В потухших углях теплится огонь

Глава 11



Цена забвения

Боль. Это было первое, что почувствовал несчастный. Тело причиняло ему жестокие страдания. Раньше он полагал, что знает о боли все. Ведь это была его старая знакомая, которая посещала с раннего детства.

Его мучители доказали, что способны придумывать новые, все более изощренные виды пыток, чтобы заставить его говорить. Они делали все, чтобы причинить ему невыносимые страдания. Сколько раз он терял сознание, проваливался в темноту и считал это счастьем, надеясь, что на этот раз уже не вернется… Его измученное истерзанное тело кричало от боли, но он его уже не слышал. Когда Круцио перестало на него действовать, палачи стали использовать другие заклятия, столь же разрушительные. Время от времени кому-то из его мучителей приходилось сдерживать рвение остальных: предатель не должен был умереть. Указания Темного Лорда были предельно ясными. Неверный должен быть жив, чтобы увидеть день славы Господина.

Темнота. Его душа блуждала в бесконечной темноте, не имея надежды когда-либо еще увидеть луч спасительного света. Его вновь атаковали души мертвых из прошлого, погружая в глубину его собственного ада, из которого он не мог вырваться. Он смутно помнил момент, когда первый раз пришел в себя и после вновь погрузился в небытие, туда, где время уже не имело над ним власти.

В отчаянной попытке выжить, подчинившись старому как мир инстинкту, он зацепился за легкий проблеск сознания, который вернул его в мир живых. В душе он бережно хранил этот хрупкий луч, когда мучители на короткое время оставляли его.

Безумие. Мужчина оплакивал потерю рассудка. Он, так ценивший знания и интеллект, рычал от отчаяния при мысли о том, что его блестящий ум столь безжалостно растоптали и низвергли в пучину безумия. Ему не удавалось ухватить мысли, привести их в относительный порядок. Боль и видения вытеснили все.

Одиночество. Отсутствие рядом живого существа. Все, что ему осталось, – растущее ощущение постоянного одиночества. Он был один. Потеряв счет часам, в моменты проблеска сознания он задавался вопросом: сколько прошло времени? Дни складывались в недели, недели перетекали в месяцы. Но никто не приходил к нему на помощь. Даже его мучители приходили все реже и реже. Его все покинули. Он больше никому не нужен.

Отчаяние атаковало с новой силой. Человек, закованный в кандалы, начинал стонать – верный знак того, что его истерзанный разум скоро погрузится в пучину безумия – и пытался избавиться от пут, соединяя запястья и стараясь расколоть цепи, тревожа незажившие раны. Его руки с красивыми длинными пальцами, которыми он всегда так гордился, были теперь деформированы, сожжены кислотами. Но самое ужасное – они больше ничего не чувствовали – не было ни одного нетронутого, неискореженного нервного окончания.

Разум играл с ним плохие шутки: он вновь видел лица знакомых и незнакомых, слышал голоса и смех. Его мир был полон все менее осмысленных образов. Чтобы не видеть их, он сжимался в комок на полусгнившей соломе подвала и тихо напевал, как бы убаюкивая себя, до тех пор, пока не проваливался в темноту, забывшись на короткое время тяжелым сном, позволявшим хоть на мгновение избавиться от наваждения. Холод больше не тревожил его, даже если иногда тело начинало дрожать. Большую часть времени он проводил в каком-то отупении, полностью оторвавшись от реальности. Его перестали пытать и кормили почти насильно, только для того, чтобы поддержать в измученном теле угасающую жизнь.

***

В тот день стоны и вой еще одного пленника в другой стороне подвала вывели несчастного из кататонии. Дезориентированный, встревоженный человек сначала удостоверился, что это кричал не он, и только потом понял, что не один находится в подземелье. Слова, достигшие его слуха, были бессмысленны, но это были первые слова, произнесенные другим человеком, которые он услышал за долгое время.

Время тянулось мучительно медленно. Несчастный страдалец забылся сном и когда через несколько часов снова проснулся, то удивился – никто не пришел, чтобы заставить замолчать все еще громко стонущего человека. Он положил заросшую бородой косматую голову на скамью и начал прислушиваться к звукам в своей клетке. Паразиты и, несомненно, мыши, сновали в полусгнившей соломе. Затхлый запах плесени ударил в нос. Где-то монотонно падали капли воды, образуя лужу. Он позволил себе окунуться в воспоминания: внезапно возникли несколько счастливых образов из детства и лицо улыбающейся женщины, чье имя он никак не мог вспомнить, но к которой чувствовал привязанность.

Неожиданно опустилась тишина. Мужчина нахмурился и, немного повернув голову, внимательно прислушался – не раздадутся ли шаги его мучителей. Он со страхом и смирением ждал, что откроется дверь и… Но ничего подобного не произошло. Его сердце сжалось. Воздух в подземелье завибрировал. Ощущая, что что-то происходит, он пошевелился и стал ждать. Все его чувства обострились.

Все заключенные ведьмы и волшебники ощутили используемую мощную старинную магию. Чувство бесконечной мощи усиливалось, и человек вздрогнул от счастья, впервые за долгое время вновь ощутив, как его собственная магическая сила инстинктивно отвечает призыву загадочной всеобъемлющей магии. Потоки энергии, окружавшей и заполнившей замок, внезапно исчезли. Серебристая волна невероятной силы прошла через стены подземелья, после чего раздался глухой необычный раскат, потрясший все здание. Затем все стихло.

После этого странного магического действия острая боль пронзила левое предплечье пленника. Он схватился правой рукой за предплечье и с криком, вырвавшимся из горла, упал на землю, не в силах вздохнуть. Черная Метка накалилась до предела пред тем, как внезапно загадочно исчезнуть, словно ее не было вовсе. Человек еще некоторое время лежал, сжавшись в комок, тихо постанывая и жадно глотая воздух. Когда боль отступила и волшебник вновь почувствовал в себе силы пошевелиться, дрожащей рукой он дотронулся до левого предплечья.

Человек коснулся пальцами места, где находилась страшная метка, и не почувствовал ее контуров. Он закатал рукав и не смог сдержать удивленный возглас: на его покрытой грязью коже не было ни следа личного клейма Темного Лорда – ни раны, ни шрама. Он понял, что произошло что-то очень важное. Но слишком уставший, чтобы все обдумать, он растянулся на соломе и забылся беспокойным сном.