Маги стихий

Глава 12. Огни холодного Самайна: Город кошмаров

Лестницы, подвалы, темные углы,
Губы в кровь, стигматы, руки, пауки,
Ножницы и бритвы, острие иглы,
Слабое дыхание, узкие зрачки.
Выхода не будет, тела западня,
Боли бесконечность, Боже, помоги!
Черное на красном, языки огня,
Лестницы, ступени, беги, беги, беги!
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.

Otto Dix – Сон Разума


20 часов до Самайна. Город

В груди отчаянно колотится сердце, отдаваясь оглушительной барабанной дробью в ушах и перемежаясь с тяжёлым топотом. Гарри бежит вперёд по длинному, бесконечно длинному коридору в доме, которого нет. Слева от юноши мелькают прямоугольные провалы окон, распахнутых в ночь и занавешенных полупрозрачными шторами, напоминающими призраков. Справа – бесчисленные зеркала и неизменно запертые двери. Сзади – тьма, затапливающая уже пройденный путь и осторожно подкрадывающаяся к незваному гостю. Впереди – безликая и пугающая неизвестность. Гарри не знает, сколько он уже пробежал и, самое главное, куда идти. Он даже не может с точностью сказать, как много времени провёл в этом призрачном доме. А ведь совсем недавно юноша и помыслить не мог о том, что окажется в подобном месте….

«Он проснулся от дикой боли, огнём полыхнувшей в шраме и безумной невидимой кошкой вцепившейся когтями в сердце. Ещё не открыв глаза и толком не очнувшись ото сна, Гарри понял: с Гермионой случилось нечто ужасное. Наверняка «Рон» и Тени добрались до подруги, а он, идиот ничтожный, проморгал, не помог, не защитил! Как он мог подвести Гермиону?! Юноша вскочил с постели, борясь с отчаяньем и оцепенением и стряхивая с себя остатки дрёмы, и опрометью бросился в Тайную комнату, надеясь, что у Кандиды есть исправить положение. Но то, что сказала ему Основательница, ошеломило юношу. Каждое слово их разговора врезалось в память, словно его выжгли там калёным железом.

- Почему Вы не сказали мне об этом раньше?! Почему молчали о том, что Гермиона является Королевой Тайного Круга?!

- Потому что не знала. Ни один из нас не способен предсказать, кто придёт ему или ей на смену. Мы не чувствуем своих – а уж тем более чужих – преемников до тех пор, пока они не пробудят хотя бы малую толику своей Силы.

- Но Гермиона уже будила её! Тогда, летом, когда отбивалась от Теней с помощью кинжала!

- Кинжала? Кинжала Пенелопы? Он у Королевы?

- Нет. Герм сказала, что он пропал вместе с книгами и вещами буквально на следующий день. У неё осталось только кольцо.

- В таком случае понятно, почему они смогли достать её на этот раз. Благо, что кольцо она не потеряла. Оно поможет Королеве продержаться до прихода помощи.

- Что это за кольцо? И зачем оно?

- Сейчас не время, мой Король. Твоя Королева с каждой минутой оказывается всё дальше и дальше от нас. Я объясню всё потом, когда ты поможешь ей.

- А вы этого сделать не можете?

- Нет. Я не имею права вмешиваться во всё происходящее. Равно, как и остальные Основатели. Мой долг направлять и просвещать тебя, а не сражаться.

- Ладно…. Где сейчас Гермиона?

- Она не дала своего согласия Теням и бросила им вызов, значит, забрать её на Изнанку они не смогли. И это хорошо: ты не готов к тому, чтобы дать бой врагам на их территории. Но есть и плохая новость. Скорее всего, они спрятали Королеву в Городе.

- В каком ещё городе?

- Если темницу Теней считать домом, то Город - что-то вроде прихожей. Неустойчивая и переменчивая реальность перед самой Изнанкой, населённая человеческими страхами и плохими поступками, обидами и сомнениями, самыми болезненными, горькими и жуткими воспоминаниями. Город порождает ночные кошмары, дурные предчувствия, терзания и фобии. Когда тебе снится плохой сон, или когда тебя мучают смутные сомнения, или когда в тёмных углах начинают мерещиться неведомые чудовища, знай – это твоя душа случайно зашла в Город. В этом случае отыскать выход легко: достаточно силы духа и уверенности в себе. Но души могут туда попадать и другим путём – сражаясь с Тенями. Если человек сопротивляется власти выходцев с Изнанки, они не могут так просто затащить его в свою тюрьму и занять его тело. Для того, чтобы сломить человеческую личность, Тени запирают своих противников в Городе, предоставляя им возможность с головой окунуться в собственные кошмары и бесконечно терзаться чувством вины за сделанное или несделанное. Чем дольше человек пребывает в Городе, тем меньше шансов его спасти. Рано или поздно он ломается под гнётом обстоятельств, и тогда Тени низвергают его на Изнанку, откуда спустя столетия ему суждено выйти новой Тенью.

- Тени хотят сделать Гермиону одной из них?

- Им достаточно и того, что её личность будет безвозвратно разрушена, и Королева Тайного Круга прекратит своё существование. Тогда Круг не замкнётся, и вы проиграете.

- Тогда объясните, как попасть в этот Город, и я помогу Гермионе выбраться!

- Прежде, чем спускаться в Город, необходимо запомнить две вещи. Во-первых, там нельзя ничего скрыть. Всё, о чём ты подумаешь, тут же станет известно всем, кто рядом с тобой. И солгать в ответ на прямой вопрос ты тоже не сумеешь. К счастью, это работает в обе стороны, и твои противники так же не смогут скрывать свои намерения и лгать, глядя тебе в глаза. Но всё равно, ты должен быть очень и очень осторожен, мой Король. А, во-вторых, в Городе нет ничего настоящего. Он показывает подавленные желания, терзающие людей страхи, тёмные и грязные тайны, которые меньше всего хочется открывать окружающим, но ничто из этого не способно причинить физический вред. Только не забывай об этом ни на секунду, маленький Король. Стоит поверить в реальность Города, и он воспользуется этим. Само это место не способно нанести тебе сколь-нибудь серьёзную рану, но получив возможность черпать силы из твоей веры, оно немедленно вцепиться в предоставленный ему шанс, и проклятья, сказанные на улицах Города, обретут силу, оружие – возможность ранить, а сами раны станут серьёзной проблемой. Ни в коем случае не забывай, мой Король, что всё вокруг тебя не более чем олицетворение страхов и сомнений.

- Я всё запомнил, не переживайте. Лучше объясните, как туда попасть. Сами ведь говорили, что Гермиона уходит всё дальше и дальше.

- Сейчас, мой маленький Король. Есть ещё кое-что, что тебе необходимо запомнит. Ты должен успеть вернуться до начала Самайна, до полуночи.

- Почему?

- В эту ночь грань между Жизнью и Смертью тонка, как никогда, а значит, и Тени обретают невиданное могущество. Они попытаются прорваться в наш мир сегодня, в Самайн. И вы все должны быть готовы к этому.

- Но ведь мы ничего не умеем! И не подозреваем о существовании друг друга! Я размышлял над тем, кем могут оказать другие Лорды и Леди, и пришёл к выводу, что, помимо меня и Гермионы, скорее всего, членами Тайного Круга являются эти новенькие, сёстры Принстоун. Но я никак не мог выкроить время, чтобы поговорить с ними об этом! А оставшиеся два? Их где искать прикажете? Как же мы будем противостоять Теням?!

- Не беспокойся, мой Король. Повелитель Теней пока ещё не обрёл свою Силу. Вы сможете сдержать прорыв, но только в том случае, если в бою будут участвовать и Король, и Королева. Поэтому поспеши.

- У меня ещё много времени до полуночи. Я успею.

- Не будь так уверен в этом. Время в Городе течёт иначе. За несколько минут там может пройти несколько лет здесь, и наоборот. Город будет играть с тобой, лгать на каждом шагу, и я не могу предсказать, сколько времени пройдёт прежде, чем ты найдёшь свою Королеву. Поэтому не теряй ни секунды.

- Хорошо, я постараюсь. А теперь объясните, как туда войти?...

Мир оживающих кошмаров. Мир, полный боли, отчаянья, страха и горя. Для Гарри этот мир, его персональный кошмар, начался с неподвижной подруги, безвольно лежащей на больничной кровати. Гермиона казалась выше и тоньше, чем была на самом деле. Сквозь побледневшую и истончившуюся кожу просвечивали сосуды, под глазами залегли чёрные круги, губы отсвечивали синевой. Изнанка пила из неё, такой хрупкой и беззащитной, силы. Именно тогда, стоя возле кровати девушки, Гарри вдруг ясно осознал, что всё имеет свою цену, и каждый его поступок найдёт отклик в этом мире и мире ином. Боль и мучения подруги – его ошибка, его вина, последствия его эгоизма. И в сердце закрадывался страх, что, несмотря на все слова Когтеврана, момент уже упущен.

Он помнил до мелочей, как пытался приоткрыть дверцу в Город. Как осторожно и бережно взял в руки вялую ладонь Гермионы. Её кожа оказалась ледяной, и это пугало, но он изо всех сил гнал от себя панические мысли. Не сейчас, только не сейчас! Необходимо быть уверенным в себе, спокойным и собранным, иначе девушку не спасти. Он сжал её пальцы, согревая их своим теплом, и закрыл глаза.

Мир погружается во мрак. Надо вглядеться в эту темноту, окунуться в неё с головой, впитать её каждой клеточкой тела. Забыть о том, что его окружает. Неважно, что слышат уши, ощущает кожу, чувствует нос. Всё это сейчас абсолютно бесполезно. Отключиться от окружающей среды и нырнуть в мир совершенно иной.

Сначала ничего не выходило. Сколько Гарри ни вглядывался в темноту под веками, он не видел ничего. В уши назойливо лез шум, доносящийся из коридоров. В голове стучала одна и та же мысль: опоздал. Юноша глубоко вдохнул. Так нельзя, так ничего не выйдет. Надо очистить сознание. Выкинуть из головы все ненужные мысли. Успокоиться. Только тогда он сможет услышать чужие души.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Не думать ни о чём, кроме этого. Вдох. Выдох. Чернота перед закрытыми глазами, восходящая в абсолют. Вдох. Выдох. В голове пронзительная пустота. Вдох. Выдох. Все мысли, все чувства, все воспоминания растворяются в мрачной пустоте. Вдох. Выдох. Тело расслабляется, органы чувств теряют связь с реальным миром – эту тонкую нить, привязывающую каждого человека к земле. Вдох. Выдох. И на него обрушивается настоящее цунами.

Свет. Самый яркий, самый ослепительный, раскалённо-белый. Звук. Самый густой, самый глубокий, наполненный невероятными полутонами. Цвет. Самый восхитительный, самый сочный, напоенный невозможными оттенками. И всё сразу, захлёстывающее девятым валом. Он захлёбывается, не в силах выдержать обилие красок и нот. Словно был слепым – а теперь прозрел. Словно был глухим – а теперь услышал. И он тонет во всём этом многообразии. Нет ничего и никого. Есть только звук, и свет, и цвет.

Следом нагрянули воспоминания, мысли и эмоции. Его? Чужие? Неважно…. А было ли оно когда-нибудь существенным? Перед глазами вспыхивают разноцветные картинки чьей-то памяти. В груди разгораются огнём чьи-то эмоции. Он проживает чьи-то жизни – одну за другой. Вместе с кем-то боится, радуется, плачет, смеётся, ликует и умирает. Его нет. И никогда не было. Есть только эта круговерть чужих жизней, чужих мыслей.

На миг перед глазами возникает лицо. Симпатичное лицо девушки с непослушными каштановыми волосами, строгим и умным взглядом. Сознание, не желающее угасать и растворяться в водовороте чужих эмоций, цепляется в последней попытке вынырнуть из пучины цвета и звука. Словно наяву звучит женский холодный голос: «Запомни, главное – не потерять себя и не раствориться в других. Открывая сознание чужакам, не забывай, кто ты и ради чего это делаешь. В момент, когда твой разум раствориться в ментальном отражении нашего мира, ты будешь уязвим, как никогда. Ты должен будешь найти для себя якорь, заставляющий тебя быть самим собой. Иначе – всё пропало. Ты не поможешь ни себе, ни своей подруге».

Кто он? Кому должен помочь? Он не хочет ничего делать. Ему хорошо и уютно здесь, в мире красок, звуков, света и мысли. Зачем куда-то спешить? Но та часть его души, жаждущая вновь обрести саму себя, упрямо хватает клочок воспоминания, в котором эта необычная девушка улыбается и говорит…. Что она говорит? Она зовёт кого-то, называет его Гарри. Гарри…. Это его имя? Зачем?! Зачем здесь имена?! Здесь их нет, не может быть! Он не хочет, не хочет возвращаться обратно! Но его подсознание сильнее, оно уже нашло для себя опору и скрупулёзно, шаг за шагом собирает по крупицам память. Яркие образы, ничего не стоящие по отдельности, но вместе образующие то, что зовётся личностью.

Он обретает имя, в мире, где имена не стоят ничего. Да, его зовут Гарри. Он волшебник, ученик школы чародейства и волшебства Хогвартс. Он Король Тайного Круга и пользователь стихии воздуха. И он должен спасти свою подругу, попавшую в беду. Юноша получает возможность вдохнуть полной грудью и успокоиться. Теперь ему не грозит утонуть. Не в этот раз. Гарри вглядывается в спокойную, величественную черноту. То там, то здесь вспыхивают яркими искорками чужие души, но всё не те. Гриффиндорец ищет только одну. Она скрывается в самой глубине, в самом тёмном месте этого странного пространства. Вспыхивающая золотом звёздочка, излучающая волны умиротворяющего покоя, присущего стихии земли, сейчас потускневшая и поникшая, но всё ещё отчаянно сражающаяся с наступающей тьмой. Гарри улыбается и тянется к ней, золотой нитью связывая их души. Тьма на мгновение взрывается цветным фейерверком, а затем юноша проваливается в пустоту».

Теперь он мчится, не разбирая дороги, по бесконечно длинному и невозможно узкому коридору, ловя свои отражения в бесчисленных зеркалах и свои тени на белых шторах, напоминающих призраков. Одно отражение цепляет взгляд. Гарри останавливается, по инерции пробегая ещё несколько шагов, а затем возвращается к зеркалу. По ту сторону стекла стоит взъерошенный юноша с растрёпанными чёрными волосами и раскрасневшимся от бега лицом. Но он не один. За его спиной вместо узкого окна голая стена, к которой прислонилась девушка. Она стоит, опустив голову и поджав одну ногу. Девушка боса, одета в просторный белый балахон и простоволоса. Гарри присматривается к ней, с зарождающейся радостью отмечая знакомые черты.

