Дары волхвов

Глава 1

Название: Дары волхвов
Автор: Gilpin
Переводчик: rose_rose
Бета: Иван Кублаханов, vlad
Ссылка на оригинал: http://www.fanfiction.net/s/3331188/1/We-Three-Kings
Разрешение на перевод: получено
Герои (Пейринг): НТ/РЛ, МУ, РУ, СБ
Рейтинг: PG-13
Жанр (авторский): ангст/романс
Размер: миди
Саммари: перед Рождеством в 1995 г. в доме на площади Гриммо три очень разных человека наблюдают за развитием отношений Ремуса и Тонкс
Дисклеймер: Мы ничего не трогали! Оно само!
Примечания: фик переведен для команды Нимфадоры Тонкс на конкурс "Веселые старты 2012" на Зеленом форуме

Молли

Я вижу то, чего не видят другие.

Вот рецепта медово-яблочного пирога тетушки Мюриэль я не вижу, потому что лист засыпан мукой. Я отряхиваю его и начинаю чистить одно из больших зеленых яблок, ожидая, когда девушка, которая смотрит на медленно стекающие по кухонному окну капли дождя, расскажет мне, что случилось. На ней длинный белый свитер с черными звездами и какие-то черные брюки-стрейч, обтягивающие до неприличия. Если я пущу все на самотек, Джинни обязательно решит, что ей нужны такие же. И мы с ней поссоримся, и обе расстроимся, и она, конечно же, не поймет ничего из того, что я скажу.

Их отец сейчас в больнице, и кроме меня некому присмотреть за детьми и защитить их. Поэтому я так быстро выхожу из себя и начинаю кричать из-за ерунды. Я стараюсь этого не делать. Но страх иногда пересиливает.

Мы с Артуром впервые встречаем Рождество не вместе. Я думала, дети что-то поймут, когда он попал в больницу, – я видела страх на их лицах, когда они ждали новостей, видела, как в них брезжит осознание, что есть вещи, которые нельзя исправить взмахом палочки. Но сейчас, когда ему стало лучше, все забыто. Я слышу их голоса. Наверху раздаются взрывы смеха и топот, эхо которых разносится по комнатам. Дети развешивают везде, где только можно, гирлянды из остролиста и золотую и серебряную мишуру. Мандангус обещал принести елку – уж не знаю, можно ли положиться на этого никчемного бездельника, – а Сириус засыпает все волшебным снегом, чтобы произвести впечатление на Гарри.

Я рада видеть Сириуса счастливым, но неужели никто, кроме меня, не замечает, что с ним происходит? Он сейчас как ребенок, который видит кучу подарков под деревом и сам не свой от предвкушения. Но к тому моменту, когда все подарки открыты и разобраны, дети обычно устают и перевозбуждаются, а вслед за этим у них резко портится настроение.

И у всех вокруг – тоже.

Кроме того, никакие гирлянды и волшебные сугробы не заставят меня забыть о том, что случилось. Или не думать о том единственном из моих детей, который знает, что значит страх; я никогда не понимала его, пока не стало слишком поздно, – а он просто не такой, как остальные. Но теперь-то Перси приедет? Ведь его место здесь, с нами? Сегодня я отправила ему рождественский свитер: не могла решить, как поступить – может, пусть свитер ждет его дома? Однако Ремус сказал, что лучше будет, если Перси получит его заранее. Я думала над этим: наверное, Ремус прав. Впрочем, он почти всегда прав.

Девушка у окна шевелится и слегка вздыхает – будто услышав, как я мысленно произнесла имя Ремуса, – потом поворачивается и смотрит на меня. Сегодня волосы у нее вьющиеся, с высветленными прядями, но черные ближе к корням, и с неровными концами, доходящими до плеч. Бледно-розовая помада. Огромные темные глаза.

Я молюсь, чтобы Джинни не захотелось быть на нее похожей. Мы просто не сможем позволить себе столько зелий для окраски волос… я уж не говорю об остальном.

Я продолжаю чистить яблоки. По сравнению с ней я кажусь невзрачной коротышкой – домохозяйка средних лет, которая завидует молодой, полной жизни девушке. Ей открыты все пути, она может выбирать.

Впрочем, в последнее время мне кажется, что кое-что она уже выбрала. Думаю, дело именно в этом.

