Глава 13За окном лило, как из ведра, а в Ковен Холле, как я и предполагал, бушевали свои грозы. Где-то в глубине дома были слышны вопли Лизи. Если верить моему чувству направления, основные боевые действия происходили в районе гостиной. Так что, следовало скорее выдвинуться в противоположную сторону, пока меня не засекли.
У моих ног уже собралась лужица воды, я быстро высушил одежду заклинанием. Ощущение неприятное, будто по тебе провели жесткой, да еще и наэлектризованной щеткой, но теплая и сухая одежда компенсировала это с лихвой.
Пожалуй, в такой лихой час лучшего убежища, чем кухня было не найти. Там можно рассчитывать и на желанное уединение, и на горячий напиток. К своей немалой радости я нашел там все, что рассчитывал, и даже больше. За столом, покинутая всеми, а главное своим благоверным, сидела Олиса. Перед ней стояла большая белая чашка с чем-то темным и многообещающе пахнущим. Когда я приблизился, то уловил терпкий аромат вина и пряностей.
- Можно сесть рядом?
Девушка кивнула и крепко сжала чашку в руках, согревая ладони. Едва я успел отодвинуть стул, как из кладовки показался домовой эльф, у которого я тоже попросил горячего вина. И он расторопно бросился исполнять мою просьбу, причем все без единого звука – чувствовалась железная рука леди Музы.
- А где твой ревнивый Атилла, или как там звали этого магла? – Я понял, что своими метафорами лишь сбиваю Олису с толку, и перестал мудрить. – Странно, что Том оставил тебя одну.
- Лорд Беггет-Бигль попросил его поговорить с Лизи и утешить ее.
Теперь причина вселенской печали Олисы стала мне ясна. Кто останется равнодушным, зная, что сейчас экзальтированная барышня рыдает на плече твоего парня. А зная Лизи, я мог ручаться, что она промочит мантию Риддла насквозь.
- Так ему и надо, – тихо хмыкнул я, представив эту картину.
- Он не хотел идти, но Лорд Бэггет-Бигль сказал, что только у него получиться ее успокоить. Лизи нравиться Том, это сразу видно, - последнюю фразу Олиса бросила как бы вскользь. Но от меня не укрылось, что за показным безразличием спрятался червь сомнения.
Я сразу же заявил, с этой стороны опасности не жди. Достаточно только посмотреть, каким становится лицо Риддла, стоит Лизи открыть рот: ледяная маска и взгляд узника, приговоренного к смерти. После моих слов Олиса не то чтобы повеселела, но приободрилась.
- Расти, я хочу кое-что тебе сказать.
Я отставил кружку и повернулся к ней, всем своим видом показывая, что весь обратился в слух.
– Ты хороший парень и с тобой всегда можно весело поболтать, но я Тома люблю и никогда его на тебя не променяю.
- Это я давно знал, вот только не понял, что ты нашла в этом придурке.
- Он не придурок. И если бы ты его не доставал…
- Хочешь, открою один секрет, – я пригубил вина, смакуя на языке теплоту и пряный вкус напитка. – Мне нравится доставать Риддла – это, все равно, что таскать змею за хвост. В детстве я обожал эту забаву.
Девушка насупилась.
– И к тому же, твой парень отнюдь не невинная овечка. Знаешь, как-то я из-за него чуть не вылетел из школы. Хочешь, расскажу?
Еще бы она не хотела, да и какая нормальная девушка откажется послушать истории о прошлом своего возлюбленного. Вот и глаза Олисы горели любопытством, ведьма кивнула, а меня не нужно просить дважды.
- Честное слово, чуть не выгнали, – произнес я, как бывалый рассказчик, который собрался удариться в воспоминания. – Хорошо помню, как сижу я на уроке заклинаний. Дело было на третьем курсе, и заклинания нам преподавал МакГрегор, мерзкий старикан. Ему только слово не так скажи, и он сразу начинает честерить всех, на чем свет стоит. Вот сижу я на уроке, и, высунув от усердия язык, конспектирую способы снятия порчи.
Собственный рассказ, как всегда, полностью захватил меня. И вот я уже вскочил со стула и принялся расхаживать по кухне, бурно жестикулируя:
- Тут у меня за спиной возникает МакГрегор – была у него дурацкая привычка ходить по классу и заглядывать в конспекты. Я без задней мысли протягиваю ему свою тетрадь.
Теперь мой голос падает до торжественно шепота, а потом вовсе замолкает. Олиса вертит в руках чашку, но я не спешу продолжать, и моя загадочная улыбка лишь подогревает нетерпение ведьмы. До того, как с языка срывается закономерный вопрос, я продолжаю свой рассказ.
- Лицо профессора медленно, но верно наливается гневом, и я, не понимая причину, вежливо спрашиваю, в чем дело? От моего вопроса МакГрегор чуть ли не взвивается под потолок, будто его гиппогриф клюнул. Он вытаскивает меня из-за парты, хватает за ухо и на глазах у всего класса тащит к двери. Я упираюсь, но не долго – хватка у старика железная, так и без уха остаться недолго.
