Трудно быть магом

Глава 1. Золотая пыль и тихий ужас

Воздух Канала был сладким и густым, как испарения от перегретого нейрона. Петя парил над городом, чувствуя, как ветер свистит в стропах его летунов. Внизу расстилался ковер из летомашин, неоновых реклам и парящих платформ. Он любил этот миг — между небом и землей, где он принадлежал только себе. Где его отражение в стеклянных фасадах небоскребов было идеальным, вырезанным из самого света.

Он сделал очередной Слив — селфи для своих подписчиков, где его профиль четко вырисовывался на фоне багровеющего заката. Мгновение спустя лента взорвалась лайками и восторженными комментариями. Эндорфиновый укол был почти физическим. «Спасибо, что дышите со мной в одном ритме», — мысленно бросил он своим фанатам и, ловко развернувшись, спикировал вниз, к площади, где мерцала вывеска кафе «Кругляш».

Его приземление было бесшумным и отточенным, как всегда. Летуны коснулись ониксовой плитки, и он шагнул в уютный хаос заведения. Панели стен мягко пульсировали, переливаясь оттенками сумерек. Он поймал на себе десяток взглядов — любопытных, восхищенных, завистливых — и привычной легкой улыбкой ответил на них, не задерживаясь. Его ждал кофе и, как он надеялся, минута покоя.

Но покой был не для него. К его столику уже шел Стас. Его серебристый комбинезон, меняющий цвет, сегодня был тревожного серо-стального оттенка. На лице — не обычная насмешливая ухмылка, а что-то напряженное.

— Привет, — бросил Стас, опускаясь в кресло. Его летуны, сложенные на щиколотках, тихо зашипели, отключаясь. — Как полеты?

— Как обычно. Небо скучает без меня, — откликнулся Петя, отодвигая ему чашку с только что прибывшим кофе. — Новые модели оправдывают надежды?

Обычный светский треп. Но Стас отхлебнул глоток и посмотрел прямо на него. Зеленые глаза стали серьезными.

— Лерка в больнице.

Музыка, смех, звон посуды — все это на секунду отступило, стало фоновым шумом. Петя почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не страх, нет. Скорее, раздражение. Предчувствие проблемы.

— Что случилось? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Говорит, что видит ужасы. Тела в язвах. Бредит. — Стас не отводил взгляда. — Прямо как Машка перед тем, как исчезнуть. Она просила тебя навестить.

В ушах зазвенела тишина. Машка. Лерка. Восьмая по счету? Или девятая? Он смахнул назойливую мысль, как муху.

— И что? — он позволил себе легкую, почти презрительную ухмылку. — Я тут, по-твоему, при чем? Виделись пару раз. Обменялись Сливами.

— Для тебя — «пару раз», — голос Стаса стал жестким, металлическим. — А они уже путешествуют с тобой в другие галактики, Петь. Сходят с ума. Пропадают.

Петя откинулся на спинку кресла, изображая расслабленность, которую не чувствовал. Его пальцы сами собой потянулись к виску, к едва заметной точке под кожей — месту, где когда-то была кнопка его первого Смарта. Старая привычка искать утешения в цифровом потоке. Но сейчас ему хотелось настоящего.

— Я не отвечаю за чужие фантазии, — его голос прозвучал резче, чем он планировал.

— Ты всегда влиял на них. Но раньше они не пропадали. Это уже серьезно. Говорят, уже интересуются.

Этого было достаточно. Угроза, пусть и призрачная, прозвучала четко. Интересуются. Контролеры? Пси-инспекция? Петя почувствовал знакомый привкус опасности на языке — горьковатый, как пережженный кофе.

— На каком основании? — фыркнул он, играя в безразличие. — Я вообще связи не вижу.

— Лучше разобраться самим. Раньше они не исчезали. Что случилось?

Внезапно в запястье Пети дернулась забытая боль — отзвук старой травмы, полученной в погоне за острыми ощущениями. И память, против его воли, отбросила его на несколько лет назад. Не в кафе, не в городскую суету, а на золотую, продуваемую всеми ветрами поляну…

---

Высокие травы, которые мать называла злаковыми, шуршали, расступаясь перед ним. Ему шел двадцать второй, мир летел к семидесятому году нового века, а он, только что с отличием окончивший институт, чувствовал себя повелителем всего сущего. Он смеялся, бил по травам ладонями, наслаждаясь их сопротивлением и влажной прохладой.

Ему нравилось все настоящее: закаты, радуги, особенно когда ныряешь под нее на летунах. Он потянулся было к виску, чтобы сделать Слив — золотое поле, багровое небо, он в центре… и рука замерла.

А надо ли? Оставить это себе. Лично себе. Не для Канала. Не для лайков. Первое личное воспоминание за долгое время.

И в этот миг он увидел Ее.

Она стояла в конце поляны, и он не мог понять, откуда взялась. Женщина. Возраст — загадка. Сто двадцать? Двести? Ее красота была не из тех, что создаются генными инженерами или визажистами. Она была древней, как сам воздух, и от этого по коже побежали мурашки первобытного страха. Взрослые мадам обожают молодых мальчиков…

Но было в ней и что-то другое. Сила. Та самая, о которой он потом будет бессознательно охотиться в каждой девушке, которую соблазнял и бросал. Та, что пугала и манила одновременно.

— Не бойся, — сказала она, и ее голос был похож на шелест тех самых трав.

Она приблизилась. Петя не мог пошевелиться, ноги словно вросли в землю. Голова кружилась, а тело предательски отзывалось на ее близость возбуждением. «Я пропал…»

— Смотри, это ты. Можешь забрать себе.

Она протянула ему Мысл — идеальный, живой, дышащий. Не просто изображение, а сама суть его юной, дерзкой красоты, пойманная в ловушку цифры.

— Навек бы остался таким хорошеньким, — ее улыбка была одновременно нежной и насмешливой. — Но… Станешь еще краше, как поумнеешь, малыш.

Ее пальцы коснулись его щеки. Прикосновение обожгло холодом и огнем. И прежде чем он успел отшатнуться, она прошептала на ухо слова, которые врезались в память, как клеймо: «Меркурий и Гевура… кто бы мог подумать?»

И исчезла. Оставив его одного с подарком и с чувством, будто его изнутри вывернули наизнанку.

---

Петя вздрогнул, вернувшись в шумное кафе. Кофе остыл. Стас смотрел на него с немым вопросом.

— После одной странной встречи это и началось… — глухо произнес Петя, сам удивляясь своей откровенности.

Стас что-то сказал в ответ, но Петя уже не слушал. Он сжал в кармане невидимый Мысл, который всегда носил с собой в памяти. Тот самый, с поляны. Он был его талисманом и проклятием. Напоминанием о том, что его красота и чары — не просто удачные гены. Что за ними стоит что-то большее. Что-то темное и бесконечно притягательное.

И теперь это «что-то» начало собирать свою дань.

— Ладно, — резко поднялся Петя, отбрасывая мрачные мысли. Бежать. Всегда лучше бежать. В небо, в скорость, в адреналин. — У меня дела. Передавай Лерке… что я скоро зайду.

Он не дождался ответа, развернулся и направился к выходу, чувствуя на спине тяжелый взгляд друга. Ему нужно было лететь. Быстро и высоко. Чтобы ветер выдул из головы этот тихий, настойчивый ужас и шепот золотых трав на забытой поляне.

Глава 2. Корона из облаков и стеклянное чрево

Офис компании «Синергиа-Моторс» был идеальным воплощением прогресса: стерильным, эффективным и абсолютно бездушным. Гигантское овальное «чрево» из многослойного стекла, где платформы-этажи парили в воздухе, соединенные изящными лестницами и потоками антигравитации для летунов. Дневной свет, преломляясь в хрустальных гранях стен, рассеивался мягким сиянием, берегущим зрение сотрудников. Выше всех, в застекленной акватории, сидело начальство, внизу, в уютном полумраке вестибюля, пахло кофе и сладостями — здесь обитал обслуживающий персонал и новички.

Петя за три года взлетел почти до середины этой вертикали. Он руководил отделом сбора информации — десятком симпатичных девушек-операторов, которые ловили в Канале все, от восторженных отзывов до сливов конкурентов о новых моделях летомобилей. Его кабинет был открытой платформой, и он любил этот вид: на него работали, ему завидовали, им восхищались.

Он потянулся, изящно выгнув спину, чувствуя, как трико обтягивает каждую мышцу. Полдюжины женских взглядов тут же устремились в его сторону, как наведенные на цель радары. Он поймал один из них — испуганно-восторженный взгляд стажерки из отдела тестирования — и отпустил ей обезоруживающую, чуть ленивую улыбку. Девочка вся вспыхнула и уткнулась в экран. «Энергия, — мысленно усмехнулся он. — Чистая, глупая, доступная энергия».

Его собственный начальник, Федюк, ехидный карьерист с вечно подергивающимся глазом, называл это «полевыми работами». Петя предпочитал думать, что просто удобряет почву для будущих урожаев. Кто знает, какая из этих девочек может оказаться полезной?

— Привет! Берем корону сегодня? Собираемся у фэшн? — в его нейроинтерфейсе прозвучал ленивый, нарочито растянутый голос Стива.

Петя мысленно отмахнулся от уведомления, переводя взгляд выше, на следующую платформу. Туда, где обитали синтезаторы. Те, кто превращал сырой поток данных его девочек в готовые продукты и отчеты. Их работа считалась муторной и неблагодарной, а они сами — вечно недовольными занудами.

И среди них — она. Бесс.

Черноглазая, острая, как бритва, с лицом, которое словно сошло со старинной голограммы. Он когда-то спорил с Федюком, что сможет растопить этот лед. Проиграл. И теперь тихо, почти люто ненавидел ее за это поражение. Она была единственной, чей взгляд никогда не теплел при его появлении. Он ее раздражал. Как неправильный алгоритм, который никак не получается отладить.

Сейчас она смотрела на него поверх терминала — пристально, аналитически, словно виделла не человека, а любопытный сбой в системе. Петя почувствовал странный, холодный комок в животе. Не волнение, нет. Скорее, щелчок — как будто два ключа в сложном механизме на мгновение сошлись, издав тихий, зловещий звук.

Он резко отвернулся. «Самое глупое, что можно сделать — это начать верить в собственную игру. Они все хотят одного: чтобы ты бегал за ними и уступал. Ну уж нет».

Выйдя на летную платформу, он вдохнул полной грудью пропитанный озоном воздух. Город шумел внизу, а над ним простиралось бесконечное небо — его настоящий офис, его стихия.

Через несколько минут он уже парил в объятиях двух девушек — блондинки из маркетинга и рыженькой инженера. Они визжали от восторга и страха, вцепившись в него мертвой хваткой. Он поднимал их все выше, чувствуя, как дрожат их тела. Первый полет всегда пугал. Он же наслаждался их страхом — еще одной чистой, простой эмоцией, которую было так легко считывать и контролировать.

Вверху кипела жизнь небесного мегаполиса. Голографические рекламные щиты размером с небоскреб, парящие аттракционы, многоуровневые трассы для летомобилей. Это был хаос, обузданный датчиками и правилами. Но были и те, кто играл на грани этих правил.

Летящие.

Их сообщество возникло стихийно, как протест против безопасного, предсказуемого неба. Они летали высоко, там, где датчики слепили ветра и разреженный воздух, рискуя жизнью ради адреналина и коротких моментов абсолютной свободы. Их крылья за спиной были не декоративными, а функциональными — легкими и прочными, последним рубежом между полетом и падением.

Петя увидел Стива, который с трудом отдирал от себя одну из своих спутниц. Они обменялись понимающими взглядами. Игра началась.

Впереди, едва заметной точкой, маячила их цель — капсула-карета. Сегодняшний приз. Внутри — девушка, согласившаяся на эту безумную гонку. Ее дело — убегать. Их — догнать. Наградой победителю был поцелуй под аплодисменты и завистливые взгляды.

— Надеюсь, Эмма до кареты не доберется, — крикнул Стив, приближаясь. Ветер рвал слова.

— А чем тебе Эмма не угодила? — отозвался Петя, ловя восходящий поток и набирая высоту.

— Страшная, как ядерная зима. — Зато сердце из чистого золота. — Ну да, у тебя все золотые, кто за тобой бегает. Ты берешь количеством, а не качеством.

Они смеялись, разгоняясь, их крылья резали воздух с едва слышным шелестом. Это был их ритуал — обоюдная провокация перед схваткой. Они были друзьями-соперниками, единственными, кто мог выдержать натиск друг друга.

Они так увлеклись своим подтруниванием, что пропустили момент, когда карета была поймана. Сигналом к старту стал взрыв огненного шампанского, осыпавший небо искрами.

Толпа Летящих ринулась вперед.

Петя забыл обо всем — о офисе, о Федюке, о надменном взгляде Бесс. Остались только ветер, свистящий в ушах, свидание сердца и упругий воздух, бьющий в лицо. Он летел, отталкиваясь от потоков, рассчитывая каждый маневр с врожденной, животной грацией. Он был легким, быстрым, беспощадным.

Он почти настиг карету, уже видел ее заклеенные голограммой стекла, уже готовился к победе…

…когда дверца распахнулась.

И незнакомая девушка в сиреневом комбинезоне, а та самая женщина. С золотыми волосами и глазами цвета грозового неба. Та самая, с поляны.

Она смотрела на него не насмешливо, как тогда. Ее взгляд был пустым и бездонным, как космос. И в нем читалось лишь одно: ожидание.

Сердце Пети провалилось в абсолютную пустоту. Он услышал, как Стив рядом издал короткий, перекрытый ветром вопль. А потом карета резко рванула вверх, в самые густые, непроглядные облака, увлекая их за собой в слепую, бездонную темноту.

Глава 3. Древний ужас

Сознание вернулось к Пете медленно, через слои ватной боли и оглушительной тишины. Он лежал на чем-то мягком и упругом, в воздухе витал сладковатый, незнакомый запах — смесь сухих трав, кожи и чего-то металлического. Персиково-розовый свет слепил закрытые веки.

Он резко сел, голова закружилась. Круглая комната. Мягкий ковер, ворсинки которого шевелились, словно живые. В центре — огромный пуф, на котором раскинулся Стивен. Он был мокрый, его светлые волосы слиплись на лбу, грудь мерно поднималась. Жив.

Петя встал, пошатываясь. Его собственная одежда тоже была влажной, но быстро высыхала в теплом, дышащем воздухе. Он подошел к стене — она была гладкой, теплой на ощупь, словно отполированная кость. Окна, но за ними — лишь густая, бархатная тьма, ни единого огонька большого города. Только где-то вдали, у самого горизонта, мерцали крошечные точки, похожие на костры.

В нишах, беспорядочно разбросанных по стенам, лежали странные артефакты: причудливые раковины, испещренные незнакомыми письменами, отполированные до блеска камни, фигурки существ, которых не было в природе. Ничего высокотехнологичного. Все было каким-то… древним. Первобытным.

Он вспомнил. Гонка. Карета. Распахнутая дверь. Она. Женщина с поляны. Ее бездонный, ожидающий взгляд. Холодная волна страха прокатилась по его спине. Это не было похищением. Это было… прибытием по вызову.

Стивен застонал и повернулся на бок. Его глаза медленно открылись, затуманенные от недавнего забытья. Он уставился на розовый потолок, потом на Пети, и растерянность в его взгляде сменилась привычной раздраженной брезгливостью.

— Это мы где? — его голос прозвучал хрипло и обвиняюще, будто во всем был виноват Петя. — В гостях у одной из твоих сумасшедших поклонниц? Надеюсь, у нее есть кофе.

— Понятия не имею, — честно ответил Петя, подходя к окну и вновь вглядываясь в непроглядную тьму. — Но полагаю, что наша хозяйка — та самая дама из кареты.

— Какой еще дамы? — Стивен сел, потирая виски. — Каретой правила Пола. Или Эмма. Я не разглядел.

— Не Пола и не Эмма, — Петя обернулся к нему, скрестив руки на груди. Его поза была напускной небрежностью, за которой скрывалось нарастающее напряжение. — Там была взрослая женщина. Та самая, что однажды подарила мне Слив на поляне.

Стивен замер, его лицо вытянулось. Он помолчал, переваривая информацию.

— Так, — наконец произнес он, и в его голосе зазвучала сталь. — Или ты сейчас же начинаешь говорить внятно, или я сам выбью из тебя объяснения. Почему мы здесь? И где, черт возьми, «здесь»?

Петя вздохнул. Он ненавидел это объяснять. Это звучало как бред.

— Хорошо. Слушай. Давно, на поляне, я встретил женщину. Невероятно старую и невероятно красивую. Она сделала мой Слив… идеальным. И исчезла. А сегодня она была в той карете. Теперь мы здесь. Где это, зачем и почему — я, как и ты, не знаю. Возможно, — он язвительно усмехнулся, — для компании.

Он ждал насмешки, сарказма. Но Стивен просто смотрел на него тяжелым, изучающим взглядом. Он видел, что Петя не шутит.

— Это неподражаемо, — беззвучно выдохнул Стивен. — Меня похитили из-за твоих больных фантазий.

В этот момент за их спинами раздался легкий, едва слышный шелест. Оба резко обернулись.

Стена напротив медленно, без единого звука, раздвинулась, открывая проход.

В проеме стояли они.

Десять, maybe twelve женщин. Они не были похожи ни на кого, кого Петя видел прежде. Высокие, с кожей цвета темной меди и охры, с длинными конечностями и плечами, слишком широкими для их стройных тел. Они были одеты в простые, свободные штаны из грубой ткани и легкие топы, оставляющие открытыми плоские, мускулистые животы и руки. Волосы, черные как смоль или рыжие как ржавчина, были заплетены в сложные, жесткие косы, перевитые металлической проволокой или костью.

Но самое пугающее было — их лица. На них не было ни косметики, ни кокетства, ни любопытства. Только холодное, животное внимание. Взгляд хищника, изучающего новую, странную добычу. Их глаза, светлые и темные, были одинаково пусты и сконцентрированы.

Они вошли бесшумно, окружив их плотным полукругом. От них пахло пылью, потом, ветром и чем-то горьким, лекарственным.

Петя почувствовал, как Стивен невольно прижался к нему спиной.

— Людоедки? — прошептал Петя, и в его голосе прозвучала истерическая нота.

— Хуже, — сквозь зубы пробормотал Стивен. — Похоже, на них не работают твои чары, друг.

Одна из женщин, с шрамом через все лицо, сделала шаг вперед. Ее движения были плавными и смертельно опасными, как у большой кошки. Она обвела их взглядом, и ее глаза задержались на лице Пети. В них не было восхищения. Был анализ. Оценка.

