Глава 10. Предложение В серый предрассветный час, когда засыпают самые стойкие часовые, а птицы и звери наоборот потихоньку разевают глаза в раздумьях что бы поесть, Джадис осторожно шла по коридорам Кэр-Паравела, направляясь в конюшни. Стража, конечно, не спала, но караульные не спрашивали и не останавливали ее — не те у них были полномочия, чтобы так вольничать в присутствии Джадис, гостьи королей.
И все же Джадис старалась обходить посты и не попадаться никому на глаза.
Конюшня оказалась незапертой, да и не к чему это разумным нарнийским лошадям, и Джадис легко вывела из стойла кобылицу Селену. Селена послушно шла за Джадис, не спрашивая ни о чем — еще накануне во время вечерней прогулки поняла, что Джадис задумала. Вот и славно: Джадис находила особенность приятельницы говорить очень мало и только по существу самым лучшим качеством, каким могла обладать разумная лошадь.
Они миновали стражу у ворот — стражникам-фавнам показалось странным, что юная госпожа отправляется на прогулку столь рано, однако вопросов они не задали.
А задать их очень хотелось — Джадис взяла с собой подозрительно полную седельную сумку, меч, охотничий лук и завернутый в сверток роскошный, отделанный аметистами и жемчугами плащ, что сшили для нее Сьюзен и Люси.
Брайан, младший стражник, увидев последнее, все же робко начал:
— Госпожа, а на что?..
— Не твое дело, — оборвала Джадис, накидывая на сверток край мантии и с места срывая Селену к воротам. Стража опомниться не успела, как Джадис и след простыл.
— Ну и вспыльчивая она, — пробормотал Брайн, смущенно переступая с ноги на ногу.
Второй стражник, прищурившись, смотрел в сторону Великого леса, куда направилась Джадис.
— Не нравится мне это, — сквозь зубы сказал он, повернулся и бросился докладывать о случившемся начальнику стражи.
Мало ли, может, чужая королева натворила чего, и сейчас на их глазах был совершен злостный побег...
Джадис ужасно злилась на себя за оплошность. Но разве можно было забыть про плащ? Выставить его на виду, да так, что даже остолопы эти и то заметили... лучше было бы вообще его не брать... но ведь взяла, и жалеть уже бесполезно. Не выкидывать же теперь... как-никак подарок.
Куда податься, Джадис не знала. В планах на ближайшее будущее — добраться до границы с Эттинсмуром, а потом... Потом будь, что будет.
Невыносимо чувствовать себя обманутой, предательницей там, где никто не даст тебе забыть о твоем предательстве. В глубине души зудела мысль, что будь дело в Чарне, никаких сердечных волнений у нее бы не возникло. Угрызений совести вот точно бы не было.
А еще... самое печальное, что они ведь заставили полюбить Кэр-Паравел, полюбить образ жизни, образ мыслей... их самих полюбить. Заставили верить и предали. Ударили ножом в спину! Отняли, забрали разом то, что сами же дали, словно она бесчувственная кукла... словно ей все равно. Поманили, а потом легко отказались от нее.
Она же ужасна. Помогла им, вместо того, чтобы помочь родным. Айсерд и Айрис — уже не родные, враги, но нарнийские владыки этого понять не в силах.
И Эдмунд молчал.
Гнев Джадис испарился так же быстро, как возник. Дальше думать и вспоминать оказалось мучительным. Нестерпимо. Потому она и не будет. Самый легкий способ избежать боли сердца — запретить себя чувствовать. Так лучше.
Великий лес встретил ее тишиной. Деревья еще не успели опомниться после огня и железа, изувечивших их, замерли, не позволяя ни веточке шелохнуться, ни листку упасть. Их хранительницы-дриады робко гладили прозрачными пальцами кору и ветви, шепотом уговаривая деревья проснуться, но те молчали. Печаль завладела лесом. Даже звери и птицы прекратили всегдашнюю суету, угрюмо засев по норам и гнездам, и Джадис думала, что сейчас Великий лес больше всего похож на уставший лес Чарна.
