Глава 12Этот костер был необычным – похожий на десятки своих предшественников, он привычно-весело потрескивал смоляными щепками и попахивал сосновыми иголками, и в то же время высокое и неестественно-яркое пламя казалось нарисованным знакомой дизайнерской рукой. Но он-то знал, что костер настоящий – дети, сидящие напротив у самого огня, швырялись старыми шишками в синевато-оранжевые языки пламени, и, вспыхивая снопами искр, шишки шуршали, лопались и мгновенно превращались в облачка пепла. Он уже собрался отчитать ребятню и посоветовать быть осторожнее с забавами и не соваться к огню так близко… как вдруг мирное и обманчиво-ровное секунду назад пламя хищно изогнулось и, будто голодный переродок, вцепилось в мальчишеские затылки. Первыми вспыхнули волосы – темные, белокурые, рыжие; потом занялась одежда – поношенные куртки, жидкие тулупчики, остатки материнских платков... он словно прирос к этому проклятому чурбану, и, онемев от шока и изумления, не мог двинуться с места. Не мог выдавить из себя ни звука, не мог позвать на помощь… не мог помочь сам. Неужели никто не видит?! Хвала небесам, на выручку несчастным детям бежали родители. Он сдавленно выдохнул – и, словно услышав облегчение в его вздохе, ожившее пламя задрожало в беззвучном хохоте, жадно облизнулось длинным оранжевым языком и бросилось на старших, накрывая их головы, руки, тела… задохнувшись от ударившего в нос пепла, еще вчера бывшего старыми шишками и его земляками, он зашелся в крике, надрывая горло, срывая связки - и не издавая ни звука. Вокруг уже горел снег, апельсиновые корки, пустые хлопушки, воротнички от глинтвейна, столичный фургончик, старый учитель, бывшие соседи по Шлаку, Сальная Сэй, ее маленькая чокнутая внучка… а озверевшее пламя продолжало бесноваться и облизываться, пожирая все новые и новые лица…
Из пылающего кошмара его выдернул пронзительный звонок. Обливаясь липким ледяным потом, Хеймитч со звериным рыком подскочил на кровати и отчаянно замахал кулаками, пытаясь отогнать бивший по мозгам запах горелой человеческой плоти – такой тошнотворно-реальный, что желудок тотчас среагировал единственно возможным образом. Он едва успел свесить голову с кровати, как его вывернуло наизнанку экзотической столичной выпивкой вперемешку с чем-то подозрительно-зеленым. Гребаное капитолийское бухло, туда ему и дорога! Проклиная все на свете, он тупо смотрел на омерзительную лужицу на полу, а в ушах по-прежнему бился спасительный трезвон…
Срань господня, что еще за хрень так надрывается в его конуре с самого утра?!
Продолжая цедить сквозь зубы все известные ему ругательства, он кое-как сполз с кровати и поднялся на ноги. Пошатнувшись, коротко огляделся – кровать оказалась вовсе не кроватью, а старым продавленным диваном. Отлично, выходит, он наблевал в собственной гостиной…
С трудом доковыляв до дверного проема, уже лет десять стоящего без двери – боевого трофея очередных зеленых чертей, - Хеймитч поднял взгляд на стену. Потер кулаками опухшие после кошмарного сна глаза. Нет, не привиделось – на стене, как раз напротив гостиной, по совместительству кухни, спальни и столовой –
хорошо еще не уборной! – висел новенький телефонный аппарат. Хотя «новеньким» он был скорее по меркам Двенадцатого дистрикта – в Капитолии такой, наверняка, хранился бы в музее или, что гораздо вероятнее, на свалке. Черный, матовый, с наборным диском из прозрачного пластика, а под ним по кругу – циферки от нуля до девятки. Брезгливо разглядывая невесть откуда взявшийся прибор, ментор подошел ближе и обнаружил сложенный вчетверо листок бумаги, прижатый лежащей поверх аппарата трубкой. Он вытащил таинственную записку, развернул… и смачно выругался.
«Разобьешь – поставят новый», гласил каллиграфический почерк Эффи Бряк.
Называется, оставил дом без присмотра…
- Надо было взять ее с собой, - вздохнув, пробормотал Хеймитч, повертел в руке снятую трубку – и нехотя вернул обратно. Пусть повисит пока, до следующих зеленых чертей.
Стоило трубке оказаться на месте, как телефон снова зазвонил.
- Какого черта?! - рявкнул он в микрофон.
- Всего лишь проверка связи, - после секундной паузы отозвался мучительно знакомый истеричный голос.
- И когда только ты успела, женщина… – мысленно изрыгая проклятия на кудрявую оранжевую голову, глухо застонал ментор.
- Во-первых, доброе утро! - он без труда разобрал в бодром приветствии привычные деловито-язвительные нотки.
- Ни хрена не доброе, - мрачно буркнул в ответ – в носу еще стоял тяжелый запах призрачного ночного пожара.
- Во-вторых, надеюсь, ты видел записку, - игнорируя его ворчание, поучительно продолжала трубка голосом Эффи Бряк. - Учти – это не моя блажь, а распоряжение Капитолия. Так что советую умерить свой пыл и использовать сей предмет по прямому назначению. И, в-третьих, Капитолий приготовил тебе сюрприз…
- Может, позволишь для начала сходить в сортир? – бесцеремонно перебил Хеймитч очередной занудный монолог. – Или будут еще указания?
- Зачем ты грубишь? – возмутилась на другом конце провода капитолийка.
- А зачем ты звонишь? – огрызнулся он.
- Только чтобы услышать твой голос, - приторно-сладко пропела Эффи, потом выразительно фыркнула и бросила трубку.
- Вот же з-зараза, - процедил он в ответ коротким гудкам отбоя.