Она что-то сказала на своем языке — гортанном, полным щелкающих звуков. Ее спутницы замерли, их внимание стало еще острее.

Внезапно другая, помоложе, с нервно подергивающейся губой, резко выступила вперед и, не сводя с Пети горящего взгляда, сдернула свой топ.

Грудь под ним была плоской и мускулистой, с темными сосками. Но дело было не в этом. На ее коричневой коже, от ключицы до самого низа живота, синели сложные, переплетающиеся татуировки. Они не были украшением. Они выглядели как схемы, карты, древние печати.

Она что-то прокричала, хлопнув себя ладонью по груди. Ее крик подхватили другие. Они не танцевали. Они демонстрировали себя — свои тела, как оружие, свою силу, как вызов. Это был не ритуал соблазнения. Это был акт устрашения.

Стивен, бледный как полотно, инстинктивно отшатнулся. Петя замер, его мозг лихорадочно искал хоть какую-то знакомую социальную схему, но не находил. Он был беспомощен.

И тут в проеме появилась еще одна фигура.

Она была старше, шире в плечах, ее лицо испещрено глубокими морщинами. Но в ее глазах горел не дикий огонь, а холодный, расчетливый интеллект. Она рявкнула одно-единственное слово, и молодые амазонки мгновенно замолкли и отступили, как щенки, получившие команду.

Полнотелая женщина медленно обошла их, ее тяжелый взгляд скользнул по Стивену, затем уставился на Петя. Он выдержал этот взгляд, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Откуда вы? — ее голос был низким, хриплым, но она говорила на их языке, с чудовищным акцентом, растягивая слова.

— Мы… — начал Петя, но женщина резко взмахнула рукой, заставляя его замолчать.

Она достала из складок своей одежды предмет, похожий на отполированный черный камень с вкраплениями мерцающих кристаллов. Она провела им перед лицами пленников. Камень слабо завибрировал и издал короткий, высокий звук.

Женщина удовлетворенно хмыкнула.

— Настоящие, — произнесла она, и в ее голосе прозвучало нечто, от чего кровь Пети застыла в жилах. Не удивление. Не радость. Жажда.

Она повернулась к другим и что-то быстро сказала на своем языке. Те переглянулись, и в их глазах дикий голод сменился настороженным, хищным любопытством. Они смотрели на них теперь как на редких, опасных зверей.

— Зовите Госпожу, — бросила она через плечо и вышла, уводя за собой остальных. Стена бесшумно закрылась за ними.

В комнате повисла гробовая тишина. Стивен тяжело дышал.

— «Настоящие»? — наконец прошептал он. — Что, бывают ненастоящие?

Петя не ответил. Он подошел к тому месту, где раздвигалась стена, и провел пальцами по бесшовной поверхности. Он думал о взгляде той женщины. О слове «настоящие». И о том, что их похитили не просто так.

Их выбрали.

Глава 4. Госпожа и Ткачиха Реальности

Тишина после ухода амазонок была густой, звенящей, давящей. Петя стоял, вжавшись ладонями в теплую, дышащую поверхность стены, пытаясь найти хоть какой-то шов, зацепку. Бесполезно. Технология, породившая эту комнату, была ему не просто незнакома — она была иной, чуждой.

— «Настоящие», — Стивен разбил тишину, и его голос прозвучал неестественно громко. Он все еще сидел на пуфе, сгорбившись, сжав голову в руках. — Что это, черт возьми, значит? Они что, коллекционируют людей? Как те древние правители, которые держали в зверинцах карликов и альбиносов?

— Молчи, — резко оборвал его Петя. Он прислушивался. Сквозь стену доносились звуки — не завывания ветра, как показалось сначала. Это было похоже на отдаленный гул голосов, на мерный, ритмичный стук, на вибрацию, которая шла от самого пола. Этот лагерь, город или что бы это ни было — жил своей жизнью. Огромной и незнакомой.

— Молчи? — Стивен поднял на него воспаленный взгляд. — Нас только что осмотрели, как скот на рынке, и ты говоришь «молчи»? Они смотрели на тебя, Петь, как на кусок свежего мяса! Я, кажется, теперь понимаю, что чувствовали все те девушки, на которых ты так же глазеть…

Он не договорил. Стена снова раздвинулась.

На этот раз вошла только одна из тех молодых амазонок — та самая, с татуировками-схемами на теле. В ее руках был сверток из грубой ткани. Она, не глядя на них, бросила его к ногам Стивена. Из свертка вывалилась одежда — простые штаны и свободные рубахи из неокрашенного льна. Никаких ярких цветов, о которых говорил Петя ранее. Только серость, простота, функциональность.

Девушка повернулась, чтобы уйти, но ее взгляд на секунду зацепился за Пети. Не с вожделением. С любопытством. Таким, каким смотрят на экзотическое насекомое, у которого слишком много лапок. Затем она скрылась, и стена сомкнулась.

Стивен молча поднял с пола рубаху, ощупал грубую ткань.

— Ну что ж, — он нервно усмехнулся. — По крайней мере, предложили переодеться. Значит, пока не собираются зажаривать.

Они молча сменили мокрую, пахнущую городом одежду на эти странные, пахнущие полынью и чужим потом одеяния. Это действовало угнетающе. Каждый шов, каждая грубая нитка напоминали: ты здесь чужой. Ты — собственность.

Прошло еще несколько минут, каждая из которых тянулась как час. Петя снова пытался рассмотреть что-то в темноте за окном, а Стивен бесцельно прохаживался по комнате, когда стена раздвинулась в третий раз.

Вошел не отряд амазонок. Вошла она.

Та самая, что назвала их «настоящими». А за ней — другая.

И все мысли, все страхи и оценки разом вылетели из головы Пети. Он замер, чувствуя, как по спине бегут мурашки благоговейного ужаса.

Она была высокой, почти под самый потолок комнаты. Длинные, седые с прядями черного волосы ниспадали ей на плечи, словно мантия. Лицо — не старое и не молодое, изрезанное не морщинами, а словно следами невероятного напряжения мысли, словно оно было картой иных миров. Глаза — огромные, темные, почти без радужки — смотрели сквозь них, видя не их тела, а что-то за ними, какую-то иную, скрытую структуру.

Она была одета в простое платье из струящейся ткани неопределенного цвета, которое то казалось серым, то отливало перламутром, а при следующем взгляде было пронзительно-белым. От нее не пахло ни потом, ни пылью. От нее веяло холодом глубокого космоса и тишиной библиотек, где хранятся книги, написанные до рождения звезд.

— Я — Лилит, — сказала она. Ее голос был тихим, но он заполнил собой все пространство, врезался в кости, в виски. Он звучал не из ее горла, а возникал прямо в сознании. — Ткачиха этой реальности. Хранительница равновесия.

Она сделала шаг вперед. Ее спутница, та самая полная женщина, осталась у входа, скрестив руки на груди, — страж, жрец и слуга в одном лице.

Лилит остановилась перед ними. Ее взгляд скользнул по Стивену, заставив его невольно отпрянуть, и остановился на Пети.

— Вы попали сюда не по ошибке, — произнесла она, и каждое слово было весомым, как обет. — Сквозь трещины в мирах просачивается лишь то, что обладает резонансом. Вы были вызваны.

— Вызваны? — переспросил Петя. Его собственный голос показался ему писклявым и жалким после ее звенящего баритона. — Кем? Для чего?

— Правда, что скрыта в основе мироздания, забыта, — продолжала она, не удостоив его ответом. — Она была запечатана в свитке эонов назад, когда миры были еще юны и пластичны. Лишь избранные, чье сознание не окостенело в догмах, могут ее воспринять.

Она медленно подняла руку. И в воздухе перед ними, вспыхивая золотыми нитями, стал проявляться свиток. Он был не из кожи или бумаги. Он был соткан из света, тени и бегущих, как ртуть, символов. Древних. Живых.

— Этот свиток — не история. Это диагноз. И приговор. — Лилит провела пальцем по воздуху, и свиток развернулся. Символы закружились, складываясь в изображения существ с слишком большими глазами и длинными, тонкими пальцами. Они не были ни ангелами, ни демонами. Они были архитекторами. — Он откроет вам тайну вашего собственного рождения. Но знание — обоюдоостро. Оно может исцелить. А может — убить того, кто к нему не готов.

Полная женщина у входа, не сходя с места, метнула свиток в их сторону. Он не упал, а замер в воздухе между Петей и Стивеном, мягко светясь.

— Прочтите. Поймите. — Голос Лилит стал тише, но от этого лишь весомее. — Ваши души были избраны для миссии. От того, что вы выберете — принять знание или отвергнуть его — зависит не только ваша судьба.

С этими словами она развернулась и вышла. Ее спутница бросила на них последний, непроницаемый взгляд и последовала за ней. Стена сомкнулась.

В комнате снова остались они вдвоем. И висящий в воздухе свиток, от которого исходило тихое, настойчивое гудение. Оно входило в резонанс с висками, с зубами, с самой грудной клеткой.

Стивен смотрел на сияющие символы с отвращением и страхом.

— Что это за психоделический бред? — прошептал он. — Они сумасшедшие?

Петя не ответил. Он смотрел на свиток. И символы, казалось, смотрели в ответ. Они были не просто красивыми картинками. Они были ключом. И он с ужасом чувствовал, что часть его самого — та самая, что всегда жаждала восхищенных взглядов, что ловила страх и вожделение других, — отзывалась на этот зов. Она узнавала этот язык.

Он медленно, почти против своей воли, протянул руку.

— Нужна бумага, — вдруг глухо сказал Стивен, отрывая взгляд от свитка и оглядываясь по сторонам. — И что-то, чем писать. Я… я, кажется, начинаю кое-что понимать. Это не язык. Это… математика. Или физика. Это формулы.

Петя смотрел на него, не понимая. Он видел в свитке лица, слышал отголоски шепота. Стивен видел код.

И в этот момент на низком столике у стены материализовались два свитка обычной бумаги, похожей на пергамент, и два самопишущих пера.

Тишина стала еще зловещей.

Их незримые тюремщики не просто наблюдали. Они предоставляли инструменты.

Глава 5. Хроника Падшего Кокона

Тишину в комнате нарушало лишь легкое поскрипывание перьев и прерывистое дыхание Стивена. Воздух гудел от напряжения, исходящего от светящегося свитка. Он висел между ними, пульсируя, как живое сердце, а символы на его поверхности перетекали друг в друга, словно ртуть.

Петя смотрел и видел. Не глазами, а какой-то иной частью сознания. Перед ним всплывали образы: величественные, бесполые существа, парящие в пустоте. Не ангелы и не демоны — архитекторы. Он слышал отголоски их мыслей, чувствовал холодную громаду их замысла. Он видел, как из хаоса рождался Кокон — хрупкий, сияющий пузырь реальности.

Стивен же уткнулся в свой лист пергамента. Его лицо было бледным и сосредоточенным, пальцы дрожали, но выводили знаки с невероятной скоростью. Он не видел — он считывал. Его острый, прагматичный ум, отточенный на финансовых отчетах и инженерных схемах, искал и находил паттерны, логику, математическую стройность в этом, казалось бы, безумном потоке.

— Это не язык, — бормотал он, почти не осознавая, что говорит вслух. — Это… система. Квантовые уравнения, переплетенные с биологическими кодами. Здесь… здесь описано состояние до Большого Взрыва. Или чего-то очень на него похожего.

Петя молчал. Он наблюдал, как один из Сущих — тот, что больше походил на женщину с слепыми глазами — задавала движение энергии. Ее звали… Ария. Она была связана с самой Тьмой, она чувствовала ее течение.

— Слепая Ария… — вдруг прошептал Петя. — Она вела их. Не видела, но чувствовала направление.

Стивен вздрогнул, поднял на него глаза, потом снова уставился на свои записи, сверяясь со светящимися символами. — Каэлин… — выдавил он. — Здесь это обозначено как «оператор управления». Он… она… оно вело Кокон, пока Ария задавала вектор.

Они работали молча, почти не глядя друг на друга, два самых непохожих человека в мире, насильно сцепленные одной тайной. Петя ловил образы, смыслы, имена. Стивен тут же подхватывал их и искал материальное подтверждение в потоке данных.

— Терра… обустраивала, делала твердой… — Петя закрыл глаза, пытаясь удержать видение мира, который обретал почву под ногами. — Уплотнение материи… — откликнулся Стивен, испещряя лист формулами. — Да. Здесь коэффициенты…

— Аталианта… — голос Пети стал громче. Он увидел воительницу, яростную и гордую, которая рождала из своей сути таких же воительниц для битвы с Тенями, что липли к стенкам Кокона. — Функция защиты… — Стивен чертил что-то, похожее на схемы обороны. — Но с ошибкой… Слишком много ресурсов уходит на агрессию. Неэффективно.

Так, рывками, проваливаясь то в видения, то в сухие расчеты, они собирали историю. Хронику творения, полную величия и фатальных просчетов.

Петя увидел, как от скуки или любопытства Лианна наполняла мир звуками и красками, а Эгист следил за «здоровьем» системы. Как Мирина пыталась гасить конфликты, а Софиус анализировал угрозы.

И как гордая Аталианта, возомнившая себя главной, начала бесконтрольно множить своих дочерей-воительниц. Кокон стал растягиваться, в его ткани появились дыры.

— Хаос… — прошептал Петя, чувствуя ледяной ужас. — Они сами его впустили.

— Энтропия, — поправил его Стивен, стирая ладонью выступивший на лбу пот. — Рост энтропии прямо пропорционален росту сложности системы без адекватного контроля. Идиоты.

Они увидели, как через эти дыры в мир проникло нечто. Не Тьма извне, а нечто рожденное внутри, от смешения энергий творения и страха. Черные Монстры. Они питались низкими вибрациями — болью, страхом, смертью.

— Они… лакомятся, — с отвращением сказал Петя, наблюдая, как тени сгущаются над полем битвы. — Паразиты, — холодно констатировал Стивен. — Но паразиты, выполняющие функцию утилизаторов. Они пожирают избыточную энергию распада. Смотри: пока они сыты, Хаос отступает. Кокон стабилизируется. Ценой… — он замолча, взглянув на Петю.

— Ценой крови, — договорил тот.

Дальше — больше. Сущие, в попытке контролировать хаотичное человечество, начали дробиться, обретать пол, разделяться. Мирина дала людям религию, Софиус — науку. Но Монстры научились питаться и этим, искажая и pervertируя все, к чему прикасались.

Петя увидел, как Эгист, холодный и расчетливый, предложил самое простое решение. Систему. Систему жертвоприношений. Не чтобы умилостивить богов, а чтобы кормить Монстров предсказуемо и дозированно. Сделать насилие управляемым инструментом.

— Нет… — прошептал Петя. Его тошнило. — Логично, — с мертвой, обезумевшей от усталости рассудочностью произнес Стивен. — Цикличные, контролируемые вспышки агрессии для сброса напряжения системы. Жестоко. Гениально.

Они дошли до самого страшного. До появления Первого Иного. Той самой, что ушла в самую гущу Тьмы и вернулась… измененной. Неся в себе новое начало. Мужское. Грубое, хаотичное, голодное. Дитя Тьмы и Света одновременно.

— Люцифер… — выдохнул Петя, узнавая в описании того, кого видел лишь мельком в тронном зале. Каэлин, принявший новую форму, новое имя, чтобы управлять своим ужасным творением. — Источник нестабильности, — зафиксировал Стивен. — Но и… ключ. Смотри. Его энергия, его хаос… он отвлекает Монстров. Переключает их внимание с Кокона на себя. Он — громоотвод.

И наконец, они поняли суть Договора. Чтобы Монстры не пожирали сам Кокон, им нужно было платить. Болью. Страданием. Люцифер сохранял бессмертие своим детям — самым ярким, самым чувствительным, самым талантливым. А они, Иные, становились вечной жертвой. Их страдания — пищей для Теней. Их одаренность — приманкой.

Цена баланса. Цена самого существования света.

Петя откинулся на спинку пуфа. Он был бледен, его руки дрожали. Он смотрел на свои пальцы, будто впервые видя их. Он был не просто человеком. Он был… валютой. Расходным материалом в великой космической бухгалтерии.

Стивен отшвырнул перо. Оно с сухим щелчком покатилось по полу. — Вот и все. Диагноз, как она и говорила. — Его голос был пустым, безжизненным. — Мы — ошибка. Побочный продукт. Или… система паллиативного ухода за вселенной.

Петя медленно поднял голову. Его глаза горели лихорадочным блеском. — Ты ничего не понимаешь, — его голос сорвался на шепот. — Это же не древняя история. Это… это про нас. Сейчас. Это и есть тот самый мир, из которого нас забрали. Просто мы не видели… каркаса.

Он залпом выпил воду из появившегося на столе кубка, но ком в горле не исчез. — Мы сделали это! — вдруг крикнул он, поднимаясь с места и обращаясь к стенам, к потолку, к невидимым наблюдателям. — Выпускайте нас! Мы все поняли!

Его крик прозвучал жалко и глупо в огромной, равнодушной комнате. Стивен смотрел на него усталыми, потухшими глазами.

Ответом была лишь тишина. Гулкая и насмешливая.

Глава 6. Избранница Тени

Они просидели в оглушительной тишине еще неизвестно сколько, каждый в своем оцепенении. Петя — пытаясь осмыслить чудовищную правду о себе как о разменной монете, «громоотводе» для космических паразитов. Стивен — смотря в одну точку, его практичный ум впервые в жизни столкнулся с задачей, не имеющей логического, прагматичного решения.

Тишину нарушил щелчок. Негромкий, почти деликатный. В комнату вошли две девушки. Но это были не те дикие, пугающие амазонки. Они были одеты в простые, но чистые одежды из мягкой ткани, их волосы были аккуратно убраны, а на лицах, хоть и не было привычной кокетливой улыбки, читалось спокойное, деловое любопытство.

Одна — высокая, с длинными ногами и уверенной осанкой. Другая — пониже, с роскошными светлыми волосами, собранными в сложную прическу и перехваченными обручем из темного дерева. Они несли свертки с одеждой.

Петя, действуя на автомате, натянул на себя маску привычного обаяния. Это был его защитный механизм.

— Это для нас? — он поднял одну из рубах. Ткань была грубее, чем его дорогие костюмы, но прочная и чистая. — Надеюсь, это не униформа для жертвоприношения.

