Глава 14Время близилось к полуночи, когда Элизабет, наконец, оторвалась от пергаментов. Она c трудом принялась за домашние задания, но, вопреки ее опасениям, довольно быстро с ними справилась. На задания по Трансфигурации, Рунам, Травологии и Астрономии ушло лишь несколько часов – ей не требовалось искать сведения в учебниках. Будь то эссе или тесты – из-под пера на пергамент безостановочно лились абзацы нужной информации, а в голове появлялись необходимые варианты ответов, стоило как следует сосредоточиться на медальоне.
Немного пришлось повозиться с Зельями и все-таки заглянуть в учебник. А к Чарам, где нужно было освоить пару непростых заклинаний для С.О.В., она даже не прикоснулась. В таком состоянии любое заклинание было ей доступно и причем из такого списка, который Флитвик никогда бы не рискнул дать студентам.
Элизабет устало потянулась и откинулась от стола на спинку стула. Разумеется, и минусы у такого способа обучения были. Мощные потоки неведомой ей ранее информации, которые Лизз пропускала через себя со скоростью света, вытягивали из нее силы. Из этих соображений она кое-как усадила себя за уроки лишь на третий день каникул. До этого ее время было полностью занято совсем другими вещами.
Она ушла в творчество с головой.
Лизз помнила, как в апатичном и обессиленном состоянии она вернулась домой из Хогвартса, тихо открыла дверь и вошла в свою комнату. Здесь все было так, как и в день ее отъезда – все вещи на своих местах, идеальный порядок, подушки на кровати выстроились в ровный рядок, занавески расправлены, на покрывале ни одной складочки…
Тогда она опустилась в кресло и подумала, что надо бы придать этому месту более-менее жилой вид.
Следующие два дня Лизз почти не спускалась. Маме составляла компанию гостившая у них тетя Линн, и от Лиззи никто не требовал помощи по домашним делам. Она только диву давалась, как меняется мама в присутствии сестры. Она стала более терпимой к дочери и вообще постоянно пребывала в хорошем настроении. Лиззи оставили в покое, и она спускалась только, чтобы захватить наверх что-нибудь из еды.
За несколько дней ее идеальная безликая комнатка превратилась в мастерскую художника. Позже, когда Лизз, наконец, отвлеклась, она с удивлением и удовольствием заметила, что изрисовала все свои свободные холсты, оставшиеся с лета, и почти все альбомы. Она и забыла, когда в последний раз рисовала так много и с таким вдохновением.
Все пространство стен сверху донизу было увешано картинами, гравюрами, портретами в неброских рамках – половину из них она нашла в своих старых альбомах, отобрала самые лучшие и повесила вместе с новыми работами. Тяжелый золотистый полог над кроватью превратился в произведение искусства – темным золотом на нем вился причудливый узор, и порхали нарисованные волшебными красками крошечные темно–синие бабочки. Белые шторы на окнах она превратила в картину, которая появлялась, когда шторы были задернуты: переплетение темно-синих, серых и голубых ветвей какого-то странного растения… Да, теперь тут было на что посмотреть. В комнате до сих пор пахло свежей краской, а к стене были прислонены недописанные холсты, накрытые тканью.
В дверь тихо постучали, прерывая ход ее мыслей. Элизабет обернулась – в комнату вошла Линн, закрыв за собой дверь.
– Лиззи, тебе пришло письмо совиной почтой… – она осеклась, и застыла на пороге с открытым ртом, окидывая взглядом разрисованные стены.
– Мерлин мой, – Линн неуверенно сделала пару шагов, – это… потрясающе!
Элизабет наблюдала, как Линн прошла вдоль стен, рассматривая рисунки, и погладила рукой полог, спугнув бабочек.
Она улыбалась во весь рот, и Лиззи смущенно улыбнулась в ответ. Она не ждала, что маме понравится, но вот Линн, конечно, другое дело. С самого детства тетя знала все ее секреты и одобряла все увлечения.
– Я думала, ты бросила рисование, – сказала Линн, поворачиваясь к Лиззи и все еще улыбаясь, – твоя мама сказала…
– Мама хочет, чтобы я бросила, – пожала плечами Элизабет и хитро посмотрела на тетю: – Хочешь, кое-что покажу?
Линн кивнула, усаживаясь в кресло. Лиззи извлекла из-под стопки рисунков потертый лист. Оказалось, она прекрасно ориентируется в своем творческом беспорядке. Линн фыркнула, когда взяла его в руки. Это был портрет юной девушки с золотистыми волосами и смеющимися синими глазами.
– Черт побери, – рассмеялась Линн, – когда это было?
– Ты приезжала, помнишь, мы тогда недавно переехали сюда. Мне было лет девять… Поэтому вышло кривовато.
– Все равно очень похоже, – Линн покачала головой, – надо же… Можно, я заберу его?
Лизз одобрительно кивнула.
– Я даже не думала, что у тебя столько картин… – сказала Линн спустя какое–то время, листая ее альбом, – когда ты все успеваешь?
– Ну, у меня было целое лето. Сейчас, конечно, времени мало, но все равно – если хочешь, время всегда найдется.
– Это точно, – рассеянно ответила тетя, вглядываясь в рисунок, – а это кто? – Она подняла взгляд, и Лиззи заглянула ей через плечо.
