Глава 11Никогда еще на его памяти родной Двенадцатый не выглядел таким торжественным. И таким нарядным. В непритворном удивлении Хеймитч смотрел в окно тормозящего на станции экспресса победителей - и не находил слов. Знакомое с детства, серое и мрачное здание вокзала, два унылых одиноких фонаря на разных концах платформы, затянутый крупной металлической сеткой забор, ограждающий территорию железной дороги от остального дистрикта - все это было расцвечено пестрыми флагами, лентами и плетеными венками из еловых веток и жидких цветных колосьев, что украшали двери большинства домов в городе. Кое-где на колючей проволоке по верху забора виднелись издевательские искусственные цветочки, а обшарпанные грузовые контейнеры с гербами и грозной надписью «Уголь Капитолия», едва прикрытые снегом и гирляндами, выглядели экзотическими архитектурными сооружениями. И когда только они успели подготовиться к их прибытию?
Наверняка, и здесь не обошлось без волшебного органайзера Эффи Бряк, невольно подумал ментор.
Вчерашний полуночный отъезд из Капитолия он помнил смутно: дорвавшись до бесплатной элитной выпивки, старый пропойца сдержал-таки свое слово по части «надраться в хлам». После бог весть какой порции он перестал различать содержимое всех этих высоких, конусообразных, широких или пузатых бокалов, и потому целенаправленно превращал качество в количество. Его буквально донесли до лимузина, потом так же донесли до вагона. В вагон он поднимался сам: громко срыгнув и гордо художественно матюгнувшись, оттолкнул помогавших ему ребят в униформе и, цепляясь носками ультрамодных туфель за ступеньки, раза с третьего или четвертого смог попасть внутрь. Даже с целым носом.
На самом деле, у него была веская причина упиться до белых звездочек. А если точнее, целых две: оставив его на попечение Финника Одэйра, старый хитрый лис Хавенсби заманил-таки Китнисс на танец. Что там нашептывал на ушко его подопечной почетный сенатор Капитолия, Хеймитч, конечно, не слышал, но был уверен, что ничего хорошего. Единственным способом помешать их разговору было бы его собственное приглашение, но он только сдержанно хохотнул, представив реакцию Огненной Китнисс на подобную менторскую выходку. Внутренний голос говорил ему, что сенатор не стал бы сходу раскрывать свои карты шестнадцатилетней девчонке –
ага, не на того напали! – и только поэтому Двенадцатый решил не нарываться и не выпытывать у Кит подробности их милой светской болтовни.
Вторая причина была куда приятнее - весь вечер пила с ним на брудершафт, виртуозно высмеивала особенно нелепых гостей вечеринки, а заодно и зорко и ненавязчиво следила за каждым его шагом.
Следил, поправил себя Хеймитч. Зеленоглазый красавчик Одэйр устроил старому ментору настоящее состязание в остроумии: на каждую его шутку и колкость у Четвертого находилось две, а то и три, на каждый тост - бокал. К полуночи Двенадцатый уже не единожды пожалел, что не взял с собой диктофона. Из всего обилия одэйровских острот он запомнил лишь одну: после того, как Финник обменялся игривыми поцелуйчиками с парой-тройкой особенно рьяных поклонников, он картинно вздохнул и выдал: «Пьянство и разврат - два самых утомительных занятия!» Еще немного - и ментор уже едва стоял на ногах и практически не ворочал языком, а Одэйр по-прежнему исправно выполнял распоряжение своего нового господина, сенатора Хавенсби, и развлекал в стельку пьяного коллегу. Да еще каким-то непостижимым образом умудрялся сохранять связность речи и разумность суждений, хотя последние пару часов запивал каждую порцию «черного джека» безымянным коктейлем из стильной темной бутылки. Причем определенно не молочным.
- Как только ты держишься? – уже даже не проговорил, а промычал Хеймитч, удивленно глядя на едва захмелевшего Четвертого.
- Это еще один мой секрет, Эбернети, - стрельнув глазами, загадочно уронил Финник. - Подружимся – расскажу.
Уже в поезде, ближе к утру, падая от усталости и привычной своей ночной бессонницы, он успел подумать, что не просто так самый желанный и звездный мальчик Капитолия потратил свой драгоценный вечер на горького провинциального алкаша. И уж точно не просто так заговаривал ему зубы шутками и прибаутками о бурной жизни в столице.
Лучше всего запоминается последняя фраза, всплыли в голове чьи-то слова. Хитрец Одэйр пустил в ход десятки фраз, перевел несколько литров выпивки и убил аж четыре часа банкета на то, чтобы из менторской памяти исчезло всего одно имя. Энни Креста, безобидная чокнутая девочка из морского дистрикта. Единственная, кто умел плавать.
Непременно разузнать о ней, дал себе слово Хеймитч, когда, проваливаясь в сон, рухнул аккурат поперек кровати.
Он встряхнулся и снова уставился на разукрашенный, словно капитолийский балаган, пейзаж чумазой голодной родины. Что ж, хотя бы завтра его землякам не придется голодать и унижаться – вместе с победителями в дистрикт возвращался Праздник. Многие из старшего поколения и сейчас помнили этот день – когда-то давно, еще до Восстания и Темных времен, его отмечали в домашнем кругу или с друзьями, если могли себе позволить. Случайно или нет, но возвращение Двенадцатых домой совпало с этой датой: последняя неделя декабря, Рождество - такое же запретное теперь, как и День благодарения с его сладкими тыквенными пирогами, шумными маскарадами и запеченными под хрустящей клюквенной коркой фаршированными индейками… Хеймитч облизнулся и жадно сглотнул. От последнего осталось хотя бы название -
Капитолий с удовольствием упивался величием и благодарственными надуманными речами дистриктов в этот день! - и еще те самые крашеные пучки колосьев на дверях домов. Рождество же заменил Фестиваль Урожая, эдакая идиотская и пафосная фикция, навязанная каким-то умником по случаю ежегодного, обязательного к празднованию Тура победителей - никто в Капитолии так и не смог внятно объяснить ментору Двенадцатого, какое отношение имел урожай к концу декабря. От прежнего, веселого и радостного Рождества, с колючими гирляндами из пушистых хвойных веток и общим ночным гулянием с песнями и плясками вокруг елки на главной площади, почти ничего и не осталось. Так было вот уже восемь десятков лет... но в этом году в честь долгожданной победы на Играх угольному дистрикту предстояли публичные торжества за счет столицы, так что у его жителей был шанс, наконец-то, наесться от пуза и, может быть, даже вспомнить счастливые времена. Что до самих победителей и их ментора, то сегодня вечером в особняке Андерси им оставалось пережить еще один, последний в Туре банкет, а ночью и город, и Шлак обещали превратиться в потрясающее зрелище всеобщего празднества и ликования.