Высокая девушка улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались лучики смешинок. — Это одежда гостей, — сказала она, и ее голос был мелодичным, без щелкающих гортанных звуков. — Вам предстоит встреча с Лилит. В покоях Ткачихи полагается выглядеть… соответствующим образом.

Стивен, наконец, оторвал взгляд от пола. — А нельзя ли нам вернуть нашу одежду? — спросил он без особой надежды.

Девушка со светлыми волосами мягко покачала головой. — Вещи из вашего мира здесь нежелательны. Они вносят диссонанс. Мешают чистоты восприятия.

Петя поймал ее взгляд. Голубые, ясные глаза. В них не было ни страха, ни агрессии, ни подобострастия. Был… интерес. Как у ученого, изучающего новый вид бабочек.

Пока они переодевались, девушки ждали, не выказывая ни нетерпения, ни смущения. Их спокойствие было обескураживающим.

— Вас как зовут? — спросил Петя, обращаясь к блондинке.

— Мари, — ответила она просто.

— А вас? — кивнул он высокой.

— Лиана.

Имена звучали привычно, по-земному. Это было странно.

— Вы… вы здесь давно? — рискнул спросить Стивен, застегивая непривычную застежку на плече.

— Мы родились здесь, — ответила Мари, как если бы он спросил, давно ли она живет в своем родном городе.

Дверь снова бесшумно открылась. На пороге стояла Лилит. Ее появление не нужно было анонсировать. Ее просто нельзя было не почувствовать — воздух становился гуще, свет — приглушеннее, а все звуки уходили на второй план.

— Идемте, — сказала она, и это не было предложением.

Они вышли из комнаты-клетки в длинный, светлый коридор. Стены здесь были не из кости или камня, а словно из живого дерева, переплетенного с серебристыми металлическими жилами. По полу стелился упругий, упругий ковер, поглощающий шаги. Воздух был напоен ароматом цветущих растений и чего-то ozoneвого, свежего.

Коридор вывел их наружу. Петя замер, пораженный.

Они стояли на огромной открытой площадке, висящей над бездной. Но это не был город из стали и стекла. Это был парк. Парк, раскинувшийся в воздухе. Дорога, по которой они шли, была вырезана прямо в гигантской ветви дерева, ствол которого терялся где-то внизу, в облаках. Вокруг парили другие платформы-листья, на которых росли сады, били фонтаны из светящейся жидкости, стояли изящные беседки.

Повсюду были люди. Вернее, существа. Стройные, грациозные, с невозмутимо спокойными лицами. Они занимались делами: кто-то ухаживал за растениями, кто-то читал, сидя на свисающих с ветвей гамаках, кто-то просто смотрел вдаль. Их одежды были просты, но изысканы. И ни на одном лице Петя не увидел ни суеты, ни злобы, ни даже простого любопытства по отношению к ним. Им было… все равно.

— Где мы? — не удержался Петя, нарушая торжественную тишину.

— В одном из стабильных ответвлений Кокона, — ответила Лилит, не оборачиваясь. — Там, где реальность еще помнит о своем предназначении — быть садом, а не полем битвы.

Они шли дальше, и Петя начал замечать детали. Тела этих существ были слишком идеальны, слишком гладки. И бесполы. У них не было ни ярко выраженных мужских, ни женских черт. Они были просто… людьми. В изначальном, maybe, смысле этого слова.

И тогда он увидел ее.

Она стояла у перил одной из дальних платформ, опершись на них локтями, и смотрела в пропасть. Ее темные волосы были коротко острижены, что только подчеркивало изящный, четкий контур головы и шеи. Она была одета в такую же простую одежду, как и все, но сидела она на ней иначе — с какой-то знакомой, земной небрежностью. И в ее позе, в наклоне головы читалась не созерцательная отрешенность, а… тоска. Или ожидание.

Это была Бесс. Его занудная, не поддающаяся чарам коллега-синтезатор.

Он не успел ничего сказать, как Лилит остановилась и повернулась к ней.

— Бесс, — произнесла Ткачиха, и ее голос прозвучал иначе — не всеобъемлюще, а более лично, почти с теплотой. — Ты выбрала их, не так ли?

Девушка обернулась. И Петя увидел ее глаза. Те самые, черные, пронзительные, которые буравили ему спину в офисе. Но сейчас в них не было ни неприязни, ни скуки. В них была бездонная, тысячелетняя усталость. И знакомый ему по свитку голод — голод к чему-то настоящему, к чему-то, что может разорвать эту совершенную, удушливую идиллию.

Она медленно выпрямилась и сделала шаг towards них. Ее голос, когда она заговорила, был низким и звучным, и он резанул слух своей привычной, человеческой интонацией после мелодичного, но безличного говора обитателей сада.

— Да, Лилит. Они обладают необходимыми качествами. Оба.

Ее взгляд скользнул по Стивену, который смотрел на нее, не скрывая изумления, и остановился на Пете. И в нем не было ни капли узнавания из прошлой жизни. Было лишь холодное, безжалостное подтверждение выбора.

Она была не пленницей. Не гостьей.

Она была своей. И она их привела.

Глава 7. Суд Люцифера

Дворец Лилит был непохож ни на что, что Петя мог бы вообразить. Он не был выстроен — он был выращен. Своды над головой сходились в причудливых сплетениях живых ветвей и кристаллических структур, испускающих мягкий внутренний свет. Казалось, они находятся не в помещении, а внутри гигантского, полого дерева, чьи стены были испещрены мерцающими голографическими фресками, изображающими рождение и смерть галактик.

В центре зала стоял круглый стол из темного, отполированного до зеркального блеска камня. Он казался центром вселенной, вокруг которой медленно вращались звезды, projected на пол.

Их уже ждали.

Лилит заняла место во главе стола. По правую руку от нее восседал тот самый невероятно красивый мужчина с глазами цвета голубого льда и язвительной ухмылкой — Люцифер. Его уверенность была почти осязаемой, он излучал ее, как печь излучает жар. По левую — длинный, худой человек с острыми, как лезвие, чертами лица и невозмутимым, каменным выражением. Петя позже узнал, что это был один из Софиусов — Хранитель Знания.

В тенях, за спинами главных, угадывались и другие фигуры. Бесс стояла чуть поодаль, ее лицо было скрыто полумраком, но Петя чувствовал на себе ее пристальный, оценивающий взгляд.

— Говорят, — голос Лилит, бархатный и безразличный, разрезал тишину, — ты ловелас и шалунишка?

Петя почувствовал, как кровь ударила ему в лицо. Все взгляды в зале, тяжелые и не моргающие, устремились на него. Стивен фыркнул — нервно, сдавленно.

— Кто вам такое сказал? — воскликнул Петя с преувеличенным, актерским недоумением. — Я очень скучный и серьезный человек! Женщин боюсь, как огня!

— А… Так это всё объясняет, — Люцифер потянул слова, обволакивая их ядовитым обаянием. — Поэтому за последний год ты сменил четырнадцать подружек? Ты просто бегаешь от них? Судя по тому, что ты используешь самое мощное противозачаточное средство для мужчин — изобретение вашего забавного века всех возможных невозможностей — ты опасаешься, что эти существа понесут от тебя непорочно.

Петя остолбенел. Он почувствовал, как взгляд Стивена впивается в его висок, словно пытаясь прожить дыру. Стивен, который читал ему мораль за каждую новую интрижку, который винил его в «разврате»… Стивен, явно не знавший о всех четырнадцати.

— Петя, — мягко, почти ласково произнесла Лилит. — Ты же помнишь нашу встречу? Кого ты здесь хочешь обмануть? Мы знаем о тебе гораздо больше, чем ты сам о себе знаешь.

Она не угрожала. Она констатировала. От этого было еще страшнее.

— Итак, — продолжила она. — Какую кару ты хочешь за свои грехи?

— Извините! — резко вмешался Стивен, найдя наконец голос. — А мы уже умерли? Это что, загробный суд?

— Это мы и хотим выяснить, дитя, — Лилит чуть склонила голову. — Все зависит от твоего легкомысленного приятеля.

Стивен снова уставился на Петю, но теперь в его взгляде, сквозь злость и осуждение, проглядывало что-то похожее на человеческое участие. Он был в ярости, но он был его другом. И они были в этой ловушке вместе.

— Что мне нужно делать? — голос Пети сорвался на тонкий, почти детский писк. Горло пересохло.

— Браво! — негромко, но отчетливо произнес Люцифер. Худой человек рядом с ним — Софиус — цокнул языком, выражая то ли одобрение, то ли презрение к такой прямолинейности. — Сразу к делу.

— Тебе нужно будет влюблять по пять девушек и женщин каждый день. Это минимум, — сказала Лилит.

— Просто соблазнять? По пять каждый день? — Петя попытался сделать возмущенное лицо, но внутри него все обрывалось. Это было… слишком просто. И слишком странно.

— Простите! А можно меня сразу отпустить? Я тут явно лишний! — снова встрял Стивен.

— Соблазнять и дарить поцелуй, — перебил его Люцифер, и его ухмылка стала шире. — Смертельный поцелуй. Или такой, который пробудит от сна.

Петя смотрел на него в полном недоумении. — А как мне делать такой поцелуй? Я не умею. Никто от меня не умирал; От некоторых я сам едва уносил ноги!

— Вот не надо! — вдруг резко сказала Бесс, выходя из тени. Ее голос прозвучал грубо и знакомо, как щелчок по носу. — Ты соблазнял девушек пикаперскими техниками! А потом сам же от них бегал! Ты входил в их доверие, играл на их слабостях и уходил, оставляя выжженное поле!

— Я в этом и не сомневался, — с презрением бросил Стивен.

— А ты откуда знаешь? — взорвался Петя, поворачиваясь к Бесс. Вся ее мистическая загадочность мгновенно испарилась, теперь она была просто стервой-коллегой, которая лезет не в свое дело. — Ты за мной следила?

В ответ Бесс молча бросила на стол небольшой кристалл. Он взорвался голограммой. Над столом поплыли сцены, снятые словно от первого лица. Светловолосая студентка в кафе, которой он говорит: «Ты знаешь, тебе невероятно идёт этот взгляд — как будто освещает всё вокруг». Прогулка с преподавательницей: «Ты представляешь наш разговор лет через пять? Мы сидим в людном кафе Парижа…». Ненавязчивое прикосновение к плечу. Романтичное свидание у старой стены: «Таких чарующих черт мне редко удаётся встретить…».

Кадры сменяли друг друга — разные женщины, разные места, один и тот же сценарий. Один и тот же холодный, расчетливый блеск в его глазах на этих записях, который он сам никогда не видел.

— Так любой дурак может! — подытожил Стивен, когда голограмма погасла, и в зале снова воцарилась тишина.

— Или ты хочешь вместо Пети выполнить задание? Или помочь ему? — вкрадчиво спросила Лилит, поворачиваясь к нему.

Стивен побледнел. — Нет!

— Почему?

— Да потому что я не умею и не хочу этой мерзости учиться!

— Ты учился этому дольше и глубже, чем Петя, — парировала Бесс, и ее слова повисли в воздухе, как обвинение. — Только без толку! И так каждый из вас! Ты изучал психологию влияния, Стивен. Чтобы манипулировать рынком. А он — чтобы манипулировать людьми. Разница лишь в масштабах и объекте.

Петя смотрел на нее, и злость вдруг ушла, сменившись странным, холодным озарением. «А всё-таки какая она красивая», — промелькнуло у него в голове. Не той красотой, что привлекает. А той, что пугает. Красотой абсолютной, безжалостной правды.

— Хорошо. Согласен, — неожиданно для себя самого сказал Стивен, сдаваясь. Его плечи опустились. — Этот гавнюк очаровал и меня тоже… Тут надо родиться такой сволочью!

Люцифер рассмеялся — коротко, язвительно и очень громко. — Итак, вернемся к теме нашего дискуса, — он обвел взглядом собравшихся, и его улыбка не предвещала ничего хорошего. — Петя. Твоя задача — не просто целовать. Ты будешь будить в них то, что усыпила Система. Их боль, их страхи, их самое настоящее «Я». Ты будешь заставлять их чувствовать. А их чувства… — он сделал паузу, наслаждаясь моментом, — …станут пищей. Одних это убьет — их душа слишком слаба для правды. Других — сделает сильнее. Пробудит в них искру Иного. Ты — катализатор, мальчик мой. Сеятель хаоса на ниве рабского спокойствия.

Петя сидел, не шевелясь, пытаясь осмыслить масштабы того, что от него хотят. Он должен был стать оружием. Вирусом. Он, всегда боявшийся сильных чувств и предпочитавший легкие связи.

— А если я откажусь? — тихо спросил он.

Лилит повернула к нему свое вечное, спокойное лицо. — Тогда твой друг, — она кивнула на Стивена, — займет твое место. А ты станешь… топливом. Не самым эффективным, но на первое время хватит.

В ее голосе не было злобы. Была лишь абсолютная, леденящая душу уверенность в том, что это — не угроза, а просто констатация одного из возможных вариантов развития событий.

Выбора, по сути, у него не было.

Он был инструментом. И его только что описали ему его предназначение.

Глава 8. Инспектор

Петя открыл глаза и немедленно пожалел об этом. Вместо причудливых сплетений живых ветвей и кристаллов в покоях Лилит его взгляд уперся в ослепительно-белую, стерильную стену.

«Ну вот, — тоскливо подумал он. — Больница. Или морг? Хотя в морге, наверное, уютнее.»

Он приподнялся на локтях, с интересом разглядывая обстановку. Типовая палата, матово-белое белье, прилично так, даже симпатично. На тумбочке красовался кулек — видимо, гостинец. Петя развернул упаковку. Яблоки. Орехи. Инжир.

«Мама, — безошибочно определил он. — Только она верит, что фруктами можно вылечить что угодно, от скуки до последствий падения в альтернативную реальность.»

Он уже собрался было углубиться в самоанализ на тему «что я тут забыл и при чем тут амазонки», как из стены прозвучал елейный, бархатистый голос: «Очнулся, красавчик?»

Петя вздрогнул и уставился на встроенный динамик. Дверь бесшумно отъехала, и в палату вошел мужчина. Не врач — те носят нежно-голубое. И не санитар — те в кислотно-зеленом. На госте было серое, свободного покроя одеяние, наводившее на мысли о древних монахах-аскетах, сильно помешанных на минимализме и современных тканях.

«Инспектор, — молнией сверкнуло в голове у Пети.

«Не нужно волноваться, мой друг, — мягко, словно поглаживая, произнес инспектор. — Иногда мы просто навещаем попавших в беду. Или вы ждете от нас каких-то неприятностей?»

«О, прямо в лоб. Мне нравится», — внутренне подхихикнул Петя. «Нет, что вы, — вслух ответил он, изобразив на лице предельную искренность. — Я считаю, вы исполняете свой долг. Просто я не помню, чтобы я что-то нарушал.»

Он окинул взглядом палату. Двадцать коек — и все пустые. Только он один, да полосатый ковер, кривящийся посреди белизны, как неудачная шутка в серьезной беседе.

«Или это все еще сон? Или та амазонская история с глиной и унижением была галлюцинацией на почве перепоя?» — слабая надежда теплилась в его груди.

«Вы растеряны, — констатировал инспектор, присаживаясь на стул. — Я вас понимаю. Что вы помните?»

Петя сделал вид, что сосредоточенно вспоминает. Он знал главное правило: инспекторы считывают эмоции, а не мысли. Надо просто не паниковать. «Я помню… карету. Я ее догнал. А потом… погас свет. И я очнулся здесь.»

«И больше ничего? Ничего между этими событиями?» «Ни-че-го, — чистым, почти детским взглядом посмотрел Петя на гостя. Его собственные серые глаза были пусты, как экран выключенного смарта.»

Он почувствовал легкое, едва заметное давление в районе лба. Словно кто-то пытался протереть запотевшее стекло, за которым он прятался. Петя мысленно усмехнулся и сделал стекло матовым. Непроницаемым. Этому его научили не в офисе — в тех самых мирах, существование которых он сейчас так яро отрицал.

Инспектор помолчал, потом мягко хлопнул его по руке. «Хорошо. Поправляйтесь.»

Как только дверь закрылась, воспоминания нахлынули лавиной. Но не те, что были нужны инспекции. Не полеты, не падения, не лица «Иных».

Воспоминания были теплыми, влажными и опасными. Лилит.

«Тихо, лежи смирно. Я хочу целовать тебя». Его пронзила знакомая сладкая дрожь. Ее волосы, пахнущие дымом и чем-то невыразимо древним, щекотали шею. Ее губы… ее губы творили магию. Они были то обжигающе горячими, то ледяными, то нежными до мурашек, то болезненными до стонов. Она исследовала его тело, как драгоценность, наслаждаясь каждой его реакцией, каждым содроганием. А он лежал, завороженный, пойманный в паутину ее демонической ласки.

«Ты все смотришь в небо. Что ты там видишь?» «Нет», — солгал он тогда. «Ты видишь там ленты дорог, по которым мчатся летомобили».

Его рука защипала в том месте, где до нее дотронулся инспектор. Петя посмотрел на кожу — никаких следов. Только память о прикосновении.

Вскоре пришел врач, бодро сообщил, что Петя абсолютно здоров, и объяснил, что карету подорвали озорные «Иные». Дескать, мелкое хулиганство. Петя кивал с соответствующим случаю выражением легкого шока и возмущения на лице.

«Конечно, „Иные“, — думал он, провожая врача взглядом. — А я тут ни при чем. Просто невезучий хороший парень, попавший под раздачу».

Но внутри все сжималось в холодный, твердый комок. Он помнил все.

Глава Глава 9. Офис

Возвращение в офис после больницы было похоже на погружение в аквариум с затхлой, мутной водой. Все те же звуки — гул голосов, щелчки клавиатур, шипение кофемашины. Все те же запахи — перегар от энергококтейлей, кисловатый дух напуганной посредственности и сладковатый аромат чьих-то духов, пытающихся это все перебить.

Петя машинально занял свое место на платформе, отряхивая невидимую пыль с идеально чистого стола. Его пальцы сами собой потянулись к смарту. «Совещание на третьей платформе…». Он отправил сообщение подчиненным, даже не глядя на экран. Взгляд его уперся вверх, туда, где под самым куполом, в лучах искусственного солнца, сидела она. Бесс.

Он поморщился. «Зануда в охровом комбинезоне». Но что-то щелкнуло внутри. Он всмотрелся. Никакой пудры, никаких фантазийных завитушек, которые он теперь видел насквозь. Ее лицо было… настоящим. Резким, недружелюбным, но своим. Живым камнем в ручье пластиковых кукол. В отличие от размалеванной Памелы, которая с другого конца зала строрила ему глазки, и он теперь ясно видел прыщи под толстым слоем голографической штукатурки.

