Отцы и дети

Глава одиннадцатая

Гэндальф проснулся в кромешной тьме от старого, давно забытого чувства. Оно ныло под кожей, приказывало сердцу заходиться в бешеном танце, кружило голову. Тянуло и звало вдаль, где должно было произойти событие. Маг ждал его так долго, что в результате оно застало врасплох.
Подслеповато щурясь в ночную темноту, старик приподнялся с мятого отсыревшего плаща и уставился в чернильную даль, пугающе одинокую и безмолвную. Где-то там, в темноте, за остовами мертвых деревьев случилось что-то удивительное и пугающее, и маг больше всего на свете жаждал оказаться рядом. Это не могло быть чудом, потому что в прошлые разы это было слишком далеко от чуда, не могло быть и трагедией, потому что последствия и возможности, которые ждали впереди, могли изменить мир. Надо было лишь, чтобы маг мог оказаться рядом. Но железные прутья решетки были непобедимы, и Гэндальфу ничего не оставалось, кроме как глядеть в равнодушную темноту, надеясь, что и до него долетят искорки события.
А внизу, по старой тропе из известняка в ногу шагало орочье войско. И ему не было дела до того, что так занимало мага.
***
Лесное королевство, казалось, сошло с ума. По узким улочкам текли реки огня, вода в водопаде окрасилась багром, а ветерок шептал страшные слова: «король идет на войну».
В такие моменты положено сочинять песни, оставлять будущим поколениям воспоминания о великом дне, когда лесное войско вышло из-под тени деревьев на пустошь и сошлось один на один с врагом. Их плюмажи должны развиваться на холодном осеннем ветру, их доспехи - сиять, как звезды, в лучах восходящего солнца, их лошади - грызть удила и рваться в сражение.
Линдир не любил войны. Он помнил, что легионы величественны только при выходе из своего родного города, а потом, не пройдут они и четверть лиги, как сапоги их покроются дорожной грязью, пыль осядет на тяжелой ткани. Стоит лишь земле напиться крови, и она станет вязкой и склизкой, потянет руки, и человек, или гном, или эльф увязнет в ней, и будет уходить глубже и глубже, пока все не будет кончено. Победою ли, смертью ли, возвращением ли домой.
Но больше всего Линдир не любил отвратительную гордыню, которая идет по пятам за победителями. Стоило ему закрыть глаза, как он видел торжествующую улыбку на тонких губах Трандуила. Он войдет в свою столицу, гордо подняв голову, и привезет несметные богатства Королевства Под Горой. Кто тогда посмеет ему перечить? Даже Леголас слова ему не скажет. И тогда пойдут прахом все честолюбивые мечты Линдира, потому что вновь на долгие годы затянется правление старых царей.
Паника охватила все его существо. На мгновение показалось, что все хитроумные планы известны врагу, и не сносить менестрелю головы.
Леголас был хорошим другом, но идеалы Линдира не разделял. Его мир, построенный на непростых и совершенно непонятных синеглазому отношениях с отцом, вечной безответной влюбленности, старых как мир идеалах, был не в состоянии принять революционные идеи менестреля. Нет, тот, конечно, пытался, но они не прижились. Знай бы он, как Люциус, про пересадку органов, сказал бы пафосно, что произошло отторжение.
Люциус почувствовал на собственной шкуре, что такое отторжение. Его мутило, все плыло перед глазами, ноги подкашивались. Никогда за всю свою жизнь он не чувствовал себя настолько разбитым. И, что самое страшное, он понятия не имел, что с ним произошло.
Цепляясь негнущимися пальцами за скользкие резные перила, маг ковылял вверх по крутой эльфийской лестнице. Кажется, он уже был сегодня здесь. Кажется, фигура на площадке сверху ему знакома. Кажется, он знал её так давно, что не может сразу узнать.
- Люциус! – удивленно воскликнула она.
Красиво лицо с тонкими, будто нарисованными кем-то чертами, склонилось над ним. Он что, упал?
Оно улыбалось ему так знакомо, так пугающе знакомо!
- Регулус, - прохрипел Малфой.
И зарыдал. Страшно, навзрыд.
Регулус был ему дорог как никто другой. Он слишком рано потерял дурака-брата, однажды выбравшего Поттеров вместо своей собственной семьи. Этого они, конечно, не могли простить.
Сириусу было лет пятнадцать, когда он ушел из дома. Люциус даже представил себе, как он, в одной рубашке выбегает на крыльцо под проливной лондонский дождь, как хлопает дверь за его спиной, оставляя уничтоженную Вальбургу Блэк посреди темного коридора дома номер двенадцать на площади Гримо.
От лица Сириуса на семейном дереве осталось только круглое обугленное пятнышко, а Регулус в одночасье стал старшим сыном и единственным наследником.
