всей нашей семьи он был единственным, кто в этом смысле подавал надежды, и его таланты могли бы укрепить наше положение... Но, как теперь выяснилось, отец был прав, а я ошибался. И я не знаю, как искупить перед вами вину. Могу только пообещать, что наставник Дунарта сегодня же узнает о его проступке, и кузен понесет самое серьезное наказание.
— Не в наказании дело, — поморщилась Фелоуз. — Ну, то есть, встреть я вашего кузена утром, я бы лично с удовольствием открутила бы ему голову. Но сейчас выбор меры дисциплинарного воздействия — не самая серьезная из наших задач. Куда важнее узнать, как широко уже распространилась информация, и будет ли она распространяться дальше. Взломать невыразимцев не так просто, и я точно знаю, что ничего особо секретного ваш Дунарт не узнал. Но ему известно мое имя, характеристики моей палочки. Он точно знает, где я работаю и, возможно — над каким именно делом. А раз знает, то может и рассказать. Насколько вы ему доверяете?
— Как ни странно — полностью, — без колебаний ответил Роборг. — Не могу сказать, что мы очень дружны: до недавнего времени я учился за границей, и у нас не было возможности часто видеться. Но Дунарту нет ни малейших резонов предавать меня. Он неглуп и не может не понимать, в каком тяжелом положении сейчас находится клан. Вклады продолжают утекать, экономику волшебного мира лихорадит, враги обложили нас со всех сторон. Если я погибну — лондонское отделение “Гринготтса” перестанет существовать в считанные недели. Дунарта никогда не готовили для поста директора, у него просто не хватит знаний, связей и влияния, чтобы удержать ситуацию под контролем. Все приберут к рукам миланцы или ваше Министерство — тут уж кто успеет первым. Конечно, при других обстоятельствах он мог бы сделать ставку на то, что наши итальянские родичи дадут ему больше, чем могу обеспечить я, и сыграть в их пользу. Возможно, их даже устроила бы такая марионетка на директорском посту: больше респектабельности, меньше вопросов. Но он… вы теперь знаете, кто он. И живым его не оставят совершенно точно. Элементарные соображения безопасности: сейчас он только учится, но пройдет еще несколько лет, и им нечем будет его держать. Своих ментмагов у них нет.
— Допустим, — медленно кивнула Фелоуз, — что шпионом враждебных вам гоблинов он быть и правда не может. Но как насчет работы на волшебников?
— Э-э-эм… на кого? — переспросил Роборг с видом столь недоуменным, будто она спросила, не суха ли вода или не светла ли тьма.
— На волшебников.
— Даже не знаю, что вам сказать, — директор развел руками. — Вы, невыразимцы, знаете о нас поразительно много. Как теперь выясняется, знаете даже о таких вещах, которые мы считали своей свято хранимой тайной. Так скажите мне сами: слыхали ли вы хоть об одном гоблине, который предал своих в пользу людей?
Фелоуз ненадолго задумалась.
— По правде говоря, нет.
— О чем и речь. Сама мысль об этом… — его плечи дрогнули, словно от озноба или отвращения. — Но если вам так будет спокойнее, я попрошу Дунарта не рассказывать о вас ни одной живой душе, а потом велю его наставнику наложить на него специальное ограничение, которое не позволит нарушить клятву даже случайно. Все это — помимо наказания. И, разумеется, компенсации за понесенный ущерб, которую я предложу вам чуть позже...
— Если уж речь зашла о компенсации, — перебила его Кори Фелоуз, — то меня устроил бы в качестве таковой честный ответ на два вопроса.
Роборг помрачнел.
— Вы прекрасно знаете мои обстоятельства… — начал он. — Возможно, мы сойдемся вместо этого на некоторой сумме в золоте?
— Возможно, — мягко сказала Кори. — Но по существу золото мне без надобности, а для банка сейчас, насколько я понимаю, важна каждая лишняя монета. Так что, быть может, вы для начала хотя бы выслушаете мои вопросы? Принудить вас отвечать на них я все равно не смогу.
— И что же именно вы хотели бы знать?
— Во-первых — был ли в истории хоть один случай, когда вашим ментальным техникам обучали человека?
— Это совершенно исключено! — Роборг от волнения даже приподнялся со своего места. — Немыслимо!
— Вы сейчас просто эмоционально реагируете на мое предположение, или можете как-то проверить эту информацию? — невозмутимо уточнила Фелоуз.
— Разумеется, могу! Обучить кого бы то ни было этому редкому искусству — очень непростое и небыстрое дело. Учителю приходится жить бок о бок с воспитанником годами. Подобное практически невозможно скрыть, тем более, что все ментмаги известны наперечет. Сейчас, например, в Британии всего трое мастеров и два ученика. Так что даже если бы кому-то пришла в голову дикая идея обучать человека, и если бы человек оказался способным воспринять эту технику, в чем лично я очень сильно сомневаюсь, каждый гоблин уже давно знал бы об этом! Не говоря уж о том, что есть специальные талисманы, реагирующие на близость ментмагов, то есть даже выращенный в полной тайне некто, начни он практиковать, недолго сможет скрывать свои таланты.
Фелоуз рассеянно кивнула. В отличие от собеседника, в принципиальной необучаемости людей она не была так уж уверена: не далее как полчаса назад ей самой как-то удалось противостоять ментальной атаке, и это свидетельствовало о многом. Но остальные факты вполне убеждали. И успокаивали: мысль о том, что министерский крот может оказаться ментмагом, за последние часы буквально измучила ее.
— А ваш второй вопрос?
— Сейчас будет. Только сначала мне надо развеять кое-какие ваши заблуждения.
* * *
Убедить Роборга в том, что история с магловской шахтой если и сыграла какую-то роль в убийстве его отца, то разве что косвенную, оказалось непросто. Прежде всего потому, что он был по-настоящему испуган осведомленностью Фелоуз в этой теме и решительно настроен прегрешений покойного ни в коем случае не обсуждать. Но девушке было не впервой работать со сложными свидетелями, и в конце концов она заставила гоблина себя выслушать.
— Не понимаю, почему вы все это мне рассказываете, — устало сказал он, когда Фелоуз, наконец, закончила излагать все свои теории. — Если вы знаете, как обстоят дела… вернее, думаете, что знаете, ведь я ни в коем случае ничего не подтверждаю!.. то почему мракоборцы или ваши коллеги, невыразимцы, еще не роются в наших бумагах и не допрашивают сотрудников? Да и вы сама… Разве вам безразличны судьбы погибших?
— Честно говоря… — девушка на мгновение задумалась. — Честно говоря — да.
Роборг посмотрел на нее с такой болью и недоумением, что Фелоуз стало неуютно и она поспешила объясниться:
— Возможно, если бы я не видела, что вам самому не все равно, я бы тревожилась на тему, не повторится ли подобная трагедия в будущем. Но, мне кажется, в этом отношении я вполне могу на вас рассчитывать. Что же касается судьбы тех, кто погиб… Они умерли, директор. И никакое мое сочувствие не может этого изменить. Поэтому я приберегаю его для для тех, кого еще можно спасти. Миру совершенно не нужна война между людьми и гоблинами. А она еще вполне может разразиться, если мы не установим точно, кто и с какой конкретно целью шантажировал этой гнусной историей вашего отца.
— И вы подозреваете Тех-Самых?
— Доказательств у меня нет, — признала девушка, — но уж слишком хорошо все сходится. У них точно была возможность наложить руку на информацию о том деле. Был мотив использовать ее именно таким образом. Были маги, достаточно сильные, чтобы справиться с вашим отцом. И, как верно заметил в разговоре с моим информатором Катберт Мокридж… вы ведь знакомы с мистером Мокриджем?… попутно подставлять под подозрение Министерство — это практически их конек.
— Таким образом, ваш второй вопрос состоит в том, не получал ли я от Пожирателей Смерти посланий, аналогичных тем, что, как вы думаете, были посланы моему отцу? — Роборг криво улыбнулся.
Фелоуз серьезно посмотрела ему в глаза.
— Собственно, я и так знаю, что вы пока их не получали, — сказала она. — Иначе мне не пришлось бы битых два часа убеждать вас в том, что это не месть маглов. Но я абсолютно уверена в том, что рано или поздно вы их получите. Причем скорее рано, чем поздно: то, что этого до сих пор не произошло — поистине удивительно. И я хочу знать, поделитесь ли вы со мной той информацией, которая к вам поступит от них, начиная с этого момента?
Гоблин задумчиво постучал когтями по столу.
— Возможно, — наконец проговорил он. — Все будет зависеть от того, что конкретно это будет за информация.
— То есть, вы в принципе допускаете вероятность переговоров с ними? — ахнула Кори Фелоуз.
— То есть, я решу, когда хоть что-нибудь буду знать точно.
— Черт, Роборг, я была уверена, что вы слишком умны для этих игр! — На лице девушки проступила печаль пополам с разочарованием. — А ведь я могла бы надавить на вас. К примеру, напомнить о том, что едва не умерла от действий вашего кузена, в то время как убийство ментальной магией по вашим собственным законам карается мучительной смертью...
— Вы мне угрожаете, мисс Фелоуз? — ощерился Роборг, на что Кори лишь покачала головой.
— Да нет же! Вам угрожаю не я, вам угрожает Риддл, — сказала она, поднимаясь на ноги. — Возможно, попутно и сулит что-нибудь… нет, нет, не отрицайте, вы тоже об этом подумали, иначе к чему эти увертки? Но вы будете дураком, если вступите с ним в переговоры, если начнете сейчас прятаться от меня и раздумывать над его посланиями. Потому что это — первый шаг к капитуляции. Он сожрет вас и не подавится, как уже сожрал многих волшебников: умных, талантливых, самолюбивых. Они думали, что смогут использовать его, а на деле это он использует их. Так будет и с вами. Возможно, вам будет казаться, что он даст вашему народу большую власть или большую свободу, чем Министерство. Но попомните мои слова: такие, как он, не делятся. Покончив с Министерством, он примется за вас. И вы пожалеете о том, что отвергли мою помощь. Богом клянусь — пожалеете.
Не дожидаясь ответа, она накинула на низко опущенную голову капюшон плаща и трансгрессировала прочь из банка. Сердце ее сжималось от горя и недобрых предчувствий.
* * *
После ухода Фелоуз Роборг несколько минут продолжал сидеть за своим столом. Ее последние слова уязвили его тем сильнее, что он понимал: она абсолютно права. Права во всем. И в том, что этот человеческий выскочка помимо угроз (которых отец вряд ли испугался бы) наверняка использовал какие-то обещания. И в том, что верить этим обещаниям ни в коем случае нельзя. В сущности, если бы Кори случайно не напомнила ему о Катберте Мокридже, Роборг сразу пошел бы на сотрудничество. Но это напоминание привело ему на ум утреннюю встречу с чиновником и странную реплику из последней беседы Мокриджа с отцом. Как бы отреагировали волшебники, якобы спросил тот, если бы гоблины смогли… Если это не случайное совпадение, и Волдеморт и в самом деле сулил всем гоблинам — или хотя бы только лондонскому клану — право пользоваться волшебными палочками, говорить об этом кому бы то ни было из министерских было нельзя. Даже невыразимцам. Нет, не так — особенно невыразимцам! Никто и никогда не поверит, что гоблины могут отказаться от величайшей мечты своего племени. Стоит упомянуть об этом предложении хоть полусловом, и их сразу же сочтут готовыми пособниками Пожирателей.
Дойдя до этой мысли, Роборг поднялся на ноги. Хотя дурные предчувствия и осадок от ссоры с Фелоуз продолжали терзать его, с этой мучительной неопределенностью нужно было кончать.
Через пару часов огромная гора нераспечатанной корреспонденции, которая копилась со дня смерти отца, уменьшилась вдвое, зато весь ковер теперь занимали аккуратные стопки распечатанных писем, сгруппированных по темам и адресатам. Довольно быстро Роборг раскопал утреннюю записку Фелоуз, чуть позже в почтовых завалах обнаружился конверт с печатью Управления по делам гоблинов — должно быть, одно из тех не дошедших официальных посланий, о которых упоминал Мокридж. Читать их Роборг не стал. Потом довольно долго попадалась одна ерунда, и, торопливо проглядывая все эти бесконечные приглашения и предложения, он едва не пропустил то, что искал. Это была неразборчиво подписанная отстраненно-вежливая записка, содержавшая, если слить всю воду, вопрос о том, будет ли ответ на предыдущее письмо отправителя. Единственным, что отличало ее от других посланий этого типа, был предваряющий текст едва заметный значок, похожий на волнистую линию, замкнутую в кольцо. Непосвященный, скорее всего, счел бы ее декоративным элементом, но Роборг, хорошо знавший не только современную письменность гоблинов, но и ее архаичный полуиероглифический вариант, сразу понял намек. То был змей. Точнее даже — Великий змей, воплощенный образ смерти из старых сказок.
Теперь в его руках было два письма, которые можно было бы соотнести с Пожирателями. Самое первое, которое он успел прочесть еще до того, как начала накапливаться не просмотренная почта. И это, свеженайденное. Оба казались безобидными и в сущности бессодержательными. Но где-то здесь, в неразобранных пока кипах бумаг, должно было быть что-то еще. Обязано было быть!
За окнами уже светало, когда он, наконец, закончил свою работу. Нужных писем оказалось три. Два были датированы первыми днями после смерти отца (записка-вопрос пришла позже и, вероятно, отсылала к одному из них или к обоим разом). Третье же и последнее было доставлено буквально накануне. Не помедлив и мига, чтобы не дать себе возможности заколебаться или передумать, Роборг подрагивающими от волнения руками распечатал их одно за другим. И прочел все.
Финальный абзац третьего письма, угрожающего и гневного, он пробежал глазами дважды, хотя от одного взгляда на витиеватые буквы его начинало мутить. Если бы в этот момент кто-то увидел Роборга, то, вероятно, испугался бы: лицо гоблина являло собой застывшую маску горя и ярости. Письмо было последним во всех отношениях. Так и не дождавшись ответа на свои тщательно завуалированные предложения (значительной части которых директор до совместного с Фелоуз расследования, вероятно, даже не понял бы), отправители уведомляли, что принимают его молчание за отказ. И, раз уж он не хочет жить как человек, пользуясь всеми правами волшебников, он волен сдохнуть как крыса.
Сдохнуть. Как. Крыса.
Из груди Роборга вырвался не то стон, не то сдавленное рыдание.

Глава 8

— Сквиб? Ты уверен? — Том Риддл, более известный читателям “Пророка” под псевдонимом “Лорд Волдеморт”, подался вперед и вперил в собеседника пронизывающий взгляд.
Даже те, кто не подозревал о выдающихся способностях Волдеморта к легилименции, оказавшись под прицелом его темных глаз, обычно терялись. Кого-то смущали приобретенные (по слухам) в результате давнего несчастного случая заметные дефекты внешности: налитые кровью белки, восковая бледность кожи. Кого-то — горевшая в этом взгляде несгибаемая воля, холодная рассудочная одержимость. Крофорд Трэверс, впрочем, даже не дрогнул: к лицу Риддла он давно привык, а по части одержимости и сам мог посоревноваться с кем угодно.
— Уверен. Второй сын князя фон Изенбург-Оффенбах-Берштейна, известный старый род. Считается умершим от скарлатины и сейчас носит другую фамилию, но обличие не так просто подделать, как эти их бумажки. Без магии так и подавно.
— Сквиб, значит… — Волдеморт в задумчивости забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Интересно. Очень интересно! Вы с Джагсоном проделали отличную работу. Как, впрочем, и всегда.
Трэверс едва заметно улыбнулся, не то принимая похвалу, не то предвкушая что-то.
— Убираем? — спросил он.
— Вам бы только убрать, — с легким раздражением отозвался Волдеморт. — Нет уж, этот… как он себя зовет? Шнайнедер?.. еще нам пригодится. И очень скоро. А пока… Макнейр уже вернулся из Корнуолла? Что там с этим выбросом?
— Пока нет, мой лорд. Но он сумел уточнить место. Источник выброса расположен около рыбачьей деревни Маусхол.
— Там живет кто-то из волшебников?
— Постоянно нет. Но кое-кто из наших держит там летние дома. Фоули. Бэгшоты. Поттеры… — последнее имя он буквально выплюнул: Флимонт Поттер, несмотря на все посулы и угрозы, оказался единственным из влиятельных чистокровных, кто не только не поддержал Волдеморта в недавней политической кампании, но и открыто стал на сторону его противников.
— Снова Поттеры, — бесстрастно проговорил Волдеморт. — Это не может быть совпадением. Передай Макнейру, чтобы сосредоточился на их владениях.
* * *
— Даже не представляю, как он это воспримет… — Блэк рассеянно перекатывал пальцами тонкую ножку бокала, то и дело рискуя пролить на ковер лишь вчера доставленное порталом из Коринфа бренди.
— Да как бы не воспринял, — Эйвери, не отрывая взгляда от расставленных на доске фигур, пожал сутулыми плечами. — По-хорошему, с этим надо было кончать еще после прошлых выборов... И не говорите, что я не предупреждал. Том при всех его талантах — отыгранная карта. И чем быстрее и решительнее мы от него дистанцируемся, тем будет лучше для всех, включая его самого… Шах.
Абраксас Малфой молча передвинул ладью. Своего мнения он высказывать не спешил, а потому и остальные присутствовавшие, привыкшие петь с его голоса, пока помалкивали. Но по мере того, как за окном сгущались сумерки, тишина, нарушаемая лишь сухим покашливанием Крэбба и едва слышным постукиванием подбитых войлоком фигур, становилась все напряженнее.
Наконец хозяин дома, Нейтан Нотт, не выдержал и, пробормотав какие-то скомканные, почти бессвязные извинения, выскользнул в холл. Дышать сразу стало легче. Несколько минут он стоял у стены, ни о чем конкретно не думая, просто наслаждаясь полученной передышкой. Потом нехотя побрел на пустую по случаю выходного у слуг кухню, разжег огонь под большим медным чайником, опустился за стол и устало опустил голову на скрещенные руки. Здесь тоже было тихо. Но это была другая тишина: уютная, домашняя. Тишина, в которой так легко было притвориться, что сегодня — самый обычный вечер среды, и в твой дом не должен вот-вот заявиться…
С Волдемортом Нотта когда-то познакомил старина Тэлбот... и, честно говоря, уже поэтому следовало сразу насторожиться. В каждом чистокровном роду есть вот такие неприкаянные дальние кузены, которым не хватает не то мозгов, не то характера, чтобы заняться чем-то стоящим, зато достает одержимости на самые странные и причудливые увлечения, от коллекционирования позднесредневековых наборов плюй-камней до женитьбы на грязнокровках… и дай Мерлин, чтобы не прямо на маглах! Последнего, впрочем, со стороны Тэлбота родня опасалась не особенно: уже в школьные годы тот имел все задатки будущего мрачного холостяка-одиночки, и ожиданий в итоге не обманул. Зато умудрился попасть под влияние своего однокурсника, полукровки Риддла, да так никогда и не одолел этой своей привязанности. Старшие Нотты, родители Нейтана, восторгов племянника по поводу “нового лидера, который изменит мир!” не разделяли, хотя и посматривали на перспективного вежливого сироту не без благосклонности и даже, кажется, принимали того в своем доме. Последнего Нотт, впрочем, точно не знал: учитывая шестнадцатилетнюю разницу в возрасте, друзья Тэлбота не слишком задержались в его памяти. А потом Риддл окончил школу и исчез с горизонта.
Совсем иначе все было в 1966 году. Отец незадолго до того скончался. Поговаривали, что из-за проклятия, но Нейтан всегда полагал, что из-за разбитого сердца. Да, это звучало слишком мелодраматично, но… Грязнокровка Нобби Лич, не первый год мутивший воду со своими “равным правами” и прочей популистской чушью, неожиданно для всех и, вероятно, даже для себя самого, сумел забраться в кресло министра — виданное ли дело? Конечно, не будь альтернативой чокнутый Тафт с его ручными дементорами, наглому выскочке ничего не светило бы, но даже со скидкой на это результаты выборов оказались ошеломляющими. А уж то, что последовало за ними…
— Ущемление! — хрипел, меряя шагами комнату, Тэлбот, перешагнувший порог сорокалетия, наживший лысину и хроническую порчу легких, но не ставший от того менее одержимым. — Подумать только! Два поколения назад они были благодарны за возможность хотя бы подметать полы в Министерстве, а теперь, видите ли, “маглорожденным не представляют равных возможностей для служебной карьеры”! Да их… их не ущемлять, их давить надо!
— И ты предлагаешь…
— Нейт, не старайся казаться глупее, чем есть! — огрызнулся Тэлбот. — Ты прекрасно знаешь, что я предлагаю. Вернее, кого. Наследник покажет этим недомагам их настоящее место. Это его миссия. Его судьба. И если ты поучаствуешь в этой судьбе… да что там, если просто постоишь рядом… Ты ведь понимаешь, какие люди уже его поддерживают. А рано или поздно поддержат вообще все, о ком стоит упоминать. И о тех, кто был первыми, не забудут. Я говорил это дядя еще двадцать лет назад…
— ...и, заметь, двадцать лет прошли как-то… не впечатляюще, — не удержался от подначки Нейтан, который, как ни старался, так и не смог научиться спокойно принимать граничащую с хамством прямоту кузена.
— Только потому, что эти недоумки — Малфои, Лестрейджи, Блэки — не способны разглядеть свой последний шанс, даже если он будет у них под носом, — ничуть не смутился кузен. — Каждый из них спит и видит, как сам соберет вокруг себя настоящих волшебников. Вот только кишка тонка. Пф, да — тонка! Британии нужны не посредственности, мнящие себя хитрыми политиками только потому, что умеют закидывать ногу за ногу и потягивать смородиновый ром на раутах с участием министерских. Ей нужен тот, кто сумеет повести за собой все стадо, расшевелить нерешительных, ободрить слабых, вдохновить сильных. А тех, кто не пойдет — погнать ударами сапога! Нам нужен Том, Нейт, он и только он. А ему пока еще нужны такие, как ты. Но это ненадолго. Если вы струсите и не окажете ему поддержки, он пробьется сам. И тогда ты пожалеешь, что не послушал меня сегодня.
Разумеется, Нейтан Нотт согласился, как в итоге соглашался всегда. И, разумеется, из этого ничего путного не вышло… даже, наверное, не могло выйти и в том случае, если бы Волдеморт выиграл те памятные выборы 1968 года. Трудно быть правой рукой того, кто вызывает у тебя благоговейный ужас. И еще труднее претендовать на что-то в компании вроде бы равных, где, однако, тебя, как младшего, никто не принимает всерьез. По мере того как усилия Тэлбота и Терренса Мальсибера начали давать свои плоды, и на одаренного демагога делало ставку все больше чистокровных, Нотта вежливо, но твердо отодвинули на второй план. Совсем другие люди теперь, закинув ногу на ногу, пили с Риддлом смородиновый ром и рассуждали о том, что ему надлежит сказать, какой линии придерживаться по тому-то и тому-то вопросу, в каком ключе развивать те-то и те-то идеи, и в каких именно случаях допустим выход за границы легитимных методов. Нотт же, сервируя для незваных гостей чай и вежливо поддакивая новым “лидерам”, мысленно ужасался их вопиющей слепоте. Чем дальше развивались события, тем острее он чувствовал правоту своего нелепого кузена. Риддл, несмотря на его неудачи, был прирожденным вождем. Настоящим. Без дураков. Был тем, кто действительно способен когда-нибудь погнать волшебный мир в нужную сторону ударами сапога. И было что-то почти жуткое в том, что Абраксас Малфой и прочие этого очевидного факта в упор не видели, считая харизматичного политика всего лишь фигурой на своей доске. Послушной марионеткой.
