Глава 14Утро выдалось солнечное, что радовало Алиенору, но Франсуа ворчал – ему тяжело было в доспехах, так как солнце к полудню сильно их разогревало, хотя от ожогов его спасал белый, стеганный ромбиками пурпуэн, как следует набитый ватой. Однако сам по себе этот предмет одежды также заставлял его мучиться на солнцепеке.
Четверо всадников выскочили им навстречу при очередном повороте старой римской дороги, которую они решили сегодня предпочесть полевым тропам. Это были англичане вне всякого сомнения, так как на их длинных стеганках красовались алые кресты. Едва заметив наших героев, они издали восторженный клич на грубом, резком языке. Франсуа, сделав Алиеноре знак, показал ей в сторону хорошей тропы, по которой у них была возможность убежать от преследователей или хотя бы оторваться от них. К тому же был шанс, что, направляясь на юг, англичане не пожелают разворачивать коней на север. Но его маневр был замечен.
- Ну до чего трусливы эти французишки, - сказал предводитель четверки англичан на хорошем французском с северным акцентом, что выдавало в нем дворянина. – Чуть что – сразу в кусты!
Франсуа и Алиенора остановились, легко по молодости купившись на оскорбительное замечание. Оба возмущенно блестели глазами. Франсуа опустил забрало и выступил вперед.
Он, возможно, хотел что-то сказать, но события разворачивались быстро. Сообразив, что им собираются противостоять «трусливые французишки», англичане приняли бой. Первый из них, предводитель, ловко направил на Франсуа копье и сшиб его с лошади так быстро, что Алиенора не успела и ахнуть. Тут она впервые в своей жизни испытала настоящий страх, который раньше не ведала, так как для этого следует включить голову, а она последние дни не успевала этого сделать.
К счастью для нее, страх отпустил ее, как только с ней стали сражаться двое всадников. У них не было копий, да и если бы ее попытались сбить с коня, то, скорее всего, в ее жалкой кольчужке, проткнули бы насквозь. Алиенора снова привычно ни о чем не думала, перед ее глазами стояла пелена, окрашенная красным. Когда смерть приближается, не время размышлять о чем бы то ни было. Она инстинктивно отражала удары, осознавая, что малейшее промедление, задержка - и она погибла. Ее длинный гибкий меч был ее преимуществом. Он казался ей удивительно легким, хотя за эту иллюзию ей бы следовало благодарить выковавших его мастеров, а не свою ловкость. Она махала мечом, отгоняя нападавших, а ее славный Черныш, как и она юный, был увертливее закованных коней противников. На ее стороне были отчаяние и быстрота, стремительность, да неожиданность некоторых выпадов. Англичане не знали, что с ними сражается женщина, чья логика не просто подсказывала, а диктовала к немедленному исполнению самые непредсказуемые маневры. Краем глаза она увидела завязавшуюся между Франсуа и его спешившимся противником дуэль. Оба показывали безупречное мастерство в фехтовании, и прошло где-то полчаса, пока не раздался вскрик Алиеноры, которую ранили в плечо. Предводитель англичан отступил от Франсуа и поднял руку.
- Достаточно! – зычно крикнул он, прекратив бой одним словом.
Все, даже Франсуа, опустили оружие.
- Нам нужно торопиться, у нас важное поручение от принца, - продолжал англичанин. – Тебя бы следовало взять в плен, - обращаясь к Франсуа, заметил он, - но своей доблестью и искусством ты заслужил свободу. Я предлагаю оставить нашу ненужную стычку, и пусть каждый следует туда, куда ему должно.
На это Франсуа поклонился, сохраняя гордую осанку, а англичанин поклонился ему даже ниже, чувствуя, высокое происхождение незнакомого француза. Никак более не обращаясь друг другу, оба маленьких отряда разъехались каждый в своем направлении.
Когда прошло достаточно времени, чтобы молодые люди обрели уверенность в своей безопасности и убедились, что англичане сдержали слово и не преследуют их, Франсуа предложил остановиться.
- Нужно осмотреть твою рану, - сказал он.
- Нет! – отчаянно выкрикнула Алиенора. – Это ничего страшного. Меня только чуть-чуть задели.
- Твоя кольчуга разорвана. Это не может быть "чуть-чуть". Объявляю привал.
- Нет! – вскричала Алиенора, доставая меч. – Не приближайся ко мне!
Франсуа, пораженный, замер. Он действительно приблизился к лже Генриху и теперь растерянно смотрел на него.
- Пресвятая Дева! Да ты безумен, мой мальчик! Я только хотел осмотреть твою рану. У меня есть бальзам, чудодейственный бальзам. Если бы ты только доверился мне… Если бы ты только знал, какие этот бальзам залечивал раны!
- Вот вечером ты и дашь мне свой бальзам, - хмуро сказал лже Генрих. – Я нормально себя чувствую. Это только царапина. Да, всего лишь царапина, а если мы и дальше будем избегать прямой дороги и постоянно устраивать привал, то всю нашу землю завоюют англичане. У меня важное… дело к нашему королю. Предлагаю не медлить более.
Франсуа отступил. Он понимал, что ему придется сражаться с Генрихом только для того, чтобы смазать тому рану бальзамом. Ситуация вырисовывалась нелепейшая, но другого выхода не было. Так, в молчании, они проскакали значительное расстояние и остановились, завидев на своем пути белокаменный город. Франсуа решил, что нужно будет попытаться войти в город, чтобы пополнить запасы вина, которое теперь стало просто необходимым, ибо, как известно, ни одна рана не лечится, если больной пьет только дурного качества воду из мутных канавок, оставшихся после дождей.
