Эскизы. Наброски. Штрихи.

Глава 11

Та, что…

АУ: золотое трио учится на седьмом курсе Хогвартса.

Есть Она и Она. Одна старше, другая моложе. И есть Он и Он. Для каждой – свой.
Та, что моложе, любит мечтать, пишет стихи и уверена, что однажды все будет так, как ей хочется. Та, что старше, знает, что этого не будет, но продолжает любить.
Та, что моложе, нередко плачет, когда становится совсем тяжело. Та, что старше, пьет крепкий чай с молоком и смотрит в окно сухими глазами.
Та, что моложе, украдкой наблюдает за Ним, стараясь не пропустить ни одного нового выражения его лица. Та, что старше, научилась чувствовать Его настроения, даже не глядя на Него.
Та, что моложе, часто краснеет и боится сказать какую-нибудь глупость. Та, что старше, говорит со спокойной улыбкой, и мысли ее давно не путаются.
Та, что моложе, считает Его очень несчастным. Та, что старше, не позволяет себе жалеть Его – жалость унижает.
Та, что моложе, мечтает прикоснуться к Нему. Та, что старше, научилась быть всегда рядом, помощником, советчиком, просто слушателем – и ей этого достаточно.
Та, что моложе, больше всего боится, что Он догадается о ее чувствах. Та, что старше, уже думает, что было бы лучше, если бы Он в свое время понял. А сейчас – уже все равно.
Та, что моложе, с замиранием сердца ждет Его лекций и в то же время больше всего ненавидит их. Та, что старше, помнит, каково это – она тоже была Его ученицей.

Минерва МакГонагалл всегда уважала Гермиону Грейнджер. Эта умная добрая девочка всегда напоминала ей ее саму в детстве. То же желание учиться, та же чрезмерная серьезность, та же искренняя любовь к окружающим и боязнь, что ее не примут… Только рядом с этой девочкой были настоящие друзья. И волшебница радовалась за нее, словно таким образом детство маленькой Минервы становилось счастливее.

Минерва МакГонагалл была единственным человеком, который знал Гермионину тайну. Она одна понимала, почему Гермиона так смотрит – вернее, не смотрит – на профессора Снейпа. То, как у девочки, словно что-то рвалось внутри рядом с ним, тревожило Минерву. Она знала, что это. Она знала, что это может быть надолго. В ее собственном случае – навсегда. И когда она смотрела на семикурсницу, ее сердце грело только одно: дай Мерлин девочке не узнать, что такое, уронив дозволенное количество слез, говорить о Нем надгробную речь, а потом, закрывшись у себя и наложив на дверь массу заклинаний, валиться на пол, и криком кричать, пытаясь заглушить обжигающую боль, которая засела внутри, и ее не вырезать, не выплакать, не выстонать – кажется, и не выдержать...а приходится.

Минерва МакГонагалл редко ошибалась. Но сейчас она была неправа. Гермионе предстояло узнать это меньше чем через год.