Глава 10
Весь остальной путь, высадка из поезда, а также поездка на каретах, запряженных фестралами, не случилось ничего хоть сколько-нибудь занимательного. Были допрошены еще несколько учеников, включая Гарри, Рона и Гермиону, но никому из студентов так и не стало известно, какое же решение приняли преподаватели касательно произошедшего. На тему Джейка пока не поступало никакой информации, но оставалось только надеяться на лучшее, потому что самостоятельные поиски Поттер не мог предпринять при всем желании, ибо контроль над ним, и так высокий, теперь только усилился. Парень, конечно, всем своим видом показывал, что это ему совершенно не нравится, но ничего не в состоянии был изменить, что, скажем прямо, раздражало его еще сильнее.
Тем не менее, к тому времени, когда все учащиеся уже сидели в Большом Зале и во время перерыва, наступившего после распределения первокурсников по факультетам, обсуждали «свежатинку», то бишь, свежие новости, в основном, само собой, дуэль в поезде, и ожидали, когда директор произнесет приветственную речь, чтобы приняться за еду (захватывающие события разогревают аппетит) Гарри уже несколько успокоился. Этому, я думаю, поспособствовали, большей частью, Рон и Гермиона, которые попытались отвлечь его от неприятных мыслей. Кроме того, к Гарри, как к новому капитану сборной по Квиддичу, обращались как новые лица, желающие попасть в команду Гриффиндора, так и «старая гвардия», поздравляющая его и в шутку спрашивающая, не собирается ли он заменить их. Естественно, разговоры тут же перекидывались на будущие планы касательно матчей, спортивных новостей этого лета и т.д. и т.п. Но, несмотря на временную отвлеченность от того, что случилось в поезде, Поттер не мог не возвращаться мыслями к новому другу, неугомонной болтовни и шуток которого ему сейчас не хватало. Казалось бы, познакомились совсем недавно, но Гарри уже так сильно к нему привязался...
Но вслух он об этом не распространялся, даже Рону, поэтому догадаться о том, что творится у юноши в голове, не мог никто.
Тем временем, Дамблдор уже поднялся на своеобразную кафедру, находящуюся рядом и чудь впереди стола, за которым трапезничали преподаватели, и попросил тишины. Попросил негромко, но тишина явилась немедленно, серьезная, помогающая сосредоточиться на его словах тем, кто спокоен, и легко охлаждающая пыл тех, кто все никак не мог угомониться до сих пор. Речь, которую он произнес вслед за этим, была совершенно обыденной и, на первый взгляд, даже скучной. Но было в ней что-то другое. Говоря об осторожности и осмотрительности, о которых, собственно, директор упоминал каждый год, он, незаметно для учеников, вкладывал в эти слова особый смысл. Ни слова не было сказано о Волдеморте. Ни слова – об опасности, которая подстерегала теперь волшебников, особенно юных, вне стен замка. Ни слова о том, что теперь последствия шалостей и проделок могут обернуться куда серьезнее, чем раньше. Слова не изменились. Изменился смысл, который был в них вложен. Мало кто сумел уловить это изменение, наверное, почти никто, но все чувствовали серьезность того, о чем говорил Альбус Дамблдор. И еще с полминуты после его речи, а, согласитесь, для такого количества человек полминуты – далеко не мелочь, в зале оставалась тишина.
Но, как только директор, разрядив обстановку, улыбнулся и пожелал всем успешной учебы на будущее и приятного аппетита на этот вечер, она, изящным движением подхватив подол и качнув головой на прощание, покинула помещение, уступив место веселью и шуму, которые, несмотря на прошлого жильца, захватили всех присутствующих ничуть не меньше, чем в предыдущие годы. Все предыдущие годы существования Хогвартса.
Так бы все случилось, и год начался бы превосходно: сосредоточенно и, в то же время, без грусти. Я намеренно описал все в неверном свете, дабы показать, как может одно событие, более или менее масштабное, повлиять на жизни огромного количества людей.
Итак, еще с полминуты после речи Дамблдора в зале оставалась тишина, а, согласитесь, для столь большого скопления народа это немало.