- Гермиона! – крик, в котором облегчение мешается счастьем, вырывается против воли. Гарри стремительно оборачивается и видит окно, за которым клубится белёсый туман. Поворачивается к зеркалу – и вновь перед ним девушка, стоящая у стены. Гарри сердито бьёт кулаком в стену.

- Это всё ваши фокусы, да?! – зло интересуется он у тьмы и пустоты, наполняющей дом. Но дом молчит, с безразличием следя за ещё одним из тысяч других своих посетителей.

Гарри касается пальцами стекла, желая во что бы то ни стало добраться до подруги, и оно растекается вязким туманом под рукой, а юноша проваливается сквозь раму, в мгновение ока оказываясь прямо перед девушкой по ту сторону зеркала. Обрадованный, он приближается к ней, сжимает её ладони. Пальцы тут же немеют от холода. Гарри изумлённо глядит на руки подруги. Кожа на них белее снега, пальцы не гнутся, ногти с синеватым отливом, прозрачные словно стекло. Юноша с ужасом поднимает голову, встречаясь взглядом с Гермионой.

Её лицо похоже на череп, обтянутый тонкой кожей. Кое-где она облезла, обнажив белую гладкую кость. Волосы наполовину вылезли, а оставшиеся бессильно повисли, прилипая к щекам и лбу. Рот покрыт гнойными язвами, губы посерели и растрескались. Один глаз отсутствует: вместо него на Гарри смотрит чёрная дыра глазницы. Второй, плоский и мутный, с безумным весельем оглядывает пространство. Юноша невольно отшатывается, но ледяные руки чудовищного призрака крепко вцепились в его запястья.

- В чём дело, милый? – ехидно интересуется мертвячка. – Не нравлюсь я тебе?

Её губы разлепляются с трудом, будто против воли. Изо рта несёт смрадом разложения. Гарри задерживает дыхание, чувствуя подступающую тошноту. Судя по всему, это веселит странную, невозможную Гермионы.

- Нос от меня воротишь, да? А ведь мой нынешний вид – твоя вина. Если бы не твоё непомерное эго, я бы, может, была жива и здорова. А так, любуйся! Смотри, во что я превратилась по твоей милости!

Девушка ухмыляется, обнажая покрытые струпьями дёсны и остатки гнилых зубов. Она впивается ногтями в руки юноши и притягивает его к себе.

- Смотри-смотри!!! – со злым отчаяньем восклицает девица. – Не смей отворачиваться от меня! Ты более омерзителен, чем я, Гарри Поттер! Подумать только, ведь я верила тебе, я помогала тебе, я поддерживала тебя во всём, и ради чего?! Ради того, чтобы превратиться вот в это?! Застрять между жизнью и смертью? Я была твоей лучшей подругой! Никогда ни в чём не сомневалась, все твои слова принимала на веру!! И что со мной из-за тебя случилось?! Что?! Вот она, оказывается, какая, твоя благодарность! Я ненавижу тебя, Гарри Поттер! Тебя и твоё раздутое эго! Ты заботишься и думаешь только о самом себе! А остальные ничто, пыль под твоими ногами! Я здесь по твоей вине, слышишь? По! Твоей! Вине!

Голос Гермионы срывается на визг пополам с хрипом. Изо рта брызжет кровавая слюна. Гарри дёргается из её железной хватки, и с трудом, но ему удаётся вырваться. Прижимая к себе исчерченные кровавыми полосами ладони, юноша опрометью бросается прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от этого места, только бы подальше от неё! В голове набатом стучит: «Это ложь! Это ложь! В Городе нет ничего реального!» А вдогонку ему несутся вопли беснующейся мертвячки:

- Эгоист! Ничтожество! Чудовище! Всё это твоя вина! Твоя!

Он приходит в себя только тогда, когда внезапно перед ним возникает тяжёлая дубовая дверь. Гарри толкает её всем телом и, задыхаясь от быстрого бега, вываливается наружу. Какое-то время он просто стоит, согнувшись в три погибели и переводя дыхание. Затем смотрит на руки, израненные ногтями «Гермионы». Ссадины и не думают заживать. Они отчаянно ноют, и кровь медленно сочится из порезов. Шипя сквозь зубы от боли, Гарри поворачивается к дому. Трёхэтажный, из серого кирпича, тот угрюмо смотрит в пустую и туманную ночь. Где-то там, в глубине захлёбывается рыданиями и криком изуродованная смертью девушка, так похожая на Гермиону. Вина и страх спеленали душу юноши, не давая вздохнуть. То существо, кем бы оно ни было, право. Он виноват перед подругой, из-за него она лежит сейчас в Больничном крыле, ещё не мёртвая, но уже не живая. Но он всё исправит, успеет. Обязательно. Вытерев саднящие руки о рубашку, Гарри отворачивается от дома, из которого вышел, и делает шаг вперёд, выходя в Город.

18 часов до Самайна. Город

Луна стоит на верхней из ступенек, ведущих в подвал. Какая-то часть её души прекрасно знает, что это за место, и помнит, что будет дальше. Но другая она - маленькая девятилетняя девочка, полная предчувствием чего-то нового и необыкновенного - не желает ничего слушать и начинает спускаться. Под босыми ногами тёплое дерево ступеней, впереди мягкий свет, льющийся из приоткрытой двери. Луна слышит голос матери - та, чуть фальшивя, весело напевает какую-то задорную песню.

Под ногами визгливо скрипит ступенька. Луна замирает на мгновение, жалея, что не удалось прокрасться в мамин кабинет тихо-тихо, как мышка. Её услышали и наверняка прогонят: исследовательские лаборатории не место для маленьких девочек. Словно в ответ на эти мысли песня смолкает, и в дверях появляется невысокая хрупкая женщина – Пандора Лавгуд.

- Луна? – Пандора радостно и удивлённо улыбается, делая шаг навстречу дочери. – Я думала, ты ушла гулять с папой.

Луна отрицательно качает головой и, перепрыгивая оставшиеся ступеньки, сбегает вниз, чтобы нырнуть в тёплые материнские объятья. Та её часть, которая знает, как всё будет, с каким-то жадным исступлением впитывает эту ласку.

- Я решила, что с тобой намного интересней, - сообщает девочка, когда мать отпускает её. – Хочу посмотреть то заклинание, над которым ты работаешь. Можно? - звучит почти умоляюще.

- Луна, - Пандора хмурится в притворной строгости. – Ты же знаешь, это может быть опасно для такой маленькой девочки, как ты.

- Я не маленькая! – с жаром возражает её дочь. – Мне уже девять лет! Я скоро в Хогвартс пойду, между прочим.

Мать весело, от души смеётся, и на её щеках появляются те самые замечательные ямочки, которые приводят Луну в восторг. В душе, как и всегда, вспыхивает искренняя, чистая, детская любовь. «У меня самая-самая красивая и смелая мама на свете. А ещё самая умная, ведь она работает над таким сложным заклинанием. Но у неё всё получится, как надо. Иначе и быть не может». Но та, другая, которая всё знает, на минутку стискивает сердце смятением.

- А что на это скажет папа? – интересуется Пандора, обнимая дочь за плечи. Луна счастливо улыбается, запрокидывая голову и вглядываясь в мамино лицо. Она прекрасно понимает, что мама уже дала своё согласие: вон, какие чёртики прыгают у неё в глазах!

- А мы ему не будем ничего рассказывать, - заговорщицким шёпотом предлагает Луна, и Пандора кивает в ответ, подталкивая девочку в сторону лаборатории.

В лаборатории матери никогда не бывает стерильно и аккуратно. Каждый раз какой-нибудь предмет меняет своё местоположение, заставляя хорошенько потрудиться, разыскивая его. Но маму это не смущает. Она говорит, что творческой личности необходим простор для полёта фантазии и небольшой хаос для уюта. И Луна с ней полностью согласна. Здесь, в подвале дома Лавгудов, куда приятнее находиться, чем в безликих и чистых кабинетах других магов-экспериментаторов. Там пусто и безжизненно, как же можно в таком месте изобрести заклинание? А вот у мамы по-домашнему спокойно. Неудивительно, что заклятьям нравится селиться здесь, и Пандора, ловя их, играючи придумывает новые формулы.

Луна седлает стул в углу лаборатории и, положив подбородок на сцепленные руки, внимательно следит за матерью. Та сопоставляет какие-то записи и чертежи, мурлыча себе под нос песенку, которую частенько напевала на ночь дочке. И, слушая незатейливый мотивчик, успокаивается даже та неугомонная частичка, которая страшится того, что вот-вот должно произойти. В умиротворении проходит полчаса, после чего Пандора радостно и совершенно по-детски хлопает в ладоши и оборачивается к Луне.

- Поздравь меня! Кажется, всё получилось. Надо только проверить.

Мать берёт со стола волшебную палочку и с шутливой торжественностью - в этом вся она, непоседливая, эксцентричная Пандора - объявляет:

- Многоуважаемая Полумна Лавгуд, более известная как Луна! Вам довелось присутствовать на грандиознейшем историческом событии – испытании нового левитационного заклинания. Внимание! Барабанная дробь. Вуаля!

Луна не знает, что пошло не так. Не понимает, как такое могло произойти. Не верит в то, что нечто подобное вообще случилось. И в тот момент, когда реальность безжалостно сминает недавнее спокойствие, какой-то кусочек сознания девочки обречённо вздыхает: «За что опять?»

Сначала слышится оглушительный грохот, от которого закладывает уши. За ним ослепительная вспышка ярко-жёлтого цвета, от которой Луна на доли секунды перестаёт видеть. Потом сильный удар, который сталкивает девочку со стула, и она впечатывается спиной в стену, чувствуя, как перехватывает дыхание, а во рту появляется неприятный металлический привкус. А когда круги перед глазами исчезают, она обнаруживает полуразрушенную лабораторию и маму, лежащую среди обломков. Луна, спотыкаясь и падая, подбегает к матери. На губах Пандоры всё ещё блуждает торжествующая и мягкая улыбка, а в глазах словно бы искрится отблеск нового, но, увы, неудавшегося ей заклинания.

- Мама, - шепчет Луна, тряся мать за плечо. – Мамочка! Вставай! Мама! Мне страшно! Вставай, мамочка, вставай!

Мать лежит неподвижно, а под головой у неё расплывается огромное кровавое пятно. Несколько секунд Луна смотрит на него, а потом начинает кричать. И крик девятилетней девочки сливается воедино с горестным воплем четырнадцатилетней девушки, всё понимающей, всё помнящей, столкнувшейся лицом к лицу со своим кошмаром....

Похороны проходят как-то скомкано и быстро. Или Луне просто так кажется. Странные люди говорят странные слова, гладят её по голове и пытаются утешить. Девочка стоит перед могилой матери и тупо смотрит на надгробие, на свежий могильный холмик, на пряно пахнущие цветы. Всё это неправда, этого не может быть, всё это не с ней, не с Луной Лавгуд. Это случилось с кем-то другим. С кем? С Полумной Лавгуд. Да, только с ней это и могло произойти. Мама никогда не называла её Полумной. Ни-ког-да. Значит, это Полумна сейчас стоит возле могилы и слушает, как ей сочувствуют чужие люди. Она и сама посторонняя. Стоит об этом подумать, и на душе становится спокойней.

- Луна, - отец, постаревший на несколько лет, кладёт руку на плечо дочери. – Пойдём?

- Я не Луна, - возражает девочка, поворачиваясь к отцу. В её глазах безмятежность сумасшедшей и спокойствие мудреца. – Я Полумна.

Ксенофилиус сначала недоумённо смотрит на дочь, а потом в его взгляде мелькает нечто неясное, и он покорно наклоняет голову, соглашаясь с дочерью. Так Луна становится Полумной. Навсегда.

***
На кладбище пусто. Нет ни отца, ни сонма соболезнующих. Всё это сон – отголосок той, чужой жизни, воспоминание давно не существующей девочки. Есть только надгробие матери, ничуть не изменившееся за эти годы, и есть Полумна, привыкшая жить миром фантазий и грёз, порой куда более реальным, нежели обыденность. Может быть, поэтому память прошлого лишь оставляет в душе светлую печаль, не причиняя вреда рассудку?

Полумна отрывает от него взгляд и поднимает голову. С далёкого неба цвета стали сыпется мелкой крошкой снег. Полумна знает, что она сейчас не дома. Это не то кладбище, на котором нашла последний покой её мать. Это вообще не реальный мир. Это Город, приоткрывший завесу над самым страшным кошмаром Луны Лавгуд. Кошмаром, от которого Полумна Лавгуд сумела сбежать и с которым рано или поздно должна была столкнуться.

Девушка оглядывается, пытаясь понять, куда идти и где искать выход. И почти сразу замечает женскую фигурку, закутанную в чёрный плащ, замершую перед рядом надгробий, и высокого парня, одетого не по-зимнему легко и раздражённо следящего за фигурой в чёрном. Полумна расправляет плечи, стряхивая с себя остатки воспоминаний, и делает шаг к ним.

17 часов до Самайна. Город

Темнота и тишина давят на нервы, лишают покоя, ледяными коготками впиваются в позвоночник. Драко понятия не имеет, где он находится и как сюда попал. Что он здесь делает, тоже остаётся за гранью понимания. К слову, а где это – здесь?

Таинственное нигде и никогда. Здесь не существует ни пространства, ни времени, а если они и есть, то явно принципиально отличаются от тех, какими слизеринец привык пользоваться. Юноша словно застыл в густой непроглядной тьме. Шаг вперёд, шаг назад, шаги вправо и влево не изменят в его положении ровным счётом ничего, потому что конца этой мгле не предвидится. Как он мог оказаться в подобном месте? Ведь вчера вечером Драко, как обычно, лёг спать в своей спальне, в слизеринских подземельях.

Вспыхнувший свет причиняет почти физическую боль. Юноша машинально заслоняется рукой, пытаясь спасти глаза от режущей яркости. Он слышит шаги и едва различимый шелест мантии. Кто-то идёт к нему, не спеша, уверенным, твёрдым шагом.

