Глава 12Привет)) Извини, что так долго.
Глава 11
Утром я не стала ждать, пока Люпин закончит превращение. Я была очень, очень зла на него, и не хотела видеть, по крайней мере, до обеда, а еще мне жутко хотелось прочесть, наконец, книгу Селены Блэр.
На выходе из подвала меня перехватил папа, явно проведший бессонную ночь:
- Как ты? Все плохо?
- Я похожа на смертельно больную? - раздраженно огрызнулась я и тут же исправилась:
- Прости. Я злюсь на Ремуса, а срываюсь на тебе.
- Что он сделал? Он как-то обидел тебя? - возникший в дверях Сириус моментально нахмурился, и я поспешила их разубедить:
- Ничего такого, наоборот, это я его обидела - отобрала мясо и швырнула в стенку Ступефаем.
- Ступефаем? Ты же была волком... или я чего-то не понимаю? - Сириус потащил нас в столовую и кликнул Кикимера. Тот с недовольным видом накрыл на стол и исчез.
- Была, но колдовать не разучилась. Ты же в курсе, что мне не нужна палочка. Правда, это больше напоминало стихийную магию - ну, звуковые спецэффекты и все такое... Но не в этом дело, - я набросилась на омлет. В одном Люпин не соврал - жрать после трансформации хочется ужасно.
Взрослые терпеливо ждали, пока я утолю голод, и только когда я взялась за чашку с кофе, Северус напомнил:
- Так что там с Люпином?
- О... Ну, ты ведь знаешь, что у него там висит веревка, привязанная к звонку.
- Да, - подтвердил Сириус. - Кикимер каждый раз ставит миску с мясом, когда слышит звонок.
- Ну так в этот раз он тоже поставил - одну на двоих. Нет, с домовиком расправишься потом, - я увидела, что Сириус понял, в чем дело, и вознамерился наказать Кикимера за оплошность.
- Люпин на правах хозяина подвальчика и вообще Страшного-серого-волка подгреб миску себе, а я не согласилась и впечатала его в стену Ступефаем. Кстати, Сириус, ты не в курсе, как я-волчица могу восприниматься другим волком? Сколько мне лет по их меркам?
Крестный задумался, потом по-собачьи принюхался:
- Не знаю, как у волков, а мой бродяга воспринимает тебя очень неоднозначно: как почти взрослого щенка, который почему-то может оказаться опасным. Хочется одновременно и опекать, и выяснить, кто тут главный.
- А... Тогда понятно с Люпином - он решил начать со второго. В общем, я победила, но не заставляла его ползти ко мне на пузе - это ему явно понравилось. Кстати, я превратилась почти моментально и безболезненно оба раза, а он мучился около получаса.
- Да, - подтвердил Сириус. - Это всегда плохо ему давалось.
- В общем, остаток ночи мы провели каждый на своем матрасике, но при этом от него исходил такой жуткий запах вины, унижения и стеснения, что мне было некомфортно в собственном теле. Он пару раз порывался повыть на лампочку, но каждый раз так стеснялся, что обрывал себя на второй ноте. Это было ужасно, хотелось закрыть уши лапами и заткнуть нос одновременно! Он так издевается над собственным волком, что я его убить за это готова! Представляете, со зверем вполне можно разговаривать - он общается своего рода мыслеобразами, картинками, наполненными эмоциями. Дай-ка, - я взяла у папы пустой стакан, из которого он только что допил сок, и трансфигурировала во флакон. Вытащила воспоминание из головы:
- Вот, просмотрите вместе. У тебя ведь есть Омут Памяти, Сири?
Крестный только кивнул, а папа уточнил:
- Ты слила стандартное воспоминание или эмоциональное? - в отличие от обыкновенного, эмоциональный слепок воспоминания позволял забраться в голову к отдавшему его человеку, пережить ситуацию так, как воспринял и пережил ее он, а не быть посторонним наблюдателем.
- Эмоциональное, конечно. В общем, я твердо уверена: оборотничество - это своеобразный вид анимагии, которое подчиняется своим законам. Честно говоря, я теперь сомневаюсь абсолютно во всем, что написано в книгах об оборотнях. Кстати, о книгах - я тут нашла одну, показавшуюся мне толковой, и собираюсь прочитать ее прежде, чем буду вынуждена поговорить с Люпином.