На этот раз дотошная и непреклонная Эффи, кажется, сжалилась над ним: смерив укоризненным взглядом его помятую физиономию, она позволила ментору остаться в вагоне и выйти уже после того, как закончатся все протокольные мероприятия на перроне. Подготовительные команды справились за полчаса, Цинна накинул на Китнисс очередную роскошную шубу, Порция укутала Пита в темное пальто мехом внутрь, и под восторженное улюлюканье встречающих земляков его подопечные ступили на родную землю. Хеймитч мысленно поблагодарил небеса за благополучное возвращение в Двенадцатый… конечно, благополучие это было временным и обманчиво-хрупким, но сейчас даже такое затишье казалось ему настоящим подарком. Единственное, о чем он сожалел – что так и не встретил в Капитолии Рубаку. Его терзали мысли о последствиях выходки его подопечных для Одиннадцатого дистрикта. К тому же, он должен был сказать старому другу спасибо.
- Даже не надейся отвертеться от банкета! – сердито прищурившись, предупредительно прошипела Эффи уже на выходе. Усмехнувшись, Хеймитч закатил глаза: перечить ей было подобно самоубийству.
- Куда ж я денусь… иди уже, женщина, - подтолкнув капитолийку под задницу, снисходительно уронил он. – И как ты обходишься без меня в Капитолии?
Она гневно зыркнула через плечо - но уже спустя мгновение хлопала накладными ресницами и очаровательно улыбалась вспышкам фотокамер столичных репортеров, прикомандированных Капитолием освещать последний этап Тура победителей.
Он смог выбраться лишь через час - возбужденно-счастливая толпа на перроне никак не желала расходиться. Бегая вдоль состава, дети с горящими глазами ощупывали зеркальную поверхность капитолийского экспресса, мужчины громко и, не стесняясь в выражениях, обсуждали размах предстоящих ночных гуляний, пока женщины так же громко прикидывали размеры и содержимое завтрашней капитолийской подачки - надолго ли хватит зерна, масла и консервов семье из четырех, пяти или десяти человек. Хеймитч усмехнулся: судя по разговорам, в этот раз угольный дистрикт собирался оторваться по полной за долгие годы забытья и голода!
Конечно, он явился к Андерси, но, едва завидев его в дверях, Эффи обреченно застонала и схватилась за голову.
- Вы только полюбуйтесь! – насильно заталкивая ментора в комнату, отведенную для стилистов, возмущенно выдохнула она. Цинна удивленно обернулся на ее причитания.
- Больше никаких смокингов, галстуков и маникюров, - категорично отрезал Хеймитч, едва только молодой человек открыл рот. – Ты сам сказал: твои правила были в Капитолии, а здесь хоть дедовские трусы. Из уважения к тебе и Порции, так и быть, обойдусь вчерашним костюмом.
- Оставь его, Эффи, - примирительно вздохнул Цинна. - Он и так превзошел самого себя.
- Вот и ладненько, - хмыкнул Хеймитч, с нескрываемым удовольствием засовывая обязательный еще вчера шейный платок в задний карман брюк. - Пока вы тут наводите марафет, я, пожалуй, пошатаюсь по дому, поищу
господина мэра… ну, и осмотрюсь заодно, где, что и как.
Шатание по дому началось, как и положено, с буфетной и пары стопочек старого доброго коньячку. Вокруг сновала прислуга, работники мэрии… большую часть из них он знал в лицо… но никто и не думал делать замечания хозяйским замашкам старого пропойцы. Если он немедленно не найдет Андерси, подумал Хеймитч, опрокидывая очередную рюмку, то вечеринка для него закончится, так и не начавшись. Он героически оторвал себя от серванта с разнокалиберными графинами и бутылками и побрел к лестнице. По совету попавшейся по дороге кухарки поднялся на второй этаж, потом на третий. Помнится, здесь располагались спальни хозяев, комната Мадж и кабинет самого мэра. Хеймитч прислушался: в кабинете, за плотно закрытой дверью, работал телевизор. Он на слух узнал заставку промо-ролика Тура победителей и поспешил убраться подальше – за последний месяц ему до смерти осточертело наблюдать за этим дешевым балаганом.
Из спальни Мадж в конце коридора доносились негромкие девичьи голоса. Проклятое любопытство взяло верх – стараясь не издавать громких звуков, ментор подошел к приоткрытой двери и прислушался.
- Благодаря тебе сойки-пересмешницы стали последним писком столичной моды. Хочешь, верну? - разобрал он взволнованный голос Китнисс.
И снова эта птичка… Хеймитч осторожно заглянул в просвет: его девочка, ухоженная и причесанная, в длинном серебристом платье с широкими рукавами, глядя на себя в зеркало, растерянно поглаживала брошку, приколотую на груди, пока подруга укладывала золотые волны волос.
- Не глупи, подарки не возвращают, - усмехнулась Мадж, повязывая волосы праздничной лентой.
- Кстати, откуда она у тебя? – рассеянно спросила Китнисс, и Хеймитч поморщился. Похоже, едва ли не каждого второго в Панеме интересовал этот вопрос: действительно, откуда, черт подери, взялась в Двенадцатом дистрикте такая уникальная безделушка?
- Это теткино украшение, ему уже много лет.
- Но почему именно сойка? – пробормотала Китнисс. – Делать из нее брошку после всего, что случилось во время бунта, что натворили говоруны…
Она запнулась и настороженно глянула на Мадж.
