Глава Глава 1Алина Сорокина сидела за столом, заваленным чертежами и образцами потёртой штукатурки. Весь день она провела в сыром подвале старинной усадьбы XVIII века, восстанавливая фрагменты лепнины, которые время превратило в крошащуюся пыль. Она жутко устала, но ещё необходимо было завершить некоторые дела в офисе. Зевая от усталости, она машинально перебирала в голове список дел: завтра - чертить эскизы для дубовых панелей, послезавтра - искать пигменты для фресок…
Её размышления прервал стук в дверь её кабинета. Она даже не подняла головы — привычным жестом поправила очки в тонкой металлической оправе и крикнула: «Входите!». На пороге замерла секретарша Марина, держа в руках конверт из плотной, почти пергаментной бумаги.
— Вам письмо, Алина Сергеевна. Лично в руки, - Сообщила она, с интересом поглядывая на конверт.
— От кого? — наконец оторвавшись от плана реконструкции усадьбы, Алина протянула руку.
— Не знаю, - Пожала плечами секретарша. – На конверте указана только фамилия – Воронцов А.В.
- Это ещё кто такой? – Пробормотала себе под нос Алина, взяв конверт в руки. – Спасибо, Марина.
Конверт из плотной желтоватой бумаги пахнул пылью и чем-то горьким, как полынь. Алина повертела его в руках, ощутив под пальцами шероховатую фактуру, словно он был выдернут из страниц старинной книги. На лицевой стороне чернел адрес её фирмы и её инициалы, выведенные неровным почерком, будто писали в спешке. Обратную сторону украшала восковая печать с витиеватыми буквами «Л.Д.», напоминавшими узор с потрескавшейся фрески — такие Алина видела в заброшенных церквях. Отправителем письма являлся некий Воронцов А.В.
«Реставратора вызывали?» — усмехнулась она, проводя пальцем по восковому слепку. Но внутри, под слоем профессионального цинизма, ёкнуло: ей почему-то показалось, что это не обычный заказ. Так пахнет история. Алина снова усмехнулась, поднеся конверт к свету: сквозь бумагу угадывался силуэт ключа или цветка — она не могла понять.
Интересно, что внутри? Она аккуратно разорвала край конверта. Бумага расступилась с тихим шелестом, и в воздухе запахло миндалём — сладковатым и ядовитым. Сердце её тревожно затрепетало, будто предупреждая: «Не всё, что блестит - золото».
Внутри конверта обнаружились письмо и фотография. Алина с интересом рассмотрела изображенную на фото старинную усадьбу, утопающую в зарослях дикого винограда. При усадьбе имелся сад, огромный и запущенный. Она развернула письмо, и, нахмурившись, прочитала:
«Уважаемая Алина Сергеевна! Приглашаю Вас принять участие в проекте по реставрации объекта— усадьбы «Летейский Дом» (XIX в., Архангельская область).
Основанием для выбора Вашей кандидатуры для меня стал Ваш подтверждённый опыт в восстановлении исторических интерьеров (в том числе проект «Усадьба Белых»), а также рекомендации от профессора И.В. Морозова (НИИ Реставрации).
Особенности проекта: полная свобода творческого подхода при условии сохранения аутентичности; нестандартные задачи, включая работу с редкими материалами и скрытыми архитектурными элементами.
Для обсуждения деталей приглашаю Вас на личную встречу в ресторане «Старый двор» завтра в семь вечера. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество.
С уважением, основатель фонда «Возрождение наследия», Воронцов Артём Витальевич».
Алина перечитала письмо несколько раз, вновь и вновь вглядываясь в фотографию. «Хм… Что-то я ни разу о такой усадьбе не слышала», — задумчиво пробормотала она, проводя пальцем по краю снимка. В голове всплывали десятки объектов, над которыми она работала: дворцы, церкви, особняки… Но «Летейский Дом» будто выпал из истории. Ни упоминаний в учебниках, ни статей в журналах. «Странно. Такая архитектура — неоклассика с элементами готики — должна была попасть в каталоги» - размышляла Алина.
Вздохнув, она открыла ноутбук вбила в поиск – фонд «Возрождение наследия». Первая же ссылка выдала статью: «Бизнесмен Артём Воронцов инвестирует в историю: зачем миллионеру спасать усадьбы?». Фотография мужчины в строгом костюме, с проседью в тёмных волосах и пронзительным взглядом. Возраст — около сорока. Состояние — оценивается в $700 млн. Основной бизнес — логистика и IT.
— Интересно, что ему от меня нужно? — пробормотала Алина, листая страницу фонда. Проекты — реставрация церкви в глухой деревне, музей в заброшенной фабрике… Ничего громкого. И ни слова о «Летейском Доме», упомянутом в письме.
Вздохнув, Алина устало перевела взгляд на окно, за которым лил осенний дождь. «Скучные квартиры, бесконечные договоры… А тут — целый дом-загадка. И кто знает, может, именно я верну ему голос…Ну что ж, завтра всё и узнаю».
***
Ресторан оказался тем самым местом, куда обычные смертные попадали разве что по наследству. Алина, в своём единственном деловом костюме цвета хаки и с потрёпанным портфелем, чувствовала себя тут чужой. Её проводили в VIP-зону, где за столом у окна сидел мужчина.
Артём Воронцов поднялся ей навстречу — высокий, в идеально сидящем тёмно-сером костюме, с лицом, словно сошедшим с обложки Forbes. Его пронзительные глаза оценивающе скользнули по Алине, но в них не было высокомерия. Скорее — любопытство.