Он поймал себя на том, что автоматически, по старой пикаперской привычке, послал Бесс легкую, ничего не значащую улыбку. Ответный взгляд был неприязненным.

И тут его внимание перехватило движение. К Бесс подошел тот самый блондин с синими, до неприличия яркими глазами — Алекс. Его слух, обостренный последними событиями, донес обрывки фразы: «…принес, как договаривались…». Алекс протянул ей тот самый убогий соломенный букетик. И силой их общего воображения — его наглой уверенности и ее молчаливого согласия — солома преобразилась в роскошный букет из лилий. Бесс взяла его без тени улыбки, сунула в кружку от кофе — и кружка послушно превратилась в изящную фарфоровую вазу. Не голограмма. Предметы изменили свою суть.

Петя замер. Это было невообразимо. Он привык, что девушки приукрашивают себя. Но чтобы менять реальность вокруг себя так легко, так буднично… Это попахивало чем-то опасным и невероятно притягательным.

Щемящее, неприятное чувство кольнуло его под ложечкой. Не ревность. Скорее досада человека, которого не позвали на интересную вечеринку. И смутное, едва уловимое ощущение, что эта девушка — его единственная ниточка к тому безумному, но настоящему миру, из которого его выдернули. К тому, что был реальнее этой дурацкой офисной аквариумистики.

Синеглазый Алекс ушел так же незаметно, как и появился. Бесс собрала вещи и поплыла к выходу на своих пеших летунах. Петя инстинктивно рванулся за ней, но его тут же перехватила Лиличка с дурацким вопросом о совещании.

— Петя, а когда точно собрание? — спросила она таким тоном, будто он собирался выбирать не время для летомобилей, а невесту, и она уже почти победила.

Он отмахнулся от нее, бросил какую-то бестолковую задачу про анализ уродского макета, и пока Памела с Лиличкой выясняли, кто главнее, юркнул к лифту.

Он должен был понять. Что это за игра? И как в нее вступить?

Глава 10. Следелка

Бесс и ее спутник — высокий парень в капюшоне — шли понизу, по ровным коричневым плитам тротуара Низкого города. Здесь царила иная реальность. Вместо парящих платформ — давно не ремонтированные дороги, вместо сияющих неоном витрин — замшелые стены. Здесь обитали те, кто не умел или не хотел пользоваться летунами и достраивать мир силой мысли: старики, бедняки, изгои. Петя, прячась в тени арок, следовал за ними, чувствуя, как с каждым шагом знакомое напряжение нарастает в его запястье.

Они свернули в лабиринт серых коридоров, похожих на заброшенный первый этаж древнего жилого комплекса. Воздух здесь пах сыростью и временем. Стены, облезлые до грязно-розовой и болезненно-желтой подложки, словно шептали о чем-то забытом. Петя уже начал жалеть о своей авантюре — боль в запястье становилась невыносимой, вытаскивая на поверхность обрывки тех самых воспоминаний, которые он так старался забыть, — когда они наконец вошли в комнату.

Помещение было затянуто синим, едким дымом. Не голограммой — настоящим дымом от курительных трубок, что держали в руках несколько человек. Мебель была старой, потертой, но на удивление уютной. Двое парней и две девушки в причудливой, словно сошедшей со старинной голограммы одежде — бархатных камзолах, шелковых платьях под поношенными платками — сидели на диванах. Один из них, взрослый мужчина с грустными глазами и сединой, носил в ухе серьгу с крупной жемчужиной.

Петя рванулся было назад, но сзади раздался тихий, издевательский смешок. Женский. Он обернулся и застыл. Это был тот самый смех, что звучал в кошмарах после мира амазонок. От него кровь стыла в жилах.

И тут боль и паника сомкнулись. Сознание поплыло.

Жара. Узкая улочка, вымощенная булыжником. Белые от солнца стены домов. Скрип телеги. Он стоит рядом с другом, Тофано, и смотрит, как по улице проходит красавица в зеленом тафтяном платье. Ее взгляд — горячий, быстрый — выжигает на нем клеймо желания. «Она прекрасна. Ты не находишь? Юна и нежна, как утренний свет…» «Забудь ее, Пьетро. Мы здесь проездом. Попадешь в неприятности…» «На спор — я найду ее и этим же вечером она будет моя!» Он бежит по площади, обгоняя удивленных прохожих, его сердце колотится в такт безумному пари…

Он резко открыл глаза. На него смотрели. Сквозь струйки синего дыма он видел встревоженные, любопытные лица. Бесс сидела на диване с темно-зеленой обивкой. Он мельком заметил, что у нее красивые ноги, но тут же отвел взгляд.

«Ты должен блокировать воспоминания. Усилием воли. Знаешь, что это такое?» — спросил тот самый парень, что был с ней в офисе. Вблизи его насмешливые синие глаза и самоуверенная физиономия показались Пете еще более неприятными.

«Знаю, — холодно буркнул Петя, сжимая кулаки. Он вспомнил, как дул в лицо ледяной ветер, как они уносились от шторма, а Стивен остался где-то позади, и как Михай орал, что он предатель.»

«Откуда у тебя следелка?» — не унимался синеглазый. «Что?» «Штука в руке, от которой больно. Ее может подцепить только Иной. Что такой пипл, как ты, мог нахимичить?»

«Пипл?» «Человек. А ты тупой?»

«Он не тупой, — утомленно вступила Бесс. — Отцепись, Алекс. Помнишь, в новостях трубили о катастрофе Летящих? Так это тот самый Летающий Пьеро.»

На лице Алекса сменилась маска. Насмешка уступила место уважению, даже любопытству. «О… Прости, братан. Алекс.»

«Петя.» «Дымка хочешь?» «Нет. Спасибо. Чаю нету?»

Алекс поморщился, но Бесс кивнула: «Налей ему зеленого». Рыжеволосая девушка в шелковом платье преподнесла Пете кружку горячего чая.

«Ну пей на здоровье. Но знаешь, братан, — лицо Алекса снова стало серьезным. — Мы тебя отсюда выпустить не можем. Пока следелка в тебе бурлит, ты все свои впечатления инспекторам отсылаешь. Нам это надо? Придется тебя… очистить.»

Он достал из кармана нож. Лезвие сияло, как раскаленная лава. «…А чтобы очиститься, нужно следовать тропой амазонок. Удовольствия не обещаю, но острые ощущения гарантирую.»

«Был он у них, — снова отсекла Бесс.» «О…» — Алекс свистнул, смотря на Петю с новым, неподдельным интересом. Девушки в шелковых платьях тоже принялись разглядывать его с откровенным, хищным любопытством. «Братан, ты так крут, что… Махно, сними шляпу! Почтим минутой молчания попранную мужскую честь!»

Бесс лишь насмешливо закатила глаза. Она была так похожа в этот момент на другую Бесс, что все сомнения Пети исчезли.

«Но ведь ты одна из них, — тихо сказал он ей. — Ты мне покажешь дорогу?» «Я?» — девушка искренне растерялась. «Бесс ни разу не была у амазонок, — пояснил Алекс. — И ей пока нельзя. Левел у нее низкий.» «Левел?» «Энергетический уровень, — мягко объяснил мужчина с жемчужной серьгой. — Пойдем, я тебя провожу.»

«А если я не хочу? Я домой собирался.» «А я картины смотреть собирался, — заметил Алекс, поигрывая ножом. — И жить на верхнем уровне, где солнце и ветер.» Его взгляд и взгляды его приятелей не оставляли сомнений: выбора нет.

Петя проследовал за мужчиной с серьгой по еще одному коридору до неплотно закрытой двери, покрашенной сливочно-белой краской. За ней лежала темная, широкая полоса тоннеля из клубящегося тумана. Он сделал шаг вперед.

Глава 11. Миссия

Петя готовился к жути из галлюцинаций в лесу амазонок, но дым развеялся, едва с лязгом за ним захлопнулась дверь. Перед ним стоял синеглазый. Его обычно насмешливый взгляд стал плоским и холодным, как лезвие.

— Не стоит делать резких движений, «братан», — произнес он, и его голос потерял все оттенки фамильярности. - Эту дрянь из твоей руки надо убрать. Идем. Прогуляемся.

Он не предложил, а приказал. Петя, все еще оглушенный валом воспоминаний и впечатлений, молча последовал за ним. Они свернули в узкий переулок между небоскребами, где висели старые, неголографические вывески, и вошли в неприметную дверь с табличкой «Клуб любителей нейрошахмат». Внутри пахло пылью и озоном. Пусто.

Алекс повернулся к нему.

— У нас мало времени. Инспекция уже ведет за тобой наблюдение. Считай, что тебе выпал шанс искупить вину перед миром, который ты так усердно разлагал своими пикаперскими трюками.

— Какую еще вину? — попытался возмутиться Петя, но Алекс резко прервал его.

— Ты — дыра в системе. Аномалия. Твои «таланты» не вписаны в общий алгоритм. Ты можешь касаться душ, и система не видит этого. Для нее ты просто банальный ловелас. Этим нужно воспользоваться.

Он достал из складок одежды тонкий, почти невесомый листок-дисплей и сунул его Пете.

— Пять имен. Пять женщин. Они — не тираны в классическом понимании. Они — садистки системы. Архитекторы подавления. Их решения калечат тысячи судеб, но выглядят они как милые, ухоженные леди из высшего эшелона. Система их тщательно охраняет, но против твоего... дара... у них нет защиты. Твоя задача — поцеловать их.

Петя смотрел на имена. Он узнавал некоторые из них. Влиятельные дамы из совета директоров, высокопоставленные чиновницы.

— Поцеловать? И что? Они сойдут с ума от любви и перейдут на вашу сторону?

— Или их психика не выдержит столкновения с настоящей, неконтролируемой эмоцией, которую ты пробудишь, и даст сбой. Или у них откроются глаза. Неважно. Главное — вывести их из игры. Все спишут на нервный срыв на почве личной жизни. Твоя репутация сыграет нам на руку.

Петя сглотнул. План был безумен и гениален.

— А мужчины? Такие же есть? — спросил он. — Есть. Но ими занимается другой наш агент. Ты его знаешь.

В полутемную комнату вошла Бесс.

— Бесс? — удивился Петя. — А я думал, что роковые красотки это такие яркие девицы с красной помадой.

- Мало ли , - презрительно отозвалась она. - многие полагают , что нарциссы - это гламурные блондины с галстуком - бабочкой. А не придурки, с с милой улыбочкой любимого маминого сынули беспрерывно ищущие приключений на свою неугомонную задницу.

Она раскурила сигару, которая показалась Пети слишком большой для ее лица.

- Кури, - велела она, протягивая сигару Пете. Тот поморщился и мотнул головой, но Алекс схватил его за запястье. Петю обожгло болью.

- Это следелка, покуришь, она сдохнет, - мягко сказал Алекс.

Вспыхнувший в Пете гнев прошел. Он подумал, что раз он не у амазонок, то самое страшное уже миновало, потому взял сигару и закурил.

После того, как он откашлялся, боль в руке совести прошла. А его новых приятелей-подельников уже и след простыл.

Глава 13. Старый друг

Он не пошел домой. Вместо этого Петя свернул в одно из бесчисленных кафе на среднем уровне, где завышенная цена за кофе была платой за иллюзию уединения. Он выбрал столик у панорамного окна, за которым копошился город-муравейник. Снизу он казался игрушечным, тихим и безжизненным, лишь изредка вспыхивая огнями рекламных голограмм.

Его первоначальный план был прост и гениален, как все его прежние планы. Нужно было просто быть собой. Осмотреть местность, выбрать самую эффектную, уверенную в себе женщину в радиусе видимости и блеснуть своим отточенным обаянием. Это всегда помогало вернуть чувство контроля, ощутить почву под ногами.

Его взгляд-радар выхватил из потока прохожих идеальную цель — даму в строгом, но чертовски подчеркивающем фигуру костюме делового кроя. Дорогие материалы, уверенная походка, холодная отстраненность во взгляде. Он уже приготовил свою коронную томную полуулыбку, собираясь сделать первый шаг, как вдруг заметил за ее спиной двоих в сером.

Инспекторы. Они не шли за ней. Они просто стояли в тени портала общественной транспортной станции, абсолютно неподвижные. И смотрели. Не на нее. Прямо на него.

Ледяная игла страха и ясности пронзила Петю насквозь. Улыбка застыла на его губах, став неестественной маской. Он резко отвернулся к окну, делая вид, что с огромным интересом изучает меню, проецируемое на стекло. Сердце колотилось где-то в горле. Они знают. Они следят. Не за всеми подряд. За ним.

— Эй, герой! Места занял, а кофе не пьешь? — знакомый насмешливый голос выдернул его из ступора.

Рядом стоял Стивен. На его лице играла привычная ухмылка, но глаза, обычно беспечные, были серьезными и усталыми.

— Стив… — выдохнул Петя с неожиданным, животным облегчением. — Да, места много. Присаживайся, если не боишься со мной засветиться.

— Я уже засветился, — Стивен рухнул на стул напротив, отодвинув своим приходом стакан Пети. — Сообщаемся, так сказать. По громкой связи. Твои похождения наделали шуму. Говорят, ты чуть ли не лично виноват в падении рейтинга летомобилей. Все Сливы про нашу аварию ищут по твоему тегу.

Они замолчали. Неловкое молчание бывших соратников по полетам, которых внезапно разделила пропасть какого-то необъяснимого, личного опыта. Петя заметил, что Стивен избегает смотреть ему прямо в глаза.

— Слушай, Стив… — начал Петя, глядя на темнеющий за стеклом город, на редкие одинокие фигурки внизу. — Ты никогда не задумывался, что все это… — он крутнул пальцем в воздухе, очерчивая пространство кафе, город за окном, весь их мир, — немного ненастоящее? Как будто мы все в какой-то… дешевой голограмме?

Стивен хмыкнул, но в его смехе не было прежней легкости:
— Ты про то, что Памела на самом деле не такая уж и фифочка, а похожа на недозрелый сыр без своих нейронакруток? Я лет пять как в курсе. Жаль, не все так проницательны.

— Нет. Я про другое. — Петя обернулся и посмотрел на друга. В его взгляде было что-то новое. Не пикаперская уверенность, а усталое, тревожное знание. — Я про то, что есть вещи… пострашнее, чем проваленный отчет. Вещи, которые смотрят на тебя из теней. Или говорят с тобой в голове.

Стивен перестал ухмыляться. Он отпил глоток своего напитка, купленного у барного робота.
— Рассказывай, — тихо сказал он. — Мне как раз некуда спешить. И, кажется, от меня уже тоже ничего не зависит.

Глава 14. Воспоминания у камина

Они нашли уединенный уголок в кафе — так называемую «каминную нишу», где огонь был не настоящим, а голографическим, но все равно давал иллюзию тепла и уюта, мерцая ровными, предсказуемыми языками пламени.

И понеслось. Петя рассказывал обрывками. Сначала скупо, подбирая слова, потом все бессвязнее и яростнее. Он говорил о золотом поле и женщине, чья красота была древней и пугающей. О пении деревьев и реках, текущих вверх по склонам радужных холмов. О женщинах с кожей, переливающейся всеми цветами радуги, чьи взгляды были полны дикого голода. О том, как его ломали, заставляя лепить моря из слез и стирать память с камней. О Лилит. Ее губах, ее смехе, ее уроках, которые были больнее любого падения. Уроках покорности.

Стивен слушал, не перебивая. Его лицо становилось все мрачнее, а в глазах застыло нечто похожее на страх.

— А я… — Стивен залпом допил свой напиток и с силой поставил стакан на стол. — А я помню другое. Я помню, как мы летели от того шторма. Помнишь? Фиолетовые молнии, ветер, который чуть не срывал крылья. А ты… ты бросил меня. Помнишь?

Петя сжался. Это воспоминание жгло его изнутри, оставляя горький привкус стыда.
— Я не бросал! Я… я довел ребят до укрытия на старой высотке. Они были на грани паники! А потом вернулся за тобой!

— Да? — Стивен посмотрел на него прямо, и в его взгляде была давняя, незаживающая обида. — А я помню только твою спину. И то, как ты рванул вперед, к этой чертовой карете, даже не оглянувшись. И как Михай орал, что ты предатель, что ты ради своей победы всех нас положишь. А потом… удар по голове. И темнота. Я очнулся уже здесь, в больнице.

Они сидели, уставившись на фальшивый огонь голографического камина. Два воспоминания об одном событии. Оба болезненные. Оба, возможно, ложные. Или оба правдивые, но увиденные с разных сторон.

— А потом я очнулся здесь, — тихо сказал Стивен. — И все твердят, что это «Иные» виноваты в аварии. Подрывные элементы. Но я-то помню… я помню, как кто-то большой и темный прошел сквозь меня. Будто тень. И пахло при этом озоном. И грозой. И… одиночеством.

Петя закрыл глаза. Воспоминания нахлынули с новой, сокрушительной силой. Уже не его собственные, а чужие, вплетенные в его сознание, как показания свидетеля. Он увидел себя со стороны — закованного в тяжелую цепь, месящего жирную, холодную глину в подвале у Арины. Увидел ее спокойный, абсолютно бесстрастный взгляд, взгляд человека, смотрящего на молоток или дрель. Увидел, как она приводит его к краю черной, зияющей ямы. Увидел Бесс. Ее последнюю, странную улыбку. И звук… низкий, вибрирующий звук, нечто между смехом и мурлыканьем довольного хищника, доносящееся из бездны.

— Они называют это жертвоприношением, — прошептал Петя, сам не свой, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Но не системе. Не ей. Тому, что стоит за ней. Древним. Им нужна… боль. Настоящая. Страх.

Он открыл глаза. Стивен смотрел на него с чем-то вроде ужаса и жалости.

— Ты серьезно считаешь, что нас… что людей… сдают на мясо? Как скот? — голос Стивена дрогнул.

Петя не ответил. Он встал. Ему нужно было быть одному. Эти воспоминания, свои и чужие, были слишком тяжелыми. Они ломали привычную картину мира, где он был просто удачливым пикапером, неудачно влившимся в аварию.

— Мне пора, — бросил он, не глядя на Стивена, и вышел, оставив друга одного перед мерцающим голограммным огнем.

Он снова бродил по улицам, не видя ничего перед собой. В голове стучал один и тот же навязчивый вопрос. Он научился «целовать» по приказу Лилит. Мог ли он этим убить? Сейчас, здесь? Например, того наглого синеглазого Алекса? И что будет, если он все-таки поцелует Бесс? Не чтобы навредить. А чтобы… понять. Прочувствовать. Соединить две свои разорванные реальности в одну.