Героически пересилив непреодолимое желание заехать пикающей трубкой об стену, ментор подчеркнуто осторожно положил ее на рычаг, мгновение подумал, почесал всклокоченный, липкий от пота затылок и, сняв трубку обратно, оставил ее болтаться на длинном пружинящем шнуре - чтобы только больше не слышать кудахтанья этой глупой капитолийской курицы! Глянул на часы – нет и десяти… чертова баба, он улегся всего-то пару часов назад!
А ведь она еще даже не доехала до Капитолия, внезапно подумал Хеймитч, задумчиво разглядывая минутную стрелку. Неужто не утерпела и позвонила из поезда?
Обругав себя за неожиданную улыбку, он поплелся на кухню к заветному шкафчику с заначкой местного «белого ликера» - самопала однорукой Риппер. Уже взявшись за дверцу, вспомнил: дьявол их всех раздери, он же допил все запасы в первый день Тура! Надежда, как известно, умирает последней, и потому он заглянул-таки внутрь: пошарил голодным, требующим опохмела взглядом по пустым полкам и в который раз за утро высказался на чистейшем шахтерском. Ничегошеньки… значит, придется тащиться в Котел.
Ментор хмыкнул – тетка Риппер сегодня, наверняка, обогатится, спасая гудящие головы всех халявно надравшихся накануне!
Не разбирая дороги, он на ощупь побрел в уборную, потом заглянул в ванную. Великосветская опека Мастера не пропала даром: машинально по-цинновски похлопав по физиономии смоченным в ледяной воде полотенцем далеко не первой свежести, Хеймитч по привычке уставился на себя в зеркало. Минуту изучал помятое и опухшее отражение, пытаясь найти в нем вчерашнего столичного щеголя, потом сдержанно покачал головой:
- Праздники закончились, старик. Возвращайся-ка на грешную землю…
Как он и предполагал, Котел гудел, будто растревоженный улей диких лесных пчел – не до конца протрезвевшие и заспанные, его земляки выглядели такими же злыми и агрессивными. У закутка старой ведьмы уже даже собралась очередь – самые болезные спешили подлечиться с утра пораньше. Упившемуся по вине победителей Двенадцатому дистрикту после обеда предстоял День пакетов - долгожданная раздача провизии, но явиться в мэрию в таком виде было чревато как минимум штрафом и административным наказанием. Только Хеймитч Эбернети не опасался дыхнуть в лицо мэру Андерси свежайшим самогонным перегаром - и потому, пристроившись у одного из прилавков на кривом, кое-как сколоченном из старых ящиков табурете, молча матерился и терпеливо пропускал всех страждущих вперед себя. Ему самому не впервой было опохмеляться, но многих из ворчливой очереди он видел здесь впервые.
- Ментор, - нарушил его размышления сиплый голос где-то над ухом. Борясь с внезапным спазмом в висках, Хеймитч осторожно повернул голову и поднял глаза. Ну надо же…
- Начальник, - нехотя приветственно буркнул он. - Какими судьбами?
- Мозги подлечить, - бухнувшись на ящик рядом, коротко уронил глава миротворцев.
Ментор скривился. Полковник миротворческих сил Панема и вот уже второй десяток лет начальник гарнизона Двенадцатого дистрикта, Реджинальд Крэй – «старина Реджи», как звали его за глаза молодые подчиненные – был не самой лучшей компанией на сегодняшнее утро… да и на утро вообще… да и вообще. Не то чтобы Хеймитч имел к нему какие-то личные претензии - по большому счету, плевать ему было на Крэя и на всех подобных, - но остальной дистрикт люто ненавидел и его белый мундир, и пост главного экзекутора, и, главное - его мерзкую манеру посулами и подарками заманивать в постель нищих изголодавшихся девушек. Иногда, выбираясь по вечерам в город, ментор собственными глазами видел, как несчастные создания толпились у полковничьего порога, вымаливая возможность заработать хоть пару монет, чтобы прокормить семью. Как-то парочка совсем отчаявшихся сунулась и к нему –
еще бы, победитель, ментор, при деньгах и не совсем еще старик!… он обматерил тощих голодных девчонок сосками и распоследними шлюхами и выставил их за дверь, напоследок сунув каждой за шиворот по купюре и пригрозив в следующий раз заменить деньги хорошей затрещиной. Неизвестно, насколько там хватило его откупных, но больше малолетних желающих ублажить Хеймитча Эбернети в дистрикте не оказалось.
Что до Крэя, то суеверные старики частенько шептались, что в прошлой жизни старина Реджи определенно был бандитом с большой дороги и за какие-то страшные грехи в этой сделался тюремщиком – иначе как тюремщиком нельзя было назвать его положение в Двенадцатом. Карьерного роста здесь не предполагалось по определению, развлечения, кроме запуганных неумелых девиц по ночам, отсутствовали напрочь. Все, что ему оставалось - это играться в свирепого начальника. Первые несколько лет руководства Крэй действительно очень натурально изображал капитолийского деспота: дистрикт не смел поднять глаз выше линии полковничьего голенища, гарнизон ходил по струнке и чистил зубными щетками плац, сортиры и сапоги, а сам полковник являл собой показательный образец воинской доблести и чести. Но, как известно, время - коварная штука, оно точит даже самые неприступные скалы. С каждым годом порки у позорного столба становились все реже, а наказания – все формальнее. Он еще держал подчиненных в ежовых рукавицах, но уже не гнушался прикупить индейку у нелегальных охотников или пропустить стаканчик беленькой у однорукой тетки Риппер.