– Седрик, – коротко сказала она.
– Он вырос… Он изменился, – удивленно прошептала тетя.
Элизабет только неопределенно хмыкнула.
Еще в первое утро дома она начала составлять Седрику письмо. Ей было ужасно стыдно за их последний разговор. Она знала ответ на загадку и хотела сказать и ему. Но все откладывала и не знала, как начать. К концу дня на ее столе был уже целый ворох использованных листов с зачеркнутыми фразами:
«Привет, Сед. Надеюсь, ты не сердишься на меня…», «Седрик, как дела? Извини меня за наш последний разговор…», «Сед, я разгадала твою загадку и думаю, тебе будет интересно узнать ответ…»
В этом не было смысла, она просто тратила силы впустую. Седрик был занят на каникулах с Чжоу, и ему не было дело ни до загадок, ни до подруг детства. Так что Лизз оставила попытки ему написать.
– У тебя очень хорошо выходит рисовать автопортреты, – вернула ее к реальности Линн, перелистнув несколько страниц.
– Но… это не я, – смущенно сказала Лизз. На открытой странице красовался портрет Ровены, который она набросала почти перед самым отъездом из Хогвартса, – это Ровена…
Линн удивленно приподняла брови:
– Рейвенкло? Но… ты придала ей некоторые свои черты? – она поочередно смотрела то в альбом, то на Лиззи. Та помотала головой.
– Я видела ее портрет в какой-то библиотечной книге, – оправдываясь, запротестовала она. – Это так, от нечего делать…
И все же, вглядевшись в рисунок, в глубине души она согласилась с Линн: некоторое сходство между ней и Основательницей было. Уж насколько Лиззи никогда не льстила себе, но даже она не могла не признать: усмешка на губах Ровены и что–то такое в глазах, какое–то уверенное выражение, будто ей известен некий секрет, все же были очень похожи на ее собственные черты. Или она просто очень бы этого хотела и выдавала желаемое за действительное.
Линн продолжала недоверчиво рассматривать набросок.
– И кстати, медальон… – задумчиво протянула она, – на ней твой медальон.
Рука Лиззи непроизвольно дернулась к шее, пальцы сжали холодный круг.
– Это… это уже я дорисовала.
Это было почти правдой, но Элизабет отвела взгляд. Ей было неприятно скрывать что-либо от Линн. К счастью, эта неловкость длилась недолго. Тетя закрыла альбом, просмотрев до конца.
– Может, спустимся и перекусим? – улыбнулась она. – Думаю, после таких плодотворных дней сэндвичи отлично восстановят твои силы.
– Чуть позже, у меня еще куча дел, – улыбнулась Лизз, кивая на стопку учебников на столе.
– Хорошо, – поднялась Линн, направившись к двери. Но Лизз окликнула ее на пороге.
– Линн…
– Да?
– Не говори маме пока про… – она обвела взглядом разрисованную комнату, – боюсь, она не переживет.
Линн подняла правую руку:
– Торжественно клянусь, что пока она ничего не узнает, а позже я с ней поговорю.
– Спасибо! – уже вдогонку поблагодарила Лизз.
Когда дверь закрылась, она уселась на место Линн в кресло и взяла конверт, оставленный тетей на столе.
Письмо было от Бена – очень короткое, всего пару строк.
Он напоминал, что завтра они наметили поход в Годрикову Лощину и он заедет за ней сутра. Элизабет невольно улыбнулась.
Честно говоря, она не ожидала, что Бен выкажет такое рвение поехать с ней. Она представила, как они проведут целый день вместе, и внутри начало подниматься какое–то странное радостное волнение. Еще месяц назад они были лишь сокурсниками и не выбирались никуда вместе – даже в Хогсмид. Они ни разу не были надолго вдвоем, а тут проведут весь день! Надо будет о чем-то говорить. Заполнить этот день совместными интересами. Прогулкой по Годриковой Лощине. И мысли эти ее немного пугали тем, что вызывали в ней только радость.
Кроме того, Элизабет радовалась самой возможности выбраться в Лощину, потому что это приблизит ее к Ровене. Она сможет почувствовать Основательницу, она сможет, наконец, ощутить, что она реальна – а не плод ее фантазии! И это тоже наполняло ее теплом и заставляло сотни мурашек бегать по телу от волнения и предвкушения поездки. Словно ее ждала сама настоящая живая Ровена, и она не могла дождаться этой встречи. И это даже хорошо, что она поедет не одна, а рядом будет Бен.
На столе среди прочего творческого беспорядка – пергаментов, учебников и альбомов – лежал сложенный вдвое листок, пару месяцев назад она подписала его у профессора Бинса: разрешение на посещение специальной библиотеки в музее Годрика Гриффиндора. Этот музей находился в Годриковой Лощине и располагался в доме, где Годрик проживал долгое время, как утверждали брошюры. Она была просто обязана побывать там и найти что–то особенное. Элизабет чувствовала, что так и будет…
* * *
Яркий солнечный свет, бьющий сквозь шторы, разбудил ее. «Утро ясное, а значит, день будет замечательным» – было первой ее мыслью. Элизабет улыбнулась и сладко потянулась в кровати. Хотела было еще поваляться немного, но, кинув взгляд на часы, резко села. Вся расслабленность слетела с нее вместе с остатками сна. У нее было меньше часа на сборы. Бен обещал заехать за ней в половину одиннадцатого.