— Спасибо, что пришли, Алина Сергеевна. Прошу, садитесь.
Он говорил мягко, но в каждом слове чувствовалась сталь. Алина кивнула, стараясь не пялиться на его руки — длинные пальцы, свободные от колец, перебирали страницы досье. Её досье.
— Вы удивитесь, но я следил за вашей работой, — начал он, отодвигая в сторону бокал с вином. — Реставрация усадьбы Трубецких, проект часовни в Калязине… Вы не боитесь браться за безнадёжные случаи. И умеете находить красоту в руинах.
— Это моя работа, —Алина сдержанно улыбнулась, отмечая про себя, как неестественно звучит слово «работа» из уст человека, который, судя по статьям, покупает яхты между делом.
— Нет. Это ваша страсть. — Он откинулся на спинку стула. — Именно поэтому я хочу, чтобы вы восстановили Летейский Дом.
— Летейский Дом? — Алина нахмурилась. — Никогда не слышала.
— Неудивительно. Он… забыт. — Артём протянул Алине папку с фотографиями: треснувшие фрески, заросший сад, полуразрушенная оранжерея. — Усадьба XIX века. Принадлежала Софье Голицыной — ботанику, которая исчезла при загадочных обстоятельствах. Мои предки тоже были связаны с усадьбой…
Алина взяла снимки. На одном из них, в углу библиотеки, виднелась фреска с женщиной в платье XIX века, держащей в руках странный цветок с прозрачными лепестками. Пальцы Алины слегка дрожали — от волнения или от странной энергии, исходившей от Артёма Воронцова – она понять не могла.
— Вы сказали, ваши предки были связаны с усадьбой. Это семейное поместье? – Немного помолчав, наконец произнесла она, подняв на Артёма вопросительный взгляд.
Артём отложил вилку, словно вопрос застал его врасплох, на секунду его маска идеального бизнесмена словно дала трещину.
— Да. Летейский Дом… перешёл к нашей семье в конце XIX века. — Он провёл рукой по краю стола, будто стирая невидимую пыль. — Мой предок, купец первой гильдии, выкупил его после исчезновения Софьи Голицыной.
— Выкупил? — Алина нахмурилась. — А её наследники?
— Наследников не было. — Он потянулся за бокалом, отчего-то избегая её взгляда. — Софья была одинока. Увлечена наукой, а не семьёй. Если верить документам, она сама передала усадьбу моему предку в счёт долгов.
— Долгов? – Алина расширила глаза.
— Эксперименты стоили дорого. Стекло для лаборатории, инструменты, редкие семена… — Артём усмехнулся. — Мой предок верил в её идеи, он считал, что она изменит медицину. Но после её исчезновения всё забросили.
Алина почувствовала, как в её груди зашевелился червячок сомнения.
— И теперь вы, как владелец, решили реабилитировать её наследие? – Она снова нахмурилась, чуть подавшись вперёд и глядя на Артёма пронзительным взглядом.
Он наклонился вперёд, ей навстречу, и его глаза внезапно стали острыми, как скальпель.
— Я владелец не только по документам. Это моя история. Мои предки десятилетиями хранили эту усадьбу, даже когда она начала превращаться в руины. Не продали, не разобрали на кирпичи. — Он понизил голос. — Возможно, из чувства вины.
— Вины? - Едва слышно переспросила Алина, окончательно запутавшись.
Артём откинулся на спинку стула, снова отгораживаясь холодной вежливостью.
— Догадки. Старые письма прадеда с намёками на «неоплаченный долг». Но это неважно. Важно то, что сейчас у меня есть ресурсы, чтобы вернуть этому месту жизнь. И я выбираю вас, потому что… — он замолчал, подбирая слова, — …потому что вы не станете приукрашивать прошлое. Даже если оно будет вас пугать.
Алина провела пальцем по краю фотографии. Женщина с цветком будто ждала ответа.
— А что, если я найду что-то, что вам не понравится? Например, доказательства, что ваш прапрадед украл усадьбу?
Артём замер. На его лице промелькнуло что-то вроде боли, но он тут же скрыл это лёгкой улыбкой.
— Тогда мы опубликуем это первыми. История должна быть честной, даже если это… неудобно. — Он тяжело вздохнул. — Решайтесь, Алина Сергеевна. Дом ждёт.
— Почему я? У вас наверняка очередь из именитых архитекторов…
— Именитые архитекторы хотят сделать из усадьбы диснейленд для богатых туристов. А я хочу, чтобы она ожила. Как при Софье. — Он прищурился. — Ваше резюме говорит, что вы не только архитектор, но и историк. Вы копаете глубже.
— А вы хотите докопаться до её тайны? — Алина положила фотографии на стол. — Или это PR-ход для вашего фонда?
Артём рассмеялся — сухим, но искренним смехом.
— Прямолинейность. Мне нравится. — Он внезапно стал серьёзен. — Летейский Дом — семейное дело. Я не собираюсь делать из него аттракцион. Дом должен говорить голосом тех, кто в нём жил.
Он произнёс это так, будто цитировал меморандум фонда, но Алина поймала тень сомнения в его голосе.
— Почему именно сейчас?
— Потому что руины не вечны. Через пять лет от фресок останется пыль. — Он встал. — Итак, вы согласны?
Алина посмотрела на фото. Женщина с цветком будто смотрела на неё через века.
— Мне нужны детали. Бюджет, сроки…
— Карт-бланш. Срок — год. Бюджет — без ограничений. — Артём протянул руку. — Остальное обсудим завтра.