Если бы ментор чаще общался с земляками, то еще лет десять назад узнал бы о мрачном и грозном полковнике из столицы массу и других, не самых привлекательных вещей. И о брате-близнеце с нетрадиционной ориентацией, якобы отбывающем срок то ли в тюрьме, то ли в одной из психушек Капитолия с диагнозом «параноидальная шизофрения». И о собственной бурной и драчливой молодости будущего офицера самых «мирных» войск Панема с неоднократными нарушениями того самого закона, на страже которого он теперь стоял. И о принудительном рекрутстве в Академию Второго с ее жесткими, а порой и вовсе жестокими правилами, которая превратила неуправляемого юнца в ярого поборника дисциплины. И о ссылке – именно ссылке – в угольный дистрикт за случайно набитую физиономию столичного хлыща, на поверку оказавшегося сенаторским сынком. Но ничего этого Хеймитч, конечно, не знал. Да и россказням о грехах и переселениях душ верил мало - а потому не обращал внимания ни на бабские сплетни, ни на стариковские пугалки. Сидящий рядом человек был для ментора всего лишь очередным капитолийским воякой. Тем более, что внешность главного миротворца Двенадцатого мало подходила разбойнику и бродяге - до того, как лет пять назад Реджи Крэй всерьез подружился с бутылкой, в свои «где-то за сорок» полковник держал себя бравым и подтянутым молодцом.
Ментор незаметно скосил глаза – зато теперь от этого молодца остались разве что погоны.
Гадливо поежившись, он обвел Котел страдающим взглядом. Обнаружил у входа Дария и еще троих миротворцев и только тогда услышал висевшую вокруг мертвую тишину - выразительно переглядываясь, утренние посетители рынка молча обходили и ментора, и ненавистного капитолийца десятой дорогой. Видать, не одного его мутило от подобной компании. Да уж, хороша парочка – победитель и палач… Толпа в закутке Риппер тоже предпочла за лучшее незаметно рассосаться, и Хеймитч указал Крэю вперед себя – лишь бы поскорее избавиться от сомнительного соседа.
- Не смею задерживать, - сорвалось с языка прежде, чем он успел сообразить, что говорит. Мысленно чертыхнулся –
тьфу, твою ж мать, нахватался от Мастера словечек!
То ли Крэй был не в духе, то ли не расслышал ядовитого сарказма в менторском голосе, но, будто провинившийся ребенок, он послушно кивнул и поднялся с ящика. На мгновение Хеймитчу показался диким и неуместным кипенно-белый парадный мундир, с какой-то дури напяленный полковником для посещения занюханного полулегального Котла в зимнее воскресное утро. Но спустя минуту он уже не думал о мундире - совсем не по-офицерски сунув за пазуху бутылку беленькой, «старина Реджи» рассеянно провел пятерней по седому виску, зачесывая за ухо обросшую гриву, сдавленно промямлил что-то невнятное и поплелся на выход. Напрочь забыв о головной боли, ментор изумленно смотрел ему вслед - какие черти покусали с утра еще вчера неприступного и грозного главу миротворцев? Или Крэй с какой-то дури решил торжественно отметить вот-вот грядущий дембель?
Наконец настала его очередь. Пересев с облюбованного кривого табурета на такой же кривой стол, Хеймитч положил рядом купюру.
- Две, с собой, - буркнул он хозяйке. Старуха Риппер оживленно закивала всклокоченной сивой головой и тут же скрылась под прилавком.
Ожидая живительную порцию адского пойла, которым в Капитолии не рискнули бы даже травить клопов, ментор услышал шумную брань позади себя. Он оглянулся. В дальнем углу едва не дрались двое забулдыг - уже порядком поддатые, мужики никак не могли поделить оставшуюся скудную выпивку. Цепкий менторский взгляд ухватил рядом темноволосую макушку, камуфляжную куртку, высокие ботинки и еще пустую охотничью сумку через плечо - за соседним столом, устало уткнувшись лбом в скрещенные руки, сидел Гейл.
Это так, называется, он болеет?
- А ну заткнулись оба, - даже не подняв головы, уронил, как отрезал, Хоторн, и пьяные драчуны тотчас притихли.
Надо же, каков… Ментор смерил Гейла рассеянным взглядом - и неожиданно увидел на месте мальчишки собственного отца, такого же темноволосого, сероглазого и замученного шахтами работягу. Девяносто часов в неделю вкалывать в забое ради мизерной зарплаты, а в единственный выходной день тащиться в лес, чтобы прокормить семью. Другие давно бы уже сломались – а этот, гляди-ка ты, еще брыкается!
Хеймитч поморщился. Он никогда прежде не задумывался о таких, как Хоторн… чего греха таить, он вообще о многом не задумывался. Он жил, как жилось: проедал и пропивал казенные деньги и демонстративно ненавидел Капитолий. И иногда оплакивал близких… но чаще жалел себя и упивался своей жалостью. Корчил из себя невинную жертву всех вселенских несчастий. Ментор выразительно сплюнул на хлипкий дощатый поддон - куда как проще валить проблемы с больной головы на здоровую и изображать бывалого, побитого жизнью волка! Вот только никаким на хрен волком он никогда не был… хотя нет, пожалуй, все-таки был. Всего однажды, несколько недель в Капитолии, когда шел по головам и почти что по трупам, строил козни и махинации, крутил деньгами и людьми и безрассудно бросался в интриги, которые еще вчера опасливо обходил стороной. И все это ради спасения двоих детей… а скольких он сумел бы вытащить, очнись он раньше? Ведь сумел бы – оказалось, мог еще кусаться и царапаться старый трусливый пес Хеймитч Эбернети.
Уже полгода, еще с самой победы, эта мысль иногда посещала его, смущая менторский покой - а теперь, после ночных баек Цинны о надежде и благодарении, окончательно окрепла, взбунтовалась и возмущенно потребовала действий. Прежде он завидовал погибшим –
все лучше, чем такая жизнь! - теперь же захлебывался в необъятном чувстве вины. Опека над победителями, деньги в муниципальный бюджет - все это было мелко, безлико и незначительно. Ему отчаянно хотелось быть по-настоящему полезным. Ментор косо глянул в сторону Гейла. Не начать ли с него? А лучше не с самого Хоторна – этот гордец не постесняется набить старую менторскую морду за любое, даже самое безобидное предложение помощи…
Хеймитч задумчиво сунулся в карман за очередной купюрой, требовательно постучал по столу стоящим поблизости стаканом, и перед ним чертиком из табакерки нарисовалась Риппер с двумя спасительными бутылками. Он коротко кивнул на стакан. Старуха понимающе забрала пустую посудину, снова полезла под прилавок и через минуту вернулась уже с полной.