Наспех умывшись, она на минуту зависла у шкафа, размышляя, что надеть. Поездка будет долгой, и вполне подошло бы что-то комфортное – джинсы и очередной серый свитер, но, с другой стороны, ей почему-то очень хотелось выглядеть хорошо перед Беном. А чего–то подобного ей хотелось крайне редко – она никогда не увлекалась модными новинками или косметикой. И сейчас понимала, что выбирать ей особо не из чего.
Посомневавшись между брюками и платьем, она вытащила все-таки платье. Вязаное, глубокого голубого оттенка с белым орнаментом по вороту и низу. Мама так настаивала на том, чтобы его купить. И теперь она уже полтора года возила его в Хогвартс, да так ни разу и не достала из шкафа. Лизз приложила платье и встала перед зеркалом, оценивая вид.
– Серьезно? Я думала, что не дождусь, когда ты принарядишься, милочка, – прокомментировало зеркало. Но Лизз только показала ему язык.
Она была так вдохновлена предстоящим днем и чувствовала такой подъем, какой не чувствовала уже много месяцев, с самой осени. За окном сияло солнце, отражая ее настроение, она впервые нравилась себе в зеркале – сияющие глаза, румянец. Волнистая прядка небрежно выбилась из челки, и мама, наверное, сразу бы сделала ей замечание, но ей казалось, что эта небрежность удивительно ей идет, как и оттенок платья.
– Так, Лиззи, успокойся – она сделала два успокаивающих длинных выдоха. – В конце концов, это не свидание.
– Еще бы, – проворчало зеркало, – не в этой жизни, дорогая…
Элизабет только усмехнулась и вышла из комнаты.
Линн уже сидела на кухне с чашкой ароматного кофе.
– Доброе утро, – весело приветствовала ее Лизз, сбегая с лестницы. Кинула взгляд на наручные часы – у нее оставалось пять минут на завтрак, она слишком долго выбирала, что надеть. Что с ней случалось крайне редко, если не впервые.
Она налила дымящийся кофе и взяла рогалик с джемом, наспех заталкивая его в рот целиком.
– Как спалось? – Линн сидела с ногами на небольшом диванчике у стола и читала газету. Волосы в хвостик. Глаза светятся теплом и утренним уютом. Лизз она очень нравилась такой домашней.
– Мне снились чудесные сны.
– Новогодняя гирлянда? – подняла бровь Линн, – а то ты вся светишься.
– Нет, – попробовала произнести она с набитым ртом, – мы собираемся в Лощину…
– А с тем молодым человеком, от которого вчера пришло письмо? Твоим парнем?
Элизабет с укором уставилась на тетю. И уже хотела было ответить, но в дверь позвонили. И она почувствовала, как желудок ее сжался от волнения при мысли, что Бен уже здесь. Она больше не смогла бы запихнуть в себя ни кусочка. Просто кинула пару яблок с собой в сумку.
– Он не мой парень, – бросила она Линн на пороге и залпом выпила кофе – он огненным шаром прокатился по ее горлу – и понеслась к двери.
Мама уже открыла Бену и впустила его в прихожую, так что Лизз чуть не налетела на него, когда выбежала из кухни. Наверное, вид у нее достаточно растрепанный, подумалось ей. Хотя какая разница, как она выглядит. Бен все равно был рад ее видеть, она видела это по его сияющим глазам.
– Мам, это Бен Бредли, – коротко представила его Лизз.
– Очень приятно, – мама всегда была приветлива с незнакомыми людьми, но все же от Элизабет не укрылось, что она разглядывает Бена. И это было неприятно.
– Я буду поздно, – бросила она, натягивая пальто и шарф набегу и подтолкнула Бена к выходу.
– Обещаю вернуть ее домой невредимой, – еще пытался говорить Бен на ходу, но Лизз не дала ему такой возможности, просто закрыв дверь перед ошарашенной мамой.
Они зашагали по двору, снег радостно хрустел под ногами, а воздух был свежим и бодрящим. И настроение ее было все лучше и лучше.
Элизабет покосилась на Бена. Он усилием воли сдерживал улыбку.
– Прости, что так сумбурно познакомила тебя с мамой, – сказала она, оправдываясь, – просто боюсь опоздать на поезд.
– Ты все еще его носишь? – Бен смотрел на нее, и только сейчас Лизз сообразила, на что именно – его шарф, который он ей дал. Она таскала его уже неделю и натянула по привычке. Наверное, не стоило его надевать, это выглядело слишком романтично. Но Лизз он действительно нравился. Он был в цветовой гамме Рейвенкло, но с оригинальным орнаментом.
– Ты не против? Или вернуть его тебе?
Бен лишь покачал головой:
– Не надо, это же подарок.
– Ну, может, он для тебя дорог, – пожала плечами Элизабет, – кто тебе его связал?
– Домашние эльфы, – ответил Бен небрежно, – у нас их тысячи.
– Что? – Лизз даже остановилась.
– Я шучу, – усмехнулся Бредли, – его связала моя бабуля. Она дарит их мне каждое Рождество.
