Глава 15Он летел вверх по лестнице, забыв о своей спутнице, с трудом за ним поспевающей. Злость закипала в нем, подкатывала к горлу, лилась в глаза, кривила рот звериной судорогой. Повинуясь эмоциям ненависти, магия сочилась из кончиков его пальцев без всякой палочки, лестницы выстраивали кратчайший путь до цели – до третьего этажа, который уже чинил препятствия отважному одиннадцатилетнему мальчишке. Собака спит, крышка люка сорвана, в темных корнях растения зияет дыра. Снэйпу хотелось кричать, разнести стены, разметать все то зло, что посмело проникнуть вовнутрь его замка, его сердца. Зло, которое отнимало у него всех, кто был ему дорог. Он ненавидел Дамблдора, его трясла крупная дрожь от одной мысли о том, что Гарри мог не справиться с навалившейся на него тяжелой задачей, что он, возможно, ранен, этот маленький зеленоглазый мальчик. «Я не позволю тебе отнять у меня ее сына! Не позволю!» Страх подгонял профессора, который, не замечая препятствий, просто взорвал выстроенную сильнейшей магией дверь, которую можно было открыть одним лишь крылатым ключом. Ключ уже был заперт по ту сторону двери, в кармане Гарри. Для Снэйпа не было преград. У него была цель. И эта, так незаслуженно невзлюбившая его цель, сейчас могла в нем нуждаться. Шахматная доска и две детские фигуры среди обломков. Снэйп в один скачок пересек зал и склонился над телом первокурсника.
- профессор?
Гермиона была напугана. Снэйпу показалось, что она боится именно его.
- Грейнджер, что с ним? – прорычал Северус.
- п-просто упал… а вы… вы разве не там? Вы же… это же вы хотели украсть философский камень?..
- Гермиона, что ты несешь?! - Снэйп потерял холодное лицо бесстрастного зельевара. Он нервно искал жилку на шее Рона. Щупал пульс, заботливо, хоть и резко, убирал с его лба прилипшие волосы, пытаясь оценить состояние мальчика, - ссадин много, но ни одной глубокой, у него легкий обморок, и, видимо, будут синяки от падения, - скороговоркой заключил он, скорее для себя. Затем серьезно посмотрел на Гермиону. В глазах девочки читалось недоумение.
- Мисс Грейнджер, расскажите все мадам Помфри и, как только убедитесь, что Уизли оказана необходимая помощь, пошлите срочную сову Дамблдору, - он выплюнул это имя с остервенением и ненавистью. Он не готов был расплачиваться жизнями близких ему людей за победу в шахматной партии выжившего из ума старика, считающего себя, ко всему прочему, великим стратегом. Гарри – не разменная монета, которую придется заплатить за сохранение мира во всем мире, - не тратьте время на описания подробностей. Наш директор настолько прозорлив, что в красках представить произошедшее ему не составит труда, - брезгливая усмешка исказила его бледное лицо. Все человеческое, что с таким трудом в нем прорастало, что казалось, было способно в нем выжить и укорениться, было начисто стерто за считанные секунды.
Снэйп резко поднялся и оглядел свою спутницу. Минерва не уступала ему в бледности, руки ее слегка подрагивали, в глазах вспышками сверкали решимость и злость. Снэйп был рад увидеть в ней ту же злость, что клокотала и в нем. Это была не просто радость, это была горячая волна благодарности и нежности – он вдруг увидел в этой худой женщине соратника, близкого духом… даже родного… это придало ему сил, он развернулся на каблуках и бросился к проходу в следующий зал.
По периметру большого сводчатого помещения с колоннами полыхало адское пламя –заклинание четвертого уровня сложности, относящееся к самым темным областям магии. Снэйп замер в нерешительности. Посередине зала, тусклыми бликами отражая пламя, мерцало зеркало Еиналеж. Гарри стоял спиной к входной двери, а напротив него, изможденный и искалеченный, изуродованный самой смертью хриплым шепотом скалил беззубый рот лорд Волан де Морт.