* * *
В холле громко хлопнула дверь. Нотт невольно вздрогнул и попытался сглотнуть давно пересохшую слюну. Он бы многое отдал за то, чтобы сейчас остаться здесь, на кухне, или даже перенестись подальше… куда-нибудь на юг Франции, поближе к морю и подальше от надвигающейся бури. Но выбора не было: как бы низко не ставили его “дорогие гости”, затянувшееся отсутствие хозяина дома уж теперь-то точно будет замечено. С известными последствиями.
Риддла и его сопровождающих — на язык так и просилось слово “свита” — он догнал только на полпути к гостиной. Тихо кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Добрый вечер, мистер… лорд… — пробормотал Нотт. В их кругу с подачи Малфоя бытовало снисходительно вежливое обращение “мистер Риддл”, но сейчас, наедине, он не рискнул его употребить и тут же пожалел, что вообще открыл рот. Оговорка получилась унизительная: Гойл и Мальсибер, всегдашние Волдемортовы спутники, скривились, а полукровка Долохов насмешливо прищурил наглые карие глаза. Нейтан Нотт, втайне ненавидевший иностранного выскочку, вспыхнул и выше поднял голову.
— Добрый вечер, — невозмутимо отозвался Волдеморт. — Видеть, как хоть кто-то из наших… союзников еще проявляет должную вежливость и приверженность правилам приличия — редкое удовольствие. Особенно по нынешним-то временам. Приятно знать, что мне здесь так рады. Не провожайте, я помню дорогу.
Через пару минут они уже были в гостиной. Не без злорадства Нотт заметил, что остальные члены кружка, как бы ни храбрились они прежде, заметно взволнованы и сконфужены. Здороваться никто не торопился. Только Вальбурга Блэк, бледная, решительная, через всю комнату бросилась к вошедшему и пылко сжала его руку. Уже по самой ее отчаянной решимости, по гневному взгляду, который она, проходя мимо, бросила на подкаблучника-мужа, Нотт понял, что за время его отсутствия пребывавшая в меньшинстве оппозиция была подавлена и главы старейших родов окончательно решили порвать со своим ставленником.
— Том, — на щеках Вальбурги горели алые пятна, отчего ее немолодое лицо вдруг стало почти красивым, — я пыталась им объяснить, я говорила им, что…
— Вот оно как, — бесстрастно проговорил Волдеморт, не спеша высвобождать руку, но глядя при этом не на миссис Блэк, а на Малфоя. — Не могу сказать, что я удивлен. Но мне всегда казалось, что чистокровные не привыкли сдаваться.
— Мы не сдаемся! — запальчиво выкрикнул Клетус Селвин.
Нотт посмотрел на него не без удивления: в некотором смысле они были собратьями по несчастью — слишком родовитые, чтобы молча уйти на вторые роли, слишком слабые, чтобы удержаться на первых. Волдеморт же не обратил на эту реплику ни малейшего внимания и продолжал в упор разглядывать Малфоя.
— Клетус прав, — спокойно сказал тот. — Мы намереваемся продолжать борьбу за свои законные права. И именно поэтому нам следует как можно скорее сменить титульного лидера. Вы же — поверьте, я говорю это с сожалением! — в настоящий момент полностью дискредитированы.
Нотт бессознательно вцепился пятерней в свою короткую ухоженную бородку. “Все, — мелькнула мысль. — Сейчас он…” Но Волдеморт вопреки ожиданиям не пришел в неистовство. Напротив, его обезображенное лицо осветилось сдержанной приветливой улыбкой. Ласково коснувшись плеча Вальбурги, он без приглашения подсел за столик, который занимали Малфой и Эйвери, бросил оценивающий взгляд на шахматную доску, тихонько хмыкнул, будто увидел там что-то пока не очевидное обоим игрокам, и только потом снова посмотрел на своего главного противника.
— Я и во второй раз проиграл выборы, это правда. Что создает определенные проблемы. Но, признаться, не могу взять в толк, о какой дискредитации речь.
Абраксас Малфой в свою очередь оценивающе поглядел на собеседника, словно старался понять, какую стратегию тот измыслил. Нотт в который раз позавидовал хладнокровию и выдержке этого человека. Не самый старший в их компании, не самый родовитый, не самый (учитывая баснословно богатых Блэков) состоятельный, никогда не занимавший никаких официальных должностей, Малфой властвовал, как дышал. Да, ему не хватало харизмы Волдеморта, его страсти и энергии. Он никогда не смог бы стать популярным политиком… и, вероятно, даже побрезговал бы выступать в такой роли. Но уверенности в себе и изящного рафинированного коварства ему было не занимать. И сейчас он явно ощущал себя на высоте положения.
— Давайте не будем делать вид, что вы не понимаете, о чем речь, мистер Риддл, — с легчайшей ноткой неодобрения произнес Абраксас Малфой. — Времена, когда все были готовы глядеть вам в рот, давно миновали. В головах обывателей ваше имя увязано с таинственными беспорядками, таинственными исчезновениями и таинственными смертями…
— …случившимися в основном с вашего ведома или даже по вашему личному распоряжению, — любезным тоном подхватил Волдеморт.
— А вот это уже — сущая ерунда, — не менее любезно парировал Малфой. — Официально мы с вами даже не знакомы. И каждый клерк в Министерстве уверен, что, хотя наши взгляды в некоторых точках совпадают, ни я, ни кто-либо другой из присутствующих джентльменов никак не участвовали в вашей… карьере. Разве что дражайшая Вальбурга была менее осторожно, но она — известная своей эксцентричностью дама, да еще и ваша школьная подруга, ей простительно.
Селвин и Лестрейндж согласно закивали. Даже Себастиан Крэбб, обычно склонный к выражению чувств не больше, чем стоявший тут же массивный буфет, наклонил голову. Мальсибер, Долохов и Гойл, напротив, ближе придвинулись к креслу своего вожака. Казалось, они вот-вот схватятся за палочки. Миссис Блэк, явно задетая последними словами, смерила Малфоя убийственным взглядом, не оставлявшим сомнений в том, к кому она присоединится, если начнется схватка. Нотт мимолетно позавидовал и ей: сам он не решился бы загадывать, как поступит. Здравый смысл тянул его на сторону Малфоя, но на другой чаше весов была надежда. Возможно — последняя надежда волшебного мира.
— Что ж… удобно, — после короткой паузы сказал Волдеморт. Улыбаться он перестал, и в чертах лица вдруг проступило что-то волчье или даже змеиное. — И удивительно глупо.
— Что? — переспросил явно не ожидавший такой реакции Абраксас Малфой.
— Удивительно глупо, — повторил Волдеморт. — Вы пытались руководить мной на правах благодетеля и покровителя. Отчасти я позволил вам, и это, признаю, завело нас обоих в тупик. Но вместо того, чтобы принять последствия своих ошибок, осмыслить их причины и попытаться переломить ход событий, вы трусливо сваливаете на меня одного ответственность за просчеты, немалая доля которых были вашими и только вашими. Да еще и радуетесь своей предусмотрительности: мол, вышли сухим из воды. Есть, чем гордиться, ничего не скажешь. Вот только следующего своего протеже, если таковой вообще найдется, вы тоже погубите. И следующего. И следующего. Потирая руки от радости, что вы вроде как не при чем… пока грязнокровки забирают все больше воли, а древние семьи приходят в упадок. И так — до тех пор, пока не поймете, что такие дела не делаются вполсилы, что надо действовать, а не играть в игры, и важна не ваша драгоценная репутация, а воля к победе, решимость...
— Мои просчеты? — перебил его Малфой, впервые за все время этого разговора проявивший признаки нарастающего волнения. — Я погубил вас? Да как вы… Быть может, вы забыли, чьими стараниями был отправлен в отставку мерзавец Лич? Ну так я напомню. Вам поднесли пост министра на серебряном блюде! Оставалось просто протянуть руку и взять власть. Но вы умудрились проиграть этой маглолюбивой дуре Дженкинс!
— Я не проиграл бы ей, если бы за какой-то месяц до выборов ваши друзья открыто не нарушили бы Статут и не устроили прямо на улицах вооруженные беспорядки, ударившие по репутации всех чистокровных и тех, кто их поддерживает, — холодно ответил Волдеморт.
— Можно подумать, у нас был какой-то выбор! — всплеснул руками прислушивавшийся к этой перепалке Орион Блэк. — Неужто мы были должны просто сидеть и молча смотреть на этот нелепый марш в поддержку прав сквибов? Сквибов! Как будто мало маглорожденных и дОлжно допустить в общество еще и эту мерзость!
Малфой кивнул, другие тоже зашумели, выражая полное одобрение сказанному. Даже Вальбурга посмотрела на мужа с толикой прежней благосклонности. Разогнанный марш за предоставление сквибам прав волшебников, хоть с его момента и прошло больше шести лет, до сих пор волновал умы, и любое его упоминание вызывало ожесточение с обеих сторон.
— Да! — рявкнул вдруг, поднимаясь на ноги, Волдеморт. Это стремительное, исполненное угрозы движение разом погасило гул возмущенных негодующих голосов, и следующая фраза прозвучала в звенящей тишине. — Да, у вас БЫЛ выбор! И да, вы должны были принять это как должное… даже нет, не так — вы должны были сцепить зубы и поддержать все это. Возглавить, если потребуется. Для разнообразия поступившись своей гордыней и трезво взвесив все выгоды. Сквибы, в отличие от грязнокровок, нам не конкуренты. Если они и представляют какую-то опасность для волшебников, то — лишь когда находятся в мире маглов: уж слишком много они могут рассказать о нас кому не следует. Дай мы им права и перестань изгонять, это было бы всего лишь еще одно меньшинство, слабое, покорное… благодарное тем, кто оказал им покровительство. И обладающее голосами. Теми голосами, которые довершили бы нашу победу. Ия говорил все это тогда, в 1968, в этой самой комнате. Что вы все мне ответили, не припоминаете? Что лично вы мне ответили, Малфой?
— Я ответил, что это абсолютно невозможно, — Абраксас Малфой тоже поднялся из-за стола, его выразительное породистое лицо было бледнее обычного. — И готов повторить это сейчас.
— Быть может, для вас и правда невозможно, — тонкие губы Волдеморта искривила презрительная улыбка, от былой вежливости не осталось и следа. — Но не для меня. Вы хотите порвать со мной? Отлично. Только не ждите, что я покорно уйду в сторону и освобожу место для ваших новых проектов. Я не уйду. И воспользуюсь любой возможностью, которая предоставится. Рано или поздно сквибы будут на моей стороне. Гоблины будут на моей стороне. Да что там, ваши собственные дети придут ко мне. Выберут меня, а не вас — тех, кому нечего им дать. Даже кое-кто из стоящих сейчас передо мной очень скоро приползет просить прощения и, может быть, даже получит его. А оставшиеся ничего не смогут с этим поделать. Ничего.
Не прощаясь, он развернулся и решительно направился к двери. Свита, сердито оглядываясь, потянулась за ним. Сторонники Малфоя подавленно молчали. Только когда Волдеморт был уже почти в дверях, его негромко окликнул Эйвери.
— Том! — позвал он.
Волдеморт обернулся через плечо и посмотрел на своего бывшего однокурсника — бесстрастно, выжидающе.
— Да, Осборн?
— А тебе не кажется, — с едва заметной усмешкой спросил Эйвери, — что сообщать нам вот так о своих… претензиях — немного чересчур? Мы ведь можем принять их всерьез. А ты отнюдь не бессмертен.
Нотта пробрала дрожь. Внешне Эйвери не производил такого сильного впечатления, как Риддл или Малфой. То был среднего роста волшебник, сутулый и болезненный, с заметной сединой. Но репутация выдающегося дуэлянта и непревзойденного мастера ядов говорила сама за себя. Прозвучавшая сейчас угроза была серьезное. Очень серьезной.
Волдеморт вдруг запрокинул голову и искренне расхохотался.
— Не бессмертен? — переспросил он, отсмеявшись. — Еще увидим. О, это мы еще увидим!
* * *
— Не понимаю, на что тут смотреть, — капризно протянул Торфинн Роули, немного задетый тем, что троица спутников уже четверть часа уделяла ему не больше внимания, чем приблудившейся собачонке. — Ну, какая-то магловская стена. Ну… большая. Охрана эта... Только я все равно, если захочу, трансгрессирую на ту сторону, и эта нелепость меня не удержит!.. Хочешь покажу, Белла? Хочешь? — воодушевленный этой неожиданно пришедшей в голову идеей, он заплясал на месте, чуть только не подпрыгивая от нетерпения, что при его долговязой нескладной фигуре выглядело довольно комично.
Рабастан и Белла, глядя на него, расхохотались, и даже Родольфус, самый старший и сдержанный в их компании, не удержался от улыбки. Торфинн прекратил приплясывать и обиженно отвернулся, но надолго его, как всегда, не хватило: не прошло и минуты, как он уже смеялся вместе с остальными. Смеялся с Беллой.
В круг открытых сторонников Волдеморта Торфинн Роули пришел чуть больше года назад, буквально через пару месяцев после выпуска из школы. Для этого молодому волшебнику даже пришлось порвать со своими скучными осторожными предками, и, обладай он менее легким характером, этот переход мог бы оказаться по-настоящему болезненным. Дело было даже не в ставших чужими за семь лет обучения родителях, а в каком-то странном раздвоении реальности.
В Хогвартсе вокруг Волдеморта и его Пожирателей (Торфинн не знал, откуда взялось это название, но оно казалось ему до невозможности крутым) ходили настоящие легенды. Поговаривали даже, что он прямой наследник Слизерина, хотя никаких доказательств тому и не было. Из рук в руки передавали вырезки из “Пророка” с его программными статьями: взвешенными, мудрыми и вместе с тем исполненными огня, совсем не похожими на нудную трескотню других политиков. И конечно все вокруг — ну, то есть, все слизеринцы — твердо знали, что выборы 1968 года их кумир выиграл, просто “министерские” струсили и приписали Дженкинс пару сотен лишних голосов. Это было мерзко и несправедливо, за этим наверняка стояли подкупленные маглокровками чиновники, это нужно было срочно менять. И недоучившиеся студенты твердо верили, что когда-нибудь сами поучаствуют в грядущих Великих Переменах.
Верил и Торфинн Роули. Тем более обескураживающим оказался выход вовне. Здесь, за пределами Хогвартса, все разговоры тоже были о Волдеморте. О нем перешептывались в кафе на Косой Аллее, упоминанием его имени пестрили письма. Тень надвигающихся, точно штормовой фронт, Великих Перемен ощущалась здесь даже сильнее. Но если в Хогвартсе их готовы были радостно приветствовать и опасались только, как бы те не наступили слишком рано и не обошли их, школьников, стороной, то взрослые волшебники по каким-то непонятным причинам поголовно были встревожены или даже испуганы. Да, Волдеморта многие были готовы поддержать на грядущих выборах. И в конечном счете даже поддержали. Но вот открыто стать на его сторону и связать свое имя с ним не рисковал почти никто. Волшебники расступались прочь, как обходят в грозу высокое дерево, и даже Торфинновы однокурсники, еще вчера мечтавшие стать Пожирателями, под влиянием этой давящей атмосферы быстро гасли и теряли былой энтузиазм. “У него же руки по локоть в крови. А если не у него самого, так у его молодчиков, — мрачно сказал отец во время их последней решительной беседы. — Да, никто ничего не может доказать, но все это знают. Антиох Клируотер, молодой Томас Кэри… Все, кто открыто выступал против него и при этом имел хоть какой-то вес… исключая, конечно, Флимонта Поттера, но того голыми руками не возьмешь… Нет, эти выборы ему не выиграть. Это очень плохо для нас, тут ты прав, — отец снисходительно улыбнулся. — Но уже ничего не поделаешь, следующим министром точно будет Минчум. И при нем твой обожаемый Риддл почти наверняка отправится в Азкабан. И ты, если не возьмешься за ум — вместе с ним”. У Торфинна было, что возразить на эту возмутительную клевету, но отстаивать свою точку зрения в споре он никогда толком не умел. А потому просто собрал вещи и ушел из дома.
Вторым разочарованием стали сами молодые Пожиратели, к которым он, в конце концов прибился. То была жалкая горстка волшебников, занятых преимущественно спорами и неясными планами, в то время как душа Торфинна горячо требовала действия, причем немедленного. Волдеморт, в ближайшем окружении которого были сплошь замшелые стариканы, лично поддерживал с кружком контакт. Иногда даже вел здесь серьезные беседы. Но при этом держал юных поклонников на расстоянии и ни к каким серьезным делам за весь год не привлек ни разу. Порой Торфинн подозревал, что некоторым из самых старших — Трэверсу, Джагсону, угрюмцу Макнейру — дают личные задания, но поручиться в этом не смог бы.
Эти трое, во всяком случае, держались особняком и в общих разговорах участвовали минимально. А уж Макнейр, который в свои дряхлые почти-сорок вообще непонятно, что забыл в компании молодежи, и вовсе предпочитал помалкивать. Остальные участники кружка делились на две не то, чтобы враждующие, но вполне самодостаточные группы. В одной — большей — по каким-то неясным для Торфинна причинам верховодил надменный выскочка Люциус Малфой. Всего двумя годами старше, до неприличия (и соленых шуточек за спиной) красивый, немного похожий на девчонку, тот держался так холодно и самоуверенно, что куда там Торфиннову папаше! А уж унизить при случае умел… казалось, всего-то пару слов бросил да бровью белесой шевельнул, а ты стоишь, точно оплеванный, и чувствуешь себя дурак-дураком. Оба Кэрроу, не говоря уже о молокососе Гиббоне, Малфою только что в рот не заглядывали. И даже вечно мнившая себя самой умной Араминта Гойл почти не протестовала против его первенства. Вторая же группа, к которой Торфинн в конце-концов прибился, состояла всего-то из трех человек, с которыми он и прогуливался сейчас возле Берлинской стены. В этой компании его тоже редко воспринимали всерьез, но относились достаточно тепло, почти по-дружески, и с интересом слушали. А если Белла и проявляла местами типичное Блэковское высокомерие, то это было и вполовину не так обидно, как выходки Малфоя. Во-первых, потому, что в ее высокомерии не было ничего искусственного или демонстративного. А во-вторых, потому… ну, потому, что она была Беллой. Особенной. В сущности, именно она не дала их кружку развалиться после того, как как пессимистические прогнозы отца неожиданно сбылись, Волдеморт со значительным разрывом в голосах проиграл выборы, последние спонсоры и сторонники начали трусливо разбегаться, а само Дело подвисло в пугающей неопределенности. “Он найдет выход, — тоном глубочайшей искренней убежденности сказала тогда Белла, прервав разгорающуюся ссору. — Непременно найдет”. И все почему-то сразу ей поверили.
Вот и сейчас она, отсмеявшись, потрепала Торфинна по плечу и пояснила — снисходительно, но тепло, явно стараясь изменить его видение ситуации, а не подчеркнуть собственную образованность, как это не преминула бы сделать Араминта.
— Вообще-то не сможешь, Финн: тут установлен трансгрессионный барьер. Должно быть, местные маги постарались.
— Показушники! — фыркнул Рабастан. — Что толку ставить барьер, если он идет по линии, а не по окружности? В ту часть города волшебнику можно попасть дюжиной способов. И это только те, что я придумал прямо сейчас.
— ...но не прямо через Стену, — мягко перебила его Белла. Взгляд ее темно-серых, почти черных, глаз был устремлен вперед, к высившейся за рвом и ограждением из колючей проволоки унылой бетонной громадине. — Красивый символ, правда?
— Символ чего? — недоуменно сдвинул брови Торфинн, не слишком разбиравшийся во всех этих магловских делах.
— Готовности стоять насмерть за свое. Здесь, — Белла широко взмахнула рукой, точно пыталась вобрать в это “здесь” и Стену, и низко нависшее свинцовое небо, и окрестные улицы, застывшие в настороженной тишине, — точно граница двух миров. И провели ее насильно, никого не спрашивая... не ожидая одобрения черни.
— Думаешь, пришло время? — подошедший сзади Родольфус с осторожной нежностью взял ее за руку. Торфинн испытал легчайший укол даже не ревности (ревновать в их отношениях, очень близких и глубоких, но совершенно лишенных оттенка романтики, было не к чему), а зависти: он вдруг остро почувствовал, что сам никогда не сможет понимать ее вот так — с одного слова, одного взгляда.
Белла рассеянно кивнула и повернулась к Стене спиной. Теперь она смотрела на убегающую на восток Унтер-ден-Линден. Где-то там, в полуподвале вблизи здания Старой библиотеки, их ждали остальные. Девушка медленно кивнула.
— Боишься? — тихо спросил Родольфус.
Торфинн, который в преддверии первого обещанного большого дела, был радостен и возбужден, а потому вообще не понимал, чего тут можно бояться, посмотрел на них с недоумением. Но ответ Беллы, такой же тихий, изумил его еще больше.
— Да, — сказала она. — Но так нужно.
* * *
К Бебельплац они подошли уже в сумерках. Тучи так и не разошлись. Зябкая тьма медленно опускалась на город, точно трепещущая от ветра вуаль. Утратили осеннюю насыщенность красок липы, бульвар словно выцвел, готические фасады старинных зданий глядели подозрительно и угрюмо. Единственным ярким пятном, насколько мог охватить взгляд, был припаркованный под фонарем яично-желтый велосипед.
— Сюда, — Родольфус указал на скромную, почти не читаемую в полумраке вывеску.
По выщербленным ступеням они спустились в полуподвал. Торфинн, взволнованный и оттого еще более неуклюжий, чем обычно, споткнулся и едва не свел близкое знакомство с дверным косяком. Маленькая пивная, несмотря на позднее время, была полна народа, причем народа какого-то странно пестрого, не слишком похожего на встречавшихся им сегодня на улицах маглов. Из знакомцев обнаружился только Люциус Малфой, с легким недоумением разглядывавший содержимое стоявшей перед ним литой стеклянной кружки.
— Где все? — Белла без церемоний опустилась рядом с Малфоем.
Тот презрительно хмыкнул и кивнул на собравшуюся у стойки компанию. Белла еще раз посмотрела в указанном направлении, наморщила лоб, а потом тихонько хихикнула, прикрыв рот ладонью.
— Ну и вырядились! — припечатала она.
— По-моему, Кэрроу сегодня вне конкуренции, — поддержал Беллу всегда готовый на смех и гнев Рабастан.
Торфинн, все еще ничего не понимая, захлопал длинными золотыми ресницами. Наконец, Родольфус сжалился над ним и шепнул одно слово: “оборотка”.
Кэрроу действительно оказались вне конкуренции. Низенькая плотная Алекто преобразилась в сухощавую водевильно-аристократичного вида даму в черных кружевах, курившую сигарету через слоновой кости мундштук. А ее хилый братец прибавил добрых полтора фута роста и обзавелся внушительными мускулами, распирающими кожаную… как там называется эта магловская одежда? По сравнению с этой нелепой парочкой Джагсон и Трэверс были совсем незаметны: обычная пара работяг, заглянувших в пивную после смены на… ну, где-там проводят время работяги. На саму себя была более или менее похожа только Араминта Гойл. Лицо, конечно, другое, но примерно то же телосложение, та же нервная энергия и стремительность движений, приводившая на память ловчих соколов и чистокровных лошадей. Даже настырность та же: как раз в этот момент Араминта, подглядывая в черную книжицу разговорника, втолковывала что-то на ломаном то ли немецком, то ли русском хмурому бармену. Уловив слово “товарыджч”, Торфинн выразительно закатил глаза. В последнее время Гойл увлекалась чем-то, что она сама называла “левыми идеями”, и изводила ими всех, до кого могла дотянуться, и кто соглашался ее слушать. Бармен, видимо, к этой категории не принадлежал.
— Нет, это положительно невозможно! — с досадой воскликнула девушка, захлопывая разговорник. — Я была уверена, что уж здесь-то, в социалистическом государстве, точно знают классиков материализма. А этот… субъект и не слышал ни о Теде Гранте, ни даже о Эдуарде Бернштейне! Какое поразительное невежество!
