Глава 16Утром ей действительно стало лучше. Солнце щедро заливало ясными лучам комнату, похожую на маленькую шкатулку. Франсуа не позволил ей вставать. Принес новую из беленого льна рубаху, с кружевом по горловине и рукавами, кувшин с водой, таз и деликатно вышел, чтобы лже Генрих мог переодеться и привести себя в порядок. Когда же вернулся, кротко попросил осмотреть рану. Алиенора позволила, пряча лицо за подросшими волосами. Она чувствовала, что его руки немного дрожат, а дыхание учащается, когда, он приближается к ней, делая новую повязку.
- В этот раз кусок ткани я смочил бальзамом, – пояснил он, не уточняя, чем таким мерзостным тот был смочен вчера. - Ткань будет держаться сама по себе, и теперь ты самостоятельно сможешь делать себе перевязку. Достаточно три дня по три раза.
Потом он снова куда-то умчался на своих длинных ногах, легкий как ветер. Алиеноре даже почудилось, что он выпорхнул в окно, вроде озабоченной добыванием пропитания для птенцов цапли. «А если он догадывается?» - с тревогой подумала она, как уже думала накануне. Нет, не может быть. Он бы потребовал объяснений, как-то выдал себя, помимо учащенного дыхания... Алиенора улыбнулась. Как бы там ни было, она не собиралась признаваться. Пусть сам спросит, а не хватает смелости, так пусть мучается от осознания близкого присутствия возлюбленной, о которой он якобы грезит. Он становится таким милым, когда смущается, когда заботится о ней или не сводит с нее завороженного взгляда. Это делало ее очень сильной, значительной в собственных глазах, и такой же отчаянно смелой, как ее древняя тезка. Но тут на лицо девушки набежала тень: Франсуа ни разу не оговорился, общался с ней, как с младшим чрезмерно впечатлительный приятелем, к которому, возможно, просто стал со временем испытывать братскую нежность. Только и всего. Тем более она ничего не скажет.
Она огляделась. В окошко, с распахнутыми ставнями, проникал теплый пахнувший городской пылью ветерок. Блики света раскрасили однообразные серые плитки пола в различные оттенки – от коричневых, до синих. Стены, затянутые коврами с потускневшими красками, делали помещение уютным, хотя и подчеркивали миниатюрные размеры даже по сравнению с ее комнаткой в отцовском замке. Из предметов обстановки имелась только кровать, больше похожая на скамью, циновка из тростника, деревянный сундук, да жаровня. Девушка подошла к окну, но ее взор уткнулся в противоположную стену, с неравномерно расположенными окнами и чугунными держателями для факелов, освещавшими вечерами дорогу путникам. Она высунулась из окна. Улочка купалась в солнечном свете, что говорило о том, что час уже не ранний, но разглядеть что-либо оказалось невозможно. К счастью, вскоре вернулся Франсуа с корзиной, полной еды. Было и вино, и жареные куропатки, и свежие лепешки и даже медовые вафли с орехами.
- Я уже позавтракал. А это все тебе. Я сегодня пойду на разведку и все тебе расскажу. Прошу тебя, не выходи на улицу, потому что город этот очень странный.
- Но почему?
- Люди здесь какие-то необычные. Как правило, зная друг друга в лицо, горожане обращают внимание на чужеземцем, а тут… Со мной очень вежливо разговаривают, если я к кому обращаюсь с вопросом, но отвечают односложно и ведут себя так, словно у них каждый день странники, и все задают одни и те же вопросы, на которые лучше отвечать «да», «нет» или «простите, мессир, но это мне не ведомо, я работаю, не отвлекаюсь, в дела никакие не вдаюсь».
- А о чем ты их расспрашивал?
- Да так… О том, о сем… Спросил об англичанах. Земли, которые попали под их пяту, здесь совсем близко. Я даже не уверен, что на город еще не наползла тень Черного принца. Ладно. Вечером расскажу. Только никуда не выходи.
И ушел. Алиенора хорошенько наелась, выпила вина и уснула, что помогло ей немного скоротать время. Проснувшись же, она стала изнывать от скуки. Дома в крайнем случае можно было приняться за какое-нибудь рукоделие, а что делать здесь? К тому же она чувствовала, что совершенно здорова. Перевязав плечо, которое не очень, по правде, в этом нуждалось, потому что рана затянулась и побледнела, она оделась и вышла вниз. Хозяин, толстый мужчина, сразу заметил, как она спускается.
- Но вы еще не здоровы! Мессир Франсуа велел не выпускать вас на улицу.
- Мессир Франсуа мне не господин, - возмутилась Алиенора. – А я желаю размять ноги.
Но хозяин настойчиво спорил с ней, пока она не сообразила, что хозяин на самом деле больше всего боится, что постояльцы уйдут, не заплатив.
- Вы лучше дайте мне ключ или обеспечьте сохранность наших вещей, - гордо сказала она.
Тут хозяин успокоился. Во всяком случае, он посторонился, давая ей возможность спуститься с лестницы и выскользнуть на улицу. Она обернулась, и на миг ей показалось, что глаза трактирщика насмешливо блеснули.