Снэйп стоял, как вкопанный, словно оцепенев. Он напряженно наблюдал за разворачивающейся на его глазах сценой, время замерло. Охотник пытался загнать жертву. Что-то мешало Северусу черной тенью ринуться в пекло, прогнать охотника, наплевав на правила. Правила. Он вдруг вспомнил о том, что были какие-то правила. Рациональное начинало давить своей холодной массой горячие чувственные порывы. Снэйп взвешивал и оценивал. По сути, жизни Гарри пока еще ничто не угрожало. Темный лорд и впрямь был удивительно слаб, возможно, Альбус и прав…. Возможно, мальчик справится сам… Возможно, действительно есть какой-то высший смысл в том, чтобы он со всем справился сам… Снэйп почувствовал неприятный укол безразличия. Но как? Ведь ему не может быть все равно, что случится с мальчишкой? Он так долго прислуживал то одной, то другой стороне, что теперь ему проще подчиниться, нежели отважиться на собственное решение? На этот раз его колола уже совесть, которая терзала душу и рвалась туда, в пекло, на помощь. Но он стоял, не шелохнувшись. Как ни гадко это признавать, Альбус во многом прав, особенно в том, что касается высшего предназначения, глубинного смысла и мирового масштаба. Внезапно пришло осознание того, что единственным верным решением будет не мешать Гарри. Не мешать пророчеству.
Сзади послышались торопливые шаги, Северус обернулся. В распахнутые двери влетела разъяренная Минерва. В тот самый момент Темный Лорд скомандовал атаку и послушное тело Квиррела, протянув руки ринулось к горлу Гарри. Минерва, на секунду остановившаяся в дверях, вскрикнула и понеслась вперед, в огонь, не разбирая дороги. Львица спешила защитить своего львенка и разорвать в клочья обидчика, не заботясь о себе. У самого пламени, тянувшего свои жадные языки к своей легкой и отважной добыче, Минерва почувствовала, как чьи-то крепкие руки схватили ее поперек туловища и, резко приподняв, вырвали из пламени, уже облизывающего края ее мантии. Она стояла, едва держась на ногах. В крупных серых глазах застыл животный ужас. Сердце бешено стучало, норовя вырваться из груди. Северус настойчиво придерживал ее за плечи и напряженно всматривался сквозь пламя в самый центр зала, где, кажется Гарри удавалось пока одерживать верх. Он видел, как тело Квиррела, в последней судороге обратилось в прах и тряпичной куклой повалилось на каменный пол. Он видел, как над телом встал дух темного Лорда. Он чувствовал гнев своего бывшего хозяина, он услышал нечеловеческий рык, с которым этот сизый сгусток обрушился на Гарри. И он слышал еще один крик, который издала в его руках Минерва, отчаянно забившись и пытаясь высвободиться из крепких объятий зельевара. В ее крике была боль, страх, ненависть, беспомощность. Он крепче сдавил ее хрупкое тельце в плотной бархатной мантии. Он чувствовал горечь, которая охватила ее, он не мог терпеть ее отчаяния, он вскинул руку с волшебной палочкой:
- экспекто патронум!
Серебристый кот, шипя и ероша полупрозрачную шерсть на призрачном загривке, устремился в гущу событий. Миновав пламя, он врезался в призрак Темного Лорда. Тот, уже успев повалить Гарри, отпрянул, взвился вверх грязной тучей, и с воем растаял. Адское пламя спало. Кое-где еще скакали крошечные его язычки, уже не представлявшие угрозы.
Снэйп почувствовал, как в его руках глубоко выдохнула Минерва. Она медленно опустилась на колени и, уткнувшись в них лицом, стала похожа на крошечный комочек зеленой материи. Снэйп опустился с ней рядом и провел рукой по ее спине. Волосы выбивались из пучка, шляпа была где-то давно потеряна, тело сотрясалось мелкой дрожью – сходило напряжение. Он вспомнил все ее действия, все слова. Ее заботу об этом злосчастном мальчишке, вспомнил, с какой отвагой она, не помня себя, ринулась в самое пекло. Северус улыбнулся. Это была все та же, непривычная ему теплая улыбка. Он почувствовал, насколько он восхищается этой женщиной и насколько дорожит. И вновь волна нежности прокатилась по его телу, заливая все самые отдаленные и темные закоулки. Не существовало ничего роднее и ближе этого бархатного комочка. Ему вдруг невыносимо захотелось обнять ее, прижать к себе так крепко, как только возможно. Он обхватил ее тоненькие плечи и приподнял их. Ее заплаканное лицо оказалось совсем близко, сантиметрах в пяти. Он, не отнимая рук, принялся жадно ее рассматривать, как будто видел впервые. «И какой идиот придумал называть ее старухой? Ей же лет сорок, не больше… То есть, конечно больше, но мерлин меня подери…» Он вглядывался в ее мягкую