Глава 11Разумеется, всё пошло не так. Как будто могло быть иначе — он же Аоки Тсунаеши! Весь мир, вселенная существуют только ради того, чтобы не давать ему жить спокойно. А ведь следовало насторожиться, следовало — слишком уж хороша была его жизнь в Намимори. И друзья появились, и духи не нападают, и у мамы всё хорошо — очевидно, что он просто напрашивался на какой-нибудь кошмар, который превратит это мирное великолепие в грёбаный Ад! Серьёзно, просто спит и видит!
На этот раз всё началось с нападения на аякаши. Безобидные каппы, маленькие цукумогами, дружелюбные юрэй — к дому Тсуны потянулась целая вереница ёкай, просящих защиты. Аоки долго отнекивался, пытался напомнить им, что он знаком с оммёдо, и его навыки направлены на борьбу с духами, а не помощь, но его не слушали. Для них он был «человек, который до сих пор жив, хотя ходит с гьюки, некоматой и кицунэ», и «человек, который забрёл на гору к Они и вернулся» — герой, способный помочь, и ёкай просто отмахивались от суровой реальности. Со временем его комната начала напоминать лагерь беженцев — духи отказывались покидать его дом, с фанатичной преданностью веря его неумелым защитным печатям.
Нельзя сказать, что Тсуна совсем бездействовал. И Йоши, и Генко, и Ракки несколько раз прочёсывали Намимори, и кто-то из них периодически оставался ночевать в крупных поселениях ёкай. Он даже консультировался с Умарекавару-сенсеем, но какого-то внятного ответа не получил. Слишком мало информации и никаких следов — они даже не могли предположить, ёкай это или человек.
В этой суматохе развешенные по деревьям бумажные человечки были совершенно не к месту и не вовремя. Тсуна заметил их по пути в школу и схватился за волосы, тихонько взвыв. Это было работой сенсея — пару лет назад Умарекавару обожал устраивать подобные «тренировки», пряча за зачарованными бумагами какое-нибудь дурацкое задание или злобного аякаши, схватка или побег от которого стремительно приближали Аоки к смерти. В любом случае, для тренировок в стиле мёртвого оммёдзи время было самое неподходящее. Тсуна даже хотел просто проигнорировать послание Умарекавару-сенсея, но просто не рискнул — как показала практика, кара за пропуск тренировки будет гораздо страшнее. Иными словами, у Аоки просто не было выбора, так что парень тихо простонал и прикоснулся к ближайшему бумажному человечку.
Как и всегда, амулет сразу засветился и взлетел, указывая Тсуне путь, то есть попросту ломанулся в чащу леса через кусты. Парень чертыхнулся, думая, что в этот раз Умарекавару-сенсей как-то совсем озверел, если отправил своего посланника настолько непроходимой дорогой. Или это новая ступень их тренировок, связанная с «очень страшной оммёдзи-магией»? В любом случае, Тсуна не собирался потакать дурацким затеям мёртвого оммёдзи, и выскажет ему всё, что он об этом думает. Тренировку это, конечно, не отменит, но справедливость хоть немного восторжествует.
Бумажные человечки вывели его на небольшую полянку, окружённую высокими деревьями, и Аоки почти купился — он почти сделал первый шаг, когда ощутил мощную концентрацию Ки. Повезло, что вообще заметил и остался за пределами ловушки. Мало ли что может случиться — Умарекавару-сенсей, конечно, не будет его убивать, но точно приготовил что-то максимально-неприятное.
— Эй! Я, конечно, всё понимаю, но это уже слишком! Заманить меня на поляну, полную такой мощной Ки, да ещё и заставить продираться через все эти деревья и кусты! Тебе не кажется, что сейчас совершенно неподходящее время для всех этих игр в прятки?
Тсуна ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, и прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Что бы ни задумал сенсей, ему потребуется ясная голова, и…
— Как интересно.
Воздух вспучился, витающая Ки собралась в клубок, прекращая своё воздействие и открывая то, что она прятала — на другом конце поляны, вальяжно прислонившись к дереву, стоял белоснежный кицунэ. Тсуна никогда не видел таких — длинные белые волосы, пушистые уши и большой хвост говорили о том, что перед ним очень старый и сильный дух. И это помимо цвета шерсти, который уже намекал, что с этим монстром лучше не связываться!
