Глава 1215. Узники.
Возможно, Невилл очнулся уже по пути, но бесконечная аппарация под началом то одного, то другого конвоира полностью дезориентировала его, лишив ощущения времени и пространства. Затылок саднило, по нему медленно разливалась тягучая боль.
Удивленное лицо упавшего с башни высокого Упивающегося Смертью упорно не желало покинуть сознание Невилла, и стоило лишь на несколько секунд прикрыть глаза, сглатывая в попытках подавить тошноту от перемещения, - это лицо вновь и вновь возникало, всплывало и было непотопляемо в других мыслях и образах.
Убийство пагубно для души, - знал каждый волшебник с юных лет и принимал за устрашающую аксиому. Страх перед неумолимой силой смерти, перед чудовищностью смерти преднамеренной и спланированной, гнездился в сознании каждого мага где-то на уровне инстинкта. Убийство разрывает душу на части, - узнал Невилл совсем недавно, прикоснувшись через воспоминания о Вольдеморте к началам магии темной и зловещей, первобытной и вызывающей ужас, как и сама смерть. Но стал ли убийцей он сам, произнеся всего лишь Ступефай? Несомненно, Упивающийся должен был погибнуть, сверзившись с высоты Астрономической Башни. И это было бы убийством. Или все же - не убийством, не зловещим ритуалом постижения темной магии, а всего лишь случайностью?
А если же этот человек остался жив, тогда, возможно, не умер и Дамблдор…
В итоге длинного и однообразного путешествия из одной точки в другую со сменой провожатых Невилл наконец очутился под сводом старинного дома с тяжелыми и высокими стенами. В доме явно регулярно бывали люди, но он не имел никаких признаков уютного жилища, больше напоминая захудалую гостиницу на отшибе какого-нибудь графства.
- Позор! Полукровки, осквернители крови, как вы посмели пачкать мой дом своим присутствием?! Мерзавцы! Грязь под ногами волшебника! – визгливое приветствие исходило от портрета из ниши, изображавшего высокомерную старуху. Голос был надтреснутый и противный. Невилл узнал одержимую Вальбургу Блэк с фамильного гобелена скорее интуитивно, чем по памяти.
- Нет уж, мадам Блэк, на этот раз у нас особый гость, чистокровненький, - здоровенный конвойный по имени Роули подтолкнул Невилла по направлению к ступенькам лестницы.
«Вольдеморт выбрал не Гарри, а меня потому, что я оказался чистокровным волшебником?» - давным-давно, в прошлой жизни спрашивал он Дамблдора.
«Да, но не все так однозначно, - прекратив улыбаться, задумчиво отвечал директор. – Я и сам предполагал, после того, как услышал Пророчество, что Вольдеморт выберет мальчика, похожего на него самого, полукровку. Это было бы предсказуемое действие для Тома Реддла, желающего избавиться от напоминания о собственном происхождении. Это была бы его битва с самим собой, со всем тем, что он считает самым позорным и отвратительным в себе. При всей логичности подобного шага, Вольдеморт преподнес нам сюрприз. Я много думал, Невилл, о том, что заставило его поступить так…необычно для него. Видимо, элемент непредсказуемости, его величество Случай, периодически подсмеивается над всеми нами. Но даже у самого спонтанного решения есть свои истоки. Я могу только предполагать, какие именно. Видишь ли, Том Реддл верит, что чистокровности присущи некие высшие мифические силы. Возможно, лорд Вольдеморт считает себя могущественным, постигшим вершины сложнейшей магии потому, что в его жилах течет кровь Салазара Слизерина. Но его кровь смешана с кровью отца-маггла, и он ненавидит свою полукровность, как скверну, способную угрожать его власти, как слабость, готовую подвести в любой момент, как изъян, отделяющий его от совершенства. В его понимании, разумеется. Он жаждет убедиться в том, что даже малая толика наследственности Слизерина стоит выше любой магической силы другого чистокровного рода. И в глубине остатка своей души боится ошибиться. Он боится того, что наследия Слизерина в нем недостаточно, и ненавидит то, что является неотъемлемой частью его самого. Он боялся тебя и он выбрал тебя, чтобы убедиться, что он окажется сильнее. Он собрал вокруг себя потомков древних родов, доказывая самому себе, что он настолько выше и значительнее их, что может управлять ими. А им самим управляет страх. Возможно. Но, возможно, существует и другое объяснение».