— Дорогая, ну что ты хочешь от маглов! — снисходительно сказала Алекто Кэрроу.
— Цирк на выезде, — мрачно констатировала внимательно наблюдавшая за этой сценой Белла и отхлебнула пива из так и не початой Малфоем кружки. — Стоило маскироваться, чтобы потом вести себя, как иностранные туристы, громко называть маглов маглами и обращаться к друг другу, используя настоящие имена. И это в стране, где на каждую сотню жителей — двое агентов правительства простецов. Идиоты.
Люциус Малфой согласно кивнул.
— Э-э-э… а почему мы сами не маскируемся? — заволновался Торфинн. — Если надо, то я могу! У меня с собой есть…
— Потому что мы в любом случае вызвали бы ненужные вопросы, — Малфой посмотрел на него, как на недоумка. — Из нас всех по-немецки прилично говорю только я, Беллатриса, и, может быть, Джагсон. Гораздо проще, уходя, подправить этому, — он кивнул на бармена, — память.
— Ты мог бы сказать это и им, — с неодобрением заметил Родольфус.
— Не в моих привычках мешать дуракам развлекаться, — хмыкнул Малфой.
Торфинн в гневе отвернулся. Ну какой же невыносимый тип! Возможно, он даже сказал бы Люциусу что-нибудь умное и неприятное… или хотя бы просто неприятное, но в этот момент распахнулась дверь, и в пивную широким размашистым шагом вошел Волдеморт. Он был один, без своего привычного окружения, но в помещении вдруг сразу стало тесно, как будто то не могло вместить всей его энергии. Торфинн Роули поспешно вскочил из-за стола, не то здороваясь, не то уступая свое место. Волдеморт предпочел интерпретировать этот жест во втором смысле: кивнул благодарно (юноше показалось, что его сердце вот-вот разорвется от счастья) и опустился на шаткий деревянный стул рядом с Малфоем и Беллой. Бармен, вероятно парализованный каким-то невербальным заклинанием, мешком рухнул на затоптанный пол. Остальные поспешили перебраться поближе к Волдеморту. Кто-то прихватил с собой стулья, кто-то остался на ногах. Все были очень взволнованы: с момента злосчастных выборов они ни разу не видели своего кумира лично и почти не имели от него известий. А тут вдруг срочный вызов! И не куда-нибудь, а за границу! И теперь он сам — сам! — здесь, с ними! Даже Малфой, которого обычно было непросто вывести из равновесия, ненадолго утратил насмешливо-равнодушный вид. Белла, оказавшаяся по правую руку Волдеморта, сияла. Араминта тараторила что-то, пытаясь привлечь к себе внимание. Относительно спокойными выглядели только Трэверс с Джагсоном, и у Торфинна в который раз мелькнула мысль о том, что им точно известно о происходящем больше, чем всем прочим. Но думать об этом было некогда, да и в сущности незачем. Сейчас все и так станет ясно.
Волдеморт терпеливо дождался, пока стих последний приветственный возглас, и все взгляды устремились на него.
— Знали бы вы, друзья, как мне приятна эта ваша радость, — наконец тихо и серьезно сказал он. — Особенно в свете того, что сейчас происходит с моей жизнью, — он немного помолчал, точно ему трудно было говорить. — Сегодня меня официально исключили из редакции “Пророка”. Просто выставили вон. И намекнули, что по поводу некоторых моих недавних высказываний Отдел магического правопорядка проведет особое расследование… Вы все знаете, что это за высказывания. Я всего лишь говорил о том, что волшебникам пора снова стать сильными, — голос Волдеморта окреп, налитые кровью глаза сверкнули. — Что Статут в той форме, как его трактуют сейчас, связывает нас по рукам и ногам, не давая реализовать и десятой доли дарованных судьбой возможностей. Что поколения волшебников рождаются и умирают, уже даже не представляя себе, что такое настоящая магия, в то время как трусы из Министерства, трепеща перед магловским правительством, вводят все новые и новые ограничения, больнее всего бьющие по нам — наследникам старейших семейств, душе и сердцу магического мира… Разве я солгал хоть полусловом, когда говорил все это? Нет. Вы сами знаете, что нет! Чувствуете, что нет! Как чувствует глубоко внутри себя и каждый волшебник, которого не успела отравить трусливая осторожность нашего века! Но отныне правду нельзя произносить вслух. Она стала неудобна.
— Она еще прозвучит! — убежденно сказала Белла, и Торфинн посмотрел на нее с восхищением: сам он буквально вибрировал от разрывающих его чувств, но не решился бы высказать их вслух даже под угрозой немедленной смерти.
— Мне бы вашу уверенность, Беллатриса, — Волдеморт неловко повел шеей, точно это выражение безоглядной веры лишь сделало его ношу еще тяжелее. — Я не буду ничего от вас скрывать. Закончено не только мое сотрудничество с прессой, но и вся моя открытая политическая карьера. Те влиятельные лица, которые поддерживали меня все эти годы, сейчас отступились и не хотят иметь со мной никакого дела. Мое имя оболгано. Враги, не будучи в силах приписать мне никаких реальных вин, распускают нелепые слухи. А обыватели, конечно, верят… Сегодня я в последний раз встречаюсь с вами достаточно открыто. Впредь вам придется таиться и публично отрекаться от меня, иначе на вас падет та же тень подозрения и позора… То есть, придется, конечно, только тем, кто решится презреть устаревшие законы и пойти со мной даже понимая, что отныне то будет путь не слов, а силы. Если кто-то не готов к подобному — он может уйти прямо сейчас. Я не стану этому препятствовать и никогда не забуду о нашей былой дружбе.
— Ни за что! — пылко воскликнул Рабастан Лестрейндж.
Его брат согласно кивнул.
— Даже при том, что это очень не понравится вашему отцу?
— Тем более. Лестрейнджи никогда не предавали тех, кому присягали на верность. Он еще поймет нас. И обязательно вернется на вашу сторону.
— А вы, Люциус? — Волдеморт испытывающе посмотрел на Малфоя.
В отличие от Лестрейнджей тот не спешил отвечать, как-будто всерьез обдумывал прозвучавшее предложение, взвешивая все варианты. Кое-кто из молодых волшебников начал возмущаться его нерешительностью, прозвучало несколько обидных фраз, Рабастан даже вскочил на ноги и выхватил палочку.
— Тихо! — сказал, не повышая голоса Волдеморт, и все моментально смолкли. — Мне не нужны рядом те, кого удержали силой или угрозами. Пусть мистер Малфой сделает свой выбор сам.
— Уже сделал, — спокойно проговорил Малфой, сохранявший во время всей предшествующей сцены вид холодной неприступности. — Я остаюсь.
— Почему?
— Потому что рассчитываю однажды занять рядом с вами то место, которое, похоже, так бездарно потерял мой отец. И превзойти его во всем.
— Хороший ответ. Достойный сына Абраксаса Малфоя, — взгляд Волдеморта скользнул по лицам дальше. — Вас, Беллатриса, я не спрашиваю. За те семь лет, что мы знакомы, вы ни разу не дали мне повода усомниться в вашем уме и отваге. Мистер Кэрроу?..
В конце концов согласились все.
* * *
Последовавший за согласием инструктаж Торфинн Роули прослушал. От восторга, предвкушения и сладкого ужаса молодой волшебник не мог толком ни на чем сосредоточиться. Он был точно под хмельком: все вокруг кружилось, яркое, разноцветное, все лица казались красивыми и милыми, и все эти люди, конечно же, любили его, Торфинна, а он любил их. Вроде бы Волдеморт говорил о какой-то слежке и наглом вмешательстве маглов в дела волшебников. Это, конечно же, нужно было немедленно пресечь! (да, да, именно “пресечь”, какое чудесное слово!). И еще — забрать какого-то сквиба (это уже непонятно, но… потом, потом, разберемся потом). Друзья радовались и обещали не подвести своего Лорда… Ах, да, все вдруг почему-то начали называть Волдеморта именно так, и хотя подобное обращение прежде показалось бы Торфинну слишком подхалимским, сейчас это было тоже правильно, просто замечательно.
Некоторые вопросы у него возникли лишь когда девушки ушли куда-то за стойку, а остальные начали переодеваться из надетой конспирации ради магловской одежды в длинные черные мантии и одинаковые белые маски.
— А это не будет выглядеть слишком театрально? — обеспокоенно спросил Торфинн, вертя головой в безуспешных попытках понять, как его балахон сидит сзади.
— В том-то и смысл, — терпеливо пояснил ему Родольфус. — Мы должны не только остаться неузнанными, но и произвести впечатление. Испугать. Заставить задуматься, кто мы и сколько нас.
— А Лорд почему тогда без маски?
— Иногда мне кажется, что ты совершенно не слушаешь, что тебе говорят! — вернувшаяся из-за стойки Беллатриса была пока еще с открытым лицом, но в точно такой же мантии. Низко надвинутый остроконечный капюшон надежно скрывал ее буйные кудри. — Уж, разумеется, он без маски. То, что сегодня произойдет, все должны связать именно с ним. Это будет объявление войны.
— Но а как же… Азкабан? Ведь мракоборцы…
— Ох, Финн, какой же ты все-таки ребенок! — тон Беллы был лишь слегка раздраженным, но по ее взволнованному лицу даже не слишком проницательный Торфинн понял, что она всерьез задета и очень близка к одной из своих нечастых вспышек гнева. — Думаешь, министерские и раньше не пытались потихоньку схватить его? Если бы они могли ему что-то сделать, он давно был бы уже мертв или того хуже.
Торфинн хотел было спросить, почему они, собственно, не могут, но Родольфус, который тоже видел Беллино состояние, предостерегающе положил ему на плечо тяжелую ладонь. Через несколько минут приготовления были закончены, и вся компания вышла на затянутый легким осенним туманом бульвар.
Ближайший магический квартал (в Берлине их, по слухам, было несколько) располагался совсем рядом — шлюзом служил один из боковых портиков университетского здания. Здесь стояли опознавательные чары: войдя в одну и ту же неприметную дверь, волшебник оказывался на заднем дворе крупнейшей на континенте библиотеки магических книг, а магл — в лабиринтах служебных помещений философского факультета.
Внутрь заходить гости из Британии, впрочем, не стали. Их целью был не сам анклав волшебников, а тянувшаяся рядом цепочка фонарных столбов, на некоторых из которых были закреплены какие-то темные плоские коробки. Вблизи на них можно было разглядеть устремленные на здание университета стеклянные глазки.
Роли были распределены заранее. Первая группа под руководством Малфоя и Трэверса оперативно перекрыла Университетштрассе со стороны Унтер-ден-Линден. Вторая, ведомая Родольфусом Лестрейнджем и Джагсоном, должна была зайти с Доротеенштрассе. Спустя несколько минут над кронами полуоблетевших деревьев мелькнула яркая белая вспышка — сигнал о том, что второй кордон установлен, и участок улицы заперт с обоих концов. Должно быть, те, кто управлял странными устройствами, тоже заметил сияние: крайняя из коробок начала с тихим жужжанием поворачиваться влево.
Именно к ней и направился Волдеморт. Уверенно ступил в круг дрожащего фонарного света, откинул назад капюшон, чтобы лучше было видно лицо.
— Вижу, вам интересно, кто мы такие, — доверительно сказал он, устремив взгляд прямо в глазок магловского устройства. Стоявшая рядом Белла почти без паузы повторила его фразу по-немецки. — Что ж, буквально через пару минут я представлюсь. Но сначала, если позволите, маленькая демонстрация. Просто для того, чтобы вы приняли нас всерьез... Нет-нет, все камеры разворачивать не нужно. Основное зрелище будет там, — он красиво, точно позируя для портрета, взмахнул левой рукой в сторону здания Университета и одновременно правой выхватил палочку.
Полыхнуло сияние, такое яркое, что Торфинну, наблюдавший за происходящим с расстояния полусотни шагов, на мгновение показалось, что он ослеп. Инстинктивно юноша прикрыл лицо рукавом, подался назад. Меж тем на улице, еще недавно тихой и спокойной, разразился настоящий ад. Угол тяжелой кованой ограды буквально расплавило, венчавшая его фигура льва разлетелась каменной шрапнелью. Откуда-то со стороны Дворца Республики донесся звук сирены и громкие свистки.
Молодые Пожиратели принялись нервно озираться, но их лидер был все так же спокоен и невозмутим.
— Мое имя — лорд Волдеморт, — он сухо улыбнулся. — Уверен, вам оно известно. Если же вернуться к вопросу о том, что нужно мне и моим… друзьям, то ответ прост. Мы всего лишь хотим напомнить вам, чем чреваты попытки сунуть нос в дела волшебников. Отдаю вам должное, идея использовать эти ваши технологии, — Беллатриса на мгновение запнулась, точно не знала, как перевести последнее слово, — была хороша. Но не надо считать нас дураками, которые не поймут, что происходит, или слабаками, которые не решатся пресечь посягательство на свою безопасность. Статут по-прежнему в силе. Наши миры разделены. Пусть так остается и впредь, — еще одна яркая вспышка, и все коробки, кроме той, рядом с которой стоял Лорд, разлетелись на куски. — Я даю вам три дня на то, чтобы убрать все уличные камеры в городе. Подчеркиваю — все! А также — двенадцать часов на то, чтобы доставить на английскую территорию сквиба по имени Отто Шнайнендер. Как видите, требования вполне скромные. Но если они не будут выполнены, — улыбка Волдеморта стала хищной, — то порчей архитектуры я не ограничусь. Вспомните Гриндевальда и подумайте еще раз, стоит ли с нами связываться. Хорошенько подумайте.
С этими словами он повернулся и зашагал прочь, но потом, будто вспомнив что-то, бросил через плечо пронзительно-синий луч заклятия. Столб, на котором была укреплена последняя камера, вспыхнул изнутри, будто был сделан из стекла, а потом вдруг оплыл глянцевито поблескивающей в лунном свете лужей.
Звуки сирены стали гораздо ближе. Пора было уходить. Первая группа уже рассыпалась, быстро отступая в направлении собора св. Ядвиги, волшебники один за другим исчезали во вспышках трансгрессии. Засмотревшийся на это зрелище Торфинн чуть помедлил, но спустя несколько мгновений и сам схватился за палочку. Представил себе хорошо изученный утром сквер на Музейном острове, где его ждал портал. На долю секунды юношу накрыто знакомое ощущение сдавливания, но оно тут же развеялось и Торфинн обнаружил, что по-прежнему стоит на Университетштрассе. Растерянно заозирался, пытаясь понять, что происходит. К счастью, на улице он был не один: в его сторону как раз неслись две фигуры в черных мантиях.
— Ходу! Ходу! — рявкнул один из бежавших голосом Рабастана и ухватил Торфинна за руку. Тот послушно припустил рядом. Дыхание почти сразу сбилось, плотная ткань стесняла движения, путалась в ногах
— Что происходит? — крикнул он, пытаясь не отстать от Рабастана. — Я не смог трансгрессировать!
— У бошей тут стоит какая-то защита! — пропыхтел Рабастан. — Ограничивает максимальное количество трансгрессий в час! Нужно как можно скорее выйти из зоны действия заклинания, иначе мы пропали!.. Кэрроу, да шевели же ты ногами, нам с Роули тебя не вытащить! Ходу!
И они понеслись дальше. Позади с бульвара на полной скорости вывернули две машины с сиренами. К счастью для беглецов, а может и — как знать! — для преследователей, яркая октябрьская луна как раз зашла за тучи, и единственным источником освещения на улице стали синие полицейские маячки. Облаченные в черное волшебники словно бы растворились в тенях. Прибавив ходу, хотя, казалось, бежать быстрее уже совершенно невозможно, они свернули на Доротеенштрассе и, обогнув университетский корпус, выбежали на крошечную мощеную булыжником площадь, затененную с двух сторон высокими деревьями. Тут Амикус Кэрроу остановился, схватившись за ноющий бок.
— Про… проверьте как… с трансгрессией… — простонал он в паузах между судорожными вдохами. — Выбрались?
Рабастан кивнул и спустя мгновение исчез. Торфинн громко вскрикнул от радости и победно вскинул руки. Тут же, впрочем, одумался и зажал рот ладонью, но было уже поздно: сзади, из-за раскидистых ореховых деревьев, показались две высокие человеческие фигуры. Магловскими полицейскими, или как-там называют местных мракоборцев, они не были. Об этом свидетельствовало, во-первых, отсутствие формы, во-вторых, направление движения (эта парочка явно не преследовала волшебников, а двигалась наперерез им откуда-то с задов Университета), и наконец — то выражение, с которым ближайший к ним мужчина посмотрел на так и не убранную палочку в руке Торфинна: так глядят на оружие.
— Stehenbleiben! — с угрозой в голосе сказал (почему-то именно сказал, а не выкрикнул) магл, вскидывая обеими руками пистолет. — Lasst die Zauberstäbe fallen!Стоять! Бросьте палочки на землю!
Слов Торфинн не понял, но нацеленное на него дуло не оставляло сомнений в намерениях незнакомцев. Об огнестрельном оружии юноша знал только понаслышке. Говорили, что выпущенная такими устройствами металлическая пуля летит очень быстро. Но насколько быстро? Успеет ли он трансгрессировать прежде, чем… Прийти к какому-либо решению Торфинн не успел: немного отдышавшийся Кэрроу, наблюдавший эту сцену со смесью тревоги и любопытства, вдруг расплылся в широкой презрительной улыбке и потянулся за собственной палочкой, делая шаг навстречу вооруженным маглам.
— Stehenbleiben! — повторил один из них.
— Какого дьявола ты творишь? — прошипел Торфинн.
— Да ладно тебе, Роули, — глумливо протянул Кэрроу. — Это всего лишь жалкие маглы. Что они нам сделают? Если бы вы с Лестрейнджем не ударились в панику, мы могли бы разобраться с этими червями прямо там, на месте!
— Мне кажется, это плохая иде...
Не обращая внимания на слова слова младшего товарища, Амикус Кэрроу сделал еще один шаг вперед. Дальше все произошло почти одновременно: заклятье (должно быть, Бомбардо) полетело в сторону одного из мужчин, на лице того на мгновение отразилось замешательство, палец словно сам собой нажал спусковой крючок, и Кэрроу упал, точно подкошенный. При этом сам простец непостижимым образом остался невредим. Заряд магии словно бы отразился от него и срикошетил в ствол ближайшего дерева. То содрогнулось от корней до редеющей по осеннему времени кроны и заметно накренилось на бок, сбив с ног второго магла и заодно перекрыв ему прицел. Видимо, только это и спасло Торфинну жизнь: с той стороны объемистого ствола донеслось еще несколько выстрелов, удивительно тихих, словно нападавшие каким-то образом заглушали и их, не желая привлечь внимание полиции.
Все это было странно, очень странно, но Торфинну некогда было задумываться. О немедленной трансгрессии он больше не помышлял: каким бы придурком ни был Кэрроу, того нужно было спасать. Уходя от возможного выстрела, Торфинн прыгнул в сторону. И, конечно, проклятая неуклюжесть тут же дала о себе знать. Приземляясь, он оступился и упал на спину, приложившись затылком о брусчатку так крепко, что перед глазами заплясали звезды. Сквозь набежавшие слезы юноша видел, как надвигается на него уцелевший магл. Второй вполголоса бормотал что-то поодаль, судя по интонациям — не то жаловался, не то сыпал проклятиями.
— Ступефай! — в отчаянии закричал Торфинн, размахивая чудом не выроненной палочкой. — Конфринго! Дифиндо!
Но и эти заклятия отлетали от магла, не причиняя ему ни малейшего вреда. Мужчина просто шел себе вперед, злобно скалясь, пока не остановился в каком-нибудь шаге от молодого мага. “Этого не может быть, — билась в голове Торфинна мысль. — Просто не может быть! Я сейчас проснусь и…”
Конечно, он не проснулся. Но неожиданно пришла помощь: прямо за спиной магла материализовались две темные фигуры. Беллатриса все еще была в маске, но капюшон слетел, и по плечам рассыпались длинные смоляные локоны. Впрочем Торфинн узнал бы ее и без такой подсказки. На мгновение его охватила глубочайшая чистейшая радость, тут же, впрочем сменившаяся страхом за жизнь столь неосторожно вернувшихся за ним друзей. И вместе со страхом пришло озарение.
— Берегитесь! — выкрикнул он. — На нем щитовые чары!
Белла кивнула и молниеносно бросила заклинание — не в магла, а куда-то себе под ноги. Повинуясь ему, несколько крупных округлых булыжников из числа тех, которыми была вымощена площадь, с силой врезались в нападавшего, сбили его с ног. На этот раз все получилось. Неведомый щитовой артефакт, очевидно, был предназначен для того, чтобы защищать своего владельца от прямого магического воздействия, и не мог отразить летящего тяжелого предмета. Одновременно Рабастан — это был, конечно, он — довершил крен дерева, обрушив его на второго магла. Причитания, наконец, стихли, зато со стороны Университетштрассе раздались близкие звуки перекликающихся голосов. Должно быть, шум короткого поединка все-таки привлек внимание полицейских. У волшебников оставалось не больше минуты на то, чтобы скрыться.
Торфинн неловко поднялся на ноги, после недавнего удара головой его пошатывало. Рядом Рабастан пытался поднять Кэрроу, тот бормотал что-то невнятное и держался за правый бок.
— Уходим! — отрывисто сказала Белла.
— Hau ab, Hexe, Ну и убирайся, ведьма. — вдруг с коротким болезненным смешком проговорил раненный ею магл. Пистолет все еще был где-то здесь, на мостовой, но схватить его мужчина не пытался. Просто лежал, баюкая левую руку, явно сломанную, и снизу вверх глядел на Беллатрису не сулившим ничего хорошего взглядом.
— ?
— Ich hab gesagt, du sollst abhauen. Ich weiss jetzt, wie deine Haare aussehen... und wie deine Stimme klingt. Man findet euch.Я сказал: убирайся. Я запомнил, как выглядят твои волосы... и звучит твой голос. Вас найдут.
Белла детским беззащитным жестом вскинула ладонь к лицу, словно вдруг забыла о том, что на ней маска, и хотела прикрыться, спрятаться. А потом произошло то, чего Торфинн (быть может — сам не отдавая себе в этом отчета) с тревогой ждал весь прошедший день. Нервы у девушки сдали, и ее, как изредка бывало и раньше в моменты наивысшего душевного напряжения, накрыла ломкая ледяная ярость.
— Niemals! — прошипела Белла, башмаком отбрасывая в сторону оружие магла. — Ihr habt keine Chance!Ни за что! У вас не будет такого шанса!
Наклонившись, она стремительным движением сорвала с груди лежавшего какую-то маленькую вещицу, не то медальон, не то зажим для галстука. И тут же мягко, точно кошка, отпрыгнула назад, одновременно посылая какое-то невербальное заклинание. Мужчина захрипел, схватился за горло, силясь зажать длинную резаную рану повыше ключицы. Между его пальцами брызнула кровь — почти черная в свете вновь выглянувшей из-за туч луны.

Глава 9

— Мисс Глэдис! Мэм! — в дверь тихонько поскреблись.
Кори Фелоуз рывком села на узкой гостиничной кровати, схватила лежавшую рядом палочку. В комнате было темно, виднелись лишь смутные очертания мебели и квадрат окна, за которым едва начинал разгораться серый осенний рассвет.
— Мисс Глэдис! — снова донеслось из-за двери. Говоривший почти шептал, точно боялся разбудить других постояльцев.
— Кто там? — нарочито громко зевнув, спросила Фелоуз.
— Это я, Райан. К вам тут посетитель.
— Посетитель? — недоверчиво повторила она. — В такую рань?
— Какой-то пожилой джентльмен. Говорит, что сверхсрочно. Обещал мне две гинеи, если я подниму вас быстрее, чем за четверть часа.
— Минутку!
