Глава 10. Лоскутами. Часть 3: Красными.POV Enobaria
Самопожертвование, самоотдача, самоирония, самоконтроль, самозабвение, самостоятельность – я повторяю эти слова всегда, когда тяжело. Сейчас пытаюсь повторить их, чтобы уснуть. Почему я верю мальчишке? Этот щенок проел мне всю плешь за годы, теперь я готова исполнить все его желания, просто чтобы спасти. Проклятый Капитолий! Отдать жизнь за того, кто отберет еще множество… Зачем я согласилась? Если у него что-то получится… Если он сможет…
Это будет правильно.
Я помогаю не Капитолию, а своему ученику.
Я поклялась, что в Играх победит он.
Подумать только… Сколько прошло уже? Лет пять…
…
Собрание. Похоже на педсовет в школе, разве что сегодня мы считаем переломы и сотрясения мозга. Домой можно отправить троих. Еще шестерых стоит продержать минимум неделю в одиночке.
МакКи проверяет списки бойцов. У меня недобор – обоих учеников четыре дня назад отправили на Игры – редкий случай, когда нет добровольцев. Опять получу малолеток.
Слышится грохот в коридоре. Сатрин вваливается в зал и бросает свой клинок на пол. Координация нарушена, накачали его как надо...
- Проклятый сосунок! Уничтожу! На куски порву! – рычит он, пока идет на свое место.
- О ком это он? – спрашивает Фрея.
Я пожимаю плечами. Мало ли кто из кучки его ребят мог его ослушаться.
- Като, - выплевывает Сатрин, я вижу, как на его форме блестит новое кровавое пятно – опять ворочался, когда его перебинтовывали.
Все в зале начинают смеяться, я не исключение. Не нужно называть фамилию этого мальчишки, чтобы понять, о ком речь: главная проблема Сатрина – четырнадцатилетний сорвиголова, внук по истине великого Боласа. Дикий, несобранный, совсем не похож на деда – победителя Игр и одного из лучших менторов Дистрикта. Хотя парень совсем не глупый, просто не чтит ни правил, ни старших, с таким нужен глаз да глаз. Этого детеныша будто воспитывали в самом дальнем захолустье Панема, но я могу поклясться, его жизнь была прекрасной – никакого вдалбливания мысли об Играх, никаких «ты должен». Мальчишка сам выбрал себе такую роль, а Сатрин согласился помочь, но сдался. Кому же теперь достанется такое чудо?
Я смотрю на Фрею – длинную, худую девчонку, ставшую победительницей три года назад – узкие, темные, далеко посаженные глаза, тонкие руки и фигура – она как катана, гибкая и резкая. Работает только с девочками. К горлу подкатывает горький комок – она готовит очередных кукол для капитолийской армии с вырезанными матками и погубленной психикой – сама такая же, знаю, о чем говорю. А может из ее девчонок сделают отменных проституток, все равно с такой делай, что хочешь – кукла она и есть кукла. Надеюсь, моя ученица не выберется из Игр… Не хочу видеть ее, когда поймет, что с ней сделали. Капитолий не очень радуется, когда победители только из Второго. Вырезая матки, они снижают рождаемость сильных детей у сильных женщин, обеспечивая разнообразие победителей. Интересно, сколько сохранившихся яйцеклеток они пересадили капитолийским бабам, чтобы родить ребенка, имеющего отношение к Играм?!
Меня отвлекает обсуждение мальчишки. Сатрин смотрит на претендентов. Их трое, хотя МакКи без проблем согласится поменять учеников, если понадобится. Бруту будто все равно, он как всегда играется со своей цепью, перемещая ее, так что слышится противный звон, как будто из тюрьмы. Как раз пять его парней просиживают срок в одиночках – своего рода терапия – остужает пыл. Но с Като и это не работает. На моей памяти был только один такой случай, на три дня. В первый он отоспался, за второй и третий научился ходить на руках – нашел занятие даже в камере.
- Энобария, возьми ты. Девчонок у тебя больше нет, теперь сможешь расслабиться, – улыбается МакКи своей «неповторимой» половинчатой улыбкой – одна сторона лица парализована из-за ожога, глаза спасли, да и только.
- Я не работаю с детьми с желанием убить своего учителя, - вздыхаю я.
- Брут, как на счет тебя? – переключается распорядительница.
- Я что вам, нянька для психов? Мне шестой не нужен.
- Сам виноват, что сводишь свою двадцатку с ума, - шепчу я, но засранец все слышит.
МакКи спрашивает у остальных, но никто не хочет брать «такую» лишнюю ношу. Лучше бы ребят обучали стадом - всех вместе, а не классами – по профилю. В этом были бы минусы для меня, зато я не привязывалась бы к детям.
- Что ж… Сатрин, мальчишка остается у тебя. В стакан* можешь засунуть в любой момент.
Лучше уж в одиночке месяц гнить, чем сутки в стакане, думаю я. Как жаль, что у нас с Сатрином одинаковые программы.