Если бы Люциуса попросили описать Блэка-младшего одним словом, он назвал бы его чу́дным и чудны́м одновременно. Мечтательный и настойчивый, верящий в сказки и не боящийся самых мерзких существ на свете, Регулус появился в жизни Люциуса совершенно случайно и удивительно ненадолго. В один прекрасный день Блэк переступил его порог, а в один ненастный вечер шагнул из окна и исчез навсегда. Между этими незапоминающимися событиями пролетели пять лет, за которые Регулус успел стать Люциусу если не сыном, то младшим братом.
- Какой же ты дурак! – шептал Малфой, цепляясь за зеленый кафтан. – Куда ты полез! Зачем тебе это? Зачем ты пошел против нашего господина? Разве стоило оно того? Стоило? Стоило умереть в страшных мучениях? Стоило оставить маму одну? Стоило?
Регулус не отвечал ему. Только удивленно улыбался и хлопал длинными ресницами.
- Революционер! – выплюнул обжигающее слово Люциус. – За что боролся, на то и напоролся.
Все вокруг внезапно прояснилось, стало ярким и четким.
«Я же в Лесном Королевстве!» - успел вспомнить маг, прежде чем провалился в удушливое беспамятство.
«Он врет! Он бредит!» - тщетно повторяла менестрель.
Напуганное сердце раненой птицей билось в груди.
***
Леголас остался один в прожорливой пасти портовых улиц. Город на сваях зло скалил гнилые зубы. Ночь испуганно жалась к ногам. Шерсть у неё на загривке встала дыбом, и сердце бешено стучало во впалой груди. Город просыпался, на мутных стеклах заплясали огоньки.
Орков и след простыл, будто они были всего лишь частью леденящего душу ночного кошмара. Леголас бы поверил этому, если бы не кровь из разбитого носа – событие действительно удивительное! – запачкавшая губы и руки. Виданное ли дело, чтобы простой орк мог добраться до эльфийского принца! Тут либо орк не простой, либо принц никудышный.
Чу! Тень, легкая и бесшумная, скользнула в переулок. Леголас метнулся за ней. К дальней стене, за угол. Вниз по узкой улочке, по скользким обледенелым доскам. Еще один поворот. И ещё. И вот тень забилась в его руках. Только это была не тень вовсе. И даже не орк.
- Мне больно, - равнодушно сказала она. – Я спешу.
И ускользнула в проулок.
Принцу уже было не до нее. Он снова напал на орочий след. Свежий и будоражащий кровь, он вел его до самой кромки леса, до булыжника старой дороги. А там, в тени густой листвы, ждали белые легионы. Они шли маршем по старым плитам, шурша подолами длинных кафтанов. Они шли в ногу, бесшумно, как кошки. Их длинные плащи отливали серебром, и в темноте между деревьями они казались призраками. От одного их вида по спине бежали мурашки.
Обряженный в сияющие доспехи по левую руку от короля ехал Люциус, молчаливый, бледный как смерть. Трандуил был беззаботен и весел, с улыбкой глядел по сторонам, а порой наклонялся к двойнику и начинал что-то шептать. Никто, казалось, и не заметил принца. Никого, казалось, и не волновало его присутствие.
- Отец! – воскликнул он, шагнув на свет.
Король отмахнулся от сына, как от назойливой мухи:
- Не сейчас. Я так занят!
В любой другой день Леголас оставил бы отца в покое. Но только не сегодня.
- Орки пришли в город. Один из них разбил мне нос!
- Какая досада, - раздраженно отозвался Владыка. – Ты хочешь, чтобы я его наказал? Только скажи!
Леголас пришел в бешенство.
- Отец! Он оказался чертовски силен. Орк! Мы не могли, не должны были допустить подобное. Отец! Если мы оставим все, как есть, то в один день они победят нас! Сожгут наши леса, уничтожат наши семьи. Отец, послушай же!
И отшатнулся, взглянув в равнодушные ледяные глаза.
- Оркам нужны гномы. Пуская забирают! Меня интересует лишь дракон.
***
Рассвет забрезжил на горизонте неожиданно рано. Через проем сорванной с петель двери была видна желтая полоска света на горизонте, едва видимая между домами.
- Как быстро ночь прошла, - задумчиво протянула Сигрид, глядя в светлеющую даль.
- Быстро, - согласился Баин, с любопытством вертящий в руках один их Филиных ножиков. – Мы, наверное, были так заняты всем произошедшем, что и не заметили, как она наступила.
Тауриэль бесшумно поднялась с колен и шагнула к окну. Небо стремительно светлело.
- Странно все это.
Внезапно глубокая морщина рассекла её высокий чистый лоб.
- Это не рассвет! – воскликнула она, бросаясь к Кили. – Это не рассвет! Жадные идиоты! Они разбудили дракона!