– Ненавижу тебя, Бен Бредли, с твоими шуточками, – улыбаясь, Лизз толкнула его в бок. – И шарф твой тоже!
Однако не сняла его, а только замоталась поглубже.
Мерлин, как же здорово. Как восхитительно здорово! Солнце, Бен, Лондон. И никаких забот. Она будто вернулась на год назад, когда она также гуляла с Седом на каникулах. Но мысль про Седрика не принесла ей ничего. Она решила сегодня не думать о нем. И посвятить весь день Бену и поездке. – Почему ты улыбаешься? – глядя на ее заразительную улыбку, поинтересовался Бен.
– Если я скажу, ты не поверишь, – шутливо ответила Лизз и побежала по аллее: – Давай же, догоняй! А то мы опоздаем на поезд!
В ней было столько энергии, что она просто не могла стоять на месте ни секунды. И ничего не понимающий Бен припустил за ней.
* * *
В вагоне почти не было людей, и это радовало. Элизабет сразу заняла места у окна. Как только поезд тронулся, и за морозным стеклом замелькали сначала окраины Лондона, а потом зимние ландшафты полей и редких деревьев, Бен, севший напротив нее, протянул ей папку пергаментов.
– Вот, посмотри и скажи, что думаешь.
Элизабет лишь удивленно приняла ее и разложила на коленях.
– Что это?..
Перед ней лежала стопка рукописей со знакомым ей мальчишеским почерком Бена. Она помнила его каракули со времен, когда переписывала конспекты Бредли. Элизабет удивлённо пробежала взглядом наспех сделанные пометки на полях, цветные ссылки со стрелочками и рисунок, похожий на карту местности.
– Это все, что я успел насобирать за каникулы по Годриковой Лощине, – пояснил Бен и пересел на сиденье рядом с ней, чтобы было удобнее объяснять и показывать.
– Здесь расписание поездов, режим работы библиотеки, список интересных мест, паб, где можно перекусить... Это план деревни, – провел он по карте, и Элизабет покосилась на Бена. Он так серьезно приготовился к их походу, как будто собирался штурмовать Азкабан.
– Сколько ты потратил на это времени? – спросила она.
– О, вообще нисколько, – чуть небрежнее, чем нужно, ответил он. Элизабет задумалась, действительно ли Бену все это было интересно так же, как и ей, или он делал это все, только чтобы поразить ее?
– Кстати, здесь есть и страничка истории, специально для тебя, – продолжил Бен, перелистывая папку. – Вот смотри, до 1087 года деревня состояла исключительно из волшебников, а потом они словно исчезли из записей и теперь официально в Годриковой Лощине живут магглы.
Бен перевернул страничку, склонившись к Элизабет и задев ее плечом. Лизз еле сдержала улыбку.
– Упоминания о магах исчезали постепенно по всей Англии вплоть до правления Тюдоров, а последняя запись была сделана еще до того момента, когда Генрих Восьмой женился на Екатерине Арагонской, праправнучке Джона Гонта…
Элизабет смутно припоминала нечто подобное из уроков по истории магии.
– Не тот ли это Генрих, который любил отсекать головы своим женам?
– Да, веселый был парень, – заулыбался Бен, – и его можно понять, в средние века совсем не было развлечений.
Лизз усмехнулась. Иногда ей казалось, что про средние века она могла рассказать массу всего интересного благодаря Ровене. Только кто ей поверит?
Она перевернула пару страниц и с интересом погрузилась в изучение карты. Сама деревня была небольшой, с площадью, в центре которой был обозначен круг. «Статуя» – подписано Беном сверху. Несколько рядов домов, старая церковь и кладбище за ней.
– А как же знаменитый клуб Грязный Годрик? – поняла голову Элизабет. – Я о нем с детства слышала.
Бен приподнял бровь:
– Твои попытки сострить говорят лишь о том, что общение со мной дурно на тебя влияет.
Лизз хитро прищурилась:
– Я даже спорить не буду.
Пролистав всю папку до конца, Элизабет отдала ее Бену.
– Я бы хотела попасть в музей Годрика.
Бен кивнул.
– Раньше это был дом Годрика Гриффиндора.
Сердце Элизабет немного сжалось и застучало сильнее. Хотя она знала, что сейчас он должен выглядеть иначе, но наверняка дом был восстановлен. И она могла найти отгадку к свиткам там… Она словно возвращалась к тому, что оставила когда–то в прошлом, как будто воспоминания ее оживали. Но это не были ее воспоминания, разве не так? Это все Ровена. И медальон. Лизз по привычке потянулась к медальону, но ее рука замерла на полпути. Она не может так делать при Бене. Он знает про свитки Ровены, но ему ничего неизвестно про ее видения.
– Ну так, какие прогнозы на счет поездки? – улыбнулся Бен.
– Самые лучшие, – ответила она с напускным энтузиазмом. И чувствуя подступающее головокружение, положила голову на плечо к Бену.
– Сколько нам еще ехать?
– Ты успеешь выспаться, если ты об этом.
