Глава 14Рвануть-то рвануло, но совсем не там, где он ожидал.
В очередной беспросветно мрачный день, возвращаясь из обжитой за последние недели аптеки, ментор застал на своей веранде прелюбопытную картину. Играя в догонялки со скудным зимним солнцем, Мисс Крыса шустро бегала по обшарпанным перилам террасы, а Пит сидел на ступеньках и, поглядывая на нее время от времени, что-то черкал в новеньком толстом альбоме. На крыльце рядом с ним лежала такая же новенькая коробка дорогущих цветных карандашей.
- Откуда? – вместо приветствия хмуро буркнул Хеймитч, указав на коробку.
- Вчера доставили. Подарок от Порции, - смутившись, отозвался Пит.
Выходит, накануне была доставка из Капитолия. Ментор сдвинул брови. Странно, еще неделя до Дня пакетов… а впрочем, какая разница? Ну-ка, ну-ка, где там его доля? Он потер руки в предвкушении. Каждому свое: мальчишка по-детски радовался карандашам, а старый пропойца так же по-детски будет рад долгожданной приличной выпивке!
Довольно покивав собственным мыслям, ментор заглянул через плечо подопечного и удивленно хмыкнул: по альбомному листу врассыпную бежали легкие, из нескольких штрихов, наброски Мисс Крысы.
- Охренеть… ты, что, рисуешь эту заразу?
- Почему же заразу? – светло улыбнулся Пит. – Она забавная и милая.
- Скорее забавная и жрущая... вот эта похожа, - ткнув пальцем в одну из зарисовок, нехотя буркнул ментор. - Как ты успеваешь, она же носится, точно у нее гвоздь в заднице! Это даже не Китнисс - это Эффи Бряк в чистом виде!
Пряча искру в глазах, Пит вытащил из коробки оранжевый карандаш и озорно пририсовал выбранному эскизу пышный кудрявый парик.
- Да, ты прав, сходство неоспоримо, - давясь улыбкой, согласился он, любовно разглядывая рисунок. – Пожалуй, теперь я буду звать ее Мисс Бряк.
Не хватало только Мисс Бряк в его доме! Хеймитч уже открыл рот, чтобы возмутиться, когда на тропинке, ведущей к боковому крыльцу, показалась Прим.
- Вы не видели Китнисс? – приветственно кивнув, с натянутой улыбкой спросила она.
Ментор поморщился и неопределенно пожал плечами. За последнее время он так часто
не видел Китнисс, что даже не удивился вопросу: после того, как в Двенадцатом сменили гарнизон и ввели комендантский час, его подопечная выходила из дому разве что по самой острой нужде. Обычно их встречи случались в аптеке: чаще всего этой нуждой были бинты и корпия, которыми старик-аптекарь снабжал домашний благотворительный госпиталь Эвердинов.
- Я только что из города. В очереди за спиртом ее не было, а больше я никуда не ходил, - едко хохотнул он. Перехватил напряженный взгляд Прим - и уже без шуток поинтересовался: - А что случилось-то?
- Нам привезли платья, - жалобно глянув на Пита, упавшим голосом выдохнула та.
Через несколько минут ментор уже знал все подробности. Накануне утром Эвердинам позвонили из Капитолия и сообщили об «экстренной доставке», а вечером мужчина в форме почтовой службы столицы сдал под личную роспись Китнисс Эвердин больше двадцати коробок с вензелями из белоснежно-огненных лент. В коробках оказались роскошные свадебные платья, те самые, над которыми так усердно трудились в последний месяц Цинна и Порция. Вдобавок к платьям прибыло невообразимое количество аксессуаров, начиная с изысканных туфель и чулок, заканчивая кружевными подвязками и шпильками для волос. Карточка, подписанная рукой Эффи Бряк, гласила о личном одобрении президента… на этом месте Хеймитч смачно выругался и сплюнул – а ведь эта курица ни слова не сказала ему накануне!
Или сказала?
- И? – нетерпеливо буркнул он, когда Прим внезапно умолкла.
- И Китнисс ушла… еще до рассвета, - еле слышно выдохнула девочка.
- Как - ушла? – недоуменно переспросил ментор, краем глаза замечая внезапную бледность Пита. – Куда ушла?
Прим растерянно повела плечами.
- Может, она просто отправилась в город… по делам? – сдавленно предположил Пит.
- Я не знаю, возможно, - Прим вскинула на ментора выразительный взгляд, - но только уже полдень… и в шкафу нет термокостюма от Цинны – а она никогда не носила его даже на охоту.
- Хочешь сказать, - Хеймитч охнул и ухватился за поручень, - что она
вообще ушла?
- Она не могла уйти, - порывисто отложив альбом, Пит решительно поднялся на ноги. - Китнисс не настолько…
- Что? – зло оборвал его ментор. – Глупа? Безответственна? Эгоистична? Ты всерьез так считаешь?! Не смеши меня, - вспыхнув, Пит упрямо дернул подбородком. - Ты прекрасно знаешь, на что способна наша малышка ради спасения собственной задницы!
- Она не такая! - небесно-голубые глаза Пита полыхнули неприкрытым гневом. - Она могла бы бросить нас – но не Прим!