Папа внимательно посмотрел на меня:
- Так мне варить зелье или нет?
Я задумалась. С одной стороны, я не смогу скрывать того, что я оборотень, когда снова вернусь в Хогвартс. А с другой - мне вовсе не хотелось убивать волчицу, испуганно скулящую сейчас внутри меня.
- Вари, - решила я. - На всякий случай. Но я выпью его только если не найду другого выхода.
Если вчера я просто бегло пролистала книгу Блэр, то сегодня я читала внимательно и понимала, что готова подписаться под каждым словом.
Селена была оборотнем. Оказалось, что ее заразили в двадцать с небольшим лет, и девушка, страстно обожающая зверей, вовсе не расстроилась. Она была уверена, что сумеет договориться со своим волком, и так и случилось. Неплохо образованная для конца пятнадцатого века, Селена изучала саму себя, анализировала свои эмоции, чувства и записывала выводы. Она хотела перевернуть представление магов о таких, как она, но явно не успела. И я собиралась выяснить, почему ее книга сохранилась только в библиотеке Блэков, а не стала достоянием общественности.
Селена подтверждала то, что я выяснила опытным путем: полное расслабление и концентрация на чем-то приятном для волка помогает избежать болезненной трансформации. Луна все равно вытащит твоего зверя наружу - так зачем усложнять ей задачу?
Подтверждала она и то, что со зверем можно договориться. На самом деле, считала Селена, человеческий разум, как более высокоорганизованный, всегда возьмет верх над звериным, и только тот, кто и в людском облике не отличается покладистым нравом, рискует в буквальном смысле слова "озвереть".
Выяснилось, что стать волколаком - неуправляемым зверем с получеловеческим разумом - можно не только злоупотребив волчьелычным зельем. До пятнадцати людских лет его действительно нельзя было принимать вообще, а после - следовало пить строго дозировано. Да, аконит не давал волку взять верх, но он же и ослаблял человека, и подросток в девяти случаях из десяти застревал в волчьем теле, постепенно сходя с ума. Волколаком мог стать и взрослый, и, как мне кажется, Люпин рано или поздно им станет - если однажды его желание перестраховаться возьмет верх над здравым смыслом. Сам по себе Люпин слаб, и стоит только ему переборщить с зельем... Надо запретить папе варить ему волчьелычное.
Грейбек был типичным волколаком - позволил зверю занять место человека. Зато он мог перекидываться независимо от фазы Луны и разговаривать: его волк дал ему такую возможность. Он не был сумасшедшим настолько, чтобы отказаться от человеческого облика, но разум его был почти волчьим.
Селена тоже была волколаком - по меркам людей. Путем взаимопонимания она достигла того, чего и Грейбек - могла выпускать свою волчицу днем, и не в полнолуние. Но она всегда оставалась ведущей в их тандеме, и никогда не была ведомой. Для удобства я решила называть всех здравомыслящих оборотней, собственно, оборотнями, а сумасшедших - волколаками, независимо от особенностей трансформации.
Не остановившись на достигнутом, Селена сделала также историческое исследование, и пришла к ошеломляющим выводам: оборотничество по сравнению с анимагией - это как детская стихийная магия по сравнению со взрослым палочковым колдовством. Селена утверждала, что существовавшие в древние времена культы зверей - это не что иное, как поклонение природным анимагам. Для каждой местности были характерны свои животные, некоторые, как волки и крупные кошачьи, были распространены повсюду. Особенно много природных анимагов было у народов, сильнее всего почитающих древние традиции и не слишком оцивилизованных: индейцев, индийцев, африканских и австралийских аборигенов, различных северных народностей. Чем ближе к природе жила семья, тем больше была вероятность рождения у них ребенка-оборотня, и вовсе неважно было, является ли оборотнем один из родителей.