Алина медленно пожала его ладонь. Кожа была тёплой, на запястье Артёма мелькнул шрам — тонкая белая линия, словно от ножа.
—И, Алина Сергеевна… — он обернулся в дверях, — не ищите о Летейском Доме в сети. Всё, что там есть — сплетни. Правду можно найти только там.
***
Лекционный зал пах старыми книгами и кофе из автомата в коридоре. Леонид Марков сидел в последнем ряду, втиснувшись между студентом в растянутом свитере и пожилой дамой с блокнотом, исписанным каракулями. На сцене, под потрескивающим проектором, Артём Воронцов жестикулировал, рассказывая о «возрождении исторической памяти». Его голос звучал гладко, как заученный доклад.
— ...И потому я верю, что каждый кирпич, каждый потёртый пол — это голос предков. Мы должны не просто сохранять, но слышать их.
Леонид фыркнул. Студент рядом обернулся, но Леонид сделал вид, что чихает. «Голос предков» — отлично звучит для брошюры фонда. Но когда этот человек в костюме за бешеные деньги говорил о «духовных ценностях», его глаза оставались холодными. Деловыми.
Воронцов закончил речь и улыбнулся залу — безупречно, как актёр в рекламе зубной пасты.
— Вопросы есть?
Леонид поднял руку раньше, чем осознал это.
— Леонид Марков, кафедра истории науки. Вы упомянули усадьбу Летейский Дом. Известно, что её последняя владелица, Софья Голицына, исчезла при загадочных обстоятельствах. Не планируете ли вы раскрыть, например, тёмные секреты, связанные с её смертью?
Зал замер. Дама с блокнотом ахнула. Воронцов не моргнул.
— Интересный вопрос. — Он медленно прошёлся вдоль сцены, будто выигрывая время. — Софья Голицына… была выдающимся учёным. Её работы по ботанике, увы, забыты. Но именно поэтому мы восстанавливаем усадьбу — чтобы вернуть её имя истории.
Уклончиво. Гладко. Но Леонид поймал мгновенный блеск в его глазах после фразы «тёмные секреты».
— Спасибо, что не даёте истории засохнуть в архивах, — Леонид улыбнулся, вкладывая в слова лёд.
После лекции он собирал папки, когда к его столику неожиданно подошёл человек в чёрном пиджаке — помощник Воронцова.
— Господин Марков? Артём Витальевич хотел бы поговорить. В кафе через дорогу.
«Кафе» оказалось местом, где латте стоил как дневная ставка Леонида в университете. Артём Воронцов сидел у окна, листая что-то на планшете. При приближении Леонида он встал — неожиданно для человека его статуса.
— Леонид… Можно так? — Он пожал ему руку. Ладонь была сухой, хватка — твёрдой. — Спасибо, что остались.
— Спасибо за приглашение. — Леонид сел, пряча дрожь в пальцах под столом.
Артём заказал два эспрессо, даже не спросив. Видимо, привык решать за других.
— Вы изучаете Голицыну. — Это был не вопрос. — Почему?
— Она изменила представление о нейропластике растений в XIX веке. Но все её работы уничтожили как «ересь», - Ответил Леонид, чуть прищурив взгляд.
— Ересь? — Артём приподнял бровь.
— Она верила, что растения могут влиять на разум. Современники сочли это безумием. — Леонид достал телефон, чтобы показать сканы дневников, но Артём остановил его жестом.
— Я знаю. — Он отхлебнул кофе. — Мой прадед финансировал её исследования.
Леонид замер. В зале Артём говорил о «возвращении имени», но не упомянул, что его семья причастна.
— Почему вы не…
— Почему не рассказал? — Он улыбнулся, наконец искренне. — Потому что не хочу, чтобы Летейский Дом стал цирком для конспирологов. Я хочу понять, кем она была. И для этого мне нужен эксперт.
Он выложил на стол конверт. Внутри — фотографии усадебной библиотеки, где виднелись полки с книгами, обложки которых Леонид узнал по архивным описям.
— Это её личные дневники. Не расшифрованные.
Сердце Леонида ёкнуло. Он потянулся к снимкам, но Воронцов прикрыл их ладонью.
— Работа консультанта. Поможете восстановить лабораторию и перевести записи.
— Лабораторию? — Выдавил из себя Леонид. — Вы знаете, где она?
— Нет. Но вы найдёте. — Он откинулся на спинку стула. — Я читал вашу статью о лабораториях XIX века. Вы писали, что их часто прятали в…
— …в дренажных тоннелях или под садами, — закончил Леонид. — Но это лишь гипотеза.
— Проверим. — Артём встал. — Зарплата — в три раза выше вашей текущей. Плюс доступ ко всем архивам Воронцовых.
Он протянул руку. Леонид вдруг увидел ловушку — слишком сладко, слишком внезапно. Но дневники…
— Почему я? – Спросил он, не скрывая сомнения в голосе.
— Потому что вы единственный, кто задал тот вопрос. — Глаза Артёма сузились. — И потому что вы не боитесь копать в темноте.
Леонид замешкался на несколько секунд, но все же пожал его руку. Его пальцы сжались чуть сильнее, чем нужно.
— Значит, договорились.
Когда Воронцов ушёл, Леонид развернул салфетку, на которой он неосознанно рисовал во время разговора — спирали, похожие на закрученные лепестки.
