Глава 9Я снимаю дом у маглорождённой волшебницы, внучки художника. Она разрешила мне переделывать по своему усмотрению практически всё, кроме окна в моём кабинете — витража, который создал её дед. Обычный для маглов сюжет, Благовещение — вот только у Девы Марии рыжие волосы и зелёные глаза. И вид, несмотря на скромно опущенную голову, совершенно несмиренный. Я поставил свой рабочий стол под этим окном, чтобы каждый раз, поднимая голову, видеть это напоминание о том, кто помог мне...
Браслет, на который я прицепил Протеевы Чары поверх защиты, нагревается — значит, Снейп наконец-то закончил изучать мои расчёты и можно встретиться. Давно пора, пергаменты я ему и Рему отправил ещё две недели назад, и с его выкладками разобрался сразу же, как только получил. В его результатах всё вроде бы гладко, но с моими они не сходятся. И надо выяснить почему.
Обычно Снейп присылает вызов ещё из Хогвартса, и нам приходится ждать его, но сегодня последним появляюсь я. Лунатик и Снейп явно что-то оживлённо обсуждали до моего появления. И сразу видно, что стол и кресла сотворил не я...
— Наконец-то и Блэк почтил нас своим присутствием, — как обычно, язвительное фырканье вместо приветствия. — Надеюсь, ты хотя бы понял, где у тебя ошибка?
— Вызов надо раньше присылать, до того как ты выходишь из Хогвартса. И я не уверен, что ошибка у меня.
— Правда? То, что мне пришлось подправить некоторые коэффициенты, потому что ты подставил обычные усреднённые значения из учебников — это мелочь. Но объясни мне, зачем ты полез в дебри косвенных счислений вместо того чтобы воспользоваться стандартной методикой для вычисления постоянной компоненты магического фона?
— А ты сам пробовал считать по формуле Уилкисса? Давай, подставь в неё полученные значения.
— И что будет? — ядовито хмыкает Снейп.
— Да ни хрена толкового не будет! — его манера вести беседу выводит меня из терпения. Главное, был бы результат, я бы ещё терпел этот снисходительный тон, а так, впустую терять время на болтовню... — Если бы ты посчитал по этой формуле, то убедился бы, что только постоянная компонента магического фона, излучаемого анимагом, на порядок превысит порог магической самоиндукции. Короче, явный бред и противоречие всем основным законам магии.
— Так я не поленился посчитать.
— Тогда не задавай дурацких вопросов. Формула Уилкисса неприменима для подобных ситуаций. Поэтому мне и пришлось браться за косвенные счисления.
— Ясно, значит, все претензии к Уилкиссу — ему всё равно, он уже четыреста лет как умер. Ты сейчас очень похож на моих студентов, Блэк, у них тоже зелья не получаются, потому что котёл испортился.
— А на нашего высокоумного профессора, конечно, снизошло озарение! Он, наверное, затем и не моет голову, чтобы удобрять мозги!
— Мозги удобряются активной и ежедневной работой, которой я и занимаюсь в отличие от некоторых. У студента ничего не получилось не потому, что котёл испортился, а потому, что он поленился его как следует вымыть. Ну а ты банально напутал с коэффициентами.
Нет, ну какого чёрта я с ним связался?! Помощи никакой, зато гонору хоть отбавляй! И Рем ведёт себя совершенно по-свински — тихо фыркает, явно наслаждаясь нашей перепалкой. Друг называется!
— Ткни пальцем, в каком коэффициенте я ошибся. Или это так, общие рассуждения?
— Да хотя бы в этом, — Снейп тыкает в первую попавшуюся формулу.
Посмотрев на пергамент, я не могу удержаться от смеха.
— Вот уж в этом случае все претензии точно не ко мне. Полагаешь, Брэдли, вычисливший значение константы, был бездарем и тупицей?
— Претензии у меня не к Брэдли, а к Блэку. Ты знаешь, что такое коэффициент, подчеркну, не константа, а коэффициент Брэдли и чему он равен?