Она ехала медленно, словно ею самой овладела печаль и дрема. Знала, что нужно торопиться, но как-то незаметно для себя все ослабляла поводья, и Селена, чувствуя настроение подруги, перешла на шаг. Они давно уже сошли с главной дороги и ехали теперь по лесу без всяких ориентиров. Джадис примерно знала, в какой стороне находится граница, туда и вела Селену, не заботясь о точности направления. Что до погони — ее не случится. Нарнийские короли рады радешеньки будут, что избавились от нее. Она значительно облегчила им жизнь, что не говори.
Солнце поднялось высоко, когда Джадис выехала на усыпанную белоснежными колокольчиками поляну. Поляна показалась ей очень знакомой.
— Мы ходим кругами, да? — обреченно сказала Джадис.
— Ты узнала это место? Я тоже, — ответила Селена.
— Может, это другая поляна? Просто похожа на ту, прошлую, с колокольчиками...
— Смотри, видишь примятую траву? Здесь ты спешилась, чтобы ослабить мне седло.
Девушка и лошадь мрачно переглянулись.
Потом Джадис тронула Селену, ворча: «Будем постоянно вправо забирать... и как я могла забыть об этом? Айсерд ведь меня учил...» Вспомнив брата, она нахмурилась еще больше, натянула поводья, подгоняя Селену, и с тоской решила, что сегодняшний день испорчен окончательно. Благодаря своему фантастическому оптимизму она почему-то еще надеялась на лучшее, но теперь все больше утверждалась, что надежда эта напрасна.
До сумерек они с Селеной сделали два привала, подкрепившись, отдохнув и поговорив, а к вечеру обе окончательно поняли, что заблудились.
Если бы они по-прежнему двигались на восток, то уже должны были достичь Серебряного ручья — до него от Кэр-Паравела не более дня пути. Но ручья все не было, лес и не думал редеть, и Джадис и Селена уже начали подумывать повернуть назад.
На небе зажглись первые звезды, когда они выехали на небольшую лужайку.
— Ты думаешь о ночлеге? — спросила Селена.
— Я планировала заночевать у миссис Лисицы, на постоялом дворе «Рыбка и котел», — с сомнением сказала Джадис, спешиваясь и беря Селену под уздцы.
— Это если бы мы добрались до ручья. Я тогда бы ужинала овсом и спала на мягкой соломе. — Селена помолчала. — Но мне не на что жаловаться. Трава здесь сочная, ничуть не хуже овса, а спать под открытым небом хорошо, когда погода позволяет. А вот тебе придется несладко, — она скосила на Джадис черный как жук глаз. — Впрочем, порода у тебя крепкая.
Джадис рассмеялась. Пусть и не слишком весело, но зато от души. Селена умела поднять настроение, когда захочет.
Джадис налила в торбу воды для Селены, расседлала ее и занялась собой. Костер она разжигать все равно не умела, так что это к лучшему, что валежника по пути не набрали: возвращаться к лесу желания никакого не было. Так, под светом ясных звезд, Джадис поужинала прихваченным в дорогу сливовым пирогом миссис Бобрихи, расстелила подаренный плащ рядом с Селеной и легла спать.
Проснулась Джадис от того, что рот ей зажала теплая ладонь.
— Маленькая злючка.
Она было вскочила, выхватывая меч, однако руки ее мягко, но сильно прижали к земле, а тот же голос велел:
— Спокойно.
Рядом слышалось раздраженное ржание Селены, но саму ее не было видно — лишь где-то вдали маячили силуэты двух лошадей.
Джадис уже все поняла, потому попыталась придать лицу оскорбленное выражение.
Эдмунд наблюдал за ней. Он отпустил ее и дал встать: сам, скрестив руки на груди, ждал, что Джадис скажет.