Глаза, наконец, привыкают к свету, и Драко получает возможность осмотреться. Увиденное изумляет его. Он стоит в парадном зале Малфой-мэнора. Под ногами дорогой ковёр, расшитый причудливым узорам, на стенах многовековая история благородного Дома Малфой в портретах. А прямо перед наследником древнего рода стоит высокий мужчина со змееподобным лицо, закутанный в чёрную мантию. Тёмный Лорд Волан-де-Морт. Драко опасливо делает несколько шагов назад и упирается спиной в резную спинку кресла. Волан-де-Морт молча смотрит на юношу, не произнося ни слова, не делая ни шага, и от этого парня пробивает озноб. Что здесь делает Тёмный Лорд? И что ему нужно?

В молчании проходит минута за минутой. Драко боится пошевелиться и не в состоянии ничего сказать: от ужаса язык прилип к нёбу. Тот-кого-нельзя-называть просто разглядывает наследника Малфоев, очевидно, наслаждаясь его страхом. В конце концов, Тёмный Лорд нарушает установившуюся тишину.

- Драко, - голос Волан-де-Морта вкрадчив и мягок, но юноше от этого только страшнее. – Ты, помнится, желал получить Чёрную Метку.

Это не вопрос, но Драко, на всякий случай, кивает. Конечно, этого желал не он, а его отец, но…. Как можно отказать величайшему тёмному волшебнику двадцатого столетия, который убивает с поразительной лёгкостью? Если хочешь жить, то никак. А жить Драко Малфой хочет.

- В таком случае тебе придётся доказать мне свою преданность, - голос Тёмного Лорда будто опутывает собеседника тяжёлыми волнами удушающего бархата, из которого не выбраться. – Считай это небольшим вступительным экзаменом.

Драко чувствует, как тяжёлая холодная рука ложится ему на плечи. Он ощущает себя мышью, попавшейся в лапы кошке. Не вырваться, не сбежать, и даже если кошка на мгновение разжимает лапы, это лишь иллюзия свободы. Какая разница, сколько будет биться жертва? Конец игры предрешён.

Тёмный Лорд ведёт юношу в соседнюю комнату. Там уже находятся два человека, связанных магическими путами. Драко вглядывается в черты людей и в ужасе дёргается, порываясь сбежать. Но рука Волан-де-Морта цепко хватает за предплечье и не отпускает, вынуждая идти до конца.

- Обычно, - Тёмного Лорда, определённо, забавляет сложившаяся ситуация, - я не устраиваю подобных испытаний. Но в этот раз на меня снизошло… вдохновение. И я решил, почему бы и нет? В конце концов, каждый из нас должен убить хоть раз, доказать себе, что он способен на подобный шаг. Первое убийство всегда оставляет после себя яркие воспоминания, а уж подобное непременно станет самым острым ощущением, которое ты когда-либо испытаешь в своей жизни. Надеюсь, ты оценил мой маленький сюрприз?

Юноша не слушает Того-кого-нельзя-называть. Неважно, что тот скажет. Его слова ничего не изменят, только сделают хуже. Сейчас существуют только сам Драко, два человека перед ним и панический ужас от осознания того, что надо сделать. Он должен убить собственных родителей. Он должен поднять руку на маму и папу. Настоящий кошмар наяву.

Они не произносят ни слова. Ни единого. Просто смотрят на сына, не отрывая неподвижных, обречённых взглядов от его побелевшего растерянного лица. И от этого только гаже и мезостней на душе. Лучше бы родители кричали, умоляли, угрожали, убеждали… да просто сказали что-нибудь! Хоть что-нибудь…. Но только не это мёртвое безмолвие взглядов! Словно они уже мертвы.

- Чего же ты ждёшь, Драко? – вкрадчиво спрашивает Волан-де-Морт. – На нашем скромном семейном празднике больше не будет никого. Самое время начинать веселье.

Руки дрожат. Ладони потеют. Палочка выскальзывает из онемевших пальцев и бесшумно тонет в толстом ковре. Перед глазами – круги всех оттенков чёрного. В ушах – шум, отдалённо похожий на звук прибоя. Он не может этого сделать. Он просто не сумеет.

- Драко, - теперь в голосе Тёмного Лорда отчётливо звякает металл, - я не люблю, когда меня заставляют ждать, а мои приказы подвергаются сомнению. Или, может быть, ты желаешь разделить участь своих родителей?

Страх вплетается в душу, поднимаясь тошнотой к горлу. Убить родителей и выжить или не тронуть их и умереть? Разве можно выбрать из такого? Нельзя. И он не хочет – не желает, слышите?! – выбирать. Только в этом странном мире, в этом кошмаре, вырвавшемся на свободу, Драко не имеет права выбора. Он даже не властен над своим телом. Это его пальцы – не он – берут волшебную палочку. Это его руки – не он – поднимают её на уровень груди. Это его губы – не он – шепчут ужасные слова. Это его глаза – не он – жадно впитывают последние мгновения жизни родителей.

В голове словно звонит колокол. Это неправда, это всё ложь, это не он! Он отбрасывает с отвращением оружие подальше от себя. Он кричит от боли, ужаса и горя так, что срывает голос. Он подхватывает накренившуюся мать и прижимает её к себе. Он слышит издевательский смех Волан-де-Морта, видит на его лице кривую ухмылку и вдруг понимает: всё, что произошло – всего-навсего отражение его тщательно спрятанных страхов, не более того. Драко осознаёт эту истину с такой ясностью, словно ему кто-то прошептал её на ухо. Никто не способен причинить ему вред до тех пор, пока он не позволит это сделать. Юноша встаёт с колен, поворачивается к Тёмному Лорду и бьёт. С размаху, по-магловски, кулаком. И окружающий мир разлетается на осколки.

16 часов до Самайна. Город

Гарри торопливо шагает по тёмной улице мимо затихших домов. Небольшой маггловский городок спит, укутанный серовато-белым туманом, и не ведает, что творится прямо в его сердце.

Гарри останавливается на перекрёстке. С того самого момента, как он покинул дом с призраками, юноша не встретил ни одной живой души. Неживой, впрочем, тоже. Первое огорчало, второе радовало. Но самым отвратительным было то, что Гермионы – живой, реальной, тёплой – нигде не было. Время неумолимо летело вперёд, и гриффиндорец старался не думать о том, сколько сейчас часов в реальности. Какой смысл думать об этом? Разве печальные размышления помогут найти подругу?

За спиной раздаются быстрые шаги. Гарри оборачивается, в глубине души радуясь, что он здесь больше не один. Навстречу ему по проезжей части спешит женщина в потрёпанном пальто, старенькой шляпке и растоптанных сапогах. На руках женщина несёт маленькую спящую девочку, доверчиво прижимавшуюся щекой к плечу незнакомки. Гарри торопливо подоходит ближе.

- Здравствуйте. Скажите, кто Вы и откуда здесь взялись?

Женщина безразлично скользит взглядом по юноше и отворачивается, крепче прижимая к себе ребёнка. На секунду лицо девочки попадает в пятно света от тусклого уличного фонаря, и гриффиндорец изумлённо узнаёт в малютке Гермиону, несмотря на то, что ребёнка и его подругу разделяют как минимум лет десять-одиннадцать. Не раздумывая, юноша хватает женщину за рукав, морщась от боли в израненных ладонях.

- Извините, Вы не могли бы уделить мне всего несколько минут?

Женщина пристально смотрит на Гарри, недовольно поджав губы. В её лице тоже угадываются смутно знакомые черты. Нет, с ней гриффиндорец точно никогда не встречался, но она невероятно похожа на какого-то знакомого, словно приходится ему родственницей. Вот только на кого же?

Женщина тем временем принимает какое-то решение и, нервно и воровато оглянувшись по сторонам, быстро и тихо произносит:

- Всего пару минут и ни секундой больше.

- Конечно, - заверяет её Гарри. – Скажите, пожалуйста, кто эта девочка?

Собеседница машинально обнимает ребёнка так, словно хочет защитить от незнакомца, и отступает на шаг.

- Это моя дочь Кастра, - отвечает она, явно собираясь уйти. Но Гарри не позволяет ей этого сделать.

- Кастра? – переспрашивает он. – Вы уверены?

- Ты считаешь, что я не знаю имени собственного ребёнка? – раздражённо шипит женщина, делая ещё один шаг назад. – Кто ты вообще такой и что тебе от меня нужно?!

- Я не желаю Вам зла, - поспешно говорит юноша, примирительно поднимая руки. – Просто Ваша дочь очень напоминает мне мою подругу в детстве. Вот я и поинтересовался. Извините, пожалуйста.

Однако успокоенной собеседница не выглядит. Она всё так же настороженно взирает на парня, не делая, впрочем, попыток убежать. Гарри воспринимает это как разрешение продолжать расспросы.

- Куда Вы так спешите? – спрашивает он и тут же понимает, что зря это сделал. Женщина напрягается, словно пружина, готовая вот-вот распрямиться, и со злостью и отчаянием в голосе восклицает:

- Немедленно прекрати этот допрос! Ну, что мы вам всем сделали?! Оставь в покое меня и моего бедного ребёнка! Не твоё дело, куда я иду! Две минуты давно истекли! И не смей преследовать меня, иначе, клянусь, я приласкаю тебя Круциатусом!

С этими словами женщина высвобождает одну руку, стремительно выхватывает из кармана волшебную палочку и направляет её на собеседника. Гарри изумлённо смотрит на оружие, а затем переводит взгляд на женщину.

- Вы волшебница? – глупее вопроса не придумаешь.

- Хватит издеваться надо мной! – в голосе несчастной матери явственное слышатся истерические нотки. Палочка в руках дрожит. – Хватит! Надо мной! Издеваться! Я так больше не могу! Отстаньте от меня! – это она громко выкрикивает куда-то в пустоту. – Дайте мне умереть спокойно!!

Безумие женщины пугает и отталкивает. Её трясёт как в лихорадке, руки трясутся, в глазах пляшут искры сумасшествия. И ещё она боится. Дико, панически. Боится всего и в первую очередь неведомых людей, которые преследуют её и ребёнка.

- Успокойтесь! – рявкает Гарри, опасаясь, как бы ненормальная в припадке не удушила собственную дочь. – Я ничего от Вас не хочу и даже не думал издеваться над Вами. Я не виноват, что Вы углядели в моём поведении злой умысел. Не буду больше у Вас ничего спрашивать и преследовать Вас тоже не буду, если пообещаете не убивать ребёнка.

Женщина с немым удивлением смотрит на него, словно видит впервые.

- Я не чудовище, чтобы убивать свою дочку. Я просто хочу для неё другой жизни. Спокойной, счастливой, благополучной. Такой, какую я ей дать не в состоянии. Хоть кто-то из нашей ветви должен получить хорошее детство и нормальную семью.

Мать с любовью и горечью глядит на ребёнка, прижимаясь губами к его волосам.

- Всё будет хорошо, Кэсси. Я тебе обещаю это. У тебя будет самый лучший на свете дом, самые верные на свете друзья и самая счастливая на свете жизнь. Всё будет хорошо. Тебя, наконец, оставят в покое.

В душу Гарри закрадывается смутное подозрение.

- Вы хотите отдать дочь в другую семью?

- Да, - шепчет женщина. – Её вырастят маглы. Магический мир прогнил насквозь, наверное, он заслуживает того, чтобы быть уничтоженным бесконечной войной. Но моя девочка будет расти далеко от него. Она ничего не узнает о том кошмаре, в котором жила я. Никогда.

С этими словами она разворачивается и быстро идёт прочь, не оглядываясь и не отвечая на окрики юноши. Гриффиндорец бросается за ней вдогонку, но мать с дочерью, завернув за угол, исчезают, словно растворившись в ночной пелене. Гарри растерянно замирает. И куда теперь идти? Где искать Гермиону? И почему теперь она выглядит ребёнком? Юноша делает шаг вперёд…

… И изумлённо оглядывается. Он стоит на ярко освещённой фонарями улочке. Таких улиц в пригородах Лондона пруд пруди. Эта была как две капли воды похожа на Тисовую, где Гарри провёл большую часть своей недолгой жизни. Такие же аккуратные домики, ухоженные газончики, пышные, но отцветшие уже клумбы. Юноша находится напротив одного из домов, ничем особенным не выделяющегося из ряда других таких же. Почти ничем. На пороге этого дома стоит уже знакомая гриффиндорцу женщина, прижимающая к себе дочку. Гарри пытается подойти поближе, но ноги словно приросли к земле, а тело окаменело и перестало слушаться. Парню остаётся только стоять и смотреть на разворачивающееся перед ним действо. Вот женщина аккуратно снимает с себя пальто, кутает в него девочку и кладёт её на порог дома. Затем достаёт из кармана волшебную палочку. В этот момент малышка сонно зевает и открывает глазки.

- Мама? – голосок её звучит удивлённо, но не испуганно. – Где мы? Что мы тут делаем?

- Всё хорошо, - лихорадочно шепчет женщина. – Всё будет хорошо.

- Когда мы вернёмся домой? – спрашивает ребёнок, возясь в большом материнском пальто.

- Ты уже дома, радость моя, - голос женщины дрожит, как и палочка в её руке. – Спи, Кэсси, спи, моя маленькая. Уже почти всё закончилось.

- Тогда хорошо, - улыбается малютка, закрывая глаза. – Я люблю тебя, мамочка.

- Если бы ты знала, Кэсси, как я тебя люблю, - тяжело вздыхает её мать и поднимает палочку. – Надеюсь, у тебя будет именно такая жизнь, которую я всегда для тебя хотела. Прости меня, доченька. Обливиэйт.

На личико девочки набегает тень, но быстро исчезает. Малышка продолжает спать, однако теперь на её лице нет улыбки. Она стёрта заклинанием Забвения. Женщина убирает палочку, наклоняется к ребёнку, целует в лобик и, позвонив в дверь, трансгрессирует с негромким хлопком. Гарри ждёт ещё какое-то время, но из дома никто не выходит. Тело вновь начинает повиноваться своему хозяину, и юноша приближается к спящей девочке. Тихонько трогает её за плечо, отрешённо отмечая, что порезы на руках превратились в распухшие багровые рубцы, и малышка тут же открывает глаза и садится, словно и не спала вовсе. Непонимающе смотрит на незнакомца, но не плачет и не убегает. Просто сидит, не отводит взгляда, и ждёт. И Гарри говорит, повторяя слова, которые кто-то невидимый вкладывает в его голову:

- Идём со мной. Я помогу тебе вспомнить.

Девочка неуверенно улыбается, протягивает крошечную ручку, и парень с ребёнком растворяются в лабиринтах Города.