- Знаю, что ты сейчас скажешь, - покачала головой та. – Будто сойки-говоруны - это генетически измененные птицы, специально выведенные учеными Капитолия?
Ментор молча усмехнулся. О сойках в Панеме слагали легенды, одна красочнее и нелепее другой. Одни божились, что эти создания умели запоминать едва ли не целые секретные переговоры в лагерях повстанцев, чтобы потом повторять каждое слово в столичных лабораториях. Другие утверждали, что птички шпионили на обе враждующие стороны, вводя в заблуждение и мятежников, и Капитолий. Третьи доказывали, что, разгадав военную хитрость столицы, повстанцы стали кормить соек такой тарабарщиной, что Капитолий остался с носом, а его крылатые творения - не у дел. И будто бы ставшие бесполезными птицы, среди которых почему-то оказались только самцы, не вымерли с горя и тоски, а быстро –
очень по-мужски! - научились спариваться с самками пересмешниц, создав совершенно новый вид.
Хеймитч хмыкнул. Байки для младшего школьного возраста! Сойки-шпионы и вороны-бомбардировщики – как же, истинно-капитолийское оружие… куда уж там планелетам или баллистическим ракетам класса «земля-воздух»!
Бедные оклеветанные говоруны - лично он больше верил в крыс или перебежчиков со стороны повстанцев, чем в модифицированных звукозаписывающих зверушек.
- Сойки – не оружие, - упрямо повторила Мадж. - Как по мне, это просто певчие птички.
- Ага, наверное - птички, которых вешают на древние брошки, - рассеянно усмехнулась Китнисс собственным размышлениям.
Ментор вздрогнул. Древние, разве? Задумчиво сдвинув брови, он снова присмотрелся к сойке - и внезапно отчетливо вспомнил Второй дистрикт и старика Гранта с такой же золотой птичкой на гордо выпяченной адмиральской груди…
такой же? Ментор спешно стиснул зубы, сдерживая рвущееся наружу ругательство. Ну вот же оно, то самое, что царапнуло глаз и потом не давало покоя! Брошка Гранта была вовсе не модным сувениром, сделанным талантливыми руками Порции - предельно точной, но все же копией. Адмиральская сойка выглядела точь-в-точь такой же старинной и потемневшей от времени, как и талисман его огненной девочки!
Эта вещица не имеет к вашей барышне никакого отношения, загадочно улыбаясь Цинне, обронил тогда старый вояка… практически ткнул ему пальцем в лоб, а он, глупый недалекий пропойца, снова не разглядел очевидного под самым своим носом: обе брошки были изготовлены в Капитолии много лет назад рукой одного и того же мастера!
И зеленоглазый капитолийский мальчишка понял это гораздо раньше Двенадцатого.
- Ну, погоди же, Циний Лукреций, - еле слышно пробормотал Хеймитч, пятясь от двери, чтобы только не спугнуть девичий разговор, - мы еще поговорим с тобой об этом…
Так и не найдя мэра наверху, он уже спускался обратно на второй этаж, когда посреди лестничного пролета на него с разбегу налетел шустрый темноволосый мальчишка. Выпей ментор еще пару-тройку рюмок, и пацан непременно сбил бы его с ног – но сейчас он успел ухватить сорванца за шиворот светлой, относительно новой рубашки и, встряхнув, сердито заглянул в лицо. Надо же, какая знакомая физиономия...
- Вик! – раздался откуда-то снизу сердитый юношеский окрик. – А ну вернись, нам из-за тебя влетит!
- Я так понимаю, один из Хоторнов, - удивленно усмехаясь, то ли сказал, то ли спросил Хеймитч. Бледный, будто бумага, мальчишка извернулся, вышмыгнул из его рук и испуганно понесся вниз по лестнице. Ментор потер колючую щеку и хмыкнул: видать, та еще у него рожа, если бедный пацан едва не наложил в штаны со страху!
- Прекрати носиться, как угорелый! – сдержанно шипел внизу все тот же строгий голос. – Учти, все брату расскажу…
- Там… этот… - пытаясь отдышаться, испуганно залепетал мальчишка. – Ну… этот…
Еще пара ступенек - и прямо возле лестницы, у двери в одну из комнат, Хеймитч увидел, наконец, говоривших: высокий мальчик держал за руку нарядно одетую малышку и отчитывал менторского обидчика.
Он выразительно кашлянул, и дети разом обернулись и подняли глаза.
- Ага, я так понимаю, все трое Хоторны, - иронично фыркнул Хеймитч, поочередно разглядывая каждого из них. Малышка испуганно забилась за спину старшего брата и, обхватив его ручонками, жалобно захныкала:
- Лоли… я боюсь!…
- Не плачь, Пози, я не дам тебя в обиду, - храбро выпячивая грудь, твердо заговорил ее защитник, с вызовом глядя на удивленного ментора.
- Интересное у вас имечко, молодой человек, - спустившись ближе, Хеймитч скрестил руки на груди. – Стесняюсь спросить: Лоли – это сокращенное от чего?
- Вообще-то Рори, - поджав губы, мальчик гневно сверкнул стальными хоторновскими глазами. – А полное - Родерик.
- Ах, Родерик, ах, вон оно как! - сдерживая неожиданный смех, ментор выразительно вскинул брови и протянул руку. – Ну, будем знакомы, Вообще-то Рори – Хеймитч Эбернети…
- Вы - учитель Китнисс! – перебивая его, скороговоркой выпалил младший. – Мы видели, как вы возили ее на Игры! Мы видели по телевизору… не всегда - когда мама разрешала и Гейла не было дома!
- Помолчи лучше, а? - строго шикнул на брата старший, продолжая храбро смотреть на ментора.
- Вик, Рори, Пози – где вы? – раздался снизу обеспокоенный женский голос.
- Поднимайся, Хейзел, они здесь! - перегнувшись через перила, громко позвал Хеймитч, не сводя заинтересованного взгляда с взъерошенной, будто боевые воробьи, троицы.
