Глава 12Глава 12
POV Лили Эванс
– А это уже мой фирменный рецепт, – довольно произнесла я, с гордым видом вручая Джеймсу ложку. Тот криво усмехнулся, взял у меня эту ложку и отломил ей немного пудинга.
– Ммм, – облизнув ложку, задумчиво протянул он, от чего я даже начала беспокоиться. – Почему бы тебе не пойти работать на кухню Хогвартса? Честное слово, этот пудинг обязательно должна попробовать вся школа! – На какой-то миг в его глазах отразилась совсем другая мысль. – Мама очень любила готовить пудинг, – произнес Джим, чуть улыбнувшись.
Мы находились на кухне с твердым намерением накрыть праздничный стол, хотя наша фантазия кончилась уже после двух салатов. Конечно, все можно было приготовить с помощью магии, но я решила провести эксперимент, и пока все шло довольно-таки неплохо, хотя, что делать дальше, мы еще не придумали.
Прошло почти два дня после того, как мы попрощались с друзьями, пожелав им замечательных каникул, и трансгрессировали к дому Джеймса прямо с вокзала Кингс-Кросс, заранее убедившись, что маглы нас не видят. Перед этим мы умудрились познакомиться с родителями и братом Марлин, проводили беспомощным взглядом Сириуса, которого с каменным выражением лица ждала мать, и пообещали Рему писать ему раз в один или два дня. Что ж, одно письмо мы уже ему написали, смеясь, и подпихивая друг друга, так что почерк получился… весьма своеобразный. Также мы писали и Марлин и даже хотели рискнуть и написать Сириусу, но Джеймс решил еще немного подождать – возможно, Бродяга вскоре придет к нам сам.
Услышав такой лестный отзыв о своем творении, я тут же бросилась Джеймсу на шею, чем, кажется, его очень удивила. Странно, но за всё это время мы будто никак не могли привыкнуть друг к другу. Стоило мне лишь посмотреть на него, как я почувствовала дрожь в ногах. Мгновенно. В легких становилось все меньше и меньше воздуха, голова начинала немного кружиться, и каждый раз я задавалась одним и тем же вопросом – что, что делает со мной Джеймс Поттер?.. И почему я поняла это только сейчас?
– Эй, ты задержала дыхание минуты на две, и я начинаю беспокоиться, – негромко сообщил Джеймс, а я, будто очнувшись, сделала глубокий вдох. Мир снова обрел равновесие.
Не отводя глаз, я с улыбкой изучала его лицо, его карие глаза, которые сейчас с таким восхищением смотрят на меня, его губы, что так знакомо улыбаются. Ведь я могла жить без него все эти шесть лет, и даже ненавидеть! Вечно выговаривать ему тысячи нравоучительных фраз, день за днем выказывать свое недовольство их выходками, каждый день… Он был влюблен в меня, он прощал мне любое резкое слово, каждый грубый ответ. Спортивный интерес, Мерлин, как можно быть такой глупой? Я могла быть права, - конечно, могла бы, - если бы знала его настолько, чтобы сделать определенные выводы. Но я совершенно не знала его. Где бы я была сейчас, если бы Марлин МакКиннон не решилась взять все в свои руки? Дома, скорее всего, с родителями, Туньей и ее мужем, получала бы письма от Алисы и некоторых старост, слушала бы радио, чтобы убедиться, что среди новых жертв Волан-де-Морта не окажется знакомых имен, и, конечно же, выслушивала все новые и новые оскорбления любимой сестрицы, которая меня искренне ненавидит.
– Я не могу поверить, что ты действительно здесь, со мной, – словно подслушав мои мысли, взволнованно произнес Джеймс. Я с улыбкой поймала его руку, машинально потянувшуюся к волосам.
– Знаешь, я тоже, – честно ответила я, сжимая его ладонь своей. Как же мне нравилось смотреть на него! Мне нравился его голос, его характер – невероятно, я ведь все та же Лили Эванс, а чувствую себя совсем по-другому. – Странно, да? – Я чуть усмехнулась, не отводя от него завороженного взгляда. – Еще несколько месяцев назад я старалась убежать прочь, едва услышав где-то вдалеке: «Эй, Эванс, надеюсь, ты не топила камин моими письмами?» – Я не смогла сдержать смех, передразнивая веселый голос пятнадцатилетнего Джеймса Поттера, который, подбрасывая на ходу любимый снитч, пытался меня догнать, едва сойдя с поезда.
– Ты ведь не топила, да? – осторожно спросил Джеймс, в карих глазах появилось некоторое беспокойство.
