Дороги

Глава 15

Кому не знать, как проходит обращение, как не тебе, перекраиваемому? Или не под твои веки загоняют чёрный мрак? Или не твою больную голову заполняют свинцовой тяжестью? Или не тебя распирает звериная ярость и жестокое возбуждение
Я не вижу ничего, я слеп.
Кто скажет, ползёт ли чёрная шерсть по моему хребту, закатываются ли мои зрачки, выпирают ли клыки, набухают ли жилы?
Я слеп, и я не вижу даже своей жертвы, ибо меркнет свет, пропадает всё, и багровое принимает меня, обволакивая с утробным урчанием, а во тьме лопается кожа и трещат кости.
Хотел бы я терять сознание вместе с контролем над собой.

* * *
Вот это тёмное, свернувшееся в углу клубком – Дикарь. Подтянув колени к груди и подложив под щёку локоть, он спит, и Дьюн вслушивается в его мерное дыхание.
Глаза слипаются, но ни в коем случае не следует поддаваться, нельзя, нельзя поддаваться. Стоит только сомкнуть на мгновение веки, как выступит из тьмы скалящаяся морда – чёрт возьми, вот это наваждение!.. Блестят клыки в раззявленной пасти, и налитые кровью глаза бешено вращаются в орбитах, а пальцы тянутся и тянутся к ней из темноты, чтобы сомкнуться на её шее… Нет, нет, спать больше нельзя.
Порывисто вздохнув, Дикарь переворачивается на другой бок и вновь сворачивается, словно зверёк в своём логовище.
Какие глупые сны. Какая глупая Дьюн. Кошмары ей не снятся с детских лет, это верно, но эта избушка и этот спутник, лежащий в углу возле своего чёртова саквояжа, кому угодно приманят дурной сон.
Дьюн глядит на наручные часы – стрелки их покрыты фосфором, так что в этом мраке ей всё же удаётся определить время. Кажется, что ночь на исходе, но нет – до рассвета ещё три часа.
Дикарь вздрагивает во сне и начинает глухо бормотать, отчего у Дьюн холодеет спина. Вжавшись в стену, она нащупывает в кармане его бритву, бритву с ручкой из буйволовой кости.
Они уходили от реки в молчании – Дикарь всё трогал лысую макушку и качал головой, а Дьюн… Дьюн прикидывала, когда Дикарь догонит её, уйди она в город в одиночку.
Бритву назад он не попросил, и Дьюн о ней не напомнила. Брусок земляничного мыла остался лежать в мокрой траве – о нём забыли они оба.
У Дикаря дёргаются ноги, словно через него пропустили ток. Вот он вытянулся во весь рост, чуть не задев правой ногой Дьюн, и Дьюн поспешно отползает в сторону. В голове её мелькает мысль об эпилептическом припадке – но Дикарь, издав стон, затихает. Через мгновение он вновь сворачивается в клубок.
Решение принято.
Дьюн поднимается на ноги и хватает с пола свой рюкзак. В правом кармане бритва. В левом – фонарик.
До рассвета три часа.
Дорога куда-нибудь и выведет.