- А что, Хейзел Хоторн все так же стирает по чужим домам? – безучастно разглядывая выпивку, будто бы между делом уронил ментор.
- А как же ж, сынок, а как же ж, - прошамкала старая ведьма.
- И много ей платят? – он спросил это машинально, заранее зная ответ.
- Какое там, - выразительно закатив глаза, протянула Риппер. – Едва хватает на хлеб и воду. Вон, на мальчишке все держится.
Хеймитч скривился в усмешке – старая да слепая, а углядела же, как он пялился на Хоторна!
- Да, это… вот еще, - тетка зыркнула по сторонам и поманила его скрюченным пальцем. Сдвинув брови, он наклонился ближе. – Ты, сынок, как-то спрашивал про планелеты… - ментор непроизвольно дрогнул и придвинулся еще ближе. – Видели сегодня эту штуку, аккурат перед рассветом.
Мысли о благотворительности вылетели из головы со скоростью звука. Он с такой силой стиснул зубы, что аж свело челюсть. Тревога третьего уровня в Восьмом, планелет над Двенадцатым в ночь возвращения победителей, парадный мундир Реджи Крэя, единственный раз надетый полковником на получение должности начальника гарнизона...
Что-то противно трепыхнулось и сжалось внутри.
- Еще есть новости? – только и смог выдавить ментор. Риппер неопределенно пожала плечами.
- Сходил бы ты, сынок, в мэрию – провизию бы забрал да с мэром повидался…
Хеймитч вгляделся в помутневшие от времени, но еще живые и дерзкие глаза старухи.
Всегда слушай старших, говорил когда-то отец, и, кажется, пришло время внять-таки его советам.
Часа через полтора, рассовав бутылки с самогоном по рукавам когда-то шикарного, но уже изрядно потрепанного пальто, ментор поднимался на крыльцо особняка Андерси. Уже позвонив в дверь, он вдруг подумал, что вероятнее всего не застанет мэра дома - опять же, День пакетов… но за дверью уже слышались легкие торопливые шаги.
- Ментор? – на пороге, кутаясь в пушистую шаль, стояла Мадж.
- Отец дома? – пробурчал он, плотнее запахиваясь в полы пальто – лишь бы девочка не разглядела под ним его затрапезный вид.
- Он в сортировочной, принимает провизию, но скоро должен вернуться к обеду, - девушка сделала шаг в сторону. – Пообедаете с нами?
Он сдавленно фыркнул.
- Обойдусь.
- Мама была бы рада… видеть вас.
Хеймитч с горечью скривился. Мэри-Энн Андерси, точная копия своей сестры - той самой, умершей когда-то на его руках, - была бы рада видеть его? Он покачал головой.
- Не думаю, что это хорошая идея, девочка. Не в этот раз.
Не в этой жизни, мелькнуло в голове.
- Вообще-то я хотел только узнать… э-эм-м… - замычал он, с трудом подбирая слова.
- Пит принес шубы, - вежливо улыбнувшись, подсказала Мадж, жестом приглашая его внутрь.
- Не это… хотя это тоже, - потоптавшись на пороге, он шагнул-таки в прихожую и растерянно замер у входа, опасаясь наследить на чистом, словно только что вымытом полу.
- Вы можете подождать отца в кабинете, - дружелюбно предложила девушка, закрывая за ним дверь. – Я угощу вас его любимым чаем.
Ох уж эта их фамильная вежливость… Хеймитч усмехнулся. Его действительно мучила жажда, но еще сильнее, чем пить, ему хотелось выпить, а рукава видавшего виды пальто как раз прожигали бутылки с куда более приятной ментору жидкостью, нежели чай
господина мэра – вот только ему вдруг стало неловко выставить себя полной свиньей в глазах этой милой благовоспитанной девочки.
- Ладно, - подумав, кивнул он. – Без молока и без сахара. И я знаю, куда идти.
Проводив его до кабинета, Мадж отправилась на кухню. Воспользовавшись ее отсутствием, ментор поспешно перепрятал бутылки в карманы, и аккуратно, чтобы только не разбить свой драгоценный груз, стянул пальто и положил его на подлокотник кресла. Мельком глянул на себя в стеклянную дверцу шкафа: опухшая физиономия, мятая несвежая рубашка, затасканные домашние штаны. Мда, бывало, конечно, и лучше – но и хуже бывало тоже.
Чай оказался чудо как хорош. Пока, то и дело поправляя спадавшую с плеч шаль, его собеседница наполняла изящную фарфоровую чашку крепким темным настоем, он осторожно принюхивался к странным, одновременно чужим и знакомым запахам вереска и луговых трав, клубящимся над чашкой, и тайком исподлобья разглядывал радушную хозяйку. Золотоволосая и голубоглазая, Мадж Андерси удивительно походила на мать - Хеймитч еще помнил, как в далеком детстве и он сам, и его чумазые дружки из Шлака дразнили дочерей кондитера «сахарными куколками». Ментор спрятал усмешку. Чего только не скажут глупые мальчишки, чтобы обратить на себя внимание – особенно внимание таких девочек, как Мэйсили и Мэри-Энн Доннер!
Мадж тактично кашлянула, и, опомнившись, он непроизвольно улыбнулся ей в ответ.
- Это лабрадорский чай, раз в полгода папа выписывает его из Капитолия. Как по мне, у него ужасный вкус, поэтому я попросила Бесси добавить мяту, мелиссу и лимонник, - кивнув на заварочный чайник, девушка мягко улыбнулась. Заметила, видать, его гримасы… Иронично хмыкнув, ментор вопросительно поднял брови, и на девичьих щеках зарделись два красных пятна. – Это от Китнисс… она приносила летом из леса…
Продолжая беззлобно усмехаться, Хеймитч отвел глаза - как будто он не знал, что все эти травы послушная и доброжелательная дочь мэра собирала собственноручно, тайком от отца выбираясь за ограду Двенадцатого в сопровождении своей новоиспеченной подружки!