Глава 2Дорога в «Летейский Дом» напоминала путешествие в другую эпоху. Поезд оставил Алину на полузаброшенной станции, где табличка «Архангельское» едва читалась под слоем ржавчины. Таксист, хмурый мужичок в потрёпанной куртке, лишь буркнул: «Туда? Смелая…» — и уткнулся в телефон, отказавшись ехать дальше лесной развилки. Пришлось идти пешком.
Алина шла по грунтовке, увязая в грязи. Туман висел над полями, как дым от костра, и сквозь него проступали очертания покосившихся изб с пустыми глазницами окон. «Деревня-призрак… Идеальное место для усадьбы с секретами», — подумала она, поправляя рюкзак. Ветер трепал волосы, промокшие под дождём, и Алина пожалела, что не надела шапку.
Но даже в промозглой сырости её не оставляло странное возбуждение. Она ловила себя на том, что всматривается в каждую деталь: кирпичную кладку полуразрушенной часовни, резные наличники на заброшенном доме, ржавые ворота с гербом, стёршимся до неузнаваемости. «Странно… Здесь всё словно застыло в XIX веке. Даже разруха какая-то театральная» - не то с ужасом, не то с восторгом размышляла Алина.
На повороте дорогу перегородил ручей, через который был перекинут мост из скрипучих досок. Алина замедлила шаг, разглядывая узоры на перилах — переплетённые лозы и цветы, почти идентичные тем, что были на печати письма, присланного ей Артёмом. «Л.Д.… Летейский Дом? Или что-то ещё?» — она достала телефон, чтобы сфотографировать, но экран погас. Батарея села.
Чем ближе Алина приближалась к усадьбе, тем плотнее становился лес. Берёзы сменились вековыми елями, их ветви сплетались в туннель, почти не пропускавший свет. Воздух пропитался запахом хвои и гниющих листьев. Алина нащупала в кармане складной нож — подарок отца после случая с бродягами на объекте в Перми. «Надеюсь, не пригодится», - С ужасом подумала она, и прибавила шаг. Становилось холоднее.
Когда тропа наконец вывела к чугунным воротам с буквами «Л.Д.», сердце Алины ёкнуло. Усадьба стояла на холме, её фасад, некогда белоснежный, почернел от времени и влаги.
Строгие колонны у входа контрастировали с остроконечными шпилями на крыше, а арочные окна, обрамлённые резными каменными розами, казались слепыми глазами, затянутыми паутиной. На фасаде ещё угадывался герб — двуглавый орёл, вцепившийся когтями в цветок с острыми лепестками, но время почти стёрло детали.
Сад, окружавший дом, был лабиринтом контрастов. Слева — заросли дикого шиповника, опутавшие ржавую беседку с обрушившейся крышей. Справа — аккуратные дорожки, усыпанные гравием, будто их подметали ещё вчера. Алина замерла, заметив, что сирень у парадного входа цветёт неестественно яркими фиолетовыми гроздьями, хотя вокруг уже лежал серебристый иней. «Не может быть… Это же октябрь!» - Она почувствовала, как сердце забилось быстрее, а ладони отчего-то вспотели. Она потянулась к лепесткам, но одёрнула руку, почувствовав резкий запах меди.
Особняк будто дышал. Из полуразрушенных труб выползали клубы пара, сливаясь с туманом, а ветер гудел в щелях, словно чей-то протяжный стон. На фасаде кое-где сохранились остатки лепнины — ангелы с обломанными крыльями и лицами, стёртыми дождями. Один из них, над парадной дверью, держал в руках чашу, из которой когда-то струилась вода. Теперь там ютилось гнездо ворон, наблюдавших за Алиной с немым укором.
— Реставрация, говорите… — фыркнула она, оглядываясь. — Тут не ремонт нужен, а экзорцист.
Калитка скрипнула, и эхо прокатилось по саду, будто кто-то невидимый засмеялся в ответ. Алина шагнула внутрь, и её нога провалилась в яму, прикрытую пожухлыми листьями. Ругнувшись, она высвободила ботинок, и заметила под ногами осколки мраморной плиты с надписью: «Софья Голицына. 1850—1887. Истина в корнях».
Алина уже подняла ногу на скрипучее крыльцо, когда за спиной раздался хруст ветки. Она резко обернулась, но в тумане никого не было видно. Сердце заколотилось, пальцы вцепились в холодную ручку двери.
— Кто здесь? — крикнула она, стараясь заставить собственный голос звучать твёрже, однако получилось это едва ли.
Ответом ей стал глухой кашель, раздавшийся откуда-то из тумана. Алина напряглась всем телом, всматриваясь в сторону источника звука, и наконец из-за ствола древнего дуба вышел человек. Высокий, сутулый, закутанный в плащ из грубой ткани, выцветшей до неопределённого серо-бурого оттенка. Алина замерла, не в силах пошевелиться, чувствуя себя главной героиней фильма ужасов. Она прищурилась, впиваясь взглядом в фигуру, возникшую из тумана.
Мужчина был стар, лицо его было изборождено морщинами, как высохшая земля, а глаза, маленькие и глубоко посаженные, сверкали из-под нависших бровей, словно угли. Его борода, седая и спутанная, сливалась с мехом ворота, а в руке он сжимал фонарь с потускневшим стеклом, отбрасывающим жёлтые пятна света. Алину передёрнуло.
— Фёдор… — прошептала она, вспомнив строки из контракта, заключенного с Воронцовым. «Смотритель. Проживает в сторожке». Слово «проживает» теперь казалось зловещим — этот человек выглядел так, будто не жил, а прятался здесь десятилетиями, впитывая сырость стен. Холодная дрожь пробежала по спине, когда он шагнул ближе.