- Ну, все, - обреченно выдохнул шумный Вик, - сейчас точно влетит…
Через минуту Хейзел появилась на лестничном пролете. Туго заплетенная коса, скромное светлое платье - слишком бедное для банкета в доме мэра и слишком богатое для матери четверых детей. Давно, ох давно он не видел жену Хоторна…
вдову Хоторна, молча поправил себя ментор. Когда-то в далекой юности, черноволосая и черноглазая, она блистала красотой и чувством юмора – сейчас же от прежней, юной и прекрасной Хейз, первой красавицы Шлака, не осталось и следа.
- Вот вы где, - заметив детей, облегченно выдохнула она. Перевела глаза на ментора. – Спасибо, что присмотрел за ними.
- Он не присматривал, - обиженно вмешался Рори. – Пози попросилась в туалет. Я спросил у прислуги, нас послали сюда, а потом Вик… - мальчик исподлобья зыркнул на Хеймитча и запнулся, не зная, как выгородить брата.
- … а потом Вик отправился в разведку - искать тебя, - беззлобно усмехаясь его заминке, продолжил ментор, обращаясь к Хейзел, - но меня нашел раньше – вот и вся история.
- Спускайтесь вниз, разведчики, - ласково потрепав макушки сыновей, Хейзел подхватила Пози на руки. Устало усмехнулась Хеймитчу. – И так всегда - стоит только отвернуться, они и рады нашкодить!
- А старший - он разве не с вами? – с запозданием поинтересовался ментор.
- Нет, он приболел, - отводя глаза, уклончиво ответила Хейзел.
- Это из-за Китнисс? - наугад ляпнул Хеймитч, и по вспыхнувшим глазам понял, что попал в точку.
- Нет - просто приболел… к тому же, он здесь будет лишним…
Ну ты и кретин, Эбернети, молча обругал себя ментор - для полного удовольствия капитолийским телезрителям не хватало сейчас только Гейла Хоторна!
Пози снова захныкала, и им пришлось прощаться - коротко и сдержанно, как принято в Шлаке. Пока Хейзел с малышкой на руках спускалась в холл, Хеймитч задумчиво смотрел ей вслед. Уже внизу из столовой навстречу вышла миссис Эвердин… женщины растерянно замерли, мгновение смотрели друг на друга, – сердито и настороженно, как смотрят на старого должника, - а потом Эль сухо кивнула и шагнула в сторону.
Есть вещи, которые не забываются, удивленно подумал ментор - сколько бы ни минуло лет, и как бы не потрепала тебя жизнь, друг всегда оставался другом, а разлучница - разлучницей…
Его отвлекла грянувшая из банкетного зала музыка. Ну уж нет, дудки, туда он точно не пойдет – не то его стошнит от фальшивых улыбок и поздравлений! Хеймитч порывисто развернулся, намереваясь сбежать… и тут же нос к носу столкнулся с хозяином дома.
- Тусовка начинается, - иронично скривившись, кивнул он мэру. Непривычно бледный, Андерси только нервно дернул подбородком.
- Начнут без нас, - мельком оглядев опустевший холл, он выразительно показал глазами в сторону буфетной. – Выпьем?
Выпьем? Хеймитч изумленно хмыкнул. Первый раз в жизни он пил с Шоном Андерси в Капитолии полгода назад – и был твердо убежден тогда, что подобного больше не случится.
- Хозяин - барин, - удивленно промычал он, послушно следуя за мэром.
Мужчины спустились на первый этаж, прошли в уже знакомую ментору комнатушку, больше похожую на кладовую, если бы не проходные двери на кухню, и, снова оглядевшись, Андерси быстро и сдавленно прошептал:
- Хочу, чтобы ты был в курсе - в Восьмом объявлена тревога третьего уровня. Только что сообщили в закрытых новостях.
Ментор как раз тянулся к старинному графину – и едва успел подхватить хрустальную посудину, выскользнувшую прямо из-под удивленно разжавшихся рук.
- Что? – он ошалело захлопал глазами. – Какая еще, на хрен, тревога?!
- Такая вот, на хрен, тревога! - не сдержавшись, вспылил мэр. - Что, черт подери, происходит, Эбернети? Что вы там натворили?!
Хеймитч хватал ртом воздух. Перед глазами вспыхнул Восьмой дистрикт – увешанная вычурно-пестрыми флажками мрачная площадь и обезумевшая от ярости и гнева толпа, готовая вот-вот взорваться…
Вот и взорвалась, мелькнуло в посветлевшей голове, и охота выпить пропала напрочь.
- Кто еще это видел? - неожиданно-спокойно спросил он.
- Никто… - Андерси вдруг запнулся и растерянно сдвинул брови, - если только Китнисс – она как раз искала по этажу Мадж и могла слышать сигнал спецсообщения.
Ментор шумно выдохнул.
- Тогда не беда, - удивительно, но он не чувствовал паники. Мэр вопросительно поднял брови. - Если малышка что и узнала, это останется при ней - Китнисс не из тех, кто треплется по пустякам…
- Ты считаешь это пустяком? – сердито перебил его Андерси. Хеймитч неопределенно пожал плечами.
- Разумеется - в сравнении-то с мировой революцией! - с колкой ухмылкой ответил он.
- Не понимаю, чему ты улыбаешься, - уже сдержаннее уронил мэр.
- Да так, - глянув в сторону шумного зала, сокрушенно вздохнул ментор. - Подумалось вдруг – нет ли у
господина мэра надежного средства от тошноты?
Поворчав и поохав, он нехотя поплелся внутрь. Лениво покивал приветственной речи Китнисс, пожал руки двум-трем членам попечительского совета, хряпнул рюмочку с главой миротворцев - от последнего ему, как ни хотелось, отвертеться не удалось. Он напрасно опасался банкета - дома все проходило иначе, чем в Капитолии. Здесь не нужно было притворяться, разве что пару раз улыбнуться в камеру шире обычного. Памятуя о предостережении Андерси, Хеймитч весь вечер не сводил глаз с подопечных и видел: не осталось больше ни лживых поцелуев, ни показных игр в нежную влюбленность. Хотя, неукоснительно соблюдая капитолийский протокол, Китнисс все так же держала Пита за локоть, но взгляды их больше не пересекались, а лица новоявленных жениха и невесты были отрешенными и чужими. Никто не приставал к ним с вопросами или просьбами об автографе - все приглашенные прекрасно знали обоих победителей.