- Вы… вы ведь не выдадите меня? – покраснев еще больше, сбивчиво зашептала Мадж, растерянно прикусив губы.
Перед глазами встали две маленькие испуганные малышки.
Аэтоправдачтовы…? Ментор глянул на девушку из-под взъерошенных бровей - и эта сейчас, чего доброго, бухнется с испугу в обморок.
- Непременно выдам, - делая сердитое лицо, по-стариковски заворчал он, давясь снисходительной улыбкой. – Во всех красках распишу Шону, как ты тратила на пьяницу-ментора его драгоценный капитолийский чай.
От дальнейших объяснений их обоих спасла та самая Бесси - старая кухарка мэра, известная на весь дистрикт своим ужасным нравом, заглянула в кабинет, ощупала потрепанного гостя строгим недовольным взглядом и, сдержанно пригладив длинный форменный фартук, попросила мисс «уделить несколько минут вещам, более стоящим ее внимания». Все еще румяная от смущения, Мадж вежливо извинилась, вызвав новую волну ворчливого негодования, –
«Тоже мне, велика птица… извиняйся да еще и чаю ему подавай…» - и, осторожно подталкивая грозную домоправительницу в спину, вышла за дверь, оставив ментора в одиночестве.
Теперь можно было осуществить задуманное. Залпом опрокинув содержимое чашки, Хеймитч потянулся к пальто и выудил из ближайшего кармана одну из бутылок тетки Риппер. Торопливо вытащил зубами пробку, налил в чашку до половины и, шумно хукнув, так же залпом запил экзотический чай не менее экзотическим самогоном. С блаженным видом откинулся на спинку кресла – вот так, посидеть без движения минут десять-пятнадцать, и от головной боли останется только кошмарное воспоминание!
Впрочем, совсем без движения не получилось – машинально обведя глазами рабочий стол мэра, ментор углядел наспех прикрытую бумагами папку личного дела. Интересно, о ком на этот раз наводит справки Капитолий? Любопытство пересилило сознательность, и уже через мгновение папка перекочевала на чайный столик. Стараясь не ворочать головой, Хеймитч на ощупь открыл документы и скосил глаза на титульный лист. Моргнул раз, другой, третий… затылок сам собой оторвался от высокого подголовника, а взгляд уперся в служебное портретное фото на первой странице. Короткая фирменная стрижка Академии Второго, плотно сжатые тонкие губы, квадратная челюсть… но самое примечательное – глаза: глубоко посаженные и такие болотно-черные, что не различить зрачков. «Ромулус Тред», - прочел ментор в заглавной графе. Хмыкнул –
а это что еще за перец?
Через час ему было уже не до смеха. Изученное вдоль и поперек, личное дело Ромулуса Треда не сулило Двенадцатому дистрикту ничего хорошего. Потомственный вояка, полковник - Хеймитчу отчего-то вспомнились отец и сын Гранты, - Академия Второго, выпускник с отличием - перед глазами мелькнул Катон-старший, - двадцать лет в действующей армии, в послужном списке куча горячих точек и боевых наград –
интересно, за какие такие «горячие точки» в мирном Панеме дают «боевые награды»? Да еще и этот острый, как опасная бритва, взгляд – абсолютно чужой и в то же время до жути знакомый. Как пить дать новый начальник гарнизона… неужели ради этого самого знакомого незнакомца Реджи Крэй и напялил сегодня свой кипенно-белый мундир?
Ответы мог дать один единственный человек – мэр Андерси, и потому ментор твердо решил во что бы то ни стало дождаться хозяина кабинета.
Мэр не явился ни к обеду, ни через час, ни через два, ни через три. Мадж благоразумно «забыла» о госте в кабинете, и ментор успел втихаря допить початую бутылку и даже чутка вздремнуть – сказались кошмарный сон и раннее пробуждение.
Он спал бы и дольше, если бы его не разбудил шум и громкий говор в коридоре.
- Общий сбор! Общий сбор у Дома правосудия! – гудел набатом незнакомый мужской голос.
- Что… что случилось?.. – высунувшись за дверь, сонно забормотал ментор спешившей на выход прислуге.
- Плакало мое суфле!... Что случилось, что случилось… вляпался твой мальчишка по самое не хочу – вот что случилось, - снизойдя до неприятного гостя, едко уронила проплывавшая мимо Бесси.
Твой мальчишка… Пит???
Дремоту как рукой сняло.
- Где? – только и спросил он, хватая с кресла пальто и на ходу засовывая руки в рукава.
- И хозяин не явился к обеду!.. Где-где - на площади, ведомо где, - даже не обернувшись, недовольно буркнула из-за плеча кухарка.
Еще издалека он услышал знакомый мерзкий звук – свист плети, рассекающей стылый морозный воздух - и унюхал противный металлический запах крови. Чертыхнувшись, прибавил шагу. Разглядел людей на площади, вокруг пустовавшего обычно позорного столба – и почти перешел на бег…
- Нет!!! – резанул по ушам надрывный вопль Китнисс, смешанный со свистом очередного удара. - Не надо! Вы же его убьете!
Дьявол их всех раздери!!!
Забыв, как дышать, ментор яростно растолкал локтями сбившихся в толпу земляков. Глаза метнулись к безжизненно повисшему телу, за запястья привязанному к столбу. Разодранная плетью рубаха, в кровь и лоскуты располосованная спина, темноволосая макушка, чуть выше – прибитая за шею тощая индейка. Рядом на заснеженной мостовой, заляпанной свежими кроваво-бурыми пятнами - знакомая пятнистая куртка и рухнувшая на колени такая же темноволосая девушка. А над ней - чужая рослая фигура в белом мундире…
Китнисс?! Хоторн?.. А причем тут Пит?