— Эдмунд, что ты тут делаешь?
Джадис поправила платье и волосы, и теперь ее пробивал легкий
озноб — то ли от свежести ночи, то ли от волнения. Лицо Эдмунда в темноте было неразличимым, но то, что он злился — в этом сомнений не возникало.
— У меня тот же вопрос. Какого черта тебя понесло в лес? — его голос был спокоен. Джадис зябко поежилась.
— Это мое дело.
— И куда дальше?
— Прости?
— Куда ты собралась? На восток одна дорога — к замку Белой Колдуньи. Ты собралась сбежать туда?
Джадис отступила на шаг.
— Тебя это не касается. — Она обернулась. — Селена!
— Можешь не звать ее, она с Филиппом. Ты хочешь примкнуть к своей сестре?
— С какой стати? — невольно возмутилась Джадис. — Айрис собиралась убить меня, с чего ты взял...
— По нашим сведениям, она скрывается в замке Колдуньи. Мы не можем пробить его защиту, но дозорные донесли, что в окрестностях замка в последнее время заметили нехорошее оживление.
Джадис молчала, вся напрягшись, а Эдмунд буравил ее взглядом.
— Я не хочу больше оставаться в Кэр-Паравеле, — наконец угрюмо сказала она. — Но и к сестре я не примкну... слишком много дурного произошло между нами. Мы теперь враги. Были и раньше, но сейчас не считаем нужным это скрывать. А еду я в Эттинсмур. Так что теперь твой брат, и сестры твои, и ты сам можете не тревожиться — я, такая плохая, не оскверню более своим присутствием Кэр-Паравел, да и вообще Нарнию, — не удержалась от колкости Джадис.
Эдмунд шагнул к ней, и Джадис вдруг почувствовала робость, неизъяснимую и такую сильную, что захотелось немедля бежать. Она развернулась — косы взметнулись двумя черными птицами, — подобрала юбки и пошла, все убыстряя шаг, к Селене. Джадис успела разглядеть двух лошадей гнедой и рыжей масти — Селену, часто, прерывисто дышавшую, и Филиппа, положившую голову ей на холку, прежде чем Эдмунд догнал ее, обнял, прижимая спиной к своей груди. Джадис решила, что дышит сейчас точно так же как Селена, и эта мысль настолько ее раздосадовала, что она встряхнула головой и попыталась скинуть руки Эдмунда.
— Ты не должна была уезжать, — прошептал он ей на ухо.
— Почему? — высвободиться из его рук оказалось делом непростым.
— Джадис, прекрати.
Она рванулась вперед, споткнулась о кочку и чуть было не подвернула ногу, если бы Эдмунд не удержал ее.
— Джадис... — он развернул ее к себе. Его глаза оказались так близко, что Джадис могла видеть свое отражение.
— Я не хочу... я уеду... сейчас же.
Джадис могла поклясться, что дальнейшее было последним из желаемого... и горячие губы, и жадные руки, и ласки, от которых ее тело одновременно горело и обжигалось льдом. Джадис могла поклясться, что так хорошо ей никогда не было... и когда они, обессиленные растянулись на траве, дыхание Эдмунда, гревшее ее плечо, стало единственно настоящим, важным, нужным...
— Я люблю тебя.
***
— А как ты меня нашел?
Наутро, позавтракав земляникой с поляны и пирожками миссис Бобрихи, они двинулись обратно, в Кэр-Паравел.
Филипп и Селена ехали рядом, и Эдмунд и Джадис касались друг друга бедрами: Джадис, ощущая через ткань жар его кожи, чувствовала себя почти смущенной.
— Ты ведь заблудилась, — улыбнулся Эдмунд.
— Не увиливай от вопроса. — Джадис приосанилась. — Когда в следующий раз соберусь сбежать, мне нужно будет знать, на чем я прокололась.
— Никуда ты не сбежишь. Не получится. Ты же плащ с собой прихватишь.