«Но, сэр, ведь чистота крови не имеет никакого значения на самом деле?»
«Никакого, Невилл. Она имеет значение только для Вольдеморта, и это делает его уязвимым».
Голос миссис Блэк давно умолк, воскресив в памяти этот старый разговор. Чтобы скрыть некстати наворачивающиеся слезы, Невилл опустил голову, рассматривая свои равномерно движущиеся ботинки и считая шаги.
Он был отведен на один из верхних этажей дома и оставлен в одиночестве в комнате, ранее принадлежавшей кому-то из членов семьи Блэк, а теперь находившейся в страшном запустении. Оборванные обои, окна без занавесок с обветшавшими рамами, навевающими мысли о сквозняке, почти полное отсутствие мебели, за исключением комода и старинной кровати, похожей на те, что стояли в некоторых комнатах дома Лонгботтомов. Бабушка гордилась вещами, у которых была история. У этой комнаты наверняка тоже была своя история, возможно, множество поколений мальчиков рода Блэк последовательно росли в ней, спали на этой самой кровати, смотрели в это самое окно…Невиллу вспомнилась его комната, которую когда-то занимал его отец, а до этого – дед.
Было похоже на то, что здесь все переворошили, с ненавистью и остервенением уничтожив первоначальную обстановку, и оставили только самое ненужное или малоценное. Зеленое покрывало с серебристой каймой, небрежно брошенное на кровать. Облупившаяся поверхность комода с отпечатками от стоявших на ней годами вещей. Возможно, раньше на ней теснились награды или рамки с колдографиями, теперь их нет, остались только следы – царапины и пятна от стареющего металла.
К стене напротив кровати чарами неотрываемости был прикреплен алый с золотом гриффиндорский флаг, порванный по краям, будто кто-то, несогласный с его местоположением, упорно стремился сорвать намертво прилипшую материю.
На небольшом клочке чудом уцелевших обоев Невилл увидел колдографию, показавшуюся ему смутно знакомой.
Четверо мальчишек лет шестнадцати задорно переглядывались, улыбались и махали ему руками. Двоих из них он видел раньше на старых снимках в альбоме Поттеров. Их лица были безмятежны и довольны, как будто им предстояло прожить долгую и счастливую жизнь, полную забавных происшествий и шумного веселья, не омраченную войной, предательством и смертью близких.
Замок защелкнулся за спиной Невилла, и этот звук послужил сигналом к долгому ожиданию.
***
Следующие часы, а возможно и дни, потянулись унылой и однообразной чередой.
Палочку у него отобрали по пути.
Попытка бегства через окно натолкнулась на препятствие в виде целого каскада защитных заклинаний.
Зеркало, подаренное Гарри Поттером, пропало. Но, может быть, именно это было и к лучшему: связываться с тем, кого он считал лучшим другом, и кто так вероломно перешел на сторону Вольдеморта, Невилл не хотел. Имя Гарри вызывало легкий холодок, ком подступал к горлу и что-то тяжелое, неповоротливое, ворочалось внутри, словно прокатывающийся камень.
Еду подсовывали под дверь, словно собаке, через собачье же отверстие в нижней части. Видимо, у Сириуса Блэка - а в том, что эта комната принадлежала именно ему, Невилл уже не сомневался - когда-то был пёс.
Никто не приходил к Невиллу, никто не спрашивал его ни о чем, не говорил с ним, даже не оскорблял, никто не пытал его, не копался в сознании и не желал выведать секретные планы Дамблдора. В комнате не было даже настенных часов, и об окончании дня можно было судить лишь по сгущающимся за окном сумеркам, но и эта информация не могла обладать достоверностью, - несколько бурных ливней, вгоняющих в сонное оцепенение, смешали и запутали представления Невилла о времени.
Юноша неподвижно лежал на пыльной кровати, глядя в потолок и ощущая себя бесполезным, как выброшенная на помойку вещь, он никак не мог взять в толк, почему его до сих пор не убили. Это был, несомненно, вопрос времени, и Невилл продолжал отрешенно ждать.
