Дамблдор знал, что делалАне, которой я обещала и которая в меня верила
Июнь 2003 года
Гермиона зашивалась. Она сидела за столом в гостиной их с Роном квартиры, забравшись с ногами в удобное кожаное кресло, подарок Рона на прошлое Рождество, и думала, что надо бы встать и включить обогреватель. Ноги мёрзли немилосердно, хотя на ней были надеты самые толстые из связанных миссис Уизли носки.
Или лучше поменять квартиру. Окна здесь старые, из них так дует, что иногда даже свитки пергамента на столе слегка шевелятся, делать же ремонт в арендованной квартире как-то глупо. Рано или поздно они съедут, к тому же, лишних денег особенно не было. Год назад они с Роном приняли решение каждый месяц откладывать определённую сумму на первый взнос на собственную квартиру. Рон, правда, больше хотел дом, но Гермиона подходила к жизни реально, поэтому они копили на квартиру. Что бы там себе ни думал Рон.
Кстати, о нём. Гермиона взглянула на часы на декоративной каминной полке. Часы были ужасные, в виде огромной, кособокой совы. Перси подарил их Рону на двадцать третий день рождения чуть меньше трёх месяцев назад. Они ещё так громко тикали, что в первые несколько ночей Гермиона накидывала на них шерстяной платок. Она искренне надеялась, что Живоглот как-нибудь изловчится и уронит их.
Рону бы уже полагалось быть дома. Его дежурство в Косом переулке закончилось почти полчаса назад. Вообще-то, это неплохо, что он где-то задержался, надо обязательно дописать отчет до его возвращения, потому что, когда он был дома, работать автоматически становилось гораздо сложнее. Гермиона окинула тоскливым взглядом горы бумаг на столе, которые кочевали из её кабинета домой и обратно каждый день. Она больше не задерживалась в Министерстве, предпочитая брать незаконченные дела с собой. Так получалось медленнее, зато они с Роном больше времени проводили вместе. Ругались, правда, чаще, потому что он её постоянно отвлекал, но это было делом привычным ещё по школе.
Гермиона вздохнула и допила давно остывший чай с ромашкой. Поморщилась. Мерзкий вкус. Ромашка успокаивала нервы, поэтому она её пила в самые трудные времена, когда на её голову сваливалось слишком многое. Как сейчас, например. Этот Закон о праве кентавров на часть лесных территорий обещал её доконать. Они обсуждали его проект почти год с Отделом магического правопорядка, который работал из рук вон плохо. Гермиона часто слышала от папиного друга, который работал в банке, что юристы только и делают, что тормозят бизнес, и всегда была с этим категорически не согласна. Юристы наверняка просто хотели, чтобы эффективные менеджеры не выходили за рамки дозволенного и действовали в соответствии с законом. Может быть, такие юристы действительно существовали, но те, кто работал в Отделе магического правопорядка, действительно только и делали, что тормозили все процессы, которые через них проходили. А в те, которые не проходили, они вмешивались сами и тоже тормозили. Особенно туго приходилось тем проектам, в которых участвовала Гермиона, то есть, получалось, что почти всем. Можно было подумать, что кто-то нарочно старается ей навредить. И Гермиона даже знала, кто.
Дилан стал директором Отдела магического правопорядка чуть больше года назад, и с тех пор работать Гермионе стало гораздо сложнее. Она не сразу осознала, почему работы стало в разы больше, почему проекты составленных ею документов постоянно к ней возвращаются, иногда – с совершенно нелепыми правками. Потом, когда она поучаствовала десятках в двух совместных совещаниях, посвященных Закону о кентаврах, всё встало на свои места. Дилан был предельно вежлив, он говорил Гермионе комплименты, соглашался со всеми её предложениями, поручал своим сотрудникам всё проверить и оказать любое посильное содействие. На словах. А потом они всё зарубали, но так, что крайней всегда выглядела Гермиона, которая то ошиблась, то недоработала, то не так поняла рекомендации.
Однажды Рон нашёл её в кабинете в два часа ночи всю в слезах от бессилия и усталости и, выслушав её сбивчивую историю, собрался было сломать Дилану нос, но ценой неимоверных усилий Гермиона упросила его ничего не делать. Она не могла позволить этому засранцу победить. Она должна была справиться сама и доказать окружающим, кто тут приносит пользу и выдвигает разумные идеи, а кто вставляет палки в колеса и мешает работе. Она сцепила зубы и стала вести себя хитрее. И начала пить чай с ромашкой.
Хлопнула входная дверь, и Гермиона в панике окинула взглядом наполовину написанный отчет, потом встала и потянулась. Пауза ей, в любом случае, не помешает.
- Привет! – крикнул Рон из коридора, и она услышала, как его ботинки со стуком слетают на пол. – Ты дома?
- Дома, - Гермиона вышла в коридор и прислонилась плечом к стене, глядя, как Рон вешает на крючок серый плащ. – Ты голодный?
- Перекусил бы, - Рон наклонился и поцеловал её. – А что у нас есть?
- Могу разогреть стейк, если хочешь. И ещё у нас остался пирог с почками, который принесла твоя мама.
- Ты обещала, что доешь его сама, - Рон вымыл руки, потом остановился и внимательно посмотрел на неё. – Ты вообще ела что-нибудь?
- Я ждала тебя, - выкрутилась Гермиона, повернулась и пошла в кухню.
Поесть она снова забыла. Зато выпила очень много чая с ромашкой.
- Ну, тогда давай всё, что есть, поделим, - Рон улыбнулся и боком плюхнулся на стул, прислонившись спиной к стене и вытянув длинные ноги так, что они почти касались холодильника.
Всё-таки надо бы подыскать другую квартиру, побольше. Одна только мысль о переезде повергла Гермиону в такой ужас, что она на секунду зажмурилась.
- Как прошло дежурство? – спросила она.
Рон почему-то не ответил, и она обернулась, предварительно убедившись, что плита начала разогреваться. Это происходило не всегда, плита была дамой сильно пожилой и очень вредной. В большинстве случаев им приходилось готовить с помощью волшебства, но сегодня обошлось.
- Всё нормально? – спросила Гермиона.
Рон смотрел на неё как-то странно, как будто не видел. Вопрос он снова то ли проигнорировал, то ли не услышал.
- Рон?
- А, да, всё хорошо, - он взъерошил волосы, и Гермиона с удивлением поняла, что этот жест он перенял у Гарри. – Как твои дела?
- Не спрашивай, - Гермиона с грохотом захлопнула дверцу духовки. Когда-нибудь она отвалится.
- Снова этот козёл?
- Конечно, кто же ещё. Но ничего, я не позволю ему встать на пути у по-настоящему важного закона.
- Когда ты уже уйдёшь? – напрямик спросил Рон. Наверное, раз двадцатый за этот год.
Гермиона села напротив него, не сводя глаз с духовки. Интересно, прогреются ли стейки? Лучше всего было бы сходить за палочкой.
По плану она должна была проработать в Отделе регулирования и контроля за магическими существами довольно недолго, она ведь просто хотела помочь домовым эльфам, улучшить их жизнь. Та борьба была долгой и ужасно трудной, даже вспоминать о ней лишний раз не хотелось. Но, когда всё закончилось, более или менее благополучно, к этому моменту она уже ввязалась и в другие вопросы. Нужно было подумать, что делать с великанами. Война показала, что их нужно обязательно иметь на своей стороне или, по крайней мере, не допустить, чтобы они оказывали поддержку врагу, слишком уж серьёзными противниками они были. А ещё нужно было облегчить жизнь Хагриду, который постоянно трясся, опасаясь за жизнь младшего братишки.
После великанов были гоблины. После гоблинов – русалки. Потом пришлось серьёзнее заняться оборотнями. Этот вопрос у неё всегда стоял на первом месте, ради Лаванды и в память о Римусе. Гермионе хотелось однажды сказать Тедди, что всё, чего был достоин его отец, наконец, сделано. Теперь вот кентавры.
- Нужно провести этот закон, Рон, - сказала Гермиона. – Если кентавры смогут владеть, по-настоящему владеть определёнными частями леса, устанавливать там свои правила, и если волшебники будут обязаны уважать эти правила, то…
- Да знаю я, знаю, - перебил её Рон. – Никто же не говорит, что это не важно, верно? Тогда, значит, примут закон, и ты уйдёшь?
Гермиона вдруг заметила, что из тонкой щели между дверцей плиты и панелью начинает струиться дым.
- Мы сейчас спалим тут всё, - сказала она и потянулась к плите, но Рон, опередив её, взмахнул палочкой. Плита громко щелкнула и начала мерно урчать, как довольный кот.
- Не уклоняйся от темы! – строго сказал он, кладя палочку на стол. – Так что, уйдёшь?
- Я не могу никуда уйти, пока мы не наладим широкое производство волчьего противоядия, а потом и обеспечение им всех оборотней на бесплатной основе, - тихо, но твёрдо сказала Гермиона. – Я просто не могу, потому что этим никто, кроме меня, не готов заниматься в своё свободное время.
Рон издал что-то среднее между шипением и рычанием.
- Мы уже сто раз с тобой об этом говорили. Этого никогда не случится. Это слишком дорого и невыгодно для производителей. К тому же, тогда нужно будет решать вопрос с субсидиями от Министерства, иначе кто будет им платить, ты? А про получение субсидий тебе папа уже всё рассказал.
Гермиона ничего на это не ответила. Про эльфов все тоже так говорили.
- К тому же, и что это изменит в реальной жизни? – вдруг спросил Рон. – Ты думаешь, люди перестанут бояться оборотней только потому, что они начнут принимать противоядие? Перестанут относиться к ним, как к прокажённым?
- Они должны! – вскинулась Гермиона. – Ты не хуже меня знаешь, что противоядие действует, Снейп его усовершенствовал и…
- Я-то знаю, но никому не будет до этого никакого дела, - вздохнул Рон. – Пойми ты, Гермиона, предубеждение против оборотней в магическом мире появилось уже слишком давно. Долгое время люди даже не знали, как именно можно заразиться, поэтому предпочитали просто держаться от оборотней подальше. Вспомни, сколько писем с жалобами пришло в школу, когда всем стало известно, что Люпин – оборотень. Никого не волновало, что он блестящий преподаватель, он сразу же стал отверженным.
- Вот именно поэтому, - с нажимом сказала Гермиона. – Ты думаешь, Тедди никогда не услышит эту историю? Думаешь, не найдётся в нашем мире добрых людей, которые с радостью ему об этом расскажут? Я должна иметь возможность сказать ему, что теперь всё не так, что всё изменилось благодаря его отцу.
Рон потёр шею, глянул на духовку и быстро взмахнул палочкой. Дверца с ужасным скрипом открылась, и через минуту они уже наслаждались отлично прожаренными стейками. Гермиона вяло подумала, что вообще-то ей стоило бы сходить за палочкой и сделать всё самой. И почему только во всём, что касалось еды или кухни, в принципе, она становилась совершенно необучаемой? Наверное, неправильно, что Рон сам разогревает себе ужин. С другой стороны, если махать палочкой, то ничего в этом сложного нет.
- Ты взваливаешь на себя чужую ответственность, - сказал Рон, когда со стейками было покончено, и Гермиона поставила чайник. – Никто не считает, что именно ты должна этим заниматься. Мне кажется, Кингсли…
- Кингсли не может заниматься всем сразу, - машинально и привычно сказала Гермиона. – К тому же, я хочу это сделать. Римус был…. Он не был чужим. А Тедди – крестник Гарри.
Рон только головой покачал, и вид у него снова стал какой-то рассеянный. Он вообще был какой-то потерянный последние пару недель.
- От Гарри и Джинни ничего не слышно? – спросила Гермиона, заваривая чай. Нормальный чай, никакой больше ромашки. Рона от одного её запаха с души воротило. Может быть, не столько от её вкусовых качеств, сколько от понимания, что у Гермионы трудный период.
- Я разговаривал с Гарри сегодня в обед, - Рон снова сел боком, чтобы лучше её видеть, откинулся назад и прижал затылок к стене. – У них всё хорошо. Джинни обычно занята только по утрам, а вторую половину дня они проводят на пляже. Неплохо, да?
Когда Гарри уезжал с Джинни на празднование тридцатилетия «Холихедских гарпий», которое было запланировано на целый месяц, то оставил Рону осколок старого зеркала Сириуса. Письма письмами, но Гермиона прекрасно знала, что этим двоим просто необходимо разговаривать.
- Они уже послезавтра вернутся, - напомнила она. – Можно начинать отсчитывать минуты.
- Завтра у них этот банкет, самый важный, - Рон закатил глаза. – Гарри говорит, что это уже не слухи, что всё точно.
- Гвеног действительно уходит? – Гермиона поставила на стол две большие чашки с чаем и вазочку с печеньем. – Поверить не могу!
- Ага, уходит. Говорит, что пора ей устраивать свою жизнь. Не поздновато ли спохватилась?
- Ей ещё даже сорока нет, Рон, - Гермиона глянула на него. – Это вообще не возраст.
- Наверное, - личная жизнь Гвеног вызывала у него мало интереса. – Гарри считает, что завтра она попросит Джинни стать её преемницей.
- Да ты что? – Гермиона даже замерла от изумления. – Это же очень здорово!
Рон неопределенно пожал плечами.
- Гарри, - поняла Гермиона. – Ну да, он вряд ли сильно счастлив.
- Нет, он за неё рад и очень ей гордится, но, сама знаешь, Гарри давно мечтает о семье. Ему хочется, чтобы Джинни была дома, чтобы они вечером могли сидеть вместе у камина и … ну, всего, что есть у нас с тобой.
Гермиона почувствовала, как внутри что-то ёкнуло. Сколько бы лет ни прошло, она всё ещё не могла поверить, что у них с Роном всё это есть. Иногда рутина заставляла её немного заскучать, но потом что-то случалось, кто-то что-то говорил, и она снова, как в первый раз, понимала, что именно есть у них с Роном. У неё даже горло перехватывало от счастья в такие моменты.
- Джинни тоже можно понять, - вздохнула Гермиона. – Такой шанс упустить никак нельзя. Тем более, она так об этом мечтает.
- Конечно, - глаза Рона блеснули, он, наконец, оживился. – Как представлю, моя сестра – капитан «Холихедских гарпий», чемпиона Высшей лиги. Перси, наверное, тогда начнёт её карточки с автографом в Министерстве продавать.
Гермиона засмеялась. Перси заделался невероятным фанатом «Холихедских гарпий» с тех пор, как Джинни начала за них играть. Его любимым занятием было ввернуть, к месту или нет, его это не волновало, что его сестра играет за эту команду. Если Джинни станет капитаном, он совсем слетит с катушек.
- Да, всё меняется, - сказал Рон очень странным тоном.
Гермиона отметила, что его пальцы выбивают дробь по столу. И сразу же в сердце заполз противный страх. Что это значит, «всё меняется»? Она молчала, давала Рону пространство и время, но он снова ушёл в свои мысли и теперь смотрел в окно поверх её плеча.
С ним явно что-то происходило в последние пару недель, но она списывала это на растерянность из-за отсутствия Гарри. В конце концов, они практически никогда не расставались так надолго с тех пор, как познакомились в «Хогвартс-Экспрессе». Наверняка Рону ужасно непривычно остаться без лучшего друга, ходить на работу одному. Да, у них далеко не всегда совпадали графики, но они виделись каждый день, а теперь Гарри нет уже почти месяц. Гермиона и сама отчаянно по нему скучала, но понимала: то, что связывает её с Гарри это совсем не то же самое, что их связь с Роном. Это другое. Не лучше, не хуже, другое. У Рона было несколько братьев, поэтому от недостатка общения он не страдал, но в каком-то смысле Гарри был ему гораздо ближе. Вообще-то, теперь он официально тоже был для Рона семьей.
Сейчас же Гермиона начала сомневаться, что дело в Гарри. Вернее, что дело только в нём.
- Пойдем на диван? – предложил Рон. Отрываясь от окна. – Я тебе хочу кое-что сказать.
Хуже было только «нам нужно поговорить». Особенно, когда в конце добавляют: «Ты только не волнуйся».
- Ты только не волнуйся, - сказал Рон, и Гермиона чуть не хихикнула. Это не смешно, это нервы, не до конца залитые ромашковым чаем.
- Ничего плохого, просто неожиданно, - Рон сцепил пальцы и смотрел на них, потом поднялся и подтащил к дивану обогреватель. – Никогда про это даже не думал, а тут какое дело…
Он замолчал, и Гермиона успела прикинуть, сколько времени понадобится, чтобы не убить, а так, слегка придушить человека подушкой.
- Я пару недель назад обедал с Джорджем, - выдал, наконец, Рон и посмотрел на неё. – И он мне предложил… ну, стать его партнером, что ли. Вместо Фреда.
Гермиона уставилась на него. Все эти годы Джордж работал вместе с Ли и Анджелиной, они с Анджелиной были парой, но пока не поженились. Гермиона, как и все остальные, включая миссис Уизли, с вопросами к ним не лезла, слишком у них с Джорджем всё было непросто. Если Джордж кого-то и мог попросить стать его партнером, так это Ли, который был в курсе всей работы. Почему Рона?
- Я всегда думал, что если кто-то и заменит Фреда, то это будет Ли, - Рон развёл руками. – Я чуть со стула не упал, когда он это сказал.
- Если подумать, в этом есть логика, - медленно сказала Гермиона. – Это магазин братьев Уизли, и Джордж хочет, чтобы это так и оставалось. К тому же, ты говорил, что однажды уйдёшь из Аврората. Джордж не сказал, почему именно сейчас?
- Честно говоря, я не думаю, что есть какая-то определённая причина, - Рон покачал головой и глубоко вздохнул, словно у него гора свалилась с плеч. – Прости, что я тебе сразу не рассказал, я просто… Это было как-то слишком неожиданно и вообще. Фред и… Я должен был, точнее я хотел…
- Всё нормально, Рон, я понимаю, - Гермиона потянулась к нему и взяла его большую ладонь в свою. – Правда.
- Может быть, у них с Ли состоялся какой-то разговор, - задумчиво сказал Рон, неосознанно поглаживая тыльную сторону её ладони большим пальцем. – Наверное, Ли ожидал, что после всего он мог бы на что-то рассчитывать. Может быть, это было бы справедливее.
- Это решать только Джорджу, - твёрдо сказала Гермиона. – Это его магазин. Это наследие Фреда. Ни у кого нет никакого права диктовать ему, что делать. Несмотря ни на что.
- Просто я же ничего в этом не понимаю. А Ли уже в теме.
- Джордж так решил, - Гермиона подобрала под себя ноги, пальцы никак не хотели согреваться. – Он хочет тебя в качестве партнера, хочет снова работать с братом. На самом деле, мне кажется, для него это очень большой шаг вперёд.
- И ещё он устал, - добавил Рон. – Вся ответственность всё это время лежала только на нём. И он мало чего нового придумал.
- Ему нужна свежая кровь, - улыбнулась Гермиона.
- Звучит так себе, - Рон засмеялся, и напряжение начало постепенно покидать его.
Гермиона бросила взгляд на свой стол и мысленно закрыла дверку в ту область мозга, которая отвечала за работу. Отчет подождёт. Завтра можно встать пораньше, не страшно.
- И что ты ответил? – спросила она, осторожно высвободила руку из пальцев Рона и слегка отодвинулась, чтобы лучше видеть выражение его лица.
- Ничего, - Рон слегка нахмурился, проследив за её движением. – Разумеется, пока что ничего. Сказал, что мне нужно подумать.
- Тебе действительно нужно подумать? – удивилась Гермиона. – По-моему, это здорово. Когда ты покинешь Аврорат…
- Да, вот именно, - перебил её Рон. – А когда я покину Аврорат? Гарри нужна моя помощь, чтобы занять место Стивенса, ему любая помощь не помешает. Аврорат нужно совершенствовать, это все понимают, только почему-то мало для этого делают. Как обычно руки ни у кого не доходят. Джорджу же… Я так думаю, ему нужна помощь сейчас.
- Что-то случилось? – насторожилась Гермиона.
- Он устал, - Рон провёл рукой по глазам. – Он жил в таком аду, потом с головой ушёл в работу, но он так и не пришёл в себя и уже, наверное, не придёт. Я почему-то думаю, что он вообще не хотел бы иметь партнера. Просто у него, видимо, нет выбора.
- Он твой брат, Рон, и я всё понимаю, но это же твоя жизнь, поэтому я считаю, что ты должен, в первую очередь, руководствоваться…
Рон коротко хохотнул, и она остановилась.
- Моя жизнь состоит из стольких вещей, - сказал он, - и мне надо сделать так, чтобы ничего не ухудшить. Это сложно.
- Я знаю, - вырвалось у Гермионы. Именно это её останавливало, когда она задумывалась о смене работы.
Рон с любопытством посмотрел на неё, но Гермиона сделала ему знак продолжать.
- Я никогда не думал, что мне придётся выбирать между помощью Гарри и помощью брату. То есть, ладно бы ещё это был Перси.
Шутка была избитой, и Гермиона даже не стала пытаться изобразить улыбку.
- Ты неверно подходишь к решению, - сказала она. – Не надо думать о Гарри или о Джордже, подумай о себе. Я понимаю, что они оба – большая часть твоей жизни, но это твоё решение. Ты всё равно либо согласишься, либо откажешься, правильно? Других вариантов нет. Давай взвесим оба. Ты уже сказал об этом Гарри?
- Нет, - Рон удивился. – Я сначала хотел поговорить с тобой.
Сердце у Гермионы снова ёкнуло, и она сморгнула слёзы. Дурацкая, бесполезная ромашка.
- Спасибо, - сказала она сдавленным голосом, и лицо Рона как-то растроганно дрогнуло. – Я хочу, чтобы ты поступил так, как посчитаешь правильным.
- Ты ведь не очень рада, что я стал аврором, - заметил Рон.
- Ты тоже не в восторге от моей работы, - Гермиона изогнула бровь.
- Это очень большое преуменьшение, - фыркнул Рон. – Я ненавижу твою работу.
- Эй!
- За то, что она с тобой делает, - добавил он. – Думаешь, я не почуял запах ромашки?
Гермиона мысленно чертыхнулась, но решила не развивать тему.
- Проговори всё, что тебя беспокоит, я слушаю, - предложила она. – Ты ещё что-то собираешься сегодня делать?
- Нет уж, хватит с меня, - буркнул Рон. – Пойдём в постель.
От этих его слов сердце тоже всё ещё ёкало. И всегда будет ёкать.
Долгие разговоры в постели были её самой любимой частью вечеров. Не всегда у них хватало на них сил, но, когда удавалось, они ложились в привычную позу (Рон на спину, закинув руку за голову, Гермиона клала голову ему на грудь) и в темноте говорили обо всём на свете. Не оставалось никаких границ, никаких запретов, ни смущения, ни страхов, они делились друг с другом всем. В спальне у них были плотные шторы, не пропускавшие ни лучика света, они не видели друг друга, зато научились чувствовать на всех возможных уровнях. Они словно становились одним существом с двумя сердцами, которые бились в унисон. Гермионе даже казалось, что в такие мгновения они могли читать мысли друг друга. Не было ничего интимнее, ничего ближе, чем то, что происходило в эти минуты. Никогда Гермиона не чувствовала себя счастливее.
Они улеглись, и Рон щёлкнул делюминатором, привычно лежавшим на тумбочке с его стороны. Спальня погрузилась в темноту. Гермиона положила руку ему на грудь и почувствовала, как мерно бьётся его сердце. Её любимый звук.
- Расскажи мне, - тихо сказала она.
И он рассказал. Все свои сомнения, трудности и страхи. Всё, что его беспокоило, что рвало на части. Гермиона с болью слушала, как из Рона выливалась новая волна боли от потери Фреда. Снова переживала те страшные ночи в палатке, когда она рыдала, отвернувшись к стене и уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить Гарри, а сама гадала, увидит ли она Рона ещё хоть один разочек. Снова готовилась сказать ему, что это в прошлом, что он ничего не должен доказывать Гарри.
Рон тоже это пережил, но Гермиона знала: в самой глубине его сердца притаился этот ужасный и подлый страх, что однажды во время ссоры кто-то из них бросит ему в лицо старую обиду. Этого никогда не случится, и наверняка Рон тоже это знал, и всё же сама воображаемая возможность пугала его до чертиков. Как когда-то сказала Джинни: «Только прощение Гарри сделало Дамблдора хорошим героем». Так и с Рона все обвинения сняло их с Гарри прощение. Наверное, если кто-то из них поднимет эту тему снова, оно, в глазах Рона, будет аннулировано.
Они поговорили обо всём.
- Но ещё ведь денежный вопрос, - в самом конце, когда веки Гермионы уже начали тяжелеть, сказал Рон. – Джордж сказал, что всё будет пополам, как было у них с Фредом. Это очень большие деньги. Всё зависит от продаж, конечно, но за последние два года это было стабильно в районе четырёхсот тысяч галеонов чистой прибыли, после всех налогов и денег на ремонт и всякие штуки. То есть, это то, что просто оставалось. Представляешь, какие это деньги?
Он начал мечтать вслух, периодически сбиваясь на едва слышное сонное бормотание, а Гермиона слушала, закрыв глаза, затаив дыхание и улыбаясь ему в грудь:
- Мы тогда сможем сразу купить дом, какой захотим. («Квартиру в Нотинг Хилле», - сразу же подумала Гермиона). Перестанем ютиться по этим съёмным халупам. И ты сможешь уйти с работы… сможешь заниматься, чем захочешь… организуешь какой-нибудь фонд защиты кого угодно… будешь сама себе хозяйкой… никакого Дилана… и можно будет больше ничего не откладывать… нам сразу хватит денег на всё… любая площадка… всё, чего мы только захотим… потом куда-нибудь поедем… чтобы море… белый песок… ты купишь самое красивое платье… всегда из-за этого переживал… девушкам важно… а я хочу торт с тремя ярусами… видел магловскую рекламу… красиво… хотел, чтобы свадьба была идеальной…
Глаза Гермионы широко раскрылись. Сердце Рона на секунду замерло под её рукой, а потом рванулось изо всех сил. Повисла тишина.
Они говорили о будущем. Никто из них давно уже не сомневался в чувствах другого, никто не смущался и не боялся мечтать. Даже вслух, даже друг с другом. Копили на дом, который должен был где-то в процессе превратиться в квартиру. Они даже обсуждали, сколько детей хотят, и выяснили, что оба первой хотели бы дочку «как у Билла» и «потому что мне как женщине с девочкой должно быть проще».
Не говорили они только о свадьбе. На самом деле, Гермиона даже себе не могла ответить, почему. Рон этого слова ни разу не произнёс, и ей не хотелось поднимать вопрос первой. Кому какая разница, в конце концов, на эти условности, если он хочет иметь общий с ней дом и детей? К тому же, в финансовом плане им было куда стремиться. Тут встал бы резонный вопрос: либо свадьба, либо дом. Гермиона подозревала, что Гарри и Джинни легко бы одолжили им хотя бы какую-то часть нужной суммы, но прекрасно понимала, что они бы с Роном ни за что не согласились. Если бы обсуждали свою свадьбу.
Отчитываться им было не перед кем, их отношения больше никого не касались. Гермиона была совершенно уверена, что её не волнует, сделает ли Рон предложение. Когда-то давно она об этом думала, даже что-то себе представляла, потом перестала. Это всего лишь традиция, обряд, чувства от него не зависят. Она знает, что Рон её любит, ей этого достаточно. Ей ничего больше не нужно. Она не обманывала себя, она просто не знала, что если он сделает ей предложение, то случится что-то подобное.
Он его не сделал, только сказал, что думал об их свадьбе, а Гермиона уже совершенно потерялась в собственных ощущениях.
Тишина продолжалась. Сердце Рона всё так же неслось галопом. Гермиона смотрела в темноту.
- Вот я кретин, - уже совсем не сонным голосом сказал Рон.
Гермиона не успела ничего ответить, а он уже высвободился из её объятий, взял палочку, зажёг на её кончике крохотный огонёк и вышел из спальни. Теперь Гермиона лежала на спине и смотрела на смутно белевший в темноте потолок. Голова у неё слегка кружилась. Она совершенно не понимала, что с ней происходит. Что меняет тот факт, что Рон тоже думал об их свадьбе? Потому что иногда, совсем редко, у неё перед глазами всё-таки мелькали возможные картинки. Неважные, просто как одна из возможностей.
Рон вернулся, забрался на кровать и потушил палочку. Посидел там несколько секунд так тихо, что тиканье уродских часов зазвучало как будто где-то внутри Гермионы. Она почувствовала, как он слегка пошевелился, потом потянулся к ней, нащупал ногу и пополз выше. В другой ситуации она бы обязательно засмеялась, а сейчас почему-то не хотелось. Она могла только тихо лежать и ждать, что будет дальше. Может быть, ромашка забродила, и в этом всё дело?
- Гермиона, я полный кретин, - снова сказал Рон. – Я всё испортил. Гарри с ума сойдёт.
- Что? – отмерла, наконец, Гермиона. Она никак не могла связать Гарри с тем, что происходило, как бы ни пыталась.
- Ты даже не представляешь себе, сколько раз он просил меня не облажаться, - Рон хмыкнул, но как-то нервно.
- Ты о чём?
В конце концов, ромашка – довольно слабое успокоительное. Может, с её нервами нужно уже что-то помощнее.
- Я хотел, чтобы было по-другому, - Рон нащупал в темноте её руку и слегка потянул Гермиону на себя.
Она не сразу сообразила, что он хочет, чтобы она тоже села. Теперь они сидели лицом друг к другу, очень близко, и всё равно ничего не могли разглядеть. До того, как у них появилась эта привычка разговаривать в темноте, Гермионе бы это показалось неправильным. Теперь ничего другого она и представить не могла.
- Я очень давно хотел это сделать, - заговорил Рон, не выпуская её руку. Его голос звучал спокойно. – Если меня что и останавливало, то только деньги. Я не хотел, чтобы ты посчитала меня несерьёзным. Гарри твердил мне, что это не главное, но это было важно для меня. Я надеялся, ты и так понимаешь, что никакого другого будущего я не вижу.
Гермиона в темноте чувствовала, что её чуть-чуть – и она научится летать.
- А потом я устал ждать и как-то вдруг решил, что можно просто сделать, как Гарри и Джинни, но я хотя бы объявлю о своих намерениях, - Рон старательно выговорил эту фразу, и Гермиона практически услышала в ней Гарри. – Я хотел купить билеты в театр, забронировать столик в «Ритце», тот же самый, помнишь? Чтобы это было красиво и символично. И всё испортил. Гарри боялся, что ты найдёшь кольцо, всё время предлагал забрать его на хранение, но мне хотелось, чтобы оно было со мной. Джинни, кстати, ещё шутила, чтобы я во сне ничего не выболтал. Вот она посмеётся.
- Это смешно, - сказала Гермиона и не узнала своего голоса. Ей было всё равно, она готовилась взлететь.
- Раз теперь уже всё открылось, может, так даже и лучше, - продолжал Рон. – Такие ночи, как сегодня, они только наши с тобой, правда? Ни с кем другим такое просто невозможно, так что… Гермиона, я тебя люблю. Ты выйдешь за меня замуж?
Летать было здорово. Очень, очень здорово. Лучшее чувство на свете.
- Я тоже тебя люблю. И да. Конечно. Да.
Она услышала, как Рон прерывисто вздохнул. Она чувствовала, что он улыбается. Она знала, что он летит рядом с ней.
И в это мгновение комната осветилась мягким голубоватым светом. Гермиона увидела глаза Рона, при таком освещении они показались ей невероятно яркими. И блестящими. Она смотрела на него, пока он надевал кольцо ей на палец.
Никто из них не удивился.
- Я же говорил: он знал, что делал, когда оставил мне делюминатор, - просто сказал Рон, а потом поцеловал Гермиону.
Пульсирующий шар голубого света завис над их головами.
Когда больше не хочешь быть ГарпиейИюнь 2003 года
Гарри сидел за столиком в углу, откуда открывался лучший вид на залив, и пытался отдыхать. Изо всех сил. Он прилагал столько усилий, чтобы отдохнуть, что начал уставать.
Он заглянул в свою давно пустую чашку. Джинни часто говорила ему, что кофе можно растянуть хотя бы минут на двадцать. Гарри этого никак не мог понять: а что делать эти двадцать минут?
- Возьми с собой книгу или газету, - говорила Джинни. – Или просто смотри на море и наслаждайся покоем. Это время, которое ты можешь провести наедине с собой. Неужели тебе этого не хочется?
Штука была в том, что Гарри этого как раз и не хотелось. Сразу после победы над Волан-де-Мортом – да. Вот тогда он ценил тишину и покой на вес золота. Правда, не наедине с собой, он и тогда предпочитал, чтобы Джинни, Рон и Гермиона были рядом.
Сидеть, смотреть на море, копаться в собственных мыслях или ещё хуже – в воспоминаниях… Гарри считал это чудовищной потерей времени. Джинни же считала, что он не умеет расслабляться и отдыхать. Это было неправдой, он прекрасно умел отдыхать, многие у него ещё поучиться могли. Например, когда они весной перекладывали крышу сарая с Артуром без всякой магии, как маглы. Прекрасно тогда отдохнули, душевно так, если бы только не занозы, но это мелочи. Или вот когда Гарри, наконец, выкраивал время для того, чтобы переписать некоторые внутренние документы Аврората и внести в них необходимые, на его взгляд, изменения. Это вообще был как бальзам для души.
