Глава 15- А почему ты думаешь, что ворота в город открыты? – спросила Алиенора, когда они подъезжали к высоким оборонительным стенам.
- Ну, во-первых, большинство городов отрывают днем. Как еще туда попадут крестьяне со своей репой, горохом, да хотя бы сеном для постелей? В городах побольше с удовольствием примут торговцев, а иногда и веселые жонглеры беспрепятственно проникают за городские стены. Да, сейчас война, но, насколько я помню, она никогда и не заканчивалась, просто в твоей провинции обострение затянувшегося конфликта, начавшегося, кстати, между людьми одной крови. Если подумать, то воюем мы почти что с родственниками.
- Как это?
- О, это длинная история, я как-нибудь расскажу ее тебе.
- Если это о некой королеве, поссорившей двух королей, то мне Люсьен рассказывал, можешь не утруждать себя.
- Ах вот как! Ну конечно же, ты не можешь не знать историю королевы Алиеноры, прекрасной авантюристки, наставившей рога своим царственный супругам! - радостно воскликнул Франсуа, посмотрел на спутника с хитринкой во взоре, но тут же смутился, резко сделавшись печальным. - Между развлечениями, сама того не осознавая, королева создала нам на беду новую нацию - англичан, которые на самом деле те же французы, смешавшиеся с бриттами, да валлийцами, островными кельтами и прочими, но некоторые из них уже немного умеют говорить на искаженным, полу-французском британском языке.
- Да, ворота открыты, - сказала Алиенора холодно.
Она не любила англичан, и ни под каким соусом не желала признавать в них родственников. Кроме того, ее насторожило заявление Франсуа, что, мол, она, то есть он, Генрих, должен в честь чего-то знать о давно покойной распутной королеве, приключениям которой она, впрочем, тайно завидовала. Да и само поведение Франсуа... Он словно подозревал ее в чем-то, становился внезапно чрезмерно нежным, почти ласковым, а потом отчужденным и временами даже грубовато-снисходительным. В бедняге шла какая-то внутренняя борьба и единственное в чем он был неизменен в обращении с лже Генрихом - так это в проявлении по отношению к нему искренней заботы. То ли как к младшему приятелю, то ли как к родственнику...
"...прекрасной девы, которая спасла мне жизнь на площади, когда я уже слышал песни ангелов". "Тогда моя сестра ужасно согрешила, остановив твое восхождение в рай", - заметил ему лже Генрих на это замечание. "Нет, - рассмеялся тогда Франсуа, - это могли быть и воющие от нетерпения демоны" "Ты так грешен?" Франсуа пожал плечами, потом пристально посмотрел на спутника и грустно признался: "Я точно знаю, что не святой, но пока не могу понять насколько чудовищным может оказаться мое заблуждение". Тот странный разговор состоялся по дороге к городу, и прервался так же внезапно, как начался.
На них равнодушно посмотрели стражники с башен и не сделали ни малейшей попытки остановить их, даже не подумав поинтересоваться, кто к ним пожаловал.
- Святой отец был прав - в этот город легко пускают. Хорошо бы он оказался не прав в другом.
- В чем же?
- В том, что выбраться отсюда могут только старики, женщины, вилланы и те, кто холоден сердцем, кроме англичан, разумеется. Целые их отряды пропадают здесь. Куда деваются - загадка.
- Убивают местные жители?
- Хмм... Целые отряды вооруженных рыцарей? Нет. Тут что-то не так. Но, слава Богу, мы не похожи на англичан, - несколько рассеянно Франсуа предавался рассуждениям, выискивая что-то глазами.
На англичан они и вправду были мало похожи - едва обратившись к ним, жители теряли интерес к соотечественникам, выговаривавшим слова без жесткой северной нотки. Да и выше стали уже жители туманного острова, шире в плечах, грубее чертами и светлее кожей.
Алиенора же любовалась городом, полностью каменным, из нежно-желтоватого камня. Дома встречались выше двух этажей, а узкие улочки, умощенными камнем так, что вода непременно стекала от стен в узкие канавки, причудливо пересекались, возвышаясь к площади - источнику света похожего на испещренную узорами драгоценность города.
Одевались здесь богаче, чем в родном городке юной графини: упелянды дам были шиты золотой и серебряной нитью, а их шлейфы тянулись за красотками длинными хвостами или изящно поддерживались пальчиками симпатичных в коротеньких коттарди пажей. Их стройные длинные ноги, в шелковых разноцветных чулках, все же уступали красотой еще одной паре ног, до которых Алиеноре было рукой подать. Оба этих обстоятельства поднимали девушке настроение и заставляли еще азартнее осматриваться. Так впервые она увидела носилки - хрупкий в шелках и кружевах домик, который на руках несли люди в темных одеждах.
