Глава 3.2: Мен-и-НаугримА, как известно, долг платежом красен… Ниар состроила недовольную гримасу, глядя Беорну в честные глаза. Оборотень всякий раз умудрялся трактовать слова принцессы Ангбанда исключительно в свою пользу, минуя все хитрости порой до нелепости вычурной речи чародейки.
Гномы покинули пасеку около часа назад. Яблоневый сад наполнился тишиной и великолепием жаркого летнего дня. Трудолюбивые пчелы, свирепо жужжа, выписывали в воздухе замысловатые петли и вензеля. Верная оборотню стая собак во главе с могучим волкодавом отдыхала на траве: псы довольно выпячивали свои толстые животики навстречу теплому ветерку. Ниар, отхлебнув из кружки крепкого чая, щедро разбавленного мёдом, довольно улыбнулась.
— Ну, послушай, дорогая, — сидевший рядом Беорн, обхватив огромную кружку своими сильными пальцами, деловито положил ногу на ногу. Прям вылитый купец. — Я ведь сделал тебе одолжение, не рассказав Гэндальфу правды. Почему бы не отплатить мне добром за добро? Поверь, я попрошу немногого.
— У тебя выбора не было, Беорн, — подняв кружку, Ниар отсалютовала другу. Странно, но за пять лет старшая дочь Мелькора успела привязаться к оборотню. Особой любви к Беорну Ниар не испытывала, но добра ему все же желала. — Сказав что-то Митрандиру, ты заставил бы меня устроить в саду бойню. Умер бы сам, лишил бы меня возможности вернуть отца в Эндор, оставил бы гномов без Короля и маленького хоббита.
— Оттянул бы войну на пару сотен лет, — Беорн осторожно улыбнулся краешками губ. Веселья в его глазах, однако, не было совсем. Принцесса ангбандская, поглядывая на перевертыша, думала об эреборцах. Они, вероятно, тряслись сейчас на пони и болтали о всяких глупостях вроде золота. — Смерть не большая цена за возможность сохранить мир, не находишь?
— Не нахожу, — Ниар кивнула в сторону спящих на траве собак. — Посмотри на них, друг. Вот они, твои верные псы, радуются жизни, и ведать не ведают ничего о войне. Им далеки такие понятия, как честь и благородство. Все, что важно этим собакам – благополучие хозяина, сытная еда и теплые деньки, вроде сегодняшнего. И знаешь, Беорн, псы эти везучи. Так объясни мне, чем маленькое счастье в цене уступает геройству? Та война, что ты хотел бы предотвратить, начнется так или иначе, с моей помощью или без нее. Ну, умер бы ты вчера, и что с того? Я отправилась бы странствовать по Средиземью, отыскивая других потомков Дурина. Спорю, долго бродить мне бы не пришлось.
— Люди называют такие действия проявлением смелости и бескорыстности, принцесса, — Беорн не хотел как-то укорить Ниар. В голосе его слышалось только отцовское беспокойство. — И не пытайся прикинуться дурочкой, милая. Я прекрасно знаю, что сердце твое великодушно. Будь ты на моем месте, без страха и оглядки выдала бы Гэндальфу все секреты врага.
— Илуватар великий, какое счастье, что я не на твоем месте, — протянула Ниар безрадостно. Старшей Миас речи оборотня казались здравыми и не лишенными своего потаенного, крепкого смысла. Если бы давным-давно Мелькор не овладел Сильмариллами, но позволил эльфам вернуть утраченное сокровище, Красная Колдунья вместе с братом и сестрой ныне бы покровительствовала Эндору. Не пришлось бы воевать, строить интриги и козни, пытать, грабить, убивать. Мир в одночасье стал бы много проще. Но случилось то, что случилась. И Ниар, не жалуясь на судьбу и не ругая отца, с гордостью в голосе называла себя наследницей трона Дор-Даэделота.
— Не стоит гаерствовать, — Беорн глотнул вина из кружки. — Я ведь вполне серьезно. За те годы, что ты провела в моем доме, я понял одно: слово ты свое ценишь, людей судишь только по делам, врагов жалеешь и войну ведешь честно.
— Жители Гондолина не согласились бы с тобой, — Ниар плотно сжала губы. Она помнила день падения прекрасного города в долине Тумладен. Высокие и стройные пики Эхориата в роковую для эльфов ночь рдяными зубцами раскаленной породы взвивались к предрассветному небу. Хлещущий через перевалы огонь накрывал старших детей Эру одеялом смерти, драконьи крики подобно грому раскатывались над пропитанной кровью землей Амон Гварета, и бесконечные легионы орков черной муравьиной рекою наступали на Гондолин. Гибель и разрушение овеяли эльфов карой Ангбанда. Праздник Врат Лета, светлый и веселый, бессмертные встретили с криками на губах, разбегаясь пред огромными драконами, корчась и рыдая под молниеносными ударами хлыстов балрогов. В той кровопролитной битве не было ничего честного и благородного, но лишь жестокость и тщеславие, свойственные Мелькору. Ниар содрогнулась. Перед глазами вспыхнул образ маленького эльфийского мальчика, потерянно пытавшегося разбудить заснувшую вечным сном мать. — Не многие знают, что в этот город армия шла за мной. И не многим известно, что именно я заставила Маэглина заговорить. Битва за Гондолин, Беорн, была побоищем. Смывая с себя кровь, целый день я провела в ванной. А потом еще неделю слышала запах огня, что исходил от кожи. Так что не приписывай мне качеств, которыми похвастать не могу. Я не благородный воин и честью не дорожу особо. Не знай ты меня близко, назвал бы изувером и деспотом.