Глава 15. Новыми глазами

Петя проснулся с ощущением, будто пропустил важное сообщение. В квартире пахло перегоревшим антистатиком - слишком резкий запах, появившийся после последней дезинфекции. Он потянулся к смарту, но экран оставался тёмным. "Разрядился", - подумал он, хотя система автономного питания никогда прежде не давала сбоев.


Кафе "Кругляш" встретило его привычным интерьером. Петя заказал кофе, наблюдая, как девушка за соседним столиком ритмично сжимает и разжимает кулак, на каждом пятом движении касаясь указательным пальцем точки между бровями. Совершенно незаметный жест, если бы не его механическая точность.


"Лика из аналитического", - вспомнил он. На той презентации она заметила ошибку в отчёте, но промолчала. Только её глаза на секунду стали слишком живыми, когда она поняла, что никто больше не видит несоответствия.


- Ты же помнишь тот отчёт по когнитивным искажениям? - начал он, садясь без приглашения.


Лика подняла на него взгляд. В её глазах промелькнуло что-то знакомое, но почти сразу взгляд стал гладким, как экран выключенного голопроектора.

Перейти на сайт

- В наших отчётах ошибок не бывает, - сказала она. Её пальцы продолжали ритмичное движение: сжатие, разжатие, касание. Сжатие, разжатие, касание.


Петя заметил, как её левая рука непроизвольно дернулась к виску, но резко опустилась, когда к их столику подошёл сервис-бот. На столе остался влажный след от её ладони.


- У тебя болит голова? - спросил он тише.


Она не ответила, но её зрачки резко сузились

Внезапно она встала, опрокинув стул. Кофе разлился по скатерти, образуя странно симметричные пятна.


- Извините, мне пора, - сказала она ровным голосом.


Петя наблюдал, как она уходит. Её походка была слишком правильной. Только левая рука продолжала ритмичные движения: сжатие, разжатие, касание.


На улице он впервые заметил, сколько людей повторяют этот жест. Бизнесмен у остановки. Девушка с ребёнком. Старик у газетного терминала - под его морщинистой кожей на виске на секунду обозначился маленький бугорок.

Смарт в кармане наконец включился. На экране: "Рекомендуем посетить окулиста. Ваши зрачки демонстрируют аномальную активность".


Петя поднял глаза. Напротив, в витрине магазина, десятки голографических моделей уставились на него. В их отражении он увидел приближающийся патруль - трое в серых костюмах. Их глаза не моргали.


- Вам требуется помощь? - спросил один из них. Его зрачки не реагировали на свет. - Вы выглядите дезориентированным.


Где-то за спиной раздался звук разбитого стекла. Петя не стал оглядываться.

- Всё в порядке, - ответил он, заставляя уголки губ приподняться.


Когда он отошёл, то почувствовал их взгляды в спине. Тяжёлые, как прикосновение сканера.


На следующем углу он увидел Лику. Она стояла, прислонившись к стене, и играла с карманным нейростимулятором - модной игрушкой, создающей приятные импульсы в кончиках пальцев. Но её движения были слишком ритмичными: три нажатия, пауза, три нажатия.


- Ты же ненавидела эти штуки, - сказал Петя.


Она повернулась. В её глазах не было ничего знакомого.


- Вы ошибаетесь, - ответила она. - Я всегда это любила.


И Петя вдруг вспомнил, что это правда. Он действительно видел её с нейростимулятором на каждой вечеринке. Просто... забыл. Как забывают ненужные данные.


В кармане смарт завибрировал: "Не забудьте: сегодня вечером у вас запланирована сессия социальной синхронизации. Пожалуйста, подтвердите участие".

Глава Глава 16. Профессиональные издержки

Петя сидел за стойкой бара, медленно вращая бокал с виски, в котором плавали нанокубики льда, запрограммированные таять ровно за 17 минут. Катя из отдела квантового аудита нервно теребила край своего смарт-платья, которое то и дело меняло оттенки серого в такт её пульсу. Её пальцы непроизвольно тянулись к голографической татуировке за ухом — визуальному интерфейсу её нейрочипа.


"Ты ведь не просто сводишь баланс в блокчейн-вселенной, правда?" — спросил он, позволяя своему голосу приобрести тот самый тембр, который резонировал с частотой её импланта. Его пальцы легонько коснулись её запястья, где пульсировала биометрическая татуировка. "Я вижу, как дрожит твой чип, когда ты подтверждаешь транзакции на орбитальных счетах. Тебе нравится чувствовать эту власть?"


Катя замерла. Её зрачки расширились, а ирисы на секунду засветились фиолетовым — признак перегрузки эмоционального фильтра.


"О боги, ну сколько можно!" — раздался знакомый голос. Бесс материализовалась из облака ароматизированного пара (сегодняшний аромат — "ностальгия по бензину"), без спроса отхватив глоток из Петиного бокала. Её термокостюм менял текстуру с кожзама на шёлк и обратно. "Кать, не ведись. Вчера он девушке из департамента когнитивного архивирования впаривал, что её аллергия на нейроскрепы — это подавленная тяга к нуль-гравитации."


###


За окном бара дождь из жидких кристаллов выписывал замысловатые узоры на умном стекле. Петя вздохнул, наблюдая, как Катя поспешно активирует свой персональный дроид-зонтик.


"Ты опять портишь мне статистику," — проворчал он, отодвигая от Бесс свой бокал с виски, который теперь самопроизвольно менял градус наклона.

Она рассмеялась, доставая из кармана термокостюма пачку жевательных стимуляторов. Её пальцы совершали сложные пассы, запуская мини-голограммы из частиц дыма.


"Ты стал предсказуем, как алгоритм составления налоговых деклараций для марсианских колоний." Она разжевала стимулятор, выпуская облачко ароматизированного пара. "Все эти незапланированные 'жертвы' потом прилетают ко мне чистить кэш эмоций."


"А ты что, терапевт виртуальной реальности теперь?"


"Нет. Просто мне нравится смотреть, как люди осознают, что их жизнь — это симуляция с плохим сценарием." Её нейротатуировки на мгновение вспыхнули красным. "Кстати, завтра у тебя встреча с Наташей из отдела кадрового криоучёта? Могу стырить её психометрический профиль."

Петя насторожился. Бесс никогда не помогала просто так.


"Какой ценой?"


"Бесплатно." Её голос вдруг потерял все игривые нотки. "Просто... сделай это красиво."


###


Синеглазый появился без привычного звукового сопровождения — видимо, обновил стелс-модуль. Он заказал стакан дистиллированной воды с ионами (никто никогда не видел, чтобы он потреблял что-то сложнее H₂O) и вывел перед Петей голографический список прямо из воздуха.

"О, свежий перечень целей!" — Бесс перехватила проецируемые в воздухе строчки, её нейроперчатки моментально скопировали данные. "Смотри, Петя, тебе выпала Маша из департамента орбитальных активов. Та самая, что носит эти ужасные самовосстанавливающиеся платья цвета расплавленного розового золота."


Петя хмыкнул. Он уже неделю наблюдал, как Маша каждую среду приходит в бар, заказывает один и тот же коктейль с наноэтанолом и подолгу смотрит в заблокированный экран нейрокоммуникатора.


"Кстати," — голос Синеглазого прозвучал как системное уведомление, — "вчера самоустранилась Лена из отдела квантовой безопасности. Та, что ты обрабатывал на прошлой неделе."

Бесс замерла. Её термокостюм на секунду застыл в промежуточной фазе между кожей и металлом.


"Контролёры?"


"Нет." Синеглазый посмотрел прямо на Петю, его голубые ирисы мерцали странным узором. "Добровольная деинсталляция. Оставила сообщение в закрытом нейрочате: 'Я увидела исходный код'."

Тишина. Только дождь из жидких кристаллов тихо позванивал по умному стеклу. Петя почувствовал странный импульс в своём чипе удовольствия — не гордость, нет... Что-то более сложное.


"Ну что ж," — Бесс первой нарушила молчание, заказывая через нейроинтерфейс самый дорогой виски с Титана, — "значит, наш Петя всё делает правильно. Пусть платит — в биткоинах или кровью, на выбор."


Её улыбка мерцала, как нестабильная голограмма, а Петя поймал себя на мысли, что ради разгадки этой улыбки он готов терпеть наивный идиотизм ещё сотню таких вот Маш.

Глава 17. Шаурма 3.0

Синеглазый растворился в воздухе, оставив после себя лишь потрескивающий статический разряд и многозначительное: "Не теряйте друг друга. В последнее время контролёры стали... чрезмерно внимательны".

Бесс фыркнула, поправляя перчатки, в которых всё ещё мерцали украденные данные:
— Ну что, Петенька, проводишь девицу до тёмного переулка?

Он молча встал, оставив бокал с виски, где нанокубики льда застыли ровно на 8,5 минуте таяния.

***
Умный асфальт под ногами нервно менял узоры, пытаясь подстроиться под хаотичный шаг Бесс. Где-то на высоте 300 метров завис дрон-наблюдатель, его сенсоры мягко жужжали.

— Ты знаешь, — внезапно сказала Бесс, останавливаясь перед витриной с мёртвыми голограммами прошлогодних нейроигрушек, — иногда мне кажется, что я должна была исчезнуть. Но кто-то упрямый решил иначе.

Петя вспомнил. Тот мир. Жертвенник. Юная Бессиандра в его одежде, шагающая к месту казни.

— Может, тебе просто повезло? — пробормотал он.

Бесс рассмеялась, и её смех звучал как сбой в системе:
— О, милый, мне никогда не везёт. Меня просто пока не поймали.

В этот момент с неба спикировал курьерский дрон, шлёпнув перед ними два хрустящих конуса.

— Шаурма 3.0, — Бесс ловко поймала один. — Клонированная страусятина, чили с Венеры, лаваш с целлюлозой для пищеварения.

Петя осторожно укусил край. Лаваш хрустнул, выпустив облачко наноароматизаторов.

— Ну как? — Она наблюдала за его реакцией, её термокостюм невольно переключился в режим "уютный свитер".

— Отвратительно, — сказал Петя, делая второй укус. — Как всё гениальное.

Где-то вверху наблюдательный дрон дёрнулся, будто споткнувшись в воздухе о белое, похожее на взбитую подушку, облако.

Внезапно Петя вспомнил ту белую палату. Стерильную, как чистый лист. Больничное бельё, яблоки в упаковке, сохраняющей свежесть — мамина забота.

— Очнулся, красавчик? — раздался мягкий голос из динамика.

Инспектор — невзрачный, в сером одеянии, с глазами, которые видели слишком много. Петя автоматически напрягся, хотя прекрасно умел скрывать мысли. Особенно те, что касались... её.

— Вы растеряны, — ласково заметил инспектор. — Что помните?

— Карета. Темнота. Потом — здесь, — бодро лгал Петя, хотя в голове всплывали совсем другие картинки.

Горячие губы на своей коже. Шёпот: "Тихо, лежи смирно". Смех, от которого мурашки бежали по спине — то ли ангельский, то ли демонический. Лилит, Софиус, Люцифер... И среди них — Бесс, которая теперь стояла перед ним и доедала шаурму.

— Эй, ты где? — Бесс щёлкнула пальцами перед его лицом. — Контролёры не дремлют, а ты в облаках.

— Вспоминал кое-что, — пробормотал Петя.

Где-то впереди взорвался голографический фейерверк, осветив её лицо тысячами искр. И когда она потянула его за собой в тёмный переулок, он пошёл с уверенностью человека, которого сложно удивить неожиданным поворотом событий.

Глава Глава 18. Охота амозонок

Петя очнулся от резкого толчка в бок.


"Ну что, герой, понравилось кататься на лианах?" - знакомый насмешливый голос Стивена прозвучал прямо у него в ухе. "Или тебе все неймется? Говорил же тебе, не надо выходить. Сиди и жди, когда они займутся тобой сами. Или может нас все-таки отправят обратно."


Петя резко открыл глаза. Рядом, прислонившись к розовому стволу дерева, сидел Стивен. Его обычная ироничная ухмылка казалась особенно неуместной в этом безумном месте.


"Ты..." Петя попытался приподняться, но тут же застонал. Все тело болело, как после марафона. "Ты где пропадал? Я уже думал, тебя съели эти... существа."


Стивен пожал плечами, срывая с ближайшего куста что-то похожее на персик, но с глазами. "А я и был съеден. Точнее, почти. Потом выплюнули - видимо, не понравился." Он бросил фрукт в Петю. "Не ешь, кстати. После такого даже у меня галлюцинации начались."

Петя поймал плод, и тот пискнул у него в руке. Он с отвращением отшвырнул его прочь.


Внезапно кусты вокруг зашевелились. Стивен мгновенно изменился в лице.


"О, смотри-ка, твои подружки вернулись," - прошептал он, но теперь в его голосе не было и тени насмешки. "Может, на этот раз ты все-таки примешь их предложение? А я пока... я пожалуй..." Он начал пятиться назад.


"Ты трус!" - шикнул Петя.


Стивен уже почти скрылся в лианах. "Не трус, а реалист! Если выживешь - ищи меня у большого гриба с лицом! Он вон там!" - его голос уже доносился издалека.
Петя остался один перед появляющимися из джунглей фигурами амазонок. Их кожа переливалась всеми цветами радуги, а глаза...


"Структурщик," - запели они хором. "Ты вернулся к нам."


Петя глубоко вздохнул. "Черт бы вас всех побрал," - пробормотал он, глядя на исчезающую в лианах спину Стивена. "И тебя особенно."


Петя встал, чувствуя, как под ногами земля дышит. Буквально. Мягкие пульсации почвы напоминали гигантское сердцебиение.

Опять началось", - вздохнул Петя.


Первая амазонка (если это можно было так назвать) сделала шаг вперед. Ее тело постоянно меняло форму - то стройное и хрупкое, то мощное и мускулистое.


"Структурщик", - прошептала она, и ее голос звучал как хор из десятка людей. "Ты нам нужен."


Петя инстинктивно отступил назад, но тут же почувствовал, как что-то мягкое и липкое обвило его лодыжку. Лиана? Нет, это была рука - нет, щупальце - нет... Он даже не мог определить, что именно схватило его.

Я не ваш структурщик", - сквозь зубы процедил Петя, пытаясь высвободиться.


Амазонки рассмеялись. Их смех заставил воздух вибрировать. Вокруг Пети вдруг выросли стены из... чего? Из света? Из мыслей? Они пульсировали и переливались, принимая форму то замка, то пещеры, то чего-то совсем неописуемого.


"Каждый, кто попадает сюда, становится нашим", - сказала другая амазонка, и теперь ее голова была увенчана чем-то вроде короны из живых бабочек. "Ты будешь структурировать наши миры. Делать их... устойчивыми."


Петя почувствовал, как его разум начинают заполнять чужие образы. Он увидел города, которые никогда не существовали, океаны из жидкого серебра, леса, где деревья пели... Это были их фантазии. Хаотичные, безумные, прекрасные. И они хотели, чтобы он придал им форму.
Нет!" - закричал он, закрывая лицо руками. Но видения не исчезали.


Вдруг все замерло. Воздух наполнился запахом грозы и чего-то еще... чего-то древнего. Амазонки зашипели и отступили.


"Разве вы не знаете, - раздался новый голос, - что воровать чужую добычу - дурной тон?"


Петя поднял голову. На камне сидела... нет, не сидела - она была камнем, и женщиной, и пламенем одновременно. Лилит. Ее глаза горели, как угли, а улыбка обещала либо рай, либо ад.


"Он не ваша добыча", - прошипела амазонка с короной из бабочек. Бабочки вдруг замерли и осыпались мертвой пылью.


Лилит рассмеялась. Ее смех заставил мир вокруг содрогнуться.


Она повернулась к Пете, и вдруг он почувствовал, что не может пошевелиться. Ее глаза... в них была вся тьма этого безумного мира.


"Петя, - прошептала она, и ее голос проник прямо в его череп. - Ты хочешь выжить? Я научу тебя."


Он не успел ответить. Лилит наклонилась, и ее губы коснулись его. Мир взорвался.

Глава 19. Бессиандра

Поцелуй Лилит обжег, как раскаленный металл. Петя почувствовал, как его разум разрывается на части – мысли, воспоминания, страхи вспыхивали и гасли, как искры. Когда он наконец смог открыть глаза, Лилит уже не было. Вместо нее перед ним стояли амазонки, но теперь их лица искажались, словно отражение в треснувшем зеркале.


— Ты разрушаешь нас, — прошипела одна из них, и ее голос звучал так, будто доносился из глубины колодца. — Но ты же не хочешь, чтобы все развалилось?


Петя попятился назад. Земля под ногами колебалась, деревья скрипели, как старые кости. Он понял – его поцелуй с Лилит дал ему силу рушить их миры, но не защищал от них.


Амазонки не стали ждать. Они ринулись за ним, и теперь их преследование было не игрой, а настоящей охотой.


— Беги, структурщик! — смеялись они, и их голоса сливались в жуткий хор. — Беги, пока не стало слишком поздно!


Петя нырнул в густые заросли, где листья резали кожу, как лезвия. Он слышал, как за спиной рушится мир – деревья падали, превращаясь в пыль, реки испарялись одним прикосновением амазонок. Они не просто хотели поймать его – они перестраивали реальность, чтобы загнать в угол.


Петя споткнулся о воздух. В этом мире даже воздух иногда становился плотным, как желе. Он рухнул в мягкий мох, который тут же обвился вокруг его запястий нежными усиками. Где-то совсем близко шелестели листья - амазонки не спешили, зная, что он никуда не денется.


"Ну и ладно," - пробормотал он, выдирая руку из цепкого мха. - "Бегать мне надоело еще вчера."


Из зарослей вышла она. Не амазонка - их кожа переливалась всеми цветами радуги, а эта была... проще. Теплый оттенок загорелой кожи, темные волосы, собранные в небрежный пучок, простой льняной сарафан, перехваченный кожаным поясом. На ногах - сандалии, стоптанные на одну сторону.

"Бессиандра," - прошептали лианы у нее за спиной.


Она остановилась в двух шагах, скрестив руки на груди. В уголке рта дрогнуло - то ли улыбка, то ли усмешка.

- Ну что, структурщик, набегался? - голос у нее оказался хрипловатым, будто она только что проснулась. - Или будешь еще круги нарезать, как испуганный заяц?

Петя сглотнул. Во рту пересохло.


- А что, есть варианты?