Я гримасничаю, пытаясь передать, как перекосило лицо разъяренного профессора, изображаю растерянное недоумение, когда речь заходит про мои злоключения. Олиса же смотрит, не отрываясь, и помимо воли сдавленно хихикает.
- Вот МакГрегор влетает в кабинет директора, дверь он открывает с ноги, потому что в одной руке у него мои конспекты, а в другой я сам. Конспектами он размахивает, как боевым знаменем, а меня держит крепко, как законный трофей.
Профессор с порога начинает речь о падении нравственности, разложении устоев и учеников, для которых уже нет никаких авторитетов. И при этом яростно тычет в меня пальцем, спасибо хоть ухо отпустил. А я слушаю и растираю горящее ухо, и чем больше слушаю, тем меньше понимаю, какое отношение вся эта речь имеет ко мне.
Я скорчил обиженную рожицу, которой невозможно было не посочувствовать.
– Но вот наступает момент истины – мои жалкие попытки оправдаться окончательно вывели МакГрегора из себя. Он, издав взбешенный рык, сует мне под нос мои же конспекты, а там черным по белому изложено, что наш профессор чокнутый кретин, троллий сын и et cetera . Все очень занимательно изложено, и, что самое обидное, каждое слово – чистая правда. Я, конечно, мог такое написать, но вот отдать это с наглым видом душке-профессору, у которого нрав, что пороховая бочка – это самоубийству подобно. Но напрасно я доказывал всем, что я не самоубийца и не идиот. Меня заклеймили ниспровергателем устоев, отпетым хулиганом и наказали полугодом отработок. У МакГрегора.
Я посмотрел на Олису, ища сочувствия, и получил его. Девушки никогда еще не оставались равнодушными к моим россказням.
- А знаешь, из-за чего заварилась вся эта каша? Из-за какой-то несчастной банки слизняков! Шутки ради я опрокинул ее в сумку Ридла, а он в отместку заколдовал мое перо. Месть вполне в его стиле – наш Том никогда не будет открыто выяснять отношения, наоборот, он предпочитает все делать исподтишка, чужими руками или при помощи своей любимой темной магии!
Всего лишь одно недоброе слово о ее ненаглядном Томми, как взгляд Олисы из восхищенно-заинтересованного стал холодно-осуждающим. Но тут ничего не поделаешь, такова любовь - вечно переворачивает мир с ног на голову.
– Иногда, собирая для профессора слизь соплохвостов или в очередной раз отвечая у доски домашние задание, - с третьего курса и до самого выпуска список смертников профессора МакГрегора начинался с моей фамилии, - я спрашивал себя, а стоило ли оно того? – Я замолчал, будто этот вопрос мучил меня по сей день. – А потом вспоминаю лицо Риддла, когда он увидел отвратных слизней на своих драгоценных книжках: непередаваемую смесь неверия, злобы и отвращения, с которой он вытаскивал их из сумки, боясь применить магию, чтобы его книженции не рассыпались в прах. И понимаю, да оно того стоило. Сбить с Риддла спесь – это удовольствие стоило любых отработок.
Я с ностальгией вспомнил школьные деньки. Правда, в этой истории симпатии Олисы явно оказались не на моей стороне, но ничего не поделаешь. Рано или поздно она поймет, с кем связалась.
- Но ты бы мог не доставать Тома. Хотя бы ради меня, - попросила девушка. Это были лишь слова, а не заклятие, но я, будто под действием чар, тут же пообещал отстать от ее драгоценного Тома на веки вечные. Эта малость окончательно вернула девушке хорошее настроение. Она перестала нервно вертеть кружку и уже не так пристально смотрела в окно.
А дождь все не кончался…
- Вижу, на территории Беггет-Биглей ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Не бойся, они тебя не съедят, – подбодрил я Олису.
- Не уверена. Я сейчас хочу побыстрее попасть домой. Но зонтик остался на улице, а дождь слишком сильный.
- Вот, вот, – подтвердил я. – Не понимаю людей, которые забивают себе голову всяким бредом про семейную вражду и фамильные проклятия, – стоило мне упомянуть про проклятия, Олиса смертельно побледнела и опять стиснула кружку, будто хотела ее раздавить.
- Кто тебе рассказал о проклятии? – Произнесла она внезапно севшим голосом.
- Да так, один пострел сболтнул. Прости, не стоило мне повторять всякую чушь
- Том знает?
- Постой о чем знает? О проклятии? Так получается это правда, и ты действительно проклята?! – Сказать, что новость меня огорошила, значит, ничего не сказать, я рухнул на стул и во все глаза уставился на Олису. Она кивнула, подтверждая мои опасения.
- Уже пятьсот лет все девушки, которые рождаются в нашей семье, прокляты, – торопливо заговорила она, будто оправдываясь, и заискивающие нотки в ее голосе неприятно резали слух.