Фелоуз зажгла свечу. Поморгала, привыкая. Быстро расчесала пятерней спутавшиеся со сна волосы. Хотела переодеться, но не стала, просто накинула поверх практичной фланелевой сорочки старенькую шаль. Осторожно приоткрыла дверь так, чтобы стоявший за ней не мог сразу заметить нацеленной в его сторону палочки. В коридоре действительно обнаружился Райан Брэнхорст — младший брат Айды, подрабатывавший в гостинице разносчиком и посыльным.
— Ты уверен, что этому самому пожилому джентльмену нужна именно я? — недовольно проворчала девушка.
— Еще бы не уверен! Вот смотрите. Во-первых, он сказал, что приехал из Шеффилда, как и вы, так? А во-вторых, спрашивал о вас, знаете, так чудно! Мол, “подскажите, молодой человек, не здесь ли остановилась Глэдис Леа Джонс, у меня неотложное известие от ее тетушки Виктории!” — Райан с присущим ему артистизмом изобразил не только чопорную, слегка старомодную манеру речи собеседника, но и его йоркширский акцент. — Какая уж тут ошибка!
— А-а-а! — протянула Глэдис и из сердитой стала встревоженной. — Должно быть, это мистер Мэнсон, сосед моей тети. Старушка прибаливает с самого Петрова дня... не случилось ли чего? Скажи ему, чтобы поднимался сюда, я сейчас оденусь.
— А вам будет удобно в… ну, в спальне? — недоверчиво спросил Райан. — В малой гостиной, правда, камин уже погас, но я растоплю, вы только скажите. Для старой клиентки мне не трудно.
— Не стоит. Полагаю, что такую старую клиентку, как я, визит бедного мистера Мэнсона не слишком скомпрометирует.
— Мисс Глэдис! — вспыхнул Райан. — Я же не… ну, то есть, я совсем в другом смысле!
— Иди уже! — Глэдис легонько стукнула его, скорее обозначая, чем на самом деле отвешивая шутливый подзатыльник.
Мальчишка примирительно улыбнулся и поторопился к лестнице.
Фелоуз, мысленно выйдя из образа, заперла дверь и принялась быстро переодеваться. Хотя никакой тетушки у нее никогда не было, проявленная в разговоре с Райаном встревоженность была неподдельной: чтобы Грэнтем (а это, конечно, он) стал разыскивать ее по всем известным ему явкам в пятом часу утра, должно было случиться нечто очень серьезное. Неужто директор Роборг уже успел наделать глупостей? Или… а вдруг проверка связей Руквуда дала, наконец, ниточку, ведущую к кроту, и это оказался кто-то высокопоставленный и информированный?
Почувствовав, что вот-вот начнет всерьез паниковать, Кори Фелоуз мысленно шикнула на себя. Бессмысленно гадать на кофейной гуще. Уж лучше, пока есть пара минут, подновить установленные с вечера защитные заклинания. Их с Грэнтемом разговор никто не должен услышать.
Лицо вошедшего было ей знакомо — Старина Йоркширец, одна из пары дюжин дежурных артефактных личин, которыми при необходимости пользовались те из невыразимцев, у кого было не очень с личными навыками маскировки. И это тоже немного пугало: шеф с его патологической осторожностью стал бы использовать готовый и не исключено, что засвеченный артефакт только в случае крайней спешки, когда срочность контакта была неизмеримо важнее его безопасности.
— Мистер Мэнсон! — воскликнула Фелоуз, торопясь ввести Грэнтема в курс легенды. — Скажите скорее, как там тетя Вики? Ей ведь было лучше, когда я уезжала. Она ведь не… не…
— Нет-нет, мисс Джонс, не пугайтесь так! — успокаивающе прогудел мнимый Мэнсон. — Старой миссис и правда стало очень худо вскоре после вашего отъезда, но самого страшного, к счастью, удалось избежать. Сейчас она в больнице в неплохом состоянии, но совсем пала духом и все время требует позвать вас. А вы ведь знаете, какой кавардак она умеет устроить, когда ей что-нибудь взбредет в голову! Словом, доктор Оук велел мне немедленно отправляться в Лондон и без вас не возвращаться.
Глэдис всплеснула руками и обеспокоенно закивала. И снова изображать тревогу не пришлось. Мелькнувшая фамилия “Оук” была кодом, предупреждающим, что им с Грэнтемом нужно как можно скорее остаться наедине. А в придачу с “доктором” это значило, что кто-то умер.
— Райан, дорогой, — обратилась она к мальчишке, с любопытством глазевшему на них. — Пожалуйста, подготовь мне прямо сейчас счет. Мы с мистером Мэнсоном спустимся вниз буквально через полчаса, вот только вещи соберу.
Плотно закрыв за посыльным дверь, Фелоуз сбросила личину и обернулась к шефу. Тот стоял с закрытыми глазами и зажатой в руке палочкой: должно быть, сканировал комнату на предмет чар.
— Я поставила максимальную защиту, какую только смогла. Не как у вас в кабинете, но близко к тому. Что стряслось?
Как обычно, Чарльз Грэнтем не стал тянуть и сразу перешел к сути дела:
— Риддл и его Пожиратели этой ночью устроили погром в Берлине, — проговорил он, устало опускаясь на край расправленной постели. — Убиты два магла.
После всех вариантов, которые пришли ей в голову за последние несколько минут, сказанное шефом не слишком впечатлило. Да, очередное убийство, но хотя бы не директор Роборг, не министр, даже не кто-то из коллег. Словом — не те, из-за кого начальник Отдела тайн стал бы лично искать ее посреди ночи. Из необычного тут на первый взгляд было только упоминание Берлина. С бесчинствами британских магов за границей она по работе еще ни разу не сталкивалась и даже примерно не могла себе представить, к каким это может привести последствиям. Дипломатический скандал на уровне магловских правительств? Проблемы с Министерством магии Германии? И потом… какой именно из двух Германий? ФРГ? ГДР? Знать бы еще хоть, одно ли у них сейчас магическое ведомство или разные!.. Впрочем, если дело в политических последствиях, то при чем здесь она, Кори? В Отделе — это она знала точно — были сотрудники, специализирующиеся именно на подобных правовых тонкостях, так какой смысл Грэнтему обращаться именно к ней? Раз он пришел сюда, речь точно о криминале. Быть может… быть может, Риддл, наконец, прокололся, и его можно обвинить в чем-то серьезном официально? Но тогда этим, само собой, должны заниматься мракоборцы…
— Сэр, мне нужна подсказка, — наконец честно сказала она. — Что именно делает этот случай настолько важным?
— Что?! — Грэнтем воззрился на нее с таким изумлением и гневом, что ей стало не по себе. — Кори, вы вообще слышали, что я вам только что сказал? Риддл и его сторонники УСТРОИЛИ ПОГРОМ в Берлине! Сожжено здание! Погибли люди! Полгорода видело вспышки от заклинаний!
— Н-но это в-ведь… — пробормотала пораженная Фелоуз, — это в-ведь…
— Да! Да! — крикнул он. — Это чертово объявление войны! И я хочу знать, как так вышло, что вы — вы, утверждавшая, что у вас есть выходы на эту публику! — умудрились подобное пропустить!
Под гневным взглядом начальника Фелоуз не дрогнула. Внешне она выглядела такой же прямой и собранной, как всегда, но внутри у нее все заледенело. Никогда раньше Чарльз на нее не кричал. И даже то, что она прекрасно понимала причины его состояния, почти не облегчило удара.
— У меня действительно есть выход в круг открытых поклонников Риддла, — проговорила она, глядя поверх левого плеча Грэнтема: смотреть ему прямо в лицо сейчас было слишком тяжело. — Вернее, бывших открытых поклонников Риддла. Теперь, после произошедшего, они либо разбегутся, либо затаятся. Последний раз я выходила со своим информатором на связь вчера утром, сразу после того, как покинула Министерство. Ничего даже отдаленно серьезного на тот момент в его окружении не намечалось, в этом я готова поклясться. Этот мальчик, Гиббон, конечно, мелкая сошка и насчет серьезных вопросов просто не в курсе, но если бы ходили хоть какие-то слухи или велись приготовления, он бы заметил. А я заметила бы, что заметил он, и докопалась до правды. Если сомневаетесь, я готова предоставить вам свои воспоминания о той встрече — судите сами, не пропустила ли я чего-то.
Как ни старалась Фелоуз сохранить ровный официальный тон, в последней фразе отчетливо прозвучала обида. Но поглощенный своими размышлениями Грэнтем этого не заметил.
— Вашим выводам я вполне доверяю, — уже немного спокойнее, но все еще раздраженно сказал он. — Но это оставляет нам всего три возможности. Либо у Риддла есть, причем в значительном количестве, еще какие-то решительные и преданные сторонники, о которых мы не знаем и деятельность которых не можем отследить даже примерно. Не пересекающиеся ни с известным нам кругом последователей, ни с его политическими покровителями. Либо в Берлине с ним были все-таки люди из известного нам кружка, но погром стал чем-то вроде экспромта, заранее их в курс дела не вводили, и оттого ваш информатор на момент утренней встречи ничего не знал. Либо, наконец, его раскрыли, и вас кормили дезинформацией…
— При всем уважении, сэр, — перебила Фелоуз, — последнее крайне маловероятно. Разрабатывая Гиббона, я всегда помнила, что Риддл — один из сильнейших известных нам легилиментов. Мальчишка не знает, кто я и где работаю, он даже не отдает себе отчета в том, что делится со мной ценной информацией. Там просто нечего подозревать и нечего раскрывать. Я бы, скорее, поставила на версию с экспромтом. Да, на первый взгляд она выглядит не слишком убедительно, но если учесть, в каком положении сейчас оказался Риддл… Выборы он проиграл. И очевидно, что на следующих, когда бы они ни состоялись и кто бы ему ни противостоял, ему тоже ничего не светит — мы совместно с мракоборцами долго добивались этого, и в итоге все удалось. Намечалось неизбежное и достаточно скорое перерождение чистокровной оппозиции в какой-то иной формат. Наши аналитики, вы помните, ставили на усиление экономического давления: лоббирование, подкуп политиков. И дело директора Холдбрука вполне укладывалось в эту картину… Но обращение к прямому террору тоже возможно! Если Риддл по каким-то причинам утратил доступ к большим финансам… Если это произошло неожиданно для него…
Слушая ее рассуждения, Грэнтем вдруг изменился в лице, точно что-то вспомнил или понял.
— Сэр?
— Кори, я должен извиниться, — сказал он.
— Это не обя…
— Нет, я должен. Кое-что случилось вчера… то есть, уже позавчера. Вы об этом со своими приключениями в “Гринготтс” знать не могли, но я, конечно, знал, просто сделал неверные выводы. Малфои и Блэки косвенными путями поставили Министерство в известность, что прекращают финансовую поддержку Риддла. Я счел это блефом: мы, конечно, нанесли их партии серьезный удар, но все-таки, не будем обольщаться, и близко не настолько серьезный, чтобы они сочли себя побежденными… Однако если это, вопреки очевидности, была правда, и самые крупные из спонсоров действительно перекрыли ему… Тогда при складе личности Риддла произошедшее становится не просто понятным, но и единственно возможным. У него не остается иного пути, как перейти к открытым силовым действиям. И вы поняли это сразу, в то время, как я… — Грэнтем устало покачал головой. — Вместо того, чтобы ехать сюда и требовать у вас объяснений, мне следовало бы пойти в Отдел и написать заявление об увольнении.
— И что это даст, сэр? — спросила Кори Фелоуз. Обида ее прошла, да и не было у них — ни у нее, ни у Чарльза — времени на переживания и самоукорения. Райан уже заждался их внизу, скоро начнет любопытствовать. Да и дела сами себя не сделают. — Если вы уйдете, я даже боюсь предполагать, кого на ваше место поставит Гарольд Минчум, и чем закончится эта замена в разгар кризиса. Лучше скажите, чем я могу помочь прямо сейчас? Может, мне вернуться в Министерство?
— Нет, Кори. Для вас там и так было опасно, а теперь опасно вдвойне. Я хочу, чтобы вы поехали в Берлин и узнали там все подробности дела, какие только сможете. Есть какая-то причина, почему они устроили первый погром именно там. Но мы ее не знаем… Собственно, мы вообще почти ничего не знаем: немцы и не подумали выйти с нами на контакт, информация дошла окольными путями и очень неполная. Вроде бы Риддл выдвинул какие-то требования к руководству Штази. Надо узнать, так ли это, и если так, то что именно это были за требования, и как именно магловские спецслужбы собираются на них реагировать. Полагаю, вам придется выйти на контакт с местным Отделом тайн…
— Но, сэр, — встревожилась Кори Фелоуз, — это совершенно невозможно! Я ведь живу под прикрытием. В каком качестве мне с ними контактировать? Мелкого клерка транспортного отдела? Или нужно нарушить инкогнито? Но тогда нет гарантии, что никто впоследствии не воспользуется этой информацией! Вам надо послать кого-то другого. Есть ведь официальные сотрудники, те, кто не скрывает принадлежности к невыразимцам и представляет нас на публике!
— Да, такие сотрудники есть, — кивнул Грэнтем. — Но я не доверяю никому из них и наполовину так, как доверяю вам. А потому вынужден принять именно такое решение даже с учетом того, что оно ставит под угрозу вашу легенду. Даю вам карт-бланш. Можете использовать при контакте любую стратегию, которая покажется вам разумной. Если нужны какие-то ресурсы — обращайтесь, Отдел обеспечит вас всем необходимым.
— Хорошо.
— Просто “хорошо”? — испытующе переспросил Грэнтем. — Никаких дальнейших споров? Никаких вопросов? Никаких условий?
— Да, просто “хорошо”, — Фелоуз едва заметно улыбнулась. — Я выезжаю ближайшим поездом.
— Поездом? А почему не порталом?
— Потому что его при желании можно отследить. А до магловских поездов никому нет дела. Доеду до Эшфорда, и оттуда уже прыгну. Пойдемте вниз, мне нужно еще выписаться.
— А ваши вещи? Вы ведь хотели их собрать. Я могу помочь.
— Не стоит, — Фелоуз подхватила стоявший рядом с кроватью чемодан. — Я их и не разбирала.
* * *
Когда Кори Фелоуз оказалась на вокзале Чаринг-Кросс, до отправления поезда на Эшфорд оставалось еще целых два часа. Впрочем, агента это смутило мало. Путешествие по железной дороге редко оказывается коротким, и сейчас это было ей на руку: пауза на размышление определенно не была лишней. Прихлебывая в тесноте вокзального буфета тепловатый чай, Кори перебирала в памяти все известные ей способы смены облика.
Чаще всего волшебники пользовались для этой цели артефактами личины и оборотным зельем. При этом, слово “чаще” здесь в некотором смысле вводило в заблуждение, поскольку на самом-то деле случаи изменения внешности магией были достаточно редки. И артефакт, и зелье не относились к тем вещам, которые любая ведьма наколдует у себя на кухне. Их изготовление предполагало использование дорогих ингредиентов, долгий кропотливый процесс и наличие у мастера определенных навыков, без которых положительный результат отнюдь не был гарантирован. Конечно, где-нибудь в Лютном можно было достать и зелье, и долговременную личину, было бы золото в карманах. Но для того, чтобы не просто сменить облик, но и не попасть при этом в поле зрения Министерства, золота должно было быть по-настоящему много. Артефакторы, которых закон обязывал официально регистрировать каждый амулет, брали за риск втридорога, а для получения не отслеженной партии оборотки и вовсе нужен был выход на контрабандистов, ведь все официальные поставки шкуры бумсланга уже не первое десятилетие контролировались мракоборцами.
Сама Фелоуз, впрочем, всегда предпочитала третий вариант — чары. Заклинание, изобретенное еще в начале девятнадцатого века невыразимцем Икабодом Спэрроу, до сих пор было засекречено и использовалось только сотрудниками Отдела. Вернее — теми немногими из них, кто был готов потратить несколько лет жизни на освоение этого непростого навыка. Техника наложения была относительно простой, и даже новичкам обычно с третьей-четвертой попытки удавалось изменить свою внешность. Иллюзия вводила в заблуждение все органы чувств, позволяла быстро менять облики, не требовала, как оборотка, ежечасной подпитки, не реагировала на Фините Инкантатем и прочие простейшие методы развеивания. Но держалась ровно до тех пор, пока носитель о ней помнил, в силу чего продолжительное ее использование требовало серьезнейшего опыта и умственной дисциплины. У Фелоуз этот опыт и дисциплина были, чем она втайне немного гордилась. И если бы ей не предстоял почти неизбежный контакт с Отделом тайн немецкого Министерства, непременно воспользовалась бы своим излюбленным методом. Однако это тоже были невыразимцы, и хотя бы во имя самосохранения следовало исходить из того, что у них могут оказаться на вооружении неизвестные в Британии магические техники. Какое-нибудь действенное заклинание развеивания или глубокого взгляда. А потому ехать в Берлин под чарами означало напрашиваться на разоблачение и утрату анонимности.
Некоторое время она даже думала, не прибегнуть ли все-таки к артефакту. Не приобретенному на черном рынке, конечно, а одному из тех, что, как Старина Йоркширец, принадлежал Отделу тайн и притом точно был в этом качестве засвечен. Почти идеальное прикрытие: с одной стороны, личина подтверждала бы ее принадлежность к лондонским невыразимцам, а с другой — надежно скрывала бы личность. Но и в этом плане было уязвимое место. Даже если трансфигурировать артефакт во что-то неприметное, даже если зачаровать его на защиту от Акцио, нет никаких гарантий, что при тщательном обыске, проводимом профессионалами, он не будет обнаружен и изъят. Она сама почти наверняка сумела бы отыскать на теле человека амулет, насколько бы искусно тот ни был спрятан. А значит, берлинские коллеги смогут тоже. Причем, учитывая разворачивающийся дипломатический скандал и масштаб происшествия, церемониться с ней вряд ли будут.
Так и не придумав ничего годного, Кори Фелоуз тяжело вздохнула и помешала ложечкой остатки давно остывшего чая. В такие моменты она жалела, что не родилась метаморфом — вот уж у кого сейчас не было бы никаких проблем!
— Мисс! — с отчетливой неприязнью окликнула ее замотанная буфетчица. — Вы заказывать что-нибудь собираетесь, или так — ложкой постучать зашли?
Фелоуз с виноватым видом склонила голову. Конечно, чтобы не привлекать к себе внимания, следовало что-то заказать, причем не сейчас, а раньше, до того, как ситуация стала неловкой. Но при одном взгляде на разложенные в витрине заветренные сэндвичи и вчерашние пирожные к ее горлу подкатила тошнота.
— Извините, — пробормотала она, отсчитывая мелкие монеты.
При виде такой покорности буфетчице стало стыдно.
— Да ладно, сидите уже, раз денег нет, — проворчала она примирительно. — Хотите еще кипятка плесну?
Кори Фелоуз благодарно улыбнулась, но все-таки вышла на перрон. Это мимолетное человеческое участие, такое неожиданное, почему-то по-настоящему тронуло ее. И одновременно расстроило, напомнив о том, что если бы не ранний визит Грэнтема, она сегодня примерно вот в это самое время проснулась бы в «Дырявом котле». Неторопливо спустилась бы в паб, чтобы позавтракать в компании завсегдатаев. За чашкой кофе и миской горячей каши с беконом лениво поболтала бы с Айдой и Уной о растущих ценах на бакалею, наступающем празднике, недавних крестинах в семье общих знакомых... В «Котле» к ней всегда относились если не с любовью, то с приязнью. И хотя — в этом Фелоуз никогда себя не обманывала — эта приязнь относилась к Глэдис Джонс, а не к ней лично, на сердце все равно каждый раз становилось теплее. Уж слишком разительный был контраст с ее обычной одинокой жизнью.
При этой мысли Фелоуз расправила плечи, но тут же снова поникла. Нет, о сделанном когда-то выборе она не жалела ни секунды. Работа в Отделе тайн давала ей цель и смысл жизни, открывала такие перспективы, которые большинству ее однокурсников, даже чистокровных, и не снились. Да и потом — не так уж сильно она, со своим-то скрытным и замкнутым характером, нуждалась в общении. Но изредка голод по теплу все-таки подступал, и отделаться от него бывало непросто. Особенно в такие дни, как сегодняшний, когда Чарльз… «Нет! — решительно оборвала себя Фелоуз. — Нет, я не буду вспоминать об этом. И вести себя как обиженная школьница не буду тоже. У него были основания для сомнений во мне. А то, что эти сомнения оказались несправедливыми… Разве со мной не случалось того же? Разве я только вчера не заподозрила Тремболта в…». Она запнулась на ходу, больно ударилась щиколоткой о бордюр, но почти не заметила этого. Задача, над которой она так долго думала, наконец, сошлась с ответом. Тремболт, ну конечно! Грэнтем, впрочем, такой ход вряд ли одобрил бы, но он дал ей карт-бланш, так что на этот счет можно особенно не беспокоиться. Загвоздка была только в том, что связаться с информатором за оставшееся до отправления поезда время Фелоуз не могла. Но, кажется, знала, где его в этот час можно застать лично: по пятницам у шерифа городка Петерсфилд был приемный день. Скрестив пальцы в надежде, что прием не отменят из-за праздника, девушка нашарила взглядом ближайший укромный уголок и, прихрамывая, поспешила туда. Ей было необходимо срочно трансгрессировать в Хэмпшир.
* * *
Берлин встретил их накрапывающим дождем и ощущением едва уловимой тревоги. Улицы, прилегающие к Университетштрассе, были неестественно малолюдны: должно быть — действие наложенных много часов назад, уже выдыхающихся, маглоотталкивающих чар. А значит — поблизости могут быть и другие защитные барьеры, сигналки уж точно… Кори Фелоуз сделала медленный глубокий вдох. В первые годы работы в Отделе, когда ей еще не доверяли самостоятельных дел и ставили в пару то с одним, то с другим опытным оперативником, те часто подтрунивали по поводу этой ее привычки. Спрашивали, не пытается она почувствовать запах магии, встать на след, точно обученный пес. Сейчас впервые за долгое время у нее снова был напарник, и агент бессознательно (как быстро, как легко возвращались старые привычки!) напрягла плечи, ожидая насмешки. Но Тремболт ничего не сказал. А, быть может, и ничего не заметил, увлеченный не то унылым городским пейзажем, не то какими-то своими мыслями.
Немного расслабившись, Фелоуз снова сделала вдох. Нет, магией не пахло. Только затяжным дождем, мокрой листвой, выхлопом машин. А еще — так слабо, что и не разобрать, запах ли это или только фантазия о запахе — страхом. Как всегда в такие моменты, мысли становились расплывчатыми, а потом исчезали совсем, и Фелоуз казалось, что она попала в пузырь тишины. В точку равновесия и спокойствия, откуда так заметны (нет, не глазами, чем-то, что глубже глаз) малейшие сколы и неправильности окружающей реальности. Вон там, прямо на плитке тротуара, действительно была сигналка. Фелоуз не видела ее, но падавшие с клена листья над этим местом едва заметно изменяли свою траекторию, и ветер тут был совершенно ни при чем. Левее была еще одна такая же зона. И еще. Дальше по проулку — изрядно ослабленный щит: ставил хороший мастер, но впопыхах, левый край неплотно прилегает к кладке и, если постараться, можно протиснуться на ту сторону. Еще один щит дальше... с этим придется повозиться. Может быть, даже снять, рискуя более ранним, чем хотелось бы, обнаружением. Чужаков здесь явно не желали видеть. А за щитами… Фелоуз на мгновение задумалась, пытаясь понять, что именно она видит. Отсюда казалось, что как минимум несколько объектов со стороны бокового фасада университета были прикрыты сложной иллюзией. Но зачем? Если там руины, их гораздо разумнее было бы восстановить или просто ликвидировать. Эти размышления нарушили тонкое состояние сосредоточенности, и вот она уже снова видела перед собой только пустую по случаю непогоды улицу. Девушка раздраженно поморщилась, но повторять попытку не стала. Для начала она знала достаточно.