Уже готовый топать и материться, Хеймитч лишь шумно выдохнул. В точку – без Прим Китнисс не сбежала бы даже под угрозой расстрела.
- Хейзел там? – он коротко кивнул в сторону кухни.
- Еще нет, она в комендатуре – сегодня же день… - Пит запнулся и внезапно побледнел еще больше.
- … обязательной закорючки, - закончил за него ментор. Внутри все сжалось. - И если Кит не явится в комендатуру до трех пополудни, к вечеру за ней придут.
За нами придут.
Минуту они молча смотрели друг на друга.
- Значит, у нас три часа… что будем делать? – сглотнув, глухо спросил Пит.
- Ты, детка, - стараясь говорить спокойно, Хеймитч доброжелательно улыбнулся Прим, - останешься здесь, дождешься Хейзел и выяснишь насчет Гейла – где он и что он… и упасите его черти оказаться не в шахте!
- А вы? – старательно растягивая губы в испуганной улыбке, выдавила девочка.
- А мы наведаемся в город - да, Пит?
На выходе из Деревни Победителей ментор обернулся к подопечному. На языке крутились гадости одна ядовитее другой, и большая часть из них была адресована виновнице переполоха.
- Вы сами учили меня доверять ей, - упреждая его слова, твердо отрезал Пит. – Она не могла уйти. Или она в городе – или с ней что-то случилось.
- Будем надеяться на первое, - сквозь зубы процедил Хеймитч, - потому что иначе я сам с ней случусь!
Залитые с утра мозги напрочь отказывались соображать. Ему пришлось остановиться, зачерпнуть обеими руками пригоршню снега и с силой втереть в опухшую от бесконечных пьянок физиономию. Сюда бы еще холодный душ… Наверно, он сказал это вслух, потому что Пит молча наклонился, подхватил такую же пригоршню и без слов закинул снег ему за шиворот. Загривок обожгло холодом, и ментор встряхнулся и душевно помянул чью-то мать.
- Спасибо, - вместо затрещины буркнул он, покосившись на спутника.
- На здоровье, - без шуток ответил Пит. – Какие будут идеи?
Хеймитч скривился. Идей не было. Зато и паники не было тоже.
- В Шлак тебе хода нету, так что иди к своим, а по дороге заглядывай в лавочки на центральной площади, - понизив голос, сухо и четко заговорил он. - Особо не спеши, пообщайся, где сможешь – но никого не расспрашивай напрямую, только намеками… да кого я учу, ты и сам все знаешь! Последнее время вас с малышкой не очень-то жалуют, поэтому не лезь в бутылку и не нарывайся – это первое. Помни, повсюду глаза и уши: Тред, наверняка, уже завел кучу информаторов по дистрикту - любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… это второе. И третье: что бы ты там ни разузнал, держи лицо, - ментор заглянул в голубые глаза подопечного. – Сумеешь?
Пит глубоко вдохнул и очаровательно улыбнулся в ответ.
- Так сойдет? – голос его едва заметно дрожал от волнения.
- Сойдет. И прибей эту ужимку гвоздями, - одобрительно кивнув, посоветовал Хеймитч.
- Уже прибил, - продолжая светло улыбаться, без дрожи отозвался Пит своим обычным доброжелательным голосом. Ментор довольно усмехнулся.
- Мда, Одэйр бы сейчас лопнул от зависти… - Пит вопросительно вскинул брови, но он только отмахнулся. – Забудь. Пока ты будешь шастать по лавочникам, я загляну в комендатуру и мэрию и наведаюсь к тетке Риппер – она, небось, уже по мне соскучилась…
- Надеюсь, ты не станешь пьянствовать? – напряженно перебил его Пит. Ментор недовольно нахмурился.
- Я, что, по-твоему, совсем идиот? – он хмуро погрозил мальчишке кулаком и поднял указательный палец. – Слышишь? Под моей пятой точкой тикает бомба – а я стану пить?
- Ты можешь, - горько скривился Пит.
- Могу, - он и не отпирался, - но не стану. Не сейчас.
На подходе к площади они договорились встретиться в пекарне и разошлись - Пит вошел в первый попавшийся магазинчик, а Хеймитч свернул в сторону Шлака. Ему не хотелось идти туда – он еще помнил свой дом, разоренный Капитолием десятки лет назад, - но страх перед призраками прошлого затмил другой страх - перед еще живыми, теми, чья жизнь висела сейчас на волоске.
За четверть века Шлак не изменился ни на йоту. На узких запутанных улочках все так жались друг к другу жалкие шахтерские лачуги… язык не поворачивался назвать их домами – кособокие, кое-как залатанные фанерой, круглый год пепельно-черные от намертво въевшейся в стены угольной пыли. Не поселок, а настоящая пороховая бочка, поежился Хеймитч, пиная носками ботинок такой же черный снег под ногами. Некстати вспомнилось далекое детство и пожар, вспыхнувший здесь однажды в середине лета и за считанные часы уничтоживший пятую часть поселка. Он помнил произошедшее так отчетливо, словно это случилось вчера. Горело все – дома, деревья, заборы, земля… казалось, горел даже воздух. Крыши взрывались фейерверками, искры сыпались на соседние дома, и те занимались мгновенно, будто добротные и такие дефицитные в Двенадцатом спички. Шлак спас ветер – поменяй он в тот день направление, и от шахтерских кварталов осталась бы только горстка пепла.