Джинни, Гарри, Дамблдор, бабушка, Хогвартс, бессвязными видениями то и дело посещающие его в полусне, казались далекими и нереальными, словно герои фильма, просмотренного накануне.
Угнетающее бездействие в конце концов вылилось в тяжелое полудремотное состояние, в котором Невилл видел себя маленьким и беспомощным ребенком, вокруг которого кольцом змеиного тела свернулся огромный и опасный мир. Он ощущал, что голова его лежит на коленях Лили Поттер, и нежная рука по-матерински перебирает спутавшиеся волосы.
Наступает в мире ночь.
И уходит солнце прочь.
Покажись тогда во тьме.
Дай немножко света мне.
Ты гори-гори, звезда.
Будь со мною навсегда.*
Легкая и воздушная мелодия колыбельной уносилась вдаль, и безумно хотелось спрятаться, уместившись целиком под ласкающей рукой. Невилл чувствовал себя невероятно, непривычно счастливым и, самое главное, он был ничуть не менее любим и вообще - ничуть не хуже Гарри Поттера.
- Мистер Лонгботтом, - положил конец приятным сновидениям знакомый неприятный голос.
Невилл, разочарованно пробудился от сна.
- Это вы, сэр, - пробормотал он, вздрагивая.
- Это я, - подтвердил Северус Снейп, первый и, возможно, последний его посредник с внешним миром. – Темный Лорд хочет передать вам сообщение…
- Давно я здесь? – нервно облизнув пересохшие губы, угрюмо прервал его Невилл. – Сколько вы собираетесь держать меня здесь?
- Столько, сколько потребуется Лорду, - сухо и лаконично ответил Снейп. – И не надейтесь каким-либо безумным и бессмысленным поступком сократить этот срок. Вы здесь около недели.
- Что вам нужно?
- Я же сказал вам, мистер Лонгботтом, что я пришел передать вам сообщение от Темного Лорда. Вы будете жить в другой комнате. Я буду навещать вас с целью получения необходимых Лорду сведений.
- Я больше не позволю копаться в моей голове, - потухшим голосом предупредил Невилл.
- В прошлый раз у вас не получилось сопротивляться мне, - кажется, любые слова отскакивали от Снейпа, словно он был дополнительной, пятой стеной в этой импровизированной тюрьме. – Видимо, у вас не было ни желания, ни повода стараться. Следуйте за мной. Эту комнату следует освободить для другого гостя.
- Кого вы еще схватили? – спросил Невилл, следуя за черным силуэтом в полумраке коридора. Перемещали его всего лишь в соседнюю комнату.
Снейп решил не утруждать себя ответом на вопрос.
***
Стол, кровать и комод, длинные и тяжелые зеленые шторы на окнах. Толстый слой пыли на любой поверхности.
Судя по колдографиям и флагам слизеринской расцветки на стенах, пародийно напоминающих об обстановке в комнате Сириуса, это помещение когда-то было спальней Регулуса Блэка.
Всё, вплоть до газеты, будто случайно забытой на комоде, говорило о том, что здесь жили и ощущали себя дома, в своей крепости, а не на поле брани среди врагов.
«Чистота крови навек», - гласил девиз Блэков, потускневшими буквами поглядывающий на вошедшего со стены.
Невилл схватил газету с комода – «Ежедневный пророк», датированный июнем текущего года, видимо, один из свежих номеров.
Шутка Вольдеморта?
Что-то выпало из-под свернутых листов, звонко ударилось об пол, сверкнуло и закатилось под кровать. Но, что бы это ни было, на фоне новостей из внешнего мира оно могло подождать.
Пролистав пару страниц в обратном порядке, Невилл наткнулся на странный заголовок:
«Схватка авроров у Гринготтса – сверхсекретное задание или служебный произвол?»
Невиллу в этих словах почудилась тень пера Риты Скитер.
На иллюстрирующем статью снимке в клубах дыма и мечущемся пламени были видны вспышки тушащих пожар заклинаний. Одноглазое лицо разгневанного Аластора Муди появлялось в кадре и вновь исчезало.
Первую же страницу газеты занимала его собственная колдография крупным планом, снабженная заголовком:
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЛЯ ДОПРОСА ОТНОСИТЕЛЬНО ОБСТОЯТЕЛЬСТВ СМЕРТИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА».