– Конечно, нет! – воскликнула я, проведя рукой по его и без этого взлохмаченным волосам. – Более того... – Моя улыбка стала несколько хитрой, – они все лежат аккуратной стопкой в ящике моего стола, а… в другом ящике под надежным слоем старых тетрадок хранятся пять писем с ответами.
– Гениально! – восхищенно покачал головой Джеймс. – То есть, ты все-таки мне отвечала?
– Не забывай, что по правилам ты не должен об этом знать, – засмеялась я, склонив голову на бок. – Что ж, у тебя, как всегда, все получилось, верно? Представляю, как ты сидишь по ночам в гостиной, когда «примерная Эванс» уже давно спит в своей комнате, и придумываешь новый план… – Его улыбка стала подозрительно широкой, и я угрожающе вскинула брови, едва сдерживая смех: – Что, так и было?
– Можно и так сказать, – хохотнул Сохатый. – Только я был не один.
– Ну, конечно! – прыснула я, закивав головой. – Я могла бы догадаться. И да, «примерная Эванс» пару раз за тобой наблюдала. – Я обреченно покачала головой: – А за мной наблюдала вездесущая Марлин МакКиннон, которая потом просто не давала мне прохода. Надо сказать, у нее все получилось куда лучше, чем у тебя, Поттер.
Джеймс тут же расхохотался, видимо, представив всю эту картину, и я, не удержавшись, стала смеяться вместе с ним. Мне нравилось полушутя-полусерьезно вспоминать все это, хотя, конечно же, скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что я буду вот так вот смеяться с Джеймсом Поттером над его отчаянными попытками пригласить меня в Хогсмид, я бы не только не поверила, а еще бы провела воспитательную беседу. Не сомневаюсь, что все было бы именно так. Мерлин, неужели я действительно такая зануда?
– Я же говорил, – самодовольно произнес Поттер, щелкнув меня по носу. – А ты все про Кальмара, да про Кальмара…
Я тут же дала ему шутливый подзатыльник, а в глазах плясали веселые искорки. Джеймс медленно покачал головой, и я поняла, что пора бежать. С веселым смехом я кинулась на второй этаж, а он понесся следом, отстав от меня на пару ступенек. Никогда в жизни я не чувствовала такого восторга и кинулась в первую попавшуюся комнату – в комнату Джеймса, как потом выяснилось, и сама же загнала себя в ловушку. Он ворвался следом и в этот же миг поймал меня. Не удержав равновесия, я упала на стоящую рядом кровать, а он, запнувшись о мою ногу, полетел следом. Я коротко вскрикнула от неожиданности, давясь рвущимся наружу смехом.
Он тяжело дышал от быстрого бега, я чувствовала, как под рубашкой колотится его сердце. Его глаза горели таким же восторгом, что испытывала и я, а на губах медленно появлялась довольная улыбка.
– Вот я тебя и поймал, – выдохнул он, глядя мне прямо в глаза.
Закинув руки ему на шею, я притянула его к себе и почувствовала, как его теплые губы находят мои. Он целовал меня с такой жадностью, будто все еще боялся, что я исчезну, а я могла лишь крепче обнимать его, с таким же рвением отвечая на поцелуи. Одной рукой я бережно сняла с него очки и не глядя положила на тумбочку. Весь мир вокруг будто растворился, остался лишь он, Джеймс Поттер, такой родной и нужный, каким мне еще никто не казался. Мне казалось, что я любила его всю жизнь, и, возможно, так и было, просто я сразу же убедила себя в обратном. Наверное, я никогда не прощу себе эти шесть лет, или хотя бы год, один год, в который я могла бы все изменить. Но лучше поздно, чем никогда.
Мои руки скользили по его спине, с каждым разом поцелуи становились все более глубокими. Я никогда не думала, что можно любить так сильно, что можно испытывать в человеке такую сильную потребность, я практически не могла дышать, задыхаясь от переполнявших меня чувств и эмоций. Не глядя, я вытянула руку, чтобы задернуть занавеску. Мгновение – и нас окружила темнота, таинственную тишину которой нарушало лишь наше тяжелое дыхание.
***
Моя голова покоилась на плече Джеймса, когда он неожиданно повернулся, и лишь заглянув в его глаза, я поняла, что у него появилась какая-то идея.
Мы сидели на диване в гостиной, слушали радио, так как телевизора у Джеймса не было, и рассуждали о том, как дела у Сириуса. Я видела, что Сохатый очень переживает за друга, да и мне было несколько тревожно, ведь я была наслышана о жестокости мадам Блэк.
Затем мы немного помолчали, Джеймс, кажется, о чем-то думал, а теперь жаждал поделиться со мной своей идеей.
– Я тебя слушаю, – с интересом произнесла я, поднимая на него вопросительный взгляд.