— Верно, — после непродолжительной паузы ответил оборотень. Ниар в это время все еще вспоминала старый свой бой на Дозорном Холме. Тогда она приняла облик высокого статного балрога. Эльфы, заприметив демона, стоявшего на одной из северных вершин Окружных Гор, начали кричать. А принцесса Ангбанда, увидев в глазах противников страх, лишь рассмеялась утробно. Высокомерные и кровожадные годы юности. — Но ты защищала свой дом. Да и в обманах твоих я вижу лишь военные хитрости. Разве достоин противник милосердия, если не способен почуять опасность и разглядеть в покое ловушку? Голова нам не просто так дана.
— Слабое утешение, — ввернула девушка, улыбнувшись. — Но чтобы совесть окончательно не пожрала мое и так исстрадавшееся сердце, я рассуждаю тем же образом.
Беорн громко засмеялся. Наследница и создательница Барад-Дура нашла реакцию друга ненормальной, но в ответ все же заставила рассмеяться и себя. Странным все-таки был оборотень. Приютивший под крышей дома орудие Зла невиданной силы, он еще пытался зачем-то в действиях этого орудия отыскать крохи добра. Ниар покачала головой, касаясь губами края своей кружки. Чай, однако, остывал.
— Ну да, ну да, — Беорн протянул руку к старшей дочери Мелькора и встрепал волос на макушке девушки. Последняя тут же ощетинилась, начав бубнить ругательства на черном наречие. — Исстрадавшееся сердце предводительницы армии Ангбанда, владычицы Тангородрима и создательницы Лугбурза. Эх, Ниар, не верю я тебе. В душе твоей полыхает пламя невиданной мощи, и еще очень много тяжелых моментов ты сможешь пережить стойко, без страха и колебаний. Такие существа как ты, сильные, умные, опытные, не тратят сил впустую и сражаются за правду, в которую искренне верят. Да, я знаю, ты любишь Белерианд, скучаешь по отцовской крепости и, пожалуй, родным просторам Дор-Даэделота. Но ответь на вопрос, колдунья: за что должны гибнуть несчастные в твоей войне, а? Во имя чего ты сражаешься, Ниар?
Старшую дочь Мелькора на секунду охватило отчаяние. Бросив на Беорна яростный взгляд, девушка вжалась в спинку деревянной лавки, понимая, что не может дать другу раскрытого, совершенно честного ответа. Сглотнув, Ниар прищурила глаза, взгляд свой обращая к изумрудной траве. Как же сложно порой бывало мысли отражать в словах…
— Под потолками Ангбанда, вылитыми из пластов черного, как гематит, стекла, я часто слышала тоскливые песни орков. Интересно, но существа Средиземья привыкли видеть в уруках зло. И мало кто помнит, что эти темные и несчастные твари, служившие некогда моему отцу, много тысяч лет назад являли собой светлых и высоких эльфов, вечно юных и утонченных, как сам Валинор. Сущность орков происходит от добра, но постоянные пытки и неиссякаемая душевная боль исказили внешность бедолаг и их природу. Однако, Беорн, язык орков крайне схож с квенья. И песни, что уруки пели под Ангбандом, походили на те пропитанные магией гимны, что так любят бессмертные дети Эру и по сей день. Однажды, когда мне исполнилась первая сотня лет, отец повел меня к Эред Энгрину. Вместе с ним мы забрались на самую высокую вершину Железных Гор. Мелькор, поставив меня у края заснеженного утеса, рукой окинул простирающийся внизу Белерианд. Лучи восходящего солнца в тот день золотым морем текли по обширным западным землям, и реки полыхали огнем под взором великого светила. Несколько минут отец мой молчал, давая насладиться открывающимся с гор видом, но потом сказал мне одну вещь, о которой я думаю каждый новый день. Вала, что все Средиземье в ужас ввергает только именем своим, в то утро шептал на ухо мне следующее: «Все, что видишь ты, Ниар, лишь образ, созданный Эру. Каждое существо, каждая травинка и каждая пылинка подчиняется воле великого Илуватара. Орки, которыми ты командуешь, балроги, которых вгоняешь в неистовый ужас, даже драконы, кажущиеся беспрекословно свободными – все они в руках Первого Певца просто марионетки. И мы с тобой, дочь моя, не исключение. На всех есть свои планы у Эру, Ниар, запомни. И действия, что ты якобы совершаешь по собственной воле, являются лишь производными от веления Илуватара. Не забывай об этом, Ниар. И борись за свободу, как боролся я. Потому что каждый имеет право ковать свою судьбу собственными руками». Я не знаю почему, Беорн, но слова Моргота раскаленным тавро легли поперек сердца. Если мой отец был прав, то, получается, несчастные орки по воле творца стали теми уродливыми и кровожадными убийцами, какими мы привыкли их видеть. Но зачем Эру такое? Чтобы слышать в Амане их ужасные скорбные молитвы? Миллионы орков, искалеченных, избитых, жаждущих чужих смертей. Как мог всесильный Илуватар позволить кому-то издеваться над детьми своими? М? Есть ли ответ на этот вопрос? Не думаю.
— Твои речи немного грубы, как считаешь? — Беорн помрачнел, став похожим на приведение. Ниар, качнув головой, горько усмехнулась. Оборотень был не первым существом, относившимся к странным рассуждениям Миас с опаской и неприязнью.