В носу снова запахло паленым, и ментор поспешно передернул плечами. Тьфу ты, мать твою, лезет же в голову всякая дрянь…
Редкие встречные косились в его сторону так, словно увидели привидение. Немудрено – у людской памяти нет срока давности, и кое-кто из бывших его соседей по сей день шарахался от Хеймитча Эбернети, припоминая, как бесцеремонно Капитолий разделался с их
достоянием. Прошло двадцать лет, прежде чем он понял: его оставили в живых не за большие заслуги, не за статус ментора, и даже не в назидание, а только ради галочки, лишь бы было - негоже такому убогому дистрикту как Двенадцатый не иметь хотя бы одного победителя. Что толку поминать прошлое, одернул себя Хеймитч. Будущее куда прозаичнее: если они с мальчишкой не найдут Китнисс в ближайшие два с половиной часа, к завтрашнему утру Двенадцатый дистрикт останется без победителей вообще.
Продолжая пинать снег и бормоча под нос высокохудожественные проклятия, он добрел до крайней улочки – сразу за ней начинался пустырь и усиленное колючей проволокой ограждение. Остановился, прищурившись, огляделся: помнится, малышка упоминала о лазейке в заборе где-то в этих краях. Он почти уже сунулся к забору, когда краем глаза заметил патруль - на фоне кривых черных домишек трое идущих в его сторону миротворцев в кипенно-белой униформе казались живыми мишенями. С каким-то злым удовольствием он представил, как метнул бы в одну из этих мишеней нож – тот самый, из-под подушки – и тут же отогнал кровожадные мысли.
Не истери, старик, спокойно…
- Ментор, - покровительственно кивнул подошедший сержант, и Хеймитч изобразил в ответ глумливую ухмылку. – Странное место для прогулок, не находите?
Не нахожу, мальчики, не нахожу, вертелось на языке. Он лениво зевнул, скользнул глазами по ближайшим домишкам… мясная лавка? Замок на двери?
- Какие, к чертям, прогулки? - поведя плечами, он мотнул головой на запертую дверь. – Раз в сто лет собрался разжиться мясцом – и, оказалось, зря притопал. Пшик, называется.
- Хозяйка в комендатуре, - подозрение во взгляде сержанта сменилось пониманием, и он растянул губы в снисходительной улыбке. – Руба, кажется? Я застал ее в приемной, когда принимал смену - она дожидалась полковника. Не думаю, что она вернется так скоро. Шли бы вы, ментор… не положено здесь посторонним.
- А вы, что же, в отсутствие хозяйки лавку охраняете? От мародеров, что ли? - включив дурака, удивленно заморгал Хеймитч.
Солдатики позади сержанта переглянулись и сдавленно хихикнули.
- Отставить смешки! - через плечо рыкнул сержант и натянуто усмехнулся. - Почему же лавку? Обычный рейд... ограждение дистрикта, опять же…
Он запнулся, чтобы не сказать лишнего, но Хеймитчу хватило и сказанного. Понимающе кивнув, ментор мельком оглядел миротворцев. Бронежилеты поверх униформы, шлемы, автоматы через плечо. Не очень-то похоже на обычный рейд. Он мысленно поморщился: Руба в комендатуре… неужели с доносом? Неужели что-то видела – и поспешила настучать? И Тред, молодец, сукин сын, мгновенно выслал боевой патруль на обход периметра! Ничего не скажешь, оперативно работает, гад…
- Шли бы вы, ментор, - нарушая его мысли, терпеливо повторил сержант и демонстративно положил руку на приклад висящего на плече автомата. – Не положено.
Хеймитч примирительно вскинул ладони.
- Ладно, ладно, ребята, понял, не дурак… был бы дурак – не понял, - он в последний раз пробежался взглядом по забору и нехотя развернулся, собираясь уходить.
- И вот еще что, - после секундного замешательства буркнул ему в спину миротворец. - Предупредите там своих… чтобы не шастали.
Что это было - издевка или желание помочь? Ему нестерпимо захотелось обернуться, чтобы увидеть взгляд, прожигавший дыру между лопаток, - этот взгляд сказал бы ему больше всех слов и предупреждений, - но он только кивнул и поплелся прежним путем обратно, в любую минуту ожидая очереди в спину.
Автоматы молчали - значит, у него еще было время найти свою подопечную.
На обратном пути он решил навестить старуху Риппер - в далекой митчевской юности она жила в квартале от Эбернети, вряд ли что-то изменилось за последние годы. Старательно минуя места, где прошло его голодное, но счастливое детство, Хеймитч подался в обход и внезапно заплутал. Мальчишки, катавшие по улицам грязно-белые комы снега, дунули врассыпную, едва только он открыл рот с расспросами. Напрасно ментор кричал им вслед - никто из шумной ватаги не рискнул заговорить с главным пугалом дистрикта. Пришлось искать самому. С грехом пополам вспоминая дорогу, раза с третьего он набрел-таки на заветную хижину - еще меньше и беднее остальных – и снова увидел замок на двери.