13 часов до Самайна. Хогвартс и его окрестности

«Долорес Амбридж назначена Генеральным инспектором Хогвартса» - кричал заголовок. Это невероятно раздражало. Как и сладко и высокомерно улыбающаяся стерва на колдографии. Джейсен с нескрываемым наслаждением затушил тлеющую сигарету об изображение мерзкой жабы в человеческом обличии, из-за которой полтора месяца назад полетела в тартарары вся его карьера аврора, а вместе с ней развалились, словно карточный домик, все мечты и надежды. Молодой человек скривился, делая глоток коричневатой жижи, которую в «Кабаньей голове» называли кофе. В голове снова и снова прокручивался разговор сначала с отцом, а затем с главой аврората. Стоило признать – это было бессмысленно с самого начала. Попытка рассказать о Чёрной Метке, предположить, что мальчишка Поттер не лжёт, столкнулась с глухой бетонной стеной непонимания и нежелания услышать. Впрочем, чего ещё можно было ожидать? Нельзя убедить в чём-то тех, кто упорствует в удобном заблуждении. И уж тем более невозможно убедить тех, кто в изменившихся условиях потеряет власть над умами.

Его не стали слушать: указали на дверь и всё. А на следующий день настойчиво порекомендовали написать заявление по собственному. «Вы ещё слишком молоды, наивны и по-юношески доверчивы, - с отеческим сочувствием сказал начальник аврората. – Наберитесь жизненного опыта, а потом поговорим». А эта жаба Амбридж, неведомым ветром занесённая в отдел, сладенько ухмылялась и протягивала уже готовую бумажку. Когда он вышел из кабинета, она выплыла следом за ним и, положив руку ему на локоть - выше просто не дотянулась - мягко пропела: «Нельзя позволять таким смутьян и лжецам, как Вы, морочить честным волшебникам головы. В глубине души Вы полностью со мной согласны, не так ли? Не стоит упорствовать в опасном заблуждении, в конце концов, сейчас Вас отпускают только из уважения к Вашему отцу». Так его карьера и мечты были походя разрушены облечённой властью сукой.

Отец.... Отец не сказал вообще ничего. Только презрительно хмыкнул, холодно посмотрев на сына поверх документов, разбередив в душе старый, казалось, совсем забытый страх – не оправдать ожиданий. Тогда Джейсен не выдержал и этого безразличного, будто бы сквозь него, взгляда, и этого детского, но цепкого страха, стушевался как подросток и сбежал из дома, по-ребячески громко хлопнув дверью. Глупо вышло, что и говорить, но теперь было поздно что-либо исправлять. Возвращаться домой к отцу с его безразличным «я был лучшего мнения о тебе, Джейсен» не хотелось.

Молодой человек посмотрел на хмурое октябрьское небо, которое, казалось, вот-вот готово было рухнуть и похоронить под своими обломками Хогсмид. Октябрь заканчивался на редкость погано. Затяжные дожди, адский холод ночью и промозглая сырость днём. В такую погоду стоило бы сидеть дома, в тепле, возле камина, а не ночевать во второсортных гостиницах крошечных деревушек. Но у Джейсена не было ни дома, ни хотя бы камина, возле которого можно было бы согреться, а сюда, в Хогсмид, молодого человека тянуло словно магнитом с той самой ночи, когда он увидел Чёрную Метку над телом мёртвого зятя.

- Ещё кофе? – равнодушно осведомился усталый мужчина за стойкой. Наверняка ему тоже не хотелось торчать здесь, в полутёмном и плохо протопленном зале, но единственный клиент никуда не уходил, а работа есть работа. Джейсен моргнул, сбрасывая наваждение и ощущение неотвратимо приближающейся беды.

- Да, пожалуй…, - задумчиво протянул он, но взгляд снова зацепился за заголовок проклятущей газетёнки и колдографию старой образины.

- Нет, знаете, давайте лучше огневики! – решительно потребовал бывший аврор, извлекая из кармана новую сигарету. Он найдёт выход из сложившейся ситуации. Он со всем разберётся. Но самое главное, он отыщет сестру.

***
Сказать, что Северус любил Хэллоуин, значило бы сильно погрешить против истины. Но, по крайней мере, в школьные годы этот праздник не приносил ему особенных хлопот, за исключением, пожалуй, неизменно глупых шуточек Мародёров, считавших своим долгом если не напугать его, то, как минимум, испортить ему настроение. В любом случае раньше Хэллоуин был не хуже и не лучше всех прочих дней. До тех пор, пока в Хогвартсе не появился Гарри Поттер.

С того самого момента, как несносный мальчишка переступил порог школы, на несчастного Северуса начали валиться бесконечные беды. Как будто клятва защитить сына Лили была знаком кому-то свыше открывать бездонную бочку несчастий. И Хэллоуин превратился для зельевара в настоящее проклятие. Вспомнить хотя бы придурка Квирелла, впустившего тролля в школу, и милейшего Пушка, чудом не отхватившего декану ногу. Или год, когда школа стояла на ушах, пытаясь поймать василиска и не допустить появления новых жертв. Или год, когда все преподаватели снова бегали, как подстреленные, ловя блохастого Блека. Стоит ли продолжать дальше?

Впрочем, в этот раз всё стремительно летело в тартарары с самого сентября. Разумеется, Хогвартс и покой – вещи несовместимые, но такого сумасшедшего года бывалый шпион не припоминал. Проблемы росли точно снежный ком. Одна цепляла другую, та вела за собой третью, а там глядишь – не далеко до четвёртой. Дамблдор требовал докладывать о Волан-де-Морте, Волан-де-Морт требовал сведений о Поттере и Дамблдоре, Люциус требовал присматривать за Драко, Белла Лестрейндж, без шума и ажиотажа - Министерство боялось признаваться в этом общественности - освобождённая этим летом, не требовала ничего, но подозревала во всём. Элизабет и Дженнифер Принстоуны, чисто теоретически могущие быть его дочерями (в конце концов, Анна Доусон всегда была несколько странной девушкой), были неизменно натянуто-вежливы, как и с любыми другими преподавателями, прилежны и, к счастью, особых хлопот не доставляли, напрягая несчастного профессора лишь своим присутствием. Хуже всего дела обстояли с Золотым Трио. Поттер изменился и неясно, к худу или к добру, Грейнджер с каждым новым днём становилась всё больше похожа на привидение, Уизли превратился в полную противоположность самого себя. Северус терялся в догадках. Что произошло с золотыми детками Дамблдора? С каких это пор отпрыск Джеймса молчит в ответ на его, Снейпа, придирки, вежливо и холодно отвечает, признаёт свои ошибки? Почему это вдруг гриффиндорская всезнайка стала такой тихой на уроках и такой бледной и измождённой? Попала в Больничное крыло, а теперь и вовсе то ли в коме, то ли в очень глубоком обмороке. Как же это Поттер проморгал, что творится с его подружкой? Что же касается Уизли, то он своим поведением опровергал любое существование логики. Глаза прячет, лишний раз не высказывается, с лучшими друзьями не общается. Вот и как за ними присматривать?! И защищать их как?! А тут ещё этот проклятый Хэллоуин….

Снейп поймал себя на том, что мысли в очередной раз потекли по кругу. Взглянул на часы, чертыхнулся сквозь зубы и поднялся. Чутьё, которое никогда не подводило, било тревогу, но уроков никто не отменял, а идти на поклон к дражайшему директору и рассказывать о своих предчувствиях совершенно нет желания. Максимум, чего можно этим добиться, только понимающей улыбки, загадочного взгляда и заверения, что «всё под контролем». Под контролем, разумеется! Мордред и Моргана, как же хочется, чтобы Дамблдор вместе с Волан-де-Мортом провалились ко всем чертям! И пусть там мучают друг друга, сколько им угодно, а его, Северуса, оставят в покое!

Мужчина взялся за ручку двери и замер на мгновение, собираясь с мыслями и приводя чувства в порядок. Какие бы эмоции его не одолевали, студенты о них знать не должны. Во-первых, необходимо поддерживать имидж бесстрастного и безжалостного Ужаса Подземелий. А, во-вторых, с такими подопечными, как слизеринцы, по-другому и нельзя. Стоит им увидеть хоть малейший признак слабости – загрызут. В лучшем случае.

Северус был уже на пороге своего кабинета, когда ощутил невесомое тёплое прикосновение к плечу и услышал шёпот, больше похожий на дуновение воздуха:

- Защити их…. Прошу тебя!

Снейп обернулся, молниеносно выхватывая палочку. Но за спиной никого не было. Всё так же ровно горел огонь в камине, в таком же порядке лежали бумаги на столе. Вещи на местах, и ни следа присутствия чужака. «Нервы, - угрюмо хмыкнул Северус, не убирая, впрочем, палочку. – Ещё немного и стану шизофреником. Или маразматиком, как наш дорогой директор. Или параноиком, как наш милейший Тёмный Лорд». Мужчина снова развернулся, намереваясь выйти – и опять шёпот, словно бабочка прикоснулась крылом:

- Молю, Северус. Мне больше некому доверять.

- Кто ты? – сухо поинтересовался Снейп, хладнокровно выстраивая в голове варианты заклинаний, которыми стоит встретить незваного гостя.

- Быстро же ты меня забыл…, - в голосе отчётливо зазвучала горечь. – Но это неважно. Теперь больше нет ничего важного. Кроме одного. Защити их!

- Кого ещё я должен защищать, кроме этого выскочки Поттера?! Почему бы вам всем не найти более подходящую кандидатуру на роль телохранителя?! – раздражённо бросил в пустоту Северус, чувствуя, как внутри закипает глухая ярость. Усталость и напряжение последних нескольких месяцев – с тех пор, как вернулся Тёмный Лорд – грозили вылиться в разрушительное нападение на неизвестного. Но нападать было не на кого. Голос тщательно оберегал своё инкогнито.

- Ты сам знаешь, кого. Ты чувствуешь это. Во всяком случае, я надеюсь. Просто пообещай мне, что ты защитишь их! Обещай!

- А если я откажусь? – жёстко поинтересовался зельевар. – С чего мне соглашаться на непонятные предложения? Я даже не знаю, кто ты. Кого ты хочешь отдать под моё покровительство? Может быть, завтра я не смогу защитить сам себя! Как же мне оберегать других? И вообще, почему бы просто не оставить меня в покое?

- Ты просишь оставить тебя в покое…. Разве ты знаешь, что такое покой? Ты не сможешь остаться в стороне. А защита… просто пообещай, что попробуешь! Мне так спокойнее…. Настолько, насколько вообще здесь может быть спокойно. Пожалуйста, мне и так довольно страданий. Обещай!

- Твердишь одно и то же, как попугай! – зло процедил мужчина. – Какое мне дело до твоих страданий? Кто ты мне: мать, отец, брат или сестра? Я и без того взял на себя сверх меры! Играть в героя? Нет уж, увольте! Обратись к Поттеру: нашу знаменитость хлебом не корми – дай только спасти кого-нибудь. Всего хорошего.

Он решительно вышел за порог и закрыл дверь.

Какое-то время кабинет пустовал. Но затем возле стола, на котором лежали не убранные в шкаф личные дела студентов, материализовалась женская фигура, закутанная в плащ. Призрачная рука нежно и робко коснулась листа, где были написаны данные об Элизабет Принстоун. Сорвались с ресниц и упали на лист две прозрачные капли. Секунду спустя в кабинете снова не было никого. Только в воздухе продолжало бесконечным рефреном звучать:

- Северус, умоляю…. Защити их!

10 часов до Самайна. Лондон, площадь Гриммо

Сириус не знал, что заставило его подняться на чердак. Чувство, накатившее на него за завтраком, было странным, неуловимым, неосязаемым – и вместе с тем самым реальным из всего, что мужчине когда-либо доводилось испытывать. Оно - как болезненный укол в сердце, как пронзительный звон в ушах, как лёгким птичьим крылом по щеке. Надо идти. Быстро. Немедленно. Иначе можно опоздать. Куда? Зачем? И почему? Непонятно…. Но кристально ясно: времени мало, и надо спешить. Бежать. Сейчас же.

А ведь день начинался до одури, до безумия обыденно. Ещё один в несметной плеяде. Безликий. Серый. Заражающий своей серостью всё, до чего получается дотянуться. Серая мгла, вползающая в выстывшую комнату из-за удушающе тяжёлых серых штор. Серые от пыли гобелены и ковры на серых стенах, обезличенных временем и людским безразличием. Серое уныние, поселившееся в запертых и забытых комнатах. Серое одиночество, караулившее последнего представителя семейства Блек в пустых бесконечных коридорах. Серое безумие в глазах матери, постепенно просачивающееся в дом и обнимающее Сириуса своими мягкими лапами. И даже еда уже кажется серой: и на цвет, и на вкус, и на запах. И хочется перекинуться, и скрести когтями стены, и рвать в клочья всё, что попадётся на пути, стремясь к свободе, и, вскинув морду, зайтись в тоскливом вое, и плевать, что он не оборотень, а сейчас не полнолуние. Пусть. Псы тоже иногда мечтают стать волками.

Таким должно было быть сегодня. Как вчера и как завтра, но…. Это растреклятое и благословенное «но». Оно преследовало Сириуса с самого пробуждения и было везде. В брюзжании Кикимера, неожиданно тихом, неуверенном и каком-то неискреннем. В гневных тирадах матери, сегодня наполненных несвойственным ей нотками панической истерики, заткнуть которую оказалось легче лёгкого. А последние пару часов в доме царила чуждая самой его сути тишина. И, возможно, так на мать и старого эльфа действует Хэллоуин (ха!) или всё дело в том, что дева-удача хоть ненадолго решила повернуться к бывшему любимцу лицом (вдвойне ха!), но…. Но дёрнули ж его какие-то черти пойти на чердак. И Сириус вряд ли ответил бы, какие именно.

На чердаке было так же, как и всегда: пусто, пыльно и темно. Вряд ли здесь бывали люди с того момента, как умерла Вальбурга. Сюда не добралась даже одержимая чистотой и уборкой Молли. Почему, сейчас уже и не вспомнить, но факт оставался фактом: чердак был единственным местом, где всё осталось в первозданном виде. Сириус огляделся, пытаясь сообразить, чего ради он сюда залез. Тусклые лучи осеннего солнца пробивались сквозь рассохшиеся доски, которыми было заколочено крошечное оконце под самой крышей. В лужице света у самой дальней стены стоял небольшой сундучок, украшенный ажурной деревянной резьбой. Сириус подошёл ближе. Скорее всего, этот сундучок принадлежал его матери и вряд ли заслуживал серьёзного внимания, но отойти мужчина не мог. То, что буквально подталкивало его в спину, требуя его присутствия на чердаке, сейчас твердило, что находку надо непременно открыть и исследовать. Поразмыслив, Сириус решил покориться. В конце концов, какое-никакое, а спасение от тоскливого безделья.

