Nat King Cole – FascinationВы когда-нибудь наблюдали за миром с вершины горы? Ощущали, как внутри поселяется праздная эйфория, вызванная переизбытком кислорода, как зарождается желание к действию, готовность ко всем в мире развитиям событий? Кажется, что до – не было ничего, есть только твои ноги, которые упорно поднимаются вверх, спина, которая гнется под тяжестью рюкзака, гладкие камни, которые норовят столкнуть тебя с выбранного пути.
Как всегда в горах, утро ощущалось особенно остро. Еще немного – и пространство вокруг станет теплым, или даже невыносимо жарким, а пока холод сковывает конечности, и единственное, что спасает – движение без остановки.
Скорпиус мерз, поднялся ветер, и холод забирался под его легкую походную мантию. Подъем вверх позволил ему избавиться от постоянной дрожи внутри и от навязчивых мыслей. Покров под ногами земли сменился – если раньше парень шагал по зеленому настилу из мягкого мха и редкой травы, то теперь живую растительность заменили бронзовые лишайники и пожухлые кустарники, безжизненные с виду ветки которых нещадно трепал горный ветер. Облака, казалось, касались макушки. Через небольшие отверстия между грудами хмурого воздуха изредка пробивались лучи солнца, играя с утренней росой. Чудилось, что вокруг него мириады осколков старинного венецианского зеркала, отражающих угнетающую серостью туч. Совсем скоро Малфой попрощается и с этим пейзажем, на смену которому придут голые камни и ледяная земля, припорошенная заблудшим снегом. Дрожь из-за страха будущего постепенно сменялась дрожью от холода, и это радовало юного путешественника. Ему нельзя пользоваться магией до самой вершины, а значит, придется потерпеть.
Наверху было холодно, обзор был минимальный – только обледенелые булыжники, которые, казалось, он видел целую вечность назад, да серое покрывало туч, что прятало под собой зеленые долины и обжитые подножья. Скорпиус огляделся вокруг – гору цепью окружали и другие каменные гиганты, вершины которых оставались зелеными, заросшими деревьями. Тут же, на плато – только голая земля, и неистовая пульсация магии, которая чуть ли не сбивала с ног, и делала горное плато невидимым для магглов. Только добравшись до абсолюта, Малфой почувствовал удовлетворенность от завершенного дела. Парень тяжело выдохнул, расстегнул мантию и с удивлением отметил, что на вершине достаточно тепло. Разложившись и наконец пообедав, рейвенкловец принялся за дело: разбил с помощью магии палатку, поставил защитные чары и на время стер себя с магической карты мира. Теперь его не отследит ни одно поисковое заклинание. Скорпиус вытянул из недр маггловского походного рюкзака, с большой любезностью выбранным Альбусом, небольшое сквозное зеркальце в серебристой оправе. На него вопросительно и в ожидании смотрели янтарные глаза любимой.
- Скорпиус? Ты в порядке?
- В полнейшем, - по телу растекалась теплота. И не потому, что после длительного подъема он наконец выпил горячего чаю и холодный ветер перестал щипать за кожу. Губы непроизвольно расплылись в глуповатой улыбке, и блондин восторженно разглядывал насупившееся лицо Лилиан Лепаж.
- Хогвартс-бой, ты потерял дар речи? Прекрати улыбаться и лучше поскорее забери меня отсюда!
- Когда ты освободишься?
- Для тебя я свободна прямо сейчас. Тут какая-то нудная лекция о правилах этикета.
- Вообще-то Вам, юная леди, не помешало бы посещать такие занятия.
- Серьезно, маленький скунс? Ты, наверное, забыл из какой я семьи! – Скорпиус рассмеялся, слушая шипение дамы сердца.