Сегодня определенно был не его день.
Как и было договорено, Пита он нашел в пекарне. Парень помогал отцу за прилавком – даже в эти голодные дни у Мелларков было многолюдно, и лишние рабочие руки пришлись очень кстати. Пит вскинул глаза на тренькнувший дверной колокольчик, и Хеймитч с первого взгляда понял - мальчишка тоже ничего не выяснил.
Ментор кивнул Мелларку-старшему поверх других голов.
- Иди. К тебе, - Генри обернулся к сыну.
- Ничего, я сам, - пробираясь к прилавку, примирительно заворчал Хеймитч, бросая косые взгляды на внезапно притихших покупателей – последнее время Двенадцатый дистрикт не очень-то жаловал своих победителей.
- Я только что из комендатуры, - с ровной улыбкой твердым голосом заговорил Пит. – Видел Треда, он велел напомнить тебе и Китнисс.
Посетители пекарни напряженно переглянулись - как и всегда, когда звучало имя нового главы миротворцев. Хеймитч скривился: надо же, Реджинальд Крэй трудился над созданием устрашающей репутации десять лет, а у Ромулуса Треда на это же ушло меньше трех месяцев! Ментор мог спорить на бутылку беленькой, что старину Реджи и его чисто символические наказания вспоминали теперь не иначе как с затаенной нежностью. То ли дело новенький...
Заботливый ты наш, мать твою, мысленно выругался Хеймитч, добавив для верности пару крепких шахтерских словечек.
- Какие новости? – уже зная ответ, на всякий случай спросил он.
- А у тебя? – на мгновение улыбка Пита стала резиновой. С деланным безразличием ментор повел плечами.
- Могло быть и лучше - ни мяса, ни выпивки мне не досталось, - уклончиво ответил он.
- Я видел Рубу в канцелярии – она подписывала какой-то договор… - начал было Пит.
- У нее хотели отобрать лавку, - перебил его робкий детский голос.
Все присутствующие разом обернулись. Из-за спины насмерть перепуганной женщины неопределенного возраста выглядывала смутно знакомая чумазая мордашка. Хеймитч прищурился - не та ли отважная темноволосая мышка, что приставала к нему у общего костра?
Он заставил себя улыбнуться и поманил девочку пальцем.
- Мы живем недалеко, и я сама видела, как к Рубе приходили солдаты, - храбро шагнув навстречу, уже смелее заговорила малышка. – А потом Руба сказала бабушке, что плакала ее лавка – отберут в два счета… правда же, бабушка?
Женщина испуганно огляделась и потянула девочку за рукав.
- Ну что ты болтаешь… чепуху всякую… - забормотала она, пряча глаза. – Мало ли солдат бывает в Шлаке…
- А еще Руба сказала, - вдохновенно продолжала малышка, воодушевленная всеобщим вниманием, - что если не подмажешь, то не поедешь, и ей теперь придется здорово подмазать главному, если она не хочет умереть с голоду!
Хеймитч вскинул глаза и встретился взглядом с Питом.
- Подслушивать старших, конечно, нехорошо, - натянуто улыбнувшись, Пит перегнулся через прилавок и протянул девочке круглую глазированную печеньку. - Надеюсь, ты больше не станешь этого делать? - девочка шустро ухватила лакомство и замотала головой. - И не станешь хвастаться тем, что услышала? – следом за первой печенькой в цепкие ручки перекочевала и вторая.
- Нет, - с обожанием глядя то на сладости, то на Пита, прошептала малышка.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Пока Пит задабривал неожиданного осведомителя, ментор сопоставлял факты. Все бы ничего, если бы не слова, оброненные девочкой. Значит, маячившие у мясной лавки мальчишки-миротворцы не имели к исчезновению Китнисс никакого отношения… или имели? Почему-то Хеймитч был почти уверен, что Кит рванула за заграждение - иначе зачем бы ей понадобился термокостюм? А Руба подписывала бумаги – получается, ее оставили в покое? Мясная лавка действительно была для нее единственным способом свести концы с концами - после смерти мужа вдове мясника ничего не оставалось, как занять его место и взвалить на себя совсем не женское дело. Чем же таким она смогла подмазать Треду - неужели особенной вырезкой? Или, быть может,
особенной информацией?
В то, что Руба могла сдать главному Китнисс, верить не хотелось.
Разговоры о миротворцах подействовали на покупателей Мелларков лучше ушата ледяной воды – пекарня опустела за считанные минуты. Прикрыв дверь за последним посетителем, Хеймитч уронил себя на стул за единственным столиком. Рука потянулась во внутренний карман. Он вспомнил, что оставил любимую фляжку дома, и сердито стиснул зубы.
- Я заверну тебе булку хлеба, - ровным голосом сказал Пит. Ментор отмахнулся.
- Может случиться, она мне не понадобится, - хмуро огрызнулся он, кусая ногти.
- Она вернется.
- Угу.