Никому не хотелось нарушить ее, это казалось неправильным, несвоевременным, люди на подсознательном уровне ощущали это. Но именно в тот момент, именно тогда в эту идиллию ворвался человек, которого тишина не захватила, ибо его не было в зале; человек, которого вообще никогда не было там, где пребывала эта серьезная дама, ибо вместе с ним прибывало слишком много того, чего она не переносила: шума и веселья.
Но даже до него тишину побеспокоил возглас кого-то из первокурсников: «Смотрите, а что это там, в окне?» После вопроса раздался оглушительный звон стекла, и все головы, все, как одна, повернулись в сторону шума, и где-то половина из всех правых рук метнулась к палочкам.
На том, что они увидели, когда повернулись, и увидели, словно при замедленной съемке (таково уж свойство человеческого глаза и мозга: по возможности замедляет непонятное) стоит остановиться поподробнее.
В брызгах стекла, переливающихся и сверкающих от попадающего на них света, в Большой Зал влетел черный мотоцикл, металлические части которого блеском не уступали осколкам. Переднее колесо значительно выше заднего, поэтому машина находится практически в вертикальном положении. Тем, кто может смотреть сбоку, виден ездок, в черных джинсах, белой рубашке и шлеме с затемненной смотровой частью. Как только глаз хотя бы в некоторой степени привыкает к увиденному, все начинает двигаться с обычной скоростью: мотоцикл пролетает вперед, урча, только вот совсем не как кошка; так же, на заднее колесо, приземляется на один из длинных столов (кстати, Слизерина) и, чтобы довершить зрелище, должен был бы опуститься на оба колеса и, развернувшись, затормозить. Но мотоциклист не удерживает равновесия, в результате чего падает, благо, стол еще и широкий, а его средство передвижения на боку пролетает почти до конца стола.
И вот теперь-то опять становится тихо. И в этой тишине нарушитель спокойствия поднялся, пусть и не без труда, ведь стукнулся-то капитально и, кроме того, как теперь видно тем, кто сидит близко, рубашка его испачкана кровью; отряхнул с себя стеклянную крошку и, чтобы сориентироваться в сложившейся ситуации, огляделся по сторонам. Но строгой леди тишине он вновь не дает насладиться властью, негромко, но слышимо присвистнув. После этого, преодолевая окружающую неловкость, парень, откашлявшись, произносит:
- Эм...здравствуйте...вы уж извините, что я так...
Гарри, который уже, наверное, раз пять понял, передумал и сновал понял, кто это, едва удержал тихий стон, прикрыв лицо рукой; на лице Гермионы эмоции не отразились, ну а Рон смотрел на прибывшего во все глаза, как, впрочем, и все остальные присутствующие.
Первым, как и полагается, в себя пришел Дамблдор. Тоже откашлявшись, он совершенно невозмутимым тоном обратился к прилетевшему:
- Вы, я вижу, не ушиблись, поэтому не могли бы вы объяснить, по каким причинам, я уверен, весьма объективным, вы столь...оригинальным способом вошли в школу, мистер...?
- А вы не узнаете? – улыбающимся голосом ответил юноша.
- Боюсь, способностью видеть сквозь предметы обладает только наш бывший профессор Грюм, но никак не я, - в таком же тоне отозвался директор.
- А, прошу прощения, - парень немедленно снял шлем, тряхнув головой, чтобы откинуть с лица темные прядки волос, - и, просто, на всякий случай, я Джейк Блэк, профессор Дамблдор.
Вот тут зал начал гудеть, окончательно изгнав возмущенную столь кощунственным поведением тишину. Вполне понятно, что всем было интересно обсудить тот факт, что именно этот парень, новенький, дрался с Малфоем, а потом загадочным образом исчез. А теперь еще и появился, как выразился директор, «столь...оригинальным способом».