Джинни почему-то всё это отдыхом не считала и настояла, чтобы он поехал с ней на это масштабное празднование юбилея «Холихедских гарпий». Он вообще-то собирался приехать только на последнюю неделю, потому что Гермиона обещала устроить ему встречу с коллегой из Отдела магического правопорядка, которой можно было доверять. Это было действительно важно, но Джинни была настойчива. Как ни странно, Рон встал на её сторону. Ещё что-то бормотал про чёртовых трудоголиков.
И вот теперь Гарри торчал здесь, на побережье Ирландии. Наслаждался прекраснейшими видами. Пил кофе. Ел вкусную еду. Отдыхал.
Если бы Джинни была совсем свободна, было бы лучше. Но почти вся первая половина дня у неё была занята либо тренировками, либо встречами со спонсорами, либо ещё чем-то, что касалось только команды и где ему нельзя было присутствовать. После обеда у них оставалось довольно много времени, которое они могли провести вдвоём, и это была его любимая часть дня. А вечером они шли куда-нибудь всей толпой: члены команды, их мужья или партнеры. Иногда и спонсоры тоже. Гвеног называла это тимбилдинг. Гарри клялся себе, что, когда у него будет своя команда авроров, он придумает по-настоящему полезный тимбилдинг и в рабочее время.
Ему чудовищно не хватало Рона и Гермионы. Это было самое долгое расставание с ними с самого момента их знакомства, если не считать того времени, которое Гермиона пролежала в Больничном крыле после встречи с василиском, и того, что они с Гермионой провели вдвоём в палатке.
Сейчас, конечно, было по-другому, сейчас они хотя бы разговаривали по зеркалу. Никакого сравнения. Но Гарри всё равно отчаянно скучал.
Нет, он не чувствовал себя несчастным, ни в коем случае. Он каждый день смотрел на Джинни, видел, как она блистала и на поле, и на этих их вечерних сборищах, и радовался, что у неё всё это есть. Она была на своём месте и занималась любимым делом, и это было прекрасно. Он бы никогда не отнял у неё такую важную часть её жизни.
- Сэр? Принести вам что-нибудь ещё?
Гарри встрепенулся и перевел взгляд на вежливо улыбающегося официанта.
- Нет, спасибо. Я уже пойду.
Он расплатился и медленно побрёл в сторону отеля. Можно было поплавать в бассейне. Или прогуляться по берегу моря. Или немного вздремнуть. Или ещё раз перечитать Регламент Аврората. Гарри вздохнул. Нет, лучше пойти и поболтать с Роном.
Гарри взглянул на часы, потом попытался вспомнить, какой сегодня день недели. Выходила суббота, и было уже не слишком рано, друзья должны были проснуться.
Он вошёл в огромный роскошный двухкомнатный номер, в котором уже успели убраться, достал из сейфа осколок волшебного зеркала и сел на диван в гостиной, закинув ноги на кофейный столик.
- Рональд Уизли, - сказал он, заглянув в осколок. Какое-то время он видел только собственный зелёный глаз, потом отражение подёрнулось лёгкой плёнкой, и зелёный глаз сменился ярко-голубым.
- Привет! – радостно воскликнул Рон. – Как жизнь?
Гарри не видел лица Рона целиком, но слышал, что друг широко улыбается. Его собственные губы тут же тоже разъехались в улыбке.
- Всё так же, а как у вас? Гермиона рядом? – спросил он и удобно откинулся на мягкие диванные подушки.
- Вот она, - Рон чуть повернул свой осколок, и в поле зрения Гарри попала буйная копна каштановых волос. – Лежит, страдает. У неё отчет не дописан, а я её заставляю отдыхать.
- Объясни ему, Гарри, что не получается отдыхать, когда над тобой висит недоделанное дело.
- Гарри для меня в этом деле не авторитет, вы с ним совершенно одинаковые, - парировал Рон. – Кто бы мог подумать, конечно, в школе ты не отличался особым трудоголизмом.
- Да я и сейчас не отличаюсь, это всё ты придумал, - усмехнулся Гарри. – Просто есть вещи, которые обязательно нужно сделать, потому что они важные, вот и всё.
- Да, да, - ввернула Гермиона.
Рон закатил глаза, и все трое рассмеялись. Вот теперь Гарри отдыхал.
- А где там моя сестра? – спросил Рон. – У них даже сегодня тренировка? В последний день?
- Нет, сегодня они вообще-то свободны, но Гвеног попросила Джинни помочь ей с каким-то контрактом, - сказал Гарри. – Что-то там по поводу новой формы.
Они помолчали, потом Гермиона спросила:
- Значит, ты считаешь, что Гвеног попросит Джинни стать капитаном команды?
- Я ей всё рассказал, - вмешался Рон, и никакой вины в его голосе Гарри не услышал.
- Да я сразу так и предполагал, - только и сказал он. – Интересно, что Джинни так не думает. Говорит, она слишком молода для такой ответственности, что это не понравится спонсорам, что другие игроки могут этого не принять.
- На самом деле, это не так? – проницательно уточнила Гермиона.
- Я не знаю по поводу игроков, конечно, там всё может быть, - вздохнул Гарри. – Они выглядят такими дружными, но это всё-таки такое дело, нельзя быть уверенным. А вот кто точно не будет иметь ничего против – это спонсоры. Джинни решила вытрепать мне остатки нервов.
- А что она делает? – спросил Рон.
- Ну, вспомни школу, - проворчал Гарри. – Когда вокруг неё увивалось стадо поклонников.
- Стадо, которое ты возглавлял? – невинно поинтересовалась Гермиона, и Рон захохотал.
- Что-то вроде того, - Гарри тоже хмыкнул. – Она вся такая очаровательная и ослепительная, она смешно шутит, её все обожают. И тут обычно подхожу я и сквозь зубы объявляю, что я её муж. Джинни очень радуется, кстати. Чем сильнее я зол, тем она веселее.
- Ну, всегда приятно, когда тебя немножко ревнуют, - заметила Гермиона.
- Да уж, чувство потрясающее, - буркнул Рон, и снова все засмеялись.
- А у вас что новенького? – поинтересовался Гарри.
Повисла пауза, и он тут же насторожился.
- Всё нормально? Ничего не случилось?
- Да всё отлично, - отозвался Рон, но Гарри никак не мог отделаться от ощущения, что они ведут разговор по другой линии, по своей, отдельной. Они и всегда это здорово умели, но в последние годы довели этот навык до совершенства. – Есть тут кое-какие новости, но мы вам лучше лично расскажем.
- Но новости хорошие? – всё-таки уточнил Гарри.
- Неплохие, да, - кивнул Рон, и его глаза блеснули. – У вас сегодня важный день, сосредоточьтесь на нём.
- Послушай, Гарри, - Гермиона явно отобрала у него осколок, - если Джинни не считает, что Гвеног попросит её стать капитаном, она вообще обдумывала этот вариант?
- Говорит, что нет, - ответил Гарри. – Думаю, она просто боится сильно понадеяться, а потом расстроиться. По крайней мере, мне она так ничего и не ответила, только повторяла, чтобы я даже не придумывал, ничего подобного не случится. Может, сама с собой и обдумывала. Она согласится, конечно. Кто бы не согласился. Вы бы её видели, когда она с командой, когда занимается делами «Гарпий». Она рождена для этого.
Теперь из осколка на него снова смотрел глаз Рона. Сочувствующий глаз.
- А ты сам как к этому относишься? – осторожно спросил голос Гермионы.
- Я буду очень рад за неё, - просто сказал Гарри и, когда ему никто не ответил, чуть более агрессивно добавил: - Правда. Я очень хочу, чтобы Джинни всегда была рядом, и каждый вечер мы оба приходили домой, врать я не буду. Но вообще-то она и так уезжает в командировки реже, чем я думал. Вполне можно и потерпеть.
- Просто ты же хочешь семью, - сказал Рон, - детей. Мы же знаем. Мама Джинни этой темой скоро плешь проест.
- Я же просил её этого не делать, - расстроился Гарри. – Я хочу детей, в будущем, и Джинни хочет. Но пока что мы действительно очень молоды. Спешить нам некуда, и я не вижу причин, почему Джинни должна отказаться от любимого занятия. Мы ещё даже дом не купили, не обустроились нормально, наша квартира слишком мала для детей.
- Многие семьи прекрасно живут в квартирах и с детьми, - упрямо сказала Гермиона. – Дом очень трудно содержать. Посмотри только на миссис Уизли.
- Джинни хочет дом, - ответил Гарри. – Наверное, как раз потому, что насмотрелась на миссис Уизли.
- Все нормальные люди хотят дом, - хмуро вставил Рон.
- Ну, пусть я буду ненормальной, - Гермиону это нисколько не задело.
- Договорились, - Рон зевнул и посмотрел на Гарри. – Тебе не пора готовиться к банкету? А то нам уже точно пора завтракать.
- Вы ещё не завтракали? – поразился Гарри. – Но ведь уже… Хотя, ничего не хочу знать. Отдыхайте.
- Если Рон меня когда-нибудь выпустит дописать отчет… - начала Гермиона, потом у них что-то звякнуло, и она тихонько взвизгнула.
- Ладно, Гарри, мне тут сейчас, похоже, придётся применить силу, и свидетели мне ни к чему, - сказал Рон и махнул рукой. – До завтра! Приезжайте уже скорее.
- Завтра увидимся, - кивнул Гарри и прервал связь.
Он положил осколок на столик и, улыбаясь, окинул взглядом гостиную. Завтра утром они распрощаются с этим вечно вылизанным до нежилого, безликого состояния номером и отправятся домой. Наконец-то. Ему невыносимо не хватало обычных посиделок вчетвером у кого-нибудь на квартире, это были одни из лучших моментов в его жизни.
Гарри внезапно задумался, как же всё поменялось за последние годы, постепенно, но неумолимо. А он и не заметил. Их трио разбилось давно, ещё тогда, когда к ним присоединилась Джинни, а Гарри пообещал себе, что она больше не будет чувствовать себя лишней. Но и с тех пор всё изменилось. Когда они с Роном поступили на работу в Аврорат, они всё чаще проводили время вдвоём, и это ужасно напоминало Гарри школьные времена, когда у них с Гермионой не полностью совпадало расписание, а Джинни он вообще в основном видел только вечером. Интересно, что будет, когда появятся дети?
Открылась дверь, и на пороге возникла довольная жизнью, собой, отдыхом и целым миром Джинни. Она танцующей походкой прошествовала к Гарри и чмокнула его в щёку.
- Чем ты занимался, пока меня не было? – весело спросила она. – Хандрил в одиночестве?
- Нет, - улыбнулся Гарри. – Сегодня я решил разнообразить свой досуг и пил кофе в кафе с видом на море.
- Ты делал это вчера и ещё три раза на этой неделе, - заметила Джинни и примостилась на диване рядом с ним. Секунд через тридцать она уже встала обратно.
- Потом поговорил с Роном и Гермионой, они сказали, у них есть для нас какие-то хорошие новости, которыми они хотят поделиться лично.
- Может, Рон наконец-то сделал предложение? – воскликнула Джинни.
- Вряд ли, - ответил Гарри, которому такая мысль даже в голову не пришла. – Как это он, даже не посоветовавшись, не проговорив ситуацию, без плана? Нет, тут что-то другое.
- Не знаю, чего там ещё было проговаривать, но, может, ты и прав, - Джинни расхаживала по номеру всё той же походкой, как будто с трудом удерживалась от того, чтобы не подпрыгивать. Её лицо сияло, губы постоянно сами собой складывались в полуулыбку.
- Ты в отличном настроении, - сказал Гарри, приглядевшись к ней повнимательнее. – Гвеног тебе что-то сказала?
- Ты опять про свои идеи? Нет, ничего такого она не говорила. Просто новая форма будет потрясающая, и контракт очень выгодный, только и всего, - Джинни открыла высокий шкаф и достала своё платье в пол глубокого зелёного цвета, купленное специально для сегодняшнего вечера. – И ещё я рада, что завтра мы будем дома.
- Я тоже, - искренне согласился Гарри. – Было весело, но я уже соскучился по всем.
- Завтра, - сказала Джинни и с задумчивым видом приложила к себе платье. Потом повесила его на место и спросила: - Чем займёмся в оставшееся время? Снова на пляж?
- Я не против, - Гарри никогда не был против пляжа.
Когда они вышли погулять в первый день в Ирландии, он как будто провалился в свой старый сон. Он приснился ему всего однажды, через несколько дней после финальной битвы, на пути в Австралию за родителями Гермионы. В том сне он видел Джинни, которая гуляла по пляжу и была счастлива. Долгое время он постоянно изводил себя мыслью, увидит ли он её когда-нибудь такой счастливой, после всего, что она пережила. И он увидел. И никак не мог перестать смотреть.
***
Банкет приближался к концу, когда Гвеног поднялась на ноги и постучала вилкой о бокал, привлекая к себе внимание. Никто не удивился, отметил Гарри, ни для кого её уход уже не был секретом.
- Друзья, спасибо, что все вы собрались здесь сегодня! – сказала Гвеног и обвела взглядом присутствующих. – Для всех нас это очень много значит, а для меня особенно. Я так долго была капитаном «Гарпий»… Это очень волнительно. Грустно и радостно одновременно. Я приняла решение покинуть команду и двинуться дальше, к новым свершениям.
В ответ не было ни удивлённых возгласов, ни широко раскрытых глаз. Раздались аплодисменты, а потом люди начали вставать из-за столов, и в числе первых были все «Гарпии», с любовью смотревшие на своего капитана.
- Спасибо, - в глазах Гвеног сверкнули слёзы. – Я очень тронута. Я верю, что и в будущем команда будет выступать не хуже. Нам ещё есть куда стремиться, есть рекорды, которые мы ещё можем поставить. Но всё это вы будете делать уже без меня, под командой вашего нового капитана. Я долго думала, кому передать свой пост, мы обсуждали это в закрытом кругу и пришли к общему взвешенному и со всех сторон выверенному решению. Я уверена, мне не стоит даже упоминать, что решение принималось, исключительно исходя из интересов команды, всех существующих интересов. Поэтому ни для кого не будет сюрпризом, когда я назову имя моей преемницы. Новым капитаном «Холихедских гарпий» будет Джинни Поттер.
На этот раз зал взорвался аплодисментами и радостными криками. Краем глаза Гарри отметил, что спонсоры радовались сильнее, чем сами «Гарпии», но у него не было времени оценивать чужие реакции, он полностью сосредоточился на Джинни.
Услышав своё имя, она инстинктивно повернулась к нему. Не к кому-то другому, не бросилась обнимать Гвеног, не улыбнулась своей команде, нет, она повернулась к своему мужу, к человеку, с которым ей хотелось разделить этот момент. И Гарри было этого достаточно, чтобы его радость стала ещё полнее. Он поцеловал Джинни, отстранился и только тогда заметил, что в её глазах, кроме радости, есть что-то ещё. Удивление. Она и правда не ожидала, Гарри чуть не рассмеялся, но его остановило второе чувство, которое он увидел в её глазах. Уверенность.
Джинни встала и повернулась к Гвеног, которая смотрела на неё с гордостью. Именно она нашла Джинни, сразу оценила её потенциал, вырастила из неё игрока мирового уровня.
- Спасибо, Гвеног, спасибо вам всем, - Джинни взглянула на команду, потом повернулась к столу спонсоров. – Это такая большая честь. Быть капитаном «Холихедских гарпий» - это мечта любой девчонки, которая играет в квиддич. Это и моя мечта, была ею долгие годы. Я люблю свою команду, вы знаете, что люблю. Мы так много прошли с вами вместе, мы понимаем друг друга, поэтому я надеюсь, что вы примете моё решение отказаться.
Гарри застыл, глядя на неё. В его голове проносились самые разные варианты, но он не мог найти ни одного, который бы мог объяснить ему решение Джинни.
Гвеног такого тоже явно не ожидала. Как и все в этом зале.
- Дело в том, что Гвеног, как и всегда, подтолкнула меня вперёд, - торопливо сказала Джинни. – Показала мне путь, если хотите. Это случилось ещё несколько месяцев назад. Я не хотела говорить об этом так рано, но я не думала, что вы выберете меня капитаном. Я тоже приняла решение покинуть команду.
Кто-то из спонсоров выронил вилку, и она со звоном ударилась о тарелку. Глаза Гвеног расширились. Гарри почувствовал, как его распирает изнутри от какого-то сильного чувства, которому он не нашёл названия.
- Не прямо сейчас, я задержусь на пару месяцев, подготовлю себе замену, - продолжала Джинни, взмахнув рукой. – Если это потребуется, конечно. Но решение я приняла. И ещё раз: это огромная честь, я невероятно польщена. Спасибо вам всем!
Она посмотрела на Гвеног и кивнула ей. Гвеног долго изучала её лицо, потом улыбнулась и кивнула в ответ.
Джинни села и снова повернулась к Гарри, который просто смотрел на неё и совершенно не знал, что сказать. Он, вроде, был и рад, он ведь сам этого хотел, но отказаться стать капитаном «Гарпий»… Что-то тут было не так. В его сердце начал заползать страх.
- Наверное, нам нужно поговорить, - чуть улыбнулась Джинни. Её щёки чуть раскраснелись, но она не выглядела слишком уж опечаленной. – Думаю, сейчас никто особенно не заметит нашего отсутствия.
Гарри обернулся. Спонсоры один за другим подскакивали со своих мест, как мячики, и почти бежали к Гвеног. Им явно нужно было довольно срочно принять новое решение.
Джинни взяла его за руку и уверенно вывела из зала, прочь от её команды, от всех людей. Ресторан, который они специально приберегали для этого вечера, был врезан в скалу, и к нему вела узкая и длинная лестница, освещённая тысячей маленьких фонариков. Это выглядело довольно красиво, особенно издалека. Только вот она была очень уж длинной, пока они спустились к подножию скалы и вышли на пляж, Гарри весь извёлся.
Каблуки Джинни моментально провалились во влажный песок, поэтому им пришлось остановиться.
- Наверное, для тебя это неожиданно, - сказала Джинни. Её лицо освещал только лунный свет, но Гарри видел его совершенно отчетливо, почти как при свете дня.
- Да, - кивнул он. – Скажи мне сразу, с тобой ничего не случилось? Ты не заболела?
- Нет, я в полном порядке, - Джинни качнула головой. – Просто я, как и Гвеног, решила двинуться дальше. Наверное, она любит квиддич гораздо сильнее, чем я. Мне достаточно стать чемпионом Высшей лиги один раз, я могу на этом успокоиться.
- Почему ты мне раньше ничего не сказала? – спросил Гарри. – Когда ты приняла такое решение?
- Пару месяцев назад, а не сказала потому, что хотела всё точно проверить, убедиться, - Джинни взяла его за руку. – Гарри, я знаю, что ты хотел бы другого. Я страшно тебе благодарна за то, что ты позволил мне быть собой, делать то, чего мне хотелось. Ты даже не представляешь, как я тебя за это люблю. Я однажды сказала тебе, что, если бы мне пришлось выбирать между тобой и квиддичем, я выбрала бы тебя. Это не изменилось.
И всё равно что-то у Гарри не складывалось.
- А почему ты не сказала об этом Гвеног? – спросил он. – Она ведь ничего не знала о твоих планах.
- Я не хотела, чтобы у неё болела голова ещё и из-за моего ухода, - Джинни пожала плечами. – Я и правда никогда не подозревала, что она готовит своё место для меня. В команде есть игроки, которые с ней куда дольше, и я думала, капитаном станет кто-то из них. Конечно, если бы я знала, то сказала бы ей раньше, не поставила бы её в такое положение.
- Пусть так, но сейчас, когда она объявила, что капитаном будешь ты, неужели ты не передумала? – Гарри изо всех сил пытался прогнать из своего тона подозрительные нотки. – Я бы тебя понял, честное слово. Я был очень рад, когда услышал, просто счастлив. Я не притворялся.
Джинни смотрела на него, и её глаза блестели. Как это получается, если луна не светит ей в лицо?
- Я тоже была счастлива, - сказала она. – Может быть, я и передумала бы. В конце концов, я могла бы полетать ещё годик. Но теперь это совершенно невозможно.
- Почему? – спросил Гарри, и у него сильно забилось сердце.
- Потому что сегодня я узнала точно… - Джинни перевела дыхание, а потом выпалила: - У нас с тобой будет ребёнок!
Гарри несколько раз моргнул и приложил ладонь к груди.
- Я больше не хочу быть капитаном «Гарпий», я хочу быть мамой, - Джинни улыбнулась ему такой счастливой улыбкой, что он понял: это не луна всё это время освещала её лицо, оно светилось само по себе.
Гарри было очень трудно дышать. Он понимал, что нужно что-то сказать, но не мог. Джинни не была против, она по-прежнему улыбалась. Она нисколько не сомневалась, что сейчас у него внутри бушует буря эмоций, и среди них нет ни одной в самой крохотной степени не радостной.
Гарри снял очки и сильно нажал пальцами на глазные яблоки. Перед глазами вспыхнул белый свет, и в его сиянии он на мгновение увидел маму и папу на пороге красивого дома. Они счастливо улыбались и махали ему.
Гарри открыл глаза, шагнул к Джинни и обнял её, уткнувшись носом ей в шею. Он вдыхал запах её знакомых цветочных духов и молчал.
Никакие слова сейчас не могли выразить степень его счастья. А Джинни слова и не были нужны, она совершенно точно знала, что он чувствует.
- Ты даже не спросил, мальчик это или девочка, - только шепнула она, и Гарри заглянул ей в лицо.
- А мне всё равно, - сказал он. – Но скажи мне.
- Сын, - Джинни улыбнулась. – И, знаешь, я уже придумала ему имя.
Гарри пока не мог думать об имени. Он переваривал новость. Сын. У него скоро родится сын, свой собственный.
- Я подумала, что мы назовём его Джеймс Сириус Поттер. Как считаешь?
Гарри потом сказал Рону, что это были самые нестыдные мужские слёзы в его жизни.
Когда-нибудь это обязательно закончитсяИюнь 2003 года
До двенадцати лет Гарри не понимал выражения «возвращаться домой». Да, можно было выйти прогуляться, а потом вернуться к Дурслям, в их дом как в строение. Зайти, поймать неприязненный взгляд тёти Петуньи или дяди Вернона, увернуться от кулака Дадли или того предмета, который тот решил бросить в кузена на этот раз. Проскользнуть в свою каморку под лестницей, рухнуть на кровать. Всё, путь окончен. Можно спать. Ни о каком «возвращении домой» не шло и речи. Наоборот, чем от этого дома дальше, тем лучше.
В двенадцать, летом, когда Добби просил его не возвращаться в Хогвартс, Гарри впервые это почувствовал: тоску по дому, настоящему и единственному. Там были люди, которых он полюбил. И которые полюбили его. Там он чувствовал себя не лишним, а ровно на своём месте.
Позже вторым домом для него стала Нора. С Площадью Гримо такого, разумеется, не произошло. Съёмные квартиры тоже не давали полноценного ощущения дома, хотя, это и должно зависеть от людей, как говорят. К самой первой квартире, которую начали снимать ещё они с Роном, Гарри до сих пор испытывал нежность и даже жалел, что, в своё время, не догадался её выкупить. Пусть Джинни хотела дом, это всё равно было бы вложением средств.
Сейчас, глядя из маленького окошка самолёта поверх плеча Джинни на приближающийся Лондон, Гарри ощутил понятие «дом» как-то по-новому. Он даже не особенно понимал, о каком конкретно месте думает, как будто о Лондоне в целом, главной частью которого в тот момент стали Рон и Гермиона. Они были где-то там, внизу, ждали их, сверяясь с табло прилётов в шумном зале Хитроу, и Гарри рвался к ним так, как не рвался весь этот месяц. Почему-то сильнее всего он начал скучать, когда разлука сходила на нет.
- Ненавижу эти минуты после объявления посадки, - озвучила его мысли Джинни. – Они всегда тянутся дольше, чем весь полёт.
Гарри согласно кивнул и положил подбородок ей на плечо. Ему не терпелось поделиться с Роном и Гермионой своей радостью. Он, словно наяву, увидел, как ошеломленно хлопает глазами Рон, услышал, как радостно визжит Гермиона. Их реакция была последней недостающей деталью в паззле его счастья.
***
- Да приземлится уже когда-нибудь этот самолёт или нет?
Рон в десятый раз за последние пятнадцать минут посмотрел сначала на свои часы, потом на табло прилётов и снова на часы. Гермиона у него за спиной закатила глаза, затем бросила взгляд на левую руку. Он просто сам цеплялся за кольцо, она ничего не могла с этим поделать.
- Рон, от того, что ты ходишь кругами вокруг табло, самолёт быстрее не сядет, - терпеливо сказала она. – Я бы предложила выпить ещё кофе, но, по-моему, тебе уже хватит на сегодня.
Рон громко вздохнул и вернулся к колонне, которую Гермиона подпирала спиной. Она заметила, что он тоже то и дело посматривает на кольцо, и от этого внутри стало ещё радостнее, чем было до этого.
- И чего мы так рано приехали? – пробурчал Рон. – Сил уже никаких нет тут стоять.
- Да мы всего двадцать минут ждём, - засмеялась Гермиона. – Честное слово, за столько лет дружбы с Гарри ты уже давно должен был привыкнуть к этому.
Рон бросил на неё странный взгляд, но промолчал.
- Что такое? – Гермиона отлепилась от колонны и заглянула ему в лицо.
- Как раз поэтому мне и тяжело, - сказал Рон и снова посмотрел на часы. – Чаще всего, когда мы его вот так откуда-то ждали, это было связано с какой-то опасностью, в которую он снова влип. Всегда ненавидел это.
Гермиона задумалась. Она прекрасно поняла, что Рон хотел сказать, но у неё сейчас подобных ассоциаций не проходило. Она же знала, что Гарри был не на задании, не попадал в опасную переделку, а просто поехал в отпуск с женой. В кои-то веки можно было за него не переживать. Странно, что у Рона разделение – опасность и нет опасности – не сработало.
- А как же ты тогда в Аврорате? У вас же не всегда бывают совместные дежурства, - спросила Гермиона.
Рон пожал плечами.
- Так же нервничаешь? – не отставала Гермиона.
- Не прям нервничаю, - Рон отвечал слегка неохотно. – Просто мне спокойнее, когда мы вместе. Это, скорее, просто психологически или как-то так. Говорю же, я сразу вспоминаю все эти моменты, и мне как-то не по себе. А в этот раз мы ждём их с Джинни вместе, и это напомнило мне…
- Что? – поторопила Гермиона.
- Как я сидел в подземелье неподалеку от Тайной комнаты с Локонсом и ждал, вернутся они оба или нет, - криво усмехнулся Рон и покосился на Гермиону.
Гермиона уставилась на него. Ей такое даже в голову не приходило.
- Но ведь это очень разные ситуации, если разобраться, - медленно сказала она.
- Никакого сравнения, - серьёзно согласился Рон. – Сейчас компания куда приятнее, с какой стороны ни посмотри.
Гермиона хмыкнула, но в душе уже зашевелился червячок сомнения.
- Рон, а ты точно уверен, что тебе стоит уходить из Аврората? – спросила она.
И тут же возненавидела себя за это, но она должна была. Если Рон совершит ошибку, ничего хорошего из этого всё равно не выйдет.
- Не на сто процентов, - признался Рон. – Но я всё равно уйду. Это никогда не станет лёгким решением, поэтому разницы практически никакой.
Гермиона кивнула. Ладно, не завтра ведь он уходит, успеют ещё обсудить подробнее. К тому же, Рон ещё даже не говорил с Гарри.
- Но серьёзно, куда подевался чёртов самолёт?
Гермиона закатила глаза и улыбнулась.
***
- Гарри, перестань дышать людям в затылок, это неприлично, - шепнула Джинни и потянула его за руку. – Мы выйдем через пару минут, потерпи.
- Не могу, - Гарри казалось, что к пяткам у него приделали пружины. – Жалко, что мы не можем просто трансгрессировать отсюда.
- Трансгрессируем, как только выйдем из аэропорта, - пообещала Джинни и посмотрела на сидевшую сзади женщину, не слышала ли та её.
- Нет, ты что, - Гарри обернулся к ней. – Вдруг это вредно для ребёнка?
- Почему это должно быть вредно…
- А почему не должно? Нет уж, потерпим пока без трансгрессии, порталов и летучего пороха. И «Ночного рыцаря». Особенно «Ночного рыцаря».
- И как я буду передвигаться, позволь узнать? – опешила Джинни. – Если мне захочется навестить маму, Билла или Андромеду?
Ответа у Гарри не было.
- Мы спросим твою маму, - нашёлся он. – Уж у кого опыта в этом вопросе хоть отбавляй, так это у неё.
- Ну хорошо, спросим, через месяц, - проворчала Джинни и пояснила, увидев удивленный взгляд Гарри: - Раньше-то мы до Норы всё равно не доберёмся, если пешком пойдем.
- Не преувеличивай, - улыбнулся Гарри. – Мы просто пригласим твоих родителей к нам, только и всего. Или возьмём такси.
- Спорим на что хочешь, мама сразу же обо всём догадается, - Джинни подняла брови. – Она ни за что не поверит, что нам не захотелось сразу же помчаться в Нору.
- Ну и пусть, - упрямо ответил Гарри. – Мы же не собираемся скрывать от них твою беременность. О, двери открыли!
Джинни насмешливо смотрела, как Гарри только что на месте не подпрыгивает от нетерпения, глядя на достававшего свою сумку с верхней полки мужчину перед ними с выражением раздражения, которому позавидовала бы профессор Макгонагалл в свои лучшие годы.
Они пингвиньим шагом прошли по узкому проходу между двумя рядами кресел, и Джинни наблюдала, как Гарри, всегда такой вежливый, старается не позволить сидевшим на передних рядах пассажирам втиснуться в очередь к выходу вперёд них. Нет, она тоже жутко по всем соскучилась, но не до такой же степени. Она снова напомнила себе, что для Гарри иметь семью, настоящую, любящую, всё ещё в новинку.
- Ты как? Не устала? – спросил Гарри, когда они уже получили чемоданы и преодолели несколько широких коридоров. – Можем притормозить, если что.
- Всё в порядке, - Джинни улыбнулась. – И я вполне могу взять сумку или даже чемодан…
- Ни в коем случае!
- Да он же на колёсиках!
- Джинни, если я хоть что-то знаю о беременных женщинах, то это про тяжести. Нельзя их поднимать и всё.
- У меня бы хватило ума катить чемодан на колёсиках, не поверишь.
- Закончили этот бессмысленный спор, - отрезал Гарри, повесивший сумку на плечо, потом взял в обе руки по чемодану и гордо повёз их в сторону выхода. Джинни, рассерженная и позабавленная одновременно, пошла следом.
- Такими темпами и Рон с Гермионой обо всём догадаются, - заметила она.
- Ну и что, - пропыхтел Гарри, приподнимая плечо, чтобы удержать на нём сумку. – Зато ты не потащишь тяжести.
Джинни терпения было не занимать, сказывались долгие годы тренировок, но волнение Гарри частично передалось и ей, и она с удивлением обнаружила, что у неё чуть ли не комок в горле появляется при мысли, что она сейчас увидит Рона и Гермиону. Неужели гормоны уже дают о себе знать? А что, если она будет одной из тех беременных женщин, которые постоянно льют слёзы и гоняют мужей по ночам за ананасами и селёдкой? Джинни передёрнуло, и она понадеялась, что её беременность пройдёт тихо и спокойно, не оставив у Гарри нервного тика или седины, или ещё чего похуже. Хватит с него, он уже достаточно в этой жизни натерпелся.
И вот перед ними плавно разъехались последние двери, впереди замаячили встречающие, и Джинни почти сразу же, выглянув из-за плеча Гарри, приметила ярко-рыжую шевелюру Рона, возвышавшегося над большинством людей.
- Ну, наконец-то! – было первое, что громко сказал Рон, а потом сгрёб Джинни в охапку и буквально вытащил её из толпы пассажиров. – Привет!
Джинни обвила его руками за шею и почувствовала, как ноги отрываются от земли. А братец, похоже, не на шутку соскучился. И снова этот дурацкий комок!
- Привет! – выдавила она и увидела за спиной Рона улыбающуюся Гермиону.
Чёрт, она наверняка заметила слёзы у неё на глазах! Гарри тем временем отпустил чемоданы, бросил рядом сумку и обнял Гермиону. Оба что-то быстро говорили друг другу, потом Рон поставил её на землю, и Джинни так и не успела понять, за что такое непривычное она зацепилась взглядом, когда глядела, как Гермиона обвивает Гарри руками за шею.
- Ничего себе, как ты загорела! – выпалил Рон, улыбаясь во весь рот, и потрепал её по волосам, хотя и знал, как Джинни это ненавидит. – Гарри, дружище!
