11-летие АДА

Глава 1

Глава 1: Идиотизм вечности, или Ёбаный вторник

Сорок лет. Юбилей, блять. Не круглый, конечно, но солидный. Возраст, когда спина уже предательски похрустывает по утрам, а в волосах на висках серебрятся первые, самые наглые и заметные нитки седины. Возраст, когда ты уже не мальчик-который-выжил, а просто заслуженный уставший мудак по имени Гарри Поттер.

Кабинет главы Отдела мракоборцев пахнет старым деревом, пылью на закоулках магии и тоской, въевшейся в стены. Я допивал третью кружку кофе, которая уже давно остыла, пытаясь заставить глаза сфокусироваться на отчёте о очередной попытке контрабанды говорящих кактусов из Мексики. Говорящие кактусы, блять. После Тёмного Лорда, драконов и армии мертвецов — говорящие кактусы. Жизнь — это какая-то насмешка плохого комика.

Джинни, моя очаровательная жена, уже который час слала на мою «совиную почту» (ещё одно долбаное изобретение, которое только всё усложнило) сообщения, полные ядовитых напоминаний о «семейном ужине». Семейный ужин. Три подростка, которые смотрят в тарелки, пока их отец пялится в стену, мысленно перебирая заклинания для нейтрализации кактусов. Идиллия, ёпта.

Дверь кабинета открылась без стука. Я даже не поднял головы. Только Гермиона имела такую наглость.

— Гарри, если ты ещё раз пропустишь ужин из-за этих долбаных кактусов, я лично приду и применю Кастратус к тому месту, куда ты обычно садишься. Джинни звонила, она в ярости, — раздался голос.

Но это был не голос Гермионы. Он был ниже, скрипучий, словно перегруженный песком. Я медленно поднял взгляд.

В дверях стоял невысокий, щуплая фигура в плаще с капюшоном. Но капюшон был откинут. Морда, испещрённая шрамами, которые я нанес ему лично. Бледная, змеиная рожа. Глаза — два узких прорези, полные старой, как мир, и совершенно свежей, личной ненависти.

Питер Петтигрю. Крыса. Живой, дышащий кусок дерьма, который должен был гнить в Азкабане, но каким-то долбаным макаром снова вылез на свет божий.

Мой жезл лежал на столе, в паре сантиметров от руки. Я не двинулся. Просто смотрел на него с холодным, сорокалетним безразличием. Что он мог сделать? Броситься на меня? У меня защитных чар на кабинете больше, чем у Грин-де-Вальда на трусах.

— Поттер, — просипел он. В его голосе не было страха. Была какая-то истеричная, на грани помешательства, решимость.

— Питер, — кивнул я, как старому, надоевшему знакомому. — Выбрался. Опять. Азкабан нынче, что ли, с распродажей? Двери нараспашку? Или тебя вырвало туда-обратно, как плохой обед?

Он не смутился. Его пальцы, те самые, которые когда-то отрезали себе, дрожали, сжимая какой-то амулет. Древний, тёмный, pulsирующий мерзкой энергией, которую я почувствовал кожей.

— Он ждал. Ждал, пока ты расслабишься. Пока ты станешь старым, мягким, сытым. Как все они, — Петтигрю кивнул на портреты прошлых министров на стене. — Он оставил кое-что. На самый крайний случай. Для меня. Для этого момента.

Я медленно поднялся из-за стола. Моя спина благодарно хрустнула.

— «Он»? — я фыркнул. — Ваш покойный шеф-повар, что ли, рецепт оставил? Иди отсюда, Питер, пока я не решил, что от тебя останется только мокрое место и чувство глубокого морального удовлетворения.

— Авада Кедавра! — взвизгнул он, и чёрно-зелёная молния вырвалась из кончика его палочки.

Я даже не моргнул. Поднял руку. Защита, которую я разработал лет десять назад, должна была просто поглотить заклинание. Просто ещё один день, ещё одна попытка. Рутина, блять.

Но молния не поглотилась. Амулет на шее Петтигрю вспыхнул кровавым светом. Проклятие изменилось, искривилось в полёте, стало каким-то… колючим, ядовитым, древним. Оно проигнорировало все мои защиты, словно их и не было, и ударило мне прямо в грудь.

И тут я всё понял. Это не было просто проклятие смерти. Это было нечто другое. Что-то, что Вольдеморт откопал в самых тёмных уголках магии. Заклятье, которое не просто убивало. Оно стирало. Вычёркивало. Отправляло душу в небытие, без шанса на призрачность, без шанса на что бы то ни было.

Последнее, что я увидел, — это испуганное, а затем ликующее лицо Петтигрю. Последнее, что я почувствовал, — не боль. А дикую, всепоглощающую ярость. Ярость из-за нелепости этого всего. Не пасть в эпичной битве, не спасая мир, а нахуй, от руки дрожащей крысы, из-за говорящих кактусов и пропущенного ужина. Какая, блять, ирония.

А потом — тьма.

---

Тьма была не абсолютной. Она была… тесной. Тёплой. Влажной. И пахла пылью и старой тканью.

Я дёрнулся, пытаясь вдохнуть, и ударился головой обо что-то твёрдое. Боль, тупая и знакомая, пронзила лоб.

— О, блядь, — выдохнул я, и мой собственный голос прозвучал как-то странно. Высоко. Пискляво. Как у… ребёнка.

Я открыл глаза. Вернее, глаз. Правый был залеплен чем-то липким — потом я сообразил, что это были собственные волосы. Я лежал, скрючившись, в каком-то тесном, тёмном пространстве. Сквозь щели в двери пробивался тусклый свет.

Сердце колотилось где-то в горле. Я отодвинул чёлку и потрогал свой лоб. Гладкая кожа. Ни шрама. Ни намёка на ту самую молнию.

Паника, холодная и тошная, подкатила к горлу. Я оттолкнул дверцу и выкатился наружу, на скрипучий пол, заваленный игрушками и хламом.

Я сидел под лестницей. В чулане. В доме своих проклятых тётки и дяди.

С потолка свешилась паутина. Напротив висел календарь. На июльской странице с ухмыляющимся борцом было обведено число.

Тридцать первое.

Я подполз к заляпанному жиром зеркалу, висевшему в прихожей. Из его глубины на меня смотрел тощий, испуганный мальчишка в огромных, сползающих очках. С ярко-зелёными глазами и чёрными, вечно взъерошенными волосами.

Гарри Поттер. На вид — лет одиннадцать.

Я, блять, на вид одиннадцать лет.

Я продолжал смотреть на своё отражение, а в голове, словно проклятие Круциатус, пронеслись все ужасы предстоящей жизни. Волан-де-Морт. Дементоры. Армия Тьмы. Министерские идиоты. Говорящие кактусы. Ипотека. Семейные ужины.

Из гостиной донёсся идиотский голос дяди Вернона, оравший на телевизор.

Я перевёл взгляд с своего испуганного детского лица на свою тощую, покрытую синяками руку. Разжал кулак. Потом сжал снова. Сила, знание, ярость сорока лет бушевали внутри этого хрупкого сосуда.

И тогда по моему новому, юному лицу поползла медленная, ядовитая, абсолютно не детская ухмылка.

— Ну что ж, — тихо прошептал я своему отражению. — Похоже, второй заход.

И добавил уже громко, смакуя каждое слово, обращаясь к двери, за которой сидели мои «любимые» родственнички:

— Приготовьтесь, ебанаты. Ща вам пиздец такой устроим, что ваш жирный жопы будут икать до следующего перерождения.

Глава 2

Глава 2: Сила – это не только в палочке, тупые уёбки

Я сидел на холодном полу прихожей и медленно, с наслаждением, перебирал в памяти всё, что я о них знал. Все их грешки, все их страхи, все их смехотворные, ничтожные секретики. Сорок лет жизненного опыта, большая часть которого была посвящена допросам всякой мракорожденной шушеры, давали о себе знать. Вернон, Петунья и их салообразный гиппопотам… они были проще, чем учебник по зельеварению для первокурсников. Для тупых первокурсников.

Из гостиной донёсся очередной вопль Вернона: —…И чтобы этот сукин сын не смел показываться мне на глаза до утра!Понятно, Петунья? —Конечно, дорогой, — заверещала тётя. — Он испортил всё настроение в твой праздник!

Их праздник. Их, блять, праздник. У меня только что было собственное деньрожденное убийство, а эти два куска дерьма с жиром тут ноют из-за испорченного ужина.

Я поднялся. Коленки дрожали, но не от страха. От адреналина. От чистой, неразбавленной ненависти, которую я давно забыл, какую можно испытывать в одиннадцать лет. Я подошёл к двери в гостиную и толкнул её.

Они сидели там: Вернон, багровый от злости и портвейна, Петунья, нервно теребящая салфетку, и Дадли, чьё тупое лицо выражало озабоченность лишь тем, что кусок торта на его тарелке был недостаточно велик.

Все трое уставились на меня с таким выражением, будто я только что справил нужду прямо в их салат оливье. —Я тебе сказал не вылезать, мальчишка! — проревел Вернон, сжимая свои кулачищи, похожие на ветчину.

Я не стал ничего отвечать. Я просто посмотрел на него. Не по-детски испуганно, не с вызовом. Я посмотрел на него так, как смотрю — смотрел, чёрт побери — на пойманных Пожирателей. Холодно, безразлично, оценивающе. Взгляд, от которого у стражей Азкабана подкашивались ноги.

Вернон немного сдулся. Он моргнул, неуверенно. —Ты чего уставился, паршивец? Глаза выколочу!

— Вернон, — сказал я тихо. Мой голос всё ещё был писклявым, но интонации… Интонации были моими. Сорокалетними. Усталыми и ядовитыми. — Заткнись нахуй.

В гостиной повисла гробовая тишина. Слышно было, как у Дадли перехватило дыхание с соком.

— Ч-ЧТО?! — Вернон начал наливаться новым, уже фиолетовым цветом. Он поднялся, и его брюхо грозно колыхнулось. —Ты сказал «нахуй», — прошепелявила Петунья, бледнея. — Маленький негодяй! Где ты научился таким словам?

— В твоей голове, Петунья, — парировал я, не отводя взгляда от Вернона. — Прямо сейчас ты думаешь: «О боже, он совсем спятил, как мамаша». А ещё ты боишься, что соседи услышат скандал и подумают, что мы неблагополучная семья. Расслабься, твои занавески и так кричат о твоей неблагополучности громче любого скандала.

Петунья ахнула и схватилась за сердце, как героиня её мыльных опер.

— А ты, жирный мешок с костями, — я перевёл взгляд на Дадли, — сиди и не рыпайся. Твоя единственная функция в этой жизни — служить наглядным пособием по тому, как не надо кормить детей. Если ты издашь хоть один звук, я расскажу твоим дружкам-качкам, как в пять лет ты плакал, когда у тебя лопнула любимая соска-пустышка. И как звали ту соску. «Цветик-семицветик», кажется?

Дадли побледнел пуще моей простыни в Хогвартсе и съёжился, пытаясь втянуть свою пятую точку в диван.

Вернон, наконец, нашёл в себе силы двинуться с места. Он сделал шаг ко мне, и его тень накрыла меня с головой. —Я сломаю тебе хребет, — просипел он, и от его дыхания пахло портвейном и злобой.

Я зевнул. Широко, с наслаждением. —Вернон Дурсль, — сказал я скучающим тоном. — Родился в таком-то году. Работает начальником отдела в фирме «Граннингс», которая производит дрели. В прошлом квартале провёл через чёрную кассу три крупные сделки, украв у собственной компании… сколько там? О, да, пятнадцать тысяч фунтов. Хранишь чековую книжку в сейфе за своим уродским портретом в кабинете. Номер сейфа — день рождения твоей матери. Очень оригинально.

Я сделал паузу, чтобы дать информации достигнуть его алкогольно-засоренного мозга. Его лицо из фиолетового стало постепенно белеть. Глаза округлились.

— Как… откуда… — он захрипел.

— Молчи, — отрезал я. — Это не всё. Твоя секретарша, мисс Бетси. Милая женщина. С рыжими волосами. Ты водишь её в тот самый дорогой мотель на окраине города по вторникам и четвергам, пока Петунья на своих идиотских курсах керамики. Платишь наличными, чтобы жена не увидела в выписке по карте. Романтик, блять.

Тишина в комнате стала абсолютной. Дадли перестал жевать. Петунья замерла с открытым ртом, глядя на мужа с выражением, которое сулило ему в ближайшем будущем не мотель, а диван в гостиной. Навсегда.

Вернон был белее мела. Он пошатнулся и схватился за спинку кресла. —Это… это ложь! — выдохнул он жалко.