Тем временем, плеча директора коснулся Ремус и стал что-то ему объяснять. К ним тут же присоединился Снейп, явно оспаривая сказанное, судя по реакции Люпина. Сам директор, для начала, достал палочку и, взмахнув ею, ничего не произнося, привел окно в божеский вид. Выглядело живописно: все осколки сначала поднялись в воздух, все так же переливаясь, а потом звенящим роем полетели на место, так и оставшись там. Затем поманил Джейка рукой. Парень секунду помедлил, но потом пошел вперед, прямо по столу. Проходя мимо Малфоя, как бы случайно наступил ему на пальцы и, повернув голову, якобы извиняясь, тихо сказал ему: «Наш разговор еще не закончен. Учти это» и двинулся дальше. Драко, потирая ушибленную руку и едва удерживаясь, чтобы не достать палочку и не запустить что-нибудь поболезненнее в наглую спину этого недоумка, посмотрел ему вслед весьма многообещающим взглядом.
Друзьям, сидящим довольно далеко, Джейк улыбнулся и козырнул, в ответ получил ответные улыбки и знаки, чтобы шел быстрее, а не выпендривался. Последовав их немому совету, юноша ускорил шаг и вскоре достиг края стола, спрыгнув с которого и пройдя еще немного, оказался у кафедры Дамблдора. Почти все преподаватели смотрели на него одинаково: с долей облегчения, что он таки нашелся, и желанием пристыдить, что он вошел в школу не как все нормальные люди. Да и поезд покинул, в общем-то, тоже не самым обыкновенным образом. Было только два лица, которые выделялись: директора и Снейпа. Притом, понятно, которое из них отличалось в лучшую сторону, а которое – в худшую.
Альбус Дамблдор был спокоен и, можно сказать, добродушен. Сине-серые, как будто в тумане, глаза за стеклами очков (в который раз упомяну, хотя об этом знают все, что очки имели форму полумесяцев) несколько насмешливо и, в то же время, серьезно смотрели на юношу, не отрываясь от его глаз, но, в то же время, Джейк буквально ощущал, как взгляд директора изучает черты его лица. Лицо Снейпа же, напротив, излучало неприязненность и презрение, казалось, вот-вот с его губ сорвется слово «позер», произнесенное так, будто перед ним расстилается, как минимум, небольшое поле, засыпанное, прошу прощения за грубое сравнение, пометом огнехвостов, которое он должен вычистить. Тем не менее, преподаватель Зельеварения молчал, сложив руки на груди и откинувшись на спинку своего кресла (рука не поднимется назвать это сидение тривиальным стулом). Впрочем, взгляд Ремуса тоже несколько отличался от других. Он как будто говорил: «И после этого я за тебя не должен волноваться? Не напрягаться, как ты говоришь? Ну-ну!»
Чувствовалось, что всем троим хотелось бы высказаться, но, естественно, право осталось за директором. Он чуть наклонился вперед и заговорил так, что, по идее, его не мог услышать никто. Однако, Джейк, к которому он обращался, уловил без труда все до последнего слова:
- Джейк, мы с тобой еще не виделись до сих пор.
- Да, сэр, я...
- Выслушай меня, пожалуйста. Тебе, наверное, приходила в голову мысль, как странен тот факт, что я ни разу не переговорил с тобой лично, даже письма не написал. Приходила ведь?
Блэк чуть опустил голову, но, тем не менее, кивнул.
- Это вполне понятно. Я не хочу, чтобы ты думал, будто мне нет до тебя дела или еще что-нибудь в этом роде. Если бы это было так, мы не вытащили бы тебя из твоей прежней жизни, понимаешь? Я так же не хотел бы, чтобы ситуации, как та, что произошла в поезде, повторились вновь. Мне передали слова мистера Малфоя...
Джейк поднял голову, непроизвольно сверкнув глазами и хотел что-то возразить на это, но Дамблдор продолжил тоном, который не терпит вмешательства:
- ...и других молодых людей, присутствовавших при вашей... дискуссии, включая мистера Поттера и других твоих друзей.
Парень кашлянул, но на этот раз глаза обратно не опустил.
- Мне вполне ясны причины ваших раздоров, и я прекрасно понимаю, что молодость без драк – нонсенс. Но, все-таки, понимая, в какой ситуации мы все сейчас находимся и в какое время живем, я бы предпочел, чтобы все споры не шли дальше слов. Ты ведь понимаешь меня, да, Джейк?
