Глава 10Роме казалось, что он, наконец, благополучно вписался в разговор. Во всяком случае, он говорил уже долго, говорил, как он думал, спокойно и внушительно. И обтекаемо. Жданов его не перебивал, а Пушкарев вроде бы внимательно слушал.
- Да, Никамода совершенно легальная компания, регулярно платит налоги и с бумагами там все в порядке, вы же знаете, вы же сами их как бухгалтер и готовили. Так что, перед законом мы чисты. Кате совсем ничего не угрожает, документы, которые она... - Рома слегка замялся, подыскивая в своем лексиконе наиболее мягкое определение для факта подделки отчетов, - немножко корректировала, предназначены только для внутреннего пользования. Их никто, кроме акционеров компании, никогда не увидит. А мы с Андреем никогда не допустим, чтобы другие акционеры в чем-то обвинили Катю и причинили ей какой-то вред. У нас был с ней договор: она только номинально возглавляет Никамоду, и мы все вместе работаем, чтобы помочь Зималетто выбраться из кризиса. А потом, когда все благополучно закончится, мы, конечно же, ее отблагодарим.
- Что? Вы подкупили ее?! Предложили ей деньги за то, что она будет вместе с вами обманывать акционеров?
- Ну, зачем сразу "обманывать"? Зачем сразу "подкупили"? Мы договорились. Мы одна команда. Катя понимала, что Зималетто в беде и согласилась нам помочь.
Мы разработали очень подробный антикризисный план, все продумали, учли до мелочей и уверены, что план сработает, и наша компания примерно через полгода преодолеет трудности. Нам просто нужно время и нужно, чтобы нам никто не мешал. Поэтому мы решили акционерам о проблемах ничего не говорить. Чтобы они не волновались зря, и чтобы не терять времени на объяснения.
- Довольно молоть чушь! Какая вы замечательная команда, как вы беспокоитесь о других и как уважаете мою дочь я уже знаю!
- Валерий Сергеич, ну, простите меня, это письмо просто наиглупейшая шутка, я же вам говорю! Я очень сильно раскаиваюсь, что написал там этот бред, я так не думаю, я очень уважаю Катю, это правда, поверьте, уважаю за ее ум и профессионализм! Простите меня!
В собственном голосе Роме слышалась сейчас искренность и даже душевность. Он сознательно извинялся только за себя, не вспоминая Жданова, подумал, что так его раскаянье будет звучать более правдиво. Андрей Катю любит, Роман очень уважает - все прекрасно. Мир, любовь, дружба.
И, кажется, папаша начал успокаиваться. Вслушиваться в то, что ему говорят. Покрикивает еще, конечно, но хоть пистолетом в лицо не тычет.
Рома решил закрепить успех.
Андрюха слишком много рассказывал о своей неземной любви, это конечно, хорошо, папашу, может, кое-как и утихомиривает, но все равно в любовь никто ведь не поверит, нужно говорить более конкретно. О деле. О деньгах, то есть.
Пушкарев оскорблен и унижен - обидели его дочь. Он жаждал мести, схватил, связал, избил. Лежит автор мерзкого письма тут в грязи. Ну, что дальше? Перед ним уже сто раз извинились, что разгневанный человек может еще хотеть? Не собирается же он их покалечить, в самом деле!
В результате длительного обдумывания, Рома пришел к выводу, что хочет Пушкарев денег. Компенсацию за причиненный моральный ущерб.
Да, втянули, использовали, соблазнили.
Ну, сколько это стоит?!
Все, в конце концов, можно измерить деньгами, все имеет свою цену. Вот они сейчас договорятся, предложат Пушкаревым внушительную... ладно, ОГРОМНУЮ сумму денег, и вопрос будет кое-как решен.
- Мы готовы очень щедро отблагодарить вашу дочь за ее помощь, - Роман улыбнулся (непривычно, конечно, лежать в пыли со связанными сзади руками и, улыбаясь, вести деловой разговор), - ну, в пределах разумного, конечно. Сумму мы можем обсудить прямо сейчас. Я, готов написать вам расписку, да и Андрей, я думаю, тоже напишет. Да, Андрей? - обратился он за поддержкой.
И наконец, глянул в сторону друга - до сих пор он смотрел только на Пушкарева, старался, так сказать, не терять визуальный контакт.
Глянул и испугался. Жданов был бледен, как мел и отчаянно качал головой из стороны в сторону.
- Рома, замолчи! - прошептал.
Этот шепот Малиновский еле уловил, потому что одновременно с ним раздалось разгневанное:
- Вы втянули Катю в махинации, она переступила через свои моральные принципы, пошла у вас на поводу, я не знаю, почему, наверное, по глупости или голову из-за этого потеряла, - кивок в сторону Жданова. - Но я уверен, она никогда не возьмет за это денег!