– Сколько яблок ты берешь? – спрашивает она, притворяясь, что ей интересно.

В глубине души я удивляюсь, почему она избрала меня в качестве собеседницы. Мы не настолько близки. Где ее друзья? Какие у нее отношения с матерью? Впрочем, я сама никогда ничего не рассказывала матери и рада, что сейчас не одна. Мне нужно что-то делать, чем-то себя занять; поэтому, например, я приготовила на обед хрустящие рогалики и суп из мускатной тыквы и лайма, хотя могла просто сделать сэндвичи с ветчиной и говядиной, потратив на это пять минут

– Четыре «Брамли», – говорю я, вырезая сердцевину, и начинаю нарезать яблоко, прижав его к столешнице. – Они лучше всего – в них есть кислинка, которая оттеняет мед и заварной крем. А наверх я кладу сорт, который называется «Кокс», – они гораздо слаще, так что чувствуется контраст вкусов.

Она кивает – будто понимает, о чем я говорю:
– Звучит неплохо.

– Хочешь повзбивать, дорогая? – я стараюсь забыть о том, что просить ее взбить желтки – все равно, что просить Рона не делать затяжки на свитерах. Такое ощущение, что он дергает эти нитки специально.

Ее глаза загораются:
– Да! Да, хочу.

Она подходит к столу, я передаю миску для взбивания и отхожу в сторону, чтобы дать ей место. Протягиваю ей красный фартук – я покупала его в подарок Сириусу, на нем надпись: «Опасно! Мужчина у плиты!» Она опускает голову, но я прекрасно вижу, что она сдерживает смешок.

– Положи в миску четыре желтка, два целых яйца и мед, – я продолжаю резать яблоки и внимательно слежу за ней, чтобы подхватить все, что выскользнет из рук. – Сливки с шафраном можешь подогреть в том маленьком котелке, только ни в коем случае не доводи до кипения. И… – я вижу ее отсутствующий взгляд и передумываю говорить то, что собиралась, – скажи мне, когда закончишь, дорогая.

– Есть, – она улыбается и начинает разбивать яйца – слишком высоко над миской; я отворачиваюсь. Наверняка в миску попадают и кусочки скорлупы, но я не буду думать об этом.

Некоторое время мы работаем в необременительном молчании. Мне это нравится. Когда мы с ней только познакомились, я относилась к ней с подозрением – она вечно меняла рост и внешность, а я предпочитаю знать, каков человек на самом деле. Не люблю всей этой мишуры. Большинство людей считают ее превращения забавными, но мне было неуютно – особенно когда она меняла объем талии, и мне казалось, что она намекает на меня. По-моему, в конце концов она это поняла, потому что больше так не делает.

Наверное, тогда я была с ней резковата. Как-то не думала о том, кем она работает и с чем ей приходится сталкиваться. Не стоит недооценивать Нимфадору Тонкс, пусть даже она периодически спотыкается о предметы и до сих пор извиняется передо мной за то, что сломала мой лучший кухонный нож – Мерлин знает, что она с ним делала. Во всяком случае, сегодня за завтраком она объяснить не захотела. Может быть, это случилось прошлой ночью – поднимаясь наверх поздно вечером, я слышала, как они с Ремусом смеются здесь, на кухне. Сам он, когда я пыталась выяснить, что произошло, только прятался за газетой.

Интересно, что у них случилось с тех пор. Они оба в последнее время выглядели такими счастливыми.

– Ну прости, – говорит она, когда я автоматически тянусь за ножом, а потом вспоминаю, что его нет, и беру другой.

– Посмотрим, – я улыбаюсь, чтобы показать, что шучу.

– Я могу подарить тебе нож на Рождество. Хороший, который не сломается просто так, – усмехается она, лукаво поглядывая на меня из-под светлой челки, и я смеюсь, несмотря на то, что нож был моим любимым, а прошлой ночью мне опять приснился боггарт.

Я надеялась, что он перестанет мне сниться, когда выяснилось, что с Артуром все будет в порядке. Надеялась, что боггарт исчезнет.

Я смотрю на нее:
– Ты до сих пор не купила рождественские подарки?

– Не было времени, – она хмурится, на лице появляется испуганное выражение, и я делаю над собой усилие, чтобы не смотреть в ее миску. – То работа, то…

Она замолкает.