Это теперь тоже «твой мальчишка», Эбернети…
- Стоять! – завидев занесенную для следующего удара руку палача, грозно рыкнул Хеймитч. Шагнул из толпы – и сам едва не свалился на землю, споткнувшись о распростертого на булыжниках миротворца. Срань господня… Дарий? Да что тут творится?!
Ментор наклонился к Китнисс – через левую щеку его подопечной, от глаза до самого подбородка, тянулся длинный ярко-красный след от плети. Интересно девки пляшут…
- Охренеть как замечательно, - мгновение назад клокотавшая внутри паника на глазах превратилась в ледяное спокойствие. Он обернулся - и перехватил уже знакомый черный взгляд Ромулуса Треда. - Малышке через неделю фотографироваться в свадебном платье. Что я скажу ее стилисту?
То ли вояку удивила холодная насмешливость в менторском голосе, то ли он опознал в заступнике известного на весь Панем пьяницу из Двенадцатого дистрикта – но миротворец нехотя опустил плеть.
- Она прервала публичное наказание сознавшегося преступника, - Хеймитч без труда разобрал в желчном голосе привычный капитолийский акцент. Палач из столицы? Ну-ну…
- А мне насрать - хоть бы подорвала Дом правосудия! – почти прорычал ментор. - Посмотри на ее щеку! Думаешь, такой шрам заживет за неделю?
- Меня это не касается, - уже не так уверенно отрезал Тред.
Ах, не касается? Его это даже развеселило. Капитолийский вояка со стажем – а не знает о неприкосновенности действующих победителей?
- Ничё, дружище, щас коснется, - хищно усмехнувшись, угрожающе пообещал Хеймитч. - Вернусь домой - первым делом позвоню в Капитолий. Пусть выяснят, кто вас уполномочил портить прелестное личико моей победительницы!
- Схвачен браконьер. Зачем она вообще вмешалась? - заворчал миротворец.
- Это ее двоюродный брат, - ментор услышал из-за спины привычно выдержанный голос Пита. Обернулся – Пит уверенно шагнул ближе и взял Китнисс за руку, помогая подняться. - А я - жених. Так что если у вас к нему претензии, сначала придется иметь дело с нами.
Хеймитч молча хмыкнул. Героическая картинка! Старый пьяница, тощая девица и упрямый мальчишка - плечом к плечу против абсолютной власти Капитолия... Да их порезали бы на ремни или стерли бы в порошок, если бы не гордое звание победителя Голодных Игр!
Хоть какая-то польза, философски ухмыльнулся ментор, глядя, как перекосило квадратную челюсть нового главы миротворцев от мысли о предстоящей взбучке.
- Осмелюсь доложить, сэр: преступник получил достаточное число ударов - для первого правонарушения, - осторожно вмешался кто-то из подчиненных Треда. - А смертные приговоры приводятся в исполнение особым отрядом.
- Таков местный стандартный протокол? - не сводя с троицы болотно-черных глаз, холодно уточнил капитолиец.
- Так точно, сэр, - отчеканил говоривший, и миротворцы согласно закивали. Хеймитч никогда не слышал о подобном - как и о смертных приговорах в Двенадцатом последние несколько лет, - но отчего-то не удивился их единодушному согласию: старина Реджи не наказывал плетьми и за более серьезные проступки, нежели дохлая индейка, а расстрелов и повешений в Двенадцатом не случалось уже лет двадцать.
Он иронично скривился – насколько он знал, в Котле был свой протокол: если уж кто появится с подстреленной дичью, торговаться за нее до последнего!
- Отлично, девушка, - нехотя процедил Тред. - Забирайте своего брата. А когда оклемается, пусть не суется на земли Капитолия, иначе я лично соберу особый отряд.
Показательным жестом миротворец пропустил плеть через кулак, кольцами наматывая ее на руку. Ментор почувствовал на лице густые капли брызнувшей с плети крови, и в одну секунду холодное спокойствие обернулось животной яростью.
- Не нужно, - еле слышно шепнул рядом Пит.
Сдерживая зверя внутри себя, Хеймитч коротко зыркнул на бывшего подопечного – с силой ухватив его за рукав, Пит отрицательно покачал головой.
- Не нужно, - твердо повторил он, не разжимая руки.
- Гейл! – жалобный стон Китнисс мгновенно остудил желание вцепиться миротворцу в глотку. Хеймитч шумно выдохнул – пусть поживет пока, засранец, у него сейчас есть забота поважнее.
Кто-то из редеющей на глазах толпы подал нож, Пит разрезал веревку на запястьях Гейла, и тот рухнул в объятия метнувшейся к нему Китнисс. Утерев с лица капли чужой крови и сурово отодвинув Пита в сторону, Хеймитч отобрал у него нож и сунул лезвие под нос полумертвому Хоторну. На холодной стали появилась едва заметная испарина, и ментор облегченно выдохнул.
- Отнесем его к твоей матери, - коротко скомандовал он Китнисс. И добавил про себя –
не поможет она, не поможет никто.
Не прошло и пяти минут, а на площади уже остались только они да сменщики Гейла, которые вызвались помочь донести товарища до Эвердинов. Вместо носилок мужчины приспособили дощатый прилавок, за пару монет купленный ментором у старушки из ближайшего магазинчика. Осторожно положили потерявшего сознание Гейла лицом вниз, чтобы только не потревожить превращенную в кровавое месиво спину. Поблизости крутилась какая-то девчонка. Оказалось – бывшая соседка Эвердинов, и Китнисс отправила ее к Хоторнам. Хеймитч представил, каково будет Хейзел услышать подобные новости – и поспешил отогнать полезшие в голову мысли.
Не сейчас – сейчас нельзя было ни думать, ни чувствовать.
- Снег приложи, - глянув на пунцовую щеку Китнисс, хмуро посоветовал он.
