Глава 14===( Рудольфус Лестрейндж)===
Беллатрикс была готова меня убить, я отнюдь не преувеличиваю. Таких скандалов не было давно, я живо вспомнил первый год нашей совместной жизни. Но как ни велико было искушение, Ступефай я не использовал.
Все книги по некромантии и всему такому я запер в восточной башне подальше от греха и от бдительной супруги.
Рабастан рассказал мне о том, что произошло в больничном крыле. Что ж, теперь мы хоть точно знаем, с чем имеем дело.
Осталось простое: научить Нимфадору окклюменции и легиллименции. Но времени у нас немного, так что будем практиковать шоковую терапию.
- Легиллименс!
Наверное, мне должно быть ее жаль.
Уже который вечер подряд она плачет, стоя передо мной на коленях на каменном полу. Меня учил окклюменции сам Темный Лорд, и под конец наших занятий он уже не всегда мог отразить мои атаки, а уж ей-то куда…
- Соберись!
Поднялась, гордо смотрит на меня.
- Представь себе, что ты выстраиваешь передо мной кирпичную стену. Четко представь, детально, красный кирпич. Готова? Легиллименс!
Маленькая девочка лет десяти поднимает голову, улыбается: «Мам?»
Когда мне было десять, моя мать уже четыре года как была мертва.
- Легиллименс!
Она стоит на площади Гриммо, ругается с этим полоумным Грюмом, Андромеда со своим мужем тоже против дочери. Ух, какая обида!
- Очень плохо! Легиллименс!
Коридор замка, ниша, лицо моего брата так близко…
Тут меня с такой силой приложило об пол, что в глазах потемнело.
Поднимаю голову, все плывет.
Нимфадора смотрит на меня торжествующе.
Встаю, охаю непроизвольно, а эта наглая девчонка ухмыляется.
Ах так?! Легиллименс!
Рабастан с распущенными волосами (давно я его таким не видел, даже отвык) усмехается по-доброму, обнимает ее сзади…
Раннее утро, тихий прерывающийся голос:
- Басти…
Брат открывает глаза.
- Басти, у нас будет…
Крик: «Протего!», и меня со всей силы впечатывает в стену, а в голове всплывают мои собственные воспоминания.
===( Нимфадора Тонкс)===
Рабастан не мог меня учить! «Я не могу, тут надо атаковать, а ты моя жена, а у меня совесть есть…»
Вот чего у него нет, так это именно совести! Ему меня жалко, поэтому надо отдать меня на растерзание Рудольфусу, для которого слово «мера» не имеет конкретного значения.
- Я не могу так больше! – я плакала каждую ночь. – Он мне душу наизнанку выворачивает! Он все смотрит!
Рабастан обнимал меня, шептал, что я молодец, я справлюсь…
- Я буду лезть в самые сокровенные мысли, - предупредил Рудольфус. – Так ты быстрее научишься.
Для него нет понятия «табу».
- Не хочешь, чтобы я видел, – защищайся, - пожимал плечами он, даже не краснея и не опуская взгляд.
«Сегодня ничего не увидишь», - мысленно обещала я каждый раз, но приходила в себя на полу с полностью опустошенной головой.
«Не сегодня!»
И опять он смотрит те воспоминания, которые я сама редко тревожу.
- О, а мой брат действительно…
- Замолчите.
- Я просто спросил!
Эти комментарии к каждому эпизоду моей жизни…
Я выяснила еще одну черту характера своего деверя: у него элементарно нет стыда.
Это был один из лучших дней. Проснувшись однажды утром, я вдруг поняла, что теперь точно не одна. Во мне как огонек свечи затеплилась вторая жизнь.
Адольф.
Было четыре утра, но я просто не могла молчать!
- Басти!
Голос сорвался, но он все равно проснулся. Смотрит на меня, как всегда, чуть насмешливо, улыбается.
- Басти, у нас будет…
Не увидишь!!!
- Протего!
Рудольфус отлетает к стене, а в моей голове калейдоскопом сменяются сцены из чужой жизни.
Черноволосый мужчина с очень бледным лицом наклоняется над шестилетним мальчиком.
- Это твой брат, Руди. Мама дарит его тебе.
- А где мама? – зеленые глаза смотрят на бело-розовый хнычущий сверток в руках отца с восхищением.
- Мамы больше нет.
Улыбка ребенка блекнет.
- Как нет?…
Двенадцатилетний Рудольфус в бешенстве выхватывает палочку:
- Еще одно слово…
- И что будет? – хохочут старшекурсники.
- Круцио, - выдыхает второкурсник, кто-то перед ним с криком падает.
Смех мгновенно смолкает.
- Я ненавижу тебя! – яростно шипит Беллатрикс, не заботясь о приличиях, и изо всех сил вырывается из рук Рудольфуса, когда он в танце слишком близко притягивает ее к себе. – Отпусти!
- Я знаю, - смеется в ответ тот, издевательски смотрит на нее сверху вниз и сжимает ее талию еще крепче. – Ты сказала это раз двести. Я припомню тебе эти слова, когда мы поженимся.
- Папа, мама, а я убийца! – Рудольфус, весь залитый чужой кровью, вваливается в фамильный склеп. – Я чудовище, слышите?!
Белые статуи молчат, а Рудольфус размазывает слезы и кровь по щекам.
- У всех есть дети, а у меня нет, представляете? У меня сегодня умер третий ребенок. Святой отец сказал, чтобы я не впадал в отчаяние.
Рудольфус встает так, чтобы памятник отцу смотрел ему в глаза, и негромко произносит сорванным голосом:
- А я и не впал. Я вырезал целый район, вдруг Смерть отдаст моего мальчика?
Безумный взгляд останавливается на двух маленьких могильных плитах.
- А она не отдала…
- Молодец! – настоящий Рудольфус поднимается с пола и аплодирует. – Первый шаг!
Я не могу вымолвить ни слова.
Перед глазами все еще стоит картина: Рудольфус, сгорбившись, стоит в склепе, кровь с его рук падает на белые могилы.
- А она не отдала…