— Хочешь, я назову родинку у неё на левой ягодице? — поинтересовался я вежливо. — Или то, что она шепчет тебе на ухо в эти самые вторники и четверги?

Больше он не выдержал. С громким стуком, который заставил задрожать всю гостиную, Вернон Дурсль рухнул на пол в глубоком обмороке.

Петунья завизжала и бросилась к нему. Дадли расплакался.

Я стоял и смотрел на этот цирк. На этот жалкий, ничтожный ад, который когда-то казался мне непреодолимым. Какая fucking разница между Тёмным Лордом и этим мешком с салом? Оба — тираны с куриными мозгами. Просто у одного палочка, а у другого — молоток для отбивных.

Я подошёл к столу, отломил кусок торта, который Дадли так и не доел (шоколадный, с вишней, мой любимый, но мне никогда не доставался), и запихнул его в рот.

— Слушай сюда, Петунья, — сказал я с набитым ртом. Она подняла на меня глаза, полые ужаса и ненависти. — Со мной произошло кое-что. Я стал чертовски опасен. Не физически пока что. Но информационно. Поэтому вот новые правила. Первое: этот чулан — моя неприкосновенная территория. Никто не входит. Никто не трогает мои вещи. Второе: я ем то, что хочу, когда хочу. Третье: вы все оставляете меня в покое и не трогаете. Ни словом, ни взглядом, ни, блять, мыслью. Взамен я не уничтожу вашу жалкую, лицемерную семейную идиллию к херам. Всё понятно?

Она молча кивнула, дрожа всем телом.

— Прекрасно, — я облиз пальцы. — А теперь убери это тушёное говно с лица, — я кивнул на Вернона, — и принеси мне ещё торта. И чаю. И чтобы сахар был. И чтобы никто не трогал мою fucking почту, когда она придёт.

Я развернулся и пошёл к своей каморке. Моя спина, моя одиннадцатилетняя, не болящая спина, была прямая.

За спиной я услышал, как Петунья начала бить Вернона по щекам, причитая: «Как ты мог, с той рыжей шлюхой!».

Я прикрыл за собой дверь чулана, оставив их разбираться с их дерьмом. В голове уже строились планы. Первым делом — физическая форма. Этот тело было хилым и слабым. Исправимо. Потом… потом магия. Без палочки. Я помнил всё. Все теории, все заклинания, все принципы. Без палочки это будет сложнее, но чертовски возможно.

Я лёг на койку и уставился в низкий потолок. Где-то там был Волдеморт, который приползёт к профессору Квиррелу сосать кровь у единорогов. Где-то там были Драко Малфой с его лакеями, Снейп с его обидами, Дамблдор с его вечными тайнами и манипуляциями.

Я широко ухмыльнулся в темноте.

— Ну что, ублюдки, — прошептал я. — Игра началась. И на этот раз я меняю все правила.

Глава 3

Глава 3: Письмо счастья, или Идите нахуй, все кроме меня

Прошла неделя. Самая сюрреалистичная неделя в моей жизни, и это о чём-то да говорит, учитывая, что я танцевал с великаном в его хижине и высиживал золотые яйца из-за дракона.

Дом Дурслей превратился в филиал библиотеки с привкусом абьюза. Тишина стояла гробовая, нарушаемая лишь моими командами, скрипом моей кровати и истеричным шёпотом Петуньи за дверью.

Вернон очнулся. Очнулся другим человеком. Точнее, тенью человека. Он меня боялся. Боялся панически, до поноса. Он шарахался от меня в коридоре, прижимался к стене и старался не дышать. Информация о его похождениях с рыжей секретаршой оказалась тем самым Авада Кедавра для его семейного эго. Петунья, с лицом, вытянутым от праведного гнева и унижения, исполняла мои прихоти с мрачной, почти религиозной покорностью. Её ненависть ко мне достигла таких космических высот, что, кажется, начала притягивать пыль с орбиты. Но она молчала. Потому что я знал про её «дорогого Вернона» такое, что могло отправить его не на диван, а прямиком в тюрьму, оставив её без его сомнительных доходов.

Дадли просто перестал существовать. Он забился в свою комнату и выходил оттуда только по нужде и за едой, шныряя вдоль стен, как испуганный таракан.

А я… я работал.

Первым делом — тело. Это тощее, вечно голодное тело одиннадцатилетнего затворника было хуже, чем у домашнего эльфа после запоя. Каждое утро, пока эти уёбки спали, я делал серию отжиманий, приседаний и скручиваний. До седьмого пота. До дрожи в мышцах. До тошноты. Вспомнить бы Окклюменцию, чтобы отключить боль, но пока что даже эта дисциплина была мне не по зубам — мозг ещё не дорос до тонких манипуляций. Приходилось терпеть. Я терпел. Я привык терпеть.

Питание было второй проблемой. Петунья, по моему приказу, таскала мне еду. Не их объедки, а нормальную, калорийную пищу. Яичница, мясо, фрукты, шоколад. Она делала это с таким видом, будто подкладывала мне на тарелку дохлых крыс, но делала. Я ел. Я заставлял это тело расти.

По ночам я практиковался. Магия без палочки. Сначала — просто концентрация. Левитация пера. Детская забава, но без фокусирующего инструмента это было чертовски сложно. Через три дня я смог заставить его дёргаться. Через пять — поднять на сантиметр от стола. Прогресс был мучительно медленным, но он был. Я знал теорию всех запретных и не очень заклинаний, но мои магические каналы были слишком слабы, а контроль — дерьмовым. Нужна была палочка. Скоро.

И вот он настал. Тот самый день.

Я сидел на кухне и уничтожал свой завтрак — омлет с беконом. Вернон, бледный и потный, пытался читать газету, но его руки дрожали. Петунья мыла посуду, громко вздыхая, как героиня трагедии, которую заставили мыть полы в общественном сортире.

В почтовый щелевой проём со свистом влетело письмо.

Петунья вздрогнула. Вернон подпрыгнул на стуле. Я просто доел последний кусок и отпил чаю.

Письмо лежало на полу. Толстый конверт из пергамента. Жёлто-коричневая бумага. Изумрудно-зелёные чернила. Адрес был выведен чётким, изящным почерком:

Кому: Гарри Дж. Поттеру Каморка под лестницей Тисовая улица,дом 4 Литтл Уингнинг Суррей

Вернон уставился на конверт, как кролик на удава. Петунья замерла с тарелкой в руках, её лицо исказилось гримасой чистого, неподдельного ужаса. Не страха передо мной. Страха перед ними. Перед миром, который она так яростно отвергла.

— Вернон… — прошепелявила она.

Я не спеша подошёл, поднял письмо. Ощутил его вес. Знакомый, до боли знакомый вес. Я повертел его в руках, потом посмотрел на тётку.

— Что, Петунья? Боишься, что из него выпрыгнет бородатый мужик в робе и начнёт читать лекцию о преимуществах магии перед твоим скучным, убогим существованием? Расслабься. Он, может, и выпрыгнет, но только если я его позову. А я пока не звал.

Она ничего не сказала, просто сглотнула.

Вернон нашёл в себе остатки своего «мужества». —Отдай это мне, мальчик! — сипло сказал он, пытаясь встать. — Мы… мы сожжём это! Никаких писем!

Я медленно повернул голову в его сторону. —Вернон, — сказал я мягко. — Помнишь мисс Бетси? Рыженькую? С родинкой? Он побагровел,потом побелел и медленно осел на стул, бессильно махнув рукой.

Я ухмыльнулся и большим пальцем вскрыл конверт. Не стал рвать, как дикарь. Сохранил для коллекции. Внутри был тот самый набор: письмо от МакГонагалл и список необходимого.

Я пробежался глазами по списку. Палочка. Мантия. Котёл. Книги… «Тысяча магических трав и грибов»… «Магические теории»… «Сильванская книга заклинаний для 1 курса»… Детский сад, блять. Поначалу.

А потом мои глаза упали на нижнюю часть списка. Там, где обычно писали про запрет на собственных сов.

РАЗРЕШЕНО Иметь собственного филина, сову или летучую мышь.

Я фыркнул. Летучую мышь. Классно. Притащить в школу разносчика бешенства. Очень по-Хогвартски.

Я сложил письмо и сунул его в карман своих огромных, рваных штанов.

— Ну что ж, — сказал я, глядя на своих «родственников». — Похоже, мне надо в Лондон. Закупиться. Кто-нибудь хочет составить компанию? Нет? Как я и предполагал.

— Ты… ты никуда не поедешь! — выдавила из себя Петунья. — Я не позволю! Ты… ты…

— Я что, Петунья? — я подошёл к ней вплотную. Она отшатнулась, прижавшись к раковине. — Я — то, чего ты боялась всю свою жалкую жизнь. Я — напоминание. Я — твой кошмар. И сейчас этот кошмар собирается пойти купить себе палочку, чтобы стать ещё кошмарнее. У тебя есть возражения? Может, хочешь позвонить своей любимой сестрёнке на небеса и пожаловаться?

Она просто заплакала. Тихо, безнадёжно.

Мне было её жалко? Хуй там. Она с самого начала решила, что я — монстр. Что ж, теперь у неё будет самый настоящий монстр. С дипломом и огромным fucking опытом.

— Мне понадобятся деньги, — заявил я, поворачиваясь к Вернону. — Наличными. Столько, сколько ты обычно тратишь на свою рыжую подружку за месяц. Считай это инвестицией в то, что я не расскажу всему Литтл Уингнингу, как ты отливаешь бракованные дрели и сбываешь их по дешёвке.

Через десять минут я выходил из дома, засунув в карман пачку фунтов, которая могла бы осчастливить любого одиннадцатилетнего пацана. Если бы он не был сорокалетним мракоборцем в теле ребёнка.

Я остановился на пороге, глотнул воздуха. Пахло асфальтом, газонами и тоской английского пригорода. Где-то там был Косой переулок. Гринготтс. Олливандер.

Я достал из кармана смятое письмо, развернул его и ткнул пальцем в адрес отправителя.

— Ну что, старикашка, — пробормотал я. — Скоро увидимся. Надеюсь, твоя борода ещё пышнее. У меня для тебя есть пара… нет, хуй там, несколько сотен вопросов.

И я пошёл вперёд. Навстречу своему второму детству. Во всеоружии. С деньгами, злобой и абсолютной, непоколебимой уверенностью в том, что на этот раз всё будет по-моему.

И первый, кто получит по полной, будет тот самый сопливый блондинчик в магазине мантий. Я уже придумал, что ему сказать.

Глава 4

Глава 4: Шопинг с привкусом яда и ностальгии

Дорога до Лондона была делом техники. Поймать автобус, купить билет, выслушать бормотание водителя про «один travelling, малой?» — всё это я проделал на автопилоте. Мозг был занят другим. Я составлял списки. Не списки учебников и котлов, а списки приоритетов, врагов и способов нанести максимальный урон при минимальных затратах сил.

Косой переулок встретил меня тем же самым пьянящим запахом — пыль, озон от магии, жареные улитки и что-то сладкое, возможно, от сливочного пива. Толпа волшебников, несущихся по своим делам, яркие вывески, крики зазывал. Та же самая картина, что и сорок лет назад. Как будто и не было войны, как будто никто не умирал. Магическое общество — это такой толстый, самодовольный удав, который переваривает любые потрясения и через неделю уже ползёт по своим делам, срыгивая лишь косточки былых драм.

Моей первой целью был не банк и не палочка. Моей первой целью была книжная лавка «Флориш и Блоттс». Мне нужна была теория. Та самая, которую нам не давали в Хогвартсе, потому что Дамблдор считал, что детям вредно знать, как на самом деле работает магия и как можно её сломать.

Я вошёл внутрь. Пахло старыми фолиантами и магическими чернилами. Пожилой волшебник за прилавком что-то писал, наклонив голову.

— Мне нужны книги, — заявил я, подходя к стойке.

Он поднял глаза, увидел перед собой тощего мальчишку в громадных очках и заношенной до дыр мuggровской одежде, и его лицо приняло снисходительное выражение. —Первокурсник? У нас есть специальные стеллажи с учебной литературой, юный волшебник. «Стандартная книга заклинаний», «Курс трансфигурации для начинающих»…

— Заткнись, — вежливо предложил я. — И послушай внимательно.

Он замер с открытым ртом.

— Мне нужно: «Тёмные искусства: теория непрощаемых заклинаний» Винсента Крэбба-старшего. «Окклюменция для продвинутых: защита разума» некоего анонима, издание запрещённое, должно быть в подвале. «Основы некромантии: почему это не работает, но мы всё равно попробуем». И «Полный справочник по ядам и противоядиям» от ядовитого клуба 1890 года. Не смотри на меня так, дед, я знаю, что всё это есть. И я заплачу. Наличными, — я швырнул на прилавок пачку фунтов, которые заранее обменял в muggrовском обменнике.