— За мной, — сухо сказала она. — След в след. Тут везде чары.
— Я в курсе, о мудрейшая, — усмехнулся Тремболт, пряча в карман дорогого темно-коричневого пальто какой-то артефакт. — Три сигналки и два щита. Помочь снять?
Прежде чем ответить, Фелоуз мысленно сосчитала до трех.
— Ты же в курсе, что владение хризокомпасом незаконно, да? — без особой надежды уточнила она.
— Угу, — рассеянно кивнул Тремболт, обходя по дуге сигналку. — На территории Британии. Но мы, если ты вдруг забыла, не на ее территории. И потом, не будем забывать, что запрещено это только для… дай-ка вспомнить… гражданских? штатских?.. Эх, вылетело из головы словечко. Но в любом случае, на такую важную шишку из Отдела тайн, как я, — он самодовольно ухмыльнулся, — эти глупые ограничения точно не распространяются.
Агент хотела гневно возразить, но тут же передумала. Даже если бы у них было время выяснять отношения, нашпигованная заклинаниями Университетштрассе была для этого не лучшим местом. Не говоря уж о том, что никакими отповедями наглого мерзавца точно не проймешь. Подумать только, а ведь еще пять минут назад ей казалось, что план использовать его выдающиеся актерские способности практически не имеет изъянов! “Соберись, — мысленно скомандовала себе Фелоуз. — Этой проблемой ты займешься потом. Минус воспоминания. Минус хризокомпас”.
— Помогай, раз предложил, — велела она, указывая на второй щит.
— Без указаний от подчиненных, пожалуйста, — чопорно ответил Тремболт, но артефакт все-таки достал. — Кстати, ты ведь даже не моя подчиненная, верно? — он бросил выразительный взгляд на ее форменную мантию. — Как объясняться, если спросят?
— Параллельное расследование, проводимое Транспортным отделом, — коротко ответила Фелоуз. — Пытаемся установить, как Пожиратели получили доступ к такой большой партии незарегистрированных порталов. Есть подозрения, что был подкуплен или запуган кто-то из наших собственных сотрудников.
— Неплохой экспромт.
Девушка кивнула, не то принимая похвалу, не то безмолвно прося поторопиться. Тремболту совершенно не нужно было знать, что все озвученное никаким экспромтом не было. Она находилась здесь во вполне официальном качестве и ровно на тех основаниях, которые были озвучены. Разве что канал доступа, которым воспользовались сторонники Ридла, уже был в общих чертах установлен. Связавшись перед самым отправлением поезда со своим официальным начальством, Фелоуз узнала об исчезновении Тамалы Доунс, секретаря портального управления. Они были неплохо знакомы… собственно, избежать знакомства с увлеченно собирающей сплетни Тамалой в Министерстве не мог решительно никто. Всегда терпеть друг друга не могли. И теперь это давнее глухое раздражение мучило, точно зуд в месте, до которого не дотянуться. Душило стыдом. Тела Доунс не найдут. Почти наверняка не найдут.
Спустя еще пару мгновений щит стал видимым для глаз. Теперь казалось, что путь вперед перекрывает сгусток сиреневого тумана. Фелоуз отбросила горькие мысли и снова полностью сконцентрировалась на работе. Судя по визуальной проекции, это была не просто ограда. Парализующий эффект нарушителям обеспечен как минимум. А быть может, и еще несколько мелких проклятий — та еще дрянь.
— Четыре секунды, — прервал ее размышления голос напарника. — Три… две… двигаемся!
Щит не исчез, но на короткое время перешел в неактивный режим, позволяя проскользнуть на ту сторону. Если им очень повезет, этого короткого сбоя никто не заметит. Конечно, она и сама справилась бы. Но уж точно не настолько быстро и эффективно. Хранитель артефактов порадуется такому пополнению арсенала Отдела.
Над иллюзией, как и предполагала Фелоуз, пришлось повозиться. И если бы не порошок перистой лаванды, предусмотрительно прихваченный с собой (в багаже Тремболта, естественно: в ее собственной сумке ничего подобного найти были не должны), здесь их расследование могло и закончиться. Полог явно ставили несколько сильных магов, как минимум один из которых был настоящим мастером своего дела. Чарами здесь не смог бы пробиться никто. Во всяком случае — не развеяв исходного заклинания и не поставив на уши всех волшебников города. И даже из профессионалов далеко не каждый сообразил бы, что чары — не единственный путь на ту сторону.
— Отстаем от графика, — коротко напомнил Тремболт.
Фелоуз повела плечом — “знаю, мол, но что поделать”. Искомая комбинация рун все никак не подбиралась, минута уходила за минутой, и шансы быть обнаруженными росли. Дезиллюминационные чары дезиллюминационными чарами, но…
— Все-таки жаль, что твое… ну, то есть мое начальство не расщедрилось на хроноворот. Не пришлось бы возиться.
— На что? — Фелоуз пришлось приложить немалое усилие, чтобы ее голос не дрогнул. Да, вот так хорошо: рассеянно-тревожные интонации человека, которого отвлекают от дела разными глупостями.
— На вашу легендарную машину времени.
— “Легендарную” — это точно… Гляди-ка, кажется, поддается. Если попробовать…
Этой репликой она в первую очередь хотела отвлечь внимание Тремболта от скользкой темы, но защита магического полога вдруг действительно поддалась. Иллюзия никуда не исчезла, но на три удара сердца сделалась словно бы прозрачной, и перед их глазами открылась…
— Твою мать! — выдохнул Тремболт, разом растерявший всю свою многозначительную насмешливость. А потом вдруг схватил Фелоуз за локоть и решительно поволок к зданию Университета. — Тебя здесь не было. Иначе…
Фелоуз согласно кивнула и ускорила шаг. В первый момент внезапность и решительность его прикосновения вызвала в ней чувство, близкое к потрясению. Уже целую вечность никто не смел обращаться с ней так бесцеремонно. Но, конечно, он был абсолютно прав. Того, что скрывалось под пологом, мелкой сотруднице транспортного отдела, посланной разбираться с украденными порталами, видеть было нельзя. Если местные невыразимцы узнают… сотрут ведь память как пить дать. И хорошо еще, если не попытаются взломать. Она бы на их месте уж точно попыталась бы. Нет, после рассказа шефа Фелоуз подозревала, что все будет плохо, но чтобы настолько… То, во что превратился какой-то высокий предмет — не то дерево, не то деревянный фонарный столб — и прилегающий к нему участок мостовой, на первый взгляд не поражало. Во всяком случае не поражало ее, Кори Фелоуз, по долгу службы не раз сталкивавшуюся со всевозможными магическими аномалиями. Подумаешь, лужа застывшего древесного стекла. Дело было в другом. Увиденное недвусмысленно заявляло о себе как о магической аномалии. Его невозможно было объяснить ничем таким, что сошло бы для не-волшебников за естественную причину. И, вероятно, невозможно было уничтожить, иначе местные маги уже давно это сделали бы. Более вопиющего и демонстративного нарушения Статута было невозможно придумать. Что бы ни хотел этим сказать Риддл, сказанное было адресовано не только волшебникам.
Дверь оказалась не заперта, но за ней обнаружилось совсем не то, что Фелоуз ожидала увидеть. Со слов Грэнтема она знала, что здесь вход в магический квартал, но вместо чего-то вроде Косой Аллеи по другую сторону оказался широкий коридор со стенами, выкрашенными в унылый оттенок зеленого. По левую руку тянулся ряд одинаковых дверей. Некоторые были заперты, другие — открыты настежь. Знаком велев напарнику покараулить, Фелоуз быстро, но тщательно обследовала ближайшие помещения. Очевидно, переход не сработал, и они с Тремболтом оказались внутри здания Университета. То ли дверь была не та, то ли берлинские волшебники временно заблокировали магию этого места.
Второе, понятное дело, было куда вероятнее. Уже осмотренные девушкой два кабинета и просторная аудитория выглядели так, словно люди ушли отсюда все сразу и неожиданно для себя. Многие оставили вещи: сумки и пакеты с книгами, шарфы, зонты. В заставленной книжными стеллажами каморке горела забытая лампа. На столе у окна тосковала кружка с остывшим чаем, раскрошенное печенье валялось на полу. Должно быть, постарались мыши или кто-то наступил в спешке.
— Вижу, с маглами и здесь не слишком церемонятся, — с ноткой неодобрения заметил Тремболт, которому наскучило бдить в пустом коридоре.
— Можно подумать, ты сам с ними церемонишься, — огрызнулась Фелоуз, прикрывая за собой очередную дверь.
— Мне положено, — он пожал плечами. — Я ведь типа преступник. Ну, то есть, в основном... Пойдем отсюда. Сама видишь, что тут ни души.
Возразить на это было нечего, и они двинулись в западном направлении, где, по идее, должен был быть другой выход. Продолжение подробного обыска агент сочла нецелесообразным, но, проходя мимо растворенных дверей, не могла удержаться от того, чтобы бросить взгляд внутрь — и везде натыкалась на новые и новые приметы массового исхода. Возможно, преподавателям и студентам сказали, что проходят учения. Здесь, в Восточном Берлине, этим никого не удивишь. Хотя вряд ли, тогда люди взяли бы с собой теплые вещи. Скорее, просто накрыли массовым внушением и погнали прочь, точно скот… чертовы дилетанты. По-хорошему сегодня здесь вообще никого не должно было быть. И то, что персонал сначала допустили в здание, а потом, точно передумав, выставили из него, без слов свидетельствовало об уровне дезорганизации среди тех, кто принимал решения. И — прав, прав Тремболт! — о полном пренебрежении интересами и желаниями тех, кто без палочки.
Не то чтобы Фелоуз считала подобные действия волшебников абсолютно недопустимыми. Рассудком она понимала необходимость таких вмешательств и в целом оправдывала их. Ей и самой по долгу службы неоднократно приходилось… пренебрегать. Но от мысли о том, каково это — быть выставленной под моросящий дождь без пальто и зонта, с внушенными мыслями в голове, все равно было неуютно. Уж слишком похоже это было на то, как поступает Риддл и ему подобные.
Звук шагов за поворотом коридора не стал для нее неожиданностью. Не заметить их просто не могли, даже странно, что это случилось так поздно. Бросив на Тремболта предупреждающий взгляд, она убрала палочку и постаралась стать той Кори Фелоуз, которая годами безропотно тащила на себе неподъемную и, в сущности, никому не нужную бумажную ношу. Ответственную, аккуратную, терпеливую. Хорошо знающую свое незавидное место в магическом мире, хотя и не вполне способную с ним смириться. Безнадежно маглорожденную. Как всегда в таких случаях, она порадовалась этому своему полезному умению. И как всегда, расстроилась. То ли потому, что Кори-из-Транспортного всегда была чем-то расстроена, то ли потому, что Кори-из-Отдела каждый раз в глубине души надеялась, что влезть в старую шкуру не получится. Но, конечно, снова получилось. Появившийся из-за поворота сурового вида мужчина уделил девушке всего один короткий взгляд, после чего полностью сосредоточился на Тремболте. И палочку направил именно в его сторону.
* * *
Сколько часов ей пришлось провести в одиночестве в полной темноте, Фелоуз не знала. Будь она собой, ну, то есть, основной частью себя, измерить этот промежуток было бы необходимо. Хотя бы для того, чтобы сделать первые прикидки о том, насколько невыразимцы обеспокоены появлением британских коллег, и на каком уровне ведется разбирательство инцидента с Риддлом… в чем бы конкретно этот инцидент ни состоял. Но в случае мелкой сошки, каковой она теперь являлась, в уравнение пришлось бы внести так много корректив, что это теряло всякий смысл. Поэтому девушка просто на ощупь исследовала комнату, в которой ее заперли и, не обнаружив никакой мебели, села в углу на сложенный плащ. Оставалось только ждать и надеяться, что, доверившись Тремболту, она не совершила чудовищной глупости. Копаться у него в мозгах станут очень вряд ли. Все знают, что блокировок, наложенных на сотрудника Отдела тайн, не обойти, и пытаться давить на него — значит убивать, нарываясь тем самым на серьезные проблемы по дипломатической линии. Вежливо обыщут, удостоверятся, что он не в личине, сделают по каминной связи запрос в Отдел, чтобы убедиться, что это тот самый сотрудник, о скором прибытии которого было заявлено. Чарльз вряд ли поймет, что происходит, но, разумеется, подтвердит, карт-бланш есть карт-бланш. После чего будет, наконец, разговор, в процессе которого местные пойдут или не пойдут на контакт. Скорее первое, конечно. Буквально все увиденное вопит о том, что сами они с ситуацией справляются из рук вон плохо или не справляются вообще. Но нельзя исключать и той вероятности, что именно поэтому они и закроются от сотрудничества: расписываться в собственном бессилии бывает трудно. В любом случае ее, Кори-из-Транспортного, на беседу не пригласят, придется довольствоваться воспоминаниями партнера. Мало, конечно, но гораздо лучше, чем ничего. Единственное, что может пойти не так… проклятие, да все может пойти не так! Если Тремболт чем-то выдаст себя настолько, что они все-таки решатся проверить его предполагаемую блокировку… Если он, того хуже, решит, что они могут предложить ему больше, чем она, и раскроется сознательно… В лучшем случае ее работе в Отделе наступит конец или даже…
Фелоуз с силой сжала кулаки, тихо зашипела от боли, когда ногти вонзились в мягкую кожу. Приступ паники не то чтобы улегся, но немного отступил. “Нет, — твердо сказала себе агент. — Об этом я не буду переживать. Я знаю Кена. Это невозможно. Он беспринципен и насквозь фальшив, но не глуп. И у него есть то, чем он по-настоящему дорожит, иначе я ни одного дня не сумела бы водить его на поводке. Возможно, он сдал бы меня, но никогда не рискнет утратой своих связей и каналов сбыта в Англии… или даже своего кресла в Петерсфилдском полицейском участке. Как бы неправдоподобно последнее ни звучало”.
Поняв, что от размышлений толку не будет, Фелоуз решила немного поспать, компенсируя отсутствие полноценного ночного отдыха, но едва она начала задремывать, как в помещении вспыхнул свет. Это была всего лишь электрическая лампочка под плотным абажуром, но после долгих часов в темноте ее сияние показалось ослепительным, и девушка рефлекторно прикрыла лицо рукавом.
— Фройляйн Фелоуз? — с сильным акцентом проговорил вошедший, оглядывая помещение с таким видом, словно отсутствие мебели удивило его. — Извините за доставленные проблемы. Все это ужасное недоразумение, вас обязаны были поместить превосходным образом.
Фелоуз мысленно хмыкнула. Даже если бы у нее были какие-то причины верить новоприбывшему, тот исполнял роль доброго мракоборца столь старательно, что поневоле заподозришь игру.
Волшебник меж тем извлек не то из воздуха, не то из собственного кармана раскладной столик и два плетеных кресла. Взмахнул рукой, приглашая задержанную садиться. Преувеличенно широкий жест должен был, видимо, подчеркивать вину и стремление к гостеприимству, но мужчина не учел крохотные размеры комнаты и ушиб тыльную сторону ладони о стену. Поморщился и тихо пробормотал что-то по-немецки, должно быть — выругался, на несколько мгновений забыв удерживать любезно-встревоженную мину... Дилетант. Или — нельзя исключать и такой возможности — зачем-то притворяется дилетантом.
Глаза Фелоуз, наконец, привыкли к освещению, и она смогла как следует рассмотреть своего собеседника. Тот походил скорее на грека, чем на немца: оливково-бронзовая кожа, нос с небольшой горбинкой, зачесанные назад темно-русые волосы, вьющиеся почти так же заметно, как и у нее самой. Эту эффектную внешность не портила даже помятая мантия, из-под которой виднелся воротник серой рубашки. Для коллеги по секретной службе слишком яркий, слишком приметный. Разве что сотрудничает вне штата. Или прямо сейчас носит личину.
— Присаживайтесь, фройляйн, — проговорил он все с тем же резким акцентом и приглашающе похлопал по сиденью второго кресла.
— Для того, кто приносит извинения, вы удивительно невежливы, — дрогнувшим голосом проговорила Кори-из-Транспортного. — Во-первых, меня абсолютно незаконно продержали здесь целый день. И не думаю, что простого “простите” тут будет достаточно. Во-вторых, садиться раньше женщины, насколько мне известно, и в вашей стране неприлично. Не говоря уже о том, чтобы звать ее “дамочкой”. У меня есть имя, и вам оно, судя по всему, известно. А вот мне ваше — нет. Кто вы такой и почему я должна с вами разговаривать? Просто выпустите меня и скажите, где находится мой временный руководитель, мистер Тремболт, чтобы я могла вернуться к своей работе.
Мужчина смерил ее недоуменным взглядом, точно вовсе не ожидал отпора, а потом вдруг ухмыльнулся, отбросив прежнюю доброжелательную маску.
— Допустим, меня зовут Клаус Вебер, — сказал он. — За свой манер извиняться не стану, мы с вами не в салоне. Как и за якобы незаконное задержание. Когда наш сотрудник наткнулся на вас, вы находились вблизи места недавнего преступления, на заблокированной территории. Учитывая это, на вашем месте я бы вел себя тишайше… тишее. И очень радовался бы, что мы действительно пытаемся во всем разобраться, а не обвиняем вас в причастность к убийству и террору.
— Это было бы очень затруднительно, — возразила Фелоуз, присаживаясь на самый краешек кресла. — На момент этого вашего убийства и террора я была в Лондоне. И если и нахожусь здесь сейчас, то только потому, что мне поручили разобраться с той частью произошедшего, которая находится в моей компетенции. Незаконное изготовление или приобретение порталов, несогласованная массовая телепортация на территорию другого государства. Вот это все.
Тон девушки, за исключением последней, нарочно скомканной фразы был спокойным, серьезным и уверенным, взывающим к здравому смыслу собеседника, но зажатая настороженная поза и нервные движения кистей рук выдавали или, вернее, изображали совсем другое. Тут следовало выдержать тонкий баланс. Если быть слишком твердой и самодостаточной, могут воспринять как угрозу и взяться за допрос всерьез, но если показать слишком много страха и смятения, есть шанс нарваться на личность, склонную к самоутверждению над слабыми, и тогда за нее возьмутся всерьез просто потому, что почуют жертву. Нужна золотая середина: молодая сотрудница иностранного Министерства, деловая, профессиональная, но ни в чем не разбирающаяся сверх своей профессии, ни к каким тайнам не допущенная, сбитая арестом с толку и пребывающая в растрепанных чувствах. Неплохо держит себя в руках, но, чуть надави, скажет все, что знает. А знает, разумеется, мало.
— Вот давайте и разберемся в этом вашем “вот этом всем”.
Допрос потек своим чередом. Да, фрау Фелоуз в курсе, что произошло нарушение Статута и погибли люди. Нет, никаких подробностей она не знает, но, без сомнения, это ужасно. Она была шокирована, когда услышала. Ее начальство было шокировано, когда услышало. И господин министр наверняка тоже. Конечно, о Волдеморте, известном журналисте и политике, в последнее время ходили очень нехорошие слухи, но лично ей всегда казалось, что это из-за выборов. Стороны всегда говорят друг о друге гадости, ведь верно? Нет, она за него не голосовала, сотрудникам Министерства вообще не положено, а она к тому же еще и… ну, вы понимаете. Не та, кто станет поддерживать идеи, направленные против маглорожденных. Но все равно это похоже на сон. Такая известная личность и громкое убийство за границей… Он точно к этому причастен? Вы уверены? Быть может, это просто чья-то попытка его скомпрометировать? Ну, то есть, окончательно скомпрометировать? Нет-нет, фрау Фелоуз не думает, что это она здесь следователь, и постарается впредь не задавать неуместных вопросов. Это все волнение и усталость, вы же понимаете… Нет, ей неоткуда знать, где именно произошло преступление. Прежде она никогда не бывала в Берлине и совершенно не ориентируется в городе. Да, прийти сюда было идеей мистера Тремболта, к которому ее временно прикомандировали. Он полагал, что за дверью будет вход в квартал волшебников, где они смогут встретиться с немецкими коллегами из… как у вас называется Мракоборческий центр?.. Обменяться имеющейся информацией и, возможно, напрямую подключиться к расследованию. Но почему-то все пошло не так. Щиты? Какие щиты? Нет, мистер Тремболт, кажется, один раз упоминал о чем-то подобном, но она поняла это так, что впереди барьер, не позволяющий проходить в место обитания волшебников маглам. В Британии подобные используются очень широко. Нет, она не в курсе, в каком отделе мистер Тремболт работает. Должно быть, в Обеспечении правопорядка, иначе зачем бы начальству назначать его старшим следователем? И что же, это действительно было место преступления? Как жаль, что она не знала! Можно было сразу поискать точки выхода из порталов и попытаться установить их тождество с той сомнительной партией. Вы ведь знаете, что каждый портал имеет уникальный инверсионный след из заряженных магией пылевых частиц? Правда, через несколько часов он начинает рассеиваться, и для отслеживания необходимо точно установить место входа или выхода, но… Ах, сколько времени бездарно упущено! Одна надежда, что местные транспортники тоже в этом разбираются…
Вебер строил беседу очень умело: не позволял себя забалтывать, тонко чувствовал моменты, когда следует задавать самые важные вопросы. Хотя Кори-из-Транспортного и произвела нужное впечатление, создав у него убедительное ощущение своей незначительности и слабой осведомленности, он на всем протяжении допроса оставался все таким же собранным, готовым отреагировать на малейшую промашку или зацепку. Про себя Фелоуз решила, что собеседник — опытный мракоборец или судебный следователь, занимающий достаточно высокое место во внутренней иерархии местных правоохранителей. Заместитель начальника отдела или кто-то в этом роде. Привык отдавать приказы, давно не работал в поле и подрастерял навыки маскировки, но мастерство есть мастерство. Совершенно точно не службист. Компетенции ему, вероятно, хватило бы, однако уровень профессиональной паранойи, к счастью, совсем не тот. И это последнее соображение слегка нервировало. Допросят и службисты. Не могут не допросить.
Предчувствие ее не обмануло. Когда следователь начал по третьему кругу расспрашивать ее о том, в каком месте Берлина они с Тремболтом изначально появились, каким маршрутом шли и о чем в пути разговаривали, дверь комнатушки снова отворилась, и вошел еще один маг. Он был ниже ростом, чем Вебер, и лет на десять-пятнадцать старше, с сильной проседью в густых каштановых волосах и окладистой бороде. Очертания фигуры мешала разглядеть просторная темно-синяя мантия. Видимо, это была какая-то форма, и форма очень узнаваемая, потому что, хотя лицо вошедшего и не вызвало у Вебера никакой особенной реакции, при взгляде на мантию он сразу как будто съежился и постарался стать незаметнее, что ужасно ему не шло.
Фелоуз эта реакция озадачила. Представить себе, чтобы одни волшебники на государственной службе так явно опасались других волшебников на государственной службе, ей было сложно. Возможно, какое-нибудь очень высокое начальство?
— Вебер, вы свободны, — не утруждая себя приветствиями, сказал новоприбывший. Для иностранца его английский был практически идеален.
Следователь с явным облегчением кивнул и двинулся к двери, в спешке едва не опрокинув свое кресло.
— А я тоже свободна? — поинтересовалась Фелоуз.
— Боюсь, что не вполне, — ответил незнакомый волшебник и опустился на место Вебера. — Но не волнуйтесь, я не задержу вас надолго. Мы просто выпьем чаю и немного побеседуем, после чего вас проводят к вашему коллеге.
— Но я уже все рассказала мистеру Веберу, — покачала головой Кори-из-Транспортного. — Буквально язык сломала, рассказывая раз за разом. Это просто абсурд какой-то. Мы ведь приехали вам помочь! И, уверена, наше начальство предупредило вас о нашем прибытии.