К вечеру Алиенора настолько ослабла, что едва держалась в седле. Франсуа осторожно к ней приблизился и снял с коня, на руках, отнеся к месту стоянки. Они устроились под роскошным вязом, освещаемые факелами, размещенными на сторожевых башенках города.
Франсуа приготовил еду – сварил в воде коренья, которые они накануне насобирали в лесу. Осторожно приподнял лже Генриха и дал тому напиться из фляги остатками вина, которое они приобрели в таверне за остававшиеся у Алиеноры денье.
- Малыш, я прошу тебя, дай осмотреть рану.
- Нет, - еле слышно прошептала Алиенора, теряя сознание на плаще, который под ней разложил Франсуа.
Тогда молодой человек осторожно снял с компаньона кольчугу. В темноте он плохо видел, но в отдаленных вспышках факелов все же сумел определить, что рана и в самом деле не опасна. Только следовало остановить кровь. Он знал, что есть простые травы, способные помочь в самой сложной ситуации. Помолившись, он оставил своего спутника и направился в ближайший лесок. Искать травы его учила матушка, когда была жива. Хотя это было очень давно, но Франсуа все прекрасно помнил, а ведь ему было лет семь, тогда, когда графиня говорила: «Вот этот лист, запомни его, сынок, остановит кровь. А этот придаст сил, когда, кажется, что их уже нет. Это сонная трава…» Франсуа собирал ингредиенты для лечебного бальзама, окропляя слезами прошлогодние прелые листья. Как же было славно, когда была жива его матушка! Как счастливо было все семейство, и отец не торопился в походы, а если возвращался израненным, добрые руки графини и ее служанок делали свое дело. Даже из крестового похода вытянули когда-то на этот свет дедушку Франсуа те служанки, которым, казалось, уже было столько же лет, сколько, существует мироздание.
Алиенора тем временем немного пришла в себя от вина и от того, что ее изможденное, раненое тело больше не сотрясала скачка. Она присела у разведенного Франсуа костра и протянула к нему руки.
- А ты, девица, куда направляешься? – спросил ее старческий, добродушный голос.
Девушка тихонько вскрикнула и подняла глаза. Прямо напротив нее сидел облаченный в монашескую одежду старик.
- С чего вы решили, что я девица? – недовольно спросила Алиенора.
Старик обратил бледные глаза к темному небу, потом снова воззрился на нее.
- С того, дитя мое, что хотя глаза мои и ослабли, но по твоим движениям, я понимаю, что ты девица. Очень юная. Годков пятнадцать?
- Да, - призналась Алиенора, нервно высматривая в темноте длинную фигуру Франсуа. – Но я прошу вас сохранить это в тайне. Тогда вы сможете переночевать с нами.
Старик тихонько засмеялся.
- Однако гонор, - сказал он задумчиво. – Но я ничего не скажу твоему славному мальчику. Тем более что здесь…
Тут он замолк.
- Здесь что? – устав ждать, спросила Алиенора. От любопытства она почувствовала себя почти здоровой.
- Здесь вотчина Черной девы. Скажешь что наперекор хоть одной женщине – считай себя покойником.
- Черной девы? Но кто это?
- О, это фея этих мест. Сюда не суют нос англичане, потому что боятся Черной девы, как огня. Даже Черный принц боится ее. Когда-то ее обесчестили солдаты Черного принца, и бедняжка уползла едва живая в лес. А что с ней сделал лес, одному дьяволу ведомо. Поправиться она поправилась, но в свою деревню больше не вернулась, а сформировала отряд из Жаков.
- Из Жаков?
- Да, тех, кто ненавидит весь дворянский род. Только формировала она его особенно, подбирая самых проклятых – содомитов.
- Содомитов? Но кто это?
Тут появился Франсуа. Или уже давно стоял и слушал? Алиенора нервно глянула на него. Но Франсуа смотрел только на старика. После приветствий, молодой человек предложил монаху переночевать под их защитой. Потом протянул старику котелок, нетерпеливо дожидаясь, когда тот своим беззубым ртом разжует его содержимое, исчез ненадолго, принеся новой воды, и опустил в котелок благоухающие травы.
- Содомиты – это те, кто не приемлет женский род и занимается друг с другом непотребством, - сообщил Франсуа, снимая с огня котелок, чтобы тот остыл на траве.
- А такое бывает? – удивилась Алиенора.
- Что именно? Что не всегда перед женщиной рыцари падают ниц? Что иногда они предпочитают любить друг друга, а не коварных женщин?
- Что значит непотребством? – нахмурилась Алиенора, успевшая промыть рану и выпить какой-то травяной напиток, который преподнес ей Франсуа.
- Спи, малыш, - нежно ответил юноша.
Алиенора засыпала, сердито глядя ему в лицо. Но скоро боль унялась, и невероятное блаженство сошло на все ее существо. Она крепко уснула.
Утром старика монаха не было.
- Мы должны войти в город, - объявил ей Франсуа.
Чувствуя себя великолепно, вновь натянувшая на исхудавшее тело кольчугу, починенную Франсуа, Алиенора кротко кивнула.
- Да, как скажешь, - согласилась она, улыбаясь солнцу, медленно ступающему, будто по невидимым лесенкам наверх и всему, что ее окружало.
Франсуа загадочно улыбнулся и занялся конями.