Джинни шагнула к Гермионе, и обе они, обнявшись, засмеялись, глядя на то, как парни радостно лупят друг друга по спине и плечам.
- Рон тут уже чуть с ума не сошёл, - шепнула Гермиона, и Джинни понимающе хмыкнула.
- Я думала, Гарри просто затопчет несчастную старушку, которая шла перед нами. Клянусь, он ей пару раз точно наступил на пятки, - ответила она, и Гермиона хихикнула.
Они посмотрели друг на друга.
- О, ты какая-то другая!
- Что-то с тобой не то!
Они произнесли это хором, потом обернулись на парней только для того, чтобы увидеть, как те, с одинаковыми широкими улыбками на лицах, рассматривают друг друга.
- Давай выкладывай свои новости, - сказал Гарри. – От чего это у тебя такое лицо?
- На своё посмотри, - сразу же сказал Рон. – Кажется, тебе тоже есть, что рассказать.
- Давайте, может, сначала домой доберёмся? – предложила Гермиона. – Можно сначала к нам, у нас хотя бы еда есть.
- Еда? – настороженно уточнил Гарри, и Рон захохотал.
- Мы её заказали, - с достоинством пояснила Гермиона, не обращая внимания на его смех. – Можешь не переживать. Ну, так что, к нам?
- Давайте, - согласилась Джинни. – Еда – это хороший аргумент.
- Особенно, если заказанная, - добавил Гарри, но он так заразительно при этом улыбался, что у Гермионы не было ни одного шанса рассердиться.
- Отлично, тогда на выход и трансгрессируем с обычного места, - Рон подхватил один чемодан и вместе с ним направился к выходу, но Гарри придержал его за локоть.
- Слушайте, тут такое дело, - он нерешительно обернулся к Джинни, и она кивнула, пожав плечам, мол, ничего не поделаешь, придётся говорить тут, раз уж ты решил стать законченным параноиком. – В общем, нам бы вызвать такси.
- Что вызвать? – переспросил Рон. – Зачем это вам понадобилось такси?
Гермиона прищурилась и переводила взгляд с Гарри на Джинни.
- Что? – Рон в полном непонимании теперь уставился на Гермиону. – Что ты так на них смотришь?
- Правильно я понимаю, что вы не хотите трансгрессировать? – медленно спросила Гермиона, задержавшись взглядом на Джинни. – Потому что некоторым нежелательно этого делать?
Рон нахмурился, проследил за взглядом Гермионы, затем глянул на улыбавшегося Гарри, помолчал ещё пару секунд, потом широко раскрыл глаза, глянул сперва на Джинни, потом на Гарри. Рот его открылся, и Рон медленно произнёс:
- Да вы шутите!
Гарри бы непременно рассмеялся, если бы не был так счастлив. Джинни прислонилась к его плечу и сказала, глядя на Гермиону, которая прижала ладони ко рту:
- Наверное, теперь уже можно не рассказывать Рону, откуда дети берутся.
Гермиона только руками всплеснула, продолжая во все глаза смотреть на Джинни. Та мягко высвободилась из объятий Гарри и подошла к ней. Две девушки несколько секунд смотрели друг на друга, потом обнялись.
Рон тоже шагнул вперёд, протянул Гарри руку, но потом засмеялся и обнял его.
- Как странно думать, что мой будущий племянник или племянница – это твой ребёнок. С Биллом так странно не было.
Джинни отпустила Гермиону, которая попыталась незаметно вытереть глаза, но не преуспела в этом, потом посмотрела на Рона.
- Знаешь, - сказала она, - а мне всё ещё странно, что ты не выхватываешь палочку. Наверное, у меня осталась травма от того случая, когда ты увидел, как я всего лишь целуюсь с Дином.
Рон слегка покраснел, потом протянул руку и потрепал Джинни по плечу со странным выражением на лице.
- Ну, сейчас ситуация кардинально переминалась, - сказал он, потом откашлялся, как будто голос изменял ему. – Гарри – твой муж, и вообще это совсем другое дело. Теперь всё серьёзно.
- Да уж, - Джинни улыбнулась. – Ты снова станешь дядей.
Ни для кого не было секретом, что Рон обожал Мари-Виктуар. Гарри не хотел бы выпячивать свою с ним дружбу, но у него были все основания предполагать, что этот племянник будет значит для Рона даже чуточку больше. Надо бы сказать ему, что это будет именно племянник.
Рон, между тем, потоптался на месте ещё несколько секунд, потом шагнул вперёд и заключил Джинни в медвежьи объятия, стараясь при этом, не слишком прижимать её к себе.
- Расслабься, Рон, - засмеялась та, в свою очередь, обнимая его за шею. – Я ещё примерно месяц планирую летать до рождения ребёнка. Вряд ли ты можешь чем-то ему повредить.
- Летать ещё месяц? – уточнил Рон, отпуская её. – Маме это определённо не понравится. Кстати, она уже в курсе?
- Прямо сегодня собираемся объявить им с отцом, - просияла Джинни. – Если доберёмся до Норы без волшебства, конечно.
- До доберетесь уж, - сказал Рон, потом взглянул на Гермиону, вопросительно подняв брови. – Может, мы тоже с вами поедем. Ну, или попозже присоединимся. Хочется быть свидетелем их счастья.
- Это так мило, Рон, - Джинни слегка шлёпнула его по руке и засмеялась, прижав ладони к глазам. – Чёрт, простите, я не собиралась реветь! Что-то я сегодня в странном настроении.
- Это нормально, это гормоны, - заверила её Гермиона, взяла Джинни под руку, и они пошли впереди, о чём-то болтая, склонив головы близко друг к другу.
Рон ещё раз ухмыльнулся Гарри и снова взял чемодан.
- Ну, значит, такси, - сказал он и повернулся к Гарри. – Ты как, готов стать отцом?
- Мне Джинни только вчера сказала, - тот потряс головой, - я ещё вообще ничего не понял. Кроме того, что я никогда в жизни не был так счастлив.
Джинни на этих его словах обернулась и увидела, как улыбка Рона почему-то постепенно сменяется несколько растерянным выражением.
***
Гарри соскучился по квартире Рона с Гермионой почти так же, как по их с Джинни дому, потому что, как ему казалось, он проводил там времени примерно поровну. Обычно они собирались вчетвером шесть вечеров из семи, если Джинни была в Лондоне, а если её не было, то Гермиона с Роном с радостью привечали Гарри в это одинокое для него время. По крайней мере, он надеялся, что их радость была искренней. Он старался не засиживаться подолгу.
Поэтому, попав в их квартиру, после месячного отсутствия, он огляделся с чувством, похожим на ностальгию.
- А почему у вас так холодно? – спросила Джинни, обхватив себя руками за плечи. – Лето же, на улице довольно тепло.
- Нас тоже интересует этот вопрос, - откликнулась Гермиона. – Тебе лучше обуться, поверь мне, ноги очень быстро замёрзнут.
Гарри подошёл к окну и выглянул в тихий дворик. В воскресенье днём он почти всегда пустовал, и эта благословенная тишина, такая непривычная в центре Лондона, навевала на него дополнительное ощущение уюта. Рон с Гермионой нашли потрясающую по расположению квартиру, и если в ней и были какие-то недостатки, то Гарри считал это почти справедливым.
- Гарри, ты тоже, - сказала Гермиона. – Рон, дай ему тапки.
- Да не надо, - откликнулся Гарри. – Мне нормально.
- Это пока, - заверил его Рон и бросил в него по очереди два огромных зеленых тапка. – Так, давайте уже есть? И надо ещё отметить вашу новость. Мы нальём тебе тыквенного сока, Джинни.
Джинни в шутку сделала расстроенное лицо.
- А у вас-то какие новости? – вспомнил Гарри. – Ты сказал, хорошие.
Рон мельком глянул на Гермиону от буфета, откуда он доставал бутылку красного вина. Гермиона улыбнулась ему с порога комнаты. В голову Гарри закралось сильное подозрение, и он посмотрел на левую руку Гермионы, которой та как раз в этот момент отбрасывала волосы со лба. На пальце у неё что-то отчётливо поблёскивало.
- Джинни! – Гарри в полном восторге показал на Гермиону пальцем, потом обернулся к Рону за подтверждением, и всё прочитал по его счастливому лицу.
Джинни непонимающе смотрела на Гермиону, потом тоже перевела взгляд на брата, с него на Гарри, обратно на Гермиону и осторожно спросила:
- Это то, о чём я думаю?
Гермиона протянула ей руку, и Джинни прижала ладони ко рту, глядя на кольцо, которое видела до этого раз пятнадцать, по меньшей мере.
- Ну наконец-то! – сказал Гарри и снова обнял Рона. – Я уж думал, звёзды никогда не сложатся нужным образом. Или чего ты там ждал?
Рон засмеялся, но как-то немного смущённо, и Гарри поймал его взгляд, безмолвно спрашивая, всё ли в порядке.
- Как ты это в итоге сделал, Рон? – спросила Джинни, которая закончила обнимать Гермиону. Гарри бросил на Рона ещё один внимательный взгляд, потом тоже отошёл обнять Гермиону.
- Да как вам сказать… - промямлил Рон и посмотрел на Гермиону, улыбавшуюся ему из-за плеча Гарри.
- Это было очень романтично, - сказала та, когда Гарри чмокнул её в щёку и отстранился. – И очень-очень неожиданно. Я была такая измотанная, уставшая, у меня был не дописан отчёт, мне и в голову не приходило, что…
Рон хмыкнул, и Гарри заметил, как Джинни чуть прищурилась.
- В общем, всё было просто идеально, - закончила Гермиона и подняла ладонь на уровень глаз, снова любуясь кольцом. – И оно такое красивое! Совсем простое, но элегантное. Прямо как я люблю.
Гарри вспомнил, какие кольца Рон выбирал поначалу, и постарался удержать разъезжающиеся в улыбке губы. Джинни, похоже, думала о том же самом.
- Но всё-таки, - сказала она, отводя взгляд от Гарри и явно пытаясь перенаправить их мысли в другое русло, - где это произошло хотя бы?
Рон открыл было рот, но Гермиона успела первой:
- Здесь. По-моему, Рон правильно решил, что самым лучшим будет сделать мне предложение в привычной обстановке, где мы чувствуем себя дома. Никакой вычурности, всё просто и очень романтично.
Гарри вспомнил о театре и ресторане и удивленно поднял брови, взглянув на Рона. Тот развёл руками, потом вздохнул и сказал:
- Да ладно, Гермиона. Нужны же им будут забавные истории о дядюшке Роне.
- Что.. – начала Джинни, переводя взгляд с брата на подругу.
- Я проговорился. Давайте, смейтесь, - Рон поднял руки вверх. – Всё, как вы боялись. Я почти во сне уже и проговорился. Очень мило было, с твоей стороны, Гермиона, попытаться спасти мою репутацию романтика, но чего уж там.
- Репутацию кого? – подколола Джинни, потом положила руку на свой пока ещё плоский живот и заявила: - Да уж, можешь не сомневаться, твой племянник обязательно услышит эту историю. Одной из первых, когда он дорастет до того возраста, когда это уже будет смешно.
- Племянник? – переспросил Рон, и его глаза расширились.
- Мальчик? – практически в ту же секунду спросила Гермиона, прижав ладони к щекам. – Так вы уже знаете?
Джинни радостно кивнула, а Гарри тихо сказал:
- Джеймс Сириус Поттер.
Глаза Гермионы наполнились слезами, и даже Рон как-то странно заморгал. Джинни улыбнулась Гарри.
- Но давайте всё-таки есть. Нам нужно выпить за два события, так что чем раньше начнём, тем лучше, - сказал он. – Нам с Джинни ещё в Нору, потом вещи разбирать, а завтра всё-таки на работу.
- В Нору обязательно надо, - добавила Джинни. – Пока Гарри не запер меня в квартире.
- Не преувеличивай, - с наигранной строгостью сказал Гарри. – Чем помочь?
- Ничем не надо, - отозвалась Гермиона уже с кухни. – Ты всё равно не справишься с нашей плитой, она совсем сломалась.
- Я, пожалуй, пойду и проконтролирую процесс, - тихо, чтобы она не услышала, сказал Рон. – Плита у нас и правда совсем не того.
Но Гарри-то знал, что Гермиона была просто чертовски плоха во всех кулинарных заклинаниях ещё до того, как плита сломалась. Может, она и сломалась-то не сама.
- Мы поможем хоть посуду расставить, - сказала Джинни и двинулась вслед за братом, но почему-то столкнулась с ним на пороге кухни.
- Знаешь, Джинни, а давай ты поможешь Гермионе, - сказал Рон, - а мы с Гарри пока поговорим.
- А что такое? – громко спросил Гарри из-за спины у Джинни. В коридоре было темно, и он не видел лица Рона, слышал только, что голос у того серьёзный.
- Просто покончи с этим сразу, - громко сказала откуда-то из кухни Гермиона. – А я пока тут всё расскажу Джинни.
- То есть, это были не все ваши новости? – спросил Гарри, пока они с Роном возвращались в гостиную. – Есть ещё что-то?
- Наверное, да, - вздохнул Рон. – Ничего плохого, просто, может, неожиданное. Для меня самого это было как гром среди ясного неба. Не хотел тебе говорить, пока ты был в отпуске.
- Так, давай коротко и сразу к делу, - попросил Гарри, который всё равно немного занервничал, несмотря на заверения Рона.
- Ладно, - Рон сел на диван и положил на колени одну из диванных подушек. – Ты тоже садись, не маячь, пожалуйста, меня это нервирует.
Гарри сел и вынул из внутреннего кармана волшебную палочку, чтобы крутить её в руках.
- В общем, помнишь, как ты решил занять место Стивенса? – спросил Рон, и Гарри опешил.
- Ну да, конечно, - сказал он. – Вы с Гермионой ещё сказали тогда, что это хорошая идея.
- Я и сейчас это говорю, - поспешно вставил Рон. – Так вот, ты тогда спросил меня, останусь ли я работать под твоим началом.
- Да, было такое, - кивнул Гарри, не понимая, куда клонит Рон. – А ты ответил, что не останешься.
- Вот. Но, вроде как, предполагалось, что я останусь с тобой, пока ты не станешь главой Аврората, буду тебе помогать и поддерживать, - сказал Рон и опустил взгляд на подушку. – К сожалению, я, видимо, не останусь, Гарри.
Действительно, как гром среди ясного неба. Гарри попытался осмыслить услышанное, но не смог сделать это сразу.
- Ты уходишь из Аврората? – спросил он, и Рон, подняв голову, встретил его взгляд.
- Да, - просто ответил он. – Я бы остался, Гарри, ты же знаешь, если бы не… В общем, это Джордж. Он спросил меня, не хочу ли я стать его партнером, и я просто почувствовал, что ему необходима моя помощь прямо сейчас. И она необходима ему больше, чем тебе.
Гарри молчал, переваривая услышанное. Странно, почему он не ожидал, что такое может случиться? Это же так очевидно, было очевидно всегда. Если только не тот момент, что все ожидали такого предложения в сторону Ли Джордана, это казалось более логичным, учитывая, что все эти годы именно Ли помогал Джорджу восстанавливать и развивать магазин. Но всё же это были «Ужастики умников Уизли», и все понимали, что Джордж ни за что на свете не сменит это название. А умником Уизли Ли стать не мог. Зато мог Рон. Вот так просто.
- Это не потому, что он мой брат, - продолжал между тем Рон. – Я тебя тоже считаю братом. Всегда считал, ещё до того, как вы с Джинни поженились. Просто ему я сейчас действительно нужнее.
- Ты не должен ничего объяснять мне, Рон, - машинально сказал Гарри.
- Нет, должен, потому что я обещал помочь тебе и…
- Ты никогда не обещал ничего подобного.
- Ну, пусть, не прямо, но это предполагалось.
- Мало ли что…
- Гарри! – Рон поднял ладонь, остановив его на полуфразе. – Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты понял. Во-первых, то, что Джорджу нужна помощь. Но есть и вторая причина: я правда этого хочу. Плюс, это очень хорошие деньги. И минимум волнений для Гермионы.
- Да, конечно, Рон, я же всё понимаю!
- Я ещё не закончил, - Рон снова прервал его. – Но теперь, когда вы ждёте ребенка, я снова не так уж уверен. Тебе нужно будет помогать Джинни, ты захочешь больше времени проводить дома. Как ты будешь всё успевать?
Гарри встал. Он, наконец, пришёл в себя, принял то, что говорил ему Рон. Это было мало того, что неожиданно, так ещё и вызывало ужасно тревожное чувство одиночества. Он ещё никогда ничего не делал без Рона. Но, видимо, ему придётся научиться. К тому же, другу это решение тоже далось непросто, тут даже гадать не нужно было.
- Рон, - сказал Гарри, когда тот тоже поднялся на ноги. – Это уже мои проблемы, как я буду всё успевать. Значит, скорее всего, мистеру Стивенсу повезло ещё на несколько лишних лет остаться главой Аврората, только и всего. Это не важнее моей семьи.
Рон кивнул, не до конца убеждённый в том, что Гарри действительно так легко принял новости.
- А ты тоже моя семья, - с нажимом сказал Гарри. – И тоже всегда был ей, ещё до того, как я женился на Джинни. Поверь мне, твоё счастье мне дороже моих амбиций. Я подожду, ничего, зато вы с Гермионой станете счастливее и богаче. Неужели оно того не стоит?
Рон нерешительно улыбнулся.
- Это здорово, правда! – Гарри хлопнул его по плечу. – Немного странно думать, что мы не будем проводить столько времени вместе, но что поделаешь. Мы выросли.
Рон улыбнулся увереннее, а потом, словно что-то вспомнив, сказал:
- Ты же понимаешь, что это ничего не меняет? Я всё равно всегда буду рядом, если тебе что-то понадобится. Это не изменится.
Гарри кивнул. У него было такое чувство, что ему было просто необходимо услышать эти слова. Хотя, он и так всё это знал.
- Фух, прямо гора с плеч, - выдохнул Рон.
- А что, ты боялся, что я буду буянить, или как там Перси писал? – засмеялся Гарри.
Он знал: несмотря на то, что он сказал другу чистую правду, ему ещё станет грустно. И Рону тоже.
Рон при упоминании давнего письма Перси поморщился.
- Всё ещё хочется съездить ему по роже, как вспомню, - сказал он с досадой.
Гарри промолчал. Как-то, выпив лишнего, Перси пытался извиниться перед Гарри за своё поведение, но Гарри ему не позволил, просто сказал, что всё в прошлом. Это было неправдой. Почему-то, найдя в себе силы простить Кикимера, Снейпа и Дамблдора, Гарри никак не мог забыть о гораздо менее страшных провинностях Перси. Странно, но так оно и было. То, что сделал Перси, было откровенной подлостью, лизоблюдством и жаждой власти, никак по-другому это нельзя было назвать. Теперь, когда они стали родственниками, Гарри понимал, что этой теме ни в коему случае нельзя позволять всплывать на поверхность. Потому он и сказал Перси, что для него всё осталось в прошлом. Так было проще.
- Просто я понимаю, что тебе будет тяжело остаться одному, - тихо сказал Рон. – Сейчас уже не так, как когда-то, но всё же. И я знаю, что это нормально – думать о своей собственной жизни. Но всё равно, прости меня.
- Перестань, - Гарри стало почти неловко. – Правда, Рон, хватит. Гермионе пора остановиться с расширением твоего эмоционального диапазона.
Рон прыснул.
- Думаешь, я сам не мог дойти до таких элементарных вещей? – спросил он, и Гарри скептически посмотрел на него. – Нет, ну, может, Гермиона и подсказала мне чего, но вообще-то я в состоянии…
- Всё нормально, - перебил его Гарри. – Всё хорошо. И пойдём есть, пожалуйста.
Гарри видел, как остатки напряжения покидают плечи Рона, пока шёл за ним по коридору обратно в сторону кухни.
***
- Я доработаю до конца недели, чтобы не пришлось менять график дежурств, - сказал Рон в понедельник утром, когда они с Гарри входили в штаб-квартиру авроров. – У меня стоит ещё одно, в четверг, в Хогсмиде.
- А я как раз хотел попросить, чтобы его тебе поменяли, - возразил Гарри. – Подумал, может, ты лучше присоединишься ко мне? У меня дежурство сегодня вечером в Косом переулке. А завтра-послезавтра ты бы закончил бумажную работу и был бы свободен пораньше.
Рон улыбнулся.
- Вообще-то, было бы здорово! Да и действительно, я хочу, чтобы моё последнее дежурство было с тобой, а не с… - он взглянул на расписание и едва заметно поморщился: - А не с Долишем. Сейчас схожу к Стивенсу.
- Зачем тебе к Стивенсу? – спросил подошедший к ним Дин и тоже посмотрел на расписание. – Ты сегодня дежуришь с Дафной, Гарри, ты не мог бы подменить её на последние полчаса, как думаешь? У нас там кое-какие планы.
- А, может, мы с Дафной просто поменяемся местами? – быстро предложил Рон. – Я как раз хотел идти к Стивенсу с этим. Я хочу быть сегодня на дежурстве с Гарри.
- Было бы отлично. А что такое? – Дин радостно улыбнулся, потом чуть сдвинул брови.
- Да ничего особенного, - Рон улыбнулся в ответ. – Просто я ухожу из Аврората. Нам с Гарри показалось, что отдежурить в последний раз вместе будет символично.
- Уходишь? – переспросил Дин с таким изумлением, будто Рон признался, что целью его жизни всегда было найти морщерогого кизляка.
- Ну да, - Рон пожал плечами, немного забавляясь реакцией Дина.
- А ты? – Дин повернулся к Гарри. – Ты-то остаёшься?
- Конечно, - теперь улыбался уже и Гарри. – Мне эта работа подходит.
Дин моргнул, потом покачал головой.
- Если честно, ребята, вас даже представить по отдельности трудно, - выдал он, наконец. – Это как конец какой-то эпохи, не меньше.
- Ну, вы с Симусом тоже раньше были неразлучны, - заметил Гарри. – Но всё меняется.
По лицу Дина пробежала мимолётная тень. Симус отдалялся от них год за годом. Гарри иногда казалось, что тот делает это намеренно, как будто не позволяет себе привязываться к месту, к людям. Хочет жить как перекати-поле. Гарри вспомнил, с какой тоской Симус смотрел, как Дин обнимает Эрни и Сьюзен у них на свадьбе. Но Симус не делился своими переживаниями ни с кем, даже с Дином, и никто так и не знал, что произошло в Ирландии в тот год после окончания школы.
- Да, всё меняется, - эхом отозвался Дин. Он переживал отчуждение Симуса тяжелее всех, но, кажется, в последний год уже начал смиряться с этим.
***
Те двое волшебников появились словно бы из ниоткуда, ни Гарри, ни Рон их даже не заметили. Они ничем не выделялись из толпы людей, никак не выдавали своих намерений. Просто шли, а потом разом остановились друг напротив друга, их разделяло, наверное, футов сто, и выкрикнули заклинания.
Гарри, обернувшийся на страшный грохот, в шоке уставился на взметнувшийся фонтаном в небо кусок мостовой. Его глаза забегали по сторонам, он пытался найти виновников, но видел только мечущихся в панике людей и ничего больше. И кровь. Земля неподалеку от места взрыва была залита кровью. Остановившийся взгляд Гарри наткнулся на несколько тел. Всё это заняло у него секунды полторы.
Гарри выхватил палочку и послал сигнал тревоги в штаб-квартиру Аврората. Потом нашёл глазами рыжую макушку Рона на другой стороне переулка. Тот уже тоже выхватил палочку и теперь с белым лицом обшаривал взглядом беспорядочную толпу перед собой. Он взглянул на Гарри, потом начал что-то кричать пробегавшим мимо него людям.
- Всем немедленно трансгрессировать в безопасное место! – закричал и Гарри, обращаясь к паникующим людям перед собой.
Он ожидал тут же услышать хлопки, сопровождающие трансгрессию, но ничего такого не услышал.
- Не получается! – истерически выкрикнула, глядя на него, какая-то женщина, крепко сжимая руку крошечного мальчика в голубой мантии. – Что происходит?
- Отходите к зданиям, двигайтесь вдоль стен, найдите укрытия! – слышал Гарри выкрики Рона.
Неужели на Косой переулок наложили антитрансгрессионные чары? Гарри по-прежнему не понимал, что случилось, но если чары действительно наложены, то это уже почти на сто процентов становилось спланированным нападением. Сердце у него колотилось как бешеное. Надо же было такому случиться именно в последнее дежурство Рона. Это даже не было его дежурством, это же он, Гарри, предложил Рону пойти с ним сегодня. Кто только тянул его за длинный трепливый язык?
Косой переулок постепенно пустел, хотя люди и не могли трансгрессировать. Они отходили к стенам зданий, скрывались в перпендикулярных переулках, хотя Гарри не был уверен, что там безопасно, забегали внутрь магазинов и продолжали круглыми от страха глазами смотреть на улицу сквозь витрины. Гарри старался не думать, что будет с этими глазами, если от следующего взрыва витрины разлетятся на мельчайшие осколки.
Гарри, продолжая крепко сжимать палочку, готовый отразить неожиданную атаку, двинулся в сторону Рона. Он так и не видел ничего подозрительного, и неизвестность начала пугать его больше всего остального. Зачем устраивать взрыв и исчезать?
- Я попробую помочь раненным, пока непосредственной опасности нет, - крикнул он Рону, когда тот приблизился. – Ты ничего не заметил?
- Совершенно, - Рон покачал головой, очень бледный, очень испуганный. – Трансгрессировать нельзя, подкрепления не будет.
- Придётся справляться самим, - сказал Гарри, стараясь казаться спокойным. – Так я пойду и проверю…
Но договорить он не успел. За его спиной раздался истошный крик, и он обернулся, вскидывая палочку. Рон прикрывал его спину, поэтому Гарри сосредоточил всё своё внимание на зеленоватой от старости стене «Флориш и Блоттс», к которой прижалась спиной девочка-подросток. К её горлу была приставлена волшебная палочка. Державший её мужчина стоял к Гарри вполоборота и даже повернул голову, так что Гарри мог хорошо разглядеть его лицо.
- Опустите палочку, - властно и уверенно произнёс Гарри, стараясь сохранять спокойствие и подсознательно копируя манеру Кингсли. – Отпустите девочку. И давайте поговорим спокойно. Кто вы и чего хотите? Мы готовы вас выслушать.
Мужчина молча смотрел на него и палочку не опускал.
- Вы наверняка чего-то хотите, - продолжал Гарри. Главное, не переставать говорить. – Или же вы чем-то недовольны. В любом случае, этот ребенок ничем вам не навредил, она ни в чем не виновата. Ваши вопросы наверняка удобнее адресовать Министерству магии, я прав? А я здесь нахожусь как раз как представитель Министерства.
- Ты – Поттер, - выплюнул мужчина.
- Верно, - кивнул Гарри. – А вас как зовут?
Мужчина снова не ответил. Девочка продолжала тихонько всхлипывать, умоляюще глядя на Гарри.
- Сзади никого, - негромко произнёс Рон. – Но я всё равно буду приглядывать.
Хотя он говорил совсем тихо, что-то в нём привлекло мужчину, и он надолго остановил взгляд на рыжей макушке Рона. Гарри это крайне не понравилось, и он попытался снова перетянуть внимание мужчины на себя.
- Послушайте, поговорите со мной, мистер. Я уверен, ваши проблемы можно решить более мирным путем. Насилие – это всегда проигрышный вариант.
- Мои проблемы нельзя решить, - сказал мужчина и облизнул губы в какой-то крайне неприятной манере. Гарри было сложно понять, почему, но что-то в этом жесте вызвало в нём внутреннюю дрожь: страх напополам с омерзением.
- Давайте всё-таки попытаемся, - поборов оба чувства, предложил он. – Как ваше имя?
В этот момент Рон легонько тронул его за локоть.
- Что? – почти не разжимая губ, спросил Гарри.
- Вижу второго. Второй этаж, над магазином Олливандера, - так же тихо ответил Рон. – Смотрит в окно. Что будем делать?
Гарри лихорадочно думал, но никакого решения не приходило ему в голову. Все ситуации, которые они разыгрывали на тренировочных уроках никогда не помогали ему в минуту опасности. И надо же, чтобы сегодня с ним оказался именно Рон!
- Моё имя ничего тебе не скажет, мешок ты драконьего дерьма, - голосом полным ненависти отозвался мужчина, и его палочка, конец которой упирался в горло девочки, задрожала. – Ты ничего обо мне не знаешь. И не узнаешь. Просто знай, что эта кровь будет на твоих руках.
- Если у вас есть какие-то счеты со мной, - сказал Гарри, похолодев, - то предлагаю со мной их и решать.
- О нет, я-то тебя знаю, - мужчина засмеялся и в этот момент стал ужасно похож на Сириуса, когда тот только что сбежал из Азкабана и смотрел таким же безумным взглядом на Коросту. – Ты всегда так расстраиваешься, когда кто-то страдает из-за тебя.
- Это тут совершенно… - начал Гарри, но его перебил голос Рона из-за спины.
- В таком случае, обменяйте девочку на меня.
- Нет! – вырвалось у Гарри, хотя, по инструкции это было правильным поступком.
- Ты знаешь, что так надо, - ответил Рон.
- Что ты творишь? – зашипел на него Гарри. – Ты уже не аврор, на тебя больше не распространяются требования дурацкой инструкции.
- Ещё аврор, так что распространяются, - возразил Рон. – Только не забывай про второго у тебя за спиной. Лучше всего отойди к дому, чтобы прикрыть тыл.
- Рон, ты не можешь…
- Мы оба прекрасно знаем, что эта девочка не должна умереть из-за нас, так что заканчивай, Гарри. Ты не старше меня по должности и не можешь мне указывать.
Гарри чувствовал приближение чистой паники, ему пришлось открыть рот и сделать несколько глубоких вдохов. Дыхания не хватало, руки начинали безудержно трястись. Девочка не должна умереть, это так, Рон был в этом совершенно прав, но… Рон тоже не мог умереть сегодня в Косом переулке, потому что они с Гермионой ещё даже не успели пожениться. И потому что Гарри не сможет этого перенести. Будь на месте Рона Дин…
Но, с другой стороны, даже если отбросить мысли о дисциплинарных слушаниях за нарушение служебной инструкции и возможном наказании, Гарри отдавал себе отчет в одной простой вещи: эта девочка не может умереть. Не сейчас, когда Джинни беременна.
- Скажи Гермионе… - начал Рон хриплым голосом, и в этот момент за спиной мужчины и девочки раздался хлопок, какой может быть только от трансгрессии.
Мужчина дёрнулся, и Гарри уже взмахнул палочкой, намереваясь бить наугад, на поражение, чтобы тот не успел причинить вред ребёнку, но у него не было даже шанса. Глаза мужчины вдруг невероятно расширились, а потом закатились, тело обмякло, и он рухнул на землю, выронив палочку и увлекая девочку за собой. Гарри бросился вперёд, помог девочке подняться на ноги и втолкнул в дверь ближайшего магазинчика.
Всё это время он не сводил глаз с появившегося посреди улицы Симона Сайпреса.
- Симон, второй там! – указал Рон, и Сайпрес, бросив мимолётный взгляд в ту сторону что-то прошептал.
Потом взмахнул палочкой, и Косой переулок в ту же секунду заполонили авроры во главе с мистером Стивенсом.
Гарри, оставив Рона отвечать на вопросы главы Аврората, шагнул к Симону, но тот отступил назад и молча покачал головой, глядя на Гарри исподлобья сквозь нечесаные пряди отросших чёрных волос. Он был небрит, одет кое-как и вид имел диковатый.
До сегодняшнего дня Гарри не видел его семь месяцев.
***
- Это правильное решение, - сказал Гарри вечером, когда они с Джинни, Роном и Гермионой сидели в мрачном молчании в гостиной их дома. – Что Рон уходит из Аврората, я имею в виду.
Рон кивнул, не поднимая на него глаз. Он крепко сжимал ладонь Гермионы, ни разу не выпустил с тех пор, как они увидели друг друга. Гермиона всё ещё была пепельно-бледной. Гарри надеялся только, что для Джинни это не стало слишком уж сильным шоком, ничего ведь непоправимого не случилось. К счастью, никто даже не погиб, хотя, один волшебник был в довольно плохом состоянии, когда его доставили в Мунго.
- Я бы не смог отдавать ему приказы, если бы стал его начальником, - признался Гарри.
- А я боюсь, что не смог бы их выполнять, - отозвался Рон. – Но в то же время мне страшно, что твою спину будет прикрывать кто-то другой, а не я.
- Это не основная твоя задача в жизни, - возразил Гарри.
Они вели этот разговор вдвоём почти весь вечер, девушки в нём почти не участвовали.
- Это была невыносимая ситуация, - Гарри стиснул ладони, которые снова затряслись от одного только воспоминания. – Безвыходная. Я не мог позволить девочке умереть. И даже не потому, что я аврор.
- А потому что это ты, - пробормотала Джинни и, наклонившись вперёд, расцепила его руки, чтобы взять одну и крепко сжать в ладонях.
- А потому что мы с тобой ждём ребёнка, - повернулся он к ней. – Не знаю, почему, но я просто не мог…
- Это понятно, - пискнула Гермиона.