— Вы и помогаете, — доброжелательно отозвался волшебник. — Пусть и не на тот лад, на который предполагали. Мы далеки от того, чтобы вас подозревать в чем-то особенном. Если Клаус создал у вас иное впечатление, то это прискорбная ошибка. Но просто подозревать нужно всех, это основы нашей работы, как вы понимаете.
— Если честно — не понимаю. Вы ведь даже не сказали, где именно работаете.
На приветливом лице собеседника на миг проступила легчайшая тень недоумения, словно он с самого начала исходил из того, что Фелоуз прекрасно знает, с кем имеет дело.
— Извините. Я Рольф Шульц, второй секретарь Департамента тайн.
— О! Вот как, — вежливо сказала задержанная. — Приятно познакомиться.
Судя по тому, что недоумение на лице Шульца стало чуть заметнее, он ждал какой-то совсем другой реакции. И, возможно, в интересах безопасности ее следовало бы изобразить, но в этот момент Кори Фелоуз была ужасно занята. Она одновременно спешно анализировала ситуацию, в которую влипла, и мысленно на чем свет стоит ругала Грэнтема, ровно никак не подготовившего ее к тому, что коллеги-невыразимцы, которых она так опасалась все это время и о возможностях и образе действий которых строила догадки, отталкиваясь от собственного опыта, окажутся вовсе не тенями среди теней, не незримыми защитниками, как это было в Англии, а силой, напрямую управляющей местным сообществом магов. Причем силой откровенно пугающей. В этом варианте ее тайная миссия, возможно, вообще не имела смысла. Оптимальным вариантом было бы прямое обращение Чарльза к этому самому Шульцу или к первому секретарю. Угрозы, шантаж, выгодные предложения сотрудничества и прочие элементы взаимодействия одного закулисного правительства с другим закулисным правительством. И немцам совершенно незачем знать, что британский Отдел тайн на самом деле занимает совсем другое положение…
— Чаю? — пока Фелоуз размышляла, Шульц перешел к действиям. На столике стоял поднос с двумя дымящимися чашками.
Девушка благодарно потянулась к той, что стояла ближе к ней: после долгого заключения пить хотелось ужасно. Но в свете открывшихся фактов, разумеется, было нельзя. И, почти донеся чашку до губ, Кори-из-Транспортного вдруг охнула, точно только что о чем-то вспомнила, и с большой неохотой поставила чай обратно.
— Слишком горячо? — поинтересовался Шульц.
— Нет, но… Видите ли, сэр, мистер Тремболт, мой временный начальник, дал мне четкие указания, чтобы я весь период визита ни в коем случае ни от кого не принимала еды и напитков. Понятия не имею, с чем это связано, однако…
Шульц рассеянно кивнул, словно чего-то похожего и ожидал, а потом защитные системы, вживленные в сознание Фелоуз, вдруг завопили все разом, сигнализируя о том, что ее пытаются прощупать легилименцией. Девушка ахнула и съежилась в кресле, вскинула руки к вискам. Пусть знает, что она все чувствует, пусть считает ее сильным эмпатом. Если она верно поняла этого человека, привыкшего действовать нагло и властно, не усомнившегося в том, что ему легко сойдет с рук допрос сотрудницы чужого Министерства с применением сыворотки правды, то сейчас он усилит напор. Никакие разговоры и добровольные признания ему не нужны. Им он не поверит, даже если лично обнаружит их в ее голове. Правдой для него будет только украденное, вырванное силой. И она после непродолжительной, но отчаянной борьбы позволила ему красть, бросив на растерзание Кори-из-Транспортного: ее унылые среды, ее холодную безликую квартиру, ее одинокие посиделки за стойкой магловского паба, ее двойственные чувства к не скрывающему своего двуличия Тремболту, ее гнев на непосредственное начальство за эту странную командировку, в которую ее отправили так неожиданно и совсем без информации. Все это было правдой, все это было личным и потому отдавало неподдельной болью и стыдом, будто ее прилюдно раздевал (хуже, чем раздевал!) незнакомец. И нужно было быть очень опытным и тонким мастером, чтобы понять, что этот стыд и боль — еще один защитный барьер, мешающий заглянуть глубже. Шульц таковым не был. Он вел себя грубо и бесцеремонно. Ломал найденное в надежде найти скрытое. Хватал все подряд грязными пальцами… грязными мыслями. И Кори Фелоуз, отстраненно наблюдавшая сквозь свой щит за его действиями, вдруг поняла, что почти слышит эти его мысли. Если совсем немного нажать вот здесь, то можно будет поймать магию на противотоке и… С большим сожалением она отказалась от этой идеи. Проникнуть невыразимцу в голову и узнать сразу все, заведомо больше, чем они даже при самом лучшем раскладе сообщат Тремболту, было бы очень заманчиво. Но при всем обнаружившемся отличии между двумя службами необходимо исходить из того, что руководитель такого ранга, как Шульц, не может быть не связан каким-то аналогом клятвы о неразглашении. И если ее действия его убьют, объяснить подобное будет решительно невозможно. Нет, встречная легилименция тут не годилась. Вообще ни одна из известных ей ментальных техник. Кроме…
Осененная внезапной мыслью, Фелоуз едва сумела удержаться от злой улыбки. Хотя действия Шульца ранили в основном Кори-из-Транспортного, у них обеих было слишком много общего, чтобы девушка осталась полностью равнодушной к происходящему. И сейчас, не задумываясь о том, что именно и как именно делает, не позволяя себе усомниться в том, что все получится, она собрала весь свой холодный гнев, родившийся еще раньше, в стенах опустевшего университета, откуда выгнали людей, и бросила его вперед. Не в виде пламени, как это было с Дунартом, а в виде острой ледяной иглы. Шульц даже ничего не почувствовал. В этот момент он как раз закончил свой обыск и собирался прервать контакт, но они находились в ее сознании, и Фелоуз интуитивно знала, как сделать имеющуюся в ее распоряжении долю секунды почти бесконечной. Искать информацию агент, помня о собственном состоянии после действий гоблина, все-таки не стала. Просто мысленно потянулась сквозь образовавшуюся в естественном барьере между ними брешь и с помощью классической окклюменции легко коснулась одной единственной точки. Уходя, Шульц намеревался радикально дезориентировать ее, сделать так, чтобы в ближайшие сутки она — что бы ей ни довелось увидеть или услышать — и сама не поняла важности происходящего, и усвоила сильнейшее нежелание кому бы то ни было рассказывать об этом. Фелоуз убедила его разум, что все задуманное уже исполнено, что англичанка, как и было согласовано с ее руководством (этот оттенок мысли ее поразил, но обдумывать его было некогда) полностью обезврежена.
* * *
Кена Тремболта Шульц и покорно следовавшая за ним Фелоуз обнаружили в комнате, похожей на начальственный кабинет или переговорную. Фальшивый невыразимец, судя по всему, не только не подвергся глубокому допросу, чего девушка после недавнего мысленного поединка снова начала опасаться, но и успел найти с не слишком-то дружелюбными хозяевами общий язык. Во всяком случае, когда она вошла, он, непринужденно закинув ногу за ногу, сидел в кресле, рассеянно прихлебывая из тяжелого даже на вид хрустального бокала уж-точно-не-чай. Мимика и манеры Тремболта снова неуловимо изменились. Исчез оттенок самоиронии, превращавший его былые командирские замашки в подобие шутки. Взгляд стал цепким и тяжелым, точно его обладатель слишком хорошо знал и не слишком высоко ставил человечество как таковое. В движениях появилась развязность, причем совсем не та, какую он выказывал в своей любимой роли обаятельного неряхи. Та была предельно естественной, а эта… эта казалась чем-то вроде пестрой шкуры крупного хищника — Фелоуз и сама не смогла бы объяснить, почему ей пришла в голову именно эта ассоциация. Из речи почти исчезли столь любимые им вводные предложения и словечки, она стала рубленой и четкой.
— Они тоже знатно облажались. Убийство плохо выглядят в газетах, — как раз говорил он пожилому волшебнику, одетому в такую же, как у Шульца, синюю мантию.
Немецкий невыразимец хмыкнул:
— Вы не у себя в Лондоне. Газеты здесь не проблема, что для нас, что для них. Даже жаль, что этих ублюдков не погибло больше. Но мы об этом, конечно, позаботимся.
— Сюда, пожалуйста, — чуть громче, чем было нужно, проговорил Шульц, видимо, пытаясь привлечь внимание к их появлению. — Вот на этот стул. Тут вам будет удобно.
Фелоуз повела в его сторону расфокусированным взглядом и покорно опустилась, куда велено, изображая полную дезориентацию.
— Ваша пропажа, херр Тремболт, — небрежно сказал пожилой волшебник. — Как и было обещано.
Тремболт рассеянно кивнул: вижу, мол.
— Как скоро она… станет функциональна?
— Через пять-шесть часов, — Шульц пожал плечами. — Может быть, чуть дольше. Каюсь, я слегка перестарался: девчонка вдруг что-то почувствовала и начала сопротивляться.
— Сопротивляться? — с легким удивлением переспросил Тремболт. — Малышка Кори? Хм, похоже, тупицы из Транспортного проглядели эмпата. Надо будет заняться этим, когда стану посвободнее.
— Зачем вам вообще понадобилось тащить с собой эту пустышку? — проворчал Шульц. — Только время зря потеряли.
— Это ваши личные трудности. Я вам сразу сказал, что она ничего не знает. Так что там насчет переброски? Докуда удалось отследить?
Больше на Кори Фелоуз никто внимания не обращал. Пошла рабочая беседа или, скорее, деловые переговоры, к которым вскоре присоединились еще двое местных невыразимцев. Судя по всему, они хотели от Тремболта и Отдела тайн в целом какого-то содействия, но Фелоуз, пропустившая значительную часть происходящего, все никак не могла понять, какого именно. Больше всего ее сбивало с толку, что ни одна из сторон практически не упоминала Риддла и его присных, как будто громкий теракт, расследовать который она примчалась через две государственные границы, не воспринимался здесь чем-то важным. Во всяком случае — самым важным. Обсуждали какие-то технические подробности видеонаблюдения, нюансы взаимодействия магов двух Берлинов и наличие у британского Отдела прямого выхода на магловские спецслужбы (в этом вопросе Тремболт то ли самозабвенно лгал, то ли был значительно компетентнее, чем очень далекая от этих дел Фелоуз). Но через некоторое время история все-таки начала вырисовываться. И оказалась поразительной.
Ключевую роль в ней занимал некто Отто Шнейнендер, инженер, изобретатель и человек, некоторым образом причастный к магическому миру. Предположительно (эта информация еще проверялась) он родился в одном из местных чистокровных семейств, но лет в пять-шесть, когда стало ясно, что он сквиб, объявлен умершим и под чужим именем отдан на воспитание в сиротский приют. Спешно допрошенные знакомые и коллеги свидетельствовали, что в подпитии он не раз проклинал своих родителей и утверждал, что должен был стать наследником крупного состояния. Собеседники, все как один, считали это обычными байками. В двадцать восемь лет Шнейнендер устроился на завод, производивший электронику. В том числе — системы видеонаблюдения. А спустя еще несколько лет бесследно исчез и считался без вести пропавшим ровно до того момента, пока его фамилию не упомянул в своей поразительной речи Том Риддл. Расследование, которое сразу после ночного инцидента организовали местные маги, дало поразительные результаты. Оказывается, незадолго до своего уже не таинственного исчезновения он загорелся идеей поставить волшебников, которых помнил смутно и плохо, но весьма горячо ненавидел, под контроль “настоящих людей”. И с этой самой идеей дошел до приемной Госсовета. По логике вещей, в этот момент его должны были госпитализировать в психиатрическую клинику, но, видимо, звезды в тот день сошлись самым невероятным образом, и Шнейнендеру встретился некий человек, принявший его всерьез. И этот человек работал в Штази — Министерстве государственной безопасности ГДР. Сразу после чего Шнейнендер пропал, а вокруг двух самых крупных потайных кварталов (были и другие, но о них проживший почти всю жизнь с маглами сквиб не знал или не помнил) появились следящие видеокамеры.
Разумеется, волшебники обычно вели себя осмотрительно. Кто-то маскировался, кто-то пользовался дезиллюминационными заклятиями, большинство вообще попадало в Холл-под-Университетом и на изнанку Тиргартена через каминную сеть. Но видеонаблюдение велось годами. Годами! И — что сейчас приводило Шульца и прочих в нескрываемую ярость — не было замечено никем. Ну, какие-то магловские машины. Ну, висят. В конце концов, точно такие же висят на всех крупных перекрестках города и много где еще. Маглов просто недооценили, причем недооценили катастрофически. А те медленно и методично, как умеют в этой стране, вели аналитическую работу. Фиксировали всех, кто входил в университетское здание с указанной стороны. Сравнивали с теми, кто внутри из этой двери появлялся. Вычисляли лишних: тех, кто по рассеянности или легкомыслию хотя бы однократно пренебрег маскировкой. Возможно, в дальнейшем за ними следили, выявляя круг контактов, или даже вербовали. Не зря же оба убитых Пожирателями мужчины, числившиеся в охране Университета, на поверку оказались агентами тайной полиции. За прошедшее время спецслужбы узнали о мире волшебников очень много. И самое опасное заключалось в том, что никто не смог бы сказать, как именно много. И никто из местных волшебников отныне не мог чувствовать себя в безопасности. Информация есть информация. Просочившись однажды, она уже практически не может быть изолирована в ограниченном кругу людей. Даже если силовики магического правительства сейчас тотально зомбируют силовиков правительства магловского, даже если остатки архива, который после теракта попытались уничтожить, канут в забвение, нет ровно никаких гарантий, что где-нибудь не останется чего-нибудь. И немного позже это “что-то” запросто может всплыть.
Самые же тревожные из полученных сведений исходили непосредственно от Шнейнендера, с помощью молниеносной операции обнаруженного, максимально тщательно, насколько это позволяли сроки, допрошенного, и во исполнение “просьбы” (здесь это называли так) Риддла отправленного порталом в Англию. Изобретатель, постаревший, но не смирившийся, добровольно на контакт не пошел, а под сывороткой и (как можно было предположить из обтекаемой фразы следователя) пытками впал в приступ гнева и принялся сыпать проклятиями, а также безудержно похваляться тем, что почти достиг цели, к которой так долго стремился — сконструировать камеру, которая видела бы сквозь магические покровы.
— Блеф, — обронил Тремболт.
— Мы так и подумали. Но он был очень уверен в теоретической осуществимости этого плана. Говорил, что раз магловские фотоаппараты можно зачаровать так, чтобы они делали движущиеся снимки, то есть осуществляли магическое действие, то и камеры тоже можно.
Никаких предметных подтверждений такой работы, впрочем, ни у Шнейнендера, ни у его кураторов найдено не было. Все изъятые в ходе повальных обысков камеры и их чертежи, по мнению экспертов, относились к самому обычному оборудованию, разве что в смысле качества значительно превосходящему известные модели. Поэтому заинтересовал в заявлениях сквиба не столько их прямой смысл, сколько то, что за ним стояло. Технику предполагалось не просто сконструировать, но и особым образом зачаровать. Что автоматически предполагало наличие неких волшебников-ренегатов, которых магловская тайная полиция могла бы к этому проекту привлечь.
В общем, Пожиратели скрылись, а трудности у местных остались, причем настолько глобальные, что Фелоуз едва не пожалела Шульца и Ко. Между спецслужбами волшебников и маглов велись тяжелейшие переговоры, обливиейторы работали в три смены, и без того царившая в ГДР шпиономания грозила выйти на принципиально иной уровень. Риддл при этом в глазах собеседников Тремболта проблемой не был. Он был тем, кто вскрыл чудовищные проблемы, кто раскрыл магическому сообществу глаза на то, в какой страшной опасности они все это время находились. И хотя они, конечно, предпочли бы, чтобы британский выскочка сделал это с большим тактом и меньшими спецэффектами, в целом его выступление произвело совсем не то впечатление, какое предполагали Грэнтем и Фелоуз.
Произошедшее не было банальной акцией устрашения. Волдеморт одним-единственным шагом склонил к своей точке зрения на взаимоотношения магов и волшебников целую страну.

Глава 10

— Чертовы дилетанты! — в который раз за этот долгий день пробормотала Фелоуз, безуспешно пытаясь подняться на ноги. Тремболт протянул ей руку, но, наткнувшись на горевший холодным возмущением взгляд, довольно убедительно сделал вид, что ничего такого в виду не имел и всего лишь отряхивал пальто.
— Ничего? — не то спросил, не то констатировал он.
Девушка нехотя качнула головой. Сделала первый неуверенный шаг. Ноги в общем и целом слушались, но казались чужими, точно кто-то приживил к ее телу два мешка, набитых острыми черепками. Колени из-за чрезмерно продолжительного знакомства с холодной брусчаткой Университетштрассе отекли и почти не гнулись. Впрочем, откуда вообще взяться коленям у мешков с черепками? Сейчас бы немного посидеть в тепле...
— Вернемся на Гегельплатц, — устало сказала она.
— Фелоуз, помилуй, мы были там два раза! И ты сама говорила, что приоритет — найти выходные точки порталов...
— Вернемся, — с нажимом повторила девушка, демонстрируя уверенность, которой на самом деле не чувствовала. Те, кто вел дело с немецкой стороны, оказались даже еще большими идиотами, чем она ожидала по опыту личного общения. Несмотря на напоминание, которое она почти что прямым текстом сделала Веберу, экспертизу портальных следов так и не провели. Быть может, не нашлось хороших специалистов по транспортной магии, но гораздо вероятнее, местным сейчас было просто не до поисков сбежавших Пожирателей. Пока ее держали в заключении, а Тремболт играл в шпионские игры, остаточные эффекты заклинаний переноса почти рассеялись. И именно вот это самое “почти” выводило из себя больше всего. Если бы следы сохранились в степени, достаточной для отслеживания, ясно было бы, в какую сторону работать дальше. Если бы развеялись полностью — можно было бы возвращаться домой и искать другие нити, ведущие к преступникам. Но та ничтожная малость, которая оставалась здесь…
Глубоко вздохнув, она отогнала невеселые мысли и поковыляла в сторону места двойного убийства. Через несколько шагов ее догнал Тремболт. Проигнорировав вялое сопротивление, крепко взял за локоть, точно они были прогуливающейся парочкой.
— Пора бы уже тебе научиться разговаривать с людьми, — пробормотал он.
Фелоуз нахмурилась:
— Думаешь, стоило попросить их помощи в обследовании? Зачем? Они уже один раз облажались. И потом…
— Думаю, если ты на меня сердишься, то тебе нужно не обиженно отмалчиваться, точно маленькая девочка, и не сверкать на меня глазищами… они, кстати, красивые, я об этом упоминал?... а открыть рот и сказать: “Кен, ты просто сволочь. Как ты мог дать им санкцию копаться у меня в голове? А если бы я умерла? А если бы сошла с ума?”. Ну, и так далее. Можно было бы даже немного всплакнуть на эмоциях, хотя это и не вполне по твоей части. А я бы тебе ответил, что иначе они бы мне просто не поверили, и к тому же я был абсолютно уверен, что уж у тебя-то есть на случай попытки взлома какой-нибудь козырь в рукаве, а то и не один. Ты бы, конечно, сразу не прониклась, но я напомнил бы тебе детали своего разговора с местными и указал на признаки того, что очень явно строил его, исходя из уверенности, что ты все слышишь и осознаешь. Потом ты…
— Кен? — напряженным голосом перебила его Фелоуз, останавливаясь.
— Что? Дозрела сказать, что я сволочь?
— Дозрела спросить, осознаешь ли ты, что нас почти наверняка сейчас прослушивают!
— А, это. Не волнуйся, у меня есть паутинный камень. Не думала же ты, что мы с самого утра бродим без прикрытия?
— Вообще-то думала, — с тихой яростью сказала она. — В этом и был весь смысл плана!.. И потом, паутинный камень волшебнику достать невозможно, мы пробовали. Гоблины ни за какие деньги и обещания не выпускают их из лап...
— Из рук, Фелоуз, из рук. Мы же не расисты!.. Кстати, если тебе пришла в голову светлая мысль наставить на меня палочку и убедить пожертвовать мою маленькую коллекцию инструментов на нужды голодающих невыразимцев, то я бы на твоем месте этого не делал. Паутинник заставляет окружающих слышать не то, что мы говорим, но на зрение-то никак не влияет. И если маленькая Кори с мозгами всмятку вдруг начнет тыкать подручными предметами в такую крупную шишку, как я, это вызовет ненужные вопросы… Так о чем это я говорил? — Тремболт снова взял Фелоуз под локоть и ненавязчиво подтолкнул в сторону Гегельплатц. — Ах да. Если бы мы разговаривали, я предоставил бы тебе все доказательства того, что чист как ангел и преисполнен самых лестных представлений о твоей великолепной персоне. Ты бы, конечно, еще некоторое время упиралась и отрицала очевидное, потому что не веришь никому, кого лично не зомбировала, но в итоге перестала бы злиться и я мог бы тебе по-настоящему помогать, а не таскаться за тобой весь вечер, как собачонка. Чудесно, правда?
Фелоуз скептически хмыкнула и решительно высвободила локоть. Благо от быстрой ходьбы мышцы разогрелись, и в поддержке больше не было необходимости.
— Чудесно было бы, если бы ты думал о деле, а не о какой-то ерунде, вроде моих несуществующих обид. Я всегда знала, что ты — мутный тип, и ничего нового сегодня в этом смысле для себя не открыла… Но за веру в мои возможности спасибо, конечно. Это даже приятно. Наверное. Если ты действительно хочешь быть полезным, озвучь мне для начала весь список контрабанды. Хризокомпас… паутинник… что еще за кролики есть в твоей шляпе?
— О, весьма любопытные… кролики, — Тремболт многозначительно ухмыльнулся. — Тебе понравится. Вернее, понравилось бы, если бы я вдруг окончательно обезумел на почве альтруизма и решил задекларировать все свое имущество одной настырной особе из Отдела тайн, чьи планы это имущество отобрать написаны у нее прямо здесь, — он бесцеремонно ткнул пальцем в середину лба Фелоуз.
В другой раз она очень вряд ли оставила бы это без последствий, но сейчас едва заметила. Ей в голову как раз пришла достаточно дерзкая, но не безнадежная идея.
— Насколько хорошо ты умеешь им пользоваться? — спросила Фелоуз.
— “Им” — это кем? Или чем?
— Паутинником.
— Как я и сказал, он прикрывает нас с тех пор, как мы здесь оказались.
— Я не об этом. В качестве глушилки и средства запутывания следов он, если я все верно понимаю, работает без участия владельца, достаточно лишь активировать. Но если та информация, которую мы имеем по артефактам этого вида, верна, все это — лишь побочные эффекты. Паутинный камень создает в точке применения комплексную аномалию: запутывает магические потоки, находящиеся на периферии поля, чтобы компенсировать выпрямление тех, что проходят ближе к центру. Как линза.
— И что нам это даст? Как можно выпрямить остаточную энергию от портального следа?
— Никак. Но можно проявить и тем самым отсеять все векторы силы в месте действия камня. Устранить взаимовлияния. Все-таки здесь совсем недавно была схватка с применением магии и… Если стабилизировать и структурировать фон, я, быть может, все-таки смогу что-то нащупать.
— М-м-м… любопытно.
— То есть, ты никогда так его не использовал?
— Ну, у меня ведь нет твоего уровня доступа к “информации по артефактам этого вида”, — хмыкнул Тремболт.
— Не прибедняйся. Учитывая баснословную редкость вещей, которые ты вот так запросто вынимаешь из карманов, я уверена, что...
— Вот прямо сейчас я не прибедняюсь, — Тремболт примирительно вскинул ладонь. — Действительно никогда прежде не слышал об этом эффекте. Но мы в любом случае можем попробовать. Если ты права, и между помехами и зоной ясности существует прямая взаимосвязь… Можно ведь просто усилить помехи, верно?
— Усилить насколько?