Блэр утверждала даже, что основатели Хогвартса на самом деле являлись оборотнями, и их звериные ипостаси отражены в факультетской символике, но это она, по-моему, загнула - вряд ли семьи основателей были достаточно близки к природе. Я могу поверить, что они были анимагами, но никак не оборотнями. Разве что их, как и меня, заразили, но я плохо могла себе представить агрессивного барсука или ворону.
Помимо книги "Оборотни: дар или проклятье?" после долгих поисков я обнаружила также дневник Селены, содержащий сведения, которых в книге не было. У меня начало закрадываться подозрение, подтвердившееся после прочтения примерно половины дневника - Селена была, ни много ни мало, пра-пра-пра... бабкой Сириуса. Именно она ввела моду на "астрономические" имена - раньше у Блэков в ходу были исключительно цветочные и простые человеческие имена. Так, супруга Селены звали Карлусом, а его родителей - Розой и Джеймсом. Припомнив фамильное древо Блэков, я обратила внимание на то, что покойный Джеймс Поттер приходился Сириусу дальним родственником по линии своего отца Карлуса Поттера. Вот откуда такое совпадение...
В дневнике Селена описывала исключительно личные впечатления от пребывания в волчьем теле. Оказалось, после того, как девушка пришла к согласию с волчицей, она стала иначе воспринимать других людей. Нюх, являясь главным волчьим чувством, подсказывал Селене, каков ее новый знакомый и чего стоит от него ожидать. Она изменила - и впоследствии оказалось, что совершенно верно - свое мнение о многих родных и близких. Наконец, мужа она выбрала среди многих претендентов исключительно по запаху - как признавалась сама Селена, он был не красивее и не богаче других мужчин. Зато их брак оказался крепким, и они прожили в мире и согласии целых сто три года, судя по фамильному древу. И умерли в один день, ага...
Я сделала вывод: отныне стоит полагаться на волчье чутье.
Вопрос-жить-умереть?
Кажется, моя волчица сомневается, захочу ли я оставить ее жить. Моя решимость крепла с каждым прочитанным словом и для себя я уже давно ответила на заголовок-вопрос книги.
Жить. Однозначно жить. Я сумею избавиться от лунной зависимости, и ни один посторонний не догадается, что я именно оборотень, а не анимаг-волчица. Благо, целых два месяца впереди.
Глава 12
Мучимый чувством вины Люпин мыкался под дверью библиотеки уже добрых два часа, не решаясь войти. Я чуяла его запах, и наконец, не выдержала:
- Ремус, я знаю, что ты там. Входи.
Он встал на пороге, ссутулившись и теребя пальцами рукав мантии.
- Гарри, я должен извиниться...
- Да, пожалуй, - согласилась я. - Ты нарассказывал мне столько ужасов, что, не вспомни я о медитации, моя трансформация могла стать такой же болезненной, как и твоя.
- А разве тебе не было больно? - удивился он.
- Ни капельки. Я превратилась практически моментально. И ты бы мог, если бы не трусил так сильно.
- Ты хочешь сказать, что я - трус? - поразился Люпин.
- Именно это я и хочу сказать. Ты - жалкий трус, боящийся своего волка.
По-моему, Люпин уже забыл, что пришел сюда извиняться.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь! Он не мой и никогда не был моим, и вполне естественно, что я не желаю давать ему власть над своим телом!
- О, я прекрасно понимаю, о чем говорю! Я целую ночь просидела в подвале мохнатой!
- Это еще не делает тебя специалистом по оборотням!
Я резко захлопнула книгу и встала:
- Может, и так, но я знаю, что я чувствовала, и этого мне достаточно. Я швырнула тебя в стену Ступефаем, я могла бы заставить тебя ползти ко мне на брюхе и подставить шею, если бы захотела. Моя волчица дала мне силу и согласилась отступить, чтобы я ею воспользовалась, безоговорочно приняв мое главенство. А ты, воюя со своим волком, настолько себя ослабил, что позволил щенку одержать над собой верх!
- Я не хочу становиться зверем!
- А кто говорит, что для того, чтобы достичь взаимопонимания с волком, тебе нужно подчиниться или слиться с ним? Достаточно просто не мешать ему наслаждаться жизнью, и тогда он не будет мешать тебе.
