Глава десятаяЕму дали плед, чтобы не замерз ночью, извинились за все причиненные неудобства, и сейчас маг, примостившийся на жестком полу, тянул из кружки остывающий чай и смотрел на безжизненное нагорье. Если верить чутью, закат.
- Что вы сделали с Траином?
Сипловатый голос волшебника в мертвой тишине крепости прозвучал громом.
- Отправили обратно, - пожал широченными плечами его высокий собеседник.
Он сидел прямо на камнях, устало вытянув ноги, бледный, как смерть в её угольно-черных владениях.
- Не слишком жестоко? – скорее для порядка спросил Гэндальф.
Бледный вновь пожал плечами:
- Не знаю. Оценивать – не наше дело. Мы только выполняем приказы.
Чародей восхитился: вот это настоящая солдатская позиция. Никаких тебе пререканий, истерик, бунтов, никаких гномьих капризов и королевской гордыни! Просто и понятно. Но все-таки кое-что его настораживало.
- А что вам сказали сделать со мной?
- Пока что просто посадить в клетку и ждать указаний.
- Их еще не поступало?
- Поступят – скажем.
Вновь повисла тишина, но не тяжелая и гнетущая, а какая-то почти по-домашнему уютная.
- А у тебя какие планы на сезон? – поинтересовался не привыкший к долгому молчанию маг.
- Ну, - медленно начал великан, загибая огромные пальцы, - во-первых, уничтожу род Дурина. Они раздражают меня самим своим существованием. Во-вторых, под чутким руководством моего господина обеспечу захват Средиземья для дальнейшего подчинения великой воле.
Гэндальф улыбнулся:
- Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?
- Естественно, - равнодушно ответил гигант. - Неверно предполагать, что орки, при всей внешней неэлегантности, необразованны. Особенно элита.
Маг рассеянно кивнул, вспоминая всех своих знакомых бродяг, потомков великих королей и бесстрашных воинов, которые привыкли есть руками.
- Ты ведь тоже знаешь о тех, кто пришел вместе с... с Траином? - вновь открыл рот Гэндальф.
Бледный кивнул:
- О некоторых. О тех, кто может быть опасен.
- Разве не все они опасны?
Собеседник засмеялся:
- Большинство — агнцы. Перепуганные, неготовые к этой жизни, попавшие в совершенно незнакомый мир. Опасны лишь те, кто был здесь недавно. Остальных уберем в два счета.
- Кого конкретно?
- Просили сохранить в секрете.
Маг тяжело вздохнул и сделал глоток. Узнавать придется другими методами.
***
– Сколько можно ждать, - досадливо бросил Трандуил.
Тонкие губы его скривились, но уже секунду спустя он взял себя в руки и улыбнулся, тепло и беззащитно.
- Прости меня, мой друг, душа моя скорбит. Мой сын ослушался меня и ушел. Он думает только о себе! Его не волнует отцовское сердце, которое замирает в тревоге за его судьбу. Сейчас, когда наши границы подверглись нападению, когда мы должны объединить свои усилия и сомкнуть ряды, нанося сокрушительный удар нашим врагам, он уходит от меня, испаряется, как капли росы, раненные лучами безжалостного солнца. И солнце это я пригрел на своей груди, взрастил, как родную дочь. Дал ей имя!
«Тауриэль! - мысленно усмехаясь, подумал Люциус. - Женщина, из-за которой предают самодуров и вырываются из золотых клеток».
- Мне жаль вас, Владыка, - мягко отвечал Малфой. - Но, может, причины, побудившие их исчезнуть, так важны, что они не могли остаться.
Трандуил дернулся, как от пощечины.
- Они не имели права, - чеканя каждое слово, почти кричал он. - Они не имели права ослушаться моего прямого приказа. Тем более, - чуть спокойнее продолжал он, - что мне рассказали все. Мой командир стражи ушла с гномами. Она с самого начала была с ними в сговоре. Это несомненно! А мой сын последовал за ней. Как собачка на поводке. Жалкий маленький зверек.
Слова, отрывистые и резкие, градом падали на каменный пол, но Люциус их уже не слышал. Взгляд его был прикован к длинным бледным пальцам, мертвенной хваткой впившимся в подлокотники трона. Сомнений не оставалось: он был сделан из кости, настоящей полированной кости, такой, которую Лорд Вольдеморт нередко добавлял в самые страшные свои зелья.
- Это кость черного лося, - горделиво заявил Трандуил, заметивший интерес пленника. - Красивая, правда?
Малфой кивнул, судорожно сглатывая.
- Это лучший мой охотничий трофей. Великий зверь! И я победил его. Я сильнее.
Гибкие пальцы скользнули по резным завиткам.