То ли дело грядущее народное гуляние: там публика предстояла попроще, напитки покрепче, а языки – подлиннее. Если бы ментор чаще общался с земляками, то представлял бы, сколько раз за прошедшие месяцы особенно охочие до сплетен перемыли все косточки и Эвердинам, и Мелларкам - но, к счастью или к сожалению, свое общение с Двенадцатым Хеймитч Эбернети свел к минимуму еще лет двадцать назад. Его не волновали чужие россказни, половина из которых были откровенными враками, и байки, которыми, будто снежным комом, обрастала невероятная победа обоих его трибутов. За все это время никто даже не поднял глаз в его сторону, хотя он знал, что половина местных болтушек продали бы душу дьяволу за любые мало-мальски занимательные подробности. Почти полгода ментор умудрялся игнорировать всяческие расспросы – но сегодня чувствовал, что ответов не избежать.
К полуночи он придумал, как развлечь самых любопытных – а заодно и самого себя.
- Какие планы на ночь у капитолийской элиты? – пряча пьяный блеск в глазах, он подсел на диванчик к Цинне и Порции. Молодые люди удивленно переглянулись. – Как насчет смертельного аттракциона?
Мастер удивленно вскинул брови.
- По правде сказать, мы как раз собирались откланяться и уйти к себе… - начал было он, но ментор категорично затряс головой.
- Э, нет, друг мой, так не пойдет! – он многозначительно подмигнул Порции. – Не ты ли всегда учил меня помогать друг другу? И не я ли послушно терпел все твои убойные наряды и модные тусовки в столице? – молодой человек непонимающе улыбнулся. – Или ты уже забыл собственный летний триумф на второй день Игр?
- Нет, не забыл, - давясь улыбкой, Цинна скрестил руки на груди, и в уставших зеленых глазах вспыхнул живой интерес. Хеймитч довольно крякнул.
- Отлично, значит, сегодня твоя очередь присутствовать на моем «показе»! – хохотнув на последнем слове, он по-приятельски похлопал Мастера по плечу. - Как ты там говорил - волос не чесать, щетины не брить?
Сдержанно посмеиваясь, Цинна потер абсолютно гладкий подбородок.
- Надеюсь, твой протокол снисходителен к ее отсутствию, - иронично парировал он. – Взамен могу предложить даму… даже двух дам.
- О нет! - закатив глаза, взмолился ментор. – С одной дамой я еще соглашусь, - он тепло усмехнулся Порции, - но не думаешь же ты, что Мисс-Тыквенная-Голова потянется с нами к общему костру?
- К общему костру? – оживленно переспросила капитолийка.
- Представьте себе, я собираюсь устроить вам двоим незабываемое развлечение, - Хеймитч решительно поднялся с диванчика. – Чтобы было потом, о чем посплетничать в звездном Капитолии! Сидите здесь, я скоро вернусь… хотя нет – идите в музыкальный салон и ждите меня там!
Он нашел мэра в вестибюле. Шон Андерси провожал уходящих гостей – несмотря на то что официально банкет был запланирован аж до самого утра, многие из приглашенных не хотели пропустить первый настоящий за долгие годы праздник и традиционный общий костер на пустыре позади муниципалитета.
- На два слова, - вытянув шею и скорчив страшную гримасу, одними губами проговорил он поверх других голов. Изменившись в лице, Андерси поспешно шагнул в его сторону.
- Мне нужна пара тулупов, потеплее, да две пары муклуков, - заговорщицки зашептал Хеймитч. Минуту мэр недоверчиво смотрел на него, - видимо, пытался определить степень опьянения чокнутого ментора, - а потом кивнул куда-то в сторону гардероба:
- Там посмотри…
Он уже направлялся в салон, к месту условленной встречи, нагруженный шубами и сапогами, когда наткнулся на подопечных – Китнисс и Пит о чем-то тихо переговаривались, стоя в распахнутых дверях гостиной. При его появлении они умолкли и обменялись выразительными взглядами.
- Что, опять секреты? – беззлобно заворчал он. – Отстрелялись же вроде…
- Никаких секретов, - поспешно вставила Китнисс. - Я собиралась уйти и просила Пита прикрыть меня перед Эффи.
- И как вы себе представляете свадьбу без невесты? - съехидничал Хеймитч. Пит дрогнул и натянуто улыбнулся.
- Мы свою роль отыграли. Веселиться можно и без нас - не так ли?
Продолжаться кривиться в усмешке, ментор мысленно выругался – за последний час он так расслабился, что напрочь забыл о них! Хвала чертям, здесь не Капитолий! Он коротко глянул на Китнисс в ее серебристом наряде – малышка ведь сможет добраться до дома самостоятельно?
- Мэр любезно предоставил нам с мамой и Прим машину, - словно прочитав его мысли, пояснила она.
- А ты сам? – буркнул он Питу. Пит неопределенно повел плечами.
- Я еще не решил…
- Уже решил, - коротко отрезал Хеймитч, потом повернулся к Китнисс. - Гудбай, детка! Отсыпайся – ты это заслужила, - и усмехнулся Питу, - а ты пойдешь с нами!
С удовольствием перекинув шубы на руки подопечного, он кивнул в сторону салона.
- Неси туда - найдешь там наших уважаемых капитолийцев... - в глазах Пита мелькнуло удивленное непонимание, и ментор поспешно добавил: - Не всех - я не рискну тащить в компанию пьяных шахтеров эту столичную финтифлюшку Эффи!
Китнисс сдавленно фыркнула и опустила взгляд, пряча неожиданную смешинку в прозрачно-серых глазах.
- Костер? – расцветая удивленной улыбкой, уточнил Пит.
- Он самый, - кивнул ментор. – Пусть кутаются в одежки, я принесу обувь - и выдвигаемся!
- Уверен, что Эффи не захочет пойти с вами? - иронично поинтересовалась Китнисс, и Хеймитч насмешливо вскинул брови.