Книготорговец побледнел, потом покраснел. Он огляделся, не слышит ли кто. —Юноша… это… это запрещённая литература! За некоторые из этих книг могут…

— …дать пожизненный срок в Азкабане, я знаю, — закончил я за него. — Но тебе-то что? Ты же просто продавец. Или ты хочешь, чтобы я рассказал всему переулку, куда делись те первые издания «Сказок Барда Бидля», которые тебе доверили на продажу? Спойлер: они у тебя дома, в стеклянной витрине.

Его глаза стали круглыми-круглыми. Он сглотнул. —Кто вы?..

— Твой кошмар наяву, старик. Или твой лучший покупатель. Выбирай. Быстро, я тороплюсь.

Через десять минут я выходил из лавки, нагруженный свёртками, завёрнутыми в коричневую бумагу. Моя сумасшедшая покупка обошлась мне в треть бюджета Вернона на его амурные похождения. Оно того стоило.

Следующая остановка — «Мадам Малкинс: Роба на все случаи жизни».

Войдя внутрь, я сразу увидел его. Того самого, бледного, платинового уёбка с задиристым подбородком и вечной гримасой брезгливости на лице. Драко Малфой. Он стоял на подставке, а мадам Малкинн орудовала вокруг него булавками.

— …и отец сказал, что первокурсникам вообще не стоит позволять иметь собственные метлы, это просто смешно… — снобировал он.

Я подошёл и встал на соседнюю подставку. —Одну школьную робу, — сказал я мадам Малкинн.

Малфой окинул меня взглядом с ног до головы. Его глаза задержались на моих потрёпанных джинсах и самодельной дырявой футболке. Его нос сморщился, будто он учуял дерьмо. —Muggrовский отброс, — прошипел он себе под нос, но так, чтобы я услышал.

Мадам Малкинн набросила на меня чёрную робу и начала её укалывать.

Я повернул голову к Малфою. Посмотрел на него не как испуганный сирота, а как начальник Отдела мракоборцев на допросе очередного пойманного Пожирателя. Взгляд, который видел насквозь всю его жалкую, выеденную снобизмом и страхом сущность.

— Повтори, — сказал я абсолютно спокойно. — Не расслышал.

Малфой на мгновение опешил. Он привык, что его боятся или ненавидят, но не к такому холодному, почти научному интересу. —Я сказал, что здесь не место для muggrовской грязи, — выпрямился он, пытаясь сохранить лицо.

— А, — кивнул я. — Понятно. Значит, Люциус тебя так и не вылечил?

Малфой моргнул. —Что?

— От энуреза, — пояснил я. — В прошлый раз, когда я видел твоего папу в Министерстве, он жаловался, что ты до сих пор иногда писаешь в кровать, когда тебе снится, что тебя дразнят. Он даже консультировался с целителем. Неудачно, видимо. Жаль.

Лицо Малфоя побелело, потом залилось краской. Он открыл рот, но не издал ни звука. Мадам Малкинн подавила смешок.

— И ещё, передай отцу, — продолжал я, пока она мерила рукава. — Что его схема с подменой ядов в контрабандных партиях с Востока раскрыта. Охранники уже в курсе. Думаю, скоро к вам нагрянут с обыском. Советую спрятать свои дневнички с сердечками про одноклассников куда подальше. Хотя бы из солидарности с сыном.

Я слез с подставки. Роба была готова. —Спасибо, — сказал я мадам Малкинн, расплачиваясь. — И да, советую проветрить после него. На нервной почве, знаете ли, бывает.

Я вышел, оставив за спиной абсолютно молчащего, трясущегося от ярости и унижения Драко Малфоя. Маленький засранец. С ним будет весело.

Наконец, последний пункт. Олливандер.

Дверь колокольчиком звякнула так же призрачно. И тот же самый седой, большеглазый старик, словно сошедший со страниц сказки, вышел из-за стеллажей.

— А, — прошепелявил он. — Мистер Поттер. Вы пришли. Я чувствовал, что вы скоро появитесь.

«Чёртов экстрасенс», — подумал я. Но вслух сказал: —Давайте быстрее, у меня мало времени. Мне нужна палочка. Сильная. Не капризная.

Процесс пошёл по знакомой колее. Сотни коробок. Десятки палочек. Вспыхивающие люстры, опрокидывающиеся вазы. Олливандер бормотал себе под нос про фениксов, бузину и прочую хрень.

Я уже начал терять терпение, когда он протянул мне очередную. —Граб и сердечная жила дракона. Тринадцать с половиной дюймов. Жёсткая.

Я взял её. И тут же почувствовал… ничего. Абсолютно ничего. Ни тепла, ни всплеска энергии. Палочка лежала в моей руке мёртвым, холодным деревом.

Олливандер нахмурился. —Любопытно… Очень любопытно. Кажется… кажется, она вас не признаёт.

— Вы думаете? — я едко спросил. — А по мне так она просто кусок дерьма. Давайте следующую.

Но следующая была такой же. И ещё одна. И ещё. Ни одна палочка не реагировала. Они просто не работали. Олливандер смотрел на меня с растущим изумлением и… страхом.

— Это… невозможно. Со мной такого никогда не случалось. Палочка должна выбрать волшебника…

И тут до меня дошло. Чёрт возьми, конечно. Я был не просто Гарри Поттером.Я был Гарри Поттером, который уже прожил жизнь. Чья душа была старше, израненнее, сильнее. Чья магия была не врождённой силой одиннадцатилетнего ребёнка, а выкованным в боях инструментом сорокалетнего мракоборца. Эти палочки… они были для детей. Для той невинной, чистой магии, что должна быть в одиннадцать лет. А у меня её не было. У меня была ярость, знание и воля. Жёсткая, как сталь.

— У вас есть что-то… особенное? — спросил я тихо. — Не для них. Не для обычных. Для таких, как я.

Олливандер замер. Потом медленно кивнул и исчез в глубине магазина. Он вернулся с одной-единственной коробкой, покрытой пылью. Она выглядела старше остальных.

— Это… экспериментальная, — сказал он голосом, полным трепета. — Сердцевина… я не знаю, что это. Материал — чёрный терн. Пятнадцать дюймов. Негнущаяся. Она… она никогда никого не выбрала. От неё отказывались. Говорили, что она мёртвая. Холодная.

Он протянул коробку. Я открыл её. Палочка лежала на бархате. Она была тёмной, почти чёрной, с шершавой, неровной поверхностью, словно вырезанной из самого тёмного, колючего дерева. Она не сверкала, не переливалась. Она была как обломок ночи.

Я взял её.

И мир взорвался.

Ветер, которого не было, рванул с полок все коробки. Стеллажи зашатались. С потолка посыпалась пыль. Откуда-то из глубины палочки хлынула волна энергии — не тёплой и приветливой, а ледяной, резкой, абсолютно подконтрольной. Она не пела. Она визжала. От боли, от ярости, от силы, которая наконец-то нашла выход.

Я поднял палочку, и на её кончике вспыхнуло не золотое, а чёрное с серебристыми искрами пламя.

Олливандер отшатнулся, его глаза были полны ужаса и восхищения. —Невероятно… Палочка смерти… Она выбрала вас…

— Она не смерть, — поправил я его, ощущая, как холодная сила течёт по моей руке, сливаясь с моей собственной яростью. — Она — похуизм. Ей просто похуй на всё.

Я заплатил, не спрашивая цены. Вышел на улицу, сжимая в руке свою новую, идеальную палочку. Она была холодной, как месть. Твёрдой, как моё решение.

Я посмотрел на толпу Косого переулка. На этих наивных, глупых, суетливых людей.

— Ну что, — прошептал я своей палочке. — Поехали, сука. Наведём тут свои порядки.

Глава 5

Глава 5: Платформа 9 ¾, или Добро пожаловать в дурдом

День отъезда наступил с той же неумолимостью, с какой наступает похмелье после хорошей пьянки. Только вот пьянки не было, было лишь сорок лет жизненного дерьма, упакованного в голову одиннадцатилетнего пацана.

Дурсли вели себя как зомби на снотворном. Вернон, бледный и потный, молча закинул мой чемодан в багажник «Форда», стараясь не смотреть мне в глаза. Петунья, с лицом, вытянутым от постоянного напряжения, сунула мне в руки бумажный пакет с сэндвичами. —Чтобы ты… чтобы ты не голодал в дороге, — просипела она, глядя куда-то мне в переносицу. Я заглянул в пакет.Два сэндвича с дешёвой колбасой и помидором. На дне — пачка моих любимых шоколадных печений. Петунья пыталась купить моё молчание углеводами. Мило. Жалко, но мило.

— Спасибо, тётя Петунья, — сказал я так сладко, что у неё дёрнулся глаз. — Передай Вернону, что если его сделки всплывут, я ничего не знаю. Это не угроза, это — обещание.

Она просто кивнула, слишком напуганная, чтобы даже протестовать.

Поездка до вокзала прошла в гробовом молчании. Дадли сидел на заднем сиденье, прижавшись к дверце, и тихо хныкал. Видимо, боялся, что я расскажу всей школе про его «Цветика-семицветика». Идиот. У меня были планы и покруче.

Вернон высадил меня у вокзала Кингс-Кросс, сунул чемодан мне в руки и уехал так быстро, будто за ним гнался призрак его рыжей секретарши.

Я остался один. С чемоданом, совой Хедвиг (я купил её снова, из чувства ностальгического долга) и холодной чёрной палочкой за поясом. Пора было окунаться в самый идиотский квест всего моего второго детства — найти чёртову платформу.

Я подошёл к роковой преграде между платформами девять и десять. Толкать тележку мне было лень, поэтому я просто встал и уставился на кирпичную кладку. Рядом суетилась какая-то семья магглов, отец нёс чемодан, мать орала на детей. Стандартная картина.

И тут я увидел их. Рыжих, как пожар в цирке. Толпа Визли вломилась на вокзал, словно ураган из рыжего волосатого дерьма. Миссис Визли орала про забытые пачки с салом, Перси надувался, как индюк, близнецы что-то шептались, потирая руки, а Рон… Рон тащил свой убогий чемодан на колёсиках и выглядел так, будто его только что вырвало.

Сердце (моего внутреннего сорокалетнего циника) сжалось. Ностальгия, блять. Самая настоящая. Я ненавидел это чувство. Оно было сладким и приторным, как переваренная карамель.

Миссис Визли заметила меня, одинокого и потерянного (на вид). Её лицо расплылось в доброй улыбке. —О, милый! Первый раз в Хогвартс? Не бойся, это просто! Просто разбегись и пройди прямо в эту стену. Лучше беги быстрее, чтобы не струсить!

Я посмотрел на неё. На её доброе, озабоченное лицо. На Рона, который смотрел на меня с тупым любопытством. И меня вдруг осенило. Осенило, каким же долбоёбом я был в прошлой жизни.

— Леди, — сказал я предельно вежливо. — У меня два вопроса. Первый: вы в своём уме? Вы предлагаете незнакомому ребёнку разбежаться и на полном ходу въебаться в несущую стену вокзала? Вы представляете, что будет, если он струсит в последний момент? Или если магия, на которую вы так полагаетесь, даст сбой? Вы получите котлету из плоти и костей, а меня — место в психушке с диагнозом «последствия черепно-мозговой травмы, нанесённой по совету рыжей женщины».

Миссис Визли замерла с открытым ртом. Рон перестал жевать свою «мамочку-я-хочу-домой» гримасу. Близнецы перестали шептаться и уставились на меня с внезапным интересом.

— Второй вопрос, — продолжал я, — это чисто из любопытства. Вы вообще слышали о таком понятии, как «конфиденциальность»? Или «безопасность магического сообщества»? Вы только что на весь вокзал, полный магглов, заявили о существовании секретной платформы и магии. Что, если среди них окажется какой-нибудь репортёр или, не дай бог, учёный? Вы хотите, чтобы нас всех вычислили и потащили на опыты? Или вам просто похуй?

Наступила тишина. Миссис Визли покраснела, потом побелела. Её добрые глаза округлились от ужаса. —Я… я просто хотела помочь… —Помочь? — я фыркнул. — Вы хотите помочь? Купите ему шоколадку. Или просто покажите молча. Не надо кричать на весь вокзал о наших секретах, ёбана.

С этими словами я развернулся, подошёл к стене, убедился, что никто из магглов не смотрит, и просто шагнул вперёд. Не побежал. Не закрыл глаза. Просто шагнул, как будто переступаю порог собственного дома.

И оказался по ту сторону.