Невиллу вспомнился сегодняшний сон. Надежда на то, что он ошибся, и Дамблдор – все еще живой – незримым гением стоит за его спиной, направляя и подсказывая, пронеслась как мелодия из сегодняшнего сна и развеялась. Безумно глупо, нет, и глупо и безумно было верить в чудо.
Вольдеморт заключил его здесь на неопределенное время, чтобы каждый день он, Невилл Лонгботтом, главный враг опасного параноика, ждал, что именно сегодня его решат убить.
Вольдеморт изолировал его от внешнего мира, подавая, как лакомые кусочки, отдельные сведения о гибели или наказаниях, постигающих людей, которых он знал и к которым был привязан.
Вольдеморт отправил к нему Снейпа, чтобы тот снова проникал в сознание Невилла, доставляя своему господину сведения, утаить которые не получится, потому что этого Невилл попросту не умеет.
В бессильной ярости юноша принялся бить в запертую дверь – кулаками, пятками, локтем, плечом – не все ли равно, чем, ведь дверь по-прежнему останется на месте и ничего не изменится, а гнев и чувство беспомощности Невилла все так же будут казаться ему бесполезными, как фора в три хоркрукса, которая вскоре ничего не будет значить.
«Нет, не в три, в четыре хоркрукса, - мелькнула мысль, вновь напоминая о смерти Дамблдора. – Где-то еще есть не уничтоженный медальон».
Дамблдор всегда говорил ему, что он особенный, что есть некая могущественная сила любви, которая сможет пробудить в нем того, кто может противостоять Вольдеморту. Но сейчас Невилл не чувствовал в себе никакой любви и никакой силы, лишь одиночество и страх, прекрасно понимая, что уж они-то не помогают бороться и сопротивляться, зато играют на руку противнику. Страх делает человека уязвимым.
- Почему? – прошептал Невилл, по инерции еще раз ударив ногой в дверь. – Почему ваш Темный Лорд не пришел ко мне сам? Разве он больше не хочет копаться в моей голове? – напрягая связки и сбивая о дубовую поверхность кулаки, прорал он. – Потому что он меня боится? А я – не боюсь! Не боюсь! Мне не страшно, ясно вам всем? Мне больше ничего не страшно!
Внезапно успокоившись, словно израсходовав на крик и удары весь запас сил, Невилл сел на пол, обхватив голову руками.
Ему всё-таки было страшно. Ему казалось, что он сходит с ума.
***
Ярко светит над землей,
надо мной и над тобой.
Ты гори - гори, звезда,
Будь со мною навсегда.
Слова только почудились Невиллу, с трудом приподнявшему отяжелевшую ото сна голову. Может быть, они были совершенно другими. Но мелодия была та же – старая колыбельная, и насвистывал ее кто-то ворчливый, со скрипучим и шуршащим голосом, прямо из-под кровати.
- Портрет господина Ориона… - Бормотал голос. – Всё разграбили, всё вынесли…Бедная моя хозяйка…бедный хозяин. Господин Сириус, проклятье этого дома! Как они могли, мисс Белла? – невнятные и обрывочные фразы перемежались с невольным мурлыканьем под нос, невидимый гость явно был не в себе.
Осторожно, стараясь не скрипеть пружинами матраса, Невилл сполз вдоль кровати и заглянул под полог.
Обернутый в грязное полотенце домовой эльф нежно держал в скрюченных лапках и баюкал какой-то плоский, резко сверкнувший бликом предмет.
Можно было просто протянуть руку и схватить. Можно было попытаться приказать.
- Выходи, - все же попросил Невилл.
Из-под кровати донеслось неразборчивое бурчание про «господина Сириуса», «приблуд» и «грязнокровок».
- У тебя то, что принадлежит мне, - сказал Невилл в ответ.
- Это зеркало господина Сириуса, - отчетливо проворчал голос выбравшегося на свет эльфа. Злые и выпученные глаза уставились на пленника.
Невилл никогда не умел отнимать или вынуждать.
- Сириус Блэк подарил свое зеркало крестнику, - терпеливо принялся объяснять он. Воспоминание о Гарри легкой тенью пробежало и развелось. – А тот подарил его мне. Я не приблуда и не грязнокровка. Меня зовут Невилл Лонгботтом.