Она решила не отходить очень далеко и вернуться, как только заметит Франсуа, чтобы не обижать его, поэтому осторожно пошла по улочке, на которой располагался трактир, до следующей улочки, на которой ничего интересного не находилось. Тогда, стараясь ориентироваться по разнообразным вывескам и запоминая их, выстраивая в цепочку образов, она направила свои стопы на площадь. Это не сложно было сделать, потому что абсолютно все улочки ведут к площади и легче найти базар или собор в незнакомом городе, которые, обычно, соседствуют в центре, чем ворота. Городок показался ей мало оживленным, возможно потому что многие жители решили спрятаться от солнцепека. Только плотники, каменщики и прочие работяги суетились повсюду. Она вышла на более широкие улицы, где бегали детишки, слонялись серые от пыли куры, куда-то по своим делам неспешно шли горожанки в белых чепцах – скорее всего на рынок. Жонглеры в грязных одеждах, как могли, развлекали прохожих, стоя глупые рожи и кривляясь. Прислонившись к стене, красиво играл на обшарпанной виоле пожилой человек, а рядом с ним приплясывала девочка лет семи. Площадь была рядом и гудела, как положено людным местам. Стали попадаться лавки с сукном, дешевыми безделушками, кожаными ремнями, кошельками и сумками, а еще дальше показались столы менял, с поблескивавшими горками денег и слитками драгоценного металла.
На девушку в самом деле не обращали никакого внимания, и она даже ущипнула себя, потому что на какое-то мгновение решила, что стала призраком, потому что если в ее сторону и смотрели, то словно не видели.
В общем, город был, как город. Он вскоре наскучил Алиеноре, к тому же она быстро начала слабеть, что навело ее на мысль, что Франсуа не из вредности просил ее отлежаться. Она решила, что у нее есть шанс вернуться до того Франсуа заметит ее отсутствие. Но именно тут произошло примечательное событие. Со стороны, противоположной той, откуда пришла Алиенора, призывно заиграл рог, и это мгновенно заставило всех разом умолкнуть. Даже кудахтанье кур и визг свиней, ржание лошадей и блеяние коз стихли, будто животные в один миг вымерли.
Алиенора направилась на звук рога и оказалась на площади, где среди расступившихся людей скакала на лошади красивая девушка в переливающемся золотом, отороченном горностаем упелянде. Ее восхитительные темно-каштановые волосы, волнами спускавшиеся по плечам, стягивала шелковая лента. Синие глаза красавицы выражали печаль, если не отчаяние. Всадник с рожком в руке следовал за ней, привлекая внимание к процессии. А за ним в черном бархатной камзоле и берете скакал молодой человек, который громко выкрикивал следующий призыв: «Возлюбленный господин наш, барон де Жюаси, при смерти и желает устроить счастье своей единственный дочери Жозефины. Есть ли в нашем городе рыцари и люди благородного происхождения? Пусть это будет незнакомец, но храбрый сердцем. Пусть это будет честный буржуа, владеющий мечом не хуже, чем счетом. Барон приглашает в замок всех смелых и благородных людей, чтобы в честном поединке сразиться за руку и сердце его единственной дочери. Ибо по соглашению с аббатством Баррийским, если до его кончины Жозефина не выберет себе достойного мужа, то все земли барона отойдут аббатству, а баронесса примет постиг. Посмотрите как она прекрасна! Не менее чем богата. Так неужели не найдется в нашем городе смельчаков, готовых сразиться за свое счастье?
На соблазнительный призыв горожане реагировали без энтузиазма. Они принялись крутить головами, даже самые богато одетые, словно кого-то искали в толпе. И в самом деле очень скоро с боковой широкой улицы показались чужеземцы. Их было пятеро. И среди них особенно запомнились Алиенора двое: один высокий парень, с рыжими, неопрятными волосами и простоватым веснушчатым лицом и по-девичьи красивый блондин, тонкий и хрупкий, в простом суконном камзоле и штанах. Он был без оружия и очень молод. Увидев их, баронесса остановилась и посмотрела синими глазами сначала на рыжего, потом на прочих.
Когда ее взгляд задержался на белокуром, в ее глазах блеснули слезы. "Она, наверное, боится, что этот красавчик не справится с остальными людоедоподобными приятелями", - пожала плечами Алиенора, не зная, как еще объяснить странное поведение баронессы. Рыжий производил впечатление нахального смельчака, которому не терпится с кем-нибудь сшибиться на мечах, дабы унять зуд в мощных конопатых конечностях. Остальные трое - лучники в стеганках, настолько обнаглевшие, что даже не постеснялись явиться во французский город со своими омерзительными красными крестами, - ухмыляясь, рассматривали баронессу. Ни один из них не чувствовал ненависти, которую излучали даже грудные младенцы на руках мамаш и нянек. Алиенора не желала им ничего хорошего и удивилась, что их готовность поучаствовать в турнире была с благодарностью встречена синеглазой наследницей обширных угодий. Глашатай еще погорланил, да подудел в рог, но больше желающих сделаться знатным сеньором не нашлось. Алиенора поспешила к трактиру.