- Ты не понимаешь, что я чувствую. Я становлюсь зверем, и это опасно! - гнул свое Люпин. Кажется, он меня совсем не слушал.
- Я прекрасно понимаю, что ты чувствовал! И знаю, что чувствовал твой волк - я уловила ваши эмоции, - принялась объяснять я. - Человек в тебе панически боялся выпустить зверя из-под тотального контроля, а волк всего лишь хотел оказаться на свободе, покататься по травке и попеть при луне!
- Однажды он захочет большего, - упрямился Ремус. Я вспылила и рявкнула на него в истинно папиной манере:
- Профессор Люпин, вы - непроходимый тупица! Вы убиваете своего волка, душите его, тем самым подстрекая к бунту! В один прекрасный день он действительно сорвется, и возьмет над вами верх! Но лишь потому, что тоже имеет право на жизнь, хотя бы три ночи в месяц!
Люпин безжизненно опустился в ближайшее кресло. Я выдохнула и добавила уже мягче:
- Это как если бы ты год за годом включал посреди ночи громкую музыку, забывал закрыть кран в ванной и прыгал в своей квартире, а потом удивлялся, что сосед снизу ненавидит тебя и в один прекрасный день пришел с топором. А ведь могли бы подружиться, и вместе смотреть футбол по вечерам.
- Я больше квиддич люблю.
- Один хрен. Ремус, ну почему ты такой непрошибаемый? За все годы не смог понять того, что я поняла за одну ночь. Волк - не враг тебе. Он не хочет тебя подчинить, он просто выясняет, кто сильнее - как и любой из нас. Ты уже показал ему, кто главный, и незачем раз за разом напоминать ему об этом. Волк уже усвоил и согласился. Незачем сопротивляться притяжению луны - она все равно сильнее. Поддайся ей! Представь что-нибудь приятное, закрой глаза и дай ей сделать все по-своему!
Ремус совсем поник духом, и я решила, что сказала достаточно. Взяв книгу Блэр, я сунула ее ему в руки:
- Я нашла это вчера, но успела прочитать только сейчас. И настоятельно рекомендую изучить от корки до корки. Удачи, Луни.
Был уже поздний вечер, когда Люпин спустился к нам. Сириус и Северус, изучив мои воспоминания, согласились, что мне можно попробовать перекинуться на улице, если принять некоторые меры предосторожности. В частности, папа обещал установить магическую защиту, которая не позволит мне покинуть пределы заднего двора, а Сириус собирался составить мне компанию в анимагической форме.
- Ну что? - спросила я, увидев на пороге Люпина. Тот несмело улыбнулся:
- Я все еще не уверен, что это хорошая идея, но могу попытаться.
- Луни! - восторженно воскликнул Сириус. - Ты серьезно? Гарри, да ты умница!
Я знала, что я умница - в янтарных люпиновских глазах явственно горела надежда.
- Ну, раз уж мы тут все такие молодцы и умницы, нам стоит заняться приготовлениями, - подал голос папа, и мы немедленно отправились каминной сетью в Спиннерс-энд.
Задний двор был небольшим, но волчица во мне уже мелко перебирала лапами от предвкушения. Едва дождавшись, пока Северус установит защиту, я босиком сбежала с крыльца и улеглась на траву. Обычно я медитировала в позе лотоса, но сейчас я переживала, как бы волчица не запуталась в ногах...
- Луна еще не взошла, - напомнил Ремус, ежась от прохладного ветерка. Он, как и я, был босым, в одной только наброшенной на плечи мантии - в отличие от анимагов, оборотни не умели превращаться в одежде.
- Я хочу попробовать обернуться без нее, - ответила я и закрыла глаза, вызывая в памяти картинку залитой солнцем лесной опушки. В отличие от прошлого раза, долго ждать не пришлось - волчица сама страстно желала выбраться наружу. Секунда, вторая - и слитный тройной вздох возвестил, что у меня получилось. Аккуратно выпутавшись из мантии, я встала на четыре лапы и отряхнулась. Оглядевшись, я увидела стоящего рядом Ремуса, сидящего на крыльце папу и Сириуса, который немедленно шагнул к нам, трансформируясь на ходу. В последний раз я видела его таким два года назад, и успела позабыть, какой он огромный и черный. Пес осторожно подходил ко мне, явно опасаясь моей реакции, но я не стала ждать и сама бодро потрусила к нему, по-детски непосредственно лизнув в нос. От неожиданности пес сел, а Ремус вдруг облегченно рассмеялся. Папа вторил ему, только в его смехе не было затаенной боли и страха. По-моему, я теперь точно знаю, кто во мне сомневался, а кто, напротив, доверял моим суждениям.