- Лучшие мастера создали мне этот трон. Когда-нибудь, когда я одолею врага, который будет сильнее этого, я создам себе новый.
Люциуса прошиб холодный пот. Уж не он ли, точная копия эгоистичного властелина, пришедшая из ниоткуда, станет новым троном? Не его ли голова будет красоваться наверху? Не его ли благородные кости станут опорой для одетых в серебро рук?
- Мой враг будет опасным, - мечтательно продолжал Трандуил, из-под длинных ресниц наблюдая за пленником, - как снежные лавины в далеких горах, которые настигают путников в пути и оставляют у себя навсегда. Обычно, людей или гномов, но я знавал и эльфов, откликнувшихся на этот зов. Только волшебникам они не причиняют вреда. Может, дело в том, что не липнет зараза к заразе. Они глупы, маги, хотя и уверены в обратном. Другие правители танцуют под их дудку, убежденные в их непогрешимости. Но не я. О, нет. Конечно, голова волшебника с длинной седой бородой неплохо бы смотрелась на копье, но побеждать слабого — дело неблагородное.
Люциус кивнул, хотя и был со своим двойником совершенно не согласен.
- Я знаю, кто нужен мне, - внезапно расцвел Трандуил, будто только-только придумал.
Но серые глаза его, сверлящие Люциуса взглядом, оставались холодными и злыми.
- Я создам трон из костей последнего дракона. Мертвыми очами станет смотреть он на моих подданных, возвышаясь надо мной. Хвост его будет подставкой для ног. Или ступеньками, чтобы я мог спускаться к своему народу. А крылья его прикроют мою спину от ветров.
Король сверкнул глазами.
- Ты понимаешь меня, человечек?
Малфой кивнул. Он догадался, чего от него хотят.
- Ты ведь меня понимаешь? - вкрадчиво повторил Владыка. - А раз так, то помоги мне заполучить его.
***
Ночь летела бок о бок с ним, поджимала уши к голове и втягивала носом воздух, как гончая, взявшая след. В этом не было ничего удивительного. На мили вокруг все пропиталось тяжелым орочьим духом. Леголасу порой казалось, что он не может дышать. Вонь отравляла его, скрывая запах Тауриэль. Но он знал, что движется в правильном направлении. Без сомнения, она следовала этим же путем. За орками, за гномом, который прельстил её чем-то, чего принц не мог понять. И ревность ядовитыми когтями вцеплялась в его душу. Он, загнанный в ловушку собственных переживаний, не мог думать ни о чем другом.
Устье Лесной реки, рассекающей Лихолесье, а затем впадающей в величественное Долгое озеро, было каменистым, отчего вода, разбиваясь об острые валуны, разлеталась брызгами, а сама река разбегалась на маленькие ручейки, испещренные запрудами, миниатюрными водопадами и стремнинами. Вечно сырые камни давно обросли мхом, темным, как кровь в серебристом свете. Ядовитыми лужами казались они в этой удивительной иссиня-черной ночи.
Небо заволокли грозовые тучи, тяжелые, готовые вот-вот разразиться дождем. Эсгарод, замерший на отсыревших сваях, едва светился. Фонари, отбрасывающие на воду длинные золотистые полосы, висели всего на нескольких домах. Остальные смотрели на Долгое черными глазницами окон. Это было жуткое зрелище. Незрячие жилища, плохо освященные поминальными огнями, похожие на узкие человеческие черепа, сгрудившиеся в кроваво-черной воде.
На берегу ночь остановилась и шумно принюхалась. Леголас и без нее знал, что произошло: орочий отряд разделился. Треть отправилась к городу напрямик, остальные повернули и пошли по берегу. Принц на мгновение замер. Охота распалила его кровь, ему хотелось гнаться за добычей, спустить на неё всех собак. Но рядом была только ночь, осторожная, боязливая, рассудительная. Хлопни дверью, ослепи её лучом, и она исчезнет, оставит в одиночестве. Она замерла у ног, настороженная, изредка поглядывающая на город. Леголас тоже склонялся к этому пути.
- Там Тауриэль, - билось его сердце.
- Там Черный город, пойманный в сети воды.
- Там гном, отравленный стрелой, - зашептала жалость.
- Там дюжина гномов, и вряд ли они будут рады тебя видеть.
Ночь оскалилась и сорвалась с места. Её добыча, женщина в эльфийских сапогах, выскользнула из-под лесного навеса и теперь спешила в город, ловко перепрыгивая с камня на камень. Со спины она была похожа на Луну, сошедшую с неба, чтобы полюбоваться своим отражением: темные волосы, как и положено, высоко заколоты, длинная юбка развивается на ветру. Ночь вцепилась в подол, от чего женщина пошатнулась и чуть не упала в воду. А затем замерла на мгновение, смешно раскинув руки.