Как и все остальные аякаши, этот дух был в традиционной одежде и открытой обуви, но Тсуну привлекла его шея. Он никогда не видел ничего подобного — тонкая белая лента плотно обматывала горло кицунэ, ослабляясь только на три оборота под конец. Сначала Аоки решил, что это лента, но почти сразу понял, что на самом деле шею ёкая закрывала бумага — цельная, длинная полоска бумаги с филигранно созданной печатью. Умарекавару-сенсей никогда не упоминал о чём-то подобном, и это было худшим вариантом развития событий — очень сильный кицунэ с непонятой печатью явно был тем, от кого следовало держаться подальше.
Аякаши ухмыльнулся, обнажая зубы, и вышел вперёд, скрестив руки на груди.
— Я уж думал, что ты полный кретин, раз попался в такую простую ловушку, а ты, оказывается, шёл сюда специально, желая выразить чёртовому хозяину своё «фи». Хвалю твою храбрость, больше похожую на идиотизм, дебил.
Лисья Ки взметнулась, сковывая его движения и не давая дышать, а дух оскалился, почти лишаясь человеческого облика.
— Неважно, с какими намерениями — ты всё равно пришёл. Один.
Кицунэ начал двигаться, и Тсуна сразу потерял его из виду — человек не может угнаться за такой скоростью. Это конец — ёкай собрался его атаковать, а он скован и полностью беззащитен, даже не успеет выхватить обереги или прочитать защитное заклинание. Какая нелепая смерть — попасться демонической лисе по собственной глупости.
Катаны столкнулись прямо рядом с ним, и дух снова стал виден — как и необычно серьёзный Генко, блокировавший удар. Враг удивился, а потом радостно оскалился, разрывая дистанцию. Тсунин друг не пошевелился, задумчиво принюхиваясь. Тот, мягко говоря, был в шоке — он видел меч у чёрного кицунэ, но и представить себе не мог, что он им воспользуется, тем более для защиты человека.
— Бьякко.
Белый лис выдал издевательский смешок и слегка поклонился, приветствуя соплеменника.
— Курогицунэ.
Генко слегка склонил голову на бок, выпуская собственную Ки, и поляна резко вспыхнула от огромного количества синих огоньков.
— Стой на месте, Тсуна. Это очень опасный противник, уже некоторое время нарушающий границы территории моей семьи. Я разберусь.
И — бросился в атаку, превратившись в смазанную тень.
Вы когда-нибудь видели, как дерутся два кицунэ? Аоки Тсунаеши с уверенностью может сказать, что это самое прекрасное и ужасающее зрелище одновременно. Оба духа использовали мечи, оба оставались в человеческом облике и использовали демоническое пламя. Смазанные тени заполнили собой всё пространство, лишь иногда показываясь на долю секунды, позволяя человеку увидеть короткий миг схватки, и срывались в свой танец дальше. Оба кицунэ были настоящими мастерами-мечниками, наверняка потратившие не одно столетие на совершенствование своих навыков, и битва с достойным противником доставляла им безумное, пропитанное жаждой крови удовольствие.
В какой-то момент Генко резко прервался и рванул к нему, тут же отражая удар коварно ухмыляющегося врага. Вокруг Тсуны резко образовался вихрь, щёку обожгло болью, а потом огнём, и поляна снова замерла. На этот раз перед парнем стоял Ракки, угрожающе помахивающий обоими хвостами, а напротив довольно шикал ещё один дух.
Это что, камаитачи?
— Руки прочь от хозяина.
Демоническая ласка довольно щёлкнул зубами, потряхивая длинной, закрывающей глаза чёлкой, и нарочито медленно достал свой серп — разумеется, где-то за спиной должно было быть ещё два.
В отличие от Генко, Ракки ушёл в глухую оборону. Камаитачи стремительно нападал с разных сторон, но некомата каждый раз блокировал атаку своим демоническим огнём, не позволяя серпам приблизиться к Тсуне. Он сделал это трижды, пока Аоки глупо моргал и пытался придти в себя.
Эй, его же сейчас убьют! Чего же он стоит?!