— А при чем здесь плащ? — Джадис посерьезнела.
— Джадис, его Сьюзен золотой нитью прошила, заколдованной — ей лорд Орландии, Перидан, в дар привез целый моток. Кто одежду с этой нитью носит, никогда не потеряется, родные его всегда найдут.
Селена фыркнула, а Джадис решила, что лучше всего сейчас... нет.
— Но...
— Сьюзен тебя членом семьи считает. Забавно, правда? — уголки рта Эдмунда подрагивали.
— Или она хочет держать меня под контролем.
— Может, и так, — согласился Эдмунд.
— Эдмунд, ну хватит!
— Что?
— Хватит!
Он поймал ее пальцы и сплел со своими.
— Иногда ты бываешь таким...
— Неотразимым?
Она тихо засмеялась, пряча лицо в гриве Селены.
— Соберешься сбежать в следующий раз — возьми меня с собой.
— И ты оставишь трон?
Он заправил ей прядку за ушко.
— Я теперь плащ точно с собой не возьму.
— Ну-ну.
— А еще изменницу Селену.
— Филипп только обрадуется.
— И уеду темной ночью, перелезу через ограду, а то стража...
— Джадис, ты выйдешь за меня?
Она встретилась с ним взглядом.
— Да.
Единственно настоящее, верное, нужное.
***
Когда они въезжали в Кэр-Паравел, у главного входа их встречали Сьюзен и Люси. Обе — необычно серьезные, задумчивые стояли на ступеньках высокой лестницы, и подолы их платьев из тонких тканей трепетали на ветру.
Но лица королев тут же разгладились, как только Сьюзен и Люси завидели Эдмунда и Джадис. Сбежав по ступенькам, королевы заключили Джадис в объятия, едва дав ей слезть с лошади. Они обнимали ее, тормошили и целовали, а Эдмунд молчал, понимая, чем вызвано буйство чувств — Люси и Сьюзен ощущали себя ужасно виноватыми из-за бегства Джадис. Им нужно было с ней быть, не отворачиваться от нее, ведь Джадис спасла Кэр-Паравел... и Люси спасла. Джадис выбрала Эдмунда, Питера, Люси и Сьюзен, вот что. За это никак нельзя винить.
— Никогда так больше не делай!
— Джадис, мы так испугались!
— Ну что же ты?
— Пожалуйста, пообещай, что не убежишь больше! Мы поцелуемся три раза, и это станет твоей клятвой.
В сердце Джадис разрасталось тепло. С ними было уютно, спокойно, надежно; их любовь казалась неуязвимой стеной, за которой Джадис ничто не страшно. Никогда не было столько любви, сколько дарили они все — простой, не требующей ничего взамен. Им, правда, очень стыдно, они, правда, боялись за нее. И искренне рады, что она вернулась. Все же было правильным, что Эдмунд вернул ее. Правильным, что она станет королевой Нарнии.
Когда поцелуи, слезы и объятия иссякли, Эдмунд взял Джадис под руку и вошел с ней в замок.
Огромный Тронный Зал с колоннами, устремленными в небо, и четырьмя нарнийскими тронами — резными, из белоснежного мрамора, с высокими спинками, так похожими на троны королей Чарна и в то же время бывшими, несомненно, другими... более древними. В них было больше праведности, наверное, ведь создавались они для простых, бесхитростных людей, а не для свирепых, пусть и благородных кровей, великанов.
В Тронном Зале собрались придворные в праздничных одеждах: лица у всех были светлыми и радостными, и даже Джадис не могла узреть в них скрытую недоброжелательность или того хуже насмешку.
Питер поднялся им навстречу. Его взгляд был задумчивым, но на губах сияла улыбка. Когда Эдмунд и Джадис приблизились к нему, он молвил:
— Рад тебя видеть, брат.
Затем взглянул на Джадис:
— И тебя, Джадис. Кэр-Паравел — твой дом, не взирая на решение королевы Чарна уехать. Мы всегда рады твоему возвращению.