— Вы… вы Фёдор? — Алина инстинктивно отступила, споткнувшись о корявый корень, торчащий из земли. Он не ответил, лишь кивнул, выдвигаясь вперёд неестественно плавно, будто скользя, а не шагая. Его тень, удлинённая и искривлённая, легла на Алину, и она инстинктивно отпрянула, задев плечом низкую ветку старой ели. Шипы впились в куртку, резко дёрнув её назад. Алина, пытаясь высвободиться, рванулась в сторону и наступила на скользкий мох. Нога подкосилась, она полетела вниз, цепляясь за воздух, и ухватилась за холодный металл ограды. Шип поранил ладонь, боль пронзила запястье, но она удержалась, с трудом поднявшись на дрожащих ногах. Кровь капала на гравий, а Фёдор стоял в двух шагах, не шевелясь, наблюдая за ней с каменным равнодушием.
— Осторожней, — прохрипел он, но не предложил помощи. — Здесь всё живое. И недоброе.
Алина смотрела на него со смесью ужаса и отчаяния, а он лишь повернулся, махнув рукой в сторону узкой тропы, где в гуще бузины пряталась сторожка.
- Сторожка там, — сказал Фёдор. — Идите. Ночью в доме не место.
Они шли молча. Фёдор не оборачивался, но Алина чувствовала, как его спина, горбатая под плащом, напряжена, будто он видит её без глаз. Сторожка оказалась низкой избушкой с покосившимися ставнями. Внутри пахло дымом, сыростью и чем-то кислым — будто старое вино смешалось с плесенью. Фёдор бросил на стол связку ключей.
- Утром — работайте. Ночью — не выходите. — Он повернулся к двери, его силуэт слился с темнотой. — И не рыщите по углам. Здесь много чего… забытого.
Фёдор развернулся, собираясь покинуть комнату, выделенную для Алины, но вдруг остановился у порога, повернувшись к ней так резко, что та вскрикнула. Его фонарь дрогнул, высветив на стене тень, похожую на скрюченные пальцы.
— Западный сад не трогать, — проскрипел он, впиваясь в неё взглядом. — Не трогать.
- Почему? — Алина снова попыталась придать голосу чуть больше уверенности, но он предательски дрогнул.
Старик хрипло рассмеялся, будто услышал детский лепет.
- При барыне туда только она да инженер её ходили. А потом… — он щелкнул пальцами, звук сухой, как треск ломаной кости. — Люди любопытные находились. Один, слышь, неделю бредил, всё кричал про «цветы с глазами». У другого ноги отнялись — полгода на коляске катался. Нынче тоже… — он кивнул в сторону темнеющего сада, — земля отравлена. Барыня варила там зелья свои.
— Но это же просто легенды, — Алина скрестила руки на груди, пряча мурашки. — В городе говорят, тут призрак Софьи бродит.
Фёдор фыркнул:
— Призрак… Брехня. Бабы дурацкие сказки сочиняют. — Он приблизился, и Алина почувствовала запах табака и чего-то кислого. – Призраки не опасны. А вот…
Он вдруг замолчал, уставившись куда-то в пустоту и задумавшись на несколько секунд.
— Спать, — Резко заявил он. — Завтра рано вставать.
Дверь за ним захлопнулась. Алина прислонилась к стене, вдруг осознав, как сильно дрожат колени. В углу печь потрескивала едва тлеющими поленьями, а на полке над кроватью тускло поблёскивали стеклянные банки с непонятным содержимым. «Спать здесь?» — она обвела взглядом комнату, где тени казались гуще, чем следовало. Но выбора не было — снаружи завыл ветер, и сквозь щель в ставне прокрался шепот, похожий на смех.
Она достала из рюкзака фонарик, обернулась — и вздрогнула. На стене, за спиной, висел портрет молодой женщины в старинном платье, держащей в руках цветок с полупрозрачными лепестками. Глаза на портрете, тёмные и пронзительные, смотрели прямо на Алину.
Софья Голицына.
Фёдор не предупредил об этом.
***
Ночь в сторожке тянулась бесконечно. Алина ворочалась на жесткой кровати, укрытой колючим шерстяным одеялом. Каждый скрип, каждый шорох заставляли её вздрагивать. За окном ветер выл, будто пытаясь вырвать ставни, а тени от едва тлеющих поленьев печи плясали на стенах, принимая очертания тоскливых фигур. Один раз ей почудилось, что дверь скрипнула, и чья-то рука медленно просунулась в щель. Алина вжалась в стену, схватив фонарик, но это оказалось всего лишь массивное металлическое кольцо, вбитое в дверь сторожки вместо ручки. В предрассветные часы она наконец провалилась в короткий, тревожный сон, где Софья Голицына, с портрета, протягивала ей цветок с шипами вместо лепестков. «Не рви его», — шептала женщина, но Алина уже чувствовала, как шипы впиваются в ладонь.
Проснулась она от стука в дверь. Это оказался Фёдор, принесший завтрак. Он поставил на стол жестяную миску с яичницей, салом, кусочком сыра и кружку чая с душицей. Лицо его, морщинистое, как кора дуба, не выражало угрозы, только усталость.
— Кушайте. Работать пора, — Пробурчал он и удалился.
Алина, изнеможённая бессонной ночью, буквально за одну минуту проглотила завтрак. За окном моросил дождь, превращая сад в серое месиво. Сторожка при дневном свете казалась ещё мрачнее: облупившаяся краска, паутина в углах, а портрет Софьи всё так же следил за ней с насмешливым прищуром.
