Глава 13Кендрик действительно сидел в своëм кабинете. Он зачем-то приглушил свет, оставив только настольную лампу, и с остервенением что-то чиркал в огромном свитке. Сначала он даже еë не заметил — а потом медленно встал и подошëл ближе, так, что между ними не осталось ни одной преграды.
Повисло молчание. Миа не знала, что она может сказать, а любые извинения будут неискренними и банальными. Молчал и долговязый Нотт — он пристально смотрел на супругу потемневшими глазами, а под кожей ходили желваки.
Наверное, они могли бы так стоять целую вечность, но это ничего бы не изменило. Кто-то должен был отринуть гордость и вступить в диалог, и лучше пусть это будет Моринн. Она и так жертвовала всём ради проклятого Долга — почему бы не потерпеть ещë немного.
— Дерек, послушай. Я…
— Ничего не говори.
Кендрик словно ждал еë слов, как какого-то сигнала. Он всë ещë был ужасно зол, но не собирался ничего делать — Миа буквально видела, как он заставляет себя успокоиться.
— Мы оба были не правы и наговорили друг другу много очень нехороших вещей. Так что пусть ничего этого не было. Ты ничего не говорила, я ничего не говорил. Мы забудем, простим и никогда, никогда больше не вернëмся к этому разговору. Договорились?
Кажется, для Кендрика это было любимым способом решения их проблем. Миа ждала иного, но не собиралась выяснять отношения — она просто хотела мира, тишины и чтобы всë было, как раньше. Внезапно она почему-то почувствовала себя ужасно одиноко и обняла себя руками, чтобы унять дрожь.
— Договорились. Ничего не было.
Глаза мерзко щипало, и Моринн мысленно дала себе подзатыльник, запрещая делать глупости. Нужно было отвлечься, и она сделала несколько шагов назад, растерянно оглядывая чужой кабинет. А ведь муж ничего не поменял после смерти старого лорда — ни единой книжки…
— Я позвала Снейпов на ужин. Они будут к семи.
Кендрик, уже поднявший руки, чтобы обнять свою жену, опустил их вдоль тела и устало облокотился на свой стол. А ведь он уже не так молод — им давно не семнадцать.
— Хорошо. Надо будет Люциуса тогда позвать. С Нарциссой и малышом Драко.
Почему-то Драко Малфой и в этой жизни был странно зациклен на Гарри, но в этот раз мальчики хорошо ладили и уже стали настоящими друзьями. Они чем-то напоминали Джеймса и Римуса — только в этот раз богатым и безбашенным заводилой был Драко, а Гарри выступал его мозгами и совестью.
— Ага. Тогда, наверное, стоит переодеться.
Повисло неловкое молчание. То, о чëм они пообещали забыть, дамокловым мечом повисло в комнате, но Кендрик ни за что не станет обсуждать произошедшее, даже если она очень попросит — да и слова Моринн на самом деле были настолько отвратительны, что ей не хотелось их вспоминать. Тем не менее, она не смогла сдержаться:
— Ты же знаешь, что я никогда не спала с Артуром. Я даже не видела его после Бала Весны. Клянусь, я…
Но Кендрик Нотт, конечно же, не захотел ничего обсуждать. Впервые со дня смерти старого лорда Нотта он выглядел открытым и беззащитным, и сердце Моринн вдруг кольнуло от боли и стыда.
— Сними еë, Миа. Сними прямо сейчас.
Сначала она даже не поняла, о чëм речь — а потом вдруг вспомнила, что до сих пор носила брошку, подаренную Артуром. Спустя столько лет это было старой привычкой — она и думать забыла, что брошь была символом еë большой Любви. Забыла — но носила, кропотливо перекалывая на каждое платье, и ни одно украшение не могло занять место у еë сердца.
Может, именно об этом ей напомнила Лили? Может, всë-таки стоило попробовать ещë раз?
Брошь поддалась не сразу, но Моринн Нотт всë-таки сняла еë и передала супругу — безделушка тут же исчезла в сжатой ладони, а на лице Дерека проступило явное облегчение. Но он, конечно же, больше ничего не сказал — просто мотнул головой и предложил подготовиться к ужину.
Этим вечером веселились только малыши — остальные неловко вели формальную беседу, то и дело поглядывая на хозяев дома. Казалось, что никто не верил в прекращение этой ссоры, и теперь боялись нарушить хрупкое перемирие. Миа и Дерек вели себя как обычно, будто ничего не было.
А вечером муж вернулся в общую спальню, подгрëб еë под бок и завалился спать. И это было доказательством, что ещё не всё потеряно.