— Константа или коэффициент Брэдли — это величина, характеризующая магическую ёмкость плоти и составляющая шесть целых двенадцать сотых безразмерных единиц.
— Уровень познаний четверокурсника. Коэффициент Брэдли коррелирует с объёмом тела волшебника и может колебаться от шести целых девяносто трех тысячных до шести целых ста сорока двух тысячных, и только в школьных задачниках, для упрощения вычислений его принимают в качестве константы со значением шесть целых двенадцать сотых.
— Браво, я восхищён твоей начитанностью, — я расшаркиваюсь. — Только что это нам даёт? Даже если взять значение шесть вместо шести целых двенадцати сотых, это практически не изменит конечный результат.
Снейп смотрит на меня с наигранным изумлением.
— У кого ты украл решение задачи Грейса? Повторяю медленно и громко — коэффициент Брэдли коррелирует с объемом тела волшебника.
— Я и с первого раза тебя услышал!
— Да ну?
— Вы ещё подеритесь, — Лунатик, наконец, решает, что пора вмешаться. — Сириус, какое предельное минимальное значение ты подставил в расчёты?
— Параметры жука, это самый мелкий зарегистрированный анимагический облик.
— А поправку на размеры ты сделал?
Мерлинова матушку! Я подставлял в формулу данные для жука размером со взрослого человека! Неудивительно, что результаты получались дурацкие!
— Я болван! Надо же было столько времени потерять из-за такой глупости!
— Неужели ты наконец-то трезво оценил свои умственные способности? — ухмыляется Снейп. — Объём тела жука на несколько порядков меньше человеческого, соответственно, коэффициент Брэдли будет значительно меньше единицы...
— ...а следовательно, и результат подсчетов по формуле Уилкисса тоже вполне реальный. И не нужно никаких косвенных счислений. Тогда вопрос решён. Надо просто вывести формулу изменений значения коэффициента в соответствии с конкретными значениями для любого животного.
— Так в этом и проблема. Вычислить точное значение коэффициента, просто уменьшив его пропорционально соотношению объёмов тел человека и соответствующего животного, не получится, зависимость нелинейная. Можно конечно по трем имеющимся точкам построить график зависимости для человека, а затем аппроксимировать его на объём животного, но... — он многозначительно замолкает. Можно и так, да. Только в этом случае придётся забыть об универсальности и о чистоте эксперимента, потому что придётся подставлять данные для моего облика. И практическая отладка заклинания с избирательным действием — это просто каторга.
— Нет, это совершенно не годится. И что же делать? Кто-нибудь реально эти кривые обсчитывал?
— Понятия не имею, — Снейп задумывается. — Кажется, на последней конференции, где мы с Люпином пересеклись, я видел у одного из докладчиков подобный график. Как же его звали?
— Юрген Шульце из Бремена, — говорит Рем. — Я попробую с ним связаться.
— Да, это лучше сделать тебе. Мадам Пинс уже и так удивляется, зачем мне справочники по Нумерологии.
Чёрт возьми, должно быть, тошно жить, зная что ты постоянно под наблюдением, что каждый, даже самый невинный поступок рассматривается под микроскопом. Я бы и месяца не выдержал.
— Займёмся. Спасибо, что помогаешь, хотя всё время рискуешь попасться.
Он морщится.
— Я не уверен, что уже не попался...
— Дамблдору? К чему тогда была вся эта возня с пергаментами?
— Не задавай идиотских вопросов! — резко говорит Рем. — Смысл совершенно очевидный.
— Что тебе очевидно, Люпин? — ощеривается Снейп.
— Что мы с тобой в одинаковом положении. И пергаменты, защищённые Лунной магией нам просто необходимы.
Они понимающе переглядываются, а потом Снейп уходит, как обычно, не попрощавшись. Вредно мне с ним общаться, я уже второй раз за день чувствую себя полным идиотом. Или это всё-таки на пользу?
— Лунатик, ты о чём?
— Мне иногда кажется, Сириус, что ты на луне живёшь. Снейп не Эйвери и не Малфой, могли его оправдать вчистую?