В глубине Роминого сознания зазвучал сигнал тревоги - кажется, процесс идет не туда!
Но остановиться он уже не мог, был абсолютно уверен в правильности избранного курса. Нужно просто предложить побольше.
И он, как ему казалось, успокаивающе продолжал:
- Ну, зачем вы так, Валерий Сергеич? Я же вам говорю, Катя ничего особо противозаконного не делала. Она нам очень помогла и очень много работала. И заслужила премию. И кстати, за то, что это идиотское письмо к вам случайно попало и причинило Кате и вам такую боль, мы тоже готовы хорошо заплатить. Чтобы компенсировать, хоть немножко, ваши страдания. Назовите сумму и...
Договорить он не успел.
"Деловой разговор" был прерван возмущенным криком:
- Ты думаешь, от всего на свете откупиться можно?! Все продается и покупается?! За страдания моей дочери заплатить хочешь?! - Пушкарев снова грозно нависал над лежащим Романом. – Да у тебя никаких денег на это не хватит! Нет у тебя таких денег, ясно?!
Выпрямился, перевел дыхание, явственно пытаясь овладеть собой.
И резко взмахнул рукой с зажатым в ней пистолетом:
- Что ты мне тут сказки рассказываешь?! За помощь они благодарны, как же! Защиту Кате гарантируют! Вы создали Никамоду как подставную фирму и все ваше имущество сейчас у Никамоды в залоге! То есть, Зималетто - полный банкрот, а вы - нищие! В результате вашего умелого руководства вы разорили компанию и скрываете это от других владельцев! И вы уговорили Катю возглавить подставную фирму, Катя - владелица Никамоды! Вы специально все взвалили на мою дочь, чтобы потом, когда станет известно о ваших махинациях, на ней была вся ответственность, чтобы она отвечала за ваши преступления!
Но у вас ничего не выйдет, так и знай! Это ваши проблемы! Вы поплатитесь за все!
Чувство самосохранения начисто почему-то изменило Роме.
Вообще-то понятно, почему. Все-таки, несмотря на незавидную участь, несмотря на то, что лежит он тут связанный, грязный, весь во власти вооруженного и взбешенного человека, в глубине души Рома до сих пор за свою жизнь по-настоящему не боялся. Потому что похитил его не маньяк какой-то, не бандиты, не сектанты, а отец Кати Пушкаревой. Отец обычной, скромной, тихой девочки, которая на них преданно работала. Ну не настолько же человек, воспитавший такую девушку, неуравновешен и мстителен, чтобы убить их со Ждановым или изувечить?
В общем, было у Ромы, даже помимо воли, внутреннее убеждение, что смертельная опасность от него исходить не может.
Видимо, только поэтому, даже осознавая, что Пушкарев уже снова сильно выведен из себя и взбесил его своими речами никто иной, как он, Роман Малиновский, и понимая, что неплохо было бы сменить тактику или хотя бы заткнуться, Рома упрямо продолжал гнуть свою линию.
Он не захотел услышать в гневной тираде беспокойствa о том, что Катя будет вынуждена отвечать за чужие преступления, пренебрег отцовской обидой за дочь.
„Вы нищие!“ - вот что ударило больно по нервам и отвлекло внимание от всего остального. Катя - владелица Никамоды, и у них со Ждановым нет денег, чтобы ей заплатить - очень не понравился Роману итог его усилий по "обтекаемому“ описанию создавшейся ситуации. Пушкарев все понял правильно, самую суть ухватил. Катя сейчас хозяйка Зималетто. Да, на ней ответственность, но у нее и власть.
Он намекает, что хочет все - решил Рома. Хочет их с Андреем разорить. Действительно, зачем ему какое-то вознаграждение, если его дочь может забрать себе все капиталы Зималетто?
Роман все еще думал о деньгах.
- Никамода владеет Зималетто, а Катя глава Никамоды, это так, - тон Малиновского был ледяным и смотрел он на Пушкарева снизу вверх с возмущением. – Но мы уже неоднократно вас уверяли, что для Кати в этой ситуации нет никакой опасности, ей не грозит ничего. И конечно, это, прежде всего, наши проблемы, как руководителей. Катя - наемный работник. Что вы имеете ввиду, когда говорите, что нам не хватит денег ее отблагодарить? Катя получит вознаграждение, когда Зималетто расплатится с долгами и вернется к законным владельцам. Мы доверили Кате и Никамоду и Зималетто потому, что очень надеемся на ee порядочность, на то, что она не станет претендовать на то, что ей не принадлежит и вернет нам обе компании по первому требованию. Но, если вы думаете, что Зималетто уже у вас в кармане, и вы можете в отместку, чтобы нас наказать забрать все себе, то вы сильно ошибаетесь. Мы так просто свое не отдадим. Подключатся очень влиятельные люди, другие акционеры и их знакомые, мы подадим на Катю в суд и, скорее всего, дело выиграем. У нас прекрасные адвокаты. Зималетто вернется к своим настоящим владельцам, людям, которые вложили в развитие компании и свой труд, и душу, и свои деньги. А Катя в этом случае не получит ничего, кроме неприятностей.