Платформа 9 ¾ была точно такой же: дымный, шумный, пахнущий углём и магией перрон. Алый «Хогвартс-экспресс» шипел и пыхтел, готовый к отправлению. Родители прощались с детьми, совы ухали, кошки шипели друг на друга. Идиллия, блять.

Я нашёл свободное купе, зашёл, бросил чемодан на багажную полку и уселся у окна. Пора было доставать книгу и делать вид, что я не жду никого, особенно рыжего уёбка с крысой-оборотнем.

Но вселенная, как всегда, решила пошутить.

Через пять минут дверь купе отъехала, и на пороге появился он. Рон Визли. С своим ебаным чемоданом и глупой надеждой в глазах. —Здесь свободно? — просипел он.

Я вздохнул. Судьба, ты сука. —Если я скажу «нет», ты уйдёшь? — поинтересовался я.

Он смущённо покраснел. —Э… ну…

— Входи, — махнул я рукой. — Только предупреждаю: если твоя крыса пробежится по моим коленям, я превращу её в коврик для мыши. Без шуток.

Рон плюхнулся на сиденье напротив, сгрузил свою рухлядь и выпустил ту самую крысу, Скабберса. Та сразу же забилась в угол и притворилась мёртвой. Умное животное. Чувствовало, что я не шучу.

Начался тот самый неловкий танец знакомства. Рон тыкался в мои шрамы, я делал вид, что я несчастный сирота, он жаловался на свою жизнь. Я смотрел на него и видел не будущего героя, не верного друга, а просто… мальчишку. Напуганного, неуверенного, вечно голодного. Меня вдруг резко передёрнуло от осознания всей абсурдности ситуации. Я, прошедший войны, смерть, предательства, сижу и слушаю, как этот пацан ноет о том, что у него сэндвич с солониной.

И тут дверь снова отъехала. На этот раз — она.

Гермиона Грейнджер. С своей неподъёмной копной волос, огромными передними зубами и выражением вселенской важности на лице. —Вы не видели… — начала она и замолчала, уставившись на меня. Точнее, на мой лоб. — О боже! Ты… ты Гарри Поттер!

Я вздохнул. —Поздравляю, ты умеешь читать газеты. А теперь, если не хочешь, чтобы я превратил твои зубы в ещё большее подобие бобрового запруды, закрой дверь и иди ищи своих жаб. У нас тут приватная вечеринка нытиков.

Она покраснела от возмущения. —Я просто хотела помочь! Вы, кажется, потеряли свою жабу! И вообще, вы неправильно надели мантию! И…

— Гермиона, — перебил я её. Она замолчала, удивлённая, что я знаю её имя. — Ты сейчас стоишь в дверях и читаешь лекцию двум незнакомым парням о том, как им жить. Угадай, как это называется в мире взрослых? Правильно, невыносимая занудность. Совет: выйди, закрой дверь, сделай глубокий вдох и подумай, хочешь ли ты, чтобы тебя все ненавидели с первого дня. А потом иди и найди того долбаного Neville и его жабу. Они созданы друг для друга.

Её глаза наполнились слезами. Она фыркнула, хлопнула дверью и убежала.

Рон смотрел на меня с открытым ртом. —Вау, — выдохнул он. — Это было… жёстко.

— Это было необходимо, — поправил я его, доставая книгу «Окклюменция для продвинутых». — Она либо сейчас научится фильтровать базар, либо всю жизнь будет локальной катастрофой. Я, можно сказать, оказал ей услугу.

Поезд тронулся. Я уставился в окно, на убегающие пейзажи. Рон достал свои сэндвичи и начал жевать, поглядывая на меня с робким любопытством.

Впереди был Хогвартс. Дамблдор с его тестами на прочность, Снейп с его вечными обидами, квидич, баллы, дурацкие приключения.

Я потрогал свою холодную палочку.

— Ну что, — подумал я. — Поехали. Наведём тут свои, взрослые, ебаные порядки.

Глава 6

### **Глава 6: Сортировочный цирк, или Шляпа мне в сраку**

«Хогвартс-экспресс» прибыл на станцию «Хогсмид» с тем же неизменным скрежетом и грохотом. За окном уже сгущались сумерки, а в воздухе висела та самая, неповторимая смесь запахов озера, влажного камня и тревожного ожидания.

— Первокурсники! Сюда, первокурсники! — проревел знакомый голос, перекрывая весь гамм.

Хагрид. Полтора метра доброты, бороды и полного, абсолютного, тотального ебланизма. Он стоял, размахивая фонарём, как какой-то сказочный алкоголик, заблудившийся во времени.

— Не больше четырёх в лодку! — орал он, и его голос раскатывался эхом по воде.

Я отстал от толпы робких первокурсников и шёл сзади, стараясь не вдыхать слишком глубоко запах влажной собаки, который исходил от Хагрида. Подошёл к лодке, где уже сидели дрожащие от страха и восторга пацаны, и грузно уселся на скамью.

— Вау, — прошептал один из них, глядя на замок. — Это же Хогвартс!

— Да, — буркнул я, не глядя на него. — Место, где тебя либо убьют, либо доведут до нервного срыва. Иногда и то, и другое одновременно. Распишитесь за ознакомление.

Они замолчали.

Лодки поплыли. Замок рос впереди, огромный, готический, напичканный привидениями, ловушками и сотней лет педагогических ошибок. В прошлой жизни это зрелище захватывало дух. Сейчас оно вызывало лишь лёгкую тошноту. Как будто смотришь на старый, любимый, но до чертиков заезженный фильм.

Великий зал. Вот он, ёбаный спектакль. Тысячи свечей, парящих под потолком. Четыре длинных стола, за которыми сидели будущие алкоголики, чиновники, неудачники и герои. И faculty, почтеннейшие преподаватели, на чьей совести поколения травмированных волшебников.

МакГонагалл, строгая и непреклонная, зачитала свою вступительную речь. Я не слушал. Я смотрел на преподавательский стол.

Дамблдор. Его борода казалась ещё белее и пышнее. Глаза twinkled тем самым противным, всезнающим блеском. Старый манипулятивный пидор. Рядом — Снейп. Жирный, жирный кусок дерьма в чёрном. Смотрел на толпу первокурсников так, будто они были лично ответственны за все его жизненные неудачи. Филиус Флитвик, Помона Спраут… Сибилла Трелони, уже наполовину в отключке от хереса.

И вот началось. Вызов имен. Один за другим несчастные дети подходили к табуретке, на которую МакГонагалл водружала ту самую, потрёпанную шляпу.

«Аббот, Ханна!» — «ПУФФЕНДУЙ!»
«Болджер, Мэнди!» — «РАВЕНКЛО!»
«Браун, Лаванда!» — «ГРИФФИНДОР!» — стол Гриффиндора взорвался аплодисментами.

Я стоял и ждал. Мои руки были засунуты в карманы, я сжимал свою холодную палочку. Я уже решил. Никакого Гриффиндора. Никакого геройского долбоёбства. Никаких войн за столом. Я был слишком стар для этого дерьма. Мне нужна была тишина, уединение и доступ к библиотеке. Когтевран. Только Когтевран.

«Грейнджер, Гермиона!» — Шляпа едва коснулась её головы, как выкрикнула: «ГРИФФИНДОР!» Гермиона побежала к своему столу, сияя. Ну что ж, удачи им с Роном. Им понадобится тонна удачи.

«Малфой, Драко!» — Малфой прошёкся к шляпе с таким видом, будто он уже купил себе место в Слизерине. Так и вышло. «СЛИЗЕРИН!» — он победно ухмыльнулся и пошёл к своему столу, кивая своим будущим подручным-придуркам.

И вот…
«Поттер, Гарри!»

В зале наступила абсолютная тишина. Шёпот, прокатившийся по залу, был слышен, как рёв толпы. Тысячи пар глаз уставились на меня. Я чувствовал их на своей коже, как физическое прикосновение. Я медленно, не спеша, прошёл к табуретке. МакГонагалл смотрела на меня с необычной для неё мягкостью. Я сел. Она опустила Шляпу мне на голову.

На глаза опустилась тьма. И в моей голове раздался голос. Не голос. Скорее, ощущение.

*О-о-о… — прозвучало у меня в мозгу. — Какое интересное… Не мальчик. Совсем не мальчик.*

«Отлично, ты что-то понимаешь в людях, — подумал я в ответ. — Тогда давай без церемоний. Когтевран. Мне нужен доступ к книгам и чтобы от меня отстали эти идиоты-гриффиндорцы с их культом геройства».

*Когтевран? — Шляпа почти рассмеялась. — Нет, нет, мой мальчик… Старик. В тебе нет простой любознательности. В тебе… ярость. Холодная, старая ярость. И решимость. О, какая решимость! Ты хочешь не знаний. Ты хочешь силы. Ты хочешь контроля.*

«Не лезь не в своё дело, кусок тряпки. Просто сделай, что я прошу».

*Но это было бы такой потерей! — возразила Шляпа. — Такой растратой потенциала! Гриффиндор… в тебе есть храбрость, о, да… но это не та храбрость, что ищет славы. Это храбрость отчаяния. Слизерин помог бы тебе достичь величия…*

«Слизерин? — я мысленно фыркнул. — Чтобы тусоваться с этими вырожденцами-засранцами, которые помешаны на чистоте крови? Я уже проходил это. Мне с ними скучно. Они все как на подбор: тупые, предсказуемые и пахнут потом и папиными деньгами. Когтевран. Последнее предложение».

*Нет, — настаивала Шляпа, и в её «голосе» послышалась какая-то дьявольская ухмылка. — Я вижу тебя. Вижу всё. Ты хочешь перемен. Настоящих перемен. Ты хочешь сломать систему. И для этого… для этого тебе нужна не тихая библиотека. Тебе нужна платформа. Тебе нужны… последователи. Пусть и невольные. Тебе нужен ГРИФФИНДОР!*

Я чуть не вскочил с табурета.
«Ты долбаная тряпка! Я тебе сейчас устрою самосожжение, я клянусь!»

Но было поздно. Шляпа уже раскрыла свой рупор и выкрикнула на весь зал:
— ГРИФФИНДОР!

На секунду в зале повисла тишина, а затем взорвалась оглушительным рёвом. Стол Гриффиндора просто бесновался. Они стучали кубками, кричали, свистели. Перси Уизли выкрикивал что-то про честь. Близнецы кричали: «У нас есть Поттер!»

Я медленно снял с головы Шляпу и посмотрел на неё с таким ледяным обещанием мести, что она, кажется, съёжилась.

— Мы ещё поговорим, — тихо пообещал я ей.

Я побрёл к столу Гриффиндора. Меня встречали как героя. Хлопали по спине, кричали ура. Рон сиял, как дурак. Гермиона смотрела на меня с новым уважением, смешанным с остаточной обидой.

Я упал на скамью между ними и уставился в свою пустую тарелку.
— Что она тебе сказала? — прошептал Рон. — Шляпа! Она думала целую вечность!

— Она сказала, что я ебучий идиот, что согласился на это шоу, — пробурчал я в ответ. — И она была права.

Появилась еда. Горы еды. Я наложил себе всего, не глядя, и начал механически есть. Мне было плевать. Всё пошло по пизде. Снова Гриффиндор. Снова эти идиоты. Снова война за «честь факультета» и прочую хуйню.

Я поднял глаза и встретился взглядом с Снейпом. Он смотрел на меня через весь зал. Его чёрные глаза были полны ненависти. Старой, знакомой ненависти. Он уже знал. Уже видел во мне Джеймса. Уже решил, что я — заноза в его жопе.

Я медленно, очень медленно, поднял свою руку с вилкой и послал ему маленький, почти незаметный дружеский жест. Средний палец. Чисто по-маггловски.

Снейп замер. Его глаза сузились до щелочек. Он не понял жеста, но понял настроение. Понял, что меня не напугать. Понял, что игра началась.

Я ухмыльнулся и вернулся к своей еде.

— Что это было? — спросила Гермиона, заметившая весь этот немой диалог.

— Это, Грейнджер, — сказал я, откусывая куриную ножку, — называется «установление границ». Старый мудак там наверху только что получил своё первое предупреждение. А теперь заткнись и ешь. Завтра начинается ад под названием «уроки». И мне похуй, насколько ты умная, если ты будешь зубрить вслух у меня над ухом, я приклею твои книжки к потолку.

Она снова покраснела и надулась.

Да, определённо, этот год будет долгим. Очень долгим. Но, по крайней мере, не скучным.

Я поймал взгляд Дамблдора. Он смотрел на меня поверх своих полумесячных очков с лёгкой, почти незаметной улыбкой. Как будто знал что-то. Как будто видел всё.

«Смотри, смотри, старый пердун, — подумал я, поднимая к нему свой кубок с тыквенным соком в тосте. — Посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда я начну ломать твой идеальный, гребаный план».