— Почему нет, если за него Дамблдор заступился?
Он мрачно хмыкает.
— Ты точно с другой планеты... звезда. Потому что в Министерстве словам предпочитают золото. Снейп под негласным надзором, и в его бумагах регулярно роются, каждый пергамент проверяют детектором — не заколдован ли он так, чтобы скрывать написанное.
— Ты-то откуда обо всём этом знаешь?
— Меня тоже регулярно обыскивают. Всех оборотней по факту причисляют к возможным пособникам Вольдеморта. А поскольку до большинства министерские вообще не могут добраться, то усердие демонстрируют на тех немногих, кто живёт по-человечески. Или хотя бы пытается.
Хороший же я друг — никогда особо не задумывался, как ему живётся с мохнатой проблемой. Понимал, конечно, что у него трудности с работой — но это, оказывается, далеко не всё...
— Хватит об этом, Мягколап. Всё равно ничего не поправишь. Ты не забыл, что нам надо перевод Петунии сделать?
— Помню. Фунты в Гринготтсе я уже заказал, завтра заберу.
— Тогда встречаемся в два на обычном месте. До завтра.
На обычном месте — это в пабе со звучным названием «Королевская Охота». Ник и в Англии не отказывается от своей американской привычки пользоваться достижениями маглов. Он долго смеялся, узнав, что я ни разу не пробовал пива: «Блэк, нельзя быть таким отсталым! Жить в Англии, где варят лучшее на свете пиво, и не знать, что это такое?» Его стараниями я оценил Гиннес, и с тех пор перед походом в магловский банк мы с Ремом встречаемся в пабе, который удачно расположен напротив «Дырявого Котла».
Обычно в два часа дня здесь пусто, а сегодня наш любимый столик уже занят компанией стариков в куртках цвета хаки с какими-то разноцветными нашивками. Судя по оживлённой жестикуляции и громким голосам, они уже успели пропустить не по одной пинте. Взяв себе пива, я устраиваюсь за соседним столиком.
— Лично у меня самый страшный момент приключился не в день высадки, а пару месяцев спустя, уже в Голландии, — лысый толстяк проводит рукой по пышным седым усам. — Как сейчас помню — затаился я у моста с базукой и жду. А на противоположном берегу «Тигр». И он, скотина, знает, что я где-то тут притаился и как только сунется на мой берег, тут же получит дырку в боку. Вот и палит по всему, что шевелится. А я в кустах лежу, дыхнуть боюсь, даже «Господи, помилуй!» сказать не могу!
Разговоры у маглов бывают странные, но этот бьёт все рекорды. Надо же такое придумать — охота на тигра в Голландии! И как! Охотник с музыкальным инструментом (насколько я помню, базука — это такая индийская труба) прячется в кустах, а тигр стреляет по нему из ружья! А самое интересное, что собеседники серьёзно кивают в ответ и верят каждому его слову. Не сдержавшись, я громко фыркаю от смеха. Маглы смотрят на меня, и почему-то особенно внимательно разглядывают рукав моей куртки.
— Вот нахал! — сердито восклицает лысый, обращаясь к своему соседу, которому аккуратная седая эспаньолка придаёт неуловимое сходство с моим предком Финеасом. — Смотри, Джим, у него наша эмблема, и он над нами же смеётся!
— Извините сэр, но я ни над кем не смеюсь и у меня нет никаких эмблем, — я отвечаю очень вежливо, стараясь не провоцировать старого болтуна.
—А это в таком случае что? — он тычет прокуренным пальцем мне в плечо.
— Просто рисунок. Пегас.
— Мальчишка! Он мне будет рассказывать, что изображено на эмблеме десантника? По какому праву ты напялил эту куртку? Это я могу носить такую эмблему, — он показывает на свою куртку с выцветшей от времени оранжевой нашивкой, на которой изображён всадник, оседлавший Пегаса. — Я, потому что это я высаживался в Нормандии, я дрался под Арнемом, я под вражеским огнем переправлялся через Рейн! Ты бы хоть в такой день постеснялся носить чужие знаки доблести!