- Но это означало позволить Рону занять её место, - Гарри содрогнулся. – И этого я тоже не мог сделать.
- А должен был, - твёрдо сказал Рон. – Ты бы попал под трибунал, Гарри, и твоя карьера была бы закончена. Даже Кингсли не смог бы…
- Да я бы и не стал просить! – повысил голос Гарри.
- Послушайте, к нашему огромному счастью, всё закончилось хорошо, - с нажимом сказала Джинни. – Я надеюсь, что все раненые скоро поправятся, и вся эта ситуация станет всего лишь неприятным инцидентом. Но Рону, конечно, надо уходить, тут, я считаю, не может быть двух мнений.
- Я тоже, - вставила Гермиона. – Никому из вас это не принесёт никакой пользы, если Рон останется.
- Но… - начал Рон и замолчал.
- Ты знаешь, что мы правы, - Гарри покачал головой. – Уходи, как собирался. А ещё лучше – вообще не возвращайся больше в Министерство.
- Я отчёт не дописал, - буркнул Рон. – Завтра ещё надо будет сходить.
Они помолчали, потом Гермиона тихо спросила:
- Сколько там ещё бродит таких сумасшедших, которые считают нас виноватыми в победе над Волан-де-Мортом? Когда-нибудь это закончится?
- Когда-нибудь это обязательно закончится, - решительно заявила Джинни. – И пока у нас есть Сайпрес, всё выглядит не так уж и…
- Вот ещё одно, - перебил Гарри. – Он выглядит так ужасно, что я не берусь сказать, сколько ещё мы можем говорить, что он у нас есть.
Рон согласно кивнул и помрачнел ещё больше.
- Что ты хочешь сказать, Гарри? – спросила Гермиона. – Что он поддаётся… темноте?
- Хотелось бы верить, что нет, - Гарри свободной рукой устало потёр глаза. – Но у него нет якоря, какой был у того же Жака или у Сципиона.
Джинни рядом с ним нетерпеливо пошевелилась, Гермиона взглянула на неё и еле заметно повела головой из стороны в сторону.
- Что? – спросил заметивший это Гарри.
- Не надо, Джинни, - попросила Гермиона, и Рон повернул к ней голову, сведя брови к переносице.
- А я считаю, что ничего в этом такого страшного нет, - упрямо заявила Джинни и выпятила подбородок, чего за ней уже давненько не водилось, Гарри даже слегка улыбнулся. – Я не так давно говорила Гермионе, что Флёр неправильно поступила, когда отослала Габриэль во Францию, к родителям. Ей нужно было пытаться достучаться до Симона и дальше.
- Не думаю, что это сработало бы, - покачал головой Рон. – Насколько я помню, Симон был довольно категоричен по отношению к ней. Насильно мил не будешь, или как там говорят?
- Вообще-то… - Гермиона поколебалась, потом пересилила себя и продолжила: - Я думаю, что реакция Симона на Габриэль была самую чуточку очень уж резкой. Как будто он боялся, что может к ней что-то почувствовать.
- Ты думаешь? – вскинулся Гарри. – Тогда, может, есть шанс, что…
- Я не думаю, что это хорошая идея, в любом случае, - не дала ему договорить Гермиона. – Это слишком рискованно для Габриэль. Я думаю, все мы согласны, что для Симона нет ни одного шанса… вернуться назад. Что, в таком случае, ждёт бедняжку Габриэль?
- Габриэль всё это понимает, но она готова, нет, она хочет рискнуть! – начиная горячиться, возразила Джинни. – И она ужасно несчастна. В своём последнем письме она как раз говорила мне, что не видит впереди ни единого просвета. В чём смысл удерживать её вдалеке от Симона? Она просто одержима им, и это становится только сильнее.
- Она хотя бы не рискует жизнью… - попытался возразить Рон, потом глянул Джинни в лицо и умолк.
- Да, я тоже когда-то слышала что-то подобное! – сказала она убийственно спокойным голосом. – От Гарри. Мне так легче было от того, что он обо мне заботится, кто бы знал.
- Я хотел, как лучше, - промямлил Гарри.
- Я знаю, - бросила ему Джинни. – И тем не менее, Габриэль уже достаточно взрослая, чтобы решать за себя сама.
- Но если Симон причинит ей…
- Симон никогда не причинит ей вреда, - сразу же сказал Гарри. – Или кому-то ещё. Ну, я так думаю.
- Так я поговорю с Флёр, - Джинни воспряла духом. – В конце концов, Симон изначально был её другом, не может же ей быть на него совсем плевать.
- Так ей и на сестру не может быть плевать, - резонно заметил Рон. – Я бы вот тебя к такому, как Сайпрес, и близко не подпустил. Несмотря на все твои чувства к нему.
Гарри согласно кивнул. Он, конечно, тоже не подарок, но хотя бы нет риска, что он сам же и причинит Джинни вред.
- А что, если… - медленно начала Гермиона, но передумала и замолчала.
- Что? – спросил Рон.
- Да нет, дурацкая идея, - Гермиона смутилась. – Я просто вспомнила одну вещь. Помните, Симон говорил, что в самом конце, как он считает, он мог бы вытащить Жака назад, ну, обратно через этот их предел?
- Ну да, - осторожно сказал Гарри, не понимая пока, куда она клонит.
- Я просто подумала, а что если снова использовать метод шоковой терапии, как тогда в Хогвартсе, с Невиллом и…
- НЕТ! – в один голос заорали на неё Гарри и Рон, а Джинни только сдавленно хихикнула.
- Я же предупреждала, что идея дурацкая, - развела руками Гермиона.
- Это никогда не заканчивается хорошо, - Рон покачал головой.
- К тому же, я не представляю, что может привести Симона в такое ужасное состояние, - добавил Гарри. – Ему уже вроде как нечего терять. И, самое главное, у него нет якоря, как я уже говорил.
Повисла долгая тишина.
- Обе эти проблемы можно попробовать решить. Причём решение для обеих будет одно, - тихо, но твёрдо сказала Джинни.
- И это будет… - спросил Рон, хотя Гарри понял по его взгляду, что он тоже догадался.
- И это будет Габриэль, - закончила Гермиона, посмотрев на Джинни.
Ещё одна порция тишины, потом Рон сказал:
- Это безумие. Мы не можем всерьёз это обсуждать.
- Нет, - ответила Гермиона.
- Конечно, нет, - пробормотала Джинни, покачав головой.
Все трое посмотрели на Гарри, а он сидел и пытался привести в порядок кружащиеся в голове мысли.
Потому что было очевидно, что именно это они и собираются сделать, чем бы это самое «это» ни было.
Джеймс Сириус ПоттерДжеймс Сириус Поттер
23 марта 2004 года
Джинни со стуком поставила пустой стакан в раковину, потом опёрлась о неё обеими руками и опустила голову так низко, как только могла. Спина болела практически постоянно, позвоночник, казалось, никогда уже не вернётся в естественное положение.
Ну когда, когда уже Джеймс решит появиться на свет? Каждый день теперь мог оказаться Тем Самым Днём, но всё никак не оказывался. Это ожидание казалось дольше долгих девяти месяцев, оно было бесконечным.
Джинни вздохнула, приняла полностью вертикальное положение и пошла в спальню, по пути бросив взгляд на своё отражение в большом зеркале в холле. В горле привычно набух мерзкий склизкий комок, и она сглотнула, быстро поморгав, чтобы снова не полились эти надоедливые слёзы. Никогда в жизни Джинни не чувствовала себя такой громоздкой, неуклюжей и непривлекательной. И нервной. Господи, да она заводилась по любому поводу, вспыхивала за долю секунды и трепала нервы несчастному Гарри, хотя клялась себе ничего подобного не делать.
Она старалась, правда, старалась, но это было просто выше её сил. Сначала её постоянно тошнило от всего, даже от запаха лосьона после бритья, которым Гарри пользовался, сколько она его помнила. От него так великолепно пахло! Ещё до того, как они официально начали встречаться, она уже с ума сходила по его запаху, а сейчас она просто выносить его не могла. Бедному Гарри пришлось перепробовать все лосьоны, хотя все они пахли примерно одинаково. Одинаково мерзко.
Но это ещё ничего, куда хуже было с едой. В первые месяцы беременности она не могла впихнуть в себя практически ничего. И да, она знала, что ей надо есть, что она кормит не только себя, но ведь еда всё равно надолго не задерживалась, так какая разница? А постоянно вскакивать из-за стола и нестись в ванную, закрывать за собой дверь и не отвечать на вопросы Гарри, было чертовски унизительно.
Но самым сложным было убедить себя, что Гарри не испытывает к ней отвращения или какой-то брезгливости. Да, он постоянно говорил, что любит её, но что ещё он мог сказать в такой ситуации, даже если это и не так? О, уж кто-кто, а Джинни знала его как облупленного. Это была бы та самая ложь во спасение. Да Гарри даже самому себе не признался бы, что его жена превратилась в жирное неповоротливое чудовище.
В самом-самом начале, примерно две благословенные недели, всё было прекрасно, они оба были счастливы до щекотки в пятках, беременность никак не отражалась на Джинни, а вот потом… Ох, она поморщилась от одного только воспоминания о тех месяцах, когда стало ясно, что беременность даётся её организму не особенно легко. Целители говорили, что всё в порядке, что это просто такая реакция, её тело, её организм так перестраивался, гормональный фон, ещё какие-то заумные термины, одним словом, с ней всё хорошо, с ребёнком всё в порядке, но вот так вот. И нет, ничего с этим сделать нельзя. Это естественный порядок вещей, ну, вот, возьмите это зелье. Ах, не помогает? Ну, простите, извините.
И после этого они ещё называли себя волшебниками.
Джинни, разумеется, обратилась за советом к маме, но и та только развела руками. Реакция такая, мол, нужно просто потерпеть. Ну, попробуй есть что-нибудь кисленькое, только не увлекайся сильно. А вообще – просто потерпеть.
Да, потерпеть. Какие-то девять месяцев, подумаешь. Ну ладно, восемь с половиной, сначала-то всё было вполне себе ничего. Допустим даже, что всего три, потому что потом так сильно тошнить её всё-таки перестало, зато она стала раздуваться как перекаченный воздушный шар.
Джинни сделала глубокий вдох и положила ладонь на огромный туго натянутый живот. Как только он ещё не лопнул. Хоть бы там был только один ребёнок, хоть бы целители не проморгали второго. Судя по размерам, там и третий спокойно поместится.
А ведь потом станет только сложнее, по-настоящему ещё ничего и не началось, как не уставала с лёгкой усмешкой напоминать ей мама. Интересно, откуда она потом должна взять силы на бессонные ночи и работу мамой двадцать четыре на семь? Она нормально не спала уже несколько месяцев, потому что спать на спине Джинни не привыкла, а по-другому не позволял живот.
И как она будет выглядеть потом – это тоже большая загадка. Нужно будет поскорей привести себя в форму. Боже, как же ей хотелось снова поймать на себе один из тех взглядов, какими раньше окидывал её Гарри! Особенно, когда они оставались одни. Он уже давно не смотрел на неё так. В его глазах всегда плещется лучистая зеленоватая теплота, забота, любовь, да, она не дура, она её видит, но это не то. ТАК он на неё больше не смотрит. И сложно его в этом винить. На бегемота в зоопарке он так тоже не смотрел бы.
Джинни присела на краешек кровати, переждала лёгкую боль в животе, убедилась, что всё прошло, потом стала, кряхтя, пока никто не слышит, закидывать ноги на кровать. Да, вот так вот, видели бы её сейчас поклонники «Холихедских гарпий».
Джинни не успела лечь, как посреди комнаты материализовалась серебристая выдра и голосом Гермионы спросила: «Какое самое мерзкое ощущение сегодня?» Джинни слегка улыбнулась и отправила с ответом свою такую же серебристую лошадь: «Только что выяснила, что с трудом могу забросить ноги на кровать!»
Одна Гермиона задавала ей нормальные вопросы, хотя сама ещё никого не рожала. Удивительно, что мама и Флёр, которые рожали и бывали на её месте, раздражали её едва ли не больше всего.
В комнате снова появился патронус, но на этот раз джек-рассел терьер Рона и спросил: «Ну что, не родила ещё?»
Нет, всё-таки больше всего раздражал Рон.
Лошадь снова унеслась с ответом: «Родила, но мы решили тебе не говорить».
Каждый день один и тот же глупый вопрос. И мамино «Как ты себя сегодня чувствуешь?» Джинни просила обоих не задавать их, но бесполезно. Мама обижалась, говорила, что не может не спрашивать у родной дочери о её здоровье, а потом призналась, что сама она все семь беременностей перенесла гораздо легче, и очень жаль, что Джинни не унаследовала эту прекрасную способность. Ну, возможно, в третий раз, с Перси было слегка сложнее. Собственно, Джинни не удивилась, это же Перси.
Но одного у Перси не отнимешь: он выходил на контакт реже всех, что в данных обстоятельствах Джинни считала большим плюсом.
«Может, мне отпроситься? Я уже все дела сделал. Вдруг всё-таки сегодня?» - спросил теперь серебряный олень, и Джинни тихонько взвыла.
Нет, хуже всех был Гарри.
«Не надо, точно не сегодня», - послала она ответ и откинулась на высоко стоящие подушки, пытаясь дать отдых несчастной пояснице.
Гарри вёл себя с ней хуже мамы, потому что гораздо меньше понимал, что происходит с её организмом. Ну как меньше, вообще ничего, судя по всему. Раньше, когда они ссорились или были на грани ссоры, Джинни могла взять паузу, попросить её не трогать какое-то время, дать ей остыть, и Гарри прислушивался. Теперь же он просто не воспринимал её просьбы оставить её на время в покое. Он продолжал задавать вопросы, поправлять подушки, носить ей чай или ходить за ней с бананом, потому что «тебе нужны витамины». Джинни прекрасно понимала, что это раздражающее поведение называется заботой, но она так от неё устала за эти девять месяцев, что иногда просто начинала рыдать от бессилия. Тогда Гарри пугался, и всё становилось только хуже. К счастью, месяце на шестом при одном таком случае присутствовала Гермиона, которая посмотрела-посмотрела, потом взяла Гарри за руку, вывела из комнаты и закрыла дверь прямо перед его недоумевающим и виноватым лицом. Что-то до него тогда всё-таки дошло, хотя бы немножко.
В животе снова слегка заныло, и Джинни нахмурилась. Интересно, это нормально? Если не прекратится в ближайшее время, пожалуй, надо будет отправить патронуса к маме.
И снова патронус, но на этот раз хоть какое-то разнообразие – изящная лиса Андромеды.
«Джинни, дорогая, мне очень неловко спрашивать, но не могла бы я забросить к тебе Тедди буквально на пару часиков?»
«Да, конечно, жду», - ответила Джинни и немного приободрилась.
Единственные, кто не вызывал у неё раздражения никогда, в каком бы отвратительном настроении она ни была, это дети: Тедди, Мари-Виктуар, Доминик и крошечный Луи. Особенно забавно было наблюдать за общением Тедди и Мари-Виктуар. Он буквально боготворил её и пока не умел этого скрывать: его волосы становились самых невероятных цветов, но в последнее время преобладал насыщенный голубой.
В свои почти шесть лет Тедди был тихим и довольно серьёзным мальчиком, что получилось как-то неожиданно, учитывая, какие концерты он иногда закатывал Андромеде в раннем детстве. Он совершенно точно пошёл не в Тонкс, а в Люпина с его мягким терпеливым характером и вдумчивой усидчивостью. Тедди очень рано научился читать и иногда, если попадалась интересная книга, мог часами сидеть где-нибудь в уголке, погрузившись в историю по самые уши. Рон в такие моменты всегда советовал Андромеде приглядывать за ним одним глазом, как бы Гермиона не похитила у неё этого ребёнка мечты.
Тедди абсолютно обожал Гарри, да и как могло быть по-другому? С тех пор, как Тедди стал уже не таким маленьким, когда научился говорить и мог, как минимум, сказать, что его беспокоит, Гарри и Джинни частенько брали его то на прогулку, то в гости к мистеру и миссис Уизли, то в Косой переулок, то он просто оставался ночевать у них. Андромеда заслужила такие моменты отдыха, а им с Гарри это было только в радость.
Джинни спустила ноги с кровати и переместилась в гостиную, чтобы не заставлять Андромеду с Тедди ждать на крыльце. Они появились буквально через десять минут.
- Джинни, спасибо тебе огромное! – Андромеда прижала руку к груди. – Ты меня выручила, как всегда!
- Да никаких проблем, - улыбнулась Джинни и потрепала Тедди по голове. Сегодня волосы у него были родного чёрного цвета. – Эй, привет! Как твои дела?
- Привет! Хорошо, а твои? – отозвался Тедди. – Мне снова надо будет встать на диван, чтобы ты могла меня поцеловать?
Андромеда и Джинни рассмеялись в унисон.
- Боюсь, что да, дорогой, - Джинни указала на свой живот. – Как видишь, я всё ещё не сдулась назад. Проходи. У вас всё хорошо, Андромеда?
- Зуб разболелся просто чудовищно, и я записалась на приём в Мунго, - отозвалась та, и Джинни только сейчас заметила, что левая щека у Андромеды и правда немного припухла.
- Ох, сочувствую! – сказала Джинни. – Надеюсь, всё пройдёт уже сегодня.
- Я тоже, - вымученно улыбнулась Андромеда. – Ты точно в состоянии присмотреть за Тедди? Я дала ему с собой книжку, так что он должен вести себя хорошо, так что…
- Всё в полном порядке, - отмела все её оправдания Джинни. - Мы будем в порядке.
Закрыв за Андромедой дверь, Джинни вернулась в гостиную и нашла Тедди, копающимся в ящике с его игрушками, который всегда ждал его в углу.
- Ну что, залезай на диван, - весело сказала Джинни, - я буду тебя целовать.
Тедди весело фыркнул, запрыгнул на диван и подставил ей свою милую розовую щёчку.
- А когда у вас с Гарри уже появится малыш? – спросил он, осторожно положив ладошку Джинни на живот.
- Ох, Тедди, если бы я знала, - вздохнула Джинни. – Надеюсь, что уже совсем скоро.
При этих её словах личико Тедди погрустнело, волосы прибрели какой-то зеленоватый, очень унылый отлив.
- Понятно, - сказал он и, спрыгнув с дивана, вернулся к своему ящику.
- Что такое, милый? – спросила Джинни, водрузив живот и остальную часть себя в кресло. – Что тебя расстроило?
Тедди помотал головой, и Джинни подумала, что не стоит давить на него, лучше спросить чуть попозже и как-то более завуалировано.
- Ты хочешь чего-нибудь съесть или попить? – спросила она.
- Бабушка сказала, чтобы я тебя не дёргал, она специально покормила и попоила меня перед выходом.
- Ничего страшного, если тебе чего-то захочется, обязательно скажи, ладно? Мне полезно немножко походить, - попросила Джинни, помолчала немного и спросила: - А как тебе кажется, тебе понравится Джеймс?
Тедди уже давно знал, как они с Гарри назовут сына, знал даже, в честь кого.
- Думаю, понравится, - задумчиво ответил Тедди, оторвавшись от игрушек. – Луи очень смешной, за ним очень интересно наблюдать. Не такой, как Мари-Виктуар, конечно, но тоже очень хороший.
Волосы его моментально стали ярко-голубыми, и Джинни закусила губу, сдерживая улыбку.
- Ты знаешь, мы с Гарри очень на это надеемся, - как бы между прочим сказала она. – Что вы с Джеймсом станете друзьями, я имею в виду. Ты, конечно, сильно будешь его старше, но когда-нибудь попозже, как ты думаешь?
Тедди смотрел на неё, моргал, но почему-то молчал.
- Потому что, ты понимаешь, - продолжила Джинни, - у Джеймса будут две старшие сестры, хоть и двоюродные, а вот старшего брата не будет. Самым близким к старшему брату для него будешь ты, Тедди. Гарри ведь твой крёстный отец, так что вы с Джеймсом будете… ммм… крёстными братьями.
- Правда? – спросил Тедди и прижал обе ладошки к груди, как будто у него захватило дух.
- Ну конечно, - осторожно сказала Джинни. – А ты что же думал?
- Я думал, что, когда родится Джеймс, я уже не буду вам так нужен, - простодушно признался Тедди. – Я же не настоящий сын Гарри, а только крестник.
- Ох, Тедди! – Джинни почувствовала, что на глаза снова наворачиваются слёзы. – Иди ко мне.
Когда он подбежал и сел на подлокотник её кресла, Джинни обняла его крепко-крепко, прижала к себе, зажмурилась и подумала о Тонкс.
- Ты всегда – слышишь? – всегда будешь для нас таким же родным, каким был, - сказала она, нежно поглаживая его по спинке. – Мы с Гарри любим тебя так же сильно, как любит тебя бабушка, понимаешь? Сильнее тебя любят только собственные родители.
- Правда? – шёпотом спросил Тедди, прижимаясь к ней ещё крепче.
- Правда, я обещаю тебе, - Джинни слегка отстранила его, чтобы смотреть ему в глаза. – Я же говорю, мы с Гарри надеемся, что вы с Джеймсом будете расти как братья.
- Я буду его защищать, - серьёзно пообещал Тедди. – Он ведь будет совсем малышом.
- Спасибо, дорогой, - Джинни растроганно чмокнула его в нос.
Ей хотелось сказать ему так много: что Гарри уже давно открыл банковский счёт на его имя, что Гарри связал свою жизнь с его, чтобы Симон смог сварить лекарственное зелье, когда Тедди заболел драконьей оспой, что Гарри всегда включает Тедди во все свои планы на будущее, что Гарри иногда, когда с Тедди что-нибудь приключается, не может уснуть и изводит себя мыслями, что он плохой крёстный отец. Но всё это должен и имеет право сказать ему только сам Гарри.
- А я рассказывала тебе историю, как твоя мама всегда смешила нас с Гермионой, когда мы одно время жили в одном доме? – вместо этого спросила Джинни.
Тедди моментально загорелся любопытством. Он вполне ожидаемо впитывал любые крохи новой информации о своих погибших родителях.
- Нет! Расскажи!
- Обычно это бывало после ужина, - начала Джинни, устраиваясь поудобнее. – Когда все уже просто сидели и болтали друг с другом. Твоя мама специально меняла форму носа и всегда выбирала самые смешные носы: крючком, огромный, величиной с огурец, малюсенький, как кнопочка. Но коронным номером Тонкс, то есть, Доры, твоей мамы, был свиной пятачок. Ты даже не представляешь, как смешно это было!
Тедди не улыбнулся, он завороженно смотрел на Джинни.
- А мой папа тоже там был?
- Да, твой папа тоже там был, - кивнула Джинни, хотя, она совершенно не могла вспомнить, как вели себя друг с другом Люпин и Тонкс. По крайней мере, для неё оказалась большим сюрпризом новость о том, что они, оказывается, любят друг друга.
- Он влюбился в маму, потому что она была весёлая и смешная? – спросил Тедди.
- И поэтому тоже, нам всем тогда не могло повредить немного веселья в жизни, - кивнула Джинни. – Но ещё он влюбился в неё, потому что она была добрая, храбрая до безумия. Она стояла горой за тех, кого любит. Она всегда помогала тем, кто слабее. Она была прекрасной, твоя мама. Я очень её любила. А как она любила тебя, ты себе даже представить не можешь!
Джинни перевела дыхание и хотела добавить ещё что-нибудь, но в этот момент живот пронзила резкая боль, и из неё разом вышел весь воздух. Она зашипела сквозь стиснутые зубы.
- Что с тобой? – спросил Тедди, сдвинув брови. – Тебе плохо?
- Нет, - выдавила Джинни, дыша через рот. – Нет, всё хорошо. Но было бы здорово, если бы ты принёс мне подушку из нашей с Гарри спальни. Сможешь?
Тедди кивнул и побежал на второй этаж.
- Только не бегай по лестнице и держись за перила! – крикнула ему вслед Джинни и вынула палочку, вытирая свободной рукой пот со лба.
«Мама, мне резко стало очень больно, а у меня тут Тедди. Иди сюда, пожалуйста», - попросила она, снова отправляя лошадь в путешествие, на этот раз к Норе.
Мама появилась посреди гостиной минуты через полторы, даже опередив Тедди.
- Где больно? – взволнованно спросила мама, глядя на Джинни озабоченно прищуренными глазами. – И какого характера боль?
- Резкая, - прошептала Джинни, указывая глазами на дверь, за которой уже слышались поспешные шаги Тедди. – Как будто прошивает живот насквозь. Немного отпускает и снова.
- О, миссис Уизли! – обрадовался появившийся Тедди. – Как вы сюда попали? Вот подушка, Джинни.
- Здравствуй, милый, - рассеянно улыбнулась мама. – А зачем нам подушка, Джинни?
- Потому что мне неудобно си… Ай! Ай!
Глаза Тедди широко распахнулись, волосы стали алыми от волнения. Он сделал шаг к Джинни, согнувшейся в кресле от боли, насколько позволял живот, и схватившись за него рукой.
- Тебе больно? – высоким срывающимся голосом спросил он.
- Милая, я думаю, что пришла пора отправляться в Мунго, - сказала мама, положив одну ладонь ей на живот поверх ладони Джинни, а вторую – на потный от боли лоб.
- Надо сказать Гарри, - прошептала Джинни. – И Тедди, что нам делать с Тедди?
- Я… ох, я не… - мама выглядела как-то растеряно, как будто это не она родила семерых детей. – Этим всегда занимался твой отец, я просто…
- Папа? – неверяще выдохнула Джинни.
- Он очень хорош во времена кризисов, - пожала плечами мама. – Знаешь что, я, пожалуй…
И тут в дверь постучали. Просто так подойти к их крыльцу было невозможно из-за наложенных чар, если только речь не шла о членах семьи, поэтому мама просто подбежала к двери и распахнула её. На пороге оказался Билл.
- Привет! – сказал он, входя в дом и не слишком удивляясь при виде матери. – Что у вас тут…
Он не договорил, увидев скрючившуюся в кресле Джинни и поглаживающего её по руке Тедди с испуганным, бледным лицом и ярко-красными волосами.
- Тааак, - протянул Билл. – Я правильно понимаю, что нам срочно нужно в Мунго?
- Сначала нужно сообщить Гарри! – выпалила Джинни, до боли сжав подлокотники кресла. – Тедди, милый, не переживай, это вполне нормально, то, что происходит. Просто Джеймс решил наконец-то появиться на свет.
- Я не думал, что это бывает так больно… - прошептал малыш.
- Это не особенно больно, скорее неудобно, неприят… ай!
Джинни слышала краем уха, как Билл начал методично рассылать сообщения: первым делом в Мунго, потом Гарри, Рону, Гермионе, остальным братьям, Флёр, ещё кому-то. Он бормотал сообщения так быстро, что Джинни с трудом удавалось уловить их смысл. Стучащая в ушах кровь этому тоже мало помогала.
- Где мама? – спросила Джинни, когда боль в очередной раз слегка отступила.
- Собирает вещи, которые тебе понадобятся, - ответил Билл и присел на подлокотник её кресла. – Держись за мою руку, если тебе так будет легче. Всё будет хорошо, сестрёнка.
- Ты сообщил Гарри? – спросила Джинни, сжимая его руку. – Мне нужен Гарри.
Ей был нужен Гарри с его надоедливой заботой. Он должен сейчас суетиться вокруг неё. Очки у него съедут на кончик носа и перекосятся, волосы встанут дыбом, потому что он будет постоянно их взъерошивать, лицо побелеет, и шрам на лбу проявится отчётливее. Он будет смотреть на неё испуганными глазами и улыбаться непослушными губами, будет твердить, что всё в порядке, что он рядом. Её отважный муж, который ничего на свете не боится, только когда тем, кого он любит причиняют боль. А они с Джеймсом явно в самом начале списка его любимых людей.
- А что делать с Тедди? – спросила Джинни, когда мальчик снова погладил её по свободной руке. – Я бы не хотела тащить его в больницу. Останься с ним, хорошо?
Билл покачал головой.
- Я, пожалуй, поеду с вами, - сказал он и поднял ладонь, отметая все возражения. – Тедди, хочешь пойти к нам в гости и подождать бабушку там? Побудешь пока немного с Мари-Виктуар, как тебе? Она всё время жалуется, как ей скучно, поиграешь с ней немного?
- К Мари-Виктуар? – из всего, что сказал Билл, Тедди уловил только это имя, его волосы наполовину перекрасились в голубой, но вторая половина так и осталась красной. Такого Джинни никогда раньше не видела. – Да, я хочу.
- Отлично, тогда пойдём, я тебя отведу и сразу вернусь, - Билл встал и подхватил Тедди на руки. – Помаши Джинни ручкой.
- Пока, Джинни, - махнул Тедди, потом добавил: - Скажи Джеймсу, что я скоро приду познакомиться с ним, ладно?
- Обязательно, милый, - улыбнулась Джинни сквозь слёзы боли.
- Я мигом, - пообещал Билл, выскочил за дверь и трансгрессировал.
Джинни, которая пыталась изо всех сил сдерживаться, чтобы не напугать Тедди окончательно, откинулась на спинку кресла и издала громкий стон. Сразу же на лестнице раздались торопливые шаги, и в гостиную вбежала мама.
- Ну что, как ты? – тревожно спросила она. – А где Билл? Я тут собрала…
Входная дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и снова стала закрываться, но за это время Гарри уже успел влететь в гостиную.
- Джинни! – он бросился к ней, упал на колени возле кресла, схватил её за руку и прижал к губам. – Как ты? Очень больно?
Очки криво сидели у него на переносице, мантия тоже съехала на сторону, волосы всклокочены, глаза огромные, испуганные, губы нервно подёргиваются. Джинни улыбнулась ему и немного успокоилась. Гарри здесь, теперь всё будет хорошо,
- Как будем добираться до Мунго, миссис Уизли? Билл вызвал машину? – спросил Гарри, обернувшись через плечо на маму. – Рон с Гермионой знают?
- Да, милый, Билл сказал, что он всё сделал. О, а вот и он!
- Так, я отвёл Тедди, машина у дверей, - снова раздался голос Билла. – Вы готовы? Привет, Гарри. Ну и видок у тебя.
- Я всё собрала, - засуетилась мама. – Гарри, принеси её пальто и сапоги, на улице холодно.
- Я принесу, - вызвался Билл, наверное, заметив, что Джинни сжала пальцы Гарри сильнее.
- А чемоданчик? Мой чемоданчик? – вскинулась она. – Он в нашей спальне, возле моей тумбочки.
- Всё здесь, - успокоила её мама, - и я ещё кое-чего взяла, на всякий случай.
- Как ты себя чувствуешь? – с периодичностью в десять секунд спрашивал Гарри, пока застёгивал на ней сапоги, пока осторожно поднимал её с кресла, пока накидывал ей на плечи пальто и помогал продевать руки в рукава, пока вёл её к двери. – Может, тебя понести?
- Я могу идти, - простонала Джинни, - только не отходи от меня.
- Ни за что, - пообещал Гарри и сжал её ладонь.
В машине они разместились со всеми удобствами. Несколько лет назад Кингсли завёл специальный автопарк больших машин, дополнительно увеличенных магией, как их старый фордик. Это был хороший ход, потому что бывали ситуации, когда волшебник по какой-то причине не мог трансгрессировать, а добраться куда-нибудь ему было срочно нужно. Если он был ранен, например, или беременный, как в её случае. «Ночной рыцарь» в таком случае казался крайне непривлекательной идеей.
- Как ты себя чувствуешь? Я думаю, Рон и Гермиона сразу поехали в больницу, чтобы не толпиться в доме. Миссис Уизли, на ваш взгляд, всё идёт нормально? Билл, Флёр тоже было так больно в самом начале? Как ты себя чувствуешь?
Джинни не отвечала, она погрузилась в себя, так было как будто менее больно, положила голову Гарри на плечо и закрыла глаза. Иногда приходилось кивать или издавать утвердительное мычание, потому что Гарри начинал паниковать ещё сильнее, не получая ответа.
На самом деле, она представления не имела, как себя чувствует. Джинни никогда раньше не была в шаге от рождения ребёнка, поэтому слабо разбиралась в том, что значит на этом этапе быть в порядке. Она только надеялась, что всё в норме, по крайней мере, она в сознании, она с грехом пополам может терпеть эту боль. Всё будет хорошо. Должно быть.
- Скажи ещё Невиллу и Полумне, ладно? – прошептала она Гарри на ухо, когда машина уже подъезжала к больнице.
- Конечно, сейчас, только устроишься, - пообещал Гарри. – Нормально себя чувствуешь?
Из машины Гарри с Биллом доставали её вдвоём, потому что ей было больно теперь даже шевелиться.
- Я тебя понесу, - сказал Гарри, - тебе уже не надо ходить самой.
- Ребёнок не выпадет, Гарри, - простонала Джинни, но позволила ему поднять себя на руки. Только бы он не сорвал себе спину.
- Я знаю, - пропыхтел Гарри, - но лучше подстраховаться. Я тебя не больно держу? Нормально так?