– В общем, я много думал, как нам с тобой отмечать Рождество, – начал Сохатый, и я тут же настороженно подняла голову. – И подумал, а почему бы нам не отпраздновать его с твоей семьей?
Чего?
Моргнув, я так и замерла, глядя на него в немом изумлении, а затем интенсивно замотала головой. Нет-нет-нет, только не это! Я не хочу, чтобы он знакомился с Петуньей, на которую не действуют вообще никакие угрозы и запреты. Фактически, она говорит то, что думает, и ее мысли редко бывали дружелюбными.
– Лили, я вижу, что ты скучаешь по родителям, – попытался убедить меня Джеймс. – И не могу позволить тебе жертвовать встречей с ними ради меня.
– Джим, ты не понимаешь, – почти так же настойчиво, но с умоляющими нотками в голосе заговорила я. – Там Тунья, а она ненавидит таких, как мы… И, скорее всего, там будет ее муж. – Я невольно скривила губы в гримасе, и Джеймс тут же поцеловал меня в макушку.
– Отлично, заодно познакомимся, – усмехнулся он. – Правда, Эванс, должны же твои родители знать, с кем встречается их дочь. Должны или не должны?
– Должны, – вынуждена была признать я.
– Правильно, – поощрительно кивнул он. – А вдруг я непорядочный? Между прочим, ты, кажется, все это время так и думала. А если ты думала вслух, то я могу им и не понравиться. – Джеймс с усмешкой взглянул на меня. – Заодно узнаем, что ты про меня рассказывала. Ты же что-нибудь рассказывала, да?
Я невольно улыбнулась, уткнувшись лбом в его плечо и чувствуя, что он смеется. Потрясающая логика – пойти знакомиться к родственникам своей девушки для того, чтобы узнать, что она о тебе говорила!
– Что-нибудь точно рассказывала, – обреченно протянула я, снова поднимая на него взгляд. – Может, все-таки не надо, Поттер? Ты пожалеешь об этом, я могу дать тебе стопроцентную гарантию.
– Надо, и в первую очередь, тебе самой, – мягко произнес Джеймс. – Ты должна с ними увидеться. И… мне кажется, что до свадьбы я все-таки должен познакомиться с твоими родителями. Ну, знаешь, пока ты еще Эванс и все такое.
Из меня как будто весь воздух выбили.
Дементор тебя возьми, Поттер, ну что ты за человек!
– До свадьбы? До какой еще свадьбы? – поперхнувшись, сипло переспросила я. – Джеймс, ты… с ума сошел? Серьезно?
– Почему нет? – вопросом на вопрос воскликнул он, с живым интересом наблюдая за моей реакцией. Похоже, эта мысль приводила его в восторг. – Мерлин, только не говори, что ты не собираешься за меня замуж! – Он, чуть прищурившись, продолжал ждать моего ответа. – Я серьезно, Эванс, я совершенно серьезно. Я люблю тебя, я правда, на самом деле и абсолютно искренне люблю тебя, Лили. Четыре… нет, постой-ка, почти шесть лет, и уверен, что буду любить тебя всю жизнь.
– Это что, предложение? – недоверчиво переспросила я, чувствуя себя застигнутой врасплох.
– Если хочешь, – медленно произнес он, затем неожиданно встал с дивана. Я следила за ним неотрывным взглядом, затаив дыхание, смотрела, как он опускается на одно колено. – Лили Эванс… ты выйдешь за меня замуж?
– Джеймс, ты совершенно точно сумасшедший, а еще говоришь, что это я неправильно о тебе думала! – воскликнула я, не зная, смеяться мне или плакать. Затем едва слышно выдохнула лишь одно слово: – Когда? Когда у нас свадьба, Поттер?
– Ты согласна? – с волнением в голосе спросил Сохатый, но его глаза уже вспыхнули неподдельным восторженным счастьем.
– Конечно, да, – улыбнулась я, медленно садясь на пол рядом с ним. – Так?..
– Сразу после школы, миссис Поттер, – тут же отозвался он, видимо, еще не веря, что я согласилась.
Мерлин, да я и сама не верила, что согласилась. Это шло против всех моих принципов, абсолютно против всех. Фактически, мы встречались чуть больше двух месяцев, я до сих пор не верила, что это происходит, и тут вдруг раз – серьезно, он позвал меня замуж? Нет, нет, Эванс, не будь такой наивной. Внутренний голос буквально кричал, что я чертовски не права, но кому какое дело? Мы же не прямо сейчас трансгрессируем в церковь, в конце концов. У нас будет время на то, чтобы все тщательно обдумать, а пока я молча обняла Джеймса, положив голову ему на грудь и чувствуя, как его руки крепко прижимают меня к себе.