- Да, профессор.
- И ты постараешься выполнить мою просьбу?
- Да, сэр.
- Ты ведь не в обиде на меня, так?
- Нет, сэр.
- И, кстати, ты расскажешь потом, каким образом избежал падения в реку? А то любопытство даже у меня, в мои-то годы, разыгрывается.
- Конечно, сэр, - парень не удержался от улыбки: столь монотонно он обычно отвечал учителям в маггловской школе, когда хотел достать. Выходило смешно: они раздражались, а придраться-то не к чему, ведь ответы безукоризненно вежливы. Правда, вместо «сэра» и «профессора» в ход шли имена-отчества, Россия ведь, а не Англия. Но, кроме воспоминаний, столь явное проявление хорошего настроения было вызвано тем, что директор Блэку-младшему понравился. И, притом, очень. Как сказали бы его бывшие одноклассники: «Клевый дед!» От этой мысли при взгляде на Альбуса становилось еще смешнее.
Его размышления прервала профессор МакГоннагл, которая по просьбе Дамблдора объявила, что новенького тоже надо распределить. Джейк сел на табуретку, которая, возможно, и казалась высокой первокурсникам, но для него однозначно была низковата, а через пару мгновений уже направлялся ко столу Гриффиндора, под радостные вопли сидящих там. Правда, перед этим он забрал свой мотоцикл, немного посетовав вслух, что поцарапал его. Достал палочку, уменьшил свой Харлей и заодно трансформировал одну из пуговиц на рубашке в значок факультета львиных сердец.
Ну, а еще через полминуты, только уже совсем не такие, как те, что прервал Джейк своим появлением, веселье возобновилось, ни в чем не уступая тому, что царствовало над Большим Залом до серьезно-обычной речи директора. А, впрочем, оно было еще веселее и буйнее в силу появившегося, наконец, обеда.
Джейк сидел рядом с Гарри, который, вместе с Роном и Гермионой, знакомил его со всеми, кто оказывался в радиусе видимости и досягаемости. И, естественно, всем было интересно, каким образом он, как выразился Дамблдор, избежал падения в реку.
На самом деле, как оказалось, не избежал. Долетел и упал туда, как миленький, но вовремя смягчил удар, вспомнив заклинание Замедления. Оно обычно применялось на противниках, но и в личных целях тоже сгодилось. Потом вытащил мотоцикл, увеличил, разумеется, высушил сам себя и – вверх и вперед, с песней!
Вечер прошел замечательно и, даже когда все уже разошлись по спальням, разговоры, шум и приколы не заканчивались. Во всяком случае, по разумению Джейка, Бобов Берти Боттс он не захочет до конца своих дней. Во-первых, потому что, едя их на спор, кого из всех, кто есть в мальчишеской спальне, раньше стошнит (девушки, понимаю вашу брезгливость, но...любим мы дурью маяться, что поделать?) он оказался победителем, съев пачки 4 с половиной (впрочем, счет уже к тому времени вести было некому) а, во-вторых, то, чем их стошнило, они собрали в один непонятно, откуда, взявшийся тазик и повесили над дверью, чтобы вылилось на первого входящего. А вошла профессор МакГоннагл, чтобы разогнать их по кроватям. И она не обрадовалась. И даже не осталась индифферентной. Ибо на ней была ее лучшая шляпа. Впрочем, ей был грех жаловаться, по мнению Джейка и остальных, потому что шляпа ее в некотором смысле спасла. Короче, разгоняла она их ледяной водой, а Блэку, Поттеру и Уизли было бежать дальше всех, так как Гарри, как капитан сборной, забил им места у себя в отдельной спальне. Но все равно было весело, несмотря на более, чем освежающий душ.
А, согласитесь, если бы первые полминуты не были прерваны и дошли до конца, такого настроя у гриффиндорцев не было бы. Чем и должны, в принципе, объясняться будущие события того года. А то многие пытаются все понять, ища глубокие причины. А причина-то была простая: серьезной полуминуте не дал завершиться один человек. И пусть после этого кто-то скажет, что один в поле не воин или что человек – как песчинка в океане. Не по-ве-рю.