— Какой день? — Мерлинову матушку, угораздило же меня! Похоже, у маглов сегодня какой-то праздник.
— Ты не знаешь, какой сегодня день?!
— Шестое июня тысяча девятисот восемьдесят третьего года. А что?
Лысый застывает, потеряв дар речи то ли от возмущения, то ли от удивления.
— Ну, нехорошо так, — его бородатый сосед качает головой. — Сынок, как ты историю в школе учил, что не помнишь о Дне «Д»?
Надо же было так влипнуть! Откуда мне знать магловскую историю? Но тут на глаза очень кстати попадается заголовок газеты, забытой предыдущим посетителем на соседнем стуле: «Британия празднует 39-ю годовщину высадки в Нормандии». Нормандия во Франции, значит, речь идет о какой-то войне.
— Вы имеете в виду вторжение во Францию? — надеюсь, что угадал.
— Слава богу! Я тебе всегда говорил, Джек, что нынешняя молодёжь не такая уж и пропащая. Без царя в голове, это правда. Но разве мы в его возрасте были другими?
— Конечно другими! — запальчиво возражает Джек. — В его возрасте ты уже командовал тяжёлым танком!
— А ты стоял на Пегасовом мосту и танцевал джигу, — хохочет в ответ его товарищ.
— У меня была уважительная причина, — сердито возражает лысый. — Немцы нас уже к Орну прижали. Конечно, стояли мы насмерть, но помирать-то неохота. Гляжу, к мосту твой танк приближается, а перед ним вышагивает волынщик и «Отважных шотландцев» играет. Тут не только джигу спляшешь, а и на уши встанешь от радости.
— Да, вот тогда мы и познакомились, — бородатый поднимает бокал. — За боевую дружбу!
Я салютую старикам кружкой.
— Смотри, не парень, а ходячая выставка боевых эмблем! — ещё один из компании ветеранов показывает мне на грудь. — И парашютист, и планерист — всё в одном лице!
Какую ещё эмблему они на мне увидели? Ну да, куртка распахнулась, из-под неё видна футболка, на которой изображён олень...
— Это вы про что?
— «Бык и олени», наша планерная рота! Мы у Пегасова моста первые высадились, а потом и пегасы на помощь прискакали, — компания хохочет.
— Скажешь тоже, прискакали! — возражает лысый. — Полночи к вам пешком по лужам шлёпали! Но вы первые были, факт. Так что знай, — он поворачивается ко мне, — это не просто рисунок, это знак героев!
Положим, для меня тоже это не просто рисунок, но не буду же я им объяснять, что мой погибший друг умел в такое превращаться! Старики возвращаются к своим воспоминаниям и больше не обращают на меня внимания. Я слушаю их разговор краем уха, всё больше недоумевая, куда пропал Рем. Больше, чем на пять-десять минут он никогда не опазывает... Когда висящие за стойкой часы показывают половину третьего, я расплачиваюсь за пиво и ухожу.
Дома Лунатика нет, в «Трёх мётлах» и «Кабаньей голове», куда я на всякий случай заглядываю, его тоже никто не видел. Да что же могло случиться? Если Рем всё-таки почему-то сильно опоздал, то скорее всего отправится ко мне домой.
Едва я делаю шаг к порогу, за спиной раздаётся хлопок аппарации. Лунатик — бледный, как полотно, на запястьях кровоточащие раны...
— Рем, что случилось?
— Я... — он теряет сознание, и я едва успеваю подхватить его.
Я перетаскиваю его в дом и пытаюсь привести в чувство, но минут через пятнадцать становится понятно, что без Целителя не обойтись. Только бы Тэд сейчас был дома! И как сейчас некстати привычка Менди не топить летом камин!
Дверь открывает Дора. Сегодня волосы у неё огненно-рыжие.
— Привет. Смотри, какой у меня котёнок, — она протягивает мне очаровательное пушистое существо, под цвет которого она, похоже, и перекрасилась.
— Красавец. Дора...
— Поиграешь с нами?
— Извини, детка, мне некогда. Папа дома?