К ее приходу все должно быть идеально. Погода что надо – солнечная, вид на горы открывается шикарный. Не видно даже намека на то, что в этом мире есть еще кто-то, в пределах видимости только бесконечная зелень, солнечные залпы, шум далеких горных ручьев, бег облаков, которых, кажется, можно коснуться, упасть в их беспечное мягкое кружево. И самое главное – они будут тут одни, только вдвоем.
Когда Лили вышла из корпуса, парень уже ждал ее возле арки, ведущий в пансионат. Рыжая не подала виду, что узнала его, и, кинув быстрый взгляд, продолжала щебетать с новообретенными подружками. Девушки скрылись за углом, следом за ним чинно вышагивала красивая смуглая женщина – преподаватель старшего класса. Стоило женщине исчезнуть за зданием, как тут же показалась рыжая макушка. Лепаж семенящими шагами направлялась к арке, закутавшись в лиловую мантию, которая как никогда удачно гармонировала с пунцовым цветом ее лица. Шармбатонка постоянно оглядывалась, останавливалась и снова продолжала хаотично перебирать ножками. Скорпиуса восхищало это поистине детское смущение Лили, которая могла творить такие вещи, от которых волосы становились дыбом.
Не промолвив не слова, Малфой явил на свет из-за спины свой старенький Нимбус, усадил на него сбегающую из пансионата Лепаж и направился к месту своей стоянки. Рыжая, боявшаяся полетов, всю дорогу провела с закрытыми глазами, вцепившись своими детскими ручками в древко метлы. Они летели молча, будто разговор мог что-то нарушить, раскрыть миру их надежно охраняемую тайну, и какие-нибудь фразочки заставят расстаться их навсегда.
Лили почувствовала себя в безопасности только когда ее стопы коснулись твердой поверхности. Она открыла глаза и охнула от неожиданности, настолько ее заворожил окружающий вид. Рыжая вдохнула полной грудью, расстегивая удушающую мантию, и присела на землю возле разведенного костра.
- Как же тут чудесно! – волос развивал ее бронзовые локоны, лицо горело от пьянящего воздуха.
- Настолько чудесно, что ты даже не обращаешь внимания на меня? – парень стоял за спиной, наблюдая за учащенными движениями грудной клетки возлюбленной. – Любоваться пейзажами можно и из окна твоей комнаты в пансионате. – Лили засмеялась, подошла к нему и, закрыв глаза, ощупывала его лицо, будто была слепой.
- Я уже и забыла, как ты выглядишь. Какая твоя кожа на ощупь. Какой приятный у тебя голос.
- А я никогда не смогу забыть, как пахнет твоя кожа, и какой у тебя дурацкий смех, - Лепаж улыбнулась и, не раскрывая глаз, прижалась к Скорпиусу. Они стояли одинокие и абсолютно невидимые для всех, имеющие важность только лишь друг для друга. Парень чувствовал, как учащенно бьется сердце подруги, и как понемногу начинает успокаиваться его собственное, как дыхание приходит в норму, и как все вещи в мире становятся на свое место.
Малфою не нужно было много от этой жизни. Это его отец всегда хотел предельной чистоты имени и репутации, богатства, признания и громогласных регалий, а Скорпиусу хотелось лишь вечность стоять на окутанном магией плато и наслаждаться ритмичным дыханием двоих. Парня и девушки, разно полюсных магнитов, которые соединились настолько крепко, что никакая сила не сможет их оттянуть друг от друга.
- Скажи, что ты скучал по мне, - Лепаж подняла на блондина мокрые глаза и, казалось, сейчас расплачется от переизбытка нахлынувших эмоций.
- Хочешь узнать, скучал ли я? – Лили утвердительно кивнула. Малфой рассмеялся. – Я не мог не скучать, я просто с ума сходил, особенно последние две недели. Если бы мы не увиделись сегодня, я бы просто поехал рассудком и оставшуюся часть жизни провел в Мунго в палате для душевнобольных.
- И тебя бы уже ничего не спасло?