Она улыбнулась. В ней разливалась теплом радость. Сквозь морозные окна она уставилась на мелькающий лес – чем ближе к морю, тем разнообразнее он становился. Она помнила его другим – густые и темные леса средневекового Кента. Все тогда было другим – более диким, необжитым. Большие сплетенные кроны, хранящие первородную магию и всю мудрость веков. Все тропинки были знакомы, словно наконец–то была дома…
* * *
Сойдя с поезда, они оказались на вокзале Годриковой Лощины – о чем говорила покосившаяся табличка. Вокзалом это было назвать сложно – маленькая брусчатая платформа около дорожных путей и павильончик с кассой, за которой сидел сонный старик–кассир – вот и весь вокзал.
Вся деревня казалась такой же, как этот кассир – видимо, ее типичный житель, – сонной и старой.
– Итак, с чего начнем? – Бен вопросительно смотрел на нее.
Лизз радостно потянула носом морозный воздух, предвкушая путешествие.
– Хочу сразу в Дом Годрика, – произнесла она и почувствовала радостное покалывание в ладонях при этих словах.
Бен улыбнулся в ответ, и они бодро зашагали вглубь деревни. Элизабет с любопытством осматривалась вокруг. Ряды домиков, украшенных кромкой снега. С некоторых дверей еще не сняли рождественские гирлянды и венки. Дальше – несколько магазинчиков. Как ни странно, все они были маггловскими. Лизз заворожено остановилась перед витриной, разглядывая самые заурядные вещи – для садоводства, мытья окон и полов, различную домашнюю утварь. Она так редко бывала в маггловской части Лондона, что уже и забыла, как все это выглядит.
Но Бен потянул ее дальше.
– Смеешься? Мы здесь по делу, на покупки нет времени...
К ее удивлению, хотя Бен и предупреждал об этом, но здесь было много самых обычных магглов – в совершенно обычной одежде и серыми выражениями лиц. Они, кажется, никогда не слышали про магию и даже не предполагали, что маги живут у них под носом…
– Странно, что магглы живут здесь. – Задумчиво проговорила она, шагая рядом с Беном. – Их не смущает само название Годриковой Лощины? Например, кто такой этот Годрик по их мнению?
– Деревня называется по–другому для обычных людей, – ответил Бен, потянув ее в один из переулков в обход центральной площади. – Кажется, Саутфлит…
При этом названии Лизз едва заметно вздрогнула.
– Саутфлит?.. – машинально повторила она, словно пробуя слово на вкус.
Саутфлит – это слово отзывалось в ней, оно было ей родным. Она огляделась, будто только что очутилась здесь. Мысленная Ровена внутри нее удивилась. Как время все меняет. Нет даже намека на прежние очертания деревни. Она бы хотела сказать, что, например, шла этой улочкой к молочнику каждое утро, а вот там была кузнечная мастерская… но все улицы как будто были стерты и проложены заново.
Ну, конечно, – закралась к ней мысль – за тысячу лет деревня могла быть несколько раз сожжена и отстроена заново и таким образом переместиться географически на пару миль – учитывая, сколько нападений она пережила.
– О чем ты задумалась? – спросил Бен. Элизабет повернулась к нему
– О том, что что-то здесь нечисто и твои карты врут. Первоначально деревня Саутфлит была расположена совсем в немного другом месте...
Бен только засмеялся.
– Ладно, Шерлок, оставь свою подозрительность, давай сначала доберемся до музея. Осталось чуть-чуть.
Она улыбнулась сквозь сосредоточение. С Беном было легко. Он понимал мир магглов. Седрик бы лишь нахмурился с непониманием в ответ на упоминание имени Шерлока Холмса.
* * *
Бен оказался прав. Пройдя еще пару улочек, они оказались почти на краю деревни.
Элизабет так подумала, потому что сначала не видела ничего, только поле и редкие деревья начинающегося леса. Но стоило сделать еще пару шагов, как среди деревьев перед ними появились очертания здания. С виду заброшенного, но чем больше она вглядывалась, тем больше оно приобретало форму и цвет. Защита от магглов, поняла она. И вот перед ними стоял двухэтажный дом с высокими воротами, которые были открыты и вели на широкий двор.
Лизз замерла перед воротами и с недоверием уставилась на табличку у входа – Дом Годрика Гриффиндора. Подразделение Британского Музея Волшебства и Магии.
Она сделала пару шагов во двор и остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Это здание имело даже отталкивающий вид – дом, словно вырезанный и наспех собранный из картона: слишком ненастоящий, с таким огромным двором, парадными воротами и ярко покрашенной черепицей. Слишком современный и чужой.
– Лизз, чего ты там застряла? – Бен стоял на крыльце у входа в музей и ждал ее.
Наверное, он уже замерз, терпеливо ее дожидаясь, и она поспешила к нему.
Внутри дома было тепло, но пахло свежей краской, а не старинными вещами, как если бы музей совсем недавно был на реставрации и его только открыли. Их встретила милая старушка, а домашний эльф принял у них пальто. Посетителей было совсем мало. Но служитель музея все равно согласился провести им экскурсию.
Элизабет побрела за Беном и остальными посетителями с почти угасшим энтузиазмом – не было уже ни мурашек, ни покалывания в ладонях.
Экскурсовод водил их от одной комнаты к другой, рассказывая важные факты из жизни Годрика и показывая трофеи его боевых заслуг. Лизз слушала вполуха. Она совершенно не чувствовала атмосферу прошлого в этом месте. Мешали другие люди и монотонный голос музееведа. Так что она потихоньку отбилась от общей массы и зашла наугад в одну из комнат. «Рабочий кабинет Годрика Гриффиндора» – гласила вывеска у двери.