— Ну вот, так всегда, — она обиженно отворачивается. — Пап!
Тэд выходит из кухни, что-то дожёвывая на ходу.
— Что случилось?
— Тэд, ты мне нужен, Рему плохо.
— Сейчас.
Он снимает с крючка сумку, в которой, кажется, есть лекарства на все случаи жизни. Целитель — не профессия, а образ жизни. Во всяком случае, для него.
Когда мы возвращаемся ко мне, Лунатик по-прежнему без сознания. Тэд внимательно осматривает его, достаёт бинт, осторожно прикладывает его к ране, а потом капает на кровавое пятно какое-то зелье. Кровь чернеет, и кое-где на ткани сверкают серебряные искры.
— Так, понятно...
— Что с ним?
— Интоксикация серебром. Ты рецепт Заживляющего Зелья помнишь?
— Конечно.
— Тогда начинай варить. Только вместо десяти капель пиявочного сока бери двенадцать, шерсть единорога не добавляй. Остальное так же. Я сейчас домой, возьму пару справочников и вернусь. Камин у тебя растоплен?
— Нет, сейчас сделаю.
Я разжигаю огонь в камине и иду на кухню варить зелье. Слава Мерлину, запас ингредиентов я пополнял совсем недавно, всё есть. Интоксикация серебром... Мерлин, да что же с ним сделали? И кто?
Через час зелье готово. Я охлаждаю его и отношу в гостиную.
— Завари чаю, — Тэд даже не оборачивается. — Я сейчас наложу повязки и приду.
Пар над чашкой пахнет мятой, Тэд любит именно такой чай...
— Плохо дело, Сириус. Концентрация серебра у него в крови почти смертельная.
— Он выживет?
— Будем надеяться на лучшее, но... Я очень мало что могу сделать, только поддержать организм, чтобы сам справился. Серебро, в отличие от яда, нельзя нейтрализовать или вывести. И многое зависит от тебя, я его в таком состоянии даже в больницу перевозить не рискну.
— Что надо делать?
— Во-первых, тебе придётся каждый день варить лечебные зелья — оборотням стандартные не подходят, а у модификаций срок хранения всего сутки. Не все, самые сложные я возьму на себя. А во-вторых, давать их надо будет строго по графику. Пойдём, покажу тебе, как это делать, если больной без сознания.
Несложное заклинание превращает зелье в мелкую водяную пыль, которая облаком зависает над неподвижным телом и через несколько секунд исчезает.
— Впитывается через кожу, — поясняет Тэд. — Если правильно наложить чары, то результат не хуже, чем при усвоении через желудок. А в его случае это даже лучше. Ему ещё вот эти три зелья надо дать — потренируйся, я проверю, как у тебя получается.
После второй попытки он остаётся доволен моими успехами и уходит на дежурство в Мунго. А мне становится страшно. Я полностью отвечаю за жизнь друга, нанимать сиделку нельзя — хватит того, что пришлось посвятить в тайну Тэда... Один раз я уже не справился...
За следующие трое суток поспать мне удаётся всего несколько часов. Тэд невесело шутит, что не отказался бы от такого помощника в больнице — но лучше Рему не становится, результатов от всех моих стараний ноль. Утром четвёртого дня он приносит очередную партию склянок, осматривает Лунатика и мрачно вздыхает.
— Если он не придёт в себя к вечеру, то надежды больше нет. Я после дежурства сразу к тебе.
Я провожаю его и не запираю дверь — боюсь не услышать его стук, когда он вернётся. Дальше день катится по уже привычной колее — котёл с зельем, заклинание, выполняемое через каждые час-полтора по звонку будильника. А в промежутках — только тупое оцепенение. Бой часов. Девять ударов, и за окном уже начинает темнеть... Отпущенный Тэдом срок подходит к концу. То ли мне мерещится от усталости, то ли действительно совсем рядом — тень смерти. Под глазами у Рема тёмные круги, нос заострился...
Лунатик... Ты же всегда был самым сильным из нас! И самым лучшим. Нашей совестью.