Его отчаянно тянуло завернуть богатейший шахтерский загиб - не на мальчишку, просто чтобы спустить пар, - и он уже вдохнул полной грудью и даже открыл рот, но на двери снова тренькнул колокольчик, и матюги повисли в воздухе. Ментор зыркнул через плечо – и облегченно выдохнул: в дверях стоял Гейл Хоторн.
Значит, он не с Китнисс… уже хорошо.
Стальные глаза Хоторна обожгли старого пропойцу плохо прикрытым презрением. Так смотрят на отвратительное насекомое – и терпеть гадко, и прихлопнуть противно.
- Проблемы? – с едкой усмешкой поинтересовался ментор.
- Нет проблем, - сухо ответил Гейл, испепеляя его упрямым мальчишеским взглядом.
Ага, как же, нет проблем. Продолжая иронично усмехаться, Хеймитч лениво откинулся на спинку стула. На самом деле он прекрасно знал причину холодной хоторновской неприязни. Причина эта стояла сейчас за прилавком отцовской пекарни и дипломатично делала вид, что занята упаковкой выпечки для наставника. Интересно, внезапно подумал Хеймитч, что бы делали эти двое, не окажись сейчас здесь старого пьяницы?
Гейл замер в дверях, не решаясь войти, и ментор заметил на нем охотничью сумку через плечо. Удивленно хмыкнул - неужели мальчишка не побоялся Треда и снова сунулся в лес?
- Здравствуй, Хоторн, - сдержанно подал голос Пит, и, задумчиво качавшийся на задних ножках стула Хеймитч едва не потерял равновесие.
- Здравствуй, Мелларк, - неожиданно спокойно отозвался Гейл, заходя-таки внутрь.
Молодые люди замерли по разные стороны прилавка.
Не будет тут драки, разочарованно хмыкнул ментор, исподлобья разглядывая обоих. Один слишком гордый, другой слишком обходительный. Один корчит из себя обиженного, хотя знает, что неправ – а другой обижен, но почему-то чувствует себя неправым.
- Пошли-ка, парень, - поднимаясь со стула, лениво протянул он, оборачиваясь к Питу. – Отцу ты больше не нужен. Мы здесь лишние.
Он ожидал, что Гейл ляпнет что-нибудь вроде «лучше я», но тот выжидающе молчал и продолжал сверлить глазами Мелларка-младшего.
- Погоди, - удержав ментора, Пит вопросительно поднял брови навстречу Хоторну.
- Я только хотел сказать… - насильно выдавливая из себя каждое слово, процедил Гейл. – Передайте Кискисс, чтобы не совалась в лес - по ограждению пустили ток.
Дьявол их всех раздери! Пит строго зыркнул на наставника - и готовый бушевать и материться Хеймитч сдержанно выдохнул.
- Откуда знаешь? – только и спросил он.
- Только что от забора, - глянув на него через плечо, нехотя бросил Гейл. - Хотел выбраться - не вышло.
- Хорошо, мы все передадим, - ровным голосом ответил Пит. – Что-нибудь еще?
Гейл помялся с ноги на ногу – видимо, хотел что-то добавить, - но только упрямо тряхнул головой и без прощания вышел за дверь.
Минуту в пекарне висела мертвая тишина.
- Ничего не говори, - кашлянув, предупредительно начал Пит. Хеймитч пожал плечами.
- А что говорить-то? Влипли мы, парень, по самое не хочу, - он обреченно вздохнул. – Пошли по домам, нечего тут ловить.
- А роспись в комендатуре? – напомнил Пит, на что ментор безразлично отмахнулся.
- К черту. Завтра эта загогулина потеряет всякий смысл.
Обратно они брели уже в сумерках - молча и с похоронными лицами. Улицы пустовали, и только на центральной площади у обнесенного изгородью позорного столба Хеймитч разглядел чей-то темный силуэт. Очередной провинившийся земляк висел на веревках почти так же, как однажды висел Хоторн – прикрученный за запястья над головой. Хорошо еще не за шею на виселице… Он дернулся было к столбу, но Пит твердо ухватил его за рукав. Не нужно, без слов говорили потемневшие от гнева и страха небесно-голубые глаза. Он и сам знал, что не нужно, что уже поздно, что не помочь, что самим бы завтра не оказаться на этом же месте… но из груди отчаянно рвалось что-то громкое и несвязное, похожее на бессильное рычание, и невероятных усилий стоило сдержать его.
А по дороге на Деревню Победителей их ожидал настоящий сюрприз: из-за очередного поворота навстречу выплыла не единожды помянутая за день Руба - не в привычном всем и каждому клееночном фартуке, заляпанном застарелыми бурыми пятнами крови, а в потрепанном, но еще вполне приличном пальто с когда-то беличьим, а теперь облезлым воротником. Хеймитч аж присвистнул: ну и ну, вид почти торжественный для нищего Двенадцатого дистрикта! Надо же, молча ухмыльнулся он, захотел бы – не встретил…
- Эбернети, - поравнявшись, она приветливо кивнула ментору. Подмигнула Питу: - А что это вы на пару гуляете – ты, паря, теперь его караулишь?