— Будет купол абсолютной тишины ярдов шесть-семь в диаметре. Те, кто окажется за его пределами, будут слышать громкий белый шум… очень громкий, примерно как если положить голову под мчащийся локомотив. Неприятная штука. Но довольно полезная.
Фелоуз обдумала открывающуюся возможность. Шесть ярдов. Зона ясности наверняка еще меньше. С такой небольшой линзой полностью обследовать площадь, две улицы и прилегающий парк… хорошо, если удастся управиться часа за четыре. Только к этому моменту и следы порталов окончательно развеются, и Шульц со товарищи могут заинтересоваться, чем это таким секретным занимаются британцы под куполом тишины. Как бы опять не арестовали. Значит, полный обход отпадает. Придется пройтись лишь по самым вероятным точкам, надеясь преимущественно на везение…
— Давай назад, — велела она, подавив тяжелый вздох.
— Так и быть, не стану добивать тебя старым добрым “а я же говорил!”, — ободрил ее Тремболт. — А если серьезно, Фелоуз, давай начнем здесь, раз уж пришли. Хотя бы попробуем, работает оно или нет. Вдруг это вообще бессмысленно?
— М-м-м… ну, давай.
— Отвернись, будь добра.
— Что, даже не покажешь артефакт?
— Вам, министерским, только покажи, — ухмыльнулся Тремболт. — Без обид, ладно?
Кори Фелоуз вздохнула, всем своим видом показывая, что ее поистине ангельское терпение вот-вот подойдет к концу, но подчинилась. Учитывая вероятную слежку и упорство, с которым временный напарник оберегал свои секреты, продолжать настаивать было и правда бесполезно. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом ее словно бы подтолкнуло в спину упругой воздушной волной, и на Гегельплатц воцарилась абсолютная давящая тишина. Купол работал.
Стараясь не торопиться, Фелоуз несколько раз глубоко вдохнула, чтобы прогнать из головы посторонние мысли, и только потом подняла взгляд. По сравнению с теми попытками, когда они не использовали паутинник, ничего не изменилось: все то же фонящее рассеянное излучение, все то же слабое, на самой грани чувствительности, притяжение давно закрывшихся разрывов в пространстве. Никакой ожидаемой ясности. Мысленно выругавшись, девушка шагнула к напарнику, намереваясь сказать, что эксперимент не удался, но вдруг застыла. Осторожно сделала еще один шаг. Снова остановилась.
— Фелоуз? — из-за действия купола голос Тремболта прозвучал неестественно громко.
— Погоди! — отмахнулась она и продолжила свои действия, двигаясь то по направлению к мужчине, то от него, то по окружности, надолго останавливаясь после каждого шага или двух. — Это не равномерное поле, — наконец сказала она. — Я думала, что здесь будет что-то вроде глаза тайфуна, округлого окна с высокой ясностью. А на деле у нашей линзы очень узкий фокус. Ясность есть, но степень ее проявленности прямо зависит от того, насколько далеко я нахожусь от камня. Чтобы помехи были минимальными, мне нужно находиться в одной точке с ним. Держать его в руках.
Лицо внимательно слушавшего ее Тремболта выразило неприкрытый скепсис. И Кори Фелоуз почувствовала, как ее охватывает раздражение.
— Да не пытаюсь я ничего у тебя выманить хитростью! — резко сказала она. — Больно нужно! Если я действительно задамся такой целью, твоя драгоценная коллекция станет моей за несколько секунд, и ты прекрасно осознаешь это. Просто сейчас у нас нет другого выхода.
— На самом деле есть, — Тремболт шагнул вперед и взял Кори за плечи. Она машинально дернулась, пытаясь отстраниться, выхватить палочку, но тут же приказала мышцам расслабиться: никакой угрозы это прикосновение не несло.
— Отличные рефлексы, — не то уважительно, не то насмешливо пробормотал мужчина, поворачивая ее и одновременно притягивая к себе. В следующую секунду Кори Фелоуз уже стояла в кольце его рук, плотно прижатая спиной к его груди. Ощущение этой близости было почти пугающим. Мелькнула и погасла отдавшаяся волной мурашек мысль о том, что достаточно быстро схватить палочку может и не получиться. Но тут же стало не до палочки, не до опасений, не до Тремболта: контуры всех предметов вокруг вдруг стали такими четкими, что их резкость отдалась болью где-то за глазами. Она была в фокусе. Девушка застыла, неотрывно глядя в одну точку. А потом вдруг разразилась ругательствами, такими грязными, что тут же самой стало тошно.
— Не успели? — деловито уточнил Тремболт. — Окончательно рассеялся?
— Нет. Я вижу вход в портал, — голос Фелоуз был неестественно спокоен, а лицо бесстрастно. Только горевшие на щеках яркие пятна выдавали ее бешенство.
— И что с ним не так?
— Я же сказала, — она отстранилась, разрывая контакт. — Это вход. Не выход. Пожиратели вовсе не появились здесь, как нам рассказывали. Они… во всяком случае, некоторые из них ушли отсюда.
— ...и это значит?
— Что Шульц и прочие нагло лгали, чтобы помешать нам стать на след.

* * *






Фелоуз ожидала, что дубль-портал выведет их в какое-то укромное место, но Пожиратели или не слишком беспокоились о секретности, или слишком торопились. По ту сторону прыжка оказалась какая-то улочка, прилегающая к запущенного вида зданию в псевдоготическом стиле, похожему одновременно на церковь и музей. К счастью, по случаю вечернего времени людей почти не было. Только у входа в маленький магазинчик беседовали о чем-то трое мужчин. Судя по их обильной жестикуляции и громкому смеху, возникшая из ниоткуда парочка осталась незамеченной. Убедившись в этом с помощью быстрого ментального сканирования, Фелоуз потянула своего спутника подальше от освещенного пятачка: под деревья, росшие у облицованной известняком стены церкви или музея.
— Меняем облик. Быстро! — скомандовала она, привычно сосредотачиваясь, чтобы стать альбиносом Балджером, под видом которого она обычно посещала Лютный. Конечно, эта личина была слишком яркой и приметной, но все-таки лучше, чем ничего.
— Н-надо, — невнятно пробормотал Тремболт и заметно дрожащей рукой протянул ей крохотный, на один глоток, пузырек.
Судя по характерному запаху, это было оборотное зелье, причем уже “заряженное”.
— Кто это был? — уточнила Фелоуз, не без некоторого чувства благодарности осушая пузырек. Оборотку как долговременное средство маскировки она забраковала еще до поездки, но в этот конкретный момент час неидентифицируемой анонимности был очень кстати.
— Кто-то из университета. Позаимствовал утром во время обыска. Есть еще пять доз с разными обликами.
Тремболт явно пытался говорить четко, но голос был глухим и сдавленным, точно его обладателя мучила боль или тошнота. Ничего удивительного: перемещаться дубль-порталом, не имея возможности представить точку выхода, всегда было довольно рискованно. И крайне неприятно к тому же. Саму Фелоуз от шока спасал только большой практический опыт.
— Распополамило? — спросила она.
— Ох... кажется, нет, — Тремболт выпил содержимое другого пузырька, его лицо потекло, точно оставленная у камина восковая маска. — Но такое чувство… м-м-м… как будто дважды прокрутило через м-мясорубку.
— Где-то через четверть часа станет легче, — ободрила его девушка. Разговаривая, она не теряла времени: убедилась, что генерируемые паутинником слабые помехи надежно изолируют их речь, набросила маглоотталкивающие чары (веселящаяся мужская компания тут же поспешила удалиться), придирчиво оглядела новый облик напарника. Теперь перед ней был высокий молодой блондин, должно быть, студент. — Сними пальто, — посоветовала она. — Перекинь через локоть. Оно на вид слишком дорогое для этого… тела. И взъерошь волосы. Если неволшебники заметят твое состояние, пусть лучше думают, что ты слегка перебрал с пивом.
— Кто бы… ч-черт… говорил, — огрызнулся Тремболт, но пальто все-таки снял. Руки пока не слишком его слушались. — Ты так вообще в форменной мантии. Да еще и женской.
Кори Фелоуз пожала ставшими значительно шире плечами (ткань мантии натянулась, грозя лопнуть). Одежда в принципе была главной проблемой при любой спонтанной маскировке. Но на этот случай у нее давно были готовые наработки. Простенькая очевидная иллюзия, которую из-за самой ее простоты и очевидности, не заметит девяносто девять магов из сотни. Правда, существенные изменения в фасон с помощью нее внести невозможно, как и подогнать размер, но вот визуальные акценты… да, все дело в них. Колдуя, девушка то и дело поглядывала на ту часть улицы, где они появились. Там было пусто... Ничего. Прошло всего две или три минуты. Пока наблюдение доложит о том, что англичане исчезли с Гегельплатц, пока получит инструкции…
— Пойдем, — скомандовала она наконец. — Нам нельзя стоять прямо здесь. Зайдем вон в тот магазин.
— Эм... Фелоуз… ты точно... уверена? — с недоверием спросил Тремболт, красноречивым взглядом обведя ее одеяние, выглядевшее теперь как нечто вроде длинного плаща из черной хозяйственной пленки. — Это даже для магловского Лондона чересчур. А уж для Восточного Берлина…
— ...в самый раз, — закончила за него Фелоуз. — Ходу!
Объяснять свои соображения насчет молодежной протестной культуры, которая именно здесь, в зоне строгих стандартов и правил, затрагивающих все стороны жизни простого человека, как раз и должна принимать самые нелепые формы, девушка не стала: на это просто не было времени. Едва они с Тремболтом вошли в магазин, едва, не сговариваясь, вырубили сдвоенным сонным заклинанием пожилую лавочницу, как снаружи раздались приглушенные хлопки трансгрессии. Сквозь полуопущенные жалюзи Кори Фелоуз увидела, что преследователей трое. Судя по скорости и решительности, с которой они начали действовать, планомерно обходя дверь за дверью по эту сторону улицы, то были местные мракоборцы или представители аналогичного ведомства.
— Откуда они знают, что нас там нет? — спросил немного пришедший в себя Тремболт, с любопытством наблюдая, как предполагаемые мракоборцы покидают очередное крыльцо, даже не попытавшись войти внутрь. — И как поняли, что мы вообще не покинули этот квадрат?
— Они трансгрессировали, а не пришли дубль-порталом. Значит, успели заранее, пока мариновали нас, или даже еще раньше, исследовать этот инверсионный след и точно знали, куда он ведет. Должно быть, загодя расставили щиты по обеим сторонам улицы и сигналки на дверях. На случай, если мы, вопреки вероятности, вдруг сможем восстановить направление. Чертовы дилетанты.
— Когда ты называла их дилетантами в прошлый раз, оказалось, что нас обвели вокруг пальца. Кстати, я все еще жду, пока мне пояснят, в чем этот обман состоял.
— Позже, — рассеянно кивнула Фелоуз, мысленно проверяя на прочность уже сложившийся план действий. До места, где они скрывались, преследователям оставался всего один дом.
Несколькими секундами позже один из предполагаемых мракоборцев уже стоял у дверей магазина. Видимо, здесь и правда была какая-то сигналка, реагирующая на присутствие волшебников, поскольку мужчина мгновенно подобрался и жестом подозвал к себе рассредоточившихся по улице коллег. Это был критический момент: если преследователи отправят Патронус или попытаются еще каким-то образом запросить инструкции у местного Отдела тайн… Кажется, не попытались. Постояли минуту или две, обмениваясь какими-то словами. В мягком сиянии подсвечивающего вывеску фонаря девушка, наконец, как следует рассмотрела их и в лидере с некоторым удивлением узнала того похожего на грека следователя, который допрашивал ее первым. Кори Фелоуз хищно улыбнулась: план в ее голове, наконец, приобрел законченные очертания. Пора было выяснить, что здесь на самом деле происходит.
— Есть незаряженная оборотка? — спросила она, не отрывая взгляда от того, как противники заканчивают короткое совещание.
— Само собой. Тебе нужно чье-то конкретное лицо?
— Да. Твое.

* * *







— Херр Тремболт, вы совершайт… совершивайт ужасную ошибку, — подчеркнуто спокойным тоном проговорил немец. — Понимаю, что наши действия выглядят не слишком… м-м-м… однозначными, но мы искали вас всего лишь для того, чтобы предложить вам, как официальному лицу британский Министерства, свое сопровождение. В городе неспокойно.
Для человека, который минуту назад пришел в себя и обнаружил, что находится в руках того, кого только что преследовал, держался Клаус Вебер — так его, кажется, звали? — на редкость хорошо. Впрочем, иного Фелоуз и не ожидала. Еще тогда, во время допроса он произвел на нее впечатление крепкого профессионала. Может быть, не блестящего, но опытного и безусловно опасного. От наметанного взгляда девушки не укрылось ни кратковременное напряжение мышц рук Вебера (попробовал на прочность путы, понял, что они усилены магией, и решил не дергаться), ни тот короткий взгляд, которым он окинул помещение (бесчувственные тела других мракоборцев и пятна крови на полу явно не остались незамеченными). Сама Фелоуз тоже удостоилась взгляда — более продолжительного, расчетливого, как будто пленник прикидывал, какое действие производят его слова, и насколько опасен противник. Ни колебаний. Ни сомнений в идентификации. Фелоуз почувствовала, как ее тело покидает напряжение. Хотя по роду деятельности ей часто приходилось работать под прикрытием, своих актерских способностей она не переоценивала и трезво осознавала, что не смогла бы обмануть наспех надетой личиной одного из давешних собеседников настоящего Тремболта. Весь расчет был на то, что Вебер к допросу “британского невыразимца” вряд ли мог быть допущен, и если и видел Кена, то лишь издали. Теперь эта догадка подтвердилась.
— Как видите, — сказала она, выждав достаточно долгую паузу, — я способен обойтись без сопровождения. Особенно такого… неумелого.
— Не такого уж и неумелого. То, что мы не были готовы защищать свою жизнь, лишь подтверждает отсутствие у нас намерений вступать с вас в силовое столкновение. Мы рассчитывали на разговор.
Фелоуз медленно кивнула. Конечно, Вебер темнил, но утверждение о том, что мракоборцы не планировали насильственного взаимодействия, звучало вполне правдоподобно. Во всяком случае, сверху они точно подобного приказа не получали: местные невыразимцы и так по горло в проблемах, не совсем же они идиоты, чтобы натравливать свою охрану на подтвержденного на официальном уровне посланника иностранного Министерства. Не говоря уж о том, что они искали у Тремболта какой-то помощи… Нет, убивать или даже арестовывать их никто не намеревался. Во всяком случае — вот так сразу. Но вот навязать непрошенную охрану и убедиться, что пронырливые гости не увидят до своего отбытия ничего такого, чего они видеть не должны…
— Херр Тремболт?
— Знаете, в чем ваша проблема, Вебер? — Фелоуз вынесла из подсобки еще один стул и села напротив пленника. — В том, что вы слишком долго прислуживаете тем, кто заигрался в политику и совершенно забыл, каково это — работать в поле. Ловушка, — она кивнула в сторону улицы, — изящная, но совершенно дурацкая. Ненужная. Во-первых, по этому следу мы все равно не нашли бы Пожирателей. Первый прыжок удалось отследить. Повезло. Но куда они ушли потом? И как ушли? Порталом? Трансгрессией? Ну, потоптались бы мы с малышкой Кори тут. Ну, уперлись бы в тупик. После чего я отправил бы ее домой. а сам отправился бы… ваше начальство в курсе, куда именно, с ними это дело было оговорено. Даже если мои скромные возможности сильно переоценивали и боялись, что в тупик я не упрусь, достаточно было бы поручить кому-то из… — она кивнула в сторону лежащих на полу тел, — дюжину-другую раз прыгнуть отсюда порталом. Это так запутало бы следы, что ни один транспортник не разберется. Или поставить блок на входящие перемещения… дороговато, конечно, но еще действеннее… Или вообще ничего не делать. Кстати, умнее этого вообще ничего невозможно придумать. Ведь если бы я все-таки реанимировал (а я реанимировал!) тот почти издохший портал на Гегельплатц, стало бы ясно, что он — не входной, а уходящий, что маглов-наблюдателей, следовательно, убили не в самом начале нападения, а, наоборот, в конце, вероятнее всего — в процессе погони… и что все это ну никак не вяжется с подробностями той версии произошедшего, которую мне пытались скормить ваши наниматели. Уже одно это заставило бы меня насторожиться. Но, не будь здесь этой “гениальной” ловушки, всегда можно было бы списать противоречия на добросовестные заблуждения вашей стороны. Подумаешь, неверно реконструировали картину преступления. Неприятно, но с кем не бывает? Однако ловушка была. И что же мы имеем в итоге? — Фелоуз цинично усмехнулась. — Мы имеем троекратную демонстрацию глупости. Во-первых, ваши наниматели нагло лгали, по всей видимости — пытаясь вынудить меня бездарно потратить время на попытки реанимировать следы самых старых входных порталов, признать невозможность дальнейшей работы и поскорее покинуть Берлин. И все это — вместо того, чтобы просто попросить поторопиться. Во-вторых, они своим глупым планом с навязыванием сопровождения в случае непреднамеренного успеха подтвердили, что лгут намеренно, и им есть, что скрывать. А в третьих… в-третьих, Вебер, они отправили сюда не каких-то рядовых силовиков, а именно вас. Того, кто явно хотя бы частично в курсе дела и прямо сейчас ответит на все возникшие у меня вопросы.
Во время ее речи пленник казался спокойным и невозмутимым, точно услышанное не очень его касалось. В какой-то момент Фелоуз даже почудилась скрытая радость, как будто она ошиблась в одном из своих предположений, и Вебер поймал ее на этой ошибке. Но при последних словах краска сбежала с его лица.
— Вы сильно преувеличайте степень моей осведомленности, — мрачно сказал он.
— Это ничего. Курочка по зернышку… словом, рассказывайте, а выводы я сделаю сам.
— Я ничего не могу вам рассказать, — Вебер склонил голову, его смуглая кожа стала почти серой. И внимательно наблюдавшая за ним Фелоуз поняла, что пленник говорит правду. Это не бравада перед лицом вероятных пыток и вероятной же смерти. Он правда не может.
— Блокировка? — уточнила она.
— Что?
— Хм. Значит, не она. Тогда почему вы не сможете?
— У них моя семья.
— Это печально. Но ваша семья в любом случае в опасности с того момента, как вы зашли сюда вслед за нами. Даже если я сейчас неожиданно преисполнюсь чувств и отпущу вас на все четыре стороны… — Фелоуз вложила в эти слова всю издевку, которую только смогла изобразить. — Даже если я по какой-то неведомой причине сделаю все это, у них все равно возникнут вопросы, как так вышло, что ваши парни мертвы, а вы сами живы.
— Если я… и сам буду мертв, никаких вопросов не возникнет, — немец философски пожал плечами.
Кори Фелоуз почувствовала, что ее охватывает холод. Она уже давно поняла, что в этой стране с Отделом тайн все очень неладно. Но чтобы настолько? Поистине Волдеморт совершил ошибку, предъявляя местным не слишком-то тайным правителям ультиматумы и настраивая против себя. С таким сходством методов они могли бы прекрасно сработаться. Служаку-Вебера девушке было жаль. Но останавливаться сейчас было бы безумием.
— Если вы уже считаете себя мертвецом, то какой смысл доблестно молчать? — спросила она. — Ответьте на мои вопросы, и, обещаю, я сделаю все максимально безболезненно и быстро. В противном же случае… сами понимаете. Ничего личного.
— Это… щедрое предложение, — пленник на несколько мгновений задумался, но потом отрицательно качнул головой. — К сожалений, я не могу его принять.
— Ложно понятый патриотизм?
— Просто здравый смысл. Никогда не слышал об успешном допросе покойников, но… это же невыразимцы, — в его голосе на секунду прорезалось что-то вроде благоговения или смертельного ужаса. — Кто знает, какие у них возможности.
— И снова вы кое-что упустили, херр Вебер, — тяжело вздохнула Фелоуз.
— Что же?
— То, что я — тоже невыразимец.

* * *






Глядя на безжизненно повисшее в путах тело Вебера, Фелоуз только головой покачала. Да уж, давно ей не приходилось так ошибаться! Причем и глупой ошибку не назвать. Кто мог предположить, что в планы местного Отдела вмешается самое обычное совпадение:? Один из Пожирателей, убегая, бросил портал не куда-нибудь, а сюда, в район Лихтенберг, и точка выхода по воле случая оказалась буквально в двух кварталах от некоего особо охраняемого объекта. А дальше Шульцу и компании пришлось всячески мешать британским спецам. Не с целью сбить их со следа беглецов, как предположила было Фелоуз, а просто для того, чтобы не подпустить их к… Вебер и сам точно не знал, к чему именно. Секретная министерская тюрьма или секретный же склад — что-то вроде этого. Мракоборцу известны были лишь координаты здания, куда мнимый Тремболт ни за что не должен был попасть. А теперь их знала и Кори Фелоуз. Оставалось принять решение, что делать с этим знанием. Причем решать следовало очень, очень быстро.
— Напомни мне при случае, чтобы я с тобой не связывался, — настоящий Тремболт, все еще в облике блондинистого студента, вышел из подсобки. — Зачем ты так с беднягой Клаусом?
— Не ломай комедию, — сухо оборвала его Фелоуз. — Что я, по-твоему, должна была сделать? Пытать его? Убить?
— Он когда-нибудь… придет в себя?
Девушка неопределенно пожала плечами. Флэш-атака на сознание даже среди опытных легилиментов считалась оружием непредсказуемого действия. Сейчас Вебер буквально тонул в обрывках чужих наведенных воспоминаний, и сможет ли он когда-нибудь выбраться из этого лабиринта, утвердившись в границах собственной личности — большой вопрос. Очень многие возвращались: кто-то через несколько дней, кто-то через полгода. Сама Фелоуз в начале своей карьеры в Отделе пережила целых две таких атаки и сумела восстановиться после них почти полностью. Но так везло не всем. Единственное, что ее сейчас утешало — это мысль, что в ближайшее время ни немецких мракоборцев, ни их близких точно не убьют. Вебера и его сослуживцев необходимо допросить, а это можно будет сделать не раньше, чем к ним вернется разум. Да и потом не факт, что получится: устойчивая амнезия касательно событий, относящихся к нескольким последним дням, предшествующим флэш-атаке, была крайне распространенным симптомом.
— Держи, — девушка достала из кармана мантии смятый голубой носок. Один из пары.
— Возвращаемся в Лондон? — недоверчиво спросил Тремболт. — Прямо сейчас?
— Почти.
Не слушая дальнейших возражений, Фелоуз сдернула с окна пыльную занавеску и наложила на нее дезиллюминационные чары. Так себе мантия-невидимка, конечно, но на несколько минут сойдет: кто знает, где именно ей сейчас предстоит оказаться?
— Оборотное зелье, — скомандовала она Тремболту. — Выкладывай все, что есть. Если можешь поделиться чем-нибудь еще полезным для маскировки и не только — тоже давай. Только побыстрее, я очень удивлюсь, если где-нибудь через четверть часа к ним…— она кивнула на Вернера, — не придет подкрепление.
— Зачем вообще тратить время? Обменяемся запасами в Англии, если будет нужно. И потом, к чему тебе эта… невидимая нелепость?
— К тому, что я ненадолго задержусь. Кен, послушай меня внимательно. Портал выводит в служебное помещение на станции метро Тотнем-Корт-Роуд. Там есть подключенный к сети камин, он замаскирован от маглов, но найти нетрудно. Как только перенесешься, немедленно — слышишь? немедленно! — отправляйся в Министерство. Ладлоу там знают, это тебя не скомпрометирует. Тебе нужен Чарльз Грэнтем, глава Отдела тайн. Он и только он, никто другой не подойдет… запомни, это очень важно! Расскажешь ему все, что мы успели узнать.
— В смысле — позволю ему вывернуть себя наизнанку? — полуулыбка внимательно слушавшего девушку Тремболта вдруг стала откровенно неприятной.