Бесс пожала плечами. Одна тонкая бретелька соскользнула с плеча, но она даже не попыталась ее поправить.

- Варианты? - Она обвела его взглядом с ног до головы. - Ты можешь продолжать бегать. Они будут гоняться. Им нравится. Или...


- Или?


- Или пойдешь со мной. Будешь делать то, для чего тебя сюда притащили. Структурировать.


Петя хмыкнул:


- Твой мир?


- Мой мир, - подтвердила она и вдруг улыбнулась по-настоящему. В глазах появились смешинки. - Не волнуйся, там есть еда. И даже что-то похожее на вино.

И почему-то именно в этот момент Петя заметил, что у нее на левом плече маленькая родинка в форме полумесяца. И что когда она говорит, кончик носа у нее чуть-чуть шевелится.


- Ладно, - он поднялся, отряхиваясь. - Но если твое вино окажется дерьмом, я сбегу.


Бесс рассмеялась и повернулась, махнув ему следовать за собой. Сандалии шлепали по влажной земле, оставляя четкие отпечатки. Петю вдруг поразило, насколько эти следы выглядели... настоящими. Не тающими, не меняющими форму. Простыми человеческими следами.


Где-то в ветвях послышался смех - легкий, как шелест шелка. Лилит наблюдала за ними, но не вмешивалась. Только прошептала на прощанье:


- Хорошая девочка. Но помни - это только начало.


Бесс не обернулась, но плечи ее на мгновение напряглись. Потом она выпрямилась и пошла быстрее, и Петя поспешил за ней, не понимая, почему ему вдруг так хочется догнать ее не просто чтобы выжить, а чтобы... Увидеть, какая она, когда смеется по-настоящему.

Глава 20. Допотопный мир

Мир Бесс оказался слишком реальным.


Петя привык к психоделическим пейзажам амазонок, к мирам, где деревья пели, а реки текли вверх. Но здесь… Здесь все было просто. Каменные дома, выбеленные солнцем стены, узкие улочки, пахнущие травами и горячим хлебом. Женщины ходили босиком, в легких льняных одеждах, а то и вовсе без них — их тела были сильными, загорелыми, с рубцами от старых ран и татуировками, рассказывающими историю их рода.

И ни одна из них не смотрела на него.


— Здесь мужчины ничего не значат, — сказала Бесс, ведя его через город. — Ты для них — как собака. Полезная, но не более.


Петя усмехнулся.


— Ну уж нет.


Он привык, что на него обращают внимание. Привык, что женщины смотрят, краснеют, поддаются его чарам. И Бесс… Бесс была другой, но он уже решил — она должна была пасть.

Первые дни он испытывал ее.


— Ты здесь одна такая… неприступная? — спросил он как-то вечером, когда она сидела у костра, чистя нож.


Бесс даже не подняла голову.


— Я здесь одна такая, кто терпит твои глупые вопросы.


Петя ухмыльнулся. Вызов.

Он стал прикасаться к ней «случайно». Проводил пальцами по ее руке, когда передавал чашу. Находил повод встать слишком близко. Говорил низким, томным голосом, который всегда работал.


Но Бесс…


Бесс играла с ним.


Однажды ночью, когда он уже почти решил, что победил, она вдруг повернулась к нему, прижала ладонь к его груди и прошептала:


— Ты правда думаешь, что можешь соблазнить меня?

Ее глаза блестели в темноте.


— Попробуй.


И с этими словами она посмотрела на него так холодно и жутко, что он отстранился.

А вскоре она уже сладко спала, соблазнительная, полуобнаженная и совершенно неприступная.
И он осознал то, что знал и раньше, но не желал признавать: физическая сила ничего не значит, потому что ею руководит мозг, который подчиняется энергиям, сильнее мышечных импульсов.


На следующий день она привела его в дом к Арине.


Арина была вдовой, женщиной лет сорока, с тяжелыми руками и грубым смехом. Ее тело было мощным, как у медведицы, а лицо — изрезанным шрамами.

— Вот твоя новая хозяйка , — сказала Бесс, толкая Пети вперед.


Петя замер.


— Что?


Арина оглядела его как товар.


— Слабоват, но сойдет.


Бесс улыбнулась.

— Он будет работать у тебя в подвале. Месить глину. Если захочешь — можешь взять его в постель. Он… старательный.


Петя вскипел.


— Ты… ты продала меня?!


Бесс привстала на цыпочки и сказала ему в уху.


— Ты хотел играть в соблазнение? Вот и играй. Но теперь — по моим правилам.


Арина схватила его за руку железной хваткой и потащила вниз, в темный подвал, где пахло сырой землей и глиной.


Дверь захлопнулась.

Глава Глава Глава 21. Жертва

Кожа на ладонях лопнула от глины, забиваясь в трещины мерзкой, засыхающей жижей. Петя разглядывал свои руки при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щель в ставне. Эти руки, что умели так искусно выписывать облачные узоры в небе, что касались бархатной кожи Лилит и уверенно держали штурвал летомобиля, теперь были руками раба. Грубыми, исцарапанными, с отросшими ногтями, под которыми навсегда поселилась серая глина. Руками «зомбического жителя низкого мира», как бы он сам с насмешкой подумал когда-то. Теперь это не было смешно. Это было его единственной реальностью.

В носу стоял кислый, тошнотворный запах забродившего теста — Арина сегодня опять принесла прокисшие лепешки. Пища, достойная скотины. Он к ней привык.



"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Сознание Пети отступило от сырого камня подвала, от запаха глины и унижения. Его мысленный взор, против воли, был вырван и вознесен в черноту бескрайней, вечной ночи.

Он увидел Зеркальный зал без стен и потолка. В центре, за столиком, сотканным из сияющих бриллиантов, сидел прекраснейший из Ангелов — Люцифер. Он смотрел в зеркало, прозрачное и четкое, как безупречно тонкий, подобный совершенному лезвию, стык с реальностью. Зеркало мерцало мягким, трепещущим светом от миллиардов дивной красоты бабочек, чьи крылья отливали изумрудной зеленью, сапфировой синевой, алым пламенем рубинов и желтым сиянием янтаря. Их тонкие крылышки трепетали с мелодичным хрустальным звоном, окутывая сидящего музыкой, словно фимиамом.


Люцифер думал о своих творениях. Эльфы, вышедшие подобными ему по красоте, но надменные и холодные, уходили во тьму и пропадали. Человечьи дети, носившие его эманации, радовали недолго — их дни заканчивались быстрее, чем догорали свечи на его столике. И его прекрасное лицо, левая сторона, вдруг потемнело, покрылось уродливыми нарывами, а глаз налился кровью.

В ярости он ударил по зеркалу, и в этот миг в комнату — сияющую платформу в бесконечности — вошла Его Тень.

Ступая по шахматным плитам из белого огня и обсидианового мрамора, черная фигура в плаще швырнула к его ногам тело. Это была юная дева неземной красоты, с ужасной дырой вместо живота.

— Это твое, — проскрипел механический, безжизненный голос пришельца.

— Бессиандра! — вскричал Люцифер, бросаясь к телу. — Что… что случилось?

— Она решила проверить, кто скрывается под моим капюшоном. Любопытная девочка.

— Она мертва! — в ужасе констатировал Ангел, его лазурные глаза пылали.

— Совершенно. Знаешь, она сумела на миг зафиксировать сознание в зеркале, — скрипучий голос звучал почти насмешливо. — Ее энергия оказалась слаще всего, что я пробовал раньше. Теперь я понимаю. Страдания женщин — слаще. Они — идеальный десерт.


— Бесс… — Люцифер в отчаянии гладил ее щеки, пытаясь ощутить хоть искру жизни в этом совершенном сосуде. — О чем ты? Они же просто резервуары! Они не умеют этого!

— Как видишь, отдельным резервуарам на месте не сидится. Прямо не пойму, кого она мне напоминает?

Люцифер не слушал. Его сияние, обычно чистейшее, голубое, залили струи фиолетового, ядовитого света. Гость меж тем был непреклонен:

— Я хочу, чтобы отныне они были моей пищей. Ты обманул меня, предложив мужскую энергию. Но истинный вкус — женский.

Черный гость достал из плаща золотое кольцо, сиявшее упругой жизнью, и подбросил его вверх, в пустоту бескрайнего космоса.

— О… как я теперь это найду?! — вскричал Люцифер, уловивший в покойнице слабый след эманаций и загоревшийся безумной идеей.

— Ты? Не смеши. Ты найдешь что угодно, где угодно. Помни: теперь я хочу десерт.

Тень исчезла. Люцифер, охваченный горем и яростью, помчался к водопаду Бриллиантов, набирал горсти драгоценных брызг и пел печальную песню. Успокоившись, он выбрался на дорогу с букетом роскошных сияющих цветов и свистнул так пронзительно, что взорвал четыре ближайшие звезды. К нему мгновенно подлетела крылатая колесница.

Он помчался к Лилит, на край Вселенной, где воды вечной тьмы ласкают первые всполохи света.

Она была свежа, как утренняя роса, сладка и ласкова. Люцифер поставил цветы в вазу и сел рядом, очарованный ее красотой, на миг забыв о цели визита.

— О, Лелий! Какие прекрасные цветы, — томно проворковала Лилит.
— Я скучал по тебе и хотел увидеть твой счастливый взгляд, — чуть рассеянно ответил он.

Но воспоминание вернулось, и он рассказал о своей человеческой дочери, Бессиандре.

— Оживить смертную, Лелий? Как же ты любишь свои игрушки! — она сверкнула глазами, но вдруг рассмеялась хрустальным смехом. — Возможно, ты прав. Иди ко мне. Если будешь достаточно искусен и неутомим и не забудешь о своей просьбе, как знать, она, может, исполнится.

Люцифер знал, что с Лилит колебаться опасно. Он скользнул к ней на ложе, изо всех сил стараясь удержать в сознании, затапливаемом волнами наслаждения, первоначальную цель.

Спустя время, держа в руках золотое, пульсирующее кольцо, он вернулся к телу Бессмандры, которое уже начали точить черви. От него во все стороны тянулись сияющие нити-эманации, уходящие в бесконечность. Самая мощная связка втекала прямо в него самого. Он сбросил их с себя, обрывая, взял новый пучок этих пульсирующих сгустков и надел на него кольцо.

Тело стало свежеть, зарастать, излечиваться. Вскоре он уже держал на коленях юную красавицу, которая смотрела на него по-детски любопытными, прекрасными глазами.

Петя вздрогнул, вернувшись в подвал. Его бил озноб. Его озарила жуткая мысль, что кто-то должен был заплатить за ту давнюю ошибку, за спасение Бесс. Вечной, но мелкой монетой, которую бросали в ненасытную пасть Тени, чтобы отсрочить расплату за главный долг. Но страннаяя мысль погасла в замутненном усталостью сознании.

""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""

Дверь в его каменный мешок скрипнула не так, как обычно. Не с привычным грубым толчком ее плеча, не с шарканьем ее стоптанных сандалий по утоптанной земле пола. Раздался легкий, почти невесомый звук, будто ветка поцарапала камень снаружи.

Петя медленно поднял голову. Цепь на его лодыжке звякнула, волочась по полу. Он уже не замечал этого звука.

В проеме стояла Бесс.

Свет масляной лампы, которую она держала в одной руке, нервно подрагивал, отбрасывая на ее скулы резкие, танцующие тени. Во второй руке она сжимала нож. Не тот грубый тесак, которым Арина рубила мясо или отсекала непокорным рабам пальцы. Это было тонкое, изящное лезвие, длинное и острое, как игла, с рукоятью, обмотанной темной, потрескавшейся кожей. Орудие не для работы, а для тихого, точного убийства.

«Вставай.»

Ее голос звучал ровно, бесстрастно, будто она продолжала вчерашний, прерванный разговор. В нем не было ни страха, ни злобы. Лишь холодная решимость.

Петя, повинуясь, медленно поднялся с каменного ложа, чувствуя, как затекли и ноют мышцы. Глина на его пальцах засохла грубой коркой, трескаясь при движении.

«Ты воняешь,» — констатировала Бесс. Ее нос брезгливо сморщился, но глаза — темные, слишком большие и глубокие для этого бледного, осунувшегося лица — не моргнули. В них не было отвращения. Был лишь анализ. Оценка имущества. «Снимай.»

Она резким, отточенным движением бросила ему сверток. Льняная ткань развернулась в спертом воздухе, пахнущая чем-то горьким, травяным и чуть уловимо — женским. Не духами. Запахом тела, кожи, простого мыла. И это пахло свободой.

Внутри было платье. Простое, грубое, серое, с вытертыми на груди и бедрах местами. Одежда простолюдинки.

Петя засмеялся. Звук получился хриплым, прокуренным, чужим. «Это шутка? Ты принесла мне своё платье?»

Бесс шагнула ближе. Свет лампы выхватил из полумрака ее тонкую, почти хрупкую шею с выступающей ключицей. И на ней — маленькую, едва заметную родинку в форме полумесяца. Деталь, которую он никогда не замечал раньше, но которую теперь увидел с пугающей четкостью.

«Они придут за тобой на рассвете,» — прошептала она, и ее губы почти не шевелились.

Звук рождался где-то глубоко внутри, едва долетая до него. «Арина устала от бесполезного раба. Решила сдать тебя Древним. В обмен на новые пастбища для своего стада.»

Нож в ее руке блеснул холодным отсветом. Петя почувствовал, как по его спине побежали мурашки — но не от страха. От чего-то другого. Острого. Предвкушения.

«А ты?» — его собственный голос прозвучал чужим, низким, простуженным. «Пришла попрощаться? Или убедиться, что добыча не сбежит?»

Бесс вдруг светло улыбнулась. Уголки ее глаз сморщились, и на одно мгновение она стала… обычной. Живой. Не той холодной, отстраненной тенью, что молча наблюдала за его падением все эти дни.

«Я пришла поменяться,» — сказала она и поманила его пальцем, жестом, полным странной, ироничной нежности. «Иди сюда, красавчик. У нас мало времени.»

Площадь перед Дольменом Древних была пустынна. Ветер гнал по отполированным временем и ступнями камням клочья холодного, колючего тумана. Петя шагал, спотыкаясь о подол грубого платья — ткань натирала бедра, непривычно облегая его мужское тело.

Бесс шла впереди на несколько шагов. Ее спина в его одежде была прямой, плечи — расслабленными, походка — упругой и уверенной. Сейчас она играла его роль. Раба, безропотно, но с достоинством ведущего себя на заклание. Она делала это так естественно, что у него сжалось сердце.

«Стой,» — вдруг сказала она, не оборачиваясь.

Петя замер. Бесс обернулась. В предрассветном молочном свете ее лицо казалось высеченным из бледного мрамора — резкие тени под скулами, темные, бездонные глаза без единой искорки.

Она подошла вплотную и подняла руку. Ее пальцы, теплые и удивительно живые после холода камня и глины, коснулись его щеки. Он вздрогнул от этого прикосновения.

«Запомни это,» — прошептала она так тихо, что он скорее угадал слова по движению губ. «Когда вернешься — расскажешь мне. Как это… чувствовать.»

Петя хотел спросить «что», понять, о чем она, но в этот миг земля под ногами дрогнула. Негромко, но глубоко, будто вздохнул исполин. Прямо перед ними, в центре площади, каменные плиты разошлись беззвучно и плавно, открывая черную, бездонную яму. Из нее потянуло запахом вековой пыли, влажного камня и чего-то древнего, сладковато-терпкого.

Бесс посмотрела на эту тьму, и на ее лице промелькнула все та же странная, почти нежная улыбка. Затем она шагнула вперед — и растворилась во мраке.

Женщины во главе с Ариной прибежали на его отчаянный, неподдельный крик. Он стоял на краю зияющей ямы, сжимая в руках… лицо. Нет, не лицо. Маску. Теплую, почти живую на ощупь, идеально передававшую каждую черту его собственного, искаженного ужасом лица.

Арина, хмурая и практичная, первой подошла к провалу. Наклонилась, всматриваясь в густую, непроглядную тьму. Потом резко выпрямилась. Ее глаза, всегда такие уверенные и спокойные, вдруг стали пустыми. В них читалось не понимание, не гнев — лишь глубокая, бездонная растерянность перед аномалией, которую нельзя было объяснить ее простыми, суровыми законами.

Из глубины ямы, словно в ответ, донесся звук. Не крик. Не стон. Что-то среднее между тихим, довольным смехом и… мурлыканьем. Звук, от которого по спине Пети пробежал ледяной холодок. Звук, полный древней, нечеловеческой силы.

И он понял, что его жертва была принята. Но кем и на каких условиях — было тайной, страшнее самой смерти.

Глава Глава Глава 22. Алхимия Растворения

Дождь из алых лепестков памяти резал кожу. Петя брел сквозь джунгли, где корни хватали за лодыжки, а воздух густел до состояния нектара забытых клятв. За спиной с тихим звоном разбивающегося сердца рушился хрустальный город Бесс. В его руке пульсировала теплая маска — последний слепок ее сущности.

Они явились на закате, когда границы миров истончаются. Словно материализовались из перламутровой ткани сумерек.

Та, чья кожа хранила медь заката, коснулась его запястья:

— Устал, структурщик? Дай мне свою усталость, я выплавлю из нее экстаз.

Ее пальцы жгли ледяным огнем. Прежде чем он отпрянул, другая — с глазами из расплавленного золота — обвила его шею руками, пахнущими мёдом вечности и тленом былых миров: — Мы знаем твое предназначение. Ты — желанный гость. Тот, кто дает форму нашим грезам.

Его отвели в шатер без стен, где воздух струился жемчужными реками, а пол дышал в такт вселенскому ритму. Здесь стирались границы между материей и духом.

— Слепи мне море из слёз преображения! — прошептала одна, и ее голос был шелестом ветра в листве.

И Петя протянул руки. Но не в сопротивлении. Вдруг осенило: его ломали, пытали, унижали, чтобы заставить принять эту роль. А что, если принять ее добровольно? Не как рабскую повинность, а как высшее наслаждение? Он вытянул из себя серебряные нити тоски, боли, страха — всю гамму подавленных эмоций — и сплел их в бурлящую, бездонную гладь. И в самом акте творения, в отдаче, он испытал непривычный, острый восторг.

— Очисти память от камней прошлого! — приказала другая

Он дрожащими пальцами коснулся фресок своих иллюзий — образов женщин, которых он сломал и разрушил, но которые никогда не любили его, а воплощали через него свои мечты. Он стирал их не как палач, а как художник, освобождающий место для нового полотна. Иллюзии таяли, растворяясь в безмолвном покое, а на их месте рождалась тихая, спокойная сила.