- Эта женщина на дух не выносит лучших представителей Двенадцатого - что уж говорить обо всех остальных!
- Хотя бы предложи ей - иначе она обидится, - продолжая улыбаться, благоразумно посоветовал Мелларк.
Ментор фыркнул. Наивные дети! Должен случиться поистине мировой катаклизм, чтобы мисс Бряк изволила испачкать свои ножки -
и свои ушки - грязью угольного дистрикта!
- Не поверите, но мне еще дороги остатки моих мозгов, - усмехнулся он, толкая Пита к дверям салона, - так что давайте оставим смертельные номера капитолийским балаганам.
Когда ментор, Пит и стилисты добрались до пустыря, там уже собралась, по меньшей мере, половина дистрикта. Под ногами колко хрустел снег, а посреди утоптанной сотнями сапог площадки вовсю полыхал огромный костер, сложенный из древних, давным-давно списанных муниципалитетом железнодорожных шпал, пропитанных маслянистой смолой - роскошь, непозволительная в обычные дни. Вокруг костра, визжа и хохоча, бегали увешанные масками из крашеной соломы дети. Капитолийцам пригодилась менторская маскировка - тяжелые лохматые шубы не столько согревали, сколько скрадывали чужаков в разношерстной гудящей толпе. Еще издали разглядев походный продовольственный вагончик с гербом Капитолия, Хеймитч оставил Цинну и Порцию на попечение Пита, а сам поплелся за горячительным. Приметившие ментора земляки уважительно уступали ему дорогу, некоторые умудрялись даже сказать слова благодарности. Он впервые слышал подобное - потому что впервые решился открыто выйти в такое скопление народу - и только кивал, что-то мыча в ответ. В толпе то и дело мелькала форма миротворцев, встречались знакомые лица, доносились знакомые голоса... но он хотел лишь одного – быстрее добраться до заветного вагончика, ухватить пару бутылок капитолийской выпивки и вернуться к своим друзьям.
А возле вагончика его ожидал невероятный сюрприз. Воистину, сегодня щедрость Капитолия не знала границ – столица угощала Двенадцатый дистрикт самым что ни на есть настоящим глинтвейном! Сальная Сэй, оказавшись за главную, едва поспевала наполнять кружки, стаканы и прочие не всегда предназначенные для питья емкости горячим напитком с одуряющим запахом терпкого красного вина, приправленного перцем, гвоздикой и корицей. В отдельной фляге подогревалось лакомство для детей - пунцово-красный виноградный сок с плавающими в нем кусочками миндаля и дольками апельсинов.
- Ментор, - приветственно улыбнулась радушная хозяйка его удивленной физиономии.
- Три взрослых и один детский… - Хеймитч запнулся, сморщил нос и поправился: - Нет, четыре взрослых.
Через минуту Сальная Сэй подала ему четыре темные горячие бутылки, укрученные в хрустящие картонные «воротнички» - из горлышка каждой торчала экзотически-полосатая розовая соломинка.
В лучших традициях Эффи Бряк, сгребая в охапку выпивку, невольно усмехнулся ментор, на мгновение пожалев, что не пригласил свою капитолийскую помощницу на бутылочку глинтвейна.
Он уже шел обратно, тайком наслаждаясь ароматами специй и смакуя предстоящее выражение удивления и восторга на румяных от мороза лицах стилистов, когда услышал громкий воодушевленный голос Мастера:
- По древней традиции несколько поколений одной семьи собирались в доме старших на праздничный обед…
Ментор сбился с шага, недоуменно вытянул шею и разглядел Цинну, сидевшего возле костра на невесть откуда взявшемся огромном чурбане. Кутаясь в широкую, с чужого плеча, шубу и озорно сверкая глазами, молодой человек увлеченно рассказывал что-то сгрудившимся вокруг него детям и взрослым. Хеймитч прислушался - судя по всему, речь шла о полузабытом и полулегальном в Панеме Дне благодарения.
- А почему такое название? – полюбопытствовал из толпы смутно знакомый голос.
- Потому что каждый произносил слова благодарности за всё хорошее, что произошло в его жизни, - пояснил Цинна. - После праздничного ужина кто-нибудь из взрослых обязательно спрашивал: «За что же мы благодарны в этом году?» Каждый задумывался о своем, а потом по очереди отвечали - я благодарен за то или за это. Ответы могли быть серьезными или шутливыми, практичными или сентиментальными, со слезами на глазах или с ироничной улыбкой. Наверно, важно было даже не то, что говорили, а то, о чем думали и как откликались на вопрос – с открытой душой, словно оказавшись на мгновение в невидимом храме.
- А гуляния тоже были? – не отставал невидимый ментору собеседник Мастера.
- А как же, - кивнул молодой человек, и лицо его озарила мечтательная лукавая усмешка. – Обязательно проводились парады - красочные и шумные, с масками и куклами, а дома украшали букетами оранжевых, золотых, коричневых хризантем, ветками с ягодами, которые были символом богатого урожая.
Хеймитч удивленно усмехнулся. Он-то надеялся спихнуть на капитолийцев каверзные расспросы своих соотечественников, а вместо этого Цинна тут просвещал бедных шахтеров, читая им лекции по допанемской истории! Ментор протиснулся сквозь кольцо слушателей и с удивлением увидел, наконец, любопытного: напротив Мастера, присев на корточки спиной к огню, устроился Дарий, один из тех, кто симпатизировал Двенадцатому - Хеймитч узнал молодого миротворца по вечно взлохмаченным вихрам, огненно-рыжим в отблесках пламени. Порция и Пит стояли чуть поодаль, в окружении разновозрастной детворы, и, тихо переговариваясь, с не меньшим интересом слушали увлекательный рассказ Цинны.
- Отдельного упоминания стоит праздничный стол, - продолжал тем временем он. - Запеченная в клюкве индейка и сладкие тыквенные пироги, золотые початки кукурузы и яблоки, апельсины и каштаны – чего только там не было! Орехи, сухие листья и гроздья винограда, свисающие с блюд, не только служили традиционным украшением стола, но и олицетворяли собой обилие осенних даров природы.