Впрочем, как и в ее городе, нищих, плохо одетых людей, а также потных работяг: плотников, каменщиков, суконщиков и прочих - на каждый улице шумно зарабатывавших себе на похлебку и дрянное вино - все же было больше.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Франсуа, с невольной улыбкой залюбовавшись восторженным выражением лица своего обычно мрачно настроенного спутника. - Но ты так и не позволил осмотреть себя, и ты бледен. Нам бы следовало посетить лекаря. Тем более, я вижу наконец вывеску, которая внушает мне доверие.
Алиенора едва сдержалась от возмущенного фырканья. Она любовалась вывесками, похожими на громадные черные снежинки: на одних из них красовались остроносые башмаки, на других - мечи, булочки или перчатки. На вывесках цирюльников можно было увидеть красиво причесанные головы, на худой конец там имелись подобия ножниц или даже красивые единороги, которые, как известно, целебны. Над тавернами, которые, по мнению Алиеноры, должны были больше всего интересовать Франсуа, нависали чугунные узоры, изображавшие бутыли и кружки. Допустим, он все же решил поначалу заехать к лекарю, но неужели нельзя было выбрать менее мрачное заведение, не с вывеской, на которой, скрипя на ветру, покачивался ланцет, да малеванные алой краской капли крови, как бы стекали в кованый плоский таз?
К ним вышли слуги, похожие на монахов, и елейными голосами пообещали позаботиться о конях. Для Алиеноры их уговоры прозвучали смертным приговором. В трансе она вошла за Франсуа во внутренности заведения и в шоке уставилась на ложе из сена, на котором лежало столько человек, что в темноте их было не пересчитать. Последний из них, тощий и длинный мужчина, в обносках, уронил на грязный пол руку, из которой сочилась свеже пущенная кровь, а посередине слабо освещенного помещения распростерся на широкой низкой скамье человек. В его анус вонзалась длинная железная трубка, от чего он жалобно стонал, испускал зловоние и воду, стекавшую в углубление в углу адского помещения. Рядом с больным и находился лекарь - высокий пожилой мужчина, с пронзительными серыми глазами.
- Чем могу служить достопочтенным месье? Рана? - ласково и жутко улыбнулся человек, чьи зубы оказались в удивительной для его возраста сохранности, но желтыми, как моча осла.
Чувствуя что ее сейчас вырвет, Алиенора бросилась бежать, не разбирая дороги. Ее поймали и подняли чьи-то руки, когда солнце и ветер немного привели девушку в чувство.
- Хорошо, - смиренно произнес Франсуа. - Положимся на силу твоего юного организма и на мой бальзам. Слава Богу, у меня осталось еще немного. Но тебе нужно хорошее вино и еда, а также отлежаться хотя бы дня три.
С этими словами Франсуа помог ей вскарабкаться на коня.
- Погоди немного. Я найду старьевщика. У нас совсем кончились деньги.
Последующее Алиенора видела как в тумане: они добрались до грязной лавки, окно которой, превращенное в прилавок, было завалено всевозможным хламом, со зловеще поблескивавшими среди него драгоценностями, мечами, топориками и прочим. Франсуа извлек из кожаных ножен красивый кинжал, украшенный каменьями. При помощи шустрого рыжего парня и железных клешней крупные рубины были варварски вырваны из рукояти, а потом Франсуа спрятал в маленький мешочек под латами золотые монеты. Перед тем, как потерять сознание, она еще успела увидеть черного с рогами на шлеме всадника, который их преследовал, при том, что его манера двигаться кого-то ей смутно напоминала, но люди не замечали странника или делали вид, что не замечают.
Она очнулась, когда Франсуа стащил с нее кольчугу. Тогда из последних сил она села и попятилась к стене. Но Франсуа большее не церемонился. Изуродованным кинжалом он отрезал кусок окровавленной шамизы, прикрывавший плечо, и при свете коптящей масляной лампы осмотрел рану.
- Все не так и страшно, - сказал он, делая вид, что не замечает, как его спутник прижимает останки жалкой одежки к дрожащему телу. - Какой же ты хрупкий! Да не переживай ты так! Завтра раздобудем иглу и все зашьем. - Голос Франсуа странно дрожал. - Потерпи еще немного.
Он отошел, вернувшись с пропитанной чем-то теплым тканью, которую приложил к ранке. Осторожно, чтобы не пугать судорожно жавшегося к стене пациента, он закрепил на плече дурно пахнувшее лекарство и напоил беднягу кислым вином, едва не силой вливая жидкость в кривившийся рот.
- Вот увидишь, завтра станет лучше, - почему-то очень застенчиво сообщил он и улегся на подстилке из тростника у постели лже Генриха, да так далеко от попутчика, будто боялся чем-то от него заразиться. Алиенора же скоро уснула и снился ей черный всадник и красивая жуткая женщина, склонившаяся над ней, чтобы ледяными глазами заглянуть в душу.