Глава 7

Глава 7: Первый урок — «Не еби мозг»

Первая ночь в Гриффиндорской башне прошла так, как я и ожидал: шумно, душно и пахло носками и страхом перед будущим. Рон храпел, как умирающий гиппогриф, кто-то плакал во сне, а призраки решили устроить ночной заплыв прямо сквозь мой матрас. Я не сомкнул глаз, и не только из-за этого. Мозг работал на износ, перемалывая планы, вспоминая будущие косяки и составляя список лиц, которым нужно набить морду в первую очередь.

Утро началось с истерики Германии Грейнджер, которая не могла найти свои учебники и уже предвкушала, как её выгонят из Хогвартса до первого завтрака.

— Успокойся, — рявкнул я, натягивая мантию. — Тебя выгонят не за потерянные книги, а за то, что ты доведёшь всех вокруг до нервного срыва своей паникой. Они в твоём сундуке, под тремя слоями «правил внутреннего распорядка», которые ты, я уверен, уже выучила наизусть.

Она замерла, покраснела и полезла в сундук. Книги, конечно же, нашлись.

Спустились в зал на завтрак. Я налил себе кофе (благословить того неизвестного домового эльфа, который догадался поставить на стол большой кофейник для преподавателей и для меня) и уставился в расписание, которое раздал Перси Уизли с видом новоявленного императора.

— Первый урок… Трансфигурация с МакГонагалл, — прочитал Рон с набитым ртом. — Говорят, она жутко строгая.

— По сравнению с твоей матерью в гневе, Рон, МакГонагалл — это ласковая котяра, — буркнул я, отхлёбывая кофе. — Главное — не превратишь случайно свою палочку в дилдо. А то она такого не одобряет.

Рон поперхнулся соком. Гермиона аж подпрыгнула на месте. —Ты не можешь так говорить! — прошепелявила она.

— Могу, — парировал я. — Я уже говорил. И ещё скажу. Привыкай.

Трансфигурационный класс встретил нас строгой атмосферой и кошачьим взглядом профессора МакГонагалл. Она стояла у доски, прямая, как палка, и её взгляд заставил замолчать даже самых болтливых.

— Трансфигурация, — начала она, и её голос резал воздух, как лезвие, — есть самое сложное и опасное из искусств, которым вы будете обучаться в Хогвартсе…

Я сидел за последней партой, развалившись, и смотрел в окно. Я знал эту лекцию наизусть. Более того, я сам читал её новичкам-мракоборцам, только с более крупными примерами и большим количеством мата.

— …любая ошибка может привести к непоправимым последствиям, — вещала МакГонагалл.

«Например, к рождению детей-оборотней или к тому, что твой начальник навсегда останется жабой», — подумал я.

Она раздала всем по спичке. Задача — превратить её в иголку. Элементарно. Детская забава.

— Произнесите чётко заклинание и совершите движение палочкой, как показано, — скомандовала она.

Класс зашумел. Послышались неуверенные «Вердимус!» и «Вердимиус!». Рон рядом с таким усердием тыкал палочкой в спичку, что, казалось, вот-вот её подожжёт. Гермиона, вся покраснев от напряжения, выпалила заклинание, и её спичка приобрела silver цвет и заострённый кончик. Не идеально, но очень близко. МакГонагалл одобрительно кивнула.

Я вздохнул. Достал свою чёрную, шершавую палочку. Не стал кричать заклинание. Не стал делать театральных взмахов. Я просто посмотрел на спичку, мысленно представил её структуру, атом за атомом, и приказал ей измениться. Холодная энергия вырвалась из кончика палочки, почти невидимая, и спичка на парте… не превратилась в иголку.

Она превратилась в идеальную, крошечную, блестящую стальную заточку. Такую, какими мы в Отделе мракоборцев чистили ногти после допросов.

МакГонагалл, которая как раз проходила мимо, замерла. Она наклонилась, внимательно рассмотрела мой «результат». Потом подняла на меня глаза. В её взгляде было не одобрение, а… настороженность. —Мистер Поттер, — сказала она холодно. — Задание было превратить спичку в иголку.

— Это лучше иголки, профессор, — ответил я, не моргнув глазом. — Острее. Практичнее. Можно, например, вскрывать конверты. Или глаза выкалывать. В зависимости от потребностей.

Несколько человек рядом фыркнули. МакГонагалл сузила глаза. —Самоуверенность — не лучший спутник в изучении магии, мистер Поттер. Особенно на первом уроке.

— Опыт — лучший, профессор, — парировал я. — А у меня его… неожиданно много.

Она что-то промычала себе под нос и отошла, бросив на меня последний предупредительный взгляд.

Следующим уроком было Зельеварение. Или, как я его называл, «Допинг для садистов и обиженных детей».

Подземелья Слизерина встретили нас холодом и запахом консервированной злобы. Снейп влетел в класс, как огромная летучая мышь, его чёрная мантия развевалась behind him.

— Вы здесь, — начал он своим шепотом, который был страшнее любого крика, — чтобы постичь точную науку зельеварения. Здесь мало дурацкого размахивания палочками…

Я сидел с Роном за одним столом. Гермиона села впереди, выпрямив спину, готовая поглощать каждое слово.

— …многие из вас, несомненно, не оценят изящество этого искусства, — ядовито продолжал Снейп, и его глаза остановились на мне. — Но для избранных… это истинная магия.

Он начал перекличку. Дошёл до моего имени. —Гарри… Поттер, — произнёс он так, будто имя было куском тухлого мяса. — Наша новая… знаменитость.

Класс затих. Снейп уставился на меня своими чёрными, бездонными глазами. —Скажите мне, Поттер, что получится, если смешать порошок корня асфодея с настойкой полыни?

Рон замер. Гермиона дёрнула руку вверх, чуть не вывихнув её.

Я лениво поднял на Снейпа взгляд. —Получится напиток, от которого вас стошнит, профессор. Если, конечно, вы не собираетесь варить снотворное зелье, известное как «Отвар живой смерти». Но для этого нужна ещё и луна, и определённая фаза, иначе это будет просто дорогая блевотина.

Снейп промолчал. В классе было так тихо, что слышно было, как где-то капает вода. —Где вы это вычитали? — наконец прошипел он.

— В ваших личных заметках на полях учебника «Продвинутые зелья», — солгал я с невозмутимым видом. — Вы оставили его на столе в учительской. Очень познавательное чтение. Особенно про то, как нейтрализовать любовное зелье с помощью щепотки… ну, вы знаете.

Глаза Снейпа сузились до булавочных уколов. Он понял, что я блефую, но не мог этого доказать. И он понял, что я не собираюсь играть в его игры.

— Ладно, — прошипел он. — Что такое змеиный зуб?

— Признак плохой гигиены полости рта у рептилий, — немедленно ответил я. — И ингредиент для ядов. Конкретно — для ядов, парализующих нервную систему. Если его раздавить в порошок и смешать с ртутью, получится неплохой коктейль для тихого устранения неугодных. Вы ведь об этом?

Снейп побледнел. Он не ожидал такого. Он ожидал испуганного молчания, неуверенного бормотания. Он получил циничную лекцию от одиннадцатилетнего пацана.

— Два очка с Гриффиндора за наглость, Поттер, — выдохнул он. — И если я ещё раз услышу от вас…

— Вы услышите ещё много чего, профессор, — перебил я его. — Я здесь, чтобы учиться. А вы — чтобы учить. Давайте не будем путать наши роли. И не тратить время на дешёвые попытки унизить меня перед классом. Это скучно и непрофессионально.

В классе повисла шоковая тишина. Даже Малфой, который уже готовился хихикать, замер с открытым ртом.

Снейп смотрел на меня с такой ненавистью, что, казалось, воздух между нами закипит. Он развернулся и пошёл к доске, бросив на ходу: —Сегодня мы варим зелье от фурункулов. Начинайте. И пусть кто-нибудь проследит, чтобы Поттер не добавил в свой котёл чего-нибудь… экстраординарного.

Я ухмыльнулся и принялся нарезать змеиные зубы. Рон смотрел на меня с благоговейным ужасом. —Ты… ты совсем спятил? — прошептал он. — Он же тебя убьёт!

— Он пытался, — равнодушно ответил я, точным движением отмеряя количество ртути. — Не получилось. Теперь моя очередь. Дай-ка сюда свой котёл, у тебя он кривой. Ты сваришь не зелье, а биологическое оружие.

Урок прошёл относительно спокойно. Я сварил идеальное зелье, потратив на это минут пять, а остальное время делал вид, что читаю учебник, а на самом деле практиковал Окклюменцию, пытаясь отгородиться от постоянного мысленного фона страха, волнения и тупости, который исходил от моих одноклассников.

Когда прозвенел звонок, Снейп бросил на меня последний взгляд, полный немого обещания мести. Я ответил ему лёгкой, почти невидимой ухмылкой.

Выходя из подземелья, Гермиона догнала меня. —Ты был ужасно груб с профессором Снейпом! — выпалила она. — Он мог наказать нас всех из-за тебя!

Я остановился и повернулся к ней. —Слушай, умница, — сказал я. — Есть два типа учителей. Одни учат. Другие самоутверждаются за счёт детей. Снейп — из вторых. И если ему дать слабину, он будет травить тебя все семь лет. Я просто дал ему понять, что я — не его жертва. Советую и тебе сделать то же самое. Перестань дрожать и докажи, что ты здесь не для того, чтобы лизать ему ботинки, а чтобы знать больше него. Хотя бы в теории.

Она снова открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Задумалась.

Рон просто качал головой. —Ты либо гений, либо сумасшедший.

— Обычно это одно и то же, Рон, — вздохнул я. — Идёмте. Впереди Защита от Тёмных Искусств. А там, я слышал, пахнет чесноком и страхом. Должно быть весело.

И я потащил их за собой навстречу следующему витку этого цирка. По крайней мере, стало ясно одно: скучно не будет. Особенно мне.

Глава 8

Глава 8: Защита от идиотизма и запаха чеснока

Третий урок в нашем расписании значился как «Защита от Тёмных Искусств». Или, как я его мысленно окрестил, «Ежегодный клондайк для неудачников и самозванцев». В этом году у нас был Квиррелл. Тот самый, у кого на затылке цвела вторым лицом малосимпатичная плесень по имени Лорд Волан-де-Морт.

Ещё не доходя до кабинета, мы почуяли характерный запах. Тяжёлый, сладковато-приторный аромат чеснока, смешанный с чем-то ещё… с запахом страха и пота. Рон сморщил нос. —Фу! Чем это пахнет? —Отчаянием и плохой гигиеной, — ответил я, толкая дверь.

Кабинет был завешан какими-то тряпками, создавая подобие восточного шатра. И пахло. Пахло так, будто здесь провели месяц турецкий базар, не убирая и не проветривая. И посреди всего этого великолепия стоял он. Профессор Квиррелл. Бледный, трясущийся, в своей дурацкой тюрбане, который, как я теперь знал, скрывал не «подарок от африканского принца», а самое настоящее лицо зла.

— Д-добро п-пожаловать на з-занятия по З-защите, — заикаясь, пробормотал он, избегая смотреть нам в глаза. — В этом г-году мы б-будем изучать…

Он замолчал, заметив меня. Его глаза расширились, и он задрожал ещё сильнее. Я почувствовал лёгкий, едва уловимый шипящий звук у себя в голове. Не голос. Скорее, ощущение. Как будто змея проснулась и учуяла знакомый запах.

Он… Здесь… — пронеслось у меня в мозгу. Это был не мой внутренний голос. Это был Он.

«Да, я здесь, Том, — мысленно ответил я. — Как поживаешь? Устроился поудобнее? Голова не болит от соседства с этим лунатиком?»

В голове повисло ошеломлённое молчание. Потом — волна чистой, неразбавленной ярости. Ты… Ты кто?

«Я — кошмар твоего кошмара, уёбок. Приятно познакомиться. Надеюсь, тебе нравится вид из второго ряда».

Квиррелл, тем временем, совсем расклеился. Он схватился за стол, чтобы не упасть. —М-мистер П-поттер… — выдавил он. — Я… я слышал о т-твоём… у-успехе…

— Да, да, — махнул я рукой. — «Мальчик-который-выжил», всё такое. Скучно. Давайте лучше по делу, профессор. Вы собирались рассказывать про каких-то злобных духов? Или сразу перейдём к практике? Например, как не дать призраку вселиться в твою башку и превратить тебя в марионетку? Полезный навык, я считаю.

Класс затих. Все смотрели то на меня, то на бледного, как полотно, Квиррелла. —Я… я не думаю… — начал он.

— Ясно, — перебил я. — Значит, теория. Ладно. Тогда вопрос на засыпку. Допустим, на вас нападает боггарт. Что вы сделаете в первую очередь?