Джадис склонила голову:
— Благодарю вас, ваше величество.
Эдмунд сжал ее пальцы.
***
А потом был пир.
Сьюзен и Люси отвели Джадис в покои, чтобы она умылась с дороги, причесалась и принарядилась. Ее одели в белое платье, точно такое же, как у нарнийских королев, а на голову возложили тонкую изящную корону, над которой всю ночь трудились лучшие гномьи мастера. Бриллианты и лунные камни украшали серебро венца — королевы Нарнии Сьюзен Великодушная и Люси Отважная носили такие же, и Джадис почти не удивлялась подарку.
Она купалась во всеобщем обожании, слушала веселые речи, добрые песни; Питер, Сьюзен и Люси, сидевшие рядом, смеялись и шутили, и Эдмунд смотрел на нее — не наблюдал как раньше, не следил за каждым ее словом и жестом, а любовался. Глаза его сияли. И Джадис это нравилось больше всего в сегодняшнем пире.
Потом маленький паж-фавн дунул в серебряный рожок, призывая к тишине. Тогда Эдмунд поднялся, и Джадис, уже догадываясь, что сейчас будет, последовала его примеру. В груди разгоралось томление, внимание сотни обращенных на нее глаз почти не замечалось, словно не было никого, и они с Эдмундом снова только вдвоем.
— Я, король Эдмунд, властелин Нарнии, святой земли Аслана, прошу руки Джадис, королевы Чарна, дабы наш союз был подобен блаженному союзу первых правителей Нарнии пресветлых Франциска Первого и Елены. Джадис, ты согласна стать моей супругой, королевой Нарнии, и разделить со мной судьбу?
— Я согласна стать королевой Нарнии, твоей супругой.
В окружении любящих тебя людей, в огромном, потрясающим своим великолепием зале, среди множества подданных невозможно сказать иное. Только «да».
***
— Я провожаю тебя до спальни... у нас бы сказали, что мы возвращаемся со свидания. — Эдмунд наклонился сорвать тугую белую розочку с одного из кустов, растущих вдоль дорожки, чтобы бережно вплести ее в прическу Джадис. — Знаешь, в нашем классе мальчишкам, провожающих девушек после школы, завидовали.
Встретив недоуменный взгляд Джадис, он улыбнулся:
— Это давно было. Тебе понравился пир?
— Очень. А ведь вы все точно знали, что я вернусь.
— Да, мы надеялись.
— Надеялись?
— Все равно ты бы от меня так просто не избавилась. — Эдмунд остановился у подножья лестницы, ажурные перила которой были заново вырезаны из белоснежного песчаника. Их сложная вязь отбрасывала тень на ступеньки, превращая тех в черно-серебристую паутину, и когда Джадис ступила на лестницу, выражение ее лица стало неразличимым для Эдмунда.
Она молчала, и он добавил:
— Ты самое лучшее, что случалось со мной. Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. Ты очень и очень напоминаешь мне ту жестокую Джадис, нашего врага. Но именно это помогает любить тебя — я знаю, что ты не она.
— Твои речи прекрасны, — голос Джадис был странен. — Но мне они не по нраву.
Он усмехнулся.
— Я давно уже отметил эту твою привычку подстраиваться под тон собеседника. Какая все же ты хитрюга!
— Эдмунд, я говорю серьезно! — оскорбилась Джадис. — И если... Эдмунд, ты совершенно невозможен!
Он положил ей руки на талию, поднимаясь на ступеньку.
— Ну скажи.
— Что я должна сказать?
— Ты знаешь, — его губы почти касались ее. — Хорошая моя.
Она зажмурилась, подаваясь вперед, когда Эдмунд медленно провел указательным пальцем по ее щеке.
— Эдмунд...
— Да?
— Я люблю тебя.
Она не видела его быстрой улыбки, но знала, что она была.