Кто-то рядом жалобно сглотнул, и размечтавшийся ментор мигом опомнился.
- Очень по-капитолийски – что ни разговоры, все о жратве! - подходя ближе, довольно грубо оборвал он рассказчика. - Лучше признавайся – сам выдумал эти байки?
- Это не байки - это наша с вами история, - мягко улыбнулся Цинна. – Неужели никто в Двенадцатом дистрикте не слышал о «Майском цветке»?
Мои земляки косо переглядываются, на их лицах появляется виновато-сердитое выражение. Откуда бедным шахтерам знать о каких-то столичных цветах? Уверен, Цинна не хотел никого обидеть, но то, что само собой разумеется для него, для многих из нас – тайна за семью печатями.
- Какие еще, к чертям, цветы? – громко возмущается ментор, гремя бутылками в руках.
- Это не цветы, друг мой, - тонко усмехается Цинна, - это корабль с первыми поселенцами… неужели действительно не слышали?
Возле костра повисает напряженная тишина - мало кто сейчас верит в светлые истории о первых кораблях.
- В Капитолии каждый школьник слышал о пилигримах, приехавших в Америку несколько сотен лет назад, - на мгновение Цинна смущенно умолкает, а потом продолжает как ни в чем не бывало. - Пережив беды и лишения, они научились ценить простые радости. Поэтому вкусный и сытный обед в этот день был не просто жратвой, - он укоризненно смотрит на ментора, - а еще и особым ритуалом, символом житейских удовольствий и связи человека с землей, приносящей ему в дар свои плоды.
Шумевшие еще пару минут назад, сейчас люди молчат, переваривая услышанное.
- Школьная программа Двенадцатого не рассказывает об этом... или мы с Китнисс что-то пропустили? - шутливо встреваю я, пытаясь разрядить обстановку.
- Погоди, парень, - коротко глянув по сторонам, одергивает меня Хеймитч и протягивает одну из бутылок. – Пусть говорит…
Цинна продолжает свой рассказ, голос его становится тише, в нем появляются мистические нотки - и, сами того не замечая, люди придвигаются ближе. Забывая о диковинном капитолийском угощении, подходят все новые и новые слушатели, и кольцо вокруг нас ширится и растет. Здесь и шахтеры, и аптекари, и миротворцы, и учителя, и работники мэрии… уже не каждый сам по себе – уже единый Двенадцатый дистрикт. Порция мягко улыбается и незаметно выразительно подмигивает мне. Я понимаю ее взгляд - мало кто сумел бы так же ненавязчиво захватить всеобщее внимание, как это выходит у Цинны.
А он все говорит и говорит, уверенно и вдохновенно улыбаясь людям вокруг. О невероятных трудностях, ожидавших пилигримов, о первой холодной зиме на новом месте, после которой выжила всего половина колонистов, и о местных жителях из племени с непроизносимым названием, вместе с весной появившихся в поселении. Рассказывает историю одного из них, Скуанто, повидавшего мир и лишения и сумевшего примирить коренное население с чужеземцами. Оказывается, как раз ему и обязаны наши предки самым светлым своим праздником: он стал не просто другом и переводчиком колонистов, но их ангелом-хранителем. Он обучил пилигримов маленьким, но жизненно необходимым хитростям жизни на новой земле: особенностям выращивания кукурузы в условиях холмистой местности, используя рыбу в качестве удобрения, и способам лова диких индюшек; научил выращивать табак, бобы и тыкв и отличать съедобные растения от ядовитых; показал родники с питьевой водой, охотничьи тропы и рыбные места. Благодаря его помощи первый урожай на новой земле был обильным, и колонисты смогли запастись достаточным количеством пропитания - у них было вдоволь кукурузы, фруктов и овощей, вяленой рыбы и копченого мяса, чтобы продержаться всю следующую зиму. Тогда-то они и отметили первый День благодарения, вознеся хвалы природе, новой родине, новому другу и самим себе.
Еще горячий, напиток в моих руках источает непередаваемый аромат – как отголосок далекого прошлого. Я слушаю забытую легенду, тайком рассматриваю лица вокруг - и поражаюсь, как буквально на глазах меняется их выражение. Сам того не сознавая, Цинна дарит жителям Двенадцатого бесценное - надежду. То единственное, что сильнее страха. Я знаю - я уже видел, как одна капля надежды сдвигает горы и сплачивает сотни и тысячи людей, как одна искра веры превращает в пламя залитые покорным страхом головешки. Что нам холода и испытания! Наши предки выжили - и мы сможем выжить…
- У этих первых людей был еще один праздник - Самайн, или Хэллоуин, - мои мысли нарушает голос Сальной Сэй, и все как одна, головы слушателей изумленно поворачиваются в ее сторону. - Помню, бабушка рассказывала мне о том, как еще в ее детстве в последнюю ночь октября делили урожай и почитали мертвых. И жгли костры, через которые прыгали люди, чтобы пройти очищение огнем…
Красочные картинки древнего праздника безжалостно крошатся битым стеклом. Она говорит что-то еще, но мое сердце бьется так громко, что я ничего не слышу... Не знаю, что представляют восхищенно открывшие рты малыши - я же вижу Арену… снова вижу Арену. И стену огня, которая движется прямо на лагерь профи. И обожженную наполовину темную косу Китнисс. Мое собственное крещение огнем… наше собственное прошлое, которое однажды, быть может, тоже станет чьей-то легендой.
- Не забудьте про Ночь Матери, - ласково потрепав макушки сбившихся вокруг нее мальчишек, неожиданно добавляет Порция. - Я слышала о ней когда-то в детстве. Мне говорили, так называется ночь перед зимним солнцестоянием - самая долгая и темная ночь в году, когда вся годовая работа закончена и закрома полны. Наступает время подвести итоги и поблагодарить богов и домашних духов за содействие во всех делах в течение года, - она выразительно улыбается мне, - и время освобождения от всех забот и тревог для встречи нового жизненного цикла.
Умолкнув, она обводит слушателей настороженным взглядом – словно стыдится своих слов. В абсолютной тишине, повисшей вокруг, слышно, как потрескивают искрами поленья костра.