Леголас сделал шаг, другой и бросился к городу. Женщина в эльфийских сапогах проводила его тяжелым взглядом. На её худом, совершенно не лунном лице играл отблеск фонаря.
***
Ближе к полуночи, когда раненое солнце давным-давно утонуло в ледяной воде Долгого, а луна исчезла в густых чернилах облаков, тяжелая дубовая дверь распахнулась. Тягучая сказка Сигрид, где небесный сеятель ждал, пока из жирного чернозема небес появятся первые ростки-звезды, рассыпалась на миллионы осколков. А мир Фили закружился.
Уродливое орочье лицо. Красная пелена. Воющий брат. Шум крови в ушах. Лица. Соль с металлическим привкусом на губах. Гортанный хрип, грохот падающего тела, женские визги. Огонь волос, чей-то клинок в дюйме от лица, чей-то голос, то ли поющий, то ли кричащий на незнакомом языке. И страх. Тот, что заставляет проснуться.
Орки в доме. Один на столе, под которым, сжавшись в комок, сидят девчонки и орут так громко, что горные ведьмы с их пронзительными голосами позавидуют. У кровати Кили тело другого. Соль на губах — его кровь. Ещё двое, один у ног Бофура, один у окна, раскинув руки, живы, но не надолго. Последний, самый свирепый, у двери. Вот-вот выскочит на улицу и скроется в густом тумане.
Рыжая склонилась над Кили. На лице отчаяние, длинный нож в левой руке скорбно опущен.
- Мы должны его спасти!
Голос её был похож на перезвон серебряных колокольчиков.
- Делаем все возможное, - поджав губы, отвечал Оин.
Он был недоволен тем, что его лекарским талантам не верят, его пациента осматривают без докторского разрешения. Но вряд ли бестия стала бы слушать.
- Это моргульская стрела, - бросила эльфийка. - Припарками не вылечишь.
Оин смертельно обиделся. Он уже открыл рот, чтобы возразить, как дверь распахнулась вновь.
- Тауриэль!
Так подзывают собак. Рыжих сеттеров с добрыми глазами и узкими мордами. Так кличут слуг. Покорных чернавок, которые не посмеют плюнуть в лицо.
- Мой принц, - пролепетала женщина, понуро опустив голову.
Фили скривился. Да, куда уж без принца! Недаром же тут начальник королевской стражи. А он-то подумал, что она примчалась к брату. Даже ревновать начал. Дурак!
Эльф заговорил быстро и зло на незнакомом гному языке.
«Король в ярости, - одними губами произнес Оин, единственный из гномов знавший эльфийский. - Люциус... - тут он немного помедлил, - Люциус поедет к горе. Орки на берегу. В обход. Должно вернуться».
Старенький гном виновато улыбнулся. Он владел синдарином* далеко не блестяще.
- Тауриэль! - повторил Леголас.
Женщина бросила быстрый взгляд на кровать.
- Мой принц...
А потом затараторила, да так быстро, что Оину оставалось только развести руками. Он не мог перевести ни слова. Тауриэль говорила с жаром, теряя окончания, а, порой, и целые фразы. Леголас хмурился все сильнее и сильнее. Его отрывистые вопросы порой прерывали её бессвязный монолог.
- Ясно, - бросил он посреди фразы и исчез в темноте, оставив подчиненную посреди комнаты.
Она удивленно моргнула, смахивая слезы с длинных ресниц. И сорвалась с места.
- Ацелас, ацелас, - бормотала она себе под нос, мечась из угла в угол.
Вырвала из рук Бомбура чудодейственное растение, сжала его в тонких пальцах так сильно, что оно сломалось и измялось, чуть не облила Сигрид кипящей водой, почти опрокинула Оина.
Дни спустя, глядя на загнанную в ловушку женщину, Фили поймет, что в эти томительные минуты Тауриэль была в отчаянье. Оно разъедало её разум, застилало глаза, отзывалось дрожью в руках.
- Держите его, - сквозь зубы, чтобы не разрыдаться.
Рык. Тело на столе. Голову держат каким-то дивным захватом: либо сиди смирно, либо без неё останешься. Фили смотрит вверх. Доверчиво. Он и сам как собака.
- Держите его!
Сигрид и Тильда приходят на помощь. Беспомощного Кили придавливают к столешнице. Крепко — не вырвешься.
Голос. Серебряные ручейки превращаются в водопады, стремнины уносят путников. Запах. Острый, как лезвие эльфийского ножа, свежий, как весенний воздух. Это ацелас. Вой. Кили смертельно больно. Но серебряный голос громче, и его песня сильней. Фили, наученный не верить эльфам, пойдет за ней хоть на край света. Фили как собака. Фили преданный.
_________________________________________
* синдарин — диалект лесных эльфов