— Грубы? Нет, не думаю, — Красная Колдунья развернулась к другу, обеими руками обхватывая кружку с холодным теперь чаем. Удивляясь самой себе и своему откровению, принцесса ангбандская хохотнула. — Я просто с грустью понимаю, что даже моя маленькая революция является промыслом Эру, и что ничего я не могу изменить в собственной жизни. Что бы ни происходило, все идет по плану создателя Арды. И я, как некий рычаг в руках отца, являюсь по сути лишь инструментом для шлифовки истории Средиземья. А осознание безысходности и обреченности меня пугает, Беорн. Ты спросил меня, за что я борюсь, на что отвечу: беря в руки свой меч, я всякий раз вспоминаю разговор с отцом на склонах Эред Энгрина и понимаю, что больше прочего хочу лишь свободы. Желаю владеть своей судьбой, а не подчиняться чужой воле. Жить жизнью ветра, что может летать за гранями сущего мира.
Заметив в глазах Беорна даже не отвращение, но сострадание, Ниар замолчала. Неловко было ощущать жалость со стороны. Чаще прочего Красную Колдунью одаривали ненавистными, злобными взглядами. Пожалуй, именно поэтому ангбандская принцесса неловко ссутулилась, отступая перед таким явным милосердием косолапого человека. Поджав губы и смущенно потупив глаза, старшая дочь Мелькора пыталась оправдать собственную немоту. Не выходило.
— Ох, чародейка, не ожидал я услышать от тебя таких странных слов, — Беорн улыбнулся открыто, от души. В его густом басе звенели чистые ноты доброты и ласки. — Уж кто-кто, но ты должна понимать, насколько свобода понятие относительное. Судьба властна над всем живым, и над Эру тоже. Однако твоя клетка – в твоем уме и только в нем. Захочешь изменить судьбу, с легкостью сделаешь это. И чужой удел поменять будешь в силах, если только в себя поверишь. Но я не отец тебе, чтобы читать нотации. Да и по возрасту права не имею учить тебя.
Ниар закрыла глаза, вслушиваясь в складную речь друга. Оборотень выговаривал слова с жесткостью и уверенностью, не сомневаясь в них и не ставя под сомнения собственные верования. А ведь Беорн – просто смертный человек, жизнь которого пролетит слезой сквозь пальцы мироздания и растворится в пустоте, бегущей к чужим мирам. Не успеет узнать веселый и улыбчивый медведь, что такое тюрьма времени. Не будет видеть множества смертей любимых, не познает частой горечи утрат по-настоящему близких. Не придется оборотню выбирать между долгом и чувствами. И, однако, вопреки мимолетной природе существования, Беорн был тверд в понимании идеалов и неколебим в вере. Как же иногда прекрасны были младшие дети Илуватара. Улыбаясь смерти в лицо, они смеялись над собственными проблемами и не замечали бездны, что ждала впереди всех фиримар.
— О чем ты хотел попросить меня, Беорн? — открывая глаза, Ниар для себя решила, что исполнит любую просьбу приятеля. Так или иначе, оборотень заслужил опеки со стороны Миас. — Долг платежом красен, ты сам сказал так минут пятнадцать назад. Ты приютил меня, кормил, помогал и хранил мою тайну. Проси чего хочешь: золото, власть, земли, может быть, слуг. В моих силах предоставить тебе все это.
Оборотень, заслышав последнюю реплику старшей дочери Мелькора, громко расхохотался, заставив псов своих поднять головы с травы. Не находя в своих речах ничего комичного, Ниар подняла к Беорну тяжелый взгляд. Оборотень, смахнув с уголков глаз слезы смеха, ухмыльнулся.
— Вот беда же с умными людьми, считают, что знают все, — хозяин огромной пасеки, успокоившись, прямо посмотрел на свою «воспитанницу». Красной Колдунье взгляд медведя не понравился: слишком прямой и острый. Не зная даже, чего следует ожидать, старшая Миас расправила плечи и вытянулась в тугую струнку. Любые превратности судьбы Ниар давным-давно приучила себя принимать с легкостью в сердце. — Не нужно мне золото твое, царевна Дор-Даэделота. Ты мне, Ниар, другую службу лучше сослужи. Доведи гномов до Эребора и усади потомка Дурина на трон под Одинокой Горой. Думаю, Торину твоя помощь не будет лишней, особенно в Казад-Думе. Так что, чтобы ты словами со мной не играла, свою просьбу сформулирую иначе: обещай мне, дочь Мелькора, прославленная на востоке заклинательница огня, что наденешь на голову Торина Дубощита корону и народ его приведешь к Эребору. Сдается мне, просьба моя в исполнении будет легкой.
Беорн продолжал улыбаться, а у Ниар непроизвольно отвисла челюсть. Нет, благородство оборотня наследницу Барад-Дура не удивляло, но восхищало и жалило самолюбие. Старшую Миас ошеломил факт иного рода – уже второе существо просило у нее о заступничестве за Короля-под-Горой. Видимо, сам того не ведая, молодой потомок рода Дурина попал в любимчики у судьбы. Ниар, глубоко вздохнув, отвернулась от оборотня.
Ну, вот и как прикажете поступать?
♦♦♦♦♦
Ну, вот и как прикажете поступать? Читать и дальше хочется, а выкрикивать слова во всё горло сил уже не было. Балин, кашлянув, перелистнул страницу. Компаньоны, смиренно жевавшие обед, сидели плотным кружочком вокруг и во все свои большие уши внимали изрекаемым Балином словам. Надо признать, подаренная Ниар книжица всей честной компании пришлась по вкусу. Старый гном тоже нашел сказки Средиземья занимательными. Во всяком случае, добротно изложенные неизвестным автором, они музыкой касались слуха и отвлекали разум от дум мрачных и никому не нужных.