Билл зашёл в холл первым и сразу же поспешил к стойке информации, где сидел знакомый им колдун Бенджамин. Не то, чтобы было так уж приятно иметь знакомых в Мунго, но так уж сложилось, а иногда это могло и принести пользу. Бенджамин сразу же организовал специальную каталку, на которую Гарри осторожно сгрузил Джинни, и вызвал целителей по внутренней связи, так что, когда они прибыли на нужный этаж, совсем новенький и куда как более весело оформленный, чем непосредственно больничные этажи, палата уже была готова и целитель стоял наготове.
- Так, давайте-ка, роженица переползает сюда, посторонние выходят в коридор, - деловито распорядился целитель.
- Гарри? – встрепенулась Джинни.
- Я останусь, - заявил Гарри. – Я муж.
- Муж тоже в коридор, - покачал головой целитель. – Вернётесь после первичного осмотра.
- Но я…
- Ничего, Гарри, просто будь рядом, ладно? – сказала Джинни.
Ей было очень страшно остаться без него, с другой стороны, когда они обсуждали эту тему с мамой, та оказалась очень решительно настроена против партнёрских родов. Джинни с Гарри же, наоборот, считали, что это семейное дело, им обоим будет нужна поддержка, особенно Джинни, конечно, и ей страшно хотелось, чтобы Гарри был рядом. Мама не стала с ними спорить, но потом, когда они остались наедине, она сказала Джинни, что это такой процесс, который мужчине видеть ни к чему. Это что-то священное, что связывает с детьми только мать, так уж задумала природа. И потом, размышляя на досуге и мучаясь мыслями о том, что Гарри больше не считает её привлекательной, Джинни подумала, что, возможно, и правда лучше ему не видеть её в таком неприглядном виде. Чтобы не усугублять ситуацию.
Когда все, наконец, вышли, Джинни переключила всё своё внимание на целителя. От этого человека в каком-то смысле зависела жизнь её сына, стоило присмотреться к нему. Целитель был человеком не первой молодости, что намекало на немалый опыт, выглядел он уверенным в себе и спокойным, чуть ли не расслабленным, и Джинни посчитала, что он её устраивает.
- Скажите, всё идёт хорошо? Всё в порядке? – спросила она через некоторое время, потому что прочесть что-то по его бесстрастному лицу было решительно невозможно.
- Всё в совершеннейшем порядке, - улыбнулся ей целитель. – Я не вижу никаких проблем или осложнений. Ваш мальчик очень хочет появиться на свет. Сейчас выпьете обезболивающее зелье и можете позвать кого-нибудь буквально на несколько минут, пока оно действует. Потом будем уже заниматься непосредственно, так сказать, извлечением отпрыска.
Джинни залпом выпила горькое зелье, потом откинулась на подушки и закрыла глаза. Боль огромными длинными волнами отступала, и по телу разливалось приятное тепло. Сердце стало биться ровнее, страх тоже постепенно уходил. Всё было прекрасно.
- Позовите, пожалуйста, моего мужа, - попросила она целителя и услышала свой голос как будто издалека.
- Пожалуйста, - целитель открыл дверь и сказал: - Муж может войти на несколько минут.
Гарри, наверное, стоял, прижавшись ухом к двери, потому что оказался возле её кровати буквально в ту же секунду. Или они там все использовали удлинители ушей, что тоже очень вероятно. Рон всегда таскал в кармане парочку «на всякий случай». Он как-то сказал, что иногда подслушивает разговоры покупателей из подсобки, собирает отзывы о продукции.
- Ну что, как ты? – Гарри схватил её за руку. – Всё нормально?
- Всё хорошо, - Джинни расслабленно улыбнулась ему и умилённо подумала, что он сейчас такой милый. Испуганный до чёртиков, но страшно забавный. – Целитель говорит, что Джеймс скоро появится на свет. Можешь в это поверить?
- С трудом, - сказал Гарри, разглядывая её, потом, глядя в сторону окна, спросил: - А почему она так медленно говорит? Это нормально?
- О, вполне, - отозвался голос целителя, в котором очень явно звучала улыбка. – Это просто такой эффект от обезболивающего. Ваша жена сейчас чувствует себя куда лучше, чем вы. Ну всё, сейчас вам снова нужно будет подождать в коридоре, а совсем скоро я вас приглашу познакомиться с сыном.
- Джинни, - Гарри вгляделся в её лицо, - мне точно уйти? Или я лучше останусь с тобой?
- Нет, иди, - пробормотала Джинни. – Мне так хорошо и совсем не страшно. Ты побудь там со всеми, а придёшь уже потом. Кто там, кстати, в коридоре?
- Твои родители, Рон с Гермионой, Билл, Джордж и Анджелина, Перси и Одри, Невилл и Полумна, все ждут, переживают, - отрапортовал Гарри. – Ты точно уверена…
- Точно, - кивнула Джинни. – Иди, успокой там всех.
- Я буду прямо за дверью, - Гарри наклонился и поцеловал её. – Удачи. Я тебя очень люблю.
- И я тебя люблю, - мечтательно ответила Джинни, которую наконец-то перестала мучить глупая неуверенность в собственной привлекательности в глазах Гарри. Она следила за ним взглядом, пока он не закрыл за собой дверь, с порога послав ей последний воздушный поцелуй. Может быть, ей это только показалось, но он как будто тоже немного успокоился.
***
- Это очень долго, что-то явно пошло не так, - сказал Гарри через час, трясущимися руками поправляя очки и глядя на дверь, за которой осталась Джинни. – Я должен быть там, с ней. Почему я не настоял?
- Гарри, милый, успокойся, - миссис Уизли мягко потрепала его по плечу, но он отметил её бледность. – Это совсем даже и не долго, совершенно нормально. Я промучилась с Перси куда как дольше, хотя всё и было в полном порядке.
- Прости, мама, - пробормотал смущённый Перси, а Одри тихонько хихикнула.
- О, дорогой, я совсем не имела в виду, я просто, чтобы Гарри не волновался так.
Гарри их не слушал, он привалился спиной к стене напротив двери и теперь тихонько бился о стену затылком. Наблюдавшая за его метаниями Гермиона не выдержала, встала с диванчика, где она сидела вместе с Анджелиной, и подошла к нему.
- Гарри, всё будет хорошо.
- Откуда ты знаешь?
- Но целитель ведь сказал, что всё в полном порядке, - растерянно проговорил Рон. – И мама говорит, что это совсем даже не долго. Если бы что-то пошло не так, тебя бы позвали, я уверен. Чего ты так дёргаешься?
- Потому что у меня никогда ничего не бывает нормально, - прошептал Гарри. – Всегда что-то случается. Если не со мной, значит, с кем-то, кто мне дорог. Всегда.
Рон и Гермиона переглянулись.
- Не всегда, - неуверенно сказал Рон, но по его лицу Гарри видел, что друг пытается и не может вспомнить подходящий пример.
- Ваша свадьба прошла прекрасно, - нашлась Гермиона. – Без каких-то проблем. Мы с Роном всегда были рядом с тобой и остались живы. И большинство людей тоже. Ты немного забываешь, что те люди, которые пострадали… Так это случилось исключительно из-за Волан-де-Морта, а не потому, что на тебе лежит какое-то проклятие или что-то в этом роде.
- Гермиона права, - кивнул Рон, и Гарри представил, как через несколько лет тот будет так же говорить своему сыну или дочери: «Мама права». Ровно таким же тоном и с таким же видом.
- Я понимаю, что ты волнуешься, Гарри, - серьёзно сказала Гермиона. – Было бы странно, если бы ты тут уснул или ещё что-то, я бы даже забеспокоилась. Но с Джинни всё будет хорошо.
Гарри по старой привычке потёр шрам. Чувство тревоги у него было сильно связано с ненавистной молнией на лбу, и это уже, наверное, так и останется. Как сам шрам, на всю жизнь.
- Я ещё много думаю о Римусе последнюю неделю, - признался он. – Помните, как он был счастлив, когда родился Тедди? А теперь его рядом с Тедди нет.
- Гарри! – в сердцах воскликнула Гермиона и тут же прикрыла рот рукой и изобразила на губах улыбку. – Чёрт, теперь все на нас смотрят. Ну что ты такое говоришь? Ну причем тут это?
- Нет, это я просто, - покачал головой Гарри. – Я буду рядом с Джеймсом. И Джинни будет. И у него будут лучшие крёстные родители в мире. И вообще, большая любящая семья. Я только надеюсь, что Тедди тоже чувствует, что у него всё это есть. Надеюсь, я не подвожу доверия Римуса и Доры. Потому что, в каком-то смысле, я… ну, я иногда чувствую себя как бы отцом Тедди. Это так ужасно по отношению к Римусу, я же всё равно никогда не смогу его заменить.
- Господи, Гарри, что у тебя в голове делается? – ужаснулась Гермиона.
Рон только головой покачал.
- Ты точно будешь рядом с Джеймсом, - заверил он. – Я лично за этим прослежу. Я не собираюсь растить человека с именем Джеймс Сириус Поттер.
- Рон! – снова воскликнула Гермиона, но не выдержала и засмеялась. Гарри тоже отмер и немножко улыбнулся.
- А по поводу Тедди, - продолжил Рон, - ты всё делаешь правильно. Ты в принципе не можешь делать больше, если только правда усыновишь его. И это нормально, наверное, что ты ему немного как бы отец. Сириус ведь тоже был кем-то таким для тебя, и это не было чем-то плохим по отношению к твоему отцу, правда?
Гарри покачал головой. Его крёстного образцовым никто бы не назвал, но Сириус любил Гарри, и это в итоге оказалось самым важным. Трудную работу, которую и результаты которой невозможно подделать, он выполнял на отлично. И он, Гарри, тоже любит Тедди всем сердцем. Но, наверное, не так, как он будет любить Джеймса. Что, если сейчас он возьмёт сына на руки и сразу же почувствует разницу? Что, если её почувствует и Тедди? Не ранит ли это малыша?
- Ты как, Гарри, ничего? – подошёл к ним Билл со странным, заговорщическим видом. – Ты принял что-нибудь успокоительное?
- Нет, - Гарри покачал головой и показал на свою рабочую мантию. – Я как получил твоё сообщение, так сразу и помчался к Стивенсу и домой.
- Не повторяй моих ошибок, - Билл со значением посмотрел на него, потом, оглянувшись на родителей, осторожно достал из внутреннего кармана небольшую фляжку. – Огневиски. Пара глотков, и станет ощутимо легче ждать.
Гарри было протянул руку, потом опустил её и помотал головой.
- Нет, спасибо, Билл, я лучше уж так. Надеюсь, скоро уже…
Дверь палаты открылась, и целитель, безошибочно нашедший его глазами, громко объявил:
- Поздравляю, мистер Поттер! У вас сын! Здоровенький красивый мальчик, и он, и ваша жена чувствуют себя прекрасно.
Гарри выдохнул. Гермиона засмеялась и утёрла слёзы. Рон хлопнул Гарри по плечу, улыбаясь во весь рот. Со всех сторон слышались радостные возгласы и поздравления, но Гарри никому не мог ответить, его как магнит притягивал приоткрытая дверь за спиной целителя.
- Я могу войти к ним? На минуточку?
- Разумеется, можете, - целитель сделал приглашающий жест рукой. – Сначала только отец, потом остальные. Но не все сразу. И не шумите очень уж, ребёнок ещё адаптируется к новой реальности, постарайтесь не напугать его.
Гарри прошёл мимо целителя, даже не поблагодарив его, машинально отметил, что дверь за ним закрылась, и остановился, глядя на прекрасную картину.
Джинни полусидела на кровати, с усталой улыбкой глядя на него, а на руках у неё лежал туго спелёнатый свёрток, из которого доносились странные звуки, похожие на тихое кряхтенье.
- Привет, - шёпотом сказал Гарри и на цыпочках подошёл к кровати.
- Привет, - отозвалась Джинни.
А потом они одновременно спросили:
- Как ты?
И оба же засмеялись.
Гарри наклонился и поцеловал Джинни, потом посмотрел на свёрток. Джинни слегка отогнула край покрывальца, чтобы ему было лучше видно крохотное розовое личико, и у Гарри перехватило дыхание.
Джеймс был идеален. Маленький, с крохотным носиком, большими и серьёзными карими глазами и торчащими из-под шапочки редкими чёрными волосиками. Сначала он смотрел куда-то мимо, потом взгляд сфокусировался на Гарри, и тот почувствовал, что горло перехватывает.
- Привет, Джеймс.
Гарри протянул руку и осторожно, большим пальцем прикоснулся к щёчке Джеймса. Как будто убедился, что он настоящий, что он здесь. Малыш ещё пару секунд смотрел на него, а потом вдруг улыбнулся беззубым ртом, и у Гарри вырвался непроизвольный вздох.
- Джинни, он улыбнулся! – в восторге прошептал он. – Он знает, что я его папа!
- Хочешь подержать его? – спросила Джинни.
- А можно? – неуверенно спросил Гарри. – Он такой маленький, вдруг я ему поврежу что-нибудь? Тедди таким маленьким не был.
- Просто вытяни руки, поддерживай головку, и всё будет в порядке, - Джинни, слегка поморщившись, выпрямилась и с величайшей осторожностью передала Джеймса Гарри.
Тот выпрямился и, машинально начав покачивать свёрток, стал смотреть сверху вниз в лицо своего сына. Интересно, его папа тоже испытывал такие чувства, когда впервые взял его на руки? Наверняка испытывал.
Его сын. Поверить невозможно! Гарри вдруг захотелось, чтобы хоть какая-то уцелевшая часть Волан-де-Морта узнала об этом, как если бы Гарри крикнул ему прямо в лицо: «Выкуси!» Он пытался убить обоих родителей этого малыша, но они выжили и победили. А Волан-де-Морт умер. Так что, если подумать, Гарри уже давно крикнул своё «выкуси».
- Как мы будем называть его? – спросил он Джинни, когда малыш заснул у него на руках. – Джеймсом? Или как-то сократим?
Джинни отпила зелья, стоявшего рядом с ней на тумбочке, потом вгляделась в личико спящего сына на руках у сидящего в кресле Гарри.
- Пока что он мне кажется прямо Джеймсом, - сказала она. – Большую часть времени он серьёзен.
- Но когда улыбнулся, то стал самым настоящим Джимми, - отозвался Гарри.
- Когда он будет баловаться, я буду называть его Джеймсом Сириусом Поттером. Все родители так делают.
- Может, он ещё и не будет баловаться.
- Гарри, я тебя умоляю! У ребёнка плохая наследственность с обеих сторон. И, ради Бога, его зовут Джеймс Сириус!
Гарри почти наяву услышал, как его отец и Сириус хором сказали: «ЭЙ!», а на заднем плане засмеялась мама.
- У него нет ни одного шанса вырасти пай-мальчиком, - заключила Джинни. – К тому же, двое его дядей начнут дарить ему всякие вредные подарки, которые сами они, конечно, будет называть всего лишь забавными, с самого его рождения. Да мне будет почти жаль МакГонагалл, когда он поедет в Хогвартс.
Гарри тихонько засмеялся. Он был до краёв наполнен счастьем и умиротворением. Конечно, тревога скоро вернётся, она была его вечной спутницей, а теперь среди людей, о которых он беспокоился прибыло, да ещё как. Но пока что, сегодня, Гарри позволит себе быть безоблачно счастливым.
- Тебе нужно будет попозже сходить за Тедди, познакомить его с Джеймсом, - сказала Джинни через несколько минут. – Я попросила его быть Джеймсу старшим братом.
Гарри улыбнулся и кивнул своей мудрой прекрасной жене. Как же ему с ней повезло!
- Наверное, пора уже позвать остальных, пока они там с ума не сошли от нетерпения, - Джинни сделала ещё глоток зелья. – Потому что потом мне ещё надо поспать, целитель сказал.
Гарри встал с кресла и осторожно передал Джеймса обратно на руки Джинни. Он отступил на шаг и окинул их взглядом. Картина почему-то казалась ему такой привычной, как будто так было всегда, хотя Джеймс и родился-то какой-то час назад. Повинуясь порыву, Гарри снова шагнул к кровати и поцеловал Джинни в лоб, потом посмотрел ей в глаза и сказал:
- Я люблю тебя. Вас. Больше всего на свете. Ты же это знаешь?
Джинни подняла голову, поймала его взгляд и вдруг как будто вся засветилась.
- Знаю. Мы знаем, Гарри.
Навстречу солнечному светуДля Ани. Никто не ждал этого больше, чем она. Возможно, даже сами Рон с Гермионой =)
25 июня 2005 года
Деньги совершенно не самое важное в жизни, и Рон это прекрасно знал. Куда важнее крепкая счастливая семья, здоровье родных и близких, отличные друзья, интересная работа и далее по списку. Но, когда ты имеешь всё это и деньги вдобавок, жизнь от этого явно не проигрывает. Ты можешь сделать много хорошего и приятного для дорогих тебе людей. И немножко для себя. За почти два года с тех пор, как Рон стал полноценным партнёром Джорджа во «Всевозможных волшебных вредилках», он в этом убедился на собственном опыте.
Во-первых, они сняли большую просторную квартиру в Нотинг-Хилле, в которую было невероятно приятно возвращаться после рабочего дня. Здесь не приходилось убирать ноги всякий раз, как Гермиона хотела пройти мимо него, не нужно было думать, куда поставить рабочий стол, как расположить кровать так, чтобы у обоих было место для прикроватных тумбочек. Одним словом, простор и красота. Вообще, Рон, конечно, сначала хотел дом, но Гермиона привела довольно разумные аргументы в пользу квартиры, и он, подумав, согласился. Действительно, пока у них нет детей, пока они живут только вдвоём, наверное, и правда не нужна им такая огромная жилплощадь. Одна уборка сколько времени занимать будет! Особенно у Гермионы, втихаря думал Рон. А нанимать кого-то – это чужой человек в доме, будет совать свой нос, куда не просят. Да и мама, наверное, не поймёт. Даже если ничего не скажет, всё равно в глубине души не поймёт. Тем более, они всегда успеют купить дом, а пока что гораздо удобнее жить в городе. Подсчитав свои доходы за первый год работы, Рон решил, что, в крайнем случае, если они с Гермионой так и не договорятся, можно будет через несколько лет купить и дом, и квартиру. А что? Если они теперь могут себе это позволить.
Во-вторых, после рождения Джеймса они с Гермионой вплотную занялись планированием свадьбы. Не то, чтобы они откладывали знаменательное событие до его рождения, просто сначала Рон менял работу и втягивался в новую для себя сферу и реальность, потом у Гермионы тоже были не самые лёгкие времена на работе. Хотя, у неё они такими были всегда, но именно те самые конкретные времена снились Рону в кошмарах. Одним словом, свадьба – это большое событие, и его нельзя спланировать за одни выходные на коленке. А времени катастрофически не хватало.
После того, как родился Джеймс, обнаружилось, что, при всём большом желании отплатить Гермионе за помощь при подготовке к её собственной свадьбе, у Джинни элементарно нет такой возможности. Несмотря на то, что Джеймс пока что оставался потрясающе спокойным ребёнком, тем не менее, Джинни была занята по самые уши. Да и никто из них, кроме Гарри почему-то, не питал никаких иллюзий по поводу характера и поведения Джеймса в будущем. В самом ближайшем будущем. Джордж и сейчас клялся, что этот младенец просто планирует какую-то пакость, вот и лежит себе спокойненько, потому что занят. Говорил, что это видно по его хитрому взгляду. Джинни не спорила, а Гарри начинал уверять, что его сын прервёт этот порочный круг хулиганства, нарушения правил и умения попадать в неприятности в их семье. Все переглядывались и бормотали: «Ну да, конечно». Рон и по поводу своих-то будущих детей имел большие сомнения, несмотря даже на гены Гермионы. Сложно, очень сложно будет перебить Фреда и Джорджа. Учитывая, что они даже не были первыми, до них были ещё Гидеон и Фабиан Пруэтты. Гены со стороны Гермионы должны были серьёзно поработать, одним словом. На что рассчитывал Гарри, Рон просто не представлял. У него-то гены с обеих сторон были довольно сомнительные, вообще никакой надежды.
На самом деле, плевать на гены, чем больше Рон возился с Джеймсом, тем сильнее ему хотелось собственного ребёнка. И Гермионе тоже. Так что полгода назад они приняли решение: дела делами, работа работой, но свадьба для них становится главным приоритетом. И точка. Ребёнок не был привязан к свадьбе, но у обоих в голове существовала негласная установка – сначала свадьба, потом ребёнок. Что поделать, если так принято?
Из-за места проведения церемонии они проспорили неделю.
Рон хотел чего-то грандиозного. Не для себя, для Гермионы, потому что она всего этого заслуживала. За всё время, что они были вместе, Рон никогда раньше не имел возможности баловать её дорогими подарками, тратить на неё деньги, не считая, а ему так этого хотелось, особенно глядя на Гарри. А теперь, когда у него появилась такая возможность, Гермиона неожиданно проявила какую-то неуместную бережливость. И цветов-то ей столько не нужно, деньги на ветер, они всё равно завянут через несколько дней, и украшений у неё уже столько, что она их носить не успевает, и туфли, ну куда, Рон, я же не сороконожка. И так во всём. Единственное, от чего она даже не пыталась отказаться, это когда они устраивали кабинет в новой квартире, заказывали книжные шкафы из красного дерева и огромный стол со столешницей, обитой зелёной кожей. Рон быстро смекнул, что к чему, и стал дарить Гермионе походы во «Флориш и Блоттс». Этому она всегда была рада. Беспроигрышный вариант. В конце концов, ты же делаешь подарок любимому человеку, а не своему эго. Кстати, некоторые книги стоили столько, что эго тоже имело все шансы порадоваться.
Но вот со свадьбой Рон упёрся рогом. Речь не идёт о том, чтобы устроить что-то безвкусно роскошное, чтобы ткнуть кому-то в лицо своими возросшими доходами, пустить пыль в глаза, совсем нет. Он же не Малфой какой-нибудь. Просто почему бы не отпраздновать на полную катушку, но красиво, чтобы было, что вспомнить? Свадьба – это ведь такое дело, один раз бывает в жизни. Ну, у него-то точно это будет раз в жизни. И у Гермионы тоже.
В итоге оба сошлись на дате – 25 июня 2005 года. Красивая дата и суббота, к тому же. В мае было бы ещё красивее, но миссис Грейнджер неожиданно выступила против из-за какого-то там суеверия, связанного с женитьбой в мае. Им с Гермионой, по большому счету, было не так важно, и они спорить не стали. Да и в мае 25-ым числом всё равно была бы среда, неудобно.
Но самое главное – Рону пришла в голову светлая и вполне осуществимая мысль сыграть свадьбу во Франции.
Прямо в самой Франции и пришла в первый раз.
Это имело смысл. И было даже, в какой-то степени, символичным. А главное – ощущалось чем-то естественным и правильным. Франция в их отношениях играла не самую последнюю роль.
Естественно, у этого была предыстория. И не сказать, чтобы приятная.
Когда Джеймсу исполнилось шесть месяцев, у Гермионы случился пусть и не полноценный нервный срыв, но что-то очень на него похожее и крайне тревожное. У неё давно были проблемы на работе из-за активного сопротивления определённой части магического сообщества большинству её проектов, кого бы те ни касались. Казалось, таким, как дедушка Эрни Макмиллана, было до всего дело. Великаны? Жили себе прекрасно до этого и дальше пусть живут. Убивают друг друга? Ну, так это не наше дело. Водяной народ? А их-то кто трогает? Кентаврам отдать часть леса во владение? А, может, и дома свои сразу на них перепишем, чего мелочиться? К гоблинам вообще не надо лезть, они и так буквально купаются в золоте, плохо им что ли? На всё, совершенно на всё у таких людей находились возражения. Никаких аргументов в защиту своей точки зрения они привести не могли, но сопротивлялись очень активно.
Добавьте к этому Отдел обеспечения магического правопорядка, который всё ещё возглавлял этот козёл Дилан. Ситуация с каждым годом, казалось, только ухудшалась. Дилан уже был женат и даже успел обзавестись ребёнком, но это нисколько не охладило его жгучей ненависти к Гермионе. Видимо, рана раздутому эго отказом Гермионы была нанесена смертельная. Рон порывался «поговорить» с ним на ежедневной основе, но Гермиона была абсолютно уверена, что Дилан и вмешательство Рона вывернет на пользу себе. Она упрямо хотела бороться сама и часто побеждала, но какой ценой? Как-то вечером, когда уже давненько освободившиеся Рон и Джордж сидели в гостиной у Гарри и Джинни и по очереди отбирали друг у друга полугодовалого племянника, в дом вошли красные и переругивающиеся Гарри и Гермиона.
- Он теперь будет припоминать мне этот случай до конца жизни! – на повышенных тонах говорила Гермиона. – Всё время будет спрашивать, не побегу ли я жаловаться друзьям.
- Я споткнулся! – тоже довольно громко отвечал Гарри, до того выведенный из себя, что даже не удосужился проверить предварительно, не спит ли Джеймс. – Я уже сто раз тебе сказал. Я перед ним извинился. Тебя там даже не было!
Гермиона махнула на него рукой и, вся красная от возмущения и расстройства, подошла к Рону.
- Что случилось? – спросил тот, осторожно приобнимая её за талию и целуя в висок.
- Гарри вылил суп Дилану на голову, - сказала Гермиона. – Тому пришлось обращаться к целителям за противоожоговой мазью. О чём он мне мило рассказал, как о забавной шутке, на совещании. Сказал, что больше не будет со мной спорить, потому что это чревато последствиями, и ему страшно.
- Гарри сделал что? – с округлившимися от удивления глазами переспросила Джинни, пока Джордж откровенно забавлялся.
- Я не выливал на него суп, - буркнул сердитый на весь мир Гарри. – Вернее, я не специально. Я запнулся о ножку стула, уронил поднос, и этот несчастный суп вылился на этого… Дилана. Он не такой уж и горячий был, да и Дилан не лысый всё-таки. Он просто притворяется.
Рон внимательно посмотрел в лицо Гарри и без всякого труда определил, что тот беззастенчиво врёт. А если это понимает он, то прекрасно понимают и остальные, кроме, может, Джорджа. И Джеймса, хотя это не точно.
Позже, когда девушки занялись ужином, а Джордж развлекал Джеймса, пуская пар из обеих ноздрей, Рон подошёл к Гарри и вопросительно посмотрел на него.
- Он говорил о Гермионе ужасные вещи, - сразу же сдался Гарри. – Ты бы слышал! Рон, я сам не понимаю, что на меня нашло, ты же знаешь, я не любитель причинять людям физический вред, но… Я просто ничего не смог с собой поделать. Сколько это уже продолжается? Я даже вспомнить не могу, когда он начал свои нападки на Гермиону.
- Ты молодец, правильно сделал, - мрачно сказал Рон. – Может, мне всё-таки подкараулить этого Дилана в тёмном углу и надрать его самодовольную задницу? В конце-то концов, я могу надеть маску или изменить внешность, так что он ничего не докажет. Невозможно уже просто наблюдать за этим со стороны! Но, если Гермиона узнает, будет грандиозный скандал, конечно. А она узнает. Подозревать так точно будет, а это одно и то же.
Грандиозный скандал-таки случился, но спровоцировал его, на удивление, не Рон.
К тому времени, у Гермионы уже снова начались ночные кошмары. На фоне постоянного стресса, как сказал целитель. Организм вспомнил, когда был в похожем состоянии в последний раз, провёл свои собственные ассоциации и выдал ответочку в форме повышенной тревожности и ночных кошмаров. Гермионе прописали какие-то зелья, эффекта от которых было кот наплакал, даже хуже, чем от чая с ромашкой. Рон тогда и ругался, и просил, и требовал, чтобы Гермиона ушла с работы или, как минимум, взяла длительный отпуск, чтобы элементарно отдохнуть, но куда там. В то время снова встал ребром законопроект о статусе оборотней, который откладывался месяцами, для Гермионы это была личная и очень больная тема, поэтому в её голове отпуск даже не числился в числе возможных вариантов.
В тот ужасный день, в четверг, как сейчас помнил Рон, финальное совещание было назначено на послеобеденное время. Накануне Гермиона так и не смогла уснуть, всю неделю она была на взводе, чуть что – сразу глаза на мокром месте, Рону на неё просто смотреть было жалко. Он молчал, чтобы не усугублять ситуацию, и поддерживал Гермиону изо всех сил, даже если в чём-то был не согласен. Он собирался найти другое время, чтобы прояснить свои возражения. Что-то похожее, но не так серьёзно выраженное, Рон уже видел на третьем курсе, когда Гермиона набрала нереальное количество предметов и была вынуждена путешествовать во времени, чтобы получать свою порцию так необходимых ей знаний. Теперь было хуже, потому что на кону стояло что-то гораздо более важное, а нервы Гермионы уже прошли через бесконечное количество испытаний.
Потом Рону рассказали, что Дилан, который чаще всего не опускался до откровенных и прямых оскорблений на людях, а вворачивал свои двусмысленные комментарии исподтишка, в тот день как с цепи сорвался. Может быть, Гермиона была права, и пролитый суп послужил последней каплей, может, просто настроение у него было не очень, но он бросался на Гермиону совершенно открыто, а в финале с уничижительной интонацией (которая в голове Рона копировала малфоевскую) произнёс: «Хотя, может, мы слишком многого ждём от мисс Грейнджер. Не будем забывать, что некоторых вещей она не в силах понять просто по причине своего… происхождения». Он, разумеется, не произнёс слова «грязнокровка», но все ощутили, что именно оно повисло в воздухе.
Гермиона, которая, конечно, ещё и поесть в тот день «забыла», после этого только чудом сумела добраться до своего кабинета, послала патронуса Гарри и потеряла сознание. Рон даже представлять не хотел, что снова пережил бедный Гарри, вбежав в её кабинет и обнаружив ужасно бледную Гермиону без сознания в собственном кресле. Вызванные целители диагностировали крайне низкое давление на фоне нервного истощения, и Гермиону отправили в Мунго, а потом – на длительный больничный. Кингсли лично заявил, что не позволит ей появляться в Министерстве минимум месяц и даже после этого потребует одобрения целителей. Конечно, всё это он сказал Рону лично, как друг, а не как Министр магии.
Рон вообще-то хотел быть рядом с Гермионой хотя бы в этот первый день, но ещё в Мунго она никак не могла успокоиться, несмотря на приличную дозу Умиротворяющего бальзама, потому что думала только о том, как Гарри сейчас там что-нибудь выкинет и похоронит все свои шансы на успешную карьеру в Аврорате из-за того, что она не справилась с «давлением на работе». Рон изо всех сил старался не комментировать это её определение прямо сейчас.
Он справедливо рассудил про себя, что Дилан от него всё равно никуда не денется, заверил Гермиону, что не спустит с Гарри глаз, и отправился в Министерство, поклявшись себе, что действительно не позволит Гарри ничего выкинуть. В конце концов, это его дело, Рона, защищать Гермиону. К тому же, в глубине души, Рон прекрасно знал, что Гарри всё равно этого так не оставит. Не сможет. Просто пусть действует не на горячую голову. Как мог бы Рон, первым побуждением которого, разумеется, было убийство. С особой жестокостью. Просто у него времени не хватило, потому что он отправился в Мунго.
И действительно, Гермиона, как всегда, не ошиблась.
Когда Рон спустя какие-то полчаса прибыл в Министерство и добрался до штаб-квартиры Аврората, Гарри удерживали на месте только Дин и Дафна. В физическом смысле этого слова.
Рон давненько не видел лучшего друга в таком состоянии. Гарри уже несколько лет старался не повышать голос, а после рождения сына в нём наоборот появилась какая-то особенная мягкость. Сейчас же он сильно смахивал на себя образца пятого курса. По крайней мере, его крики Рон услышал чуть ли не от лифта.
Да уж, слово «грязнокровка», даже не произнесённое вслух, всё ещё имело и всегда будет иметь особый смысл для них троих. Ничего с этим не поделаешь. Гермиона специально не позволяла убрать шрамы с руки, чтобы не забыть. Как и Гарри, сохранивший на тыльной стороне ладони бледные, но всё ещё различимые слова «Я не должен лгать». Их шрамы произрастали из одного страшного корня, как и белёсые отметины от мозгов на руках Рона, но всё-таки они были несколько другой природы, и он всегда отдавал себе отчёт в этом.
- Гарри, возьми себя в руки, - сказал Рон, положив ладонь на грудь лучшему другу, и Дин, выдохнувший с видимым облегчением, отступил в сторону.
Почему-то Рону всегда было куда проще собраться и обуздать собственную ярость, когда он видел, что с этим не может справиться Гарри.
- Мы для этого боролись?! – срывающимся голосом выкрикнул Гарри ему в лицо. – Чтобы она слышала это слово снова и снова от всяких моральных уродов, которые за свою жизнь не совершили ничего…
Очки Гарри криво сидели на самом кончике носа, волосы растрепались, мантия, за которую только что цеплялась Дафна, перекосилась, но Гарри ничего не замечал. Хронический недосып, нервотрёпка, новая, грандиозная по своей полноте, ответственность новоиспечённого родителя, ярость и жгучая обида за Гермиону, недавно пережитый страх – всё это в совокупности толкнуло его в уже несколько подзабытое необузданное состояние юности. И, будь обстоятельства другими, Рон, возможно, испытал бы что-то вроде ностальгии.