***
Я замерла, глядя на знакомый с детства дом и не решаясь постучать в дверь. С одной стороны, я была уверена, что родители обрадуются мне и будут рады познакомиться с Джеймсом, с другой я действительно боялась реакции сестры.
– Я с тобой, ты помнишь? – услышала я над ухом спокойный голос Джеймса. – Надо было трансгрессировать прямо в дом…
– Это невежливо, – дрожащим голосом возразила я в стиле Лили Эванс, медленно поднимая руку и тут же опуская ее. Джеймс ласково, но решительно оттеснил меня в сторону и постучал сам, игнорируя мои протестующие сигналы.
Несколько томительных мгновений дверь никто не открывал, а затем на пороге появилась мама – Мэлори Эванс и, увидев меня, тут же обняла.
– Лили, дорогая, мы думали, ты не приедешь, – воскликнула она, тут же отстраняясь и с лукавой улыбкой глядя на Джеймса.
– Не то чтобы я надолго, но… Мама, это Джеймс Поттер, – представила я, незаметно заглянув ей за спину. Петуньи видно не было.
– Тот самый Джеймс Поттер? – все с той же лукавой улыбкой переспросила мама, и я бросила на Джеймса косой взгляд. Он изо всех сил старался сохранить серьезный вид. – Здравствуй, Джеймс. Я на самом деле много слышала о тебе. – Мама быстро посмотрела на меня. – Разумеется, только хорошее.
– Я бы не сказала… – пробормотала я, чуть усмехнувшись.
– Здравствуйте, миссис Эванс, – вежливо поздоровался Джеймс, взглянув на меня косым веселым взглядом. Я подавила вздох. – Мне очень приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже, Джеймс, – с улыбкой ответила мама и тут же спохватилась: – Проходите, что же мы стоим!
Следом за мамой я зашла в дом, невольно продолжая ожидать появления сестры и морально к нему готовиться. Как отреагирует Петунья? Сожаление острым осколком кольнуло сердце. Когда-то мы были очень дружны, я знаю, она любила меня. Мы вместе играли, проводя друг с другом все время… До тех пор, пока я не получила свое письмо и не подружилась с Северусом. Еще один удар. Я поморщилась.
– Лили! – услышала я и, выглянув в окно, увидела улыбающуюся Петунью. – Лил, иди сюда, смотри, как стало красиво!
Я тут же выбежала во двор, чтобы увидеть, что так обрадовало сестру. Повсюду распускались цветы, которые мама посадила или осенью, или весной. В прошлом году у нас цвели только кустарники, а теперь двор украшали клумбы с пестреющими повсюду цветами.
Я остановилась у клумбы с еще не совсем распустившимися лилиями. Тунья подлетела ко мне с другой стороны и, затаив дыхание, наблюдала, как я подношу руку к одному из бутонов, и он тут же распускается на наших глазах.
– Лили, мама же запретила тебе так делать! – укоризненно воскликнула сестра, тут же отшатнувшись. В ее глазах вспыхнул страх.
Я тут же быстро обернулась к ней и виновато произнесла:
– Прости меня, пожалуйста, Туни. Мне просто хотелось, чтобы они побыстрее распустились. Я лишь подумала об этом, клянусь, я не специально!
С минуту она смотрела на меня долгим пристальным взглядом, словно решая, прощать меня или нет. Я знала, что она мне немножко завидует, а не только боится моих способностей, поэтому продолжала смирно ждать ее решения.
– Я никому не скажу, – наконец выдохнула сестра, подходя и обнимая меня. – Просто… это все очень странно. То, что ты можешь делать – странно. И этот мальчишка Снейп из Паучьего Тупика… – Туни пренебрежительно скривила губы.
– Он мой друг, – твердо произнесла я, чуть отстраняясь. – Не оскорбляй его, пожалуйста.
– Извини, сестренка, – пробормотала она.
Этот разговор состоялся всего за день до того, как профессор МакГонагалл принесла письмо из Хогвартса и загадочно попросила меня отвести ее к моим родителям, чтобы поговорить с ними. С тех пор наши отношения с сестрой кардинально изменились. Наверное, она могла бы простить мне все, если бы я пользовалась магией как можно реже и никуда не уезжала. Что бы ни говорила Тунья, я знала, что она сама хотела бы учиться в Хогвартсе, сама хотела бы быть волшебницей, поэтому она так нас ненавидит. Когда-то мы с Севом нашли у нее письмо к Дамблдору, где она практически умоляла его принять ее в Хогвартс, в чем, разумеется, ей отказали.
Я просто молча стояла и смотрела в сторону лестницы, ожидая, что она вот-вот спустится вниз. Но она не спускалась, а я начинала нервничать все больше.
– Мам, а где Туни? – не выдержав, спросила я.