После всего, что было, после гибели Джеймса и Лили, я не могу потерять ещё и тебя! Ты мне нужен здесь! Ты не можешь сдаться и уйти! Пожалуйста...
Словно в ответ на эту невысказанную мольбу, Рем открывает глаза. Взгляд мутный, кажется, он даже не узнаёт меня, но всё же хоть что-то изменилось... Тэд появляется буквально через несколько минут.
— Слава богу, очнулся. Лежи, не разговаривай, — такие знакомые по многим часам в больничном крыле интонации. — Выпей вот это.
Рем пытается сесть — значит, всё действительно не так плохо. Я помогаю ему выпить зелье, и после этого он снова откидывается на подушку.
— Заснул, — Тэд забирает стакан. — Ну всё, худшее позади. Когда он завтра проснётся, ему должно быть уже гораздо лучше. Но с расспросами пока не лезь. И не позволяй ему вставать.
— Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делал, наверное, не каждый Целитель возьмётся лечить оборотня...
— Не каждый. Так я и не каждый.
— Менди от меня спасибо скажи.
— За что?
— За то, что нашла себе такого мужа.
Он улыбается.
— Думаю, выбрала она меня не за это. Но передам. Иди спать ложись, не хватало мне только ещё одного пациента в этом доме... Я тебе на столе оставлю список зелий, которые надо давать теперь.
Я отключаюсь, едва положив голову на подушку, и просыпаюсь на следующий день около двух. Как раз вовремя — Рем сидит на диване, спустив ноги на пол, и оглядывается в поисках своей одежды.
— Ложись немедленно! Тебе Целитель запретил вставать!
— Как я здесь оказался?
— Аппарировал к моему порогу и свалился в обморок. Пять дней назад. И только вчера вечером очнулся.
Он ложится и прикусывает губу.
— Как неудобно получилось...
Мерлин, ну что за дурацкая щепетильность! Неудобно ему! Было бы, конечно, очень удобно, если бы я его труп нашёл!
— Выздоровеешь — по шее дам! Неудобно ботинки на уши надевать. Лежи спокойно, а я пойду тебе зелья варить.
— Не надо. Ты можешь смотаться в Эдинбург?
— На Тистл-стрит? Конечно. А зачем?
— Там можно купить все нужные зелья с нормальным сроком хранения. Только мне надо записку написать, просто так с тобой там разговаривать не станут...
Он царапает несколько слов на клочке пергамента и протягивает его мне.
— Найдёшь лавку «Броун и Броун», спросишь миссис Джулию Броун и отдашь записку ей. Она тебе всё даст.
Я беру оставленный Тэдом список и аппарирую в Эдинбург. Тистл-стрит намного меньше, чем Диагон-аллея — узкая улица, мощёная булыжником, по обе стороны которой лепятся обшарпанные невзрачные двухэтажные дома. Но народу хватает, многие шотландцы из патриотических соображений предпочитают делать покупки здесь, а не в Лондоне. Нужную лавку я нахожу быстро. Ненавижу такие места — от запаха сушёных трав у меня начинает щипать в носу. На звон колокольчика выходит мужчина лет сорока.
— Здравствуйте, чем могу быть полезен?
— Добрый день. Могу я видеть миссис Джулию Броун?
— Мам, к тебе пришли, — откуда-то из глубины лавки появляется немолодая плотная женщина. Ничем не примечательная внешность, если бы не глаза — от цепкого колючего взгляда мне на мгновение становится неуютно. И странная деталь, совершенно не гармонирующая со строгой старомодной мантией — широкие кожаные браслеты на запястьях.
— Чем могу помочь?
Я молча протягиваю ей записку от Рема. Она хмурится — не поймёшь, гнев это или боль.
— Давайте список.
Через несколько минут на прилавке стоит целая батарея склянок. Чёрт, а денег у меня на всё это хватит?
— Спасибо. Сколько с меня?
— Нисколько. У нас с Ремом свои расчёты, — сейчас она смотрит на меня гораздо более доброжелательно, чем при первом появлении. — Передайте ему, чтобы заглянул ко мне, когда сможет. Пусть выздоравливает.