— Формой они походили на три больших драгоценных камня. Но пока не придет срок возвращения Феанора, того, кто погиб еще до сотворения солнца, а сейчас ожидает в залах Мандоса и не приходит больше к своим родичам; пока не исчезнет Солнце и не разрушится Луна – до тех пор не станет известно, из чего были созданы Сильмариллы,* — переведя дыхание, Балин продолжил: — Они напоминали кристаллы алмаза, но были твёрже адаманта, и в Арде не было силы, которая могла бы испортить или уничтожить их. И эти кристаллы, подобные телу детей Илуватара, служили лишь оболочкой внутреннего огня. Тот огонь — внутри их и в каждой их частице, и он — их жизнь. Феанор создал его из смешанного света Дерев Валинора. И этот свет еще живет в Сильмариллах, хотя сами деревья давно засохли и не сияют больше. Поэтому во мраке самой глубокой сокровищницы Сильмариллы горят собственным огнём. Как живые существа, эти камни радовались свету и поглощали его, и отдавали – более красивых оттенков, чем прежде…*
Гном смолк, на этот раз более не находя в себе сил читать дальше. Захлопнув книгу, Балин отложил фолиант Бильбо в сторону и сам потянулся к тарелке с наваристым супом. Снабдивший путешественников провиантом, Беорн (к маленькому счастью для подгорных жителей) сунул кому-то в сумку увесистый мешок с картошкой и сладким луком. Решившие сделать привал около часа тому назад, теперь гномы Эребора сидели на просторном лугу и ели умело сваренную Бомбуром похлёбку. Благодаря оборотня за щедрость, а собрата своего – за кулинарный талант, весь подгорный народец с упоением слушал сказки. Балин, отхлебнув с ложки, хмыкнул. Последние три дня выдались на удивление удачными. И спокойными.
— Эй, мистер Балин! — выкрикнул Фили, прожевывая тонкий и сухой ломоть хлеба. Сдоба оборотня была вкуснее всех сладостей Ривенделла вместе взятых. Пышная, обмазанная медом, она буквально таяла во рту. — А дальше? Что там про камушки?
Отовсюду до гнома начал долетать недовольный ропот. Публика требовала продолжения, а Балину просто хотелось поесть. Бросив взгляд на книгу хоббита, старый гном махнул рукой на компаньонов. Вначале – еда, и уж только потом просвещение. В конце концов, подарок Ниар ноги отрастить себе не мог и убежать никуда, следовательно, тоже возможности не имел. Бильбо, сидевший в сторонке и смаковавший похлебку Бомбура, довольно улыбался. Балину настроение полурослика нравилось. Мистер Бэггинс сиял, как начищенный медяк. Отдых явно пошел «взломщику» на пользу. Как и всем гномам, впрочем.
Вообще, следовало признать – Гэндальф поступил мудро, отведя своих подопечных в дом медведя. Беорн, описанный Серым Странником как свирепый и прямой человек, на деле оказался милым и добрым хозяином. Вернувшись сегодня утром домой, он улыбался гостям и не ругал их за причиненный вред. Лишь подшучивал порой над свойственной гномам неповоротливостью. При этом ироничные замечания никак не помешали хозяину огромных пчелиных угодий снабдить путешественников славными пони, крепкими луками и едой. Балину Беорн приглянулся, и не только в качестве радушного представителя людского народа, но и как потенциальный союзник в будущих сражениях. Тихонечко улыбнувшись, старый гном решил, что медведя нужно будет отблагодарить сразу по прибытии в Эребор. Доброту седой воин ныне расценивал как редкость, и готов был платить за нее не только золотом, но и кровью.
— Позволь-ка, Балин, — Торин осторожно перешагнул через лежащий на земле тюк с картошкой и подошел ближе. Подняв с земли пухленькую книжицу, Король-под-Горой присел напротив Гэндальфа, задумчиво листая исписанные чернилами страницы. Вновь отхлебывая супа, Балин представил себе те ощущения, что испытывал сейчас старший сын Траина. Подаренная Ниар книга была старой: истрепанный по уголкам кожаный переплет пестрил крохотными трещинками, а плотные пергаментные листы сухой книжной мягкостью ласкали пальцы. Седовласый гном вообще питал тайную страсть к древним писаниям и сочинениям прошедших эпох. Так уж вышло, что Балин всегда доверял голове больше, чем мечу. А разум, как и клинок, нуждался в постоянной шлифовке. За точильный камень могла сойти любая книжка, но лучше прочих – по признанию самого гнома – оказывались исторические трактаты. Как этот самый «Сильмариллион», по удаче доставшийся хоббиту.
— Собираешься почитать нам? — с ухмылкой на устах пробубнил Двалин. Жадно забивая рот вареным картофелем, брат искоса глянул на Торина. Балин, хмыкнув в бороду, поступил по примеру родственника. Король-под-Горой, нежно поглаживая желтые страницы огрубевшими за годы тяжелой работы руками, кивнул. В глазах молодого наследника рода Дурина отражалось пламя маленького костра. И наравне с призрачными языками пламени их яростную синеву разрывали сполохи чего-то большего, чем просто любопытство. Король Эребора, оглядывая книжку, чувствовал восхищение. И восхищение это детской простотой сияло на вечно серьёзном лице потомка великого гномьего рода.