- Все разворовали, выбросили…все ценности, - продолжал лепетать домовик, ссутулившись и прижимая зеркало к грязному полотенцу, заменяющему ему одежду. – Населили дом грязнокровками, предателями. Крысы…О, бедный господин Регулус! О, несчастная моя госпожа!
- Не причитай. Посмотри на меня. Они умерли и больше не испытывают счастья или несчастья, - ровным тоном произнес Невилл. – Ты должен быть рад за них и служить новым господам. Госпоже Беллатрикс, например…
- Мисс Белле? – эльф выпрямился и сложил уши, шумно втягивая носом воздух. На шее его раскачивалась потускневшая от времени тонкая цепочка, уходившая в складки обернутого вокруг тощего тельца замусоленного полотенца. Невилл задался вопросом, что могло висеть на шее домашнего эльфа, не свободного, как Добби, а пребывающего в кабале душой и телом? – Мисс Белла – сильная, чистокровная, благородная госпожа…кхе…привела в дом все это отродье, уничтожила все! Они ходят, копаются, ищут и вынюхивают. Забирают ценности семьи Блэков и разбрасывают. Нет, лучше Кричер будет служить молодому господину Малфою. Молодой господин ничего не меняет в доме, молодой господин всё берет в собственном поместье Малфоев…
- Например, отравленное вино, и под Империусом заставляет мадам Розмерту передать его в школу, - так же неразборчиво, как сам Кричер, бормотал Невилл, сидя на полу и прислонившись спиной к кровати. Он отдавал себе отчет в том, что со стороны они похожи на двух обезумевших узников тюрьмы, один из которых уже успел окончательно рехнуться за долгие годы, а второй – только начал осознавать, какие бредовые, хоть и кажущиеся логичными, мысли подсказывает ему воспаленное сознание. – Разбрасывают «ценности семьи Блэков». Это ведь Снейп положил сюда это зеркало, Кричер?
- Кричер не знает, Кричер ничего не знает…Кричер только ходит и убирает за грязнокровным отродьем, - зло сверкнув глазами забубнил домовик, пятясь от кровати к двери. Эльф боялся и что-то скрывал. Невилл чувствовал дрожь в кончиках пальцев, он физически ощущал как трепещет это маленькое и настороженное полубезумное существо, которое случайно нарушило очередной план Снейпа.
- Я – не грязнокровное отродье, - со всей серьезностью и пафосом, на которые был способен, произнес Невилл. Может быть, именно серьезный тон и пафос смогут расположить домовика, помешанного на чистокровных хозяевах, к себе? – Род Лонгботтомов издревле в родстве с родом Блэков. Ты мог бы и мне служить так же, как господину Сириусу или господину Регулусу. Или Малфою. Отдай мне зеркало, Кричер. Оно не нужно тебе, не нужно никому из умерших, а Драко Малфой не умеет им пользоваться.
- Это зеркало господина Сириуса! – взвизгнул домовик, взмахивая руками. Цепочка выбилась из-под полотенца, и венчающий ее медальон тяжелой гирей повис на эльфьей шее. Медальон со змеей, извивающейся на крышке буквой S.
Кричер, спохватившись, снова ссутулился, сжался и аппарировал с громким хлопком.
Когда Невилл подскочил к этому месту, в комнате кроме него самого уже никого не было.
- Дамблдор мёртв, - вслух сам себе сказал Невилл Лонгботтом, словно морем окруженный слизеринскими цветами на стенах и символикой Слизерина – змеями, изгибающимися в форме буквы S на ручках комода, на вышивке покрывала, словно знаками, которые не дают забыть о главном. – А я еще нет. Я еще могу что-то сделать.
***
У Питера Петтигрю болел бок – след хорошего удара кулаком под ребра. С самого детства никто не бил Питера так основательно. С самого детства Питер не ощущал, насколько много у него различных частей тела, которые могут так болеть.
След ожога от Адского пламени, запущенного Беллатрикс в Нимфадору Тонкс. След от удара камнем – это молодой аврор ловко воспользовался самой обычной Левиосой. Ныла рука в месте срастания с серебряной частью, налившейся тяжестью. Веки жгло и щипало, в горле было сухо, и воздух казался плотным, вязким и застревающим в бронхах.