– Она… – На мгновение Мэлори Эванс замялась, но затем все же произнесла: – Она у Вернона, они скоро придут. Прости нас, Лили, дорогая, мы пытались убедить ее перенести свадьбу, но…
– Я знаю, она просто не хотела, чтобы я пришла, – кивнула я с непонятным выражением лица. Чего уж тут удивительного.
Раздевшись, мы прошли на кухню, где был накрыт праздничный стол. Джеймс ободряюще сжал мою руку, и я бросила на него благодарный взгляд. Даже когда Туньи не было дома, она все равно незримо присутствовала, будто находясь под мантией-невидимкой. Да уж, сравнение подходящее, учитывая, что она боится всего, что принадлежит моему миру.
– Я не знаю, чего от нее ожидать, – честно призналась я Джеймсу. – Мне кажется, что мы зря все это…
– Спокойно, – мягко перебил Сохатый, успокаивая меня теплым карим взглядом. – Ты всерьез боишься, что двое маглов поставят меня в тупик, Эванс? Мы все правильно сделали.
Стоило нам сделать шаг за порог кухни, как мама тут же пригласила нас за стол, и я,не без опаски, села на свое место. Ну да, здесь я сидела еще тогда, когда была маленькой девочкой, которая даже подумать не могла, что через несколько лет будет сидеть на своей собственной кухне вместе с Джеймсом Поттером. Времена, определенно, изменились, взгляды – тоже, я ведь даже чувствую себя по-другому. Как будто я все та же Лили Эванс, но только с одной стороны, а с другой – уже совсем другой человек. Возможно, так оно и было, но я знала – что бы ни произошло со мной и моими взглядами на жизнь, со взглядами окружающих меня людей, моя старшая сестра Петунья Дурсль нисколечко не изменилась.
Стоило мне об этом подумать, как я услышала звук открывающейся двери и сдвоенные шаги, а всего пару мгновений спустя Петунья заглянула в кухню. Если поначалу выражение ее лица можно было посчитать радостным, то, стоило ей увидеть меня и Джеймса, как оно тут же изменилось. Светлые глаза сестры сначала расширились, а затем сощурились. Несколько секунд она молча сверлила меня презрительным взглядом, а затем растянула губы в подобии улыбки, хотя я бы назвала это самым настоящим оскалом.
– Здравствуй, сестра, – лениво протянула Туни, но если бы у нее была способность убивать взглядом, я бы уже упала замертво.
– Привет, Тунья, – слабым голосом отозвалась я, окончательно осознав, что она никогда меня не простит. – Я хотела поздравить тебя с Рождеством и пожелать…
Но она, не дослушав, скрылась в холле. Я смотрела на опустевший дверной проем убитым взглядом, зная, что Тунья специально не торопится переодеваться. Я слышала грузные шаги ее мужа, я видела его всего один раз, когда-то давно, но прекрасно представляла себе этого не в меру упитанного человека, с довольно странными принципами. Они с Петуньей познакомились на работе в офисе, и сестра, едва увидев «нормального» человека, который не верил в магию и презирал дешевые фокусы, тут же в него влюбилась. Они поженились еще в октябре, незадолго после того, как я получила то ужасное письмо. Когда я прочитала его, мне захотелось бежать, бежать прочь, не останавливаясь, и я убежала в единственное тайное место, где часто бывала, если была сильно расстроена. И никто никогда не мог меня там найти, а вот Марлин как всегда все удалось. Все-таки она удивительная, ей по силам то, чего другие никогда не смогли бы реализовать. С чем это связано? Не знаю. Впрочем, я отвлеклась.
Прочитав письмо, я долго плакала, чувствуя некоторую безысходность, что мне некому рассказать о моей сестре, которая с детства ненавидит меня всей душой. Именно тогда меня неожиданно нашел Джеймс. Да, я испугалась и даже очень, я была уверена на все сто процентов, что он никогда не поймет, из-за чего я так расстроена. К тому же, раньше я бы никогда в этом не призналась, но мне не хотелось, чтобы он видел меня такой. И, однако, рассказав ему, я впервые почувствовала то странное ощущение, что-то вроде близости родной души. Наверное, тогда я уже начала замечать, что мне нравится эта самоуверенная манера делать что-то не думая, эти лохматые черные волосы, до которых так хотелось дотронуться, этот снитч, с которым он играл время от времени, подкидывая вверх и не давая улететь далеко. Тогда я уже не думала, что еще пару лет назад я говорила обо всем этом с неописуемым раздражением. Могла ли я предположить, куда уведет меня эта дорожка? Казалось бы, вот моя жизнь, моя судьба, мой путь. А вот здесь, совсем рядом – его. Один шаг или, максимум, два – и эти жизни, эти судьбы больше не разделяются на «его» и «мою». Есть только одна жизнь, одна судьба – наша.