- Умирают молодыми, страшной смертью, – я тупо повторил слова Джейми.
- Не всегда страшной. Просто умирают вскоре после 18-летия. Обычно. Кто-то раньше, кто-то позже. Одна из моих прабабок почти дожила до девятнадцати.
- А сколько… - я чуть не ляпнул «тебе осталось». Но вовремя прикусил язык. Олиса не заслуживала такой прямолинейности. Я бы, наверно, долго мучился, подбирая приличную формулировку, но ведьма избавила меня от страданий
- Восемнадцать мне исполнится в октябре.
Я совершенно растерялся и не знал, что сказать. Вот передо мной сидит девушка, и она знает, что умрет через полгода. Боится ли она? Может ли спать по ночам, с каким чувством заканчивает очередной день? И как бы вел себя я на ее месте? Нашел бы силы бороться или мучительное ожидание свело бы меня с ума? Да, я не из пугливых, но меня пробирала дрожь, стоило только представить, что когда-нибудь придется задать эти вопросы себе.
- И как это? Какого это знать, что ты должна умереть?
Олиса прикусила губу, будто ее ударили. Я знал, мои расспросы причиняют ей боль, но жестокое любопытство подстегивало меня лезть ей в душу. Она не обязана отвечать. На самом деле, я бы не удивился, если бы сейчас она встала и ушла, выплеснув вино мне в лицо. Но, похоже, Олисе самой хотелось выговориться, а моя грубость стала скальпелем, который вскрыл давний нарыв.
- Я не слишком отличаюсь от других, от всех остальных людей… Они ведь знают, что умрут, но не верят, и я не могу поверить. Читаю семейные хроники, но все равно надеюсь, что проклятие обойдет меня стороной, что его можно снять или обмануть. Вот только факты против меня. Слишком много попыток и не одного успеха. Проклятие исчезнет только после того, как умрет последний из Сэммилей, после того, как умру я. И я очень боюсь…
- Смерти? – Спросил я шепотом, словно боясь потревожить спящую беду.
- Нет, того, что Том узнает о проклятии и бросит меня.
- О, женщины! – Не удержался и воскликнул я. – По-моему, Риддл - это самая меньшая из твоих проблем.
С моим утверждением Олиса была решительно не согласна. И она, конечно же, изложила свои доводы. Не буду их все пересказывать, потому что смысл этой речи сводился к одному главному тезису: Том Риддл - счастье небесное, и он ей нравится. Я тяжело вздохнул, но что делать, быть может, это побочное влияние проклятия?
В нашем обществе к тем, кто проклят на смерть, относятся как к оборотням, маглам или прокаженным – то есть делают вид, что их нет. Чистокровные колдуны избегают даже разговоров о проклятиях, не говоря уж о самих проклятых. Пройдя через этот хитрый лабиринт недомолвок, реальные истории приобретали фантастические формы.
Не удивительно, что проклятого человека я представлял меланхоличным, бледным, с черными кругами под глазами и обреченностью во взгляде от того, что смерть постоянно маячит за спиной. А передо мной сидела очаровательная молодая девушка с симпатичными ножками, да еще и влюбленная по уши – так что, все равно, какая-то часть меня не верила словам Олисы. Не может же в мире быть все таким несправедливым. И, если бы смерть действительно болталась где-то рядом, я бы, пожалуй, потолковал с этой дамой. Пусть-ка еще раз заглянет в свои списки. Но никакой фигуры с косой не было, к тому же, Олиса прервала свой монолог и задала вопрос, который я очень не хотел услышать.
- А может мне рассказать Тому, вдруг он все поймет? Как ты думаешь, я ему сильно нравлюсь?
И что тут ответишь. Что едва Риддл услышит о проклятии, как вся его любовь-морковь исчезнет без следа, как одинокий путник в тролльих горах. Я молчал, и мое молчание ранило девушку, хуже самого откровенной и глупой лжи, и угнетало больше, чем избитые фразы. Тишина не то, чтобы стала плотной или давящей, она будто отделяла нас друг от друга и Олису от всего остального мира. По ее глазам я видел, она знает и про тролльи горы, и про то, какую нейтрально вежливую улыбочку Риддл вытащит из своего арсенала после слов «прости, милая, думаю нам лучше расстаться», но она все равно надеялась. Не верила, что Том бросит ее, так же, как не верила в существование смерти. Лучше бы она боялась, потому что с этой надеждой в глазах она выглядела жалко. Но кроме этого у нее ничего не было.
И опять острая жалость, будто иглой, кольнула мое сердце. Не справедливо. Эта милая, пусть и темная, ведьмочка не заслужила ни ранней смерти, ни парня, который бросит ее и сбежит от трудностей и проклятий. Со смертью я не мог разобраться, но мог помочь с Риддлом. Мне на ум пришла одна любопытная идейка. Оставалось только уговорить Олису.