— Ты знаешь, что это необходимо. У шефа нет ни одной причины тебе верить.
— А у меня нет ни одной причины бежать куда-то по первому же твоему слову, — мужчина сунул руки в карманы пальто и демонстративно прислонился плечом к стене, показывая, что не намерен двигаться с места. — Я тебе не домовой эльф и даже не подчиненный. Ты сама попросила о помощи, Кори. И я помог, разве нет? Потратил время. Рискнул нарваться на неприятности сразу с двумя чертовыми спецслужбами, да еще и с Пожирателями Смерти на десерт. Засветил артефакты, прекрасно зная, что ты можешь вцепиться в них, точно терьер в крысу. Да, у меня были и свои резоны согласиться, нет смысла отрицать. Но все-таки соглашался я с учетом того, что буду контактировать только с тобой. Если бы ты хотела вмешаться в мой бизнес или еще как-то злоупотребить полученной информацией, то сделала бы это давным-давно, поэтому тебе я до определенного предела доверяю. Но твоего босса знать не знаю. И попадать в зависимость еще и от него не намерен. Рисковать всем ради каких-то чужих игр…
— Чужих? — перебила его Кори Фелоуз. — Чужих? Ты… с ума сошел? Или не видишь, что происходит? Если мы не остановим Волдеморта, через месяц, или год, или пять он может прийти к власти. И все то, что мы видели здесь, покажется цветочками. Думаешь, возглавляемое им Министерство просто оставит в покое тебя и твой бизнес?
— Если я смогу быть им полезен — да.
Девушка невольно отшатнулась. Мысль о том, что Тремболт может видеть происходящее совсем не так, как она, и даже рассматривать возможность сотрудничества с Пожирателями, никогда не приходила ей в голову. И это открытие было по-настоящему пугающим. Не задумываясь, что именно собирается делать, действуя на одних инстинктах, она выхватила палочку. Но Тремболт, видимо, был готов к этому, так как среагировал быстрее. Доля мгновения, и на ее запястье сомкнулись сильные пальцы. Фелоуз успела бросить два невербальных заклинания, но одно из-за того, что рука была неестественно вывернута, пролетело мимо цели, а второе неожиданный противник успешно парировал. “Слишком близко, — мелькнула у нее леденящая мысль. — Я все-таки подпустила его слишком близко”. Конечно, у нее имелись заготовки и на такой случай, но все они были смертельными, а вот прямо убивать Кена она даже в этот отчаянный момент была морально не готова. Только не его. Это было бы по-настоящему ужасно, не говоря уж о том, что спутало бы все ее планы и бесповоротно погубило операцию. А еще ее интуиция буквально вопила о том, что всего происходящего просто не может быть. Не так. Не всерьез. Здравый смысл и профессиональные привычки, правда, воспринимали эти вопли крайне скептически, но… Девушка принудила себя перестать сопротивляться. Хватка на ее руке тут же разжалась.
— Вот видишь, — сказал Тремболт, отпуская ее и отступая назад. — Один маленький повод для сомнений, и ты уже думаешь, убивать меня или погодить. Твой босс думать не будет.
— Но… — Фелоуз лихорадочно пыталась собраться с мыслями.
— Я услышал тебя. Окей, это не чужая игра, и мы сейчас на самом деле на одной стороне. Но и ты меня услышь. Отправлять меня в качестве курьера — это очень глупая и опасная затея. Ввести Грэнтема в курс дела можно и другими способами. Наверняка у вас есть какой-то оговоренный шифр. Давай передадим послание. А я отправлюсь с тобой и помогу всем, чем смогу.
— Не получится, — она покачала головой. — Дело не только в послании, хотя оно и очень важно. Пока немецкие невыразимцы думают, что мы здесь, нас не оставят в покое. А значит, должно быть два выходных портальных следа, ведущих в Англию.
— Подумаешь! Прыгнем и вернемся назад, — Тремболт сделал еще шаг назад, споткнулся о руку так и лежавшего без чувств мракоборца и едва не упал. — Ч-черт!
— У меня нет с собой порталов, нацеленных на этот город, и уж тем более, на этот район. Пока вернемся, пока достанем их, может оказаться слишком поздно. Кто знает, что они держат там, в этой тюрьме или на этом складе такого, что всполошился весь улей? И потом, они в принципе могут закрыть окрестности для любых видов трансгрессии, и тогда мы не сможем снова попасть сюда даже в теории. Если же я использую псевдопортал…
— Что?
— Не важно! — с отчаянием воскликнула Фелоуз. — На объяснения нет времени! Смысл в том, что у меня есть устройство, благодаря которому нужный след возникнет, но на самом деле прыжка не произойдет, и у меня будет возможность провести хоть какую-то разведку. Но псевдопортал один, это всего лишь прототип, и я не сумею провернуть этот фокус с нами обоими. Поэтому, пожалуйста, уходи! Не хочешь идти прямо к Грэнтему — оставь в “Дырявом котле” письмо на имя Чарльза Мэнсона и отправь Патронуса, чтобы он узнал, где искать информацию. Или сам придумай что-нибудь, только, умоляю, не доверяй другим невыразимцам, никому из них. Но главное — уходи!
Она ожидала, что Тремболт станет пререкаться и дальше, но тот неожиданно кивнул. Выложил на исцарапанную крышку холодильного ларя несколько флаконов с зельями.
— Хорошо. Увидимся через час на Тотнем-Корт, — он неторопливо поднял отброшенный во время их короткой стычки носок-портал (девушка, с минуты на минуту ожидавшая появления новых преследователей, болезненно поморщилась при виде этой медлительности). — Кстати, Фелоуз, ты гадала, что они прячут там такое важное? Если хочешь знать мое мнение, это не “что”, а “кто”. Есть подозрение, что наши немецкие друзья решили придержать у себя Отто Шнейнендера. Я бы на их месте так и сделал.
— То есть… — начала было Фелоуз, однако напарник уже исчез.
Догадка Тремболта определенно требовала осмысления, но прямо сейчас следовало заняться другим, и Фелоуз усилием воли принудила себя думать о том, как вернее уйти от возможного преследования. Прошлась по комнате серией усиленных хозяйственных заклинаний, уничтожая малейшие следы присутствия посторонних. Завернулась в штору-невидимку и активировала псевдопортал. Сильный рывок где-то под ребрами — и вот она уже стоит в чьей-то тесной кухне со слегка перекошенным сервантом и высящейся на столе стопкой свежевымытых тарелок. Пахло мылом и жареной капустой. Не дожидаясь, пока явятся хозяева, Фелоуз осторожно, стараясь не скрипнуть петлями, открыла дверь и оказалась в темном коридоре. Из комнаты слева доносилось тихое бормотание телевизора. К счастью, выход был в другой стороне, и хотя эта дверь оказалась запертой на замок, разве это остановит волшебницу? С лестничной клетки на улицу вело большое окно, и девушка попыталась сориентироваться по ближайшим крышам, куда именно забросил ее псевдопортал. Это была ее собственная разработка, пока очень несовершенная: артефакт работал в паре с обычным порталом и создавал иллюзию, дублирующую его траекторию. Но на самом деле выбрасывал того, кто им воспользовался, в радиусе пятиста ярдов от точки входа. Рандомный разброс был не слишком удобным, да и рассеивался портальный след гораздо быстрее настоящего, так что сама Фелоуз буквально с первого взгляда определила бы разницу. Но тем и хороши персональные артефакты и заклинания: никто, кроме тебя, не знает, куда именно надо смотреть, чтобы определить подвох.
За окном уже совсем стемнело, но, активировав ночное зрение, девушка без труда нашла приметную церковь-музей, и поняла, что ее вынесло куда-то на параллельную улицу. Тем лучше: меньше шансов столкнуться с преследователями. Сохранять невидимость дальше не было смысла: район буквально напичкан сигналками, и перемещения незримого объекта неизбежно вызовут массу вопросов. Очередная порция оборотного зелья подарила ей новое лицо. К счастью, с ним повезло: это была девушка чуть младше Фелоуз по возрасту, неприметная и вся какая-то серенькая: с землистой кожей и мышиного цвета волосами. Чтобы усилить эффект, Фелоуз скрутила волосы в небрежный пучок и ссутулила плечи. С одеждой пространства для маневра почти не было, но сменив цвет мантии с синего на бурый, агент решила, что замаскирована вполне достаточно. Дополнила образ куда-то спешащей по своим скучным делам маглы старенькая плетеная сумка, притянутая на ходу с чьего-то балкона. Местных денег у Фелоуз не было, и она расплатилась с неведомыми хозяевами экспроприированного двенадцатичасовой аурой уверенности.
Было, должно быть, около восьми или девяти часов вечера. Снова начал накрапывать дождь, и на улице было не слишком людно: то ли по случаю времени суток, то ли из-за погоды… то ли в этом районе Берлина редкие прохожие и еще более редкие авто в этот час вообще были нормой, Фелоуз просто неоткуда было об этом знать. Уже не первый и не второй раз за этот трудный день девушка почувствовала, как в ее душе поднимается чувство раздражения пополам с беспомощностью. Конечно, доверие Грэнтема очень льстило, но по-хорошему она со своей узкой специализацией была отвратительной кандидатурой для этого конкретного задания. Здесь нужен был кто-то, хорошо знающий местные условия. Толковый аналитик или искушенный делец, который, как Тремболт, сразу понял бы, что бедолагу Шнайнендера так просто никто из рук не выпустит, ведь, хотя в разгар серьезного конфликта с магловскими спецслужбами магам немного не до него, тот все равно представляет собой ценнейший товар. Даже если все его заявления о камерах, способных видеть сквозь чары — не более, чем пустая похвальба, та политическая группа, в руках которой он окажется, сможет беззастенчиво блефовать, создавая у конкурентов впечатление, что владеет уникальными технологиями слежки. Если же Шнайнендер умеет хоть что-то из заявленного или хотя бы знает, в какую сторону надо развиваться, чтобы эти умения приобрести… При одной мысли об этом Фелоуз прошиб холодный пот. Конечно, они в Берлине, а не в Лондоне, но, учитывая претензии Риддла, нельзя исключать перемещения Шнайнендера — сейчас ли, потом ли — в Англию. И ей совершенно не улыбалось жить в стране, где такой мощный козырь окажется в руках Риддла и его головорезов… или, допустим, гоблинов… или неволшебников… или даже министра Минчума с его довольно радикальными взглядами. Ради общей безопасности такое оружие политической борьбы должно быть доступно либо многим участникам игры, либо никому из них. И Фелоуз понятия не имела, как ей этого добиться. Особых иллюзий насчет своих возможностей воспрепятствовать передаче сквиба-изобретателя она не питала. Ее ресурсов попросту недостаточно для того, чтобы проникнуть во всерьез охраняемую невыразимцами тюрьму, не говоря уж о выполнении каких-то более масштабных задач. Все, на что она рассчитывала — это попробовать подойти поближе и получить хоть какую-то новую информацию. Что угодно, что поможет Грэнтему и Отделу международного магического сотрудничества в их дальнейшей работе по урегулированию этого кризиса. В конце концов, может быть, случится чудо, и окажется, что Кен ошибся, а в тюрьме, координаты которой она узнала от Вебера, содержится вовсе не Отто Шнайнендер. Впрочем, в такую вероятность Фелоуз не верила: работа давно приучила ее в каждой ситуации действовать, исходя из худшего варианта развития событий.
На перекрестке девушка запнулась, не понимая, куда идти дальше. По идее, нужно было свернуть налево, на Норманненштрассе, но путь был перегорожен синими пластиковыми заграждениями, а тротуар разворочен, К заграждению был прикреплен крупный плакат, на котором чьи-то руки сметали в мусорный совок гитлеровские военные награды. Конечно, пройти сквозь строительный хаос при желании было можно, но редкие прохожие законопослушно меняли свой маршрут, и Кори Фелоуз побоялась выделяться. Чтобы немного собраться с мыслями, она забилась под козырек ближайшего подъезда и принялась копаться в сумочке, делая вид, что пытается найти зонт. Тот и в самом деле не помешал бы: дождь усилился, и хотя плотная мантия еще удерживала влагу, светлые волосы Кори совсем промокли, и с них стекали за воротник холодные капли. Но, конечно, никакого зонта в сумочке не обнаружилось. Приняв, наконец, решение попытаться вернуться немного назад и обойти зону ремонтных работ, девушка с неохотой вышла из-под козырька — и едва сумела устоять на ногах, так как в нее всей своей массой врезался двигавшийся быстрым шагом мужчина. С раздражением поглядев на Фелоуз, он сквозь зубы прошипел что-то по-немецки и пошел, не оглядываясь, дальше. Слов она не поняла, разве что определила по интонации, что это скорее ругательства, чем извинения. Но гораздо больше, чем содержание речи, ее зацепил явственно прозвучавший в речи незнакомца британский акцент.
— Херр! — высоким возмущенным голосом пискнула она, изо всех сил пытаясь нашарить в своем крайне скудном немецком лексиконе хоть какие-то подходящие к случаю слова. — Битте!
Незнакомец, успевший отдалиться от нее на пару десятков шагов, обернулся, возмущенно фыркнул и решительно продолжил свой путь. Но той секунды, что он стоял лицом к Фелоуз, девушке хватило, чтобы опознать это пухлощекое напыщенное лицо. То была не зарегистрированная официально, но засвеченная уже личина, завязанная на артефакт. В каталоге Отдела она значилась под кличкой “Бюргер” и с некоторой долей предположительности считалась принадлежащей клану Малфоев. Фелоуз, ради большей убедительности, прокричала ему вслед что-то невнятное и даже погрозила кулаком, после чего с видом оскорбленной особы царских кровей вернулась в свое убежище под козырьком, сделав вид, что заходит обратно в подъезд. Отсюда, из глубокой тени, она принялась разглядывать спину удаляющегося мужчины. Первой ее мыслью было, что перед ней — наследник семьи, Люциус, принадлежавший к окружавшей Риддла группе молодых магов и оттого не вполне неожиданный на улицах Восточного Берлина. Но, присмотревшись к осанке и походке, Фелоуз поняла, что объект значительно старше. Да и голос его, если подумать, звучал совсем не так, как у Малфоя-младшего. Значит — либо Абраксас собственной персоной, либо кто-то из его доверенных лиц. И что именно этот “кто-то” делает в районе Лихтенберг, догадаться несложно. Должно быть, информация о Шнайнендере уже просочилась в Англию, и пауки активно зашевелились в банке. Если же финансовые воротилы и вправду отступились от Риддла и ведут теперь собственную игру… если у них хватит золота, чтобы купить Шнайнендера у немцев…
Додумывать эту мысль Фелоуз не стала: допустить, чтобы предполагаемый Малфой скрылся от слежки, было нельзя. Для верности, конечно, следовало бы поменять обличье, но по здравом рассуждении девушка решила этого не делать: запасы заряженной оборотки были не бесконечны, Положившись на сумрак и типично-малфоевское высокомерие, которое крайне вряд ли позволило бы ему запомнить безвестную немецкую маглу, Фелоуз осторожно двинулась вслед за мужчиной. И едва успела заметить, как тот подошел к заграждению и, точно в открытый люк, нырнул в примеченный ей чуть раньше плакат. Второй раз за последние четверть часа Кори замерла на месте, не зная, что делать дальше. Следовать за объектом сквозь барьер было, как минимум, неразумно. Кто знает, что ждет ее по ту сторону? Но и оставаться здесь… Выбор небогат: либо рисковать, либо отправляться домой за подкреплением безо всякой уверенности, что это подкрепление вообще удастся привести. Фелоуз уже почти решилась на первый вариант, как вдруг где-то сзади на улице раздался знакомый хлопок трансгрессии, и долю секунды спустя она ощутила такую тяжесть, точно кто-то взвалил ей на плечи мешок с песком. Сползая на мокрый асфальт, Фелоуз увидела, как в ее сторону движется высокая черная фигура. Из-за стремительности движений казалось, что она не идет, а буквально летит, не касаясь ногами земли. Должно быть, тут все-таки были антитрансгрессионные чары, и незнакомец прорвался через них не без труда: его мантия дымилась, оставляя на ветру чадный шлейф. И уже по одной этой способности разрушить выставленный невыразимцами, пусть даже и не слишком умелыми, блок, было нетрудно догадаться, кто именно пожаловал на намечающиеся торги.
Хозяева банкета, видимо, тоже это поняли. Тускло горевшие фонари вдруг вспыхнули ослепительным сиянием. И, судя по торопливым шагам, из плаката-люка навстречу незваному гостю вышли сразу несколько магов. Разглядеть их лежавшая на тротуаре Фелоуз не могла: придавившая ее к земле тяжесть (какой-то щит?) мешала повернуть голову, не говоря уж о том, что подавать признаки жизни в столь отчаянном положении было бы крайне неразумно. Не отрывая взгляда широко распахнутых глаз от приближающегося Ридла, девушка пыталась сообразить, как ей спастись. Падая, она успела сунуть правую руку в карман мантии, чтобы достать закрепленную на подкладке палочку. Но та оказалась придавленной ее собственным телом, и вытащить оружие, не делая резких движений, не представлялось возможным.
— Отрадно видеть, господа, что вы все-таки умеете делать нужные выводы. Пусть и не с первого раза. Спасибо, что все-таки задержали нашего общего друга Отто. — Риддл остановился в каких-то пяти шагах от девушки, глядя на подоспевших невыразимцев поверх ее тела, точно она была не заслуживающим внимания мусором. — Ваш маленький фокус, как видите, не прошел, и на магла с ложной памятью я не купился. Но если вы отдадите принадлежащее мне прямо сейчас, я готов счесть произошедшее… незначительным недоразумением.
— Боюсь, что мы с вами не договоримся, мистер Риддл, — ответил один из невыразимцев. Английская речь его была очень правильной, а голос — уверенным и властным, точно говоривший был полностью убежден в том, что владеет ситуацией, но Кори Фелоуз едва не застонала от отчаяния. Дурак, ну какой же дурак! Делать вид, что готовы идти навстречу. Тянуть время. Вызвать подкрепление… или даже заманить Риддла вниз, в тюрьму. Там наверняка должна быть еще охрана и множество стационарных охранных заклинаний в придачу. Конечно, Риддл — сильнейший легилимент и наверняка заподозрит ловушку, но он самоуверен и может переоценить свои силы. В то время как прямая конфронтация…
— Хорошо, — по изуродованному лицу Риддла скользнула едва заметная улыбка, лукавая и тонкая — хоть прямо сейчас снимай для агитационного плаката. — Как знаете.
А потом полыхнула зеленая вспышка, и Фелоуз услышала, как позади нее упало что-то тяжелое. — Ну, а кто-то из вас готов со мной договариваться? Мистер Беккер? Или, быть может, вы, мистер Ланге?
Невыразимцы ошарашенно забормотали что-то, раздался удивленный вскрик, но Фелоуз их уже не слушала, полностью сконцентрировавшись на движении непослушных пальцев. Так. Палочку точно не достать. А без нее никак не выбраться отсюда. Впрочем, и с ней… Прежде Фелоуз видела Риддла вживую только издали и сейчас была поражена, почти раздавлена той аурой мощи, которую буквально излучала его высокая худая фигура. Не помогли бы ни тайные, лишь невыразимцам ведомые заклинания, ни припасенные на самый крайний случай артефакты — она, Фелоуз, просто-напросто была волшебницей не того калибра. Риддлу даже не нужно сражаться. Достаточно обратить на нее свой легендарный ментальный дар, и вживленная блокировка убьет ее, оберегая секреты Отдела. Не защитят даже недавно приобретенные зачатки гоблинской магии, ведь пока использовать ее удавалось только в состоянии гнева, а сейчас Кори Фелоуз не чувствовала ничего, кроме растущего ужаса и отчаяния. Значит — надо бежать, используя то обстоятельство, что Риддл уничтожил антитрансгрессионный щит. Как можно скорее, пока никто из участников противостояния не понял, что невольная свидетельница их стычки — вовсе не оглушенная заклятием магла. Должно же быть у нее в карманах хоть что-то, что позволит отвлечь врагов и выгадать пару секунд для того, чтобы достать, наконец, проклятую палочку и активировать трансгрессию! Ну же, хоть что-нибудь! Отрешившись от страха, почти не слыша звуков разворачивающейся буквально в шаге от нее яростной схватки, Кори Фелоуз полностью ушла в себя, отключив все чувства, кроме осязания. Гладкие холодные стенки колбы. Так и не пригодившееся оборотное зелье. Не то. Хрусткий пергамент. Крошечный пакетик с пудрой из листьев фиттонии. Возможно, она, со своими галлюциногенными эффектами, и подошла бы, но чтобы эффективно распылить пудру, нужна палочка — замкнутый круг! Влажный бумажный комок. Смятый чек из магловского магазина с заранее вшитым заклинанием облегчения веса. Можно попробовать, конечно, но… В этот момент пальцы Фелоуз нащупали что-то такое, что она не смогла сразу определить. Небольшое и продолговатое, размером с огрызок толстого карандаша.. Гладкое, как полированный камень, и притом слегка колкое, точно от прикосновения к его поверхности в кожу вонзались крохотные иголки. Она попыталась сжать непонятный предмет в ладони, но тут на ее ребра обрушился сокрушительный пинок, и концентрация на осязании пропала. Остальные чувства обрушились лавиной, ошеломили. Нестерпимая дымная вонь. Боль, похожая на одну высокую пронзительную ноту. Соленый вкус крови во рту… Чья-то рука вздернула ее за шиворот, точно тряпичную куклу... Несколько раз моргнув, чтобы сфокусировать зрение, девушка смогла разглядеть развороченный заклятием угол здания и две человекообразные тени на обугленной стене. Невыразимцев не было видно: погибли? сбежали? Зато к Риддлу, кажется, пришла подмога. Можно подумать, он в ней нуждался! Во всяком случае, вокруг него стояли трое волшебников в одинаковых масках, и еще один держал ее, Фелоуз.
— А это что, мой лорд? — спросил он.
— Не важно, — ощущение исходящей от Риддла невероятной мощи ушло, и теперь он снова выглядел как преуспевающий политик с обложки журнала. — Прикончи, да и дело с концом. Нам пора, наконец, нанести визит мистеру Шнайнендеру.
Осознав, что время ее жизни вот-вот истечет, Фелоуз невербально активировала одну из вшитых в мантию рун. Одежда державшего ее Пожирателя в месте соприкосновения их тел немедленно вспыхнула синим магическим огнем. С пронзительным воплем он оттолкнул девушку, упал на мокрый асфальт и принялся кататься, пытаясь сбить жалящие языки. Естественно, без особого успеха: модификации Адского пламени — это вам не шутки. Тщетно пытавшаяся вернуть контроль над собственным телом Фелоуз даже успела испытать миг жестокой радости, но тут Риддл, в окружении присных направлявшийся в сторону плаката-люка, обернулся. И под его взглядом огонь угас.
— Та-а-ак, — с легким интересом протянул Том Риддл, глядя на стоявшую перед ним на коленях девушку. — А ведь вопрос был совершенно правильным, даже жаль, что я не прислушался сразу. Что это у нас тут такое?
Фелоуз подняла на него полные ненависти глаза. Достать палочку она больше не пыталась. Только смотрела пристально в лицо врага и изо всех сил сжимала кулаки. Вдруг ее правую ладонь закололи крохотные иглы, а потом руку до самого локтя свело болезненным спазмом. В ушах, заглушая стоны раненого и громкий стук ее собственного сердца, раздавался ровный электрический гул. Очень и очень знакомый.
— Почему ты улыбаешься, фальшивая магла? — интерес во взгляде Риддла несколько усилился.
Кори Фелоуз и правда улыбалась, сама не отдавая себе в этом отчета. Если, конечно, можно назвать улыбкой безумный оскал. Она, наконец, поняла, что именно держит в руке. И это был ключ к ее спасению. Паутинный камень.