Может быть, сестре так хотелось спрятаться от меня? Убежать в тот «правильный» квадратный дом номер 4 на Тисовой улице, чтобы никогда больше меня не видеть, не слышать моих рассказав о том, чего она не понимает и никогда не поймет. Родителям всегда нравилось то, что я рассказываю, в то время как Тунья убегала в свою комнату, зло бросая:
«Ты все выдумываешь! Ты учишься в этой своей расчудесной школе не потому, что ты какая-то особенная, а потому что ты – уродка! Видеть тебя не хочу!»
Я всегда тяжело переносила это ее отношение, но… да, я привыкла. Пожалуй, я знала, чего ждать, когда шла сюда, просто надеялась, что когда-нибудь что-то изменится. Наверное, уже слишком поздно что-то менять.
Когда Вернон и Петунья прошли в кухню, их взгляд одновременно тут же остановился на Джеймсе. В глазах Туньи виднелись привычные для меня эмоции – опасение, страх и ненависть. Почему-то часто мы ненавидим именно то, чего боимся или не понимаем. Взгляд Вернона Дурсля выражал некоторое самодовольство – это я хорошо запомнила еще с первой нашей встречи – но также в нем отражалась что-то насмешливое и снисходительное. Что ж, есть и такой тип людей. Они тоже боятся или не понимают, но не испытывают при этом ненависти, а лишь собственное превосходство. Это еще в большей степени не поддавалось моему пониманию.
Медленно переведя взгляд на Джеймса, я поняла, что он тоже это заметил. Самое страшное во всей этой ситуации было то, что Поттер любил играть с огнем. Он знает, что ему здесь не очень-то рады, возможно, его принимают за какого-то фокусника или просто чудака, и именно на это он сделает ставку, заводя разговор. Я провела рукой по лицу, боясь представить, что сейчас начнется. Думаю, бесполезно даже просить его быть более… понимающим? Я даже усмехнулась.
– Вернон Дурсль, – гордо представился магл, протягивая Джеймсу руку. Тот пожал ее с таким довольным видом, что я испустила тихий вздох.
– Джеймс Поттер, – не менее гордо отозвался он, всем своим видом показывая, как ему нравится эта встреча. Ну вот, началось.
– Вернон, дорогой, ты же помнишь Лили? – приторно-вежливо спросила Петунья. Мама бросила на нее предостерегающий взгляд, но Туни просто было все равно.
– Да, дорогая, – с некоторой осторожностью ответил ее муж, и я резко повернула голову в ее сторону.
– Тунья, – медленно произнесла я, сузив глаза. – Можно тебя на пару минут?
Я встала из-за стола, хотя не очень-то хотелось оставлять Джеймса одного с Верноном и давать ему свободу воли для его веселых выходок. Я успела лишь бросить на него строгий предостерегающий взгляд, на что получила пугающе-хитрую улыбку. Выйдя из кухни, я сразу же пошла на второй этаж. Сестра последовала за мной с крайне недовольным видом. Я даже не знаю, почему она не упиралась. Может быть, действительно боится, что я превращу ее в жабу?
Стоило мне только подняться по лестнице, как я резко обернулась к сестре. Полагаю, мой взгляд не предвещал ничего хорошего, раз она сделала маленький шаг назад, но затем подняла на меня взгляд, полный высокомерия и холодной ненависти. Теперь уже мне пришлось приложить усилия, чтобы не отступить.
– Ты ему все рассказала, да, Туни? – произнесла я, пытливо вглядываясь в ее длинное худое лицо. Она почти не изменилась, все так же знакомо прищуривает глаза и выдавливает, словно что-то застряло в горле:
– Он должен знать, с кем может иметь дело. – В ее голосе не было слышно и следа той теплоты, с которой мы когда-то общались друг с другом. Она не изменилась лишь внешне, с горечью поняла я.
– Боже, Туни, неужели ты так меня боишься? – устало спросила я, привалившись к стене. – Разве я когда-нибудь сделала тебе что-то плохое?
– Я тебя не боюсь, – презрительно скривилась она. – Ты никогда не посмеешь поднять на меня руку, ведь тебе нельзя колдовать за территорией твоей школы. Зачем ты приехала? – Ее голос вновь исказился от звучащей в нем ненависти. – Почему ты и дальше продолжаешь портить мне жизнь?
– Каким образом? – воскликнула я чуть ли не с отчаянием. Я столько лет пыталась понять, за что именно она так ко мне относится, и не могла.
– Кажется, я много раз говорила, что не хочу тебя видеть, – отчеканила Петунья, брезгливо морща нос. – Но ты, сестренка, такая эгоистка, что все равно каждый раз возвращаешься!