По дороге в Деревню Победителей ментор выяснил, как все было. После их утреннего пересечения в Котле Гейл отправился в лес, а оттуда - прямиком к дому Крэя. Но вместо ценителя диких индеек, никогда не скупившегося на деньги, наткнулся на нового главу миротворцев. Парень появился со свежей тушкой в руках и, конечно, не смог отвертеться. Тред арестовал его, вывел на площадь, объявил общий сбор, а потом заставил «преступника» публично покаяться перед дистриктом и тут же приговорил к избиению плетью. К тому времени, как ментор и его бывшие подопечные оказались на площади, парню нанесли не меньше сорока ударов.
- На тридцатом он потерял сознание, - хмуро пробурчал один из товарищей Хоторна, и Хеймитч расслышал позади сдавленный выдох Китнисс.
Он хмыкнул. Сорок, надо же… Бравый и грозный на словах, на деле капитолийский вояка оказался никудышным экзекутором. В хеймитчевской юности предшественнику Крэя хватало десяти-пятнадцати ударов, чтобы вышибить из человека дух – прежний начальник не гнушался должности палача и работал с душой да с оттяжечкой, виртуозно и со знанием дела сдирая со спин провинившихся ошметки кожи и клочья мяса. Этот же исхлестал мальчишку вдоль и поперек, расписав его спину почти полусотней шрамов – и, между тем, хвала небесам, Гейл был еще жив...
- Хорошо еще, индейка была одна, - нарушил его мысли все тот же рассказчик. - Появись он там с обычной сумкой трофеев...
- Парень благоразумно соврал, будто нашел ее на территории Шлака: дескать, глупая птица сама перепорхнула через забор, а он всего лишь добил ее палкой, - вставил другой. - Это тоже против закона. Но если бы этот хмырь узнал, что Гейл шастал по лесу с луком, - убил бы на месте.
- А Дарий? – подал голос Пит.
- Он уже на двадцатом ударе сказал, что пора прекращать. Только не так любезно, как Пурния: вывернул Треду руку, и тот его стукнул кнутовищем в лоб. Теперь бедолаге не поздоровится…
Хеймитч сокрушенно вздохнул. Дарий, Дарий... беспросветная глупость - поднять руку на командира! Даже не служивший в армии ментор знал, что подобное нарушение субординации каралось очень сурово. В условиях чрезвычайной ситуации –
а ситуация в Двенадцатом чертовски напоминала чрезвычайную! – полковник вообще мог пристрелить обидчика на месте, и никто бы слова ему не сказал. А теперь, если это дело дойдет до суда и трибунала, о дальнейшей судьбе мальчишки страшно было даже подумать...
- Да уж, - тряхнув головой, хмуро уронил он, - теперь нам всем придется несладко.
Миссис Эвердин встречала их на крыльце. Сарафанное радио в Двенадцатом работало на высшем уровне - ментор только сказал: «Новый главный», а она уже вела их на кухню, где Прим поспешно освобождала длинный кухонный стол, превращая его в операционный. Хеймитч давно уже не боялся ни крови, ни ран, но вид раскромсанной спины Хоторна посреди стерильно чистой кухоньки Эвердинов вызвал у него непроизвольный рвотный рефлекс. Он помог переложить мальчишку на стол и шагнул в сторону - дальше за дело брались волшебные руки Эль Эвердин. Сколько таких вот, раненых, больных, почти умирающих, выходила и подняла на ноги эта удивительная женщина! Она бралась за любые травмы, любые ожоги и раны - даже когда официальный терапевт Двенадцатого дистрикта, получивший образование аж в Капитолии, беспомощно разводил руками, - особенно если это касалось тех несчастных, которым не хватало даже на кусок хлеба, не то что на услуги столичного доктора.
Вот и сейчас она колдовала над какими-то травами, припарками и пузырьками; меняла примочки и коротко командовала помогавшей ей Прим – сменить воду, достать марлю, принести корень того или листья этого. Ментор огляделся: Пит растерянно замер у входа, а Китнисс забилась в угол, сжала зубы и кулаки и стеклянными глазами наблюдала за ее манипуляциями.
- Глаз не задело? – не отрываясь от раненого, через плечо спросила миссис Эвердин у дочери. Китнисс отчаянно затрясла головой.
- Нет, - сдавленно пробормотала она, - это просто опухоль...
- Приложи еще снега…
- Ты можешь его спасти?
Молча отжав очередную тряпицу, Эль коротко глянула на Хеймитча, и он без слов понял ее напряженный взгляд.
- Не волнуйся,
солнышко, - стараясь не выдать внезапного волнения, отозвался ментор. - До Крэя жителей тоже стегали почем зря, и всех доставляли к ней.
Не поможет она – не поможет никто, отчаянно билось в голове.
Пит стряхнул растерянность и исчез за дверью, а спустя минуту вернулся, неся завернутую в чистый платок пригоршню снега. Он почти насильно усадил Китнисс в стоящее неподалеку кресло и, присев рядом, прижал к ее щеке спасительный холодный компресс.
А парень-то соображает, неожиданно подумал Хеймитч – случись с малышкой истерика, у Пита хватит сил и решимости удержать ее от вмешательства.
- Держите, - опомнившись, он сунул ожидавшим в прихожей шахтерам по крупной купюре. Те недоверчиво переглянулись. - Берите - неизвестно еще, что станет с вашей сменой.
Некстати вспомнив о манерах, –
или он просто не мог больше смотреть на искалеченного плетью Хоторна? – Хеймитч провел мужчин до двери, но закрыть ее не успел – из мглистой, набирающей силу метели на крыльцо спешно поднималась Хейзел.
- Прямо и направо, - коротко ответил он на ее вопросительный взгляд. Проводил глазами припорошенную снегом косу – и, привалившись к стене, устало опустился на пол. Лучше ему остаться здесь. Четыре женщины на одной кухне – это перебор… пусть даже заняты они совсем не готовкой.