Элизабет застыла на пороге. На вид изнутри все напоминало самый обычный дом средневекового волшебника – мастерски расставленная мебель имитировала обстановку времен жизни Годрика. Его большой стол со стопкой бумаг и пером сверху должны были создавать ощущение, что он был здесь и вышел, вот–вот вернется. Все предметы обстановки – гобелены, стулья, столы, посуда, подсвечники – все было очень старым и дорогим. И вызывало интерес, но лишь как антиквариат.
Элизабет вздохнула. Стоя сейчас здесь, она точно знала одну вещь: Ровена никогда не жила именно в этом доме, как и сэр Гриффиндор. Она устало прислонилась к дверному проему и закрыла глаза. Здесь все было чужим.
– Куда ты пропала? Я тебя везде искал.
Бен… Лизз поморщилась, отгоняя наваждение. Точно, она приехала сюда с Беном и бессовестно исчезла. Несмотря на то, что это место не было связано с Годриком и Ровеной, их воспоминания раз за разом буквально уносили ее из реальности. Отделять свою личность от личности Ровены было все сложнее.
Элизабет потерла глаза руками.
– Пока ты здесь стояла, благополучно пропустила целую лекцию о классификации боевых щитов во времена раннего Средневековья, – Бен прислонился к дверному проему рядом с ней. – Уверен, тебе бы это пригодилось. Лучшее из всех скучнейших лекций.
Она слабо улыбнулась и промолчала на его саркастический комментарий.
Бен вгляделся в ее расстроенное лицо.
– Что-то не так?
– Да нет, все в порядке, просто… – Она замолчала, подбирая слова, чувствуя, что Бен пристально на нее смотрит. – Просто, это место… Годрик Гриффиндор никогда не жил здесь. И все здесь подделка. Все вещи до единой. Может, это и вещи той эпохи, но не Годрика.
Она наугад подняла какую-то статуэтку с тумбы у двери.
– Вот, посмотри… при Годрике таких даже не было.
– Тише, не трогай здесь ничего, – округлил глаза Бен.
Его беспокойство показалось ей смешным.
– Да брось, погляди – сделано в Китае, – проверила она этикетку снизу. – Я же говорила.
– Лучше отдай это мне, – Бен осторожно вернул вещь на место, с удивлением изучая Элизабет, как будто та сошла с ума.
– Прости, – выдохнула она. – Наверное, я просто ожидала большего.
Они постояли немного в тишине – издалека доносились голоса людей и экскурсовода, похоже, экскурсия подходила к концу.
– Хочешь уйти отсюда? – спросил Бен, изучая ее хмурое выражение лица.
– Нет, – вздохнула Лизз и, порывшись в сумке, достала пергамент: разрешение от Бинса. – Мне еще надо в библиотеку.
* * *
Библиотека размещалась на втором этаже в левом крыле этого же дома. Строгая женщина в пенсне за стойкой у входа сначала изучила каждую строчку пергамента с подписью Бинса, а потом – Бена и Элизабет с головы до ног.
– Я знала профессора Бинса, – прокряхтела она. – Славный был человек. Пока не открывал рта и не становился невыносимым занудой, – она усмехнулась, Лизз улыбнулась в ответ.
– Надеюсь, вы найдете все необходимое, – продолжила женщина. – Справа представлены книги историков, изучавших биографию Основателей. Слева – некоторые труды, дошедшие до наших дней, написанные рукой Годрика Гриффиндора, а также ряд книг об известных деятелях науки и истории, живших в Годриковой Лощине…
Элизабет не стала дослушивать – решила оглядеться самостоятельно. В библиотеке ей было намного спокойнее. Все–таки, книги всегда действовали на нее умиротворяюще.
Эта библиотека была очень маленькой и состояла лишь из нескольких стеллажей и пары столов. А также небольших стоек по углам – там хранились древние документы и пергаменты под специальным стеклом – они были ветхими и, казалось, могли рассыпаться от прикосновения, даже несмотря на защитные чары.
Свет падал разноцветными полосами сквозь витраж, делая ряды книг разноцветными. Элизабет сосредоточенно проходила вдоль полок, быстро просматривая корешки книг – половина из них была на латыни, многие написаны рунами, некоторые на древнеанглийских диалектах – саксонском, валлийском. Лизз задумчиво закусила губу, напрягая память, но стоило ей незаметно взяться за медальон, как в глазах словно прояснилось, и ей становилось понятно каждое слово. Она выбирала самые подходящие на ее взгляд и осторожно пролистывала. Но скоро разочарованно их закрывала и возвращала на полку. Ничего интересного про Ровену. Она уже читала это раньше. Похоже, в учебниках по истории магии помещались переводы как раз из этих трудов.
– Ты в курсе, что в средневековье происходили довольно заурядные и скучные события? – Бен стоял рядом с ней – вторя ей, тоже с книгой в руках. Вообще–то, старинный трактат в его руках был написан на староанглийском, и Элизабет очень сомневалась, что Бен понимал хоть слово. Но была ему благодарна, что он изо всех сил изображал интерес.