Закончив завтрак, Алина подошла к парадному входу в усадьбу, и рука её предательски дрогнула, прежде чем толкнуть массивную дверь. С грохотом отскочил засов, и она переступила порог.
Первый зал встретил Алину гробовой тишиной. Воздух был густым, пропитанным запахом старой древесины и затхлости. Высокие потолки, украшенные фресками с потрескавшимися ангелами, такими же, как на фасадах снаружи, терялись в полумраке. По стенам тянулись дубовые панели, некогда резные, теперь изъеденные жуками-короедами. Напротив — мраморная лестница, ведущая на второй этаж, но несколько ступеней рухнули, превратившись в груду обломков.
Алина направила луч фонаря вглубь. На полу валялись осколки хрустальной люстры. В углу притаилось пианино с пожелтевшими клавишами; крышка была приоткрыта, будто кто-то недавно играл. На нем лежала раскрытая нотная тетрадь — страницы практически истлели. Она шагнула дальше, и пол под ногой жалобно застонал. Внезапно луч света выхватил из темноты кресло-качалку, медленно раскачивающуюся у камина. Алина замерла. Пепел в очаге был свежим, будто огонь погасли вчера.
«Кто-то здесь…» — сердце бешено застучало. Она обернулась, и фонарь выхватил следы на пыльном полу — не её кроссовки, а отпечатки ног, ведущие в коридор.
Страх сдавил горло. «Это всего лишь плесень… или ветер», — пыталась убедить себя, но руки дрожали. Внезапно где-то выше, на втором этаже, грохнула дверь. Алина вздрогнула, уронив фонарик. Свет погас, и тьма сомкнулась вокруг, словно густая и живая.
«Не двигайся», — приказала себе она, но ноги уже несли её обратно к выходу. В последний момент луч мелькнул снова — фонарик чудом включился. На пороге, в луже дождевой воды, отражалось лицо — не её. Женщина в старинном платье, с цветком в руках.
Алина закричала и выбежала на крыльцо, захлопнув дверь. Сердце билось в груди, как бешеное, до боли, казалось, ещё чуть-чуть, и оно пробьёт рёбра. Она прислонилась к холодной стене, пытаясь перевести дыхание, и тут услышала скрип тачки. Из-за угла дома появился Фёдор, толкающий перед собой груду дров. Его сапоги, испачканные в глине, оставляли на мокрой земле точно такие же следы, какие она видела в холле.
— Чего рёвёшь? — буркнул он, останавливаясь и вытирая лоб потрёпанным рукавом. — Дом-то не уйдёт.
— Это вы… там внутри были? — Алина ткнула пальцем в сторону двери. — Следы, пепел… Я думала…
Фёдор фыркнул, скинув с тачки несколько поленьев к ногам Алины.
— А кто же ещё? Привидения, что ли, дрова носят? — Он снял варежку, показав мозолистые ладони. — Камин топлю. Каждый вечер, как барыня Софья завещала. Чтоб сырость не съела стены.
— Но пепел был свежий…
— Ну так я утром подкинул. Прежде чем вас будить. — Фёдор поднял охапку дров и двинулся к входу. — Ишь, учёные… Всякую чушь в голове крутят.
Он прошел мимо, оставив Алину стоять под дождём. Та, покраснев от досады, последовала за ним. В холле Фёдор швырнул поленья в корзину у камина и ткнул кочергой в золу.
— Видишь? Обычный пепел. Никакой чертовщины. — Он повернулся, сверкнув глазами. — Работать приехала? Вот и работай. А не по углам шныряй.
Алина хотела возразить, но заметила на полу обрывок бумаги, закатившийся под кресло. Пока Фёдор возился с дровами, она подобрала его. На клочке было написано: «…споры активизируются при контакте с…».
— Ладно, — вздохнула она, пряча находку в карман. — Покажите, с чего начать.
Фёдор кивнул к лестнице:
— На втором этаже бальная зала. Там штукатурка осыпалась. Ваше дело.
Когда он ушёл, Алина потрогала пепел в камине. Он был холодным. «Значит, утром он не подкидывал дрова…» — мелькнуло подозрение. Но она отогнала его. Сегодня она была здесь, чтобы реставрировать, а не расследовать.
Хотя обрывок в кармане жёг кожу.
Глава 3Бальный зал встретил Алину тяжёлым молчанием. Она замерла на пороге, впечатлённая масштабом разрухи и былой роскоши. Высоченные потолки, украшенные фресками с танцующими нимфами, теперь походили на потрёпанный свиток: краски поблёкли, гипсовая лепнина осыпалась, обнажая деревянные балки. По стенам тянулись дубовые панели с резными виноградными лозами, но половина из них была изъедена жуками, а позолота на рамах зеркал отслоилась, как старая кожа.
Алина провела пальцем по подоконнику, оставив след в слое пыли. Её взгляд скользнул по паркету, где когда-то кружились пары, — теперь доски покоробились, образуя трещины, словно паутина. В углу, под остатками бархатных портьер, притаился рояль. Крышка была приоткрыта, и Алине вдруг почудилось, что воздух дрогнул от невидимого аккорда.
«Начну с оценки штукатурки», — решила она, доставая из сумки фонарик и блокнот. При свете луча проступили детали: трещины на стенах расходились лучами от центральной розетки на потолке, словно удары по стеклу. Алина прикоснулась к осыпающемуся гипсу, и под пальцами что-то блеснуло. Отковырнув кусочек, она обнаружила вкрапления слюды — видимо, Софья добавила её для сияния при свечах.
