Глава 14Бадзиру в очередной раз крикнул из-за двери, и Тсуна, тихо проклиная этот мир, вылез из кокона одеяла. Сейчас он встанет, оденется, перехватит тост, и отец опять будет издеваться над ним, обучая оммёдо. Аоки упорно делал вид, что он ничего не знающий дебил, и косил под дурака — ничего не знаю, про Кайгара не слышал, духовным техникам не учился, печати с собой таскал, потому что боязно, и купил их на барахолке у какого-то мужика лет пять тому назад. Какие духи? Ну поздоровался с парочкой, не более того. Какой такой хихи? Тот парень в трениках и с пластырем на носу? А что, это был дух?
Иемитсу был вынужден поверить ему на слово, тем более, что Тсуна повторял одно и то же, как пластинка. Подловить его не удавалось, Аоки упорно таращился на любое проявление оммёдо, при любом удобном случае начиная капризничать и истерить. Отец мучил его каждый день, по несколько часов, пытаясь добиться исполнения простейших заклинаний и рассказывая о величии семьи Кайгара — Тсуна упорно заваливал первое и пропускал мимо ушей второе. То, что ему показывали, было давно освоено с помощью Умарекавару-сенсея, и сделать так, чтобы Ки поступала, а эффекта не было, было проще простого. Как и следовало ожидать, отец скормил ему жалостливую историю о трёх внезапно умерших сыновьях, полностью проигнорировав наличие четвёртого, и Тсуна с удовольствием ткнул его в этот факт лицом. Надо было видеть, как он скривился! В тот день к делам они так и не вернулись, а Тсуну ждала долгая и прочувствованная речь про дерзкого, наглого хафу, больше всего на свете желающего разрушить семью Кайгара. Отец сразу понял, что Занзас нашёл Аоки раньше, и разразился целой речью, сводящейся к тому, что во всём виноват яд гайдзинов, отравляющий чистые помыслы.
Увидев такую бурную реакцию, Тсуна пришёл в полный восторг, и теперь упоминал Занзаса при любой возможности. Иемитсу, конечно же, бесился, а вот Бадзиру даже что-то отвечал, и Аоки узнавал интересные сведения о своём знакомом. Как стало известно, у Занзаса был просто отвратительный характер и ряд вредных привычек, но он искренне любил Кайгару и проводил много времени, стараясь понять её суть и помочь приёмному отцу в делах. Последние несколько лет, даже при жизни последнего сына, Занзас руководил семьёй наравне с Иемитсу, и его решения сильно улучшили им жизнь. Сначала Тсуна даже подумал, что Бадзиру нравился Занзас, и он не был согласен с решением изгнать его, но почти сразу столкнулся с искренним непониманием. Неважно, насколько Занзас был силён, и действовал ли во благо семьи — он был хафу, сыном гайдзина, и в глазах оммёдзи Кайгара автоматически стоял ниже любого чистокровного японца, даже бездарного. Иемитсу не было дела до того, пошло бы руководство Занзаса на благо семьи — он судил по крови, а не делам.
Тсуна позволил себе потянуть время ещё немного, прежде чем надел свою одежду, специально завязав её неправильно. Надо же показать, что он борется и бунтует?
На самом деле вся его бравада и дерзость, демонстрируемая перед Иемитсу, была весельем смертника, порождённая отчаянием. Он находился под непрерывным наблюдением и не мог выбраться отсюда. Тсуна мог свободно перемещаться по территории, принадлежавшей Иемитсу — дальше его не пускали стражи оммёдзи, безразлично таращащиеся в пустоту, даже когда он рассказывал им свою историю. С барьером, откружающим поместье, можно было играть в мяч, настолько плотной была полупрозрачная фиолетовая дымка, и Тсуна потратил несколько ночей, чтобы изучить её и убедиться, что он отсюда не выберется, если барьер не сломать. Он, может, и попытался бы, но для этого надо было уничтожить главную колонну, удерживающую все ключевые точки в одном месте, но она явно находилась где-то в центральном здании, куда его не пускали. Не выбраться, не сбежать — оставалось только упорно сопротивляться, заваливая любое придуманное отцом задание, и вести себя максимально невыносимо. Ну, и не сойти с ума от скуки — Аоки не переставал радоваться тому, что ему позволили бродить, где вздумается, и открыли доступ в библиотеке. Правда, всё книги оттуда были посвящены истории семьи Кайгара или способам борьбы с аякаши, но хоть какое-то развлечение.