Полуденную тишину наполнил сочный баритон Торина. К всеобщему удивлению, предводитель смелой компании отлично читал вслух, легко справляясь со сложными словами и долгими оборотами. Дыхания молодому Королю хватало с лихвой, так что вскоре все гномы вместе с магом и хоббитом погрузились в приятную дневную полудрему. По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах.
♦♦♦♦♦
По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах. История в книге Ниар была интересной, а потому Торин вскоре совсем забыл об Эреборе, драконе и золоте. Разумом Короля овладели чужие подвиги, и совсем как в детстве молодой гном взахлеб зачитывался ловко пляшущими друг с другом фразами. Чудные описания преображались в яркие жизненные картины перед глазами, а сердце вторило переживаниям героев.
— Так Мелькор покинул Валинор, и какое-то время два дерева снова светили прежним светом, и страна наполнилась им. Но Валар тщетно пытались добыть сведения об их враге, и радость всех жителей Амана была омрачена, как будто небосвод постепенно затянуло облаками, принесенными издалека холодным ветром. И все боялись, что может случиться еще что-нибудь недоброе,* — докончив чтение до следующей части, Торин с грустью оторвался от книги. Подняв взгляд к друзьям, нашел их мирно сидящими вокруг и слушающими мастерски написанную историю. Бильбо, что вновь покуривал трубку, задумчиво косился на горизонт. Балин, читавший «Сильмариллион» до Торина, попивал воду из резной деревянной кружки. Племянники, плечом к плечу сидевшие на земле, открыв рты смотрели на своего Короля. Выражения лиц остальных соратников были сходны выражениям лиц Фили и Кили. Лишь Гэндальф, приникнув к большому валуну, с ужасающей тоской в глазах глядел в сердце догорающего костра. Глухое безмолвие сковало путников, погружая в тягучие пучины размышлений, мечтаний и довольства. Торин, моргнув, положил между страницами травинку и открыл переплетённый кожей фолиант на развороте. Книгу кто-то подписал, но языка гном не узнал.
— Нет, это ж надо какой подлец, а? — неожиданно нарушил гробовое молчание Глоин. Яростно махнув рукой, ткнул пальцем в сторону молодого наследника Дурина. Последний вздрогнул, пусть и незаметно для всех. Дрожащий бас друга прозвучал как драконий рык в онемевшем воздухе. — И ему Сильмариллы подавай, и власть, и счастье! А против братьев своих пойти это что же, нормально разве?
Размахивая огромными кулачищами, Глоин бил себя в грудь и еще несколько минут бранил несчастного Мелькора, давным-давно почивавшего в какой-нибудь волшебной темнице Эру. Король-под-Горой, улыбнувшись огненно-рыжему компаньону, вновь обратил все свое внимание на подпись, что красовалась на истрепанном временем форзаце. Проведя рукой по буквам, гном с еле ощутимым волнением понял, что автор надписи выводил хитросплетения букв не чернилами. Высокие и стройные завитушки крепкого мужского почерка словно бы въелись в плотный пергамент тонкой огненной нитью. Если бы перья писали искорками, несомненно, любая книга выглядела бы так же, как странные письмена на развороте. Торин, сглотнув, пальцами коснулся самой верхней и самой короткой фразы. Имя владельца старой книжицы, без всяких сомнений.
— И снова, к Саурону и прямо в Ородруин всех приспешников Моргота! — Кили, с Глоина переведя взгляд к Серому Страннику, обворожительно улыбнулся магу. — Гэндальф, послушай, но разве эти байки про войну за легендарные эльфийские камни – правда? В смысле, кто знать то может, что действительно происходило тысячелетия назад? Ну, допустим, пара остроухих воинов. Однако и их память подвести может.
Волшебник, выслушав короткую реплику Кили, задумчиво выдул длинную струйку дыма изо рта. Терпкий сухой запах тлеющего табака стелился по лугу, щекоча нос. Торин, оглядев мага исподлобья, подумал, что племянник прав в какой-то мере. Баллады о героях ушедших времен просто слова, положенные на музыку. Верить в доблесть и честь некогда существовавших правителей становилось из года в год сложнее: десятки лет пробегали мимо с быстротой горного ручья, изливаясь в чарующую бездну прошлого, а разум не молодел, и тело не крепчало. Твердые, как каменные монументы, постулаты ценностей ветшали, превращаясь в тлен. Жернова времени в серую пыль превращали даже, казалось бы, нерушимые идеалы. Все менялось, как и сама жизнь.
— Сказки всегда были просто сказками, мой дорогой Кили, — голос Гэндальфа стал отчего-то ниже на пару тонов. Сочащийся плохо прикрытой грустью, он искажал слова волшебника в призме тоски и печали. — Но прошлое скрывает в себе множество тайн и ныне властвующих над Средиземьем. Если хочешь знать, юный гном, то восхваляемый в эльфийских гимнах талантливый кузнец Феанор действительно некогда существовал, и Сильмариллы, природа которых и по сей день остается величайшей загадкой для жителей Эннората, взаправду стали причиной многих войн. То, что кажется тебе легендой, для меня, милый Кили, является лишь хорошо забытым прошлым. Будет желание, подискутируй на эту тему с владыкой Элрондом. Он многое помнит, многое знает, и мудростью своей поделится с удовольствием.