— Гениально… — прошептала Алина, зарисовывая фрагмент. — Но как это восстановить?
Она углубилась в работу, забыв о времени. Счищая шпателем отслоившуюся краску, обнажила фреску: дамы в кринолинах и кавалеры в мундирах танцевали на фоне сада, идентичного тому, что был за окном. Но тут её взгляд зацепился за окно — точнее, за то, что в нём отражалось.
Сквозь слой пыли и паутины, вместо заросшего бурьяном сада, виднелся ухоженный парк. Вдоль аккуратных дорожек, усыпанных гравием, цвели розы и пионы, а в центре бил фонтан с мраморными дельфинами. Алина замерла, не веря глазам. Вдруг в отражении мелькнула фигура — женщина, склонившаяся над клумбой. Её соломенная шляпка с лентами скрывала лицо, но по плавным движениям, которыми она срезала цветы, можно было узнать Софью.
— Это невозможно… — Алина шагнула ближе, протянув руку к стеклу. Шпатель выпал из её рук, глаза словно остекленели, она, как завороженная, смотрела на открывшуюся картину.
Отражение дрогнуло, словно её движение разорвало плёнку. Сад с клумбами поплыл, розы свернулись в бутоны, а женщина повернулась. На миг их взгляды встретились — Алина увидела глаза, полные грусти. Затем всё исчезло. Стекло снова стало мутным, а за ним маячили заросли крапивы и сломанная скамья.
Алина резко дёрнула руку назад, будто обожглась. Сердце бешено стучало, а в ушах звенело. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Она потрогала стекло — холодное, обычное.
— Что это было?… — прошептала она, оседая на грязный пыльный пол.
Фонарик дрожал в её руке, когда луч снова скользнул по фреске. Танцующие дамы внезапно показались ей знакомыми. Одна из них, в платье с полупрозрачными рукавами, держала в руках цветок — точь-в-точь как Софья на портрете.
— Призрак… — прошептала она, замечая на подоконнике едва уловимый аромат роз. В комнате их не было.
Сердце бешено стучало, в висках пульсировало, а в глазах поплыли тёмные пятна. Она схватилась за подоконник, но пол под ногами закачался, словно палуба корабля. Голова кружилась, горло сжал спазм, и она едва успела отвернуться, чтобы не упасть.
— Что со мной?.. — прошептала она, чувствуя, как пот стекает по спине.
Аромат роз, который она заметила на подоконнике, стал гуще, сладковато-терпким. Алина закашлялась, словно вдохнула дым. Внезапно её взгляд упал на микроскопическую пыльцу, осевшую на рукаве — крошечные золотистые зёрна, светящиеся в луче фонаря.
«Что это такое?!» — мелькнуло в голове, но мысли путались. Видение Софьи в окне, танцующие дамы на фреске — всё смешалось в калейдоскопе.
Она попыталась встать, но ноги подкосились. Фонарик выскользнул из дрожащих рук, свет замерцал, выхватывая из темноты портрет Софьи. Женщина на картине, казалось, смотрела на неё с упрёком.
— Надо выбраться… — Алина поползла к двери, цепляясь за стены.
В коридоре её встретил Фёдор. Он стоял, скрестив руки, и смотрел на неё без удивления.
— Дошло? — хрипло спросил он, кивнув в сторону бального зала. — Не зря говорил: осторожней тут.
— Что… что это было? — Алина опёрлась о косяк, пытаясь перевести дыхание. Она кашляла, ещё чуть-чуть, и, казалось, её вывернет наизнанку.
— Барыня Софья травы сажала. Не для букетов, — он плюнул под ноги. — Дом помнит. И напоминает.
Он протянул ей глиняную кружку с мутной жидкостью, пахнущей мятой и чем-то горьким.
— Пей. Против яда помогает.
Алина сделала глоток — во рту разлился жгучий холод. Тошнота отступила, но слабость осталась.
— Какой яд? Вы знали, что там опасно?! — она попыталась крикнуть, но голос сорвался в шёпот.
Фёдор развернулся и зашагал прочь, бросив через плечо:
— Работать приехала? Вот и работай. Только помни — не всё, что цветёт, безобидно.
***
Алина, всё ещё дрожа от слабости, прислонилась к холодной стене коридора. Солнечный свет, пробивавшийся через грязные окна, казался ей слишком ярким. Она достала телефон, но связь отсутствовала. «Чертовщина какая-то», — подумала она. Надо бы раздобыть респиратор, перчатки и защитный костюм, и почему она не подумала об этом раньше?
Фёдор, проходивший мимо с вёдрами краски, усмехнулся, заметив её бледность:
- Ну что, барышня, напугались своих же открытий? – Ехидно поинтересовался он.
- Привезите мне маску и перчатки, — резко оборвала его Алина.
Старик хмыкнул, но через час бросил на стол сторожки потрёпанный респиратор и пару кожаных перчаток:
- Склад в деревне. Лучшего нет, - Угрюмо буркнул он и удалился.
Алина скептически осмотрела снаряжение, но выбора не было. Возвращаться в бальный зал желания не было, и она решила осмотреть восточное крыло усадьбы — там она ещё не была.