Причинять нам сейчас еще больший вред, чем вы уже причинили, убивать нас или калечить, вам нет никакого смысла - за это вас просто посадят до конца ваших дней и все. Ни свободы, ни денег. И позор для всей семьи.
Так что, успокойтесь и соглашайтесь на то, что я вам предлагаю. Вы получите огромную сумму денег, которая позволит вашей семье жить безбедно многие годы. Итак, сколько?
Это был длинный монолог, который не прервал никто. Пушкарев стоял неподвижно, как изваяние и не сводил с Малиновского тяжелого взгляда, а Жданов уже давно сопровождал эту речь непонятными телодвижениями, мимикой и едва слышным стоном. Но Рома не обращал внимания на невербальные сигналы друга. Он нашел правильный тон, говорит очень важные вещи, Пушкарев его молча слушает, побагровел только, но ничего. Все нормально. Давление у него, наверное, поднялось, немудрено - при таких-то обстоятельствах.
- И развяжите меня уже, наконец. О том, что сегодня тут произошло, никто не узнает, обещаю, мы не будем обращаться в милицию.
И тут Пушкарев зашевелился. Оглянулся по сторонам, направился к прибитым к стене полкам, молча снял пальто и бросил его на стоящий возле полок стул.
Под пальто оказался увешанный орденами и медалями мундир.
Достал из ящика некий предмет, вернулся на место и зловеще прошептал:
- Я развяжу. Сейчас.
Склонился над Малиновским и тут только, заглянув в расширенные от гнева глаза бывшего военного, Рома понял, что сделал он что-то не то.
Очень не то.
Совсем.
Он совершенно не правильно оценивал обстановку.
Вооруженный человек напротив него находится в ярости. В еле сдерживаемой ярости. У него сурово сжаты губы и взгляд, которым он, кажется, проткнет сейчас несчастного пленника насквозь. Хотя для протыкания в руке у Пушкарева был нож. Это так, чтоб уж зарезать наверняка.
Только сейчас Рома испугался по-настоящему. Понял, что его жизнь реально висит на волоске. Если вывести из себя даже вроде бы нормального человека, он может сгоряча совершить непоправимое. А здесь степень адекватности давно уже под вопросом. С чего он решил, что Пушкарев им ничего не сделает?! Зачем он ему и Кате судом угрожал, кретин безмозглый?!
- Валерий Сергеич... - негромко и неуверенно позвал откуда-то издалека Жданов. Совершенно не связанный, свободно стоящий рядом с психом Жданов.
Ну давай же, идиот влюбленный, сделай что-нибудь! Помоги! Видишь, друга твоего сейчас просто убьют! Зарежут, как куропатку! Напади, выбей оружие...
Поздно.
Момент упущен.
Пушкарев резко выпрямился и направил пистолет на Андрея:
- К стене!
- Что?
- Иди к той стене! - взмах пистолета показал направление в дальний угол.
Андрей умиротворяюще поднял руки.
- Валерий Сергеич, пожалуйста, остановитесь, не делайте глупостей...
- Молчать! Пристрелю сейчас к чертовой матери! Пошел!
И Жданов, последняя Ромкина надежда на спасение, безропотно отошел в сторону – аж к дальней стенке.
- Послушайте, вы меня неправильно поняли... - с большим трудом заставил работать свои голосовые связки Рома.
- Заткнись! - внимание психа снова было сосредоточенно на бедном связанном страдальце. Длинное лезвие острого ножа дрожало где-то возле его горла. Не в силах смотреть на этот нож, Роман в ужасе закрыл глаза, ожидая боли от того, что его сейчас будут убивать.
Но речевой аппарат продолжал функционировать, видимо, потому, что слова оставались единственным доступным средством для предотвращения гибели. И слова лились плохо контролируемым потоком:
- Пожалуйста, не надо, я прошу вас, я вам обещаю, что никогда больше не обижу вашу дочь, никогда больше не буду писать о людях ничего подобного, я уже все понял, я поступил очень плохо...
Нож дотронулся к телу, дыхание перехватило, речь прервалась…