Гермиона, конечно, тут же выпалила: —Нужно представить что-то смешное и произнести заклинание «Ридикулус»!

— Неправильно, — тут же парировал я. — Первое, что ты делаешь — это убеждаешься, что за тобой нет ничего хрупкого, дорогого или живого, во что ты можешь влететь, когда этот боггарт примет вид твоего deepest fear. Например, вида твоего отца, который говорит, что ты disappointмент. А уже потом — «Ридикулус».

Рон фыркнул. Квиррелл выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание.

— Или вот ещё, — продолжал я, наслаждаясь моментом. — Вампиры. Все знают, что их отпугивает чеснок. — Я специально громко вдохнул воздух, полный чесночной вони. — Но что, если вампир — гурман? Или у него аллергия не на чеснок, а на, скажем, общественное мнение? Или он просто возьмёт и зажмёт нос? Вывод: чеснок — это shit protection. Лучше иметь при себе хорошее заклинание или острое копьё. А лучше — и то, и другое.

Квиррелл молчал. Потом вдруг странно дёрнулся, его глаза закатились, и он прошипел совсем другим, низким, шипящим голосом: —Мальчик… слишком умный… для своего возраста…

Это был уже не Квиррелл. Это был Том. Он прорвался.

Класс замер. Все смотрели на профессора с недоумением и страхом.

Я подошёл поближе и уставился прямо в его глаза. —Профессор, у вас что, икота? Или это такой новый метод преподавания? «Голосом тьмы»? Неплохо, но для полного эффекта не хватает красных глаз и змеиного шипения. Хотите, я научу?

«Квиррелл» замер. Потом его тело снова дёрнулось, и он прошептал своим обычным, заикающимся голосом: —Я… я нехорошо себя ч-чувствую… Урок з-закончен…

Он practically выбежал из класса, оставив нас в полном недоумении.

— Что это было? — прошептал Рон, когда мы вышли в коридор.

— Это, Рон, было наглядное пособие по тому, как не надо преподавать, — ответил я. — И как не надо прятать в своей голове Тёмного Лорда. Запомни: если твой учитель пахнет, как итальянская пиццерия, и разговаривает сам с собой — беги. Беги без оглядки.

Гермиона была в ужасе. —Но он профессор! Мы должны уважать…

— Мы должны уважать себя, Грейнджер, — оборвал я её. — А это значит — не позволять всяким лунатикам в тюрбанах трепать нам нервы. Ладно, идёмте. Впереди у нас, если я не ошибаюсь, История Магии. Где нас ждёт самый скучный призрак в истории. Надо запастись кофе. Или ядом. На выбор.

История Магии и правда оказалась пыткой. Профессор Биннс монотонным голосом бубнил что-то о восстании гоблинов, и половина класса клевала носами. Я сидел с закрытыми глазами, практикуя Окклюменцию и пытаясь отгородиться от скучного голоса призрака. Внезапно я поймал чей-то чужой mental поток. Панический, путаный, полный страха. Это был Квиррелл. Вернее, то, что от него осталось.

…не может… он не должен… слишком силён… Мастер, прости… не могу…

А потом другой, холодный, ядовитый шипящий поток: …найти его… слабость… он всего лишь мальчик… он должен умереть…

Я мысленно качнул головой. «Спокойно, Том, — послал я им обоим. — У вас ещё будет время поубивать друг друга. А сейчас идите поспите. Вы мне мешаете слушать про скучных гоблинов».

Оба потока резко оборвались. Наступила блаженная тишина. Похоже, я их ошеломил настолько, что они даже испугались.

После уроков мы вернулись в гриффиндорскую общую комнату. Рон рухнул в кресло у камина. —Уф! Первый день! МакГонагалл — строгая, Снейп — злой, Квиррелл — странный… Как ты со всем этим справляешься, Гарри?

— О, это просто, — сказал я, разваливаясь напротив него. — Я представляю, что все они — это просто очень надоедливые, говорящие грибы. Или что я на самом деле сплю, и это всего лишь дурной сон после несвежей пиццы.

— Грибы? — переспросил Рон, выглядея озадаченным.

— Да. Грибы. Очень серьёзные, очень важные грибы. А теперь, если позволишь, я пойду посплю. А то завтра у нас, наверное, Травология. А там нас ждёт профессор Спраут, которая пахнет землёй и энтузиазмом. Мне нужно набраться сил, чтобы не закопать её на одной из её же грядок.

Я поднялся и пошёл к спальне, оставив Рона в полном недоумении.

Лёжа в кровати, я слушал, как храпят мои одноклассники, и смотрел в полог. В голове крутились обрывки мыслей, планов. Квиррелл был слаб. Том — слаб. Они боялись. Это было хорошей новостью. Плохой новостью было то, что они были непредсказуемы. А я ненавидел непредсказуемость.

«Ладно, Рiddle, — подумал я. — Игра началась. Посмотрим, кто кого перехитрит. Ты со своей полужизнью в тюрбане, или я с моим сорокалетним опытом и едким сарказмом».

С этими мыслями я наконец уснул. Мне снились говорящие грибы в мантиях. И один из них, с пышной белой бородой, всё время подмигивал мне и предлагал лимонные леденцы.

Глава 9

Глава 9: Травология, или Не еби меня, мандрагора

Утро второго дня началось с того, что Гермиона Грейндер вломилась в мужскую спальню в шесть утра с криком: «Вставайте! У нас через час Травология! Опозорить факультет нельзя!»

Я накрыл голову подушкой и пробормотал что-то невнятное про то, куда ей лучше пойти и что там сделать с собой. Не помогло. Через пятнадцать минут я, невыспавшийся и злой, как голодный тролль, тащился за Роном и Гермионой в теплицы.

Травология. Самый идиотский предмет во всём Хогвартсе. Бессмысленный и беспощадный. Копаться в грязи, рискуя быть отравленным, удушенным или просто обплеванным каким-нибудь растением, которое считает тебя своим личным врагом. В моей прошлой жизни это был мой личный ад. Теперь же это было просто… скучно.

Теплица номер три пахла влажной землёй, навозом и… энтузиазмом. Профессор Помона Спраут, вся в заплатах и с грязью под ногтями, встретила нас широкой улыбкой.

— Доброе утро, первокурсники! Сегодня мы начнём с одного из самых важных и увлекательных растений в нашем арсенале! — провозгласила она, и её голос звенел от восторга.

— Спорим, это мандрагора? — пробормотал я Рону. — Всегда с этого начинают. Как будто других растений нет.

— Мандрагора! — радостно сказала Спраут.

— Бинго, — вздохнул я.

На столах перед нами стояли горшки с какими-то невзрачными зелёными ростками, торчащими из земли.

— Мандрагора, или мандрагор, — начала лекцию Спраут, — обладает мощными restorative свойствами. Но! — она подняла грязный палец. — Её крик смертельно опасен для взрослого волшебника! Поэтому мы будем работать в защитных наушниках!

Она раздала нам уродские, огромные наушники. Я нацепил их с чувством глубокого отвращения. Они пахли потом и страхом предыдущих поколений студентов.

— Ваша задача — пересадить мандрагору в горшок побольше! — вещала Спраут, её голос доносился до нас приглушённо. — Беритесь firmly, но нежно! Они не любят, когда их сжимают слишком сильно!

Я посмотрел на свой горшок. Росток дёрнулся. Я вздохнул, сунул руки в землю и вытащил… это.

Из земли показался маленький, корявый, грязный корень-мордовин. Он был похож на очень некрасивого младенца, который месяц провалялся в грязи. И он был недоволен. Чертовски недоволен.

Я снял наушник. Рон рядом с ужасом смотрел на свою мандрагору, которая уже начала ёрзать и хмуриться.

— Гарри, надень наушник! — закричала Гермиона, уже засунувшая свою мандрагору в новый горшок наполовину.

— Не волнуйся, — махнул я рукой. — Я с такими говнюками разговаривал и похуже.

Я ткнул пальцем в свою мандрагору. —Слушай сюда, овощ, — сказал я ему тихо, но твёрдо. — У нас есть два варианта. Первый: ты не издаёшь ни звука, ведёшь себя прилично и позволяешь мне пересадить тебя в этот новый, шикарный горшок с питательной почвой. Второй: я отрываю тебе ноги и делаю из тебя закуску к пиву. Выбирай.

Мандрагора замерла. Её маленькое, сморщенное личико исказилось от… изумления? Она явно не ожидала такого обращения.

— Ну? — я придвинул палец ближе. — Решай. У меня нет целого дня.

Мандрагора тихо и жалобно захныкала. Но не закричала. Она позволила мне аккуратно пересадить её в новый горшок, лишь изредка поскуливая.

Я закончил первым. Снял перчатки, отряхнул руки и посмотрел вокруг. Остальные всё ещё боролись со своими растениями. Рон пытался заткнуть своей мандрагоре рот, но та вырывалась и орала так, что было слышно даже через наушники. Гермиона чуть не плакала от напряжения. Малфой и его компания просто стояли и пялились на свои горшки, боясь к ним прикоснуться.

Профессор Спраут ходила между столами, давая советы. Она остановилась около меня, увидев мой аккуратно пересаженный мандрагор. —Отлично, мистер Поттер! Прекрасная работа! — она улыбнулась. — Видно, что вы нашли с ним общий язык!

— Да, — согласился я. — Мы договорились. Я не делаю из него пюре, он не разрывает мне барабанные перепонки. Честная сделка.

Спраут засмеялась, приняв это за шутку, и пошла дальше.

Наконец, урок закончился. Мы вылезли из теплицы, перепачканные землёй и уставшие. Все, кроме меня.

— Как ты это сделал? — спросил Рон, вытирая пот со лба. — Моя чуть не свела меня с ума!

— Секрет в подходе, Рон, — сказал я. — Ты должен говорить с ними на их языке. На языке силы и угроз. Они это уважают.

— Но в учебнике сказано… — начала Гермиона.

— В учебнике много чего сказано, — перебил я. — Но в учебнике не сказано, что мандрагоры — это самые настоящие засранцы. Они пользуются тем, что их боятся. Перестань бояться — и они будут слушаться.

Мы шли обратно к замку, как вдруг из-за угла выскочила группа слизеринцев во главе с Малфоем. Он выглядел злым и униженным после вчерашнего провала на Зельеварении.

— Ну что, Поттер, — он загородил нам дорогу. — Научился целовать жаб уже? Или только корни целуешь?

Я вздохнул. —Малфой, твои остроты такие же острые, как твои волосы после стакана геля. То есть совсем не острые. Просто жирные и противные. Отойди, ты загораживашь солнце. И пахнешь дорогим одеколоном и страхом перед папочкой.

Малфой покраснел. —Ты смеешь…

— Да, я смею, — перебил я. — Я смею многое. Например, я смею спросить: как поживает твой папа? Готовится к обыску? Уже спрятал все свои тёмные артефакты? Или надеется, что мамочка опять всё уладит?

Глаза Малфоя расширились от ярости и страха. Он не ожидал, что я знаю про его семейные проблемы. —Ты… ты ничего не знаешь!

— Я знаю, что твой отец — жалкий трус, который прячется за юбкой жены и деньгами, — парировал я. — И что ты — его точная копия. Тебе нужна моя подпись на память или ты отстанешь?

Малфой что-то прошипел себе под нос, но отступил. Его прихвостни последовали за ним.

— Вау, — выдохнул Рон. — Ты его вообще уничтожил.

— Это не уничтожение, Рон, — сказал я. — Это… профилактика. Чтобы в будущем не приходилось уничтожать по-настоящему.

Мы уже почти дошли до замка, как вдруг я почувствовал знакомое холодное прикосновение в затылок. Чей-то взгляд. Я резко обернулся.

На одном из верхних балконов стоял Северус Снейп. Он смотрел на меня. Не с ненавистью. С… интересом? С холодным, аналитическим интересом хищника, который увидел необычную добычу.

Я задержал его взгляд на секунду, потом медленно, очень медленно, поднял руку и помахал ему. Как старому доброму знакомому.

Снейп не моргнул. Он просто развернулся и скрылся в тени замка.

— Что это было? — спросила Гермиона.

— Ничего, — ответил я, поворачиваясь назад. — Просто ещё один гриб. Очень ядовитый гриб. Идём, пахнет обедом. А после обеда у нас, кажется, Астрономия. Где мы будем смотреть на звёзды и мечтать о том, чтобы свалиться с башни и покончить с этим кошмаром.

Но внутри у меня всё похолодело. Снейп что-то замышлял. Или уже всё понял. В любом случае, игра становилась всё интереснее. И всё опаснее.