– Да? – помогаю я ей.

– Вообще я собираюсь завтра. – Она снова бросает на меня веселый взгляд. – С Роном.

– С Роном? – я не верю своим ушам. Мне всегда казалось, что он ее стесняется. Я даже ни разу не видела, чтобы они разговаривали.

Она смеется.

– По-моему, ему нужен женский совет. Я сказала, что пойду за подарками, и он спросил, можно ли ему со мной. Похоже, он в отчаянии, бедняга.

– А! – я внезапно понимаю, что он хочет купить что-то для меня и не знает, кого еще попросить. Милый Ронни. Я всегда знала, что должность старосты пойдет ему на пользу.

Мне приходится отвернуться и высморкаться. Сейчас так легко расплакаться. Тонкс отходит, чтобы посмотреть на сливки в котелке, и неуверенно мешает их не в том направлении – теперь в них точно будут комки.

– И потом… – она замолкает и быстро смотрит через плечо, проверяя, все ли со мной в порядке. – Мне нужно купить подарки некоторым людям, и я не знаю, что выбрать, – может быть, Рон поможет мне. Остались Сириус, Гарри…

Она молчит, уставившись неподвижным взглядом на сливки, от которых поднимается горячий пар. Пожалуйста, не давай им закипеть…

– А что ты подаришь Ремусу?

Она возвращается к столу, смотрит на горшок с медом и начинает наливать мед в миску.

– Знаешь, я недавно забыла перчатки.

Интересно – она не расслышала мой вопрос?

– Да?

– Да, – кивает она. – Мы ходили смотреть на маггловскую рождественскую ярмарку в восточной части города. Только она уже закрылась. У них там такие здоровенные чашки с блюдцами, в которых можно сидеть, и мы заколдовали их, чтобы они вертелись, как сумасшедшие. Было так весело! И я только потом поняла, что ужасно замерзла. Я всегда мерзну. И Ремус грел мне руки своим дыханием.

Последнюю фразу она произносит очень тихо, будто это совсем неважно. Но я прекрасно знаю, о чем она говорит, – каким теплым бывает мужское дыхание, и как от него оживают пальцы, и что при этом чувствуешь. Я все это проходила – с тем самым, единственным мужчиной. Такое не забывается.

А еще я знаю, как близко друг к другу нужно для этого подойти.

– И тогда я поняла, что у него нет своих перчаток, – тихо продолжает она. – Ни разу их у него не видела.

Я не знаю, что сказать.

– Так ты хочешь подарить ему перчатки?

Потому что если нет, то я могу быстренько связать пару, чтобы подходила к свитеру. И Гермиона недавно спрашивала, что для него купить, так что если и она подарит перчатки, у него будет целых две пары.

– Понимаешь, в этом все дело, – она закусывает губу, и я успеваю перехватить ее руку, пока нам не пришлось переименовывать яблочный пирог в медовый торт. – Что купить человеку, который…

Я думаю: что она скажет? «Который так беден»?

– …так и не получил сегодня обещанную ему работу? – Я никогда не слышала столько горечи в ее голосе. Она раздраженно брякает горшок на стол. – Черт, Молли, это так несправедливо!

– Это та...?

– Да. Дрянная работа. За копейки. Которая была его недостойна. И его все равно не взяли, – ее глаза горят от ярости, а мои в ответ начинает щипать, потому что мне так жалко их обоих, что сердце обливается кровью. – И в довершение всего, – она смотрит на лежащие на столе яйца, будто хочет расколотить их о столешницу, – в довершение всего ему приходится рассказывать эту прекрасную новость дуре, которая сидит у него в комнате и ждет его с поздравительным плакатом; и плакат орет неприличные стишки и не затыкается, когда он пытается сказать, что собирался. Но конечно, дуре же интересней открывать огневиски, чтобы отпраздновать, чем слушать, что ей говорят.

– Ох. Тонкс, милая… – мне хочется обнять ее, но она всегда такая независимая, а сейчас еще и такая сердитая, что я не знаю, как она отреагирует. И я пытаюсь переварить тот факт, что она была у него в комнате.

Они что, встречаются? Может, спросить у нее?

– Это неправильно. Меня это так бесит, – мотает она головой.