Еще утром Хеймитч подыграл бы ей, отпустив одну из своих фирменных шуточек, или начал бы расспросы в обход, по-хитрому – но сейчас на хитрости и обходы не осталось ни времени, ни сил.
- Говорят, ты на короткой ноге с новым главным? – без реверансов в лоб бросил он.
- Кто такое говорит? – удивленно вытаращилась Руба. - Плюнь тому в глаз - да разотри, чтобы виделось яснее да болталось меньше!
- Многие говорят, - осторожно поддакнул Пит. – Я тоже в пекарне слышал.
Женщина фыркнула и сердито подбоченилась.
- Ежели Руба кому кусок посытнее поднесла, так сразу и на короткой ноге, - она недовольно покачала головой. - Ну что за народ пошел, абы языками чесать! Меньше баб слушай, Эбернети – они и не такого наплетут!
- А еще говорят, - не унимался Хеймитч, - что видела ты кое-кого утром, а потом сразу в комендатуру побежала…
Он бил наугад, не сводя с грозной собеседницы пристального взгляда – и потому сразу заметил, как дернулось и изменилось ее суровое лицо.
- Никого я не видела, - подумав минуту, отрезала Руба и, подняв глаза, тут же добавила: - А кабы и видела, ирод этот, - она кивнула в сторону площади, - был бы последним, кто прознал об этом - и уж точно не от меня!
- Так видела или нет? - натянуто улыбнувшись, переспросил Пит.
Руба сочувственно вздохнула.
- Не видела, чесслово, - она положила мощную, разработанную мясницким топором руку на такую же мощную грудь. – Зачем мне врать-то? Чай, девчонки не совсем чужие - на глазах росли…
Хеймитч недоверчиво покачал головой.
- А кто говорил о девчонках? – наигранно удивился он.
- А то ж я дура совсем, - колко усмехнулась Руба, - и на лбах ваших читать не умею! Вон мальчишка еще куда ни шло, держится, а на тебе, старый пес, совсем лица нету.
Хеймитч сдавленно выдохнул и уронил голову.
- Не видела я, - уже мягче повторила вдова мясника, понимающе улыбнувшись Питу. – Знаю, что лазает возле меня, но сегодня не видела. Может, в городе где…
- Нет ее в городе, - глухо отозвался Пит, безжизненно глядя перед собой. – Я везде был, всех спрашивал.
- И в Шлаке ее нету, - словно эхо, так же глухо добавил ментор. Руба проохала что-то ободрительное, но он не расслышал ее слов. Еще час назад он придушил бы Китнисс самолично, попадись она ему под руку – сейчас же у него не было сил даже злиться. Ему оставалось только ожидание – то, что он ненавидел больше всего.
Он не помнил, как добрался до дома, как прощался с Питом, как и что говорил молчаливой взволнованной Хейз. Не помнил, как залпом, на одном дыхании, опрокинул початую с утра бутыль очередной дряни – так легко и запросто, словно выпил воды. Влей в него сейчас кварту спирта, пожалуй, он бы даже не почувствовал. Отчего-то вспомнился Пит в тот далекий день с бутылкой капитолийского пойла в руке: приди к нему мальчишка сейчас, он налил бы ему и не один стакан – сегодняшний вечер имел все шансы стать для Пита Мелларка последней возможностью надраться до любимого состояния не менее любимого ментора... И все-таки, куда, черт подери, подевалась эта кошмарная девица?!
- Мне остаться? – уже от двери ровным голосом спросила Хейзел в ответ на его несвязное мычание.
- Иди к своим, - глухо отозвался ментор. – Самое разумное сейчас держаться от нас подальше.
- Не думаю, что это поможет… - начала Хейзел, когда ее перебил зазвонивший рядом на стене телефон. Твою ж мать!
- Меня нет! – успел прошипеть Хеймитч, пока она снимала трубку.
- Слушаю вас, - вместо приветствия сказала Хейзел невидимому собеседнику. Ментор представил на другом конце провода визгливый голосок Мисс-Вселенской-Глупости. Сейчас начнется головомойство… - Его нет, что-нибудь передать?
Он понял, что это не Эффи, по тому, как сосредоточенно сдвинулись брови его экономки – Хейзел напряженно вслушивалась в ответ и медленно бледнела.
- Что? – бесшумно выдохнул он, уже сожалея, что заставил ее солгать.
- Хорошо, я скажу ему, когда он появится, - не дрогнув, ответила Хейзел и без лишних сантиментов повесила трубку обратно на рычаг.
- Что?! – не сдержавшись, почти рявкнул Хеймитч.
- Это был мальчик из комендатуры, который новый адъютант Треда, - ментор мгновенно вспомнил щенячий взгляд поклонника и подписанный для него рекламный буклет. - К Эвердинам идут трое, и у них приказ – до полуночи…
Хейзел запнулась, но ей и не нужно было продолжать - все было яснее ясного.
Однако, какая неслыханная щедрость, глянув на часы, успел подумать Хеймитч - победителям дали четыре часа свободы сверх официального комендантского карантина! Напоследок, чтобы прочувствовали… Богатое менторское воображение тотчас услужливо нарисовало свежие трупы на виселице. Нет, им так не повезет - Капитолий приложит все усилия, чтобы близкие Огненной Китнисс ответили за непокорную девчонку по полной программе. Это будет показательная порка не на весь дистрикт – на весь Панем.