Они должны были забрать из Гринготтса что-то чрезвычайно важное.
А ты, Питер, помешал. Ты всегда мешаешься под ногами. Как крыса.
Вчера они должны были явиться незаметно и уйти неузнанными.
А ты, Питер, привел на хвосте авроров. На хвосте. Как крыса.
Вчера они все потеряли что-то ценное, что-то важное, настолько важное, что ты, случайно впутавшийся в дела, которые тебя не касаются, мог быть легко раздавлен на месте.
Вчера у тебя был шанс оправдаться, но Темный Лорд даже не стал слушать тебя. Ни единого Круцио, только пинки и темнота неизвестной комнаты. Может быть, он придет к тебе сегодня? Он же не дал тебе умереть. Он будет тебя пытать, Питер, и заставит что-нибудь сказать для развлечения. Но раз не убил сейчас, значит, не убьет и потом. Ты ведь ничего ценного не знаешь.
Питер Петтигрю смог наконец раскрыть глаза и прищурился от неяркого света, сочащегося из окна. Постепенно комната приобретала четкие очертания и цвета. Пыль и затхлость. Пустота.
Сириус Блэк подмигнул ему с фотографии, приклеенной к стене. Затем - с другой. Джеймс помахал ему рукой.
Питер понял, что Темному Лорду незачем приходить.
***
На часах было уже далеко за полночь, жилка дрожала на шее, и Драко Малфою казалось, что он ощущает не только сердцебиение, но и пульс на каждой руке. Привычка пить крепкий кофе и почти не спать оказалась крепче, чем домашний режим дня многолетней выдержки.
Теперь именно по ночам Драко стали посещать связные и обоснованные планы, как вызволить отца из Азкабана. Безнадёжность и страх вернутся с приходом рассвета, очередной серый день в опустевшем Малфой-мэноре снова развеет мечты, но пока он не наступил, можно вновь окунуться с головой в очередную воображаемую авантюру.
Если бы они снова были втроем – он, мать и отец – можно было бы бежать прочь из Англии. Можно было бы бросить всё: уходящую в прошлое роскошь, воспоминания о былом влиянии, счет в Гринготтсе, - и найти другое место, влиться в другую жизнь.
«Отец бы не согласился, - думал Драко, рассматривая палочку, которая раньше принадлежала Дамблдору. Безыскусная работа, палочка старинная, наверняка принадлежала отцу старика или деду и передается по наследству. Странно, что он ею почти не дорожил. – Если бы отец был на свободе, он бы ни за что не согласился. Но теперь я должен принимать решения и от меня зависит благополучие семьи, а я, как узник, заперт в собственном поместье, доказав свою непригодность. Может быть, нас всех убьют завтра. А может, и послезавтра? А мы будем ждать и дрожать, постепенно теряя все, и в конце концов потеряем собственное достоинство. Теперь наши жизни висят на волоске и отец тоже должен бояться, как и я. Он никогда не был смелым».
Дамблдор был смелее Люциуса Малфоя. Это очевидное наблюдение почему-то неприятно укололо слизеринца, привыкшего к тому, что осторожность и правильная стратегия поведения важнее других качеств.
Или он был настолько стар, что не боялся смерти? Холодок пробежал по спине Драко Малфоя. Как можно не бояться смерти? Как можно было так пренебрежительно относиться к тому, что тебя вот-вот поглотит пустота и неизвестность, ты больше не будешь ходить, говорить, есть, спать, чувствовать боль, гордиться, любить, ненавидеть, презирать тех, кто хуже, и превратишься в ничто? Почему занимавшие так много в этом мире неизбежно превращаются в пустоту?
И вот эта палочка, старинная и наверняка обросшая легендами, переходит к первому попавшемуся волшебнику, который сумеет тебя, беспомощного, но безрассудного, одолеть. Да и сам Дамблдор еще при жизни превратился в легенду, еще когда победил Гриндевальда. Кто знает, что он ощущал, наверняка?
Палочка выпала из рук Драко на мягкую ткань домашней мантии. У него возникло непреодолимое желание почитать про события далекого тысяча девятьсот сорок пятого года.
___________________________________________________________
* Перевод английской колыбельной «Twinkle, twinkle, little star» взят на просторах интернета и принадлежит своему владельцу.