Когда я возвращаюсь домой, Рем спит. А минут через десять появляется моя любимая кузина. С большой сумкой, что для неё редкость — она даже дамские сумочки не любит, предпочитая пользоваться Заклятием Уменьшения и таскать всё необходимое в кармане мантии. Она по-хозяйски проходит на кухню и начинает выгружать на стол какие-то кастрюли.
— Менди, что это?
— Еда. Ты собираешься больного кормить вот этим? — она брезгливо берёт двумя пальцами коробку из-под пиццы. — Или собственной стряпнёй, которую даже дракон не переварит?
— Где это ты видела дракона, которому я готовил завтрак?!
— Не видела, и слава Мерлину, жалко зверушку. А больного человека тем более. Мне нетрудно приготовить чуть побольше, всё равно семейство каждый день обеда требует.
— Спасибо.
— Не за что. Я пойду, а то Дора без меня весь дом перевернёт.
Когда я снимаю крышку с кастрюли, в животе начинает урчать. Пахнет божественно.
— Рем, есть хочешь?
— Да, — он фыркает. Значит, слышал наш разговор с Менди и наверняка вспомнил ту же историю, что и я. Однажды вскоре после свадьбы Лили и Джеймса мы с Сохатым решили сделать ей сюрприз, приготовив обед. Новоиспечённая миссис Поттер по достоинству оценила наши старания — долго гонялась за нами со сковородкой и с такими выражениями, которых я от примерной старосты школы совершенно не ожидал. Хорошо, что Рем смеётся — значит, дело действительно пошло на лад.
Через неделю Тэд решает, что теперь Лунатика можно и расспросить о случившемся.
— Кто с тобой такое сделал? — закончив осмотр, он садится в кресло рядом с диваном.
Рем криво улыбается.
— С Министерством не поладил.
Что?!
— Как? — Тэд с трудом выдавливает одно слово. Остальные, непроизносимые в приличном обществе, написаны у него на лице.
— Вызвали на комиссию по регистрации оборотней, допрашивали... Я отказался отвечать, были причины. А кресло для посетителей у них такое же, как в зале суда, с наручниками. Только для нас их ещё и серебром изнутри подбили.
— Сколько же они тебя так продержали?
— Не знаю. Долго.
— Комиссия по регистрации оборотней? — ко мне, наконец, возвращается дар речи. — Да кто им дал право пытать?
— Они его сами взяли. Я попробую что-нибудь сделать законным образом.
— Ничего ты по закону не добьёшься, — хмыкает Тэд. — Честно говоря, я бы с удовольствием посадил этих мерзавцев на пару часов в раскалённые наручники... Они же убить тебя могли.
— Спасибо. Но вы и так много для меня сделали. Это мои проблемы, и решать их я буду сам.
Тэд прощается. Закрыв за ним дверь, я возвращаюсь в гостиную.
— Чего они от тебя так хотели? И почему Веритасерум не использовали?
— Сыворотка Правды на нас не действует. А хотели они узнать, где мой учитель.
— И только? А почему ты не сказал?
— Потому что его обвиняют в убийстве. В ближайшей к его дому магловской деревне после последнего полнолуния нашли труп человека, убитого оборотнями. Я точно знаю, что он ни при чём, он у меня был, а это другой конец Англии. Но, если я об этом скажу, на меня ещё и соучастие повесят. И доказать я ничего не смогу.
Ненавижу! Да чем же эти твари лучше Вольдеморта?
— Ну, эти сволочи меня надолго запомнят!
— Спятил? — Лунатик резко садится. — В Азкабан хочешь?
— Рем, а что ты предлагаешь? Утереться и забыть?
— Если у меня ничего не получится — то да, забыть. Ты нужен Гарри. И мне тоже.
Лунатик прав, конечно, оказаться в тюрьме я не имею права. Но если он думает, что я это так оставлю, то сильно ошибается... Как рассчитаться и не нажить при этом неприятности — придумаю!