Зато теперь он точно знал, что делать.
- Иди к своим, - резче, чем первый раз, повторил он. – Быстро. Гейла из дома ни ногой!
Благодарение небесам, Хейзел всегда была разумной: располосованная спина старшего сына оказалась убедительнее любых страшилок, и потому она только спросила:
- Пит знает?
Пит. Хеймитч вздохнул. Прошло время, когда он стал бы скрывать что-то от мальчишки, надеясь таким образом уберечь его. Прошло время теорий, советов и менторских уроков. Настала пора взрослеть окончательно, принимать серьезные решения и всерьез биться за тех, кто тебе дорог.
Семьдесят четвертые Голодные Игры продолжаются, сказал себе ментор Двенадцатого дистрикта, и сейчас ему в очередной раз понадобится подвешенный язык и актерские способности бывшего своего подопечного.
- Мы справимся, Хейз. Уходи.
Когда за Хейзел закрылась дверь, он поднял трубку телефона и набрал номер светловолосого соседа. Пит ответил со второго звонка, словно все это время стоял рядом и ожидал его.
- Уже? – сдержанно спросил он.
- К Эвердинам, сейчас, - Питу не нужно было объяснять подробности.
Заливаясь выпивкой, он успел снять пальто, но одевать обратно не стал. Как был, в мешковатой кофте и столетней давности брюках с вытянутыми коленками, впопыхах подхватил с комода шахматы и, распахнув входную дверь, спешно вышел на террасу. Краем сознания успел удивиться забытым на крыльце альбому и карандашам - какие уж тут, к чертям, карандаши? Где-то позади жалобно пискнула Мисс Крыса – будто прощалась с радушным хозяином и соседом. В темноте по соседству на мгновение вспыхнул прямоугольник распахнутой двери, а еще через мгновение большую его часть заслонил коренастый широкоплечий силуэт.
Они подошли к крыльцу Эвердинов почти одновременно. Молча переглянулись, подняли глаза на хозяйку - Эль ожидала их на пороге, зябко кутаясь в подаренную Цинной роскошную шелковую шаль. Пит позвонил, догадался ментор. Без слов она пропустила соседей внутрь, без слов повела их в гостиную, где Прим неловко пыталась разжечь огонь, чтобы создать видимость тихих домашних посиделок. Пит твердо отобрал у нее спички и, отвернувшись спиной, присел у камина, лишь бы занять руки и спрятать бледное до зелени лицо. Надо было взять с собой длиннохвостую подружку, с опозданием подумал Хеймитч - крыска отвлекла хотя бы малышку.
Ментор только успел выставить партию, как в дверь чинно постучали. Пятнадцать минут... быстро же они добрались… Навострив уши, он слышал, как Эль впустила миротворцев в прихожую, как старший из них, козырнув, так же чинно представился полным именем и званием и в самых официальных выражениях отчеканил, что у него персональное сообщение для Китнисс Эвердин. Маскарад, презрительно фыркнул Хеймитч – тот, кто послал их сюда, прекрасно знал, что девчонки здесь нет.
- Она сейчас… в городе, - заминка в невозмутимом голосе хозяйки была заметна только искушенному, - но я могу передать ей, все, что нужно, как только она вернется.
- У нас распоряжение передать лично, - пробасил незнакомый миротворец. – С вашего позволения мы подождем, - и многозначительно добавил: - Столько, сколько понадобится.
... Из прихожей доносятся недовольные шепотки – после нескольких часов ожидания непрошеные гости, похоже, теряют терпение. Стрелка часов неумолимо приближается к полуночи. У меня колотится сердце, миссис Эвердин нервничает, Прим испуганно жмется к матери. Только ментор спокоен: развалившись в кресле-качалке, будто у себя дома, он картинно зевает и как ни в чем не бывало пересказывает перепуганной хозяйке какие-то столичные сплетни. Но я знаю - это притворство, игра в «кошки-мышки» с теми тремя в форме. Шахматы - отвлекающий маневр: и я, и Прим, и миссис Эвердин понимаем, что от выдержки старого ментора сейчас зависят наши жизни. Он тоже это понимает и потому продолжает разглагольствовать, старательно обходя любые вопросы. Боится, что мы не сможем ответить, как должно?
Я стараюсь не испортить его игру: рассеянно поддакиваю и с умным видом вожу пальцем по столешнице, якобы обдумывая ответный ход. Хотя спроси он меня сейчас, я не смогу ответить - мысли мои далеко отсюда.
Рядом с невидимыми цветами и завитушками рука сама собой выводит ее имя.