Племянник от сделанного предложения поморщился. Торин, наблюдая за сыном сестры, тепло улыбнулся. Кили был похож на Дис. В большей степени, чем Фили. Темноволосый, кареглазый, остроносый, юный гном был точной копией своей пронырливой и егозливой в детстве матери. Короля-под-Горой овеяло теплой волной дорогих сердцу воспоминаний. В голове мелькали сцены из прошлого: ребяческие шалости и вечные догонялки под крутыми каменными стенами Эребора. Сестра любила проказничать, и в проказы свои почему-то вечно втягивала и Торина. Фрерин, которому отец поручал следить за шкодливой младшей сестрой, вечно пропадал в библиотеке, так что Дис большую часть времени была предоставлена самой себе. Синеглазая, умная, вертлявая, гномка с хохотом носилась по цитадели, отстригая бороды незадачливым королевским охранникам и срезая тугие кошельки с поясов купцов Дейла. В общем, сестра любила повеселиться от души. Однако с возрастом ее проделки становились серьезнее, Фрерин же с годами делался лишь беспечнее, а в итоге во всех бедах виноватым оказывался Торин. Старший ребенок, как-никак. И не важно, что юный наследник трона понятия не имел, каким образом все рыжие гномы цитадели в одну ночь могли стать синеволосыми. Трор требовал ответа именно с Торина, предоставляя сестре и брату возможность похихикать за спиной несчастного эреборского принца. Веселые годы юности…
— Гэндальф, послушайте, а ведь книга девчушки, судя по всему, очень ценная, — скрипучий голос Балина отвлек Короля-под-Горой от приятных воспоминаний. Посмотрев на седовласого наставника, молодой наследник рода Дурина непроизвольно сжал в руках оплетенный кожей фолиант. В груди вновь появилось давящее, волнующее чувство чего-то… Чего?
— Возможно и ценная, — чародей приподнялся на месте, прочь прогоняя апатичность и грусть. Голубые, как льдинки, глаза Гэндальфа заблестели любопытством. — Дайте взглянуть на книгу, и, пожалуй, я скажу вам что-то более полезное, чем банальное «возможно»…
Протянув руку к Торину, Серый Странник замер. Король-под-Горой, скрипя душой, поднялся с места и нехотя отдал фолиант чародею. Последний, повертев в руках пухлый томик, что-то забубнил себе под нос. Несколько раз пролистав сборник легенд, проводник гномов, как и сам Торин пару мгновений назад, раскрыл книгу на развороте, всматриваясь в загадочную надпись. Молодой наследник рода Дурина выжидательно косился на Гэндальфа. А последний, к слову, отчего-то помрачнел и нахмурился.
— Ну, что там? — после непродолжительного молчания спросил Бильбо, поднявшийся с насиженного пенька. Встав подле Торина, мистер Бэггинс с нескрываемым волнением глядел на чародея. В руках держа глиняную трубку Ниар, полурослик сверкал глазами и иногда переступал с ноги на ногу. Поджав губы, наследник эреборского трона показательно сложил руки на груди. Выказывать собственной тревоги Торин не желал. Возможно потому, что причин для этой тревоги пока не находилось.
— Полагаю, это послание первого хозяина книги, адресованное его ныне бывшему обладателю, — Гэндальф отвечал неохотно. Вцепившись в фолиант обеими руками, волшебник вновь и вновь пробегался глазами по выжженным буквам неизвестного Торину языка. — Обращение сделано на Высокой Речи Нолдор, поэтому не удивительно, что вы, мои дорогие, не смогли прочитать и строчки. Язык эльфов запада сейчас почти никем не используется, в почете теперь синдарин, а не квенья…
— Но ты-то прочитать нам надпись сможешь? — Бильбо нервно шагнул вперед. Сидевшие вокруг гномы вмешиваться в беседу не торопились. Гэндальф, бросив на полурослика укоризненный взгляд, поморщился.
— Не думал, мистер Бэггинс, что Вам присуща черта излишней любознательности, — Серый Странник рукой прошелся по шершавой поверхности пергамента. — Но да, я могу прочитать вам слова послания. Сказано тут: «Око белое по небу плывет, следя за детьми своими пристально, с любовью. Кто ищет, тот искомое найдет, кто помощи попросит, ее отыщет. Не бойся тех, создание Двух Древ, кто выше гор Пелори смотрит. Что в будущем – известно лишь Творцу, но его слово, как яви тлен, плывущий на ветру, лишь тень былого. Твой сердцем и душою, Йарвейн Бен-Адар».
Гэндальф, дочитав, поднял глаза к Торину. Короля-под-Горой прошиб озноб. Чародей выглядел растерянным и удивленным. Вот уж кто-кто, но Серый Странник казался гному мудрым и знающим человеком, полным своих мистерий и темных, пропыленных веками загадок. Что же могло удивить Гэндальфа?
— Бессмыслица, уж простите меня за грубость, — громко произнес Дори. Сидевший подле него Бофур, усердно натирающий красное яблоко чистой тряпицей, снисходительно посмотрел на компаньона.
— Ну да, так уж и бессмыслица, — любитель шапок-ушанок заботливо спрятал сладкий яблоневый кругляш в свою сумку. Торин, слушая соратников, высказываться пока не хотел. Обмысливая реакцию Гэндальфа, Король-под-Горой вспоминал свои ощущения при чтении «Квенты Сильмариллион». Предложения, оплетенные тонкой паутиной магии, лились в душу радужными потоками едва ощутимого тепла и покоя. А сердце, тем не менее, билось в ритме волнения. — Откуда мы знаем, где побывала книжка Бильбо до того, как оказалась у Ниар? Девица не кажется мне слишком умной. Она, конечно, улыбчивая и легкая на подъем, но вряд ли воспитанница медведя может считаться знатоком истории Эндора. В простушке нет ничего, кроме простоты.