Тсуна уже достаточно изучил доступную территорию, чтобы удивиться тому факту, что Бадзиру ведёт его в другую сторону. Странно, обычно отец звал его либо в просторный тренировочный зал, либо к себе в кабинет. В той стороне, куда, но провожали сегодня, была только лестница, ведущая в пустой подвал. И что они там забыли?
Ах, вот что.
Посреди подвала, в огромной, громоздкой печати, окружённая благовониями и связанная со всех сторон, сидела девушка. Тсуна с ужасом рассматривал её израненные конечности, пустые глаза и изломанные крылья — маленькая тенгу явно сопротивлялась.
Отец, стоявший рядом со своей жертвой, радостно улыбнулся и протянул ему заготовку в виде бумажного человечка.
— Рад тебя видеть, Тсуна. Это Наги, твоя первая сикигами.
Тенгу завозилась, услышав своё истинное имя, и тихо простонала — разумеется, Иемитсу никак не отреагировал. Теперь Тсуна отчётливо видел, что девушку не просто связали. Это явно был самый настоящий ритуал, порабощающий её волю, отнимающий силы. Не хватало всего одной детали, одного элемента — кто добавит, тот и будет хозяином. Тсуна никогда не видел ничего подобного — Умарекавару-сенсей говорил, что оммёдзи должен покорить сикигами сам.
— Вы также передали того лиса Занзасу?
Отец привычно скривился, пропуская вопрос мимо ушей, а Бадзиру улыбнулся и мотнул головой.
— Нет. Белый кицунэ уже был привязан к нему, когда его мать подкинула его на порог. Он связан очень сильными печатями, нам такое неподвластно. Над способами захвата духов работал второй глава Кайгара, но большая часть его трудов сгорела в пожаре на следующий день после его смерти, так что мы не сможем повторить ни одно из его творений. Однако, как видишь, нам хватит и того, что осталось.
Иемитсу кивнул, переводя взгляд на пленную тенгу.
— Твой горячо любимый хафу ни разу не воспользовался удерживающими печатями — всех своих сикигами он поймал сам. Хотел бы я, чтобы с тобой произошло то же самое, но пока это невозможно. Не медли и закончи ритуал — ты ведь помнишь, как мы изучили его? Я не хочу заставлять тебя, но выхода нет — возможно, связь с сильным аякаши пробудит твои способности.
Тсуна стиснул зубы, рассматривая безучастную тенгу. По идее, он должен завалить это задание, но в этом случае отец может уничтожить захваченную аякаши. Неизвестно, что с ней сделали, чтобы пленить, и как обращались всё это время, и кто знает, как с ней поступят, если он откажется или провалится.
— Эй.
Тенгу не отреагировала. Отец тихо вздохнул и разочарованно покачал головой.
— Если хочешь, чтобы она выполнила твой приказ, обращайся к ней по истинному имени. Я специально выбрал для тебя самую смирную, чтобы не возникло проблем, так что она не будет сопротивляться или путать тебя. Смотри — Наги, встань.
Тенгу полувсхлипнула-полувздохнула, но послушно завозилась, пытаясь подняться на израненные ноги. Она потратила не меньше пяти минут и несколько раз упала, прежде чем ей удалось.
Её надо было спасти — она не виновата, что отец решил сделать всё по-своему. Тенгу просто попала не в то место и не в то время, и теперь она сидит, пленённая, ставшая жертвой разборки между ним и отцом. Необходимо обработать её раны, изучить сдерживающую печать и постараться убедить, что он не враг. Но сначала, конечно, забрать её себе.
Тсуна молча вырвал заготовку из чужих рук и начал демонстративно медленно складывать печати, проговаривая заклинание так, будто совсем недавно узнал о нём из учебника. Разумеется, всё получилось с первого раза, и тенгу исчезла, оставшись в листе бумаги. Иемитсу довольно улыбнулся и попытался похлопать сына по плечу, но Тсуна отшатнулся от его руки.
— Бессердечная тварь.
Они были связаны всего несколько минут, но Аоки уже чувствовал, в каком плохом состоянии Наги. Дайте ему добраться до своей комнаты и подумать — нужен план.