Глава 10

Глава 10: Полночь в библиотеке, или Иди нахуй, Поттер, я читаю**

Неделя в Хогвартсе пролетела как один долгий, странный сон, полный запаха зелий, пыльных книг и постоянного, низкочастотного гула подростковой глупости. Я встроился в рутину с циничной эффективностью сорокалетнего мракоборца, застрявшего в теле ребёнка. Ходил на уроки, делал вид, что учусь, отпускал ядовитые комментарии и в основном был предоставлен сам себе. Гриффиндорцы сначала видели в меня героя, потом зазнайку, а теперь просто странного типа, которого лучше не трогать. Меня это устраивало.

Но ночью… Ночью начиналась настоящая работа.

В два часа ночи я лежал без сна и слушал, как Рон во сне борется с каким-то воображаемым врагом, бормоча что-то про «пауков». Я поднялся, накинул мантию поверх пижамы, взял свою холодную палочку и вышел из спальни.

Общая комната была пуста и тёмна, лишь угли в камине слабо тлели, отбрасывая длинные тени. Я прошептал «Люмос», и кончик моей палочки озарил мне путь к выходу.

Хогвартс ночью был другим существом. Пустым, тихим, полным шепотов и скрипов. Портреты спали, призраки куда-то делись, и только миссис Норрис, эта пушистая стерва, могла выскочить из-за угла в самый неподходящий момент. Но я знал все её маршруты. Сорок лет в этих стенах не прошли даром.

Моей целью была Запретная секция библиотеки. Не потому, что я хотел найти рецепт зелья для вечной жизни или ещё какую-нибудь ересь. Мне нужна была конкретная книга. «Тёмные искусства: теория непрощаемых заклинаний» была хороша для базиса, но мне нужно было нечто… более продвинутое. Что-то о связи души и тела. О памяти. О том, что со мной произошло.

Я уже был почти у библиотеки, как вдруг услышал голоса. Тихие, взволнованные. Я затушил свет и прижался к стене.

— …не понимаю, почему мы должны это делать! — это был голос Парвати Патил.
— Потому что Филч идёт сюда! — ответил ей голос, который я узнал — Дин Томас. — Мы не успеем вернуться в общую!

Идиоты. Первокурсники, которые решили поиграть в полуночников. Они метались у дверей библиотеки, не зная, куда деться.

Я вздохнул и вышел из тени.
— Если вы не хотите провести ночь в обнимку с метлами и ведром, советую проваливать обратно в башню. Быстро и тихо.

Они вздрогнули и уставились на меня с испугом.
— Поттер? Что ты здесь делаешь?

— Тоже самое, что и вы, только с большим шансом на успех, — ответил я. — Филч идёт с запада. Если побежите на восток, к статуе одноглазой ведьмы, успеете спрятаться. Now move your asses.

Они не заставили себя ждать и умчались в темноту. Я подождал, пока их шаги затихнут, и скользнул в библиотеку.

Мадам Пинс, к счастью, уже спала в своей каморке. Я прошёл между стеллажами, как призрак, к той самой железной решётке, что отделяла Запретную секцию от остального мира. Замок был старым, сложным, но не для меня. Я приложил палочку к замочной скважине и прошептал: «Алохомора Максима».

Замок щёлкнул с тихим, удовлетворяющим звуком. Я отодвинул решётку и вошёл.

Воздух здесь пахёл по-другому. Пылью, древней магией и чем-то ещё… чем-то опасным. Книги на полках выглядели старыми, некоторые были даже в цепях. Я прошёлся вдоль полок, читая названия: «Кровь и жертва: тёмные ритуалы», «Некромантия: искусство ходячих мертвецов», «Как запечатать свою душу в предмете: руководство для начинающих».

«Бинго», — подумал я, протягивая руку к толстому фолианту в потрёпанном кожаном переплёте. «О природе души и её перемещениях». Автор — некто Ф. А. Борк.

Я уже собирался уходить, как вдруг услышал лёгкий шорох. Я замер. Это была не миссис Норрис. Это было что-то другое. Что-то… большее.

Из-за дальнего стеллажа выплыла фигура. Высокая, худая, в чёрной мантии. Северус Снейп.

Мы стояли и смотрели друг на друга в тусклом свете, что пробивался из окна. Он выглядел не удивлённым. Скорее… удовлетворённым.

— Полуночный променад, Поттер? — прошипел он. Его голос был тише обычного, но от этого не менее опасным. — И в Запретной секции. Сколько очков с Гриффиндора should I take? Сто? Двести?

Я не стал ничего отвечать. Я просто смотрел на него, оценивая ситуацию. Он был между мной и выходом. Палочка у него была в руке, но не поднята.

— Я мог бы сказать, что искал книгу по Зельеварению, — наконец сказал я. — Но мы оба знаем, что вы не купитесь на эту хуйню.

Снейп едва заметно вздрогнул от моего слова. Его губы искривились в подобие улыбки.
— Дерзко. Очень дерзко для первокурсника. Особенно для того, кто… знает слишком много.

— Знание — сила, профессор, — парировал я. — А сила — это то, что не даёт таким, как вы, наступать на горло.

— И что же ты здесь ищешь, силач? — он сделал шаг вперёд. — Секреты тёмных искусств? Способ отомстить своим врагам? Или… может быть, способ вернуться назад?

Последние слова он произнёс с особой интонацией. Почти как вопрос.

Лёд пробежал у меня по спине. Он что-то знал. Или догадывался.

— Я ищу способ избавиться от надоедливых преподавателей, которые следят за мной по ночам, — ответил я. — Не подскажете, в каком разделе это может быть?

Снейп издал короткий, похожий на кашель, звук.
— Твоя наглость не знает границ. Как и твоего отца.

— О, не сравнивайте меня с ним, — я сделал шаг навстречу. Мы теперь стояли совсем близко. — Он был глупым зазнайкой. Я же… я просто знаю, что вы здесь делаете.

— И что же? — прошипел Снейп.

— Вы ищете то же, что и я, — сказал я тихо. — Ответы. Просто ваши вопросы другие. Вы хотите знать, почему Дамблдор вас терпит. Почему Лили умерла. И почему я смотрю на вас не как мальчик, а как… равный.

Он замер. Его лицо стало маской из ненависти и чего-то ещё… любопытства?
— Ты ничего не знаешь о Лили, — его голос дрогнул.

— Знаю, — перебил я. — Знаю, что вы её любили. Знаю, что вы предали её. Знаю, что вы до сих пор вините себя. И знаю, что вы здесь, в этом замке, не для того, чтобы охранять меня. А для того, чтобы искупить вину. Но вину не передо мной. Перед ней.

Снейп поднял палочку. Она дрожала в его руке.
— Замолчи.

— Или что? — я ухмыльнулся. — Вы примените ко мне заклинание? Здесь? В Запретной секции? Как вы объясните это Дамблдору? «Он был дерзким, поэтому я его заморозил»? Думаю, он будет не в восторге.

Мы снова замерли в немой дуэли. Воздух между нами трещал от напряжения.

Внезапно где-то вдалеке послышались шаги. Тяжёлые, медленные. Филч.

Снейп опустил палочку.
— Убирайся, — прошипел он. — И если я ещё раз поймаю тебя здесь, последствия будут… неприятными.

— Взаимно, — кивнул я. — Спокойной ночи, профессор. Приятных снов про зелёные глаза и чувство вины.

Я развернулся и вышел из Запретной секции, не оглядываясь. Я чувствовал его взгляд у себя в спине. Ненавидящий, пронзительный, полный вопросов.

Я вернулся в общую комнату Гриффиндора так же тихо, как и вышел. Рон всё так же боролся с пауками во сне. Я лёг на кровать и уставился в полог.

Снейп что-то подозревал. Не всё, но достаточно. Он чувствовал, что я не тот, кем кажусь. Это было опасно. Но и… интересно.

Я открыл книку, которую унёс с собой. «О природе души». Первая же глава называлась: «Теория перемещения души во времени: миф или реальность?»

Я ухмыльнулся в темноте.
— Реальность, уёбки, — прошептал я. — Самая что ни на есть настоящая реальность.

И начал читать.

Глава 11

Глава 11: Летающие метлы и падающие идиоты**

Суббота. День, который по идее должен был быть для отдыха, но в Хогвартсе это означало лишь одно: время для самого идиотского и травмоопасного вида спорта из всех возможных — квиддича. А точнее, для первых тренировок и отборов.

Я проснулся от того, что Вуд, капитан команды Гриффиндора, тряс меня за плечо с энергией бешеного гиппогрифа.
— Поттер! Вставай! Сегодня твои первые полёты! Мы должны опробовать тебя на позиции ловца!

Я открыл один глаз и посмотрел на него с таким выражением, от которого у нормального человека бы замёрзла кровь в жилах.
— Оливер, — пробормотал я. — Есть три вещи, которые я ненавижу больше всего на свете: рано вставать, идиотов и летать на метле, рискуя свернуть себе шею. И знаешь что? Ты объединил все три в одном флаконе. Поздравляю.

Вуд не смутился. Он был слишком одержим.
— Ты природный талант, Поттер! Я слышал! МакГонагалл сказала!

— МакГонагалл также считает, что превращение мыши в подсвечник — это вершина магического искусства, — я сел на кровати и потер глаза. — Её мнение не является истиной в последней инстанции.

Но Вуд уже тащил меня за руку. Через пятнадцать минут я, невыспавшийся и злой, стоял на замшелом поле для квиддича рядом с другими несчастными первокурсниками, которых собрали для «ознакомительных полётов».

Мадам Хуч, наша преподавательница по полётам, вышагивала перед нами с видом старого полевого командира.
— Ну же, ставьте метлы рядом! — кричала она хриплым голосом. — Правая рука над метлой и командуйте: «Вверх!»

Рон, стоявший рядом, нервно сглотнул.
— Боюсь, у меня не получится…

— Не бойся, — успокоил я его. — Худшее, что может случиться — это падение с высоты десяти метров, перелом позвоночника и пожизненная инвалидность. Но зато ты сможешь говорить людям, что это случилось на квиддиче. Это звучит круче, чем «поскользнулся в душе».

Метла у меня в руках была старой, потрёпанной «Стрелой». Она дёргалась и виляла, как пьяная. Я посмотрел на неё с презрением.
— Вверх, — пробормотал я без всякого энтузиазма.

Метла дёрнулась и неуверенно подпрыгнула мне в руку. Рядом Гермиона уже вовсю командовала своей метле, но та лежала мёртвым грузом.

— Не так громко, мисс Грейнджер! — крикнула мадам Хуч. — Уверенность, а не истерика!

— Слышишь? — я кивнул Гермионе. — Уверенность. Представь, что эта метла — Снейп, и ты должна заставить его сделать что-то полезное. Сработает.

Гермиона покраснела, но попробовала. Её метла дёрнулась и поднялась на несколько сантиметров.

Наконец, все так или иначе подняли свои метлы. Мадам Хуч проинструктировала нас, как отталкиваться от земли и мягко приземляться. Это напомнило мне инструктаж по технике безопасности перед тем, как нас бросали на задание в логове Пожирателей. Такой же бесполезный.

— А теперь — полетели! — скомандовала она.

Дети радостно начали подниматься в воздух. Кто-то кричал от восторга, кто-то дрожал от страха. Я поднялся на пару метров и остановился, наблюдая за этим цирком.

И тут я увидел его. Невилла Лонгботтома. Бедный парень был белее простыни и держался за метлу так, будто это была единственная надежда на спасение в бушующем море. Его метла дёргалась и виляла, а он… он забыл, как рулить.

— Лонгботтом! Натяни поводья! — орала мадам Хуч. — Натяни!

Но Невилл не натянул. Он дёрнул. Резко и в панике.

Метла рванула вверх, как выпущенная из катапульты, и понесла его прочь от поля. Невилл визжал, цепляясь за древко.

— Вот блядь, — пробормотал я. — Началось.

Мадам Хуч что-то кричала, но было уже поздно. Метла Невилла пролетела над замком, сделала резкий вираж и понесла его к одному из высоких шпилей. Он врезался в горгулью, отскочил от неё и начал падать.

Время замедлилось. Я видел его испуганное лицо, слёзы, летящие по ветру. Видел, как Вуд что-то кричит и pointing в его сторону. Видел, как другие дети замерли в ужасе.

Сорок лет рефлексов мракоборца сработали сами собой. Я не думал. Я действовал.

Я рванул поводья своей «Стрелы» и пикировал вниз. Ветер свистел в ушах. Метла визжала подо мной, не привыкшая к таким скоростям. Я летел не к месту, где он упадёт, а по траектории, чтобы перехватить его.

— Замедлиться! Замедлиться, блять! — рычал я себе под нос, пытаясь вычислить скорость и угол.