- Ладно, записывайте ко мне, – сдаюсь я. – А то Сатрин ему все мозги отморозит. И потом вы все равно отдадите пацаненка Бруту.
Меня отпускают раньше, чем заканчивается совет. Через десять минут обзор новостей про моих ребят, и я снова жалею, что не взяла выходной: провести целый день, видя каждый шаг трибутов... В этом есть своя прелесть.
Я выхожу из корпуса и вижу, у флага сидит тот, кто мне нужен. Гладиус лежит рядом с парнем, там же платок с красным пятном, сам он пялится в маленький экран, лежащий в руках.
- Тебе разрешили смотреть Игры? – спрашиваю я.
- Не ваше дело. У меня свободное время, - бурчит он, не отвлекаясь.
- Теперь мое. Тебя перевели. Сейчас у тебя есть время, чтобы собрать вещи и перебраться в корпус «11».
- Потом.
С улыбкой на лице, я выхватываю плазму у него из рук, и выключаю сигнал.
Мальчишка – не промах. Он сразу хватает гладиус и направляет на меня.
- Отдайте!
- В отличие от Сатрина, я не буду тебя наказывать за такую наглость. Игрушку я у тебя заберу, но не более. Так как мои ребята сейчас на Играх, я имею право снять остальных с занятий и дать поболеть перед экраном. Всем вместе. Ты с нами?
- Семейные посиделки? Трогательно. Это что же, своей семьи нет, значит, соберете из огрызков чужих?
Мне становится смешно. Это действительно мой подход, если кто-то меня не слушается, я не наказываю, просто потом его накажут товарищи.
- Да, так и есть, – безмятежно отвечаю я. – Спроси любого, я с учениками на равных. Сатрин от тебя отказался, я забрала себе. Ему же хуже. Но мне интересно, зачем ты здесь?
Мальчишка опускает оружие.
- Я хочу на Игры.
- Отлично, – выдавливаю я из себя. - Будешь меня слушаться, попадешь… И не придется никому ломать челюсть за это право… Хотя как знать…
...
Мои ребята не выжили, утонули из-за потопа. Еще несколько Игр я запрещала своим даже говорить о том, чтобы стать добровольцами. Не для того я обучаю будущих охранников Дворца Президента. Но детеныш рвался туда раз за разом, хоть я и надеялась, что он забудет мое обещание.
Через четыре года он вышел сам, без моего согласия. В тот же вечер ко мне прибежала Фрея с зареванным лицом:
- Я не хочу отдавать им свою девочку, – кричала она, прижимаясь ко мне, как ребенок к матери. – Мирта мое лучшее творение!
- Я о ней позабочусь, – новое обещание, которое исполнять совсем не хотелось.
В тот же вечер я стала ментором 74-х Игр. Кто-то из моих трибутов обязательно победит. А ведь у меня всегда действовало правило, не становиться ментором своих учеников.
…
Моего мальчика не стало, девочки Фреи, которая могла стать лучшей наемницей Второго Дистрикта тоже. В этом виновата я. Когда встал вопрос, кто должен участвовать на Квартальных Играх, ответ был очевиден. Я на весь Дистрикт заявила, что мы станем победителями 74-х Игр, поклялась своей жизнью, совсем не опасаясь, ни за себя, ни за Като. Теперь я добровольно выйду на Арену, в наказание за нарушение клятвы. Страшного ничего не случится. Брут всего лишь глупая гора мышц, остальные – кучка стариков и слабаков. Двенадцатые – всего лишь дети. Но они умрут. Месть ли?
…
Нет, это не месть, нечто иное. Я не знаю что, но только не она. Я запутала саму себя, но хотя бы одно обещание я выполню.
На утро в мой отсек заходит Ривер – самая глупая из всех медсестер в Тринадцатом. Она осматривает мои зубы, пичкает таблетками.
Я все еще сомневаюсь, правильно ли я выбрала ее в помощницы. Была не была… Не поможет, так умрет. Все равно ей никто не поверит.
- Ты все еще хочешь смыться отсюда?
- Да! Да хочу! – ее серо-голубые глаза светятся от счастья.
- Хорошо. Надеюсь, ты помнишь план, что я хотела провернуть?
- Помню… - отвечает она, голос дрожит. Ну конечно, она забыла.
- Я должна вырубить солдата Хоторна и снять все подозрения с Като,- внутри все переворачивается. Надо было придумать что-то лучше. – Что для этого нужно?
- Для начала нужно, чтобы я нашла солдата, и сказала, что Сойка будет ждать его в особом месте. Это подсобка, о которой как будто никто не знает. Тем временем Ка…. Пит разговаривает с Катнисс. Он должен ее расстроить. Для алиби… Чтобы никто не подумал, что он причастен.
Я киваю… Надеюсь, он сможет придумать, как ее расстроить. Зная своего мальчишку, я понимаю, что в его голову может прийти только мысль, а не посягнуть ли на ее невинность. Пусть, даже слегка потрепанную словами Пита о беременности.