кожу: «…одна тоненькая морщинка на лбу, несколько лучиков в уголках глаз…» Ее крупные, влажные от слез глаза с удивлением и беспокойством наблюдали за ошалевшим взглядом Северуса. «Несколько морщинок вокруг губ. Темные волосы, без намека на седину… и кто когда назвал их черными? Они отливают густой медью.. или это пламя оставляет на них рыжеватые блики?.. А может, это опять мое сознание рисует родной образ, примеряя его на всех, кто мне дорог? Может, почувствовав к ней тепло, я пытаюсь найти сходство с Лили?.. Чушь,» - он снова заглянул в серьезные серые глаза: «сколько строгости в этих глазах, сколько чопорности. Как вы очаровательны в своей сдержанности, профессор МакГонагалл… да что со мной?..» Снэйп был крайне растерян, как утопающий, хватающийся за любую нить, он попытался ухватиться за ее спасительный взгляд, приблизившись еще больше. Но она резко опустила глаза… опустила их в смущении, залившись густым румянцем. Снэйп, невинно разглядывающий ее лицо и желавший лишь рассмотреть его во всех подробностях вдруг ощутил неловкость. Перед ним сидела женщина, которую он так бесцеремонно осматривал, практически касаясь своим длинным носом ее лица. Эта неловкость и возможность существования чего-то большего, нежели праздное любопытство, то, что заставило ее отвести взгляд, вскружило ему голову, он глубоко задышал, с трудом соображая, что делает, прикрыл глаза, отвергнув тем самым существование мира за пределом ее лица и нежно коснулся губами ее губ. Плечи под крепкими руками дрогнули от неожиданности, он притянул ее к себе и поцеловал чуть настойчивее. Она ответила на поцелуй. Время умерло, и пространство последовало вслед за ним. Они были центром и гранью вселенной.
Наваждение покинуло обоих одновременно. Они отстранились друг от друга, не чувствуя ни нежности, ни смущения, ни даже растерянности. Мысли пришли в рациональный порядок. Минерва резко встала и подбежала к Гарри. Северус последовал за ней. Она склонилась над мальчиком. Он стоял чуть поодаль и ждал ее вердикта. Такую сцену и застали, вбежавшие в погруженный в тишину зал Дамблдор, Хагрид, мадам Хуч, профессор Стебль и профессор Флитвик.
- Минерва, что с ним?! – запыхавшаяся Помона, причитая и охая, налетела на Минерву.
-Все в порядке, обморок, небольшие ушибы. Мадам Помфри быстро его на ноги поставит.
- Гарри!!! – вскричал великан, заламывая руки.
- успокойся, Хагрид, Минерва же сказала – все в порядке, - профессор Дамблдор сочувственно похлопал Хагрида по руке, - Северус, тебя не затруднит отнести его в больничное крыло? – хитрые глаза сверкнули бирюзой из-под очков-половинок, - у нас здесь еще много дел.
- конечно, профессор, - Снэйп не узнал свой хриплый металлический голос. Он снял с себя мантию и, бережно завернув в нее Гарри, подхватил его на руки. Мальчонка был не тяжелее медного котла средних размеров. Он доверчиво уткнул свой детский носик в грудь зельевара и умиротворенно засопел. Снэйп вздохнул и направился к выходу. «Теплый, маленький… и почему ты так меня ненавидишь? Хотя, знаешь, возможно, ты и прав. Я сам себя иногда ненавижу…» у самых дверей Снэйп обернулся и взглянул на толпящихся у зеркала преподавателей. Одна лишь фигура стояла от них чуть поодаль. Стройная и строгая она вдруг повернулась и посмотрела в сторону Северуса. Ему захотелось броситься к ней, заключить ее в объятия и никогда больше не отпускать. Он знал, что нашел еще один источник тепла. Самый надежный и самый верный. Он развернулся и, улыбаясь куда-то внутрь себя, уверенным шагом направился в больничное крыло.
Эпилог.
Было обычное лето. Ежедневная работа на Орден. Изнуренные жарой и непрекращающейся слежкой его члены под покровом ночи возвращались в дом Блэков. С каждым днем их лица становились все более хмурыми, а вести, которые они приносили – все более печальными. Темный Лорд искал пути вернуться, его сподвижники были полны уверенности и ярости. Снэйп истощился от приказов Дамблдора. Его мысли вновь были короткими и бесчувственными. У него не было времени что-то обдумать или вспомнить. Может, так оно и лучше. Так он был менее уязвим. И так, определенно, было менее больно. В редкие минуты отдыха он безразлично разглядывал членов ордена. Все более потрепанные Уизли возвращались первыми, затем - все более серый и болезненный Римус, исхудавшая Тонкс, пытающийся не замечать усиливающуюся от усталости хромоту Аластор Грюм. Это было последнее лето, когда они возвращались без ранений. Это было последнее лето, когда они вернулись все.
