За пределами миров.Огни Гондора призвали их на помощь спустя три дня, и Рохан, собрав в кулак последние силы, неожиданно воспрянул духом, подтянулся и лавиной двинулся на север - откуда последнее свободное королевство людей кричало о помощи. Солдаты снаряжали в путь коней, начищали доспехи и точили мечи; женщины прощались с сыновьями, мужьями и братьями. Некоторые упрямо шли с воинами.
Он заметил ее взлохмаченные волосы в конюшне рядом с холеной лошадью и, заранее беспокоясь, зашел внутрь. Она задумчиво чесала животному гриву и не видела его приближения, чему он сейчас обрадовался - после их разговора и случайной ссоры она не смотрела ему в глаза и всякий раз сбегала, не дав ему сказать и слова.
Он подошел к ней совсем близко, чувствуя вкрадчивый аромат, которого не ощущал уже несколько дней, зная, что он просачивается сквозь самые малые прорехи в его глухой стене вокруг собственных чувств, и подтачивает закаленные нервы, делая его слабее и беспомощнее - знал, и ничего не мог поделать с нестерпимым желанием оказаться ближе, чем ему было дозволено.
Она вдруг обернулась, напрямую сталкиваюсь с ним упрямым взглядом теплых ореховых глаз, от которых исходил такой жар, что ему впору было бы задохнуться, если бы он не умел совладать со своим дыханием. Сердце трепетной птицей забилось где-то в глубине его тела.
- Я... - начал он и умолк, как робкий юнец, не умеющий изъясняться правильными словами, не умеющий вообще говорить. Ее взгляд выбил почву у него из-под ног, и сейчас он так желал бы стать невидимым, чтобы она не смотрела на него таким упертым укоризненным взором. Когда он превратился из статного принца лесных земель в безропотного оленя?
Она сглотнула подступившую к горлу горечь и, чувствуя, что не может успокоить собственное сердце, опустила голову. Встречаться с ним взглядом теперь было так тяжело, что она не находила в себе силы хотя бы заговорить и дать понять, что ей ничего от него не нужно - лишь бы он перестал смотреть на нее так осуждающе. У нее тряслись руки, и эта внезапная и такая нелепая черта теперь очень мешала сосредоточиться, мешала успокаиваться и выдавала ее с головой, и Арагорн понимающе глядел на нее, отчего ей становилось в разы хуже, как если бы все ее мысли и сердечные тайны стали видны и понятны всем окружающим.
Она сжала пальцы на стремени, рука скользнула под седло к холодному лезвию кинжала, который ей подарила принцесса Эовин. Металл обжигающе леденил кожу.
- Ты пойдешь вместе с нами? - наконец, спросил он и подивился, насколько неуверенным звучал его голос, будто он открыл рот впервые за несколько лет.
Она удивленно вздохнула, подняла к нему взгляд, и он тут же утонул в теплом свете ее глаз.
- Я и принцесса пройдем со всеми до лагеря, - ответила она, поражаясь, каким спокойным может быть ее тон, когда внутри все ревет от бурлящей в ушах крови. Если бы ее тело было факелом, оно освещало бы самую темную пещеру и самый дальний угол в ней. - Есть традиция...
- Знаю, - выдохнул он. Слышать ее отстраненный голос было выше его сил, слышать его и понимать, что она все еще не простила ему неловких слов, от которых он не мог, не смел отказаться.
Его взгляд случайно упал на блеск металла под ее рукой, и, забыв скованность, он потянулся, чтобы приоткрыть взору кинжал под седлом коня.
- Что это?
Миллионы мыслей мгновенно вспыхнули в его голове, порождая несметные образы, один страшнее другого, перед глазами встала памятная ночь у стен Хельмовой Пади, когда она погибала в его воображении, пока он искал ее хрупкую фигуру. Кинжал под седлом ее коня мог означать то, что он уже пережил наяву, и что мог пережить в своих кошмарах, и он совсем не хотел, чтобы хоть один из них воплотился в реальность.