- Хорошо. Это ты помнишь… А что ты говоришь Питу?
Она начинает вспоминать, лицо постепенно меняется, как и появляется ответ в ее сознании.
- Я просто скажу, что знаю его, – я киваю. Пусть так. – Потом, я должна сказать, что Вы послали меня к нему сказать, что в назначенное Вами время ему нужно прийти в подсобку, она находится за прачечной, где вентиляция. А дальше, сказать, что он сам поймет.
- Хорошо, а что если у него не выйдет, заставить Катнисс убежать?
Ей даже не пришлось думать.
- А если не выйдет, то я должна найти ее и сказать, что Гейл ждет ее в подсобке.
- Зачем?
- По его виду и так понятно… Он хочет поговорить о «них».
- Ладно, ты все помнишь… Теперь бегом за лекарствами… Или что там ему нужно…
Ривер кивнула и побежала в коридор. Светловолосая, сероглазая… Так похожа на девочку из Первого… Может он хотя бы с ней поиграет, если с Катнисс ничего не выйдет…
Мне же нужно идти и исполнять свой долг, план которого невероятно глуп. Даже если Гейл и является самым хорошим охотником Тринадцатого, он все равно наивный, влюбленный дурак. Но у него нет здесь врагов, кроме ненормального Пита, безумно любящего ту же самую девушку. Катнисс должна видеть, что не Пит причинил вред Гейлу, а я. Подсобка же подходит по одной лишь причине. Если бы не Ривер, это место осталось тайным для всех. Туда никто не придет, и никто не сможет помешать мне. Но если я вырублю Хоторна, Тринадцатые поймут, что помогаю Капитолию. Они попытаются выяснить у меня планы Сноу… Только Като сможет избавить меня от этого. Ему придется пойти на такой шаг - это снимет с него все подозрения. Пусть они начнут думать, что все время, пока общался со мной, «Пит» всего лишь пытался получить информацию.
Я понимаю все несовершенство идеи, знаю, что могу придумать что-то лучше, но в голову ничего не лезет уже очень-очень давно. С тех пор, как моя маленькая и глупая помощница прибежала ко мне в палату и сказала, что слышала очень важный разговор.
…
Зубы сводит от ужасной, морозящей боли. Когда эти извращенцы-врачи выдрали мои коронки, я забыла, что значит боль от пытки Капитолия. Маленькие электрические иглы под ногтями ничто от процедуры снятия, а затем лечения моего главного оружия.
- Добрый день, Энобария, - ко мне пришла молоденькая медсестра, которая была со мной все то время, что я здесь в Тринадцатом. Подумать только, он действительно существует.
- Шево тэпэ наво? – спрашиваю я, а во рту как будто вата. Через секунду я вижу ответ – тележка с кашей в бутылке с трубочкой. – Вавно, ковми вывтвее. Ефть новофти?
- Да! – с готовностью отвечает она и берет бутылку.
Я с трудом втягиваю в себя жижу, хочется орать от боли.
- Сегодня случайно слышала, как разговаривали господа Хевенсби и Эбернети. Они шушукались в палате «8а», – я смотрю на нее так, будто сейчас удушу, и плевать, что на руках по два ремня. Она тут же осекается и продолжает. – Не думала, что теперь ведутся разговоры за спинами у Коин, но это был один из них. Господин Хевенсби говорил, что с Питом, которого они забрали, что-то не то. Его поведение слишком отличается от привычного. Он говорил, что даже если бы мальчишке вскрыли череп, он бы не стал вести себя как полный засранец. Да-да, так он и сказал. В общем, он не верит Питу. И будет следить за ним. Он думает, что Пит согласился быть шпионом Капитолия.
А я уже два дня знала, что дела обстоят намного хуже.
…
Когда Като раскрыл себя, и сказал, что ему нужно вырубить солдата, я понятия не имела, каков у меня будет план. Я придумывала его на ходу, старалась найти хоть какую-то зацепку. И сейчас, когда я подхожу к прачечной, у меня трясутся руки. Я нервничаю, не зная, смогу ли провернуть самый глупый план. Может, я просто боюсь умереть? Или может, боюсь, что парень не включит во время мозги? Он же временами глупее козы!
По времени у меня еще пять минут. Я захожу за угол коробок в подсобке, тут так мало места, что боюсь, как бы меня не было видно, или они не упали. Тут я дождусь, когда появится Гейл. У горловины чешется кожа, самое видное место, где я только могла спрятать записку. Там всего несколько строк, но они наведут мальчишку на верный путь.
…
Прошло совсем немного времени, я уверенна, что это солдат. Я выхожу из укрытия… Сегодня – мой день.
Надеюсь, что мальчишка не врал, что не видит своих жертв во сне. Мне до сих пор снится, как умирают мои трибуты. Если это правда, то и я ему сниться не буду.
*Камеpа-бокс следственного изолятоpа. Но в ФФ "Стакан" представляет собой особую камеру с пониженной температурой, где совсем пусто. Размеры камеры 2х3 м.