Я пронёсся метрах в пяти под ним, резко развернулся и рванул вверх. Протянул руку.

— Лонгботтом! Хватайся!

Он не видел меня. Он закрыл глаза и молился.

Я подлетел ещё ближе, почти касаясь его ног.
— Хватайся, кретин! — заорал я уже во весь голос.

Он открыл глаза, увидел меня, и его пальцы инстинктивно вцепились в мою мантию. Я почувствовал страшный рывок. Его вес потянул меня вниз. Моя метла заскрипела и начала терять высоту.

— Отпусти метлу! — скомандовал я ему. — Держись за меня!

Он отпустил свою метлу, которая упала куда-то вниз, и обхватил меня за талию так, что у меня перехватило дыхание.

— Теперь слушай внимательно, — сказал я, пытаясь стабилизировать нашу шатающуюся метлу. — Если мы сейчас разобьёмся, я тебя убью. Понятно?

Он что-то промычал в ответ.

Я направил метлу к земле, делая широкие, медленные круги. Мы приземлились довольно грубо, но в целом целые. Я скатился с метлы, а Невилл просто рухнул на траву и начал рыдать.

К нам уже бежали все: мадам Хуч, Вуд, другие студенты.

— Поттер! Это было невероятно! — кричал Вуд. — Такой манёвр! Такая скорость! Ты рождён для квиддича!

Мадам Хуч наклонилась над Невиллом.
— Всё в порядке, мальчик? Где болит?

— Он в порядке, — буркнул я, отряхиваясь. — Просто напуган до усрачки. Кто-нибудь, дайте ему успокоительного. Или просто стукните по голове.

Я посмотрел на свою дрожащую руку. Адреналин понемногу отступал, оставляя после себя лишь раздражение. И ещё кое-что… лёгкое головокружение. Тошнотворное, знакомое.

Я поднял глаза. На одном из балконов, высоко над полем, стоял Квиррелл. Он смотрел на меня. И не он один. Рядом с ним, почти скрытая тенью, была другая фигура. Высокая, худая, в чёрном. Снейп.

Они оба смотрели на меня. Квиррелл — с откровенным страхом. Снейп — с тем же холодным, аналитическим интересом.

*Он слишком силён…* — донёсся до меня обрывок мысли Квиррелла. *…опасно…*

*Интересно…* — подумал Снейп, и его мысль была острой, как лезвие. *…как он это сделал? Не как мальчик… как опытный игрок…*

Я отвернулся. Чёрт. Я привлёк ещё больше внимания. Теперь они оба что-то заподозрили.

Вуд всё ещё хлопал меня по спине.
— Команда! Ты должен быть в команде! Мы начнём тренировки на следующей неделе!

— Оливер, — я вздохнул. — Я подумаю. А теперь, если позволишь, я пойду. Мне нужно… прийти в себя.

Я пошёл прочь от поля, оставив их разбираться с Невиллом. Мне нужно было уединение. Тишина. Чтобы подумать.

Я зашёл в замок и почти сразу же наткнулся на Гермиону и Рона.
— Гарри! Это было потрясающе! — воскликнул Рон. — Ты спас ему жизнь!

— Я сохранил себе кучу проблем, — поправил я его. — Представь, если бы он разбился. Расследования, допросы, бумажная волокита. Кошмар.

— Но ты же мог и сам пострадать! — сказала Гермиона, и в её глазах было что-то новое… уважение? — Это было очень храбро.

— Это было очень глупо, — парировал я. — Рисковать своей шеей ради того, кто не может даже на метле усидеть. Но что сделано, то сделано.

Я прошёл мимо них и направился к гриффиндорской башне. Мне нужно было переварить произошедшее. И решить, что делать дальше.

Летать я, конечно, буду. Потому что квиддич — это всё-таки лучше, чем сидеть на лекциях Биннса. Но теперь мне придётся быть осторожнее. Скрытнее.

И готовиться. Потому что если Снейп и Квиррелл что-то задумали, то следующая их атака будет не такой очевидной, как падение с метлы.

Я зашёл в общую комнату, плюхнулся в кресло у камина и закрыл глаза. В голове проносились обрывки мыслей, планов, воспоминаний.

«Ну что ж, — подумал я. — Игра началась по-настоящему. Посмотрим, кто кого переиграет. Вы — со своими тёмными секретами и обидами. Или я — со своим знанием будущего и едким fucking сарказмом».

И впервые за всё время я почувствовал не раздражение, а нечто похожее на азарт.

Глава 12

Глава 12: Приглашение на ужин, или Иди нахуй, Дамблдор**

Прошла неделя. Неделя полётов, зелий, трансфигураций и постоянного, нарастающего напряжения. Я стал ещё более замкнутым, оттачивая Окклюменцию до автоматизма. Мысли Снейпа и Квиррелла теперь доносились до меня лишь как далёкий, надоедливый шум, словно соседи за стеной, которые слишком громко смотрят телевизор. Но я чувствовал их внимание. Постоянное, неотступное.

Рон и Гермиона пытались как-то «вернуть меня в строй», как они это называли. Рон таскал меня на тренировки по квиддичу (я летал хорошо, но без особого энтузиазма, что сводило Вуда с ума), а Гермиона пыталась вовлечь в зубрёжку. Я отмахивался от них, как от назойливых мух.

И вот, после очередного утомительного дня, когда я пытался заставить свой мозг забыть скучнейшую лекцию Биннса о Гоблинских восстаниях, ко мне подошёл Перси Уизли. Он выпрямился, откашлялся и произнёс с важным видом:

— Поттер, профессор Дамблдор просит тебя зайти к нему в кабинет. Сейчас.

Рон и Гермиона, сидевшие рядом, замерли.
— К Дамблдору? — прошептал Рон. — Но почему? Ты что, натворил что-то?

— Только то, что я обычно творю, — пожал я плечами, поднимаясь. — Наверное, хочет предложить мне пост министра магии. Или просто поинтересоваться, как мне нравятся его дурацкие леденцы.

Я вышел из общей комнаты, оставив их в состоянии лёгкого шока.

Дорога к грифу-хранителю кабинета директора была знакомой до боли. Я шёл медленно, наслаждаясь тишиной коридоров. Что ему нужно? Он что-то заподозрил? Или это просто очередной тест на прочность?

Я сказал пароль («Кис-кис» — Дамблдор всегда был оригинален в своей любви к сладостям), и винтовая лестница понесла меня наверх.

Кабинет директора был таким же, каким я его помнил: заставленный странными серебряными приборами, которые тихо позванивали и пускали дымок, и портретами бывших директоров, притворявшихся спящими. Феникс Фоукс сидел на своей жердочке и смотрел на меня умными, знающими глазами.

И сам Дамблдор. Он сидел за своим массивным столом, его длинные серебряные волосы и борода казались ещё белее в свете ламп. Он улыбался своей знаменитой, немного отстранённой улыбкой.

— А, Гарри, — сказал он, жестом приглашая меня сесть. — Рад тебя видеть. Не хочешь ли лимонного леденца? Или, может быть, желе из жаб? Оно сегодня особенно… упругое.

— Спасибо, профессор, я пас, — я уселся в кресло напротив него. — Последний раз, когда я ел что-то, что вы предлагали, у меня три дня был кислотный рефлюкс и голоса в голове.

Дамблдор мягко рассмеялся, его глаза behind полумесячных очков блестели.
— О, юность… такое прекрасное время для экспериментов. Но я вызвал тебя не для того, чтобы угощать сладостями.

Он сложил пальцы и посмотрел на меня внимательно. Не как на ребёнка. Как на равного.
— До меня дошли слухи, Гарри. Очень интересные слухи.

— В Хогвартсе всегда полно слухов, профессор, — парировал я. — Вчера, например, ходили слухи, что Филч и миссис Норрис — на самом деле муж и жена. И что они по ночам танцуют танго в Большом зале.

Дамблдор снова рассмеялся, но на этот раз смех был не таким искренним.
— Забавно. Но я говорю о других слухах. О том, что один из наших первокурсников проявляет… необычайные способности. Слишком необычайные для своего возраста.

Я не моргнул глазом.
— Вы о Лонгботтоме? Да, он удивительно талантливо падает с метлы. Это правда.

— Я о тебе, Гарри, — мягко сказал Дамблдор. — Профессор Снейп, например, сообщил, что твои познания в зельеваровании… впечатляют. Профессор Квиррелл remarked на твою не по годам развитую реакцию. Даже мадам Пинс заметила, что кто-то слишком часто посещает Запретную секцию библиотеки по ночам.

Я сохранял невозмутимость, хотя внутри всё сжалось. Старый хитрый лис.
— Профессор Снейп, как мне кажется, путает познания с наглостью. Профессор Квиррелл, судя по запаху, вообще мало что может адекватно оценить. А насчёт библиотеки… Может, это призрак? Говорят, они любят почитывать.

Дамблдор смотрел на меня, и его улыбка постепенно исчезала.
— Гарри, — сказал он тихо. — Я старый человек. Я многое видел. И я научился чувствовать… anomalies. Сбои в ткани реальности. И вокруг тебя их целая россыпь.

Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе.
— Ты не похож на обычного одиннадцатилетнего мальчика. Ты смотришь на мир глазами человека, который видел слишком много. Говоришь как тот, кто потерял больше, чем должен был. Кто ты, Гарри Поттер?

В кабинете повисла тишина. Даже приборы перестали звенеть. Фоукс перестал чистить перья. Все портреты на стенах приоткрыли глаза и смотрели на меня.

Я медленно выдохнул. Вариантов было немного. Солгать — бесполезно. Он бы не поверил. Сказать правду… но какую правду? Что я из будущего? Что я знаю, как он умрёт? Что всё, во что он верит — это лишь часть большого, fucked up плана?

Я решил пойти по middle ground.
— Я тот, кем я являюсь, профессор, — сказал я наконец. — Просто… я получил немного больше информации, чем положено по контракту. Ранний доступ, так сказать.

— Информации? — переспросил Дамблдор. — О чём?

— О жизни, — я пожал плечами. — О смерти. О том, что не все, кто улыбается, — друзья. И что не все монстры носят маски. Иногда они носят тюрбаны. Или преподают зельеварение.

Дамблдор откинулся на спинку кресла. Его взгляд стал тяжёлым, проницательным.
— Ты говоришь загадками, мой мальчик.

— Это вы начали, профессор, с вашими леденцами и «anomalies», — парировал я. — Послушайте, я не враг. Я не несу угрозы этому… — я обвёл рукой его кабинет, — цирку. Я просто хочу пройти этот квест с минимальными потерями. И желательно — без необходимости ещё раз умирать в конце.

Я сказал последнюю фразу почти шёпотом, но Дамблдор услышал. Его глаза расширились. На мгновение в них мелькнуло что-то… понимание? Ужас?
— Умирать? — повторил он.

— Фигурально выражаясь, — я махнул рукой, отступая. — Просто поговорка.

Но было поздно. Он что-то понял. Что-то щёлкнуло в его мозгу.

— Гарри, — сказал он очень серьёзно. — Были ли у тебя… видения? Странные сны? Ощущение, что ты… не в своём времени?

Я замер. Вот оно. Он почти догадался. Оставалось лишь подтвердить.

— Профессор, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Если я вам всё расскажу, вы мне поверите? Или решите, что я сошёл с ума от славы и стресса и упрячете меня в палату Святого Мунго? Потому что, честно говоря, второй вариант звучит заманчивее. Там, говорят, тихо и кормят нормально.

Дамблдор смотрел на меня долго-долго. Потом медленно покачал головой.
— Нет. Я бы не стал этого делать. Я… чувствую, что твоя правда, какой бы она ни была, очень важна.

— Отлично, — я поднялся. — Тогда давайте договоримся. Вы оставляете меня в покое. Я не творшу тут особого хаоса. А вы… вы присматриваете за теми, кто действительно представляет угрозу. Например, за нашим другом в тюрбане. И за тем, кто прячется у него на затылке.

Я повернулся к выходу.
— И, профессор? — я остановился у двери. — Лимонные леденцы — это shit. Попробуйте лучше виски. В вашем возрасте это полезнее для сердца.

Я вышел, оставив его сидеть в ошеломлённом молчании. Лестница понесла меня вниз.

Сердце колотилось. Я сказал слишком много. Намного too much. Но… что-то подсказывало мне, что это был правильный ход. Дамблдор не был врагом. Он был… союзником. Сложным, манипулятивным, но союзником.

Теперь оставалось лишь ждать. Ждать, что он сделает с этой информацией.

И готовиться. Потому что если Дамблдор что-то знает, то и Волан-де-Морт скоро может что-то заподозрить.

Игра вступала в новую фазу. И ставки становились всё выше.