– Я понимаю, дорогая.

– Люди такие предвзятые. Ты и сама была не рада услышать про оборотня, – она смотрит на меня с обвиняющим видом.

– Я не… – я начинаю говорить слишком громко и визгливо, как всегда, когда оправдываюсь. С ужасом думаю, что она, наверное, имеет в виду то время, когда мы с Ремусом были едва знакомы; я не знала о нем ничего, кроме того, что он Темное существо, и не хотела, чтобы он и близко подходил ко мне или моей семье. Но стоит узнать его поближе – и понимаешь, что все эти ужасы не имеют к нему никакого отношения. Он самый добрый и мягкий человек, какого можно себе представить. Не знаю, как его можно ставить в один ряд с другими оборотнями.

И то, что он не может найти работу, – это безобразие. Но что она хочет сказать? Не думает же она, что я…

– В палате. У Артура, – она пристально наблюдает за мной.

– А! – Я думаю, как объяснить ей, что это совершенно разные вещи. Ремус – наш близкий друг, но я не могу быть уверена, что… что…

Она беспокойно шевелится.

– И что мне теперь делать?

– Я не… – Сначала я думаю, что она спрашивает, что делать с Ремусом, но тут до меня доходит, что она снова подошла к котелку и с сомнением смотрит в него. – Сливки закипели?

– Э… да. Извини.

– Теперь нужно смешать их с яйцами и взбить.

– Сейчас, – она выливает сливки в миску. Если взбивать, как она, то через пару минут обязательно заболит рука. Но ей это будет полезно. Я сама за последние несколько дней не раз втыкала иголки, будто кинжалы, в ни в чем не повинные подлокотники.

А я пока могу подумать, что ей сказать. Все наверняка будут считать, что Нимфадора Тонкс первой влюбилась в Ремуса Люпина. Неправда. Я была на собраниях Ордена и замечала, как он всегда старается сесть к ней поближе. И с каким выражением он смотрел на нее, когда она однажды пыталась подобрать оттенок волос – в саду среди камней умудрилась расцвести единственная абрикосовая роза, и Тонкс хотела волосы такого же цвета. И как она задержалась допоздна после дежурства, и он обругал Сириуса и был резок со мной, а потом быстро сунул руки в карманы, чтобы скрыть, как они дрожат, когда она зашла в дом вместе с Грозным Глазом.

Я не могу не вспоминать другое время и другую пару. Девушку, которая вечно влюблялась в парней, похожих на Сириуса Блэка, хотя они даже не подозревали о ее существовании. Но она мечтала о них по ночам, целуя подушку приоткрытыми губами и прижимая ее к груди, чтобы чувствовать себя не так одиноко. А все это время один молодой человек терпеливо ждал, когда же она его заметит, и не решался подойти к ней, потому что ему нечего было ей предложить, хотя на самом деле он стоил большего, чем все остальные вместе взятые.

И когда она наконец обратила на него внимание, то больше не могла смотреть ни на кого другого.

– Вы с ним..? – я не знаю, как сформулировать вопрос, но она, кажется, понимает.

– Мы о многом говорили вчера вечером, Молли. – Ее темные глаза встречают мой взгляд. – А потом мы немного… э… отвлеклись… – Она замолкает, и на ее щеках появляются два красных пятна, а меня тянет улыбнуться, потому что я вижу, как горят ее глаза, и помню, что значит «отвлеклись» и как от этого поет сердце. Она встряхивает головой, сердясь сама на себя, и продолжает: – Но потом он сказал – мол, надо посмотреть, что принесет сегодняшний день, и я знаю, что он рассчитывал на хорошие новости, но все пошло наперекосяк! И теперь он очень вежлив, и мы разговариваем, но на самом деле он ничего мне не говорит. Ничего по-настоящему важного, по крайней мере.

– Понятно.

Я лихорадочно думаю.

– Что бы ты сказала Артуру? – она смотрит на меня очень внимательно.

– О чем?

Она взмахивает ложкой, и половина драгоценной смеси летит на стол.

– О том, что тебе плевать на работу. И не плевать на него. Мне понадобилось столько времени, чтобы понять это, – я не хочу все потерять из-за его дурацких сомнений, когда мы еще даже не попытались. Ты же как-то смогла сказать Артуру, что тебя не волнует бедность.