- Ты хоть представляешь, что я испытал? Гермиона бы никогда не прислала патронуса в здании Министерства просто так, ты же понимаешь.
- Понимаю, - согласился Рон.
- Я открываю дверь, а она там сползла со стула и не отвечает! Я чуть инфаркт не схлопотал. Я уже всё успел передумать за эти пять секунд, пока не привёл её в сознание. Я думал, у меня голова от злости лопнет, я…
- Я знаю, Гарри. Я же тоже всё это испытал.
Гарри уставился на него, тяжело дыша. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание.
- Как ты можешь быть таким спокойным? – наконец, спросил он. – Я думал, ты совсем с катушек слетишь.
- Ну, ты успел первым, - криво усмехнулся Рон. – А кто-то из нас должен владеть ситуацией и не дать другому натворить дел, пока Гермиона занята, верно? Она меня сразу сюда отправила, знала, что тут с тобой творится.
Гарри сделал подряд несколько глубоких вдохов, потом упёрся обеими руками в бёдра и посмотрел на Рона в упор.
- Она снова хочет, чтобы мы ничего не делали? Даже сейчас? – тихо спросил он, и Рон увидел, как в глазах друга замелькали тысячи мыслей.
- Она ничего не успела сказать по этому поводу, - осторожно сказал Рон. – Но, уверен, когда немножко придёт в себя, снова попросит не вмешиваться.
Гарри кивнул, потом немного помолчал и медленно покачал головой.
- Только вот теперь это касается уже не одной Гермионы, а безопасности магического мира, - сказал он. – Мы боролись с людьми, придерживающимися похожих взглядов, наши друзья и родные погибали в этой борьбе. Это не может быть напрасным. Я не позволю.
И он не позволил.
Даже Гермиона, когда обо всём узнала, не сумела придумать, что бы предъявить ему, потому что Гарри вывернул всё так, что имя Гермионы во всей ситуации практически не звучало, только упоминалось в числе прочих ситуаций. Гарри неформально поговорил с сотрудниками Отдела магического правопорядка, которые были на том совещании, и большая часть из них, как оказалось, была возмущена и шокирована поступком босса. После того, как Гарри копнул немного глубже, выяснилось, что Дилан позволял себе подобные комментарии не только по адресу Гермионы, что от его высказываний (а иногда и действий либо бездействия) страдали и сотрудники его собственного департамента. Собрав солидное досье, приложив все необходимые доказательства и заручившись поддержкой свидетелей, Гарри направил всё это в созданный Кингсли Комитет по этике при Министерстве магии. Было громкое дело, внутреннее расследование, широко освещаемое в «Ежедневном пророке», пусть и без имён, и стремительное разбирательство. Дилана уволили.
Да, в школе и даже после неё они оба, скорее всего, просто набили бы Дилану морду. Возможно, Рон бы героически вызвал Дилана на магическую дуэль и наколдовал ему что-нибудь мерзкое вместо какой-нибудь части тела, но теперь была одна, но очень значимая разница. Они выросли. Они знали, что физическое насилие в подобной ситуации ничего не решит глобально. Это не выход. Это никому не поможет на самом деле, кроме них самих. Ну, выпустят они пар, и что дальше?
Как же хорошо, что они повзрослели! Да, эмоции всё ещё иногда имели над ними власть, но с этим можно было справиться. Чаще всего. Раньше Рон ни за что не позволил бы Гарри решать вопрос вместо себя, ему казалось бы, что только он, Рон, а не кто-то другой должен был выступить в роли спасителя Гермионы. Теперь же гораздо большее значение для него имел результат. Кому из них было проще добиться вполне обоснованного увольнения Дилана? Гарри. Значит, Гарри и должен был этим заняться. К тому же, вопрос касался уже не только Гермионы, а значит необходимо было взять себя в руки и позволить другу разрулить ситуацию самым оптимальным способом для всех заинтересованных сторон.
Поэтому так и получилось, что к тому времени, как Гарри занимался слушанием в Комиссии по этике, Рон уже увёз Гермиону лечить нервы во Францию.
Понятно, что шумный и многолюдный Париж, несмотря на всю свою красоту, сейчас мог оказаться скорее во вред, поэтому Рон выбрал маленький городок Блуа. Они уже посещали его во время Чемпионата мира по квиддичу и даже (если верить толстому блокноту Гермионы) были в королевском замке, хотя эти воспоминания из памяти Рона благополучно стёрлись, смешавшись с десятком других, похожих.
Они поселились в небольшом отеле, расположенном в особняке XIX века, из окон которого был виден тот самый королевский замок. По утрам они шли на главную торговую улицу городка и пили кофе, сидя за крохотным круглым столиком прямо на тротуаре и глядя, как местные жители лениво и медленно идут то ли на работу, то ли за утренним круассаном, по их виду невозможно было понять.
Днём они просто часами бродили по узким средневековым улочкам или сидели на берегу Луары, благо погода ещё позволяла, ели багет с сыром, клубнику и малину, запивали всё это местным вином из полюбившегося им крохотного местечка под названием Вувре (1), разлитым в одноразовые стаканчики, смотрели на мирно голубевшие волны и дышали свежим воздухом. Вечерами ходили на свето-звуковое шоу прямо на фасаде королевского замка, к концу месяца Рон почти начал понимать, о чём там шла речь, без подсказок (2).
И Гермионе становилось лучше. Она стала заметно спокойнее, гораздо больше смеялась, лицо округлилось, кожа приобрела нормальный оттенок, из глаз ушло загнанное выражение, она стала спать по ночам и к концу месяца уже почти не просыпалась от кошмаров. И впервые в жизни, уехав от работы, она не взяла её с собой, хотя бы в голове.
Это был тяжёлый, но по-своему прекрасный месяц. Они уже давно не проводили вместе столько времени, ни на что и ни на кого не отвлекаясь. Их разговоры не крутились вокруг работы, они никуда не спешили, у них были деньги, они могли просто пожить в своё удовольствие. Единственное, Рон обнаружил, что ему обязательно нужно получить маггловские водительские права, это очень поможет в путешествиях, особенно когда ты не знаком с местностью и плохо представляешь себе, куда трансгрессировать.
Рон вспоминал о той поездке, пусть и с некоторой грустью из-за состояния Гермионы, но и с огромной ностальгией. И именно там, когда они прогуливались по берегу Луары, он вдруг подумал, что если поставить свадебный шатёр именно здесь, то с этого ракурса они получат великолепную панораму города. И вообще, это будет очень красиво и волшебно, и необычно. А какие колдографии получатся! И очень легко будет на пару дней оградить это место от магглов.
Гермиона поначалу идею не восприняла совсем, даже посмеялась, но потом, выслушав доводы Рона, поняла, что она вполне осуществима. Да, понадобятся некоторые усилия и организаторские способности, но с помощью Перси, который к тому времени перешёл в Отдел магического транспорта, всё можно будет устроить. Деньги не проблема. Это суббота, да и людям, по большому счёту, без разницы, куда добираться на свадьбу. Всё равно это будет портал.
Организацию Рон был готов взять на себя, потому что ему ничего не стоило устроить себе гибкий и удобный график. Да и мадам и месье Делакур наверняка не откажутся помочь. Гермионе нужно будет заняться только собой: купить платье и всё такое. Разумеется, Рон будет согласовывать с ней каждый шаг, но, если вдруг он решит устроить ей пару сюрпризов, это будет чертовски удобно. А у него была парочка-другая идей.
Конечно, на деле всё оказалось куда сложнее, чем ожидал Рон, но с приближением июня он всё больше и больше втихомолку гордился собой. Он справился. Да, с помощью, да, не всегда всё удавалось сделать с первого раза (особенно пришлось повозиться с получением разрешения французского Министерства магии на ограничение доступа магглов, кроме приглашённых, конечно, к берегу Луары из-за частного мероприятия), но в итоге-то всё получалось как нельзя лучше.
Гермиона купила платье пару месяцев назад и справилась с этой задачей куда быстрее, чем Джинни в своё время. Рону ужасно не терпелось на это платье посмотреть, но раз нельзя, то нельзя. Они выбрали песню для первого танца. Она уже была готова, Гермиона предложила, Рон послушал и одобрил. Они даже попробовали под неё станцевать, и быстро поняли, что это как раз то, что нужно. Песня звучала правильно, особенно после того, как Гермиона сказала, что она напоминала ей о них с Роном ещё до того, как они оба признали свои чувства. Что ей хотелось, чтобы их отношения были именно такими. Какие тут могли быть возражения? Мама только расстроилась, что это снова не Селестина Уорлок, а маггловская группа.
Таким образом, в четверг они с Гермионой и Гарри с Джинни и Джеймсом вылетели во Францию на самолёте, потому что Джеймс был ещё слишком мал для путешествий с помощью порталов. Флёр тоже собиралась лететь вместе с Луи, но завтра вечером, чтобы не оставлять Билла одного с двумя дочками на целые сутки. Мари-Виктуар и Доминик упросили родителей позволить им воспользоваться порталом первый раз в жизни, и ужасно ждали этого знаменательного события. Тем более, что Мари-Виктуар уболтала Тедди (что было совсем не сложно) и Андромеду отправиться во Францию всем вместе. Тедди порталом уже пользовался как-то раз вместе с Гарри и чувствовал себя бывалым путешественником.
Рон же рассудил, что им ещё нужно будет добраться из Парижа в Блуа, неплохо, если у них останется целый пятничный день, чтобы спокойно разместиться, выспаться, лично проверить готовность площадки. Дописать клятву, неустанно крутилось в голове у Рона. Он косился на Гарри и вспоминал, как мучился с ней друг утром перед своей свадьбой. Потом как-то обошлось, Гарри наговорил кучу романтических вещей экспромтом, но Рон-то знал себя и понимал, что с ним такой фокус не пройдёт. А клятва действительно не писалась. Он рассчитывал прогуляться в одиночестве по тем местам, где они с Гермионой бродили семь месяцев назад и поймать вдохновение за хвост. И всё равно было довольно тревожно. Он никак не мог написать то, что действительно хотел, потому что не мог выбросить из головы мысль обо всех людях, которые будут в субботу смотреть на него и ловить каждое его слово.
Они остановились в той же самой гостинице, в особняке XIX века, откупили её целиком, чтобы разместить всех гостей. Их, кстати, набиралось меньше, чем на свадьбе Гарри и Джинни, львиную долю составляли многочисленные родственники, и никаких папарацци. Рита Скитер, когда узнает, что её лишили возможности написать гадости о Гермионе в свадебном платье, своё перо сгрызёт. Так ей и надо.
Единственным человеком, которого пришлось действительно уговаривать появиться на свадьбе, был Сайпрес. Сначала он вообще наотрез отказался возвращаться во Францию, потом начал слегка колебаться, потому что дом его приёмных родителей так и пустовал, он никак им не распорядился, и эта была хорошая возможность заняться вопросом. Однако, он боялся, хотя его «темнота» за эти годы так ни разу и не вырвалась из-под контроля. Рон даже начал успокаиваться, потому что не похоже было, чтобы Симон превращался во второго Жака. Единственное, рядом с ним могло что-то взорваться, если на горизонте всплывала тема Габриэль Делакур. Или она сама, так сказать, во плоти. Но и здесь были видимые улучшения.
Габриэль вернулась в Англию почти сразу же, стоило Флёр только позвать. Правда, Флёр пришлось клятвенно пообещать родителям присматривать за младшей сестрой, что было довольно сложно осуществить, когда у тебя на руках трое маленьких детей. Симон психовал, отказывался разговаривать с Габриэль, мог встать и уйти, если она входила в комнату. В общем, вёл себя как последний засранец и не обращал внимания на все попытки друзей образумить его. Рон не представлял, как Габриэль всё это выдерживала. Чем больше Симон выходил из дома, тем чаще они сталкивались у кого-нибудь в гостях, и, в конце концов, ему пришлось признать, что единственный способ избежать этих встреч – прекратить общение со всем немаленьким кланом Уизли-Поттеров. Включая Флёр, а почему-то всем было очевидно, что своей дружбой с Флёр Симон ни за что не пожертвует. Она была из той, прошлой его жизни, за обломки которой он всё ещё цеплялся всеми осколками своей разбитой души.
Рон нисколько не сомневался, что Симон прекрасно видит и понимает все их ловкие шаги и попытки свести его с Габриэль. Не может не видеть. Его первоначальная ярость начала постепенно утихать. Он перестал вылетать из комнаты, если Габриэль входила. Перестал делать вид, что её не существует. Постепенно, крохотными шажками они развили какое-то подобие общения. Сначала вежливо-холодного и осторожного, как будто оба ходили по минному полю. Потом Симон перестал отводить глаза, стоило Габриэль посмотреть на него. Недавно он засмеялся над чем-то, что она сказала. В общем-то, на данном этапе уже даже Рону было понятно, что Симон испытывает что-то к Габриэль, и именно поэтому так реагирует на неё. Боится признать свои чувства и оскорбить память Энни. Или что-то в этом роде, Гермиона как-то объясняла.
Гермиона, Джинни и Флёр, главные заговорщики в этом нелёгком деле, были настроены весьма оптимистично. Сама Габриэль считала, что дело мало сдвинулось с мёртвой точки, максимум, их можно теперь с натяжкой назвать приятелями, ей же хотелось совсем другого. А Симон осторожные вопросы Гарри просто-напросто игнорировал. Молчал, и приходилось начинать говорить о чём-то другом. Сильно выводить его из равновесия никто не решался, мало ли. Все осторожничали, они даже не обращались больше к Симону с просьбами, если ситуация не была критической, вели себя так, будто он самый обыкновенный волшебник с самыми среднестатистическими способностями.
Рон рассчитывал, что романтическая атмосфера свадьбы скажется на отношениях этой парочки благотворно. Но пока что им с Гермионой стоило забить себе головы более практическими вопросами и убедиться, что всё готово к большому дню.
- Ну, кажется, всё в полном порядке, - довольно улыбнулась Гермиона в пятницу утром, оглядывая огромный шатёр и круглые столики со свисающими до самого пола белыми скатертями. На каждом столике были по кругу расставлены таблички с именами гостей. – Ты просто умница, Рон! Я прекрасно знаю, как сложно это всё было. Спасибо тебе.
- Ну, ты была немножко занята, - довольно улыбнулся Рон, перебирая в уме то, чего Гермиона ещё не видела и что станет для неё сюрпризом.
- Мистер Уизли?
Он обернулся на ставший таким знакомым за эти месяцы мужской голос с французским акцентом.
- Месье Бертран, добрый день! – Рон пожал ему руку и обнял Гермиону за плечи. – Моя невеста – Гермиона пока-что-просто-Грейнджер.
- О, мисс, наконец-то я вижу вас! – патетически воскликнул месье Бертран и поцеловал Гермионе руку. – Вы просто красавица, неудивительно, что мистер Уизли так светился от счастья все эти месяцы, ему невероятно повезло.
- Это месье Бертран, распорядитель, человек, который сделал всё это возможным, - продолжил Рон, уже привыкший к высокопарным выражениям распорядителя.
- О ля ля, мадемуазель, не слушайте его! Я всего лишь немножко помогал мистеру Уизли, это всё он. Вам тоже невероятно повезло, знаете ли, я редко встречал за годы практики, чтобы жених сам занимался подготовкой.
- Да, я тоже считаю, что очень удачливая, месье Бертран, - улыбнулась Гермиона. – Как на ваш профессиональный взгляд? Всё тут в порядке?
- Конечно, - месье Бертран оглядел шатёр зорким взглядом. Рон-то знал, что под его внешней радушностью скрывается профессионал, который управляет персоналом совершенно железной рукой. Не дай Бог он обнаружит завтра пятнышко на скатерти или пылинку на салфетнице. Полетят головы. Рону как-то пришлось защищать от месье Бертрана молоденького помощника, которого тот довёл своими придирками чуть ли не до истерики.
- Единственное, репетицию церемонии нужно провести в течении двух ближайших часов, - месье Бертран взглянул на часы. – Тогда я могу гарантировать, что все изменения, если такие будут, мы своевременно успеем внести до утра.
- Репетицию? – удивилась Гермиона, обернувшись к Рону за разъяснениями.
- Просто посмотреть, как все наши планы сработают на местности, - пояснил тот. – Может, нам покажется логичным поменять что-то местами или ещё чего. Чисто технические вещи.
- Как минимум, нам пришлось слегка сдвинуть одно мероприятие, - сказал месье Бертран, многозначительно глянув на Рона. – По требованию мэрии.
- По требованию мэ… Рон, ты что там такое напланировал, что пришлось задействовать мэрию?
- Сюрприз, - привычно отозвался Рон, сверкнув улыбкой. – Всё узнаешь уже завтра. Мне же тоже про платье любопытно, но я терплю.
- Я же тебе платье не из собственной вредности не показываю, - парировала Гермиона. – Что я могу поделать, если примета такая?
- Ну, а я просто хочу сделать тебе сюрприз.
Месье Бертран переводил взгляд с одного на другого и усмехался в густые усы, то и дело подмигивая Рону.
- Надеюсь, там не будет никаких воздушных шаров, - проворчала Гермиона. – Потому что я не полезу в корзину, я тебе точно это говорю.
- Нет, ничего опасного не будет, - заверил её Рон. – Так, небольшие приятные мелочи. Ну, я надеюсь, что приятные.
Небольшие, приятные и крайне дорогие. По крайней мере, некоторые из них. На которые было так несказанно приятно тратить деньги.
- Для репетиции понадобятся шафер и подружка невесты? – поинтересовалась Гермиона. – Потому что Джинни пошла укладывать Джеймса спать.
- Это ваш…
- Крестник, да, - кивнул Рон. – Я показывал месье Бертрану колдографии.
- Очаровательный молодой человек, очаровательный, вырастет и будет разбивать сердца юным леди, - скороговоркой выпалил месье Бертран и снова посмотрел на часы. – Нет, я думаю, мы можем обойтись без них. Это только для вашего удобства. Я покажу вам, где что будет располагаться. По цветам, например, мы очень ждали невесту.
И месье Бертран снова подмигнул, но на этот раз уже Гермионе.
- Ой, пожалуйста, - Рон махнул рукой. – Вот по цветам точно не ко мне.
- Всё заказано, мой ассистент вчера ездил к поставщикам, проверял теплицы, всё в порядке, - деловито заговорил месье Бертран. – Всё в сиренево-белой гамме, как вы просили. Цветы привезут завтра рано утром, чтобы за ночь с ними ничего не случилось. Мы начнём украшать площадку с шести часов утра и прекрасно всё успеем закончить задолго до появления первых гостей.
Гермиона ошарашенно кивала. Когда месье Бертрана позвал один из сотрудников и он, извинившись, отошёл, она прошептала Рону.
- Как ты его нашёл? Он просто идеальный! Всё организовано, всё по полочкам, всё по плану и по порядку.
- Я искал того, кто напомнит мне тебя, - усмехнулся Рон. – Как только он начал говорить, я понял, что поиски закончены.
- Значит, меня напомнил? – лукаво спросила Гермиона. – Несмотря на то, что у меня нет таких роскошных усов?
- Даже несмотря на это, - засмеялся Рон.
- Так, теперь еда, - продолжил вернувшийся месье Бертран. - Мы всё подтвердили, всё будет в порядке, еду привезут завтра в фургонах-холодильниках. Официанты наняты. Напитки уже здесь, на складе, охлаждаются те, которые требуют охлаждения.
- А решили вопрос с развлечением детей? – вспомнил вдруг Рон. – Их в итоге будет трое ходячих, так сказать, один ходячий, но маленький. И Джеймс.
- Для старших детей наняты англоговорящие аниматоры, - подтвердил месье Бертран, сверившись со своим огромным блокнотом, на который Гермиона смотрела с нескрываемым восхищением. – Для маленького ребёнка – свой аниматор с преимущественно сидячими развлечениями. Для Джеймса также приглашена няня, которая могла бы следить за ним, пока он спит, и оперативно взаимодействовать с родителями. Вы сказали, что это вряд ли пригодится, но я взял на себя смелость, на всякий случай. Это моя жена, а у нас всё-таки четверо детей.
- Четверо? – ахнула Гермиона, которой месье Бертран, наверное, уже казался каким-то роботом, а не человеком из плоти и крови, и уж точно не чьим-то мужем и отцом.
- Именно, мадемуазель, - улыбнулся месье Бертран. – Так что пусть Лорен будет на подхвате.
- Вы невероятны, - искренне сказал Рон и покачал головой. – Правда.
- Я начала подумывать о смене профессии, - сказала вдруг Гермиона. – Мне кажется, мне бы подошла организация мероприятий.
- Правда? – Рон даже воздухом поперхнулся от изумления и неожиданности. – В смысле, ты серьёзно?
- А что, думаешь, не справлюсь? – прищурилась Гермиона, уперев руки в бока.
- Да ты с ума сошла! – у Рона даже голос сел. – Конечно, справишься! Ты будешь просто великолепна в организации мероприятий! Ты будешь великолепна во всём, за что возьмёшься, но здесь особенно. Ты же обожаешь всё планировать и организовывать, это прямо твоё. И почему ты раньше об этом не подумала?
Улыбка Гермионы стала немного нервной, искусственной. Она хмыкнула и отвернулась от Рона.
- Может быть, это когда-нибудь потом, в будущем, - проговорила она. – Я вообще-то по большей части шутила.
- Аа, - протянул Рон и сразу сник. – Шутила.
- Я ужасно извиняюсь, но нам нужно начинать репетицию, - вклинился между ними месье Бертран. – И вас быстрее отпустим, чтобы вы успели погулять, доделать свои личные дела, подышать свежим воздухом. Вы планируете мальчишник и девичник?
- Нет, - сказал Рон, а Гермиона покачала головой. – Это была вынужденная жертва в пользу празднования свадьбы во Франции.
- Да и у некоторых наших друзей уже есть дети, - добавила Гермиона. – Это тоже налагает некоторые ограничения.
- Почти все наши друзья – наши родственники, - со смехом напомнил Рон. – Так что всех детей по родственному признаку можно было сгрузить к бабушке с дедушкой. Мама была бы счастлива. Да и дети-то только у Билла с Флёр и у Перси с Одри, разве нет?
- И твой крестник, про которого ты умудрился забыть, - напомнила Гермиона.
- Да, слона-то я и не заметил, - Рон стукнул себя ладонью по лбу. – И тем не менее, по родственному признаку – к бабушке с дедушкой.
- Репетиция! – хлопнул в ладоши потерявший терпение месье Бертран. – Прямо сейчас.
- Ой, простите, - как пристыженная школьница, пробормотала Гермиона и слегка покраснела. – Мы болтаем без остановки, а у вас ещё работы выше головы.
- Такое случается с нервничающими молодоженами, - снисходительно улыбнулся месье Бертран. – Для этого и нужен я, чтобы подтолкнуть вас в нужном направлении.
В итоге выяснилось, что всё в полном порядке, и через полчаса они оказались свободными и предоставленными сами себе.
- Чем хочешь заняться? – спросил Рон, когда месье Бертран буквально вытолкал их из шатра, чтобы сосредоточиться на работе.
Гермиона пожала плечами, глядя на воды Луары, и Рон, заглянув ей в лицо, заметил, что взгляд у неё довольно отсутствующий.
- Всё в порядке? – осторожно спросил он.
Она кивнула, но так и не произнесла ни слова. Рон тоже замолчал. Он ещё по школе помнил, что Гермионе нужно время наедине со своими мыслями, когда она уходит в них с головой. Можно, конечно, продолжать дёргать её и задавать вопросы, но это будет её только раздражать. Рон выяснил это опытным путём. Примерно один миллион раз. Теперь-то он поумнел и больше так не делал.
- Единственное, это точно не что-то, из-за чего нам надо срочно вернуться к месье Бертрану? – не выдержал Рон через минуту.
Гермиона покачала головой.
Рон вздохнул. Как же она любила таинственно замолчать в самый интересный момент! И всё же лучше не стоять у неё над душой в такой момент, всё равно не поможет.
Они медленно шли по набережной, прошли мимо кафе, в котором как-то раз выпили какое-то нереальное количество всяких коктейлей, потому что каждый третий коктейль был бесплатным, а у них было такое настроение. Потом они танцевали на улице, вон там, прямо на набережной под фонарём, под музыку, которую никто не слышал, кроме них.
Рон усмехнулся про себя. А вон на той скамейке Гермиона сняла туфли на невысоком каблуке и в отель шла босиком, держа туфли за ремешки, и, глядя на неё, Рон почему-то никак не мог отделаться от ощущения, что они на море. Хотя был, на минуточку, октябрь. Она не простыла только чудом. Наверное, её согревало плескавшееся внутри количество алкоголя, как заметила Джинни, узнав про эту историю.
- Может, присядем ненадолго? – выдернул его из этих приятных воспоминаний голос Гермионы.
- Конечно.
Они сели на ту самую скамейку и стали молча смотреть на другой берег Луары. Как тихо. Как хорошо. Если повернуть голову направо, можно увидеть самую верхушку крыши замка, надо только знать, куда точно смотреть. Рон медленно вдохнул полной грудью и даже прищурился от удовольствия.
С самого первого их посещения Франции он всегда чувствовал себя несколько иначе в этой стране. Может быть, потому что эта страна была другой, чужой, незнакомой, сразу же появлялось то волнующее чувство, с которым вы отправляетесь в путешествие. Наверняка играл свою роль тот факт, что Франция стала первой страной, в которую они поехали на отдых вместе с Гермионой. Была ещё, конечно, Австралия, куда они ездили, чтобы забрать мистера и миссис Грейнджер, но ту поездку счастливой было не назвать даже с очень большой натяжкой. И, разумеется, Париж навсегда останется тем городом, в котором они провели первую ночь вместе, а это, на минуточку, тоже немаловажно.
И, тем не менее, было что-то ещё, Рон не мог бы сказать, что именно. Он как будто был немного другим человеком во Франции. Более спокойным, более уверенным в себе, более раскрепощённым. Он был уверен, что нравится людям здесь, что было довольно странно, потому что дома он, вроде как, был одним из национальных героев, а во Франции он практически никого не знал. И всё же у него было ощущение, что он нравится незнакомым людям. Все здесь улыбались ему так радостно, как будто только и ждали его приезда. Было в самом воздухе Франции что-то такое, чего Рон не мог уловить больше нигде, может, только в их с Гермионой квартире. Какая-то неуловимая магия.
Очень здорово, что их свадьба состоится именно здесь. К тому же, в настоящий момент именно Блуа Рон считал своим любимым французским городом.
Он покосился на Гермиону. Та тоже смотрела на противоположный берег всё с тем же отсутствующим выражением на лице. Рон мимолётно удивился, что, случись такое несколько лет назад накануне их свадьбы, он бы занервничал, задёргался, обязательно решил бы, что Гермиона засомневалась, передумала, пожалела, что ввязалась во всё это. Сейчас же он прекрасно понимал, какая это ерунда – подобные мысли. Он ни секунды не сомневался больше в её любви. На уме у неё явно было что-то другое.
- Рон, ты не сильно расстроился, что у тебя не будет мальчишника? – внезапно спросила Гермиона, и он поперхнулся воздухом.
Вот уж чего он даже предположить не мог, глядя на выражение её лица!
- Совершенно не расстроился, - усмехнулся он. – Вот уж без чего я прекрасно переживу. А что, ты хотела девичник?
- Да нет, не особенно, - покачала головой Гермиона. – Ты знаешь, я люблю всех наших друзей, но в последнее время мне всё больше и больше нравится проводить время в кругу семьи. Ну, знаешь, с Гарри, Джинни и Джеймсом, с Джорджем и Анджелиной, с Биллом и Флёр. И с остальными тоже.
Рон хмыкнул и почувствовал, что внутри разливается приятное тепло. Здорово было слышать, как Гермиона называет его семью своей. Так оно и есть, но слышать всё равно потрясающе.
- А мы и так постоянно с ними видимся, - продолжила Гермиона и пожала плечами. – Можем посидеть в любой момент. Только детей им нужно будет сгрузить твоей маме.
- Мама будет счастлива, в любой момент, - Рон закинул руки за голову. – Ну что, ты готова распрощаться со свободной жизнью и завтра выйти за меня замуж?
- Даже не сомневайся, - по губам Гермионы скользнула быстрая улыбка, черты лица стали мягче. – На самом деле, ничего ведь особо и не изменится.
- Ещё как изменится! – возмутился Рон. – Это станет официальным, как говорится, для третьих лиц.
Гермиона фыркнула.
- А я-то думала, мы женимся для себя, а мы, оказывается, для третьих лиц стараемся. Понятно.
- Ты поняла меня, - отмахнулся Рон, потом прикоснулся к карману, в котором лежала бумажка с недописанной клятвой. – Ты написала клятву?
- Конечно, - кивнула Гермиона. – Ещё давно. А что, ты…
- Нет, я тоже написал, - Рон быстро отдёрнул руку от кармана. – Просто Гарри говорил мне, что в тот момент, когда их нужно будет произносить, всё, что ты написал заранее, вполне может и не пригодиться.
- Да, я припоминаю, Джинни тоже говорила что-то подобное, - Гермиона заметно встревожилась. – Я не очень люблю быть не готовой, как-то мне спокойнее, если…
- Гермиона! – Рон поднял вверх обе ладони и повернулся к ней всем корпусом. – Ты вообще можешь ничего не говорить завтра, если не хочешь. Я всё знаю, я не буду в претензии. Это просто традиция.
- Эта традиция появилась не просто так, - строго сказала Гермиона. – В неё заложено огромное значение.
- Согласен, - быстро сказал Рон. – Но ты не сильно на меня завтра сердись, если моя клятва будет не такой гладкой и красивой, и просто идеальной, как твоя.
- Я такую клятву и не хочу, - засмеялась Гермиона. – Это будет совсем не твой стиль. Я хочу завтра слышать тебя, Рон. Потому что за тебя я выхожу завтра замуж, за настоящего тебя. Просто давай представим, что мы лежим вдвоём в темноте и говорим друг с другом. Хорошо?
- Отлично, - Рон взял её за руку, потом привлёк к себе и поцеловал. – Интересно, ты догадываешься, насколько я сейчас счастлив?
Гермиона улыбнулась, её глаза блестели.
- Думаю, что у меня есть об этом некоторое представление.
Они помолчали, так и сидя, прижавшись друг к другу.
- А о чём ты сейчас думала? – спросил Рон, потому что теперь уже было можно. Гермиона вынырнула и была здесь, с ним.
Она немножко передвинулась и положила голову ему на плечо. Рон покрепче обнял её за плечи, прижался щекой к её непослушным волосам, которые Гермиона грозилась обрезать, наверное, раз в неделю, но он ни за что и никогда бы ей этого не позволил.
- Я просто думала… обо всём.
- Ну да, очень вразумительно, - Рон закатил глаза. – А теперь так, чтобы было понятно.
Гермиона хихикнула.
- Это синдром Гарри, он, похоже, заразный, - сказала она, но голос её звучал скорее весело, чем как-то ещё.
- Ты собралась кого-то спасать? – удивился Рон. – Кого? Месье Бертрана? Да он же наслаждается своей работой! Оставь человека в покое.
На этот раз Гермиона рассмеялась в голос.
- Нет, я про другой синдром, - сказала она. – Помнишь, перед рождением Джеймса Гарри каждый день находил новые поводы для беспокойства и для чувства вины?
- Ну конечно, - отозвался Рон. – Человек он у нас такой.
- Я его сейчас немножко понимаю, - призналась Гермиона. – Не подумай, я страшно счастлива и всё такое, но почему-то, увидев шатёр, всю эту красивую посуду, столы, я начала вспоминать всё самое плохое, самое страшное, что с нами было. Через что мы с тобой прошли, чтобы прийти к этому дню. Ведь чудом же пришли.
- Чудом, - согласился Рон и прижал её к себе так крепко, как только мог, чтобы не сделать ей больно. – Я тоже думаю об этом, почти каждый день. Только я считаю, что это повод для благодарности.
- И я тоже так думаю! – с жаром согласилась Гермиона. – Просто почему-то мне немного грустно, нет… тяжело, вот, да, тяжело сегодня оглядываться назад. Хотя, я благодарна за всё, даже за плохое, если это плохое привело нас в эту точку. Странно, да?
- Гермиона, после всего, что ты пережила, ничего не странно, - тихо сказал Рон. – Чувствуй, что хочешь. Только говори мне об этом. Я хочу знать.
- Ну вот, говорю, - проворчала Гермиона. – Чувствую себя, как последняя дурочка, но говорю.
- Для разнообразия можно и дурочкой, - захохотал Рон, и Гермиона выпрямилась, чтобы ткнуть его кулаком в плечо.
- Вот какая тебе свадьба? – шутливо спросила она. – Какой из тебя муж, если ты совершенно не умеешь быть серьёзным?
- О, я умею, когда это нужно, - возразил всё ещё посмеивающийся Рон. – Я тебе больше скажу, из меня ещё и отец получится огого. Спорим, дети будут меня обожать?