— А я бы не стал так категорично изъясняться, — уверенно произнес мистер Бэггинс, отнимая ото рта трубку. Торин, вздрогнув, посмотрел полурослику в лицо. Хоббит говорил о Ниар с восхищением и нежностью. Чудо чудное, диво дивное. Милому и не знающему невзгод обитателю Шира понравилась странная людская девица, разъезжающая верхом на гигантском вороном коне и выбивающая молотом по наковальне как кузнечный мастер. Душу молодого наследника трона Эребора сковал ярый, злобный холод. — Гэндальф, а кто такой этот самый Бен-Какой-то-Там? Ты случайно не знаешь?
— Случайно знаю, мистер Бэггинс, — Серый Странник, громко захлопнув книгу, поднялся с земли и отряхнул полы своего плаща. Торин, продолжая следить за проводником, хладнокровно смотрел Гэндальфу в лицо. — Это имя принадлежит некоему созданию, которого в Средиземье знают как Том Бомбадил. Он улыбчивый и веселый, любит петь песни и не пользуется оружием. Но кажется мне, мой маленькой друг, что девочка под покровительством Беорна не лишена своих собственных тайн. Ее знакомство с этой странной личностью меня озадачивает…
— Это еще почему? — в этот раз Король-под-Горой все же решил вмешаться в дискуссию. — Что не так?
— Я бы не сказал, что что-то идет не так, Торин, — чародей, приподняв руку с фолиантом, кивнул молодому наследнику рода Дурина. — Просто книга эта некогда принадлежала самому старому существу в Средиземье, могущественному, мудрому и смелому. Поэтому, полагаю, удивление мое оправдано. В любом случае, мне теперь придется вернуться к Беорну и расспросить его воспитанницу подробнее о происхождении книги. Сдается мне, милая хозяюшка, что разливала вам мед по кружкам, не так уж и проста. А в свете грядущих событий любая, пусть даже самая крохотная странность может оказаться важной. Мелочи, Торин. Именно мелочи строят мир.
♦♦♦♦♦
Именно мелочи строят мир. Ежедневные хлопоты простого люда, беззаботная болтовня женщин и грубые крики мужчин. Жизнь в полной красе, как считал сам Траин, можно было увидеть только во времена мира и покоя, созерцая шумные детские игры и кокетливые беседы молодых людей. Была своя степенная и возвышенная прелесть в простоте и тишине скучных будней. Тяжело вздохнув, гном устало отер запястья, оцарапанные толстыми обручами железных оков. К сожалению, умиротворенностью на склонах Мглистых Гор и не пахло.
— Простите, Ваше Величество, за цепи, — Анаэль стояла подле, тяжелым прямым взглядом оглядывая полчища орков, собравшихся в армию под предводительством Азога. Траин, фыркнув, окатил бессмертную недобрым взглядом. Со светловолосой чародейкой гном был знаком уже много лет. Младшая Миас казалась наследнику Трора добросердечной и чуткой. Старый гном, качнув головой, обругал себя за беспечность. Верить не следовало никому. — Но я вынуждена была сковать Вас, ради Вашей же безопасности. Орки не станут слушать меня, потому что по праву силы я не являюсь их владычицей. В меру собственной власти, я буду ограждать Вас от их нападок. Но прошу лишний раз не дразнить судьбу – бежать Вам все равно некуда, долго сражаться Вы не сможете, а смерть при попытке к бегству не считается доблестной. Поэтому, пожалуйста, наберитесь терпения, Ваше Величество. Вскоре все само собой образуется.
Траину захотелось громко рассмеяться. Да уж, образуется. Со времен Нандугириона гном ни дня не чувствовал себя в безопасности. Несчастного воина жизнь бросала из одного омута пагубы в другой: и если Саурон и его пытки показались Траину ужасным событием, то пленение светлой чародейкой представилось старому гному кошмаром наяву. Эльфийка, спасшая сына Трора от мучительной смерти в лапах назгулов, укрыла Короля-под-Горой от яростного взора Властелина Колец в темных перепутьях северных отрогов Мглистых Гор. Бессмертная исцелила израненное тело Траина, выходила его, накормила и обогрела. Чаще прочего в пещеру, где жил гном, заходил брат Анаэль – Талрис, принося с собой разные вкусности, купленные на людских ярмарках. Наследник Трора был эльфам благодарен, вопреки своей нелюбви к вечно юному народу. Не пытаясь убежать от покровителей, Траин лишь глотал свинцовые слезы, да вспоминал лицо сына порой. О возвращении в Эребор старый Король не думал. Стыд снедал его сердце. Живя рядом с чародеями Миас, гном слушал их речи и учил их язык, который дети Мелькора называли валарином. Первый десяток лет сын Трора искренне считал приютивших его эльфов бескорыстными добряками. Но потом он услышал из их уст правду. И все переменилось.
— Торин не пойдет в Казад-Дум, тем более за мной, — гном, сложив руки на груди, встал подле эльфийки и тоже начал оглядывать многочисленные отряды орков. Следовало признать, уродливые создания Моргота не были напрочь лишены ума: приказы Азога они исполняли с точностью, свойственной ювелирам. Дисциплинированные, пусть и склонные к беспочвенной агрессии, уруки без проблем согласовывали работу разных отрядов. Сотни голов воинов, любящих кровь, сплошь покрывали широкую земную полосу от запада до востока.