У меня падает челюсть. Именно поэтому с ней так сложно: она может, как сейчас, не задумываясь, сказать про то, что у нас мало денег. Но по тому, как она говорит, я понимаю, что она действительно не имела в виду ничего плохого.

Она просто хочет знать.

Я мысленно возвращаюсь к тем далеким временам, когда мои родители не одобрили Артура. На следующий день я пришла к нему с корзинкой для пикников. Он как-то говорил мне, что для него никогда не устраивали праздников в детстве. Мы сидели и ели сэндвичи с джемом и лимонным повидлом, помидорки черри, маленькие колбаски, кусочки ананаса и сыра на палочках и малиновое желе с самыми сладкими мандаринами и ванильным мороженым на десерт. Мы съели столько, что чуть не лопнули, и хихикали, как дети, и я смотрела, как лучи солнца освещают его волосы и незагорелые, покрытые веснушками руки, и думала: а ведь я даже представить себе не могла, что бывает такое счастье.

Это было очень давно. И Артур сейчас в больнице.

– Сделай какую-нибудь глупость, – резко говорю я. – Рассмеши его. Сделай так, чтобы вам было весело вдвоем. Что угодно. Покажи ему, что на самом деле важно.

– Но…

– Это подарок на Рождество, – я чувствую, что вхожу в раж; мне очень хочется, чтобы у них все получилось, и меня уже не остановить. Я отодвигаю форму для торта подальше, чтобы она не задела ее локтем. – Нельзя дарить ему ничего дорогого, это только все усложнит. Может, сделаешь что-нибудь своими руками?

Она смотрит на меня с сомнением.

– Например, что?

– Это тебе лучше знать. Ты же мне рассказывала, как вы с ним близки. Что он любит?

– Ну… – Она скашивает глаза, будто собирается метаморфировать. – Ты же знаешь, Молли, я не Хетти, Ведьма-домохозяйка. Но, думаю, он любит шоколад. Вообще сладкое. Торты.

– Отлично! – торжествую я. – Ты можешь испечь для него торт!

Она строит рожицу.

– А можно я лучше сражусь с парой дементоров?

– Тонкс, милая, – я улыбаюсь, потому что сейчас я в своей стихии, и знаю, как ей помочь, и уверена, что это сработает. В конце концов, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и Ремус в этом смысле ничем не отличается от остальных. Кроме того, если мы за это возьмемся, мне будет чем занять голову и не придется быть одной. – Я тебе помогу. Не беспокойся. Найдем рецепт попроще. Может, яблочный торт с арманьяком?

– Не обижайся, но яблок мне уже хватило, – она смотрит на те, что лежат на столе, потом переводит взгляд на меня, и внезапно ее темные глаза загораются. Теперь она тоже в своей стихии, потому что начала бороться. – Я хочу что-нибудь с глазурью сверху. Чтобы можно было украсить всякими штучками. Хочу сделать на нем надпись – хоть кислотными леденцами выложить. Есть в архиве «Ведьмополитена» что-нибудь подходящее?

Я улыбаюсь в ответ – мне уже пришло в голову несколько вариантов. Четыре или пять я могу выдать навскидку. Но нам нужен простой рецепт. Можно испечь лимонный торт, а я покрою его золотой глазурью; он совсем не сложный.

Мне нравится мысль о том, чтобы подарить ему золотой торт. Подарок, который покажет ему, как много он значит.

– Хорошо, обсудим чуть позже.

– Почему не сейчас? – она разочарованно морщит лоб.

– Через пару минут, – я улыбаюсь, чтобы она не обиделась, но про себя понимаю, что мне предстоит большая работа. Но это как раз то, что мне сейчас нужно, и я хочу, чтобы они были счастливы – чтобы этой зимой наконец произошло хоть что-нибудь хорошее. В конце концов, Артур идет на поправку, и мне надо попытаться чем-то себя развлечь. Забыть ненадолго, что я вижу то, чего не видят другие.

Я делаю глубокий вдох. Не представляю, как у нее получилось то, что получилось. Спасибо Мерлину, что Мюриэль здесь нет – у нее бы тут же случился приступ радикулита.

– Сначала давай что-нибудь сделаем с этим кремом, дорогая, а то все желтки в нем остались сверху.