Волчица радовалась свободе и простору, и я отпустила ее: звериная часть меня немедленно начала прыгать по двору на всех четырех лапах и кататься по травке. И это было здорово!
Зависть-сожаление-надежда...
Это не были эмоции моего зверя, и я/мы удивленно обернулись. Ремус во все глаза смотрел на меня, веря и не веря одновременно. Я вопрошающе тявкнула, мол, чего ждешь, присоединяйся, и изобразила улыбку на волчьей морде. Папа потом признался, что, оказывается, волчья мимика довольно разнообразна, и улыбка у меня вполне удалась. Сириус тоже усмехнулся во всю зубастую пасть и выжидательно уставился на друга. Ремус вздохнул и лег на траву. Как я и говорила, закрыл глаза, и тут взошла полная луна. Мне немедленно захотелось попеть, но я сдержалась, чтобы не отвлекать его.
Трансформация явно шла легче, чем раньше, но не так, как при стычке с Грейбеком. Тогда он превратился моментально, а сейчас прошло около минуты, прежде чем волк неуверенно встал на шатающихся лапах и помотал кудлатой башкой. Я снова подпрыгнула на всех четырех лапах, Бродяга последовал моему примеру, и Луни не удержался: прыгнул, удивленно тявкнул и припал к земле. Выражение его морды было до того комичным, что папа не удержался и фыркнул:
- Видел бы ты себя, Люпин!
Луни обиженно рыкнул, и папа вдруг превратился в крупного черного ворона. Похоже, Бродяга неровно дышал к пернатым - он немедленно бросился ловить его, явно намереваясь повыдергать перья из хвоста. Ворон возмущенно каркнул и долбанул пса острым клювом, заставив того припасть к земле и заскулить. Ко мне ворон отнесся более благосклонно и перепорхнул поближе, позволив себя обнюхать и ткнуться носом. Смешно покачнувшись на тонких ногах, птица насмешливо глянула на меня блестящим глазом и перелетела на поручень крыльца. Луни наблюдал за нами со стороны, и мне вдруг стало любопытно: если у него и крестного есть отдельные имена для их зверей, полагается ли таковое и мне?
Интерес-вопрос-человек-имя...
Моему волчку любопытно, как зовут меня-человека?
Согласие.
Я как можно членораздельнее произнесла мысленно свое имя. Гарри. Гар-ри.
Гарррри-да-хорошо.
Волчица завиляла хвостом. Кажется, это имя пришлось ей по вкусу, и другого она не хотела.
Гарр-рри! Ррр!
Просто превосходно. Волчица прыгала и выделывала кульбиты в воздухе, на все лады вырыкивая мое имя, а потом немного успокоилась и села, уставившись на белый круглый диск.
Можно-можно-можно?
А почему бы и нет? Папа накладывал заглушающее, так что соседей я не напугаю. Волчица возликовала и запела, выводя каждую ноту. Поколебавшись, Бродяга подошел и сел рядышком, присоединяясь к концерту. Его голос был ниже и чуть более хриплым, но это только делало наш дуэт лучше. Луни не утерпел и сел с другой стороны от меня, потоптался передними лапами по траве, словно настраиваясь на общий лад. Его голос был самым низким в нашем трио, почти басовитым, и я невольно удивилась - в человеческом обличье у Ремуса голос выше, чем у крестного.
Волчице же это было неинтересно - она пела, о свободе, ветре, луне и лесе, чей образ отложился в памяти ее человеческой половины. Может, удастся уговорить двуногую как-нибудь погулять там? Было бы просто замечательно.
Двуногая мысленно засмеялась и пообещала