Сундучок оказался заперт. Замочной скважины на нём не обнаружилось, и Сириус недолго думая применил Аллохомору. Однако старинная находка была защищена намного крепче, чем казалось. Мужчина использовал ещё парочку заклинаний, но крышка не поддалась, словно была намертво приклеена. Более того, пальцы ощутимо и предупреждающе кольнуло. Оставив попытки вскрыть сундучок, Сириус проверил его на наличие охранных заклинаний. Сказать, что результаты поразили его, значит не сказать ровным счётом ничего. Крошечный сундучок, стоящий невесть сколько лет на захламлённом и пыльном чердаке, был защищён так надёжно, как охраняют, наверное, только редкие и дорогие вещи. Большая часть заклятий оказалась чёрномагической и малоизвестной. Сириус ощутил азарт. Теперь открыть сундучок и увидеть его содержимое хотелось ему самому, а не чему-то неведомому. К счастью, перемещать таинственный сундук с места на место было можно, и мужчина, подхватив его, двинулся по направлению к библиотеке. Настроение стремительно улучшалось.

8 часов до Самайна. Город

Дженнифер удивлённо оглядывается. Она готова поклясться, что ещё секунду назад сидела в сумрачном классе Трансфигурации и слушала на редкость занудную и непонятную лекцию профессора МакГонагалл. Может быть, это просто сон? Джен больно щипает себя за руку, потом сильно зажмуривает глаза, трясёт головой, но обстановка не меняется. Неужели не сон? Тогда где она и что всё это значит?

Девушка стоит в гостиной уютного маггловского дома. В двух шагах от неё на полу сидит девочка лет девяти-десяти с непослушными каштановыми кудряшками и увлечённо вертит в руках куклу, забавно прикусив губу и хмуря лобик. Сначала Дженнифер не верит своим глазам, но затем потрясённо выдыхает:

- Гермиона?

Девочка действительно невероятно похожа на гриффиндорскую старосту. Даже хмурится в минуту сосредоточенности так же. Но на имя своё не откликается. А может, просто не слышит Джен. И всё это напоминает девушке летний сон, когда всё точно так же казалось реальным до нереальности. Страх замораживает кровь, но Дженнифер вынуждает себя сделать шаг. Затем другой. Наконец, она подходит к ребёнку вплотную и опускается на корточки.

- Гермиона…, ты меня слышишь?

Девочка не отвлекается от своего занятия ни на миг, полностью игнорируя присутствие посторонних. Она хмурится сильнее, а потом сердито отшвыривает куклу, вскакивает на ноги и выбегает прочь из комнаты. Джен поднимается, намереваясь бежать следом, и машинально подхватывает на руки игрушку. Смотрит ей в лицо и роняет обратно на пол. У куклы нет глаз, на лбу проступают плесневые пятна, чёрный рот искривлён в издевательской усмешке и искажены черты, но Дженнифер мерещится облик Гермионы. Гриффиндорка разворачивается и опрометью бросается вон из комнаты.

Останавливается она лишь тогда, когда замечает, что бежит по занесённой снегом и безлюдной улице, а в руках у неё всё та же жуткая кукла. Впереди мелькает худенькая тёмная фигурка. Гермиона? Ещё кто-то из знакомых? Джен бежит туда, не удосужившись даже выкинуть игрушку, неприятно оттягивающую руки. Бежит изо всех сил, но расстояние не уменьшается. Однако, когда Дженнифер, задыхаясь, останавливается, ребёнок внезапно оказывается прямо перед ней. Да, это та же девочка, это всё ещё Гермиона, только старше. Теперь ей, наверное, лет двенадцать или тринадцать. Гермиона смотрит не на Джен, а на куклу и кусает губы, словно пытаясь не дать вырваться словам. Но, в конце концов, протягивает руку и не просит – требует:

- Верни куклу!

В голосе ни капли эмоций, словно девочка и сама кукла. У неё и впрямь гладкое бледное лицо, будто выделанное из фарфора, аккуратно уложенные кудри и остекленевшие поблёскивающие глаза. Она неподвижно стоит напротив Дженнифер с протянутой рукой и отрешённо ждёт. Джен становится жутко.

- Зачем тебе эта? У тебя наверняка есть множество других, куда более красивых игрушек.

Двенадцатилетняя Гермиона безразличным невидящим взглядом скользит по лицу собеседницы и холодно повторяет:

- Отдай куклу!

- Объясни, зачем она тебе, тогда верну, - упрямо отвечает Джен. Она не может понять, почему ей это так важно, но если она не узнает, зачем Гермионе эта игрушка, то случится что-то непоправимое. Девочка же устало вздыхает, словно ей не двенадцать лет, а все восемьдесят. Такими же выцветшими старыми глазами смотрит на Дженнифер. И, медленно выговаривая каждое слово, произносит:

- Я пытаюсь вспомнить, понимаешь? Не отдашь куклу – не вспомню. Не вспомню – не вернётся мама. Папа умер, но мама… мама жива, я знаю! И друзья. У меня были верные друзья. А ещё, есть один человек, я его сильно-сильно люблю, но забыла, как его зовут и как он выглядит. Это очень плохо! Они придут, только если вспомню. А если нет, то я останусь здесь совсем одна, навсегда. Я не хочу здесь оставаться. Я домой хочу. Мне страшно одной. Верни куклу!

Джен, ошеломлённая этим откровением, протягивает девочке игрушку. И в тот момент, когда Гермиона берёт куклу на руки, раздаётся знакомый Дженнифер голос:

- Наконец-то я тебя догнала! Почему ты всё время убегаешь?

Джен оборачивается и, уже ничему не удивляясь, смотрит в глаза Элизабет.

***
Лиз уверена: худшего пробуждения в её жизни ещё никогда не было. Даже незабвенное августовское утро с аврорами и рядом не стояло с сегодняшним. Это последнее октябрьское утро началось для девушки с Тайной комнаты, в которой она проснулась.

«Элизабет снился невероятно приятный сон из тех, что невозможно запомнить, но точно знаешь – ничего плохого в нём не происходит. А потом в блаженную нирвану ворвался сухой и язвительный голос:

- Не соизволите ли открыть глаза, ваше высочество?

И реальность обрушилась на Лиз во всей своей неприглядности. Девушка проснулась и обнаружила себя в Тайной комнате. В пижаме. В обществе Салазара Слизерина.

Первым порывом было схватить покрывало с кровати и натянуть его на себя, а ещё лучше раствориться в воздухе или провалиться сквозь землю. Последнее было затруднительно, так как покои Слизерина и без того находились под землёй. Ехидный смешок древнего мага, наблюдавшего за метаниями преемницы, окончательно заставил Лиз стать цветом похожей на помидор и поверить в крайне неприятную действительность. Увы, она и впрямь каким-то образом перенеслась из собственной постели в Тайную комнату. К сожалению, сбежать отсюда не представляется возможным.

- Может быть, ты, наконец, прекратишь свои идиотские метания? – холодно поинтересовался Слизерин, пристально глядя на девушку. – Поверь, тебе будет невероятно сложно соблазнить меня своими скудными прелестями. К тому же, у нас есть дела поважнее. Тени вот-вот могут прорваться сквозь Завесу, а ты переживаешь по поводу своего внешнего вида!

Оскорблённая до глубины души подобными заявлениями Лиз открыла рот, чтобы ответить каким-нибудь не менее колким замечанием, но обнаружила, что не в состоянии произнести ни слова.

- Так гораздо лучше, - удовлетворённо кивнул Салазар. – Я уже заметил, насколько сильно ты любишь пререкаться со старшими. Проще лишить тебя дара речи и всё объяснить подробно, чем выслушивать не относящиеся к делу замечания и глупые вопросы.

Элизабет закрыла рот. Ответить древнему Основателю его же оружием она не могла, а потому оставалось молча сидеть и глотать обиду, лелея в душе робкую надежду когда-нибудь (маловероятно, но всё же!) вернуть ему должок.

- Итак, - начал маг, убедившись, что никаких невербальных возражений от собеседницы не поступает. – Как я уже сказал, мы – на грани катастрофы. Сегодня – канун Самайна, а в этот день грань между мирами тонка как никогда. Не зря же маглы именно в этот день пытаются докричаться до своих мертвецов! Тени в Самайн не так сильно привязаны к Изнанке, как в любой другой, а значит, могут и попытаются прорваться в наш мир. Вы, члены Тайного Круга, должны, во что бы то ни стало, остановить попытку прорыва. Да, вы ещё недостаточно сильны, но и Повелитель Теней пока дремлет. Поэтому справитесь. Должны справиться. К сожалению, есть одно «но».

Элизабет тихонько вздохнула. Было бы даже странно, если бы всё оказалось легко и просто. Что ещё свалилось на их несчастные головы?

- Тени утащили Королеву Тайного Круга в Город. Я так и думал, что с этой дурой что-нибудь случится! Ничего удивительного: силы немеряно, а умения – ни грамма! Пенелопе вообще ничего доверить нельзя! Подопечную упустила, надо же! Мягкотелая рохля!

Лиз, опустив глаза, слушала поток возмущений. Слизерин ворчал, призывал громы и молнии на голову Пенелопы, её преемницы, оказавшейся недостаточно способной, чтобы сопротивляться, и вообще на всё мироздание. В конце концов, гневная тирада иссякла.

- Ты должна отправиться в Город и помочь Королеве вспомнить себя и найти дорогу обратно.

Элизабет вскинула голову, вкладывая во взгляд всё своё безграничное удивление. Куда она должна идти? Что за Город? Как она поможет Королеве что-то вспомнить? И кто вообще эта Королева?

- Догадываюсь, - досадливо поморщился Салазар, - что у тебя сейчас целая гора глупых и бессмысленных вопросов. Это совершенно излишне, но я всё же отвечу на некоторые из них. Думаю, ты уже догадалась – даже твои скудные умственные способности должны быть на это способны – что Королём Тайного Круга является незабвенный Гарри Поттер. Вот уж кто каждой бочке затычка! Его Королевой же стала некая Гермиона Грейнджер, хотя это имя ей категорически не подходит, в отличие от настоящего, данного ей при рождении. Прекрати так вылуплять на меня глаза, ты выглядишь ещё глупее, чем есть на самом деле! Грейнджер – чистокровная, из древней семьи, забывшей своё предназначение и погрязшей в низменных дрязгах. Тем удивительнее, что потомок этой семьи уже в который раз попадает в Гриффиндор. Да к тому же наследница Пуффендуй. Очевидно, Шляпа Годрика окончательно выжила из ума. Но вернёмся к делу. Город – это абсолютно эфемерное место. Оно создано из самых жутких кошмаров и фантазий людей. Королева, попавшая туда, заблудилась в собственных воспоминаниях и кошмарах. Скорее всего, её душа раскололась на несколько кусочков, и каждая её частичка проживает снова и снова какой-то поворотный момент в жизни Гермионы Грейнджер или просто возвращается раз за разом в неприятное воспоминание. Вы должны будете собрать все кусочки воедино. Только тогда Королева вспомнит о том, кто она. Когда это случится, вы сможете вернуться. Вопросы есть?

У Лиз было множество вопросов, но задать ни один из них она не могла. Голос ей Слизерин возвращать не спешил, и в душу девушки закралось подозрение, что, будь его воля, она так и ходила бы немая до самой смерти.

- Это было бы слишком хорошо, - ворчливо заметил Салазар, отвечая на последнюю мысль собеседницы. – Но, к моему большому сожалению, такое провернуть невозможно. Итак, в целом я тебя в курс дела ввёл. Всё остальное проще один раз увидеть, чем сто раз услышать. Возможно, мои коллеги разжуют своим подопечным ситуацию более подробно, вот у остальных тогда и выяснишь всё, что будет непонятно. Раз больше вопросов нет, то я покажу тебе, как попасть в Город».

И вот теперь Элизабет замирает, застигнутая врасплох. Увидеть здесь, в этом полном странностей и кошмаров месте, младшую сестру она никак не ждала.

- Джен? – голос подводит и срывается. Дженнифер выглядит не менее изумлённой нежданной встречей и молча кивает в ответ на глупый вопрос.

- Что ты здесь делаешь? – ещё один совершенно бесполезный и бесспорно нелепый вопрос.

- Понятия не имею, - Джен неуютно передёргивает плечами, и Лиз внезапно ощущает, что острый холод пополам с сыростью проник под одежду и обволок тело. – Буквально полчаса назад я сидела на лекции МакГонагалл, а потом…, - младшая Принстоун неопределённо махнула рукой. – Может быть, ты знаешь, где мы?

Лиз порывается ответить, но её опережает Гермиона, о которой сёстры успели забыть.

- Здесь плохо, - тихонько произносит девочка, прижимая к себе уродливую куклу с такой силой, словно она – та самая соломинка, последняя надежда утопающего. – Здесь пусто и одиноко. И здесь живёт страх.

Элизабет переглядывается с Дженнифер. Глаза в глаза, и всё понятно без слов. Где бы они ни оказались, это не место для ссор и детских обид. Распри забыты, оскорбления прощены. Возможно, вернувшись в реальный мир, они будут ещё какое-то время дуться друг на друга, но не сейчас. Сейчас слишком многое зависит от них.

- Теперь ты не одна, - не очень уверенно говорит Лиз, делая шаг к Гермионе. – Мы с сестрой поможем тебе.

- И я всё вспомню? – спрашивает девочка, поднимая свои огромные карие глаза, в которых под коркой отрешённого кукольного льда теплится лучик веры.

- Конечно, - так жизнерадостно, как только может, откликается Джен. – Идём! – и протягивает руку, чтобы в следующий момент вскрикнуть от боли.

- Вы с-с-с-себе помочь не мож-ш-шете.