- Вы не можете приказать мне остаться, - тихо, неуверенно прошептала она, но вдруг вскинула голову и посмотрела на него открыто, упрямо, дерзко, так, словно никто и ничто не могло ее остановить. Он выдохнул, одновременно ловя себя на мысли, что не может устоять перед ее силой воли, и что совершенно не желает видеть такой ее взгляд, когда дело касалось каких-то неизвестных будущих битв.
- Только проводы до лагеря, - твердо сказал он, хотя, положа руку на сердце, понимал, что он действительно не может ее остановить. И она тоже это понимала, победно вскинула точеный подбородок и, сжав руки, чтобы не отступать, кивнула самой себе.
- Это - мой выбор.
Эти слова рождали в нем самые ужасные мысли, самые первородные страхи, о которых он не знал и не узнал бы никогда, если бы не эта хрупкая нежная девочка, с глазами точно янтарные отблески давно забытых миров.
- Ни за что.
Ярый протест слетел с губ вместе с дыханием, взор заволокло мутной поволокой, когда он вновь вернулся к бреши в стене Пади, где она стояла буквально секунду назад и исчезла из его вида, едва он прикрыл на мгновение глаза. Пережить подобное еще хоть раз стало бы для него мучительной пыткой.
Вместо робости в ней теперь проснулось упрямство, раздражение поднялось из глубин души и затопило собой прочие чувства. Сажать ее под замок, запрещать любые действия, оставлять в стороне тогда, когда уже абсолютно точно было поздно и она уже погрязла в этом мире по самую макушку - кажется, это было чересчур для царственного эльфа, чьими порывами руководил холодный рассудок, из-за которого он не мог рассмотреть настоящую ее.
С ее упорством смирился даже Арагорн, но он продолжал наступать и обрывать любые ее шаги, если считал их слишком опасными. Она не понимала этого, как не могла понять и его мыслей и странных взглядов сквозь нее, словно он смотрел на нее, но видел лишь маленькую девочку, ошибку этого мира, помеху ему и остальным. Ведь она не была помехой, не хотела быть ею, и могла доказать, что может справиться и не быть обузой...
Ей не нужно было от него ничего, кроме немого одобрения, но именно тут она получала красноречивый отказ, мириться с которым так не хотелось.
- Чего ты хочешь добиться этим? - спросил он, обреченно, устало, словно не мог побороть гнетущую тишину между ними, которая уже пускала свои пальцы внутрь их маленького мирка.
Она подавила в груди обиженный вздох, закусила губы и отвернулась. Он никогда ее не поймет, ведь она - всего лишь нелепая юная девочка, и с высоты своих тысячетелетий он заслуживает права смотреть на нее именно так.
Только она никогда не была просто нелепой девочкой, она была умна и сообразительна и была храбрее многих, и понимала это лучше кого бы то ни было. Если бы он хоть раз взглянул на мир ее глазами, то понял бы, что совершенно не знает ее и ему понадобится много столетий, чтобы разгадать эту тайну.
Он смотрел на нее и знал лишь одну вещь: ему совсем не хочется видеть ее на поле битв среди умирающих, какой бы сильной, смелой и умной она ни была на самом деле. Он видел все ее лучшие стороны лучше, чем кто-либо понимал это, но не смел сказать это, ведь иначе - он проиграл. Проиграл свою собственную битву и мог сложить оружие к ее ногам вместе со всей своей вселенной.
- Я просто хочу признания, - выдохнула она, словно боялась собственных слов. Мгновение, за которое его сердце пропустило удар и затронуло в нем какие-то скрытые струны души, - одно мгновение, и она уже шагает назад, качая головой.
- Забудьте, - говорит она и сбегает из конюшни, оставляя его наедине с пошатнувшимся мирозданием.
Ведь он признал ее в тот самый миг, когда увидел в ее глазах нечто большее, чем обыкновенный интерес напополам со страхом. Но если он откроется себе и ей в этом, то погибнет.