Рука сама собой потянулась к бутылке в кармане так и не снятого пальто. Он уже взялся за горлышко - но перед глазами снова встала раскромсанная в лоскуты спина Гейла, и желание в очередной раз проблеваться стало почти неудержимым. Заодно заныли и собственные плечи, разукрашенные такими же, побелевшими со временем шрамами. Прошло почти три десятка лет, а он еще помнил об их существовании – столичные медики, штопавшие победителя Второй Квартальной бойни, по какой-то причине «забыли» на нем рубцы от миротворческой плети. Тогда, в восемнадцать, он не придал этому значения – теперь же, в сорок, понимал, что таким образом Капитолий оставил на нем свою отметину. Тавро - как на скотине, принадлежащей хозяину…
Из кухни раздался душераздирающий стон, и ментор скривился.
- Добро пожаловать в стадо, Хоторн, - горько хмыкнул он, роняя голову на скрещенные на коленях руки.
- Этого мало, - послышался сдавленный голос Китнисс - и спустя мгновение этот голос сорвался на визг: - Дай же ты ему нормальное лекарство!!!
Ну, началось… Кое-как поднявшись на затекшие ноги, Хеймитч шагнул к кухне. Очень вовремя – Пит уже выталкивал Китнисс за дверь, пока та брыкалась и бранилась отборным шахтерским матом. Ментор знал наилучшее средство от истерик, но сейчас у него не поднялась бы рука отвесить девочке оплеуху. Вместо этого, сокрушенно крякнув, он с размаху перехватил орущую непристойности подопечную под острые коленки и, будто мешок с мукой, одним движением закинул ее на плечо.
- Отпусти, ты!.. - и дальше на менторскую голову хлынул поток таких словечек, что на мгновение Хеймитч даже потерял дар речи.
- Надо же, детка, - едко уронил он, - ты, оказывается, знаешь, как называется эта мужская штуковина…
Ментор заволок орущую Китнисс в ближайшую из комнат и скинул ее на кровать.
- А теперь заткнулась, сикуха - не мешай матери спасать жизнь твоему приятелю, - беззлобно рыкнув на свою ношу, он обернулся к Питу. – Прикрой-ка дверь, парень - судя по запеву, нас с тобой ожидает веселенькое представление…
Представление действительно оказалось «веселеньким»: сначала Китнисс бранилась и кричала, потом брыкалась и плакала, а напоследок просто тихо стонала и сквозь зубы грозила ментору всеми известными чертями и напастями - как будто старого пьяницу могли напугать какие-то девчачьи страшилки? Пит честно пытался удержать ее на кровати, уговаривая и шепча на ухо что-то ободрительное, но Хеймитч отчетливо видел – каждое ее ругательство, каждый всхлип, каждый порыв к тому, другому, без сознания лежавшему за стеной, со свистом опускались на светловолосую голову Мелларка, оставляя внутри кровавые следы почище плети Ромулуса Треда. Когда спустя какое-то время в комнату заглянула Эль, Китнисс уже выдохлась окончательно – судорожно всхлипывая и размазывая по лицу слезы, она даже позволила матери обработать опухшую пунцовую щеку, не грозясь при этом сровнять ее с землей, пока Хеймитч в двух словах пересказывал то, что услышал от шахтеров о происшествии на площади.
- Значит, опять началось, – еле слышно выдохнула Эль, глядя куда-то в пустоту.
Всеобщее примирение нарушил пронзительный звонок в дверь.
- Они его не получат! – аж подскочила на кровати Китнисс.
- Рано брыкаешься – может, пришли за тобой, - проворчал Хеймитч, вопросительно глянув на хозяйку дома.
- Я открою, - коротко кивнув, миссис Эвердин решительно поднялась на ноги. Он пошел за ней – на всякий случай, - Китнисс и Пит увязались следом.
За дверью их ожидал сюрприз – вместо отряда бравых военных Хеймитч углядел одинокую заснеженную фигурку. Он вскинул брови. Просто день потрясений…
неужели снова Мадж Андерси?! Ментор с удивлением уставился на знакомую незнакомку. Это была не та девушка, которая еще несколько часов назад с очаровательной улыбкой поила его чаем в отцовском кабинете. У той Мадж не было промокшей картонной коробки в руках, посиневших от мороза губ и лихорадочного блеска в прозрачных, как зимнее небо, глазах. Та Мадж ни в жизнь не решилась бы ночью, в метель, пешком явиться в Деревню Победителей в шелковом домашнем платье и наброшенной поверх шали, слишком легкой для декабря.
- Для твоего друга, - пытаясь отдышаться, она сунула коробку в руки ошалевшей Китнисс. Внутри ментор заметил полдюжины пузырьков со знакомой желтовато-прозрачной жидкостью. - Это мамины. Она разрешила отдать. Возьмите, пожалуйста.
Китнисс только открыла рот, а Мадж уже скрылась в темноте.
- Сумасшедшая, - недовольно буркнул Хеймитч, сердито глядя ей вслед. Обернулся к Китнисс. – Радуйся, детка – это морфлинг. Сейчас парню полегчает.
Уже на кухне, увидев, как Эль ловко управилась со шприцем, и услышав облегченный выдох Гейла, он вдруг почувствовал неимоверную усталость – словно за этот кошмарный день постарел аж на десять лет. У него не осталось сил даже на колкости – иначе он непременно бы высказал какую-нибудь шпильку в адрес чокнутой дочери мэра, сломя голову ринувшейся спасать первого красавчика дистрикта. Вместо этого ментор машинально проглотил предложенный Прим ужин и даже не стал особо сопротивляться, когда Эль тактично посоветовала им с Питом отправляться по домам.
- Позвонишь мне… если что, - вместо прощания уронил он, выталкивая Пита за дверь.
И только дома, зацепившись взглядом за телефонную трубку, безжизненно висящую на шнуре, он внезапно подумал –
не об этом ли «сюрпризе Капитолия» порывалась рассказать ему утром Мисс-Тыквенная-Голова? 