Боевая стойка оммёдзи вышла идеальной с первого раза — видимо, не зря Умарекавару-сенсей столько его учил. Заготовленные печати взмыли в воздух и засветились, Аоки набрал в грудь побольше воздуха и выбрал подходящее заклинание…
— Отставить, блядь. Мусор ещё нужен — хочу с ним поговорить.
Атакующие аякаши послушно замерли, готовые снова броситься на его друзей. Генко и Ракки тоже остались на месте, способные отразить нападение и рассматривая нового врага.
Мужчина, стоящий посредине поляны, был человеком. Уже взрослым, старше Тсуны лет на десять, в коже, с бритыми висками и енотовым хвостом. С совсем не-японской внешностью и жуткими шрамами по всему лицу, с огромной духовной силой — но настоящим, живым человеком.
Тсуна всё ещё пребывал в полной боевой готовности, и его собеседник, видя это, радостно заржал.
— Собираешься поймать знатный мусор? Неплохо, хвалю. Ну здравствуй, Савада Тсунаеши.
Человек полностью контролировал ситуацию. Он контролировал своих аякаши, держа на коротком поводке контракта и печатей, и вполне мог атаковать сам. Силы там хватало, как и других ёкай — Тсуна чувствовал его контракты с шикигами, опутывающие человека, как провода. Всё очевидно — он никогда не видел живого оммёдзи, но мужчина перед ним не мог быть кем-то иным.
— Значит, за всем этим стоял ты?
Бедные, несчастные, никому ничего не сделавшие аякаши! Кто же это ещё мог быть, кроме залётного оммёдзи? Наверняка он нападал на них от скуки, или чтобы потренироваться. Кто вообще будет думать о чувствах жалких, бесполезных аякаши, когда можно просто придти и установить свои порядки? Словно вторя его мыслям, оммёдзи довольно усмехнулся, приказав своим сикигами отступить.
— Решил проверить слухи. Дёрнул за ниточку, и она привела к тебе. Удивительно просто, блядь — ты ведь даже не прячешься, мусор. Ну да неважно. Пляши, уёбок — я решил поработать блядской феей-крёстной, и прикрыть твою задницу.
Тсуна ненадолго замер, а потом расслабился и убрал печати. Ну серьёзно, что он будет враскорячку стоять, как дебил? Ракки, правда, издал полный ужаса стон, а Генко приложился ладонью ко лбу и еле слышно пробормотал: «Напомни мне поговорить с тобой о том, почему нельзя доверять тем, кто без предупреждения напали на тебя, пытаясь убить». Впрочем, друзья приняли его решение, переместившись поближе к Тсуне. Генко даже спрятал меч, демонстрируя мирные намерения, хотя Аоки почему-то показалось, что теперь лис ещё опаснее. Так, стоп, сейчас не время об этом думать. Этот оммёдзи собирается ему что-то сказать — почему бы не послушать?
— Значит так — в ближайшую пару месяцев семья Кайгара начнёт искать тебя. Слушай и охуевай, повторять не буду — жила-была ебать какая крутая семья оммёдзи, много веков пляшущая вокруг Императора. Работали они хорошо, предсказания сбывались, ёкай-ебанкай дохли ещё на подлёте — в общем, неудивительно, что за годы своего существования они создали себе и имя, и связи, и бабла накопили столько, что хватит на небольшую страну. И жили они, блядь, не тужили, пока у главы не родились три сына, а потом все не передохли. И, казалось бы, никаких проблем — ведь у мужика был ещё один сын, я. Кайгара Занзас, лучший из лучших — и клянусь тебе, мусор, даже в раннем возрасте я уделывал своих братьев подчистую. Ну да не об этом речь.
Аоки осторожно приблизился к собеседнику, без страха ступая на многострадальную полянку. Ракки, кажется, рыдал — но ничего не произошло, так что он бросился к Тсуне и повис на его спине. Следом подтянулся Генко и непонятно откуда вылезший Йоши — со стороны Занзаса тоже добавилось аякаши. Это беспокоило, конечно, но парень решил не думать о неприятностях, а слушать дальше. Пока что, правда, он ничего не понимал, но не зря же его собеседник распинается?