— Он пойдет в Казад-Дум, но не только за Вами, — Анаэль, опустив руки, отцепила от пояса свой белый меч. Траин, много раз оглядывавший оружие чародейки, лишь дивился искусности мастера, что выковал клинок для эльфийки. Металл, легкий, как мифрил, поблескивал желтизной и яростно играл бликами на резных долах. Литая рукоять пестрила переплетениями серебряных узоров, а изящное навершие, умелым кузнецом сделанное в виде руки, элегантно подчеркивало ценность смертоносного оружия. Анаэль называла свой клинок «Индо». Траину имя меча нравилось, хоть квенья гном знал теперь и хуже валарина. Легкое оружие бессмертная шутливо прозвала «Волей». — Возьмите себе, он станет для Вас верным защитником на поле брани, и оградит от ярости моей сестры, если вдруг Вы по случайности окажетесь у нее на пути.
Подхватив клинок, Траин без споров принял помощь младшей Миас. За время долгого общения с детьми Мелькора старый гном уяснил для себя одну странную вещь – плохого эти темные создания не советовали никогда.
— Почему ты так уверена, Анаэль? — Король-под-Горой, моргнув, представил себе Торина: статный и высокий, сын всегда отличался сообразительностью, терпением и осторожностью. Хотя, судя по решению отвоевать Одинокую Гору, от его былой рассудительности ничего не осталось. Впрочем, Траин не знал, как складывалась судьба Торина после битвы за Морию. Может быть, отчаянию сына и существовали какие-то разумные объяснения. — Торин ведь не дурак. Он молод, горяч и уверен в себе, но это не значит, что он отважится сунуться в Казад-Дум. Полагаю, воспоминания о битве при Азанулбизаре еще ярки не только в моей памяти.
Эльфийка, откинув с лица непослушную прядь волос цвета светлой пшеницы, развернулась к гному. Внимательно оглядев собеседника, вскинула руку, указывая на возвышенности гор за спиной.
— Наш план не лишен смысла, Траин, потому что вы, смертные создания Аулэ, не обделены эмоциями. Как и любой другой народ Средиземья, гномы чувствуют любовь, тоску и боль, неведомую нам, Миас, — Анаэль говорила ласково, почти нежно. Ее извиняющийся тон пугал Траина. Неприкрытая ложь являлась плохим знаком. Сглотнув, Король-под-Горой представил себе тот потоп страданий и смертей, что в скором времени обещал накрыть Эндор. И начало потоп этот брал от Эребора, слабым ручейком гномьей крови пробиваясь к солнечным полям Средиземья. — Ты сам сказал, что Торин – молод и горяч. Неужели он станет медлить, если на кон кто-то поставит жизни дорогих ему людей? Война порождает ненависть, но лучшим оружием является любовь. Сможет ли твой сын поступиться собственными идеалами и пойти против своей же природы? Разум не советчик, когда речь идет о сердце.
Анаэль хитро улыбнулась. Траина передернуло. Впервые гном подумал, что хочет увидеть отца пелорийской тройки вживую. Хотелось бы знать, как выглядело существо, породившее на свет таких страшных и опасных воинов. Поморщившись, старый гном тут же подумал о Ниар, чье имя было на слуху наследника Трора много лет подряд. Видеть Красную Колдунью Траин ни разу не видел, но был наслышан о ее подвигах со слов Талриса и Анаэль. Оба души не чаяли в старшей сестре, восхищаясь ее умом и силой. Интересно, какой она была? Такой же высокой и утонченной, как светлая эльфийская целительница? Или же больше походила на брата, поджарого, жилистого и темноволосого?
— Отдыхайте, Ваше Величество, — вновь обратилась Анаэль к гному. Траин, вздрогнув, сильнее сжал в руках отданный эльфийкой меч. — Вам вскоре понадобятся силы, и не только физические, но и духовные. Постарайтесь поспать, и, повторюсь, не думайте о побеге. Может быть, орков Вы обмануть сумеете, но как обведете Вы вокруг пальца существ, которые тенями проскальзывали сквозь Пояс Мелиан, чтобы погулять по Дориату?
Никак, Траин и так знал об этом. Подождав, пока бессмертная удалится прочь, гном развернулся на месте и тоскливым взглядом окинул блестящую белую вершину Баразинбара. Горный пик, строптивый и жестокий, безразлично взирал на простирающиеся долины перед Андуином. Огромный, точно великан, недвижимый Карадрас блеском своим и грандиозным великолепием дерзко бросал вызов путешественникам. Свирепый дух горы витал неспящим стражем над мрачными палатами Мории, сокрытой грядами и кручами каменных плит. Где-то там, под землей, дыша пламенем и изрыгая из себя пепел, спал огромный балрог, проклятием явившийся для всего гномьего рода. И среди черных сырых копей, насквозь прошитых жилами мифрила, измываясь друг над другом и пожирая останки соплеменников, бесновались орки. А в тишине осквернённых залов, непроницаемой, как вечная ночь, пели свои песни духи погибших гномов. Разрушенное царство, пребывающее во Зле. Траин, прикусив губу, со щемящей болью в груди вновь вспомнил лицо старшего сына. Его гордость, надежда всего Эребора, юный наследник трона.
Торину ни в коем случае нельзя было идти в Морию. Смерть, жнущая свою жатву, поджидала там молодого принца, прячась за высокими колоннами, скрываясь среди багряных теней. И ничего кроме тьмы и разрушений не хранили теперь чертоги Казад-Дума, скрывая в нерушимых стенах своих лишь пламя, пышущее из-под земли.
_____________________________________________
* цитаты из произведения Дж. Р. Р. Толкина "Сильмариллион"