Рядом с Гермионой из сырой сероватой мглы формируется неясная фигура. По фарфоровому личику Гермионы расползаются змейки трещин, девочка словно костенеет и растворяется мутным туманом. А Элизабет и Дженнифер стоят, не двигаясь с места, в ужасе глядя на возникшего перед ними человека. Он смотрит на них, улыбаясь той же гадливой и мерзкой улыбкой, как и восемь лет назад. Эта улыбка и эти безумные глаза неизменно преследовали Лиз во всех её ночных кошмарах. Жуткий колдун, Пожиратель смерти, устроивший террористический акт, в крошечном курортном городке, где, на свою беду, отдыхала семья Принстоун. Элизабет до сих пор не могла понять, как им с сестрой удалось остаться в живых, ведь маг готов был убить всех, кто попался ему под руку. И даже спустя много лет он постоянно посещал Лиз в страшных видениях, после которых девушка просыпалась в холодном поту и с криком, стынувшим на губах. Сейчас этот человек стоит прямо перед ней, улыбаясь так, будто и не было всех этих лет. Элизабет смотрит на него и не может ни пошевелиться, ни закричать. Случайно краем глаза поймав полный ужаса взгляд сестры, девушка понимает: это их общий кошмар. Один на двоих. Город издевается над ними, предоставляя снова вернуться на восемь лет назад, провалиться в настоящий ад….

***
Элизабет сидит на качелях, и железные цепочки приятно холодят ладони. Жарко, и солнце напекает тёмную макушку, но Лиз забыла кепку дома, а возвращаться совсем не хочется. Дженни сидит неподалёку, возле песочницы и что-то сосредоточенно чертит на песке. Серьёзная и собранная Джен – это такая редкость, что Лиз не рискует подойти к сестре, чтобы не сбить её с толку. Хотя посмотреть, что она там рисует, чертовски интересно. На секунду Элизабет охватывает странное чувство, словно всё это с ней уже было когда-то давно, но она отгоняет его прочь. Ерунда какая-то, но чувство не уходит, и всё вокруг наполняется жутковатым смыслом. И эти качели, и песочница, и гуляющие с колясками безмятежно щебечущие мамы, и даже те два пожилых джентльмена, играющие в шахматы…. Всё повторяется заново, всё это уже было, но когда? За свою коротенькую семилетнюю жизнь Лиз здесь впервые…, стоп, разве ей семь, а не пятнадцать? Мысль кажется Элизабет странной, но додумать её не получается: на детскую площадку лёгкой, упругой походкой входит человек, одетый в необычный балахон, скрывающий его фигуру почти целиком. Люди, гуляющие в округе, недоумённо, а то и осуждающе косятся на этого человека, а он будто бы и не замечает. Джен отрывается от своего рисунка и внимательно смотрит на незнакомца. И чем дольше она смотрит, тем испуганнее становится. В конце концов, она переводит полный страха взгляд на старшую сестру, и в этот же самый миг Лиз слышит чей-то едва различимый вздох: «Беги!». Броситься к младшей сестре, схватить её за руку и кинуться прочь – это дело минуты. И в это самое время мужчина, вошедший на площадку, начинает улыбаться. Улыбка у него, как у безумца – широкая, злая и весёлая одновременно. Он достаёт из рукава волшебную палочку, и тогда Элизабет понимает, что всё это и вправду было. Только что даёт ей это понимание? Сейчас она снова семилетняя испуганная девчонка, тащащая за собой хнычущую от страха и непонимания сестру.

А за спиной слышатся громкий рёв разбуженных младенцев, страшные нечеловеческие вопли умирающих и негромкий отчаянный мужской голос: «Да за что Вы это с нами делаете?!». И насмешливый ответ незнакомца: «Вы грязные магловские крысы недостойны существовать рядом с нами! Пусть мой Лорд исчез, но я верю: однажды он вернётся и вознаградит меня за это!» От всего происходящего сердечко Элизабет подпрыгивает к самому горлу, а потом падает вниз, и желудок скручивается в тугой узел. Дженнифер за спиной уже задыхается от бега, плача и страха. «Лиззи, я больше не могу! Лиззи-и-и-и!! Почему всё это происходит снова?!» Значит, она тоже помнит и тоже не понимает, что случилось. Как из странного иллюзорного Города они попали в самое жуткое своё воспоминание, совершенно беспомощные перед ним?

Элизабет спотыкается обо что-то – ветка? камень? бордюр? – и растягивается на асфальте, сбивая в кровь колени и локти. Рядом с тихим всхлипом падает Дженнифер и, кажется, разбивает нос. Всё это неважно. Важно только то, что это чудовище в человеческом обличии идёт следом, по пятам, преследует их. Колдун уже убил несчастных безответных маглов и теперь желает прикончить оставшихся в живых свидетелей. Лиз оборачивается, чтобы оценить, насколько далеко враг. Маг приближается стремительным шагом, поднимая на ходу палочку. «Ваша очередь, крысёныши!» Лиз наощупь ищет руку сестры, чтобы поднять её, но не находит. Бросает взгляд в сторону и не видит ни следа Дженни. Внутри всё холодеет, тошнота горьким комком подкатывает к горлу. «Где Джен? Где она?! Где?!» Два её самых жутких кошмара – слиты воедино.

Маг уже совсем рядом. Он склоняется над дрожащей девочкой и нежно проводит кончиком палочки по её лицу. «Самое время отправить тебя к твоим ублюдочным предкам-маглам», - исступлённо шепчет он, и рывком вздёргивает Элизабет на ноги. «Где моя сестра?» - Лиз хочется крикнуть это громко, но выходит лишь слабенький тоненький писк. Маг, однако, прекрасно разбирает слова. «Она здесь, - смеётся он. – Разве ты не видишь?», - и грубо разворачивает девочку.

От увиденного у старшей Принстоун темнеет перед глазами. Дженни, её маленькая сестрёнка, лежит изломанной куклой парой шагов дальше. Всё её личико залито слезами и кровью, мёртвые глаза неподвижно глядят в прозрачное голубое небо, ноги и руки неестественно вывернуты, по платью неотвратимо-медленно расползается кровавое пятно. «Нет! Этого не может быть! Всё было не так! Всё было не так!»

- Тогда мож-ш-шет было и не так, – в голосе Пожирателя Смерти отчётливо слышатся вкрадчивые нотки шелестящих голосов Теней. – Но с-с-сейчас-с-с ты в наш-ш-шей влас-с-сти, ты в наш-ш-шем мире, и з-с-с-сдес-с-сь вс-с-сё будет так, как захотим мы!

Маг грубо толкает Лиз, и девочка снова падает на землю, больно ударяясь затылком и ощущая во рту привкус крови. Ну, вот и всё. Может, тогда в коридоре Хогвартса ты и сбежала от гибели, Элизабет Принстоун, но теперь идти тебе некуда. Финита ля комедия! Но близость смерти ничто по сравнению с участью сестры. В груди болезненно сжимается сердце, в горле горьким комком застывают непролитые слёзы. Дышать становится тяжело, а в голове гудит то ли от удара, то ли от осознания того, что не спасла, не помогла, не защитила! Тоже мне, старшая сестра называется!

Маг, растягивая удовольствие, не спеша поднимает палочку. Девочка смотрит на её кончик, и в памяти вспыхивают слова Слизерина, сказанные на прощание: «Город лжёт всегда и всем, его иллюзии настолько правдоподобны, что истинное положение вещей меркнет на их фоне. Но он над нами не властен, пока мы не согласимся стать рабами его лжи и не отдадим свои души ему для развлечения». Лиз быстро бросает взгляд на лежащую на земле сестру. «Всё было не так, Дженни. Ты жива, я знаю. И я не позволю дурацким фокусам изменить эту правду. Мою правду».

- Я не рабыня, - шепчут губы. – Я не принадлежу Городу.

Элизабет легко поднимается с земли, ошеломляя этим Пожирателя, и делает резкое движение рукой, словно разрезая чуждую реальность напополам. На несколько мгновений мир замирает, превращаясь в мультяшную картинку, а затем расползается по швам.

5 часов до Самайна. Город

Теперь Драко Малфой абсолютно уверен в том, что ему снится сон. Странный, бредовый и удивительно нелепый. В этом сне его заставляют убивать собственных родителей, в этом сне он стоит босиком посреди заброшенного магловского кладбища, занесённого снегом, одетый в лёгкую рубашку и брюки. Ему холодно, неуютно и всё ещё горчат осадком неприятные воспоминания о предыдущем видении. «С чего вдруг мне приснилось нечто подобное?!» - раздражённо думает Драко, переминаясь с ноги на ногу. Кладбище молчит, отказываясь отвечать на мысленный вопрос.

За спиной раздаётся едва различимый шорох, который в безмолвии кладбищенской ночи звучит словно выстрел. Слизеринец молниеносно оборачивается, готовый опять встретиться лицом к лицу с Тёмным Лордом, и…. Поражённо застывает на месте, глядя на нового участника сумасшедшего сна. «После случившегося, конечно, всякое может привидеться, - мелькает в голове ошарашенного Драко. – Пусть и кладбище. Пусть ночью. Пусть даже зимой. Но что, во имя Мордреда и Морганы, делает в моём сне эта паршивая грязнокровка Грейнджер?!»

Грязнокровка стоит, раскачиваясь вперёд-назад и качая головой. Её губы что-то беззвучно лепечут, а остановившийся взгляд смотрит куда-то вдаль. Драко, ступая босыми ногами по промёрзшей земле, подходит ближе. Грейнджер не двигается с места, не оборачивается, не замолкает. Либо не осознаёт чужого присутствия, либо ей абсолютно всё равно. Драко делает ещё шаг и слышит лихорадочный шёпот:

- Почему? Мерлин, почему? Почему они? Почему?...

Юноша смотрит туда, куда упирается взгляд грязнокровки, но не видит ничего, кроме рядов безымянных могил. Хотя нет, вон на паре ближайших надгробий что-то написано. "Люциус Малфой", "Нарцисса Малфой, урождённая Блек". Что за чёрт?! Он не трогал их! Это всё сон! Слизеринец поспешно отворачивается от могил и встречается взглядом с гриффиндорской зазнайкой. Холод ужаса сковывает руки и ноги, а в горле застывает дыхание вперемешку с криком. Из глаз грязнокровки, мёртвых и неподвижных, равнодушно и величаво смотрим безумие.

Драко отшатывается, стараясь держаться подальше от сумасшедшей сокурсницы и надгробий. Грейнджер не замечает этого, продолжая медленно, тягуче покачиваться на дрожащих, напряжённых ногах. Потрескавшиеся губы всё так же бормочут одно и то же слово, трясущиеся пальцы до белизны впиваются в плечи. Драко чувствует, как страх наполняет его изнутри, распирая рёбра. Сон из разряда бредовых стремительно возвращался в группу кошмарных. Юноша чувствует, что ещё немного, и сам лишиться рассудка. После того, что он уже видел, это слишком. Надо докричаться до замутнённого сознания грязнокровки. Или проснуться, наконец, самому.

Проснуться не выходит. Кошмар не желает отпускать свою жертву, и Драко всё стоит босиком на промёрзшей земле возле полуразрушенных надгробий в компании с обезумевшей Грейнджер. Слизеринец закрывает глаза, уговаривая себя бороться с липкой паникой. Это сон, просто сон, ничего, кроме сна. Ведь в прошлый раз получилось убедить себя в этом! И если для собственного спокойствия ему требуется привести в чувство гриффиндорскую грязнокровку, что ж, он сделает это, Мордред и Моргана его побери!

- Грейнджер! Эй, Грейнджер! Что ты забыла в моём сне?! Пошла вон отсюда!

Подружка Поттера не слышит и не двигается с места. Драко уже почти набирается решимости схватить безумную дуру за плечо и хорошенько встряхнуть, когда за спиной раздаётся полный безмятежного спокойствия голос:

- Ты так ничего не добьёшься.

Драко оборачивается и теряет дар речи от удивления. Сон в очередной раз делает головокружительный, сюрреалистический кульбит и преподносит новый сюрприз. Прямо за спиной слизеринца стоит Полоумная Лавгуд собственной персоной. Она одета в какое-то совершенно дикое платье безумного цвета, едва достающее ей до колен. На голове настоящее воронье гнездо, а в ушах болтаются абсолютно несуразные серёжки, издалека напоминающие неведомых аляповатых птиц. «Великолепно! – со смешанным чувством досады и обречённости думает Драко. – Мало мне было одной чокнутой, как тут же появилась вторая! Хотя, может, они найдут общий язык, и я смогу уйти отсюда?»

- Это вряд ли, - возражает Лавгуд, присаживаясь на ближайшее надгробие. – Ты пришёл сюда не по своей воле и не тебе решать, когда уходить.

- Много ты понимаешь, - раздражённо ворчит юноша и тут же спохватывается:

- Ты что, мысли мои читаешь?!

- Нет, - лицо когтевранки озаряет умиротворённая улыбка. – Я этого не умею, да и зачем? Я и так услышу. Здесь нельзя ничего скрыть.

- Почему же я твоих мыслей не слышу? – зло интересуется Драко, стараясь ни о чём не думать. Однако, как назло, в голову одна за другой лезут нелицеприятные оценки собеседницы. Полумна, словно бы не замечая этого, улыбается ещё светлее.

- Ты ничего не слышишь потому, что я говорю именно то, что думаю. Мне нечего прятать.

Драко молчит, хотя сказать когтевранской сумасшедшей хочется многое. Но не сейчас, когда за спиной бормочет ещё одна безумица, а он стоит зимней ночью посреди заброшенного кладбища. Да и к чему вообще что-то говорить, если собеседница и так услышит?

- Откуда ты всё это знаешь? – через некоторое время интересуется слизеринец. – И вообще, на черта вы мне снитесь?! Что ты, что грязнокровка!

- Мы тебе не снимся, - пожимает плечами Полумна. Вид у неё при этом такой, словно она объясняет прописную истину. – Это всё не сон.

Видимо, эта ночь богата на потрясения. На несколько секунд Драко теряется, не зная, что ответить на подобный бред. Выходит, он всё же убил своих родителей? От этой мысли становится ещё холоднее.

- Не снитесь? – тупо повторяет он. – Что за глупость! Я точно знаю, что лежу сейчас в своей постели в слизеринской спальне, а не брожу по всяким кладбищам в компании ненормальной грязнокровки и больной на всю голову когтевранки!

«Я не мог, не мог поднять руку на родителей! Это ложь! Это сон! Пожалуйста, пусть эта ненормальная ошибается!»

Полумна ничуть не обижается на его слова. Она легко спрыгивает с надгробия и подходит ближе к слизеринцу. Юноша видит её светлые, полные тихого безграничного покоя глаза. И знает, что она скажет ещё до того, как слова звучат.

- Ты прав и не прав. Ты действительно лежишь в своей кровати и спишь, но разве это мешает быть тебе здесь? Ты там, где должен быть. Там, где твоё присутствие необходимо.

- Откуда ты всё это знаешь? – сердито цедит сквозь зубы Драко, чувствуя, как с плеч сваливается гранитная плита. Этот вопрос теперь кажется ему самым важным из всех.