– Не всегда, – улыбнулась Элизабет, ставя очередную книгу обратно на полку. – Ты забыл про кровавые войны, казни и пытки…
– И то верно, – перелистнул страницу Бен, – ребята знали толк в настоящем веселье.
Он поставил книгу на место и вытащил другую. Кажется, ему нравился сам процесс: доставать фолианты и листать страницы.
– Серьезно, Лиззи, как ты умудряешься читать всю эту китайскую грамоту. У меня от рун уже рябит в глазах.
Элизабет только пожала плечами.
– Хорошая наследственность и склонность к языкам, – нашлась она.
Лизз никак не могла придумать, что отвечать людям, когда ее спрашивали, откуда она знает то или другое. Не могла же она всем подряд рассказывать про медальон.
Она разочарованно оглядела полку.
– Ну вот, пожалуй, и все. Здесь ничего нет. А мне нужно что–то особенное…
Бен не ответил. Лизз подняла на него взгляд. К ее удивлению, он увлеченно читал, уткнувшись в книгу.
Она осторожно заглянула ему через плечо и фыркнула.
– Серьезно?.. Ты читаешь про Квиддич?
На странице перед ней красовался портрет бодрого мужчины с метлой в одной руке и снитчем в другой. «Боумен Райт. Маг и кузнец. Выковал первый золотой Снитч», – гласила подпись снизу.
– Я не знал, что наткнусь на Квиддич. Это была единственная книга, на нормальном английском, – усмехнулся Бен, – и то в картинках.
Лизз с интересом взглянула на обложку «Гордость Годриковой Лощины. Альманах». Книжка была небольшой и содержала портреты деятелей, живших здесь с основания деревни, под портретами были года жизни и подписи об их заслугах на современном английском.
Бен пролистнул пару страниц.
– Видишь, здесь не только про Квиддич, но еще и про других незнакомых мне людей. Вот эта старушка очень милая, – он остановился на одном из портретов старой женщины в колпаке. – Даже и не скажешь, что она…. – Бен вчитался в надпись ниже: – …изобрела самое сильное Отравляющее зелье?! Я бы обманулся ее добрым взглядом.
Элизабет хмыкнула.
– Если вас интересуют известные волшебники из Годриковой Лощины, – раздался голос библиотекарши, и Бен с Элизабет удивленно обернулись к ней, – то в следующий четверг в музее мы ожидаем профессора Брауна с лекцией об исторических деятелях средневековья, начиная с самого Годрика Гриффиндора. Возможно, вам это будет интересно узнать…
Они переглянулись с Беном.
– Ужасно интересно, – одними губами произнес Бен. И Лиззи еле подавила смешок.
– Профессор Браун дважды получал Золотой Свиток в области истории магии. Сейчас он занимает пост в Министерстве Магии в Отделе Древностей и Артефактов и ведет собственные исследования. Это большая удача – видеть его в Годриковой Лощине.
Лизз тяжело вздохнула – она словно опять попала на урок истории магии.
Бен, округлив глаза, кивнул на дверь, и Элизабет кивнула в ответ. Они осторожно направились к выходу под монотонный голос.
– Среди этих экспонатов есть и самый древний документ, которым мы гордимся. Вы можете увидеть его справа от вас, – с невозмутимым видом продолжала старушка. – Его хранение у нас оспаривает Музей Магии Британии в Лондоне, но мы считаем, что он должен храниться в месте рождения Годрика Гриффиндора. Думаю, вам стоит взглянуть на него.
Взгляд библиотекарши поверх пенсне вдруг остановился на Бене с Лизз, и они замерли на месте, как крадущиеся с места преступления.
– Эм… – Элизабет стало ужасно неловко. – Конечно, спасибо, мэм…
Она поспешила пройти к стойке, о которой продолжала говорить старая леди, и заглянула за защитное стекло скорее по инерции, чем из интереса, но когда кинула взгляд на хранящийся там документ, почувствовала, что каждая клеточка в ней замерла от удивления и восхищения.
– Это документ об основании Хогвартса, – продолжала библиотекарша, но слова доходили до Лизз сквозь туман. – Называемый в исторических трудах Договор…
– Договор Четырех… – повторили ее губы.
Она бы не смогла сейчас вымолвить ни звука. Не смогла бы сделать ни одного движения. Никакая сила на земле не могла бы сейчас оторвать ее от него. Он был настоящим! Единственная ценность – из всего здесь находящегося. Она помнила его. Каждое слово. Каждую деталь. Даже грубый на ощупь пергамент.
Она знала его наизусть. Магический договор Четырех.
«…сим документом мы – сэр Годрик Гриффиндор, сэр Салазар Слизерин, леди Ровена Рейвенкло и леди Хельга Хаффлпафф утверждаем основание Школы Магии и Волшебства Хогвартс и Магического Совета Четырех, каждый из участников которого имеет равное право голоса. Каждый из Четырех несет ответственность за обучение учащихся в стенах Школы, за ее сохранение и защиту. За нравственную, этическую и магическую составляющую обучения. В задачи школы входит развитие магии по всея земле шотландской и британской… »
Она поднесла документ к свету, чтобы лучше прочесть. Блики от узкого витража под самым потолком были багряными – солнце уже садилось.
– Ты уверен, что это подходящее слово – «по всея земле»?..