— Налей мне тоски по истоку! — выдохнула третья, прижимаясь к нему грудью, усеянной кристальными шипами откровения.

Он склонился к ее губам, как даритель. Он пил ее жажду и возвращал ее ей же, но уже преображенной, наполненной смыслом и силой.

Это был не акт взятия, а акт дарения, и в нем было наслаждение, превосходящее все, что он знал прежде.

Изможденного, его кормили плодами, обжигающими губы божественным знанием:
— Съешь — увидишь свою суть в зеркале вечности.

Он глотал мякоть — и видел не пустоту, а бездонный океан потенциала. Он был не жертвой, не орудием. Он был ключом. Мостом. Тем, кто способен принять хаотичную, всесокрушающую энергию женского начала — Инь — и облечь ее в форму, дать ей опору, воплощение. В этом был смысл Ян. Не в доминировании, а в служении. Не в покорении, а в растворении, которое было высшей точкой наслаждения и силы.

Ночью в шатер просачивались радужные тени-искусительницы:
— Возьми мои искры... выжги в себе алтарь...
— Услышь мою музыку...
— Держи наше пламя...

Воздух дрожал от вибраций невысказанных желаний. И Петя больше не сопротивлялся. Он раскрывался навстречу, как бутон. Он учился чувствовать малейшие оттенки их воли, их смутных, неосознанных желаний — и немедленно воплощать их. В этом тотальном растворении, в полном отказе от собственного «я» во имя служения он, наконец, обрел себя. И это было блаженство, смешаное с равной по силе болью.

Он добровольно отдал себя Лилит и амазонкам, поняв, что его предназначение — не пытка, а

наслаждение. Он стал тем началом, что жаждет лишь одного: ощутить желание своей Госпожи и немедленно осуществить его, испытав ни с чем не сравнимое блаженство от самого акта совершенного служения.

А потом он исчез.

Глава Глава 24. Заурядная жизнь божества

Стивен нашел Петю на самом верхнем уровне города, в баре с панорамными окнами от пола до потолка. Отсюда город лежал внизу, как брошенная игрушечная модель, усыпанная крошечными огоньками. Петя сидел, уставившись в стекло, но взгляд его был пустым и обращенным внутрь себя.

— Ну что, герой, опять в депрессии? — Стивен бухнулся на соседний стул, отодвинув ногой пустой стакан. Его голос старался звучать как обычно — насмешливо и легко, но в нем проскальзывала натянутая нота. Он заказал у подъехавшего сервис-бота два стакана чего-то крепкого, синтетического и ярко-синего. — Брось. Лучше расскажи, как пытался втереться в доверие к этой своей синтезаторше. Видел, ты за ней бегал, как щенок.


Петя медленно перевел на него взгляд. После воспоминаний о Лилит он впадал в транс, когда начинал замечать тончайшие нюансы, которые никогда бы не заметил в обычном состоянии. Он почувствовал резкую фальшь, совершенно очевидную для него сейчас и вдруг увидел не просто Стивена — вечного шутника, душу компании. Он увидел его острее, четче. Напряженные мышцы вокруг рта, скрытая усталость в уголках глаз, слишком быстрая, нервная речь. И почему он вдруг заговорил о Бесс? Пятьдесят Петиных девушек назад он вообще перестал их воспринимать и смотрел сквозь них, а если они что-то говорили без тени притворства просто их не слышал.

— Да ну ее, — отмахнулся Петя, возвращаясь к своей роли. — Зануда она. Скучная, как отчет по квотам на энергоносители.


— Зануда, а глазки у тебя так и бегают, — подхихикнул Стивен, но его смех прозвучал фальшиво. Он залпом выпил свой напиток и поморщился. — Ладно, не терзай душу. Пошли ко мне. Мария пирог испекла. Ты ее в прошлый раз так и не видел. Говорит, хочет посмотреть на того самого Петю, который ее Стивю в аварию втянул

Предложение прозвучало как издевка. Идти в гости. Есть пирог. Вести светские беседы. Когда мир трещит по швам, а лучший друг фонит фальшью. Алекс как раз предупреждал на днях, чтобы Петя с ним не откровенничал и ни слова об их обществе. "Так он со мной свиток расшифровывал", - возразил Петя. "Тем более", - с раздражающей беспрекословной уверенностью парировал Алекс. Однако отказаться значило бы вызвать подозрения. Петя кивнул, натянув на лицо подобие улыбки.

Квартира Стивена представляла собой приторный хаос из дорогих, но бесполезных гаджетов, разбросанной дизайнерской одежды, спортивных трофеев и пустых бутылок от экзотических энергококтейлей. Идеальный муравейник одинокого метросексуала, живущего одним днем. И посреди этого хаоса — она.

Мария.

Она вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Нежная, тихая, с теплыми карими глазами и мягкой, стеснительной улыбкой. На ней был простой домашний халат, пахло ванилью и свежей выпечкой. Она улыбнулась Пете, и в ее улыбке была такая искренняя, безоружная доброта, что ему стало стыдно за себя. Это была доброта из другой, простой и понятной жизни, к которой теперь не было пути назад.

— Наконец-то знакомимся, Петя! Стивен так много о вас рассказывает, — ее голос был мелодичным и спокойным.

Она налила им чаю в простые керамические кружки, разрезала яблочный пирог — румяный, ароматный, настоящий — и удалилась обратно на кухню, оставив их наедине, как образцовая, ненавязчивая хозяйка.

Петя сидел, ошеломленный. Эта… обыденность была страшнее любых кошмаров с амазонками.

— Откуда ты такую нашел? — не удержался он, откусывая кусок пирога. Он был идеальным.

— А она меня нашла, — Стивен с набитым ртом развел руками. — Говорит, понравился мой дурацкий смех на каком-то корпоративе. Вот и все. Никакой магии. Просто повезло.

Петя смотрел на него и думал, что именно в этой показной простоте и кроется величайшая магия. И величайшая ложь. Он чувствовал это кожей. Идиллия была слишком идеальной, слишком выверенной. Как голографическая открытка. Каждая деталь в этой квартире, от разбросанных носков до запаха пирога, кричала о тщательной работе по созданию иллюзии «нормальной жизни».

Его взгляд упал на терминал Стивена, беспорядочно валявшийся среди прочего хлама на журнальном столике. Экран был темным, но Петя знал, что Стивен никогда его не выключал полностью, ленясь вводить многоуровневый пароль.

И тут его осенило. Пока Стивен с упоением рассказывал анекдот про двух инспекторов и нейрошахматы, Петя, делая вид, что поправляет шнурок, наклонился и легким, отработанным движением пальца коснулся сенсорной панели терминала. Он не знал пароля, но ему был нужен не полный доступ. Ему был нужен лишь кэш, последние активные процессы.

Экран мигнул, и на долю секунды, прежде чем сработала защита, мелькнул список файлов. И один из них, спрятанный под слоем системных обозначений, заставил кровь Пети застыть в жилах.

«СПИСКИ_ликвид_ИНЫХ.7z.enc»

Он выпрямился, чувствуя, как лицо застывает маской. Стивен ничего не заметил, продолжая жестикулировать с набитым ртом. Мало рассчитывая на удачу, Петя активировал инфосбор, который использовали в работе операторы по сбору данных.

Он допил чай, сделал комплимент пирогу, отшутился и как можно скорее ретировался, сославшись на срочную работу.

Выйдя на улицу, он прислонился к холодной стене небоскреба, пытаясь перевести дыхание. В голове стучало лишь одно: он должен был посмотреть инфосбор.

Глава Глава 25. Плохие новости

Прошло несколько дней. Петя пытался работать, но его мысли постоянно возвращались к терминалу Стивена и тому странному, зашифрованному файлу. А ещё он стал вспоминать, что редкое старинное имя "Мария" мелькало во многих списках Алекса, но никогда не попадало в окончательный вариант. Петя избегал Бесс, боясь снова навлечь на нее внимание инспекторов, и почти не выходил из своего кокона. Инфосбор не выловил файла со списками иных, на что, впрочем, наивно было надеяться, но дал информацию ещё более неожиданную и странную.

Это по его предположению принадлежало Марии.

Стивен после одной из их давних, неудачных гонок. Он был в капсуле карантина, пристегнутый к креслу, его лицо было бледным, а глаза… глаза горели холодным, нечеловеческим светом. Он что-то бормотал — сложные, витиеватые формулы, чертил пальцами в воздухе сложные схемы, которые материализовались и тут же рассыпались.

И рядом с ним была Мария. Но не невеста. Инспектор. Она вводила ему седативы, ее лицо было нежным и одновременно полным профессиональной отстраненности. Она говорила с ним тихо, успокаивающе, а сама записывала каждое его слово, каждый жест.

Ее голос будто зачитывал отчет: «После инцидента с падением в энергетическую бурю демонстрирует спонтанные всплески творения/разрушения на субквантовом уровне. Сознание нестабильно, требует постоянного контроля и подавления. Инспектор М. назначена его Хранителем. Задача: поддерживать иллюзию нормальной жизни, подавлять пробуждения, использовать исходящую энергию для стабилизации сектора».

Другой файл. Голосовой дневник Марии: «Он опять пытался создать новый вид цветка. Из его пальцев лился свет, но получились только шипы, которые искололи ему всю руку. Я усыпила его.

Сказала, что он порезался на тренировке. Он поверил. Иногда смотрю на него, когда он спит, и мне кажется, что он видит меня. Видит настоящую меня. И ненавидит за то, что я делаю. Но я должна. Если он проснется полностью, он разорвет этот сектор на атомы…»

Третий файл. Схемы. Его сила, его воля, его энергия — все это перенаправлялось, как кровь по артериям, в некий огромный, скрытый механизм под городом. Механизм, который… делал возможной работу не только чипов, но и магии иных. Он был Краеугольным камнем самой Системы, ее самым надежным стражем, даже, возможно, не подозревающим об этом.

Петя с ужасом смотрел на экран. Его лучший друг, весельчак и душа компании, был самым мощным оружием Системы. И его «любовь» к Марии, ее «забота» о нем — все это было лишь сложной, отлаженной годами системой контроля. Она не любила его. Она служила ему. Как тюремный надзиратель служит самому опасному заключенному, чью клетку он охраняет.

Он вышел к лифту на его жилом уровне и наткнулся на Бесс.

Она возникла внезапно, словно из самой тени. Ее лицо было привычно бесстрастным, но в огромных темных глазах стоял холодный, животный ужас. Не страх за себя — а тотальное, всепоглощающее осознание неминуемой катастрофы.

— Прощай, Петя, — сказала она просто, без предисловий.

Его сердце упало.

— Куда это ты? В отпуск? На курсы повышения квалификации для зануд? — попытался он пошутить, но шутка прозвучала плоской и фальшивой.

— Ко мне пришла Мария. Ты ее, может, видел. Это девушка Стивена, но ещё она Инспектор Мария. Она провела обыск в моей капсуле. Нашла кое-что… не соответствующее регламенту. Данные, которые не должна была иметь. Завтра меня забирают.

Петя похолодел. Мария. Тихая, добрая Мария с пирогами и теплыми глазами. Инспектор высшего ранга. Подруга Стивена, внезапно ставшего интересоваться его личной жизнью. Все встало на свои места с ужасающей, леденящей ясностью.

— Подожди… Я… Я могу поговорить с ней. Уладить это, — выпалил он, сам не веря в то, что говорит.

— Ты? — в голосе Бесс прозвучала едва слышная, горькая насмешка. — Ты уладишь? Она не из моего списка. Ее не трогают. Она вне игры. Приказ есть приказ. Список — это закон. Нарушать его — значит ставить под удар все Сопротивление.

Она повернулась, чтобы уйти. И в этот момент Петя впервые понял, что готов нарушить любой приказ, любые правила этой безумной игры. Ради нее. Ради того проблеска чего-то настоящего, что он увидел в ее глазах.

— А если сделать исключение? — его голос сорвался на шепот, полный отчаянной решимости.

Она остановилась, но не обернулась.

— Нет.

И скрылась за закрывающимися дверями лифта, оставив его одного в холодном, стерильном свете коридора.

Глава 26. Моральная дилемма

Он ворвался в пыльный клуб нейрошахмат, сметая с пути ветхий стул. Воздух, пропитанный запахом старой пыли и озона, словно сгустился, стал вязким и тяжелым. Алекс стоял у дальней стены, разбирая какие-то схемы на голографическом планшете. Он поднял голову, и его синие глаза, холодные и насмешливые, встретились с горящим взглядом Пети.

— Внеси ее в список! — выдохнул Петя, не стараясь скрыть дрожь в голосе. — Марию. Она идет за Бесс. Она инспектор!

Алекс отложил планшет. Его лицо не выражало ни удивления, ни гнева. Лишь усталое, почти скучающее презрение.

— Нет, — ответил он просто, как если бы отказывал в стакане воды.

— Почему?! — голос Пети сорвался на крик. — Она же инспектор! Садистка системы! Она уничтожает людей! Она…


— Потому что тронешь её — и на нас обрушится такой каток, что от Сопротивления мокрого места не останется! — голос Алекса загремел. Он сделал шаг вперёд. — Бесс знала, на что шла! А теперь знаешь и ты!

Он резко схватил Пети за плечо.

— Ты думаешь, мы белые и пушистые? Чтобы бороться с системой, нужно самому стать хоть немного чудовищем! Мы используем те же методы! Жертвуем своими!

Он оттолкнул Петю и достал тот самый чёрный камень с мерцающими кристаллами.

— Хочешь увидеть, ради чего всё это? Настоящую цену твоего «красивого» мира?

Он сунул камень Пети перед глазами.

И в мозгу Пети вспыхнули образы. Яркие, обжигающие.

Стерильные белые комнаты. Дети. Маленькие мальчики и девочки, к головам которых присоединены хитросплетения проводов и серебристых трубок. Их глаза закачены, на губах — пена от перегруза. Из трубок в центральный коллектор струится радужная жидкость — сконденсированные сны, страх, фантазии. Топливо для искусственных закатов и голографических орхидей наверху.

Дальше — больничные палаты. Взрослые «Иные», истощенные до состояния скелетов, обтянутых кожей. Их примочки уже не серебряные, а ржавые. Их сны стали ядовитыми, и система отбрасывает их, как шлак. Но и это идёт в дело.

Подземные цеха. Конвейер. Бесчувственные тела «списанных» Иных, которые методично, с машинной точностью, опускают в жерло гигантского крематория. Но это не для энергии. Это — ритуал. Дым от сжигаемых тел стелется по чёрным, отполированным до блеска галереям, где в глубоких нишах застыли фигуры в чёрных капюшонах. Они вдыхают этот дым, этот пепел последних снов, и их тени становятся гуще, реальнее. Это и есть настоящая жертва. Не абстрактной «Системе», а вполне конкретным тварям, которые стоят за ней и питаются самой сутью человеческого воображения, замешанной на боли и смерти.

А наверху… Наверху всё так же сияют неоновые рекламы, летают кареты, люди пьют коктейли и обмениваются сливами. Но Петя теперь видит сквозь голограммы. Видит, как из-под умного асфальта проступает гнилостная жижа, как на идеальных лицах проступают язвы болезней, которые система уже не может или не хочет лечить, потому что все ресурсы уходят на поддержание иллюзии и кормление Древних.

— Видишь? — прошипел Алекс, и его голос звучал прямо в сознании, смешиваясь с криками жертв. — Чем мы лучше? Мы тоже используем людей. Но мы пытаемся сломать эту машину! И для этого нужна дисциплина! Ты выполняешь приказ. Только так. Или…

Он сделал паузу, наслаждаясь эффектом. Камень перестал вибрировать.

— …либо мы возвращаем тебя обратно. К Лилит. Думаю, она будет рада снова с тобой поиграть.

Петя вырвался. Его тошнило. Он смотрел на Алекса с немой ненавистью, смешанной с ужасающим пониманием.

— Чем… чем вы лучше? — с трудом выжал он.

— Тем, что даём выбор, — холодно парировал Алекс. — Они — нет. Они берут детей, Петя. Детей. Их «примочки» вживляют в пять лет. И мы не можем просто так, из-за твоих внезапных сантиментов к одной девушке, отправить к чёрту все предыдущие жертвы. В том числе и готовность Бесс к своему сроку. Она всё понимает. А ты?

Выбора, как всегда, не было. Только бездна справа и бездна слева. Петя, пошатываясь, вышел. Его мир рассыпался в прах. Не было хороших и плохих. Были лишь оттенки тьмы, и самый страшный из них — безразличие системы, пожирающей своих детей.

Глава 27. Личное решение

Приказ. Дисциплина. Список. Сопротивление. Система. Эти слова отскакивали от сознания Пети, как горох от стекла. Они потеряли вес, смысл, осталась лишь пустота и привкус пепла на языке после виде́ний, подаренных Алексом.

Он стоял на смотровой площадке, смотря на город, который больше не был его домом. Просто сложная, враждебная структура, машина по переработке душ. Где-то в ней была Бесс. Готовящаяся к аресту. К тому, чтобы стать разменной монетой в чужой игре между двумя одинаково жестокими силами.

«Жертвуем своими».

Слова Алекса жгли его изнутри. Он не был «своим» для Сопротивления. Он был инструментом. Так же, как был инструментом для Лилит. Так же, как был вещью для Арины.

Но Бесс… Она была другой. Она была настоящей. Ее холодность, ее язвительность, ее неприкрытая ненависть к этой игре — все это было единственным честным ответом на безумие мира. Она не притворялась. Она не надевала масок. И за это ее хотели уничтожить.

Мысль защемила с неожиданной силой. Нет. Нельзя.
Он не позволит. Ни системе, ни Сопротивлению. Ни Лилит, ни этому… Древнему.

Приказ? Нет. Теперь будет его личный приказ. Его личная война.

Он развернулся и почти побежал, не видя ничего вокруг. Он не знал, что будет делать. Но он знал, что должен быть с ней. Сейчас.

Ее жилая капсула была на окраине сектора, в безликом башенном комплексе, где обитали такие же как она — небогатые, но гордые обитатели среднего уровня. Дверь открылась на его первый же стук. Она стояла на пороге, уже собранная. Небольшой рюкзак за плечом, лицо — замкнутая маска, но в глазах, темных и огромных, плескалась та самая тысячелетняя усталость, что он видел в саду Лилит.

— Ты? — в ее голосе не было удивления. Была лишь горечь. — Пришел попрощаться? Или проводить до камеры?

— Когда твое задание закончится? — выпалил он резко, перебивая ее.