— Ну так вот — вроде мир прекрасен, я наследую место главы, и все счастливы, но тут появляются две проблемы. Первая — я приёмный, вторая — я хафу. Лично мне насрать, но управляющий и некоторые старейшины на говно изошлись. Я тогда хер положил, думал, что перебесятся — моя ошибка, недооценил мерзавца. Видишь ли, нашему управляющему крайне не нравилось, что я себе на уме, и плевать хотел на его «ценные» советы. Он довольно силён, так что катается, как сыр в масле — целая ветка семьи у него в подчинении, он автономен, ведёт свои дела и чертовски сильно влияет на старика, заставляя делать всё, что ему в голову взбредёт. Терпят его из-за крови — он один из потомков первого Кайгары, но вот только не унаследовал от него ничего, даже мозгов. Я бы, конечно, сразу вышвырнул бы его за дверь — мне такой мудила под боком нахуй не сдался — и он это понимал, но, кроме сквернословия, ничего не мог сделать. Ключевое, если ты не понял — «не мог». Бесился он, конечно, знатно, и настраивал старика и всю семью против меня, плёл интриги и прочую хуйню, но сидел и не рыпался — до одного славного дня, когда по Японии поползли слухи о пацане, без обучения подчинившем себе пять могущественных аякаши. И вот тут этот гад разошёлся на полную. И вот он я, лишённый права наследования, родного дома, денег и даже, блядь, фамилии, с голым задом стою перед тобой и рассказываю ахуитительные истории, а этот мудак прочёсывает страну, чтобы пристроиться потеплее и править от лица нового главы. Сечёшь? Савада Иемитсу, может слышал — твой биологический отец.
Тсуна где стоял, там и сел. Чего? Чего?! Какой к чертям собачьим отец???
Нет, Аоки, конечно же, прекрасно знал, откуда берутся дети, и что какой-то мужчина должен был поучаствовать в его зачатии — но знать и интриги, серьёзно?! Что за сюжет сёнэн-манги — семья богатеев с суперсилами находит наследника и собирается сделать его своим главой. Что там дальше — попутно угрохать несколько гадов, заниматься изнуряющими тренировками и «преодолением себя», а потом «хэппи энд»? Серьёзно?!
Если бы Кайгара Занзас не был похож на человека, который скорее снесёт тебе голову, чем станет шутить, Тсуна бы не поверил. Ни за что.
— Я, как узнал, сразу начал искать — и, как видишь, пока что опережаю остальных. Скажу правду, изначально я собирался убить тебя нахуй, но потом покопался в твоей биографии. Блядь, как же я ржал. Сын Иемитсу — изгой, бомжующий с сумасшедшей мамашей от мужика к мужику! Не знающий ни своего рода, ни семьи, ни папаши! Необученный, но сильный, как сам Первый нахуй, спускающий свой потенциал на мелкие разборки аякаши!
Занзас открыто издевался, и Аоки было чертовски обидно это слышать. Да, он «Дурдомный Тсуна» — но разве он виноват, что так сложилась его жизнь? Разве он мог как-то повлиять на появление способностей, или на поведение собственной матери? Он, чёрт возьми, всё ещё был несовершеннолетним подростком, и даже не мог сбежать!
Оммёдзи заметил его состояние и замолчал, перестав говорить гадости о его семье. Белый кицунэ у его плеча презрительно цыкнул, выражая недовольство, но Занзас просто отмахнулся. Он помрачнел, становясь серьёзным, и сплюнул на землю, скрещивая руки на груди.
— Этот мудак только что знатно поимел меня и разрушил мою жизнь, лишив всего. Теперь он собирается взяться за тебя — ежу понятно, что ты не готов, не подходишь, даже не знал, и тебя не учили. Тебя ждёт участь пугала, пока он будет вертеть Кайгарой, как ему вздумается. И никто, совершенно никто не заслуживает участи всю жизнь плясать канкан в угоду этой гнилой семейке. Так что запомни, мусор, мои слова — пусть меня и выперли, я ушёл сам, и в эту помойку не вернусь. Хватит с меня этого — я был готов разгребать за ними дерьмо, но поезд ушёл. Я сваливаю, ты делаешь, что хочешь — но, если у тебя есть хоть капля мозгов, то ты последуешь моему примеру.
Занзас, явно сказав всё, что хотел, повелительно махнул рукой, призывая своего камаитачи, который сразу начал подчинять воздух. Прежде чем Тсуна успел что-то сказать, бывший Кайгара исчез, будто его и не было.