- Я знала это всегда. Ещё в детстве папа рассказывал мне необычные сказки. Сейчас я вижу: это была чистая правда, - спокойно отвечает Полумна и переводит взгляд на Грейнджер. В глазах когтевранки вспыхивает ярким огоньком сочувствие и желание помочь. Драко чувствует, как в душе смешиваются во взрывоопасный коктейль досада, удивление, облегчение и раздражение.

- Если это не мой сон, как ты говоришь…. Если это вообще не сон, то что это?!

- Папа всегда называл это место Городом. Просто Город, и никак иначе. Здесь опасно. Здесь живут человеческие страхи и провинности. Всё, чего ты боишься, всё, за что чувствуешь себя виноватым, в этом месте оживает. Здесь легко заблудиться и потерять себя. Как это случилось с Гермионой.

«И почти произошло со мной», - мысленно добавляет Драко и косится на грязнокровку, которая уже перестала покачиваться и теперь бредёт в слепую в молочном тумане, укутывающем кладбище. Н-да, невесёленькая перспективка! Как же его угораздило сюда попасть!

- Если здесь так опасно, - с раздражением ворчит юноша, - то почему мы всё ещё торчим посреди чёртова кладбища вместо того, чтобы искать дорогу назад?!

- Потому что мы нужны здесь, - просто отвечает Лавгуд и, обогнув юношу, идёт по направлению к Грейнджер. Слизеринец некоторое время топчется на месте, а потом бросается за когтевранкой.

- Кому мы тут нужны?! – в ярости кричит он, не надеясь, что целеустремлённо шагающая Полумна откликнется. Но она отзывается и, честное слово, лучше бы она не говорила ничего.

- Мы должны помочь Гермионе. От этого зависит наше будущее.

«Моё будущее зависит от грязнокровки?!» - юношу передёргивает от такого предположения. А Лавгуд аккуратно и ласково берёт безумную гриффиндорку под руку и спокойно произносит:

- Она такая же грязнокровка, как ты или я. Идём. Нам надо как можно быстрее встретиться с остальными.

- С остальными? – Драко уже ничего не понимает, да и, по правде говоря, не желает понимать. – С кем?

- Скоро узнаешь, - слышится в ответ, и слизеринцу не остаётся ничего другого, кроме как покинуть кладбище вместе с Лавгуд и Грейнджер.

2 часа до Самайна. Город

- Ты знаешь, куда мы идём? – этот вопрос девочка задаёт уже в десятый раз, а Гарри до сих пор не знает, что ей ответить.

- Да, - говорит он, сжимая ладошку ребёнка в руке и поворачивая за угол. Кастра хмурится и качает головой.

- А, по-моему, нет.

«Она ведёт себя как взрослая. Её трудно обмануть», - несколько раздражённо думает Гарри, но молчит, не желая вступать в споры с четырёхлетним ребёнком. К тому же, что он может ей сказать? Что его ведёт какое-то неведомое чувство? Интуиция? Инстинкт? Только вот это чувство почему-то не желает предоставить полный план действий, желательно, вкупе с картой.

Кастра снова сжимает руку юноши.

- А ты знаешь, кто я? И где мои мама с папой?

- Догадываюсь, - лаконично отвечает гриффиндорец, замирая на мгновение на перекрёстке. Дома здесь кажутся ещё темнее и заброшеннее, чем там откуда парень с девочкой пришли. Одинокий светофор уныло подмигивает жёлтым глазом, и это единственный яркий цвет на много миль вокруг. Всё остальное утопает в сером и чёрном. Гарри не очень-то понимает, почему остановился, но что-то не даёт ему покоя. Сердце на секунду замирает, затем начинает снова биться, но как-то неровно и беспокойно. Юноша настороженно оглядывается по сторонам.

- Что-то случилось? – невероятно серьёзно и совсем по-взрослому спрашивает Кэсси. Она тоже поворачивает голову вправо-влево, но никого не замечает и начинает дёргать Гарри за рубашку, пытаясь привлечь к себе внимание.

- Ты так и не сказал, кто я и что мы здесь делаем. Почему я ничего не помню?

Гарри молчит, внимательно прислушиваясь то к себе и своим ощущениям, то к тишине, обволакивающей Город. Вроде бы ничего. Может, показалось? В конце концов, он в этом новичок. Принял обычную нервозность и усталость за опасность….

И когда юноша уже почти готов плюнуть на все предчувствия и пойти дальше, тишина наполняется звуками, а пространство – силуэтами. Гарри внезапно понимает, что Кастра не произносит ни слова, а, опустив глаза, с ужасом обнаруживает, что девочка куда-то пропала. Зато появились другие люди. Из темноты, сгустившейся между двумя, особенно близко стоявшими, домами, выходит какая-то женщина. Она идёт медленно, словно гуляя, а лицо её остаётся в тени. Гарри невольно начинает пятиться назад, он не хочет знать, кто это, но скрыться негде. Прямо за спиной, будто из земли вырастает ещё один человек.

- Сириус? – удивляется юноша, останавливаясь как вкопанный. – Что ты здесь делаешь?

Мужчина молчит, угрюмо глядя на женщину поверх плеча крестника. Та, словно заметив взгляд, пританцовывая, выходит в пятно света. У женщины тяжёлые веки, густые чёрные волосы, находящиеся в беспорядке, и высохшее лицо, напоминающее череп, обтянутый кожей. В тёмных глазах её пылает огонь фанатичного безумия, а губы кривит улыбка сумасшедшей. Едва заметив Сириуса, женщина впивается в него взглядом. И в нём столько ненависти и злобы, что Гарри невольно хватается за палочку.

- Милый кузен, - хрипло, с взвизгивающими нотками произносит женщина. – Как я рада тебя видеть.

- Что ты здесь делаешь, Белла? – рычит Сириус, вытаскивая из кармана волшебную палочку и направляя её на новоявленную кузину.

- Сириус, что здесь происходит? – Гарри косится то на незнакомую ему Беллу, то на крёстного. – Кто это?

- Гарри, не вмешивайся! – почти приказывает мужчина, пытаясь задвинуть юношу себе за спину. – Она Пожирательница Смерти!

- А ты предатель! – Белла говорит так, словно выплёвывает слова. – Позор нашей семьи!

- Ступефай! – терпение Сириуса кончается. Женщина с лёгкостью отбивает заклятье, бросает в кузена какое-то своё, неизвестное Гарри. Крёстный успевает поставить защиту и даже отправить очередной Ступефай в ответ. Затем Сириус отталкивает юношу с траектории Круциатуса, метко выпущенного Беллой, и Гарри, пытаясь устоять на ногах, неожиданно для себя понимает, что они находятся уже не на улице, а в каком-то помещении. Оно практически пусто, если не считать странной арки, расположенной на постаменте в центре зала. Арка занавешена неясной дымчатой завесой, из-за которой слышится едва различимый манящий шёпот. Он завораживает, заставляя забыть обо всём, привлекает, зовёт. Гарри делает шаг к Арке, затем другой, третий.

Когда юноша приходит в себя, он стоит у подножия постамента, на котором идёт ожесточённая схватка. Очевидно, дуэлянты так увлеклись сражением, что и не заметили, как подошли к Арке вплотную. Страх потери сжимает сердце Гарри. Ему не нужно досматривать разворачивающуюся сцену до конца, чтобы понять, чем закончится для крёстного эта дуэль.

- Сириус, уходи оттуда! – кричит юноша, бросаясь на помощь мужчине. Гриффиндорец почти успевает, но в этот момент одно из заклятий Беллы находит свою цель. Сириус удивлённо смотрит на усмехающуюся кузину, затем переводит взгляд на Гарри и медленно падает за занавесь Арки.

***
Драко был уверен, что после уже пережитого им он морально готов к любому развитию событий. Но то, что ожидало их безумную компанию за воротами кладбища, в очередной раз выбило юношу из колеи.

За ажурной ковкой ворот – пустота, снег и ветер. Полумна толкает створки, и они бесшумно открываются, выпуская парня и девушек в сердце вьюжной темноты. Драко делает шаг за пределы кладбища…

…И оказывается посреди магловского городка. Пустые улицы, пустые дома, пустые скверы, закутанные в загустевшую тьму. Полумна, придерживая Гермиону за локоть, уже удаляется по одной из дорог. Слизеринец догоняет спутниц и с досадой спрашивает:

- Далеко нам ещё идти?

- Уже нет, - прислушавшись к чему-то, отвечает Лавгуд и больше не произносит ни слова. И лишь спустя несколько тягуче-долгих минут, остановившись на перекрёстке, говорит:

– Мы пришли.

Драко смотрит туда, куда ненормальная когтевранка указывает свободной рукой. Там посреди дороги замер Поттер, облепленный какими-то жуткими существами, напоминающими не то лохмотья тени, не то сгустки чёрного тумана. Смотреть на это – противно, приближаться – жутко.

- Лавгуд, пожалуйста, скажи мне, что это всего-навсего твои идиотские мозгошмыги, которыми кишит поттеровская черепушка.

- Это Тени, - с ужасающим спокойствие возражает Полумна, и от этих простых слов веет предсмертным холодом. – И они наверняка сейчас пытаются захватить сознание Гарри.

- Мерлин, какая мерзость! – кривится Драко, отводя взгляди даже делая пару шагов назад. Лавгуд же не рассчитывает, что он помчится на помощь этому золотому гриффиндорскому мальчику? Поттера, конечно, жалко, но своя жизнь дороже!

- Мы должны ему помочь, - ну вот, про чёрта речь, а он навстречь.

- И как ты себе это представляешь? – ядовито интересуется юноша. – Что-то я не припомню ни одного заклинания, которое могло бы нам пригодиться в этой ситуации.

- Ты прав, таким заклинания не учат в школе, - согласно кивает Полумна. – Но нам с тобой они доступны.

- Послушай, - Драко устало вздыхает и проводит рукой по лицу. Ну, как объяснить ненормальному, что он ненормален?! – Я не понимаю, о чём ты тут толкуешь. Ты заявляешь, что я застрял в каком-то Городе, где живут страхи, что моя жизнь зависит от паршивой спятившей грязнокровки, а теперь я должен спасти чёртова Поттера от существ неизвестно мне природы! Тебе не кажется, что всё это уже слишком?! Я отказываюсь принимать участие во всём этом безумии!

Лавгуд в ответ просто смотрит на Драко. Долго. Пристально. Не мигая. Так, что юношу пробирает озноб. И, наконец, говорит:

- Ты хочешь уйти отсюда?

- Разумеется, Мордред и Моргана тебя забери!

- Тогда помоги мне.

***
Гарри отталкивает с дороги хохочущую Беллу и подбегает к Арке. Вглядывается в дымчатую завесу. Кричит, что есть сил, зовя Сириуса. И делает шаг вперёд.

***
Когда Дженнифер снова обретает способность видеть, она начинает судорожно искать сестру. Лиз должна быть здесь, ведь всё, что только что произошло на глазах у Джен, правдой не было. Сестра не умерла, не могла умереть! Всё было не так!

Элизабет обнаруживается достаточно быстро. Она сидит на земле, обхватив голову обеими руками, и смотрит пустым ошалевшим взглядом перед собой. Дженнифер крепко обнимает старшую близняшку и кладёт голову ей на плечо. И судя по тому, с какой силой сжимаются пальцы на предплечье Джен, сестра тоже успела записать её в покойницы.

- Всё хорошо, что хорошо кончается, верно? – спрашивает младшая Принстоун. Старшая молча кивает в ответ.

Сколько они так просидели – минуту, две, полчаса или час – сказать не сможет ни одна из них. Просто в какой-то момент девушки понимают, что они больше не одни, за ними стоит кто-то ещё и, обернувшись, обнаруживают Гермиону, прижимающую к себе куклу. Девочка ни капли не изменилась: то же фарфоровое личико, те же стеклянные глаза, те же блестящие аккуратные локоны.

- Я испугалась, - тихо произносит она, теребя в руках игрушку.

- Мы тоже, - отвечает Джен за двоих.

- Нам пора идти, - вздыхает Лиз, поднимаясь с тротуара.

- А вы знаете, куда? – с сомнением интересуется Гермиона.

- Знаем.

***
Уже провалившись в вязкий кисель тумана, Гарри слышит далёкую мелодию. Она нежна, как любящая девушка, она ласкова, как заботливая мать. Она зовёт вернуться к живым, к тем, кто любит, к тем, кто помнит. Гарри почти готов ответить на призыв чарующей музыки, но в голове неумолимо звучит: «Ты причинил столько боли и зла родным и близким. Ты погубил Гермиону, из-за тебя погиб Сириус. Неужели ты имеешь право после всего этого жить и радоваться? Нет! Твоя участь – забвение!» И юноша делает ещё один шаг навстречу тьме.

***
Дженнифер издалека видит застывшего на перекрёстке Гарри, опутанного прочными сетями, которые старательно выплетены Тенями. Монстры, порождённые Изнанкой, что-то тихо, почти любовно шепчут ему на ухо, бдительно охраняя свою добычу. Они зло шипят при виде девушек, но никаких действий не предпринимают. Слишком слабы Тени в Городе, слишком много сил они расходуют, чтобы удержать в своих лапах Короля Тайного Круга. Они не нападут. Но и приблизиться к жертве не позволят.

- Гарри! – Джен кричит, хоть и знает, что так юношу не дозваться. Элизабет не тратит время на крик, строго поджимает губы и хмурится, что-то вспоминая.

- Ты знаешь, как ему помочь? – с надеждой спрашивает Дженнифер. Лиз неуверенно кивает.

- Слизерин говорил, что если кто-то из нас попадётся в ловушку Города и Теней, остальные смогут позвать его назад. Но только позвать. Вернуться или нет, решает только он сам.

- Слизерин? – Джен останавливается и изумлённо смотрит на сестру. – Какой ещё Слизерин? Одни из Основателей Хогвартса?

- Ты знаешь ещё какого-нибудь Салазара Слизерина? – ворчливо интересуется Элизабет, неприятно напоминая самой себе вышеупомянутого Основателя. Да уж, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Дженни растерянно качает головой.

- Где же ты умудрилась с ним познакомиться? – в голосе младшей Принстоун звучат одновременно восхищение, лёгкая зависть и недоверие. Лиз только отмахивается.

- Странно, что тебя поразило только это. Почему, к примеру, тебе не кажется странным место, где мы находимся?