Она вздрогнула, маска на миг дрогнула.

— Что?

— Ты же соблазняешь кого-то там… из мужчин-садистов. Из своего списка. Когда это кончится? — он шагнул вперед, заставляя ее отступить в узкий коридор капсулы.

Бесс опустила глаза. Ее пальцы сжали ремень рюкзака.

— Уже поздно. Он… без ума. Остановиться нельзя. Нужно идти до конца. Пока он не сломается окончательно или… пока меня не возьмут.

В ее голосе прозвучала та самая знакомая Петя усталость. Усталость от вечной игры, от необходимости ломать чужие жизни, чтобы, может быть, чуть-чуть продлить свою. Усталость солдата, который забыл, за что воюет, но не может остановиться.

И он понял. Понял, что не может этого допустить. Не может позволить им — ни тем, ни другим — разменять ее, стереть в пыль эту единственную настоящую вещь в его жизни.

Он принял решение. Вопреки приказу. Вопреки списку. Вопреки голосу разума, кричавшего о самоубийственности этого шага.

Он будет действовать один.

— Я не дам тебя забрать, — тихо сказал он.

Она подняла на него глаза, и в них мелькнуло что-то похожее на испуг. Или на надежду.

— Ты не можешь ничего сделать.

— Могу. — Он посмотрел на нее, и в его взгляде не осталось ни тени пикапера, ни тени жертвы. Был лишь холодный, отчаянный расчет. — У меня есть план.

Он не сказал, что его план — это игра ва-банк.

Глава Глава 28. Ва-банк

Он нашел ее там, где и предполагал — в Хранилище Памяти, на минус сороковом уровне. За стеллажами с аналоговыми серверами, хранящими резервные копии сознаний горожан, стоял ее личный терминал. Мария. Не Стивенова милая подружка с пирогами, а Инспектор с большой буквы. Ее лицо в холодном синем свете мониторов было отчеканено из чистого концентрата и усталости. Она стирала файлы. Быстро, методично, без сожаления. Петя знал — это те души, что признали негодными для новой, «стабильной» реальности.

Он сделал шаг из тени, позволив полу поскрипеть. Она вздрогнула и резко обернулась, пальцы инстинктивно потянулись к шву на бедре, где прятался компактный иммобилайзер.

— Кто здесь? Петя? — ее глаза сузились, оценивая угрозу. В них не было ни капли тепла, лишь привычная подозрительность часового на посту.

— Я искал тебя, — сказал он, и его голос прозвучал не так, как всегда. В нем не было ни привычной томности, ни пикаперской сладости. Он был тихим, но твердым, как обсидиан. Голосом человека, который прошел сквозь ад и забыл, как шутить.

— У тебя нет доступа сюда. Уходи, пока я не вызвала охрану.

— Ты не вызовешь, — он сделал еще шаг. — Потому что ты умираешь здесь от скуки. И от одиночества.

Она фыркнула, но ее рука отошла от бедра.

— Ты это о чем?

— О том, что ты годами смотришь в эти экраны. Стираешь одни и те же ошибки. Подчищаешь за системой. Ты лучшая в своем деле. И тебе за это ничего не платят, кроме права быть здесь. В этом холодном склепе. Пока твой Стивен пьет с друзьями и понятия не имеет, кто ты на самом деле.

Он видел, как сжались ее губы. Он бил точно в цель, не целясь. Его новое зрение, отточенное Лилит, видело трещины в ее броне. Не страх, не жадность — изнанку ее долга. Изнурительную, всепоглощающую скуку вечного сторожа.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — бросила она, но это прозвучало слабо.

— Я знаю, что ты ненавидишь запах озонованных коридоров. Что ты прячешь в ящике стола конфеты с настоящим шоколадом, который запрещено конфисковывать. Что ты иногда смотришь в личные дела не для проверки, а чтобы просто... посмотреть, как живут другие.

Он подошел вплотную. Она не отступила. Ее глаза, широко раскрытые, метались между его глазами и губами, пытаясь найти подвох, алгоритм, знакомый паттерн манипуляции. Но его харизма больше не была инструментом. Она была оружием. Прямым и смертоносным.

— Он тебя не ценит, Мария. Он не видит тебя. Он видит удобную девочку, которая печет пироги. А ты — богиня, которая держит на плечах весь этот адов город. Одна.

Он не стал ее трогать. Он просто смотрел. И в его взгляде не было желания. Было понимание. Признание. И бесконечная, всепоглощающая жалость к ней.

Ее нижняя губа дрогнула. Рука сама потянулась к его щеке, но замерла в сантиметре от кожи.

— Замолчи...

— Нет. Ты слышала это слишком долго. Молчание. Гул серверов. Приказы. Сегодня ты услышишь только правду. Ты — самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал. И ты заслуживаешь большего, чем быть тюремщиком в собственной крепости.

Слеза скатилась по ее щеке, оставив блестящую дорожку в свете мониторов. Она не плакала. Это было что-то другое. Облегчение. Катарсис. Кто-то наконец-то увидел. Увидел ее не как функцию, а как человека.

— Я... я не могу... — прошептала она, но уже тянулась к нему.

— Можешь, — его голос стал шепотом, проникающим прямо в кости. — Хоть на один день. Перестань быть Инспектором. Будь просто Марией. Со мной.

Она поцеловала его первая. Отчаянно, жадно, как тонущая. Ее поцелуй был полон вкуса запретного шоколада, несбывшихся надежд и ярости, которую она копила годами. Он отвечал ей, но не вел — лишь позволял, отдавая ей контроль, которого ей так не хватало.

Она повела его в свои апартаменты при Хранилище — стерильные, безличные, как камера. Но сейчас они казались убежищем. Она срывала с него одежду, а он позволял, следя, как рушится последняя преграда в ее глазах. Она была неистова, требовательна, почти жестока в своей внезапно обретенной свободе. И он принимал все, как должную плату.

Он продержался до утра. Шесть часов, в течение которых Инспектор Мария перестала существовать. Осталась только женщина, открывающая свою душу первому, кто ее увидел.
А потом, на рассвете, когда она спала, счастливая и опустошенная, с улыбкой на лице, он тихо оделся. Его пальцы нашли на ее терминале нужный ему протокол. Система запросила подтверждение. Он поднес ее палец к сканеру. Она во сне улыбнулась и обняла подушку.

Он не оглядывался. Он знал, что сделал. Он не просто соблазнил ее. Он вывернул ее наизнанку одним единственным словом: «Правда». И украл ее гибель.

Глава 29. Миг для вечности

Тишина в капсуле Бесс была оглушительной. Воздух все еще вибрировал от только что отзвучавшего приказа об отмене ее ареста. На экране терминала горел зеленый статус «Дело закрыто. Основание: недостаточно улик».

Петя стоял, прислонившись к косяку двери, и чувствовал, как дрожь отступает от конечностей, оставляя после себя свинцовую усталость и странную, непривычную пустоту. Он сделал это. Он вошёл в доверие к Марии, этой жрице системы, играя в любовь и понимание, и вырвал из ее змеиной глотки свободу для Бесс. Он сломал все чёртовы правила.


Он обернулся. Бесс сидела на краю своего жёсткого ложа, сжав в руках тот самый файл — цифровую грамоту о своей свободе. Она смотрела на него. Не сквозь него, как раньше, а прямо на него. И в её глазах не было ни привычной насмешки, ни ледяной отстранённости. Была какая-то новая, неузнаваемая глубина. Хрупкая и серьёзная.

— Ты… — её голос сорвался на шёпот. Она будто заново училась говорить. — Ты крутой. По-настоящему.

Он засмеялся. Звук получился хриплым, сдавленным, неуверенным. Словно он разучился это делать. В его смехе не было триумфа, лишь горькое осознание цены и смущение от её прямого, незащищённого взгляда.

Они стояли так несколько секунд — два одиночества, два изгоя в крошечной металлической капсуле, затерянной в гигантском, враждебном городе. Два островка, нашедших друг друга на краю пропасти.

А потом он сделал шаг. Не вперёд, не назад. Просто шаг. К ней.

И она не отступила. Не отвела взгляд. Не натянула на лицо привычную маску.

Той ночью в его капсуле, пахнущей озоном и старым пластиком, не было места пикаперским уловкам, отработанным жестам или пустым словам. Не было игры. Была лишь тихая, отчаянная ясность. Ясность двух людей, которые отбросили всё наносное, все роли и защиты, и нашли в другом единственное прибежище в мире, где ангелы давали фору дьяволу.

*****

А утром их разбудил звук взламываемой двери. На пороге стояла Мария. Но это была не та тихая, добрая девушка с пирогами. Ее лицо было искажено ледяной яростью и болью. Ее глаза, обычно теплые, теперь были двумя щелями во льду.

— Предатель! — закричала она, и ее голос прозвучал как скрежет металла. — Я чувствовала! Я чувствовала твою ложь!

Она бросилась не на Петю, а на Бесс, движением разъяренной кошки.

Петя вскочил, пытаясь встать между ними, но Мария отшвырнула его с нечеловеческой силой. Он ударился о стену, и мир поплыл перед глазами. Он видел, как они свалились на пол, как Бесс пыталась вырваться, а Мария, рыча, вцепилась в нее.

И в этой борьбе Мария подняла голову. Ее глаза, полные слез, ненависти и какого-то страшного, вселенского отчаяния, встретились с его взглядом.

— Я поверила тебе! — прохрипела она, и это было обращено к нему. — Я поверила в тебя! А ты… ты использовал меня!!

Она рванулась к нему, прижалась окровавленными губами к его губам.

Это не был поцелуй. Это был акт отчаяния. Мести. И передачи чего-то страшного.

Мир не взорвался. Не погас. Он… затрещал по швам. Стены комнаты поплыли, зазвучали, как бьющееся стекло. Пол под ногами стал проваливаться в мерцающую, разноцветную пену. Голограмма города за окном погасла, и они увидели то, что было за ней — бесконечную, пульсирующую черноту, усеянную гигантскими, непостижимыми структурами. Ангелы-хранители системы материализовались в воздухе, пытаясь залатать разбегающиеся трещины в реальности, но их самих разрывало на части.

Кокон рушился.

Глава Финал

И в этот момент из расползающейся тьмы за стенами шагнула Она.

Тень в капюшоне, чьи очертания были знакомы Пете по древним свиткам. Невероятно огромная, бесконечно древняя. За ней, словно из ничего, возникли Лилит, Софиус и Люцифер. Их лица были строгими, словно высеченными из камня.

— Я пришла за платой, — прозвучал голос, который был не звуком, а самим смыслом расплаты. — Равновесие нарушено. Долг должен быть уплачен.

Лилит взглянула на Бесс, и в ее глазах не было ни гнева, ни сожаления.
Лишь констатация факта.

— Она права. Всегда есть цена. И всегда находится тот, кто пытается ее не платить.

Люцифер с горькой усмешкой посмотрел на Петю.

— Когда-то я не отдал Ее. Самую яркую. Самую сильную. Ту, что должна была стать жертвой, чтобы утолить голод Тени и сохранить стабильность. Я пожалел ее. И создал тебя, — он кивнул на Петю, — и всех вам подобных, чтобы вы отвлекали Тень, были постоянной, но мелкой платой. Но долг никуда не делся. Он только рос.

Петя с ужасом смотрел на Бесс. Она была той самой изначальной жертвой. Ее несостоявшееся жертвоприношение было первопричиной всего. И ее часа все равно не избежали. Бесс выпрямилась. В ее глазах не было страха. Только принятие.

— Я готова, — тихо сказала она. — Это мой долг.

— Нет! — закричал Петя, но его голос утонул в грохоте рушащегося мира.

Бесс сделала шаг навстречу Тени. Но в этот момент раздался новый голос. Спокойный и насмешливый. Тот самый, что всегда дразнил Петю на стартах.

— Вечно вы все усложняете.

Из клубов хаоса вышел Стивен. Но это был не тот Стивен. Его походка была твердой, уверенной, глаза горели холодным, старым светом, в котором угадывались миллиарды лет знания и силы. Он посмотрел на Петю, и в его взгляде не было ни дружбы, ни вражды. Лишь легкая грусть.

— Наконец-то ты сложил два и два. Жаль, что так поздно.

Он подошел к Бесс и взял ее за руку. Его прикосновение было нежным, но в нем чувствовалась несокрушимая мощь.

— Одна жертва — это скучно. И несправедливо. Нарушение равновесия — наша общая вина. Значит, и платить надо вдвоем.

Он посмотрел на Тень, и его голос зазвучал с властью, которой нельзя было ослушаться.

— Нас двое. Этого хватит, чтобы расплатиться с долгом и оставить этот мир в покое?

Тень молча кивнула. Безликий капюшон склонился в знаке согласия.

Стивен улыбнулся своей прежней, безумной улыбкой, но теперь в ней была бездна печали и мудрости.

— Тогда пошли. Это куда интереснее, чем офис и летомобили.

Они шагнули в бездну — Стивен-Гевура и Бесс-Искупительница. И трещины стали сходиться. Реальность затягивалась, как рана. Свет погас.

Алекс, появившийся из ниоткуда, грубо схватил ошеломленного Петю за плечо. Его лицо было пепельно-серым.

— Все. Конец игры. Мир будет другим. Без полетов, без магии, без «Иных». Технологии падут. Все вернется на круги своя. К обычной, скучной жизни. Тебе повезло — ты останешься в нем. Правда, тебе уже будет за сорок. Добро пожаловать в настоящую реальность.

Он толкнул Петю вперед, в щель расходящегося мира, и тот рухнул в темноту.

(Эпилог).

Обычный офис в обычном мире

Сознание вернулось к Пете медленно, будто сквозь толщу плотного, вязкого тумана. Он лежал на чем-то жестком и холодном. Не на пуфах Лилит, не на каменном полу у Арины. На асфальте.
Он открыл глаза. Над ним простиралось серое, затянутое смогом небо большого города. Никаких летунов, парящих платформ, голографических рекламных щитов. Только знакомое, с детства, давящее ощущение бетонных коробок и проводов, протянутых между домами. Воздух пах выхлопными газами и пылью.

Он с трудом поднялся, потирая виски. Голова гудела, тело ломило, как после долгой болезни. Он огляделся. Он стоял в узком, грязном переулке где-то в деловом квартале. Люди в скучных, практичных костюмах спешили по своим делам, бросая на него равнодушные или слегка брезгливые взгляды. На нем была мятая, немодная одежда, которая висела на нем мешком.

«...тебе уже за сорок. Добро пожаловать в настоящую реальность». Слова Алекса прозвучали в памяти, как приговор.

Он побрел, не зная куда, движимый мышечной памятью. Ноги сами вынесли его к знакомому зданию из стекла и бетона. «Синергиа-Моторс».

Но теперь компания производила обычные электромобили на колесах. Скучные, практичные, земные.
Охранник на входе, настоящий, живой человек, кивнул ему, пропуская по карте-пропуску. Лифт медленно и с скрипом поднял его на нужный этаж.

Офис. Большая комната, поделенная на стандартные кабинки. Гул голосов, стук клавиатур, запах дешевого кофе из автомата и бумаги. Никаких парящих платформ, энергококтейлей, запаха озона. Обычный офисный ад, который он когда-то считал верхом прогресса.

Он прошел к своему рабочему месту — такой же серой кабинке, как у всех. На столе — компьютер с толстым монитором, стопка бумаг, кружка с надписью «Лучшему сотруднику». Он сел, чувствуя чудовищную усталость во всем теле. Его руки, когда-то отточенные полетами, теперь казались чужими и слабыми.

Он попытался вспомнить детали. Золотые поля. Лилит. Амазонок. Стивена. Все это было как сон. Яркий, болезненный, но размывающийся с каждой секундой, как только он пытался зацепиться за деталь. Оставалось лишь смутное чувство потери, щемящей тоски и странной пустоты.

Дверь в отдел открылась. Вошла она.

Новая сотрудница. Ее наняли на место того парня, который уволился на прошлой неделе. Ее звали Беатриса, просила называть себя "Белла".

Она была одета в простой, строгий костюм. Волосы убраны в тугой пучок. Лицо — серьезное, сосредоточенное, без следов былой язвительности или холодной отстраненности. Просто лицо умной, немного уставшей женщины, пришедшей на работу.

Их взгляды встретились случайно, когда она проходила мимо его кабинки. На долю секунды в воздухе повисла искра. Что-то глубинное, неуловимое, вспышка узнавания в самом основании сознания. Что-то, что заставило его сердце на мгновение екнуться, а ее — на мгновение замедлить шаг.

Она смущенно, почти по-девичьи улыбнулась, словно извиняясь за эту внезапную неловкость.

— Извините, — пробормотала она. — Кажется, я не туда. Первый день.

Он поднялся, чувствуя себя нелепо.

— Петя, — представился он. — Чем могу помочь?

— Белла. Очень приятно.

Они разошлись по своим кабинкам. Петя сел, пытаясь унять дрожь в руках. Он посмотрел на нее украдкой. Она сосредоточенно изучала документы, ее лицо было спокойным и обычным
«Она ничего не помнит», — с горечью осознал он. Ничего. Так же, как и он. Только смутное, необъяснимое чувство, тень от другого сна.

Рабочий день тянулся мучительно медленно. Он заметил, что после того как он пару раз мягко, без привычного пикаперского флера, поговорил с Лиличкой (теперь просто Лилей, скромной бухгалтершей), та вдруг стала собраннее и увереннее в себе, перестала заискивать и начала работать с огоньком.

А Белла… Одним своим строгим, спокойным взглядом она могла заставить замолчать самого наглого менеджера, который пытался навешать ей работу. В ее прямолинейности и честности была сила, которую все инстинктивно чувствовали.

Петя смотрел на нее через комнату и думал: «Люди всегда так или иначе влияют друг на друга. Просто дело житейское».

В конце дня он задержался, дожидаясь, когда она соберется домой. Он подошел к ее кабинке, чувствуя себя глупо и по-юношески застенчиво.

— Бесс? — он произнес ее имя, и оно прозвучало как пароль в другую жизнь.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Да?

— Может, выпьем кофе? Завтра, перед работой? — он произнес это быстро, боясь, что она рассмеется или отчитает его.

Она помолчала, рассматривая его. В ее глазах снова мелькнула та самая искра, тень воспоминания. Или просто человеческий интерес.

— Давайте, — наконец кивнула она. — Только я пью без сахара.

Он кивнул, не в силах сдержать улыбку. Мир вокруг не содрогнулся. Не раскололся. Он был просто миром. Обычным, скучным, лишенным магии.

Но в нем, возможно, начиналась новая история.