- Ну конечно, ты же будешь им всё разрешать и таскать все эти товары из своего магазина, а я буду строгой мамой, которая всё запрещает и вообще воспитывает, - возмутилась Гермиона. – Но ничего, они вырастут и оценят, кто сделал для них больше, я подожду. И вообще, почему мы говорим о них во множественном числе?
Рон заморгал.
- Ну, потому что я бы хотел больше одного ребёнка, и я тебе об этом много раз говорил.
- До рождения Джеймса я тоже хотела, - вздохнула Гермиона.
- Джеймс классный! – выпалил Рон, изумлённо глядя на неё. – Просто идеальный ребёнок!
- Он абсолютная лапочка, - согласилась Гермиона. – Я люблю его всем сердцем, но я смотрю на Джинни и понимаю, что мне будет сложно столько времени быть просто мамой.
- Ты их главное роди, а сидеть с ними могу и я, - заявил Рон.
- Ох, ну конечно! – Гермиона скептически подняла одну бровь. – Это ты судишь по Джеймсу. Ты можешь поиграть с ним, а потом, когда устанешь или тебе захочется чем-то заняться, ты всегда отдаёшь его родителям и идёшь отдыхать. Со своими детьми так не сработает.
- Спасибо, что сказала, а то я не понимал, - проворчал Рон. – Я вообще-то своих детей намерен любить.
- Я знаю, - Гермиона погладила его по щеке. – Я тоже. Им так повезёт с тобой, ты будешь прекрасным отцом.
- Спасибо, - смутился Рон. – Как и ты. В смысле, не отцом, но тоже прекрасной.
Они помолчали.
- Вообще, неплохо бы иметь детей обоих полов, - заметила Гермиона. – И девочку, и мальчика. Опять же, как у Гарри и Джинни.
- В смысле? – вскинул голову Рон. – Откуда у них…
- Ну, пока у них только Джеймс, - успокоила его Гермиона, - но они же оба уверены, что у них будет дочь из-за той истории с браслетом. Они же её даже видели.
- А, браслет, - припомнил Рон. – Точно. Я и забыл. Но вообще, да, согласен. Дочь и сын. Отлично. Но сначала дочь!
- Заказываешь, как в ресторане, - покачала головой Гермиона. – Как получится уж.
- Это я понимаю, но сначала хочу дочь, - упрямо сказал Рон. – Папину девочку.
Гермиона только молча закатила глаза.
- Сделаю всё возможное. Но, Рон, я не готова рожать детей одного за другим, как твоя мама. Я не говорю, что это плохо, но я просто другая… Я… у меня есть…
- Я знаю! – прервал её Рон. – Я тоже не хочу семерых детей. Мне хватит двоих.
- Хорошо, - с облегчением выдохнула Гермиона. – И ещё, я тут подумала: наверное, я бы хотела родить первого ребёнка уже сейчас, скоро. Чтобы потом понять, насколько мы потянем, пока мы оба молоды.
Рон не сразу смог ответить. Его захлёстывали такие сильные эмоции, что он просто-напросто боялся открыть рот. Они говорили о ребёнке, о конкретном ребёнке, их малыше или малышке, который скоро может у них появиться.
- Мы начнём работать над этим завтра, - пообещал он и откашлялся. – Очень усердно. Можно бы и сегодня, но традиции, чёрт бы их побрал.
Гермиона засмеялась, и они снова уютно замолчали, глядя теперь в безоблачно голубое небо. Идеальный день, идеальнее будет только завтра. Идеальное место. Идеальный человек рядом с ним, думал Рон. Единственный подходящий человек для него.
Ради этого момента действительно стоило пережить всё.
***
25 июня оказалось ещё чудеснее, если это только было возможно. Солнце всё так же светило, небо по-прежнему было голубое, дул приятный лёгкий ветерок. Воздух был пропитан магией.
Рон, как только проснулся, сразу же открыл окно, вдохнул его и почувствовал, как магия наполняет каждую клеточку его тела. Он твёрдо знал, что вечером улучит минутку и закупорит воспоминания об этом дне в колбочку на будущее. Может быть, однажды покажет детям.
- Ну что, готов? – спросил заспанный Гарри, садясь на своей кровати. Эту ночь они проводили в специально снятом номере, чтобы Рон не видел невесту до свадьбы.
- Давно уже готов, - отозвался Рон и прикрыл окно. – Странно, я думал, что буду хотя бы немножко нервничать, но нет, ни капли. Я чувствую только радостное возбуждение.
- Это хорошо, - пробормотал Гарри, обеими руками потерев лицо. – Это потому, что ты написал клятву вовремя, как нормальный человек.
- Ничего я не написал, - Рон махнул рукой.
- В смысле? – Гарри моментально проснулся. – Как это?
- Ну, я написал начало, - Рон наклонился и вынул небрежно исписанную бумажку из кармана валявшихся на полу джинсов. – И чуть-чуть в середине. И пару предложений в заключение. Но это всё какое-то… ненастоящее. Я решил, что прислушаюсь к твоему совету и скажу то, что будет на душе в тот момент.
Гарри заметно встревожился.
- Слушай, Рон, тебе не кажется, что… Нет, идея прекрасная, я ничего не говорю, искренность, она всегда… Просто… А что, если… Я имею в виду, лучше было бы…
- Расслабься, Гарри, - попросил Рон. – Всё будет отлично. Потому что Гермионе это не так важно, ей просто хочется, чтобы я сказал то, что думаю.
- Хорошо, - сдался Гарри, хотя сомнение ещё не до конца ушло из его взгляда. – Надеюсь, что ты прав.
Рон знал, что прав. Он чувствовал себя спокойным и уверенным, как никогда в жизни. В этот день просто не могло случиться что-то плохое, ничто не посмело бы пойти не по плану. А даже если и пойдёт, к чёрту, это будет всего лишь забавно. Ничего глобально плохого всё равно не случится.
Рону не очень хотелось разговаривать, он был полностью поглощён своими эмоциями, и Гарри, видимо, это почувствовал, потому что делал всё молча, обращаясь к Рону только в минуты крайней необходимости.
К половине двенадцатого они уже были в шатре. Пусть рано, но Рону хотелось посмотреть, что же в итоге получилось. Месье Бертран превзошёл сам себя, что тут можно было сказать. Цветы были просто великолепны, как и всё остальное. Рон смотрел, впитывал в себя окружающую его обстановку и остро чувствовал, что такой день в его жизни будет только один раз, сегодня. Он не повторится никогда, лучше запомнить его как можно лучше.
К нему подходили родные и друзья, поздравляли, что-то говорили, он даже что-то отвечал, но на самом деле не особенно вникал. В какой-то момент Гарри стал перехватывать людей, брать беседы на себя, как и положено хорошему шаферу. Рон только смотрел по сторонам и слушал. Наверное, у него был глуповатый вид, потому что один раз он перехватил озадаченный взгляд Билла, который явно пытался привлечь его внимание и спросить, всё ли с ним в порядке. Рон проигнорировал старшего брата. Всё лучше, чем в порядке. Всё отлично. Не отвлекайте, пожалуйста.
- Рон, - шепнул Гарри ему на ухо. – Начинается.
Рон обернулся, увидел ведущего церемонии, того же самого, что женил Гарри и Джинни, кивнул ему и снова уставился на дальний конец шатра, где слегка развевались на ветру откидные дверцы. Скоро, совсем скоро появится Гермиона, и он уже увидит, наконец, это пресловутое платье. В котором она будет выглядеть роскошно, она всегда так выглядит, даже в пижаме и в шерстяных носках, с грязными волосами и красным носом при простуде. Свадебное платье явно не сможет ничего испортить.
- Давай, соберись, - Гарри сжал его плечо. – Ты немного выпадаешь из реальности.
- Нет, я тут, - машинально отозвался Рон и расправил плечи под смокингом. Смокинг был лучшим вариантом, чем парадная мантия, учитывая, что они собирались после церемонии гулять по городу. От магглов-то была защищена только площадка, на которой стоял шатёр.
Откуда-то издалека полилась прекрасная музыка, она становилась всё громче и громче, и вот в конце шатра показалась Флёр, которая за руку вела Мари-Виктуар и Доминик, одетых в прелестные розовые платья. Девочки улыбались, крутя головами из стороны в сторону, не забывая при этом грациозными взмахами ручек разбрасывать белые лепестки роз из корзинки, висевшей на руке Флёр. Рон машинально отметил, как волосы Тедди, сидевшего в первом ряду, при виде Мари-Виктуар стали ярко-розовыми, и усмехнулся про себя.
За Флёр в шатре появилась Анджелина, за ней Полумна и, наконец, Джинни. Рон улыбался в ответ на их улыбки, а сам с нетерпением ждал. И ждал. И ждал.
Гермиона вошла под руку с отцом, очень скромно, очень тихо. Если бы не музыка и не тот факт, что все гости поднялись на ноги, ничто не сказало бы о появлении в шатре невесты. Рон впился взглядом в её пока ещё далёкую фигурку, попытался рассмотреть лицо, но густая вуаль всё равно скрывала её черты. Тогда он обратил всё своё внимание на платье. Оно было гораздо более пышным чем то, что выбрала Джинни в своё время. Гермиона в нём была чем-то немного похожа на аппетитное пирожное. Рону платье понравилось с первого взгляда, потому что Гермиона никогда не надевала ничего подобного. Оно выгодно выделялось и как нельзя лучше подходило для такого особенного дня.
Когда Гермиона и мистер Грейнджер подошли совсем близко, Рон, напрягая зрение, смог-таки разглядеть сквозь вуаль её улыбающиеся блестящие глаза. Зревший в его груди с самого утра пузырёк чистой радости с тихим шипением лопнул, и вся радость хлынула в организм Рона, не сдерживаемая ничем, кроме остатков здравого смысла. Броситься танцевать джигу прямо сейчас, наверное, было бы не слишком уместно.
Дальнейшее Рон фиксировал плохо, но он смотрел во все глаза, чтобы возвращаться в этот день снова и снова, поэтому не слишком переживал. Он просто жил моментом.
- А теперь пришло время клятв! – торжественно объявил ведущий, и Рон осознал, что все взгляды устремлены на них с Гермионой. Так и было с самого начала, но, по крайней мере, им не нужно было до этого так уж много говорить.
Он уже осторожно откинул вуаль с лица Гермионы, увидел её сияющие глаза совсем близко, поэтому не боялся совершенно ничего. Даже свадебной клятвы, произнесённой перед всеми гостями.
Гермиона начала первая. В отличие от Рона, пальцы у неё слегка тряслись, когда она брала крохотный свиток из рук Джинни.
- Рон, - тихо сказала Гермиона, и Рон снова перестал фиксировать окружающую действительность. – Я даже не знаю, как выразить всё то, что я сейчас чувствую. И всегда чувствовала.
Она опустила глаза, пробежала взглядом по исписанному мелкими буквами пергаменту, кивнула сама себе и снова подняла голову. Её карие радужки практически полностью пропали из-за расширившихся зрачков, и Рон мог бы поклясться, что его собственные голубые глаза сейчас потемнели.
- Я никогда не думала, что мне так повезёт, - сказала Гермиона очень тихо, хотя её, наверняка, всё равно было слышно в каждом уголке шатра, уж такие мелочи месье Бертран продумал, как пить дать. – Я довольно рано поняла, что великие истории любви, о которых я читала в книгах, не производят на меня должного впечатления. Я не могла оценить этой глупой романтики, этой ненужной драмы, ничего подобного. Я всегда была для этого слишком рациональной. Боюсь, с возрастом это только прогрессирует.
Из зала послышались тихие смешки.
- Я даже засомневалась в какой-то момент: а найду ли я свою любовь, такую же, как в книгах? Может быть, это немного самонадеянно с моей стороны, но я больше боялась не того, что никто не полюбит меня, я опасалась, смогу ли я полюбить всем сердцем, всей душой? Смогу ли почувствовать нечто подобное к другому человеку?
Рон смотрел на неё во все глаза. Он всё это знал, пусть не всё она говорила вслух, но он знал. Слышать же… Это было чем-то совсем иным.
- Даже когда я уже поняла, что испытываю к тебе чувства, выходящие за рамки дружбы, даже тогда я всё время отдавала себе отчёт, что это не то, не так, как в книгах. Я не могла себе представить, как мы с тобой сидим на какой-нибудь крыше, держимся за руки и смотрим на звёзды, а ты читаешь мне стихи. Мне казалось это смешным, нелепым, глупым. Я не хотела этого даже с тобой. И я сомневалась. Я думала: «А что, если это не любовь? Что, если мы просто лучшие друзья, которые обратились друг к другу за новыми эмоциями?»
Рон не удивился. Он действительно всё это знал.
- Но сейчас… - голос Гермионы пресёкся, и Рон обнаружил, что она плачет. – Сейчас я понимаю, что мне досталось что-то лучшее, гораздо более прекрасное, чем всё, о чём я читала. Рон, ты всегда был моим лучшим другом. Ты заставил меня поверить, что все мои странности, все мои тараканы – это что-то забавное, но не самое важное. Ты увидел во мне что-то, чего я сама никак не могла рассмотреть. Ты был рядом со мной в самые сложные моменты моей жизни, ты был рядом всегда… ВСЕГДА, Рон. Даже когда тебя не было рядом физически, ты постоянно был со мной. Я это знаю, ты это знаешь.
Гермиона обеими руками вытерла мокрые щёки и рассмеялась. Рон улыбнулся в ответ, хотя ему тоже больше хотелось заплакать от избытка чувств.
- Романтика, интриги, цветочки, стихи и звёзды – это, наверное, хорошо, я ничего не хочу сказать, - с усилием продолжила Гермиона. – Но для меня всё это так маловажно. Я всегда хотела чего-то спокойного и ровного, надёжного и нерушимого. Когда два человека доверяют друг другу, заключают негласный договор всегда поддерживать друг друга и просто быть рядом, несмотря ни на что. Принимать интересы партнёра близко к сердцу. Знаешь, чтобы не гадать: «А что он имел в виду? Может, он обиделся?» Нет, я так не хотела. Мне было важно, чтобы мы могли откровенно говорить друг с другом обо всём. И мы можем, Рон. Есть вещи, которые, я думала, я не скажу никому и никогда. Я говорила их тебе, и это было невероятно. И это чувство, нет, это знание… Что ты будешь рядом со мной до конца… Оно даёт мне такую уверенность, такой покой, такое счастье… Рон, я люблю тебя больше, чем это вообще возможно для меня как для человека. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал и продолжаешь делать. Я всегда буду любить тебя так же, как в эту минуту, и я не представляю себе более прекрасного будущего.
Гермиона перевела дыхание и замолчала. Рон уже пару минут чувствовал, как у него горят щёки. Не от смущения, нет, от гордости и распирающей рёбра радости. Даже привычная удивлённая мысль («Неужели она может любить меня так сильно?») не появилась. Она была не настоящей, потому что, на самом деле, он не сомневался, просто какой-то обязательной, что ли. Сейчас её не было.
- Рональд? – обратился к нему ведущий.
- Так, ну, здесь все свои, - начал Рон, нервно теребя в пальцах небольшой свиток пергамента (полупустой), перевязанный красной ленточкой, который подал ему Гарри, - поэтому вы знаете, что я не очень хорош в… произнесении больших речей. Да любых, если честно. Гермиона, ты знаешь это лучше всех.
Гермиона улыбнулась, протянула руку и погладила его по запястью.
- Я обратился за помощью к шаферу, как полагается, и Гарри посоветовал мне быть честным, говорить то, что я чувствую, и забыть на время обо всех людях, кроме тебя, Гермиона. Это хороший совет, я сам однажды дал ему примерно такой же.
Рон развернул пергамент, глянул в него, но скорее для проформы, потом сделал глубокий вдох и полностью повернулся к Гермионе. Пару секунд он молча смотрел на неё, и черты его лица постепенно бессознательно расслаблялись, а в глазах всё отчётливее появлялась улыбка.
- Я сидел вчера вечером и пытался найти, вспомнить тот момент, когда моя жизнь пошла по-другому, когда началась эта большая игра, - заговорил он. – И я его нашёл. Это случилось, когда ты вошла к нам с Гарри в купе на первом курсе в поисках Тревора.
Рон глянул на гостей, нашёл глазами Невилла и поднял вверх сжатый кулак. Невилл в ответ одними губами прошептал: «Йес!»
- Я, конечно, тогда не влюбился в тебя до смерти, - с улыбкой в голосе продолжил Рон, снова глядя на Гермиону. – Что я почувствовал сразу, так это раздражение. Но какая разница, если это и был тот поворотный момент в моей жизни? Игра началась, и она не обещала быть лёгкой, я тогда даже не знал, что играю в неё. Не подозревал, как необходимо мне победить в ней. Итак, я впервые увидел тебя. После этого было… Мы прошли через всякое, и этого всякого было так много, и хорошего, но и, к сожалению, плохого… Мы были детьми, и… Знаешь, как говорят, чувства должны пройти проверку жизнью? Так вот, наши проверку прошли практически всем, а… Дети не должны проходить через такое. Ты говорила вчера о прошлом, и я так много думал об этом. О вине, о том, от чего мы никогда не сможем избавиться.
Рон снова набрал полную грудь воздуха.
- Я имею в виду войну. Это неправильно, когда ты понимаешь, что любишь кого-то больше жизни в тот момент, когда твой любимый человек находится на грани гибели, когда ты осознаешь, что ещё секунда – и ты можешь потерять его навсегда. Никто в мире не должен проходить через такое. Ни в чьем детстве не должно быть войны. Это просто неправильно, это ужасно и несправедливо. Но это уже случилось в нашем прошлом, и мы будем помнить об этом до конца наших жизней, мы можем только научиться жить с этим.
Он опустил голову, пытаясь обуздать обуревавшие его чувства. Гермиона взяла его за руку. Рон посмотрел на неё и снова увидел слёзы в её глазах.
- Это всё имеет отношение к сегодняшнему дню, - заверил её он. – Я просто не могу сказать всё правильно, но вчера мы с тобой обсуждали...
- Ты говоришь замечательно, - тихо сказала Гермиона. – Я знаю, что ты имеешь в виду.
- Когда я думал об этом всём вчера, - Рон заговорил медленнее и тише, - когда вспоминал, сколько раз мы были на волосок от гибели, я или ты, у меня всё время в голове крутилось, что я выцарапал своё счастье. И почему-то эта фраза казалась мне неправильной. Потом я подумал, что вот он я. Мне 25 лет. Я совладелец успешного магазина. У меня большая дружная семья, у меня лучшие друзья на всём свете, и я женюсь на девушке, которая… Ну, которая просто любовь всей моей жизни. Разве это правильно – говорить, что я выцарапал или заслужил счастье? Я долго не мог подобрать слова, чтобы они ощущались, как нужно, а потом…
Рон сжал ладони Гермионы.
- Всё, через что мы прошли, вело меня к этому моменту. Мне всего 25, и дальше тоже будет всякое, я знаю, это не конец. Это ещё только начало, несмотря на всё, что остается у нас за плечами. И, тем не менее, сегодня я смотрю на тебя и понимаю, что люблю тебя и всегда буду любить, Гермиона. Так что я…
Он запнулся на секунду, потом продолжил так тихо, что, наверное, не все гости его расслышали. Но это и было не для них, это было только для Гермионы.
- Я выиграл свою жизнь.
Он произнёс эту фразу и почувствовал, что да, это то самое, ещё прежде, чем заметил, что у Гермионы перехватило дыхание. Если бы ему пришлось объяснять, что он имеет в виду, он бы, пожалуй, не смог, но на каком-то интуитивном уровне он просто знал, что это значит. И, похоже, знала Гермиона.
- Всё, я победил, - повторил Рон и пожал плечами. – Дальше можно просто жить и наслаждаться.
Гермиона счастливо рассмеялась и кивнула, и Рону захотелось поцеловать её прямо сейчас, не дожидаясь разрешения ведущего.
- Гермиона Джин Грейнджер, берёте ли Вы Рональда Биллиуса Уизли в законные мужья? – совершенно бессмысленно спросил ведущий.
- Беру, - торжественно сказала Гермиона и сжала пальцы Рона.
- Рональд Биллиус Уизли, берёте ли Вы Гермиону Джин Грейнджер в законные жёны?
- Беру, - сказал Рон, потом не удержался и добавил: - В любые беру, лишь бы в жёны.
Гости рассмеялись, Гермиона тоже улыбнулась, и Рону снова показалось, что они отрываются от земли, как в тот момент, когда он сделал ей предложение. Он отпустил одну ладонь Гермионы и нащупал в кармане брюк делюминатор. Может быть, ему это только показалось, но приборчик дрожал, как от едва сдерживаемого возбуждения. Наверное, Дамблдор смотрел на них в этот момент и улыбался в густую белоснежную бороду, старый интриган.
- Тогда я объявляю вас мужем и женой! – громко объявил ведущий. – Можете поцеловать невесту.
Под гром аплодисментов Рон наклонился и со всей возможной нежностью прикоснулся к губам Гермионы. Для страсти наступит своё время, сейчас его переполняли совсем другие чувства.
***
Первый танец никогда не был для них предметом для споров. Песня подошла идеально, выдумывать что-то и репетировать оба не хотели. Просто стоять, крепко обнявшись, смотреть друг другу в глаза, покачиваться в такт музыке, без слов говорить, как они любят друг друга… Разве нужно что-то ещё?
«You held my heart in your hand
While it was still beating.
I hope you understand
That this is the way it’s meant to be.
‘Cause we’ve got nothing to prove
We’ve got nothing to lose
This is where we belong.
So take a look around,
It’s so magnificent,
This love of ours,
It’s something brilliant,
So close your eyes again
And hope the fireworks never end» (3)
В какой-то момент Гермиона пальцем постучала по плечу Рона, и он вопросительно глянул на неё. Гермиона взглядом указала ему на что-то по левую сторону от себя, и Рон, максимально осторожно, чтобы не привлечь лишнего внимания, тоже посмотрел туда.
На самом краю танцпола, практически полностью скрытые огромной вазой с цветами, танцевали Симон и Габриэль. На лицах обоих было практически одинаковое обалдевшее выражение, только у неё от счастья, а у него – от неверия. Рон слегка повернул голову и заметил Гарри и Джинни, которые делали вид, что танцуют, а сами, как два коршуна, следили за Симоном, за каждым его движением, за малейшими изменениями в его лице. Рон их прекрасно понимал, он тоже переживал, просто сейчас он был несколько занят.
- Надеюсь, они пришли к какому-то взаимопониманию, - шепнула Гермиона. – Это было бы прекрасным знаком, как считаешь?
- О да, прекрасным, - отозвался Рон, и в этот же самый момент Симон резко отпустил Габриэль и сделал шаг назад. Что-то сказал, решительно покачал головой.
Габриэль вспыхнула, потом явно разозлилась, вскинула голову, прищурила глаза. Симон продолжал говорить, но её лицо всё каменело и каменело, принимало холодное, даже жесткое выражение. В конце концов, она подняла руку, прервав его на полуслове, сказала что-то в ответ, а потом повернулась и вылетела из шатра, взметнув подолом серебристого платься.
- Мммм… - пробормотал Рон. – Или же это всё вообще не знак и не имеет к нам никакого отношения.
- Что же он такое ей сказал? – пробормотала Гермиона. – У Габриэль было такое лицо, как будто она, наконец, перестала биться лбом в каменную стену. Я боюсь, что он…
Рон внезапно словно поймал вдохновение, он просто знал, что нужно делать. К тому же, песня закончилась и их с Гермионой танец, получается, тоже.
- Я сейчас вернусь, - сказал он Гермионе, быстро поцеловал её, а потом решительно направился к Симону, так и стоявшему на том самом месте, где Габриэль покинула его.
Краем глаза Рон заметил, что наперерез ему уже спешит Флёр, но Гермиона – умница! – вовремя перехватила её.
- Симон! – позвал Рон, и тот вскинул голову. Чёрные бездонные глаза были похожи на два пустых колодца.
Таким они не видели его уже давно, и на долю секунды Рон заколебался. А стоит ли сейчас лезть к нему, стоит ли бередить в его душе страшные воспоминания?
- Мои поздравления! – Симон попытался изобразить радость, но это у него не получилось, да Рон ничего подобного и не ждал.
- Спасибо, - ответил он и, отбросив сомнения, приступил к делу. – Сегодня самый счастливый день в моей жизни, потому я женился на девушке, которую люблю и которая любит меня. Это огромная редкость, ты знаешь?
- О да, я знаю, - пробормотал Симон, и огромная ваза с цветами слегка задрожала, как будто где-то далеко начиналось землетрясение.
Рон непроизвольно глянул на крышу шатра и понадеялся, что месье Бертран отвечал так же и за надёжность всех установок.
- Очень глупо было бы упустить что-то подобное, - продолжал Рон, - из-за своего собственного упрямства, не находишь?
Симон молчал. Ваза тряслась.
- В прошлом было так много плохого, - тихо добавил Рон. – И так и останется, навсегда уже, ничего с ним не сделаешь. Но будущее-то можно изменить. Оно ещё не наступило, оно в наших руках, мы его немного контролируем. Не совершай ошибки, пожалуйста. Позволь Габриэль тоже принимать решения за себя. Ты, главное, прими своё раз и навсегда. И не бойся.
Симон по-прежнему молчал. Не ругался, уже неплохо, но и не отвечал. Рон вздохнул и похлопал его по плечу. Что ж, он сделал всё, что мог. Может, это были не те слова, неправильные, но он говорил от сердца. Может быть, Симона спасти уже нельзя. Потому что ты не можешь спасти того, кто сам этого не хочет, хоть в лепёшку расшибись. Но Рон хотя бы попытался.
А теперь он вернётся к своей невесте… нет, к своей жене, и они начнут первый день замужней жизни в кругу родных и друзей, они будут наслаждаться каждой секундой этой жизни, будут благодарны судьбе, несмотря ни на что. Потому что они выбрали свет и счастье. Потому что они так решили.
- Рон! – шёпотом воскликнула Гермиона, когда он подошёл к ней, и махнула рукой ему за спину.
Рон обернулся. Огромная ваза с цветами качнулась особенно сильно и упала набок. По шатру пронёсся лёгкий, но вполне ощутимый порыв ветра. Симон вздрогнул всем телом, потом поднял голову, и Рон пожалел, что тот стоит к ним спиной, что они не могут видеть его лица.
Гермиона схватила Рона за руку и затаила дыхание. Не от страха, нет, от волнения и надежды.
Многие в шатре замерли в этот момент. Рон взглянул на Флёр и обнаружил, что она беззвучно шепчет что-то одними губами.
Побледневший Гарри смотрел в спину Симона с таким напряжением, как будто пытался сдвинуть того с места силой мысли.
- Иди! – прошептала Гермиона. – Ну, иди же!
Как будто услышав её, Симон неуверенно сделал один шаг к выходу. Остановился, будто налетел на невидимую стену. Поднял руку и провёл ладонью по лицу. Сделал ещё один шаг с таким трудом, как если бы в лицо ему дул штормовой ветер. Шаг. Ещё шаг. Два шага подряд.
Рон и Гермиона посмотрели друг на друга, перевели взгляды обратно на Симона. Гарри и Джинни подошли к ним, и все вчетвером они замерли, мысленно подталкивая Симона, давая ему советы, надеясь и боясь надеяться.
Ветер стих так же неожиданно, как и появился. Плечи Симона поднялись и опали, как будто он тяжело вздохнул, приняв для себя какое-то окончательное решение.
Сердце Рона ухнуло куда-то вниз. Он сказал недостаточно. Он не смог донести свою мысль нужными словами. Не нужно было ему вообще лезть. С чего он взял, что у него что-то получится? В конце концов…
И в этот момент, не оборачиваясь, не колеблясь больше ни секунды, Симон откинул в сторону летающую дверцу шатра и твёрдым шагов вышел прочь.
Навстречу солнечному свету.
(1) Это реальное вино из реального места, моё любимое =) Вино известно довольно давно, за ним в книге «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» посылает Гастон Орлеанский, дядя короля, который как раз жил в королевском замке Блуа. Когда-то давно, ещё не зная этого факта, я была в самом Вувре, даже, кажется, спускалась в винные погреба, но тогда ещё вино казалось мне невкусным, и я мало что помню)
(2) Такое шоу на фасаде замка тоже реально существует, но, учитывая, что Рон с Гермионой должны были приехать в Блуа в конце сентября – начале октября, его уже не могли показывать. Оно идёт, кажется, до середины сентября. И я представления не имею, шло ли оно в 2004 году.
(3) Это песня Magnificent одной из моих самых любимых групп всех времён и народов – Hurts. Рон и Гермиона никак не могли под неё танцевать в 2005 году, потому что она вышла только в 2017. Но я всегда думала о них, когда слышала текст. Поэтому пусть будет так. Гарри и Джинни тоже танцевали под ещё не вышедшую песню)
ДжорджИюль 2007 года
“Fix You” Coldplay – включите в начале.
- А что, если добавить сюда экстракт из корня болиголова? – задумчиво спросил Фред, опасно низко склонившись над пробиркой, в которой тихо пузырилась ярко-бирюзовая жидкость.
Наблюдавший за ним Джордж открыл было рот, чтобы попросить брата быть осторожнее, но в последний момент передумал и только устало потёр рукой лоб.
- Ты уже предлагал это в прошлый раз, - вместо этого напомнил он.
- Да? – Фред выпрямился и обернулся к нему, на его лице был написан живейший интерес. – И что произошло?
- Пробирка разлетелась ко всем чертям, - Джордж слегка ухмыльнулся. – Ты очень ругался.
- Это я мог, - Фред улыбнулся по-настоящему, широко и радостно. – Ну чего ты вечно такой кислый, Джордж? Каждый раз, как ни зайду, ты всегда сидишь с таким лицом, будто кто-то насыпал тебе в пижаму пузырчатый порошок, а тебе ничем нельзя выдать своих страданий.
Джордж молчал. Он отвечал на этот вопрос уже несколько десятков раз, но легче всё равно никогда не становилось.
- Что случилось? – тихо и уже куда серьёзнее спросил Фред, подошёл и присел на край стола, внимательнее рассматривая брата. – Скажи мне.
Джордж усилием воли подавил желание протянуть руку и сжать предплечье Фреда, хотя бы рукав его шикарного пиджака, хотя бы просто потрогать, только прикоснуться, убедиться… А вдруг… Вдруг реальность – это здесь, а тот, другой мир, ему только приснился? Что, если всё наоборот? Но позволить себе такого нельзя, иначе потом пробуждение будет ужасным. Джордж знал наверняка. Пробовал.
- Скажи мне, - повторил Фред с нажимом, и их взгляды встретились.
- Ты умер, - едва шевеля губами, произнёс Джордж и откинулся на спинку кресла.
Фред не шевелился, только продолжал внимательно и чуть встревоженно вглядываться в лицо своего близнеца. Потом встал, обошёл стол и положил тёплую ладонь Джорджу на плечо. Джордж закрыл глаза.
- Тебе просто приснился плохой сон, - тихо и очень убедительно сказал Фред. – Я здесь, рядом, живой и здоровый. Ничего плохого не случилось, Джордж.
Джордж молчал. Каждый раз, каждый несчастный раз, когда такое происходило, он мечтал, чтобы время остановилось, чтобы он остался в этом кабинете, в том, первом, который уничтожил старый взрыв, наедине с Фредом. Навсегда. И каждый раз ему становилось стыдно за своё эгоистичное желание.
И каждый раз он знал, что это сон. Даже во сне он отдавал себе отчёт о реальности. Где-то он читал, что нужно делать, чтобы понять, что спишь. Якобы во сне ты не можешь читать, не чувствуешь боли… Ему это никогда не было нужно: если Фред рядом – это сон.
- Мне нужно идти, Фред, - прошептал Джордж и, не сдержавшись, быстро накрыл своей рукой ладонь брата.
- Куда? – тихо спросил Фред. – Куда тебе нужно идти?
Джордж открыл глаза в тот момент, когда его губы ещё шевелились.
- Жить дальше, - прошептал он в полумрак рассветной комнаты, не успев остановиться, и рядом с ним тут же зашевелилась Анджелина.
Джордж почувствовал прикосновение к плечу, такое же тёплое, такое же живое, как и несколько секунд назад. За тем крохотным исключением, что это всё-таки было настоящим.
- Снова? – шёпотом спросила Анджелина, и Джордж кивнул. Она и так знала ответ, ей не нужно было его слышать.
Анджелина провела тёплым пальцем по его щеке.
- Ты плачешь, - сказала она. – Джордж…
- Ничего, - пробормотал он. – Это ничего. Пусть. Давай поспим ещё, у нас есть пара часов.
Джордж повернулся на бок, подложил ладонь под мокрую щёку и стал смотреть на пробивающуюся сквозь занавески тонкую полоску слабого света.
Он знал, что ни один из них больше не уснёт, но и не произнесёт ни слова. Так всегда случалось в те ночи, когда между ними лежал Фред.
***
Обычно настолько плохо бывало где-то за неделю до 2 мая. И пару дней после. Потом как будто немного отпускало, непонятно, почему, на самом деле. Потому что Фреда как не было, так и не было, несмотря на даты. Джордж ни у кого не спрашивал, чувствуют ли они что-то подобное, но лично для него годовщина смерти брата имела какой-то особый ужасающий смысл.