- Не поверишь, но, на мой взгляд, этот Город не бредовей любого из реальных, - серьёзно говорит Джен и тут же спрашивает:

- Так ты скажешь мне, где умудрилась встретить Слизерина?

- Сейчас нет времени на долгие разговоры, - раздражённо возражает Элизабет. – Когда мы выберемся отсюда, я всё тебе объясню. Но сейчас мы должны спасти Гарри.

- Но я не знаю, как его позвать….

- Я тоже, но Слизерин сказал, что этому нельзя научиться. Когда придёт время, мы сами всё поймём. Я думаю, надо просто представить Гарри таким, каким ты его видела, каким ты его знаешь. Мысленно потянуться к нему и позвать домой.

- И надеяться, что он захочет вернуться.

- И надеяться, что он захочет вернуться.

***
Серая трясина, сотканная из тысяч шепчущихся голосов и мутной дымки, затягивает Гарри на дно. Туда, где нет ничего: ни жизни, ни смерти, ни любви, ни ненависти, ни дружбы, ни вражды – ибо там нет памяти. И юноша растворяется в небытие, в бесконечности, в темноте. У него нет сил и нет причины возвращаться наверх, к людям.

Но мелодия, живая, трепещущая, зовущая, сдаваться не намерена. Она звучит громче и яростней, в неё вплетаются чьи-то далёкие голоса, и они просят, умоляют, требуют…. Они ждут его, Гарри, там, по ту сторону Арки, по ту сторону завесы. Они пытаются убедить его в том, что он кому-то ещё нужен.

«Это лож-ш-ш-шь, это лож-ш-ш-шь, это лож-ш-ш-шь», - шипят голоса из тьмы.

«Вернись, вернись, вернись», - просят голоса из света.

Куда пойти? Кому поверить? Остаться здесь или вернуться? И стоит ли возвращаться? А если да, то зачем? Кому он там нужен? Ответа он не ждёт, но ответ приходит и врывается в его сознание со всей ясностью.

Гермионе нужен, потому что она любит его, потому что он обязан искупить свою вину перед ней и спасти её душу и личность. Рону нужен, потому что иначе Тень, завладевшая его телом, уничтожит его, выпьет всё, что делает Рона Роном. Полумне нужен, потому что принимает её такой, какая она есть и не смеётся над её странностями. Невиллу нужен, потому что готов подставить ему своё плечо и помочь в всём. Сириусу нужен, ведь у Бродяги больше нет никого, кроме крестника и последнего оставшегося в живых друга. Лиз и Джен нужен, просто потому что они, вроде как, Леди его Круга и без его помощи не смогут никого защитить. Даже Драко он, наверное, нужен, потому что иначе слизеринцу не с кем будет соперничать и не с кем будет вести эту невнятную то ли вражду, то ли дружбу.

Он нужен им всем, а значит, не имеет права потакать своим слабостям. Он должен жить, пока от его жизни имеется хоть какой-то толк, пока существуют люди, которые в него верят и которые на него надеются. Он им обязан. Гарри делает отчаянный рывок, выныривая из серой мути, сбрасывая с себя оковы Теней. И возвращается в Город.

Час до Самайна. Город

Они стоят друг напротив друга и напряжённо ждут. Два юноши, три девушки. Каждый из них хранит молчание, надеясь, что заговорит кто-нибудь другой, тот, кто знает, что и как надо сделать. Но, увы, такими знаниями ещё не обладает ни один из них. Они всего лишь подростки, вчерашние дети, прихотью судьбы избранные для того, чтобы вести незримую войну с тьмой.

Первым не выдерживает Драко:

- Возвращение Поттера – это, безусловно, событие, достойное того, чтобы быть занесённым в анналы истории, но оно совершенно не объясняет, почему, чёрт возьми, мы всё ещё здесь?!

- Всё очень просто, - откликается Полумна. – Гарри мы помогли найти дорогу назад, но Гермиону-то ещё не вернули.

- Блестяще! – фыркает Драко. – Просто великолепно! Я так и знал, что все беды от грязнокровок.

- Не смей её так называть! – возмущённо вскидывается Гарри, сжимая кулаки и с яростью глядя на школьного соперника.

- Поттер – защитник сирых и убогих во всей своей красе! – язвительно хмыкает слизеринец, отвечая не менее сердитым взглядом. – Что ж, теперь я абсолютно уверен, что с тобой всё в порядке.

- Заткни пасть, хорёк! – раздражённо требует гриффиндорец. Он устал, он зол, и ему нужно всего одно неосторожное слово, чтобы развязать драку.

- Может, угомонитесь оба? – досадливо морщиться Элизабет. – Хотите подраться? Замечательно. Я не против. Хоть прибейте друг друга, слова поперёк не скажу. Только давайте вернёмся для начала в Хогвартс.

- Лиззи права, - поддерживает близняшку Дженнифер. – Давайте заключим перемирие хотя бы на время. В конце концов, у всех нас одна задача – помочь Гермионе. И все мы сейчас в одной лодке.

- Помолчала бы лучше, грязнокровка, - сухо бросает Драко, но в спор с Гарри больше не лезет, прекрасно понимая, что без Мальчика-который-выжил отсюда не выбраться. Гриффиндорец угрюмо смотрит на оппонента, но тоже молчит.

- Раз мы все нашли общий язык, - с облегчением возвещает Полумна. – То самое время решить, что делать дальше.

- В этом-то вся проблема, - мрачно сообщает Гарри. – Никто из нас понятия не имеет, что делать дальше.

Пятеро подростков переводят взгляд на людей, стоящих неподалёку. Маленькая девочка, оставленная матерью на пороге чужого дома. Девочка с кукольной внешностью, страстно желающая вспомнить себя. И безумная молодая женщина, терзающаяся чувством вины.

- И что нам с ними делать? – озвучивает всеобщий вопрос Джен. Гарри пожимает плечами.

- Со слов Когтевран выходило, будто как только мы их найдём и встретимся, на нас снизойдёт какое-нибудь озарение, и всё разрешится само собой.

Гриффиндорец смотрит на Лиз, словно ожидая подтверждения или опровержения своих слов. Девушка сердито дёргает подбородком.

- Чего ты от меня ждёшь? Общение со Слизерином, знаешь ли, задачка не из лёгких. После его объяснений у меня больше вопросов, чем ответов, так что тут я вам не помощница.

Снова повисает подавленная тишина. Подростки настолько вымотаны борьбой с Городом, самими собой и возникшей головоломкой, что никому не приходит в голову поинтересоваться, откуда двое из них знают самих Основателей.

Проходит несколько минут прежде, чем Полумна, радостно улыбнувшись, предлагает вариант, пришедший ей на ум.

- Мы звали Гарри, и он вернулся. Может, если мы позовём Гермиону, она тоже сможет найти дорогу?

Подростки переглядываются. В их глазах нет никакой уверенности, одни сомнения. Но в душах теплится надежда на то, что всё получится, что они справятся. Девушки и юноши закрывают глаза, вызывая в памяти образ Гермионы, и начинают творить Магию, каждый – свою и в то же время одну – на всех. Их Силы расцветают яркими радужными цветами, разгоняя окружающую серость. Их голоса сплетаются друг с другом, соединяются, превращаясь в прекрасную мелодию, тянущуюся к сердцу и душе потерянной Королевы. «Вернись, вернись, вернись. Мы ждём, мы надеемся, мы верим. Ты нужна нам»

Три осколка души Гермионы вспыхивают ослепительным золотым фейерверком, рассыпаясь на крошечные искры и сверкающие ленты, а затем снова собираются воедино, сплавляясь и сливаясь в гармоничное целое. И когда Гарри, Полумна, Драко, Элизабет и Дженнифер открывают глаза, перед ними стоит бледная, но целая и невредимая Гермиона. Она улыбается в ответ на их взгляды и просто говорит:

- Я вернулась.

15 минут до Самайна. Хогвартс

Несмотря на то, что время близилось к полуночи, в Больничном крыле было многолюдно. В проходе между рядами кроватей толпились деканы всех факультетов под предводительством директора. Все они неуверенно смотрели на пять стоявших рядом кроватей и стул возле одной из них. На больничных койках неподвижно лежали Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Полумна Лавгуд, Элизабет и Дженнифер Принстоун. На стуле возле постели Гермионы в неудобной позе застыл Надежда всего магического мира – Гарри Поттер. Глаза всех без исключения подростков были закрыты, словно студенты спали. Но ни одного из них профессора добудиться не смогли.

- Мордред знает что! – в сердцах воскликнул Филиус Флитвик, озабоченно глядя на умиротворённое лицо своей студентки. Полумна даже в этом странном забытьи не изменила своему вечному удивлённо-безмятежному выражению лица. – Должен же быть выход, Альбус!

- Должен, конечно, должен, - недовольно поджав губы, произнесла Минерва МакГонагалл. Она потеряла разом троих студентов и находилась в крайне подавленном состоянии. – Вот только мы, Филиус, до сих пор не можем понять, что произошло с нашими подопечными!

- Сначала мисс Грейнджер, теперь ещё пятеро…. Может быть, это какая-то эпидемия? – с отчаяньем в голосе спросила Поппи Помфри, лихорадочно суетившаяся возле бессознательных подростков.

- Кстати, Поппи, почему ты не переложила Гарри на кровать? – нахмурилась МакГонагалл, посмотрев на низко склонившегося вперёд Мальчика-который-выжил.

- Если бы я могла это сделать, я бы это сделала, - тяжело вздохнула мадам Помфри. – Но расцепить руки мистера Поттера и мисс Грейнджер мне оказалось не под силу.

- Разумеется, Поттер и здесь нашёл, как выделиться, - желчно процедил Северус Снейп, цепко скользя взглядом по своим двум студентам. – От него всего можно ожидать.

- Может быть, ты не заметил, Северус, - раздражённо взвилась Минерва, – но здесь лежат и твои подопечные тоже.

- А я всегда говорил, что Поттер пагубно влияет на всех, кто оказывается в поле его зрения. К сожалению, ни мистер Малфой, ни мисс Принстоун не сумели стать исключением. Пожалуй, стоит изолировать нашего Золотого мальчика: он опасен для здоровья окружающих.

- Да что же он тебе сделал?! Сколько можно так его поносить ни за что ни про что!

- Северус, Минерва, сейчас не время ссориться, - примирительно сказала Помона Стебль. Она была единственным деканом, не потерявшим ни одного студента, и потому могла себе позволить спокойствие и уверенность. – Альбус, почему ты молчишь?

- Может быть, стоит отправить сову в Мунго? – осторожно спросила Поппи.

Дамблдор покачал головой. Его пронзительно-голубые глаза печально сверкнули за очками-половинками.

- Отправив сову в Мунго, мы не добьёмся ровным счётом ничего. Только паники среди студентов, возмущённых писем от совета попечителей и увеличения власти Министерства. Вы сами прекрасно понимаете, какие сложные времена сейчас наступают. Мы не можем рисковать Хогвартсом. Долорес Амбридж прибыла сюда не просто так. С сегодняшнего дня она назначена Генеральным инспектором школы и не упустит возможности разрушить всё то, что мы так долго строили и взращивали. Не говоря уже о том, что она с огромной радостью ухватится за возможность запереть Гарри подальше от магического сообщества, объявив его сумасшедшим. Нет, нет и нет, так поступить мы с вами не можем. Война уже началась, и она идёт прямо здесь, в Хогвартсе. Для того чтобы победить врага внешнего, мы должны одолеть врага внутреннего. А значит, мы должны быть сильны как никогда прежде и не допускать ни малейшего повода для паники или усиления власти Министерства, которое не желает видеть очевидного.

Альбус сделал весомую паузу, внимательно глядя на каждого подчинённого по очереди. Спокойная и добродушная Помона, готовая согласиться с любым доказательством директора просто потому, что она незаинтересованное лицо. Преданная и уверенная в своей правоте Минерва, прислушивающаяся к каждому слову Дамблдора и верящая всему, что он скажет. Умный и проницательный Филиус, готовый отступить на время, но лишь на время, и если в ближайшие несколько дней не найти решения проблемы, Флитвик станет серьёзным оппонентом. Раздражённый и усталый Северус, не горящий особым энтузиазмом и вряд ли желающий соглашаться с доводами директора, но он слишком обязан Альбусу, чтобы пойти в открытое противостояние. И, наконец, Поппи, обескураженная и оглушённая неожиданным событием, а значит, не готовая вести долгие и обоснованные дискуссии с опытным интриганом. Дамблдор кивнул своим мыслям. Всё ещё возможно исправить. Надо только хорошенько поискать ответы в древних свитках, которые хранит в своих недрах Хогвартс. Наверняка там есть информация о том, как развеять подобный сон. Альбус покосился на безвольных студентов. Неужели все эти древние сказки – правда? И Сила, дремавшая не один десяток лет, начала пробуждаться? Как же всё это некстати! Именно сейчас, когда на пороге новый виток войны с Томом, а в замке пытается хозяйничать министерская шавка! Директор прикрыл глаза и вздохнул. Он слишком стар и устал, чтобы заново переделывать все свои планы в соответствии с новыми обстоятельствами. И что теперь делать с Гарри? Надо, надо собраться и найти выход из сложившейся ситуации, но для начала окончательно убедить профессоров в том, что студентам будет лучше в Хогвартсе.

- Мы оставим учеников здесь, - весомо произнёс Альбус, убедившись, что его предыдущие слова улеглись в головах подчинённых. – Я уверен, мы в скором времени найдём способ разбудить их. А пока вы должны позаботиться о том, что бы не началась паника. Я надеюсь на вас.

Судя по кислой мине Северуса, декан Слизерина смутно представлял себе свои дальнейшие действия. На лицах остальных тоже не было большого энтузиазма.

- Как же мы это сделаем, Альбус? – несколько растерянно поинтересовалась Минерва. – Пропажу шестерых студентов так просто не скроешь. Особенно, если один из них – Гарри Поттер.

Альбус открыл рот, чтобы сказать что-нибудь мудрое и успокаивающее, но не успел. В этот самый миг все шестеро подростков, до того не подававшие никаких признаков жизни, словно по команде одновременно открыли глаза. Преподаватели шокировано посмотрели на студентов, не зная, чего ещё ожидать от совершенно сумасшедшего дня. И тут Гарри, выпрямившись на стуле, но не выпуская из рук ладонь Гермионы, каким-то чужим и холодным голосом чётко произнёс:

- Тьма уже близко. Мы опоздали.

И в тот же миг где-то далеко ударил колокол, возвещая наступление Самайна.

От автора: Пожалуйста, оставляйте отзывы. Для меня это очень важно.