- Только твой животворящий поцелуй, - парень осторожно коснулся ее губ своими. Будто это их первое свидание, и они дарят друг другу свой первый целомудренный поцелуй, которые по энергетике может сравниться разве что с шаровой молнией. Лили смеялась ему в губы, издавая смешные звуки, прятала свои маленькие кулачки на его грудной клетке, пока Скорпиус держал в руках ее счастливое лицо. – Ну и чего ты плачешь, я настолько плохо целуюсь?
- Слишком ужасно.
- Тебе придется терпеть меня всю жизнь, может, спустя годы практики у тебя и получится научить меня прилично присасываться к твоему личику.
- Фуу, - Лили демонстративно отстранилась и сморщилась, - ты ужасный и противный, а еще намекал, что уроки хороших манер нужны мне?
Словесная перепалка длилась. На костре закипал чайник. Солнце намеревалось садиться.
Скорпиус проснулся от кошмара. Лили, серая, будто сошедшая с чёрно-белой колдографии, одетая в бесформенный серый балахон, падала в черную пропасть, а он не мог ее спасти, тонкая бледная рука осунувшейся девушки выскальзывала из его хватки. Она продолжала лететь, а Малфой стоял и смотрел. На краю ее могилы. Плакала какая-то женщина, и почему его родители, и Гастон, и все Поттеры, и мать Альбуса неистово голосила с такой силой, что ему пришлось проснуться. Но вот Лили лежит рядом и тихонечко сопит, ощутимо живая, а дурной сон остается дурным сном. Спать перехотелось, парень достал из кармана палочку, прошептал заклинание – и потолок палатки исчез, открывая вид на ночное небо. Где-то вдалеке пели сверчки, пролетали кометы, в десятке километров от них люди живут своей жизнью, в тысячах – отец рыскает с обысками домами всех его друзей, отчаянно пытаясь найти отпрыска, Альбус Поттер глушит одиночество тренировками и алкоголем, его все еще невеста Харрел сидит с лицом невыразимца в своей темной комнатушке, вышивая крестиком. А они тут – и для них все это не более, чем чужая и ненужная жизнь. Небо чистое, без облачка, звезды без устали тормошат друг друга, рисуя на темном полотне созвездия, изредка пролетают кометы, оставляя горящий след, и еще кто-то, кроме него, загадывает желание вечно быть рядом со своей половинкой. Лили – его, и не нужно думать либо гадать, давать обеты и прочее, иногда важно знать, знать и смириться. Да, будучи сопливым юнцом, он никогда не рассчитывал влюбиться, покинуть семью, скрываться и жить у фавна на рогах, прижимая к себе сопящую несовершеннолетнюю француженку, и им очень скоро станет не на что жить, и это не внушает радости. Для этого есть Лепаж и ее бесконечный женский потенциал, который сглаживает все неровности магического кочевания. Скорпиус продолжал любоваться звездным небом, таким непривычным после тысячи ночей в северном полушарии, размеренное дыхание рыжеволосого ангела убаюкивало его, кошмары вытеснились зияющей пустотой.
Малфой бежал, но не до конца понимал, от чего. То ли от ответственности, которая слабо чувствовалась рядом с чрезмерно живой Лили, которая ни слова не промолвила про обязательства, то ли от привычного устоя жизни, который навязывал отец, то ли от страха перед взрослой жизнью, то ли от мышки Харрел, которая одним видом нагоняла смертную тоску. Или все же он бежал не от, а за? За магнетизмом шармбатонки, за приключениями, за опасностью, за тем, что, казалось, можно назвать любовью? Отчаянной, патологической и необъяснимой? А может, она такой и должна быть? Захватывать так, чтобы даже после месяца месяца жизни кожи к коже мысли о близости вызывали экстаз? Чтобы мысли о будущем, какое бы оно там не было, не могли заслонить бурю спокойствия и переживаний, сваливающуюся на их молодые головы каждую ночь?
Малфой бежал, и этот бег приносил ему удовольствие.