В этом году она уже два месяца, как прошла, а непонятная тревога, ужас, растерянность и всепоглощающая тоска всё не отступали.
Как тогда, в первые страшные месяцы.
Казалось бы, чего теперь уже бояться? Самое страшное уже всё равно случилось.
Джордж устало потёр лицо руками. Он сидел за своим столом, прямо как во вчерашнем сне, только Фред не ходил по кабинету, не брал в руки полуготовые изобретения, не давал советов, не спорил, что он жив, что всё это просто ночной кошмар. Кошмар, это точно, только наяву. За стенкой в своём кабинете сидел Рон. Тоже брат, но другой. Джордж был счастлив, что Рон согласился вступить в партнёрство, тут ничего не скажешь, но чего бы он только ни отдал, чтобы за стенкой сидел Фред. Да и стенки-то тогда никакой и не было бы.
Наверное, тогда, девять лет назад, все были правы: ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужна была помощь. Она всё ещё ему нужна. Но с такой же отчётливостью Джордж понимал, что не пойдёт её просить. Он не мог. Иначе придётся говорить о Фреде, а это было невозможно. Стоит ему только сказать кому-то о своих снах, и его начнут убеждать избавиться от них. А это всё, что у него осталось.
Они начались не сразу, такие сны.
Джордж плохо помнил, что было в самом начале. Тишина. Пустота. Одиночество. Постоянное ощущение нехватки воздуха. Всё время это чудовищное чувство неполноты, неполноценности, как будто он пытался раз за разом опереться на ампутированную ногу и падал, падал, падал в оглушающую черноту… Ему ничего не снилось, он просто проваливался в неё, а потом выныривал снова, такой же уставший, всё в таком же ужасе.
Единственное, что он запомнил отчётливо – это похудевшее и осунувшееся лицо Перси в криво сидящих старых роговых очках. Перси был с ним рядом каждую секунду, Перси спал на полу их… его комнаты. Перси следовал за ним по пятам, делая вид, что это просто совпадение, и так получается, что им постоянно нужно в одну и ту же комнату. Перси, выламывающий дверь в ванную комнату, когда Джордж разбил зеркало, не в силах больше выносить вида собственного лица. Перси, Перси, Перси, вечно Перси. А должен был быть Фред, Фред, Фред. Всегда должен был быть он.
Все кругом думали, что Перси просто отчаянно боится за младшего брата, как бы тот чего с собой не сделал, но Джордж прекрасно знал, что дело не только в этом. Перси сам сказал ему об этом как-то в Рождество, когда хлебнул слишком много пунша. Он много всего сказал тогда, его странный, не понятый никем из семьи, занудный, вредный и противный старший брат. Единственный, кто подумал о том, что Джордж никогда в жизни не оставался один. Что ему нужно натыкаться взглядом на чьё-то лицо, когда он оборачивается. Что ему нужно видеть кого-то, когда он просыпается. Перси знал, что его лицо будет приводить Джорджа в ярость, что, возможно, потом Джордж больше не захочет его видеть (а так и случилось и до сих пор не прошло окончательно), но он был к этому готов. Этим он надеялся хоть чуть-чуть искупить всё плохое, что он сделал им с Фредом. Слова Перси, Джордж это не сам придумал.
Но, во-первых, ничего плохого он им лично не делал. Ну, орал постоянно в школе, но на них все ругались, они и внимания не обращали. Им даже нравилось бесить брата-ботаника. А, во-вторых, Перси нашёл в себе силы признать свою неправоту, прийти назад и извиниться. Они с Фредом оценили этот его поступок, достойно уважения. Нечего ему было так уж искупать, но всё же он чувствовал свою вину ни за что. Может, за потерянное время.
Джордж просто не мог признать право кого-нибудь другого на чувство вины, потому что оно целиком и полностью принадлежало ему одному. Это он оставил своего близнеца одного. Это он не прикрывал ему спину. Это он не уберёг его от опасности. Не закрыл от смерти собственным телом, как мантией-невидимкой Третьего брата. Это он жил дальше, как если бы ничего не произошло. Это он влюбился в девушку брата, как если бы только и ждал, чтобы Фред куда-то подевался, и Анджелина досталась ему, Джорджу. Это он жил смеялся, смотрел в будущее, работал и принимал решения по поводу магазина, это он качал на руках племянников, он ходил в бар с Ли, он посещал матчи по квиддичу и иногда, забывшись, даже кричал вместе со всеми, подбадривая команду, за которую болел. Это он делал всё, чего не мог сделать Фред. Это он делал то, на что не имел никакого права.
Вначале он осекался, стоило ему принять участие в общем разговоре. Грыз себя за жалкое подобие улыбки. Из-за того, что посмел наслаждаться вкусной едой. Что посмотрел на безоблачное небо и порадовался тёплой погоде.
Потом в его жизни появилась Анджелина. И всё стало гораздо хуже.
Анджелина была частью его мира с одиннадцати лет, с тех самых пор, как Распределяющая шляпа уверенно отправила их с Фредом в Гриффиндор, и они уселись на скамейку напротив девочки, длинные тёмные волосы которой были заплетены в десятки тонких косичек. Они тогда перезнакомились со всеми в поле зрения, в том числе и с Анджелиной, пока Перси не шикнул на них с таким видом, словно у него из ушей сейчас пар повалит.
Анджелина была не робкого десятка, и частенько принимала участие в их проделках. Она была своей в доску, отличным другом, хотя и не таким, как Гермиона для Гарри и Рона. Фред и Джордж всё-таки всегда были особняком. Зачем искать себе друзей, если твой лучший друг всегда с тобой, с самого рождения? Но Анджелина была той постоянной в их жизни, о которой особенно не задумываешься, потому что, зачем? Она же рядом, никуда не собирается, будет здесь и завтра, и послезавтра, и всегда. Крутая девчонка, свой парень, отличный друг.
Пока Фред не заявил, что это его будущая жена.
Он это довольно рано сказал, ещё тогда, когда они почти и не начали обсуждать девчонок. Джордж немного опешил, потому что обычно они всё делали вместе, а тут Фред как будто шагнул на следующую ступеньку, не дождавшись брата. Он уже нашёл себе будущую жену, тогда как Джордж вообще не слишком-то задумывался о том, чтобы обзавестись девушкой. И да, возможно, если бы ему дали время подумать, выбрать, то он с таким же успехом выбрал бы ту же Анджелину. Но ему выбора не дали, Фред просто решил считать её своей, вот так запросто, в порядке вещей, как что-то, не стоящее обсуждения.
До этих его слов Джордж и не собирался приударять за Анджелиной, но из чувства близнецовости он, разумеется, тоже к ней присмотрелся внимательнее. Всё такая же крутая, свой парень, но теперь было что-то ещё, чего не было ещё пять минут назад до слов Фреда. Теперь Анджелина в глазах Джорджа стала чем-то, чем он не мог обладать наравне с братом и поэтому иррационально хотел этого больше всего на свете.
Разумеется, он ни разу не произнёс этого вслух. Фред успел первым, всё было по-честному. Если бы ситуация была противоположной, то брат точно так же принял бы его выбор, отошёл бы в сторону, Джордж в этом нисколько не сомневался. Единственное, была крохотная вероятность, что Фред о его чувствах просто не догадывался.
Да и были ли они тогда, эти чувства?
Теперь, оглядываясь назад, Джордж приходил к выводу, что их не было. Вернее, он всегда любил Анджелину, но как друга, как сестру, может быть, как чуть повзрослевшую Джинни. Если бы Фред не назвал её своей будущей женой…
Джорджа всегда убивала эта неопределённость. Любит ли он Анджелину по-настоящему, или пытается следовать плану брата-близнеца, который тот уже не сможет выполнить сам? Не пытается ли он, так сказать, жить за двоих? А то и просто проживать чужую жизнь?
Нет, он, конечно, не справедлив. Нельзя отрицать, что Анджелина – самый близкий ему человек в настоящий момент, он любит её. Любит. И она любит его. Именно его, не Фреда. Джорджа. Она ни разу не назвала его именем брата, как мама, например. Она знает, что он не Фред. Всё, что она делает и говорит, предназначается ему, Джорджу. Он не сомневается в этом.
Практически совсем.
Джордж со стоном опустил голову на руки.
Почему? Почему в этом году так трудно? Девять лет прошло, разве не должно уже горе немного притупиться? Где это пресловутое время, которое лечит? Когда уже его лекарство начнёт действовать?
В глубине души он знал ответ. Он стучал в его голове с каждым ударом сердца. Ни. Ког. Да. Не. Ста. Нет. Лег. Че. Ни. Ког. Да.
Наверное, нужно с кем-то поговорить.
Но, если честно, не пойдёт же он в Мунго, не признается в своей проблеме. Не будет такого.
«Здравствуйте. Мой брат-близнец погиб девять лет назад, но я никак не могу с этим смириться. Не могу представить, что он лежит где-то под землёй, что его действительно больше нет. О, да, совсем забыл упомянуть, что почему-то с годами мне делается только хуже. Наверное, это как-то неправильно, но я точно не знаю. Ха-ха. Что вы можете прописать от этого? Забвение? Ох, какая прекрасная идея! И поговорить? Уже хуже. Нет, не обсуждал и не планирую. Потому что не могу, что за вопрос. Если я начну говорить, это станет реальным. Я не уверен, что смогу вынести то чувство, что иногда поднимается внутри. Оно похоже на… шаг вниз с обрыва. Я знаю, что не смогу этого отменить, не смогу шагнуть назад. Ах, что вы? Нужно шагнуть, вы считаете? Правда? Спасибо за совет, до свидания».
К чему ходить к кому-то, если Джордж точно знал, как будет развиваться этот разговор?
Однажды к нему нерешительно приблизился Сайпрес, попытался завести разговор о Фреде (которого, на минуточку, он совсем не знал, как и Джорджа), но Джордж пресёк это на корню. Глупо сравнивать боль от потерь. У Сайпреса своё, у него – совсем другое. Джордж старался не обесценивать чужих жертв, чужой боли, но потерять близнеца – это всё-таки другое, что-то совсем на другом уровне.
Мама с папой потеряли сына. Билл, Чарли и Перси – младшего брата. Рон и Джинни – старшего. Им всем больно. Но только Джордж потерял и брата, и половину себя. Они не могли его понять, как бы ни старались. Их боль была другой. Они могли с ней жить. Они могли её выражать.
Он не мог.
И всегда оставался невыясненный вопрос с Анджелиной.
- Ты домой-то, говорю, идёшь?
Джордж вздрогнул и уставился немного расфокусированным взглядом на прислонившегося к косяку его кабинета Рона.
- А, да, конечно, - Джордж неосознанно стал перекладывать какие-то бумаги на своём столе, стараясь изо всех сил сделать вид, что просто с головой погрузился в рабочие дела, ничего больше. Но провести Рона, кажется, не удалось. С появлением Роуз его инстинкты обострились до невозможности, он настолько привык угадывать настроения дочери по выражению её лица, что теперь с такой же лёгкостью проделывал это и с другими. А пару месяцев назад, когда сияющая Гермиона объявила, что снова беременна, Джордж понял, что теперь проницательность Рона увеличится вдвое. В каком-то смысле было бы проще, если бы они работали пусть и вместе, но в разных местах.
- Всё в порядке? – уточнил Рон, так и не пошевелившийся, хотя они сегодня и правда уже засиделись.
- Ну конечно! – Джордж сверкнул фальшивой улыбкой, на которую Рон не ответил, даже наоборот прищурился. – Ты-то что здесь делаешь? Роуз там уже, наверное, устроила Гермионе сладкую жизнь. Как же, папочка не пришёл поцеловать её на ночь.
Вот теперь Рон слегка расслабился, как всегда, при одном только звуке имени дочери. Это была не первая племянница Джорджа, разумеется, он уже наблюдал, как отцовство поменяло Билла и Перси, как материнство кардинально изменило Джинни, но никто не удивил его так, как Рон.
Да, был момент, если верить Биллу, в который Рон будто бы стал другим человеком, но Джорджу трудно было оценить это: в отличие от Билла он увидел Рона только в день Битвы за Хогвартс, а при том пресловутом изменении в «Ракушке» не присутствовал. Ну, а тот день, День Победы, изменил всех.
С тех пор внутреннее напряжение в младшем брате обычно пряталось где-то на заднем плане, но никогда не уходило насовсем. Сначала жизнь продолжала преподносить сюрпризы, потом – привычка, но после рождения Роуз Рон как будто расправил плечи. Для него началась новая жизнь, более свободная, как бы абсурдно это ни звучало. В такие моменты, когда Джордж видел, как разглаживаются сосредоточенные морщины на лбу брата, он позволял себе задумываться, что чувствовал бы сам по отношению к собственному ребёнку.
Помог бы ребёнок и ему? Но можно ли возлагать на ребёнка ответственность по спасению отца, который не мог помочь себе сам? Не осмеливался попросить помощи?
- Джордж?
- М? – Джордж встал из-за стола, рассеянно оглядывая кабинет. – Я закончил, Рон. Всех дел всё равно не переделаешь.
- Ты что, не слышал, что я спросил? – морщины вернулись, Рон выглядел по-настоящему озабоченным, и Джордж выругался про себя. Ну, что он опять прослушал?
- Прости, я просто… этот контракт, он меня с ума сведёт. Ну, сколько можно, в самом деле? Ты можешь себе представить, что они вернулись с седьмой редакцией?
- Да, кошмар, - откликнулся Рон, но Джордж видел, что провести брата снова не удалось. – Но я не только про сегодня. Ты уже несколько недель сам не свой.
- Ерунда! – Джордж захлопнул за собой дверь магазина и взмахнул палочкой, запирая его на ночь. – Вечно ты выдумываешь что-то, чего на самом деле…
- Это все заметили, не только я, - пожал плечами Рон. – Я просто чаще всех тебя вижу.
Джордж заставил себя недоверчиво хмыкнуть и состроить недоумевающую гримасу.
- Не понимаю, о чём ты. Всё со мной в порядке.
Он покосился на младшего брата, для чего пришлось немного повернуть голову назад и вверх. Рон шагал, закусив нижнюю губу и явно о чём-то раздумывая.
- Тебя мама подослала со мной поговорить? – догадался Джордж.
- Мама? Нет, - Рон покачал головой. – Если честно, то Анджелина.
- Андже… - Джордж оборвал удивлённое восклицание. Значит, всё-таки и её он не обманул. Ну что ж, неудивительно.
- Она тоже считает, что с тобой что-то происходит, что тебя что-то беспокоит, но ты не хочешь с ней это обсуждать, - быстро проговорил Рон. – Вот она и подумала, что, может, со мной поделишься.
Джордж промолчал. Ни с кем он не собирался делиться. Девять лет прошло, у всех теперь своя жизнь, ни к чему ворошить прошлое. Все нашли в себе силы оправиться и пойти дальше, даже Сайпрес, а уж он-то как боролся со своими чувствами к Габриэль, и то Флёр недавно намекала, что дело у них движется чуть ли не к свадьбе. Свадьба… Может, ему нужно жениться на Анджелине? Может, это всех так беспокоит?
И снова эти сомнения: нужно жениться? А хочет ли он? А если хочет, то потому что любит её? Как они могут думать о семье, если он до сих пор не может понять, не является ли для неё просто клоном собственного близнеца? И не старается ли он сам изо всех сил прожить не свою жизнь, настоящую, а Фреда – несостоявшуюся?
- Мне кажется, вы преувеличиваете, - осторожно сказал Джордж. – Да, у меня бывают периоды, в которые мне… хуже. Но они проходят. Это нормально, Рон.
- Я знаю, что это нормально, - брат явно выделил слово «знаю». – Думаешь, у меня их не бывает? И я знаю, что у тебя по-другому, но, Джордж…
- Девять лет прошло, должно стать лучше, - перебил его Джордж. – Только вот не становится. И я не думаю, что когда-нибудь станет. Так что просто смиритесь, что будут такие периоды в моей жизни.
- Анджелина говорит, этот период тянется с самой годовщины смерти Фреда, - просто сказал Рон. – И что раньше такого, вроде, не было.
На это Джордж вообще не стал отвечать. В груди поднималось глухое раздражение на Анджелину. Какое право она имеет обсуждать его с его же собственными родственниками? Она не на том же положении, что Гермиона, Флёр или Одри, она не является частью их семьи официально.
Джорджу тут же стало стыдно за такие мысли. Если она и не связана с ним официальными узами, это совсем не значит, что она не имеет права на чувства и переживания. За него, между прочим.
- У вас вообще всё в порядке? – неуверенно спросил Рон.
- В каком смысле? – вопрос прозвучал чуть резче, чем хотелось бы.
- Ну, вы уже восемь лет живёте вместе, вы, вроде как, семья, - выговорил Рон. – Но почему-то вы не обсуждаете того, что вас волнует, друг с другом. Я не представляю себе, чтобы я не мог чего-то рассказать Гермионе, и она бы пошла просить Гарри поговорить со мной, потому что вдруг я ему расскажу.
- Все отношения разные, братишка, - машинально отозвался Джордж. – Главное, чтобы нас они устраивали.
Хотя, неприятно слышать, конечно. Да, Джордж знал, что может быть и по-другому, он видел это каждый день в семьях своих братьев и сестры. А вот у него иначе, потому что… ну, потому что он другой. И Анджелина тоже.
Рон облизал губы, потом остановился, поколебался немного, но всё-таки выдавил:
- Знаешь, мне не кажется, что Анджелину всё устраивает. Просто она любит тебя и не хочет…
- Это тоже она попросила тебя передать? – взвился Джордж.
- Нет, - тихо ответил Рон. – Нет, конечно. Это мои собственные наблюдения. И немножко Гермионины.
Джордж заставил себя сосчитать до пяти, потом повернулся к младшему брату и медленно, раздельно, чуть ли не по слогам произнёс:
- Спасибо за заботу. Но я со своей жизнью как-нибудь сам разберусь. А с нашими отношениями – вдвоём с Анджелиной. Ладно?
Рон посмотрел на него долгим и невыразимо грустным взглядом.
- Просто неприятно смотреть, как ты собственными руками лишаешь себя шанса на счастливую жизнь. Вот и всё.
Джордж крутанулся на месте и трансгрессировал домой. Одно дело, когда ему осторожно давали советы или задавали вопросы, другое – когда вот так, как Рон сейчас. Как будто Джордж упивается своими страданиями. Как будто не хочет перестать чувствовать то, что чувствует. Не мечтает больше всего на свете однажды проснуться нормальным. Но ведь этого никогда не будет, потому что это невозможно.
К тому же, что Рон может понимать во всём этом, он никогда не воровал девушку погибшего брата-близнеца. Не жил его жизнью.
- Джордж? – Анджелина выглянула из кухни, со слегка встревоженным выражением лица.
Обычно они не трансгрессировали сразу в квартиру, по старой привычке заходили через дверь.
- Привет! – улыбнулся Джордж. – О, новая причёска?
Анджелина прикоснулась левой ладонью к коротким, чуть ниже подбородка, прямым иссиня-чёрным волосам. С косичками она распрощалась сразу после Битвы за Хогвартс, Джордж никогда не спрашивал, почему. Стиль афро ему нравился, Анджелина выглядела с ним очень естественно, но она всегда жаловалась, что волосы требуют сложного ухода. А несколько лет назад она открыла для себя какое-то там выпрямление, и с тех пор Джордж не видел ни косичек, ни кудряшек. В душе он скучал по старой Анджелине, но ничего не говорил.
- Да, захотелось убрать длину, - Анджелина улыбнулась ему смущённой и робко-кокетливой улыбкой. – Тебе нравится?
- Мне всё в тебе нравится, - сказал Джордж.
«Верни косички. Стань снова той девочкой, которую мы знали в школе. Не меняйся».
Улыбка Анджелина исчезла, а потом и сама она скрылась в кухне. Джордж пожал плечами и отправился мыть руки. Такие перепады настроения у неё бывали, и он даже пытался выяснить, чем они вызваны. Но ответа не получил ни разу, поэтому скоро перестал спрашивать.
Ну что ж, не один он в этой семье умел замалчивать проблемы. Подумал – и вздрогнул. Подумав о семье сейчас, он имел в виду не огромный клан Уизли, а Анджелину. Только Анджелину. Кажется, впервые. Это всё Рон с его речами.
- Что у нас на ужин сегодня? – потирая руки, спросил Джордж, входя в кухню и выбрасывая из головы непрошенные мысли.
Подошёл и чмокнул Анджелину в щёку. Она никак не отреагировала.
- Паста болоньезе, - без эмоций откликнулась Анджелина, даже не повернув головы в его сторону.
Джордж почувствовал глухое раздражение, но попытался подавить его.
- Всё в порядке? – устало спросил он.
Выслушать её. Надо выслушать.
Анджелина сняла с плиты большую сковородку, разложила пасту по двум тарелкам, поставила одну перед Джорджем, потом села за стол напротив него, сжала пальцами края своей тарелки и, наконец, подняла на него глаза.
- Нет.
Джордж кивнул.
- Что не так? Что случилось?
- Поешь сначала, остынет, - проговорила Анджелина, хотя сама даже вилку не взяла.
- Как я могу есть, пока не выяснил, что у тебя случилось? – спросил Джордж и сам внутренне поморщился от какой-то непонятной фальши.
Анджелина закатила глаза, и сейчас он практически не нашёл в себе сил, чтобы обвинить её в чём-то.
- У меня ничего не случилось, - сказала Анджелина. – Всё по-старому. Ну, кроме причёски, волосы захотелось обрезать.
- Новую жизнь собираешься начать? – пошутил Джордж и сразу же почему-то осёкся.
Она не улыбнулась. Не вздохнула с раздражением. Вообще ничего не сделала, только грустно смотрела ему в лицо.
Джордж почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз. Она же не собирается…
- Вообще-то да, Джордж, - тихо сказала Анджелина. – Кажется, время пришло.
- Для чего? – пересохшими губами спросил Джордж и закашлялся. В горле тоже была пустыня. Он сделал большой глоток красного вина из бокала, который Анджелина налила заранее. Значит, планировала этот разговор.
- Я больше не могу… - голос Анджелины пресёкся, и она на секунду закрыла лицо руками. – Нет, плакать я не буду.
Джордж прирос к своему стулу. Она уходит от него. Уходит. Насовсем. Единственный человек, который держит его на плаву, не позволяет соскользнуть в эту страшную чёрную пропасть. Она уйдёт. И он останется один.
- Я люблю тебя, Джордж, - Анджелина расправила плечи. – Ты это знаешь. Но, очевидно, ты не испытываешь ко мне тех же чувств. Это не твоя вина, ты же не можешь заставить себя. Просто я все эти годы надеялась, что ты сможешь… полюбить меня. Потом думала, что мне достаточно того, что есть, но… но мне этого мало, Джордж.
- Ты с ума сошла? – севшим голосом спросил Джордж. – Конечно, я люблю тебя!
На задворках сознания мелькнули старые сомнения, которые ломились в его голову какой-то час назад, но он только отмахнулся от них. Конечно, он любит Анджелину. Он всегда её любил. Ему никогда даже не нравилась никакая другая девчонка. А вот как раз Фреду…
- Я знаю, - Анджелина улыбнулась ему сквозь слёзы. – Но это не та любовь, Джордж.
- Та самая, - Джордж потянулся к её руке, но Анджелина откинулась на спинку стула. – Брось, ну что ты начинаешь? Какая ещё не такая любовь может быть? Я ни разу не дал тебе ни одного повода в чём-то меня заподозрить, я бываю только…
- Господи, Джордж, ну при чём же здесь это? – Анджелина всплеснула руками. – Я ни в чём тебя не подозреваю, я просто…
И тут Джордж почувствовал, что все накопившиеся в душе за эти недели эмоции, вырываются наружу. Удержать их он не нашёл в себе сил.
- У меня нет ни времени, ни сил, ни желания выслушивать твои идиотские соображения! – выкрикнул он. Анджелина отшатнулась, в её глазах промелькнуло ужасное выражение, но Джордж уже не мог остановиться. – У нас всё нормально, но нет, тебе вечно нужно выдумать проблемы, где их нет, чтобы потом…
- У нас есть проблема, и ты прекрасно знаешь, какая! – закричала Анджелина и ладонями вытерла мокрые щёки.
- Нет, я не знаю! Скажи мне!
- Джордж, не прикидывайся дураком, я не буду говорить, потому что…
- Нет, давай, произнеси его имя! Что тебе мешает?
- Потому что проблема…
- Фред – это проблема? Ну, скажи это! Фред – проблема! Смотри, легко получается. Мой брат-близнец, который умудрился влюбиться в тебя первым. А потом взял и умер. А мы остались. Он – проблема?
- Я никогда в жизни не скажу ничего подобного! – закричала Анджелина и зарыдала уже по-настоящему. – А ты… Тебя я сейчас просто ненавижу!
- Не сейчас, а всегда! – Джордж вскочил из-за стола, стул упал, но он не обратил на это никакого внимания. – Ты всегда ненавидела меня за то, что я не он, просто признай это! И не надо сейчас делать вид, что ты бросаешь меня по какой-то другой причине! Ты просто поняла, что я никогда не стану Фредом!
- Я ухожу от тебя, потому что ты не можешь бросить привычку жить его жизнью, - Анджелина наоборот успокоилась. – Я ухожу, потому что не могу больше видеть, как ты пытаешься притворяться им. Фреда больше нет. Но и тебя уже нет, Джордж. Ты потерял себя и даже не пытаешься найти снова. Я хотела помочь тебе, о боже, Джордж, как сильно я хотела этого! Но это и моя жизнь, и она происходит сейчас. Я хочу прожить её счастливо, насколько это возможно, даже если и не с тобой. Я не могу больше быть для тебя той Анджелиной, которую ты себе представляешь. Я не хочу видеть, как ты постепенно растворяешься в воспоминаниях. Я хочу идти вперёд, я хочу детей, Джордж. Я хочу, чтобы они росли в здоровой семье. Поэтому я ухожу.
Она вышла из кухни, а Джордж так и остался стоять рядом с упавшим стулом, чувствуя, как грудь сдавливает всё сильнее и сильнее. Он больше не злился. Она права. Она ведь во всём права. Но она ему уже не поверит. И уйдёт.
Паника начала подниматься откуда-то из бёдер. Подсекала их, мешала стоять прямо. Джордж боролся с желанием ворваться в спальню и броситься на колени перед Анджелиной, умолять её не оставлять его.
Останавливали только её слова.
Это её жизнь. Он не имеет никакого права просить её пожертвовать ей ради него. Он должен разобраться в себе. Должен что-то сделать. Как-то ей объяснить. Заставить её поверить.
Пытался ли он быть для неё Фредом все эти годы? Намеренно – нет. Но что, если это происходило случайно, из-за его неуверенности в её чувствах? И в своих…
С другой стороны, был бы он сейчас в таком ужасе, если бы не любил её?
Возможно. Остаться одному для него сейчас…
Нет. Не одному. Именно без Анджелины. Страшно представить, как она будет искать это своё «счастье». Как родит детей другому мужчине. Который не будет вести себя как самый последний негодяй. Который сможет дать почувствовать любимой женщине, насколько она любима.
- Анджелина! – заорал Джордж и бросился в спальню.
Он застал её сидящей на кровати перед уже собранным чемоданом. Значит, точно не прямо сейчас решила, готовилась заранее…
- Анджелина, не уходи! – Джордж на колени не упал, просто встал перед ней и умоляюще сложил перед собой руки. – Пожалуйста, дай нам ещё один шанс! Я… я готов меняться… Я знаю, тебе не нравится, что я не говорю… не делюсь с тобой. И не слушаю тебя.
- Я понимаю, как для тебя это тяжело, но… - начала было Анджелина, но Джорджа прорвало. Если не сейчас, то когда?
- Я не могу простить себе, что остался жив. Я не могу простить, что влюбился в тебя. Я не могу простить себе, что оставил его одного. Я не могу простить себе, что радуюсь чему-то, когда он не может. Я не могу выносить, что его нет. Я не могу жить без него. Я не могу разобраться, любишь ли ты меня? Или ты видишь его, когда смотришь на меня? А я? Не делаю ли я то, что сделал бы он? И прекратится ли это хоть когда-нибудь? Хоть одну чёртову минуту, когда-нибудь буду ли я… просто почувствовать… что я…
Джордж всё-таки упал на колени, но не перед Анджелиной, а сотрясаясь в рыданиях.
Такого с ним не было с того лета после Битвы за Хогвартс. Он не допускал. Переключался. Сдерживался. Боялся как раз чего-то подобного, боялся упасть в пропасть.
А теперь взял и упал. Нет, даже шагнул. Ради неё, ради Анджелины. Потому что ещё страшнее, чем шагнуть самому было бы смотреть, как она шагнёт за порог с этим своим нелепым чемоданом.
- Прости… я… - попытался выдавить Джордж, не в силах даже нормально вдохнуть, но тут Анджелина опустилась на пол рядом с ним и крепко прижала его к себе.
Так крепко, что дышать стало ещё сложнее, зато он больше не чувствовал, что сейчас разлетится на кусочки. Её руки, её губы и эти новые короткие волосы были единственным, ради чего Джордж мог постараться собрать себя назад.
Себя самого. Одного. Только себя.
Не Джорджа и Фреда, а просто Джорджа.
Который имеет право на жизнь. И даже на счастье.
Хотя, Фред и никогда не уйдёт насовсем. Никогда.
- Я бы тоже хотел ребёнка, - всё ещё прерывающимся голосом шепнул Джордж на ухо Анджелине. – Знаешь, в чём проблема с племянниками? Их потом приходится отдавать.
Анджелина всхлипнула у него на плече и прижалась к нему сильнее.
Джордж медленно выдохнул. Кажется, она передумала уходить.
Он осторожно отстранился.
- Ты простишь меня? – спросил он, и Анджелина улыбнулась ему такой сияющей улыбкой, что у него дыхание перехватило.
- Мне нечего прощать тебе, я просто счастлива, что ты наконец-то смог довериться мне, открыться, - сказала Анджелина.
- Но ты больше не бросаешь меня? – уточнил Джордж, не обращая внимания на то, как жалко это может прозвучать.
- Я остаюсь, - Анджелина засмеялась и шмыргнула носом. – Я и не хотела никуда уходить, Джордж. Я ведь правда люблю тебя, ты знаешь?
- Я знаю, - Джордж, кажется, впервые в жизни действительно это знал. – И я люблю тебя. И я хочу, чтобы мы поженились.
Анджелина изумлённо моргнула. Джордж и сам чувствовал себя ошарашенным, но она должна стать частью семьи. Она – его семья, но ему хотелось, чтобы это было официально. Для всех. Сам же сегодня в разговоре с Роном почувствовал, как это неправильно – держать её в стороне, в подвешенном состоянии.
- Если ты тоже хочешь, конечно, - неловко добавил он.
- Очень хочу, Джордж, - Анджелина улыбнулась сквозь слёзы, - но предлагаю не совершать никаких поспешных…
- Это для тебя поспешно? – перебил Джордж. – Восемь лет!
- Это поспешно прямо сейчас, - покачала головой Анджелина. – Нам обоим нужно успокоиться. О многом поговорить.
- Да, но моё желание от этого не изменится, - упёрся Джордж.
- Как и моё, - в Анджелине на миг промелькнула капитан команды по квиддичу, и Джордж впервые не ощутил никакой вины за то, что любил её ещё тогда. Или не любил, но что-то явно испытывал.
Его любовь к Анджелине ни коим образом не оскорбляла его любовь к Фреду. И не подменяла её.
Он всегда это знал. В глубине души.
- Я сделаю, как ты хочешь, - сказал Джордж и поцеловал Анджелину. Губы у неё были солёные от слёз, но и у него наверняка не лучше.
- Спасибо, - Анджелина погладила его по щеке.
- Ну, ты только сильно не затягивай, потому что я до этого момента не осознавал, как сильно хочу ребёнка, - не удержался Джордж. – Желательно, завтра.
- Завтра не обещаю, - рассмеялась Анджелина, ногой отпихивая чемодан подальше к стене. – Но попробовать можно. Хоть сегодня. Хоть сейчас.
- Надо было, конечно, сначала поесть, - улыбнулся Джордж, поднимаясь с пола. – Я же не знал, какая серьёзная работа мне предстоит.
- Как же я люблю, когда ты шутишь, - покачала головой Анджелина с мечтательной улыбкой.
И, хотя Джорджу было очень приятно это слышать, в данный момент он совсем не был настроен шутить.
Он наконец-то научился любить их обоих и не чувствовать вину за это.
И, пусть в каком-то смысле это и было грустно, но почему-то Джордж знал, что Фред больше никогда не будет лежать в постели между ним и Анджелиной.
Может быть, он никогда не почувствует себя нормальным, но счастливым почувствует. В конце концов, что вообще такое счастье? У каждого оно своё.
- Джордж, ты там заснул? – позвала Анджелина. – Такими темпами ты ещё долго не получишь никакого ребёнка.
- Я когда-нибудь говорил тебе, что и сам обожаю, когда шутишь ты? – с улыбкой спросил Джордж.
А потом, хотя бы на эту ночь, позволил себе быть счастливым.
