Глава 13 Конец ноября удивил своей капризностью — вчера дождь поил застылую землю, а сегодня снег хрупкими кристаллами осыпает её. Сменяя друг друга, они, кажется, готовы продолжать это безобразие очень долго. И сейчас белыми кружевами отделаны мощённые дорожки, на елях под снежной подушкой сверкает малахитом зелень колючек. Хрупкость красоты — подтверждение её совершенства.
В кабинете директора Диппета слышатся голоса. Тише!
— Альбус, я повторяю, что положение крайне сложное — в Болгарии, Чехии, Словении, Дании — везде пропадают люди, — говорит директор.
— Да, мне это известно, — отвечает профессор голосом, в котором слышно глухое отчаяние. —
Грин-де-Вальд набирает силу.
— В Великобритании процент исчезновений неимоверно мал, чем в других странах Западной и Восточной Европы. И, прошу, не говорите, что вам неведома причина, Альбус.
— Напротив, директор, для меня всё предельно ясно. Но то, что Грин-де-Вальд опасается встретиться со мной, не говорит о том...
— Нет, Дамблдор, говорит! Грин-де-Вальд боится вас, потому что вы достойный противник. Он знает, что вам под силу одолеть его, а потому не хочет рисковать.
— Смерть Арианы — истинная причина, — грустно продолжает профессор. — Геллерт не боится меня, он боится узнать правду. Он не хочет знать, кто именно убил мою сестру.
— Вы не понимаете,.. - директор обессиленно опускается в кресло. — На кону жизни сотни живых людей, а вы, Альбус, продолжаете думать о мёртвых...
— Да, многие люди безрассудны, - спокойно соглашается профессор. - Если вы позволите, я пойду. Уже начался урок... Постоянно говорю детям, что опаздывать — это не хорошо, а тут...
— Да-да, конечно.
Правда бывает страшной — она может убить, сжечь душу, оставив только оболочку. Геллер Грин-де-Вальд боится узнать правду... Возможно, почти так же сильно, как её боится Альбус Дамблдор.
Оба пленники, оковы на которых одела та, чью жизнь они забрали — девушка, которую убивала её собственная магия.
"На кону жизни сотни живых, а вы думаете о мёртвых..." — всё ещё слышится отголосок здравого смысла, который удивительно схож со словами директора.
Под тяжёлыми каплями тает мягкий снег, оголяя серые ветви деревьев — красота никогда не бывает вечной.
Кира Юнг стоит на улице и смотрит в небо. Запрокинув голову, она ловит горячей кожей холодные капли дождя.
Уже месяц, целый месяц девчонка находится в состоянии лёгкой паранойи. Думается, тут любой бы невольно испугался, когда видел бы что-то неясно жуткое в вечерних коридорах Хогвартса. Два раза Юнг наблюдала, как в коридорах скрывается что-то огромное — оно вызывало у Киры невольные ассоциации со змеями скользкими и изворотливыми. А характерный для них звук — приглушённое шипение — только укреплял её догадки.
Странно, что Кира Юнг до сих пор ничего не сказала ни Джону, ни Абрахасу. Впрочем, слишком глупо было бы говорить о неясных видениях, которые вполне могли оказаться издёвкой её же изображения. Не нужно говорить о том, что её беспокоит. Не сейчас.
— Привет, Юнг, — слышится голос за спиной.
— Здравствуй, Томас, — не удостоив взглядом слизеринца, отзывается девчонка.
Тёмно-рыжие пряди, отяжелев от дождевой воды, змеями спадают на плечи, мантия промокла безнадёжно и окончательно - явный признак того, что сегодня понадобится перечная настойка.
— Это такой новый способ самоубийства? — недовольный перспективой вести девчонку к медсестре, спрашивает кронпринц.
— Да, — спокойно отзывается когтевранка. — Дух школы убивает один симпатичный полукровка, внушая своим однокурсникам мысль об уничтожении магглов. Самое паршивое то, что я умудрилась cтать такой же. И что мне ещё остаётся, как ни убивать себя холодным дождём в ноябре?
— Изощрённо, — замечает Реддл, снимая плащ. — Но на вас, мисс Юнг, у меня есть планы, и я не могу позволить вам умереть. По крайней мере, пока.
Том накинул плащ на плечи когтевранки.
— Ноябрьский дождь беспощаден, ты знаешь? — лукаво спрашивает Кира, взглянув на Тома.
— Не замечал, — рассеянно говорит Реддл.
— Беспощаден, — подтверждает свои же слова девчонка. — Уже можешь узнать, о чём я думаю?
— Ты о легилименции? — слегка удивлённый таким резким переходом, уточняет слизеринец. — Нет, но в процессе. А как твои успехи?
— Очень сложно.
— Разумеется. Завтра встретимся в Нашей комнате, и тогда пощады от меня не ждите, мисс. Мне кажется, что окклюменцию Вы освоите превосходно.
— Что, я так талантлива?
— Нет, — насмешливо говорит слизеринец. — Просто, тебе деваться будет некуда... Ладно, идём в школу.
В спальне Киры Юнг царит загадочный полумрак, серое небо за окном дополняет картину, смотря на которую, хочется кидаться на стены от неимоверной тоски.
Оливия Кроус сидит на краю своей кровати. Серое платье и бледные обескровленные губы прекрасно гармонируют с полумраком комнаты. Впрочем, Киру, сидящую напротив, эта гармония отнюдь не радует.
— Оливия, оставь страдания, — устало говорит мисс Юнг. — Они ни к чему.
— Это немыслимо, — тихо отзывается Оливия. - Неужели ты действительно думаешь, что я смогу забыть всё и изображать наигранное равнодушие?
Кира закатила глаза - вся эта ситуация с любовными страданиями уже стала основательно раздражать её.
Глупая девчонка, думает Кира, очень глупая! Её ревность изрядно выводит из себя. Как можно видеть любовь там, где её нет и в помине? Глупая, наивная девочка...
— Разве ты не видишь, что наши уроки — это просто уроки? — спокойным голосом говорит Кира. — Ничего больше.
Оливия Кроус молчит, смотря в пустое пространство комнаты.
— Хватит, слышишь? Хватит играть в Джейн Эйр! — усмехается Юнг, беря скрипку. — Пустая трата времени.... У тебя десять минут на страдания, а потом приходи в себя, хорошо? Скрипка здесь уместна, но тебя наведёт на грустные мысли, поэтому я пойду играть в другое место, — Кира Юнг выходит из спальни.
Закат гранатовым светом затапливает окрестности Хогвартса. Дождь прекратился, оставив после себя лишь маленькие серые облака с разорванными краями. На балконе холодно. Студёный западный ветер в дуэте со скрипкой вмиг доводит до иступления разум, и забывается всё — Реддл, школа, семья, война... Сейчас есть только ветер, скрипка и старый замок.
Солнце тлеет красным угольком — там, на горизонте, в несуществующем мире царит красота. А ночь, подбираясь ближе, обесцвечивает и размывает силуэты. Время уходит за тысячу милль отсюда.
Ветер давно прекратился и скрипка молчит. На балконе стоит девчонка, смотря в небо и ловя руками снежинки, которые тут же тают. Хрупкость красоты — подтверждение её совершенства.