Китнисс…
Я не пытаюсь оправдаться - я пытаюсь понять. И ее, и себя. Сейчас, здесь, отсчитывая бесконечно долгие секунды неизвестности, пытаюсь заново осмыслить каждое событие своей жизни, нашей жизни – где и когда я ошибся, что и почему я сделал не так? Пытаюсь вспомнить, что чувствовал всякий раз, провожая глазами длинную темную косу, прыгающую по гордо выпрямленной спине, когда ее обладательница проходила мимо. Неуверенность? Или, может быть, страх? О да, как ни горько признавать себя трусом, но я боялся. Сначала боялся подойти - и не найти правильных и нужных слов… не жалости, но сочувствия. Потом боялся показаться навязчивым – хотя с того самого апрельского утра на школьном дворе шесть лет назад она больше ни разу не посмотрела в мою сторону. Потом боялся не оправдать ожиданий – зачем только я врал себе, ведь никаких ожиданий и не было… Но больше всего я боялся не соответствовать - ее погибшему отцу и ее неожиданному напарнику-охотнику, по которому сохла да и сейчас еще сохнет половина девчонок Двенадцатого дистрикта.
Завидовал ли я? Сознаюсь - завидовал. Тому же Хоторну, который прикрывал ее спину в лесу за забором, куда мне хода не было. Рядом с которым – первым после сестры - она улыбалась и шутила. И чувствовала себя защищенной, чувствовала себя на равных. Я многое бы отдал за его место, но в отличие от Гейла у меня не было даже ее дружбы – лишь две булки с подгоревшей коркой. Не благодарность – обуза.
Ревновал ли я по-настоящему? Вряд ли… скорее, просто сердился. Не на них - на себя. У меня не было права ревновать… у меня вообще не было прав. Помню, как тайком наблюдал за ними обоими, и в сотый, тысячный раз говорил себе, что своим глупым благородством и своим хлебом только все испортил. Она сама определяла свою жизнь, сама выбирала своих друзей. И превыше всего ценила независимость – у меня не было прав подавлять своим вниманием ее свободу. Равно как не было прав делать ее обязанной – ее гордость воспротивилась бы любой моей помощи, придумай я, чем помочь.
Я готов был отдать за нее жизнь – но она приняла лишь буханку хлеба.
Хлеб… иногда я думаю: не окажись она в тот день возле нашей пекарни, кто знает, чем бы все закончилось? Да и началось ли - если бы я не успел помочь, страшно даже представить такой исход. Сейчас очевидно: знай я тогда ее так, как знаю теперь, все было бы иначе. Нашлись бы и нужные слова, и неоспоримые доводы. Вот только жизнь не имеет сослагательных наклонений. Все вышло, как вышло. Не в наших силах изменить то, что уже произошло – можно лишь извлечь уроки и сделать все, от нас зависящее, чтобы не повторить своих же ошибок. Как сказал однажды наш ментор – учение граблями еще никто не отменял...
Словно услышав мои мысли, Хеймитч выжидающе покашливает, и я машинально сдвигаю первую попавшуюся под руку фигуру. Иронично вскинув брови, противник смотрит на меня, на доску - и, укоризненно вздохнув, переставляет моего слона в другую клетку. Неужели он еще может соображать? Я смотрю на часы, на замершую у камина Прим, на партию перед собой… я вижу десяток возможных ходов - не знаю лишь результата. Ментор горько кривится - он-то как раз знает, все десять ходов наперед. Хотя, что это я? Все предельно просто.
Шах и мат, белые или черные.
Пятьдесят на пятьдесят. Вернется – не вернется, предаст – не предаст…
Где-то хлопает входная дверь, заставляя прийти в себя и прислушаться.
- Здрасте, - раздается из прихожей невозмутимый голос Китнисс. Сдавленно выдохнув, Хеймитч сердито закатывает глаза, потирает левый бок и сотый раз за день беззвучно поминает чью-то мать.
Я пытаюсь улыбнуться - и чувствую, как под сердцем, до крови обрезая осколками, ломается и крошится скопившийся за день лед. Где, когда, почему… какая разница, если она вернулась?! В одно мгновение вопросы теряют смысл. Зачем я вру себе? Да, я боялся… но не ее - за нее! Да, я ревновал… и все еще ревную - до одури, до зубовного скрежета! Да, я любил… и сейчас люблю.
И буду любить. Всегда.
Поднимаю на ментора облегченный взгляд - и читаю в его глазах свой приговор. Все-таки ты невозможный мечтатель, Пит Мелларк… и такой же невозможный дурак. К чему все эти твои рассуждения? Не пора ли взглянуть правде в лицо? Наивно надеяться на взаимность и наивно мечтать о свободе. Не той, которая не обременяет узами и обязательствами, а той, которая означает ответственность и возможность выбора. Ты сделал свой выбор еще одиннадцать лет назад… и пусть Капитолий думает, что диктует тебе правила, ты один знаешь истину: не они так решили – ты сам так решил. Ибо пока ты нужен ей – ты будешь рядом. Невзирая на трудности настоящего и неизвестность будущего. В печали и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии. И пусть та, которую ты выбрал, не любила, не любит и не полюбит тебя, но без нее тебе никогда не стать свободным.
Все, что тебе остается - это позволить ей прожить собственную жизнь по собственным правилам.
Не сожалея, не завидуя, не ревнуя. Не требуя благодарности. Не имея никаких прав.
Пока смерть не разлучит вас.
Такова цена твоей свободы.