– Ну, если у тебя есть что–то получше, – уголки губ Салазара едва заметно дернулись вниз, что говорило о его недовольстве.
Она пожала плечами и положила пергамент обратно на стол в сумрак. Все–таки в подземельях, которые выбрал себе Салазар, было слишком мрачно и холодно. Это место было пока самым необустроенным во всем замке. Она никак не понимала его выбор.
– Я где–то читала, что это слово используют только самоуверенные норманнские снобы.
– Я знаю, где ты это читала – в энциклопедии «Как стать невыносимой занудой и начать портить жизнь себе и окружающим».
– На вашем месте, сэр, я бы приберегла ваш сарказм для… – начала она, поджав губы, но голос сэра Годрика не дал ей закончить.
– Салазар?.. – он передавал ему самопишущее золотистое перо. Годрик и Хельга уже оставили свои подписи. У Хельги была по–детски неровная, у сэра Годрика – совершенно непонятная, словно один росчерк пера в спешке. Под подписью Гриффиндор оставил девиз своего рода на латыни.
Она наблюдала, как Салазар без раздумий ставит свою подпись размашистым и в то же время витиеватым росчерком. Салазар Слизерин. Это имя и нельзя было написать иначе. Она всегда любила его почерк, подумалось ей. Отражение его характера – с красивыми обманчивыми завитушками, но четкий и размеренный. Рядом с подписью ниже он оставил такую же замысловатую нитку рун, но она смогла их различить и перевести: «Вечный круг жизни». Каждый из них оставлял то, что говорило бы о его сути.
Ну конечно, Уроборос, это в его духе, – сразу пришла к ней мысль. И наполнила теплом – похоже, только она могла так хорошо знать и понимать Салазара Слизерина.
Она поставила свою подпись последней под тремя остальными дорогими ей людьми. Рядом со своим именем она оставила небольшой рисунок орла, как делала всегда – в самом уголке, только контуры взмывающих крыльев одной линией, не отрывая перо от бумаги.
И сжала и разжала пальцы, положив перо на дубовый стол – костяшки уже побелели от холода.
– Честное слово, Салазар, ты выбрал самое мрачное и холодное место из всех.
Но Слизерин и бровью не повел. Он занес палочку над пергаментом и беззвучно произнес заклинание – чары, скрепляющие их союз.
Ровена заворожено смотрела на пергамент, взмывающий в воздух в бликах садящегося солнца. Они потратили весь день на его обсуждение и создание, подумала она с гордостью. Интересно, на сколько лет хватит защитных чар?
Документ окрасился поочередно в зеленый, красный, янтарный и синий цвет, а затем снова упал на стол.
Сверху над заглавием проступила золотистая надпись.
«Draco Dormiens Nunquam Titillandus».
– Готово, – сухо прокомментировал Салазар.
– Не будите спящего дракона? – перевела Ровена, подняв брови.
– Нашей Школе необходим девиз, и этот отлично подходит…
– Он очень хорош, – улыбнулась она Салазару.
И вдруг подумала как этот документ невероятно важен, и все четверо осознавали это: они совершали нечто великое, теперь все они – четверо – навеки едины. Они теперь – семья. Какая–то благодать сошла на нее при этой мысли и принесла умиротворение...
– Это все очень интересно, но предлагаю отсюда выбираться, – услышала она шепот над своим ухом. Чья-то теплая рука коснулась ее собственной, и мираж рассыпался.
Элизабет медленно огляделась. Голова была тяжелой.
Перед глазами расплывались цветные блики витража, пока взгляд не сфокусировался на лице Бена. Элизабет с непониманием посмотрела на него, а потом огляделась вокруг, изо всех сил пытаясь вернуть себе трезвость мысли.
– Да, да, конечно, – закивала она, вообще не понимая, на что соглашается.
В голове билась только одна мысль:
«Договор Четырех! Она помнила его! Она стояла там! Он настоящий!»
Бен между тем взял ее за руку и повел к выходу. Элизабет позволила ему это сделать, все еще передвигаясь как в тумане.
– Пойдем лучше перекусим чего–нибудь, – тихо произнес он.
– Мы будем рады видеть вас снова, – заскрипела библиотекарша у входа, ни капли не смущенная их побегом. Она спешно набрала разноцветных буклетов и брошюр на стенде рядом и сунула в руки Лизз, та взяла их не глядя – лишь бы поскорее оказаться на улице.
Ей хотелось уйти отсюда.
Элизабет сошла по лестнице на первый этаж, а потом на улицу, слыша шаги Бена за собой, и остановилась, облокотившись о перила крыльца. Свежий воздух ее взбодрил. Но голова кружилась.
И это было очень, очень плохим знаком.
Бен остановился рядом с ней.
– Лиззи?..
Она выпрямилась.
Бен притянул ее чуть ближе, застегнул первую пуговицу пальто, которую Элизабет в спешке пропустила, и поплотнее завязал на ней свой шарф.
– Ты уверена, что с тобой все хорошо? – сощурился Бен, пристально изучая ее лицо.
– Пока нет, – покачала головой Лизз, – но как только ты угостишь меня кофе, все станет значительно лучше.
И подхватив Бена под руку, пока он не назадавал еще вопросов, на которые у нее не было ответа, зашагала с ним по двору к воротам.