– Я приехала не к тебе, – ровно отозвалась я, вскинув на нее ледяной взгляд. Это было странно и непривычно, я так никогда ни на кого не смотрела, но… теперь я понимала, что такое маска, под которой люди прячут свои истинные чувства. Сириус как-то заявил, что так проще жить, и, наверное, был прав. – Я приехала к маме и папе, которые, в отличие от тебя, мне очень рады.
– Всеобщая любимица, – ядовито процедила Тунья. – Только я знаю, кто ты на самом деле, Лили. Мерзкая помешанная уродка, вот кто! Но ты все равно меня не тронешь.
– Не трону, но не потому, что мне нельзя колдовать, – медленно произнесла я, растягивая губы в улыбке и не показывая, какую боль причиняют мне ее слова. – Хотя, ты же не знаешь, что уже можно. У волшебников, – я специально выделила это слово, – совершеннолетие наступает в семнадцать. А с семнадцати можно колдовать везде, где захочешь.
– Ты лжешь! – Петунья скривила губы в презрительной ухмылке, но я была готова и к этому.
–
Орхидеус! – четко произнесла я, протягивая ей материализовавшийся букет лилий разных цветов. Будто отголосок прошлого, точно такие же, как и на маминой клумбе в тот самый день. – Может быть, хоть сейчас ты вспомнишь тот день, Туни, и кое-что поймешь. Хоть я так и не думаю, но, впрочем, надежда умирает последней. Больше ты меня не увидишь. – С этими словами я вложила ей в руку букет цветов и сбежала вниз по лестнице, едва сдерживая слезы.
Я замерла на пороге кухни, едва увидев Дурсля. Он сидел на своем месте, покрасневший от гнева, и судорожно сжимал в руке вилку. Джеймс сидел напротив, едва сдерживая смех, да и мама, кажется, была не прочь посмеяться и из вежливости едва сдерживала улыбку. Несколько мгновений я переводила взгляд с одного на другого, а затем решительно подошла к маме и, поцеловав ее в щеку, произнесла:
– Нам пора, мамочка, но спасибо тебе за приглашение. Поцелуй от меня, пожалуйста, папу. Я люблю тебя! – На миг я обняла ее и так же быстро вылетела прочь из кухни. Джеймс последовал за мной, попрощавшись с мамой и отвесив поклон Вернону. Тот покраснел еще сильнее.
Едва выйдя за порог, мы трансгрессировали, и уже дома я позволила себе расплакаться. Джеймс, как мог, утешал меня и извинялся за то, что это действительно была дурацкая идея, но я обижалась вовсе не на него. Поняв это, он попробовал убедить меня, что Петунья просто ничего не понимает, но это я и без него знала. Ее незнание не избавляет меня от этой боли, которая терзала меня много лет. Она ненавидит меня. Ненавидит даже не за то, что я волшебница, а за то, что многим это нравится. Маме и папе нравится.
– Лил, пожалуйста, – умоляюще говорил Джеймс, прижимая меня к себе. – Не плачь. Ты ничего не можешь с ней сделать, но я хочу со всей ответственностью заявить, что твоя сестра не понимает ничего из того, что говорит.
Я подняла на него глаза и неожиданно засмеялась. Может быть, звучало немного истерично, но мне, определенно, стало легче. По крайней мере, слезы высохли.
– Вот и хорошо, – ласково произнес Джеймс, убирая прилипшую к щеке прядь рыжих волос. Тут-то мы и услышали негромкий, но резковатый звук, и одновременно повернули головы к окну. За окном летала сова Джеймса, негромко ухая и что-то держа в клюве. Я тут же вскочила, чтобы открыть ей окно. Сова, издав благодарный звук, бросила на подоконник конверт с мокрыми пятнами от снежинок и тут же улетела обратно.
– Она любит летать, – пояснил Джеймс, подходя ко мне и рассматривая конверт.
– Прямо как ее хозяин, – улыбнулась я и, перевернув конверт, прочла адрес. – Смотри-ка, это от Марлин. – Я распечатала конверт и достала свернутый вдвое бумажный лист. Сразу же стало видно, что писала она не пером, а обычной шариковой ручкой.
Привет, Джеймс!
Привет, Лили!
Спасибо, что написали, мне было очень нужно знать, как у вас дела. У меня тоже все хорошо, но вам, судя по тому, что я прочитала, определенно веселее. В общем, я хотела поздравить вас с Рождеством и пожелать, чтобы новый год был гораздо лучше, чем предыдущий, хотя с этой войной нельзя сказать, возможно ли это.