Дверь в углу холла, замаскированная под стенную панель, поддалась после долгого сопротивления. Она скрипнула так, будто протестовала против вторжения в тишину веков. Алина замерла на пороге, вглядываясь в полумрак. Солнечный луч, пробившийся через треснувшее витражное окно, разрезал пыльный воздух, словно золотая нить, связывающая прошлое и настоящее. Она медленно шагнула внутрь, и паркет застонал под ее весом, будто вспоминая шаги тех, кто давно исчез в небытии.
Воздух пах старыми книгами и лавандой — странно свежо для заброшенного места.
«Библиотека…» - с восторгом подумала Алина, осматриваясь по сторонам.
Библиотека напоминала гигантский лабиринт из темного дуба. Полки, вздымавшиеся до самого потолка с лепниной в виде виноградных лоз, казалось, касались облаков. По стенам вились узкие галереи с ажурными перилами, а в углу, у старого камина, застыли два мраморных сфинкса — их янтарные глаза, казалось, следили за каждым движением.
Алина провела пальцем по пыльным корешкам книг. Кожаные переплеты рассыпались под прикосновением, оставляя на подушечках следы времени — терпкий запах плесени, воска и чего-то горького, почти лекарственного.
Она подошла к окну. За стеклом, в обрамлении резных ставень, виднелся заросший бурьяном сад. Но когда луч света упал под другим углом, Алина вздрогнула: в отражении, словно в зеркале, сад был идеален — розы вились по беседкам, клумбы пестрели тюльпанами, а вдали мерцал пруд с лилиями. Она зажмурилась на мгновение, а когда снова открыла глаза, то реальность осталась прежней: запустение, паутина в углах, трещины на стенах. «Опять… Да что здесь происходит?» Игра света, попыталась убедить себя Алина, но дрожь в пальцах не утихала.
На массивном столе у окна, под слоем пыли, лежала книга в кожаном переплёте с пожелтевшими листами. Алина аккуратно раскрыла ее. Чернила выцвели, но почерк — острый, с нервными росчерками — был читаем: «Дневник С. Голицыной, 1886 г.».
Алина заинтересованно склонилась над столом, перелистывая страницы дневника.
Запись от 12 мая 1886 года
«Сегодня в секторе Omega расцвел первый образец. Когда я вдохнула аромат, перед глазами проплыли сцены из детства — будто кто-то перелистывал страницы моей памяти. Петр, стоявший рядом, сказал, что я час говорила на непонятном языке. Неужели цветок открывает дверь в души?»
Запись от 3 июня 1886 года
«Экстракт Л-12, введённый кролику, заставил его бегать по кругу, словно он преследует невидимого врага. Через час он умер, но перед смертью… замер, уставившись в пустоту, и тихо заскулил. Будто увидел что-то, чего нет здесь».
Алина замерла, не веря своим глазам. Неужели Софья вызывала духов или пыталась читать мысли с помощью растений? Её передёрнуло, когда она представила, как Софья вселяет в животных «потусторонних сущностей».
Алина перелистнула несколько страниц, и наткнулась на изображение растения: цветок с полупрозрачными лепестками, испещрёнными прожилками, напоминающими нейронные сети. Корневая система, образующая сложные геометрические узоры - пентагоны и спирали, листья с капсулами-желёзками, выделяющими липкую субстанцию.
«Летейский лотос. Семейство неизвестно. Субъект №12: после ингаляции спор отмечены видения, сходные с воспоминаниями предшественников...» — Алина вслух прочла строчку, хмурясь с каждой секундой всё сильнее.
«3 мая 1887 г.
Сегодня Петр заметил, что споры лотоса проникают даже через стекло. Мы заперли оранжерею, но я чувствую — они уже во мне. Сны стали яркими до боли: я вижу лица людей, которых никогда не знала, слышу голоса на забытых языках. Петр настаивает уничтожить всё, но как? Это же прорыв!..»
Алина лихорадочно листала страницы, находя всё новые подробности: заметки о влиянии спор на память и сознание, чертежи вентиляционной системы, чтобы изолировать токсины, химические формулы и заметки…
Внезапно сквозь пыльный воздух пронесся лёгкий шёпот, словно страницы зашелестели сами. Алина обернулась — книги на полках дрожали, как будто невидимая рука проводила по корешкам.
— Кто здесь? — её голос дрогнул.
Ответом стал порыв ветра, распахнувший ставни. Солнечный луч упал на портрет Софьи, висевший над камином. Женщина в тёмно-синем платье держала в руках тот самый лотос, а её взгляд, казалось, следил за Алиной.
«Найди меня…» — эхо голоса прозвучало в голове.
Где-то хрустнула половица. Алина замерла, почувствовав холодок на затылке. Янтарные глаза сфинксов теперь смотрели прямо на нее. Всего лишь сквозняк, подумала она, но сердце бешено стучало, будто пыталось вырваться из груди. Луч света дрогнул, и на секунду стены библиотеки исчезли — вместо них возник силуэт женщины в платье с кринолином, склонившейся над тем же столом. Тень повернула голову и улыбнулась.
Алина закричала, отступив назад, тень тут же исчезла. Она схватила дневник и бросилась к выходу. За спиной что-то грохнуло — старый глобус с гнилой подставкой рухнул на пол.
Аромат лаванды внезапно сменился запахом гари. Алина выбежала из библиотеки, сжимая дневник.
Западный сад, видимый из окна, был окутан дымом — Фёдор, как оказалось, поджёг заросли «проклятых» растений.
— Что вы делаете?! — закричала она.
— Очищаю, — буркнул старик, бросая в огонь ветки. — Чтобы вам меньше искушений было.
Алина поняла: гонка за правдой началась. И, похоже, усадьба будет сопротивляться.