- Глупости, - стряхнув задумчивость, громко фыркает ментор, протягивая ей уже остывшую бутылку с глинтвейном. – Тоже мне, нашли повод для благодарности…
- Всегда есть, кого и за что благодарить, - с мудрой улыбкой возражает Цинна, и в свете огня его зеленые глаза вспыхивают золотом. - Не жаловаться, а радоваться. Не сокрушаться об утраченном, а восхищаться подаренным. И верить в лучшее.
Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Он прав – сегодня как раз такой день, такой праздник. Время открыть глаза и сердце, чтобы увидеть и узнать тех, кто рядом… увидеть и узнать себя. За что я благодарен в этом году? За Китнисс, за спасение, за новых друзей, за испытания… даже за обман. И восхищен - людьми, которые окружают меня: они заставляют бороться, делают меня сильнее и лучше.
Остается последнее - заново научиться верить.
Где-то позади громыхнуло, и в иссиня-черном декабрьском небе с шипением и свистом рассыпалась тысяча звезд.
Фейерверк, в Двенадцатом? Достойное завершение праздника, к тому же здесь такого отродясь не видали! И дети, и взрослые - все испуганно вскрикнули… а уже через минуту визжали и аплодировали, задирая головы и встречая каждый следующий залп восторженным улюлюканьем. Хеймитч снисходительно усмехнулся искренней радости, с которой его земляки смотрели в расцветающее огнями небо – словно видели там такое же яркое и богатое, как столичные шутихи, будущее. Он хмыкнул: зрелище случилось очень вовремя - неизвестно, чего бы еще крамольного понарассказывал тут его капитолийский друг!
- Скоро рассвет, - негромко уронил позади него Цинна. - Мне бы не хотелось, чтобы экспресс победителей вернулся в Капитолий без нас.
- Спасибо за компанию… не столица, конечно, но вышло вроде неплохо, - обернувшись, ментор заметил укоризненный взгляд Мастера. – Что?
- Тебе спасибо, - улыбаясь одними глазами, молодой человек протянул руку для пожатия, и Хеймитч с готовностью ухватился за нее.
- Это был действительно прекрасный вечер, - поддерживая Цинну, кивнула Порция, - но нам и правда пора…
Хеймитч тяжело вздохнул. Следовало бы проводить гостей, но -
странное дело! - ему не хотелось уходить отсюда. Не сейчас, когда он совершенно отчетливо ощущал себя не старым забулдыгой и отшельником, а частичкой общего долгожданного праздника. Бутылка в руке еще хранила остатки тепла, в воздухе пахло сладкими апельсинами, пряной смолой и порохом хлопушек, а смеющиеся люди вокруг уже не казались ему незнакомыми чужаками.
- Оставайся, я провожу, - разгадав его заминку, с готовностью вызвался Пит. Ментор и не думал отпираться, лишь криво усмехнулся и пожал плечами –
дескать, будь по-твоему!
- Шубы оставь у Андерси! – с запозданием крикнул он в спину уходящему подопечному и уже тише пробубнил под нос: - Не то в другой раз не даст…
По-капитолийски потягивая через соломинку уже порядком остывший, но все равно невообразимо вкусный глинтвейн, он устроился на чурбане, который недавно занимал Цинна, и задумчиво уставился на догорающий костер. На душе было хмельно и весело – и в то же время изнутри грызло странное тянущее чувство, которому он не мог найти названия…
Наверно, поэтому он не сразу заметил их - двух маленьких девочек, замерших шагах в пяти от него.
- Ты спроси, - еле слышно пробормотала темноволосая.
- Лучше ты, - отозвалась ее подружка, опасливо глядя на ментора из-под падающей на глаза белокурой челки.
Хеймитч выжидающе усмехнулся: укутанные в бесформенные серые одежки с чужого плеча, девчонки напоминали сейчас двух маленьких, насмерть перепуганных мышат. А сам ментор выходил большим и страшным котом.
- Смелее, барышни, - вытащив зубами соломинку и сделав глоток прямо из горлышка, дурашливо подмигнул он.
- Ничего он тебе не сделает – сегодня праздник, сегодня можно, - снова пробормотала первая, подталкивая подружку в спину. – Давай, спроси же…
Ментор удивленно нахмурился и поставил на землю уже пустую бутылку. Точно праздник – в кои-то веки кто-то из подрастающего Двенадцатого решился заговорить с ним!
- Не бойся, спрашивай, - ободряюще кивнул он, с умным видом разглядывая малышку.
Девочка потопталась на месте, потом бесстрашно задрала маленький острый носик и протараторила на одном дыхании:
- Аэтоправдачтовыубилисточеловек?
Он поперхнулся пряным морозным воздухом и ошалело уставился на нее.
- Что?
Под его вспыхнувшим взглядом девочка съежилась и коротко глянула через плечо на темноволосую подружку.
- Правда, что вы убили сто человек? – отчетливо проговаривая каждое слово, негромко и твердо повторила та из-за ее спины.
От пьяного и бесшабашного минуту назад веселья не осталось и следа. Ему показалось, что в повисшей мерзлой тишине на него уставился весь дистрикт. Ментор вскинул глаза. Да нет же, просто заложило уши… жители Двенадцатого все так же веселились и дурачились вокруг остатков костра, пока две маленькие девочки со взрослыми лицами молча ждали его ответа. Даже не девочки - всего лишь две бумажки из стеклянного шара… Их не по-детски строгие взгляды внезапно обрушились на него горькой истиной. Что бы ни говорил здесь Цинна о прощении и благодарности - старый ментор не заслужил этого праздника. Четверть века ада, большая часть его жизни, десятки и сотни чужих детей, с номерами с первого по одиннадцатый - их смерти тоже были на его совести, их кровь на его руках… как если бы он сам убил их.
- Кто вам такое сказал? – сдавленно прохрипел он.
- Бабушка, - испуганно пискнула светловолосая, хватая смелую подружку за рукав.
Так вот кем пугают в Двенадцатом дистрикте…
- Больше, - спустя минуту молчания глухо уронил Хеймитч. – Во много раз больше.