Ребята, я очень благодарна вам за то, что вы мне пишете, но все равно хочу спросить: вы что-нибудь слышали о Сириусе? Пожалуйста, напишите, если он что-то говорил вам, потому что мне писем не приходило, и я немного переживаю.
Что ж, мама зовет за стол, да и твоя сова на редкость нетерпелива, Сохатый! Спасибо за письмо!
Безумно скучаю,
ваша Марлин.
– Даже почерк у нее изменился при упоминании о Бродяге, – усмехнулась я, покосившись на Джеймса. – Или мне одной так кажется?
– Не одной, – несколько рассеяно отозвался Поттер, и я перевела на него вопросительный взгляд. – И, думаю, под ее «переживаю» скрывается самая настоящая тревога. Но… честно говоря, мы ведь тоже не получили от него ни одного письма.
Едва он успел закончить свою фразу, раздался решительно-настойчивый стук в дверь. Мы оба кинулись к выходу, первый Джеймс, я – за ним. Замерев у двери на пару мгновений, он решительно открыл ее и тут же отступил на шаг, наверное, от удивления.
Перед нами возник Сириус, запорошенный снегом и сильно встревоженный. Так сильно, что у меня пересохло в горле от холодной волны страха, разливающейся по всему телу. Мы только что вспоминали о нем, и его появление было так неожиданно, что я невольно выронила письмо Марлин из рук. Взгляд синих глаз быстро скользнул по нашим лицам, но он так ничего и не сказал. Мы замерли напротив, несколько потрясенные этой паникой, застывшей на его лице.
Я быстро подняла лист бумаги и машинально сложила его пополам. Сириус знал, от кого это письмо, клянусь, он все понял, и от этого осознания страх в его глазах стал просто всепоглощающим.
– Бродяга? – опомнился Джеймс, оглядывая его пристальным взглядом. Он тоже заметил, в каком состоянии находится его друг. – Заходи скорее!
Сириус тут же зашел в дом, снял ботинки и кивнул Джеймсу на второй этаж. «Надо поговорить» – читалось в его взгляде, да и по выражению лица было ясно, что что-то не так. Мягко говоря, что-то не так. Он не поизносил этого вслух, но мне и так было ясно, что меня не приглашают, однако никакой обиды я не чувствовала. Только беспокойство.
– Лили, поставь чайник, – замирающим голосом попросил Джеймс, бросаясь наверх следом за Сириусом.
Да, чайник я действительно поставила. Отойдя от плиты, несколько мгновений я мучилась угрызениями совести, но затем решительно отмела все ее протесты. Я имею право знать - тем более, если дело касалось семьи Сириуса, а так и было, ведь до того, как прийти к нам, он был у матери.
Поднимаясь наверх, я старалась быть тихой, как мышка, чтобы у них не возникло даже подозрения о том, что я могу что-то услышать. Сначала в планах у меня было применить усиливающее звук заклинание, но это и не понадобилось. Поднявшись, на второй этаж, я сразу же услышала взволнованные голоса, доносящиеся из комнаты Джеймса.
– …Бродяга, это не вариант! – крикнул он, и перед моими глазами тут же возникла картинка, как он проводит рукой по волосам. – Ты соображаешь, что ты говоришь? Как… как?! – только и смог выговорить Джеймс.
Я прижалась спиной к стене, практически не дыша и делая маленькие шажки в сторону чуть приоткрытой двери. Заглянув в щель, я действительно увидела, как Джеймс, бродя из стороны в сторону, запускает руку в волосы, а Сириус неподвижно сидит в кресле, опустив голову на руки.
– Я не знаю… – едва слышно выговорил он, и было видно, как тяжело ему дается произнести хотя бы слово. – Я пришел к тебе сразу же после этого, просто не мог оставаться там дольше. – Неожиданно он вскинул голову, и я едва сдержала исступленный вздох. Синие глаза Бродяги подозрительно сверкали, на лице отразились все испытываемые им эмоции, главным образом, боль и страх. Джеймс тут же замер на месте, не сводя с него молчаливого взгляда. Мне вновь показалось, что они мысленно общаются между собой.
– Ты... ты действительно думаешь, что это настолько серьезно? – наконец спросил Джеймс побелевшими губами. В глазах все сильнее и сильнее проявлялся тот же страх, что и у Сириуса.
– Сестра не привыкла шутить, – с мукой в голосе прорычал Блэк, вскочив и взлохматив себе волосы. Я бы могла сравнить этот жест с жестом Джеймса, вот только они были абсолютно разные.
Что сказать, я впервые видела его таким. Я не понимала, о чем они говорят, но уловить общий смысл не составляло труда. Что-то случилось или случится, но я не намеревалась это узнавать, знала, что не расскажут. Я буду ждать, когда они будут готовы со мной поделиться, и я уверена – срок настанет.
